— Я не понимаю…


— Ты всё понимаешь! Страдание!!! Вот что проповедовал твой мессия! А ты хочешь жрать, жрать, жрать, носить бронежилет и жить вечной жизнью. Это не перебор? Я тебя спрашиваю, ты не считаешь себя более святым, чем Христос? А на это очень похоже.


— Нет, я не Христос…


— Я это прекрасно понимаю. Ты не можешь сам себя нести. Страдание! Сострадание! Намерение! Вот последние компоненты философского камня, секрет которого я тебе открыл, но которым ты вряд ли сумеешь воспользоваться.


— Почему?


Блондин грустно посмотрел на черноглазого. Тихо сказал:


— Ты хороший человек. Но иногда этого бывает мало. В тебе нет особых грехов. Но в тебе и нет огня безумия.


— Я не безумен!


— В том-то и дело. Безумие - часть человека. Это его внутренний огонь. Это его бронепоезд на запасном пути. Без него, этого компонента, мир бы не был построен. Но – всё в твоих руках. Я тебе сказал достаточно.


— Смотреть на Солнце?


— Смотри. Это всегда приносит только пользу.

Французская любовь

— Что мы имеем? – мрачно вопросил хмурый Дубина, держась за голову. И ответил: – Мы имеем проблему. – Замолчал и прошелся по комнате. В креслах понуро сидели Седой, Моня и Француз. Остальные из–за плохого самочувствия явиться не смогли. Полковник продолжил: – И проблему труднорешаемую. Ликвидатора необходимо устранить до 22 июня. Вопрос – как? Ответ – при помощи головы. – Поморщился и потёр лоб. Добавил: – Больше никаких "Экспрессов". Всё – и тема закрыта.


Седой держал в руке бутылку с минеральной водой. Моня то и дело брал её у него и наливал полный стакан. Француз жевал резинку, морщился и пил из пластиковой упаковки томатный сок. На часах, висевших на стене, было шесть тридцать вечера. Дубина посмотрел на швейцарский хронометр. Недовольно пробурчал:


— Шесть тридцать. Остальных, скорее всего, не будет. Ничего до завтрашнего утра очухаются. Ммм... уффф... Значит так – есть конкретная задача. Её подбросили итальянцы, наши новые сотрудники и друзья. Для того, чтобы найти этого дебила, этого недоноска, этого полурусского нехристианского придурка... Этого психопата, этого... Ох...


— Ликвидатора?


— Маринин, как это ты догадался? Но я тебя волок с острова Змеиный не для разгадывания кроссвордов! Ты прилетел сюда, чтобы продуктивно работать! Как и все остальные. Ох... Всё, "Экспресс" остался в прошлом. Переходим к делу. Запрягаем лошадей. Готовим летом сани... Так... О чем я? Да. Мой новый друг, Бенито, поделился кое–какой информацией. Задача такая – мы ищем собаку.


— Собаку? – спросил вялым голосом Седой.


— Шотландского терьера. Вот фоторобот. – Положил на стол компьютерную распечатку.


— Фоторобот собаки? – невозмутимо поинтересовался Моня. – Можно посмотреть? Взял в руки распечатку и стал разглядывать.


— Это не всё, – сказал Дубина. – Сама собака нам не нужна. Нас интересует ее хозяин. Пес принадлежит Ликвидатору и, вполне возможно, тот по утрам бродит с ним по Киеву. Исходя из этой оперативной информации, мы и будем действовать. Итальянцы ищут эту псину уже пять суток с отрядом такс, натренированных на поиск героина. Нашли уже с пол тонны наркотиков, но больше пока ничего. У нас таких спецсредств нет. Но у нас есть голова. Думайте. – И упал в кресло, кинув в рот жевательную резинку.


— Это даже не иголка в стоге сена, – сказал Француз. – Это... Мда...


— Естественно, это собака, – уточнил Дубина и стал маленькими глотками пить холодный чай.


— А особые приметы? – поинтересовался Седой. – Какие у этого кобеля особые приметы?


— Особые приметы этого пса – его хозяин. Другие приметы на компьютерной распечатке. Вова, не задавай идиотских вопросов. – Дубина поморщился и выплюнул резинку. Пробурчал: – Впрочем, кое–что есть. ЗАПАХ. Синтезирован компьютером на основании памяти человека, близко видевшего терьера и, в подсознании, как говорят специалисты, сохранившего импульсы от обонятельных рецепторов. Я не верю в эту чушь. Но запах всё же дам. – Вытащил ампулы с пластиковыми пробками и положил на стол.


— Вы извините, но это, мягко говоря, малореально – искать и найти в Киеве собаку по фотороботу, – сказал Француз Дубине. – Вы лично, как это себе представляете? У меня воображение отказывается работать.


— А никак. Я стратег. – Глотнул чая. Повторил: – Собаку необходимо обнаружить. Точка.


Повисла тишина, прерываемая бульканьем воды. Моня опять наливал стакан.


— У меня уже есть предложение, – вяло стал говорить Седой. – Предложение конкретное и, – взглянул на Дубину, – весьма тактическое. Мы организовываем выставку собак, нет – собачьи соревнования, нет, вот ещё круче, – собачий конкурс красоты, а ещё круче и точнее в цель, – конкурс красоты шотландских терьеров с премией... э-э-э... десять тысяч евро! Ну?


— Чушь, – сказал Дубина. – И даже не скажу почему.


— Вова, выпей ещё воды, – сказал Седому Француз. – Неужели Ликвидатор похож своими повадками на неполноценного неврастеника, желающего утвердиться при помощи своей собаки? Полковник прав.


— Есть более полноценная идея, – флегматично изрёк Моня, глядя поверх стакана. – Надо организовать шоу, я имею в виду скрытую рекламную акцию, которая будет развивать идею суперкорма для собак, особенно шотландских терьеров, продлевающего их жизнь на десять... нет, на двадцать лет. Корм отпускать под расписку хозяина.


— Смотри–ка, Моня, ты не такой тупой, каким постоянно прикидываешься, – проговорил Дубина, хлебая свой чай. – Это уже гораздо теплее, чем конкурс красоты. Но еще не пожар. Хорошо, но, естественно, малореально.


— Есть ещё более реализуемая мысль, – сказал Славик Француз, уцепившись за свою упаковку с соком. – Всё гениальное просто. Необходимо организовать прививки от редкого, комарами и мухами передающегося, собачьего бешенства. Которому особенно подвержены несколько псиных пород, в том числе шотландские терьеры. Без прививки – смерть в конвульсиях через неделю после укуса комара и нанесение смертельных! травм хозяину, хозяйке, детям, бабушкам, дедушкам, всем близким родственникам, включая...


— Славик, понятно. Достаточно оглашать весь список, – оборвал Француза полковник и задумчиво на него посмотрел. – Ты знаешь, а что–то в этом, вроде бы, есть. Ох, Француз. Скрываешь ты свои таланты.


— Да я в Алжире...


— Стой, стой, стой, – замахал руками полковник. Мы все всё знаем про твой Алжир, и так тошно... Ох... Так. – Помолчал. – Таак: – Глотнул чая. – Что скажешь, Вова? – обратился к Седому. Тот вяло ответил: – Знаешь, а Француз, похоже, выдал подходящую идею. Объём работы, правда, масштабной. Групповая фальсификация, разветвленное администрирование, целенаправленная подмена фактического материала, подставной маркетинг, массовые акции шоу–внушения и очень–очень много... Ох... Много... Уф... Много...


— Господи, чего много? – пробормотал Дубина.


— Денег, – закончил Седой и стал пить воду.


— Да, – сказал полковник. – Денег надо много. Буду говорить по этому поводу сегодня же. Через час, да нет, прямо сию минуту, – и включив мобильный телефон, стал набирать номер.


— Вова, это вы что, серьёзно разговариваете о собаке? – безжизненным голосом вопросил Моня, поставив стакан на журнальный столик.


— Чёрт его знает, Саша. Я уже сам теряюсь – что серьёзно, а что нет. Наше выступление по CNN, это шутка, как ты считаешь? Ты кричал – всех американских агрессоров к стенке! Масонский волюнтаризм не пройдёт! Долой романоязычную экспансию! Славяне – объединяйтесь! Поддержим братскую Сербию! Россия и Украина едины! Из–за этих твоих воплей мы и попали в кадр. А потом был массовый запев "Чёрного ворона".


— Ой, лучше не вспоминай.


— Нас спасло то, что всё происходило в нейтральной зоне и то, что с нами были итальянцы. Оказывается, этот Бенито – командующий итальянским контингентом НАТО в Украине и руководитель спецподразделения быстрого реагирования Италии. Полковник Скорцени его заместитель.


— Дохленький полковник, пить не может, срубился сразу.


— Да, слабоват, – согласился Седой. – Но исполнительный! Это видно сразу. Умрёт, а приказ выполнит. Доползёт до инстанции, а бумажку отдаст. Так про него Бенито говорил.


— Да плевать мне на его исполнительность, – безжизненно удалил из разговора полковника Скорцени сержант Моня. – Давай что–то с собакой решать. Дубина злой, как тот пёс.


— Давай, – ответил Седой и захлебал воду.


— Подключим к делу связи Леси в посольствах.


— Да, у неё концы там есть. Мозги она втереть сможет.


— Запустим легенду о японо–украинской работе по выделению бациллы собачьей чумы, мутировавшей из вируса куриного гриппа и перекинувшейся на собак в результате неосторожности в Киевской научно–исследовательской лаборатории. Констатируем около тысячи, – не менее, – случаев летального исхода в Азии и Украине. В том числе и людей, искусанных собственными собаками. Объявим карантин и запрет на передвижение животных в черте города. Вакцинация обязательна, в случае отказа – уголовная ответственность.


— Да, Моня, – пробормотал Седой. – Болтать ты на Подоле научился. А в детстве такой молчаливый был!


— Болтать мало. Надо вгрузить. Я это умею, но не в таком масштабе. К масштабу пусть адаптирует Дубина. Он же заявил, что стратег.


— Да... Ох... – "Буль-буль..." – Пусть адаптирует. Это его работа.


— Чего вы там шепчетесь? – подозрительно спросил полковник.


— Разрабатываем детали предстоящей операции, – выдохнул Седой и поставил стакан на журнальный столик. – Тебе, Дубина, предстоит много стратегической работы. Придется задействовать – а как? пусть думает стратег! – Верховную Раду, администрацию Президента и Генеральную прокуратуру. А также Государственную санэпидемстанцию и Отдел по борьбе со стихийными бедствиями в составе структуры МВД. Это пока только предварительные расчеты.


— Если ты думаешь, что решение подобных вопросов могут меня смутить, то глубоко ошибаешься, – мрачно ответил полковник и продолжил пить чай. Добавил: – Я уже запустил машину предварительной работы. Только что, по телефону. Самое главное – это убедить мэра Киева в существовании Объекта. Вся секретная документация на эту тему будет доставлена курьером ему лично через полчаса. И как только наш уважаемый Сергей Сергеевич убедится в том, в чём мы давно не сомневаемся, поверьте, телега нашей суетливой и некомпетентной деятельности помчится вперёд как арабский скакун! Мэр тоже умеет запрячь лошадей. Когда захочет. Он подключит к этой работе не только Украинскую ассоциацию вирусологии, но и непосредственно Всемирную Организацию Здравоохранения. Да, если нужно, мировое братство кришнаитов... Тибетского далай–ламу... Они, конечно, сумеют разобраться, что их водят за нос, подсовывают туфту, используют в целях рекламы, обувают на ходу, сбивают бабки и раскручивают через ВОЗ посторонние структуры, – но это только после массовой вакцинации собак. Рисковать и шутить с бациллой бешенства никто не станет, и ответственности за промедление никто на себя не возьмёт. Прецеденты уже были, все их помнят. А наше дело, а точнее – ваше, отследить шотландского терьера и его хозяина. Пунктов прививок по Киеву откроется много, но функционировать будет лишь один – у нас на Подоле. Таков план в кратком содержании. Готовьтесь к новому образу. Придется стать санитарами, делающими прививки собакам. Ты, Моня, будешь их колоть. Ох...


— Я?!


— Ты, ты... Чтобы много языком не болтал. Поработать придётся всем. Зарплату получите в евро.


— А сколько? – заинтересованно спросил Моня.


— Достаточно, – отрезал Дубина. – Всё. Отдыхайте. Но с телефонами в кармане. Массовая акция начинается с утра. В течение ночи я, надеюсь, сумею подготовить документированную платформу для эвакуации в срочном порядке домашних животных, типа собак... Ох... Особенно шотландских терьеров. Начнем с собаки президента. Это для убедительности и подтверждения уровня, на котором мы работаем. Маринин, купи в аптеке шприц и тренируйся на кошках. Название операции, в честь Славика Француза, будет «ФРАНЦУЗСКАЯ ЛЮБОВЬ»



— Это какая–то космическая напасть, – раздраженно сказал профессор – главный вирусолог Украины. – Не даром в этом подозревают астероиды и метеориты. Сначала ВИЧ–инфекция. Затем видоизмененный сифилис, потом возвращение желтой лихорадки, уже устойчивой ко всем препаратам, непонятное распространение проказы, куриный грипп, коровье бешенство и вот теперь – здравствуйте! – быстротекущее рецидивное бешенство собак. – Тихо проговорил: – Секретные эксперименты американцев на обезьянах. Причина кроется в этом. Не надо мучить животных и не будет проблем.


— Они их мучают? – жалостливо спросила молоденькая медсестра, одетая в короткий белый халатик. Она сидела в кресле, сексапильно положив нога на ногу, на которые то и дело поглядывал главный вирусолог, борясь с приступами гормонального возбуждения.


— Да, – ответил. – Они проводят эксперименты по преодолению болевого барьера. Пытаются найти нейронный контакт в левом полушарии головного мозга, чтобы блокировать боль, физическую и душевную. Это необходимо для создания Суперсолдата.


— Суперсолдата? – Медсестра посмотрела сквозь дымчатые очки на вирусолога и переложила ноги в чёрных, сексуальных колготах. Вирусолог впился, на секунду взглядом, резко отвёл глаза, уставился в почти оголённую грудь и, не зная куда смотреть, принялся разглядывать потолок.


— Да, суперсолдата... э–э–э... Мда... Создают.


— Идёт куратор, – прошептала сестра, томно глянув на вирусолога.


Тот вскочил и принялся с деловым видом копаться в пробирках на лабораторном столе. Вошел Дубина.


— Здравствуй, Забегайло, – сказал врачу и оглядел лабораторию.


— Здравствуйте, Пётр Ильич.


— Как успехи?


— Колем собак с максимальной скоростью. Вакцина заканчивается. Скоро будут поставки из Кубы?


— Скоро. Вирус выделили?


— Нет. Это невозможно в такие сжатые сроки.


— Случаев бешенства много?


— Пока не зафиксировано ни одного. Очень вовремя и удачно стали проводить вакцинацию. Правда, представители ВОЗ почему–то сомневаются в действенности вакцины.


— А это почему же?


— Им не известен анамнез такой болезни, и они сомневаются, что она переходит к человеку.


— Если сомневаются, то пусть испытают на себе. Ты, Забегайло, им это предложи. Напомни, что все великие первопроходцы в дебрях медицины, раньше так и делали. – Дубина взял колбу с розовым раствором, встряхнул её, и стал разглядывать содержимое. Продолжил поучительным тоном: – Председатель ВОЗ – американец. Это тебе не о чём не говорит? – Глянул на медсестру и снизил голос до хриплого шепота: – Они упускают выгоду, отдавая приоритет в подобной вакцинации нам, украинцам. И поэтому бесятся от упущенной прибыли. – Стал говорить ещё тише, еле шевеля губами и поглядывая на ноги медсестры: – Это элементарно и все всё знают. Эта ВОЗ будет сомневаться в чём угодно, но стоять на стороне США. – Наклонился к самому уху вирусолога. Тот напрягся, вслушиваясь. Дубина зашептал: - Тетрагидроканабинол почему–то рекомендовали для лечения некоторых неврозов и психопатических состояний. Рекомендовали курить анашу! Это и есть их стиль работы. Этим и выявлена их продажная сущность и совместная работа с... наркодилерами. – И отрезал, уже во весь голос: – Не верь ни одному слову представителей ВОЗ. Они продались!


— Пётр Ильич, – взволновано сказал главный вирусолог, – мы будем действовать самостоятельно, не оглядываясь на рекомендации Всемирной Организации Здравоохранения.


— Вот это уже продуктивно и профессионально, – радостно похлопал профессора по плечу полковник Дубина. – Звоните мне сразу же в случае малейших конфликтов с ними. Решение всех подобных вопросов беру на себя. И я найду, что им сказать, профессор. Я то уж знаю, как их зацепить за живое... Со мной они не будут долго дискутировать.


— Непременно, Пётр Ильич. Я ваш телефон помню наизусть.


— Ну, давай... – Дубина вышел.


— Уффф... – выдохнул вирусолог и присел рядом с медсестрой.


— У вас очень, очень нервная работа, – сказала та и сложила губы а–ля Софи Лорен. Вирусолог приблизился к ней ближе. Хрипловатым шепотом сказал:


— Сплошной стресс, вы совершенно правы.



— Н–аа! – Моня воткнул иголку в громадного сенбернара, сделав инъекцию витамина С и группы провитаминов, которые камуфлировались под вакцину. Связанный пёс недобро глянул на "врача" и глухо рявкнул.


— Свободен, – проговорил Маринин и обратился к хозяину сенбернара, бледному, худосочному, астеничному молодому человеку в очках:


— Всё, бешенство исключено. Но не советую держать дома таких больших собак.


— Эээ... Это почему?


— Много блох. Следующий!


Вошла дамочка в джинсах и с питбультерьером на кожаном ремне. Из–за намордника глядели злобные глазки. Крысообразный пёс, увидев Моню, сразу догадался о его намерениях, вырвался из рук хозяйки и кинулся на "врача", повалив Маринина на кушетку. Моня схватил собаку за лапы и приёмом джиу–джитсу перевернул её на спину. Слегка двинул ей кулаком по челюсти.


— Ой!!! – закричала хозяйка.


Маринин ещё раз дал хук хрипевшему в бешенстве псу и сказал: – Возможно, вы опоздали с вакцинацией. Видите, что происходит? Но не переживайте, наша медицина творит чудеса. – Взял шприц, наполнил его витаминами и ткнул иглу в питбультерьера, которого Француз привязал к кушетке. Собака злобно завыла почти человеческим голосом.


— Ничего, ничего, – говорил "врач", – мы из тебя дурь выбьем. Следующий!


Леся, одетая в белый халат, выписывала справки и выдавала их хозяевам собак. Аккуратно заполнила листочек: "Питбультерьер. Рег. N 223265 П. Вакцинация проведена. Подольская районная ветеринарная станция. Город Киев. Врач Приходько. Подпись" Поставила большую красную печать и отдала документ хозяйке. Та, утирая слёзы, двинулась к выходу, волоча на ремне исколотого пса.


Француз закурил сигарету и пустил дым в сторону колб и пробирок, в которых была налита подкрашенная вода. Поинтересовался:


— Леся, который уже по счёту?


— С утра двести девяносто шестой.


— Угу... Скоро доберёмся до трёх сотен, – задумчиво проговорил "санитар" и вытер пот со лба.


— У меня болит рука колоть, – пожаловался Моня. – И я её уже так натренировал, что смогу сделать инъекцию колибри. – Добавил: – А шотландских терьеров было всего семь особей.


— Небольшой КПД, – прокомментировал Француз.


— И все какие–то замученные, на фоторобот непохожие, – продолжил "врач". – Если они напутали с этим фотороботом, то я сделаю инъекцию Дубине, – невнятно проговорил Моня, держа во рту неподкуренную папиросу. Посмотрел на видеокамеру, висевшую в углу. Небрежно сказал: – Она без микрофона, полковник ничего не услышит. – И стал подкуривать папиросу. Леся кашлянула. Выговорила, смотрясь в зеркало и подкрашивая губы:


— Саша, не кури такую гадость.


— Это что, "Бэломор–Кэнал" гадость? Если бы ты, ветврач, была профессиональной курящей, не говорила бы эдакие глупости. Здесь, – поднял руку с папиросой высоко вверх – натуральный табак, выращенный в Крыму. – Опустил руку и сунул папиросу в зубы. – А во всяких там "Мальборо", накрошенная синтетика, изготовленная в Польше или Турции, от которой и анемия, и туберкулёз, и рак лёгких.


— Не болтай чушь, – сказал Француз, который покупал "Мальборо". – Тебя слушать – что перевернутую газету читать. Накрошенная синтетика! Ох и Моня!


— А что, нет? Эх, Славик, Славик... Не покупай импортные сигареты, лучше кури самосад.


В помещение ветеринарного пункта зашел старый дед, ведя на веревке большую собаку с седой, почти белой шерстью.


— Сыночки, уколите моего дружка, – глухо проговорил старик тяжело вздыхая. – Добрый и порядочный всю жизнь, в годах уже, но боюсь, что на старости взбесится. Что эт за напасть появилась? Какай-та бешенства?


— Смахивает на шотландского, – пробормотал Француз и оглядел пса. – Да, похоже шотландский, но какой–то пожеванный. Моль что ли его ела? На фоторобот не тянет.


— А дед? – тихо спросил Моня. – Дед тянет на того парня?


— Нет, не тянет, – ответил "санитар".


— Не тянет, так не тянет, – констатировал "врач". Крикнул: – Да выключи ты это пищание!


— На лабораторном столе подавал сигнал зуммер приборного щита. Француз отключил питание лабораторного стенда и, взяв собаку за лапы, привычным движением прижал её к кушетке, борясь с сопротивляющимся животным.


— Нна! – тихо и беззлобно сказал Моня, введя витамин С. – Свободен.


"Бах!" – поставила печать на справке Леся и отдала её деду. Сказала:


— Берегите пса, в годах уже... Добрую собаку видно за версту.


— Добрый, добрый, – пробормотал дед, глядя сквозь громадные линзы очков. – Добрый, но пожилой. Пошли, мохнатый. – Они с псом не торопясь удалились. Старик помахал рукой и попрощался: – До побачення.


— Восьмой терьер, – сказал Француз. – Нет, нам не фартит. План Дубины терпит фиаско. Блицкрига не получилось. Раз – и пришел к тебе пешком Ликвидатор с собакой на верёвочке. Ищи дураков! А сколько деньжищ угрохали? Международные комиссии, ветеринарные и вирусологические консилиумы. Это так втереть мозги! Подключил к операции комитет Верховной Рады. А долг перед итальянцами? Сколько денег потратили они на поддержку этой оперативной разработки? Много. Я понимаю, что Дубина хотел как лучше, но...


Вбежал полковник. Он был не один. Пять парней зверского вида и в черных очках сопровождали его.


— Маринин! – закричал Дубина. – Где он?!!


— Кто? – удивлённо поднял глаза Моня.


— Ликвидатор, мать твою за ногу! Где Ликвидатор?


— Полковник, вы что? Его здесь не было. Заходил какой–то старый дед с седой собакой...


— Ой, придурки! У вас же сработал анализатор запаха!!! У вас акустический сигнал вопил на всё помещение! Кто отключил стенд?


— Я, – неуверенно сказал Француз.


Дубина стал беситься и бегать по комнате.


— У вас только что сделал "прививку" своей собаке Ликвидатор! Он её просто перекрасил и загримировался сам. Придурки! Остолопы! Недотёпы! Бараны! Лохи! Безмозглые подольские недоумки! Так обуть тех, кто с детства учится обувать!


Зазвонил мобильный телефон полковника. Он несколько секунд говорил. Отключил телефон. Продолжал бесится.


— Ушел! Уехал на "горбатом" "Запорожце" с "ушами". Ёханый бабай! Твою полосатую бабушку мать! Сто двадцать два миллиона гривен на операцию. Моня, я упрячу тебя в дурдом!


— А почему в дурдом? – защищаясь пробормотал Маринин.


— А ты хочешь в санаторий? Будет тебе санаторий! Почему не идентифицировали терьера?


— Он был другого цвета, полковник. Если бы фоторобот составили из чёрно–белых элементов, то возможно мы бы не ошиблись. Но робот цветной! Собака на нём тёмно-каштановая, а эта, которая была здесь, совершенно белая, точнее седая, – неуверенно стал оправдываться Моня.


— Ты хоть раз видел седых собак? Нет, ты мне ответь, Маринин, существуют поседевшие собаки? – Полковник опустился на кушетку и уставился в одну точку. Пробормотал:


— Сто двадцать два миллиона... Сколько сил... Господи! – Что–то тихо проговорил под нос и замолчал, уйдя в себя.


— Полковник, мы ждём на улице, сказал один из громил в чёрных очках и блеснув золотой цепью, вышел из комнаты в сопровождении коллег.


— А почему упустили его вы, со своей видеокамерой? – стал потихоньку наступать Моня. – Вы же всё контролировали через монитор. Почему ваши мордатые не прибежали? Где была охрана? Я "врач", Француз "фельдшер", Леся – вообще женщина.


— А! – махнул рукой Дубина. – Лучше помолчи. Нас всех обули. Если бы не анализатор запаха, в которой я никогда не верил, возможно, никто бы и не знал, что Ликвидатор сделал "прививку" своей собаке. Любит, однако, пса. Рисковый парень. Просчитал, что возможна засада! – Помолчал и устало добавил: – Мы не сразу обратили внимание на сигналы стендового анализатора. Откровенно говоря, я вообще забыл о нём. Сидели, курили, пялились в монитор на Моню, как он пытает собак. Травили анекдоты. Виноваты все. – Посмотрел на "медсестру". – Вы и справку ему выдали?


— Всё, как положено, – доложила Леся.


— Ой, я сейчас проснусь, это сон, – застонал Дубина. – Если мэр узнает про этот прокол, он меня утопит в Днепре. Сто двадцать два миллиона из стабилизационного фонда Киева! Больше сотни вирусологов со всего мира. Лучшие номера в гостиницах. Пресс–конференции. Круглые столы. Телевизионные аналитические обозрения предполагаемых последствий чумового собачьего бешенства. А взятки? А "откаты"? А высокооплачиваемый бред из уст профессоров? А война с ВОЗ? Это всё – конец.


— Полковник, успокойтесь. Примите таблетку диазепама, – предложила Леся.


— Да нет, спасибо. Не хватало мне ещё сесть на транквилизаторы. – Поднялся с кушетки. Сказал:


— Всё, сворачивайте работу. На двери пишите объявление: "Вакцинация закончилась. О приёме сообщим дополнительно". Жду вас в своём офисе через час.



фрагмент романа "восточный триллер"

Интернационал

— Господа, а не позволите ль вы вас запечатлеть в столь час печальный на холсте? Иль ватмана листе? – проговорил бородатый человек в тюбетейке, обращаясь к Муссолини и Скорцени, в раздумье рассматривающих своё пиво. И подошел к столику итальянцев, стоящему на Крещатике, как виселица на опустевшей площади в день перед казнью.


— О! Аркадий! – удивлённо проговорил Муссолини, узнав художника с которым недавно веселился в "Экспрессе". – Добрый, добрый вечер.


Пожали руки.


— Познакомьтесь, – предложил Аркадий, представляя человека, стоящего рядом с ним. – Коллега по цеху. Свободный художник. Как и положено, без хаты и родины. Вольдемар! – Он торжественно протянул руку, представляя своего друга. Добавил: – Это в русскоязычной версии. А вообще – Уолтер. А это – Бенито и Отто.


Вольдемар пожал руки итальянцам. Аркадий пояснил:


— Коллега родом из Южного Уэльса, Великобритания. Но это в прошлой жизни. А в этой – киевлянин Вова.


Муссолини подозрительно посмотрел на Вову.


— Вы из Южного Уэльса?


— А что, не похоже? – вопросом ответил тот. – Вот вы уж точно не оттуда. Я угадал?


— Угадали, – буркнул Муссолини. – Я итальянец. А как это вы, Вова, так удачно адаптировались в биосреду Украины? По разговору и не скажешь, что англичанин. У меня на это ушло лет десять.


— Двенадцать месяцев жизни без документов и без знания языка во всех социальных прослойках, включая нулевую. Язык пришел сам. Наверное, из чувства сострадания.


— Перед вами майор английского спец подразделения. Бывший майор, – вставил слово Аркадий.


— Да ну? – поднял брови Муссолини.


— А вы не иронизируйте, – среагировал Вова. – В свете нашего нахождения в месте, предполагающем полный уход всех концов в воду, можно и пооткровенничать. Верно, генерал?


Муссолини, прищурившись, уставился на неведомого Вову. Тот ненавязчиво пояснил:


— Вы, генерал, были моей целью два года назад в Брюсселе на четырёхстороннем саммите. Вспомнили саммит? А? Ваша фамилия Муссолини. Вы двоюродный внук того Муссолини...


Бенито слушал с застывшей сигаретой в зубах. Аркадий копался в папке с бумагой и карандашами. Скорцени привстал и, подавшись вперёд, запоминал слова.


— И? – прервал затянувшуюся паузу Муссолини, осыпав столбик пепла с сигареты.


— Вашу ликвидацию отменили после вашей драки с американцами. – Вова сел на пластиковое кресло и закинул нога за ногу. Наклонился в сторону Муссолини и отчётливо произнёс: – Можете не верить, но вы понравились моему шефу из Ми–6. Помните, в Брюсселе, в кафе у вас над головой разбилось стекло? Это была пуля моего напарника. Я дал отмену операции в последнюю секунду. Вам везёт по жизни с вашими мордобоями, Муссолини. Вы не обижайтесь...


Итальянец ошарашено глядел на художника Вову. Сказал:


— И вы стали художником?


— После некоторых событий, да. И знаете, я теперь живу. А раньше – функционировал.


— Да вы, собственно, давайте ближе к столу, – проговорил изумлённый деталями из прошлого Муссолини. Скорцени торопливо пододвинул бутылки, опустился в кресло рядом с Вовой–Уолтером, и они принялись за пиво.


— А вы не задерживаетесь в Киеве? – спросил англичанина Бенито. – Нехорошие слухи бродят по городу.


— Плевали мы на слухи. Мы знаем, что взрыв будет. И мы хотим его запечатлеть на полотне. Как идейка? – Отпил пол бутылки и посмотрел на итальянца.


— Да никак, – ответил тот. – Если надо – рисуйте. Смотрите только, чтобы он вас не нарисовал. И вы не очень верно представляете себе последствия ядерного взрыва. Впечатлений может оказаться слишком много.


— Для художника много не бывает, – ответил Аркаша. – В смысле впечатлений.


— Может быть, вы и правы, – махнул рукой Бенито. – Рисуйте хоть в самом эпицентре. Но прежде я хотел бы увидеть "Приключение итальянцев в "Экспрессе". Аркадий, где обещанный шедевр?


— Прорабатываю детали. Скоро будет готов и найдёт своего хозяина. А что, приключения закончились?


— Продолжаются, уважаемый, продолжаются... Вы же видите, как кругом весело. Наш друг из домика белого цвета не даст усохнуть от скуки. Соединённые Штаты ввели особое положение в стране и, похоже, в мире. Только что. – Итальянец указал на спутниковый телефон, как на источник информации. Добавил: – Вот мы тут со Скорцени от этого приключения прямо чуть под стол не упали. Хорошо, что вы подошли. Да, – повернулся к майору, – а как Великобритания? У вас там оочень тонкие политики и хорошо дружат с Большим Братом. Она, родимая, ничего не ввела?


— Бхутхылочки шапхгать можна!


У стола стоял бомж с мешком.


— Любезный, неужели стеклотара приехала?


— Я из Уэльса, – сказал Вова–Уолтер.


— Впхгок бехгем.


— А что, есть разница?


— Берите, пожалуйста, – разрешил Скорцени.


— Уэльс всегда хотел стать самостоятельным, неужели вам неизвестно?


— Первый раз слышу.


— Конечно, какой–то там Уэльс! Вот Украина и Россия – это темы. А Уэльс... Что за Уэльс? – сказал Вова–Уолтер и погрузился в пиво.


— Я буду рисовать, – сказал Аркадий и вытащил лист ватмана. – Меня чутьё не подводит. Будет сногсшибательный портрэт номер два. — Ну, если Уэльс не Великобритания, тогда майор давайте выпьем, – сказал Муссолини и оглядел стол. Крикнул: – Эй, гарсон, бармен, официант, где вы?


Перед итальянцами вырос шустрый хозяин столика.


— Что изволите–с?


— Пиво, уважаемый, имеется?


— Да-с...


— Десять ящиков.


Хозяин столика секунду глядел на Муссолини. Выдавил:


— Десять? Ммм... (20*20=400!) Кхм... (400*20=8000 евро!) Минуточку!!! – И умчался в глубину своих торговых апартаментов.


— Ого, – сказал Аркаша. – Опять массовый запой?


— Нам ещё не хватит, – сказал Муссолини. – Я знаю когда, где, с кем, и сколько. Сейчас надо много.


Рисковый продавец пива, не переводя дыхания, принялся ставить упаковки возле столика. Выложил все ящики и одну бутылку поставил на стол. "Это от фирмы!" – и стал вытирать пот. Муссолини отдал ему шестнадцать розово–фиолетовых бумажек. Аркадий проводил деньги взглядом.


— Мда, – сказал. И взял пиво.


Зазвонил спутниковый телефон. На проводе был Дубина.


— Вы где? – спросил.


— В центре Крещатика проводим круглый стол, – ответил Муссолини. – Присоединяйтесь, полковник. Если, конечно, у вас не назначено рандеву с личностью, собирающейся всё ликвидировать.


— Он мне звонил, – сказал упавшим голосом Дубина.


— И что?


— Ничего. Почти.


— Я знаю. Всё в пределах алгоритма. Комедия финита де ля. Наши координаты – сто шагов на запад от центрального входа в метро Крещатик.


— Он пожелал мне крепкого здоровья. Мы уже ничего не успеем сделать, если бы и имели сведения об Объекте. Все мои люди в метрополитене.


— А мы на Крещатике. Вы знаете, полковник, великолепный вечер. Он сегодня, кстати, самый длинный в году. Не пропустите мероприятие. Аркадий уже приготовил кисти и точит карандаши.


— И Аркаша с вами?


— Не только он. Есть даже представители дружественной части Великобритании. Дубина, не валяйте дурака. Круглый стол ждёт вас.


— Да, я слышу даже по телефону, что он и, правда, круглый.


— Ещё какой круглый! Верно, Скорцени?


— Да, шеф!


В воздухе раздался свистящий гул, перерастающий в грохот, и со стороны Европейской площади на Крещатик влетел заходящий на посадку реактивный Ан–2. Коснулся колёсами брусчатки и завыл реверсом двигателя.


— Что это у вас там воет? – встревожено спросил Дубина.


— Похоже, вернулась ваша секретная летающая крепость с восточного похода, – ответил в трубку Муссолини. – Это вы её отозвали?


— Ждите, я буду. – Дубина отключился.


Самолёт остановился прямо перед столом с пивом, метрах в двадцати, поворчал турбинами и затих. Открылась кабина.


— Ха! Пацаны! Да здесь весь Крещатик наш! Аркадий, а почему ты не в обозе под Бердичевым?


Бруклин спрыгнул на землю. За ним из самолёта стали выходить Седой, Француз, Парковщик, Димедрол. Шатаясь, вышла Леся и закрыла за собой дверь.


— Где друг мой, Моня? Ужель в глуши неведомой оставили его? Не верю я. Отказываюсь верить! – валял дурака бородатый в тюбетейке.


— Аркаша, – сказал Седой. – Ты всегда, почему–то, оказываешься в непредсказуемом месте. Ааа! – Обернулся в сторону. – Братская Италия с нами!


И по кругу пошли приветствия и объятия.



— Значит, по версии Дубины, бомба хочет, чтобы ей спели песню?


— Да


— Ну, хочет так хочет. Будем петь. А откуда такая любопытная информация?


— От Ликвидатора. Он уже почти друг полковника.


— И что?


— Звуковая трансляция должна начаться, когда бомба включит «уши».


— Уши? А когда она включит уши?


— Тогда, когда начнёт сканировать звуковое пространство вокруг себя, непосредственно перед взрывом детонатора. В схеме этой штуки много блоков. Один из них – «Интернационал».


— Это сказал Ликвидатор?


— Да.


Муссолини откинулся в кресле и насмешливо глядя на Седого, прокомментировал:


— Он просто издевается. Хочет, чтобы город взлетел на воздух, да ещё под звуки «Интернационала»! Неужели не ясно? Эта морда издевается над всеми. Неужели он до сих пор в Киеве?


— Издевается – не издевается, но рисковать нельзя, – ответил Седой и отхлебнул из своей бутылки безалкогольное пиво. – Всё уже доставлено и готово к транслированию. Правда, в данный момент идут споры между мэром и Дубиной.


— А что, мэр не слинял?


— Представьте себе, он на месте. Один. Всех остальных отправил самолётом. Просил нас оставить ему пива. Да вон, его окно отсюда видно! Светится. Так вот, у мэра оказалось в наличии две версии «Интернационала». На украинском языке и на русском.


— Исполнять «Интернационал» на украинском языке? – спросил художник, оторвавшись от своего ватмана. И ответил сам себе: – Бомба может до конца не дослушать.


— Да, но это не всё. У него в запасе оказалась ещё одна версия. На третьем языке, – продолжал Седой. Все молча посмотрели на него. – Но мэр принял разумное решение транслировать русскоязычный вариант, учитывая, что бомба не знает об отделении Украины от России. Однако он требует оформить это решение документально и вынести его на голосование местного совета и Верховной Рады, чтобы впоследствии не было негативных для мэрии инсинуаций.


— Он что, сумасшедший? – тихо спросил Муссолини.


— Да нет, он политик, – ответил Седой.


— Какой совет, какая Рада? – пробормотал Аркадий.


Но ожесточённый спор Дубины и мэра продолжался, долетая криками до столиков с пивом.


— Насколько я понимаю, ставка сделана на то, что бомба поверит «Интернационалу» и заблокируется, – сказал Муссолини.


— Да, смысл именно в этом, по версии полковника.


— Мне нравится ваш неистребимый оптимизм, – серьёзно сказал Муссолини Седому. – Попытаться повесить лапшу на уши ядерной бомбе – чисто русская идея и русский ход мысли. Посмотрим, что из этого выйдет. Не думаю, что всё произойдёт как в сказке. – Муссолини отставил пиво и закурил сигарету. – Короче, вы собираетесь вгрузить не бомбу, а кого–то ещё.


— Как это понимать? – спросил Седой.


— А я сам не знаю, – ответил Муссолини. – Понимайте, как хотите. Я знаю случаи, когда заклинали ураганы, и они утихали. Это не метафора, это факт. Я лично знаком с индейцем, который занимается этим бизнесом в дельте Амазонки. Я видел, на что он способен. Если ваш «Интернационал» имеет ту же силу, что индейский колдун брухо, то всё в порядке.


— Сколько времени? – спросила Леся.


— Уже час ночи, – ответил Француз.


— Ох, Слава. Я так устала. Эта роль секретарши выматывает полностью и делает из тебя куклу без мозгов. Это ужасно.


— Садись ближе ко мне. Я угощу тебя пивом.


— Я не против. Только скажи мне, что мы больше не полетим на этой реактивной трубе.


— Не могу обещать, дорогая. Я не очень верю, что бомба заслушается «Интернационалом» и забудет заработать. Но надеюсь, что в самом деле так и произойдёт.


Темное летнее небо нависло над Крещатиком, ощетинившись бриллиантами созвездий. Освещения в городе не было, но природного света хватало. Брусчатка Крещатика чем–то напоминала поверхность Луны.


— Не надо «Tuborg», налей мне «Оболонь», – попросила Леся и, взяв бокал, стала глядеть в небо.


Наконец, ругань в кабинете мэра смолкла, и через минуту над ночным Киевом потекли набатные волны «Интернационала» на русском языке. Стало ясно, Дубина одержал верх.


Оба оппонента сразу же появились у «круглого» стола, составленного из четырёх столиков.


— Ну, как тут без нас, не соскучились? – поинтересовался полковник.


— Да куда же без полковника Дубины. Только в омут, – ответил сквозь папиросу во рту художник, не отрываясь от малювания. – Название картине уже есть, – сообщил он и объявил его, указав на составленные столики: «Ночной квадрат».


— Это хорошо, – сказал мэр. – Давай, Дубина, ставь своё пиво в «Ночной квадрат». Но спроси автора.


— Я не против, – согласился художник.


К мэру подбежал хозяин столика с ящиком пива.


— Сергей Сергеевич, вам лично от фирмы в счёт дружеских отношений.


— Как мне? А остальные? Лицензия на торговлю в условиях особого положения имеется? Я её не проверяю.


Продавец принялся таскать пиво, приговаривая:


— Я так рад, так рад, что вы с нами. Когда капитан на корабле, судно ко дну не пойдёт. И такую вы музыку хорошую включили. Прямо детство вспоминается: красные трамваи, синий Днепр, я пионер – в отряде иду, металлолом по дворам собираем, милиция честь отдаёт, пирожки бесплатно раздают…


Но мэр долго не гулял. Подъехал бронеавтомобиль с усатым комендантом Киева, свирепо глянувшим на компанию, но ничего не сказавшим. Только поздоровался с Дубиной. Мэр попрощался.


— Дубина, – сказал он полковнику. – Или улетайте из города, или идите в метро. Охране страшно глядеть на вас в мониторы. А если всё пронесёт, – мэр перекрестился, – жду тебя завтра к десяти утра у себя в кабинете. Ко мне прибыли представители из Глухова и мы сейчас будем вести в Конча–Заспе переговоры. Кроме меня больше некому. Все ушли в Париж.


Броневик отъехал.



"За Рим, Скорцени!" – "Да, шеф. За Рим и навсегда за Рим". "Моня сказал, что нас разводят?" – "Да, но не договорил". "Славик, как ты его пьёшь в таком количестве?" – "Леся, оно переходит в качество". "Бхутхылочки можна!"... "Я в прошлом снайпер. А теперь художник. Принцип работы тот же". "Вова, а ты можешь починить ружьё?.." "Эй, рыжий, давай и нам пива!" "Сюда тоже, да побольше. На, бери эти бумажки" "Да положи ты свой пулемёт..." "Шеф, а коньяк есть?" "Бхутхылочки можна!!!"



— Ты посмотри, сколько их на пиво напёрло, как комендант уехал. Побросали посты у метро и охраняют Дубину и его ночной квадрат.


— Да, красиво пить не запретишь. 20 евро бутылка пива! Нет, я пока ещё нормальный, – ответил первый. – И вообще, я временно бросил пить. Принимаю витамины и препараты на основе стволовых клеток.


— Чего–чего?


— Оздоравливаю организм.


— Ну–ну. Таблетками? Не новый способ. Я тоже по старинке – гантелями. Ты выяснил, цель будет?


— Возможно. У тебя по горизонту пока всё чисто?


— Да. Ближайшие дома пусты. Тепловой радар работает постоянно.


— Есть предположение, что в Киев только что заброшена группа, ориентированная на Дубину. Их цели не полностью ясны, но они – полностью наша цель, – сказал первый. Скажи, зачем они включили на весь город эту наступательную песню?


— Я думаю это психическая атака.


— Возможно.


— Наш "Феррари" уцелеет?


— Если не будет взрыва – да.


— Я думаю, не будет. Не верится.


— В Хиросиме тоже в злого бармалея не верили.


Двое скрытно сидели на крыше здания мэрии и выполняли задание, попутно наблюдая пивное застолье, расположившееся прямо под ними, метрах в пятидесяти.



— Пойдём, Скорцени. Пройдёмся по Крещатику, – предложил помощнику Муссолини.


— Идёмте, шеф. Но куда?


— Да просто прямо. Посмотри, какую красивую улицу обстоятельства хотят превратить в руины.


— Красивых улиц в мире много. Эта не первая, – напряженно ответил Скорцени. Спросил:


— Шеф, а когда пойдём в метро?


— Да вот, дослушаем эту монументальную песню, и сразу в метро.


— Да её же гоняют по кругу!


— Скоро круг разорвётся.


— Вы так думаете?


— Убеждён. Ты посмотри на это небо, ты посмотри на эти звёзды... Они светили на этом самом месте ещё в те времена, когда по Киеву бродили динозавры. Ты можешь себе это представить?


— Нет. На асфальте они бы сдохли от голода.


— Ты прав, ты прав... Культура урбанизма движется по трупам в прямом смысле. Когда–то наступит момент, когда заасфальтируют последний клочок земли. Когда-то наступит...


— Тогда придёт Судный день, – сказал Скорцени.


— Да? Ты веришь в такую сказку?


— Шеф, не трогайте мои религиозные чувства.


— Хорошо, Скорцени. Не буду. Но только Судный день, на мой взгляд, уже настал. Но вслух такое не скажет никто.


— Скажут.


— И кто же?


— Последователи Люцифера к этому призывают. Поскольку они дуалистического мировоззрения, то, по их мнению, добра в мире настолько много, что от него всё зло и происходит.


— Мда... Последователи Люцифера? Я уверен, подобные мыслители не держали в руках оружие и под пули не ныряли. Нет, ты посмотри, как прекрасен Киев звёздной ночью перед бурей! А! Скорцени! Ты чувствуешь энергетику всех великих людей всегда находящихся здесь вне времени и пространства? Ты чувствуешь? Я – да!!! Мы стоим на площади Независимости и вроде бы нас только двое. Нет, Скорцени. Это не так.


— Не так, шеф. Не так. Идёмте.


Взгляд Муссолини упал на стоявшую вдали, на берегу Днепра, гигантскую статую женщины с мечом и щитом в высоко поднятых руках.


— Смотри, Скорцени. Это русская душа. Но она пока в каменном плену.



фрагмент романа "восточный триллер"

Я не лежала на столе!

Гремело время первичного накопления капитала.


Фарт, фарт и только фарт вершил в то время законодательно укреплённое положение того, что есть теперь. Но только не ум, знания и порядочность. Хитрость? Да, в очень небольшой степени, как вспомогательное средство. Способности к анализу и прогнозирование? Нет, ни в какой мере.



Леонардо. Хитрый мужичонка Леонардо. Это не Фридман с орлиным взором. Все время в тени, всегда опаздывает, все переспрашивает и виновато дурашливо улыбается, глядя наивным взглядом сквозь очки в золотой оправе. Вообще-то он вовсе не Леонардо. Костя Кирпичник, прохвост с Маросейки. Сделал свой стартовый капитал на мыле. Поймал момент отсутствия этого важнейшего продукта – было такое время, – и, сумев сконцентрировать все усилия в этом направлении, не стал заниматься примитивной перекупкой, а моментально организовал производство, подключив технологов и арендованный в счет будущей прибыли цех. Кирпичник исполнял свою мыльную оперу в течение 12 недель, 24 часа в сутки, 3600 секунд в час. Проблему с товарным видом мыльных кирпичей решил быстро, выменяв по бартеру за ведро водки пару тонн еще не разрезанных, как доллары в процессе изготовления, упаковочных листов для мыла различных категорий, включая дорогие французские сорта. Геометрическая прогрессия тысячи процентов прибыли свершила свое магическое действие. И к концу двенадцатой недели Костя Кирпичник благополучно покинул своих компаньонов, оставив оборудование и полностью затоваренный рынок, благо работал в этом направлении не он один. А рублевый эквивалент проделанной работы конвертировал при помощи друзей-валютчиков в американские доллары и, справедливо рассудив о бренности жизни, оставил их себе. И отбыл в неизвестном направлении.


Многозначительную и многоименную аферу «МММ» Костя тоже сумел обыграть по-своему. На седьмой день, поняв перспективу этой пирамиды, он вложил в нее все свои деньги, абсолютно не переживая и зная, что такой размах быстро не закончится, а ему, Косте, долго задерживаться в дебете компьютеров хитрого семейства не стоит. И верно решил. Свои деньги он вернул, отдав обратно билетики с портретом дружелюбного благодетеля, за десять дней до обвала пирамиды и самоликвидации «МММ» и удесятерил свой капитал. Это уже были очень серьезные средства. Едва успел их конвертировать в доллар, как тот полез вверх, уменьшая в цене рублевые бумажки чуть ли не ежечасно. Кирпичник притормозил дела, отдохнул на своей даче, повскапывал грядки, подрезал яблони, завел собаку, еще одну и стал выжидать. Тут ему и позвонил школьный товарищ Фридман, любитель стоклеточных шашек. К тому моменту Кирпичник, любивший стильные созвучия, стал именоваться Леонардо. Документы, соответственно, были заменены, и Костя Кирпичник, он же Константин Золотарев, канул в небытие прошлой жизни.


Молодой Бизон, тоже когда-то не бывший Бизоном, собирал боевой коммерческий отряд, быстро сообразив, куда клонится социальная конъюнктура. Леонардо со своими деньгами, сделанными столь быстро, что он нигде не успел засветиться и был золотым мешком без названия, идеально подходил в создаваемую структуру. Капиталы слились. Леонардо, как и Фридман, понимали, что им нужен стратег. И бронекоммуникативная машина, ощетинившись всевозможными защитными средствами, ринулась вперед, обгоняя и, если нужно, отстреливая других. И было их – тьма-тьмущая, но сгорали почти все моментально. Место же, отныне которое свято, не то что не пустело, а более того: вместо одной головы три вырастало, и даже в процессе роста уже начинали пожирать друг друга, ибо зубы появлялись первыми.


Триумвират, ведомый сверхгибким и безжалостным Бизоном, выжил и поскакал дальше по трупам и тлеющим костям. Накопление первичного капитала требует существенного ограничения либо отключения моральной составляющей. Только те, кто успел это понять, сумели выжить и проскочили непредсказуемую полосу препятствий. Леонардо не претендовал на лидерство. Леонардо претендовал на прибыль. И, будучи очень искусным лицедеем, умел многие свои аферы сваливать на Фридмана, когда дело доходило до разборки. Фридман же, не лицедей, но мастер словесных словоплетений и искусной риторики, переводил вектор ответственности в поле виртуальности, то есть – в никуда, и таким образом выяснение проблемы затухало там, куда его направил Фридман. Нельзя сказать, что Бизон не понимал этого. Но триумвират имеет свою, очень специфическую систему взаимоотношений и противовесов. И пока положительное сальдо было достаточно положительно, составляя сотни процентов, никто никому никаких вопросов старался не задавать.


Шел период сверхприбыли, а коммерсанты в такой момент благожелательны, добродушны и улыбчивы. Улыбался и Леонардо. Но не улыбалась его жена. Ее просто трясло от бешенства, когда она видела, что реальная власть в триумвирате принадлежит Бизону. Ей в голову не приходило, что тот просто умнее. Никто, кроме нее, и не думал оспаривать интеллектуальное превосходство родоначальника специфической корпорации. Мало того: Фридман и Леонардо были весьма рады, что на переднем фронте рыночной конъюнктуры бьется один Бизон, с двуручным мечом в руках и станковым пулеметом, а они только подносят патроны и уносят мешки с деньгами. Но не-е-ет. Маловато! Маловато одних денег! «Костя, – шептала жена по ночам, прижимаясь к Леонардо. – Ты должен вести дела сам. Ты умнее его! Почему ты всегда в тени? Я хочу быть с тобой рядом на самом видном месте! Костя, он тебя дурит. Так не бывает, чтобы было все честно. А его жена, эта стерва, делает такой невинный вид, как будто она вообще не знает, чем занимается ее муж». Леонардо зевал и сонно отвечал: «Сегодня привезли двух великолепных питбультерьеров. Ты знаешь, одна из них девочка. Я выведу, выведу свою собственную породу!» – «Тьфу, дурень…» – И супруга отворачивалась к стене.


Эта жена миллионера была худая, стройная, поджарая, с фигурой фотомодели и амбициями выпускника коммерческого колледжа. Брюнетка со жгучими вампирическими глазами, в которых светилась ненасытная жажда привлекать внимание и властвовать, покоряя все и всех. Естественно, она была в два раза моложе Леонардо и считала его дураком, которого обязана отдрессировать быть умным. Она старалась. И неудачи только укрепляли ее волю. В глазах стал появляться сатанинский блеск, но голос делался все более мягким, ласковым и вкрадчивым. В качестве первого эксперимента прямого действия она отравила любимых собак Леонардо, после чего к новым псам приставили круглосуточную охрану и проводили ежедневный медосмотр. Это ее не смутило. Она не ждала легкой победы над заснувшим разумом супруга. Безумие нарциссизма, внедренное ей в душу неведомо когда и кем, постоянно вызывало все новые извержения бесноватого энтузиазма в части повышения социального статуса ее мужа внутри триумвирата. Она всеми средствами старалась присутствовать на всех совещаниях и деловых встречах, пытаясь обольстить всех особей мужского пола и подавить представительниц своего. Конечно же, ее любили. Как бешеную лисицу на длинном поводке. Она же этого замечать не могла. Беглый, полевой психоанализ у супруги Леонардо был достаточно односторонен. Все внимание, направленное в ее сторону, она дешифровала как абсолютно положительное и оттого вполне искренне улыбалась всем, многих сбивая с толку и запуская рефлексию неврастении и фобию неуверенности.


Но красивая стерва, пытаясь управлять Леонардо, не исключала и постельный вариант, когда у мужчин голова не работает. Впрочем, с Бизоном она пролетела и с тех пор его люто ненавидела. Заимев множество знакомств, она передвигалась по министерским кабинетам, как по шахматной доске, выискивая очередную клетку для прыжка пантеры. И прыгала. Надо сказать, что некоторая польза от ее передвижений была. Окружающие стали считать Леонардо серым кардиналом, не брезгующим поделиться женой ради святейшего дела – карьеры. И когда говорили о триумвирате, всегда возникала неясность, кто де-факто его первое лицо. В итоге им стал Фридман. По крайней мере, де-юре. Все переговоры с контрагентами, правительственными чиновниками, представителями иностранного капитала, адептами конфессий, заказчиками, подрядчиками, держателями спортзалов, налоговой полицией, налоговой инспекцией, пожарниками, архитекторами и прочими аналогичными по принципу выживания службами вел он.


Фридман знал свое дело. У него было представительное лицо, низкий поставленный голос и прямой открытый взгляд, как у римских полководцев. А большего и не требовалось. Костя же Кирпичник не прошел на эту должность исключительно по физическим параметрам. Лола грохнулась в обморок и лежала неделю в постели, худея и исходя ненавистью. Но оклемалась, привела себя в порядок и первым делом помогла мужу в коммерческой сделке. Отправила на корреспондентский счет очень серьезных людей, не понимающих, что такое шутка, в оплату за приобретенное эфирное время и права на частотный канал сумму, меньшую раза в два, воспользовавшись электронной подписью мужа. Сэкономила.


Леонардо даже никто ничего не сказал. Позвонили Бизону. В тот же день Лола в сопровождении трех телохранителей отправилась в Швейцарию – подлечить духовное состояние и успокоить термоядерный темперамент. Успокоила. В Швейцарии познакомилась с Феликсом. И после достаточного общения на лыжах и в спальне сделала ему предложение поработать в триумвирате, видя в том потенциально мощный рычаг воздействия на Бизона. Лола сдала ему то немногое, что знала о делах корпорации. Но Феликсу хватило. Он давно был знаком с Бизоном, правда, пути их достаточно давно и разошлись. Будучи в недавнем прошлом генералом внешней разведки, Феликс оценил предоставленную ему точку прорыва в закрытое акционерное общество и стал мысленно прорисовывать технологию инъекции себя в преуспевающий триумвират. Да и корпорация Бизона была еще не столь независима. Короче, Лола навела Феликса и его людей на собственного мужа, желая, естественно, только добра.


Добро пришло не с тех дверей. Стали взрываться автомобили и особняки. Снайперы стреляли умышленно мимо, но совсем рядом. Бомбы с часовым механизмом находили по телефонному сообщению в кабинетах секретарей и секретарш. После достаточной артподготовки спаситель Феликс совсем случайно встретился с Бизоном в закрытом ведомственном бассейне. Ну, выпили за встречу, обсудили всякие мелочи. И договорились на днях поговорить о жизни более обстоятельно. Поговорили. В присутствии Фридмана и Леонардо, естественно. Так Феликс стал акционером триумвирата. Он получил один процент акций и должность громоотвода со своей разведкой, охраной и программой. Леонардо остался там, где и был. Лола легла в отделение неврозов. Костя стал носить ей цветы, которыми часто получал по морде, теряя золотые очки. Зато питбули активно размножались.


Феликс взялся за работу со всем усердием, и проблема несанкционированной конкуренции весьма долго не возникала. Но медленно и неотвратимо в тени сверкающей звезды «Славянский Триумвират» появилась звезда поменьше. Звезда-двойник – ведомство Феликса – с годами разрослось и людскими, и техническими ресурсами. Внешние проблемы практически исчезли – появились внутренние. Неявные, конечно. Но вполне гипотетически просматриваемые и имеющие очень много места быть. И те, кому положено, это чувствовали.


Спасибо, Лола! Твой верный Леонардо теперь мог уйму времени предаваться своей страсти – разведению питбулей особого, национального вида. Его личный капитал неизменно рос. Все контролировал исполнительный директор, которого контролировал штатный аудитор (женского пола, Леонардо все же был Леонардо), которого контролировала Лола, пытаясь даже как-то затеять лесбийские игры, но нимфоманка-аудитор не повелась на такие наивные предложения. Она спала с Фридманом, чья секретарша, в свою очередь, имела тайный адюльтер с исполнительным директором Леонардо. Леонардо же любил только Лолу. Но, естественно, не больше денег. И поэтому Лола, чувствуя его потребность в информации по части чужой прибыли, иногда проводила время с аудитором Фридмана, который был без ума от ее бешеного темперамента и любил ее больше денег. Хоть и слыл голубым на пятьдесят процентов. Впрочем, ей хватало даже половины его ориентации. Она нарвалась на тестостеронового потрошителя и выползала из его спальни, еле передвигаясь.


Амбиции и нарциссизм Лолы с течением лет не убывали. Куда там! Детей у нее не было, и вся энергия уходила на формирование образа себя – любимой и неповторимой, красивейшей, нежнейшей и умнейшей, хитрейшей и, конечно же, наискромнейшей, как и подобает замужней женщине неопределенного вероисповедания, но вполне определенного хватательного рефлекса. Нет, клептомании, конечно, не было. Это вовсе не ее масштаб игры с реальностью. Адреналин и менее известный, но очень Лоле необходимый гормон серотонин она получала другими способами, гораздо более экстремальными. Многочисленные сексуальные приключения, она считала, предназначались для Леонардо. Она же спала с сотрудниками триумвирата и выпытывала очень важную информацию. Так она считала вполне искренне. Ну, а коль необходим для этого интимный контакт – кому хуже? Тем более Леонардо никогда не узнает. Зачем ему знать? Действительно, незачем.


Потому что когда узнал, Лола ощутила разницу. Послав куда положено требование о присутствии адвоката, он одел ее в мятую мешковину, посадил в самолет и в сопровождении трех служащих своей псарни, мощных и тренированных сотрудниц, – все мастера спорта и злые, как черти, вернее – как выводимая порода русских питбулей, – отправил не куда-нибудь на Кипр, где все население русскоязычное, не на Канары или Соломоновы острова, даже не в приватизированную Сибирь или на китаизированный Дальний Восток, – он отправил ее в Румынию на уборку винограда и изготовление веников. В задачу телохранительниц входило контролировать десятичасовой рабочий день и складывать изготовленные веники. Смотрительниц заставлять не пришлось. Они любили Лолу особой любовью, прекрасно зная ее отношение к женщинам в триумвирате, кроме одной, самой любимой и неповторимой – госпожи Лолы. Производство веников и сбор винограда продолжались семь дней. Это по календарю. Для бешеной орхидеи прошло семьсот суток. За это время она успела перекусать всех охранниц, и ее привязали веревкой к столбу, вбитому глубоко в землю.


Все-таки Леонардо произошел от Кости Кирпичника, фарцовщика и мелкого бандюги, хоть и давно забывшего свое прошлое. Но характер в подворотне не забудешь. Посчитав, что если Господь семь дней творил мир, то для воспитания какой-то рабы божьей Лолы тоже больше времени не требуется, Леонардо дал команду прекратить экзекуцию. Но, будучи по-своему мудр, велел поместить жену в отстойник, чтобы пришла в себя. Переходный период проходил в Турции и заключался в торговле теми самыми вениками и виноградом. Продавщица была за ногу прикована цепью. При первой же попытке снизить цену, чтобы быстрее продать товар, Лолу облили с головы до ног липкими помоями. Демпинг был предотвращен. Охрана не помогала. Потянулись долгие часы сбыта маловостребованной продукции, перерастая в томительные дни. Телохранительницы сидели рядом под громадными зонтами и пили пиво. Торговля шла вяло. Зазвонил мобильный телефон. Старшая торгово-закупочной артели включила аппарат:


– Да, Жанна слушает. – Это был шеф Леонардо:


– Жанна, дай Лоле телефон, пускай позвонит мне.


Старшая группы выключила телефон, спрятала и вытащила из большой сумки другой. Протянула супруге Леонардо:


– Пожалуйста, позвоните мужу, – и псевдосочувствующе улыбнулась.


Та схватила телефон и набрала номер. Костя ответил спокойно и невозмутимо:


– Да-да, Лола. Это я. Как идет торговля? Дай отчет.


– Костик, ты хочешь, чтобы я осталась в здравом уме? Костик, прекрати издевательство. Это все неправда. Меня оговорили. На том столе лежала не я. Тебе показалось. Надо во всем разобраться!


– Милая, мы разбираемся. Ты же всегда хотела вести дела вместе со мной. Теперь я тебе доверяю. Ты торговый представитель. Продаешь наш товар, закупленный в Румынии и импортируемый в Турцию. Надеюсь, в ценовой конъюнктуре ты разберешься. Как там погода? Ты не упарилась? Береги нервы. Как распродашься – позвони.


– А-а-а!!! Дебил, урод, импотент, дегенерат!!! А-а-агр-р-р!


Она изо всех сил швырнула телефон в близстоящую охранницу. Та привычным жестом увернулась, и телефон вдребезги разлетелся, врезавшись в мостовую.


Так, не торопясь, шла торговля. Кончилось тем, что подошел турок и купил весь товар в обмен на секс с продавщицей. В балахоне из мешковины, с цепью на ноге, а все равно развела мужика. Охранниц он не заметил. Лола взяла деньги и попросила забрать товар, который уже не ее. Она настаивала. Турок передвинул веники на свою сторону и, обернувшись, увидел вместо худющей, с бешеными глазами, но сексуально вполне привлекательной продавщицы троих угрюмых плечистых славянок, хмуро глядящих на него. У одной в руке была резиновая дубинка:


– Товар купил? Купил. Проваливай.


– Вай-вай-вай! Какой дорогой веник!


Но побрел восвояси, таща за собой ворох Лолиной продукции. В тот же день артель вылетела домой.


Фрагмент романа «славянский стилет»

Сотая обезьяна

— Так, только проверенную информацию.


— Есть, сэр. В Киеве появился Ликвидатор. Тот самый Ликвидатор.


— Это факт?


— Да.


— Что означает его прибытие?


— Это человек, который имеет доступ к коду, блокирующему работу компьютера управляющего комплексной системой дублирующих друг друга процессоров, имеющих функциональное назначение – запустить реакцию деления атомного ядра при минимуме возможностей постороннего воздействия на этот процесс и максимуме возможностей выполнить требуемую команду.


— Ммм... мда... И? Упростите текст.


— Ликвидатор должен запустить таймер нейтронной бомбы, которая спрятана в Киеве.


— Любопытно, любопытно... – Англичанин, в погонах генерала, взял из коробки сигару, обрезал кончик, прикурил, пустил облако дыма, откинулся в кресле, глянул в потолок, потом на себя в зеркало и спросил:


— Насколько гарантирована достоверность?


— 97 процентов, сэр.


— А куда ушли три процента?


— Остались в компьютере. Сто он не выдаёт никогда. Наверное, перестраховка программистов.


— Дальше.


— Итальянцы вели его с самых Сейшельских островов, но в Киеве, на Подоле, из плавающей гостиницы, он ушел и оставил два трупа.


— Молодец. – Пыхнул сигарой и покивал головой. – Дальше.


— Дальше самое сложное. Он не появился ни в одной из трёх точек, где должен был состояться его контакт. Город не покинул тоже и где–то бродит кругами.


— С чего это вы взяли, что кругами?


— Ну, это я образно.


— Образов не надо. Нужна информация. Скажите, – прищурился и втянул дым, – а почему вы решили, что он в Киеве?


— Данные экстрасенса Яфета.


— Не того ли Яфета, который выиграл в лотерею двенадцать миллионов фунтов?


— Тот самый. Те фунты он подарил жертвам несостоявшегося суицида. Психам, короче. Пожертвовал деньги на целевую программу психиатрических клиник Великобритании.


— Любопытно. Вы давно с этим Яфетом работаете?


— Давно.


— И высока ли вероятность предсказаний, сэр?


— Нет.


— А что же вас толкает на столь уверенные рассуждения о присутствии Ликвидатора в городе?


— Яфет очень редко даёт гарантию. В этот раз дал.


— И в чём она заключается, эта гарантия?


— Миллион фунтов.


— А сколько мы ему должны, если он прав?


— Ммм... Четыре миллиона.


— Вам не кажется, что коэффициент рентабельности, мягко говоря, не в нашу пользу?


— Вы правы, но выбора нет. Второй Яфет пока не появился. Торговаться не с кем. Он монополист.


Генерал снова пустил облако дыма, прищурился, поцокал языком, потарабанил пальцами по столу, глянул в потолок, в зеркало, и сказал:


— Впрочем, вы правы. Вам придётся верить ему, мне вам, а премьер министру – мне. И, скажите, сэр, как вообще всплыла информация о Ликвидаторе, как таковом. Я не помню начала истории. Он мелькает у нас по файлам уже лет десять. Может, это вообще всё игра на понижение?


— Понижение чего, сэр?


— Стоимости недвижимости в Киеве, вы об этом не задумывались?


— Нет, это не игра. Его сдал русский президент. Много лет назад. В состояния сомнамбулы продиктовал по телефону информацию о проекте. Вы помните ту операцию. У Ликвидатора самое глубокое укрытие. Если бы не президент, никто ничего бы и не узнал.


— Так это ТОТ президент?


— Да, сэр, это он. Связь с ним прервалась вскоре после получения информации о Ликвидаторе. Он подключил к своей локальной ноосфере тибетских лам и колдунов из дельты Амазонки. Контакт оборвался.


— Я вспомнил этот Х-файл. Там, если не ошибаюсь, доступ N 0.


— Да, сэр. Только вы и премьер министр.


— Значит это не игра. Чёрт! – Встал и принялся ходить по кабинету, пуская клубы дыма. – Я не могу поверить, что это правда! Превратить Киев в руины? Маразм. Но маразм глобальный!


— Это результат работы Политбюро.


Генерал резко остановился и посмотрел на подчинённого.


— Что вы сказали?


— Я сказал, что это результат работы Политбюро.


— Откуда вы знаете о Политбюро?


— Из Интернета.


— Вы шутите?


— Наберите адрес www.politburo.net


Генерал сел в кресло и зашелестел клавиатурой. Уставился в монитор и молча глядел, не моргая минуты две, шевеля мышью. Бросил мышь. Встал.


— Бред. Ну и времена! Но микроскопические песчинки правды на сайте есть.


— Я их и имею в виду.


— Да, это, несомненно, работа Политбюро. Его еще называют Российская Коллегия. Но до этого момента я думал, что о нём знаю я, премьер министр и президент США. Аль–Каида шаловливый ребёнок в сравнении с Политбюро. Да, собственно, – посмотрел на подчиненного, – она и есть его дитя. Аль–Каида – родная дочь Политбюро. Я об этом знаю, премьер министр об этом знает, президент США об этом знает... Вы теперь знаете. Как вы считаете, кто же тогда Ликвидатор?


— Он вольный стрелок.


— На длинной-длинной верёвочке, которая скрывается в дебрях Политбюро.


— Да, сэр. Вы правы.


— Прекрасно. Стратегия?


— Мы применим метод "сотой обезьяны".


— Что за метод?


— Он заключается в доведении ситуации до абсурда, в результате чего качественно меняется ментальная доминанта псевдосоциума, имеющего отношение к операции, и появляется возможность посмотреть на сторону кубика, которая не видна. Там может находиться Ликвидатор.


— Сэр, проще.


— Мы начинаем транслировать в Киеве телевизионное шоу "Ликвидатор". Рекламируем на всех телеканалах около пятидесяти наименований косметических средств под названием "Ликвидатор". Открываем бульварную газету под названием "Ликвидатор". Регистрируем партию бывших строителей демократии "Ликвидатор". Над Киевом будут летать рекламные аэростаты "Ликвидатор", рекламирующие возможности человека в нашем обществе. Все мусороуборочные машины в Киеве будут иметь название "Ликвидатор". Все дворники, уборщики, погрузчики, разгрузчики снабжаются спецодеждой с названием "Ликвидатор". И ещё около сорока позиций. План у меня в папке. Все это должно привести Ликвидатора к потере самоидентификации и контроля над своей психикой.


— А это не перебор, сэр?


— В этом и заключается принцип "сотой обезьяны". В переборе.


— Послушайте, а он хоть сам знает, что он Ликвидатор?


— Да, этот позывной использовал русский президент.


— Ну, тогда всё в порядке. Хорошо. Тактика?


— Двести пятьдесят офицеров МИ-6 внедрятся в среду социума украинцев. Они уже готовы.


— А язык? Кто знает украинский язык?


— Никто. Но все прошли курсы вербального общения на языке глухонемых. Работать будут как приезжие, нищие глухонемые.


— Ох, что–то мне не прорисовывается убедительность. Двести пятьдесят нищих глухонемых? Мда...


— Сэр, прорисуется. От спецслужб Его Величества Ликвидатор не уйдёт! На операцию выделено семьдесят пять миллионов фунтов. Этот факт – уже почти победа.


— Да знаю, знаю. Но... Хорошо. Поверим и на этот раз. Подготовьте тщательный анализ возможных последствий в случае форс–мажора и аккуратно состыкуйтесь с итальянцами.


— Мы с ними уже работаем. У нас общение не прекращается после Киево–Могилянской операции. Мы там сражались плечом к плечу.


— У них тогда много погибло людей?


— Никого. Но большой моральный ущерб.


— Мда... У нас там тоже потерь не было. Общий язык есть. Хорошо, сэр. Я доволен результатами нашего разговора. Разрабатывайте план в деталях, и мы его утвердим. Вы свободны!



фрагмент романа "восточный триллер"

Апокрифическая шизофрения

— Совместная деятельность холериков и сангвиников порой приводит к неожиданным результатам. Разность потенциалов психических реакций и мировосприятия делает возможным синтез продукта, невозможный в других условиях. Но это лишь в том случае, когда лидер тандема – сангвиник. Оба должны быть мужчинами. Другие варианты исключены. Женская психика генетически ориентирована на материнство и продолжение рода. Женщина может быть ретранслятором. Генератором – никогда.


— Что я должен сделать?


— Найти тандем. Но, упаси боже, чтобы это были гомосексуалисты. Нам нужно заставить работать сублимативное генерирование идеи, а не математический её расчёт.


— Какова идея?


— А я откуда знаю? Если бы была идея, не было бы поиска тандема.


— А псих–одиночка подойдёт?


— Это ещё лучше, но настоящего психа найти почти невозможно. Они все работают на Госдуму и Министерство обороны. Дураков полным полно, как и олигофренов, а вот псих, причём настоящий, да ещё и одинокий, то есть сам в себе, это полнейший эксклюзив. Большинство из них в хакерах и советниках политического истеблишмента. Псих! – Усмехнулся и закурил сигарету. – Это редкость. Найди мне настоящего психа и тандем будет не нужен. Псих решает всё! Настоящий шизоид, я имею в виду.


— Шеф, я думаю это не столь сложная проблема.


— Я рад за твой оптимизм, но ты скорее всего не понимаешь всей серьёзности задачи. Но это тоже не так уж плохо. Знал бы – руки бы опустились. Нужен не алкоголик, не наркоман, не маньяк, не дегенерат, – они часто похожи на психов, но они все перверсивны по части секса, зациклены на себе, и толка от них нет, – а настоящий шизоид с лёгкой степенью шизофрении. Раньше писали – вялотекущая шизофрения, но это не болезнь и даже вообще не классическая шизофрения, это особый уровень психических возможностей, это сверхмощная вторая сигнальная система, это сверхгенерация практически неограниченного спектра производных решений от любой, духовной или материальной детерминанты. Ты понял?


— Господи… – Помолчал, собираясь с мыслями. Неуверенно сказал: — Шеф, что вы такое говорите… Я во первых не очень вас понимаю, а во вторых, где же такого гения отыскать? Лучше тандем…


— Эти гении бродят по улице без копейки в кармане. Да, их очень мало! Но другие как–то их находят! В любой серьёзной партии в теневых структурах сидят исключительно психи, исключительно идиоты, на первый взгляд для простых дураков, которые составляют большинство даже в Госдуме и правительстве, но только они, эти псевдошизофреники, делают окружающую нас реальность, только они… Ты меня понял?


— Нет.


— Тогда поймёшь, когда дойдёт. А рано, или поздно, дойдёт и до тебя. Вперёд, я жду результатов!



Дверь, на которой было написано «ГЛАВНЫЙ РЕДАКТОР», открылась и медленно закрылась.

Порнозвезда - смерть от оргазма

Советник мысли оформлял обстоятельно и кратко:


— Насколько несколько, нисколько не сколотых скользящей волной скоропостижного сокрытия недостаточно скрытых желаний, нуворишей не скинут груз свалившегося на них состояния овладения чего-то не вполне осознаваемого в гносеологическом плане, настолько несколько таких же, но не нуворишей, а представителей истеблишмента, будут добиваться раскрытия достаточно и не достаточно скрытых желаний, могущих перейти в прямое действие, и нести угрозу теневому правящему клану.


— Несколько нуворишей? А точней!


— Я думаю, их около десятка. Половина в Великобритании, треть в США. Остальные в России и Украине.


— Что ты предлагаешь предпринять?


— Акцию прямого действия посредством достаточно длинной опосредованной цепи, включающую в себя Ирак, Иран, Китай, Кубу, Сербию, Пхеньян, Вьетнам и Черногорию. А также русских бандитов, которые везде.


Худой брюнет прошелся по кабинету, выпуская клубы дыма из длинной трубки и прищурено глядя в будущее. Повернулся к советнику. Спросил:


— Каковы скрытые желания этих воров в действительности?


— Власть. Власть и власть. Очень древний стимул смысла жить.


— Какова наша роль?


— Не допустить захвата власти над биржевыми индексами. Вслед за деньгами придут танки. Аксиома двадцать первого века.


— Мда… Это так. А за танками Новый Мировой Порядок, если не помешают пуски баллистических и крылатых ракет. Лазерные вышки никому не помогут, это давно ясно. Из ста ракет на старте будет уничтожено не более двадцати. Что думает Магистр?


— Он пока думает.


— Что думают президенты?


— Они полагаются на нас.


— А что думаем мы?


— Мы не думаем, что дойдёт до пуска ядерных носителей. Их все очень боятся, включая выпускающих. Проще уничтожить нуворишей. Чем и займётся группировка из стран, которые я перечислил.


— Почему именно эти страны?


— Влияние ортодоксального ислама, марксизма, а также жёсткая нетерпимость к попыткам переворотов всех уровней, включая демократические, это и есть основная причина использования именно этой группы. Кроме того, там густая сеть наших представителей.


— Имена нуворишей?


Советник положил на стол лист бумаги. Брюнет просмотрел фамилии. Вздохнул.


— Одни и те же морды. Они в самом деле смогут составить нам конкуренцию, если создадут картель. Но Билл Гейтс?


— Он ассоциированный кандидат картеля. Но, тем не менее, главные деньги у него. После игры Гейтса на повышение, а затем обвала евро, он заработал девяносто миллиардов долларов, плюс его постоянная сотня.


Брюнет продолжал просматривать список.


— И этот, вечно кусаемый пряник, тоже здесь?


— Березовский один из инициаторов. С ним работает наш агент, его любовница. После дозы нейроэндоморфина, говорит то, что было, то, что есть, и то, что, по его мнению, будет. Любопытный тип.


— Я встречался с ним в Москве. Давно. Когда он мечтал купить люстру. Не весьма интересная личность, так мне показалось.


— Есть формула «Спортсмен плюс старт». Березовский вырос даже интеллектуально.


Брюнет пробежался по клавиатуре компьютера. Глянул в монитор. Сказал:


— Да. Двадцать семь миллиардов к власти потянут. Ему надо сделать обрезание. На три нуля. А то и на четыре. Тогда он сам повесится.


— Это вариант.


— Да, это лучше чем гамма-облучение.


Снова посмотрел в список, лежащий на столе. Удивлённо спросил:


— А наследный принц как сюда попал?


— Он не араб. Он внебрачный сын русского миллиардера, внедряющего свою агентуру в Саудовскую Аравию. Хороший выбрал способ. Надёжный. Русскому власть не нужна, ему хватает денег. А сынишка схватил камень Сизифа и поволок в гору.


— Камень на шею и с горы в ущелье.


— Так и планируется, но виртуально.


— Естественно. Прямое действие все должны совершить сами! Своими руками. Под действие НЛП попадают многие?


— Трое. Они давно дают информацию по телефону. Мы планируем их сумасшествие.


— Прекрасно. Прекрасненько… Магистр будет доволен. Но… - осмотрел бумагу, - Тут в списке под номером 6 женщина с Украины… Это та самая Юля?


— Да, это она. Двенадцать миллиардов долларов и полная потеря реальности.. Она хочет сделать из Украины Югославию. И у неё неплохо получается.


— Как она насчёт секса?


— Снялась в порнофильме под чужой фамилией.


— Это прекрасно! Смерть от оргазма – что может быть экзотичней! Всё. Я иду докладывать ситуацию Магистру.


— Не забывайте про грузина, он под номером 9.


— Не забуду, пойдёт на пару с Юлей. 69 – число запоминающееся.

Сатанинская сила сексуальности

Он уточняюще напомнил:



— Женская слабость это страшная сила. Не забывай этой простой истины.



— Да, — ответила она, качнув ножкой в черном чулке. — Я всегда была достаточно слаба.



— Но не подумай, что это настолько серьезно, — добавил он. Пустил кольцо дыма и снова затянулся трубкой. Сказал, скользнув сталью взгляда:



— Твоей достаточной слабости пока не хватает для достаточной силы. — Сбил пепел. — Сколько дней ты занимаешься объектом? Правильно, много.



— Я не знала, что у меня есть ограничения во времени.



— Есть. — Отрезал он. — Валять дуру ты вечно не будешь.



Дама провела рукой по своей ноге, поглаживая чулок и глядя прямо в глаза собеседнику. Молчала. Сказала:



— Попробуй сам.



— Для меня это не работа. А для тебя – да. Или ты хочешь поменяться со мной местами? Или ты хочешь, чтобы я поменялся с кем-то чем-то ещё? Или ты слишком свободно себя чувствуешь? Или ты решила вести дела без меня – сама? Или есть ещё какие-то варианты?



— Господи, успокойся. Ничего я не думаю. Думать будешь ты. Мы это с тобой решили с самого начала. Верно? А как пойдут дела на самом деле – и чёрт не знает, наверное. Твои слова. — Закурила сигарету. Пустила дым в сторону. Тихо сказала:



— Он не ведется. – Помолчала. Добавила: — Возможно, он голубой.



— Нет, он не голубой. Это проверено.



— Кем?



— Тем, кому я доверяю.



— Из людей только сорок процентов знают о своей собственной ориентации. И то не стопроцентно. О себе никто ничего толком не знает, а ты веришь какому-то источнику. Не ему ли самому? И не забывай о комплексе власти. Теоретически, он не может не быть голубым. Или он импотент. — Молчала. Глядела в глаза. — Ну не трахает он меня! — раздраженно сказала. — Не знаю почему. Это первый случай.



— Мне не нужно, чтобы он тебя обязательно трахнул. Мне всё равно, чем ты там с ним занимаешься – цепью его паришь по спине или он пьёт твою мочу, или ты втыкаешь ему страпон – мне нужен результат. РЕЗУЛЬТАТ! И всё. — Помолчал, положил трубку, взял в руки сигару. Сказал:



— Но результата нет. — Взвился: — А почему тогда ты вообще продолжаешь к нему ездить в гости? Или у вас там с ним сепаратная сделка? А? — Добавил: — Убью обоих. И ты знаешь это.



Дама слегка побледнела и перестала гладить свою ногу. Торопливо проговорила:



— Какая ещё сделка? Что ты говоришь? Я езжу к нему потому, что он меня об этом просит. У меня все разговоры на диктофоне. Но у него дома ничего со мной не происходит. Страпон ему не нужен, ну не просит, по крайней мере.



— Так ты сама предложи! — прорычал.



— Мочу тоже пить пока не собирается. Или ему мне это тоже предложить?



— Послушай, — более спокойно сказал инструктор. — Такого не может быть, чтобы он чего-то не хотел. Тебе это понятно?



— Он хочет ходить в женском платье.



— Чтооо? Какого же ты молчишь!



— Но в другой жизни.



— Это как понять?



— Он надеется реинкарнироваться в женщину. Это всё его буддизм. А в этой жизни ему предстоит работа, работа, работа, работа, работа…



— Стоп. Я уже понял. У него фобия. Это то, что нам нужно.


Пыхнул сигарой и задумчиво проговорил:



— Работой мы его обеспечим.



— Он хочет лепить глиняных человечков, как в Китае. И собирается побить китайский рекорд.



— Да? Любопытный способ ухода из реальности. А что ему скажет президент? А что ему скажет премьер–министр? А что ему скажет комитет обороны? А что ему скажут на парламентских слушаниях? А что ему скажут его генералы? Они тоже будут лепить глиняных человечков, вместо того, чтобы восстанавливать позиции СС–18 и систему оборонных спутников? Они тоже будут ходить в сарафанах и красить губы помадой во время брюссельского саммита? А? Или шотландская национальная гордость перешла и к нам, в российскую оборонную систему? Он должен тебя трахнуть любой ценой! Нам не нужен министр обороны неопределенной ориентации. Не голубой, не оранжевый, не белый, не красный… — Заорал: — Полковник, это ваше боевое задание! Вы понимаете мои слова!



— Так точно…



— Какого черта точно! Латентные дегенераты не могут командовать сильнейшей армией в мире! Если бы он был дегенерат, то было бы всё в порядке, но нам не нужны маргиналы! Это самое страшное, что существует в природе деловых отношений! Если бы он хотел стать женщиной – это было бы нормально. Но он хочет стать ей ПОСЛЕ СМЕРТИ!!! Я отвечаю за внутреннюю безопасность истеблишмента Совета Безопасности и соответствующих структур! Вы мой подчиненный! Где секс с министром обороны? Где, полковник?


Упал в кресло и буркнул:



— Даю тебе три дня. Принесешь для контроля его сперму. На платье, во рту, в пакете, в дипломате, где только тебе будет удобно. И закончил:



— Учись у Моники Левински. Свободна.


Варфоломеевская политкорректность

— Вы кто, оператор независимой сети? Я не ошибаюсь? Мне не ясна ваша роль в подаче и съеме информации. Почему происходит такая трансформация материала? Кто заказывает подобные изменения? Вы боитесь повторить судьбу Дугласа Рида? Так какого чёрта вы на этом месте?


— Шеф, я не боюсь того, о чем вы говорите. Трансформация материала происходит только в рамках редактирования. Съём информации латентен для контроля и поэтому приходится, в некоторой степени, доверять источникам.


— Говорите, латентен? Так поэтому у вас в отчетах постоянное враньё?


— Некоторые гиперболы допускаются, не стану спорить, но вранья… Вранья нет.


Худощавый, жилистый брюнет встал и прошелся вдоль длинного стола. Повернулся к стоящему возле стены оператору. Спросил:


— Сколько вы получаете на данный момент?


Собеседник поправил очки и ответил:


— Оплата многоуровневая, зависящая от конъюнктурного момента времени; при отсутствии инфляционного спада, определяющим значением расчета с работниками является индивидуальный подход и дифференцированное соотношение…


— Сколько ты получил за последнюю неделю?


Очкарик вытер выступивший пот. Ответил:


— Триста пятьдесят пять тысяч рублей.


Брюнет замер, как собака в охотничьей стойке.


— Это столько ты получил за своё руководство тотальным враньём? Кто увеличил зарплату?


— Ваш заместитель по внутренним финансам.


— Все в сговоре! Круговая порука! Я чувствовал, что за время моего отсутствия будет происходить нечто подобное, но чтобы до такой степени! — Упал в кресло и пробурчал: — Заместитель уволен час назад. Как тебе, оператор, эта новость? Он был, верно, твоим другом?


— Шеф, он не был мне другом. У меня вообще друзей нет. У меня только работа, работа и работа!


— Какая работа? Где работа? Вот эти бирюльки, в которые вы все играете в моё отсутствие? — Он помахал распечаткой с текстом. Продолжил зловещим тоном, глядя в упор на подчиненного: — Никакой политкорректности больше не будет. Ты меня понял? — Оператор кивнул. — Никаких темнокожих, а НЕГРЫ! Как их называют при разговоре? Негры? Так, черт его дери, и надо писать про негров, что они негры, а не снегурочки. Про педерастов нужно писать, что они ПИДОРАСЫ! Даже не педерасты, и не заискивающее – лица нетрадиционной ориентации. Ох… Ох… Ориентирование выдумал какой–то политкорректор, типа тебя. Пидорасы трахающие друг–друга в рот и зад. А? Не понял? Или понял?


— Шеф, понял.


— Да ничерта ты не понял! Мы издательство мирового уровня! Мы достигли значительных успехов во всём информационном мире! Но это не конец взлёта, а его начало. И корректировка мысли будет полностью уничтожена. Деньги на судебные иски лежат на счетах. Большие деньги! И мне нужно, чтобы чурку ты называл чуркой, а не лицом кавказской или иной национальности. Мне нужно, чтобы про депутатов Госдумы ты писал не то, как они делают законы, — они их не делают! И ты это знаешь, — а то, как они занимаются любовью друг с другом в туалетах во время заседания сессии. А? Не так?


— Так, шеф.


— Я знаю без тебя, что так. Мне нужно, чтобы ты, говоря о президенте, не улыбался слащаво, как тот же пидорас, сквозь страницы своего убогого текста, а сказал правду, как президент прикрывает гандонов, типа рыжих и обрезанных. А? Опять непонятно?


— Понятно, шеф.


— Возможно, до тебя доходит. До заместителя не дошло. И!!! Никаких заказов со стороны! Я вижу всё сквозь порталы! Меня невозможно провести! Скажи мне, кто с тобой разговаривал сегодня по телефону из теплого, уютного, мирного и безопасного города Иерусалима? Что за левитская харя хотела купить у оператора его оперирование?


— Шеф, я…


— Не надо ля–ля! Протоколы уходят в прошлое! Ты понял меня? Вольные каменщики давно девальвированы и продались таким же пидорам, как они сами. Усёк? Нет, ты понял, о чем я тебе толкую?


— По–моему, да, шеф.


— И Сеть отныне совершенно независима, а всё потому, что нефть сильно подорожала. Доступно?


— Не совсем, шеф…


Брюнет тихо повторил, умерив тон, но добавив стали.


— Позже поймёшь, оператор. И отныне называй в текстах ****ей — ****ями, а не женщинами лёгкого поведения. Гандонов — гандонами, а не сотрудниками с тяжелым характером. Сучек — сучками, а не сторонницами феминизма и лесбоса. Про негров, чурок и прочих обрезанных ты уже понял. Тебе, может, составить словарь?


— Нет, шеф, не нужно. Я знаю разговорную терминологию.


— Хорошо, я тебе верю и оставляю на работе. Испытательный срок — неделя. А теперь — оперируй! Всё в твоих руках!


И вышел из кабинета.

Карнавал терпкой молодости бессмертия

Терпкая молодость зелени травы пробивалась сквозь щели бетонных плит аэродрома, укрытого аурой датчиков слежения и непроницаемостью густого леса, в котором располагалась взлетная полоса.


В траве прогуливались мыши, пользуясь предрассветной тишиной и своим распорядком мышиного царства, живущего минимализмом сокрытия.


Самолеты стояли в капонирах как спящие пружины, поблескивая матовостью композитных крыльев и сжатые скрытой энергией упакованных молекул.


Легкая поступь надвигающегося сияния линии горизонта предрассветной свечой вдыхала чистоту ясности мысли.


Сонно порхали аэродромные мухи.


Прямо по центру взлетной полосы уснул, свернувшись калачиком, полосатый кот, не реагирующий на карнавал мышиного царства.


Сколько их здесь!


Неведомых душ, творящих во все времена идеи воплощения, слившиеся в единое существо крылатой птицей, спящей и ждущей своего Ариэля.


Сколько их здесь!


Любящих непостижимость мгновения полета сквозь миражи туманных облаков к созвездиям городов, сверкающих огнями изумрудных узоров уличных фонарей и катакомб многоэтажного слияния душ в бетонном единении впечатанных галлюцинаций массового сновидения.


Взлетная полоса тянулась к горизонту девственной чистотой, устремленной к восходящему солнцу, ждавшему поцелуя страсти любовницы проникающей в солнечную прохладу ясностью лунного сияния и свежестью летнего рассвета завороженного торжеством академических вековых сосен, окружающих стартовую площадку лестницы в небо.


Любовница взлетела навстречу Солнцу, ждущего за горизонтом, оставив позади мышиное царство спокойного равновесия мироустройства, ведущего в размножение бессмысленности, поедающей себя равномерно и неизбежно.


Мурашки побежали стройными рядами вдоль трассы истока, рождая магию крылатого сновидения непостижимого ничем, кроме мгновений поцелуев вечности.


Яркий свет притягивал лунное сияние сиреневым бликом, вспорхнувшим в рассвет.


Она летела!!!


Отбросив постулаты праведные, ведущие ступенью льда лишь только вниз – туда, где стынет холод, так ждущий свет цветов, летящих в высоте, цветущих только там, венчая ореолом весенних волн волшебных вакханалий неистовости душ презревших плоти страх, полет души бегущий по волне безумия, дающего свободу лишь тому, кому она нужна, принцесса космоса божественности совершенства непостижимого уму, копающему тоннель могил, мерилом выбирая цифру.


Она летела!!!


Цепи обрывая, висящие галактиками черных дыр, зовущих в бездну плоти периметром падения, полету вопреки, она стремительно неслась подобно свету прорывающемуся сквозь тучи грозовые.


Нет, не мажор, но не минор однако, нейтральной частотой соития созвучий букетом песни летящей ласточки свободой несоизмеримой ни с чем и никому, понятен будет лишь подобному, подобное совокупив в мажорные ряды с минорным ладом, оставив в брутсферах бездонных могильной тишины пылящей и лелеющей святую суету синонимов, которым истинных имен не существует всё то, что только есть ненужным безымянным апокрифом голгофы абсурдной доминанты незыблемых страстей.


фрагмент романа «мышеловка на эвересте»

Ликвидатор

Большая, серая, угрюмая собака брела по улице, прыгая через лужи. Пёс шел домой. Хозяйка завезла его километров за сорок, но он уже знал эту дорогу наизусть. Дерьмо ли жизнь? Для него это был не вопрос. Брёл, и всё. Он чувствовал, что хозяин его любит, но если бы пёс был человеком, то понимал, какова разница между хозяином и хозяйкой, а все нехорошие перемены в его жизни происходят исключительно в момент, когда хозяйка становится хозяином.


Подошел к закусочной "Макдональдс". Оттуда струились заманчивые запахи. Но крутиться рядом нельзя, это он знал. Быстрыми прыжками миновал опасную зону. Двинулся дальше. Тёмная фигура выросла перед ним.


— Иди сюда, мохнатый.


Пёс поднял взгляд, всеми своими органами чувств сканируя незнакомца. Флюиды были нормальные. Можно сказать, что парень свой. Вильнул хвостом. Незнакомец погладил его и взглянул в глаза. Пёс завилял хвостом сильнее.


— Старенький, брат. Пойдём, прогуляемся. – Протянул псу кусок сыра, достав его из сумки. Тот жадно схватил его и сразу проглотил. Стал смотреть на нового друга.


— Пойдём, пойдём...


Пошли. Миновали речной порт и двинулись по набережной, вдоль Днепра. Новый друг молчал и глядел на воду. Было раннее утро, солнце только–только показалось из–за серой многоэтажной линии левого берега.


— Бездомный, дружище? Или выгнали? Бывает, бывает... Ты мне скажи, кого в этой жизни не выгнали? В каком–то смысле.


Мимо проехала на большой скорости стайка велосипедистов, в чёрных очках, с рюкзаками и в наушниках. Пёс проводил их взглядом.


— Я тоже многих выгнал. Жалею теперь. Но себя, брат, не переделаешь. И когда поймёшь это окончательно, вот тогда–то и наступает настоящая тоска.


Они миновали церквушку, стоящую на берегу, на самой воде. Возле двери стоял священник в рясе и, зевая, смотрел на них. Пёс поглядел на него.


— Да, мохнатый. Это называется церковь. Когда теряешь всё, идёшь сюда. Говорят, помогает. Но когда всего через край, сюда никто не ходит. Вот такое раздвоение души.


Человек с собакой пошли дальше, вдоль набережной. Солнце уже почти взошло и бросало огненные отблески на крыши домов. Подошли к небольшой гостинице на воде. У входа на трап стоял швейцар в тёмно–синем костюме с блестящими погонами.


— Пёс со мной, – проговорил человек и провёл собаку по трапу. Швейцар не решился ничего сказать.


В номере "мохнатый" получил порцию колбасы из холодильника и, не утруждая себя рассуждениями об удаче, принялся быстро уничтожать фартовую пищу.


— Полковника Дубину, пожалуйста, – сказал по телефону новый друг пса. – Алло... Я на месте, – и отключил телефон. Выглянул в окно на Днепр. Вытащил из сумки переносной компьютер и стал на нём работать. Пёс блаженно лежал под столом и вскоре уснул. И сладкие собачьи сны стали сниться ему: о детстве, о молодости и о счастливой былой жизни... Но сны прервались. "Мохнатый" открыл глаза. Новый друг спал на кровати, а дверь в комнату медленно открывалась. Шерсть дыбом встала на загривке. Осторожно в дверь зашли двое и тихо прикрыли её за собой. В руках у одного был длинный чёрный пистолет с глушителем. На цыпочках они пошли к кровати... Агр–р–р–р–р–р!!! А–а–а–а–а–а–а! Туф–ф–ф... Туф–ф–ф...



— Он застрелил обоих. Не знаю каким образом. Это были лучшие специалисты. И собака там какая–то оказалась, под ногами путалась, а может и помогла ему – свидетелей нет. Швейцар запустил его с псом, а затем выпустил. Он сел в свой "Ягуар", собаку забрал с собой, и теперь неизвестно где.


— Скорцени, за операцию отвечаешь ты. Где Ликвидатор? Ты соображаешь, кого ты упустил? Его вели по компьютерам с Сейшельских островов через 24 страны. Наконец он появился не виртуально. Надо было просто ликвидировать Ликвидатора. Это сложно? Нет, ты мне скажи, это сложно – выстрелить в спящего человека? Или дубиной по голове дать, в конце концов! Его усыпили инфразвуковым генератором, и надо было просто войти и грохнуть этого умника.


— Но, собака...


— Какая собака, Скорцени? Не беси меня, я тоже итальянец. Какая собака? Только попробуй, скажи сейчас, что в провале операции виновата собака. Ну? Скажи! Собака? Да? Уффф... Это полный аут. Упал в кресло.


— Мы его найдём.


— Где? Ты не в Риме и помни об этом каждую секунду, а не минуту. "Наайдём!.." Ой, аут... аут...


— Вы же знаете, что Киев наш. Все структуры будут работать на нас. Все!


— Да уж... Я знаю эти структуры. То им не те условия, то евро не того цвета, то хата сгорела и все ушли на фронт. – Облокотился о стол и лёг на него грудью. Помолчал. Сказал:


— Скорцени, мой добрый друг, я здесь, в этом городе, работаю тридцать лет. Тридцать лет! И, – вытер пот со лба, – если я что–то говорю, то, представь себе, так оно и есть! И вбей это себе в голову!


— Шеф, я виноват, мы провалились по моей неосмотрительности. Если вы скажете, я пойду и застрелюсь.


— Что? – Прищурившись, посмотрел в глаза. – Хочешь слинять? Нет, не разрешаю. Не стоит.


— Ну, не стоит, так не стоит.


— Теперь слушай. Пришла оперативная информация и в ней сказано, что Объект находится в районе старого Подола, плюс–минус километр.


— Где точка отсчёта?


— Киево–Могилянская академия. Именно в ней нет ничего. Проверено. Когда её штурмовали, там прощупали всё и не нашли ничего, кроме героина. Искали подземный ход, ломали голову, куда могли исчезнуть двести человек мятежников и... Кстати, как ты думаешь, куда они делись?


— Ночью ушли дворами.


— Скорцени, какими это дворами?


— Через больницу. Там, с заднего хода академии, есть больница, есть двор...


— Ну–ну...


— Господи, шеф, это знает каждый оперативник. Они купили себе выход.


— Что? Не намекай, а скажи ясно.


— Они заплатили оцеплению и те их всех выпустили.


Шеф упал в кресло и стал задумчиво смотреть на подчинённого. Спросил:


— Такое говорят?


— Так оно и было. Извините, шеф. Я вас уважаю. Но чудес не бывает. Это, наверное, англичане пришли к выводу, что есть подземный ход. После строительства тоннеля под Ла–Маншем они помешаны на этой теме.


— А кто стоял в оцеплении со стороны двора?


— Кхм... Итальянский контингент в составе НАТО.


— Да? Ты меня не удивил. Значит наши дали хохлам уйти и заработали на этом? Ха! Молодцы! Нерон ими бы гордился! А янки пусть ловят... Ой, умру со смеха... Скорцени! Только не говори, что ты пошутил. Наши отпустили киевлян, а американцы рвут подмётки по всему городу, делают облавы. Ой... Ха–ха–ха–ха–ха!!! – Вытер слёзы от смеха. Закурил. Проговорил:


— Ладно, то былое. Пусть ищут, мне плевать. Я даже никому не доложу о том, что ты сегодня мне сказал. Вернёмся к Ликвидатору. – Помолчал. Покурил. Потушил. Поинтересовался:


— Ты знаешь, почему у него такая кличка – Ликвидатор?


— Наёмный убийца, наверное. Или что–то в этом роде.


— Да, что–то в этом роде. – Пододвинулся к собеседнику и тихо, отчётливо сказал: – Я тебе сообщу, чтобы у тебя стало поменьше жеребячьего оптимизма и лишней любви к жизни. Скорцени, Объект – это не баба, чтобы ты знал. Объект – нейтронный заряд, заложенный на территории Киева в восьмидесятых годах прошлого века. – Скорцени глядел на шефа преданным взглядом. – А Ликвидатор должен привести в действие этот заряд. Доступно?


Скорцени заморгал. Спросил:


— Что вы имеете в виду, шеф?


— Господи, сволочь ты итальянская, я что говорю, то и имею в виду. Мощность бомбы – одна мегатонна. Как ты считаешь, нам хватит?


— Кхм... Но... Но зачем? Зачем её взрывать?


Шеф откинулся в кресле и снова закурил.


— Затем, чтобы Киев никому не достался. Доступно?


— Нет.


— Русские сцепились с Вашингтоном из–за Киева. Бойня на Софиевской площади была по этому поводу. А сейчас здесь нет вообще никакой власти, кроме власти патрулей НАТО. А дальше будет ещё хуже. Политбюро решило, что Киев может выполнить функцию Сараево, и город решили уничтожить.


— Какое политбюро?


— Внеполитическое. Есть такое, но только не на бумаге.


— Шеф, вы меня разыгрываете.


— Нет, Скорцени. Я бы шутил, но нет моральных сил. Теперь ты знаешь правду об Объекте, и эта правда начнёт есть и тебя. И я это тебе специально сказал!!! Какого чёрта! Ты, наконец, понял, кого ты упустил? Что ты мне ответишь. А? Ну?


— Мы его найдём, если даже придётся застрелить Генерального секретаря НАТО.


— Вот это уже ближе к теме. Вот это уже другие ноты! Вот эта опера нам по душе. Это совсем другой джаз! Ты молодец. Я вижу, ты всё понял. – Ласково улыбнулся. И заорал: – Но заставь понять и других!!!



фрагмент романа "восточный триллер"

Восточный триллер

— Может быть, на левом берегу? В районе Дарницы или Трещины. А возможно на Борщаговке? Или вот – Пуща–Водица. Очень хороший райончик для нейтронного заряда. Или в Бортничах. А, возможно, в Вишнёвом?


— Нет, Саша, – терпеливо ответил Седой на размышления Маринина, где спрятана ядерная бомба. – Чекисты не были остолопами. Заряд установлен в кварталах старого Подола. Короче, в нашем районе. Где–то в километре от Киево–Могилянской академии. Прощайся с родным краем. Если уничтожить Пущу–Водицу, Киев останется на месте. А без Подола и без Крещатика это уже будет радиоактивная деревня с минимальным прожиточным уровнем. С нулевым.


— Откуда ты знаешь, что бомба здесь, у нас? – мрачно вопросил Моня, закурив папиросу.


— Сообщил полковник. А к нему эти весёлые новости пришли из Москвы, от своего однокурсника по академии. В архиве КГБ нашли данные о мощности заряда и неуточнённые координаты его установки. Более точная информация уничтожена при передаче власти Советским Союзом России. Вот так, Саша. Такие пироги, – сказал Седой и кинул в рот жевательную резинку. Он недавно бросил курить. Добавил: – У итальянцев точно такая же информация о месте установки заряда. Но они её достали через агентурную сеть семи стран, потратив кучу денег на перекупщиков архивных данных. Этот Бенито очень удивлялся, когда узнал, что мы тоже имеем туда доступ. Всё–таки эти итальянцы хоть и нормальные парни, но всё равно европейцы. Нифига не врубаются, как мы здесь ведём дела. Он меня спрашивает – неужели у Сопротивления есть своя внедрённая сеть в российской ФСБ и СВР? Ну что мне ответить этому Бенито? Он не понимает, что ФСБ, КГБ, МВД, как и АБВГД, просто алфавитный набор для наших ребят. Главное – отношения.


— Да, – согласился Моня. – Текст, он и есть текст. И всё. С этого тезиса, как сказал бы Дубина, начинаются настоящие уроки. Римляне на Подоле пропали бы от дезориентации. Я уже не говорю про немцев. А об англичанах и американцах вообще молчу.


— Угу, – продолжая жевать резинку сказал Седой. Пожаловался: – Курить хочется. Бросить пить – тьфу, и точка. А вот курить... Мда... Наркотикс...


Помолчали, каждый думая о своём. Подчинённые полковника Дубины находились в машине на двадцать четвёртом километре Кольцевой дороги в кустах бузины. "Шевроле" Седого был едва виден, укрытый предутренней мглой. Часы показывали две минуты четвёртого.


— Вова, где же Бруклин? Уже две минуты в плюс. На него не похоже. — Жди, будет, – отрезал водитель автомашины.



Штаб Сопротивления выработал решение направить в отдалённый уголок Украины отряд. Была поставлена задача – выйти на представителя Политбюро, местонахождение которого было вычислено лично Бенито Муссолини методом "игры" в Интернете, а именно – "возбуждением ассоциативных реакций у определённого слоя интеллектуального меньшинства посредством публикации философских эссе, камуфлированных под репортажи с реального места событий". Это была его собственная формулировка. Итальянец сумел убедить Дубину в реальности человека, общавшегося с ним через компьютер и не подозревавшего, что ведёт диалог с "генетическим бандитом". "Туфта, но на 50%", - резюмировал Муссолини реальность представителя Политбюро и рекомендовал пробу "контакта", прогнозируя не очень большие жертвы и подчёркивая, что почувствовал в собеседнике сицилийскую ментальную составляющую. "А активный сицилиец убивать просто так не будет", – успокаивал Бенито Дубину. "Во всяком случае, раньше, чем обстоятельно не побеседует".


— Этот городок, – инструктировал Дубина пятидесятипроцентных камикадзе, – находится в пограничной зоне. Войск НАТО там нет, украинских вооруженных сил тоже. Российская армия находится в сорока километрах от этого населённого пункта и выжидает предлог для захвата. Власти в городе нет никакой, кроме номинальной. Патрули, организованные Городским головой и районным отделом МВД, трусцой пробегают по центральной улице раз в сутки с желто–блакитными флагами, и снова исчезают.


Эта странная пограничная обитель имела в одно время статус столицы Левобережной Украины, много веков назад. Город древний, смутный и глухой. Так и зовётся – Глухов.


В этом Глухове теоретически базировалось Северо–Восточное отделение Политбюро, по уверениям группы Муссолини. В Интернете итальянец общался от имени НСПУ – Национал Социалистической партии Украины, созданной в противовес Киевскому Сопротивлению. Партия, естественно, была виртуальная. Всё шло нормально, оперативная разработка продолжалась, но случилось непредвиденное, заставившее форсировать события прямым контактом, которого Дубина пытался избежать, помня про активных сицилийцев.



— Слушай, Вова, – вечером 20–го числа сказал Моня Седому. – Интересная новость. Завис весь Интернет.


— Как это – завис? - вопросил тот.


— Да вот так – завис, и всё. Доменные системы и все их серверы перезагрузились по командам какого–то вируса, и работают сами на себя. Все хосты сдохли. Программисты Дубины говорят про неведомый одиночный электрон и утверждают, что это работа русского суперкомпьютера системы АМ в составе киберподразделения Москвы.


— Я слышал про машину АМ, – ответил Седой, – но не верю в эти сказки. «Компьютер с неограниченной тактовой частотой процессора и работающий не в двоичном, а в ассоциативном коде» – такого не может быть, это – сказка.


— Ты помнишь, когда начался обвал акций всех компаний по производству программного обеспечения? Ну, когда акции "Майкрософт" стоили четыре копейки? – спросил Моня.


— Помню, – ответил Седой. – Мой знакомый тогда сошел с ума. Он потерял сто миллионов гривен и столько же остался должен. А что ты хочешь сказать? Потом вскоре всё выровнялось. Это была глобальная игра на понижение.


— Это была не игра. Я разговаривал с Дубиной, а у него прямая информация из Москвы. Русские обвалили "Майкрософт", "АМД" и остальных бригадиров по выпуску калькуляторов. Но потом притормозили и оставили всё на своём месте. До особого случая. Американцы сильно запаниковали и уже были готовы сделать пуск


баллистическими ракетами типа МХ. Русские решили не портить экологию, и пошли на мирное урегулирование.


— Да, помню, скандал был. Но говорят, в той истории замешан Китай.


— Врут. Китай ничего не мог сделать в ситуации, когда сцепились россияне и американцы. Разве что махать красным флагом и молиться. Пока китайцы молились, а американцы подсчитывали моральный ущерб, русские создали супер–лазер. Слышал?


— Дубина говорил, что это выдумки и враньё.


— Это не враньё. Теперь Москве ракеты типа МХ всё равно, что комары для мухобойки. И они вырубили Интернет. Хватит, мол, болтать. Фейсбуки задолбали.


— Саша, не рассказывай сказки.


— Это правда. Клянусь!



Маринин и Суворов были срочно отправлены в командировку на восток, чтобы выйти на представителя Политбюро и дать гарантии от имени НСПУ в том, что Киев в течение недели будет очищен силами боевиков этой партии от сторонников Киевского Сопротивления и войск НАТО. В этом случае город уничтожать нет смысла. Дорого и не выгодно – это был основной довод для Политбюро.


— Вот он, – сказал Маринин.


С глухим урчанием из бузины выехал широкий и длинный трейлер. Миновал обочину и остановился на автотрассе. Из кабины вышел Бруклин и стал говорить по мобильному телефону, размахивая рукой в такт речи. Тем временем в задней части трейлера откинулся брезент и на бетон автодороги медленно, при помощи лебёдок, сполз самолёт. Этим процессом управлял сын Бруклина, молодой парень, и ещё двое помощников, тоже молодые ребята, лет пятнадцати.


Седой и Моня вышли из автомобиля, и подошли к пилоту. Поздоровались.


— Ну что, пацаны, – потирая руки, приветствовал их розовощёкий Бруклин. – Слетаем на восток? В Батурине был, в Путивле был, Конотоп не миновал. Лебедин и Краснополье – родная сторона. Хутор Михайловский пролетал, а вот в Глухове бывать не приходилось. Моня, что за деревня? Ну, прояви эрудицию.


— Деревня как деревня. Посмотрим.


— Это не просто деревня, Саша. Это бывшая столица Левобережной Украины. Хоть и маленькая и бывшая, но – столица!


— Слышал я эти рекламные сказки от Седого, – ответил Маринин. – Сейчас столиц развелось как собак ненакормленных: Донецк, Львов, Харьков, Тернополь, Киев, Одесса, Чернигов, Днепропетровск и, – как же мы раньше не заметили! – Глухов!


— Брателла, Глухову больше тысячи лет. Он старше Москвы. Хоть и маленький, но с историей. А ты знаешь, какого размера оказалась Троя, когда её обнаружили? То–то, брат.


По команде Бруклина в мобильный телефон, на километровом участке автотрассы с обеих сторон выставили заграждения с грозным текстом: "STOP! Ликвидация мин. Взрывоопасно!"


Припарковав "Шевроне" в глубине бузины, Седой и Моня зашли в самолёт и, по настоянию пилота, пристегнулись ремнями безопасности. Разогнавшись, реактивный Ан–2 взмыл в тёмное небо, освещая придорожные заросли пламенем форсажа. Развернувшись, прижался к земле и полетел на восток.



Запищал вызов мобильного телефона. Бруклин взял трубку и стал разговаривать, глядя на разгорающееся пламя рассвета на горизонте, куда летел Ан–2.


— Да. Да. Не понял? Полковник, я их силой выбрасывать не буду. Даю. – Пилот протянул телефон Седому, сказав: – Дубина на проводе. Седой настороженно взял трубку. В телефоне зазвучал хриплый бас озабоченного Дубины:


— Вова, опять проблема. В районе Глухова заблокирован аэродром. На взлётную полосу глуховские колхозники вчера вечером согнали старую сельхозтехнику. Самолёт сесть не сможет.


— Что ж, – ответил Седой. – Слетаем, когда уберут...


— Да нет, Вова, – нервно перебил полковник. – Будете прыгать с парашютами. На этот раз они у Бруклина есть.


— Что?!! Я не прыгал никогда в жизни!


— Спокойно, не волнуйся. Моня прыгал когда–то. Он даст необходимые инструкции. Всё, разговор окончен. Сейчас начало пятого. В десять утра полосу очистят, и там вас будет ждать самолёт. После десантирования перезвонишь. Давай! – Дубина отключился.


Седой ошеломлённо глядел на невозмутимого Бруклина.


— В чём дело, Вова? – спросил Моня.


— Сейчас узнаешь, – процедил тот и обратился с вопросом к пилоту: — Ты знал?


— Что? – вопросил с невинным видом лётчик.


— Саша, – обратился Седой к Моне. – Они нас заманили в ловушку.


— Кто они? – спросил Моня.


— Полковник и Бруклин, – ответил Седой. – Они хотят, чтобы я прыгнул с этого реактивного корыта вниз.


— Что ты имеешь в виду? – полюбопытствовал Маринин.


— Саша, вы будете прыгать с парашютами. Таков приказ полковника, – ответил за Седого лётчик. – Не переживайте, я лично их укладывал. Пересмотрел каждую стропу. Перехлёста не будет.


— Какие парашюты? – мрачно спросил Маринин.


— Очень хорошие и качественные – торопливо проговорил Бруклин. – Раньше всё делали на совесть. Модель выпуска 1946 года. Д–1–8. Великолепный парашют – приземление как на подушке. Великоват, правда. Но в этом есть свои плюсы.


— Д–1–8? – уточнил Моня, – Да их уже и в музеях нет. Ты хочешь, чтобы я пригнул с парашютом, которому сто лет?


— А что тут такого? – поднял брови Бруклин. – Что может случиться за сто лет с парашютным шёлком? Это же не какая–то синтетика, а натуральные, экологически чистые экземпляры.


— Вова, он издевается. – Сказал Моня Седому.


— Я вижу, – ответил тот.


Секунд десять все молчали. Пилот молвил:


— До квадрата десантирования осталось пять минут полёта. Я буду ради вашего прыжка подниматься до шестисот метров. Шестьсот метров! Мой Ан–2 рискует стать жертвой ракетного удара. – Повернулся к Седому и повторил: – Шестьсот метров, чёрт побери. Меня увидят из Лондона.


— Ты у них так примелькался, что пройдёшь за своего, – сказал Маринин.


Снова примолкли, вслушиваясь в вой турбореактивного двигателя. Наконец Седой молвил:


— Где они? Где эти экологические парашюты?


— В конце салона лежат кучей. Там три штуки, – ответил Бруклин. – Выбирайте.


— Я думал, это он картошку кому–то везёт, сказал Моня. Пошёл в конец салона и взял в руки громадный рюкзак. Махнул рукой Седому: – Вовик, иди сюда. Если будем прыгать, то у меня есть четыре минуты, чтобы провести краткий курс молодого парашютиста–десантника.


Седой, матернувшись, двинулся к инструктору.


— Давай, давай, пацаны, – подбадривал Бруклин. – Мешки что надо, пять метров в секунду – идеальное приземление. Я бы только и прыгал, если бы не летал. Адреналин, знаешь ли...


— Иди ты со своим адреналином, – психанул Седой. – Вы сговорились с Дубиной. Я догадываюсь, как всё было на самом деле. На таких условиях, что сложились, я за десять километров не приблизился бы к твоей железяке.


— Вова, клянусь! ... Никакого сговора! – стал заверять Бруклин. – Ты же знаешь, что у Дубины постоянно что–то меняется, что–то переигрывается, а в итоге я виноват. Ехали бы машиной, и не было бы проблем.


— Трассы перекрыты патрулями, ты же знаешь, – ответил Седой, – На восток проехать можно только по пропускам.


— Знаю, Вова, – вздохнул Бруклин. Вот и у меня всё время пытаются пропуск посмотреть.


Седой и Моня принялись копаться в парашютах. Через пару минут оба стояли перехваченные ремнями и с громадными рюкзаками за спиной.


— Вова, запомни – считаешь до трёх и дёргаешь это кольцо, – повторял инструкцию сержант Маринин.


— Ты уверен, что эта тряпка откроется? – хриплым шепотом вопросил оробевший Седой.


— Спокойно, не переживай, шанс разбиться небольшой. Если стропы уложены ровно, как уверяет Бруклин, то перехлёста не будет, а поэтому и проблем не предвидится. Вова, я прыгал пятнадцать раз и всё время боялся. Я и сейчас боюсь. И мне не стыдно. Это боится не Моня, это боится его тело. И ты не боишься. Боится твоё тело.


— Боится, – шепотом подтвердил Седой. – Боится, паскуда. – Посмотрел в сторону Бруклина и тихо сказал: – А этот придурок вообще ничего не боится.


— Вова, он повёрнутый, у него своя волна, – объяснил Маринин. – Если он не боится пролетать под мостами, то это означает, что Бруклин падает в обморок, увидев мышь. Или что–то в этом роде. Закон компенсации.

Загрузка...