Кружева Бессмертия

Глава пятнадцатая

В этот миг все и началось.

Прямо по разделяющему долину и Подземелье рубежу вытянулась золотая нить, похожая по структуре на паутину пауков Адских джунглей — словно состоящая из многочисленных, крепко скрепленных восьмиугольников. Сплетенная из паутины сеть легко могла выдержать слона с лопнувшими висками или выстрел из катапульты, но здесь и сейчас плелась не сеть. Из золотой нити в небеса вылетела серебряная крошка, мигая вечерними звездами, следом начала трескаться, словно стекло, сама реальность, нагромождением хрустальных осколков возводя новую границу между обиталищем Соратников-шахтеров и Основой Нижних Реальностей.

Кристаллообразная насыпь росла быстро, словно политые живой водой волшебные бобы. Оранжевое небо, отражаясь в битом стекле действительности, окрасило оставшихся вне долины Глюкцифена, фурий и таггора желто-красными переливами. Окрасило — и заставило застыть в вечности, словно подвергнув их Обретению Покоя. Все застыло по ту сторону треснувшей реальности, замерло таким, каким было в тот миг, когда долину отрезало от Подземелья: Глюкцифен дергал себя за бороду и правое ухо, фурии с каменными лицами устремились в зону Инфекции, тагорр распахнутой пастью напоминал Адские Врата — но когда Уолт и Эльза заходили в долину, убоговская креатура начала закрывать пасть. Великая Река Времени наткнулась на препятствие и замерла, раздумывая, что с ним делать.

Уолт невольно вспомнил лангарэевскую Пелену.

Не похоже, правда, — но в то же время до ужаса похоже.

Магистр ударил не раздумывая. Может, опять напали Хирурги, может, еще один убог жаждал разобраться со смертным, может… Много чего могло быть. Но не было времени на размышления. Сгусток магической энергии приобрел форму, гиле воздуха затрещало, подчиняясь ноэме и ноэзису. Плеть голубой молнии хлестнула по стеклу, оставив на стене пульсирующий октарином поцелуй. В ответ стена выгнулась выпуклостью на месте удара, потянулась потрескавшимся хрустальным наростом. Будто стеклянный драконас из Ничейных земель издевательски показал язык.

Багровая шестиугольная звезда врезалась в стекло рядом с поцелуем, растеклась огненной кляксой — и застыла, очутившись в дымчатых кварцевых объятиях. Эльза выдохнула, вскинула руки в новом Жесте, готовя новый удар, Уолт зашептал Слова, призывая как атакующие, так и защитные заклятия. Вокруг девушки вспыхнул жемчужный ореол, восемь языков золотисто-желтого пламени медленно потянулись из земли под ногами, на кончиках пальцев заблестели чары Света. Уолт видел, что Эльза старательно выдерживала последовательность запутанных пассов, стараясь максимально использовать доступные ей запасы Силы. «Нельзя задействовать Копье Богов? Тогда создам заклинание не менее великое и могучее!» — так и читалось в решительном взгляде девушки.

Поле Сил, возвышенно называемое древними волшебниками «Великим Дыханием Мира», задрожало и чуть ли не зазвенело от мощности и сложности закружившейся в бешеной круговерти магии. Эльза едва удержалась на ногах, Уолт чуть не налетел на стеклянную стену. Чужие чары властно заявили о себе — непонятные, непривычные, неподвластные. Тугой узел посторонней волшбы втянул в себя созданные Магистрами магополя, обескровив творимые формы заклинаний.

Уолт быстро обернулся — и увидел белое, как снег, мерцание, погребальным саваном окутывающее элхида и охранявших психомага фурий. Псионик дернулся мухой в паутине, пытаясь вырваться из окружавшей магии, но не смог сдвинуться с места. Щупальца зашевелились; судя по начальным движениям, они готовились сплести узор, закрепляющий контур заклинания эль-элхида, пропуская через него его психомагию. Но Райхгер не успел. Вспыхнул невообразимой цветовой гаммой и тут же погас выросший из-под земли цилиндр, внутри которого оказался ментальный маг с охранниками. Никуда не исчезавшее сияние, лишь на миг скрытое цветовым взрывом цилиндра, поземкой обволокло Цфик-лай-Торага и Продолжающих.

Слова застряли в горле Уолта — Слова, необходимые для Защитных чар. Это было недопустимо для боевого мага, но увиденное далее могло заставить не то что Слова, но и Жесты, и вообще мыслеформы застыть.

Вторые Глаза видели всю магию вокруг, все энергии Поля Сил, колышущегося вокруг смертных и друз задумчивыми волнами. Они видели цилиндр, сотканный из колючей магии (именно колючей! при взгляде на составляющие ее чары эфирный взгляд словно что-то царапало), видели, как цилиндр питается вырываемыми из колдовских полей энергетическими частицами — но они не видели, откуда берутся энергия и материя для костей, суставчатых костей, которые начали прорастать внутри цилиндра. Как сказали бы философы Роланской империи, осмысливающие, откуда взялись Хаос и Порядок, из которых сотворено все сущее: «Ex nihilio» — «Из ничего».

Суставчатые подрагивающие кости, белые, как сияние вокруг элхида и фурий, появлялись из ничего, нарушая естественные и магические законы. И они не обращали внимания на объекты, находившиеся в той же самой точке пространства. Треснула друза, когда из нее (сквозь нее!) проросли костяные щупальца, блеснули разлетающиеся осколки, многократно преломив в себе недоуменно застывшего элхида. Замершие фурии никак не отреагировали, хотя их груди и животы просто разорвало. Ничего не успел сделать элхид, когда сразу четыре кости появились в его теле — по одной в плечах и бедрах. Психомаг вздрогнул, рванулся — и застыл, словно нанизанный на парализующую иглу папилионид-пожиратель, нечисть, похожая на бабочку, за которой с необъяснимым энтузиазмом охотятся эстет-нечистологи, желая пополнить коллекцию еще одним чудовищем.

Кулак Ветра, созданный Уолтом, ударил по цилиндру и отскочил, обиженно завывая потоками воздуха. За ним осторожно подкралось сплетенное Эльзой Разочарование Гиппия — малая форма Полного Разочарования, обнуляющая не все используемые в пределах колдовского поля чары, а лишь их часть, проделывающая своеобразный канал в магических плетениях, сквозь который может хлынуть иная магия. Создавший заклинание волшебник из Древнего Морского Сою за исходил из привычки чародеев ставить на Стихийные Щиты защиту от Полного Разочарования — и в кипевших тогда войнах Морского Союза с молодой Роланской империей маги Союза дали своим войскам преимущественный перевес, лишив империю примерно трети чародеев, прежде чем Разочарованию Гиппия нашли контрзаклинание. Впрочем, в итоге Союз все равно пал под натиском легионов империи: пока маги самозабвенно колошматили друг друга, простые смертные железом проложили роланскому императору путь к власти над западным побережьем.

Гм. Ну вот, опять отвлекся…

Разочарование Гиппия коснулось цилиндра, попыталось прогрызться через призрачную пелену, составляющую материал фигуры. Если бы заклинанию это удалось, то следом помчались бы, стремясь опередить один другого, боевые заклятия, готовые и помочь элхиду, и расправиться с вражескими чарами.

Если бы удалось.

Не удалось.

Разочарование Гиппия вскипело, скрутилось октариновыми жгутами и полыхнуло похожими на орочьи символы Тьмы знаками: кривляющейся перечеркнутой свастикой, означающей не ход Солнца, а пришествие Ночи; надменной совой, обозначавшей власть темноты не только у шаманов Восточных степей, но и в древних культах Первой Эпохи; трепещущее на ветру покрывало, которое везде считается символом отрешенности от внешнего мира, скромности и добродетели, везде, кроме орочьих орд под Великой грядой, прибегавших к образу покрывала для обозначения скрытых во мраке Сил; и саранча, но саранча не простая — шаманы Восточных степей верят, что в назначенный самой Судьбой день Адарис-Мрак и Адария-Тьма от совместного союза произведут существ, перед которыми малыми детьми покажутся Твари, и полчища чудовищной Саранчи сожрут Равалон, не тронув земли лишь поклоняющихся Мраку и Тьме.

Заклинание полыхнуло — и само собой распалось.

Внутри цилиндра двигавшиеся кости сложились в нечто схожее с позвоночником, на ребра которого нацепили элхида и фурий — и замерли. И на них начала прорастать плоть. Губчатое костное вещество, нервы, мышцы, кровеносные сосуды, органы (два сердца?! или показалось?), более мелкие пластинчатые кости, кожа и остальное — все так же ex nihilio.

Так не бывает! — возмутился разум.

Ну отчего же? — усмехнулись чувства.

Видишь — бывает. Еще как бывает. Единичный уникальный случай. Рай для идиографии. Но — есть.

Уолт покосился на Эльзу. Побледневшая девушка с ужасом смотрела на происходящее в цилиндре, но держалась. Поверх одних живых существ из ничего появляется новое существо? Пфе! После адских посмертий таким не удивишь! А если и удивишь, так нет времени всецело предаваться удивлению. Уникальный случай? Жать. Он опасен. Подлежит уничтожению. С ним не справился ментальный маг, опытом и Силой превосходящий и ее, и Уолта? Тем более опасный. Тем более подлежит уничтожению. Не ударим первыми — погибнем. Ударим — может, удастся выжить.

Ракура прочитал девушку, как магический Свиток. Символы — они не только в магии и мистике. Смертные постоянно используют знаки для передачи смыслов, осознанно и неосознанно. Эмоции, движения, поза — все выдавало в ар-Тагифаль готовность к неравному бою, в котором она не надеялась победить.

Нет, так дело не пойдет.

Уолту очень не хотелось, чтобы Эльза погибла.

И прежде чем он понял, откуда взялось щемящее чувство тревоги, прежде чем осознал, что беспокоится за Эльзу — не за боевого товарища! не за носителя Деструктора! за Эльзу, именно за Эльзу! — Уолт бросился к цилиндру.

Раньше нее.

Раньше ее заклинаний.

Поэтому он первым увидел, как вся копошащаяся на пронзивших элхида и фурий костях масса из мускулов и кожи, органов и кровеносных сосудов и прочего — как вся эта масса в один момент обрела отчетливую форму.

Огромный толстый человек, размерами под стать великану из пустыни Рун, безразлично посмотрел на Ракуру. Полностью голый, толстяк занимал весь цилиндр, где до этого спокойно помещались друза и смертный в компании с Младшими убогами. В теле человека сгинули эль-элхид и Продолжающие, они были поглощены жирдяем, как кипяток растворяет в себе сахарные фигурки. Аура элхида погасла в черно-серых течениях тонкого тела толстяка.

Для психомага погаснувшая аура означает только одно.

Нет больше психомага…

Цилиндр вздрогнул и треснул, не в силах удержать движущееся тело. Громадный человек колыхнулся навстречу бегущему Магистру, девятым валом плоти скрывая за собой оранжевое небо, Уолт метнулся было назад, швырнув навстречу врагу — конечно же врагу! кем оно еще может быть?! — приготовленную Четверицу, и…

…и очутился на холме посреди бескрайнего поля. Грязно-желтая трава, достававшая до колен, волнистыми полосами вздрагивала от горизонта до горизонта — без всякого ветра. Небо пропало. Не изменилось, не поменяло цвет, не раскинулось иномировым сводом — совсем исчезло. Место небес занял город. Перевернутый город: тянулись крышами к земле двухэтажные кирпичные дома, башни острыми верхушками задевали траву, купола храмов, посвященные неведомым богам, вгрызались в почву.

Неправильный город.

Неправильный мир.

Убоги побери, как он здесь очутился?! Почему перестали работать Вторые Глаза?! Где Эльза?! Где толстяк?! Субпространство? Слишком большое. Субреальность? Нарушены законы материнской реальности — Равалона. Иной мир? Гм, в который раз за сегодня он уже рассматривает этот вариант? Не было никакого Перехода в другое мироздание.

Тогда что это за место? Надо воспользоваться магией и определить…

Великий Перводвигатель! Уолт с трудом удержался, чтобы не завопить. Локусы Души молчали, игнорируя запросы Ракуры, скрывшись улиткой в раковине. Он чувствовал струящуюся по ауре Силу, мог показать, где сейчас больше всего собралось магической энергии — но Сила отказывалась повиноваться Уолту, наплевав на его ноэмы и ноэзис.

Между ними словно опустилась замковая решетка.

Думай, Уолт. Ты читал о таком. Во время обучения. Ты слушал лекции, тренировался на полигоне, общался с Магистрами с других кафедр, изучал трактаты по боевой магии и не только — и где-то точно встречал упоминание о подобном воздействии на тонкое тело.

Когда собственная Сила рядом, руку протяни — упрешься в невидимую преграду, и магия издевательски покажет тебе язык — не поймаешь, не поймаешь!

Вспоминай!

Одна из башен неподалеку взорвалась, поцеловала степь ураганом обломков. Из расколотого напополам здания на землю с грохотом свалилась огромная туша, влекущая за собой тонкие оранжевые нити. Уолт пригляделся, не переставая воссоздавать в памяти лекции, беседы и древние трактаты. Может, новые данные позволят лучше определить угрозу и ее источник?

Если эти новые данные не прикончат его раньше срока, конечно же…

Выпавшее из разрушенной башни существо поднялось и выпрямилось. Четырьмя руками оно походило на гильгамека, а лошадиным торсом — на кентавра. Голова вообще досталась ему от носорога. Чудовище огляделось и оглушительно заревело, заметив Уолта. Не прекращая реветь, оно бросилось к магу.

Ракура быстро огляделся, но ничего, что могло бы сойти за оружие, рядом не находилось. Даже кривой коряги. Гм, в кулачном бою с такой тварью лучше не сходиться.

Да, сейчас бы пригодились навыки мастера рукопашного боя Лан Ами Вона, телохранителя покоев императора Преднебесной. Помнится, Вон мог сойтись с взбешенным медведем без всякого оружия — и выйти из драки без малейшей царапины.

И, разумеется, Тахид не удержался:

«Да заткнись ты уже! И без тебя тошно!» — не выдержав, заорал Уолт сам на себя. Гул перерождений, стучавшийся в затылок, затих. Не вовремя, как не вовремя!

Гильносотавр (как обозвал про себя существо Ракура) приближался, замахнувшись правыми руками для удара. Тянувшиеся за ним нити натянулись, гильносотавр было замер — но рванулся вперед, резко вытащив из башни то, к чему нити тянулись.

Огромный пульсирующий мозг. Уолт, хоть и видел его до этого момента лишь на картинках (молчали реинкарнации, среди воплощений не затесалось ни одного элхида), сразу узнал: Сверх-Мозг, магически обработанная нервная система спинного и головного мозга развившего до предела свои психомагические умения эль-элхида, еще при жизни носителя разрастающаяся до размеров слона и использующаяся после отделения от тела как телепатический координатор действий сообществ элхидов. Сверх-Мозг управляющего Совета, Сверх-Мозг полиции, Сверх-Мозг военных, Сверх-Мозг строителей, Сверх-Мозг магов и так далее — для каждой ячейки создавался своеобразный центр управления, объединяющий разумы элхидов в единое целое.

Ошеломляющая догадка стремительным глашатаем пронеслась в разуме Уолта. Неужели?! Но если так, то…

Гильносотавр был уже рядом. Он легко взобрался на холм, оставляя за собой растоптанную траву, и встал на дыбы перед Уолтом. Копыта опасно нацелились в голову Магистра. Один такой удар — и заказывай профессиональных плакальщиц!

Уолт напрягся. Если он ошибся…

Не хотелось, чтобы он ошибся.

Он в Подземелье. Разумной энергеме с распоясавшейся Тиэсс-но-Карана не удастся покинуть посмертия Нижних Реальностей просто так. Пробиться сквозь ауры Разрушителей, преодолеть Везде-и-Нигде с философствующим на бессмысленную тему Ангелом Небытия, избежать в Равалоне богов смерти, преследующих избежавших перерождения души, не попасться в лапы ведьмакам, некромагам, ловцам духов или, что хуже, собрату по ремеслу, боевому магу, развоплощающему неупокоенные души, — слишком много преград для неприкрытой могущественным заклинанием разумной энергемы. Слишком легко попасть в Белую Пустыню и Круговорот Рождений.

Если он ошибся…

Копье с тонким и длинным наконечником вонзилось в переднюю левую ногу гильносотавра, пробило ее насквозь. Брызнула кровь — привычный для сознания эквивалент того, что действительно потеряло существо.

Сконцентрированная воля Уолта дрожала. Дрожало созданное из воли копье. Какой-то частью себя боевой маг не верил, что задуманное удастся, что он верно догадался, какие чары окутали его разум — и неуверенность передалась копью. Оно замерцало, не обладая достаточной решимостью индуктора, и вернулось туда, откуда возникло. В сознание Уолта.

Магистр кубарем покатился с холма, уклоняясь от ударов раненого гильносотавра, который взбесился и попытался поймать человека нижними руками. Раненая нога мешала существу быстро двигаться, и Уолт с легкостью избежал захватов противника.

Оказавшись у подножия холма, маг быстро вскочил на ноги, оценивая обстановку. Он оказался прав в своей догадке, но это не успокаивало. Уолт понимал: все только начинается. Ведь в психомагии он полный профан, а почерпнутых из теории, а не на практике знаний может не хватить для ведения псионического боя на равных.

Ракура уже не сомневался, что, когда он бросился к цилиндру, на него обрушился огромной Силы ментальный удар, вбросивший его в искусственную психореальность, обладавшую статусом виртуальности по отношению к долине Соратников, где Магистра настиг псионический разряд. Там, в реальности Подземелья, пройдет пара секунд, а то и меньше, и брошенная Уолтом Четверица отлетит от мага буквально на несколько сантиметров — а здесь, в психореальности, созданной сообразно опыту, воображению и воле боевого мага, могут пройти года — при должном умении накладывающего психоэнергетическую ловушку на разум псионика.

Года!

Хотя появившийся гильносотавр неоднозначно намекал — ждать десятилетия никто не собирается. Ментальный удар погрузил сознание Ракуры в психореальность и создал для его разума угрозу, воплотившуюся в образе четырехногого и четырехрукого создания, направляемого Сверх-Мозгом. Вражеская воля, персонифицировавшаяся в существе, пыталась не просто подчинить себе сознание Магистра, но и уничтожить его. И вся психореальность вокруг служила ему поддержкой!

Успокоившийся гильносотавр воздел верхние руки и развел нижние в разные стороны. Оранжевые нити натянулись, по ним пробежали зеленые искры. Вражеская воля готовилась к новому удару. В каждой руке гильносотавра появилось по огромному топору. Лезвия — такими только слоновьи туши разделывать. Уолт сглотнул. Единственной защитой, которую ему удалось создать, сконцентрировав волю, оказался небольшой круглый деревянный щит с железным ромбом посредине. На ромбе гордо выпрямился василиск, и он собирался быть таким же гордым, когда топор разделит его на две части вместе с хозяином.

По здравом размышлении Уолт убрал щит и сфокусировался на оружии. Гладиус сменился длинным протазаном в тот миг, когда гильносотавр ринулся с холма вниз, на Магистра. Уолт застыл, выжидая.

Давай!

…Ментальный бой погрузившихся в психореальность магов не всегда заканчивается победой именно психомага. Если в мире магии Стихий и Начал большую роль играют именно чувства и разум с гиле и ноэмой, то в психическом мире на первый план выходят воля и ноэзис. Сильный духом и уверенный в себе смертный без всякого Дара в поединке воль может одолеть мага, если у того нет такой же силы воли. Другое дело, что обычно психомаги и иные маги, преодолевшие Двенадцатый уровень Великого Искусства, самоуверенны и обладают мощной волей. Но — шанс есть…

Гильносотавр, почти достигнув подножия, неожиданно прыгнул. Уолт не знал, собирается ли образ чужой воли обрушиться на него, перепрыгнуть и напасть со спины или еще что. Магистр увидел отличную возможность для контратаки и помчался вперед. Протазан вспорол воздух, руки заболели от непривычной тяжести. Гильносотавр рухнул чуть ли не на спину боевому магу, задел задней ногой плечо. Магистр упал, тут же покатился по земле, уходя от возможного удара. Но удара не последовало. Протазан упал на нити, и, повинуясь последнему волевому приказу Уолта, полученному за миг до того, как маг выпустил копье из рук, превратился в лезвие гильотины.

…Индуктор психомагического поля в психореальности кроме воли всегда использует дополнительные псионические средства: телепатией баламутит мысли, не давая сосредоточиться, телекинезом блокирует движение мышц в реальности, тем самым тормозя противника в психоэнергетической ловушке, насылает галлюцинации, сбивающие с толку. Опытный психомаг никогда не сводит атаку к одному лишь ментальному выпаду. Опытный психомаг, будь он хоть тысячу раз уверен в своей воле и решимости, всегда подкрепляет ментальный удар рядом психозаклятий. Ракура изначально боролся лишь с образом вражеской воли, никакого, кроме ментального, воздействия на сознание больше не было. Значит, враг — неопытный психомаг. Значит, только противостояние воль…

Лезвие упало, обрезая нити, разрывая связь между гильносотавром и Сверх-Мозгом. Гильносотавр взревел, развернулся, воздев топоры, и растворился в воздухе. Бесследно.

Уолт слабо улыбнулся. Повезло. Получается, что именно образ Сверх-Мозга — основа вражеской воли, а атаковавшее существо не более чем инструмент, нож в руке. Он выбил нож из руки. Что последует за ним? Новый нож? Меч? Секира? Или, что хуже всего, лук со стрелами — какое-нибудь чудовище с дальнобойными атаками?

Сверх-Мозг находился по другую сторону холма, и Уолт не видел, чем он сейчас занят. Но ждать, когда внезапно нагрянет новый враг, Магистр не собирался. Поднялся, осмотрелся. Ландшафт не изменился. Это точно доказывало, что психомаг попался никудышный. Цфик-лай-Тораг заставил бы саму психореальность напасть на боевого мага, не говоря уже о том, что мог сломать Ракуру и одной-единственной атакой. Другой уровень. Как и наставник, Райхгер в своей сфере деятельности достиг второго разряда, на что прямо указывала метка инициации на ауре элхида. Вряд ли, атакуя, северный маг мелочится и делает скидку на ментальную неразвитость оппонента.

Мелочился, поправился Уолт. Элхиды — не упыри. После таких ранений Райхгеру не выжить. Успей Уолт и Эльза оказать психомагу помощь, подлечи они его хотя бы Малой Рукой Исцеления, и эль-элхид имел бы шансы. Но психомаг поглощен человеком (человеком ли?!), и ему не помочь.

Интересное совпадение: убийца психомага сам оказался психомагом. Или…

Уолт осторожно выглянул из-за холма, высматривая Сверх-Мозг. Громада бело-серого вещества разбрасывалась нитями по ближайшим башням. Словно солнечные лучи тянулись к перевернутому городу из неба-степи. Зеленые искры кузнечиками запрыгали по нитям, устремляясь к бойницам башен, в которые нити ушли. Уолту не нужно было объяснять, что происходит. Чужая воля собиралась с силами и решила воплотиться сразу в нескольких образах.

Совершенно неопытный психомаг. Простейшее решение: где не справился один, справятся два, три, двадцать три… Но количеством образов с чужой волей не разобраться: толпа хоббитов, равная по массе огру, не завалит огра. Раздробившаяся на ручейки воля не одолеет полноводную реку решимости. Неопытный психомаг только попусту разъединил Силу.

«А ведь это шанс!» — осенило Уолта. Он прикинул расстояние от холма до Сверх-Мозга, бросил взгляд на башни, по которым в такт вздрагиваниям оранжевых нитей начали бежать трещины. Может получиться. Великий Перводвигатель, должно получиться!

Уолт быстро побежал к Сверх-Мозгу, на ходу пытаясь представить нужное оружие. Что-нибудь метательное… способное нанести множество повреждений…

Память услужливо подсунула образ. Не его память, не Уолта Намина Ракуры. Потеснив Тахида, Лан Ами Вон с гордостью напомнил о выдумке преднебесных умельцев. Чо-ко-ну. Скорострельный арбалет, способный выпустить до тридцати зарядов за пятнадцать секунд. Без всякой магии — а это сейчас как раз то, что нужно. Потому что Локусы Души все еще сидели в ложе, с любопытством поглядывали на сцену, но выбраться на подмостки и подыграть актеру не спешили.

Уолт бежал, на ходу концентрируя волю в оружие. Арбалет мерцающим мороком появился в руках. Две узкие коробки, по пятнадцать стрел в каждой, прикреплены к ложу. В желоб стрелы опускаются под действием силы тяжести, а возводится чо-ко-ну простейшим рычагом. Бронированная конница, тяжелая пехота или рыцари в заколдованных доспехах без труда выдержат залпы преднебесного арбалета, но дальневосточные оружейники создавали его для борьбы с кочевыми племенами Ледяных пустошей. Для особых случаев, например, когда шаманы пускали впереди воинов на снежных волках, созданных из льда монстров, использовались заговоренные стрелы, но случалось такое редко: в отличие от гоблинов и орков Восточных степей, пользующихся покровительством могущественных Мрака и Тьмы, занимающих не последнее место в Пантеоне, кочевники Ледяных пустошей поклонялись малозначительным Младшим богам, и Источники для Силы их шаманов были весьма скудны.

Уолт, не останавливаясь, вскинул чо-ко-ну, прицелился. Меткость не главное, Сверх-Мозг огромен, тут важно — зацепить. Мелкие уколы в своей совокупности могут привести к мощному ранению, раздробленная в отдельных ударах воля соединится, ручейки, сливаясь, создадут реку — и, вполне возможно, решимость врага не выдержит, плотина чужого разума треснет, Уолт покинет психореальность.

А там, в истинной реальности, он покажет этому гаду, что с отдельно взятым индивидуумом могут сделать несколько целенаправленно пущенных Четырехфазных заклинаний Стихий!

Он остановился и выстрелил. Стрелы отправились в полет гудящими шмелями, и одновременно треснули все башни, куда тянулись нити Сверх-Мозга.

Уолт мельком отметил, что их восемь. Значит, восемь монстров? Ну, посмотрим, посмотрим…

Он был необычайно спокоен. Память свернулась клубком и посапывала, Тень шлялся по закоулкам души и ничем не проявлял себя, сознание очистилось и затихло, как медитирующий буддист-ракшас. Разум необычайно ясен. Потому что ему нельзя проиграть. Потому что там, вне психореальности, Эльза, и она ждет. Ждет его.

Его воля сильна и разит без пощады!

Стрелы вонзились в Сверх-Мозг, когда обломки башен рухнули на землю, следом за ними вывалились в степь восемь многоруких и многоногих (ну никакой фантазии!) чудищ, а Уолт усилием воли создал новые снаряды и как бешеный дергал рычаг, посылая стрелы в концентрат чужой воли.

Ну! Давай! Давай, подыхай уже!

Сверх-Мозг вздрагивал, оранжевые нити бесились, скручиваясь в зигзаги и опадая, по ним скакали вперемешку с зелеными искрами голубые и коричневые, созданные врагом психосущества поднимались и неуверенно двигались к Уолту — а он все стрелял, не обращая внимания на заливающий глаза пот (он-то откуда взялся?!), на пронзающую кисти боль, появившуюся из-за напряжения воли, на колеблющийся ландшафт — и это тоже из-за напряжения…

Сколько он выпустил стрел? Сто? Двести? Триста? Убоги с ними. Он видел, что творила его воля со Сверх-Мозгом: погружаясь в подрагивающие скопления нервных и глиальных клеток, стрелы оставляли за собой рваные раны, струящиеся необычайно темной кровью. Неопытный психомаг явно не ожидал, что кто-то перехватит его инициативу и атакует, воспользовавшись условиями им же созданного мира.

А это опять заставляло задуматься: почему сразу после поглощения элхида толстяк не сотворил то же самое с Уолтом, а попытался сокрушить его ментальным ударом? Какие-то ограничения на магию, творившую кости из ничего? Или поглощение элхида не прошло даром, и толстяк вынужден был без должной подготовки воспользоваться психомагией Райхгера? По крайней мере, это объясняет посредственность его псионики…

Бросив быстрый взгляд по сторонам, Уолт отметил, что чудовища рухнули на землю и не собираются вставать. Сверх-Мозг издыхал.

Уолт ухмыльнулся. Он мог гордиться собой: быстро просчитал ситуацию и соответственно среагировал, в итоге победив.

В итоге…

Победив…

Мощь чужой воли сдавила Магистра, словно он вновь предстал перед Архистратигом и попал под пресс его ауры. Весь город над головой, от горизонта до горизонта, бесшумно взорвался. Град каменных капель обрушился на степь, взрыхлив землю и превратив траву в клочья.

Как же так?!

Разве он не победил?!

Уолт видел, как здоровенный флюгер в форме играющейся кошки пронзил Сверх-Мозг насквозь; густая кровь, пузырясь, потекла из раны, расколовшей образ вражеской воли пополам. Конец ментальной западни — согласно всем канонам магического Искусства. Это Уолт помнил четко: психореальность держится до тех пор, пока держится образ создавшего ее.

Степь в последний раз колыхнулась волной и принялась украшаться массивами обломков. Но исчезать не собиралась.

Уолт едва успел увернуться от рухнувшей башни; потом пришлось убегать от черепицы, рассерженным роем пчел осыпавшейся на Магистра. От чо-ко-ну он избавился сразу же, как пал Сверх-Мозг, но что делать теперь, под каменным Дождем, Ракура не имел представления. В психомагии Уолт разбирался только в пределах боевой магии и понятия не имел, что происходит.

А затем с небес потянулись щупальца. Огромные, толщиной с трех огров, с вздрагивающими присосками, на которых шевелилась бахрома ядовитых игл, покрытых слизью от начала и до конца. Словно Царь кракенов покинул океанские просторы и забрался на небосвод.

Уолт понял, что ошибся, когда решил, что отвратительнее многоножек-гаррухов ничего еще не видел и не увидит. Место города, осыпавшегося, как шелуха, — чудом удалось избежать стремившихся превратить его в мокрое пятно глыб! — заняла подрагивающая, покрытая переплетениями ярко-голубых вен, буграми мышечной ткани и впадинами рваного мяса плоть, родившая щупальца из себя.

Щупальца тыкались в землю, переворачивали обломки домов и башен, оставляя после себя гору слизи, в которой быстро растворялись останки города. Ракура попятился, хотя это было бессмысленно: деваться некуда. Щупальца везде. Но как? По всем законам психомагии… Да, законы психомагии летели в Тартарарам, недоуменно почесывая в затылке! Происходящее не укладывалось ни в теорию, ни в практику. Проклятье, как сражаться — с этим?

— Уолт?! — изумленный возглас Эльзы оторвал его от созерцания мерзкого неба. Девушка стояла рядом, держа в руках шпагу и короткий кинжал, и потрясенно смотрела на щупальца. Ментальный удар задел и ее? Плохо. Можно было бы надеяться на помощь извне, не сумей он вырваться из психореальности. Но кто поможет, если Эльза заперта в ловушке вместе с ним? Наставник? На него тоже могли напасть. Как и на остальных собранных Авадданом магов.

— Я одолела индуктивный образ и должна была вернуться…

— Я тоже победил, — отозвался Уолт. — Но тут просто убогство какое-то творится… Твою мать! Синтез психореальностей!

— Ох, — только и сказала Эльза, сразу разобравшись, что Ракура имеет в виду.

Ну как он мог забыть? Да просто! Он же не психомаг. Впрочем, хоть Магистр и нашел разумное объяснение происходящему кошмару, но оно все равно не объясняло масштабов случившегося.

Синтез психореальностей. Когда психомаг атакует несколько целей одновременно, помещая их сначала в различные ментальные миры, разъединенные психоэнергетическими барьерами с различной частотой, он способен, потерпев поражение в одной психореальности, быстро изменить частоту и соединить ее с другой. И, самое гадство, в этом случае разъединенная на несколько ментальных миров психомагия увеличивала Силу воздействия не в арифметической прогрессии, а в геометрической. Так слившиеся сознания двух психомагов по воле равны не двум разумам, а как минимум десяти. И если враг с самого начала разбросал волю по нескольким психореальностям…

Каким бы он ни был профаном, но сейчас его ментальная мощь невыразимо возросла.

— Ученички Джетуша, — сказал, словно сплюнул, Высокорожденный. Эльф возник перед Магистрами, держа в руках штуковину, опутанную множеством цепей, ощетинившуюся десятками лезвий и имевшую как минимум три или четыре рукояти. По лезвиям стекала зеленая кровь.

И Светлый оказался в ментальной западне? Час от часу не легче! Мощь врага повысилась на еще одну психореальность.

Кто следующий? Наставник? Дальневосточная волшебница?

Признаться, появись сейчас Таллис Уберхаммер и взмахом руки уничтожь врага — Магистр расцеловал бы Молодого убога.

Жить-то хочется…

Эльф глянул на шпагу и кинжал Эльзы, скривился. На Уолта вообще посмотрел как на пустое место.

— Вы собираетесь сражаться голыми руками? — ехидно поинтересовался Лизар Фоор. Не глядя, он вскинул свое мега-оружие — и размотавшиеся цепи, сверкнувшие клинки, засиявшие Знаки — ведьмачьи Знаки! — ударили по щупальцу, ковыряющемуся неподалеку от магов в груде того, что раньше было двухэтажным домом. Ударили, закрутились, засверкали — щупальце застыло, хотя лишь его конец оказался обвязан цепями, слизь под вырывающимися из Знаков лучами испарилась, оставив голую плоть, и лезвия сверкающими кругами помчались вверх, к основанию, делая из одного щупальца множество мелких. Три огра превратились в десяток худых лесных троллей.

Сразу вспомнилось: Орден к воздействующим на физиологию будущих ведьмаков эликсирам всегда добавлял алхимическое вещество, влияющее на психику, секрет которого не удалось узнать даже соглядатаям Конклава. И через особые, созданные Орденом Знаки ведьмаки и только ведьмаки Могли прибегать к псионическим атакам.

Уолт от переизбытка чувств чуть не полез обнимать Высокорожденного. В Тартарарам Уберхаммера — и без него справимся!

— Защищайте мою спину, — бросил эльф. Странное оружие уже свивалось в нагромождение цепей, лезвий и рукоятей в его руках, возвращаясь от бессильно висевших кусков щупальца. — Не думаю, что все так просто.

Магистры переглянулись и стали плечом к плечу позади Светлого. Почему-то, стоило Эльзе оказаться рядом, Уолт начал чувствовать себя увереннее. Плохо, конечно, что она заточена в психореальности вместе с ним, но…

Воля упруго задрожала в руках Уолта, снова превращаясь в протазан, но не обычный, а покрытый прямыми лезвиями чуть ли не по всей двухметровой длине древка. Оружие казалось Ракуре легким, словно перышко.

Но сейчас, когда Эльза была рядом, стало легче. Хотелось рассмеяться в лицо опасности и ломануться крошить щупальца, будто он обрел неуязвимость. Конечно, Уолту хватало ума не делать этого, но рядом с ар-Тагифаль он жаждал показать себя чуть ли не всесильным.

Щупальца массово поползли к тройке магов, словно смерть одного из них дала им четкий ориентир. Может, и дала. Странно, что до этого враг был слеп.

Эльф бросил взгляд через плечо, хмыкнул при виде протазана Ракуры, но ничего не сказал. Светлый поднял оружие над головой, крутанул его и…

И чуть не упал.

Психореальность содрогнулась, октариново-декариновые брызги взметнулись на горизонте, вгрызаясь в заменившую небо плоть. Пейзаж стремительно преображался. Маги сначала очутились посреди бесконечной стеклянной равнины с сотнями Солнц в небе, следом явилась реальность, где Уолт. Эльза и Лизар выглядели как скопления ползающих насекомых, потом последовал двухмерный мир, в котором Уолт видел все только как плоскости и грани, двухмерность переросла в геометрические формы, превратив Ракуру в квадрат, ар-Тагифаль в круг, а Фоора в треугольник. Корчившийся ландшафт психореальности сотрясся в последний раз, забросив магов в мир плавающих над бездной островков, где в небе, или в том, что тут было небом, застыли геометрически выверенные пентаграммы, гексаграммы и гептаграммы, освещая психореальность мягким призрачным светом.

Щупальца исчезли, но вместо них появились гигантские птицы — черные, многоглазые, с четырьмя крыльями и длинными когтями. Они кружили над островом с магами и оглушительно каркали. Нападать птицы не спешили, более того, метались в беспорядке, то и дело ныряя в бездну под островами. Их что-то беспокоило, и это были отнюдь не маги.

Уолт решительно подошел к краю островка (оглянувшийся эльф прошипел что-то резкое и недоброе в адрес Ракуры) и посмотрел вниз. В лицо ударил холодный ветер, сознание наполнилось ледяной прохладой, хлестнула поземка, бросая в лицо пригоршни снега, и Лап, отец богов северного ветра Серединных земель, пронизывающий и стылый, как и все его дети, оглушительно засвистел прямо в уши, изгоняя лишние мысли.

Действительно, чему удивляться — психореальность менялась в очередной раз. Эка невидаль!

Из бездны тянулись жадными пальцами айсберги, перекидывая от одного к другому ледяные арки, из которых во все стороны летел снег, заваливая бездну белой крошкой. И, хотя на первый взгляд она казалась бездонной, пропасть мало-помалу заполнялась снегом и льдом.

Удивляться нечему, в принципе.

А вот фигуре, застывшей среди нагромождений льда, медленно, но верно поднимавшегося на уровень островов, удивиться стоило.

Эль-элхид шевелил всеми десятью щупальцами одновременно, дополняя плетения такими причудливыми Жестами рук, что любая сложная мудра брахманов Махапопы казалась детской забавой. Вокруг психомага расцветали снежинки, разрастались до размеров элхида и устремлялись вверх. Неправильный снегопад — снизу вверх — выискивал птиц и без пощады разил их, снося крылья. Рухнувшие на ледник птицы тут же оказывались погребенными в снежном кургане, полностью скрывавшем бескрылое тело.

— Я уже и не надеялся, — проворчал эльф, беспечно убирая оружие.

— Вы… вы знали?! — вскинулась Эльза, продолжая удерживать шпагу и кинжал.

— Знал? — Высокорожденный насмешливо посмотрел на девушку. — Запомни, Магистр, хоть Райхгер Цфик-лай-Тораг и знатный словоблуд, но когда дело касается ментальной магии, с ним не сравнится никто. Никто, понятно? Архимаги Конклава могут бахвалиться своими достижениями в нескольких областях чародейства сразу, но ни один из них не достиг в психомагии высот Райхгера.

Эльф еще что-то сказал, но слетевший с небес грохот не позволил расслышать Светлого. Пента-, гекса- и гептаграммы бросились врассыпную от расколовшего небеса проема, из которого навстречу поднимающимся от элхида снежинкам рванул настоящий снежный ураган. Светлый усмехнулся — и растворился в потоках снега. Фантом психореальности перед глазами Уолта заколебался, все скрылось за взбесившимися белыми мухами, ментальный мир исчез.

Уолт стоял в долине Соратников перед державшимся за голову толстяком и ошарашенно моргал. Позади толстяка плавилась и погружалась в землю попавшая под действие Четверицы друза. Промахнулся? Вот ведь, зря потратил такую замечательную Четырехфазку…

Нашел о чем беспокоиться!

Уолт отскочил назад; в руках, повинуясь Жестам, сверкнули пульсары. Но жирдяй мычал, стуча себя по лбу кулаками, и совершенно не обращал внимания на Магистра. Из подбородка толстяка, извиваясь, росли щупальца — сначала совсем небольшие, затем быстро увеличились в размерах. Начал распухать затылок, глаза полезли из орбит, выпученными буркалами взирая на мир. Вокруг толстяка то возникал, то исчезал призрачный цилиндр, будто сам не был уверен — а существует ли он, не выдумка ли он смертного с Даром временной материализации образов, не осколок фата-морганы?

Башка жирдяя все больше становилась похожа на голову эль-элхида. И в тот миг, когда щупальца окончательно разместились на плечах и груди толстяка, а на макушке встопорщились гребни, цилиндр полностью улетучился, сгинув, как видение селения фей над заброшенной поляной в лесу. Броском гончей метнулись щупальца — и в гибких отростках забился маленький бесцветный вихрь. Цфик-лай-Тораг не колебался. Конус ментальной энергии накрыл вихрь и сдавил его. Эннеарин и декарин пустились в пляс вокруг щупалец элхида, мощными разрядами врываясь в бесцветный круговорот. Переработанная в психокинетические удары чистая Сила рвала вихрь на мелкие кусочки, и с каждой отлетавшей прозрачной частицей Уолт будто слышал полный отчаяния крик — крик ребенка, когда пьяный отец взбешен невинной оплошностью и не сдерживает своих ударов, крик, затихающий по мере того, как все неразборчивее становится к боли разум и сознание затягивает туманная пелена, за которой маячит силуэт неулыбчивого смертного с кривым кинжалом…

Интересно, а боги смерти допускаются в Подземелье забрать душу умершего смертного?

Вряд ли.

«Теперь все в порядке, — сообщил эль-элхид. — Я уничтожил его. К сожалению, не удалось найти подчиняющие плетения. Непривычная конфигурация энергий. Мне не доводилось встречать что-то похожее. Очень жаль. Но я не мог позволить ему сбежать».

Уолт ничего не ответил психомагу. Он все еще находился под впечатлением мощи эль-элхида. Захватить и полностью подчинить чужое тело, поглотившее твое собственное, воссоздать собственный разум на основе чужого — с таким он не сталкивался, даже изучая летописи Лангарэя, где подробно описывались деяния и возможности Упырей-над-упырями, Одиннадцати Самых Величайших, носферату, чьи сознания были способны воссоздать тело из малейшего кусочка своей плоти.

Но — из чужой телесности?! В чужом сознании?!

Одиннадцать Самых Величайших переглядывались и пожимали плечами. Ну и что? Нам оно зачем? У нас и своих дел полно.

Да, полно.

Но — ведь потрясает, правда?!

— Говорила же, надо меня первой пускать, — злой насмешливый голос, грубый и резкий, словно пилой вели по листу железа, прозвучал сбоку. — Заладили: очередность, очередность, ритмическая распланировка Элементов. В итоге опять мне убивать.

Уолт попытался обернуться так быстро, как мог.

Не успел.

Девушка. Худая, очень худая. Если бы не нагота, ее можно было бы принять за юношу. Белая с темными пятнами кожа, черные короткие волосы, круглое лицо, хищный нос. И глаза — глаза убийцы, глаза хищника, глаза вивисектора.

— С дороги, — не глядя, она ударила Уолта по лицу тыльной стороной кулака. Пульсары сорвались с рук, резвыми обезьянами накинулись на пятнистую девицу — но она взмахнула второй рукой, разрубив сгустки чистой Силы, словно яблоки острым мечом. Разрушающие и уничтожающие энергии, ярящиеся в пульсарах, не оставили на руке девушки даже царапины. Впрочем, Уолт этого уже не видел.

Оранжевое небо, скрытое за стеклянной пеленой, и янтарная земля поменялись местами.

Необычайная слабость заполнила тело, сознание будто застыло. Мысли ворочались древними материками, появившимися после того, как раскололся единый для Равалона континент Титосалия, когда поверженные титаны пали в Тартарарам. По правой стороне лица, куда ударила пятнистая, словно точильным камнем прошлись, приложив после кувалдой. Кровь спелой рябиной разлеталась в воздухе и шустрыми червями ползла по шее, забираясь под воротник камзола. Его кровь. Из разорванной щеки, откуда рваными кусками торчала плоть.

Сильный удар…

Необычайно сильный…

А он…

Он ничего не мог сделать…

Уолт Намина Ракура, метров на двадцать подброшенный в воздух ударом пятнистой девушки, с размаху рухнул на землю. Обняв Магистра, благосклонное беспамятство забрало его сознание.

Они быстро продвигались подземными коридорами, проложенными не упорной стихией, а умелыми руками. Не рыхлый известняк, снесенный быстротекущей водой, а твердый, словно алмаз, черный гранит, прозываемый гномами за крепость и устойчивость перед магией каменным мифрилом, нависал и подступал со всех сторон. В создании коридора явно поучаствовали кобольды, знающие заговоры на Древних элементалей, помнивших еще времена титанов: для Старых проложить глубинную тропу посреди каменного мифрила проще, чем бессмертному из армии Черного Властелина прикончить ребенка. Следом за Древними элементалями кобольды обычно пускали несколько сотен Горных Змей, пожиравших битый камень и превращавших поверхность коридора в гладкую и ровную, как скатерть, удобную для передвижения не только одинокого путника, но и многотысячного войска, готовящегося напомнить мягкотелым обитателям поверхности о суровых воителях подземных государств.

Аль-сид устал. Схватка с Ялдабаотом забрала много сил, и сдерживаться, отказываться от Силы, ощущаемой в его свертке, где лежал второй артефакт, становилось все труднее. Пример Нами стоял перед глазами. Оступился, взялся за Меч, пускай и не за весь, а за его малую часть — и они чуть не остались там, на безымянной скале, умерев лишь с одним, довольно ограниченным представлением о мире как арене затянувшейся битвы всех против всех. Смертный смертному нечисть — кажется, так говорят в Роланской империи.

Брату и Сестре не пришлось сильно стараться, чтобы ввергнуть в новые войны многострадальный мир. О, они оказались умнее многих, кто пытался вторгнуться в Равалон до них. Боги и убоги стирали наглецов в порошок, обращали в бегство армады, перед которыми трепетали тысячи иных миров Мультиверсума, а иногда, как довелось узнать Аль-сиду, и реальности иных Мироустройств — Супервселенных, Ожерелий, Отражений, Вееров, Гегемоний, Сфер, Роз, Дедроконтинуумов, Многоярусных миров, Мультивселенных и многих, многих других. Грандиозные многоуровневые структуры, которые можно вообразить, попытаться представить, но охватить разумом, познать рациональным рассудком — неосуществимо. По крайней мере, не для конечного существа тварного мироздания.

Аль-сид помнил Видение, раскрывшее ему (почему-то — только ему), что кроме Создателя Мультиверсума есть Создатели и иных Великих Мироустройств. Все Мироустройства отражаются друг в друге, взаимодействуют друг с другом и обладают связями, поскольку Создатели, от уникальных, все порождающих из себя Личностей до безымянных, творящих по шаблону Ремесленников и Субстанций, что есть причины самих себя и многих других, похожих и совершенно непохожих — все Создатели приходят из одного источника: Единое, что есть Все и Ничего, Одно и Многое одновременно. Кто-то из Мудрейших предполагал, что все Создатели не более чем рефлексия Единого о самом себе и рано или поздно миры, порожденные различными Создателями, начинают взаимодействовать и пересекаться, ведь их сущность, несмотря на кажущееся разнообразие причин существования, едина, обладает общим истоком. Мироустройства в целом остаются в своих границах, общаясь различными мирами, и не бывало еще такого, чтобы одно из них поглотило другое.

Сложен и удивителен мир — бездна бездн!

Аль-сид уже знал, что во многих Мироустройствах независимо от воли породившего их Абсолюта возникают Сущности, желающие править всеми входящими в порожденное Бытие реальностями, рвущиеся к владычеству любыми способами. Почему так происходит? Отчего воля к власти объединяет не просто представителей разных миров, но и Мироустройств? Что-то в природе Единого? Нечто в Хоре-Матери, обратной стороне Единого, откуда Создателями берется Первозданная Материя для своих Замыслов? Или же дело в ином, что не понять конечному существу?

Брат и Сестра, властолюбивые Сущности, жаждали поглотить Эфир Равалона, а для этого им нужно было закрепиться в его бытийных составляющих. До них Вторжения тех, кто выбрал Равалон своей целью, происходили на материальном уровне: войско за войском штурмовало Подземелья убогов, вокруг которого сплетались основные Межзвездные Дороги; иногда кто-то находил извилистый обходной путь и атаковал Небесный Град. Но Бессмертные, Разрушители и Созидатели обладали удивительно могущественной Силой, делающей богов и убогов в их измерениях почти неуязвимыми и непобедимыми, — и армии Вторжения уничтожались или отступали одна за другой.

Брат и Сестра поступили иначе. Они послали в Равалон свои разумы и незримыми призраками пришли в мир, проскользнув мимо и яростных убогов, и могучих богов. Тела остались в мире, Эфир которого был уже почти поглощен, и Брату с Сестрой приходилось спешить. Мир без Эфира — мертвый мир: гаснет Солнце, умирает природа, Сердце, что стучит в глубинах, потухает. Все, что остается сделать после этого реальности, — обратиться в мертвую материю, которую не под силу оживить, наверное, даже Создателю.

В Роланской империи говорят: смертный смертному нечисть. И Брат с Сестрой сеяли в сердцах жителей Равалона недоверие и ненависть: к ближним и дальним, к смертным и Бессмертным. Кланы Восточной степи, сплоченные невиданной яростью ко всем иным народам, объединялись под стягами Светлоокого Владыки, сильнейшего вождя-шамана орков; плелись заговоры внутри Роланской империи, и каждый знатный нобиль нет-нет, но представлял себя с символами власти Роланского императора в руках. Варварские короли запада Серединных земель заглядывались на обильные пастбищами и полями земли восточного соседа, с которым совсем недавно подписали договор о мире. Поднимались народы Севера, устремляя свои взоры в теплые земли Запада и Востока. Гебургия намеревалась расширить свои владения за счет Кигор-Таблу и Вестистфальда, а Вестистфальд уже прокладывал глубинные тропы к королевствам Гебургии, и поспешали за инженерами и заклинателями хирды Подгорного царя и полки знатных Домов. Ближний и Дальний Восток хищно поглядывали друг на друга, мечтая о едином Востоке. Кшатрии царств Махапопы внимательно выслушивали брахманов, видевших в небе знаки будущей войны, которая возвеличит одних и изничтожит других. Заграбия — тихая и миролюбивая Заграбия! — готовилась к превентивному удару по Вихосу, а Вихос… Нет, на Вихос Брату и Сестре не было дороги, остров плевать хотел на их подсознательное воздействие, как и Империя Тевран в Западном Равалоне, — но весь остальной мир готовился к войне, ужасающей войне. И понять, что творится с миром смертных, не могли ни боги мудрости Небес, ни убоги тайных знаний Подземелья.

Сестра создала их, когда поняла, что Ее успехи по проникновению в плоть реальности Равалона превосходят успехи Брата. Они властвовали над Детьми Змея — могучими воителями, захваченными в каком-то из предыдущих миров, давно превратившемся в косную материю, но Она хотела собственных воинов, подчиненных только Ей одной. Так появились они четверо — не от матери и отца, а в лабораториях, сокрытых последователями Сестры от взора богов и магов Равалона.

Гомункулусы.

Нами бесился, слюной исходил каждый раз, когда его называли гомункулусом. Будто в этом скрывалось что-то обидное. Вон, боги могут просто из расколотой головы другого бога появиться на свет или вообще из пены морской, а у кого-то из местных южных Старших богов так вообще фаллос отпал и превратился в сына. И ничего. Спокойно себе живут, Функции божественные выполняют и происхождением не озадачиваются. Это, наверное, только смертных беспокоит — кто от кого произошел и у кого родословная длиннее.

И Нами.

Правильно, наверное, их смертными не называть… Или, когда они ослушались Сестры, выкрали Посох и бежали сюда, в Раш-ати-Нор, то сделали первый шаг — первый шаг к праву именовать себя смертными слабыми созданиями из плоти и крови, чей путь подчинен не животным инстинктам, но ответственности разума? Кто знает.

Аль-сид вот подозревал, что ни он, ни Нами, ни Кшанэ с Элинорой не знают.

Знает ли посылавший Видения, подвигшие их думать? Видения, которые словно пробудили их ото сна и заставили переосмыслить всю свою жизнь под властью Сестры — ведомо ли славшему их, кем теперь стали Ее гомункулусы?

Аль-сид устал, но мысли, преследовавшие еще от скрытых под Великой грядой гор схронов Брата, откуда они забрали Меч, мысли, раскаленными иглами впивающиеся в разум, не отпускали. Не окажется ли все это грандиозной ловушкой, где их встретит очередная властолюбивая Сущность?

Что ж… Если встретит, тогда Аль-сид и Нами примут Меч и Посох — и пусть оно все катится в Хаос! Перед гибелью всего и вся они смогут открыть Межзвездный Путь, по которому уйдут Элинора и Кшанэ. В этом Аль-сид не сомневался. В конце концов, в чьем разуме хранятся формулы заклинаний титанов этого мира? А эти древние владыки Равалона знали, как открыть Врата в другие миры. Знали и открывали — вот только зачем? Титаны, в отличие от богов и смертных, покинуть реальность не могут. Кого-то впускали? Может быть. О том Аль-сид не знал. Как и о том, каким образом Сестре удалось раздобыть материю тела титана — живую материю! Без нее никаких заклинаний этого племени Аль-сид не знал бы.

Подземный коридор то сужался, и приходилось протискиваться, то размножался ответвлениями, и они бы уже давно заблудились, если бы не проводник.

Одаривший их Видениями прислал провожатого. Упыря. Не носферату или хотя бы Среднего — Низшего. Слава Порядку, хоть не Дикого! Но Нами с лихвой хватило того, что их сопровождает упырь. На каждом привале он мрачно пялился на Живущего в Ночи с таким видом, будто сам готовился выпить из него кровь. Беспокоился он, конечно, не за себя, но Элинора и Кшанэ, в отличие от Нами, безразлично отнеслись к расе проводника.

— Чем мы лучше него? — печально улыбнулась Кшанэ, пока Элинора своим шакром-полукругом удерживала руку Нами, обретшую прочность и остроту лучших клинков гномов. Упырь, чуть не лишившийся головы, испуганно трепетал, съежившись у ног Элиноры. Только что Живущий в Ночи назвался и обозначил свой вид — и чуть не отправился в посмертие.

— Чем мы, убивавшие по приказу Сестры, лучше него, убивавшего по приказу инстинктов?

— Я… я не убивал… — подал голос упырь, назвавшийся Чораком. — Я… долго жил, пока не изменился… Кровь пил, да… Но не убивал…

— Заткнись! — зло прорычал Нами. Злился он, правда, не на упыря, а на правоту слов Кшанэ. Ведь он убил больше смертных Равалона, чем они втроем вместе взятые, прежде чем Видения пробудили в них самостоятельное мышление.

Да, Аль-сид устал, но Нами устал еще больше. Меч пытался говорить с ним, взывал к нему, требовал разговора, и молчаливое противостояние артефакту изводило Нами сильнее долгого пути по подземельям Раш-ати-Нора, сопровождающегося схватками с то догонявшим их, то отстававшим Кубатом, провались он в Хаос. К счастью, в последней стычке Кшанэ здорово потрепала креатур правой руки Брата, вполне вероятно, что он вообще остался один и теперь блуждает в хитросплетениях глубинных троп, где без проводника заблудиться сам Порядок велел, а мысленная или иная магическая связь с находящимися вовне практически невозможна.

Недаром приславший Видения звал их сюда, в цепь дремлющих вулканов Раш-ати-Нора, служивших в свое время естественным обиталищем Магам-Драконам. Здесь привычная для Равалона магия чесала в затылке, разводила руками и спешила уступить место седой древности, когда боги бродили по земле, а количество полубогов стремилось сравняться с количеством простых смертных. Тогда магия и магией-то не была, и лишь Маги-Драконы вглядывались в хрустальные сферы звездных путей и познавали метафизический смысл мироздания. Им, свободным детям Стихий, творить чары было еще легче, чем богам: тем еще предстояло познавать плетения Силы, а Маги-Драконы рождались со знаниями формул эфирного подчинения. Все изменило использование Симболона; ну да ладно, то дела давно минувших дней и дней нынешних не касаются.

Так или иначе, слуги и креатуры Брата и Сестры, привыкшие к магическим законам Равалона, в Раш-ати-Норе чувствовали себя свалившимися в ущелье и обломавшими крылья грифонами. Гомункулусам пришлось легче. Облики и Оружие не отказывали, а Аль-сиду для сражений вполне хватало сил ифрита.

Но появление Ялдабаота ясно давало понять: Брат и Сестра поднимаются к вершинам могущества, раз смогли пробудить Дитя Змея в плоти чужого мира, и вскоре Они смогут явиться сюда, минуя божественные и убоговские заслоны.

Так что… им надо было спешить. Следовать за упырем и верить, что все у них получится.

— Сила… Сила… Сила… — монотонно бубнил голос, не слышимый никем, кроме него. Нами морщился, просил Аль-сида наслать какую-нибудь умопомрачительную магию на его сознание, подумывал уже со всей силы стукнуться головой о какой-нибудь сталактит. Те, будто подслушав мысли, стали попадаться в подземных коридорах все чаще, и выглядели жутко привлекательными, особенно когда Меч снова начинал забрасывать образами падающих пред ним ниц многомиллионных армий и миров, готовых отдаться для захвата всего Мультиверсума.

— Мы обратим в прах Ангелов, — шептал Меч. — Подчиним Семью. Падшие сами придут к тебе в услужение. Заставим трепетать Цивилизацию. Разгоним Амальгаму. Любые могучие Силы, хоть Ближние, хоть Дальние, хоть Древние, хоть Новые — никто не сможет сравниться с тобой! Власть над всем Мультиверсумом, а следом и над другими Мироустройствами — только представь себе!

«Да не нужна мне власть!» — хотел сказать Нами, но промолчал. Меч все равно не слышал его, повторяя одни и те же посулы. Мощь. Сила. Исполнение любой прихоти. Никакой ответственности. Делай все, что пожелаешь!

Меч не знал, что недавно у Нами и так не было никакой ответственности. Как автомат, он бездумно выполнял приказы Сестры и ни разу не задумывался о том, что делает. Не умел задумываться, размышлять. А также чувствовать, огорчаться, волноваться, винить себя за ошибки. А вот недавно — научился.

Год назад было первое Видение. У него. Аль-сид получал Видения уже два года подряд, а Кшанэ и Элинора — три. Они стали думать и чувствовать раньше него. Может, это и сделало Нами опаснейшим воином Сестры среди всех Ее слуг? Он уходил на задания и истреблял все живое, что попадалось под руку, а Аль-сид, Кшанэ и Элинора стремились исполнить поручения и избежать смертей.

— Власть… Власть… Власть…

Видения запустили некие процессы в его сущности, до этого совершенно ненужные идеальному убийце. Он стал задумываться о свободе и необходимости, о праве и вине, о силе и слабости. Он стал размышлять о Сестре и Ее приказах, о Брате и Его поступках. Нами вдруг понял, что Равалон погибнет, и они четверо, лучшие Ее воины, плоть от плоти Равалона, погибнут вместе с ним, а Брат и Сестра уйдут в следующий мир, прихватив только Детей Змея, своих любимчиков.

— Ты! — Во время очередного привала Нами уставился на упыря. — Почему помогаешь нам? Что тебе обещали?

Как и Аль-сид, он не особо верил в альтруизм насылавшего Видения.

Упырь вздохнул и печально посмотрел на парня.

— Жажда… Она… изводит меня. День за днем, ночь за ночью… Мне пообещали… Жажды не будет…

— И что, это все?

— А разве… нужно больше? Знаете ли вы… что такое… Жажда? Разве нет у вас… зла… того зла… нет… иначе… не зла, греха… греха, от которого вы мечтаете избавиться… чтобы просто жить? Тихо, спокойно… ночь за ночью, день за днем? — Упырь неожиданно улыбнулся. — Пусть слабее… пусть… зато без Жажды… Она — мой грех… Лишусь — и буду свободен…

— Глупости, — проворчал Нами. — Разве не волен ты делать, что пожелаешь? Вот взял и помогаешь нам. Ты уже свободен.

— Пока не я… а моя Жажда… руководит мной… я — раб… Раб телом и духом… Другие… тоже не понимают… Их сейчас зовут… они услышали Зов… а я получил Видения… они ушли на восток Ролана… их собирают… а я не пошел… Их звала Жажда, ужасная Жажда… они не освободятся… а я хочу — свободы… хочу, чтобы… только я…

— Ну и дурак, — решил Нами. И побыстрее отошел от упыря, не уточняя, кого назвал дураком.

В этот миг Меч с новой силой набросился на него, суля перспективу не просто Владыки Мироустройств, но чуть ли не власть над Единым.

Заврался Меч. А дурак все-таки ты, Нами. Дурак, что не дождался Кшанэ и Элиноры, пошел на поводу у Ялдабаота и впустил Меч в свою душу.

Дурак, каких еще поискать.

…Коридор резко повернул и вывел их в просторную пещеру сразу с несколькими выходами. Сталактиты в пещере выросли до гигантских размеров, верхушками достигли высокого потолка. Кобольды давно ушли из этих мест, иначе не позволили бы царить подобному запустению. Рачительные хозяева, они следили за состоянием глубинных троп, при необходимости вновь призывая Старых.

В Раш-ати-Норе в древние времена царили все четыре Великих Подземных Народа: гномы, карлики, кобольды и кумбханды. Последние ушли в середине Первой Эпохи на юг, обосновавшись в горах Махапопы. Следом Раш-ати-Нор покинули гномы и отправились в Великую гряду, готовые при необходимости сойтись в битве и с сородичами, и с облюбовавшими равнины и холмы подле гор краснолюдами. Один за другим пробуждались вулканы, и вскоре кобольды остались последними обитателями Раш-ати-Нора; карлики поспешили уйти в Гебургию, а некоторые из родов потянулись в Северные царства и на Ближний Восток. Но вскоре и кобольды оставили обжитые места, когда перестали отзываться на призывы Древние, не говоря уже о более мелких элементалях Земли и духах гор.

А затем Раш-ати-Нор проснулся, встрепенулся и величаво напомнил о себе миру, да так, что лишь вмешательство богов не дало Западному Равалону задохнуться от пепла и сажи. После этого земли вокруг вулканов стали проклятыми, и упокоившиеся много тысяч лет назад обрели второе рождение. Костяные Цари в сопровождении костяных гончих и костяных драконов собирали армады зомби; Гниющие Змеи гонялись за мелкой нежитью; хисстары творили Могильных Червей и Всадников Порчи; Призраки Гибели и Атмосферные Черепа распугивали Тварей, пытавшихся строить Гинекеи на свободной от смертных и их храмов территории; предвестниками буйства Танатофлоры расцветали гигантские белые асфоделии; Кровавые Големы собирались на окраинах проклятых земель и алчно вглядывались в наполненные жизнью пространства.

Боги смерти со всего Равалона бродили по Раш-ати-Нору и дивились разнообразию не-жизни.

Потом была война, ужасная борьба Смерти и Жизни, прозванная Временем Неупокоенных. Смертные одержали победу, но земли Раш-ати-Нора стали запретными, и лишь одиночки-некромаги не боялись забредать в породившие полчища безумной нежити горы.

— Перевал! — объявил Аль-сид и первым уселся на ближайший валун. За ним со вздохом облегчения опустилась Элинора; Кшанэ молча прислонилась к стене, разглядывая пещеру. Нами настороженно вглядывался в темноту тоннелей, ожидая, что в любой момент из них вывалится толпа креатур Кубата. Да, они хорошо потрепали его во время последнего столкновения, но лучший изобретатель Брата способен на многое: даже из камня, с трудом поддающегося магии, создать небольшой отряд и пустить его по следу их пятерки… Эй, а что это с кровососом?

Упырь обеспокоенно принюхивался, осторожно пересекая пещеру. Двигался пригнувшись, словно был готов в любой момент метнуться под прикрытие сталактитов. Кровосос нервничал, и его беспокойство передалось Нами. Проверив сохранность свертка, он на всякий случай приготовился принять Облик.

— Кровь… — прошептал Живущий в Ночи. — Много… чужой крови…

Встрепенулся Аль-сид, дернулась Элинора, Кшанэ вскинула ладонь с разгорающейся Бурей Тысячелетия. Упырь завизжал и бросился к выходу из пещеры. Нами взревел, взывая к Облику.

Каждый был наготове, но ни один не успел. Они слишком расслабились за эти четыре дня, проведенных без схваток с преследователями. Непозволительно расслабились. Ждали прямого нападения, лоб в лоб, ведь магам Брата и Сестры не под силу было справиться с Аль-сидом, ловко перехватывающим контуры чужих заклинаний и возвращающим их чародею сторицей. Они забыли, что Дочь Змея предпочитает ловушки.

Пещера встрепенулась, задрожала, как лошадь после изнурительной скачки; под ногами вспух красный трилистниковый крест, испещренный сложными Знаками, растянулся, заполняя собой пространство. Знаки потекли вверх, рассыпаясь в пространстве десятками мельчайших радужных огоньков. Сотни тончайших нитей в один момент опутали ноги, легко пройдя сквозь одежду и воткнувшись в кожу. Все пятеро застыли, не в силах пошевелиться. Ледяной холод — Нами словно очутился посреди снежного бурана, такого яростного, что угоди в него Снежный эльф, закоченел бы, несмотря на морозостойкость, свойственную этой ветви народа Высокорожденных. На стенах и сталактитах багровыми пауками зашевелились выступающие из камня чудные письмена, от одного взгляда на которые кружилась голова, а сознание намеревалось задать стрекача в глубины беспамятства.

«Нет!» — хотелось закричать Нами. Проклятье! Неужели это действительно происходит? Может, он случайно заснул, позволив усталости одолеть его? Может, он спит и видит страшный сон? Нет. Не страшный сон вокруг, а страшная реальность! Если по их душу пришла София, то выбраться будет нелегко… Да нет же, болван, еще хуже: выбраться почти нереально! Кровь Софии отличается от крови Ялдабаота, щедро растрачиваемой им на Двойников. Дочь Змея хитра и расчетлива; согласно хроникам, однажды она в одиночку захватила целый мир, полагаясь на многоходовые интриги, а не на грубую силу.

Но почему? Почему они так легко попались в ее ловушку?! Случайность? Да не бывает таких случайностей! Да, они расслабились, да, они устали, да, они, веря, что встреча с пославшим Видения близко, позволили себе то, чего не позволяли никогда — надеяться…

Или… или западня приняла их уже давно, и сейчас лишь кульминация затянувшегося действия? Слишком легко пали креатуры Кубата. Слишком легко отстала погоня. Они думали, что оторвались от преследования — или им позволили так думать, загоняя в западню. Вполне в духе Софии начать воздействие осторожно, потихоньку, ничтожными долями меняя последовательность событий в свою пользу. Капкан сжимался, сжимался и вот — сжался…

— Подумать только, я и не надеялась поймать вас так легко.

Она появилась из переднего трехлистного угла креста, возможно, чтобы каждый мог видеть ее, возможно, по другой причине. Багровое сияние Знаков оформилось в фигуру, быстро принявшую знакомые очертания. В отличие от младшего брата София не являла собой цветной пример борьбы противоположных начал. Алебастровая кожа, белые волосы, светлые глаза. Худая и щуплая, словно девочка-подросток. Она могла использовать любой женский образ, но, как знал Нами, предпочитала этот, лишь по прямому приказу Брата и Сестры меняя внешний вид. Впрочем, от белого ей невозможно было избавиться ни в одном из ликов. Прикидывайся София хоть младенцем, хоть старухой — везде и всегда он сопровождал ее.

— Так даже и неинтересно, — целомудренно поправив сползшую с плеча тунику, София с сожалением оглядела пойманных. — Я думала, начнется сражение. Я буду нападать, вы будете защищаться. Вы используете Облики и Оружие, я… ну, открывать свои секреты, пожалуй, не стану.

Нами напрягся. Тело сковало холодом, но сознание все так же повиновалось ему! Воля не подчинена, значит, он еще может пытаться бороться, пытаться сбросить оковы чар Софии, пытаться сбросить Личину и дотянуться до Облика…

Дочь Змея лениво вытянула руку перед собой. Кожа на пальцах треснула, плоть разошлась, ярко-алая кровь нитью протянулась к Знакам. В ответ на подпитку крест ярко засиял, и к сковывающему движения холоду добавилась изнуряющая жара, от которой мутило разум. Словно убог Хладного Леса овладел убогиней Огненной Купели, а та пылко раскрылась навстречу его студеной любви, и дуальности сошлись, грозясь породить единство противоположных Сил, превосходящее Разрушением своих родителей.

— Не стоит и пытаться, гомункулусы. — София солнечно улыбнулась — так улыбаются молодые девушки, в чью честь рыцари совершают свои первые подвиги. — Вам ли не знать, на что я способна… Особенно тебе, Аль-сид, моя кровь, моя плоть, моя магия.

О чем она говорит?

— Вы и не знали, да? Ну, Они не любят распространяться о своих замыслах. Не только материя Символов находится в вас, не только высокочастотная энергия Эфира струится по вашим Локусам Души. Наша кровь, кровь Детей Пожирателя Миров, бежит по вашим венам и артериям. Вы созданы для этого забавного мира как наше продолжение, как наши копии, ведь местные боги смогли превзойти заданные им рамки, и нам, Детям Змея, так просто с ними не справиться. Но вы и не подозревали о своей истинной сути, не так ли, подобия?

«Это неважно, София».

— Ты смог преодолеть мой ментальный заслон, Аль-сид? — София удивленно рассмеялась. — Прелестно. Но не думай, что твое, как говорят местные, cogito может потягаться с моими чарами. Не расходуй силы…

«К чему твои слова, София? Зачем тратишь время, наше и свое, и твоих хозяев? Вот мы — беспомощные, плененные. Два-три твоих Слова — и нас не станет, и ты вернешься к Ним с Мечом и Посохом».

— Торопишься в местные посмертия, Аль-сид? Спешишь пообщаться с Ялдабаотом? Думаю, он будет рад тебя встретить. Всех вас. Особенно тебя, Кшанэ. О, он зол. Очень зол. Он, правда, не знал, что в вас течет наша кровь, иначе поостерегся бы так безрассудно бросаться в бой. С другой стороны, Нами, ты смог сдержаться, а на это не рассчитывал никто. Лучший воин Сестры, лучший убийца Сестры — не поддался соблазнам Меча! Думаю, даже Они не рассчитывали на подобное.

«Чего ты хочешь, София?»

— С чего ты взял, что я чего-то хочу?

«Мы еще живы. Я не верю, что тебе дан приказ вернуть нас целыми и невредимыми вместе с Мечом и Посохом».

— Веришь — не веришь. Какая разница, чего хочет Дочь Змея? Несколько десятков тысяч лет никто не спрашивал о ее желаниях, в каждом из тысяч пройденных миров никто не интересовался ее намерениями. Мы — прах под ногами Судьбы, по желанию которой рождаются и умирают мироздания. Что пред ней мои желания? Важно ли, чего я хочу? Чего хочешь ты? Ткань Рока плетется миллионами нитей, и нам не дано увидеть даже малую их часть, управляющую нашими судьбами. Вы поверили в свободу, которая никогда не существовала и не будет существовать, поскольку лишь ограниченный разум мог придумать столь манящий и бессмысленный фантом.

«Много говоришь, София. Мало делаешь. На тебя не похоже, Посланник Воли. Неужели, как и твой глупый братец, решила подарить свое тело и разум Аватаре?»

— О тебе говорили, что ты умен, Аль-сид. Умнее Кшанэ, Элиноры и уж тем более — этого вашего Нами. Но ты не видишь очевидного. Не понимаешь простейшего. Разве ты не знаешь: хочешь что-то спрятать, положи на самое видное место.

Холод и жара. Жара и холод. Сознание расплывается, двоится, троится, четверится, множится, словно гидра в весеннюю пору. Перед глазами кружатся треугольные квадраты и пересекаются параллельные прямые. Меч уже не просто взывает — он требует, чтобы Нами вызволил его из плена Поля Сил, странного и непонятного Поля, окружающего материальный активатор артефакта; он кричит, вопит в самые глубины души. И что-то там, в этих глубинах, начинает присушиваться, что-то темное и бездонное, что-то, что радовалось каждый раз, когда когти Облика орошались кровью врагов…

Скалятся боги смерти, танцующие на черепах смертных, чью жизнь забрали магия и меч; рвут в клочья медные нити Орны, и Смера встает во главе Сестер; боги войны требуют жертвоприношений, и гекатомбы в их честь не устраивают воинственных Бессмертных, ведь очистительного пламени сражений жаждут Созидатели, творящие, пускай по правилам и законам чести, но все-таки — войну…

Во всех мирах Становления, от Все-Вышнего Порядка до Без-Образного Хаоса — катятся волны Силы, вбирающие в себя ярость победителей и ненависть побежденных, волю восставших и буйство обреченных; барашками на волнах Силы несутся проклятия и плач, стенания и угрозы, боль и страдания. Сила вбирает в себя все, чем могут одарить ее реальности, где родились боги войны, вбирает и несется дальше, чтобы найти того, кто выдержит ее напор, остановит, удержит и — сделает своей наложницей…

Я — Сила.

Ты — слаб.

Так просто — взять Силу.

Так просто — перестать быть слабым.

Ты ведь умеешь — не быть слабым. Они просили о пощаде — ты убил их. Они защищали детей и жен — ты убил их и их детей и жен. Они героически защищали свои святыни — ты убил их и разрушил их святыни.

Сила делает сильным, и сильный может делать все, что пожелает, ибо ему никто не указ.

Ты — здесь и сейчас — слаб.

Стань сильным.

Стань сильным!

Стань!!!

Слышимые только Нами слова заполняли его рассудок, словно крикливая толпа, подобная той, что собирается на агоре в полисах Морского Союза. Разгоняя пытавшиеся противиться чужим образам и чужим словам мысли, чужая воля властно вторгалась в его сознание.

И нельзя сказать, что он противился ей.

Потому что протянулась еще одна кровавая нить с пальцев Софии в Знаки креста — и выгнулась от боли Кшанэ, закричав так, что содрогнулись бы грешники в адских посмертиях.

Лишь потом Нами вспомнит, что в этот миг Дочь Змея смотрела не на Кшанэ, истязаемую ее чарами, а на него. И что в ее глазах…

А вот этого Нами не вспомнит. То, что таилось во взгляде Софии, исчезнет из его памяти; так исчезает в костре жертва, посвященная богам, материей и формой своего существования полностью обращающаяся в эфирную субстанцию.

Кшанэ кричала.

Хаос и Порядок, Кшанэ кричала!

Пусть мир провалится в Бездну, но Кшанэ не должна кричать!

Меч яростно взревел, врываясь в душу смертного. Злая радость, грубыми истечениями хлынувшая от сжимающегося в материальный активатор Поля Сил, схватила, встряхнула, стиснула, словно разбойник, вытаскивающий благородную даму из кареты, и в ответ лютая ненависть Нами торжествующе взревела, принимая Могущество и Мощь, которые… которые… Потом, все потом, когда Кшанэ уже не будет кричать, а София…

Нами вскинул руки, дернулся всем телом. Скрюченные пальцы тянулись в сторону Дочери Змея, словно намереваясь вцепиться ей в шею. Нами видел: из рук вырастает лезвие, кривое, извивающееся, цвета яростного пламени. Нами чувствовал: за спиной распахиваются крылья, много крыльев, трепещущих от переполнивших их энергий. Нами знал: ничто сейчас не сможет устоять перед его Мощью, ни боги Равалона, ни Брат и Сестра, ни Силы, многократно превосходящие все, что он мог представить.

Поток крошащегося пространства протянулся от уставшего изможденного парня к молоденькой девчонке в простой тунике. Какой-нибудь Архимаг, уловив отражения плетений и контуры чар, свившихся вокруг трещины в реальности, возникшей между Нами и Софией, мудрено сказал бы что-нибудь о дискретной аннигиляции континуальности. Но ни одного Архимага в глубинах Раш-ати-Нора не было.

Нами еще успел увидеть, как София улыбнулась ему. И умерла. Отражение Меча, истинное Отражение, а не малые копии, которыми он сражался с Ялдабаотом, пронзило Дочь Змея, уничтожая и нынешнее ее воплощение, и эфирную сердцевину, и энергемы. Нами понял: она ничего не сделала, чтобы помешать Мечу отправить ее в здешнее посмертие.

Крест и письмена на стенах потеряли форму и обратились в кровавые потоки. Кшанэ со стоном упала, Элинора бросилась к ней, упырь, воя от страха, метнулся в проход, а Аль-сид…

Аль-сид напряженно вглядывался в Нами, и руки его носились по свертку с материальным активатором Посоха: вверх-вниз, вверх-вниз — так носятся по дому проказливые духи, сбрасывая утварь на пол. Бегают руки, нетерпеливые пальцы теребят чешуйки Червя Гор, и глаза брата-гомункулуса полнятся горечью и печалью, как чаша на празднике вином.

«Ты никогда не любил сравнивать», — напомнил себе Нами.

«Но ты уже другой», — напомнил ему Тень.

«Но я — еще я», — напомнил Тени Нами.

Паланкин времени остановился, носильщики недоуменно поглядывали на хозяина, но тот не торопился приказывать им поспешить дальше. Время, затаив дыхание, вглядывалось в Нами. В его душу.

«Я — Тень».

«Я знаю, кто ты».

«Теперь я — Отражение твое и Меча. Я есть Ты».

«Ты не есть Я».

«Поздно. Ты принял Меч. Ты принял Меня. Ты создал Меня. Я — часть Тебя. Отныне мы часть той Силы, что вечно жаждет Власти — и когда-нибудь ее получит».

«Я — это только Я!»

«Так никогда не бывает. Я всегда часть Мы, Они, оно невозможно без Ты. Ты и Я — вот что теперь твое Я».

«Нет, Тень. Я и Ты будем Я и Ты, пока мы…»

«Вы не дойдете».

«Это не тебе решать».

«Ты принял Меч. Не воспользовался его Силой, а открыл ему душу. Ты создал меня, Тень Меча. Ты изменил свою судьбу, свое предназначение, свою сущность. Отныне решения принимаются не только тобой, но тобой — и мною».

«Этого никогда не будет!»

«А сколько твоих решений — именно твои? Не Сестры. Не возникшие под влиянием Видений. Не отвечающие надеждам Кшанэ. А — твои. Только — твои».

«Пока ты убеждаешь меня, пока ты пытаешься заставить меня поверить… Нет, Тень. Ты — это не Я. Ты — лишь отпечаток Силы Меча. И если я не позволю ему стать больше, то останусь собой. Ведь Меч все еще не властен надо мной. И ты — Ты! — этому непосредственное подтверждение».

«Ты самоуверен. Ну что же. Посмотрим, что из этого получится!»

Время небрежно махнуло рукой, и паланкин тронулся, спеша поскорее добраться до цели своего бесконечного путешествия.

— Ты… — начал Аль-сид, готовый в любой момент принять Облик.

— Я… — хрипло бросил Нами, опуская руки. — Только я. Меч… ушел.

— Но как ты выдержал? — недоуменно спросил Аль-сид. — Не понимаю…

— Будь осторожен, — слабый голос Кшанэ заставил его резко развернуться, но с ней, по крайней мере внешне, было все в порядке. Элинора поддерживала эльфийку, не давая ей упасть. — Будь осторожен, Нами. Мы мало знаем о Мече и Истоке его сил, но одно известно точно: он коварен. Два десятка миров были уничтожены им, когда он подчинил предыдущего носителя и пытался бежать от Брата и Сестры. А тот носитель… он был предан Им и душой, и телом. Опасайся Меча, Нами.

— Я понимаю, — пошатываясь, парень подошел к девушкам, обнял их. — Я все понимаю. Но другого выхода не было. По-другому Софию не одолеть, особенно попав в ее ловушку.

— Это и странно, — Аль-сид, продолжая настороженно следить за Нами, присел возле лужи крови — того, что осталось от креста и составлявших его Знаков. — София, как мы знаем, никогда ничего не делала просто так. А она позволила тебе убить ее. Не спорь, Нами. Она начала мучить Кшанэ — не меня, хранящего Посох, не тебя, уже вошедшего в контакт с Мечом, а Меткую. София должна, просто обязана была начать с меня и тебя.

— Ты хочешь сказать, что Дочь Змея желала умереть от Меча? — Нами повернулся к Аль-сиду, нахмурился.

— Да. София что-то знала… знает… она, чьей мудростью пользовались в каждом порабощаемом мире, знала о Мече и Посохе больше, чем Брат и Сестра. Должна была знать. Иначе я не вижу смысла в ее поступке.

— Может, его и не было?

— Нет, Элинора. Был. Зачем-то она дала Нами убить себя. В ней не скрывался Аватар, она не приготовила некрочары. София просто-напросто… смейся, Нами, если хочешь, но иначе как самоубийством я не могу назвать то, что она сделала.

— Я не буду смеяться, Аль-сид. И не нужно меня бояться. Кшанэ. Элинора. Аль-сид. Не бойтесь.

Они смотрели на него. Кшанэ — с надеждой. Элинора — устало. Аль-сид — с опаской. Они смотрели на него, и в их взглядах он видел отражение Меча.

Я — только Я.

— Не бойтесь, — упрямо повторил Нами. — Я защищу. Всех защищу. И никакой Меч мне не понадобится.