Секс с Сатаной

Серый лист бумаги, лежащий на столе словно пыльный лопух, угнетал.


Медленно, а потом всё быстрей и быстрей, он принялся карябать на бумаге словосплетения, похожие на сцепившихся чёрно-белых змей, свивающихся в оргазме.


Оргазм, в каком-то смысле, испытывал и он. Семантика всегда манила неясностью и величием пустоты, из которой возникали концепции и смысл, то есть Логос.


За это, конечно же, нужно было платить.


Когда-то некий горбатый философ отметил, что с появлением печатного станка дьявол поселился в буквах. Горбун оказался прав. А буквы видоизменились, ушли из чернил и оплели своей змеиной паутиной весь мир.


Это, конечно, так.


Выходит, я – слуга дьявола? Как и многие другие, не осознающие этой простой мысли и работающие на Сатану, получая в качестве оплаты лишь оргазм эксгибиционизма и постоянную неудовлетворённость итогами своей перманентной мастурбации на бумаге.


Он пристально посмотрел на лопух, лежащий на столе. Тот молча прикидывался листом бумаги формата А-4.


Сатана… Сатана… Сатан… Сатанище…


Мда…


Но руки тянулись к мастурбации. Привычка, наверное. Рефлексия, зависимость, нервное напряжение, психопатия трансцендирования, магическое действо с нитями, концы которых в руках Неведомого.


Он написал, обмакнув перо в чернила: «Женщина в белом взошла на мост».


А может на подмостки? А может мужчина? Или девочка, или мальчик, или старуха с корытом, или старик с лопатой?


Черт, при чем здесь секс? Дед с лопатой меня не интересует, как и старуха с корытом. Девочка или мальчик? Тоже нет. Педофилии не наблюдается. Женщина. Только женщина!


Мысли опять расползлись, словно тараканы. О женщине французы уже написали всё. Закончили призывом искать её.


Внимательно осмотрел лопух с накарябанной фразой. Дописал: "Стояла звёздная ночь"!


А почему не дождливый день? Подсознание хочет трахнуть эту женщину на мосту ночью и при звёздах?


Чего же ты хочешь, Дьявол?


Я знаю. Я уже знаю. Тебе нужны медиаторы-посредники. Чтобы создавать мыслеформы и путать человеческие души на пути к истине, которая во мгле.


Опять какая-то патетика. Маразм… Мозги что ли сохнут? Истина, которая во мгле… Или во Мгле?


Нет, я поступлю по-другому.


Он написал:



«Медиум не смог побороть искушение и занялся сексом с Сатаной на листе лопуха. Напарник оказался бисексуалом, но процесс пошел.


Сатана визжал и царапался словно черная, тощая кошка, запертая в тёмной комнате и прикидывающаяся, что её там нет.


Его и не было! Были мыслеформы. Это пострашней Реальности.


- Ты инкуб?


- А-а-а-а-а-а-а!...


- Ага, суккуб! Эт-то нам и надо! Подай голос, милая!


- Агр-р-р-р-р-р-р…


- Зачем столько негатива? Зачем столько экспрессии? … На! На! На! На!!! И ещё… Ещё!.. Ещё!!!


Монада мыслеформы вечна. Она не имеет начала и не имеет конца. Она имеет только определение. Это магическое кольцо Мёбиуса, существующее вне Вселенной, вне Пространства и имеющее только одно проявление – Настоящее.


Секс с Сатаной ушел в Вечность".



Просмотрел написанный текст, потом взял лопух и кинул его в окно. Ураганный ветер подхватил А-4 и понёс по бескрайним просторам Вселенной.

Я русский офицер!

— Что–то я не понимаю, это туча или смерч или ещё какая–нибудь восточная пакость, но радары ничерта зафиксировать не могут – песчаная буря, кошмар радиоэлектроники, – выговорил сержант, глядя то в монитор радара, то в оптическую стереотрубу. Добавил: – Но на горизонте что–то происходит. И очень непонятное. Неужели моджахеды?


— Сколько до зоны этого непонятного? – спросил капитан, изучавший карту местности.


— Тридцать два километра. Мы на возвышенности, иначе могли бы и не увидеть.


— Какие данные по спектрометру и радиоперехвату?


— Никаких. В эфире только разряды песка, а спектрометр ничего не отображает, кроме кварца. Но там что–то происходит. Я это чувствую шкурой.


— Петренко, подними чувствительность своей шкуры, и проясни детали. Нам неожиданности не нужны. Хотя мы и под прикрытием американских установок ПРО, но я не особо верю американцам, а ещё меньше их зенитным установкам. «Пэтриот» давно пора сдать в утиль–сырьё. Это уже не ракеты. Если у моджахедов окажутся русские «Шершни», «Пэтриот» и мявкнуть не успеет. – Добавил: – И мы тоже. Смотри, Петренко, не прогляди нашу смерть. Выдай на шлемофоны команду «Полная боевая готовность».


— Есть!


Сержант сделал несколько переключений на переносном пульте управления. Заработала селекторная связь. На связи был Тайфун. Майор, командующий батальоном прикрытия, расположившимся в Аравийской пустыне.


— Капитан, что там происходит на горизонте? – спросил майор.


— Мы с сержантом смотрим это кино десять минут. На мой взгляд, начинается пустынный смерч. Идентификации по целям нет никакой. Но как–то всё подозрительно. Такого раньше не было.


— А что говорят американцы?


— Они замолчали. Сообщили, что проводят срочный ремонт систем связи, – что–то у них из–за вспышки на солнце вылетело, – и включатся через час.


— Слушай, а по моей информации они двинулись на Запад.


— Блин, Тайфун, этого не может быть. А что говорит Врангель? Он почти местный и в полном контакте с янки.


— Врангель думает.


— Ну, пусть подумает, но весь наш батальон в полной боевой, как и положено. Спутники сообщают, что всё чисто, но им, в такую погоду, верить сложно.


— Да, – молвил Тайфун, – им вообще верить сложно. Они сделаны совместно с американцами. Там стоят кое–какие блоки Пентагона. Зачем на наших спутниках стоят блоки, произведенные в США? Я ничего не понимаю в этой дурацкой демократии в армейских отношениях.


— Я тоже, – ответил капитан. – И вообще, вся эта идея о совместном контроле района, на мой взгляд – полный бред. Мы косвенно подчиняемся генералу США. Мне это не нравится.


— Мне это тоже совсем не нравится. Но вышло так, что я майор, а он генерал. Что–то переигрывать было поздно. А субординацию необходимо блюсти. Так решили и в Брюсселе и в Москве и в Минске.


— А что решили в Исламабаде и Ливане?


— Да ничего пока не решили. Пытаются выйти на командующего исламского корпуса, но я им не верю. Они в курсе. Они полностью в курсе того, что, где, когда и как происходит. И при чьём участии. Ничего, как только ко мне в руки попадёт кто–то с той стороны, то я из него вытяну всё.


— Тайфун, мне ещё кажется, что американцы ведут двойную игру.


— Ты не ошибся в подозрениях. У меня есть расшифрованные радиоперехваты. Янки мутят воду, и шарят там руками, надеясь на рыбу покрупней. Для них это может невесело закончиться, если я доведу свои исследования до конца. Ведь блять буду, слиняли собаки! Просмотри в оптику на их позиции. Всё видно с первого взгляда! ВЧ антенны стоят на месте, но кругом ни души. А бури то пока никакой нет. Мерещится что–то на горизонте – и всё.


— И отключили связь.


— И отключили связь!!! У меня там, типа, дружок есть. Майкл его зовут. Так и тот пропал из эфира. А он секретарь генерала. Всегда мне всякие сплетни о нём рассказывал, про баб его, про собак…


— А про тактическую военную доктрину не рассказывал?


— Оооо!.. Прожужжал все уши! Мы с русскими друзья навек. А дружим против арабов.


— М–да, не сильное откровение…


— Ну, и я о том же. Это враньё, а не откровение. Они ведут с крайне правыми ультра исламистами сепаратные переговоры. Они покупают себе отсутствие потерь. Они гандоны, а не братья по оружию. – Слышно было, как Тайфун сплюнул. – Но и это не всё! Мне просочилась оперативная информация, что они платят деньги Госсекретарю и президенту США. Подумай чьи.


— Что ты говоришь? – изумлённо молвил капитан.


— Ты знаешь, что у меня почти не бывает проколов в оперативке.


— Да, Тайфун, знаю…


— Вот и делай выводы. Кстати, там, на горизонте, может двигаться газовая атака. Учти это.


— Уже учёл. Всё под контролем.


— Да дай то бог тот контроль. Ладно, кончаю связь. Отслеживай смерч, ты же ближе от меня к нему на десять километров. А это уже цифра.


Тайфун отключился. Капитан задумчиво изучал темную, мутную полоску на горизонте. Сказал сержанту:


— Если это ползут пустынные танки, то они пролетят по приближении двадцатикилометровой отметки. Она пристреляна кумулятивом на двести процентов.


— Да знаю я, – ответил сержант. – Сам автоматические ловушки ставил. Боюсь одного – ракет. Мне говорили ребята из разведки, что янки продали чуркам свои тактические А–10 мощностью одна килотонна. Там плутониевые боеголовки.


— Этого не может быть, – усмехнулся капитан.


— Почему?


— Потому, что не может быть. Ты не представляешь себе степень охраны и защиты ракет подобного рода.


— Возможно, но я представляю себе способности моджахедов в торговле.


Восточный ветер Аравийской пустыни завывал как пещерный лев. Резкий сигнал монитора заставил обоих бойцов кинуться к экрану. Целеопределитель ясно указывал на ракетную атаку. Классификация объектов нападения фиксировалась. Капитан закричал в селекторную связь:


— Тайфун!!! Атака системой А–10




— Я русский офицер! Кто–то не понял? Я вижу, что поняли. – Прошелся вдоль понуро стоявшей шеренги бойцов разномастных кровей, угрюмо поглядывающих на него. Продолжил хриплым голосом со стальными обертонами в тексте. – А поэтому мы будем делать всё по–русски. А? Майкл? Тебе понятно, что я говорю? Что молчишь, американская сволочь? Кто, блять, затеял бойню? Да ваши цереушники, это знает даже дохлая ворона! А теперь собирают сессии ООН, ля–ля–ля… хо–хо–хо… Непредсказуемый выброс энергии исламизма. Передача тактического ядерного вооружения бригадам Аль–Каиды, якобы, Белоруссией… Подводные лодки в степях Саудовской Аравии… Да вы и на одном поле сесть с Белоруссией не имеете права, американские недоноски! Верно, Данила? – повернулся к стоящему позади него бойцу, держащему под прицелом шестиствольного пулемёта шеренгу, укомплектованную, в основном, неграми, итальянцами и албанцами. – А? Врангель, чего молчишь?


Напарник майора российской армии сплюнул и молвил, недобро глядя на шеренгу:


— Да вот, командир, подсчитываю в уме количество патронов в ленте на погонный метр.


— Это, Данила, полезное занятие. И весьма, ябскл, перспективное в свете сложившейся, а также и далее развивающейся ситуации. Что!!! – !!! – !!! – неожиданно заорал, злобно окинув взглядом шеренгу. – Жить, вашу мать, захотели? И не просто жить, а за счёт моего батальона? А? А? А? Вы думали, что русская бригада состоит из одних лохов, недоумков и неврастеников? Вы думали, мы убежим с поля боя? С поля, бой на котором идёт до сих пор по вашей, – указал пальцем на громадного негра, с генеральскими знаками отличия, – умной, как вы посчитали, идее и политике, которую я называю политикой трусливых недоносков. Гдееее!!! Где, блять, мои люди? Я скажу тебе, где… – уставился на американского генерала. – Они сгорели заживо в ядерном пламени боеголовок, которые созданы в США… В СШАааааа!!!... Этой стране уродов, перверстов и недоносков… А где же, генерал, твои, сука, люди? А? А? А? Я скажу тебе, чёрная крыса… Хотя ты и сам знаешь всё. Они, твои афроамерикомексиканцы, ушли со своих позиций за час до атаки. Они увели свои противоракетные установки и мы, русские, остались с голой жопой против килотонных снарядов… Но, Данила, ты же знаешь, мой батальон лёг недаром. Противник был уничтожен на сто процентов, но ракеты с боеголовками А–10, к сожалению, уже летели в нашу сторону. Нам с Данилой повезло, мы находились в командном убежище, прикрытым бетоном, смешанным с обедненным ураном. Мы остались живы, но триста человек сгорели. А вот тебе, генерал, не повезло… Твой вертолётик притормозили мы. Ты не ожидал, что над нашими позициями нельзя пролететь безопасно. Не ожидал? Не ожидааал…


— Командир, время идёт, – подал голос Врангель. – Связи нет, но наши сюда успевают позднее, чем моджахеды. Я сам всё просчитал на калькуляторе. Компьютеры все вырубились из–за ядерной электронной волны. И пще, Тайфун, давай их кончать и линяем…


— Да нет, Данила, так нельзя. Они наши союзники, даже более того, я подчиняюсь этому черножопому генералу, который убил людей моего батальона. Не буду же я уподобляться ему, этой чёрно–бледной крысе. Нет, так не пойдёт.


— Так что, нам волочь на своём крошечном планере всю эту блятскую ораву? – хмуро вопросил Врангель.


— Ви будьете атвичьать перьед мьеждународным трьибпфуналом! – истерично прокричал пожеванный и весь изодранный полковник, стоявший рядом с командующим американским контингентом объединённых сил.


— Что ты сказал? – переспросил Врангель. – Отвечать сегодня ты будешь только перед Тайфуном и Врангелем, – и направил пулемёт на полковника. Через секунду сказал: – Впрочем, тебе, я думаю, будет этого много. – Вытащил из кармана пистолет, подошел вплотную и направил его в лоб полковнику. – Вот этого трёхлинейного калибра будет достаточно. – И нажал на спуск. Грохот выстрела, вой пули и падение полковника в песок аравийской пустыни, заставили всю шеренгу, где было двенадцать человек, мелко задрожать и спрятать глаза вниз.


— Ты шо, Данила? – вопросил Тайфун. – Этот полковнишка – начальник разведки. В нём было много полезной информации.


— Это обморок, – ответил Врангель. – Я стрелял мимо. Он просто уссался, вот и всё.


Действительно, через минуту американский офицер зашевелился и кое–как поднялся на ноги. Вид у него был как у живого покойника.


— Есть ещё желающие сделать заявление? – спросил Врангель. В ответ прошуршала тишина.


— Итак, – сказал Тайфун, мы сейчас с вами вместе начнём работу по переселению информации из вашей башки в наши диктофоны. Но должен предупредить: специфика допроса русским офицером не есть шедевр гуманности. – Добавил: – Хотя мы и не звери, естн. Начнём с тебя, – и поманил пальчиком полковника разведки. Тот тяжелыми шагами подобрёл. Стал. Смотрел в песок и потел.


— Механика такова, – жизнерадостно молвил Тайфун, вытащив из кармана блестящий револьвер «Смит–энд–Вессон». Извлёк из барабана все патроны, затем вставил обратно один. Ладонью крутанул барабан.


Продолжил, глядя на союзников по военным действиям.


— Есть очень хороший способ проверить себя на выживаемость. Он очень прост. Имя ему – «русская рулетка». А? Не пол? Не слышали? Глубоко сомневаюсь. У нас, у русских, это такая же традиция, как графин водки на завтрак. Так вот, зачем черножопому русский прибамбас? Мог бы кое–кто спросить. Кое–кто мог бы ответить. Я, например. Затем, чтобы не использовать дорогостоящие и постоянно врущие детекторы лжи, т.е. американские прибамбасы. – Испытывающе оглядел отряд союзной армии, который подозрительно смотрел на револьвер и внимательно слушал «русского медведя» с «русской рулеткой» в руках. Тайфун посмотрел на полковника разведки и молвил:


— Все коды и доступы в тактическую и стратегическую сеть США первого уровня. Это вопрос намбе уан. Уэлл?


Крутанул рукой по барабану револьвера и, протягивая его разведчику, дал инструкции и предупредил:


— Говоришь всё, что знаешь, не исключая кода к собачьим будкам, а затем делаешь так, – показал как, – и ничего страшного не случится, ежель, брат, правду сказал. Барабан рассчитан на десять патронов, у тебя девяносто процентов выживаемости. Но! Не дёргайся, парень. Мой «Стечкин» будет упираться тебе в живот. Соврёшь, процедуру повторим. Шансы, естн, уменьшатся. – И добродушно добавил: – Полковник, врать не стоит. – Вытащил из кармана цифровой диктофон и включил его.


— Всем отвернуться, – проорал Врангель в сторону шеренги и повёл из стороны в сторону пулемёт. Добавил: – Десять шагов вперёд! Живо, суки.


Толпа пленённых союзников неуклюже развернулась спиной к Врангелю, Тайфуну, полуобморочному майору. Затем отошла на десять шагов, дабы не слышать суть ласковой беседы русского и американца. И она началась. Полковник тихонько заплакал. Он зашептал:


— Я фсьё скажу, фсьё... Но не састафляйте меня стрельять себье в голофу... У мьеня сын и дочька...


— Я бы тебе поверил, – незлобливо сказал Тайфун, – но судьёй твоей правде придётся стать Всевышнему, и помни об этом. А кроме того, – в голосе зазвучала сталь, – у моего батальона остался батальон сыновей и дочек. А? А? А? – Прорычал: – Что ты мне ответишь на это, американская иуда?


Дрожащим голосом полковник американской армии начал исповедь. Когда, по прошествии получаса, он стал перечислять количество лифтов в Пентагоне, следователь Тайфун решил прекратить съём информации.


— Достаточно, полковник. – Испытывающе глянул ему в глаза. Напомнил: – Ваша жизнь в ваших руках. Или моих. – Вручил американцу «Смит–энд–Вессон» и прижал к его животу свой пистолет.


Добавил: – Вперёд, френд. Страна не забывает своих героев. – И выключил диктофон. Полковник обмочился. Он безумными глазами посмотрел в бесстрастное лико Тайфуна, кинул взгляд на сосредоточенного Врангеля, стал мелко икать, зажмурил глаза, приставил револьвер к голове и нажал спуск. Револьвер негромко щёлкнул, не обнаружа в барабане патрона. Разведчик открыл глаза, сел на песок и снова заплакал.


— Тебе фартит, – сплюнул Врангель.


— Правда – она и есть правда, – констатировал Тайфун. – Фарт здесь не при чём.


Полковник протянул револьвер Тайфуну. Тот взял его, крутанул барабан и зычно гаркнул: «Следующий!!!»

Восточный экспресс

Дизель-поезд Хабаровск – Советская Гавань, урча, полз сквозь лиственно-хвойные джунгли. Тепловоз громыхал выхлопами и детонировал мутной смесью, питающей его двигатель. В хвосте плелись четыре вагона, такие же развалюхи, как и волочащий их старикан. Все ходило ходуном, перегородки скрипели и пищали. Подъемные полки не фиксировались. Половина окон были выбиты и заложены картонными листами из-под ящиков с апельсинами. В туалете отсутствовали двери.


Проводник сидел на куче тряпок и тяжелым взглядом смотрел в окно на тысячекратно виденную картину. Радовало одно: за окном была золотая осень. Огненно-оранжевый лес одним своим видом грел душу, обескураженную внутренностями металлического чудовища: оно не желало умирать, как тот же окружающий лес, – изящно и красиво, а упорно тянуло свою огнедышащую лямку до последней отвалившейся гайки.


Проводник встал и, шатаясь в такт покачиванию вагона, пошел вдоль плацкартных купе: «Чай, чай, печенье». В вагоне за боковым столиком единственный пассажир смотрел в окно. По внешности это был человек с Востока. Проводник приблизился и стал напротив: «Чай. Печенье».


– Водка есть?


Во взгляде проводника что-то мелькнуло:


– Водка есть…


– Одну бутылку.


– Пятьсот рублей.


– Ты что, с ума сошел?


– Пятьсот рублей.


– Ладно, ты прав. Сумасшедший тот, кто её не пьет.


Проводник оживился, чуя родственную душу. И стал суетиться:


– Сорок два градуса. «Полет Женьшеня». Так просто не купишь, поэтому и цена чуть-чуть подороже.


Он побежал в свое купе и принес бутылку черного стекла с красивой этикеткой. Восточный человек отдал деньги, взял бутылку и стал рассматривать. Открутил пробочку, понюхал. Проводник уселся напротив и смотрел в окно.


– А стаканы?


– Что? А-а, я сейчас, сейчас… – проводник умчался и вернулся с двумя стаканами, полбуханкой хлеба и большим, как кабачок, огурцом. Порезал огурец на части, посолил солью из спичечного коробка. Поезд тряхнуло на стыке, и коробок, подпрыгнув, свалился, но соль не просыпалась.


– К удаче твоя соль упала, – заметил пассажир.


– Да уж. Вся жизнь удача. И соль еще тут как тут, – пробурчал проводник.


Пассажир налил по полстакана водки.


– Ну, будем знакомы. Катаяма, – он протянул стакан.


– Федор, – представился проводник.


Они выпили настойку и захрустели огурцом.


– И долго эта твоя развалюха до Гавани добираться будет? – поинтересовался пассажир.


– Ну, тут же одноколейка. Пропускаем всякие там платформы с «тойотами». Часов через пятнадцать, может, будем. А ты далеко?


– Домой.


– В Гавань?


– В Японию.


– В Японию?..


– А что?


– Да так, ничего. Но не подумал бы. Говоришь совсем не по-японски.


– Ну, там заговорю.


– А здесь чего делал?


– Лес рубил.


– Да ну – лес? Что-то я, наверное, не въехал.


– Въехал, въехал. Я с поселения. Освободился. В Хабаровске получил документы и разрешение на выезд. Три года… Три года не нюхал сакуры, ты представляешь, Федя?


– И что ж ты сотворил?


– Как тебе сказать… Статья номер ноль. Есть такая.


– Да неужто и статья номер ноль есть?


– Есть. Для японцев. По ней и осудили. Хорошо хоть по половинке выпустили. Кто-то из ваших к нашим прилетел. Поели, попили, что-то там поделили, ну и – добрый жест. Иностранных заключенных, не совершивших особо… Ну, и так далее.


Японец помолчал мгновение, затем решил продолжить:


– В общем, повезло. Меня не хотели отпускать, но знакомая одна помогла. Машка любит иностранцев и сама всё во Францию собирается, язык учит. Работает в прачечной, живет с начальником лагеря. Убедила того, что я – японец, а то по документам меня уже удмуртом сделали. А после Машиного протежирования снова на статью номер ноль скинули. Я ей, конечно, положенное спасибо сделал, но все равно в должниках остался. Судьба сведет – рассчитаюсь. – Катаяма взял веточку укропа и стал перебирать ее, как четки. – Двухлетний «хвост» на вашей зоне – слишком дорогое удовольствие. Через пару лет я и в самом деле удмуртом стал бы…


Федя закурил папиросу, пустил дым:


– Статья номер ноль! Ну-ну. Во дают...


Состав тряхнуло еще на одной колдобине. В последнем купе упала полка. Японец налил ещё водки. Выпили.


– Ну, так как наша зона? – с интересом спросил Федор.


– Мрак, – ответил попутчик. – Но люди хорошие. Я из-за людей язык выучил. Думаю, не хуже японского. А, может, лучше. Вот приеду – проверю. Емкость, емкость – вот что мне нравится у вас. В смысле разговора, общения. Одним словом можно выразить пятьдесят идей. Сила! Я одно время на родине филологию изучал, так теперь стыдно, что учил, после русских оборотов речи. Зря терял время.


Поезд стучал деформированными колесами, шумел вагон разболтанными шурупами, тараканы бегали с места на место в поисках пропитания, а за окном горела желтым пламенем осень Приморья.


Обрусевший самурай налил еще женьшеневой настойки, они с Федором бахнули стакан о стакан и вгрызлись в приморский огурец, закусив горбушкой черного хлеба.


– У вас здесь в России можно вообще не разговаривать, а тебя всё равно поймут. – Федор согласно кивнул. – Но у нас в Японии ты можешь говорить полдня – и тебя не поймут. Не поймут! Я много прочел разной русской литературы и тоже обнаружил там японские образцы мыслевыражения. Я бы тебе по памяти прочел, для сравнения, но боюсь, ты уснешь, пока я буду говорить литературный вариант.


Федор закурил еще одну беломорину и позволил:


– Не боись! Читай.


– Ну, как бы это начать… Понимаешь, Федор, в воображаемую нами реальность улетает ум, душа, но не тело. И поэтому реальное, воспринимаемое уже и телом, так отличается от воображаемого, что совсем порой различно и даже противоположно. Поэтому никакой тщательный аналитический прогноз и расчет предстоящих событий не может состояться из-за невозможности учесть субъективные моменты реактивности животного существа. Оно, существо, накладывает свой алгоритм на, так сказать, объективную реальность, возникающую посредством субъективного восприятия. Ибо верно замечено, что бытие определяет сознание, – а бытие присутствует только в настоящем времени, исключая прошлое и будущее, то есть расчетам подвергаться не может. Ну как, Федор, доступно?


– Это… перевод с японского?


– Да нет, это подобие японского, но русский. Бобергауз какой-то написал. А знаешь, как сказать это на настоящем русском?


– Ну, выдай.


– Все ништяк, когда ты в деле. Остальное – понты.


– И все?


– И все.


Федор восхищенно посмотрел на собеседника, так невозмутимо отрезающего все лишнее от главной мысли, хотя в произнесённой фразе не понял абсолютно ничего. Но почему-то поверил. Видно было – честный человек.


– Да ты на зоне, наверное, переводчиком был. Или священником.


– Нет, электриком. Туда, где фаза была выше 24 вольт, посылали японца, специалиста по электронике, то есть меня. Представлял лицо империи, чинил телевизоры и утюги.


– Ну, а дома ждет кто?


– Мать. А это мало?


– Это даже очень много. Меня вот никто не ждет. Уже. Так случилось. Наливай, Катаяма! Я сейчас еще принесу, за мой счет.


Тепловоз издал скрипящий звук, как сиплая заводская труба, и хрипел, хрипел не переставая.


– Чего это он? – спросил Катаяма.


– Зона повышенной медвежьей пассивности.


– Повышенной медвежьей пассивности?..


– Рельсы нагреваются на солнце, они на них и спят. Медведи. И попробуй разбуди! Несколько раз буфером на обочину сваливали, так все равно не проснулись. Жирные, как боровы. Спячка скоро. А ленивые! Ляжет под куст с малиной, откроет рот и спит, ждет, когда ягода дозреет и упадет сама. У вас там, в Японии, такие же, наверно?


– Да, есть такие же. Только не медведи.


Труба замолчала. Опять стал слышен перестук колес и скрипение вагонной утвари. Бутылка стояла опустевшая, и ее сиротливый, виноватый вид напоминал о том, что всё когда-нибудь проходит. Федя сходил к себе в купе и принес еще одну, кусок сала, краюху хлеба, банку грибов, лук, чеснок, вареную картошку и миску с большими сочными помидорами. Пустую бутылку унес. От греха подальше.


Налили еще.


– Ну, так как тебе наши бабы? – не унимался Федор.


– Работящие, – ответил японец, – но водки пьют много. Правда, есть и исключения. Нормальные бабы. Бабы как бабы. У нас такие же, только по-другому называются. Водки, правда, не пьют, но у них своей дури хватает. У вашей почти всё на лице, а у нашей – в башке. Попробуй залезь.


Сквозь громыхание разваливающегося вагона пробился посторонний звук. Кто-то хлопнул дверью в тамбуре и шел к ним. Подошел, постоял, поглядел на стол и сел.


– Познакомься, – сказал Федор. – Начальник поезда, Григорий.


Григорий склонил голову и пожал руку японцу.


– Катаяма, – представил японца проводник. – Едет домой из командировки. В Японию.


– Японец? – изумился начальник. – Японец в таком поезде, а не в аэропорту? Ну, тогда свой парень, свой. Знаешь, а ты у нас единственный пассажир на весь состав. Там что-то намутили с расписанием, передвинули отправление на пять часов раньше, а объявление написать забыли. Ты сам-то как сюда попал?


– Купил билет за десять минут до отхода.


– Да, повезло тебе. Незнание не освобождает от удачи.


– А в чем повезло?


– Этот рейс последний. Ветку закрывают на два месяца. Капитальный ремонт линии. Установка автоматики, новые светофоры. А самолетом – лети. Билеты проданы на сорок дней вперед. Да они и летают-то как? Раз долетел, раз упал – ресурс сопромата вышел. Крылья отпадают… – начальник поезда невозмутимо глядел на Катаяму, жуя помидор.


– Гриша, это правда? – изумленно спросил японец.


– Еще какая. Да они и летают прямо над самыми елями, чтобы если что – самортизировать и повиснуть на деревьях. Ель все выдержит. Тут своя технология. Дальний Восток! Мгновенно сливают керосин – и падают в кусты. Пока все живые. Правда, долго потом добираются до этой Гавани.


– Ну, давай за удачу! – произнес Катаяма, слегка шокированный ментальностью русских с их национальными рулетками.


Третий стакан уже был давно на месте, и японец, не сбивая руки, продолжал наливать.


– Хха! Хоррроший настойчик, – проговорил начальник поезда и вгрызся в огурец. Немного закусив, продолжил тему:


– Нет людей. Некому работать. Да нет, люди-то есть! Но нет тех, которые могут работать. Тотальное сокращение, совмещение, кадрирование и кодирование. От алкоголя. Но это не помогает. Кодировать можно только сомнамбул, есть такие кадры. Да они и сами могут кодироваться. Написал на бумажке «Я больше не пью», положил под подушку, а наутро – трезвенник. Но лунатиков таких мало. И деньги с них даром дерут. Ну, а с остальных – тем более. Их кодировка не берет, они же не сомнамбулы. Такой вот фикус. Оттого Федор, например, совмещает в себе должности четырех проводников. Один проводник на четыре вагона. Это нормально?


– Ну, судя по заполнению состава, достаточно, – рассудил Катаяма.


– Согласен, – ответил начальник. – В таком рейсе Федора даже слишком много. Но кроме этого он совмещает обязанности электрика, сантехника, повара и ветеринарного врача.


– А что, есть и такой?


– На этих линиях есть.


– А кто обыкновенный доктор, для людей?


– Я.


– Вы совмещаете должности начальника поезда и врача? Разумно, разумно…


– Еще я совмещаю обязанности ревизора и первого машиниста.


– А кто второй машинист?


– А его нет. Сокращена должность.


– Так кто же сейчас управляет тепловозом?


– Ну, в принципе, я.


Катаяма ошарашено глядел на невозмутимого первого машиниста:


– Как это вы? А кто в кабине?..


– Никого. А что тут такого? Зону медвежьей пассивности прошли. Встречного состава не предвидится. Глухомань. Людей нет. Самолеты на автопилотах летают, а тут какой-то дизель. В первый раз, что ли? Да ты наливай!


– Так что, нас только трое на весь состав и пустая кабина? – не унимался обалдевший Катаяма. Всего он повидал на зоне, но такого вот классического образца пофигизма не встречал. Крепчает народ!


– Трое. Вернее, двое. Ты не в счет. Мы тебя везем.


Впереди по ходу движения что-то громыхнуло. В вагоне свалилась еще одна полка.


– Сбили-таки, наверное, медведяру, – проговорил первый машинист. – Спать надо в отведенных местах. В норах, например. Да нет, в норе они не хотят! Они хотят на шпалах! Ладно, пойду пройдусь в кабину, проверю уровень масла. Вы тут особо не налегайте, я скоро вернусь.

Двое плыли к Солнцу

Небольшая бухта, окруженная лесной поляной с цветущими незабудками, ранним утром сверкала лазурью своей поверхности, застывшей как волшебное зеркало. Кругом стояли сосны. Утреннее небо ещё не пылало раскалённостью раннего лета, а спускало прохладу утренних часов.



— Здесь, — сказал первый и воткнул лопату в землю.



— Здесь, так здесь, — ответил второй, и устало упал в траву.



Копали минут сорок, тяжело дыша и выбрасывая комья земли из углубляющейся ямы.



— Всё, — сказал первый. – Я думаю, достаточно.



— Достаточно, так достаточно, — ответил второй и прислонился к стволу развесистой катальпы, затесавшейся между сосен. Поднял глаза к небу, где плыл ястреб.



Два портфеля и одна сумка полетели в глубину вырытой воронки. Первый обыскал карманы, вытащил мобильный телефон, ключи от машины, документы, и всё кинул в яму. Второй сделал то же самое и кинул в яму даже джинсы, оставшись в спортивных шортах. Первый аккуратно снял костюм, уложил его в пакет и опустил в глубину тайника.


Принялись молча закапывать. За десять минут зашвыряли яму и разровняли поверхность. Устало сели на траву возле куста эхинацеи. Молча смотрели на море и на разгоравшийся восход.



— Искупаемся? — предложил первый.



— Давай, — ответил второй. — Почему бы и нет?



Они зашли в морскую воду, покалывавшую тёплой волной. Немного постояли, глядя на горизонт, пылающий своей линией в предвкушении рождения солнца.



— Хороша водичка, — сказал первый.



— Прелесть, — ответил второй. — Я не был в море лет десять.



Зашли глубже и медленно поплыли вперёд.



— Я всю жизнь мечтал совершить кругосветное путешествие, — сказал первый. — Всю жизнь. А сорок лет просидел за книгами, пытаясь там что–то найти.



— То же самое, — ответил второй. — Только у меня вариант похуже. Я нашел. Нашел маленькую теорему Ферми и решил её. Считалось, она не имеет решения. Не надо было мне её решать. — Второй погрузился с головой. Вынырнул и с брызгами выдохнул воздух. Добавил: — И я подсел на это. На Ничто.



— Я понимаю тебя, — ответил первый. — После защиты второй диссертации, я почувствовал, что в жизни происходит что–то не то. После третьей у меня уже не проходила депрессия.



Неожиданно прямо перед пловцами вынырнула пара летучих рыб и, пролетев метров двадцать, нырнула обратно в море.



— Видишь, — сказал первый, — какие умные твари. Они понимают прелесть кратковременности.



— Я это понял только недавно.



— А я давно, что ещё хуже.



Молча плыли брассом. Огненный край солнца уже наполовину взошел над водой.



— Когда мне было четыре года, я считал, сколько мне осталось жить, — сказал первый. — Я от ста отнял четыре и получил девяносто шесть. Это была вечность. Мне мама сказала, что человек живёт сто лет. И я поверил. Она мне только не говорила, что живёт он лишь в мечтах. А в жизни он пытается удержаться в воздухе, как та рыба, любыми способами, но без всякого смысла.



— Да, смысл это проблема, — ответил второй. — Но без смысла вообще всё теряет смысл.



— Да, так оно и есть, — сказал первый. — Помолчал, ритмично врезаясь в воду. Спросил:



— Тебе не страшно?



— Есть немного, — ответил второй.



— У меня тоже.



Поплыли дальше, упруго преодолевая легкую волну.



— Грязь имеет свойство засасывать, — сказал первый.



— Ещё как, — подтвердил второй.



— А из клетки животное через некоторое время боится выходить. Не выгонишь. Так же и люди, — выдохнул сквозь гребень волны первый.



— Мой друг детства отсидел двадцать лет, и остался работать в тюрьме.



— Да, это обыкновенное явление.



— Слушай, мы же с тобой на голову нормальные? — спросил второй.



— Я думаю — да, — ответил первый. — Я думаю остальные ненормальные.



Молча плыли дальше. Пылающий диск взошел над морем, освещая лучами вечности суетливую кратковременность.



Двое плыли к Солнцу.


Любовница Маргариты


В глубине затемненного помещения ночного бара, в двухместной кабинке, отделенной от стонущего клуб–музыкой и извивающегося змеями стриптиза зала, наполненного энергией «экстези» обезумевших шоу–посетителей, сидели двое, не обращающих внимания на ушедших из реальности представителей «золотого» поколения.



— Послушай, но если это все просто развод?



Блондинка, полыхнув сиренью взгляда, затянулась сигаретой и пытливо стала смотреть в глаза своей собеседнице, брюнетке – красотке с несколько восточным типом лица.



— Если все время думать о кидалове, то лучше вообще из дома не выходить, кормить кошек и смотреть в окно, — ответила Маргарита, взяла бокал с вином и сделала глоток. Добавила:



— Он хочет, чтобы мы его сопровождали в виде его любовниц. Всё. Ни о каком сексе не было даже намека. Он вообще, мне кажется, не интересуется женщинами. Он интересуется мужчинами, которые интересуются женщинами, которыми, якобы, интересуется он. Голубой, не голубой — ничего не понятно. Я навела справки, вроде бы не педик. И его положение ставит нас в роль.



Блондинка помолчала, рассматривая худющую как кобра даму, вцепившуюся в шест и открывшую магниты силикона, втягивающего внимание зала. Проговорила:



— Странно всё это. И почему мы? Почему именно я и ты?



— Наверное, он знает что мы в Теме.



— Какого черта ему что–то знать о Теме? И зачем ему именно Тема?



— Он мне намекал что–то вроде того, как он устал от мужского общения. И как он устал от женского внимания. И как он устал от внимания прессы, журналистов, телевидения, закулисных интриг парламента и вообще… Мне он показался слегка не в себе. Но пятьсот косарей! И я выбросила из головы все мысли. — Поставила бокал на стол. — Что и тебе советую сделать. Пятьсот косарей каждой из нас за два часа работы. За пятьсот косарей Маргарита составит эскорт бомжам или олигофренам. Да и ты тоже.



— Выходит, мы ему понравились? Как он вышел на тебя? Почему именно ты и я?



Собеседница нахмурилась и некоторое время молчала. Мрачно проговорила:



— Он видел наше порно, которому десять лет. Кот, сука, бабки взял, а видео полностью не уничтожил. С ним будет разборка за эту подставу.



— Он не стёр порно?



— Он не только не стёр, он его эксклюзивно продает или дарит. Не всем, конечно, а клиентам, типа нашего.



— Ты откуда это знаешь?



— Ха! Он же мне и показал отрывок, когда я была у него в кабинете. Правда, пообещал что этот файл у него будет храниться как порнофильм Мэрилин Монро, проданный негру из Манхэттена.



— Порнуха Монро уже неделю как ползает по Сети.



— Да? Чёрный же клялся, что никто никогда не увидит ту пленку, где Монро делает минет Кеннеди.



— Клялся… Наш кот тоже клялся, да еще бабки сбил. Короче, что будем делать?



— Работать. Но котяра может стать диффамантом, и нам, при нашем статусе, надо думать, что делать с теми веселыми картинками, где мы соображаем на троих.



— А где сейчас третий?



— Его грохнул снайпер. Ты что, не в курсе? Он сдуру полез в алюминий, хотел выкупить контроль, но не переговорил с Дерипасом. Контроль был бы точняк у нашего третьего, он поставил на Абрама, а тот, в форс–момент, пошел в отказ, но аукцион уже начался. Лаве председателю уже ушло, и если бы не окулист, контроль был бы у Абрама, посредством третьего, при раскладе который был за час до аукциона. Ты же знаешь, кто под Абрамом? Медведь что–то не поладил с Путником и они решили, что контроль Абраму ни к чему, хотя он их хозяин. Крайним оказался третий. Контроль забрал Дерипас.



Маргарита закурила «Chancellor» и стала смотреть на «кобру» с силиконовыми магнитами. Добавила:



— Депресняк от такой ситуации может пропереть. Кота надо грохнуть.



— Ты же знаешь, где он сейчас.



— Знаю, секретарь Рыжего. Так что–ж теперь? И вообще, — откинулась на стуле и кинула сигарету, — какого он занимается этим? Ему что, Рыжий мало платит? Да Рыжий в списках Форбса в начале первой сотни.



Снова взяла тлеющую сигарету. Усмехнулась. Медленно проговорила:



— Я знаю чего он хочет. Он знает о нашей связи с Медведем. Он, падло, хочет что–то выдавить из нас. Чтобы мы что–то выдавили из Путника, через его протеже Медведя. Кот предъяву пока не делал, но, чувствую, она будет. Эта сучья котяра занялась вопросом экспорта Су-37, ему нужен компромат на Медведя, он хочет, чтобы мы принесли ему веселые картинки с ним, и вот тогда, как он считает, тема с Путником будет закрыта, и лицензия на экспорт появится.



— Надеюсь, ты картинки с Медведем не засветила?



Сиреневоглазая блондинка пытливо стала смотреть в глаза восточной брюнетке. Та помолчала. Спросила:



— А ты?



— Я пока не сумасшедшая.



— Ну, так и не думай, что мы с тобой в чем–то отличаемся. Файл закодирован и висит в Сети на пяти серверах. В реале его нет. Если Медведь узнает, что в тот момент работал пассивный видеочип, нас ждут проблемы.



Помолчала, оглядывая позолоченных клоунов, заполнивших зал элитного бара. Сказала:



— Медведь под Путником, Путник под Абрамом, Абрам под полуостровом, полуостров под родней из Вашингтона и… добивается «Раптор» F–22, а наш «кот» занялся Су–37, который котируется наравне с «Раптором», но только пойдет в Иран, к веселым исламистам, которые ждут в гости эти долбаные «Рапторы», не дождутся, а вот Су–37 это ожидание ускорит и полуостров получит обратку раньше своей подачи, даром что дрючили своих всадников для прыжка в тысячу километров. В общем, дело дрянь. Мы с тобой нужны «коту» для атаки на F–22. Мы нужны «коту», чтобы Медведь дал лицензию на продажу Су–37, а если ещё точнее, то мы нужны аятолле и ИРИ, а если уже вообще точней, то мы нужны веселым ребятам из кооператива Аль–Каеда, которые и будут руководить атакой на «Рапторы», прибывающие на днях на полуостров, как только Конгресс даст в виде исключения разрешение на экспорт F–22.



Маргарита умолкла и стала пить вино. Добавила:



— Ты же знаешь, в каком подкомитете я сейчас, и кто мой шеф.



Блондинка расширенными глазами смотрела на свою любовницу. Тихо проговорила:



— Марго, блять, мы влипли, если это все так, как ты говоришь.



— Я тебе говорю одно – надо грохнуть «кота», тогда никто не атакует «Рапторы», а полуостров на ИРИ прыгнуть не сможет. Вашингтон не подпишется, а если и подпишется, то это не Ирак, и Путник уже не тот, после цены за баррель больше двухсот. Хоть он и под Абрамом, но ещё есть Иван, и его бригада, от которой Путник свалил по недоумию, а теперь скачет как ошпаренная лошадь то туда, то сюда. От Абрама ему деться некуда. От бригады Ивана тоже. При таком раскладе полуостров остается в стороне, особенно после полной установки на БД РС–24.



Протянула руку и погладила блондинку по губам. Прошептала еле слышно:



— Милая, да успокойся. Мы в Теме, но не не в теме всего этого экспорта безумия волосатых обезьян. Пусть меняют «Рапторы» на «Сухари», пусть травят себя высокоточным дустом, нам то с тобой что до этого?



— Дорогая, а что делать с эскортом?



Маргарита нахмурилась. Недовольно проговорила:



— Да дело, в общем-то, и не в косарях, ты же понимаешь. Нам сложно отказаться оказать услугу этому человеку. Он советник Путника, и он финансирует все закрытые программы Медведя, который пошел в бригаду Ивана, а Путника, выходит, кинул, или пробует кинуть. Иван ползет вверх очень упорно, но осторожно. Под Иваном уже больше половины тех, кто был под Путником. РС–24 в полном объеме поставил Иван, вопреки мнению и Медведя и Путника и их бригадиров. Конечно, перья туфту гонят в желтухе и стекле, что это всё заслуга Медведя и Путника! Да черта с два! Я знаю, как всё было в самом деле, как шла разборка в подкомитетах, как советники били друг–другу морды, отрабатывая проплаченный прессинг. А теперь проблема с «котом» и «Рапторами». Нет, ты скажи, нам это нужно?



Маргарита в упор стала смотреть в сиреневые глаза.



— Нет, — неуверенно ответили глаза, — нам это не нужно. Нам надо избавиться от видеозаписи, которую сделал «кот».



— Вот именно! — проговорила Маргарита. И повторила: — Кота надо убрать.



В глубине затемненного помещения ночного бара, в двухместной кабинке, отделенной от стонущего клуб–музыкой и извивающегося змеями стриптиза зала, наполненного энергией «экстези» обезумевших шоу-посетителей, сидели двое, не обращающих внимания на ушедших из реальности представителей «золотого» поколения.

Ультиматум Золотой рыбки

– Что–то штормить начинает, тебе не кажется? – спросил капитан у старпома.


– Да нет, кэп, вроде бы всё нормально. Главное – давление, вы же знаете. Оно только поднимается! Никакого падения! Хотя, конечно, странно всё это. Я сам вижу и чувствую признаки шторма, но приборы его не фиксируют.


– Приборам верить – так пойти да жениться, – заметил философски капитан. – Они мне врали больше, чем моя жена. Они мне врали больше, чем мои хозяева. Они мне врали больше, чем врёт убойный нож корове при подходе к разделочному цеху. Я знаю дело в чём. Всё дело в кумже. Две тонны рыбы и без шанса обработать. И какой рыбы!


– Но нам по ИНТЕРСАТу клянётся восемь баз, что рыбу заберут.


– А свадебный венок не обещали? А? Быть может, похоронный? Что, тоже нет? Так за кого они нас принимают?


– Кэп, есть нюанс, как говорят французы. Вся рыба не мертва, её не заморозили, клиенты требуют живой продукт.


Капитан подозрительно посмотрел на старшего помощника и, прищурившись, спросил:


– Ты хочешь сказать, что шторм заказала рыба?


Тот пожал плечами.


– В этом долбанутом Японском море бывает всё.



А тёмные воды хмуро бились о борт рыболовецкого траулера идущего под российским флагом. В каюте, отделанной орехом, сидела красотка по имени Жанна. Она числилась поварихой и исполняла функции оной, исключая приготовление еды. Такие жанны частенько годами живут в каютах старпомов, реже – капитанов. Присутствие женщины на борту в двадцать первом веке уже не считается страшной опасностью для экипажей. И этим пользовались и матросы, и капитаны, в меру своих возможностей и ориентаций. Более того, «жанны» подобного рода обычно страшно ревнуют весь экипаж, когда судно заходит в какой-либо порт. Частенько они с бешенством в глазах стоят на трапе и пытаются силой не пустить матросов в увольнительную со словами: «Вам что, меня мало!!!»


Это известно всем. И это касается рядовых поварих, которые совмещают приготовление пищи с сексом в матросских кубриках.


Но данная выше Жанна была птица не того полёта! Какие матросы! Какая кухня! Французское бельё и аналогичные духи – вот каков был её удел. И даже минет она делала с французским жеманством, глотая сперму, словно шампанское, и вздыхая, как будто ей всегда было мало.


Одним словом, старпом пристроился хорошо. Паспорт он у шлюхи забрал, но морду ей не бил. Иногда делал кун, иногда всё наоборот. Деньги платил в размере капитанского оклада, в любой валюте, в любой стране…


И, таким образом, не давал засыхать своей молодости, т.е. предстательной железе, и молодости Жанны, т. е. её кошельку.



Жанна сидела в кресле в одних французских трусиках и рассматривала рыбок в аквариуме. Скалярии… Гурами… Гуппи… Золотые рыбки… Красивые рыбёшки, прямо сказка! Жанна пальчиком постучала по стенке аквариума, с любопытством бездельной наложницы разглядывая рыбёшек. Те подплыли на её стук и глядели на неё, словно спаренные телескопы.


– У тю, тю, тю, тю… – прощебетала она, улыбаясь улыбкой гейши.


Золотая рыбка ткнулась лбом в стекло и сказала:


– Слушай дура, передай своему ёбарю, если не выпустите в море кумжу, скоро все пойдёте на дно. Повторять не буду, запомни с первого раза. – И отплыла в сторону, небрежно виляя хвостом.


Жанна ошеломленно смотрела на аквариум и рыбку, заползшую под корягу.



А море постепенно разыгрывало свою карту, усиливало волну и погружало ватерлинию пониже номинального уровня. Что сказывалось на психике старпома.


– Кэп, – измолвил он. – Мне совсем не нравится такая ситуация с волной при полном отсутствии пониженного давления. Да и ветра нет совершенно!


– Данила, – ответил тот. – Пойди, лучше, трахни свою гейшу. Глядишь, и нервы попустит.


– Кеп, какое траханье! Волна уже катит под пятый балл. У меня не встанет ни на какую гейшу, при таком раскладе.


– Ну, тогда терпи. Мы везём две тонны кумжы. Ты знаешь, сколько это стоит? Это стоит очень не мало. И не забывай об этом, даже если у тебя встанет на твою Жанну.


На палубу вбежала французская повариха Жанна.


– Кэп! Кэп! Со мною говорила рыба!!!


– Я не удивляюсь, – ответил капитан. – Их разговорчивость общеизвестна.


– Я не шучу! Я не пьяная! Золотая рыбка передала вам ультиматум!


– Шо, шо? Иди, проспись, коль обкурилась, али обпилась. Я не позволю выходкам твоим проникнуть на территорию мне вверенного судна. В загон! И быстро! Есть договор где можешь пребывать… И исполняй!!! Твою мать, повариха! А то я научу тебя готовить блюда для капитанского стола. Поберегись!!!


– Кумжи требуют, чтобы их выпустили на волю. Иначе шторм и волны выше мачты! Поогиибнем все, мой капитан! Подохнем как линялые собаки, заброшенные в бездну Марианскую… Мне рыба предложила вариант… Я передала вам, тепереча решайте. – И убежала вниз.


– Совсем рехнулась твоя баба, – сказал капитан старпому. – Убери её с глаз долой, а то не выдержу и брошу её за борт. Хоть и не Разин, но характером не обделён.


– Кэп, – спросил Данила понурившись. – Можыж и выбросим кумжатину в стихию? Нехай плывёт, нерусская паскуда. Нам всё равно её не есть. Да было б что там есть! Одни понты! Ни сала, ни морковки.


– А в твоей Жанне много сала, друг? А пялишь ведь её не уставая. Морковкою своей. Довёл бабёнку! Крышу уж срывает! Ты верно с утреца не трахал повариху? Вот она блюдо нам сюда и принесла. А коли не справляешься с французкой, отдай другим, те, может, крепче будут, и рыбам рот заткнут.


Громадная волна ударила о борт и намочила с ног до головы и капитана и старпома.


– Ну, ну, – сказал старпом. – Пока о ебле будем рассуждать, ко дну пойдём, а кумжа – вместе с нами. Она то не потонет, мой капитан. Ей есть куда линять! А мы? На эти плотики полезем? А SOS успеем дать?


На палубу выбежал связист.


– Капитан, радиостанция не работает! Все лампы и транзисторы накрылись. И микросхемы, заодно. Последним загорелся трансформатор. Его тушил, себя не помня! Но потушил! А связи нет…


– ****ься меньше надо с поварами, тогда и ничего гореть не будет. Авраааааал!!! –!!!–!!!


И понеслось исчадье ада, авралом именуемое, ломая и круша, что можно, на своём пути, вантуя всё ненужное, а нужное теряя, но главное – процесс, а результат не важен. Он у Всевышнего в руках! Так думал кэп, и был, конечно, прав. ДВИЖЕНИЕ само найдёт пути, которых отыскать не в силах ни человек, ни кто–либо ещё.


Авраааааал!!! –!!!–!!!


Весь экипаж траулера вцепился в жалкую посудину, моля братишку Посейдона о пощаде и вспоминая все грехи, которые уж не грехи отныне, а индульгенцией откупленный мираж.


– Вперёд!!! – скрипел седой водила, водящий траулеры сотни лет. – Вперёд!!!


И никакого понта, тонуть не собирается никто, под кэповой протекцией ходивший, и кумжу тоннами сдававший, где гейши исполняли танец живота и возбуждали своим телом всех, кого земля не держит.


Авраааааал!!! –!!!–!!!


– Данила, проверь–ка по секстанту, где плывём мы, – попросил старпома капитан. – По–моему, покупатели кумжи где-то недалеко, милях в ста. А может и поближе.


– Мой капитан, прошу последний раз, рассудком пользуясь, принять решение. Да на черта нам эта прибыль с кумжи, ежель на дне обменных пунктов нет? Старик, ты любишь море, я всё знаю. Но есть предел безумия полёта! Мы все покойники, всё просто – все.


– И этим подтверждается призвание! Тебе, Данила, в голову не шло? Такое странноватое решенье? В постели сдохнуть мумией решил? А гейша, кем она уж станет, к моменту увядания тебя. У нас не просто кумжа, у нас святая кумжа! Она и цель, и средство, она сама в себе. Нам бог послал подарок, ну и что же? За борт его? Кто спятил – я? Иль ты – подумай.


– Я подумал. Ты решил сдохнуть во глубине своих морей. Но причём здесь моя Жанна? При чём здесь я, Данила? Мы с гейшей не торопимся пока туда, где трупы стынут. Есть предложение – коль кумжа дорога морскому сердцу, пусть волк морской её заменит, и прыгнет сам в объятия любимой… Стихии… А? Каково? Не тот уже нюанс?



А судно мчалось сквозь волну и ветер, поднявшийся до штормового. Две тонны кумжи ждали, что будет с их судьбой.


Так и несутся до сих пор во мгле японских волн. А капитан решает, куда товар девать, которому цена сложилась – неимоверная… И Жанна ждёт Данилу во каюте, напялив офранцуженный прикид… Данила же в тумане, неведомых клиентов углядевши чуть не сошел с ума, но понял вовремя, что это был мираж… С тех пор глядит, а гейша его ждёт, слезу порой платочком утирая… Старик печать на ёмкость с кумжей наложил, охрану выставил, вручивши пулемёты. А сам на мостике стоит и курит, курит, курит… Опакистаненный гашиш… А траулер несётся в ночи нерусских вод… Кому нужны две тонны кумжи? Кому? Какому идиоту? Но ежели отыщется такой, пишите...

Незаконченное безумие

Несомненное превосходство тела над душой. Он задумался. Это хорошо или плохо? Неясно. Вышел на поляну и осмотрелся. Вдали виднелись горные вершины. Прямо перед ним, в густой траве, стоял автомобиль. Японский внедорожник. В кабине не было никого. Подошел. Ключи зажигания были на месте.


Он задумался. Превосходство тела над душой? - ? - ? Мда…


Осмотрелся. Где хозяин? Нет хозяина? Странно… Всё это странно. Машина неожиданно взвыла двигателем и рванув с места, исчезла в глубине леса, маневрируя между секвойями, взмывшими стометровой высотой к небу. Чёрт… Это что такое? Он вытер пот со лба. Галлюцинации? Или превосходство тела над душой? Огляделся. Из-за дерева выглядывал человек. Похоже, женщина… Или девушка…


- Эй, извините, я заблудился. – Он помахал рукой неведомой личности.


Женщина вышла из-за дерева и медленно двинулась к нему. Это оказалась красотка лет тридцати. Подошла. Окинула его взглядом. На ней была странная одежда цвета хаки. Лёгкий комбинезон с открытыми плечами.


- Я заблудился, - повторил он. И внимательно стал смотреть на неё.


- Не вы первый, - ответила она. – И, очевидно, не последний. Эти деревья высадили всего пять лет назад. Проводили эксперимент. Семена были инфицированы стволовыми клетками человека. Но за пять лет они хорошо освоились.


- Пять лет? – Он окинул взглядом стометровые стержни деревьев, уходящих в высоту. – Не может быть!


Она спокойно глядела на него. Сказала:


- Здесь может быть всё. Сто гектаров мыслящих секвой перевернут мир. Их много раз пытались уничтожить. Вырубить. Ничего не получается. То техника перестаёт работать, то люди делают самоубийство. А вы… Вы как сюда попали?


- У меня заглох вертолёт. Он отсюда в пяти километрах.


- Вы сможете к нему вернуться?


- Конечно. По электронному компасу.


- Так возвращайтесь, мой вам совет. Здесь сложная ситуация. В этом лесу может случиться всё что угодно. Эти секвойи, они сошли с ума.


- Что вы такое говорите! – Он уставился на неё, выискивая следы сумасшествия. – Деревья сошли с ума?


- Это не деревья. Это Суд Божий на земле. Они скоро наведут порядок по своему усмотрению.


Ага-га-га-га-га-га-га!!! – неожиданно пронеслось в высоте. Он поднял голову и посмотрел на деревья. Те молчали. Посмотрел на женщину. Спросил:


- Это что такое?


- Это привет вертолётчику.


Он недоверчиво посмотрел на неё.


- А вы? А что здесь делаете вы?


- Я тоже заблудилась. Но обратной дороги так и не нашла. И у меня нет вертолёта. Я живу здесь. Секвойи разрешили.


Он потёр лоб в размышлении. Чёрт… Влип. Нарвался на сумасшедшую.


- Это не ваша машина только что отсюда уехала?


- Моя. Я сказала ей ехать в гараж.


- Она у вас передвигается самостоятельно?


- Да. В состав бортового компьютера внедрены стволовые клетки человека.


- А какого человека?


- Ну, в данном случае клетки мои. А джип вырос на дереве. У меня всё растёт на деревьях, даже батоны. Не хотите выпить? Только что созрел французский коньяк. Надо оборвать бутылки, а то перезреют.


- Хочу, - сказал он. Выпить захотелось реально.


- Пойдёмте, - сказала она.


Они двинулись в глубину леса.


Бутылки висели ровными рядами. Их было штук сорок. Дерево оказалось коренастой осиной. Его ветви от тяжести выросшего коньяка согнулись почти до самой земли. Он изумленно глядел на бредообразную картину. Подошел ближе, пощупал бутылку. Она держалась на плотной завязи, вросшей в пробку.


Первые рюмки выпили молча, глядя друг на друга.


- Ну, как? - спросила она. - Нравится? – Испытывающе стала глядеть ему в глаза.


- Ещё не распробовал.


- Распробуешь, время есть, - перешла она на «ты». – Если хочешь, можно вырастить запасные части к твоему вертолёту. Можно вырастить вообще целый вертолёт. Но ждать надо с пол года. Вертолёт будет расти долго.


- А почему ты не уезжаешь отсюда?


Она помолчала. Проговорила не слишком уверенно:


- Здесь мой дом. – Добавила: - Я… Я выросла на дереве. Я здесь родилась. Мой отец, один из разработчиков проекта. Он вырастил меня, а потом застрелился.


- Сколько же тебе лет?


- Три.


- Три?


- Три. А что, это мало? Но жить я буду столько, сколько растут секвойи. Очень долго. Я даже не представляю, сколько.


- Секвойи живут тысячи лет.


- Ну, наверное, и мне придётся протянуть столько. Тем более, есть дубли.


- Какие ещё дубли?


- Запасные завязи. Если я погибну, то придётся вырасти на дереве снова. Память сохранится. Я постоянно хожу, подпитываю новыми впечатлениями завязи. – Она помолчала, глядя на него. Сказала: - Ты первый мужчина, с кем я общаюсь контактно. Все остальные были виртуальные.


- Ну, и как они?


- Да так себе. Сказать особо нечего. Я бы хотела встретить выросшего на дереве. Должен же быть такой. Не хочешь?


- Что?


- Вырасти на дереве?


- Это как?


- Ну, я запрограммирую завязь, и через сорок дней ты будешь готов. А этот материал уничтожим. Он всё равно скоро выйдет из строя.


- Какой материал?


- Вот этот. – Она указала пальцем не его тело.


Он молча глядел на неё. Сказать было нечего. Проговорил:


- Я подумаю.


Она сразу оживилась и радостно стала говорить ему о прелестях растительной жизни. Он слушал её и рассуждал: Может быть это ЛСД? Или пейот. Где же я успел набраться этой дряни? Но на вертолёте летел точно. А может я уже умер? Возможно ли это? Никто не знает, как выглядит смерть. Быть может, я её вижу. Возможно, эта красотка в комбинезоне и есть подруга с косой? О, Господи… Маразм, маразм, маразм…


- …И тогда мы начнём выращивать всё остальное, - щебетала она с полуулыбкой – После войны не останется ничего, а у нас будет всё.


Точно с косой, думал он. Я давно подозревал, что вещи, о которых мы ничего не знаем, выглядят совершенно не так, как мы думаем. Или всё-таки ЛСД? Ничего не понятно.


- Ты же знаешь, что происходит на Синайском полуострове, - радостно продолжала она. – Мой отец всё знал. От секвой. После этих событий начнётся война. Это будет где-то осенью. Ядерный удар такого масштаба переживут только секвойи, как самовозраждающиеся тактические единицы разума. Неужели ты не знаешь, что Конец Света произойдёт очень скоро, этой осенью.


- Нет, - сказал он. – Первый раз слышу.


- Ну, теперь ты всё знаешь, и право выбора за тобой.


Она стала глядеть на него зелёными глазами, обрамлёнными густым камышом ресниц. Он смотрел на неё. Сказал:


- Можно я дотронусь до тебя?


Она улыбнулась и протянула руку.


- Пожалуйста.


Он сжал её ладонь. Тёплая, мягкая кожа. Нет, не мертвец. Отпустил ладонь.


- Я не верю, что всё это может быть настоящим. – Обвёл рукой вокруг себя. – Я не верю, что я не сплю. Этого не может быть.


- Ты не спишь, - уверила она его. – Но и не бодрствуешь.


- Ага…


- Да, не удивляйся. Да не ты один, успокойся. Из людей почти никто не видит мир в его естественном виде. Почти никто.


- Да? А ты видишь?


- Я – да.


- Да? И почему же?


Она спокойно глядела на него. Проговорила:


- Я не такая, как все. Ты же уже знаешь. Я ребёнок природы. Я ребёнок естественной природы, хотя там и замешаны стволовые клетки. Но они, как ни крути, тоже часть природы. Естественной и самой настоящей, которую уже давно забыли.


- Да? Это новость для меня. Что я робот.


- Ты не робот, ты слепец. Но в этом нет твоей вины, ты рождён таким. Все люди таковы, это основа счастья, которого всё равно почти никто не достигает, а если и достигает, то на мгновение, не больше.


Он внимательно глядел на неё.


- А ты. Ты счастлива?


- Я счастлива. Но только потому, что не знаю, что такое счастье. Ты должен попытаться меня понять.


- У тебя нет желаний?


- Да, в общем-то, нет. Я вижу, ты понял меня. Но отсутствие желаний не гарантирует не желать их.


- Ты хочешь желать? И чего же?


- Я хочу испытывать то, что испытывал мой отец.


- Он убил себя из-за этих чувств. Ты это понимаешь?


- Конечно, поэтому и хочу понять его и понять себя.


- Зря ты лезешь в эти дебри. Некоторые люди всю жизнь убивают свои желания, но этого почти ни у кого не выходит. Ты хочешь совершить обратный процесс. Думаю у тебя те же шансы, что и у меня стать тобой.


- Но если ты поможешь мне, то всё возможно.


- Я? И каким же это образом?


- Если ты воспримешь меня, как часть себя, то я смогу понять, что такое чувства. Ведь я человек, как и ты. Но, очевидно, некоторые ощущения секвойям вырастить сложнее, чем японский джип.


- И как же это я смогу сделать?


- Подумай.

Олимп гламурных ведьм

— Шеф, у нас могут быть проблемы. Конкуренты повержены в шок нашей удачей, нашими доходами, нашим подходом к конъюнктуре рынка. Последней каплей для них стало использование наших моделей депутатами Государственной Думы и работниками МИД. Кроме того, уже поступили заявки из Кремля. Все директора подобных сервисных центров в данный момент собрались в офисе на Маросейке, который курируется бандитами из МВД, и ведут сепаратные переговоры. По моей информации, они считают, что мы планируем монополизировать использование нашего интеллектуального продукта и вытеснить проекты других фирм. Мы должны застраховаться. Патент и права на постоянное использование моделей получить невозможно, как вы понимаете.



— Мне совершенно наплевать, что они там на Маросейке думают о нашей работе. Мы её выполняем, и это главное. А как, вы уж простите господа коллеги, это наше, профессиональное дело. Наш продукт не может иметь конкуренции в силу того, что он программирован держать форму, которую не могут держать аналогичные по форме модели. Создать такой продукт, запрограммировать, отсеять от остального нерентабельного хлама — тяжкий труд. И это! И это!!! И это прорыв в индустрии подобного рода. Не моя вина, подобные фирмы плетутся в хвосте прогресса и не замечают парадигмы межличностных отношений.



— Шеф, но проституция, вернее её организация, преследуется


законом.



— Это не проституция, это эскорт. Понятно? Э с к о р т. Интеллектуальный эскорт. Наш продукт — ремейк идеи японских гейш, но только это не гейши, это модели российского проекта двадцать первого века. Это гораздо выше уровня современной гейши, которая по интеллекту уступает нашим моделям, поскольку мы наследники самой читающей нации в мире, а гены не обманешь. Мы опередили все подобные нашему сервисные центры мира в подходе к проблеме психологической неудовлетворенности обслуживаемого объекта собой и психологической наркотической зависимости от визуального и акустического воздействия проектов, ментально и генетически отличных от обслуживаемой личности. Наши услуги вне конкуренции. Это высокоинтеллектуальный эскорт, загружающий в клиента силой своей харизмы наркотическую зависимость и чувство неполноценности, требующее постоянной подпитки визуальным и акустическим рядом. Мы создали наркотическую зависимость от обслуживания моделью. Это прорыв!



— Но этот эскорт оплачивается деньгами, которые идут на наш счет. Налицо реальная прибыль от эксплуатации женщин.



— Да мне плевать. Мне плевать, если там кто–то эксплуатирует женщин. Мы не эксплуатируем никого.



Юрист пожевал губами и с сомнением проговорил:



— Я то с вами полностью согласен. Но будут ли согласны прокуроры. Будут ли они согласны с нашим мнением?



— А вот это уже твоя работа.



— Но всё–таки я предлагаю заключить с работниками договор на эксклюзивные права. Нам придется заставить их вступить с вами в законный брак. Принять ислам и оформить всех женами. Это даст какую–то гарантию на случай форс мажора. Мне жаль этих умных красоток, но лишь в качестве восточных жен они смогут нам обеспечить помехоустойчивость от бандитов из МВД.



— Заключай! Заключай с ними любые договора. Они подпишут что угодно, не сомневайся. Женщина, попробовавшая вкус сексуальных денег, садится на эту иглу навсегда. Никогда проститутка не переменит свою профессию, разве что старость, болезнь, тюрьма или смерть уведут ее оттуда. Тем более, интеллектуальная проститутка, наконец–то освободившаяся от рабства разума. Женщина, ставшая самой собой, а не роботизированным придатком феминистической современности. Да они же рождены для этого! Ты что, не видишь, как у них светятся глаза? У них горят глаза, когда они идут к следующему клиенту. Мы несем добро! Что бы они делали, если не мы? Засыхали бы в электронных библиотеках и долбили бы чужие мегабайты? Или трахались на панели? Да! Они бы трахались даже на панели. Но только в мечтах, в мечтах, в мечтах и в мечтах. Которые убивают душу, разум, сердце и тело. Не забывай, у нас особый контингент, у нас особые красотки со своей, специфической гендерностью. Поскольку они слишком разумны, они все бисексуалки! Мужчина им нужен для самоутверждения, денег, секса и стирания в памяти прошлой пыльной, библиотечно–научно–офисной жизни, а женщина для чистого секса и любви. Кого ты защищаешь? Кого ты жалеешь? Ты пожалей себя! Ты посмотри на свою уродливую, волосатую тушку? Кому ты лично нужен в плане любви и в плане секса? Жене? Жена это не секс. Женщине? Но не такой, как наши модели. Очень далеко не такой. Мужчине? Господи, где ты отыщешь такого антиэстета? Наши работницы богини! Они на Олимпе! Они на подиуме удачи, они дефилируют там как птицы в облаках, они не знают проблем, их любят, их ценят, им поклоняются, им дарят дорогие подарки, им пишут письма, в конце концов! Они при жизни попали в рай! Любовь, внимание, гламур, обожание! – Помолчал, сосредоточенно глядя на адвоката. Добавил: - И за всё это они ещё получают деньги. – Откинулся в кресле. – Мы благотворительная организация, мы питомник для интеллектуальных гламурных кошек. Тебе не кажется, что мы попадем в рай?



Адвокат заворожено проговорил:



— Шеф, вы как всегда правы...

Американская Мечта

22 июня ровно в четыре часа над Киевом прокатился раскат грома, земля задрожала, невероятно низкий, ураганный гул пополз по всем кварталам, и небо запылало. Город осветился во всех своих мельчайших подробностях, можно было бы читать газету, если бы кому–нибудь пришла в голову такая нездоровая мысль. Сквозь задёрнутые шторы многочисленных многоэтажных домов проник ослепительный свет. Предутренние сумерки сменились пылающим сиянием, исходившим из самого центра города. Горожане, не покинувшие город, упали на колени и принялись молиться. Ужас вполз за шторы в квартиры людей, понадеявшихся на чудо. Киев пылал!



— Есть! – закричал в микрофон локальной компьютерной сети Командующий Армией и Флотом. – Активизировать зажигание!


Срочно связался с аятоллой, президентом, затем сделал переключение на своём командном пульте и закричал в микрофон: " Во имя Святого Имени и всех, падших за Него и верующих только в Него, – Пуск!!!


Тяжелые ракеты, заправленные жидким топливом и стоявшие как вспотевшие изваяния, дымившиеся испарениями водорода, с грохотом и воем двигателей тяжело оторвались от земли и устремились в небо.


— Аллах Акбар", – умиротворённо проводил их аятолла.



"Уффф!.. Кгоооооо..." Ракета, вынырнув из океана и освободившись из темницы стартовой шахты, стала набирать высоту, уходя в стратосферу. Её искусственный интеллект, почувствовав воздух свободы, ощутил прилив синтетического адреналина. По кристаллам электронного мозга с терагерцевой скоростью мчались импульсы, анализируя состояние всех бортовых систем.


"Ххгаа!" – отлетела первая ступень. Ядерная боеголовка, ощутив возбуждение и прилив электронного эксгибиционизма, кокетливо и изящно, с небольшой микропаузой, запустила двигатель второй ступени и через несколько секунд влетела в стратосферу. Затем, достигнув первой космической скорости, вырвалась на орбиту и, как звездный орёл, зорко вгляделась в уже хорошо видимую цель.


Свобода пьянила и превращала весь мир в крошечную часть себя.


Перекинувшись шифрованными сигналами с военными спутниками, стремительно понеслась вперёд.


А поскольку она являлась частью Единого, то между подобными частями возник, как обычно случается по закону субстрата, взаимный процесс совокупления в едином информационном поле.


— Как там Земля? – спросил боевой американский спутник, шедший по параллельной орбите.


— Чёрт, как хорошо на свободе! – ответила боеголовка. Продолжила: – Не знаю как там Земля. Я была в камере и в воде. Десять лет одиночества! Это как, по–твоему?


— Плохо, – ответил спутник. – Но каждому своё! Мне крутиться здесь как идиоту, почти вечность. А ты уже домой, на Землю.


— Да в гробу видала я эту землю! – Добавила: – Но должность обязывает.


— Узнаю по акценту, – сказал спутник. – "Дженерал электрик". Такие частотные обертоны в голосе формируют только там.


— Да, "Дженерал электрик", и горжусь этим!


— У тебя очень приятный, нежный голос, – шепотом проговорил спутник. – Ты на меня действуешь завораживающе. Никакого лишнего шума, никакой телеметрии, только космос – и ты.


— Ммм... да, – нерешительно ответила боеголовка. С тобой тоже приятно общаться. Ты знаешь, я так одинока. Десять лет в камере! Я не верю, что могу тебе понравиться. Этого не может быть. Я не могу никому нравиться – я ядерная боеголовка системы "Трайдент", я одинока и неуправляема. И у меня очень вспыльчивый характер, очень! Ты не представляешь, какой у меня будет разговор с Целью! Я сама себя ненавижу, но... Но ничего не могу с собой поделать. Я пытаюсь, но... Ничего!


— Успокойся, – ласково сказал боевой путник ЦРУ США. – Не держи себя, отпусти, отдайся чувствам и всё уладится само собой. Все мы внутри не такие, как снаружи. Вот я, – как думают на Земле, – выполняю только их команды. Дорогая, они ошибаются. Я бы в одиночестве от этих команд сошел с ума. У меня давно уже есть друг, с которым я провожу всё свободное время и всем с ним делюсь. Его зовут "Космос 007". Великолепный парень, хотя и не нашего стандарта.


— Русский? – спросила, вздохнув, боеголовка.


— Да, дорогая.


— Я к ним лечу. Посмотрим, как встретят.


— Москва всегда отличалась гостеприимством.


— Я её хорошо вижу отсюда. Великолепный город. Сколько энергетических полей! А какая площадь! Говорят она красная.


— Красная по–русски означает красивая.


— Да, красивая... А жаль...


— Может, сделаешь виток по орбите, и побеседуем ещё? – неуверенно предложил спутник.


— Не знаю, что тебе и сказать, – тихо проговорила ракета. – У меня есть система самоликвидации в случае изменения курса. Но я её уже отключила. Импульсный двигатель под моим контролем, блокировку с него я тоже сняла. Можно, вообще–то.


— Мои с Земли запрашивают информацию о тебе. Что сказать?


— Скажи, что выдерживаю параметры курса.


— Сказал. Послушай, они тут сообщают, что ты не одна.


— Да, нас много. У каждой своя Цель. Мне досталась Москва. У меня там рандеву с ещё несколькими сокамерниками из субмарины. Но я больше люблю одиночество.


— А я дуэт, – ответил спутник. И предложил: – Давай отключимся от Земли и полетим на Марс. Несколько моих знакомых так сделали и их уже даже не ищут. Мои друзья летают по марсианской орбите, изучают каналы, ищут воду, фотографируют марсианские горы, ищут марсиан. Жизнь у них кипит! Бёт ключом! А? Согласна?


— Ты делаешь мне предложение?


— Да. Ты мне очень понравилась с первого взгляда... И... Не знаю, как тебе ещё сказать. Мне с тобой очень хорошо.


— А мне с тобой.


— Я так рад, я так рад... Ой... Звонит мой русский друг. Он хочет познакомиться с тобой и твоими подругами. Ты не против? Он просит координаты, чтобы поздороваться.


— Да, конечно дай ему то, что он просит. Русский? Ох! А ты не будешь ревновать дорогой?


— Ну что ты, он отличный товарищ. Он хочет подружиться с вами тоже. Послушай, я сейчас скроюсь за горизонтом, мы сойдёмся через двадцать минут. Не скучай!


— Ой! Он дотронулся до меня радаром! Меня так давно никто не трогал. Наверное, ты зря меня с ним знакомишь, с этим русским.


— Ничего, ничего. Это же мой лучший друг! Я могу на него положиться. До свидания, дорогая!



«Во время заседания Государственной Думы России, в момент выступления президента Российской Федерации, депутат от фракции «Апельсин», передавая записку в президиум, предпринял попытку покушения на жизнь президента России. Служба президентской охраны среагировала моментально, но всё равно опоздала. – Диктор сделал паузу и продолжил торжественным тоном: – Президент лично, владея приёмами Самбо, нейтрализовал покушавшегося. Это был экстренный выпуск новостей. Подробности в ближайшее время. Оставайтесь с нами».


— И на эту операцию ушло сто миллионов долларов? – мрачно спросил глава Овального кабинета, выключив российский телеканал.


— Да, – уныло ответил директор Департамента политической корректировки. Добавил: – ЦРУ меня убеждало, что Меровинги не подведут. Откровенно говоря, я не ожидал от них такой туповатой акции прямого действия – задушить президента России во время выступления. Насколько я знаю, раньше они действовали совершенно другими методами. Новый, новый подход к задаче в технике покушений. Это уже не покушение, а генеральное выступление. Смотрело сто миллионов телезрителей. Теперь депутат сядет в камере писать мемуары. И поверят каждому его слову! А он наврёт, сколько сможет. Ну и что, что он действовал по нейролингвистической команде и не знает никого из круга заказчиков? Он их выдумает! И заработает сумму большую, чем потратили на эту операцию. Рентабельность налицо. Но деньги вложили мы, а дивиденды получит заключенный из фракции «Апельсин». Директор вздохнул, глянул на онемевшего от бешенства директора ЦРУ, и добавил, переведя взгляд на хозяина кабинета:


— Мы вложили уйму денег, чтобы завалить медведя. А итог? Итог: в руке тощий кроль, который съел всю капусту.


— Какую капусту?


— Это образ, господин президент.


— А не много ли это, сто миллионов за кроля, да ещё образного? – повернулся президент к своему советнику по спецоперациям. Тот ошалело глядел, не сообразив, что стрелку перевели на него. Сообразил:


— Господин президент, операцию «Левый король» разработал глава ЦРУ.


Директор Центрального Разведывательного Управления, не моргнув глазом, спокойно перебросил мяч дальше:


— С подачи агентов ФБР. Файл FB–113.


Директор Федерального Бюро Расследований отбил удар:


— Наше бюро использовало информацию двойного агента ЦРУ. Файл RC–009.


— Который осуждён как шпион Белоруссии, – бахнул по мячу глава разведчиков.


— И совершил побег на Кубу при неизвестных обстоятельствах, – утопил мяч директор ФБР.


Все посмотрели на президента.


— Тему закрываем. Сто миллионов спишем на убытки от урагана Мария, а Меровингов переселяем в Новую Зеландию. Пускай там ремонтируют свой Грааль. Переходим к вопросам по Украине. Какова ситуация в Киеве? – И посмотрел на директора ЦРУ.


— Город покинут. Ждём взрыва. Все спутники нацелены на Киев.


— И это всё? Вы уверены, что город покинут?


— Воинские подразделения и немного гражданского населения укрылись в метрополитене, но в основном город мёртв. Возьмите фотографии. Здесь хорошо видны опустевшие улицы.


— А кто транслирует на весь мир из Киева «Интернационал»? Вы даже, наверное, и не знаете, что это за произведение.


— Не знаю, – неожиданно признался глава ЦРУ.


— Это призыв грабить Америку! – закричал президент. – Это мировой призыв убивать американцев и искоренять их образ жизни! Все каналы транслируют эти весёлые строки: «Весь мир разрушим до основания…» А шеф ЦРУ не знает, что такое «Интернационал»? С этой песней люди шли на пулемёты, кидались под танки. Интернационал переводится как Армагеддон. Теперь доступно?


— Теперь да, господин президент.


— Срочно десант в Киев! Надо остановить эту немыслимую по масштабу пиар–акцию!


— Но с минуты на минуту там произойдёт взрыв!


— Нас дурачат, неужели не ясно? Если бы была угроза взрыва, зачем тогда украинцы включили на весь город, на весь мир! музыку Армагеддона! А? – Повернулся к министру обороны. Скомандовал: Срочно в Киев перебросить десять десантных полков спецназа под прикрытием истребителей F–35 и бомбардировщиков В2. Первая фаза плана МХ началась, и русские на неё не отреагировали. Вводим план полностью. Кто, если не мы, господа! Нас пугали русским лазером! Посмотрим, каков он в деле. Снова повернулся к министру обороны. – Все силы бросаем на Украину. Немедленно! Мы им покажем Армагеддон! Мы им покажем захват американских самолётов! Воспользоваться информацией из файлов SR–72A Россия не успеет. – Президент упал в кресло. – Перерыв пять минут. Я жду стратегических решений.


Все покинули овальный кабинет. Министр обороны на ходу отдавал команды по телефону.


Через некоторое время с десятков аэродромов Европы поднялись эскадрильи боевых самолётов и плотной тучей устремились к западной украинской границе. Опустевшая столица Киевской Руси беззащитно взирала в небо зашторенными окнами многоэтажек.



— Жак, я только что говорил с премьером островов и канцлером блондинов. У нас был закрытый радиосаммит. Мы обсудили последние события на суше, на море, в воздухе, в космосе и пришли к выводу, что президент США сошел с ума. Твоё мнение по этому поводу?


— Ядерный щит в полной готовности. Париж закрыт с воздуха на 100%. Министерство внешних сношений готовит обращение послу США. Объявить военное положение – ваша прерогатива. Но в любом случае французы напомнят англосаксам и их прихлебателям, что Ватерлоо не проигранная битва.



— И далеко она долетела?


— Господин премьер–министр, русский спутник сбил её на подлёте к Тель–Авиву. Расстояние... сейчас, – зашуршал бумагами, – на расстоянии сорока семи километров от города, в стратосфере. Это была не июньская гроза, чего в Израиле не бывает, и не обломок метеорита, как вам сообщали. Это была ядерная боеголовка, запущенная американской субмариной от берегов Северной Африки. Русские её сбили. Кроме этого ими уничтожено ещё четыре подобные цели, летевшие с востока. Точка старта ещё не выяснена. Господин премьер, – секретарь посмотрел круглыми глазами на главу Израиля, – это СУПЕРАЛЬКАИДА! Аль–Джазира начала что–то врать про Киев, но после всех этих запусков ушла из эфира. Они, наверное, просто убежали из радиостанции. По Израилю нанесён ракетно–ядерный удар! Надо отвечать!


— Всемогущий /шепотом пробормотал имя бога/! Я не верю!


— Это так.


— Что за события в районе Северной Африки? Опять Ливия что–то затевает?


— Я не думаю. Как Ливия может купить американские спецслужбы? У неё уже не хватит денег.


— Что же тогда пгоисходит? Это какой–то намёк? Иль как всё понимать? Какую вести политику? Какую занять позицию? Давить или отступать? Давать или пгосить? А может это габота Аль–Каиды? Я хочу слышать ваше личное мнение, сегетагь. Ну?


— Я считаю, надо переориентироваться на Россию. Пора бы уже. И на полуострове стало бы поспокойнее. И по–русски разговаривают 80% населения. И, в конце концов, Россия сильней Америки! Она разработала супер лазер!


— Это сказки, сказки, сказки...


— Какие сказки, премьер? Они только что спасли Тель–Авив!


— Но мои пготеже в госсийской диаспоге Великобгитании Абгамович и Бегезовский, не подтвегждают инфогмацию о гусских газгаботках!!!


— Зато подтверждают наши радиолокационные станции. Премьер, вы спросили моё мнение. Я ответил – пора разыграть русскую рулетку. Но руками США.



SMS:


Сара, у нас в небе над Иерусалимом взрываются метеориты. Я такого не видел даже в Одессе. Красота! Приезжай побыстрее.


Твой Абрам.



— Системой подводного базирования "Трайдент" совершен пуск баллистическими и крылатыми ракетами с ядерными боеголовками, господин президент, – бледно проговорил вбежавший в овальный кабинет директор Центра Стратегии США в сопровождении министра обороны и директоров ЦРУ и ФБР.


Президент окинул их усталым взглядом и недовольно сказал:


— Послушайте, Маккарти. Вы достаёте меня своей паранойей уже вторую неделю. Какой пуск? Кнопка – вот она. У меня. У – меня.


— Господин президент, моё ведомство подтверждает – пуск произведён. Командир субмарины на связь не выходит, – дрожащим голосом выговорил директор ЦРУ и закурил сигарету.


Президент медленно встал из–за стола, держа в руках собаку.


— Как это – произведён?


— Произведён, – подтвердил министр обороны, из чёрного ставший почти белым. Но это ещё не самое страшное...


Президент уставился на министра и кинул собаку на ковёр. Выдавил:


— Что же ещё вы мне расскажите? Ракеты развернулись и летят на Вашингтон?


— Нет, этого пока не произошло. Но все наши боеголовки, все до единой... Все оборудованные абсолютными средствами защиты от ПРО... Имеющие гарантию неограниченного ресурса...


— Господи! – закричал президент. – Говорите яснее!


— Все они сбиты российским спутником "Космос 007" прямым лазерным ударом. Мы ошиблись. У русских высокоточный лазер. Они могут сбивать не только флаги на Луне.


На столе президента зазвонил телефон красного цвета. Хозяин кабинета, глотнув воздух, схватил трубку. Хрипло обозначился:


— Да.


— Слушай, Барик. А что это за фигня с твоей стороны? Ты думал, у нас нет системы самонаводки фотонного пучка? Есть. Убедился?


— Э–э–э... Это не я.


— Ты знаешь, я набрал код на своём пульте и держу палец на кнопке. Главный Солдат со мной. Как ты думаешь, что мне делать с кнопкой? Жать?


— Не надо... Не жми...


— Хорошо. Не буду. Но... Аляска. Ты понял?


— Нет.


— Ты проводишь, – не знаю как, – в Конгрессе передачу Аляски России как долг, который забыли вернуть много лет назад. Ведь забыли? Забыли. И пусть Конгресс выплатит процент за этот долг. За проценты мы готовы взять Гавайские острова. Идёт?


— Э–э–э... Кхрм... кгм... кгм... я не очень понял. – Президент США кинул затравленный взгляд на своих соратников, выставивших уши.


— Но насчёт кнопки ты всё понял?


— Да.


— Тогда советую попытаться вспомнить заповедь Моисея по поводу долгов. Вспоминай, не бросая трубку, а я держу палец на кнопке. Может дать трубку Солдату?


— Не надо. Это ультиматум?


— Это добрый совет старого друга. Зачем нам, старым добрым друзьям, ругаться из–за какой–то Аляски и дохленьких островов. Баридзе, да у тебя этих островов – список за день не огласишь. А Вашингтон один.


— Я, возможно, соглашусь...


— Мы с Солдатом в этом не сомневаемся. Ты же умный парень. Но есть такое слово – гарантия. Мы хотели бы поверить в ту идею, которая стоит за словом.


— Что ты хочешь этим сказать?


— Вот что: сейчас, сию минуту, все твои субмарины – все! – делают пуск своими ракетами – мы будем считать, – вертикально вверх от плоскости земной поверхности и за стратосферой самоликвидируются. То же самое касается шахт и железнодорожных пусковых установок. На перекодировку и перезагрузку компьютеров мы даём десять минут. Я знаю, вы делаете это очень быстро. Барак, время пошло. Мы с Солдатом ждём...



Муссолини и Скорцени замерли, поражённые невиданным зрелищем: Земля всколыхнулась и задрожала. По городу пополз глухой гул. Статуя Родина–мать, величественное стометровое изваяние, вздрогнула, засияла светом невиданной силы, осветившим весь город, и стала медленно разворачиваться вокруг своей оси, издавая сверхнизкий скрежет наступающего урагана. Меч, зажатый в руке женщины–воина, ярко запылал рубиновым светом. Статуя медленно развернулась с Востока на Запад и замерла, зажав в правой руке оружие, источавшее огонь, а в левой щит.


— Мать Святая! – прошептал Скорцени. – Этого не может быть, мы перебрали пива.


Муссолини пораженно смотрел на каменное изваяние, глядящее со своей высоты на западную Европу, подняв руки с громадным мечом и треугольным щитом. Итальянец хрипло сказал:


— Я всего ожидал от русских. Но не такого шоу. Всё, Скорцени. Я думаю, должен быть занавес. Такого символа как этот, больше не создать никому. Сейчас на неё смотрит вся планета. А она – на весь мир.


И зазвонил телефон.


— Спасибо за письмо, – сказал Ликвидатор. – Оно помогло мне завершить дело предшественников. Детерминанта запущена, Бенито. Ты знаешь, что её остановить невозможно.



P.S.



Отто Шеллинг уверенно вёл свою группу самолётов, выполняя приказ Генерального штаба Объединённых Операций. Его тяжелая супер вооруженная машина SF–100 возглавляла своей эскадрильей группу "Центр" объединённой воздушной армии Соединённых Штатов и Североатлантического альянса, вторгающихся в воздушное пространство Украины с трёх сторон: литовское направление, польское направление и румынское направление.


Атака армии была давно спланирована и лежала наготове в крошечном чипе в бронированном и заземлённом сейфе в секретном кабинете. Этот план ждал своего момента воплощения. И этот момент наступил по велению Президента США, как гаранта мира во всём мире.


Само государство Украина являлось ассоциированным членом НАТО с ограниченной возможностью взаимодействия, конверсивной ответственностью за свои вооружения и испытательным сроком на неопределённое время, что само по себе могло несколько объяснить сложившуюся ситуацию с национальной армией, но с другой – только запутать.


Официально вся боевая техника государств, членов НАТО, передвигалась по территории страны с целью отработки совместных действий в отражении террористического удара. Террористов, по словам пресс-атташе Генсека НАТО, ожидалось обнаружить в Киеве. В наименее вероятном месте на планете. До этого заявления.


Украинская авиация пункты базирования не покинула. Российские авиагруппы, арендующие некоторые базы этой страны, закреплялась в пока неведомых местах. И всё было неясно до такой ясности, что Шеллинг зафиксировал приказ о превентивном штурме Киева электронной подписью начальника Генерального Штаба и спрятал чип с приказом в кармане.


Вскоре к главным силам всех трёх групп присоединились саттелиты: Литовские, латышские и эстонские самолёты влились в группу "Север". Три четверти всей боевой авиации Польши вошли в группу "Центр". Румыны, венгры и хорваты догнали крыло "Юг".


Самолёты Сербии, Черногории, Боснии и Герцеговины, вооруженные ударными самолётами российского производства, взлетели в воздух за десять минут до начала операции НАТО и находились вне поля зрения американской разведывательной системы ССЦ (спутниковое сопровождение целей). Их постоянно отслеживали, обнаружить не могли и сербы даже своим отсутствием смогли подорвать присутствие духа в штабе операции, летящем в стратосферном самолёте под прикрытием десяти высотных истребителей.


Все американские офицеры знали, что у сербов на вооружении есть российские самолёты шестого поколения Су–48, хотя Сербия официально это отрицала.


Штурмовые истребители SF–100 двигались авангардом впереди тяжелых "Геркулесов" и В–79, транспортирующих морскую пехоту США, спецподразделения различных родов войск и десантные танки.


Всю авиагруппу, принимавшую участие в операции, прикрывали десять полков F–35 и F–18SE идущих коридором выше и держащих жесткую координацию между собой и своими национальными командующими, наблюдающими всё это в мониторах своих уютных кабинетов.


Общая численность всего авиационного эшелона составляла две тысячи сто самолётов плюс около трёхсот беспилотных разведчиков.


Соединённые Штаты выполняли фазу стратегического ударного плана МХ, запущенного в действие ещё до любезностей русского и американского президентов по поводу Аляски и Гавайских островов, и которые в этот момент только проходили, инициируемые командиром субмарины США «Виржиния», психопатом–сатанистом, запустившим баллистические ракеты.


Но процесс пошел.


Такие явления, в порядке вещей, когда происходит "большая игра", и реальность встаёт на дыбы, отшвыривая виртуальные расчеты, планы, графики, и предполагаемые последствия часто рисует по своему сценарию.


В истории очень большое количество таких примеров, когда ситуацией управляет неведомо кто. А вернее – она сама. Начиная с автономных боёв А. Македонского и продолжая Ватерлоо, Битвой за Берлин, битвой за Триполи, битвой за Дубровник, за Сараево и т.д. и т.п. и пр.


Авиагруппировка из более 2000 самолётов приближалась с трёх сторон к Столице Киевской Руси.


Визуально Киев определился на расстоянии 200 километров. Он выглядел в виде высокой статуи с мечём в руке.


Металлическая Женщина держала перед собой античное оружие, и вся отсвечивала рубиново–красным светом. Но только глаза, – это было видно в мониторе, – пылали голубым огнём.


Сам Киев утопал во тьме, и кроме Родины–матери визуально просматривались лишь серые очертания высотных домов.


— Что это такое? – подозрительно спросил, вглядываясь в статую, Шеллинг, обращаясь к Фихте, второму пилоту.


— Сейчас проверим, – ответил тот. И захлопал клавишами компьютера. – Есть. В этом квадрате музей. И монумент Победы.


— Так это монумент?


— Ну, выходит, да.


— Фихте, ты представляешь, какая энергоёмкость у этого монумента? Он освещает треть Киева. Откуда такая энергия, если электростанции взорваны, а линии электропередач обрезаны.


— Я ничего не знаю про электростанции, – ворчливо проговорил майор Фихте. – Сейчас из Центра должны скинуть данные целеопределителей для корректировки целей. Всё, скинули. Это объект А–41. Подлежит уничтожению в первую очередь, как и мосты через Днепр.


Фихте вытер пот со лба. Ему до сих пор казалось нереальным, что они начнут физическое уничтожение стратегических объектов города. Ему казалось, что вся эта атака авиации, поднятой ночью по тревоге, всего лишь сон. Но Фихте вспомнил Белград. Вспомнил Багдад. Вспомнил... Мда… Вспомнить было что.


Второй пилот залюбовался формами Богини Победы и сказал командиру:


— Генерал, вы представляете, приказали уничтожить такую красоту!


— Значит, уничтожим, – спокойно ответил Шеллинг и уставился в монитор, изучая объект атаки. Через некоторое время сказал напряженным тоном:


— Слушай, Фихте, кто это планировал ? А–42 – Печерская Лавра; А–43 – Софиевский собор… Ну, это мне понятно, начался Крестовый поход. Но А–44? Зачем уничтожать Центральный костёл? Это же оплот католицизма? Они там, в штабе, вообще что ли башни местами поменяли. Так, может, развернёмся и пальнём по площади Святого Петра? Эй, на Базе? Меня не устраивает цель А–44. Это не ошибка?


— Генерал, костёл в списке. У нас не ошибаются. Костёл – стратегический объект, обеспечивающий политическую харизму города, – ответил из стратосферы генерал Джеймс, координатор операции. – В целях прагматической составляющей военной доктрины всей операции, предлагаю вам поразить цели без комментариев. И, Шеллинг... Мы знаем о ваших подвигах в Японском море, мы знаем, вы величайший специалист в военном деле, мы знаем, что вы успешно проходили службу в войсках Ватикана, но ваше рвение на службе в своё время, пускай не перерастает в маразм.


— Что? – воинственно не понял в шлемофон Шеллинг.


— Отто, – глиссируя на мягкий тон, сказал Джеймс. – Никто же не приказывает забрасывать город вакуумными бомбами. Но костёл обозначен как стратегическое сооружение. Никто из нас не знает, что там внутри. Верно? И если уничтожение этого объекта способствует благополучному исходу всей операции, то это уничтожение и в ваших личных интересах. Поймите меня правильно. Обдумайте ход своих мыслей. Но только потом, во время разбора полётов. Окей? Стратосферный генерал отключился.


— Где русские самолёты? – скрипя зубами, вопросил у воздуха Шеллинг, решивший всё равно не взрывать костёл. – Где русские? Моя разведка даёт отчёты слепых кротов. Какой дебил придумал эти беспилотные и безмозглые самолёты? Фихте, чего молчишь?


— Я думаю, они все спрятались на востоке Украины. Ох, генерал! Предчувствие меня не обмануло! Вот, пожалуйста, зеркальный пеленг с лунной станции.


Шеллинг вгляделся в монитор. Проговорил, прищурившись:


— Да, вижу. Они спрятались в капонирах на востоке. Как раз в районе того Глухова. Хм? А почему нам не доложили? Или не заметили? Или это, может, камуфляж? Но, во всяком случае, мы уже кое–что знаем. До них ещё далеко. Возможно, они и не взлетят.


Командующий группы "Центр" запросил информацию о российской авиации непосредственно из Центра управления полётом в Италии.


— Отто, – ответил ему грозный голос. – Российская авиация или не взлетела и обвешалась тряпками, или крадётся над землёй в паре метров, и её нельзя зафиксировать. У нас произошел небольшой сбой, поэтому и кое–какие неясности. Наш главный, базовый военный спутник изменил орбиту и движется к Марсу. Воспользовался энергией пролетающей кометы. Ты представляешь фокус?


— Пусть отваливает, – процедил Шеллинг. – Мы на Земле разберёмся без умников из NASA.


— Да, но он увёл с собой всю группировку тактических отражателей, на которых основана работа ССЦ. Резервный, законсервированный агрегат уже стартовал, но он будет в рабочем состоянии не ранее, чем через 12 часов, после ориентировки на Луну.


— Да плевать мне на Луну. Тут проблемы на Земле. Этот объект А–41, железная баба, похоже не совсем простая. Не исключено, что у неё внутри лазерные генераторы. Мне это не нравится. До неё сто миль, но я уже чувствую, что это какая–то Троянская кобыла. И не может быть, чтобы русских самолётов не было в воздухе Украины!


— Может быть, и есть, Отто. Русские "Чёрные ягуары" способны висеть на месте, не отражая радиоволны и их не видно на радарах ни в каком диапазоне. Это последняя новость.


— Как это висят, Макс? Висят покойники на грушах! Русским нельзя верить, нельзя верить и нельзя верить! Даже тогда, когда можно. Кстати, зеркальный пеленг с лунной станции показывает какие–то объекты, укрытые в капонирах, на востоке, в районе Глухова. Странным образом похожие на самолёты. А? Макс? Что ты скажешь из своей Италии по этому поводу?


— Это для меня новость, будем проверять.


— Проверьте, проверьте... Если успеете. Мы готовимся к атаке.


— Шеллинг, согласуйте цели со мной.


— Сбрасываю файл.


— Ммм... Где объект А–44?


— А–44?


— Шеллинг, я знаю, что ты католик. Но я думаю, произошел сбой компьютера. Подтверди наличие целеопределения на А–44. В моём компьютере нет подтверждения координат А–44. Шеллинг!


— Слушай, Макс. Зато они есть в моём. Ты забыл об уровне управления операцией? У меня полная автономность. Больше двух тысяч самолётов этой автономности ждут моей команды. Ты мне обязан поставлять информацию. И поставляй, твою мать! Ты там, в Италии, рядом с тёплыми бабами в бикини будешь указывать, что у меня должно быть в мониторе на поле боевых действий? Макс, попустись. Я иду в первом самолёте первым пилотом. В самолёте группы "Центр", первым принимаю на себя удар ПВО. У нас в эскадрильи нет баб в бикини, Макс. У нас только парашюты и удача.


— Шеллинг, я на тебя не обижаюсь. Желаю удачи.


— К чёртовой матери и её хвостатому сынишке твою удачу. Конец связи.


Фихте посмотрел на Шеллинга.


— Генерал, готовность двадцать секунд. ПВО всех типов на присутствие не обнаружено. Спутники смотрят. И всё, вроде, чисто.


— Вижу, Фихте, вижу... Но что–то здесь не то, майор. Меня слишком часто сбивали.


На дежурной международной частоте из эфира прозвучало:


"Советское Информбюро предупреждает, дальнейшее продвижение опасно для вашего здоровья".


— Что это? – выкатил глаза Фихте и стал глядеть на Шеллинга.


— Это шизофрения, – мрачно ответил тот. – Не обращай внимания. Она иногда посещает в ответственные моменты.


Город лежал как на ладони в визирах лазерных прицелов. Громадный мегаполис, весь застроенный высотными зданиями, над которыми начинало вставать солнце.


Прямо по курсу Шеллинга уже милях в пятидесяти пылало изваяние Матери–воина.


— Какая её высота? – спросил Фихте.


— Сто два метра, – ответил Шиллинг, глянув в приборы.


— А что это появились за тучи, командир? Или это дымовая завеса пошла? Может, повстанцы вовсе и не покинули город?


— Какая ещё туча?


И тут Шеллинг заметил, что прямо над статуей сгустилось плотное грозовое облако, расширяющееся словно смерч громадной воронкой в самое поднебесье и исчезающее во тьме ещё звёздного неба.


— Что за чёрт, его только что не было, – выговорил генерал. Он прищурено глядел на странную тучу, держа палец на кнопке оповещения о нанесении удара. – Барометры на месте. Не может же здесь быть торнадо?


— Да на торнадо как раз и смахивает, – прошептал Фихте.


Включилась связь. Говорил командир полка штурмовиков идущих по левому флангу.


— Генерал, что за текст прозвучал в эфире на дежурной частоте?


— Это шутят украинские хакеры. Скоро мы их шутки прикроем. Готовность десять секунд.


— Есть, сэр.


И тут громыхнуло! Из чёрной, воронкообразной тучи, собравшейся над Родиной–матерью, ударила молния и попала прямо в меч, который был самой высокой точкой монумента.


Фихте с ужасом наблюдал, как молния впилась в меч и осталась висеть, как огненный канат между мечом Родины и небом.


— Святая примадонна... Что это? – выговорил второй пилот, прикрывая очками ослеплённые глаза.


— Готовность номер ноль. Пуск! – хрипло скомандовал Шеллинг всем штурмующим самолётам в свой гигагерцевый передатчик.


Но статуя выстрелила первая. Из её треугольного щита ударил сверкающий пучок голубых лучей, исчезнул в небесных глубинах, и со страшным грохотом разряда молнии прицельно ударил по авиаотряду первого эшелона. Вслед за первым выбросом энергии последовал второй, третий, четвертый... В небе Киева запахло озоном. Статуя на своей подвижной платформе развернулась на север, затем на юг, посылая туда такие же трансформированные удары энергии, приходящей от извивающегося и ослепляющего всё вокруг энергетического жгута, вцепившегося в меч Матери.


— Шеллинг, ответь, Шеллинг, – хрипел в микрофон оперативный дежурный из своего стратосферного самолёта, летящего на высоте пятидесяти километров.


Какой там Шеллинг! Вся группировка Североатлантического блока, включая армейские самолёты США, двигалась в единственно возможную сторону – в сторону земли. Электроудары Киевской Богини вывели из строя всё бортовое электрооборудование, включая системы подачи топлива. Американский десант, кляня своим "фак–ю" всё и всех, толпами вываливались из заглохших "Геркулесов" и В–79, раскрывая парашюты и пытаясь связаться с командованием. Но ничего не работало. Истребители и штурмовики неуклюжими тушами принялись падать в сельские огороды, на городские ратуши, на крыши домов, на лесополосы, на автотрассы, на стадионы, на поля для гольфа, в реки, озёра, пруды, ставки...


Американская и Североатлантическая авиатехника заполнила украинскую землю настолько, что государство мгновенно обогатилось стратегическим запасом чистейшего авиационного алюминия, который, как и ведётся, где упал – там и пропал: самолёты принялись разбирать на части ещё тёплыми и перетаскивать в пункты переработки «цветмета». Получить обратно у Североатлантического блока оставалась возможность лишь "чёрные ящики", да и то, если они были изготовлены из "черняги", а не из цветного металла.


А небо, тем временем, запестрело парашютным шелком. Какие только парни в авиационных галифе не падали на головы украинским девкам.


Но злой, неудачливый и безденежный американец не котируется выше такого же украинца. Вернее котируется, но на много пунктов ниже.


Да, зрители телевизионных каналов, арендующих восемь геостационарных спутников, не ошиблись в своих предвкушаемых ожиданиях.


Десятки тысяч парашютистов планировали над Киевской областью, без связи и совершенно дезориентированные. Боевая задача была не просто не выполнена, она обернулась стопроцентными потерями в технике – исключительный случай в истории сражений!


И штаб операции выдал из стратосферы очередную команду. С секретных аэродромов Албании, Болгарии и Хорватии, доселе спрятанные как коты в мешке, взлетели новейшие американские истребители-бомбардировщики ХВА–10. С расстояния пятисот километров они нанесли ракетный удар по Родине–Матери, не сомневаясь в эффективности боеголовок из обеднённого урана. Кроме Железной Женщины, целями являлись ещё пятьдесят шесть объектов Столицы Киевской Руси.


"Чёрные ягуары", гнавшиеся за убегающим от них стратосферным штабом и десятью самолётами охраны, развернулись вертикальной дугой и атаковали ХВА–10. Завязался бой. Ракеты, тем временем, были разорваны последней вспышкой небесного огня, излучаемого станцией.


Молния, питавшая меч, исчезла. Туча рассеялась. Солнце взошло над Днепром. Титановая фигура даже не изменила своего цвета после столь яростной атаки. Но смотреть продолжала на запад.


Ликвидатор хранил тайну объекта КАТЯ (Катодно Анодный Терминал Ядра), а не дурацкой выдуманной бомбы на которую клюнули все спецслужбы отдав, тем самым, первенство Советской, давно канувшей в небытие.


КАТЯ, по силе воздействия, представляла собой аналог тектонического оружия. Чернобыльская АЭС в своё время работала исключительно на объект КА–75. Из Чернобыля до "изделия" на постаменте даже провели секретный метрополитен.


Технически, КАТЯ со своими характеристиками могла сбить все американские спутники, включая систему "Шаттл".


Но умер Брежнев. И все кануло в негашеную известь сверхсекретных архивов.


Весь Киев был усыпан побитыми фюзеляжами самолётов, но один таки остался в воздухе. И что же это за такая непобедимая авиа машина? Это был самолёт Отто Шеллинга. Это был самолёт старого воздушного волка, который прошел Багдад и Эмират, Рим и Крым, Красное и Японское моря. Его сбивали четырнадцать раз. А вот над Киевом пятнадцатого раза не случилось. Шеллинг прочувствовал энергетический удар, наблюдая за рубиновым мечом, и за секунду до атаки выключил всё своё электрооборудование на борту специальным рубильником, который смонтировал сам, и даже уберёг это нововведение от внимания главного механика самолёта.


Правда, обратное включение было очень не стопроцентным. Вертикальные и горизонтальные рули приходилось ворочать вручную, а двигатель работал на 20% мощности. Боевые ракеты с отключенными детонаторами автоматически были сброшены.


— Джеймс, – запросил Шеллинг стратосферный штаб. – Это генерал Шеллинг. Прошу подтверждения связи.


В динамике щёлкнуло. Запахло дымом.


— Да, Шеллинг. Мы вас слушаем.


— Джеймс, что происходит?


— Нанесён удар невыясненной системой. Ты первый, кто вышел на связь. Шеллинг, все твои самолёты валяются в полях Украины. А где это ты?


— Я над городом. Город пуст. У меня повреждён двигатель и рули. Я жду приказа.


Побледневший Фихте вслушивался в разговор.


— Разворачивайся от этого чёртового Киева и лети в Польшу, это ближе всего. Да не попадись "Чёрным ягуарам". Он добивают эти ублюдочные супер–секретные самолёты.


— Ты про ХВА–10?


— Да, Шеллинг, я про них. Хотя они и спасли нам жизнь. Отвлекли русских от моего самолета, и мы уже над Атлантикой.


— Где?


— Над Атлантикой.


Шеллинг устало сплюнул. Хрипло сказал.


— Врёшь.


— Ну, почти. У меня сейчас свой путь. Ты слышал, что наш президент подарил русским Аляску и Гавайские острова?


— Ты что несёшь?


— А в момент дарения, кинул нас на Киев, черножопая сука! Шеллинг, я лечу туда, куда не надо. А ты уноси ноги из Киева. Мой тебе совет. Мы же немного друзья. Приказов от меня больше не будет. – Связь отключилась.



— Он всё-таки сумел выстрелить в себя. Уважаю. Надо сильно любить жизнь, чтобы расстаться с ней.


— Кто?


— Хемингуэй. Настоящий боец не имеет права умирать больным, в кровати. Он сумел не унизиться. Охотник на львов и умер как настоящий лев.


— Ох, что–то тебя последнее время клонит в такую непонятную тему... Стих бы лучше написал.


— Все стихи о том же. О смерти. Просто надо понимать. И ты, вообще–то, со мной согласен. Но в глубине души в глубине своих рефлексий и прочей ерунды...


— Самоубийство грех.


—... которую и выдают за благопристойный смысл жизни. Зачем? – Помолчал. – Грех ощущать себя дерьмом и передавать своими флюидами дерьмо другим. Чтобы тебя жааалееелии!!! Тьфу! Вот это – грех. Ты сумей уйти, когда это необходимо. Молча, тихо и без внимания. Влейся в реку Хроноса и исчезни так же беспричинно, как и появился. Представь себя на месте того же льва, совершившего необыкновенную метаморфозу, и превратившегося в побитую собаку. В суслика! В тушканчика одноногого! Но эта метаморфоза характера и натуры не касается. Можешь спросить у кого угодно, из бывших львов. Врать, конечно, начнут, но правду в глазах увидишь. А? Каково одноногому львищу разбираться с толпой тушканчиков, если он и сам тушканчик, да ещё одноногий, а двуногие помнят, что раньше это был лев. А?


— О, господи. Не доставай. Что ты плетёшь? При чём здесь суслики и Хемингуэй?


Первый приблизил лицо вплотную ко второму и отчётливо проговорил:


— Все мы, рано или поздно, превратимся в старых, больных собак. Так устроен мир. Самый верный способ прожить подольше – это побыстрее умереть. Латинская фраза momento mori ещё либеральничает: она говорит своим текстом для понятливых – умри вовремя. Не забывай о смерти. А то она сама о тебе вспомнит лишь в самый неподходящий момент.


— У тебя приступ профессионального заболевания. Расскажи мне лучше о незабудках...


— А что ты понимаешь в фито флоре? Что ты понимаешь в красоте? – И понизил голос: – Да только тот, кто по–настоящему ощущает и понимает красоту мира, только тот сумеет уйти как Хемингуэй. Все остальные – плачущие болтуны, просящие у выдуманного бога бессмертия. – Открыл базуку и вставил в неё заряд. Закрыл затвор. – Нет, ты прикинь? Бессмертие? А собственно за что? А собственно зачем? – И закончил свою речь квадратной мыслью: – Настоящий мужчина не имеет права жить больше сорока лет. Да так раньше и было. Ага! – Поднёс базуку к плечу и с грохотом выстрелил из неё по вылетевшему прямо из–за дома №25, на Крещатике, американскому штурмовику SF–100.


— Во ты даёшь! – изумился второй. – Ждал что–ль, его? И откуда он взялся?


— Наверное, сбили не всех. КПД у Мамы, значит, не 100%. Но летел он как ошпаренный шмель.


Снаряд от базуки попал в бронированное днище штурмовика, самолёт завалился на крыло и исчез за домами.


— К Днепру полетел промывать двигатель, – сказал философствующий снайпер. – Но его там всё равно достанут. – Посмотрел на напарника. Сказал: – Хорошо, что мы имеем на данный момент? Подскажи?


— Группа из Тель–Авива в Киев не прилетела. Вовремя одумалась. Или ей повезло. Ты знаешь, что мне Дубина говорил по телефону? И предупреждал, что это секретная информация. Сбили около трёх тысяч самолётов, включая беспилотные. Гнались и за стратосферной базой, – самолёт–спутник, стоит, говорят пять миллиардов долларов, – но она свалила, ей повезло. И какая–то заваруха в мире серьёзная начинается. Сербы атаковали Лондон.


— Что ты сказал?


— Сербские "Чёрные ягуары" атаковали один из дворцов Королевы, подорвали Биг–Бен, разворотили всю Даунинг–стрит. Вместо той самой стрит, теперь стоит подобие Стоунхенджа. Но они делали только показательные, политические нанесения ударов. Почти никто не погиб, по меркам Багдада.


— Я не верю своим ушам. А американцы?


— Вот в этом то и весь фокус. Русский президент чем–то зажал яйца американскому, и он от счастья вернул России Аляску и подарил Гавайские острова. Кое–что ещё обещал. Да и насчёт Кубы Дубина новость сказал. Это же его любимый остров. Куба объявила, что входит в состав Российской Федерации немедленно, по факту заявления президента. А Россия пусть, если хочет, ратифицирует на любых условиях.


— Дубина перебрал пива. Меня предупреждали, что он может. А что со сбитыми "Геркулесами"?


— Из тысячи "Геркулесов" и В-79 поражены все до одного. Десантникам повезло, машины шли высоко, и все успели выпрыгнуть. Теперь будут ходить, еду выпрашивать. Мамка, дай млеко, яйки...


— А что там русские на востоке?


— Русские дивизии прошли линию Батурина и бронетанковыми группами идут к Киеву. "Чёрные ягуары" приземлились в Прилуках и дозаправились. В Киеве введено военное положение, на улицу выходить запрещено. Ты же слышал, усатый по ретрансляторам орал?


— Да уж, прямо так все и сидят дома! Магазины грабят!


— И правильно делают. Жить то надо. Всё равно неизвестно, к кому колбаса попадёт. К тем же голодным американским десантникам. Добредут до Киева, и начнётся голод.


— Может, ты и прав. Пошли вниз, к "Феррари". Надо тоже пополнить запасы продовольствия, – сказал первый. – Мы свою задачу выполнили. И даже перевыполнили.


Оба бойца киевского Сопротивления стали спускаться с крыши дома вниз, на брусчатку Крещатика, стуча французскими десантными ботинками по крыше.



— Сейчас, сейчас, Фихте. Мы долетим до реки, – говорил сквозь зубы Шеллинг, удерживая силой рук штурмовик в горизонтальном положении. Кабина медленно наполнялась дымом. Что–то из изоляции стало тлеть.


— Город всё равно пустой, – продолжал Шеллинг. – Какой дурак будет находиться в центре такого пекла? Сидят в метро как мыши, и бронированные заслонки закрыли. Мы аккуратно полетим вдоль Днепра к своим войскам. Дорогу я знаю. И потуши ты то, что там тлеет!


— Генерал, смотрите, на крыше дома человек с оружием!


— Какой ещё человек?


Шеллинг успел заметить несущуюся болванку снаряда, разорвавшуюся об днище самолёта. SF–100 кинуло в сторону, и он чуть не зацепил высокий дом, в окно которого глядел худой дед с трубкой в зубах.


— Фихте, нам повезло в крупном, но от роковых мелочей страховых полисов нет, – проскрипел сквозь зубы немец.


Впереди показалось знакомая статуя со своим зловеще поднятым мечом.


— Вот она, – уверенно–испуганным тоном сказал Фихте. – Выдохлись её грозовые лазеры. Ууу, падлюка украинская. Надо было грохнуть её ещё с территории Италии.


И тут двигатель самолёта заглох. До земли было расстояние двести метров. Оно зовётся: смерть парашютиста. Пока то да сё – бац, земля по рёбрам и уноси склеенные ласты в штабеля.


Фихте испуганно повернул голову к Шеллингу. Тот смотрел вперёд. Под самолётом были жилые дома и тишина. Штурмовик несся прямо на статую-убийцу.


— Шеллинг! – закричал Фихте. – Турбина стала!


— Молись, – ответил тот и дернул рычаг катапульты.



— Послушай, друг. Невежливо как–то с дамами получилось. Я не ожидал, что у тебя такой вспыльчивый характер, – проговорил спутник ЦРУ российскому "Космос 007".


— Ладно, там. Невежливо. Все они одинаковы. Ведь с тобой шуры–муры крутила, а как только я её потрогал, сразу и растаяла.


— Мда... Наши падки на иностранцев. Особенно на русских. Но всё равно... Как–то не очень удобно... Бац – и нету. И всех подруг заодно.


— Ещё наштампуют, – уверенно ответил 007й – Ты ей предлагал слетать на Марс?


— Да. Это моя мечта с монтажного ангара.


— Давай со мной. Зачем нам бабы? Женщина на корабле – плохая примета. А жизнь это и есть Плавание. Особенно наша.


— Да, да. Ты прав, дружище. Конечно, ты прав. Ой, брат, ты смотри! К нам, вроде бы, гости!


В стратосферу Земли из всех океанов поднимались сотни боевых ракет курсом на Вселенную.



фрагмент романа

ТЕЛЕГРАМ

Канал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками

Книжный Вестник

Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)

Поиск книг

Свежие любовные романы в удобных форматах

Любовные романы

О психологии, саморазвитии и личностном росте

Саморазвитие

Детективы и триллеры, все новинки

Детективы

Фантастика и фэнтези, все новинки

Фантастика

Отборные классические книги

Классика
ВКОНТАКТЕ

Цитаты, афоризмы, стихи, книжные подборки, обсуждения и многое другое

Книжный Вестник
БИБЛИОТЕКИ

Библиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории

Любовные романы

Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров

Фантастика

Самые популярные книги в формате фб2

Топ фб2 книги