Крылатый человек

Глава 1

Все дальше и дальше шел керл. Черная безлунная ночь, почти беззвездная, неохотно уступала место мрачному красноватому свету зари, заполняющему небо слева от него. Свет был скучным, тусклым и не нес в себе тепла. Он потихоньку обнажал ландшафт, похожий на ночной кошмар. Его окружали черные зубчатые скалы и безлесая черная равнина. Над жуткой линией горизонта поднималось светло-красное солнце. Щупальца света неуверенно прокладывали себе дорогу среди теней, и по-прежнему никаких идов, хотя вот уже почти сто дней, как он занимается их поисками.

Внезапно он остановился, насторожившись. По огромным передним лапам пробежала дрожь, острые, как лезвие бритвы, когти изогнулись дугой. Растущие из плеч толстые щупальца волнообразно заколыхались. Он повел туда-сюда головой, очень похожей на кошачью, в то время как состоящие из маленьких тоненьких волосков усики, образовывавшие по бокам его головы нечто вроде ушей, отчаянно вибрировали, изучая каждый звук и шорох в эфире. Ответа не было. Его сложная нервная система не приняла ничего, что напоминало бы ответный сигнал. Никакого намека на присутствие ид — существ, его единственного источника питания на этой пустынной равнине. Керл безнадежно припал к земле. Его огромный, похожий на кота силуэт вырисовывался на фоне красноватой линии неба, как выгравированная на черном камне фигура тигра. Керла тревожила потеря контакта. Он обладал чувствительными органами, которые, когда все было в порядке, обнаруживали ид — существ на мили в окружности. По — видимому, порядок был нарушен. Его неудавшаяся попытка сохранить контакт указывала на физическое расстройство, на смертельную болезнь, о которой ему приходилось слышать. Семь раз за последние сто лет находил он керлов, таких слабых, что они уже не могли двигаться. Тогда он с легкостью убивал их и забирал то малое количество идов, что еще поддерживало их жизнь.

При воспоминании об этой беде керл вздрогнул. Потом он громко зарычал, и звуки его голоса завибрировали в воздухе, отдавшись эхом в горах — инстинктивное выражение его воли к жизни. Неожиданно он замер. Высоко над линией горизонта он заметил крошечную светящуюся точку. Она быстро приближалась и так же быстро вырастала во все увеличивающийся металлический шар. Потом шар превратился в круглый корабль. Огромный, сверкающий, как отполированное серебро, он заметно замедлял свой ход, просвистев над самой головой керла. Затем корабль отлетел вправо за черную линию холмов, секунду повисел неподвижно и скрылся из виду.

Керл вышел из оцепенения. С тигриной быстротой он понесся вниз по склону. Его круглые черные глаза горели лихорадочным желанием. Усики — антенны, забыв о своей уменьшающейся активности, так сильно вибрировали, посылая сигнал поиска идов, что тело ответило им острым приступом голодной боли.

Далекое солнце, теперь розоватое, висело высоко в пурпурно — черном небе, когда он припал к скале и уставился из-за нее на простиравшиеся внизу перед ним развалины города. Серебряный корабль, несмотря на его размеры, показался совсем маленьким посреди этого пустынного, лежащего в руинах города. И все же в нем было столько живого, угадывалась такая сила затаившегося движения, что он казался властвующим среди этой пустыни. Он как в колыбели покоился во впадине, возникшей под действием его веса, противостоя мертвым линиям города.

Керл не мигая смотрел на двуногих существ, Появившихся из корабля. Небольшими группками они стояли у подножия лестницы, тянувшейся из ослепительно — яркого отверстия, находящегося в сотне футов над землей. Его глотка сжалась. Его сознание помутнело от дикого желания броситься и смять эти, казавшиеся такими игрушечными, существа. Эти тела испускали свойственную для идов вибрацию. Клетки памяти затормозили этот импульс, когда он еще только успел подобраться к мускулам. Это было давнее воспоминание о прошлом его расы, о машинах, умеющих уничтожать, об энергии, превосходящей всю мощь его собственного тела. Он успел заметить, что тела существ окутаны прозрачным блестящим материалом, сверкающим под лучами солнца.

Память перегрела каналы его схем. Только теперь керл подумал о том, что это, должно быть, экспедиция с другой звезды. Ученые будут исследовать, а не разрушать. Если он не нападет, ученые не станут его убивать. Ученые тоже глупы на свой лад!

Осмелев от голода, он вышел на свободное пространство. Он увидел, что существа сразу его заметили и стали смотреть в его сторону. Трое, находившиеся к нему ближе других, медленно повернули к более удаленным группам. Самый маленький из них вытащил из футляра на боку металлический прут и держал его в руке.

Керла все это встревожило, но он продолжал трусить вперед. Поворачивать было слишком поздно.

Эллиот Гросвенф остался там, где стоял, возле трапа. Он уже привык держаться на заднем плане. Единственный некзиалист на борту «Космической Гончей», месяцами не замечаемый специалистами, которые не слишком понимали, что такое некзиалист, и не очень стремились понять. Гросвенф планировал исправить такое положение дел, но пока подобной возможности не представлялось.

Передатчик, вмонтированный в шлем его скафандра, ожил. Кто-то мягко рассмеялся и произнес:

— Что касается меня, то я не пойду на риск близкой встречи с таким великаном.

Гросвенф узнал голос Грегори Кента, главы химического отдела. Слабый физически, Кент был сильной личностью. На борту корабля у него имелось много друзей и людей, поддерживающих его, и он уже выставил свою кандидатуру на пост директора экспедиции в предстоящих выборах. Выборов ожидали с нетерпением, ведь они вносили определенное возбуждение в монотонную жизнь корабля. Из всех, кто следил за приближающимся чудовищем, лишь Кент вытащил оружие. Теперь он стоял, держа его в руке.

Послышался другой голос, более низкий и спокойный, принадлежащий, как распознал Гросвенф, Хэлу Мортону, директору экспедиции.

— Это одна из причин, по которой вы участвуете в экспедиции, Кент — вы слишком мало оставляете места случайностям.

Замечание было дружеским. Оно оставляло без внимания тот факт, что Кент уже реально претендовал на роль директора, который занимал сейчас Мортон. Конечно, его можно было рассматривать и как некую дипломатическую уловку, если считать, что таким образом наивные слушатели оповещались о том, что Мортон не питает злых чувств к сопернику. Гросвенф не сомневался в том, что директор способен на подобный ход. Он считал Мортона умным, честным и весьма проницательным человеком, который мог без труда управлять любой ситуацией.

Гросвенф заметил, что Мортон продвигается вперед, стараясь оказаться чуть впереди остальных. Его сильное тело казалось особенно крупным в прозрачном металлическом костюме.

Слуха Эллиота Гросвенфа достигли комментарии остальных:

— Не хотелось бы мне встречаться с этой малышкой в темноте один на один.

— Не будь дураком! Это явно высокоразвитое существо, возможно, из господствующей расы.

— Его физическое развитие, — произнес голос, при — надлежавший психологу Сидлу, — указывает на свойственную животным адаптацию к окружающей среде. С другой стороны, направляясь к нам, зверь действует не как животное, а как разумное существо, знающее о нашем умственном развитии. Вы заметили, что оно сковано в движениях? Это указывает на то, что оно понимает: мы вооружены, и поэтому осторожничает. Я бы хотел как следует разглядеть концы щупалец, расположенных на его плечах. Если они суживаются в рукоподобные отростки или чашечки, то я, пожалуй, стану утверждать, что мы имеем дело с потомком жителей этого города. — Он смолк, но потом закончил: — Нам бы очень помогло, если бы мы могли установить с ним контакт, хотя пока я склонен предположить, что оно выродилось в первобытное состояние.

Керл остановился, когда оказался в десяти футах от ближайшего существа. Потребность в идах угрожала овладеть им целиком. Его сознание готово было погрузиться в хаос, и ему стоило огромных усилий удержать себя от этого. Он чувствовал себя так, как будто его тело погружено в раскаленную жидкость. Перед глазами воз — никла пелена.

Большинство людей подошло к нему. Керл видел, что они изучают его дружелюбно и с любопытством. Когда они говорили, их губы двигались под прозрачными шлемами. Форма их общения — он был уверен, что чувства его не обманывают — была ему недоступна, поскольку происходила на частоте, принимать которую он не мог. Силясь казаться дружелюбным, он передал по усикам свое имя, указывая на себя в то же время щупальцем.

Голос, которого Гросвенф не узнал, протянул:

— Когда он шевелит этими волосами, Мортон, в моем приемнике возникает нечто вроде помех. Вы не думаете…

Спрашивающий назвал Мортона по фамилии, и это отличало его от остальных. Это был Гурлей — начальник отдела связи.

Гросвенф, записывающий разговор, был доволен. Эпизод со зверем мог помочь ему в записи голосов всех остальных, имеющих вес на корабле. Он с самого начала пытался это сделать, но без особого успеха.

— Ага, — произнес психолог Сидл, — щупальца оканчиваются чашечками — присосками. Это указывает на достаточно сложную нервную систему. При соответствующей тренировке он мог бы управлять любой машиной.

— Думаю, нам следует подняться на корабль и позавтракать, — предложил директор Мортон. — Потом будет много работы. Мне бы хотелось получить сведения о развитии этой расы и, особенно, о причинах ее исчезновения. На Земле, в ранний период, одна культура за другой достигали вершины и разрушались. И на их обломках возникали новые. Что же случилось здесь? Каждому отделу будет поручена особа область для исследования.

— А как с котенком? — спросил кто-то. — Мне кажется, что он жаждет подняться к нам.

Мортон хмыкнул и серьезно сказал:

— Было бы неплохо попытаться взять его с нами, но не действуя силой. Кент, что вы на это думаете мне предложить?

Маленький химик в раздумье покачал головой.

— Здешний воздух содержит больше хлора, чем кислорода, хотя и того и другого не так много. Наш кислород явился бы для его легких настоящим динамитом.

Для Гросвенфа было ясно, что кошкообразное существо не понимает этой опасности. Он наблюдал за тем, как чудовище последовало за первой группой людей вверх по лестнице к большой двери.

Все оглянулись на Мортона, но тот махнул рукой и заявил:

— Снимите второй замок и дайте ему вдохнуть кислорода. Это его излечит от излишнего любопытства.

Минутой позже в приемнике послышался удивленный возглас директора:

— Будь я проклят! Он даже не заметил разницы! Это означает, что у него нет легких или что его легкие поглощают вовсе не хлор. Держу пари, что он сможет к нам войти! Для биологов это будет кладом, и достаточно безопасным, если мы проявим осторожность.

Скит был высоким, худым, костлявым человеком с длинным печальным лицом. Его голос, необычно контрастирующий с наружностью, зазвучал в приемнике Гросвенфа:

— За все исследования, за все полеты, в которых мне приходилось бывать, я видел только две высшие формы жизни. Представители одной зависят от хлора, представители другой нуждаются в кислороде — два элемента, поддерживающие горение. Я слышал весьма смутные отчеты о жизненных формах, живущих на фторе, но сам подобного примера не видел. Я почти готов отдать свою репутацию за утверждение о том, что ни один сложный организм не сможет приспособиться к использованию обоих газов одновременно. Мортон, если только это возможно, мы не должны позволить этому существу нас покинуть.

Мортон довольно рассмеялся и рассудительно заметил:

— Кажется, он озабочен лишь тем, как бы остаться.

Он уже поднялся по лестнице. Теперь он проходил сквозь замкнутое пространство вместе с керлом с двумя другими людьми. Гросвенф заторопился вперед, но он был одним из дюжины людей, вышедших на открытое пространство. Огромная дверь захлопнулась, и воздух со свистом хлынул в помещение. Гросвенф наблюдал за чудовищем с растущим чувством тревоги: у него возникли какие-то мысли. Ему хотелось сообщить их Мортону. Согласно правилам, действующим внутри корабля, всем главам отделения должна быть доступна удобная и быстрая связь с директором. Ему бы тоже следовало обладать такой возможностью. Ведь положение это касается и главы некзиального отдела — хотя он и был единственным его членом — то есть относилось и к нему. Вмонтированный в его скафандр превосходный передатчик был устроен таким образом, что он мог разговаривать с Мортоном подобно главам других отделов. Однако на самом деле он обладал лишь мощным приемником. Это давало ему привилегию в слушании разговоров «руководителей», когда они занимались работой вне корабля. Если же он хотел с кем-нибудь поговорить или бы оказался в опасности, ему необходимо было щелкнуть переключателем, открывавшим выход в центральный ка — нал связи.

Гросвенф не подвергал сомнению ценность такой системы. Он был лишь одним из тысячи людей, находящихся на корабле, и было очевидным, что все они могли болтать с Мортоном, когда им вздумается.

Наконец, отворилась внутренняя дверь. Гросвенф двинулся вперед вместе с остальными. Через несколько минут все уже стояли у основания лифтовой системы, ведущей к жилым отсекам корабля. Между Мортоном и Скидом произошла короткая беседа, после которой директор решил:

— Если он поедет, пошлем его наверх одного.

Керл не выказал никаких возражений, но когда услышал, что дверца за ним захлопнулась, и лифт пошел наверх, он с рычанием развернулся. Его разум мгновенно пришел в хаос, и он ударил по двери. Под его весом металл прогнулся, отчаянная боль наполнила его безумием. Теперь он стал пойманным в ловушку зверем. Керл загрохотал когтями о сталь. Прочно пригнанные панели поддались под действием его толстых щупалец. Машина резко загудела, протестуя, но несмотря на то, что выступающие части лифта скрипели по стенкам шахты, неумолимая сила продолжала тащить лифт наверх. В конце концов, лифт достиг места назначения и замер. Керл сорвал остатки двери и вывалился в коридор. Там к нему присоединились люди с оружием наготове.

— Мы дураки! — заявил Мортон. — Нам следовало бы показать ему, как работает лифт. Он же решил, что мы его мы его обманули или что-то в этом роде.

Он решительно подошел к чудовищу. Гросвенф увидел, что когда Мортон несколько раз открыл и закрыл дверцу ближайшего лифта, дикий огонь исчез из угольно-черных глаз чудовища. Когда урок закончился, керл направился в примыкающую к коридору огромную комнату. Там он разлегся на покрытом ковром полу и утихомирил электрическое напряжение нервов и мускулов. Керл был страшно зол на себя за выказанный им страх. Ему казалось, что спокойное и мирное поведение было бы ему выгоднее, и дало бы ему преимущества. Его злобное поведение в лифте вероятно встревожило и обескуражило их не на шутку.

А это могло явиться огромной опасностью для задуманного им дела: керл задумал захват корабля. На планете, с которой явились эти существа, наверняка было неограниченное количество идов.

Глава 2

Немигающими глазами керл наблюдал за тем, как двое людей оттаскивали обломки валунов от металлической двери большого старого здания. Человеческие существа забрали его и снова надели скафандры и теперь, куда бы он ни посмотрел, видел их по отдельности или группами. Керл решил, что они все еще изучают мертвый город. Его собственные интересы полностью сосредоточились на еде. Каждая клетка его огромного тела требовала идов. Это страшное желание отдавалось во всех его мышцах, а сознание затуманилось одним — броситься за людьми, которые углубились в город. Один из них вообще ушел без спутников.

Во время ленча человеческие существа предлагали ему различную пищу, но вся она была для него бесполезна. Очевидно, им не приходило в голову, что он питается исключительно живыми существами. Иды, в основ — ном, были не субстанцией, а формой субстанции, и получить их можно было лишь из ткани, в которой еще теплится огонек жизни.

Текли минуты, часы, а керл по-прежнему сдерживал себя. Он лежал, наблюдая и зная, что людям известно о том, что он наблюдает за ними. Они спустили с корабля машину и установили ее перед валуном, преградившим путь к главному входу в здание. То напряженное состояние, в котором он находился, давало ему возможность отмечать все их движения. Хотя голод и был для него нескончаемой пыткой, он четко отмечал все их действия с машиной и видел простоту управления ею.

Он знал, что должно было произойти, когда пламя раскалит твердую глыбу, но намеренно вскочил и зарычал, как будто в ужасе.

Гросвенф наблюдал за ним с борта маленького патрульного корабля. Он добровольно взвалил на себя роль наблюдателя за керлом. Больше ему нечем было заняться. Никто, казалось, не ощущал необходимости присутствия на борту «Космической Гончей» некзиалиста. Пока он так наблюдал, путь к двери расчистили. К ней направились директор Мортон с еще одним человеком. Они вошли внутрь здания и исчезли. Их голоса сразу же зазвучали в приемнике Гросвенфа. Первым заговорил спутник директора:

— Все разбито… Вероятно, тут шла война. Но очертания этой машины можно проследить. Она выполнена из синтетических материалов. Хотел бы я знать, как она конструировалась и управлялась!

— Мне не совсем ясна ваша мысль, — заметил Мортон.

— Все очень просто. До сих пор я не видел ничего, кроме инструментов. Почти каждая машина, является ли она инструментом или оружием, оснащена трансформатором для получения энергии, ее преобразования и использования. А где силовая установка? Надеюсь, что библиотеки дадут нам ключ к ответу. Что могло такое случиться, что в корне сгубило цивилизацию?

В приемнике раздался голос психолога:

— Говорит Сидл… Я слышал ваш вопрос, мистер Пеннос. Есть, по крайней мере, две причины, по которым эта территория могла стать необитаемой. Первая — отсутствие пищи. Другая — война.

Гросвенф обрадовался тому, что Сидл назвал спутника Мортона по фамилии — теперь к его коллекции добавился еще один голос. Пеннос был главой инженерного отсека корабля.

— Однако, дорогой психолог, — проговорил Пеннос, — их наука должна была помочь им разрешить проблему питания хотя бы для части населения. А если нет, то почему бы им не развивать область космических полетов с тем, чтобы отправиться в поисках пищи куда-то еще?

— Спросите у Гюнли Лестера, — послышался голос директора Мортона. — Я слышал, что у него зародилась какая-то теория, прежде чем мы успели приземлиться.

Астроном отозвался после первого же вызова.

— Нужно еще как следует проверить все расчеты. Но один из них, думаю, вы со мной согласитесь, говорит сам за себя. Этот отдаленный мир состоит всего лишь из одной планеты, вращающейся вокруг Солнца. И больше ничего: ни луны, ни даже планетоида. А ближайшая солнечная система находится на расстоянии девятисот световых лет. Так что перед господствующей расой этой планеты стояла ужасающе сложная задача: им было необходимо одним ударом разрешить проблему как межпланетных, так и межзвездных перелетов. Вспомним для сравнения, каким медленным было наше развитие в этой области. Вначале мы достигли Луны, потом начали полеты к планетам. Каждый успех вел к следующему, и после долгих лет был совершен длительный перелет к ближайшей звезде. И наконец человеку удалось изобрести антиускоритель, который позволил совершить межгалактический перелет. Так что я сомневаюсь, чтобы какой-то расе удалось совершить межзвездный перелет, не накопив предварительно опыта.

За этим высказыванием астронома последовали другие замечания, но Гросвенф их уже не слушал. Он смотрел туда, где только что видел огромного кота, но тот куда-то исчез. Он тихо выругался, злясь на себя за невнимательность. Пришлось метаться на своем суденышке в беспорядочном поиске. Но вокруг было слишком много зданий. Куда бы он ни посмотрел, всюду его взгляд натыкался на препятствия. Он приземлился и стал расспрашивать нескольких в поте лица работающих техников. Большинство ответили, что видели кота примерно двадцать минут назад. Обескураженный Гросвенф влез в свою спасательную шлюпку и полетел над городом.

Незадолго до этого керл осторожно двинулся вперед, ища укрытия везде, где только возможно. Он приближался к одной группе — напряженный сгусток энергии, нервный и больной от голода. Подкатила маленькая машина, остановилась перед ним и зажужжала, делая его фотоснимки — великолепная камера. Гигантская дробильная машина нависла над каменистым холмом, готовая действовать. Сознание керла было заполнено очертаниями не слишком внимательно наблюдаемых им предметов, и изогнутое дугой тело устремилось за человеком, который ушел в город один.

Керл внезапно потерял над собой контроль. Его пасть наполнилась зеленой слюной. Он метнулся за каменистую насыпь и помчался со всех ног. Керл несся огромными плавными скачками. Было забыто все, кроме одного — единственного желания, как будто некая магическая, стирающая память щетка прошлась по его мозгам. Он пролетал по пустынным улицам, срезая путь с помощью проломов в тронутых временем стенах. Затем он перешел на неторопливый бег — его усики — уши ловили вибрацию идов.

Наконец он остановился и стал пристально смотреть вперед из-за скалистых обломков. Двуногое существо стояло возле того, что было раньше окном, направляя в темноту луч фонарика. Фонарик щелкнул и погас. Сильный, приземистый человек мягко шагнул назад и тревожно посмотрел туда-сюда. Керлу не понравилась его тревога. Она означала готовность к опасности, а значит и осложнения.

Керл подождал до тех пор, пока человеческое существо не исчезло за углом и быстро вышел на открытое пространство. Как призрак, он скользнул по боковой улице мимо длинного квартала разрушенных зданий. На огромной скорости он свернул направо, пролетел через открытое пространство, потом лег на живот и вполз в сумрачное отверстие между домом и огромной грудой развалин. Улица впереди была каналом между двумя грядами разбросанных камней. Она заканчивалась узким углом, выход из которого находился как раз под керлом.

В последний момент он стал, вероятно, недостаточно осторожным. Когда человеческое существо вступило на отрезок пути под ним, керл испугался, потому что от того места, где он притаился, полетел вниз крошечный камень. Человек дернулся и взглянул наверх. Его лицо тотчас же изменилось, он схватился за оружие. Керл метнулся вперед и нанес сокрушительный удар по светящемуся прозрачному колпаку. Послышался хруст разрываемого металла, и хлынула кровь. Человек сложился пополам, будто его согнули. Мгновение его кости и мускулы каким-то чудом удерживали тело, потом оно рухнуло. Лязгнул металл космического костюма.

Конвульсивным движением керл ринулся на свою жертву. Он уже создал поле, которое должно было помешать идам смешаться в потоке крови. Он молниеносно раздробил металл и лежавшее внутри него тело. Хрустнули размалываемые кости. Он погрузил рот в теплое тело, и крошечные чашечки — присоски начали вытягивать идов из клеток. В экстазе он занимался этим минуты три, потом по его глазам пробежала тень. Насторожившись, он посмотрел наверх и заметил маленькую машину, летевшую в его сторону против заходящего солнца. На мгновение керл оцепенел, потом быстро скользнул в тень от груды обломков.

Когда опять посмотрел наверх, крошечное суденышко лениво уплывало влево. Но оно летело кругами, и керл понимал, что скоро оно вернется к нему. Доведенный почти до исступления тем, что его прервали в момент пиршества, керл все же бросил свою добычу и помчался обратно к кораблю. Он летел, как подстегиваемое опасностью животное, и замедлил ход лишь тогда, когда обнаружил первую группу людей, занятых работами. Он осторожно приблизился к нам. Все они были заняты, и он мог проскользнуть мимо незамеченным.

Гросвенф все больше отчаивался в поисках чудовища. Город был слишком велик. Руин и укромных местечек было значительно больше, чем показалось ему вначале. В конце концов он направился к кораблю и с облегчением вздохнул, обнаружив животное удобно растянувшееся на валуне под солнцем. Гросвенф осторожно посадил машину на удобное возвышение позади чудовища. Он был еще там, когда двадцать минут спустя группа людей, изучающих город, наткнулась на раскромсанное тело Денервея из химического отдела и передала об этом вызывающее дрожь сообщение.

Гросвенф сразу же взял курс к месту происшествия. Он почти сразу же узнал, что Мортон не прибудет смотреть на тело. В приемнике послышалось его угрюмое распоряжение:

— Перенесите останки на корабль.

Друзья Денервея были уже там и в тревожной тишине взирали на труп товарища.

Гросвенф посмотрел вниз на ужасающие клочья человеческого мяса и запачканные кровью куски металла и ощутил, как сжалось его горло. Он слышал замечание Кента:

— Черт побери, и нужно же ему было пойти одному!

Голос главы химического отдела звучал хрипло.

Гросвенф вспомнил о том, что Кент и его старший заместитель Денервей были добрыми друзьями. По всей вероятности, кто-то еще их химического отдела сказал что — то по личной связи отдела, потому что Кент ответил;

— Да, будем делать вскрытие.

Эти слова напомнили Гросвенфу о том, что если он не настроится на их волну, то пропустит большую часть происходящего. Он торопливо тронул за плечо ближайшего к нему человека и спросил:

— Не возражаете, если я через вас послушаю химиков?

— Давайте.

Гросвенф слегка прижал пальцы к его руке и услышал, как дрожащий голос говорил:

— Хуже всего, что убийство выглядит совершенно бессмысленным. Тело раздавили прямо в желе, но похоже, все части на месте.

В разговор вмешался биолог Скит. Его длинное лицо выглядело мрачнее обычного.

— Убийца напал на Денервея, чтобы его съесть, но потом обнаружил, что по составу тело для него несъедобно. Совсем как наш огромный кот. Что бы перед ним ни поставили, ничего не ест… — тут он осекся и медленно продолжил: — А как насчет этого зверя? Он достаточно велик, чтобы проделать подобное своими конечностями.

— Вероятно, эта мысль пришла в голову многим из нас, — промолвил Мортон, слушавший весь разговор. — В конце концов, это единственное живое существо, которое мы тут видели. Но, естественно, мы не можем расправиться с ним по одному подозрению.

— Кроме того, заметил один из мужчин, — он не исчезал из поля моего зрения.

Прежде чем Гросвенф успел заговорить, по главной линии послышался голос психолога Сидла:

— Мортон, я беседовал со многими людьми, и впечатление у меня осталось следующее: их первое чувство таково, что зверь ни разу не исчезал из поля зрения, но поразмыслив немного, все они соглашались с тем, что на несколько минут, может быть, и исчезал. У меня тоже сложилось впечатление, что он все время был поблизости. Но серьезно поразмыслив, я припоминаю кое-какие бреши. Были моменты, и возможно, достаточно длительные, когда он совершенно исчезал из виду.

Гросвенф вздохнул, и промолчал теперь уже намеренно. Его точка зрения была высказана другим.

Молчание нарушил Кент, который яростно заявил:

— Я считаю, что нечего разводить пустые разговоры. Нужно прикончить чудовище по первому подозрению, пока оно не наделало еще больших бед.

— Корита, вы далеко? — осведомился Мортон.

— Возле тела, директор.

— Корита, вы расхаживали по городу вместе с Кранесси и Ван Хорном. Как вы считаете, может быть этот кот потомком тех, кто населял эту планету?

Высокий японец медленно и задумчиво проговорил:

— Директор Мортон, тут есть какая — то тайна. Посмотрите на эту удивительную линию небосвода. Обратите внимание на контуры архитектурных сооружений. Эти люди были близки к землянам. Здания не просто украшены, они украшены в определенном стиле. Есть эквиваленты греческой колонне, имеется большой собор в готическом стиле, для создания которого нужно было обладать верой. Если рассматривать этот одинокий мир как планету — мать, то она должна была быть для своих обитателей любимым местом, несущим им тепло и духовные силы. Эффект увеличивает строение улиц. Машины этого народа доказывают, что он был математиком, но прежде всего он был художником. Поэтому-то он и не создал геометрически причудливых городов из мира ультрасофических метрополисов. В оформлении домов кроется непринужденность гения, глубокое, радостное восприятие мира, усиленное непоколебимой верой в божественное. Это не почтенно — седовласая цивилизация, а культура юная и энергичная, уверенная в себе и сильная знанием своей конечной цели. А потом все внезапно котилось, как будто на определенной стадии эта культура пережила великую битву и рухнула, как бывшая Мохаммедианская цивилизация, или миновав столетия процветания, она вступила в период борьбы и распрей. Как бы там ни было, у нас нет сведений ни об одной культуре во Вселенной, сделавшей такой резкий скачок. Преобразования всегда происходят медленно. И первый этап на их пути — подвержение безжалостному сомнению всего, что когда-то было свято. Должны были существовать внутренние противоречия. Бесспорные прежде убеждения подвергаются жесткой критике со стороны ученых и аналитиков. Скептики становятся господствующими существами расы. Но эта культура, я бы сказал, прекратила свое существование внезапно, в цветущем возрасте. Социологической бомбой для подобной катастрофы должен был быть конец всей морали, взрыв жесточайшей преступности, разрушение всех идеалов. Должно было возникнуть полнейшее бессердечие. Если этот… кот — потомок подобной расы, тогда он может быть лукавой натурой, ночным врагом, хладнокровным убийцей, который ради одного зернышка может перерезать горло собственному брату.

— Довольно! — отрывисто прозвучал голос Кента.

— Директор, я намерен совершить возмездие.

Его резко прервал Скит:

— Я категорически возражаю! Послушайте, Мортон, мы не должны убивать кота, даже если он и виновен. Это настоящая биологическая сокровищница!

Кент и Скит сердито уставились друг на друга.

— Дорогой мой Кент, — внушительно и веско проговорил Скит, — я достаточно оцениваю тот факт, что вы в своем химическом отделе будете счастливы сделать химический анализ его крови и плоти. Но я должен, к сожалению, уведомить вас о том, что вы чересчур спешите. Нам, в биологическом отделе, он необходим живым, а не мертвым. И у меня есть такое предчувствие, что физики тоже захотят заняться им живым. Так что боюсь, что вы будете последним в списке. И примиритесь, пожалуйста, с этой мелочью. Вы сможете заняться им через год, но никак не раньше.

— Я смотрю на это дело не с научной точки зрения, — угрюмо возразил Кент.

— А следовало бы… Ведь Денервей мертв, и для него ничего нельзя сделать.

— Я — человек, а уж потом ученый, — хрипло сказал Кент.

— И ради удовлетворения эмоций вы готовы уничтожить столь ценный экспонат?

— Я хочу прикончить это существо, потому что оно таит в себе неведомую опасность. Мы не можем подвергать риску остальных.

Конец дискуссии положил Мортон, который задумчиво произнес:

— Корита, я готов принять вашу теорию в качестве рабочей гипотезы, но у меня возник один вопрос. Возможно ли, что эта культура была еще более поздней на этой планете, чем считается наша в колонизированной нами галактической системе?

— Такое предположение не исключено, — сказал Корита. — Данная культура может быть серединой десятой цивилизации этого мира, в то время как наша, насколько это нам удалось выяснить, является концом восьмого скачка от Земли. Каждая из десяти, конечно, была построена на обломках предыдущей.

— В таком случае, почему ему ничего не известно о скептицизме, который заставляет нас подозревать его в совершении преступления?

— Нет, для него это было бы откровением.

Приемник донес угрюмый смешок Мортона, который заявил:

— Исполните свое желание, Скит. Мы отдадим вам кота живым. И если существует риск, теперь нам о нем известно, так что будем бдительными. Существует, конечно, вероятность того, что мы ошибаемся. У меня, как и у Сидла, сложилось впечатление, что существо все время находилось поблизости. Вполне возможно, что мы к нему несправедливы. На этой планете могут обитать и другие опасные обитатели. Кент, каковы ваши планы насчет тела Денервея?

Глава химического отдела с горечью произнес:

— Поспешных похорон не будет. Проклятый кот чего-то хотел от тела. Похоже на то, что все на месте, но что-то наверняка исчезло. Я собираюсь выяснить, что именно, и прижать этого убийцу к стенке, чтобы вы поверили в его преступную сущность, отбросив все сомнения.

Глава 3

Вернувшись на корабль, Эллиот Гросвенф направился в свой отдел. Табличка на двери гласила: «СПЕЦИАЛИСТ ПО НЕКЗИАЛИЗМУ». За ней находилось пять комнат, а все помещение было размером сорок футов на восемьдесят. Большая часть машин и инструментов, о которых «Некзиальное объединение» просило правительство, была установлена. В результате в комнатах было весьма тесновато. Оказавшись в помещении, Гросвенф остался наедине с собой.

Он поудобнее уселся за письменным столом и принялся составлять письменное сообщение Мортону. Он проанализировал возможное физическое строение котообразного обитателя этой холодной и отдаленной планеты… Он указал на то, что такое зрелое чудовище нельзя рассматривать лишь как «биологическую сокровищницу». Красивая фраза была опасна тем, что могла заставить людей забыть, что существо могло иметь свои собственные планы и нужды, базирующиеся на человеческом метаболизме.

— У нас теперь достаточно фактов, — стал диктовать он на магнитофон, — чтобы проделать то, что некзиалисты называют «утверждением направления».

Для того, чтобы укомплектовать «утверждение», ему понадобилось несколько часов напряженной работы. Он отнес запись в отдел стенографии и попросил немедленно ее обработать. Как глава отдела, он пользовался привилегией обслуживания. Через два часа он доставил отчет в офис Мортона. Младший секретарь выдал ему расписку. Убежденный, что сделал все, что мог, Гросвенф отправился пообедать. Потом он осведомился у официанта, где кот?

Официант не был уверен, но полагал, что животное в главной библиотеке.

В течение часа Гросвенф сидел в библиотеке, наблюдая за котом. Все это время существо лежало, растянувшись на толстом ковре и ни разу не переменив положения. Через час одна из дверей открылась, и в комнату, таща огромную чашу, вошли двое мужчин. За ними шел Кент. Глаза химика пылали лихорадочным огнем. Он остановился посреди комнаты и произнес усталым, но все же пронзительно звучащим голосом.

— Я хочу, чтобы вы все это видели.

Хотя его слова подразумевали всех тех, кто находился в комнате, он, в основном, имел в виду группу ученых, сидевших в специально отведенной секции. Гросвенф встал и посмотрел, что находится в принесенной чаше. Там содержалось какое-то коричневое варево.

Биолог Скит тоже поднялся со своего места.

— Минутку, Кент. В другое время я не стал бы подвергать сомнению ваши действия. Но вы переутомились, и у вас больной вид. Вы получили разрешение Мортона на эксперимент?

Кент не спеша повернулся к Скиту.

— А что думаете вы, Скит? — более мягко произнес химик.

— В вашем плане имеются три ошибки, — ответил биолог. — Во — первых, вы кажется забыли, что он мог объесться, пообедав Денервеем, если он это сделал. И вы кажется думаете, что у него не возникнут подозрения. Вы считаете… Ладно, устанавливайте ваш чан. Может его реакция на это что-нибудь нам подскажет.

Несмотря на все споры, эксперимент Кента обещал быть интересным. Существо уже доказало, что внезапные стимуляторы способны подтолкнуть его на самые решительные действия. Его реакцию на то, как он оказался в закрытом лифте, никак нельзя было списывать со счета. Так считал и Гросвенф.

Керл немигающим взглядом уставился на двоих людей, ставивших перед ним чан. Они быстро отошли, а Кент шагнул вперед. Керл узнал в нем человека, доставшего утром оружие. Несколько минут он наблюдал за этим двуногим существом, потом его внимание переключилось на чан. Его усики уловили испускаемое его содержимым волнующее излучение идов. Оно было настолько слабым, что оставалось для него незамеченным, пока он полностью на нем не сконцентрировался. Иды содержались в жидкости в такой концентрации, которая была для него почти бесполезной. Но все же вибрация была достаточно сильной, чтобы указать на причину про — исходящего. Керл с рычанием поднялся на ноги. Он схватил чан чашечками — присосками на конце одного, изгибающегося дугой, щупальца и выплеснул его содержимое в лицо Кенту, который с воплем отпрыгнул назад.

Одной рукой Кент яростно вытирал запачканное лицо, другой схватился за оружие. Его дуло уставилось в массивную голову керла и из него вырвался луч белого цвета.

Усики — уши керла зашевелились, автоматически сводя на нет энергию оружия. Круглые черные глаза сузились, отмечая движения мужчин, схватившихся за оружие.

Гросвенф, ближе всех находившийся к месту происшествия, резко выкрикнул:

— Стойте! Мы все можем пожалеть о том, что поступаем как, истерики!

Кент опустил оружие и, слегка обернувшись, послал Гросвенфу озадаченный взгляд. Керл лег, ненавидя человека, вынудившего его показать свою способность контролировать внешнюю энергию. Но делать было нечего, он мог лишь с тревогой ожидать последствий.

Кент вновь посмотрел на Гросвенфа. На этот раз его глаза зло сузились.

— Какого черта вы тут распоряжаетесь?

Гросвенф промолчал. Его роль в этом инциденте была исчерпана. Он распознал эмоциональный кризис и сказал необходимые слова командным тоном. Тот факт, что, повиновавшись его команде, люди теперь спрашивают, насколько он уполномочен давать команды, был неважен. Кризис миновал.

То, что он сделал, не имело никакого отношения к вине или невиновности этого странного существа. Конечным результатом его вмешательства должно быть такое положение дел, при котором решение об этом существе будет вынесено не одним человеком, а группой авторитетных специалистов.

— Кент, — холодно сказал Сидл. — Я не верю в то, что вы действительно потеряли над собой контроль. Вы намеренно пытались прикончить кота, зная, что директор приказал оставить его живым. Я намерен составить рапорт и потребовать, чтобы вы понесли наказание. Вам известно, в чем оно заключается — потеря главенства в вашем отделе и невозможность занять эту должность в любом из двенадцати других отделов.

Группа мужчин, в которых Гросвенф узнал сторон — ников Кента, тревожно зашевелилась. Один из них заявил:

— Нет, нет! Оставьте эти глупости, Сидл.

Другой был более циничным.

— Не забудьте, что есть свидетельства не только против Кента, но и за него.

Кент обвел присутствующих угрюмым взглядом.

— Корита был прав, когда говорил о почтенном возрасте нашей цивилизации. Она явно клонится к упадку, — затем он продолжил с дрожью в голосе. — О, боже, да неужели тут нет человека, который бы видел весь ужас происходящего? Денервей мертв всего несколько часов. А это существо, вину которого мы все знаем, лежит здесь, свободное, и планирует новое убийство. И жертва его, возможно, находится здесь, в этой комнате. Что же мы за люди? Дураки, циники или упыри? Или наша цивилизация уже дошла до того, что мы можем даже симпатизировать убийце? — Он перевел взгляд опухших глаз на предмет своей ненависти. — Мортон был прав. Это не животное. Это дьявол, поднявшийся из глубин ада этой забытой богом планеты.

— Не пытайтесь делать из нас участников мелодрамы, — сухо сказал Сидл. — Ваши выводы лишены психологического анализа. Мы не упыри и не циники. Мы просто ученые, которые должны узнать об этом коте все. Теперь, когда он находится под нашим наблюдением, мы сомневаемся в его способности напасть на кого — нибудь из нас. Один против тысячи — слишком малая вероятность. — Он посмотрел по сторонам. — Поскольку Мор — тона здесь нет, я предлагаю проголосовать. Говорил ли я от имени всех?

— Только не от моего, Сидл, — это был Скит. Отвечая на удивленный взгляд психолога, он продолжал:

— В этот волнующий момент все произошло так молниеносно, что никто, кажется, не заметил, что когда Кент выстрелил из вибратора, луч угодил этому животному в самый центр головы и не причинил никакого вреда!

Изумленный взгляд Сидла метнулся со Скита на кота и снова на Скита.

— Вы уверены, что он в него попал? Как вы сказали, все произошло так внезапно… Я подумал, что кот остался невредимым, потому что Кент промахнулся.

— Я совершенно уверен, что он попал ему в морду, — заявил Скит. — Вибрационный пистолет, конечно, не может мгновенно убить человека, но причинить ему вред он может. Кот не выказал ничего такого, что ему нанесен какой-то ущерб. Он даже не задрожал. Я не стану говорить, что это окончательный вывод, но принимая во внимание наши сомнения…

Сидл был явно смущен.

— Возможно, его кожа хорошо защищена от жары.

— Возможно, но ввиду нашей неуверенности, Мор — тону, я думаю, следует отдать приказ запереть его в клетку.

Пока Сидл хмурился в сомнении, вновь заговорил Кент:

— В ваших словах есть смысл, Скит.

Сидл мгновенно подхватил:

— Так вас удовлетворит, Кент, если мы поместим его в клетку?

Кент подумал и неохотно согласился:

— Да, если только слой стали в четыре дюйма толщиной сможет его удержать, то можно сделать и так.

Гросвенф, держащийся на заднем плане, вновь промолчал. Он обсудил проблему заключения животного в своей записке Мортону и нашел этот вариант неподходящим, в основном из-за запирающих механизмов.

Сидл подошел к встроенному в стену коммуникатору, тихо с кем-то переговорил и вернулся.

— Директор сказал, что если мы сможем водворить его в клетку, не применяя насилия, тогда все в порядке. В противном случае нужно просто запереть его в любом помещении, в котором он находится. Что вы на это скажете?

— В клетку! — раздался единодушный хор голосов.

Гросвенф подождал, пока установится тишина, и заявил:

— На ночь его нужно выпустить. Он никуда не денется.

Большая часть присутствующих игнорировала его замечание. Кент посмотрел на него и кисло спросил:

— Вы, кажется, переменили мнение, а? То вы спасаете ему жизнь, то признаете его опасным.

— Он сам спас свою жизнь, — проронил Гросвенф.

Кент отвернулся и пожал плечами.

— Мы поместим его в клетку. Как раз подходящее место для кровожадного убийцы.

— Вопрос решен, но как мы возьмемся за дело? — спросил Сидл.

— Вы твердо решили посадить его в клетку? — уточнил Гросвенф.

Он не ожидал ответа, и он его не получил. Эллиот прошел вперед и тронул кончик ближайшего к нему из обрамлявших кошачью голову щупалец. Щупальце слегка отдернулось, но Гросвенф был настроен решительно. Он снова взялся за щупальце и указал на дверь. Животное немного поколебалось, но потом медленно двинулось через помещение.

— Подготовьте помещение для кота, — произнес Гросвенф.

Керл послушно направился вслед за Гросвенфом через дверь. Он очутился в квадратной металлической комнате со второй дверью в противоположной стене. Человек вышел в нее. Керл попытался было последовать за ним, но дверь захлопнулась перед самым его носом. Сразу же за его спиной послышался металлический лязг. Он повернулся и увидел, что входная дверь тоже захлопнулась. Он ощутил струю энергии, когда электрический замок вставал на место. Когда керл понял, что его заперли, его губы исказились в усмешке ненависти, но никаких внешних признаков волнения он не выказал. Он сознавал разницу между своей первой реакцией на небольшое заточение в лифте и настоящей. Сотни лет все его существо было направлено на поиски еды. Теперь в его мозгу ожили тысячи воспоминаний прошлого. В его теле зашевелились давно невостребованные силы. Наконец, они были разбужены, и сознание автоматически использовало их возможности в применении к настоящему моменту. Он уселся на гибкие задние ноги и с по — мощью усиков — ушей исследовал энергию того, что его окружало.

Потом он лег. Глаза его выражали презрение. Дураки!

Прошел примерно час, когда он услышал, что какой-то человек — это был Скит — возится наверху клетки с каким-то механизмом. Он вскочил. Его первой мыслью было, что он недооценил этих людишек, и что они собираются его прикончить. Керл рассчитывал на то, что ему дадут время, и он сможет осуществить задуманное. Опасность заставила его растеряться. И когда он внезапно ощутил радиацию, источник которой находился гораздо ниже видимого уровня, он собрал все силы своей нервной системы против возникающей опасности. Прошло несколько секунд, прежде чем он понял происходящее. Кто-то делал снимки его тела. Через некоторое время люди ушли. Вскоре снова послышался шум что-то делавших людей. Керл терпеливо ждал, пока корабль не погрузится в молчание. Давным-давно, еще до того, как керлы достигли относительного бессмертия, они тоже спали по ночам. Наблюдая в библиотеке за дремлющими людьми, он вспомнил эту привычку.

Не замирал лишь один звук. Еще долго после того, как весь корабль уснул, он слышал шорох двух пар ног. Беда заключалась в том, что стражи держались не вместе. Вначале слышались шаги одной пары ног, затем, примерно на тридцать шагов сзади — другой.

Керл позволил им прошагать так несколько раз, все время вычисляя, сколько времени у них это займет. На — конец, он узнал, что хотел. Он еще раз подождал, пока они совершили очередной крут. На этот раз он, как только они прошли, переключил все свои чувства с концентрации на вибрацию, создаваемую человеческими существами, к вибрации более высокого ранга. Пульсация мощного реактора в машинном отделении отдавалась в его нервной системе запинающейся речью. Электродинамомашины бойко забарабанили песню о своей силе. Керл чувствовал как этот поток вливается в него сквозь вмонтированную в стене его клетки систему проводов и сквозь электрическое запирающее устройство его двери. Он за — ставил свое вибрирующее тело застыть в напряженной неподвижности, пытаясь и то же время влиться в этот свистящий шквал энергии. Внезапно его усики завибрировали в лад с ним.

Раздался резкий металлический щелчок. Сильным движением одного из щупалец керл толкнул дверь, и она отворилась. Он очутился в коридоре. Мгновение он испытывал вернувшееся чувство презрения и превосходства при мысли о глупых существах, осмелившихся по — вернуть свой разум против него. Неожиданно он вспомнил о том, что на этой планете существуют и другие керлы. Мысль была странной и ортодоксальной. Раньше он их ненавидел и боролся с ними. Но теперь он ощутил эту маленькую исчезающую группу своим кланом. Если бы им был дан шанс к размножению, никто, а уж меньше всего эти людишки, не смог бы им противостоять.

Раздумывая об этой возможности, он ощутил, как давит на него одиночество, ограниченность вариантов, потребность в других керлах — он один против тысячи, а затем — вся Вселенная. Звездный мир пробуждал его хищные, ненасытные устремления. Если он проиграет — другого случая не предоставится! В лишенном пищи мире для него не будет возможности разрешить тайну путешествий в пространстве. Даже Строители не смогли оторваться от своей планеты.

Керл бежал через большой салон и отходящий от него коридор. Тут он очутился перед первой дверью в спальню. Она была заперта на электрический замок, но он бесшумно открыл ее. Он проскользнул внутрь и нанес точный удар по горлу спящего человека. Безжизненная голова отлетела прочь. Тело дернулось и зафонтанировало кровью. Излучение идов, испускаемое телом, едва не захватило его, но он заставил себя двинуться дальше.

Семь спален, семь трупов без головы. Потом он тихо вернулся в клетку и запер за собой дверь. Он выверил время с микроскопической точностью. Сейчас охрана, как и должно быть, прошла мимо, заглянула в аудиоскоп и продолжала свой путь. Керл ринулся во второй набег и в течение нескольких минут опустошил еще четыре спальни. Потом он подошел к большой спальне, где спали двадцать четыре человека. Он убивал мгновенно, все время помня о моменте, когда ему нужно было возвращаться в клетку. Но возможность уничтожения такого количества людей сразу помрачила его сознание. Более чем тысячу лет он уничтожал все формы живого, которые мог уничтожить. Даже самые примитивные, которые могли дать ему не больше одного ида. И все же, он никогда не чувствовал необходимости сдерживаться. Он прошел через комнату, как большой кот, тихий, но несущий смерть. И только тогда освободился от чувства радости уничтожения, когда все спавшие в спальне оказались мертвы.

Внезапно он обнаружил, что превысил свое время. Непоправимость ошибки потрясла его. Он планировал ночь убийств, и каждый смертельный рейс должен был заканчиваться так, чтобы он успевал вернуться в свою тюрьму и быть там, когда охранники будут смотреть на него, завершая очередной крут. Теперь же надежда овладеть этим кораблем — монстром за одну ночь была разрушена..

Керл потерял остатки разума. Как безумный, не заботясь теперь о бесшумности, он промчался по салону. Он влетел в тот коридор, где стояла клетка, напряженный, почти ожидая, что будет встречен энергией бластера, слишком сильной, чтобы он мог с нею справиться.

Двое охранников стояли рядом, бок о бок. Было очевидно, что они только сейчас обнаружили, что дверь открыта. Они одновременно подняли головы и застыли, парализованные кошмарным видением когтей и щупалец, чудовищной головой кота с горящими ненавистью глазами. Один из них схватился за бластер, но слишком поздно. Другой же был психологически сломлен неизбежностью смерти. Он испустил дикий вопль ужаса. Жуткий звук понесся по коридору, будя спящих людей. Звук перешел в холодящее душу всхлипывание, когда керл одним неуловимым движением отправил оба тела в противоположный конец коридора. Он не хотел, чтобы трупы были найдены возле клетки. Это была его единственная надежда.

В отчаянии, понимая весь ужас своей ошибки, неспособный связно думать, он ринулся в свою тюрьму. Дверь за ним мягко захлопнулась. Сильный поток энергии вновь хлынул в запирающее устройство. Керл скорчился на полу и, слыша топот многих ног и гул испуганных голосов, притворился спящим. Он почувствует, если кто-нибудь заглянет в аудиоскоп. Самый напряженный момент наступит, когда будут обнаружены остальные трупы.

Он приготовился к величайшей в его жизни битве.

Глава 4

— Нет больше Шивера! — услышал Гросвенф голос Мор тона, застывшего от ужаса. — Что мы будем делать без Шивера? Без Бекендриша? Без Культора? О, ужас!

Коридор был забит людьми. Гросвенф, пришедший с опозданием, стоял в хвосте одной из кучек людей. Дважды он пытался пробиться поближе, но был немедленно оттеснен людьми, даже не взглянувшими на него. Они преграждали ему путь, даже не заинтересовавшись, кто он такой. Гросвенф оставил бесплодные попытки. Директор обвел толпу мрачным взглядом. Его подбородок, казалось, выдавался больше обычного.

— Если у кого имеются соображения, выкладывайте! — заговорил Мортон снова.

— Космическое сумасшествие!

Это предположение подействовало на Гросвенфа раздражающе. Ничего не значащая фраза, все еще бывшая в ходу после многих лет космических путешествий. Тот факт, что человек заболевал в пространстве от одиночества, страха и напряжения, еще не говорил о специфическом заболевании. В длительном путешествии, подобном этому, существовали некоторые опасности — и это была одна из причин, по которой он находился на борту — но психологическое расстройство от одиночества вряд ли входило в их число.

Мортон колебался. Казалось ясным, что он тоже рассматривает это замечание как бред шизофреника. Но время для споров о деталях было неподходящим. Эти люди были чрезвычайно напуганы. Они жаждали действий, возвращения уверенности и знания того, что приняты действительно контрмеры. Именно в такие моменты директора экспедиции, командиры и прочие лица, занимающие должностные посты, теряют доверие своих подчиненных. Гросвенфу показалось, что, когда Мортон заговорил, он думал именно о такой возможности, насколько осторожно подбирал он слова.

— Мы это обсудим, — сказал директор. — Доктор Эгерт и его помощники, конечно же, всех осмотрят. А сейчас он осматривает трупы.

Звучный баритон сказал в самое ухо Гросвенфа:

— Я уже здесь, Мортон. А нельзя ли мне к вам пройти? Велите этим людям пропустить меня.

Гросвенф повернулся и указал на доктора Эгерта.

Люди уже сами расступались перед ним, и Эгерт нырнул вперед. Безо всяких колебаний за ним пошел Гросвенф. Как он и ожидал, все решили, что он с доктором. Когда они очутились рядом с Мортоном, доктор Эгерт проговорил:

— Я слышал ваши слова, Мортон, и могу вам сразу заявить, что история с космическим сумасшествием не годится. Этим несчастным перерубили глотки чем-то таким, на что была нужна сила десятерых. У бедняг не было возможности даже вскрикнуть. — Эгерт помолчал, потом медленно произнес: — Как насчет кота, Мортон?

Директор качнул головой.

— Киска в своей клетке, доктор, и расхаживает туда — сюда. Я бы хотел знать мнение на его счет у специалистов. Можем ли мы подозревать кота? Клетка построена с таким расчетом, чтобы удержать четырех чудовищ в четыре — пять раз больших, чем он. В его виновность вроде бы трудно поверить, если только речь не пойдет о новой науке, превосходящей все наши представления.

Скит мрачно заявил:

— Мортон, у нас есть все необходимые свидетельства. Мне страшно не хочется об этом говорить, вы же знаете, что я предпочел бы, чтобы кот остался в живых. Но я направил на него телекамеру и попытался сделать несколько снимков. Все они оказались пустыми. Вспомните, что сказал Гурлей. Это существо может, вероятно, посылать и получать колебания всех длин волн. То, как он справился с излучателем Кента, является для нас после случившегося бесспорным доказательством того, что он обладает уникальной способностью управлять потоками энергии.

Кто-то недовольно проворчал:

— Какого черта мы тут делаем? Ведь если он может контролировать энергию и посылать волны любой длины, то ничто не помешает ему убить нас всех.

— Вот доказательство, что он не всемогущ, иначе бы он сделал это давно.

Мортон направился к механизму, контролировавшему клетку.

— Вы не должны открывать дверь! — завопил Кент, хватаясь за бластер.

— Нет, но если я опущу этот рубильник, электрический ток хлынет в пол и убьет все, что есть в клетке живое. Мы устроили это во все клетки для предосторожности.

Он отпер специальное устройство и опустил рубильник. Какое-то время прибор работал на полную мощность. Потом металл вспыхнул голубым светом. Рад предохранителей над головой Мортона сделался черным. Мортон потянулся, вытянул один из них из патрона и осмотрел, нахмурившись.

— Забавно, ведь с ним ничего не должно было случиться! — он покачал головой. — Да, теперь мы даже не сможем заглянуть в клетку. Это вывело из строя и радио.

— Если он может справиться с электричеством настолько, что способен открыть дверь, то он, весьма вероятно, учел и такую возможность и был готов противостоять этой опасности, когда вы опустили рубильник, — заметил Скит.

— По крайней мере, это доказывает, что кот не чувствителен к нашей энергии, — мрачно скривился Мортон. — Ведь он вернул ее совершенно безболезненно. Важно то, что он прячется за слоем плотнейшего металла в четыре дюйма толщиной. В случае чего, мы можем открыть дверь и испытать на нем действие бластеров. Но вначале нам следует попытаться послать ему электрические заряды, пропущенные через мощный телефонный кабель.

Его речь прервал донесшийся из клетки звук. Тяжелое тело ударилось о стену. За этим последовала серия таких оглушительных звуков, как будто на пол низвергнули целую кучу предметов. Гросвенф мысленно сравнил это с грохотом лавины.

— Он знает, что мы пытаемся сделать, — сказал Скит Мортону. — И, держу пари, это киске совсем не по душе. Кот свалял дурака, вернувшись в клетку, и теперь понял это!

Общее напряжение спало. Мортон и другие нервно заулыбались. Кто-то даже хмыкнул, представив себе нарисованную Скитом картину огорченного чудовища. Гросвенф же насторожился. Ему не понравились звуки, которые он услышал. Слух — самый обманчивый из всех чувств. Невозможно проверить, что на самом деле про — исходит в клетке.

— Что я бы хотел знать, — сказал главный инженер Пеннос, — это почему показания телефлюарно — измерительной шкалы подскочили и заколебались на высшей цифре, когда кот стал шуметь? Шкала у меня под носом, и я пытаюсь понять, что же случилось?

И в клетке, и вне ее наступила тишина. Неожиданно за спиной Скита послышался шум, и появился капитан Лич с двумя офицерами в военной форме. Командир, жилистый пятидесятилетний мужчина, резко предложил:

— Думаю, мне следует поставить тут пост. Кажется, между учеными возник спор: убивать чудище или нет… это правда?

Мортон качнул головой.

— Спорить уже не о чем. Мы пришли к единому мнению, что кота следует уничтожить.

— Я собираюсь отдать об этом приказ, — четко кивнул Лич. — Я убежден в том, что безопасность корабля под угрозой, а это уже моя область. — Он возвысил голос: — Освободите место! Подайтесь назад!

Понадобилось несколько минут на то, чтобы оттеснить народ. Гросвенф был раздражен собравшейся толпой и был рад, когда с этим было покончено. Если бы чудовище неожиданно выскочило, вся эта толпа не могла бы быстро податься назад, и многие были бы ранены и уничтожены. Такая опасность полностью не исчезла, но все же заметно уменьшилась.

— Смешно! — раздался чей-то возглас. — Можно подумать, что корабль вот-вот взлетит.

Гросвенф ощутил то же самое. Большой корабль дрожал, как будто приходил в себя после долгой спячки.

— Пеннос, кто в аппаратной?! — резко спросил капитан Лич.

Главный инженер побледнел.

— Мой заместитель и его помощники. Но я не понимаю, как они…

Толчок! Корабль накренился, угрожая свалиться набок. Жесткая сила швырнула Гросвенфа на пол. Он отключился, но тревога быстро привела его в сознание. Вокруг него распластались остальные. Некоторые стонали от боли. Директор Мортон выкрикивал какой-то приказ, но Гросвенф ничего не слышал. Капитан Лич с трудом поднялся на ноги. Он ругался. Гросвенф услышал, как кто-то в ярости завопил:

— Какая дрянь включила двигатели?

Ускорение продолжало нарастать. Величина его была уже не менее пяти — шести гравитонов. Глядя на страшную силу как на нечто, находящееся вне пределов его возможностей, Гросвенф с трудом встал на ноги. Кое-как он добрался до ближайшего коммутатора и набрал номер аппаратной, не особенно надеясь на то, что связь действует. За его спиной кто-то испустил звук, похожий на рычание. Гросвенф изумленно оглянулся. Директор Мортон вцепился в его плечо и закричал:

— Это кот! Он в аппаратной! И мы взлетаем в космос!

Даже когда заговорил Мортон, экран остался пустым, а давление силы тяжести все не уменьшалось. Гросвенф с трудом добрался до двери салона и через него выбрался во второй коридор. Там, в кладовой, как он помнил, находились скафандры. Подойдя к ней, он обнаружил, что его опередил капитан Лич, который пытался влезть в непослушный скафандр. Наконец, капитан справился со скафандром и теперь манипулировал с антигравитационным приспособлением. После этого он по — мог облачиться в скафандр Гросвенфу. Уже через минуту Гросвенф уменьшил гравитационность скафандра до одного гравитона и с облегчением вздохнул. Теперь их было двое, а вскоре стали подходить и другие. Понадобилось всего несколько минут на то, чтобы истощился запас скафандров в кладовой. Недостающие скафандры принесли с нижнего этажа, но теперь этим делом могли заняться и другие. Капитан Лич быстро куда-то исчез, и Гросвенф, гадая, какой же следующий шаг предпринять, заторопился к клетке, в которой раньше был заперт кот. Он нашел там ученых, сгрудившихся вокруг двери, которую только что открыли.

Гросвенф пробрался вперед и заглянул через плечи тех, кто находился ближе к двери. В задней стенке клетки зияла дыра. Она была достаточно большой для того, чтобы в нее могли пролезть пять человек одновременно. Металл прогнулся и был испещрен по краям многочисленными зазубринами. Отверстие выходило в другой коридор.

— Я готов был поклясться, — прошептал Пеннос сквозь незакрытый колпак скафандра, — что это невозможно. Один удар десятитонного молота сможет оставить на стене из микростали лишь зазубрину в четверть дюйма глубиной. А ведь мы слышали только один удар. Автоматическому дезинтегратору понадобится для такой работы не меньше минуты, но после этого вся территория была бы отравлена радиоактивными элементами, по крайней мере, на несколько недель. Мортон, это супер-существо!

Мортон ничего не ответил. Гросвенф заметил, что Скит изучает пролом в стенке. Наконец, биолог поднял голову.

— Если бы Бекендриш был жив… Чтобы объяснить это, тут необходим специалист по металлургии. Смотрите!

Он тронул обломанный край металла. Кусок под его пальцами отвалился, и, упав на пол, рассыпался в пыль.

Гросвенф шагнул вперед и пробормотал:

— Я кое — что смыслю в металлургии.

Люди сразу освободили ему дорогу, и он оказался рядом со Скитом. Биолог хмуро уставился на него и спросил подчеркнуто резко:

— Один из помощников Брека?

Гросвенф сделал вид, что не расслышал вопроса. Он наклонился и пробежался покрытыми материалом скафандра пальцами по груде обломков на полу, после чего быстро выпрямился.

— Никакого чуда тут нет, — заявил он. — Как вам известно, подобные клетки изготавливаются методом электромагнитной отливки, и для них используется превосходный металлический порошок. Существо воспользовалось своей особой силой, чтобы разрушить молекулярную структуру металла. Это и послужило причиной тех изменений в телефлюарном кабеле, которые заметил мистер Пеннос. Существо, используя свое тело в качестве трансформатора, воспользовалось полученной им энергией, разбило стену, выскочило в коридор, а оттуда в аппаратную.

Он был удивлен тем, что ему позволили закончить этот торопливый анализ. Казалось, его определенно принимали за ассистента погибшего Бекендриша, естественная для огромного корабля неразбериха, когда у людей просто не было времени познакомиться со всеми, занимающими второстепенные должности.

— Итак, директор, — спокойно проговорил Кент, мы имеем на борту суперсущество, держащее под контролем корабль, полностью завладевшее аппаратурой, обладающее почти нелимитированной энергией, владеющее главным отсеком машинного отделения.

Это было простое перечисление фактов, и Гросвенф увидел, какое впечатление оно оказало на остальных. На их физиономиях возникло беспокойство.

Ему возразил один из офицеров:

— Мистер Кент ошибается. Существо не полностью завладело аппаратной. Контрольная все еще в нашей власти, и это предоставляет нам возможность основного контроля над всеми машинами. Вы как люди, занятые лишь проблемами науки, можете не знать о той механике управления, которой мы располагаем. Конечно, существо может взять над нами верх, но пока мы можем взять под контроль все рубильники аппаратной.

— Ради всего святого! — воскликнул кто-то. — Почему бы вам не перекрыть каналы энергии, вместо того, чтобы облачать в скафандры тысячи людей?

Офицер был непоколебим.

— Капитан Лич считает, что для нас безопаснее находиться в скафандрах. Вполне вероятно, что это существо никогда раньше не испытывало на себе ускорения в пять — шесть гравитонов. Было бы неразумно отказываться от этого и других преимуществ, повинуясь паническим инстинктам.

— Какие же это у нас преимущества? — возмутился Мортон. — Ладно, разберемся после. Нам кое-что известно об этом существе. И сейчас я собираюсь предложить капитану Личу провести испытания. — Он повернулся к офицеру. — Вы не попросите командира присутствовать на маленьком эксперименте, который я хочу провести?

— Думаю, вам лучше поговорить с ним самому, сэр. Можете связаться с ним по коммуникатору, он в контрольной.

Мортон ушел и вернулся через несколько минут.

— Пеннос, — сказал он, — поскольку вы офицер и начальник аппаратной, капитан Лич хочет, чтобы об этом опыте позаботились вы.

Гросвенфу показалось, что в тоне Мортона промелькнула нотка раздражения. Очевидно, командир корабля говорил серьезно, заявляя, что берет на себя ответственность. Это была старая песня о разделении власти. Официально оно было произведено так тщательно, как только было возможно, но на деле области разделения постоянно соприкасались. До нынешнего момента корабельные офицеры и вообще все военные несли службу, подчиняя себя общей цели небывалого полета. Тем не менее, прошлый опыт показал правительству, что военные по каким-то соображениям не слишком высоко ста — вили авторитет ученых. В моменты подобные этому скрытая враждебность выползала наружу. И действительно, не было никаких причин к тому, чтобы Мортон не руководил кораблем, используя свой опыт.

Пеннос энергично возразил:

— Директор, у нас нет времени на то, чтобы вы объясняли мне детали. Распоряжайтесь сами! Если я буду в чем-то с вами не согласен, мы это обговорим.

Это был вежливый отказ от привилегий, не Пеннос как главный инженер сам был в первую очередь ученым.

Мортон не стал терять время и решительно заявил:

— Мистер Пеннос, назначьте по пять человек к каждому из четырех подходов к аппаратной. Я собираюсь возглавить одну из групп. Кент, вы поведете вторую. Скит — третью. А вы, мистер Пеннос, будете командовать четвертой. Будем действовать через большие двери переносными излучателями и бластерами. Все двери, как я заметил, закрыты: чудовище заперлось. Селенски, вы подниметесь на контрольный пункт и выключите все, кроме моторов. Все приборы присоедините к главному рубильнику и выключите все одновременно по нашей команде. Хотя есть тут одна вещь… Оставьте ускоритель на полной мощности, и не применять никаких антиускорителей! Ясно?

— Да, сэр! — пилот козырнул и зашагал вдоль коридора.

— Сообщите мне по коммуникатору, — крикнул ему вслед Мортон, — если какие-то машины возобновят работу!

Сопровождать выбранных вызвались все присутствующие. Гросвенф и еще несколько человек наблюдали за ведущимися действиями с расстояния примерно в двести футов. Когда были принесены передвижные излучатели и установлены переносные защитные экраны, он ощутил кислый привкус в предчувствии несчастья. Он оценил силу и мощь предпринимавшейся атаки. Он даже мог себе представить, что она могла бы увенчаться успехом…

Но это был бы чисто случайный успех, а не предсказанный. Дело обсуждалось на базе старой теории, ста — рой системы организации людей и их знаний. Самым раздражающим являлся тот факт, что сам он мог лишь стоять поодаль и критиковать.

По главному коммуникатору раздался голос Мортона:

— Как я уже сказал, это предварительная попытка. Она базируется на заключении о том, что он пробыл в аппаратной недостаточно долго для того, чтобы что — ни — будь предпринять. Это дает нам возможность одолеть его сейчас, пока у него не было времени подготовиться к борьбе против нас. Но помимо возможности того, что нам удастся уничтожить его немедленно, я просчитал еще одну версию: эти двери сконструированы таким образом, что способны противостоять мощному взрыву, и понадобится не менее пятнадцати минут на то, чтобы нагреватели смогли оказать на них воздействие. В течении этого периода существо не будет получать энергии. Селенски готов перекрыть каналы питания. Главный двигатель, конечно, будет включен, но он атомный, а я считаю, что это чудовище не сможет справиться с подобным механизмом. Через несколько минут вы увидите, что я имею в виду… на что надеюсь.

Его голос возвысился, когда он спросил:

— Вы готовы, Селенски?

— Да.

— Выключайте главный рубильник!

Коридор и весь корабль, как понял Гросвенф, погрузились во тьму. Он щелкнул выключателем вмонтированной в скафандр лампы. Это же проделали и другие. В отблеске лучей их лица казались бледными и напряженными.

— Заряд! — четко и резко скомандовал Мортон.

Передвижной излучатель запульсировал, распространив потоки тепла, обрушившиеся на тяжелую металлическую дверь. Гросвенф увидел, как по металлу побежали, сливаясь в ручейки, первые капли. За ними последовали другие, и вот уже под действием энергетического луча неохотно шевелилась дюжина потоков. Прозрачный экран замутился, и теперь уже было трудно видеть, что происходит с дверью. А потом, отражаясь в замутненном экране, дверь засияла светом уже своего пара. У огня был какой-то адский вид. Он активно пылал все ярче и ярче по мере того, как передвижные излучатели с медленной яростью плавили металл.

Время шло медленно. Наконец раздался голос Мортона:

— Селенски!

— Еще ничего, директор.

Мортон почти прошептал:

— Но ведь должен же он что-то делать. Не может он просто так ждать, как загнанная в угол крыса, Селенски.

— Ничего, директор…

Семь минут… десять… двенадцать…

— Директор! — это был Селенски. Его голос, как всегда, звучал официально. — Он заставил работать электродинамо!

Гросвенф глубоко вздохнул. В коммуникаторе раздался голос Кента, обращавшегося к директору:

— Мортон, больше ничего не будет. Вы ожидали этого?

Гросвенф увидел, что Мортон внимательно смотрит на дверь через экран. Даже на расстоянии ему казалось, что металл не был таким раскаленным, как прежде. Дверь ощутимо покраснела, но затем этот цвет перешел в темный.

Мортон вздохнул.

— Пока все. Расставьте людей в каждом коридоре! Излучатели на место! Начальники отделов, поднимитесь на контрольный пункт!

Испытание, как понял Гросвенф, было закончено.

Глава 5

На посту у входа в контрольный пункт Гросвенф предъявил удостоверение одному из охранников. Тот с сомнением взглянул на него.

— Пожалуй, все в порядке, — наконец, пробормотал он. — Пока мне не приходилось пропускать сюда ни одного человека моложе сорока. Как вы на это смотрите?

— Я сижу на первом этаже новой науки, — усмехнулся Гросвенф.

Охранник снова взглянул в карточку и, возвращая, осведомился:

— Нек… некзиализм… а что это такое?

— Нечто вроде «всеизма», — проронил Гросвенф и шагнул через порог.

Оглянувшись, он обнаружил, что охранник ошеломленно улыбнулся, не отрывая от него взгляда. Но Гросвенф тут же забыл о нем. Он оказался в контрольном пункте управления впервые и с любопытством озирался по сторонам, заинтересованный окружающим. Несмотря на всю свою компактность, контрольный пост являл собой внушительное зрелище. Он состоял из ряда ярусов. Каждый металлический ярус был в двести фугов длиной, и от одного яруса к другому шел ряд крутых ступеней. Управлять им можно было с пола или, что было быстрее, с двойного контрольного кресла, что свисало с потолка на подвижном управляемом устройстве.

Дальний конец помещения представлял собой ауди — торию с примерно сотней удобных мест. Они были до — статочно большими, чтобы поместить на своем сиденье человека в скафандре, и около двух дюжин людей, одетых именно таким образом, сидели в них. Гросвенф скромно устроился сбоку. Через минуту из личного капитанского офиса, вход в который открывался из контрольной, вышли Мортон и капитан Лич. Командир сел, а Мортон заговорил:

— Как известно, из всех машин, находящихся в аппаратной, самой важной для чудовища является электродинамо. Вероятно, чудовище работало в дикой панике, стараясь задействовать ее, прежде чем мы проникнем внутрь. У кого есть замечания?

— Я бы хотел, чтобы кто — нибудь сообщил мне, что сделал кот для того, чтобы дверь стала непроницаемой? — спросил Пеннос.

— Известны такие электрические процессы, — ответил ему Гросвенф, — в результате которых металлы могут стать предельно стойкими к температуре, но я ни — когда не слышал о том, что этого можно достичь без нескольких тонн специального оборудования, которого, кстати, на корабле нет.

Кент взглянул на Гросвенфа и раздраженно проговорил:

— Кто нам скажет, как он это сделал? Если мы не можем проникнуть сквозь эти стены с нашими атомными дезинтеграторами, то это конец. Он сделает с кораблем все, что захочет его хвост.

Мортон задумчиво качнул головой.

— Мы должны выработать какой-то план — для этого мы тут и собрались… Селенски! — позвал он.

Селенски ловко развернул кресло лицом к главному рубильнику, и очень осторожно повернул уровень в нужное положение. Корабль сотряс толчок, послышался гудящий звук, после чего в течение нескольких секунд дрожал пол. Корабль замер, машин успокоились, и гудение перешло в слабую вибрацию.

— Я собираюсь попросить различных специалистов дать свои предложения относительно борьбы с так называемым котом, — произнес Мортон. — Нам необходим обмен мнениями среди специалистов, работающих в разных областях, но какими бы ни были интересными теоретические проработки, нам нужен в первую очередь практический подход.

А это, уныло подумал Гросвенф, как раз то, что в достаточной степени имеется в распоряжении Эллиота Гросвенфа, некзиалиста. Мортону необходимо было взаимодействие многих наук, а для этого и существовал некзиалист. И тем не менее, он понимал, что не входит в число экспертов, чьим практическим советом заинтересуется Мортон. Его догадка оказалась правильной.

Через два часа директор произнес:

— Полагаю, нам лучше прерваться на полчаса, по — есть и отдохнуть. Мы приближаемся к решающему моменту, и должны собрать все, чем владеем.

Гросвенф направился в свой отдел. Его не интересовали ни еда, ни отдых. В тридцать один год он мог обойтись без еды или отдыха. Ему казалось, что у него есть полчаса, в которые он сможет разрешить проблему того, как поступить с чудовищем, захватившим корабль. Беда заключалась в том, что согласованность ученых была неполной. Часть специалистов объединяла свои знания не весьма поверхностном уровне. Каждый кратко обрисовал свою идею людям, которые не были обучены тому, чтобы ухватывать за каждым соображением богатство ассоциаций. Поэтому план нападения был лишен единства.

Это заставило Гросвенфа с тревогой думать о том, что он, молодой человек, является, возможно, единственным на борту, кто способен разглядеть слабости плана. Впервые за шесть месяцев пребывания на борту корабля он внезапно понял, какую огромную ответственность возложило на него «Некзиальное объединение». То, что предыдущие системы обучения устарели, вовсе не было громким словом. Гросвенф не нес личной ответственности за полученное им образование. Он не создал ни одной его системы. Но как выпускник общества, как лицо, посланное на «Космическую Гончую» со специальной целью, он не имел иной альтернативы, как только принять твердое решение, а потом использовать любую возможность, чтобы убедить в его правильности ответственных лиц.

Сложность состояла в том, что ему было необходимо получить максимум информации. И он занялся этим с помощью единственно имеющегося в его распоряжении способа. Он связался с различными отделами по коммутатору.

В основном он разговаривал с подчиненными, а не с начальством. Каждый раз, когда он представлялся начальником отдела, эффект получался значительным — занимающие более мелкие должности ученые соглашались с его превосходством. И обычно были готовы помочь, хотя и не всегда.

— Мне нужно получить распоряжение от начальства, — заявил один индивидуум.

Глава одного из отделов Скит разговаривал с ним лично и предоставил ему желаемую информацию. Другой был чрезвычайно вежлив и попросил позвонить ему, когда кота уничтожат. Гросвенф связался с химическим отделом и попросил Кента, считая само собой разумеющимся — он на это надеялся — что ему ответят отказом. Он был готов сказать подчиненному: «Тогда вы дадите мне информацию, в которой я нуждаюсь».

К его досаде и изумлению, его немедленно соединили с Кентом. Шеф химического отдела слушал его с плохо скрываемом раздражением, а в конце резко оборвал;

— Вы можете получить получить информацию нашего отдела по обычным каналам. А информация, полученная на кошачьей планете, не будет доступной еще в течение нескольких месяцев. Мы должны проверить и переправить все данные.

Но Гросвенф продолжал настаивать:

— Мистер Кент, я самым серьезным образом прошу вас разрешить мне доступ к данным количественных анализов кошачьей планеты. Это может иметь первостепенное значение для разрабатываемого на сегодняшнем совещании плана. Сейчас слишком сложно объяснять все в деталях, но уверяю вас…

Кент насмешливо прервал его излияния:

— Послушайте, мой мальчик, — сейчас не время для теоретических дискуссий. Вы, кажется, понимаете, что мы находимся в смертельной опасности. Если что-то будет не так, вы, я и остальные подвергнемся физическому уничтожению. И это уже не будет упражнением интеллектуальной гимнастики. А теперь не отвлекайте и не беспокойте меня, пожалуйста, еще десяток лет.

Раздался щелчок — Кент прервал связь.

Несколько минут Гросвенф сидел, остывая. Потом, печально усмехнувшись, сделал последний вызов. Его высокой вероятности таблица содержала, среди прочего, сведения о пробах, показывающих высокое содержание вулканической пыли в атмосфере планеты, об истории жизни различных видов растений, полученные на основе изучения их семян, о типе пищеварительного тракта у животных, которые могли бы питаться подобными растениями, и о рассчитанных на основе экстраполяции структурах и типах животных, могущих жить за счет тех животных, которые питались бы подобными растениями.

Гросвенф работал быстро и поскольку он, главным образом, делал пометки в уже отпечатанной таблице, составление графика заняло у него немного времени. Дело было простым. Было бы сложно объяснить ему подробности тому, кто еще не был знаком с некзиализмом, но для Гросвенфа картина была совершенно ясной. Она указывала на возможности и решения, которыми нельзя было пренебрегать. Так казалось Гросвенфу.

Под заголовком «Основные рекомендации» он написал: «При любом одобренном решении следует позаботиться о безопасности…» Захватив четыре пачки схем, он направился в математический отдел. Там находилась охрана, что было весьма необычно. Для защиты от кота явно были приняты меры. Когда они отказались пропустить к Мортону, Гросвенф потребовал свидания с одним из секретарей директора. Наконец, из другой комнаты появился младший секретарь. Вежливо изучив схемы, он сказал, что «постарается довести их до внимания Мортона».

Гросвенф мрачно возразил:

— Я уже слышал нечто подобное. Если Мортон не захочет ознакомиться со схемами, я буду требовать комиссии расследования. В связи с докладами, которые я посылал директору, и которые куда-то испаряются, я выражаю протест. Если это не прекратится, могут произойти большие неприятности.

Секретарь был на пять лет старше Гросвенфа. Он был холоден и, в общем, настроен очень враждебно. Поклонившись Гросвенфу, он слабо улыбнулся и сказал:

— Директор — очень занятой человек. Его внимания требуют отделы. Деятельность некоторых из них очень важна и их престиж дает им преимущество над более молодыми науками и… — он поколебался, — учеными. Но я передам ему о вашей просьбе изучить таблицы.

— Попросите его прочитать рекомендации. С этим нельзя больше тянуть.

— Я доведу до его сведения, — сухо проронил секретарь.

Гросвенф решительно направился к штаб-квартире капитана Лича. Капитан сразу принял его и внимательно выслушал, после чего изучил таблицу. Покончив с этим, он покачал головой.

— Военные, — официальным тоном сказал он, — подходят к этому делу немного по-другому. Принимая во внимание особенности поведения и возможностей чудовища, мы идем на большой риск. Ваше замечание о том, что было бы разумнее позволить чудовищу бежать — совершенно противоречит моей точке зрения. Это разумное существо, предпринимающее враждебные действия по отношению к военному кораблю. Такая ситуация нетерпима. Я считаю, что он вступил на подобный путь, понимая последствия. — Капитан криво усмехнулся.

— А последствия — смерть!

Гросвенф подумал, что конечным результатом может быть смерть людей, оказавшихся недостаточно гибкими в борьбе против необычайной опасности. Он уже приготовился сказать, что вовсе не намерен дать коту возможность убежать, но раньше, чем он успел заговорить, капитан Лич встал.

— А теперь я вынужден попросить вас уйти — произнес он. Лич повернулся к офицеру. — Проводите мистера Гросвенфа.

— Я знаю, где выход, — с горечью сказал Гросвенф.

Оказавшись в коридоре, он взглянул на часы. До начала действий оставалось пять минут. Чувствуя себя несчастным, он направился в контрольный пункт. Гросвенф занял свое место, когда большинство уже сидели. Через минуту вошли директор с капитаном Личем. И со — вещание началось.

Нервничающий и явно напряженный, Мортон расхаживал перед собравшимися туда-сюда. Бледность его лица скорее усиливала, чем умаляла то выражение агрессивности, которое придавал ему выдающийся подбородок. Внезапно он замер. Его резкий голос раздался над собравшимися.

— Чтобы быть уверенным в том, что наши планы полностью согласованы, я намерен просить каждого специалиста предоставить свои соображения о сверхсиле этого чудовища. Первым выступит мистер Пеннос.

Пеннос встал. Он был среднего роста, но казался высоким из-за уверенного вида. Подобно другим, он был узким специалистом, но из-за природы своей деятельности он нуждался в некзиализме гораздо меньше, чем кто-либо другой из присутствующих. Этот человек знал двигатели и историю двигателей, согласно его послужному списку, изученному Гросвенфом, он изучал разнообразные двигатели на ста планетах. Не было ничего такого, чего бы он не знал о практической механике. Он мог бы говорить не переставая несколько недель и все же лишь коснулся бы предмета своих знаний.

— В этой контрольной комнате у нас установлены переключатели, которые останавливают одновременно все двигатели. Расщепляющее устройство сработает в сотую долю секунды. И эффект создаст различного рода вибрации. Существует, конечно, какая-то вероятность того, что одна или несколько машин будут разрушены по принципу того, как солдаты спешат строем по мосту и обрушивают его. Вы слышали эту историю, но, по моему мнению, реальной опасности разрушения нет. Наша главная цель заключается в том, чтобы сломить сопротивление существа и прорваться сквозь двери.

— Следующий — Гурлей, — объявил Мортон.

Гурлей лениво поднялся на ноги. У него был сонный вид, как будто все происходящее утомило его. Гросвенф подозревал, что ему хотелось, чтобы люди считали его мечтателем. Он был начальником отдела связи, и его анкета отражала цепь длительных попыток приобретения знаний в выбранной им области. Вряд ли его ученая степень могла служить каким-то свидетельством знаний, за его плечами было непревзойденное по своей обширности образование. Заговорил он неторопливо, растягивая слова в своей обычной манере. Гросвенф отметил, что его нарочитая медлительность произвела на аудиторию успокаивающий эффект. Выражение обеспокоенности на лицах смягчилось, позы стали более непринужденными.

— Мы состряпали вибрационные экраны, работающие на принципе отражения. Оказавшись внутри, мы используем их таким образом, чтобы большая часть того, что может послать кот, была отражена и вернулась к нему же. Вдобавок, мы получили дополнительное количество электроэнергии, которое мы и скормим ему с передвижных колец. Должен же быть предел его возможностям в задержании энергии. И нервы у него тоже не стальные.

— Селенски, — спокойно произнес Мортон.

Главный пилот уже стоял возле Мортона. Все было проделано так стремительно, будто он уже давно ждал зова директора. Гросвенф смотрел на него, как зачарованный. Селенски был худощав и лицом и телом, с поразительно живыми голубыми глазами, и казался он сильным и умным. Согласно своему послужному списку, он не получил особенно обширного образования, но восполнил его отсутствие крепостью нервов, молниеносной реакцией и способностью действовать с точностью часового механизма.

— Впечатление от плана таково, что он достаточно объемен. Как раз, когда существо думает, что больше ему не вынести, происходит еще нечто, что добавляет ему тревоги и беспокойства. Когда рев достигнет высшей точки, я включу антиускорение. Директор и Гюнли Лестер думают, что этому сверхсуществу об антиускорении ничего не известно, поскольку подобные знания связаны с наукой о межгалактических перелетах и другими путями не могут быть получены. Мы думаем, что когда существо ощутит на себе впервые эффекты от действия антиускорителя — вы все помните то чувство опустошенности, которое оно вызывает, когда сталкиваешься с ним впервые — он не будет знать, что думать и что делать — Пилот сел.

— Следующий Корита…

— Я могу лишь предложить вам одобрение, — сказал он, — покоящееся на моей теории о том, что этому чудищу присущи все черты преступника ранних лет цивилизации. Скит считает, что его знания наук озадачивают. По его мнению, это может означать, что мы имеем дело с действительным обитателем этой планеты, причем являющимся потомком тех, кто проживал в изученном нами мертвом городе. Подобное предположение предписывает нашему врагу фантастическое долголетие, фактическое бессмертие, врожденные способности, частично, его способность дышать и кислородом, и хлором, или ни тем и ни другим. Но его бессмертие само по себе не так уж и важно. Он пришел из определенного периода своей цивилизации, и уровень его мышления настолько низок, что оно состоит, главным образом, из его воспоминаний об этом периоде. Несмотря на его способность контролировать энергию, он потерял голову в лифте, когда впер — вые попал на корабль. Придя в беспокойство, когда Кент предложил ему еду, он поставил себя в такое положение, что был вынужден пустить в ход против вибратора специальные силы. За несколько часов он совершил множество убийств. Как видите, ход его действий отвечает образу действий примитивно — хитрой эгоистической натуры, которой мало или совсем ничего не известно о про — исходящих в ее теле процессах — в научном смысле — и которая едва ли понимает сущность того, над чем берет власть. Кот похож на того германского солдата древности, который чувствовал превосходство над старым романским ученым, но последний все же является частью могущественной цивилизации, внушающей страх Германии тех дней. Таким образом, мы имеем дело с примитивом, и этот примитив полностью оторван от своей естественной среды. Я скажу так: — Идемте и победим!

Мортон поднялся и взглянул на аудиторию. Его тяжелое лицо хранило насмешливую улыбку.

— Согласно моему предыдущему плану, уверенность, с которой говорил Корита, должна быть неотъемлемой частью нашей атаки. Тем не менее, я только что получил документ от молодого человека, представляющего на борту этого корабля науку, о которой я очень мало знаю. Тот факт, что он находится на борту, требует от меня предупредительного отношения к его мнению. Убежденный, что он держит в руках ключ к решению проблемы, он побывал не только в моем отделе, но и в штаб-квартире капитана Лича. Мы с командиром сошлись на том, что мистеру Гросвенфу следует дать несколько минут на описание его решения с тем, чтобы он убедил нас в том, что знает, о чем говорит.

Гросвенф робко встал и начал:

— В «Некзиальной школе» нас учили тому, что за важными аспектами любой науки стоит сложная связь ее с другими науками. Это положение, конечно, известно давно, но есть разница между болтовней об этом положении и применением его на практике. Мы в «школе» разработали технику его применения. В моем отделе имеется много таких замечательных машин, которые вам никогда не приходилось видеть. Не стану сейчас вам их описывать. Скажу только о том, каким образом человек, владеющий опытом работы с этими машинами, может разрешить проблему кота… Во-первых, предположения, выдвинутые здесь, достаточно поверхностны. Они удовлетворительны в своей области, но эта область не простирается достаточно далеко. Сейчас же мы располагаем достаточным количеством фактов, чтобы составить совершенно четкую картину прошлого кота. Назову их… Примерно восемнадцать сотен лет назад выносливые растения этой планеты начали внезапно получать от солнца меньше волн определенной длины. Это было связано с появлением в атмосфере огромного количества пыли. Результат: почти моментально большая часть растений погибла. Вчера одна из наших разведывательных машин в районе примерно ста миль от города обнаружила несколько живых существ размером с земного оленя, но, вероятно, более умных. Они были так осторожны, что захватить их не представлялось возможным. Пришлось их уничтожить, и отдел мистера Скита проделал ряд анализов. Мертвые тела содержали калий почти в тех электрохимических соединениях, в каких он содержится в человеческом теле. Других животных встретить не уда — лось. Возможный вывод: это мог быть один из пищевых ресурсов кота. В желудках мертвых животных ученые обнаружили частицы растений на различной стадии усвоения. Вероятен следующий цикл: растения — травоядные — хищники. Представляется возможным, что когда растения погибли, животные, чью пищу они должны были составлять, в большинстве своем умерли. Таким образом, исчезла пища и для котов.

Гросвенф обвел аудиторию быстрым взглядом. За исключением одного человека, все слушали его внимательно. Исключение составлял Кент. На лице начальника химического отдела застыло раздраженное выражение. Его внимание, казалось, было приковано еще к чему-то. Эллиот быстро продолжил:

— В галактике существует много примеров зависимости жизненных форм от типа пищи. Но мы не встречали другого примера такой ограниченности в пище у разумного, в некоторых пределах, существа. Похоже на то, им даже в голову не приходила возможность выращивать для себя пищу и, уж конечно, пищу для своей пищи. Невероятное отсутствие предусмотрительности, согласитесь. Да такое, что любое объяснение, не принимающее во внимание этот факт, будет неудовлетворительным.

Гросвенф вновь сделал паузу, но лишь для того, чтобы перевести дыхание. Он не смотрел прямо ни на кого из присутствующих. Он не мог предъявить доказательств того, о чем собирался говорить. Каждому отделу понадобились бы недели на то, чтобы проверить факты, используемые его наукой. Все, что он мог сделать, это дать конечное заключение — то, что он не осмелился сделать в своей схеме или в разговоре с капитаном Личем. Он поспешно закончил:

— Факты неотвратимы. Кот не является одним из создателей этого города, как не является и их потомком. Он и ему подобные животные являются произведением строителей города. Что произошло с самими строителя — ми? Об этом можно только догадываться. Вероятно, они были уничтожены восемнадцать столетий назад в ходе атомной войны. Город, почти сравнимый с земным, неожиданное появление похожей на вулканическую пыль в атмосфере в таких количествах, что она смогла на тысячи лет скрыть солнце — все это говорит само за себя. Человек едва ли не совершил то же самое, так что мы не должны слишком сурово осуждать исчезнувшую расу. Но куда нас это ведет? — он вздохнул поглубже и продолжил: — Если бы он был строителем, он бы обладал доказательствами своей всеобъемлющей силы и прекрасно бы понимал, что мы замышляем. Поскольку он им не является, мы в настоящий момент имеем дело с существом, не имеющим ясного представления о своей силе. Оказавшись в трудном положении, он мог обнаружить в себе способности еще не осознанные, уничтожить человеческие существа и контролировать работу машин. Мы должны дать ему возможность бежать. Очутившись вне корабля, он очутится в нашей власти. У меня все и благодарю вас за то, что вы меня внимательно выслушали.

Мортон оглядел собравшихся и осведомился:

— Итак, джентльмены, что вы думаете?

Кент сердито заявил:

— В жизни не слышал подобной истории. Все это предположения, фантазии. Если в этом и заключается некзиализм, то ему следует многое в себя вобрать, прежде чем я им заинтересуюсь.

— Не знаю, каким образом мы можем согласиться с подробным объяснением, не имея возможности для изучения анатомии кота, — мрачно проговорил Скит.

Следующим высказался глава физиков Ван Гроссен:

— Я сомневаюсь в том, что даже подобное исследование могло бы служить твердым доказательством того, что существо создано искусственно. Анализы мистера Гросвенфа весьма спорные, и такими они и останутся.

— Дальнейшие раскопки города могли бы дать подтверждение теории мистера Гросвенфа, — Корита говорил очень осторожно. — Подобная точка зрения не опровергает полностью теорию цикличности, поскольку создание мыслящего существа может характеризовать силу ума и убеждения тех, кто его обучал.

С места поднялся глава инженерного отдела Пеннос.

— Один из наших летательных аппаратов сейчас находится в мастерской. Он частично демонтирован и занимает единственно доступную для нас внизу опору. Чтобы получить для него действующий аппарат, нам понадобилось бы не меньше усилий, чем на всю планируемую нами атаку. Конечно, если она потерпит неудачу, мы, может быть, решимся пожертвовать летательным аппаратом, хотя я по-прежнему не понимаю, как он сможет выбраться на нем из корабля. Внизу нет воздушных запоров.

Мортон повернулся к Гросвенфу.

— Что вы на это скажете?

— Воздушный запор имеется в конце коридора, соединяющегося с аппаратной. Мы могли бы предоставить ему возможность воспользоваться им.

Капитан Лич решительно поднялся и заявил:

— Как я уже сказал мистеру Гросвенфу, когда он ко мне приходил, военные в таких делах действуют смелее и решительней. Нас не испугают случайности, мы к ним готовы. Пеннос выразил и мое мнение. Если нападение не удастся, обсудим другие варианты. Благодарю вас, мистер Гросвенф, за ваши исследования. А теперь за работу!

Это был приказ. Все сразу направились к выходу.

Глава 6

Керл работал в ярком свете гигантской механической мастерской. К нему вернулась большая часть воспоминаний и навыки, привитые ему Строителями, способности осваивать новые машины и ситуации. Он обнаружил спасательную шлюпку, находящуюся на опорах и частично демонтированную.

Он с жаром принялся за ремонт. Необходимость побега вырастала перед ним во весь рост, заслоняя все остальное. Только так он мог получить доступ к своей планете с другими керлами. С тем искусством, которому он сможет их научить, они станут непобедимыми. Тогда победа будет неизбежно за ними. В основном он решился, но все же с неохотой покидал корабль. Он не был полностью убежден, что находится в опасности. После того, как он изучил энергетические ресурсы механической мастерской и снова обдумал все случившееся, у него сложилось впечатление, что у этих двуногих существ нет достаточного оборудования для того, чтобы победить его.

Эта неуверенность не переставала раздражать его даже во время работы. Лишь прервавшись, чтобы осмотреть судно, он неожиданно понял, какую огромную работу проделал. Все, что ему осталось, это сложить инструменты и запасные части, которые он хотел взять с собой. А что потом — уходить или сражаться? Услышав приближение людей, он ощутил нарастающее беспокойство. Он заметил внезапное изменение в громоподобном реве машин, в ритме стука они стали пронзительнее, резче, нервнее. Но едва керл приспособился к этому обстоятельству, как возник новый фактор. За массивной дверью аппаратной безобразно загрохотало пламя передвижного газометра. И перед ним сразу же возникла другая проблема: бороться ли ему с газометом или выравнивать ритм. Он быстро просчитал, что не сможет сделать все это одновременно.

Тогда керл сосредоточился на побеге. Каждый мускул его мощного тела был напряжен, когда он тащил груду запасных частей и инструментов и сбрасывал их на свободные площади спасательной шлюпки. Наконец, наступил заключительный акт побега. Он замер у дверей, потому что понял, что сейчас они рухнут. Полдюжины газометов, направленных на определенную точку каждой двери, неуклонно, хотя и медленно, пожирали оставшиеся дюймы. Керл заколебался, потом отвел от дверей всю направленную на них свою энергию и сконцентрировал ее на внешней стене корабля, на которую был направлен нос спасательной шлюпки. Все его тело съежилось от воли электричества, хлынувших на динамомашину. Его усики — уши завибрировали, направляя густейший поток энергии на стену. Он почувствовал жар огня, а его тело изогнулось дугой. Он понял, что катастрофически близок к пределу энергии, которой может оперировать. Несмотря на его сверхусилия, ничего не произошло — стена не поддалась. Он был крепок, этот металл, крепче всего, с чем он когда-либо сталкивался. Он держал свою форму. Его молекулы были моноатомными, но их расположение было необычным — эффект особой прочности был достигнут без обычно сопутствующей ему высокой плотности.

Тут он услышал, как одна из дверей аппаратной рухнула, и сразу же закричали люди. Газометы сразу передвинулись вперед. Теперь их мощность уже не контролировалась. Керл услышал, как пол аппаратной протестующе зашипел, когда в металл ударили потоки энергии. Этот тревожный, угрожающий звук все приближался и приближался. Еще минута, и люди прорвались бы в мастерскую через непрочные двери, отделяющие ее от аппаратной.

Но за эту минуту керл одержал победу. Он ощутил изменения в сопротивляющемся сплаве. Вся стена потеряла силу сцепления. Внешне все выглядело по-прежнему, но сомнений не было. Поток энергии с легкостью проходил через его тело. Еще несколько секунд он продолжал контролировать его, пока окончательно не ощутил, что добился желаемого. С диким ревом он вскочил в маленькое судно и дернул за собой дверцу.

Он ухватился одним из щупалец за рычаг управления с почти чувствительной нежностью. Машина дернулась вперед, и он направил ее прямо на толстую внешнюю стену. Нос судна коснулся ее, и стена растаяла в сверкающем облаке пыли. На какой-то миг металлическая пыль, облепившая судно, чуть замедлила ход. Но он прорвался через нее и вырвался в пространство.

Шли секунды. Потом керл заметил, что удаляется от корабля по кругу. Корабль по-прежнему был к нему настолько близок, что керл мог видеть дыру, через которую он бежал. За окружающей ее блестящей оболочкой виднелись силуэты людей в оболочках скафандров.

Они и корабль становились все меньше и меньше. Потом люди исчезли, и лишь корабль блестел тысячью иллюминаторов.

Керл быстро повернул прочь от него. Он сделал по — ворот на девяносто градусов, и перевел рычаги ускорения на полную мощность. Таким образом, в течение ми — нуты со времени побега он лег на обратный курс.

Гигантский шар под ним быстро уменьшался, становясь незаметным для наблюдения. Почти прямо перед собой керл заметил крошечный, тусклый круг света его собственного солнца, как он понял. Там он мог бы вместе с другими керлами построить космический корабль и улететь с необитаемой планеты к звездам. Это было на — столько важным открытием, что неожиданно он почувствовал испуг. Он отвернулся от тускло светящихся дисков, потом вдруг вновь взглянул на них. Шар был еще там, крошечная точка света в огромной черноте пространства. Внезапно он мигнул и исчез.

Мгновение у керла было странное впечатление, что перед самым исчезновением он передвинулся. Но все еще было смутным и неясным. Он с тревогой спросил себя, не потушили ли они все огни и не преследуют ли его в темноте? Казалось ясным, что он не будет в безопасности до тех пор, пока не приземлится. Обеспокоенный и неуверенный, керл снова перенес внимание на светящийся впереди диск, и почти сразу же ощутил укол страха Тусклое солнце, на которое он держал курс, не становилось больше.

Оно явно уменьшалось! Вот оно сделалось розовой точкой в темноте! Оно исчезло! Страх подхватил керла холодным ветром. Несколько секунд он напряженно всматривался вперед с безумной надеждой на то, что его путеводная веха снова станет видимой. Но там, куда он смотрел, блестели лишь далекие звезды, немигающие крапинки на черном бархатном фоне бездонной дали.

Но что это?! Одна из крапинок становится больше. Напряженный до предела, керл следил за тем, как крапинка превращается в точку. Вот она уже выросла в круглый шар света, и продолжала расти. Больше, больше, больше… Внезапно она вспыхнула ярким светом и перед ним, сияя иллюминаторами, возник гигантский шар корабля, исчезновение которого он наблюдал несколько минут назад.

В этот момент с керлом что-то случилось. Мысли флюгером закружились в его голове все быстрее и быстрее. Сознание распалось на миллионы кусочков. Глаза почти вылезли из орбит, он бушевал в своем маленьком укрытии, как безумное животное. Его щупальца вцепились в ценные инструменты и в безумной ярости раздирали их на части. Когти разбили стены суденышка. В последней вспышке сознания он понял, что не сможет вынести вспышки дезинтегратора, который уставился на него с безопасного расстояния.

Для него это было просто — создать жесткий поток энергии, который разрушит каждую клеточку идов в его организме.

Его губы искривились в последнем рычании. Волосики усиков сплелись. Внезапно вместо жажды борьбы наступила слабость, и он упал.

Смерть пришла спокойно после долгих часов насилия.

Капитан Лич действовал наверняка. Когда огонь исчез и стало возможным приблизиться к тому, что оста — лось от спасательной шлюпки, исследователи обнаружили кусочки расплавленного металла и лишь кое-где остатки того, что было телом суперсущества.

— Бедный кот, — опечалился Мортон. — Интересно, что он подумал, когда обнаружил нас перед собой после того; как исчезло его собственное солнце. Ничего не понимая в антиускорителях, он не знал, что мы можем сразу очутиться в том месте, добраться до которого он мог бы только за три часа. Ему казалось, что он движется в направлении родной планеты, но на самом деле он отдалялся от нее все дальше и дальше. Он не мог знать того, что когда мы остановились, он промчался мимо нас и все, что нам оставалось сделать, так это последовать за ним и разыграть небольшую комедию, сделавшись его солнцем до тех пор, пока мы не приблизимся достаточно близко, чтобы уничтожить его. Вероятно, перед его взором весь космос перевернулся вверх дном!

Гросвенф выслушал этот монолог со смешанным чувством. Инцидент уходил в прошлое, теряя очертания и исчезая в темноте. С каждой секундой детали становились для людей все менее похожими на то, какими они были на самом деле. Угрожавшая им опасность становилась чем-то далеким.

— Какие тут могут быть симпатии? — услышал Гросвенф голос Кента. — Это наша работа — убивать всех котов в этом несчастном месте.

— Это просто, — пробормотал Корита. — Они лишь примитивны. Стоит нам сесть, и они сами к нам придут, считая, что смогут нас перехитрить. — Он повернулся к Гросвенфу. — Я все еще верю в то, что это так, — дружелюбно произнес он, — даже если теория нашего молодого друга подтвердится. Что вы думаете, мистер Гросвенф?

— Я бы пошел даже дальше, — начал Эллиот. — Как историк, вы, несомненно, согласитесь с тем, что попытки явного истребления кота еще никогда не оказывались удачными. Не забывайте о том, что причиной нападения на нас была отчаянная необходимость в пище. Вполне возможно, что ресурсы этой планеты не могут больше поддерживать это вымирающее племя. Сородичи кота ничего о нас не знают. Так почему бы не дать им умереть от голода?

Глава 1

«Некзиализм — это наука о соединении устоявшихся способов получения информации в одной из отраслей наук с другими. Она предусматривает ряд технических приемов для ускорения процессов усвоения полученных знаний и самого эффективного их использования».

ПРИГЛАШАЮТСЯ ВСЕ ЖЕЛАЮЩИЕ.

ЛЕКТОР — ЭЛЛИОТ ГРОНСВЕНФ.

МЕСТО ЛЕКЦИИ — НЕКЗИАЛЬНЫЙ ОТДЕЛ.

ВРЕМЯ — 15.00, 9/7/1.

Гросвенф прикрепил объявление к и так уже плотно заполненной доске объявлений. Затем он отступил назад и посмотрел, что у него получилось.

На корабле действовало так называемое «звездное время», основанное на стоминутном часе и двадцатичасовом дне. В неделе содержалось десять дней, в месяце — тридцать дней, в году — триста шестьдесят дней. Дни не имели названий, но были пронумерованы. Данный календарь вступал в действие с момента старта.

Его объявление висело среди извещений еще о восьми лекциях, трех кинофильмах, четырех учебных фильмах, девяти дискуссиях и нескольких спортивных соревнованиях. К тому же оставались индивидуумы, которые предпочитали чтение у себя в помещениях, сборища с друзьями, посещение одного из полдюжины баров и кафе.

Тем не менее, он был уверен, что его объявление непременно прочтут. В противоположность другим, оно не было просто листком бумаги. Это был специальный лист в миллиметр толщиной. Шрифт как бы всплывал на поверхность из глубины. Тонкая цветная пленка из гальванизированного материала служила источником изменения цвета. Буквы изменяли свою окраску в отдельности и группами. Поскольку частота испускаемых волн света была неопределенной и постоянно изменяющейся, цветовые сочетания никогда не повторялись.

Объявление пылало среди прочих, как неоновая надпись. Его наверняка заметят.

Гросвенф направился в обеденный салон… Когда он вошел, стоявший у двери человек сунул ему в руку карточку. Гросвенф с любопытством посмотрел на нее.

«КЕНТ — НА ДОЛЖНОСТЬ ДИРЕКТОРА».

Мистер Кент является главой одного из самых крупных на нашем корабле отделов. Он известен своим сотрудничеством с другими отделами. Кент — не только хороший ученый, но и чуткий человек, понимающий проблемы своих коллег. Не забывайте о том, что на борту нашего корабля помимо 180 военных, находится 804 ученых, возглавляемых администрацией, которая была выбрана весьма неохотно, незначительным большинством. Такое положение должно быть исправлено.

Мы имеем право на демократические выборы.

Предвыборное собрание — 9/7/1. Время — 15.00 «Избирайте директором КЕНТА!»

Гросвенф сунул карточку в карман и шагнул в ярко освещенную комнату. Ему казалось, что напряженным личностям, подобным Кенту, редко удаются длительные эффекты, как следствие усилий, направленных на разделение людей на враждующие группы. Пятьдесят процентов межзвездных экспедиций, отправленных за последние двести лет, все еще не вернулось, и причины этого можно искать лишь на основе изучения того, что про — исходило на борту вернувшихся кораблей. А записи говорили о разногласиях среди членов экипажа, полных горечи спорах, противоречиях по коренным вопросам, образовании враждующих групп. Число последних увеличивалось почти прямо пропорционально времени путешествия.

Выборы в подобных экспедициях были весьма частым событием. Разрешение на них было дано, потому что люди не желали быть связаны беспрекословным подчинением выбранным лицам. Но корабль не являлся страной в миниатюре. Так или иначе, избежать случайностей было невозможно и, памятуя о катастрофе, возникала необходимость лимитировать людские ресурсы.

Хмуро обдумывая возможности, и раздосадованный тем, что время собрания совпадает со временем проведения его лекции, Гросвенф прошел к столовой. Столовая была переполнена. Он нашел своих приятелей уже обедающими. Их было трое, и все младшие ученые из разных отделов. Едва он успел сесть, один из них весело проговорил:

— Итак, какие убийственные черты непредсказуемого женского характера будем сегодня обсуждать?

Гросвенф добродушно рассмеялся, хотя и понимал, что замечание было шутливым лишь отчасти. Разговоры среди молодых людей тяготели к определенной теме: женщинам и сексу. В этой полностью мужской экспедиции проблема секса была решена химически, путем введения специальных наркотиков. Это снимало физическую потребность, но в эмоциональном плане ничуть не удовлетворяло.

Никто не ответил на этот шутливый вопрос. Карл Деннисон, молодой химик, хмуро взглянул на остряка и повернулся к Гросвенфу.

— Как собираешься голосовать, Эл?

— Путем тайного голосования. А теперь давайте вернемся к тому, что говорила о нас утром блондинка Эллисон.

— Ты ведь будешь голосовать за Кента? — не унимался Деннисон.

— Я еще не думал об этом, — усмехнулся Гросвенф.

— До выборов еще пара месяцев. А что, собственно, говорит против Мортона?

— Он человек, выбранный правительством.

— И я тоже, и ты…

— Он всего лишь математик, а не ученый в широком смысле слова.

— Это для меня новость. А я годами жил иллюзией, что математики тоже ученые.

— Так оно и есть. Несмотря на поверхностное сходство, это все же иллюзия.

Деннисон явно старался добиться успеха, демонстрируя собственную позицию. Это был серьезный, плотного сложения человек. Сейчас он подался вперед, как будто уже выложил суть дела.

— Ученым следует держаться вместе. Вы только представьте: нас тут целый корабль, и кто над нами стоит? Человек, имеющий дело с абстракциями. Разве он может решать практические проблемы?

— Смешно, но мне казалось, что он весьма преуспевает в сглаживании наших проблем.

— Мы и сами в состоянии сглаживать свои проблемы! — раздраженно заявил Деннисон.

Гросвенф нажал на кнопку. Заказанная еда заскользила по вертикальному конвейеру, целясь в центр стола.

— Этот опилочный ростбиф прямо из химического отдела? — фыркнул он. — Восхитительных размеров и непередаваемого запаха. Вопрос заключается в том, такое ли количество усилий было затрачено на то, чтобы сделать опилки из деревьев покидаемой планеты такими же питательными, как те опилки, что мы захватили с собой? — он поднял голову. — Ладно, не отвечайте… Я не желаю быть разочарованным в деятельности химического отдела, возглавляемого мистером Кентом, хотя мне и не нравится его облик и поведение. Видите ли, я обратился к нему за помощью, а он велел мне позвонить ему через десять лет. Вероятно, он забыл о выборах. Кроме того, у него хватило наглости назначить собрание на то же время, когда я собрался причитать лекцию о некзиализме. — Эллиот принялся за еду. — Ни одна лекция не важна так, как это собрание. Я собирался обсудить вопросы, касающиеся каждого из нас, и тебя в том числе.

Лицо Деннисона пылало, голос стал резким.

— Послушай, Эл, ты не можешь выступить против человека, которого даже толком не знаешь. Кент из числа тех людей, которые не забывают своих друзей.

— Я бы сказал, что он обладает неким особым чувством излечения тех людей, которых не любит, — проговорил Гросвенф и нетерпеливо пожал плечами. — По моему мнению, Кент несет в себе все черты, пагубные для нашей цивилизации. Согласно теории Кориты о цикличности истории, мы находимся на «зимней» стадии своей культуры. В один из ближайших дней я попрошу его разъяснить мне этот вопрос поподробнее. Я уверен в том, что Кент, как кандидат — демократ, является худшим аспектом подобного периода.

Гросвенф хотел бы добавить, что находится на борту именно для того, чтобы противостоять подобным аспектам, но это, конечно, было невозможным. Именно подобный разнобой и явился причиной бедствий многих экспедиций.

Как результат этого, все корабли, о чем большинству даже было неизвестно, сделались базой социологических экспериментов: дебаты, выборы, раскол команды — эти и многочисленные другие изменения были использованы в надежде на то, что экспансивность людей в пространстве они сделают менее дорогостоящей.

По лицу Деннисона блуждала улыбка.

— Послушайте этого молодого философа, — сказал он и добавил строгим голосом: — Голосуй за Кента, если понимаешь, что для тебя хорошо, а что плохо.

Чтобы дать ему остыть, Гросвенф перешел на шутливый тон:

— Что же он сделает? Отрежет мою долю от опилок? А может, я сам желаю стать директором. Давайте голосовать за тех, кто моложе тридцати пяти. В конце концов, мы превосходим пожилых в пропорции три или четыре к одному. Демократия требует, чтобы мы сотрудничали на основе пропорции.

Деннисон, казалось, пришел в себя.

— Ты совершаешь серьезную ошибку, Эл, и скоро в этом убедишься.

Остальная часть обеда прошла в молчании. За пять минут до 15.00 следующего вечера Гросвенф почувствовал, что его затея с лекцией потерпела неудачу, и это его расстроило. Он понимал, что Кент мог запретить своим последователям пойти на лекцию, которую должен был читать человек, не поддерживающий его. Но если даже под контролем шефа химического отдела находилось большинство, все — таки оставалось еще несколько сот человек, влияния на которых он не имел. Гросвенф не мог не вспомнить, что сказал ему директор института накануне отъезда:

— Работа, которую тебе предстоит вести на борту «Космической Гончей», будет тяжелой. Некзиализм — потрясающе новый подход к познанию и взаимодействию наук. Пожилые будут бороться с ним, повинуясь лишь инстинкту. Молодые, если они уже прошли курс обычным методом, автоматически станут на враждебную позицию ко всему, утверждающему, что их только что при — обретенные знания уже устарели. Тебе самому придется использовать на практике то, чему ты научился теоретически, хотя в твоем случае подобный переход тоже является частью твоего обучения. Прежде всего помни, что человеку, который прав, в критических ситуациях бывает довольно положиться на свой слух.

В 16.00 Гросвенф прошел к доске объявлений и изменил время лекции на 17.00. В 17.00 он изменил его на 18.00, а еще позже на 19.00.

«Скоро они освободятся, — сказал он себе. — По — логические собрания не могут длиться вечно, а остальные лекции — дело двух-трех часов».

За пять минут до 19.00 он услышал в коридоре мягкие шаги двух человек. Наступила тишина, когда они остановились возле открытой двери, ведущей в его отдел, и один из них сказал:

— Все верно, здесь.

Затем они рассмеялись без видимой причины и через минуту вошли. Поколебавшись, Гросвенф приветливо кивнул молодым людям. С первого дня их путешествия он поставил перед собой задачу — научиться узнавать людей по голосам, лицам, именам, и узнать о них как можно больше. Людей было так много, что он еще не закончил работу, но этих двоих он помнил. Оба были из химического отдела.

Он осторожно наблюдал за тем, как они оглядывались и рассматривали выставленные напоказ машины — учителя. Казалось, они были удивлены, хотя и старались не подавать вида. Наконец, оба устроились в креслах, и один из них с несколько подчеркнутой вежливостью спросил:

— Когда начнется лекция, мистер Гросвенф?

Гросвенф взглянул на часы и сообщил:

— Через несколько минут.

За это время пришли еще восемь человек. Это несколько приободрило Гросвенфа после плохого начала, и особенно потому, что одним из пришедших был Дональд Мак — Кен, глава отдела геологии. Его не беспокоил даже тот факт, что четверо из его слушателей были из химического отдела. Он углубился в лекцию об условных рефлексах и рассказал о том, что было сделано в этой области, начиная от Павлова и кончая днями, когда был заложен краеугольный камень некзиалист.

Затем к нему подошел Мак — Кен и проговорил:

— Я заметил, что часть оборудования составляют так называемые «машины сна», которые обучают человека во сне, — он усмехнулся. — Помню, один из моих старых профессоров указывал на то, что подобным образом можно узнать все, что накоплено в разных областях на — уки, лишь за тысячу лет. Вы не упомянули о подобном ограничении.

Гросвенф чувствовал, как серые глаза собеседника наблюдали за ним с добродушным лукавством.

— Это ограничение, — улыбнулся он, — было частично продуктом старого метода использования машин без предварительной подготовки. В наши дни «Некзиальное общество» для того, чтобы преодолеть первоначальное сопротивление, использует гипноз и психотерапию. Например, мне при проверке сказали, что для меня является нормальным включение машины лишь на пять минут за два часа сна.

— У вас очень низкая толерантность, — заметил Мак — Кен. — Моя была три минуты на полчаса.

— И вас она удовлетворила?

— А что бы сделали вы?

Гросвенф улыбнулся.

— Сам я не сделал ничего. Меня обучали различными методами до тех пор, пока я не научился восьмичасовому сну при непрерывно работающей аппаратуре. Процесс поддерживался некоторыми другими приспособлениями.

Последнюю фразу геолог проигнорировал и удивленно воскликнул:

— Полных восемь часов?!

— Полных, — подтвердил Гросвенф.

Его собеседник, казалось, обдумывал услышанное.

— И все же, — сказал он, наконец, — это служит дополнением к первоначальному фактору. Имеется много людей, которые даже при отсутствии специальных условий могут, не просыпаясь, забирать пять минут из каждой четверти часа.

Гросвенф вдумчиво проговорил, внимательно наблюдая за реакцией собеседника:

— Но информацию придется повторить много раз, — по ошеломленному выражению лица Мак — Кена он понял, что его слова угодили в цель. — Конечно, сэр, вы обладаете способностью видеть и слышать что-то единожды, и никогда не забывать. И все же часто то, что оставило достаточно глубокий след, постепенно настолько стирается в воспоминании, что по истечении времени даже невозможно вспомнить, где ты об этом слышал. И этому есть свои причины. «Некзиальное общество» установило, в чем они заключаются.

Мак — Кен ничего не ответил. Он размышлял, поджав губы. Гросвенф бросил через его плечо взгляд на четверку из химического отдела, которые собрались группой у двери в коридор. Они тихо о чем-то шептались. Он отвел от них взгляд и обратился к геологу:

— Было вначале время, когда я считал, что нагрузка для меня слишком велика. Я, как вы понимаете, говорю не о машинах сна. При правильном обращении на их долю приходится только около десяти процентов.

Мак — Кен качнул головой.

— Эти цифры меня просто ошеломили. Полагаю, что вы добивались самых высоких процентов запоминания при просмотре тех небольших фильмов, где кадр держится не больше доли секунды.

— Мы смотрели эти фильмы по три часа в день, но они составили лишь 45 % от общего курса тренировки. Секрет кроется в скорости и в повторении.

— Вся наука за один присест! — изумился Мак — Кен. — Да, это единственное, что можно назвать полным обучением.

— Это лишь один из аспектов. Мы используем при обучении все органы чувств. В процессе усвоения у нас участвуют и пальцы, и уши, и глаза, даже запах и вкус имеют значение.

Мак — Кен снова замолчал, нахмурившись. Гросвенф заметил, что молодые люди вышли, наконец, из помещения. Из коридора донесся приглушенный смех. Казалось, это вывело Мак — Кена из оцепенения. Геолог протянул Гросвенфу руку и сказал:

— Как насчет того, чтобы зайти на днях ко мне в отдел? Вероятно, нам удастся разработать метод совмещения ваших всеобъемлющих знаний с нашей работой на местности. Мы сможем применить его, когда приземлимся на другой планете.

Направляясь по коридору в спальню, Гросвенф тихо насвистывал. Он одержал свою победу, и сознавать это было очень приятно.

Глава 2

Подойдя на следующее утро к двери своего отдела, Гросвенф с удивлением отметил, что она открыта. Яркий луч света бил из нее в тускло освещенный коридор. Он поспешил вперед и застыл в дверях, пораженный.

С первого же взгляда он увидел семерых химиков. Двое из них были вчера на его лекции. В комнате стояло много приборов и целая система трубок для насыщения чанов химикалиями. Гросвенф вспомнил, как вели себя химики на его лекции. Он напряженно вошел в комнату, со страхом думая о том, что могло случиться с его оборудованием. Эту первую комнату он использовал для общих целей. В ней, как правило, находилось несколько аппаратов, но в целом она была предназначена для того, чтобы давать групповой инструктаж.

В оставшихся четырех комнатах находилось особое оборудование. Сквозь открытую дверь, ведущую в его кино — и звуковую студию, Гросвенф обнаружил, что и вторая комната тоже занята. Он был настолько поражен, что не мог сказать и слова. Не обращая внимания на присутствующих, он прошел через комнату и зашел по очереди в каждую из четырех специальных секций. Три из них были заняты оккупантами — химиками. Четвертая секция с ее хитроумной техникой и смежная с ней кладовая были целы и невредимы. Из четвертой секции дверь вела в маленький коридор. Гросвенф мрачно подумал о том, что впредь она будет служить входом в его отдел.

Но он все же продолжал сдерживать гнев, поглощающий все его существо. Он взвесил все возможности, вытекающие из сложившейся ситуации. От него, конечно, ожидали, что он побежит к Мортону с протестом. Каким-то образом Кент будет пытаться обернуть это на выборах своим преимуществом. Пока Гросвенф не понимал, каким именно образом, но Кент, очевидно, считал, что произойдет именно так. Гросвенф медленно вернулся в первую комнату — свою аудиторию. Лишь теперь он заметил, что чаны были машинами для производства пищи. Умно… Дело обернулось таким образом, как будто площадь, которая раньше не служила полезному делу, теперь отобрана, чтобы ему служить. Подобная злобная проницательность была чужда его прямоте.

Причина подобного поступка казалась весьма ясной. Кент невзлюбил его… Высказавшись против выборов Кента — факт, который вполне мог стать известным — он еще более усилил эту неприязнь. По мстительности шефа химического отдела были еще более видны его отрицательные качества. Но если верно взяться за дело, это можно использовать против него. Эффект бумеранга…

Гросвенфу показалось, что он сможет повести себя таким образом, чтобы Кент ничего не выиграл от своего вторжения.

Он подошел к одному из своих динамиков и сказал:

— Я прошу вас привлечь внимание своих товарищей и передать им, что я рад продолжить образование химического отдела и что я надеюсь, что никто не будет возражать против обучения во время работы.

И он сразу отошел, не дожидаясь ответа. Оглянувшись, он обнаружил, что все глаза смотрят ему вслед. Гросвенф подавил улыбку. Входя в заставленную техникой комнату, он чувствовал себя почти спокойным. Теперь, по крайней мере, он находился перед лицом такой ситуации, когда мог применить некоторые из имеющихся в его запасе методов обучения. Поскольку передвижные шкафы и прочее оборудование находились теперь на гораздо меньшей площади, чем ранее, ему пришлось потратить некоторое время на поиски необходимого ему гипнотического газа. Он провел почти полчаса, прилаживая глушитель к выпускному отверстию с тем, чтобы сжатое внутри вещество не издавало при выходе свистящего звука. Гросвенф отнес канистру во вторую комнату. Затем он отпер стенной шкаф с решетчатой дверью, поставил канистру внутрь, пустил газ и быстро запер дверцу.

Слабый запах газа смешался с идущим от чанов запахов химикалий. Тихонько насвистывая, Гросвенф двинулся через комнату и был остановлен младшим начальником, одним из тех, кто присутствовал накануне вечером на его лекции.

— Какого черта вы тут делаете?

Гросвенф холодно улыбнулся нахалу.

— Через минуту вы вряд ли станете обращать на это внимание. Это часть моей образовательной программы для вашего штата.

— А кто вас просил об этой образовательной про — грамме?

— Как, мистер Мэлден, — произнес Гросвенф, симулируя удивление, — что же вы еще могли бы делать в моем отделе? — он рассмеялся. — Я просто пошутил над вами — это дезодорант. Я не хочу, чтобы комнаты пропахли посторонними запахами.

Гросвенф отошел, не дожидаясь ответа, и остановился у стены, наблюдая за реакцией людей на газ. Их было пятнадцать. Он мог ожидать пять благоприятных результатов и пять частично благоприятных. Существовали способы, с помощью которого можно было определить реакцию каждого. После нескольких минут пристального наблюдения он подошел к одному из химиков и тихим, но твердым голосом сказал:

— Через пять минут приходите в ванную и я кое-что вам дам. Не забудьте!

Гросвенф вернулся к двери, соединявшей вторую комнату с кинозалом. Обернувшись, он увидел, что Мэлден подошел к тому человеку и что-то спросил. Химик в явном изумлении покачал головой.

В голосе Мэлдена прозвучала ярость и недоумение:

— То есть как это не говорил? Я сам видел, что говорил.

Химик разозлился.

— Я ничего не слышал!

Если спор и продолжался, то Гросвенф его не видел и не слышал. Краешком глаза он заметил, что один из молодых людей в соседней комнате выказывает признаки готовности на реакцию. Он как бы случайно подошел к нему и проговорил то же самое, что и в первый раз, но с одной разницей — вместо пяти минут он назвал пятнадцать. Из всех мужчин шестеро пришли к такому состоянию, которое Гросвенф считал необходимым для выполнения своего плана. Из оставшихся девяти трое, включая Мэлдена, выказывали прохладную реакцию. Последнюю группу Гросвенф оставил в покое. На данной стадии он нуждался в практической уверенности. Чуть позже он попробует на остальных другие методы. Он терпеливо ждал, когда первый объект его эксперимента придет в ванную. Улыбнувшись ему, он сказал:

— Вы видели когда-нибудь что-то подобное? — Эллиот протянул химику крошечный наушник с кромкой для прикрепления его внутри уха.

Человек взял крошечное приспособление и удивленно покачал головой.

— Что это? — спросил он.

Гросвенф приказал:

— Повернитесь вот так, и я прикреплю его к вашему уху, — поскольку испытуемый повиновался без дальнейших рассуждений, Гросвенф продолжал: — Вы заметили, что внешняя часть имеет окраску тела? Если кто-то обратит на вас внимание, вы можете сказать, что это слуховой усилитель. — Он закончил работу и отошел в сторону. — Через минуту — другую вы даже не будете знать, что он здесь. Вы не будете его ощущать.

Химик, казалось, заинтересовался.

— Сейчас я его едва чувствую. А что это?

— Это радио, — Гросвенф подчеркивал каждое слово.

— Но вы не будете слышать ни одного из произнесенных по нему слов. Они будут направлены непосредственно в ваше сознание. Вы сможете слышать то, что вам будут говорить другие люди. Вы сможете поддерживать разговор. Собственно, вы будете заниматься своими обычными делами, совершенно не думая о том, что с вами происходит нечто необычное. Вы просто об этом забудете.

— Нет, вы только представьте себе! — чему — то удивился химик и вышел, покачивая головой.

Через несколько минут появился второй человек, потом, каждый в свою очередь, явились оставшиеся четверо, каждый под глубоким гипнозом. Гросвенф снабдил их всех аналогичными приборами.

Потихоньку напевая, он достал другой гипнотический газ, поместил его в канистру и спрятал в одном из шкафов. На этот раз Мэлден и четверо остальных оказались под сильным воздействием. Из оставшихся двое выказывали слабую реакцию, еще один — находившийся под слабым воздействием первого газа — казалось, полностью вышел из этого состояния, и еще один — вообще не выказывал никаких признаков нахождения под воз — действием газа.

Гросвенф решил удовлетвориться одиннадцатью из пятнадцати. Сведения, полученные Кентом от вернувшихся в отдел химиков, должны были явиться для него неприятным сюрпризом. Тем не менее, до окончательной победы было еще далеко. Она, вероятно, была недостижима другим путем, кроме как прямой атаки самого Кента.

Гросвенф быстро приготовил магнитофонную запись для экспериментальной передачи по портативным приемникам. Включив ее, он принялся наблюдать за их реакцией. Четверо индивидов казались чем-то обеспокоенными. Гросвенф приблизился к одному из них, который непрерывно тряс головой.

— В чем дело? — осведомился он.

— Я все время слышу голос. Смешно! — человек грустно рассмеялся.

— Громкий? — это был не совсем тот вопрос, которого мог ожидать обеспокоенный человек, но Гросвенф задал его намеренно.

— Нет, далекий, он уходит, а потом…

— Он уйдет совсем, — успокаивающий голос Гросвенфа благотворно действовал на человека. — Вы не знаете, каким чувствительным бывает мозг. Я уверен, что сейчас, после того, как он привлек к себе ваше внимание и заставил меня разговаривать с вами, голос исчезнет совсем.

Человек повертел головой туда-сюда, прислушиваясь. Затем он удивленно взглянул на Гросвенфа.

— Исчез… — он выпрямился и облегченно вздохнул.

— Это заставило меня немного поволноваться.

Из остальной тройки двоих удалось успокоить совершенно легко. Но последний, даже после дополнительного внушения, продолжал слышать голос. В конце концов, Гросвенф отвел его в сторону и незаметно вытащил крошечный приемник. Вероятно, этот человек нуждался в более тщательной подготовке.

С остальными Гросвенф обменялся несколькими короткими фразами. Удовлетворенный, он возвратился в комнату с аппаратурой и установил серию записей таким образом, чтобы они воспроизводились по три минуты из пятнадцати. Снова пройдя во вторую комнату, он осмотрелся. Все было в порядке. Он решил, что вполне может оставить этих людей наедине с их работой. Выйдя в коридор, он направился к лифту. Через несколько минут он направился в математический отдел и спросил Мортона. К удивлению Эллиота, его сразу же пропустили.

Он нашел Мортона удобно сидящим в кресле за огромным столом. Математик указал ему на стул, и Гросвенф сел. Он впервые находился в кабинете Мортона и сейчас с любопытством смотрел по сторонам. Комната была большой, и одну из ее стен занимал большой экран. В данный момент он был направлен на пространство под таким углом, что огромная кружащаяся галактика, на фоне которой Солнце было лишь крошечной пылинкой, была видна вся целиком, как на блюдце. Она была достаточно близко, чтобы можно было разглядеть отдельные из множества звезд, и достаточно далеко, чтобы все они вместе сияли единой россыпью бриллиантов.

В поле зрения находились также несколько созвездий, которые, хотя и находились за границей галактики, кружились вместе с ней в пространстве. Вид их напомнил Гросвенфу, что «Космическая Гончая» проходила сейчас рядом с одним из мелких созвездий.

Когда ритуал обычных приветственных фраз был закончен, он спросил:

— Еще не решили, будем ли мы останавливаться у одного из этих созвездий?

— Решение — против остановки, и я с этим согласен. Мы направляемся в другую галактику и пробудем там достаточно долго, — ленивым движением директор шагнул вперед, взял со стола бумагу и резко спросил: — Я слышал, что вашу территорию оккупировали?

Гросвенф сухо улыбнулся. Он мог себе представить, какое удовлетворение доставила эта весть кое-кому из членов экспедиции. Он достаточно заявил о себе на корабле, чтобы возможности некзиалиста внушили им тревогу. Некоторые лица — и многие из них — еще не были теми, кто поддерживает Кента — будут против вмешательства в это дело директора.

Сознавая это, он все же пришел, чтобы понять, сознает ли Мортон всю сложность текущего момента. Гросвенф коротко описал происшедшее и закончил так:

— Мистер Мортон, я хочу, чтобы вы приказали Кенту прекратить вторжение, — ему вовсе не хотелось обличать свои слова в такую резкую форму, но ему было необходимо понять, осознает ли Мортон опасность.

Директор качнул головой и холодно произнес:

— В конце концов, у вас действительно большое помещение для одного человека. Почем бы вам не поделиться с другим отделом?

Ответ был слишком уклончивым. Гросвенфу ничего не оставалось, как усилить наступление. Он решительно заявил:

— Должен ли я понять это так, что глава любого отдела, находящегося на этом корабле, имеет право захватывать территорию другого отдела без разрешения властей?

Мортон ответил не сразу. По его физиономии пробежала сухая усмешка. Наконец, он сказал:

— Мне кажется, что вы неверно понимаете мое положение на «Гончей». Прежде чем я вынесу решение, касающееся главы отдела, я обязан посоветоваться с главами других отделов. Давайте предположим, что я поставил этот вопрос на повестку дня, и когда было решено, что Кент может занять часть вашего отдела, оказалось, что он уже занят. Таким образом, статус был подтвержден впоследствии. Мне кажется, что на данной стадии вас можно было бы не ограничивать в площади, — мягко закончил он и улыбнулся.

Гросвенф, чья цель была достигнута, тоже улыбнулся.

— Я очень рад заручиться в этом деле вашей поддержкой. Значит, я могу рассчитывать на вас и не позволить Кенту выносить этот вопрос на повестку дня?

Если Мортон и был удивлен изменением его позиции, то не подал вида.

— Повестка дня, — с удовольствием произнес он, — один из вопросов, которые я обязан контролировать. Она составляется в моем офисе. И я при этом присутствую. Главы отделов могут проголосовать за то, чтобы поставить предложение Кента на повестку дня более позднего собрания, но не того, что находится в процессе подготовки.

— Я так понимаю, — проронил Гросвенф, — что мистер Кент уже подал просьбу о том, чтобы занять четыре комнаты моего отдела?

Мортон кивнул. Он положил руку на бумагу, лежавшую на его столе, потом взял хронометр и задумчиво уставился на него.

— Следующее собрание состоится через два дня, а потом они будут происходить каждую неделю, если только я не стану их откладывать. Думаю, — он говорил так, будто размышлял вслух, — что мне без труда удастся отложить одно запланированное собрание на десять дней. — Он отложил хронометр и быстро поднялся. — Это даст вам для защиты двадцать два дня.

Гросвенф медленно поднялся. Он решил не обсуждать временной лимит. В данный момент он казался более чем достаточным. Но все сказанное звучало, если бы так можно было выразиться, несколько экзотически. Задолго до того, как время истечет, он должен был или вернуть себе контроль над своим отделом, или признать поражение.

Вслух он сказал:

— Есть еще один вопрос, о котором мне бы хотелось поговорить. Мне кажется, что следовало бы дать мне право на прямую связь с главами других отделов, когда мы находимся в скафандрах.

Мортон улыбнулся.

— Это произошло по недоразумению. Все будет исправлено.

Они пожали друг другу руки, и Гросвенф вышел. Когда он возвращался в свой отдел, ему казалось, что, хотя и весьма окольными путями, некзиализм обретает под собой почву.

Войдя в первую комнату, Гросвенф с удивлением обнаружил там Сидла, который стоял в сторонке и наблюдал за работой химиков. Увидев его, психолог направился к нему навстречу, покачивая головой.

— Молодой человек, — начал он, — не кажется ли вам, что это немного неэтично?

Гросвенф понял, что Сидл выяснил, что проделал он с этими людьми, и почувствовал неприятный укол совести. Однако, придав голосу самое невинное звучание, он быстро проговорил:

— Вы абсолютно правы, сэр. Я почувствовал то же самое, что почувствовали бы и вы, если бы ваш отдел был занят в обход всех существующих правил.

«Зачем он пришел? — подумал он про себя. — Неужели Кент попросил его о расследовании?» Сидл потер подбородок. Это был плотный человек с живыми искрящимися глазами.

— Я имел в виду не это, — мрачно проронил он. — Но вы, я вижу, испытываете удовлетворение.

Гросвенф изменил тактику.

— Вы возражаете против метода обучения, который я использовал на этих людях?

Сейчас он не чувствовал угрызений совести. Какие бы причины ни привели сюда этих людей, он обязан был этим воспользоваться, чтобы показать кое-кому свое преимущество. Он надеялся посеять в душе психолога сомнения и сделать его нейтральным в своей борьбе против Кента.

— Да, я пришел сюда по просьбе мистера Кента и осмотрел его подчиненных, которые, как он считал, действовали несколько странно. Теперь я обязан дать мистеру Кенту отчет о своем диагнозе.

— Почему? — спросил Гросвенф и заговорил более откровенно. — Мистер Сидл, мой отдел захвачен человеком, невзлюбившим меня за то, что я открыто высказался против его кандидатуры на предстоящих выборах. Поскольку он действовал в обход всех действующих на корабле законов, то я имею право защищать себя так, как умею. Тем не менее я прошу вас оставаться нейтральным в этом чисто личном вопросе.

— Вы не понимаете, — нахмурился Сидл, — что я тут в качестве психолога. Я рассматриваю использование вами гипноза без согласия испытуемых как совершенно безнравственное. Я удивлен, что вы ждете от меня содействия в подобном акте.

Уверяю вас, что мое отношение к этике так же серьезно, как и ваше. Гипнотизируя людей без их согласия, я абсолютно воздержался от того, чтобы воспользоваться своим преимуществом, пристыдить их или ввести в замешательство хотя бы в малейшей степени. И при данных обстоятельствах я не вижу причин, по которым вам следовало бы занять сторону мистера Кента.

— Между вами и Кентом произошла ссора… это верно?

— Совершенно верно, — Гросвенф понимал, что за этим последует.

— И все же вы загипнотизировали не Кента, а группу находящихся в стороне людей.

Гросвенф вспомнил, как вели себя на его лекции четыре техника из химического отдела. Так что, по крайней мере, некоторых из них нельзя было назвать невинными.

— Я не собираюсь вступать с вами в спор по этому поводу, мистер Сидл Могу лишь сказать, что большинство, которое с самого начала не раздумывая подчинялось лидерам, в чье поведение они не потрудились вникнуть, должно за это платить. Но не буду глубоко залезать в этот вопрос, а лучше задам свой.

— Да?

— Вы ходили в техническую?

Сидл молча кивнул.

— Вы видели записи?

— Да.

— Вы обратили внимание, какая именно в них заложена информация?

— Все связано с химией.

— Вот, что я им даю, и все, что намерен им дать. Я рассматриваю свой отдел как отдел обучения. Люди, при — ходящие сюда, получают знания, хотят они этого или не хотят.

— Не понимаю, каким образом это вам поможет избавиться от них. Тем не менее, я буду счастлив сообщить мистеру Кенту о том, что вы делаете. Вряд ли он станет возражать против того, чтобы его люди углубили знания по химии.

Гросвенф промолчал. У него было собственное мнение насчет того, что скажет мистер Кент, и обрадуется ли он, что его служащие будут знать по его предмету столько, сколько он сам. Он мрачно следил за тем, как Сидл покидал его отдел. Он наверняка даст Кенту полный отчет, а это означает, что в действие вступит новый план. Но Гросвенф решил, что для решительных действий время еще не настало. Невозможно было быть уверенным в том, что определенные решительные действия не явятся толчком для тех событий, которые он стремился предотвратить. Несмотря на его отношение к теории цикличности истории, следовало помнить, что цивилизация действительно рождалась, росла и старела. Прежде чем действовать дальше, следовало поговорить с Коритой и узнать, не упомянет ли он о каких-либо скрытых неясностях.

Он нашел ученого в библиотеке, которая располагалась на том же этаже, что и «Некзиальный отдел». Когда Эллиот вошел туда, Корита собирался уходить, так что он сразу же поспешил к нему и без околичностей изложил свою проблему.

Корита ответил не сразу. Они прошли почти весь коридор, прежде чем Корита проговорил:

— Друг мой… Я уверен, что вы понимаете, насколько трудно решить специфическую проблему. Только на базе общих правил, а это практически все, что может предложить теория цикличности.

— И все же, поскольку аналогии могли бы быть полезными для меня, я вас прошу… Из того, что я читал по этому предмету, я понял, что мы находимся в позднем «зимнем» периоде цивилизации. Иными словами, именно сейчас мы совершаем ошибки, ведущие к распаду. У меня есть кое-какие соображения на этот счет, хотя хотелось бы большего.

Корита пожал плечами.

— Я постараюсь быть кратким. Вашей доминирующей чертой «зимнего» периода цивилизации является растущее понимание миллионами индивидуумов того, в чем состоит суть происходящего. Люди становятся нетерпимыми к религиозному или с позиции сверхъестественного объяснению того, что происходит в их телах и умах и в окружающем мире. С ростом знаний даже простые умы начинают видеть вглубь, впервые и полностью отрицают наследственное превосходство меньшинства, отвергают его. И начинается борьба за власть… Именно эта, выросшая до огромных пределов, борьба является общей чертой «зимних» периодов для всех цивилизаций, увековеченных историей. К лучшему или к худшему, но борьба начинается обычно в легальных рамках систем, которые тяготеют к защите осажденного меньшинства. Пришедшие позже на поле деятельности слепо ввергаются в борьбу за власть. Результатом является рукопашная для вышедших из всех рамок умов. Охваченные негодованием и страстным желанием, люди следуют за мудрыми и также сбитыми с толку, как и они сами, вожаками. И повторяется одно и то же, беспорядок ведет по одной и той же дороге к конечному состоянию. Рано или поздно одна из групп завоевывает влияние. Оказавшись у вершины власти, лидеры завоевывают и насаждают «порядок», увлекая при этом миллионы в провал. Господствующая группа быстро начинает тормозить всякого рода деятельность. Права, свобода и прочие институты, необходимые всякому организованному обществу, становятся средствами давления и монополизации. Борьба в такой ситуации становится трудной, а потом и невозможной. И тут мы наблюдаем быстрый переход к кастовой системе Древней Индии и другим, менее известным, но открыто жестоким обществам, таким, как Рим после 300 года н. э. Индивидуумы не могут подняться выше своего уровня. Ну как, помогла вам эта краткая зарисовка?

Гросвенф вдумчиво ответил:

— Как я уже сказал, я хочу решить проблему, заданную мне мистером Кентом, не впав при этом в эгоистические ошибки человека «зимнего» периода, описанные вами. Я хочу знать, могу ли я немедленно защищаться от него, не усугубив при этом враждебных отношений, и так уже имеющихся на борту «Гончей».

Корита сухо улыбнулся.

— Это будет небывалая победа, если она вам удастся. Исторически на базе масс проблема еще никогда не решалась. Что ж, желаю вам удачи, молодой человек!

В эту минуту все и случилось…

Глава 3

Они остановились у стеклянной комнаты на этаже Гросвенфа. Впрочем это было не стекло, как и не комната. Это была ниша во внешней стороне корпуса, а «стекло» — одной из разновидностей сплава прочного металла. За ним находился вакуум и беспредельность пространства.

Гросвенф как раз рассеянно заметил, что корабль оставил за собой маленькое созвездие, которое проходил недавно. Были видны лишь несколько из пяти тысяч солнц системы. Он разжал губы, чтобы сказать: «Я бы хотел еще раз поговорить с вами, мистер Корита, когда у вас будет свободное время».

Но он не успел сказать этого. В стекле напротив него появилось неясное движущееся изображение женщины в шляпе с перьями. Изображение колебалось и мерцало. Гросвенф почувствовал, как сильно напряглись мышцы его глаз. На мгновение его сознание потухло, но затем на него обрушился шквал звуков, перед глазами замерцали световые блики и резкая боль пронзила тело. Гипнотические галлюцинации! Эта мысль была подобна разряду электрического тока. Однако, она его и спасла. Благодаря умению руководить своими физическими способностями он смог мгновенно рассеять механический соблазн световых пятен. Резко повернувшись, он закричал в ближайший коммуникатор:

— Не смотреть на изображения! Это гипноз! На нас напали!

Отвернувшись от коммуникатора, он споткнулся о бесчувственное тело Кориты. Остановившись, он опустился на колени.

— Корита! — настойчиво произнес он. — Вы меня слышите?

— Да.

— Вы начинаете расслабляться, все забываете. Ваше сознание спокойно. Действие образов слабеет. Теперь оно совсем прекратилось. Образы исчезли. Вам ясно? Совсем исчезли…

— Понимаю…

— Они не могут на вас воздействовать. Каждый раз, видя изображение, вы вспоминаете одну из приятных домашних сцен. Вам ясно?

— Да.

— А теперь пробуждайтесь. Буду считать до трех. Раз… два… три… просыпайтесь!

Корита открыл глаза и озадаченно спросил:

— Что со мной случилось?

Гросвенф быстро объяснил ситуацию и приказал:

— А теперь идемте, быстро! Несмотря на встречное внушение, цветовые пятна продолжают попадать в поле моего зрения.

Он потащил ошеломленного археолога по проходу к «Некзиальному отделу». За первым же поворотом они натолкнулись на неподвижное человеческое тело, лежащее на полу.

Гросвенф пнул его ногой, причем не слишком осторожно. Он хотел получить ответную реакцию.

— Вы меня слышите?

Человек шевельнулся.

— Да.

— Тогда слушайте. Световые изображения на вас больше не действуют. А теперь вставайте, вы проснулись.

Человек вскочил и, пошатываясь, кинулся на него. Гросвенф отпрянул, и нападающий пронесся мимо. Гросвенф приказал ему остановиться, но тот, не оглядываясь, продолжал идти вперед. Эллиот схватил Кориту за руку.

— Кажется, я занялся им слишком поздно.

Корита изумленно покачал головой. Его взгляд обратился к стене, и из произнесенных им слов стало ясно, что убеждения Гросвенфа не оказали полного действия, или были уже поколеблены.

— Но что они такое? — спросил он. — Разве вы на них не смотрите?

Не делать этого было чрезвычайно трудно. Гросвенфу приходилось держать глаза закрытыми, чтобы бьющие от изображений лучи не попадали в глаза. Сначала ему казалось, что изображения повсюду. Потом он заметил, что женские силуэты как-то странно раздвоены и занимают прозрачные и полупрозрачные секции. Таких секций было сотни, но все — таки было какое-то ограничение.

Затем они увидели еще несколько людей. Жертвы лежали на неравных расстояниях друг от друга. Дважды они наталкивались на людей, находящихся в сознании. Один из них стоял у стены на их пути, уставившись куда — то невидящим взглядом, и не двинулся с места, когда Гросвенф и Корита торопливо проходили мимо.

Другой испустил вопль и, схватив вибратор, выпалил из него. Луч ударил в стену за спиной Гросвенфа. Тогда он бросился на человека и свалил его на пол. Человек, бывший помощником Кента, злобно уставился на него и прохрипел:

— Чертов шпион! Мы еще доберемся до тебя!

Гросвенф не стал останавливаться, чтобы узнать о причине удивительного поведения человека. Но подходя вслед за Коритой к двери «Некзиального отдела», он весь напрягся. Если тот химик мог так быстро поддаться чувству ненависти против него, то что же стало с теми пятнадцатью, которые расположились у него в комнатах.

К своему облегчению, он увидел их лежащими на полу без сознания. Он торопливо достал две пары темных очков — одну для Кориты, другую для себя, потом включил все освещение, и потоки огня залили стены, потолок и пол. Изображения были мгновенно поглощены ими. Гросвенф проследовал в техническую комнату и принялся давать команды, надеясь, что сумеет освободить тех, кого он лично загипнотизировал. Сквозь стеклянную дверь он наблюдал за двумя из них. По истечении пяти минут они все еще не подавали признаков жизни. Он понял, что мозг загипнотизированных находился в таком состоянии, что любые слова были для них бесполезными. Существовала возможность, что через некоторое время они очнутся и переключатся на него. С помощью Кориты он перетащил их в ванную комнату и запер дверь. Один факт был очевиден: это был механически — визуальный гипноз и такой силы, что сам он спасся лишь благодаря решительным действиям. Но случившееся не ограничивалось видением. Изображения пытались взять над над ними контроль, воздействуя через зрительные органы на их мозг. Он был в курсе всего, что было сделано в этой области, так что он знал, хотя нападающие этого не знали, что чужой контроль над нервной системой человека был почти невозможен. Судя по тому, что произошло с ним, остальные были погружены в глубокий трансовый сон, или же их сознание было помрачено галлюцинациями и они не могли отвечать за свои действия.

Его делом было проникнуть на контрольный пункт и включить энергиционный экран корабля. Не важно, откуда были нападающие — с другого корабля или с другой планеты — такая мера могла бы отрезать путь любым лучам, посылаемым врагами.

С сумасшедшей быстротой Гросвенф начал приводить в действие переносной световой агрегат. Ему нужно было что-то, что могло бы помочь ему в борьбе с изображениями на пути к контрольному пункту. Он заканчивал последнее соединение, когда ощутил безошибочную реакцию организма — легкое головокружение, которое потом исчезло. Это было чувство, которое возникало при существенном изменении курса в результате антиускорения.

Действительно ли был изменен курс? Это он проверит чуть позже.

— Я хочу произвести эксперимент, — обратился он к Корите. — Останьтесь, пожалуйста, здесь.

Гросвенф вытащил собранное им световое устройство в ближайший коридор и поместил его в задний отсек электротележки для перевозки различных грузов. Потом сел в нее сам и направился к лифту. Он подсчитал, что с того времени, когда он впервые увидел изображение, прошло десять минут.

Гросвенф свернул в коридор, в котором находился лифт, на скорости двадцать пять миль в час, что было хорошо для этих сравнительно узких мест. В нише напротив лифта двое боролись друг с другом не на жизнь, а на смерть. Они не обратили внимания на Гросвенфа и продолжали, ругаясь, извиваться и тискать друг друга. Дыхание их было учащенным и тяжелым. Световая установка Гросвенфа не повлияла на их чувство ненависти друг к другу. Какого бы рода галлюцинации они не были подвержены, гипноз захватил их слишком глубоко. Гросвенф направил машину к ближайшему лифту и спустился вниз. Он надеялся на то, что найдет контрольный пункт пустым.

Надежда исчезла, как только он въехал в центральный коридор. Он кишел людьми. Взметались вверх баррикады, и в воздухе явственно чувствовался запах озона. Тут и там сверкали вспышки вибраторов. Гросвенф осторожно выбрался из лифта, пытаясь вникнуть в ситуацию. Она явно была ужасной. Два подхода к контрольной были блокированы перевернутыми транспортными тележками. За ними прятались люди в форме. Гросвенф различил среди защитников капитана Лича, а на дальнем конце баррикады, в одной из нападающих групп, увидел директора Мортона.

Это несколько проясняло картину. Открытием для него это не оказалось. Скрытая враждебность подстегнулась видениями. Ученые дрались с военными, которых всегда подсознательно ненавидели. Военные, в свою очередь, оказались внезапно подстегнутыми в своей насмешке и ярости к презираемым ученым.

Гросвенф понимал, что это не было истинной картиной их чувств. В нормальном состоянии человеческое сознание балансирует между многочисленными противоположными импульсами, так что средний индивидуум может прожить свою жизнь без того, чтобы одно какое-то его чувство одержало верх над другими и стало преобладающим. Теперь это сложное равновесие было нарушено. Результат этого грозил уничтожить всю экспедицию людей и обещал победу врагу, о целях которого пока можно было лишь догадываться.

Как бы там ни было, путь в контрольную был отрезан. Гросвенф в задумчивости вернулся в свой отдел.

У двери его встретил Корита.

— Посмотрите, — произнес он, указывая на экран настенного коммуникатора, настроенного на находящийся в носовой части корабля механизм управления. Расположенный там экран передачи был нацелен на цепочку звезд. Устройство выглядело более сложным, чем оно было на самом деле. Гросвенф посмотрел в окуляры и обнаружил, что корабль описывает плавную дугу — кривую, которая в верхней своей точке могла привести корабль прямо к яркой белой звезде. Вспомогательный механизм управления должен был давать периодические толчки, чтобы удержать корабль на курсе.

— Могли это сделать враги? — осведомился Корита.

Гросвенф показал вперед и покачал головой, скорее озадаченный, чем встревоженный. Он изменил положение окуляров, и нацелил их на вспомогательный механизм. Согласно спектральному классу звезды, ее величине и яркости, она находилась на расстоянии около четырех световых лет. Корабль летел со скоростью примерно световой год за каждые пять часов. Поскольку еще следовало принять во внимание ускорение, рассчитанная кривая должна была еще увеличиться. Приблизительно он подсчитал, что корабль должен был достичь окрестностей солнца приблизительно через одиннадцать часов.

Гросвенф резко выключил коммуникатор. Он был поражен, но недоверия в нем не-было ни капли. Уничтожение могло бы быть целью обманутого человека, который изменил курс корабля. А если так, то на предотвращение катастрофы оставалось только десять часов.

Даже в эту минуту, когда у него не было ясного плана, Гросвенфу казалось, что только нападение врага, использующего гипнотическую технику, могло действительно помочь разъяснить дело. Между тем…

Он стоял, размышляя. Следовало предпринять вторую попытку проникнуть в контрольный пункт. Ему нужно было нечто, что действовало бы непосредственно на клетки мозга. Имелось несколько аппаратов, способных оказать подобное воздействие. Большая их часть применялась лишь для сугубо медицинских целей. Исключение составлял прибор — энцефалорегулятор, который мог быть использован для перенесения импульсов из одного сознания в другое.

Даже с помощью Кориты Гросвенфу понадобилось немало минут на сборку такого агрегата. Его проверка заняла еще некоторое время, а поскольку машина была исключительно хрупкой, то размещая ее на тележке, ему пришлось прибегнуть к помощи рессорных подушек. В общем, приготовления заняли тридцать семь минут. Затем у него произошел резкий и короткий спор с археологом, который хотел его сопровождать. И все же Корита, в конце концов, согласился остаться на страже их опорного пункта операции.

Непрочность груза заставила Гросвенфа уменьшить скорость передвижения на тележке, когда он отправлялся к контрольному пункту. Медлительность, хотя и вынужденная, раздражала его, но в то же время дала ему возможность замечать перемены, происшедшие с момента первой атаки. Неподвижные тела попадались теперь изредка. Гросвенф понял, что большая часть людей из тех, кто оказался погруженным в глубокий сон, теперь самопроизвольно вышли из него. Подобные пробуждения были обычным для гипноза явлением. Теперь они подверглись другой стимуляции на той же основе. К несчастью, хотя это тоже не являлось неожиданностью, приходилось думать, что их действия находились под контролем глубоко скрытых импульсов. Поэтому люди, которые в обычном состоянии лишь испытывали друг к другу умеренную неприязнь, сейчас испытывали убийственную ненависть.

Самым страшным было то, что им самим об этом не было известно, поскольку сознание могло быть изменено без знания об этом со стороны индивидуума. Все было усилено общественными связями или атакой, предпринятой сейчас против находящихся на борту корабля людей. В любом случае каждый человек действовал так, как будто его новое «я» было столь же прочным, сколь и старое.

Гросвенф открыл дверцу лифта, находящуюся на уровне контрольного пункта, и тут же спешно захлопнул ее. Нагревательная установка изрыгала пламя, разливавшееся по коридору. Металлические стены плавились с резким свистящим звуком. На видимом пространстве лежало три трупа. Пока он выжидал, раздался громкий взрыв. Внезапно пламя пропало. В воздухе повис голубой дым. Жара стояла невыносимая. Но в течение нескольких последующих секунд и дым, и жара исчезли. Вентиляционная система работала надежно.

Гросвенф осторожно выбрался из лифта. На первый взгляд коридор казался пустым. Потом он увидел Мортона, полускрытого выступом стены, менее чем в двух десятках шагов от себя. Почти в ту же секунду директор заметил его и поманил к себе рукой. Гросвенф заколебался, но решил все — таки рискнуть. Он отвел тележку от дверцы лифта направил ее к директору, который энергично приветствовал его.

— Именно вас я и хотел видеть, — заявил он. — Мы Должны. отобрать у капитана Лича контроль над кораблем, прежде чем Кент и его группа устроит нападение.

Взгляд Мортона был спокойным и умным. Это был взгляд человека, борющегося за правое дело. Казалось, ему в голову не приходило, что его поведение и слова требовали объяснений. Директор с напором продолжал:

— Нам особенно необходима ваша помощь против Кента. Они использовали химический препарат, о котором я раньше не слышал. Пока мы одержали над ними верх, но они готовят новый удар. Наша главная проблема такова: будет ли у нас время сокрушить капитана Лича, прежде чем Кент соберет свои силы?

Время было и проблемой Эллиота. Как бы невзначай он поднес правую руку к левой кисти и тронул активированное реле, которое постоянно контролировало направление пластинки установки, произнося при этом:

— У меня есть план, сэр. Полагаю, он может быть эффективным в борьбе с противником.

Мортон посмотрел вниз и сказал:

— Вы принесли с собой аджустер, и он действует. Для чего это вам понадобилось?

Первым чувством Гросвенфа было страшное напряжение в поисках ответа. Он надеялся, что Мортон не слишком близко знаком с аджустерами, но теперь эта надежда рухнула, а он должен был все же попытаться использовать инструмент, хотя и лишенный преимущества неожиданности. Он проговорил натянутым против его желания голосом:

— Да, я хочу использовать эту машину.

Поколебавшись, Мортон заметил:

— Мысли, возникшие в моем мозгу и переданные вами, весьма интересны… — он замолчал, и его лицо зажглось интересом: — Так, хорошо… Если вы сможете на этот раз передать известие о том, что мы подверглись нападению чужаков… — Он смолк, и его губы нервно сжались. Интенсивность мысли заставила сузиться его глаза. — Капитан Лич дважды пытался заключить со мной соглашение. Теперь мы сделаем вид, будто согласились, и вы придете к ним с вашей машиной. Вы понимаете, что я не собираюсь заключать соглашение ни с Кентом, ни с капитаном Личем, кроме как в целях достижения победы и сохранения корабля. Надеюсь, что вы это оцените, — с достоинством закончил он.

Гросвенф нашел капитана Лича на контрольном пункте. Командир приветствовал его со сдержанным дружелюбием.

— Борьба против ученых, — честно признался он, — поставила военных в сложное положение. Мы обязаны защищать контрольный пункт и аппаратную, так что наш минимум обязанностей превратился в максимум. — Он серьезно качнул головой. — Конечно, нечего говорить о том, что кому-нибудь из нас удастся одержать победу. На крайний случай мы готовы пожертвовать собой, но не позволить ни одной из групп одержать верх.

Объяснение отвлекло Гросвенфа от собственной цели. Он спросил себя, ответственен ли капитан Лич за намеренное изменение курса корабля и направление его к белому солнцу. По крайней мере, он дал ему частичное объяснение. Казалось, командиром двигала уверенность в том, что победа какой-либо группы, кроме военных, была немыслима. Если брать ее за исходную мысль, то оставался лишь крошечный шаг к заключению о том, что необходимо уничтожить всю экспедицию. Незаметным движением Гросвенф направил передатчик аджустера на капитана Лича.

Мозговые волны, минутные пульсации, трансмиттированные от дендрита к эксону и от эксона к дендриту, всегда сопровождающиеся предварительно установленным путем зависимости от обратной связи, это и был процесс, идущий бесконечно между девяноста миллиардами нейронных клеток головного мозга человека. Каждая клетка была в своем собственном состоянии электроколлоидного баланса, сложного взаимодействия напряжения и импульса. Лишь постепенно за долгие годы были созданы машины, которые смогли с высокой точностью обнаружить значения энергетических потоков внутри мозга.

Ранние энцефалоаджустеры были косвенными потомками известного энцефалографа. Но его функции были Диаметрально противоположными. Он производил искусственные мозговые волны любого требуемого образца. Используя их, опытный оператор мог стимулировать любую часть мозга и, таким образом, эмоции и мечты, и рождать воспоминания из прошлого индивида. Он не являлся сам по себе контролирующим прибором. Он лишь поддерживал собственное «я» испытуемого. Тем не менее, он мог передавать импульсы мозга от одного лица к другому. Поскольку импульсы варьировались согласно мыслям посылающего, реципиент стимулировался в высшей степени легко.

Не подозревающий о присутствии аджустера, капитан Лич не догадывался, что его мысли больше не принадлежат ему.

— Нападение, совершенное на корабль, сделало среду ученых предательской и вероломной, — капитан Лич умолк и задумчиво произнес: — Вот мой план…

План включал в себя плавящие установки, акселератор мускульной напряженности и частичное обследование обеих групп ученых. Капитан Лич даже не упомянул о чужаках. Казалось, ему даже не приходило в голову, что он описывает свои намерения эмиссару тех, кого он считает своими врагами. Закончил он словами:

— Где ваши действия будут важными, мистер Гросвенф, так это в научном отделе. Как некзиалист с согласованными знаниями многих наук вы можете сыграть решающую роль в борьбе против других ученых…

Утомленный и потерявший уверенность в себе, Гросвенф сдался. Хаос был слишком велик, чтобы с ним мог справиться один человек. Куда бы он ни посмотрел, везде были вооруженные люди. В общей сложности, он видел двадцать с чем-то убитых. Тревожное перемирие между капитаном Личем и директором Мортоном в любой момент могло вылиться во взрыв созданного установкой огня. Даже сейчас он мог слышать ропот людей там, где Мортон сдерживал атаку Кента.

Тяжело вздохнув, он повернулся к капитану.

— Мне понадобится некоторое оборудование из моей лаборатории. Переправьте меня на заднем лифте, и через пять минут я вернусь.

Когда через несколько минут Гросвенф вносил свой аппарат через заднюю дверь своего отдела, ему казалось, что относительно его будущих действий сомнений больше нет. То, что по первому размышлению показалось ему притянутым за волосы аргументов, было сейчас тем единственным, что составляло его план. Он должен атаковать чужих через их миражные образы, причем их собственным гипнотическим оружием.

Глава 4

Гросвенф сознавал, что Корита наблюдает за горячечными приготовлениями какой-то новой машины. Археолог подошел и смотрел на массу деталей, которые он присоединял к энцефалоаджустеру, но вопросов не задавал. Казалось он полностью избавился от любопытства. Гросвенф, не переставая, вытирал с лица пот, хотя никакой жары не было. Температура в помещении была нормальной. К тому времени, когда предварительная работа была закончена, он понял причину своего беспокойства. Дело в том, заключил он, что ему слишком мало известно о своих врагах.

То, что он располагал теорией о том, как они могли действовать, было недостаточным. Что-то страшно таинственное было во врагах с такими удивительными и женственными телами и лицами, иногда раздвоенными, а иногда нет. Для действий ему была необходима разумная философская база. Его план требовал такого противовеса, который ему могло дать только знание.

Он повернулся к Корите и спросил:

— На какой стадии развития культуры могли находиться эти существа, согласно данным теории цикличности?

Археолог сел на стул, и поджав губы, попросил:

— Опишите мне ваш план.

Когда Гросвенф сделал это, японец побледнел. Наконец, он раздраженно проговорил:

— Как случилось, что вы смогли спасти меня и не смогли разгипнотизировать других?

— Я отвлек вас сразу. Нервная система человека покоряется повторением. В вашем случае их образы не успели повториться такое количество раз, как для остальных.

— Был ли для нас какой-нибудь способ избежать этого бедствия? — мрачно осведомился Корита.

Гросвенф печально улыбнулся.

— Это можно было сделать с помощью некзиального обучения, поскольку оно включает в себя возможность гипнотического состояния. Есть только одна действенная защита против гипноза и заключается она в тренировке… Мистер Корита, ответьте пожалуйста на мой вопрос. История циклична?

Над бровями археолога появились маленькие капельки пота.

— Друг мой, — вздохнул Корита, — вы никак не сможете разобраться и провести параллель в подобной ситуации. Что нам известно об этих существах?

Гросвенф тоскливо вздохнул. Он понимал необходимость дискуссии, но ведь утекало столь ценное время. Он нерешительно сказал:

— Существа, умеющие использовать гипноз на расстоянии, стимулировать сознание друг друга, стоят на довольно высокой ступени развития, так что вполне естественно ожидать от них телепатических способностей. Люди могут обрести эти способности лишь с помощью энцефалоаджустера, — он подался вперед, ощутив неожиданное волнение. — Корита, какой эффект могла бы произвести на состояние культуры способность читать в умах без помощи прибора?

Археолог выпрямился.

— Ну, конечно же, у нас есть ответ. Способность читать в умах должна уничтожить развитие расы на феллахинской стадии, — его глаза блестели, когда он смотрел на озадаченного Гросвенфа. — Неужели вы не понимаете? Способность читать чужие мысли вызовет у вас чувство уверенности в том, что вы все знаете. На этой основе будет развиваться система абсолютной уверенности во всем. Как можно сомневаться, когда вы знаете?

Подобные существа мгновенно пройдут через ранние периоды культуры и в кратчайшее время достигнут феллахинского периода.

Пока Гросвенф сидел, нахмурившись, Корита быстро описал, как различные земные и галактические цивилизации истощали себя, а потом коснели в состоянии феллаха. Как общество, они не были особенно жестоки, но из — за своей бедности во всех них слишком часто развивалось безразличие к страданиям отдельных личностей.

Когда Корита кончил, Гросвенф предположил:

— Возможно, их возмущение переменами, к которым такие культуры нетерпимы, и явилось причиной нападения на корабль?

Археолог был осторожен:

— Возможно.

Наступило молчание. Гросвенф подумал, что ему придется действовать исходя из того, что общий анализ Кориты верен, а других гипотез у него не было. Имея отправным пунктом такую гипотезу, он мог попытаться получить подтверждение от одного из изображений.

Взгляд на хронометр заставил его встрепенуться. У них оставалось менее семи часов на спасение корабля. Торопясь, он сфокусировал луч света на энцефалоаджустере. Быстрым движением он установил экран против света так, чтобы маленькая стеклянная поверхность была погружена в тень, получая от аджустера лишь прерывистые лучи.

Сразу же появилось изображение. Это было одно из частично раздвоенных изображений и, благодаря энцефалоаджустеру, он мог изучить его совершенно не рис — куя. Первый же внимательный взгляд поверг его в изумление. Изображение лишь смутно напоминало гуманоида. И все же стало понятным, почему раньше оно казалось ему женским. Частично скрытое, раздвоенное лицо было увенчано аккуратным пучком золотистых перьев. Но птичья голова, как это было ясно видно сейчас, имела некоторое сходство с человеческой. На лице, покрытом сеткой того, что походило на вены, перьев не было. Сходство с человеческой внешностью достигалось тем, что отдельные участки лица давали эффект щек и носа. Вторая пара глаз и второй рот были в каждом случае примерно двумя дюймами выше первых. Была также двойная пара плеч с двойной парой рук, коротких и оканчивающихся восхитительно нежными и удивительно длинными кистью и пальцами. Этот всеобъемлющий эффект тоже был женским. Гросвенф поймал себя на мысли о том, что руки и пальцы двух тел были, вероятно, вначале нераздельными. Партеногенез, подумал Гросвенф, воспроизведение без пола. Отпочкование от родителей нового индивида.

Изображение на стене перед ним показывало рудименты крыльев. Кончики крыльев виднелись на «кистях». Существо носило ярко-голубую тунику на удивительно прямом и в высшей степени похожем на человеческое тело. Если и были другие рудименты прошлого оперения, то они были прикрыты одеждой. Ясно было одно, что эта птица не летала и не могла летать сама по себе.

Корита заговорил первым, и тон его голоса был без — надежным.

— Как вы собираетесь дать им знать, что вы желаете быть загипнотизированным? Ради обмена информацией хотя бы.

Гросвенф не стал отвечать. Он поднялся и нарисовал на доске приблизительное изображение образа и себя. Через сорок семь минут, за время, необходимое для того, чтобы нарисовать несколько десятков набросков, изображение птицы исчезло, а на его месте появилось изображение города. Оно было небольшим, и с первого взгляда казалось, будто он смотрит на город с удобной для обозрения высокой точки. Он увидел очень высокие и узкие здания, так близко расположенные к друг другу, что все находившееся внизу должно было большую часть времени теряться во мраке. Гросвенф подумал, что в этом сказываются привычки первобытного времени. Но он тут же переключился на другое. Он оставил без внимания индивидуальность зданий в своем желании охватить взглядом всю картину. Гросвенф хотел выяснить степень развития их машинной культуры, понять их коммуникацию, определить, был ли это город, из которого велась атака на их корабль, или же нет.

Он не увидел ни машин, ни самолетов, ни автомобилей. Не было также ничего, что можно было бы принять за оборудование межзвездной связи, похожее на то, что использовалось человеческими существами — на Земле подобные станции занимали несколько квадратных миль. Тем не менее, казалось вполне вероятным, что способ нападения не имел ничего общего с подобными машинами. Как только он пришел к такому выводу, вид изменился. Теперь он обнаружил себя уже не на холме, а в здании неподалеку от центра города. То, что составляло это прекрасное цветовое изображение, подвинулось вперед, и он посмотрел вниз через гребень. Его сознание было захвачено разворачивающейся перед ним картиной. И все же он успел подумать, что способ показа ему непонятен. Переход одной картины в другую происходил в мгновение ока. Меньше минуты прошло с тех пор, как его иллюстрации на доске окончательно дали понять о его желании получить информацию.

Эта мысль, так же как и другие, была мгновенной вспышкой. Даже пока она проносилась в его мозгу, он жадно смотрел со здания вниз. Расстояние, отделявшее его от соседнего строения, казалось не шире десяти футов. Но теперь он обнаружил нечто, чего не мог заметить с холма. На каждом уровне находилась дорожка в несколько дюймов шириной. По ним осуществлялось пешеходное движение птичьего города. Прямо под Гросвенфом два индивида двигались навстречу друг другу по одной узкой дорожке. Они, казалось, совершенно игнорировали тот факт, что она располагалась в ста или больше футах от поверхности. Они шли свободно и легко. Каждый развернул ту ногу, что находилась ближе к внутренней стороне дорожки и обогнул другого. По другим уровням шагали другие существа. Они проделывали те же хитрые маневры и двигались так же непринужденно. Наблюдая за ними, Гросвенф догадался, что их кости были тонкими и полыми, и что строение их было очень легким.

Картина вновь изменилась, а потом еще раз. Место действия перенеслось с одной улицы на другую. Он увидел, как ему показалось, любую возможную вариацию условий воспроизводства. Некоторые из картин были настолько выдвинуты вперед, что ноги, руки и большая часть тела были свободны. Другие были в том же состоянии, в котором он их уже видел, И в каждое мгновение родитель казался безучастным к росту нового тела.

Гросвенф пытался разглядеть внутренность одного из зданий, когда картина начала исчезать со стены. Через мгновение город исчез совсем, а на его месте появилось двоящееся изображение. Пальцы изображения указывали на энцефалоаджустер. В его желании не приходилось сомневаться. Свою долю сделки они выполнили. Настало время Гросвенфа выполнить свою.

С их стороны было наивностью ожидать, что он это сделает, но беда была в том, что он был обязан это сделать. У него не оставалось иного выхода, как выполнить свое обещание.

Глава 5

«Я спокоен, я расслаблен, — произнес голос Гросвенфа, записанный на магнитофон. — Мои мысли ясны. То, что я вижу, может быть бесполезно для объясняющих центров моего мозга. Но я видел их город таким, каким они его считают. Независимо от того, имеет ли смысл виденное и слышанное мною, я остаюсь спокойным, расслабленным и чувствую себя непринужденно…» Гросвенф нарочито внимательно выслушал запись и повернулся к Корите.

— Все так, — сказал он.

Конечно же, могло наступить время, когда он не был бы в состоянии сознательно выслушать запись. Но она все равно не пропала бы даром, и его слова даже тверже бы запечатлелись в его памяти. Все еще слушая, он в последний раз осмотрел аджустер. Все было так, как он хотел.

Корите он объяснил следующее:

— Я устанавливаю автоматическую отсечку на пять часов, но если вы спустите этот рубильник, — он указал на красную рукоятку, — то сможете освободить меня задолго до этого срока. Но воспользоваться им вы можете только в случае крайней необходимость.

— А что вы считаете случаем крайней необходимости?

— Возможность нападения на нас, — Гросвенф колебался. Ему бы хотелось назвать целый ряд подобных возможностей, но то, что он собирался делать, было не просто научным экспериментом. Это была игра не на жизнь, а на смерть. Готовый действовать, он положил руку на контрольный диск, но остановился.

Наступал решающий момент. В течение нескольких секунд совместный разум бесчисленного количества особей птичьего народа завладеет частью его нервной системы. Несомненно, они попытаются взять его под свой контроль, как взяли под контроль всех остальных людей на корабле, кроме Кориты. Он был склонен считать, что ему придется противостоять группе умов, работающих вместе. Он не видел ни машин, ни даже колесного транспорта — самого примитивного из механических приспособлений. Он считал само собой разумеющимся, что они пользуются камерами типа телевизионных и догадался, что видит город глазами его обитателей. В подобных вещах телепатия была сенсорным процессом, таким же острым, как и само видение. Нематериальная духовная сила миллионов птицеподобных обитателей планеты могла перескочить через барьер скорости света. Они не нуждались в машинах.

Гросвенф не мог надеяться на усиление результата его попытки стать частью их коллективного сознания. Все еще слушая запись, Гросвенф манипулировал дисками настройки, слегка изменяя ритм собственных мыслей. Он вынужден был делать это весьма осторожно. Даже если бы он и захотел, он не смог бы предложить чужим полной настройки. В тех решительных ритмических пульсациях лежит любое изменение психики в сторону здоровья, нездоровья, внутренних регулировочных процессов. Ему приходилось ограничивать своего реципиента волнами, которые можно было бы зарегистрировать как психологический эквивалент здоровья.

Аджустер перенес их на луч света, который в свою очередь направил их прямо на изображение и был затронут световыми волнами, но пока никак этого не выказывал. Гросвенф не ожидал дополнительных доказательств, так что он не был разочарован. Он был убежден в том, что результат станет очевиден лишь через посредство изменений в лучах, которые они на него направляют. А это — он был в этом уверен — ему удастся распознать.

Ему было трудно продолжать концентрироваться на изображении, но он заставил себя это сделать. Энцефалоаджустер начал явственно вмешиваться в его видение. Но он все так же твердо продолжал смотреть на картину.

«Я спокоен, я расслаблен. Мои мысли ясны…» — только что эти слова громко звучали в его ушах. И вот уже они исчезли. Вместо них послышался рокочущий звук, похожий на отдаленный гром.

Шум медленно затихал. Он перешел в ясный шорох, похожий на шуршание крупных морских ракушек. Гросвенф увидел слабый свет. Он был далеким и тусклым, как будто пробивался сквозь слой плотного тумана.

«Я все еще контролирую себя. Я получаю ощущение через их нервные системы. Они получают через мою».

Он мог ждать… Он мог сидеть и ждать, пока его мозг не начнет давать истолкование тем ощущениям, что телепатируются их нервными системами. Он может сидеть здесь и ждать…

«Стоп! Сидеть! — подумал он. — Зачем они то сделали?» Тревога обострила его восприятие. Он услышал далекий голос, произносивший:

— Независимо от того, имеет ли смысл виденное и слышимое мною, я остаюсь спокойным…

Внезапно он ощутил зуд в носу.

«У них нет носов, — подумал он, — по крайней мере, я не видел ни у одного. Следовательно, то зависит или от моего носа, или от какой-то случайности».

Он потянулся, чтобы почесать его, и ощутил в желудке резкую боль. Если бы он смог, он бы согнулся от боли, но он не мог. Он не мог почесать нос. Он не мог наложить руки на живот.

Потом Гросвенф понял, что и источник зуда, и источник боли находятся вне его тела. И они совсем не обязательно должны быть связаны с другими нервными системами. Две высокоразвитые формы жизни посылали сигналы одна другой — он надеялся, что он тоже посылал сигналы — ни один из которых не мог быть объяснен. Его преимущество состояло в том, что он этого ожидал, а чужаки, если они находились в стадии феллаха, и если теория Кориты была верной, не ожидали и не могли ожидать. Понимая, он мог надеяться на приспособление. Они же лишь могли прийти в большое замешательство.

Зуд исчез. Боль в желудке переросла в чувство тяжести, как если бы он переел. Горячая игла вонзилась ему в спину, проникая в каждый позвонок. На полпути вниз она превратилась в лед, а потом этот лед растаял и ледяной поток побежал по спине.

Что-то — рука? кусок металла? щипцы — прихватило бицепсы его руки и едва их не разорвали. Боль отдалась в мозгу пронзительным криком: он почти потерял сознание.

Когда чувство боли исчезло, Гросвенф был страшно измучен. Все это было иллюзией. Нигде ничего не происходило, ни в его теле, ни в телах птицеобразных существ. Его мозг получил ряд импульсов посредством зрения и неверно их понял. При такой близости удовольствие могло стать болью, любой стимул мог воспроизвести любое чувство. Он не должен думать, что ошибки существ могут быть такими странными…

Он тут же забыл обо всем этом, потому что до его губ дотронулось нечто мягкое и студенистое. Голос сказал: «Я люблю…» — Гросвенф отказался от этого значения. Нет, не «люблю». Это был его собственный мозг, как он полагал, пытающийся осмыслить особенность нервной системы, реакция которой была совершенно иной, чем человеческая. Уже сознательно он заменил слово на «меня побуждает», а потом опять позволил чувствам взять верх. В конце концов, он все еще не знал, что же такое это было, то, что он ощутил. Пробуждение не было неприятным, вкусовое ощущение было сладким. В его сознание вошло изображение цветка. Он был красивым, красным, напоминал земной и никак не мог быть связан с мозгом Риим.

«Риим!» — подумал он.

Его мозг лихорадочно заработал. Пришло ли к нему это слово через пространство, через его бездну? По своей иррациональности, название казалось его вымыслом, но все же было подходящим. И все — таки, несмотря ни на что, сомнения не покидали его. Он не был уверен.

Вся заключительная серия ощущений была принята без исключений. И все равно, он с беспокойством ждал следующего появления. Свет оставался тусклым и туманным. Потом все вокруг расплылось, как сквозь толщу воды. Неожиданно он снова ощутил сильнейший зуд. Затем это чувство прошло, оставив его испытывающим жажду, жару и давление массы воздуха.

«Это не так! — самым серьезным образом сказал он себе. — Ничего подобного не происходило».

Ощущения исчезли. Снова остался отчетливый шуршащий звук и неизменный блеск света. Это начинало его беспокоить. Вполне могло быть, что его метод верен, и что со временем он сможет взять под контроль представителя или группу представителей врагов. Но время было именно тем, чего он никак не мог терять. Каждая уходящая секунда делала его на огромное расстояние ближе к физическому уничтожению. Там… здесь… — он на мгновение запнулся — в пространстве, один из самых больших и дорогих кораблей, когда-либо построенных человеком, пожирая мили с почти бессмысленной скоростью.

Он знал, какие части его мозга подвергались стимуляции. Гросвенф мог слышать шум лишь когда чувствительная область бокового участка коры головного мозга получала ощущения. Участок мозга над ухом при стимуляции воспроизводил мечты и старые воспоминания. Некоторым образом каждая часть мозга давно была классифицирована. Точная локализация подвергающихся стимуляции областей претерпевала едва заметные изменения в зависимости от инцидента, но основная структура — среди гуманоидов — всегда была одинаковой.

Нормальный человеческий глаз был прекрасным объективом. Хрусталик передавал изображение на сетчатку. Чтобы судить о картинах города так, как они были переданы народом Риим, он тоже мог пользоваться объективной точностью глаз. Если бы он смог скоординировать свои визуальные центры с их глазами, он мог бы получать заслуживающие доверия картины.

Прошло еще некоторое время. Во внезапном приступе отчаяния Гросвенф подумал: «Может ли быть так, что я просижу пять полных часов, не вступив в полезный контакт?» Впервые за то время, как он полностью углубился в это исследование, он постоянно обращался к здравому смыслу. Когда он попытался поднять руку над контрольным рычагом энцефалоаджустера, ничего, казалось, не произошло. Просто нахлынуло множество неясных ощущений, и среди них отчетливо различимый запах горящей изоляции. В третий раз его глаза увлажнились. А потом резко и ясно возникло изображение. Потухло оно так же внезапно, как и вспыхнуло. Но для Гросвенфа, прошедшего обучение на самых современных психологических приборах, оно осталось в сознании так же ярко, как если бы он смотрел на него довольно долго.

Картина была такой, точно он находился в одном из высоких узких зданий. Освещение было тусклым, как будто являлось лишь отражением света, проникающего в дверь. Окон не было. Вместо полов в помещении были подстилки. Несколько птицеобразных существ сидело на этих подстилках. В стенах виднелись двери, указывающие на существование шкафов и кладовых. Видение и взволновало, и встревожило. Предположим, он установил связь с этим существом, кем бы оно ни было, стимулированным его нервной системой и через посредство своей. Предположим, он достиг того состояния, в котором он мог видеть его глазами, слушать его ушами и чувствовать до некоторой степени то, что чувствовал он. Но все это были лишь чувственные впечатления.

Мог ли он надеяться перекинуть мост через пропасть и вызвать двигательный ответ в мускулах того существа? Могли он заставить его двигаться, поворачивать голову, шевелить руками — в общем, заставить его двигаться так, как собственное тело? Нападение на корабль было произведено группой вместе действующих, вместе думающих существ. Взяв под контроль одного из членов такой группы, мог ли он надеяться взять под контроль всех?

Его моментальное видение вышло, вероятно, из глаз одного индивида. То, что он испытывал до сих пор, не указывало на групповой контакт. Он был подобен человеку, заключенному в темную комнату с отверстием в стене перед ним, покрытом слоем прозрачного материала. Сквозь него и пробивался слабый свет. По случайно проникающим туманным изображениям он должен был судить о внешнем мире. Он мог быть вполне уверен в том, что картины верны. Но они не совмещались со звуками, проникающими через другое отверстие в боковой стене, или ощущениями, приходившими к нему через пол или потолок.

Человеческие существа могли слышать звуки до двадцати килогерц. Некоторые расы начинали слышать лишь после этого предела. Под гипнозом люди могли оказаться в таких условиях, что шумно веселились в то время, как их мучили, и вопили от боли, когда их щекотали. Стимуляторы, означавшие боль для одной разумной расы, вообще ничего не значили для других.

Гросвенф мысленно сбросил с себя напряжение. Сейчас ему не оставалось ничего, как расслабиться и ждать… Он терпеливо ждал.

Теперь он думал о том, что могла быть связь между его собственными мыслями и получаемыми им ощущениями. Эта картина помещения внутри дома — каковы были его мысли перед тем, как она появилась. Связь была настолько очевидной, что его сознание затрепетало от волнения. Было и еще одно обстоятельство. До теперешнего момента он концентрировался на намерении видеть и чувствовать через нервную систему очевидца. И реализация его надежд зависела от установления контакта и контроля над группой, напавшей на корабль.

Внезапно он увидел свою проблему в новом свете. Она потребовала установления контроля над собственным мозгом. Некоторые участки должны были быть эффективно блокированы и поддерживаться на минимальном действующим уровне. Другие — должны были быть приведены в состояние особой чувствительности с тем, чтобы все поступающие сигналы могли достигать их с большей легкостью. Как высоко тренированный субъект, причем аутогипнотический субъект, он мог выполнить обе предполагаемые задачи.

Первое, несомненно, зрение. Затем мускульный контроль индивида, через посредство которого работает над ним группа.

Его размышления прервали разноцветные вспышки. Гросвенф принял их за свидетельство истинности его предположения. И он понял, что идет по верному следу, когда изображение внезапно прояснилось и осталось ясным.

Обстановка была прежней. Те, кто контролировал его, все еще сидели на насестах внутри высокого здания. Лихорадочно надеясь на то, что изображение не исчезнет, Гросвенф принялся концентрироваться на движении мускулов Риим. Сложность состояла в том, что даже приблизительное объяснение того, почему могли происходить те или иные движения, было невозможно. Его хронозрительный образ был неспособен включить в себя в деталях миллионы клеток, ответственных за движение одного пальца. Теперь он подумал о целой конечности, но ничего не произошло. Потрясенный, но полный решимости, Гросвенф попробовал гипноз символами, используя ключевое слово, заключавшее в себе весь смысл процесса. Одна из худых рук медленно поднялась. Еще один ключ, и его контролер осторожно встал. Потом он заставил его повернуть голову. Этот процесс напомнил птицеобразному существу о том, что тот ящик, этот шкаф и этот чулан — «мои». Воспоминание едва задело уровень сознания. Существо знало о своем владении и соглашалось с этим фактом, не придавая ему значения.

Нелегко было Гросвенфу справиться с волнением. Упорно и терпеливо он заставлял существо вставать и опять садиться, поднимать и опускать руки, расхаживать взад-вперед вдоль насеста. Наконец, он заставил его сесть.

Вероятно, он достиг полной настройки, и его мозг полностью контролировал мельчайшее движение, потому что едва он начал сосредоточиваться снова, как все его существо затопило посланием, захватившим, казалось, каждую из клеточек его мыслей и чувств. Более или менее автоматически Гросвенф перевел мучительные мысли в знакомые выражения.

«Клетки зовут, зовут. Клетки боятся. О, клетки знают боль! В мире Риим темнота. Далеко от существа — далеко от Риим… Тень, темнота, хаос… Клетки должны извергнуть его… Но они не могут. Они были правы, пытаясь быть дружелюбными к существу, которое вышло из великой темноты, потому что не знали, что он враг… Ночь сгущается. Все клетки уходят… Но они не могут…»

— Дружелюбными… — беспомощно пробормотал Гросвенф.

Это тоже подходило. Он понимал, как весь ужас происшедшего мог быть объяснен тем или иным путем с одинаковой легкостью. Он с тревогой осознал серьезность ситуации. Если катастрофа, уже происшедшая на борту корабля, являлась неверно понятой попытки установить связь, то какой же кошмар мог стать следствием их враждебности? Его проблема была грандиозной, намного более грандиозной, чем их проблема. Если он прервет с ними связь, то они станут свободными. При существующих обстоятельствах это могло означать нападение. Избавившись от него, они могли предпринять попытку уничтожить «Космическую Гончую».

У него не оставалось выбора. Он должен был выполнить намеченное в надежде на то, что может случиться нечто такое, что можно будет обратить в свою пользу…

Глава 6

Сначала он сконцентрировался на том, что казалось логическим промежуточным звеном, то есть перенесением контроля на другого представителя чужой расы. Выбор, в случае с этими существами, был очевиден.

«Меня любят, — сказал он себе, намеренно вызывая чувство, которое ранее смутило его. — Меня любит мое родительское тело, из которого я вырастаю. Я разделяю мысли моего родителя, но я уже вижу своими глазами и знаю, что я один из группы…» Перемещение произошло так быстро, как только мог ожидать этого Гросвенф. Он шевельнул более короткими дубликатными пальцами. Он изогнул слабые плечи. Потом он вновь вернулся в первоначальное положение по отношению к родительскому Риим. Эксперимент был настолько удовлетворительным, что он почувствовал готовность к большому скачку, который должен был ввести его в связь с нервной системой более отдаленного живого существа. И это также предусматривало стимуляцию соответствующих мозговых центров. Гросвенф почувствовал себя стоящим на вершине заросшего холма. Прямо перед ним вился узкий поток. Оранжевое солнце плыло в темно — пурпурном небе, испещренном облаками, похожими на барашков. Гросвенф заставил новый объект переместиться. Он видел, что маленькое, похожее на курятник здание прячется среди деревьев неподалеку от этого места. Это было единственное находящееся в поле зрения жилище. Он подошел к нему и заглянул внутрь. В полумраке он разглядел несколько насестов, на одном из которых сидели две птицы. Глаза у них были закрыты.

«Вполне возможно, — решил он, — что через них осуществляется групповое нападение на „Космическую Гончую“».

Оттуда, варьируя стимулы, он перенес свой контроль на индивида, находящегося на той части планеты, где стояла ночь. Ответная реакция оказалась на этот раз чересчур быстрой. Он находился в темном городе с призраками зданий и дорожек. Гросвенф быстро вошел в контакт с другими нервными системами. Он не слишком ясно отдавал себе отчет в том, почему связь устанавливалась именно с тем Риим, а не с другим, чья нервная система отвечала тем же условиям. Могло быть так, что на одного индивида стимуляция действовала чуть быстрее, чем на других. Было вполне вероятно, что эти индивиды были потомками или родственными телами его основного контролера. Когда он вошел во взаимосвязь более чем с двумя дюжинами Риим по всей планете, ему показалось, что теперь удалось составить полное впечатление обо всем этом мире.

Это был мир кирпича, камня и дерева, и психической общности, которой, возможно, никому никогда не удастся достичь. Таким образом, эта раса владела всеобъемлющим механизмом проникновения в секреты вещества и энергии. Он почувствовал, что теперь можно с безопасностью предпринять следующий и последний шаг его атаки.

Гросвенф сконцентрировался на изображении, которое должно было принадлежать одному из существ, передававших изображение на «Космическую Гончую». Он ощутил течение небольшого, но наполненного смыслом отрезка времени. А потом…

Он смотрел сквозь одно из изображений, видя через него корабль. Его первым побуждением было узнать, насколько расширились военные действия. Но ему пришлось сдерживать это стремление, поскольку нахождение на борту было лишь частью необходимого предварительного условия. Он хотел воздействовать на группу, состоящую, вероятно, из миллионов индивидов. Он должен был подействовать на них настолько сильно, чтобы они вынуждены были оставить «Космическую Гончую» в покое и не имели бы другого выхода, как держаться от корабля подальше.

У него были доказательства того, что он может получать их мысли, а они могут получать его. Но связь с нервными системами, одной за другой, была бы невозможна, будь это не так.

Итак, он готов… Гросвенф направил свои мысли в темноту:

«Вы живете во Вселенной и внутри себя, вы создаете картину Вселенной такой, какой она вам представляется. Но об этой Вселенной вы не знаете ничего, и ни — чего не можете знать, кроме изображений. Но изображение Вселенной внутри вас не есть Вселенная… Как вы можете влиять на другое сознание? Изменяя его понятия. Как вы можете влиять на чужие действия? Изменяя основные верования существа, его эмоциональную склонность…» Очень осторожно Гросвенф продолжал:

«И картины внутри вас не показывают вам Вселенной, поскольку имеется множество вещей, которые вы не можете узнать прямо, не обладая нужными чувствами. Внутри Вселенной царит порядок. И если порядок картин внутри вас не есть порядок Вселенной, то вы ошибаетесь…» В истории жизни несколько думающих индивидов сделали нечто аналогичное — в пределах структуры их знаний. Если их структурное строение неверно, если предположение неверно, если предположение неверно по отношению к реальности, тогда автоматическая логика индивида может привести его к заключению, несущему смерть.

Предположения следовало изменять. Гросвенф изменял их намеренно, хладнокровно, честно. Его собствен — пая гипотеза, на основе которой он действовал, состояла в том, что Риим не имели защиты. Впервые за историю бесчисленных поколений они получали мысли извне. Он не сомневался в том, что их инертность чрезвычайно велика. Это была феллахская цивилизация, укоренившаяся в своих представлениях, которые не претерпевали никаких изменений. Существовала достаточная историческая очевидность того, что крошечное инородное тело могло оказать решающее влияние на будущее феллахских рас. Гигантская старая Индия пала перед лицом нескольких тысяч англичан. Подобным же образом все феллахские народы древнего мира захватывались с легкостью и не возрождались, пока сердцевина их несгибаемых привычек навсегда не разбивалась вдребезги ясным осознанием того, что в жизни есть нечто гораздо большее, чем учили их негибкие системы.

Риим были особенно уязвимы. Их метод коммуникации, хотя и особенный, и уникальный, давал возможность интенсивного влияния сразу на всех их. Снова и снова повторял Гросвенф свое послание, каждый раз добавляя по одному звену инструкции относительно действий с кораблем. Инструкция была такова:

«Измените изображения, которые вы использовали против находящихся на корабле, потом уберите их совсем. Измените изображения, чтобы те, на кого они направлены, могли расслабиться и заснуть… потом уберите их… Ваша дружеская акция стала причиной большого несчастья. Мы тоже настроены к вам дружественно, но ваш метод выражения дружбы причиняет нам зло».

У него были лишь смутные представления о том, как долго он вливал свои команды в эту огромнейшую нервную систему. Часа два, как показалось ему. Но сколько бы времени ни прошло, оно исчезло, как только выключатель энцефалоаджустера автоматически прервал связь между ним и изображением на стене его отдела.

Знакомое ощущение резко вошло в его сознание. Он взглянул туда, где должно было находиться изображение. Оно исчезло… Гросвенф быстро взглянул на Кориту. Археолог поник на стуле, погруженный в глубокий сон.

Гросвенф резко выпрямился, вспоминая данные им инструкции: расслабление и сон. В результате все люди на корабле должны были спать. Задумавшись, он через несколько секунд разбудил Кориту и вышел в коридор. Идя вдоль него, он повсюду увидел находящихся в бессознательном состоянии людей, однако стены были яркими и чистыми. На пути в контрольный пункт он ни разу не видел изображения.

Войдя в контрольный пункт, он осторожно приблизился к спящему капитану Личу, который валялся на полу у контрольной панели. Со вздохом облегчения он включил рубильник, питающий внешний экран корабля. Через секунду Эллиот Гросвенф находился в кресле пилота, меняя курс «Космической Гончей».

Прежде чем покинуть контрольную, он поставил временной замок на механизм управления и замкнул его на десять часов. Это было предосторожностью на случай, если один из людей очнется с убийственными наклонностями. Затем он торопливо вышел в коридор и принялся оказывать помощь пострадавшим.

Все без исключения его пациенты находились без сознания, так что об их состоянии он мог только догадываться. Там, где затрудненное дыхание указывало на шок, он давал кровяную плазму. Он вводил специальный наркотик против боли, если обнаруживал опасные ранения, и накладывал быстродействующий целебный бальзам на раны и ожоги. Семь раз — теперь уже с по — мощью Кориты — он поднимал мертвых на передвижные носилки и отправлял в госпиталь на воскрешение. Четверо воскресли, но даже после этого осталось тридцать два мертвеца, которых, как заключил после осмотра Гросвенф, не стоило даже пытаться воскрешать.

Они все еще занимались ранеными, когда служащий из отдела геологии, лежащий неподалеку, проснулся, лениво зевнул и закричал от страха. Гросвенф догадался, что проснулась память, и он с тревогой следит за подходящим человеком. Служащий озадаченно перевел свой взгляд с Кориты на Гросвенфа и, наконец, осведомился:

— Вам чем-нибудь помочь?

Вскоре им уже помогали двенадцать человек. Все они напряженно занимались своим делом, и лишь изредка брошенный взгляд или слово указывали на то, что они знали о временном душевном помешательстве, явившемся причиной этой кошмарной картины смерти и разрушения.

Гросвенф не знал о том, что уже подошли капитан и директор Мортон, пока не увидел их беседующими с Коритой. Потом Корита отошел, а оба начальника приблизились к Гросвенфу и пригласили его поговорить на контрольный пункт. Мортон молча похлопал его по спине.

«Интересно, помнит ли он что-нибудь? — подумал Гросвенф. — Спонтанная амнезия — обычное явление при гипнозе. При отсутствии у них воспоминаний убедительно объяснить то, что случилось, будет чрезвычайно сложно».

Он с облегчением вздохнул, когда капитан Лич проговорил:

— Мистер Гросвенф, оглядываясь на это бедствие, мы с мистером Мортоном поражаемся той попытке, которую вы предприняли, чтобы заставить нас осознать, что мы являемся жертвами внешней атаки. Я хочу, чтобы вы сделали сообщение на контрольном пункте о том, что в действительности, имело место.

На подобное сообщение потребовалось больше часа. Когда Гросвенф кончил, один из слушателей поинтересовался:

— Должен ли я понимать это так, что имела место попытка дружеского контакта?

Гросвенф кивнул и буркнул:

— Боюсь, что да.

— И вы хотите сказать, что мы не можем полететь туда и разбомбить их ко всем чертям?! — крикнул человек.

— Это не дало бы нам никакой пользы, — твердо заявил Гросвенф. — Мы могли бы заглянуть к ним и установить более тесный контакт.

— Это заняло бы слишком много времени, — возразил капитан Лич. — Нам надо покрыть огромное рас — стояние. К тому же, похоже на то, что это довольно серая цивилизация.

Гросвенф заколебался, и, прежде чем он заговорил, Мортон быстро сказал:

— Что вы на это скажите, мистер Гросвенф?

— Я думаю, что критерием для вас является отсутствие вспомогательной механической помощи. Но живые организмы могут испытывать удовлетворение от того, что не имеет отношения к машинам: еда и питье, дружеские и любовные связи. Я склонен предположить, что этот птичий народ находит эмоциональную разрядку в общем мышлении и в размножении. Были времена, когда человек имел немногим больше, и все же он называл это цивилизацией. И в те времена тоже были великие люди.

— И все же, — язвительно произнес Ван Гроссен, — вы без колебаний изменили их образ жизни.

Гросвенф сохранял хладнокровие.

— Для птиц или людей неразумно жить чересчур особым миром. Я разрешил проблему их сопротивления новым идеям, то есть сделал то, что мне пока не удалось сделать на этом корабле.

Несколько человек язвительно рассмеялись, и собрание начало разваливаться. После его завершения Гросвенф обнаружил, что Мортон разговаривает с Йеменсом, единственным, кто присутствовал от химического отдела.

Химик нахмурился и несколько раз качнул головой. Наконец, он что-то сказал и пожал Мортону руку, после чего директор подошел к Гросвенфу и тихо сообщил:

— Химический отдел вынесет оборудование из ваших помещений в течение двадцати четырех часов с условием, что об этом инциденте никто больше не упомянет. Мистер Йемене…

Гросвенф перебил Мортона вопросом:

— Что думает об этом мистер Кент?

Мортон немного поколебался и, наконец, произнес:

— Он получил порцию газа, и поэтому ему придется несколько месяцев проваляться в постели.

— Но это больше, чем осталось до выборов.

— Да, больше. И это означает, что я вновь одержу победу на выборах, так как претендентов, кроме Кента, нет.

Гросвенф молчал, обдумывая новость. Приятно было услышать, что Мортон не уйдет со своего поста. Но как насчет недовольных, которые поддерживали Кента? Пока он раздумывал, Мортон продолжил:

— Я хочу просить вас, как о личном одолжении, мистер Гросвенф. Я убедил мистера Йеменса, что было бы неразумным продолжать линию Кента в его нападках на вас. В интересах сохранения мира я бы хотел, чтобы вы хранили молчание. Не предпринимайте попыток закрепить свою победу. Если вас начнут спрашивать, просто скажите, что происшедшее было просто несчастным случаем, но сами таких разговоров не заводите. Вы обещаете мне это?

— Конечно… Но я хотел бы внести предложение.

— Какое?

— Почему вам не приходит в голову один ловкий ход — назвать своим преемником Кента?

Мортон взглянул на Гросвенфа сузившимися глазами, что указывало на его замешательство. Наконец, он сказал:

— Никак не ожидал от вас подобного предложения. Сам я не очень беспокоюсь о замалчивании морального облика Кента. А вообще-то, такой шаг может уменьшить напряженность, — но он все еще не был сам в этом уверен.

— Ваше мнение о Кенте, кажется, совпадает с моим? — предположил Гросвенф.

Мортон мрачно улыбнулся.

— На борту имеется много других людей, которых я предпочел бы видеть в роли директора, но ради сохранения мира я последую вашему совету.

После этого они расстались. Гросвенф ушел с более смешанными чувствами, чем он выказывал, ибо, хотя завершение атаки Кента было неудовлетворительным, у него все же сложилось впечатление, что выдворяя представителей химического отдела из своего помещения, он выиграл стычку, а не битву. И все же это было лучшим исходом стычки, которая могла закончиться очень плохо.

Глава 7

Икстль неподвижно распластался в кромешной тем ноте. Время в вечности тянулось медленно, а пространство было бездонно черным. Сквозь его необъятность холодно смотрели туманные пятнышки света. Каждое — он это знал — было скоплением ярких солнц, уменьшенных бесконечным расстоянием до размеров светящихся крапинок тумана.

Там была жизнь, распространявшаяся на мириады планет, бесконечно вращающихся вокруг своих родительских солнц. Точно так же жизнь зародилась когда-то из первобытного Хаоса старого Глора и текла, пока космический взрыв не уничтожил его собственную могущественную расу и не выбросил его тело в глубины интергалактики.

Он жил, и это была его личная победа. Пережив катаклизмы, его почти неуничтожимое тело поддерживало себя, хотя и постепенно слабея, с помощью световой энергии, проникающей сквозь пространство и время. Его мозг все пульсировал и пульсировал в той же старой цепи мыслей — один шанс на дециллион за то, что он снова окажется в галактической системе, а тогда даже еще меньший шанс за то, что он попадет на планету и найдет ценный гуул.

Биллион биллионов раз его мозг перебирал бесчисленные варианты. Теперь это уже стало частью его самого. Это было похоже на бесконечную картину, крутившуюся перед его мысленным взором.

Вместе с тем отдаленным светом, долетающим в черную пучину, они создавали мир, в котором он существовал. Он почти забыл о том чувствительном поле, которое создавало его тело. Века назад оно было более обширным, но теперь, когда его мощь испарилась, никаких сигналов не поступало к нему дальше, чем за несколько световых лет.

Он почти ни на что не надеялся, и тут его коснулись первые сигналы приближающего корабля. Энергия, плотность, вещество! Смутное чувство восприятия вошло в его вялое сознание. Сама мысль об энергии и веществе стала отступившей куда-то мечтой. Отдаленный краешек его сознания, немного более чуткий, наблюдал за их появлением, за тем, как тени давно забытого выступили из окутавшего его тумана, борясь с погруженным во мрак сознанием измученного эфемерностью существования.

И потом новое, но более сильное и острое послание с отдаленной границы его поля. Его вытянутое тело выгнулось в бессмысленном конвульсивном движении. Четыре руки изогнулись в стороны, четыре ноги слепо задергались, бессмысленно брызжа силой.

Его полные изумления вытаращенные глаза перефокусировались. Почти пропавшая способность видеть возвращалась. Та часть его нервной системы, которая контролировала поле, предпринимала первые и еще несогласованные действия. Огромным усилием он перебросил ее волны с биллионов кубических миль не подававших признаков жизни, направив их на попытку установить область сильнейшего стимулирования. Даже пытаясь найти ее изо всех сил, он переместился на большое расстояние. И тут он впервые подумал об «этом», как о корабле, летящем от одной галактики к другой. Он пережил мгновения дикого страха, что корабль пройдет за границей его чувствительного поля, и контакт с ним будет потерян навсегда, прежде чем он сможет что — ни — будь сделать.

Он позволил полю еще немного расшириться и почувствовать шок толчка, еще раз получив безошибочное подтверждение присутствия незнакомого вещества и энергии. На этот раз он прильнул к ним. То, что было его полем, стало пучком всей энергии, которое только могло собрать его слабеющее тело.

Этот пучок связал его с мощью энергии, излучаемой кораблем. Энергии оказалось больше — во много миллионов раз, чем ему требовалось. Ему пришлось отклонить ее от себя, разрядить ее в пространство и темноту. Но подобно чудовищной пиявке, он протянулся на четыре… семь… десять световых лет и истощил огромную мощь корабля. После бесчисленных лет, когда он кое-как перебивался на скудных источниках световой энергии, он не осмелился даже попытаться справиться с этой колоссальной мощью… То, что он позволил себе получить, дало шок, который вернул его тело к жизни. Осознание им открывшейся возможности наполнило его жестким напряжением. В безумной поспешности он отрегулировал свою атомную структуру и понесся вдоль пучка. На далеком расстоянии от него корабль — хотя его энергия иссякла, он моментально вернул ее мощь — проплыл вдоль него и начал удаляться. Он удалился на целый световой год, потом на два, а потом и на три. В глубоком отчаянии Икстль понял, что корабль куда-то уйдет, несмотря на все его усилия. И тут…

Корабль остановился мгновенно. Одно мгновение он плыл со скоростью многих световых лет в день. А в следующее — он завис в пространстве, мгновенно затормозив. Он все еще находился на огромном расстоянии от Икстля, но больше не удалялся. Икстль мог догадаться о случившемся. Находящиеся на борту корабля могли узнать о его вмешательстве и намеренно остановили корабль, чтобы выяснить, что случилось. Их метод мгновенного сбрасывания ускорения указывал на чрезвычайно развитую науку, хотя Икстль и не мог решить, какой техникой ускорения они пользовались. Существовало несколько возможностей. Сам он намеревался остановиться, превратив свою огромную скорость в электронный механизм внутри своего тела. При этом процессе должно было быть весьма незначительное количество энергии. Электроны в каждом атоме будут слегка замедляться — совсем чуть-чуть — и эта микроскопическая скорость преобразуется в движение на макроскопическом уровне.

Он находился именно на этом уровне, когда внезапно почувствовал близость корабля. А потом произошла целая вереница событий, следовавших одно за другим слишком быстро для того, чтобы их можно было успеть обдумать. На корабле включился непроницаемый для энергии экран. Концентрация такого огромного количества энергии автоматически отключило реле, которое он установил в своем теле. Это остановило и его в долю микросекунды, прежде чем он успел осознать случившееся. Если считать в расстоянии, то это произошло чуть дальше тридцати миль от корабля.

Икстль мог видеть корабль в виде световой точки, блестевшей впереди в темноте. Его экраны все еще работали, что означало при всех возможностях, что те, внутри, не смогли его обнаружить, и что он не может больше надеяться сам достичь корабля. Он решил, что чувствительный прибор, находящийся на борту корабля, Почувствовал его приближение, классифицировал его как летательный снаряд и включил защитный экран. Икстль приблизился, насколько возможно, к почти невидимому барьеру. И оттуда, прочно отделенный от предмета своих вожделений, с жадностью смотрел на корабль.

Он был меньше чем в пятидесяти ярдах, круглое чудовище с металлическим телом, усыпанный, как бриллиантами, бесконечными рядами сверкающих световых точек. Космический корабль плавал в бархатной черноте, блестя, как огромный драгоценный камень, неподвижный, но живой, до краев наполненный жизнью. Он нес в себе ностальгию и живое напоминание о тысяче далеких планет и неукротимую, бьющую через край жизнь, которая достигла звезд и рвалась дальше. Но несмотря на происшедшее, он нес в себе надежду.

До этого мгновения ему приходилось тратить столько физических усилий, что он весьма смутно представлял себе, что могло означать для него достижение цели. Его сознание, пришедшее за века к полному отчаянию, билось, как в исполинских тисках. Ноги и руки сверкали, как языки живого огня, корчась и извиваясь в свете иллюминаторов. Его рот, похожий на глубокую рану на карикатурном подобии человеческой головы, пускал белый иней, который уплывал белыми морозными снежинками. Его надежда была так велика, что мысли о ней продолжали крутиться в его сознании и пеленой застилали его глаза. Несмотря на туман, он видел широкую струю света, бившую из круглой выпуклости на металлической поверхности корабля. Выпуклость превратилась в огромную дверь, которая открылась, отойдя в сторону.

Через некоторое время в поле его зрения появились двуногие существа, что-то около дюжины. На них были надеты почти прозрачные скафандры и они тащили или вели за собой огромные плывущие машины. Машины быстро сгрудились вокруг маленькой площадки на поверхности корабля. Вырвавшееся из них пламя казалось на расстоянии небольшим, но его ослепительный блеск указывал или на огромную температуру или на сильную радиацию. Было очевидно, что ремонтные работы ведутся на авральных скоростях.

С безумной быстротой Икстль обследовал экран, ища слабое место, но не нашел ничего. Слабостей не оказалось. Сила была слишком полной, площадь ее действия — слишком большой. Он ничего не мог ей противопоставить и почувствовал это еще на расстоянии. Теперь он смотрел реальности в лицо. Работа — Икстль видел, что толстая секция внешней обшивки снята и заменена новой — закончилась почти так же быстро, как и началась. Шипящее пламя сварки исчезло в темноте. Машины были спущены в отверстие на поверхности. Двуногие существа спустились вслед за ними. Обширная поверхность корабля стала внезапно такой же пустынной, как и окружающее пространство.

Шок происходящего едва не помутил разум Икстля. Он не мог позволить уйти им сейчас, когда вся Вселенная была почти раскрыта для него — всего лишь в нескольких ярдах. Его руки вытянулись, как будто могли удержать корабль. Разум устремился в черную безбрежную пучину отчаяния, но удержался на ее последней грани в последнее мгновение.

Большая дверь мягко повернулась. Сквозь кольцо света скользнуло одинокое существо и вновь направилось к зоне, где только что происходил ремонт. Существо что-то подобрало и стало возвращаться к открытому шлюзу. Оно все еще находилось на некотором расстоянии от него, когда обнаружило Икстля.

Существо внезапно замерло, будто получив шок. В свете иллюминаторов его лицо было ясно видно за прозрачным скафандром. Глаза существа были выпучены, а рот раскрыт. Потом оно, казалось, пришло в себя, его губы быстро задвигались. Через минуту из шлюза выплыла группа существ, и все они уставились на Икстля. Вероятно последовала дискуссия, поскольку их губы шевелились не одновременно, а сначала у одного индивида, потом — у другого.

Затем через шлюз проплыла широкая клетка с металлическими прутьями. На ней сидели двое, и у Икстля создалось впечатление, что клетка движется своим ходом. Икстль догадался, что его будут забирать в качестве трофея. Заполненный до краев любопытством, он даже не ощутил, как его подняли. Он чувствовал себя, как под действием наркотика, навевающего сон. Испуганный, он пытался бороться с надвигающимся оцепенением. Ему понадобится вся его бдительность, если его расе, обладающей богатством самых разнообразных знаний, суждено возродиться.

Глава 8

Как, черт возьми, что-то может жить в межгалактическом пространстве?

Напряженный до неузнаваемости голос прозвучал в скафандре Гросвенфа. Он находился вместе с другими неподалеку от шлюза. Ему показалось, что этот вопрос заставил небольшую группу людей поближе придвинуться друг к другу. Для него же было недостаточно близости других. Он слишком хорошо понимал ту неосязаемую и непостижимую тьму, что сомкнулась вокруг них, давя на каждого.

Почти впервые с начала путешествия безбрежность черноты поразила Гросвенфа. Он слишком часто смотрел на нее внутри корабля и стал к ней безразличен. Но сейчас он внезапно осознал, что самые далекие для человека звездные границы являются лишь хрупкими, как хрусталь, мостиками по сравнению с этой темнотой, что простирается во всех направлениях на биллионы световых лет.

Испуганное молчание нарушил голос директора Мортона:

— Вызывается Гюнли Лестер… Гюнли Лестер.

После короткой паузы послышался голос:

— Да, директор?

Гросвенф узнал голос главы астрономического отдела.

— Гюнли, есть задача для вашего астро — математического мозга. Но будете ли вы так добры, сообщить коэффициент вероятности появления «Гончей» точно в той же точке пространства, где плавала эта хреновина? Постарайтесь решить проблему за несколько часов.

Его слова еще ярче сфокусировали всю сцену. Для математика Мортона это было типичным — давать другим возможность проявить себя там, где он был мастером…

Астроном рассмеялся и откровенно заявил:

— Мне не придется производить вычисления. Необходима новая система цифр, чтобы можно было выразить эту невероятность арифметически. С точки зрения математики, то, что случилось, просто не могло случиться. Но мы здесь — корабль с человеческими существами, остановившийся для ремонта на полпути между двумя галактиками, первый корабль, посланный за пределы острова нашей Вселенной. Итак, повторяю: мы здесь — крошечная точка, которая пересеклась с другой, заранее подготовленной крошечной точкой. Это невозможно, если только пространство не кишит подобными существами.

Гросвенфу показалось, что это наиболее вероятное объяснение. Причина и следствие происшедшего могли находиться в самой простой связи. Дыра, прожженная в стене аппаратной, потоки энергии, хлынувшие в пространство… Теперь они остановились для ремонта. Он уже открыл было рот, чтобы все это высказать, но тут же заткнулся. Существовал еще один фактор, фактор сил и возможностей, связанных с этим предположением. Какая сила должна была понадобиться для того, чтобы за несколько минут впитать мощность ядерного реактора? Он быстро подсчитал и покачал головой. Число было таким колоссальным, что гипотеза, которую он хотел предложить, казалось, автоматически исключалась. Окажись среди них тысяча тех, котообразных, и они не смогли бы справиться с таким количеством энергии. А это означало, что дело тут было не в существах, а в механизмах.

— На типа с такими внешними данными следовало бы сразу направить передвижной нагреватель, — предложил кто-то.

Гросвенф явственно ощутил ярость в голосе говорившего. Коммуникатор, вероятно, тоже ее отразил, потому что когда директор Мортон заговорил, интонации его голоса указывали на то, что он пытался разрушить холодность остальных.

— Сущий красный дьявол, выпрыгнувший из ночного кошмара, страшный, как смертный грех и, возможно, такой же безобидный, каким был наш прекрасный кот. Скит, что вы думаете?

— Это существо, насколько я могу отсюда судить, имеет руки и ноги, что указывает на чисто планетарную эволюцию. Если он обладает умственным потенциалом, он начнет выказывать реакцию на изменение среды вокруг него с того момента, как очутится внутри клетки. Он может оказаться древним мудрецом, размышляющим в тишине пространства, где никто и ничто не отвлекает. Возможно, это юный самоубийца, приговоренный к изгнанию, одержимый желанием вернуться домой и продолжить жизнь в своей цивилизации…

— Я бы хотел, чтобы вместе с нами вышел Корита, — произнес Пеннос, глава инженерного отдела, в своей спокойной практичной манере. — Его исследования относительно кота на кошачьей планете позволили нам понять, с чем мы имеем дело, и…

— Говорит Корита, мистер Пеннос, — как обычно, голос японского археолога звучал в коммуникаторе ясно и четко. — Подобным манером, как и многие другие, я следил за репортажем о случившемся и должен признать — изображение существа на экране весьма меня впечатлило. Но я опасаюсь, что исследования на основе цикличности истории были бы опасны на данной, лишенной фактов, стадии. В случае с котом мы могли опираться на пустынную, почти лишенную еды планету, на которой он проживал. Не забудьте и об архитектуре разрушенного города. Но сейчас мы имеем дело с существом, живущим в пространстве, в четверти миллиона световых лет от ближайшей планеты — существующим, вероятно, без еды и без средств пространственного сообщения. Предлагаю следующее: держите экран включенным, кроме того момента, когда будет вноситься клетка. Когда существо окажется в клетке, изучайте каждое его действие, каждую реакцию, делайте снимки его внутренних органов, работающих в пустоте. Узнайте о нем все, чтобы мы знали, что берем на борт. Нам необходимо избежать убийства или риска быть убитыми. Следует предпринять самые большие меры предосторожности.

— Это имеет смысл, — вмешался Мортон.

И он принялся отдавать приказания. Из корабля были выгружены разнообразные машины. Они были установлены на гладкой поверхности корабля, кроме массивных флюоритовой камеры. Она была прикреплена к подвешенной клетке.

Гросвенф с тревогой следил, как директор отдавал последние распоряжения людям, руководившим установкой клетки.

— Откройте дверь как можно шире, — говорил Мортон, — и опустите на него клетку. Не позволяйте ему ухватиться за прутья.

Гросвенф подумал: «Теперь или никогда! Если у меня имеются возражения, я должен высказаться сейчас!» Но говорить оказалось нечего. Он мог описать лишь свои смутные опасения. Он повторить объяснение Гюнли Лестера в его логической последовательности и сказать, что случившееся не было случайностью. Он даже мог предположить, что корабль красных, дьявольского вида чудовищ поджидал поодаль, пока их товарища не подберут.

Но факт был непреложным: были приняты все меры предосторожности. Если корабль существовал, то открывая защитный экран лишь для того, чтобы пропустить клетку, они предлагали минимальную цель. Могла быть сожжена внешняя оболочка и убиты люди, находившиеся на ней, но сам корабль находился в безопасности.

Враги должны были понять, что их атака не принесет никакой пользы. Они обнаружат против себя великолепную армию и вооруженное судно, ведомое расой, которая может выдержать самые жестокие и кровавые битвы.

Достигнув в своем размышлении этой точки, Гросвенф решил воздержаться от замечаний. Пока он придержит свои сомнения.

Вновь заговорил Мортон:

— У кого-нибудь имеются замечания?

— Да! — этот голос принадлежал Ван Гроссену. — Я склонен произвести исследования этого существа. Подробные исследования займут от недели до месяца.

— Вы хотите сказать, — проговорил Мортон, — что мы должны сидеть здесь в пространстве, пока наши технические эксперты изучают данное чудовище?

— Конечно, — подтвердил глава физического отдела.

Несколько секунд Мортон молчал, потом заявил:

— Мне придется обсудить этот вопрос с другими, мистер Ван Гроссен. Наша экспедиция — исследовательская. Мы оснащены таким оборудованием, чтобы брать образцы сотнями. Как ученые, все мы прошли суровую школу. Все должно быть исследовано. Но я не уверен, что не будет крупных возражений, если мы будем рассиживаться в пространстве по месяцу из-за каждого образца, который хотим взять с собой. И заключаться они будут в том, что вместо пяти или десяти лет наше путешествие затянется, в таком случае, на пятьсот лет. Я предлагаю это возражение лично от себя. Конечно, каждый образец должен быть изучен с тем, чтобы мы могли поступать с ним соответственно.

— Я считаю, — твердо заявил Ван Гроссен, — что нужно все хорошенько обдумать.

— Есть возражения? — осведомился Мортон. Поскольку все молчали, он спокойно закончил: — Отлично, мальчики, идите его ловить!

Глава 9

Икстль ждал… Его мысли продолжали крутиться в калейдоскопе воспоминаний обо всем, что он когда-то знал и о чем размышлял. Перед ним возникло видение его родной, давно погибшей планеты. Оно принесло с собой гордость и презрение к этим двуногим существам, которые действительно надеялись захватить его в качестве трофея. Он помнил время, когда его раса могла контролировать через пространство всю солнечную систему своей звезды. Это было раньше, когда они обходились без космических путешествий как таковых и наслаждались спокойным существованием, черпая красоту из естественных сил, ожидая продления процесса воспроизведения.

Икстль наблюдал за тем, как клетка безошибочно движется к нему. Она с успехом прошла через открывшееся в экране отверстие, мгновенно за ней закрывшееся. Процесс переноса прошел весьма гладко. Даже если бы он захотел, у него не было особых шансов на то, что он сумеет открыть экран в короткий момент прохождения клетки. Но он не имел желания делать это. Он обязан быть осторожен, с тем, чтобы не сделать даже простенького выражающего враждебность действия, пока не окажется внутри корабля. Сооружение с металлической решеткой медленно поплыло к нему. Двое руководивших его движением были встревожены и держались настороже. Один из них держал какое-то оружие. Икстль решил, что это разновидность атомного оружия. Это на — полнило его почтительностью, хотя он тут же признал ограниченность подобного оружия. Здесь оно еще могло быть использовано, но внутри корабля они не посмеют прибегнуть к такому мощному виду энергии.

Все яснее, все ярче вырисовывалась его цель. На борт! Проникнуть внутрь!

Как будто для того, чтобы еще больше укрепить его решимость, над ним навис зев клетки. Металлическая дверь бесшумно захлопнулась. Икстль потянулся к ближайшей решетке, ухватился за нее и остался в таком положении. Так он лежал, свободный от всяких реакций. Ведь он был в безопасности — действительность ограждения Давала отдых его сознанию. Это касалось как его тела, так и его психики.

Свободные электроны в массе высвобождались их Хаотического переплетения находящейся в его теле атомной системы и в безумной поспешности искали союза с Другими системами. Он был в безопасности после квадриллионов лет отчаяния. В безопасности на материальном теле. Не важно, что еще может случиться: контроль энергетического источника его клетки — двигателя навсегда освободил его от прошлой невозможности управлять своими движениями. Никогда больше он не будет предметом влияния, равно как и слабого противодействия отдаленных галактик. Защищенный оболочкой, он сможет путешествовать в любом желаемом направлении, и все это давала ему одна только клетка.

Как только он зацепился за решетку, его клетка на — чала двигаться к поверхности корабля. Защитный экран, как только они к нему приблизились, разошелся и вновь за ними сомкнулся. Люди наверху казались очень маленькими. То, что они нуждались в скафандрах, указывало на неспособность приспосабливаться к окружающей среде, а это в корне отличало их от него и означало, что физически они находились на низкой стадии процесса эволюции. Тем не менее, было бы неразумным принижать их научные достижения. Они обладали мозгом, способным создать и использовать могучие машины. И теперь они пользовались огромным количеством этих машин, очевидно с целью его изучения. Они могли раскрыть, по крайней мере, несколько из его жизненных процессов. Он не мог допустить, чтобы это исследование было проделано.

Икстль заметил, что некоторые существа имеют не по одному, а по два вида оружия. Инструменты были убраны в кобуру, прикрепленную к каждому скафандру. Одним из видов оружия был атомный пистолет, с угрозой применения которого он уже сталкивался. Другое имело блестящую рукоятку. Он определил, что это вибрационный пистолет. Люди, находящиеся на клетке, тоже были вооружены такими же пистолетами.

Когда клетка была установлена в наспех оборудованной лаборатории, сквозь узкое пространство между прутьями просунули камеру. Это было то, что нужно. Икстль без всякого усилия поднялся к потолку. Его зрение напряглось и стало чувствительным к самой короткой частоте. Источник мощности вибратора сделался ему виден ясно, как яркое пятно, находящееся в пределах досягаемости.

Одной из восьми рук с пальцами, похожими на перекрученную проволоку, он с неописуемой быстротой проник сквозь металл клетки, и вот вибратор из кобуры существа, находящегося на клетке, уже у него. Он не стал менять его атомную структуру, как он изменил структуру своей руки. Было важно, чтобы они не догадались, кто стрелял. Изо всех сил стараясь закрепить свое шаткое положение, он направил оружие на камеру и на людей, стоящих за ней, и нажал спуск.

Одним движением Икстль разрядил вибратор, отдернул руку и, сыграв свою роль, опустился на пол. Его мгновенный страх ушел. Чистая молекулярная энергия срезонировала в камеру и подействовала, до некоторой степени, на большую часть приборов во временной лаборатории. Чувствительная пленка стала бесполезной, изумительный излучатель необходимо было установить снова, все приборы проверять и перепроверять, каждую машину опробовать на всех режимах. Вероятно, даже возникла необходимость замены всего оборудования. Но самым удачным было для него то, что все случившееся должно было рассматриваться как несчастный случай.

Гросвенф услышал ругань в коммуникаторе и с облегчением понял, что другие, как и он, боролись с проникающей в тело и причиняющей острую боль вибрацией, лишь частично задержанной и ослабленной материалом их скафандров. Зрение медленно возвращалось к нему. Теперь он снова мог видеть резной металл, на котором стоял, а за ним короткий пустой гребень корабля и бесконечные мили пространства — темная, бездонная, немыслимая пропасть. В тени поодаль он видел пятно металлической клетки.

— Прошу прощения, директор, — извиняющимся тоном произнес один из стоящих на клетке людей. — Вероятно, у меня из кобуры выпал вибратор и разрядился.

Гросвенф быстро заметил:

— Директор, это объяснение неправдоподобно ввиду практического отсутствия гравитации.

— Может, я ударил по нему, не заметив этого, — продолжил человек, чье оружие явилось причиной беспорядка.

Послышалось бормотание Скита. Биолог пробурчал нечто вроде: «рожистое воспаление… страбизмия… ста — мотогения…» Остальное Гросвенф не расслышал, но догадался, что это собственный набор ругательств биолога. Скит медленно выпрямился и сказал:

— Минутку, я попытаюсь припомнить, что я видел. Я был здесь, на линии огня… да… здесь, когда мое тело начало пульсировать, — помолчав немного, он уверенно добавил: — Я не могу в этом поклясться, но сразу перед тем, как вибрация ввела меня в шок, существо шевельнулось. Мне показалось, что оно вскочило на потолок. Согласен с тем, что было слишком темно для того, чтобы разглядеть что-то другое, нежели пятно, но… — он оставил фразу недоконченной.

— Крибл, осветите клетку и давайте все вместе посмотрим, что там происходит, — попросил Мортон.

Вместе с остальными, Гросвенф смотрел, как луч света осветил Икстля, скрючившегося на полу клетки. И тут, против своей воли, он замер, пораженный. Почти красный металлический блеск цилиндрического тела чудовища, глаза, похожие на пылающие угли, удивительно напоминающие скрюченную проволоку пальцы на руках и ногах, и общая жуткая уродливость алого чудовища, испугали его.

Сидл едва слышно прошептал в коммуникатор:

— Возможно, он очень красивый, но для себя!

Эта попытка сострить прервала паузу ужаса. Один из присутствующих твердо заявил:

— Если жизнь есть развитие, причем развитие только на пользу, то как может существо, живущее в пространстве, иметь настолько развитые руки и ноги? Интересно бы взглянуть на его внутренности, но теперь камера стала бесполезной. Вибрация наверняка испортила линзы. И пленка, конечно, засвечена. Нужно менять?

— Не — е — т! — в голосе Мортона прозвучало сомнение, но продолжал он уже твердо: — Мы потратим много времени. В конце концов, мы можем воссоздать вакуум пространства внутри лабораторий корабля, и путешествовать, пока мы будем это делать с предельным ускорением.

— Должен ли я понять вас так, что мое предложение игнорируется? — это был физик Ван Гроссен. — Вы помните, что я рекомендовал, по крайней мере, недельное изучение этого существа, прежде чем брать его на борт.

Мортон заколебался и спросил:

— Есть еще возражения? — в его голосе послышался интерес.

— Я не знаю, — произнес Гросвенф, — стоит ли нам бросаться от крайности принятия чрезвычайных мер предосторожности к крайности неприятия их вообще.

— Кто еще хочет высказаться? — спокойно осведомился Мортон, и поскольку никто не ответил, прибавил: — Скит?

— Очевидно, — сказал Скит, — рано или поздно придется взять его на борт. Мы не должны забывать о том, что существо, обитающее в пространстве, является самым необычным из всех нами встреченных. Даже кот, который одинаково хорошо чувствовал себя и в хлорной, и в кислородной среде, нуждался в какого-то рода тепле, и отсутствие давления было бы для него смертельно. Если, как мы подозреваем, естественной средой обитания этого существа является не пространство, то мы должны узнать, почему и как он очутился там, где мы его нашли.

Мортон нахмурился.

— Насколько я понимаю, нам придется проголосовать. Мы могли бы закрыть клетку металлом с внешним экраном на нем. Это вас устроит, Ван Гроссен?

— Теперь мы ближе к существу дела, но у нас еще будут споры, прежде чем будет снят защитный экран.

Мортон рассмеялся.

— Поскольку мы вновь заодно, вы с остальными можете обсуждать все доводы «за» и «против» до конца путешествия, — он снова стал серьезным. — У кого есть возражения? Гросвенф!

Гросвенф покачал головой.

— Экран представляется мне эффективной мерой, сэр.

— Прошу высказываться всех, кто против, — все снова промолчали, и директор отдал команду людям на клетке: —Двигайте эту штуку сюда, чтобы мы могли подготовить ее для экранизации.

Когда заработали моторы, Икстль ощутил слабую вибрацию в металле. Он увидел, как двинулись решетки, затем в нем возникло резкое приятное чувство дрожи. Это было следствием физической активности его тела, и все возрастая, она затрудняла работу его мозга. Когда он снова мог размышлять, пол клетки висел над ним, а он лежал на твердой внешней оболочке корабля.

Он с рычанием вскочил на ноги, поняв правду. Он позабыл перестроить атомы своего тела после того, как разрядил вибратор. И теперь он прошел сквозь металлический пол клетки.

— Великий боже! — басистый голос Мортона едва не оглушил Эллиота Гросвенфа.

Алая полоска вытянутого тела Икстля метнулась сквозь темное пространство непроницаемого металла внутренней системы корабля к воздушному шлюзу, и он нырнул в его ослепительную глубину. Затем Икстль заставил тело раствориться в двух внутренних дверях и оказался в конце длинного, слабо освещенного коридора, в безопасности — на мгновение. Было еще одно важное обстоятельство. В надвигающейся борьбе за овладение контролем над кораблем у него было одно важное преимущество, если не считать его индивидуального превосходства. Та сторона еще не знала величия его цели.

Глава 10

Прошло двадцать минут. Гросвенф сидел в одном из кресел аудитории контрольного пункта и наблюдал за тем, как на одном из ярусов, ведущих к главной секции, тихо совещались Мортон и капитан Лич. Помещение было забито людьми. За исключением охраны, оставшейся в опорных пунктах, всем было приказано присутствовать тут и поблизости. Судовая команда и офицеры, главы отделов и их подчиненные, администраторы и различные работники, не принадлежащие к определенным отделам — все собрались здесь или в прилегающих коридорах.

Прозвенел звонок. Шум разговоров постепенно стих. Снова прозвенел звонок и вперед выступил капитан Лич.

— Джентльмены… Возникающие проблемы не дают нам скучать, не так ли? Я начинаю думать, что военные недостаточно верно оценивают ученых. Я думал, что они живут своей жизнью в лабораториях и далеки от опасности. Но мне начинает казаться, что ученые могут найти беду там, где ее и не было… — он немного поколебался, но все же продолжал сухо и насмешливо: — Мы с директором Мортоном сошлись на том, что данная проблема занимает не только военных. Поскольку существо очень велико, то им должны заняться все. Вооружайтесь, разбивайтесь на пары или на группы, чем больше, тем лучше. — Он снова обежал взглядом аудиторию и мрачно заявил: — С вашей стороны было бы глупостью полагать, что сложившаяся ситуация не несет в себе опасности или смерти некоторым из нас. Может быть, вам… Настройте себя на это и согласитесь с такой возможностью. Но если кому выпадет вступить в контакт с опасным чудовищем, защищайтесь до последнего. Старайтесь забрать его на тот свет вместе с собой, не страдайте и не погибайте понапрасну. А теперь, — он повернулся к Мор — гону, — директор проведет обсуждение, касающееся применения против нашего врага самых выдающихся научных знаний, которыми мы располагаем на борту этого корабля. Мистер Мортон, прошу вас!

Мортон медленно вышел вперед. Его большое и сильное тело казалось меньше из-за гигантского щита за его спиной, но все равно выглядел он весьма внушительно. Серые глаза директора вопросительно оглядели ряды лиц, не задержавшись ни на одном. Вероятно, он просто пытался понять общий настрой сообщества. Начал он с того, что похвалил капитана Лича за его позицию, а потом проговорил:

— Я исследовал собственные воспоминания о случившемся и думаю, что могу честно сказать: никого, даже меня, нельзя винить за то, что существо оказалось на борту. Как вы помните, было решено перенести его на борт корабля в окружении силового поля. Подобная предосторожность удовлетворила даже самых придирчивых критиков, но, к несчастью, она не была принята вовремя. Существо проникло на корабль, пользуясь методом, предусмотреть который было невозможно. — Он замолчал и взгляд его умных глаз обежал собравшихся еще раз. — Или у кого-нибудь было нечто более сильное, чем предчувствие? Если так, то поднимите, пожалуйста, руку.

Гросвенф вытянул шею, чтобы лучше видеть, но поднятой руки не заметил. Он вернулся на сиденье и был несколько ошеломлен, обнаружив, что взгляд директора уперся именно в него.

— Мистер Гросвенф, была ли некзиальная наука в состоянии предсказать, что данное существо способно переносить свое тело сквозь стены?

— Нет, не могла, — четко ответил Эллиот.

— Благодарю вас, — кивнул Мортон.

Казалось, он удовлетворился этим ответом, поскольку никого больше ни о чем не спросил. Гросвенф уже догадался, что директор пытался оправдать собственную позицию. То, что он ощутил необходимость подобного шага, было печальным фактом политической жизни на корабле. Гросвенфа особенно заинтересовало то, что директор обращался к некзиализму как к высшей инстанции.

— Сидл, — снова заговорил Мортон, — дайте нам психологическую оценку случившегося.

Глава психологического отдела поднялся и сказал:

— Приступая к вопросу о поимке чудовища, мы должны прежде всего уяснить его суть. У него есть руки и ноги, но он плавает в пространстве и остается живым. Он позволил поймать себя в клетку, зная, что она его не удержит. Потом он выскальзывает через дно клетки, что очень глупо с его стороны, если только он не хотел, чтобы мы знали об этих его способностях. Имеется причина, по которой разумное существо делает ошибку, веская причина, которая может предоставить нам возможность для остроумной догадки, откуда он происходит и, конечно, анализа его пребывания здесь. Скит, проанализируйте его биологическую сущность.

Поднялся мрачный и долговязый Скит.

— Мы уже обсуждали планетарное происхождение его рук и ног. Способность жить в пространстве, если это вообще имеет отношение к эволюции, сама по себе — замечательное явление. Я предполагаю, что мы имеем дело с представителем расы, разрешившей конечные тайны биологического начала, и если бы я знал, как надо хотя бы взяться за поиски существа, которое может убегать от нас коварным путем, даже сквозь стены, мой совет был бы таким: выгоните его и убейте.

— Э — э — э… — промямлил социолог Келли. Это был лысоголовый сорокапятилетний человек с большими умными глазами. — Э — э — э… любое существо, могущее жить в безвоздушном пространстве, должно бы стать богом Вселенной. Такое существо может жить на огромных, беспредельных просторах Вселенной на любой планете, и добираться до любой галактики. Но наверняка нам неизвестно, что его раса населяет территорию нашей галактики. Парадокс, который стоит исследовать.

— Я не совсем понимаю, Келли, что вы имеете в виду, — произнес Мортон.

— Просто… э… раса, которая разрешила конечную проблему биологии, должна быть на века впереди людей, обладая способностью адаптироваться с поражающей нас легкостью в любой окружающей среде. Согласно закону жизненной динамики, оно бы стремилась к дальним пределам Вселенной, точно так же, как это делает человек.

— Да, но тут имеется противоречие, — заявил Мортон, — и оно, кажется, доказывает, что это не суперсущество… Корита, какова ваша точка зрения?

Японец учтиво поклонился, встал и сказал:

— Боюсь, что не смогу оказать сообществу большой помощи. Вам ведь знакома превалирующая теория — жизнь развивается по вертикали — что бы ни имели в виду под понятием «вертикаль». Имеется серия циклов… Каждый цикл начинается с крестьянина, обрабатывающего свой участок земли. Крестьянин идет на рынок, и место рынка медленно преобразуется в город, с уже меньшей внутренней связью с землей. Потом мы имеем города и нации и, наконец, лишенные почвы огромные города и разрушительную борьбу за власть, серию разрушительных войн, переносящих людей в феллаханскую эпоху и снова к примитивизму, в новую эру развития крестьянства.

— Но он уже совершил ошибку! — угрюмо выпалил Ван Гроссен. — Он самым глупым образом провалился сквозь пол клетки. Это не того рода ошибка, которую бы мог сделать крестьянин!

— А если предположить, что он находится на крестьянской стадии развития? — предположил Мортон.

— Тогда, — ответил Корита, — его основные импульсы были бы гораздо проще. На первое место выступило бы желание воспользоваться активным размножением, иметь сына и знать, что его кровь будет продолжать жить в потомках. При наличии огромных умственных способностей, этот импульс мог бы у суперсуществ принять форму фантастического стремления к расовому превосходству. Это все, что я хотел сказать.

Мортон стоял на ярусе контрольного мостика и уверенно смотрел на собрание специалистов. Его взгляд остановился на Гросвенфе, и директор сказал:

— Недавно я пришел к выводу, что некзиализм как наука может нести в себе новый подход к решению проблемы. Поскольку это всеобъемлющий подход, основанный на совокупности знаний, он может помочь нам принять быстрое решение в обстановке, когда быстрота решения особенно важна. Гросвенф, сообщите нам, пожалуйста, вашу точку зрения на существо вопроса.

Гросвенф быстро встал и обратился к присутствующим:

— Я могу дать вам заключение, базирующееся на моих наблюдениях. Я мог бы предоставить вам маленькую собственную теорию относительного того, как мы вошли в контакт с чудовищем — каким образом реактор, подчеркиваю, атомный реактор, оказался лишенным энергии, в результате чего нам пришлось чинить внешнюю стенку аппаратной. Тут было некоторое количество дающих указание временных интервалов, но чем развить эти основные положения, я предпочел бы рассказать вам о том, как нам следовало бы прикончить чудовище…

Неожиданно его прервали. Полдюжины людей проложили себе путь через толпу у дверей. Гросвенф умолк и вопросительно взглянул на Мортона, который, в свою очередь, посмотрел на капитана Лича. Капитан направился навстречу прибывшим, и Гросвенф увидел, что одним из них был Пеннос, глава инженерного отдела.

— Кончено, мистер Пеннос? — осведомился капитан Лич.

— Да, сэр, — кивнул тот и добавил: — Необходимо, чтобы каждый человек был одет в прорезиненный костюм, перчатки и обувь.

Капитан Лич обратился к присутствующим и объяснил:

— Мы пропустили ток через стены, окружающие спальни. Могли возникнуть промедления в поимке чудовища, и мы хотели бы исключить возможность быть убитыми в постелях… Мы… — запнулся он и быстро спросил: — Что это, мистер Пеннос?

Пеннос посмотрел на маленький прибор в своей руке и спросил:

— Здесь все, капитан?

— Да, кроме охраны в моторной части и в аппаратном отсеке.

— Тогда… тогда в заряженных стенах что-то поймано. Быстро! Мы должны его окружить!

Глава 11

Для Икстля, вернувшегося к верхним этажам после об следования нижних, удар оказался неожиданным и опасным. Он только что самодовольно думал о металлических основаниях трюма корабля, где можно спрятать свои гуулы, а в следующей момент он уже был захвачен яростно искрившимся экраном энергии.

Агония помутила его разум. Масса электронов внутри его тела вырвалась на свободу. Они катились от системы к системе, нарушая их единство, с силой сталкиваясь с атомными системами, упорно остающимися устойчивыми. В течении этих бесконечных роковых мгновений, удивительно уравновешенная, податливая его структура почти нарушилась. Его спасло то, что даже эта опасность, в конечном счете, была предусмотрена выдающимся гением его расы. Производя искусственную эволюцию в его теле и в своих собственных, они не забыли о возможности внезапного проникновения жесткой радиации. С быстротой молнии его тело вывернулось — перевернулось, и каждая вновь возникающая комбинация проделывала непостижимую работу в мельчайшие доли секунды. А потом он резко оттолкнулся от стены и оказался вне опасности.

Затем Икстль сконцентрировал разум на мгновенных возможностях. Защитная силовая стена должна иметь связанную с ней систему тревоги. Это означало, что люди оцепили все ближайшие коридоры и предпримут попытку загнать его в угол. Глаза Икстля вспыхнули, как чаши с огнем, когда он осознал эту возможность. Они должны будут рассыпаться в разные стороны, и тогда он сможет схватить одного из них и исследовать на предмет нужд гуула. Потом можно будет использовать его для создания первого гуула.

Нельзя было терять время. Он нырнул в ближайшую незаряженную стену в обличье большого яркого неуклюжего существа. Не останавливаясь, он пронесся по комнатам, строго придерживаясь направления параллельного оси главного коридора. По пути его чувствительные глаза следили за неясными очертаниями человеческих фигур. В этом коридоре их было — один… три… пять. Пятый находился на некотором расстоянии за другими. Это было сравнительно маленькое преимущество, но Икстль и не нуждался в другом.

Как бесплотный дух, он скользил через стену и выскочил прямо перед последним человеком, послав вперед сильный заряд. Теперь он был уставшим, но ужасным чудовищем с горящими глазами и оскаленной пастью. Икстль протянул вперед четыре руки и с огромной силой сжал человека. Тот рванулся в последнем усилии и упал, потрясенный. Он лежал на спине, и Икстль видел, как открывался и закрывался его рот в серии неровных движений. Всякий раз, когда рот открывался, Икстль ощущал резкое пощипывание в ногах; Определить природу этого пощипывания было нетрудно. Это был зов клеток о помощи. Икстль с ревом рванулся вперед и ударил одной рукой по рту человека. Тот мгновенно обмяк, но все еще был жив и в сознании, и Икстль запустил в него две руки.

Эта акция, казалось, доконала человека, и он перестал сопротивляться. Широко раскрытыми глазами смотрел он, как длинные тонкие руки чудовища исчезли под его рубашкой и скрылись в груди. Затем он в ужасе уставился на склонившееся над ним кроваво-красное чудовище. Плоть внутри тела человека оказалась весьма солидной. Икстлю необходимо было найти открытое пространство, или пространство с сильным давлением, но таким, чтобы оно не убило его жертву. Ибо для его целей была нужна живая плоть.

Скорее, скорее! Его ноги отметили вибрацию приближающихся шагов. Они доносились лишь из одного коридора и быстро приближались. Он мгновенно перевел свои ищущие пальцы в полутвердое состояние, и в это мгновение нащупал сердце. Человек конвульсивно Дернулся, застыл и умер. Мгновение позже ищущие пальцы Икстля нащупали желудок и кишечник. Он откинулся назад, яростно кляня себя. Здесь было то, в чем он нуждался, а он так бессмысленно его утратил. Икстль медленно выпрямился. Его злоба и раздражение улетучились, ведь он не представлял себе, что эти умные существа так легко умирают. Это в корне меняло дело и все упрощало. Они были в его власти, а не он в их. И в обращении с ними ему нужно было принимать лишь поверхностные меры предосторожности.

Из-за ближайшего угла выбежали двое людей с вибраторами и… замерли при виде призрака, который скалился на них с тела их товарища. Едва они оправились от изумления, как Икстль вошел в ближайшую стену. Одно мгновение он был алым пятном на фоне яркого света в коридоре, и вот он уже исчез, как будто его никогда и не было. Икстль ощутил вибрацию от оружия, когда бесполезный поток энергии ударил вслед за ним в стену. Теперь его план стал ему ясен. Он захватит пол — дюжины людей и сделает из них гуулов. Потом он сможет убить остальных, поскольку они не будут ему нужны. Сделав это, он сможет полететь к галактике, к которой, очевидно, направлялся корабль, и взять под контроль первую обитаемую планету. После установления власти над всеми достижимыми местами Вселенной можно будет и успокоиться. Все это будет вопросом времени.

Вместе с некоторыми другими людьми Гросвенф стоял у стенного коммуникатора и наблюдал за изображением собравшихся вокруг погибшего техника. Он хотел бы находиться у места происшествия, но на то, чтобы туда добраться, ему потребовалось бы несколько минут. И на это время он оказался бы оторванным от происходящего. Гросвенф предпочитал наблюдал отсюда, чтобы ничего не упустить.

Мортон стоял возле ближайшего экрана, менее чем в трех футах от того места, где доктор Эгарт склонился над телом мертвого техника. Вид у него был жалким, напряженным, по лицу ходили желваки. Когда он заговорил, его голос был чуть громче шепота. И все же его слова врезались в молчание, как удар хлыста.

— Итак, Эгарт?

Доктор, стоявший на коленях возле тела, выпрямился и повернулся к Мортону. Это движение заставило его оказаться лицом к экрану. Гросвенф увидел его хмурое лицо.

— Разрыв сердца, — буркнул он.

— Разрыв сердца?

— Да, да! — доктор поднял руки, как будто защищаясь. — Я знаю, что его зубы выглядят так, будто их вбили ему в мозг. Я много раз осматривал его и знаю, что сердце у него было превосходное. Тем не менее, я констатирую разрыв сердца.

— Я могу в это поверить, — мрачно произнес один из людей. — Когда я выбежал из-за угла и увидел эту тварь, у меня у самого чуть не случился разрыв сердца.

— Мы зря теряем время, — Гросвенф узнал голос Ван Гроссена раньше, чем увидел его стоящим между двумя людьми по другую сторону от Мортона. Физик продолжал: — Мы можем справиться с этим чудовищем, но не болтовней о нем и растерянностью каждый раз, как он шевельнется. Если я окажусь следующим в списке его жертв, то я хочу знать, что лучшее, черт побери, соцветие ученых придумает, раскинув мозгами, чтобы отомстить за мою смерть, вместо того, чтобы рыдать над моим охладевшим трупом.

— Вы правы, — вступил в дискуссию Скит. — Беда в том, что мы чувствуем себя стоящими ниже, чем он. Вурдалак пробыл на корабле меньше часа, но я уже ясно вижу, что некоторым из нас предстоит его жертвами. Давайте готовиться все вместе к кровавой битве.

— Мистер Пеннос, — проговорил Мортон, — тут есть одна проблема. Мы располагаем двумя квадратными милями пола на наших тридцати уровнях. Сколько времени займет энергизация каждого дюйма?

Гросвенф не мог видеть шефа инженерного отдела, потому что тот не находился в поле зрения системы изогнутых линз. Но о выражении его лица можно было судить по голосу. Когда он заговорил, в его голосе слышался живой ужас.

— Я мог бы прочесать весь корабль и разрушить его в течение часа, но не буду вдаваться в детали. Неконтролируемая энергия убьет все живое на нашем корабле.

Мортон стоял частично повернувшись к коммуникатору, передающему голоса и изображения людей, стоящих у тела убитого Икстлем человека. Немного подумав, он задал Пенносу новый вопрос:

— Но вы могли бы насытить энергией эти стены, не так ли, мистер Пеннос?

— Нет, — продолжал упорствовать инженер. — Стены этого не выдержат, они просто расплавятся.

— Стены этого не выдержат! — подхватил один из людей. — Сэр, вы понимаете, кем является этот субъект?

Гросвенф увидел, как напряглись физиономии людей, чьи изображения передавались. Угрожающее молчание нарушил Корита:

— Директор, я наблюдаю за вами по коммуникатору из контрольного пункта. К замечанию о том, что мы имеем дело со сверхсуществом, я хочу сказать вот что. Не будем забывать о том, что он грубо попался в силовой экран. Я намеренно использовал слово «грубо». Его действия еще раз доказывают, что он совершает ошибки.

— Это возвращает меня к тому, — сказал Мортон, — что говорили вы раньше о психологических характеристиках, которые должны ожидаться на различных циклических стадиях. Давайте предположим, что он крестьянин своего цикла.

Ответ Кориты был решителен для человека, который обычно осторожничал:

— Невозможно представить себе всю силу его устройства. Он будет думать при всех обстоятельствах, что для захвата корабля ему необходимо уничтожить всех находящихся на нем людей. Инстинктивно, он будет тяготеть к тому, чтобы сбросить со счета тот факт, что мы являемся частью огромной галактической цивилизации. Сознание истинного крестьянина очень индивидуально, почти анархично. Его желание воспроизводиться является формой эгоизма, им движет стремление к собствен — ной плоти и крови. То существо — если оно является крестьянином на стадии его развития — очень возможно, захочет иметь некоторое количество существ, являющихся ему подобными, чтобы они могли помочь ему в его борьбе. Ему нравится общество, но он не хочет вмешательства. Любое организованное общество станет доминировать над крестьянским обществом, потому что его члены никогда не сформируют ничего иного, чем свободный союз против посторонних.

— Свободного союза этих пожирателей огня вполне достаточно! — с горечью бросил один из техников. — Я., а… а… а — а — а!

Его слова перешли в вопль, нижняя челюсть отвалилась. Глаза, едва видимые Гросвенфу, вытаращились Все люди, которых было видно на экране, отступили на несколько шагов.

В центре изображения возник Икстль.

Глава 12

Он стоял, и жуткий алый огонь светился в его ярких тревожных глазах, хотя он больше не тревожился Он мерил взглядом эти человеческие существа и с презрением думал о том, что может нырнуть в ближайшую стену, прежде чем хотя бы один из них направит на него вибратор.

Икстль пришел за первым гуулом. Для того, чтобы выхватить гуула из центра группы, ему нужно было деморализовать всех на борту. Гросвенфу, наблюдавшему эту сцену, показалось, что его обволакивает туман нереальности. Лишь несколько человек осталось в поле зрения. Ван Гроссен и два техника находились к Икстлю ближе остальных. Мортон находился далеко за Ван Гроссеном, а часть головы и туловища Скита виднелись возле одного из техников. Как группа, они выглядели ничтожными противниками высокого, толстого цилиндрического чудовища, возвышающегося над ними.

Зловещее молчание нарушил Мортон. Он намеренно подчеркнуто убрал руку со светящейся рукоятки вибратора и твердым голосом заявил.

— Не пытайтесь в него стрелять. Он может двигаться с быстротой молнии. И его бы не было здесь, если бы он не считал, что для нас недостижим Кроме того мы не можем рисковать. Возможно, это наш единственный шанс, — он смолк, но затем продолжил уже более уверенным тоном: — Все, кто видит и слушает нас, окружите этот коридор. Несите самые тяжелые огнеметы, даже полуогнеметы и поджигайте стены. Отрежьте путь к этому месту и возьмите его в фокус! Действуйте!

— Отличная мысль, директор! — на экране возникло лицо капитана Лича, закрыв на мгновение изображение Икстля и остальных. — Если вы сможете продержать это исчадие ада три минуты, то мы к этому времени будем там. — Его физиономия исчезла так же быстро, как и появилась.

Гросвенф оставил свой наблюдательный пункт. Он был совершенно уверен в том, что находится слишком далеко от места действия, чтобы сделать ценные наблюдения, которые некзиалист мог бы положить в основу действия. Он не являлся членом ни одной из важных команд, так что его целью было присоединиться к Мортону и остальным людям на опасной территории.

Он бегом миновал другие коммуникаторы и обнаружил, что Корита дает с расстояния совет:

— Мортон, воспользуйтесь этим шансом, но на успех не рассчитывайте. Заметьте, что он вновь появился прежде, чем мы смогли подготовиться к действиям против него. Неважно, намеренно или случайно, но он поставил нас в трудное положение. И в результате, какова бы ни была его мотивировка, мы вынуждены решать все в спешке, на ходу. Поэтому мы не можем мыслить ясно и четко.

Гросвенф был уже в лифте, опускаясь вниз. Распахнув дверцу, он выбежал наружу.

— …я убежден, — доносился из коммуникатора в следующем коридоре голос Кориты, — что огромные ресурсы этого корабля способны победить любое чудовище. Я, конечно, имею в виду простое чудовище, которое только может существовать…

Если Корита и сказал что-то еще, то Гросвенф этого уже не слышал. Он обогнул угол коридора. Там, впереди, находились люди, а за ними Икстль. Гросвенф увидел, что Ван Гроссен шагнул вперед и протянул Икстлю листок. Существо заколебалось, и взяло листок. Оно бросило на него взгляд и отступило с рычанием, перекосившим его жуткую физиономию.

— Какого дьявола вы делаете? — закричал Мортон.

Ван Гроссен напряженно улыбался.

— Я просто показал ему, как мы можем его уничтожить, — мягко проговорил он. — Я…

Его фраза осталась неоконченной. Гросвенф все еще находился поодаль и увидел все случившееся в качестве зрителя. Все присутствующие оказались вовлечены в ужасную ситуацию.

Вероятно, Мортон понял, что должно сейчас случиться. Он шагнул вперед, как будто пытаясь инстинктивно заслонить своим большим телом Ван Гроссена. Рука с длинными проволокообразными пальцами отпихнула директора на стоящих за ним людей. Он упал, увлекая за собой тех, кто стоял ближе к нему. Поднявшись, он схватился за вибратор, но так и замер с рукой на рукояти.

Как сквозь искажающее стекло, Гросвенф увидел, что существо держит Ван Гроссена в двух огненного цвета руках. Двухсотдвадцатифунтовый физик вырывался, извивался, но тщетно. Тонкие, твердые руки держали его стальной хваткой.

Гросвенф не воспользовался своим вибратором лишь потому, что если бы он попал в чудовище, то пострадал бы и физик. Поскольку вибратор не мог убить человека, но мог ввергнуть его в бессознательное состояние, конфликт состоял в следующем: должен ли он был воспользоваться оружием, или предпринять отчаянную попытку получить у Ван Гроссена информацию? Он выбрал последнее.

Гросвенф отчаянно крикнул:

— Ван Гроссен, что вы ему показали? Как мы можем его уничтожить?

Судя по тому, что он повернул голову, Ван Гроссен его услышал. Но это было последним, что он успел сделать. В следующий момент случилось нечто немыслимое. Существо сделало скачок и исчезло в стене, все еще держа физика в руках. Гросвенфу на мгновение показалось, что его зрение сыграло с ним шутку. Но перед ним была только твердая, гладкая, блестящая стена и одиннадцать растерянных, в испарине, людей, семь из них с поднятыми вибраторами, из которых они безо всякой пользы выпустили заряды.

— Мы пропали! — прошептал один из них. — Если он может заменять наши атомные структуры и проносить нас с собой через твердые тела, то мы не сможем с ним бороться.

Гросвенф заметил, что Мортон раздражен этим замечанием. Это было раздражением человека, пытавшего сознательно сохранить присутствие духа даже при чрезвычайных обстоятельствах. Он сердито воскликнул:

— Пока мы живы, мы будем с ним бороться! — подойдя ближе к коммуникатору, он спросил: — Капитан Лич, каково положение?

После некоторой паузы на экране возникла голова и плечи командира.

— Ничего хорошего, — коротко бросил он. — Лейтенант Клей думает, что видел, как что-то алое провалилось сквозь пол, направляясь вниз. — Он сморщился и добавил: — Мы можем временно сузить крут наших поисков в нижней части корабля. Что же касается остального, то мы как раз выставляли аппаратуру, когда это случилось. У нас было слишком мало времени на атаку.

— Мы тут ни при чем, — мрачно проронил Мортон.

Слушавшему это Гросвенфу показалось, что это заявление было не совсем верным. Ван Гроссен ускорил свою поимку тем, что показал чудовищу диаграмму того, каким образом оно будет побеждено. Это был типичный эгоистический человеческий поступок, не принесший никакой пользы. Более того, он продолжил этим спор Гросвенфа со специалистами, односторонние проявления действий которых не были и не могли быть связаны. За тем, что совершил Ван Гроссен, стояла привычка тысячелетней давности. Подобные действия были хороши в ранние периоды научных поисков. Но теперь, когда каждое открытие требовало знаний и взаимодействий множества наук, подобный поступок не имел никакой ценности.

Гросвенф спрашивал себя, действительно ли Ван Гроссен придумал способ борьбы с Икстлем, и ограничивается ли эта техника борьбы действиями в пределах одной науки? Любой созданный Ван Гроссеном план должен был быть ограничен знаниями физики.

Эллиот оставил свои раздумья, когда Мортон произнес:

— Мне бы хотелось получить несколько версий по поводу того, что было на листке бумаги, который Ван Гроссен показал красному дьяволу.

Гросвенф подождал отклика присутствующих, но поскольку никто не отозвался, он сказал:

— Думаю, что у меня есть одна версия, директор.

— Давайте, мы слушаем, — проронил директор.

— Единственной возможностью привлечь внимание пришельца, было бы показать ему какой-то общий для всей Вселенной символ. Поскольку Ван Гроссен физик, то символ, которым он должен был воспользоваться, должен говорить сам за себя.

Он намеренно замолчал и огляделся. Эллиот чувствовал, что поступает мелодраматично, но это было неизбежно. Несмотря на дружелюбное отношение Мортона и инцидент с миром Риим, он еще не был признанным авторитетом на борту корабля, поэтому было бы лучше, если бы ответ пришел в головы людей спонтанно.

Молчание нарушил Мортон:

— Давайте, давайте, молодой человек, не держите нас в неведении. Мы слушаем…

— Атом… — сказал Гросвенф.

Лица стоящих вокруг людей оставались непонимающими.

— Но это же бессмысленно, — удивился Скит. — Зачем Ван Гроссену было показывать ему атом?

— Конечно, не просто атом. Я думаю, что Ван Гроссен нарисовал структуру атома металла, который составляет внешнюю оболочку корабля.

— Все верно! — подхватил Мортон.

— Одну минуту, — произнес с экрана капитан Лич.

— Очень сожалею, но я не физик и хотел бы знать, о чем идет речь.

Мортон пустился в объяснения:

— Ну это просто. Гросвенф имел в виду, что только две части корабля состоят из материала невероятной плотности: внешняя оболочка и аппаратная. Если бы вы были с нами, когда мы впервые ловили пришельца, то вы бы заметили, что когда оно провалилось сквозь дно клетки, то было сразу же остановлено оболочкой корабля. Ясно, что через такой металл оно проникнуть не может. Дальнейшим доказательством этому является то, что ему пришлось воспользоваться шлюзом, чтобы проникнуть внутрь корабля. Удивительно, как мы все упустили это обстоятельство.

— Если мистер Ван Гроссен показал на листке природу нашей защиты, то не может ли оказаться так, что он рисовал энергетические экраны, которые мы разместили в пространстве? — предположил капитан Лич. — Разве это не является таким же возможным, как атомная энергия, точная атомная версия?

Мортон вопросительно посмотрел на Гросвенфа, который уверенно проговорил:

— Существо уже познакомилось с энергетическим экраном и перенесло его действие. Ван Гроссен наверняка верил в то, что придумал нечто новое. Кроме того, единственный путь показа на бумаге силового поля — это уравнение с математическими символами.

— Весьма резонное объяснение, — заметил капитан Лич. — По крайней мере, у нас на борту имеется место, в котором мы можем чувствовать себя в безопасности. Аппаратная и несколько меньшая защита от стен с заслоном, окружающим кварталы спален. Я могу понять, почему мистер Ван Гроссен должен был считать, что предоставляет нам преимущество. С этого момента всему персоналу корабля надлежит находиться именно в этих зонах, кроме случаев особого разрешения или специальных команд. — Он повернулся к ближайшему коммуникатору и повторил приказ, после чего добавил следующее: — Главам отделов, внимание… Вы должны быть готовы к ответу на вопросы, связанные с вашей специальностью. Необходимые работы будут проводиться специально подготовленными к этому людьми. Мистер Гросвенф, прошу вас считать себя принадлежащим к этой группе. Доктор Эгерт, используйте, где необходимо, противосонные таблетки. Никто не должен спать, пока эта тварь не будет уничтожена.

— Хорошая работа, капитан, — тепло сказал Мортон.

Капитан Лич кивнул и исчез с экрана коммуникатора.

— А как насчет Ван Гроссена? — осведомился один из техников.

— Единственные, чем мы можем ему помочь, так это уничтожить того, кто его захватил! — сурово заявил Мортон.

Глава 13

В этой гигантской комнате с огромными машинами люди казались карликами среди великанов. Гросвенф непроизвольно щурился на каждую вспышку неземного голубого света, который искрился и сверкал под вогнутым сияющим сводом потолка. И был еще звук, который так же раздражающе действовал на нервы, как и вспышки света. Он был заключен в самом воздухе, гул мощнейших машин, глухой рокот, похожий на отдаленный гром, дрожащая реверберация невообразимого потока энергии.

Полет продолжался. Корабль, увеличивая скорость, еще быстрее несся в черной бездне, отдаляющей спиральную галактику, в которой Земля была лишь крошечной, мельчайшей частицей от другой галактики почти такого же размера.

Такова была основа решительной борьбы, развернувшейся на борту «Космической Гончей». Самая большая, самая представительная исследовательская экспедиция, когда-либо осуществлявшаяся в Солнечной системе, находилась сейчас в величайшей за свое существование опасности.

Гросвенф знал это наверняка. Это был не кот, чье сверхстимулированное тело унаследовало несущую смерть войну от мертвой расы, проводившей биологические эксперименты над животными кошачьей породы. Это нельзя было сравнить с опасностью, которую нес народ Риим. После их первого, неверно понятого усилия установить контакт, он контролировал последующее усилие и действие в том, что рассматривал как борьбу между одним человеком и расой.

Алый дьявол явно и бесспорно принадлежал к высшему классу.

Капитан Лич поднялся по металлической лестнице, ведущей к балкону. Через несколько секунд к нему присоединился Мортон, глядя вниз на собравшихся внизу людей. Он‘держал в руке пачку заметок, разделенных на две части заложенным в них указательным пальцем. Оба они внимательно изучили заметки, и Мортон сказал:

— Это первая короткая передышка, полученная с тех пор, как существо прорвалось на корабль. А это произошло, что может показаться невероятным, менее двух часов назад. Мы прочитали с капитаном ваши рекомендации, поданные нам главами отделов. Эти рекомендации мы разделили приблизительно на две части. Одну часть, в виду ее теоретической природы, мы оставили на потом. Другую, которая касается действенных планов борьбы с врагом, мы, естественно, рассматривали сразу же. Скажу для начала! что я уверен в том, что все мы горим Желанием узнать, какие планы предлагаются для поисков и спасения мистера Ван Гроссена. Некоторые соображения вам выскажет мистер Зеллер.

Вперед выступил Зеллер, молодой шустрый человек лет тридцати семи — восьми. Ему удалось стать главой отдела металлургии после гибели Бекендриша от лап ужасного кота.

— Открытие того, что чудовище не может проникнуть через определенную группу сплавов, автоматически дает нам ключ к тому, из какого материала нам следует делать скафандры. Мой зам уже работает над скафандром, который будет готов примерно через час, если не возникнет затруднений. Но, во всяком случае, через три часа он будет изготовлен наверняка. Для исследования мы, естественно, используем флюоритовую камеру. У кого есть еще предложения?

— Почему бы не сделать несколько скафандров? — предложили снизу.

Зеллер развел руками.

— Нас ограничивает количество нужного металла. Мы могли бы сделать и больше, но для этого следует применить трансмутацию, что займет много времени. Кроме того, наш отдел всегда был маленьким. Нам повезет, если удастся сделать хотя бы один комплект скафандра в указанное мною время.

Больше вопросов не было. Зеллер исчез в мастерской, смежной с аппаратной.

Мортон поднял руку. Когда снова воцарилась тишина, он проговорил:

— Сам я чувствую себя гораздо лучше, зная, что, как только скафандр будет готов, чудовищу придется переносить Ван Гроссена, чтобы избежать его обнаружения.

— Откуда вы знаете, что он жив? — спросил кто-то.

— Потому что эта дрянь могла взять тело человека, которого убила, но не сделала этого. Чудовищу необходимо захватить нас живыми. Заметки Скита дают нам возможность разгадать его намерения, но они во второй категории и будут обсуждены позже. Среди планов, предусматривающих уничтожение чудовища, у меня имеется план, предложенный двумя сотрудниками физического отдела и план Эллиота Гросвенфа. Мы обсудили с капитаном Личем эти планы, кстати, в обсуждении участвовали другие специалисты и глава инженерного отдела Пеннос. Мы решили, что идея мистера Гросвенфа слишком опасна для людей, поэтому оставили его план в качестве запасного варианта. Другой план мы начнем разрабатывать немедленно, если только против него не будут высказаны обоснованные возражения. Было высказано еще несколько предложений — все они были объединены. Поскольку в нашем обычае предоставлять каждому желающему возможность изложить свои соображения, я думаю, мы сэкономим время, если я вкратце обрисую план в том виде, в каком он был в конечном счете одобрен специалистами. Два физика, — Мортон бросил взгляд на бумагу в руке, — Ломас и Хиндли, допускают, что выполнение их плана зависит от того, насколько существо позволит нам сделать необходимые энергетические соединения. Отчасти, он покоится На базе теории мистера Кориты о цикличности истории, на положении о том, что «крестьянин» настолько связан с целями, подсказанными ему его кровью, что тяготеет к игнорированию возможности организованной оппозиции. Основываясь на этом положении, по несколько видоизмененному плану Ломаса и Хиндли, мы должны насытить энергией седьмой и девятый уровни, но только пол, а не стены. Наша надежда такова: до сих пор существо не совершало организованной попытки убить нас. Мистер Корита утверждает, что, будучи крестьянином, существо не осознало, что может уничтожить нас, или что мы можем уничтожить его. Тем не менее, даже крестьянин рано или поздно поймет, что прежде чем совершить что-то другое, он должен прикончить нас. Если он не вмешается в нашу работу, мы загоним его в ловушку на восьмом уровне между двумя энергезированными этажами. Так при благоприятных обстоятельствах, когда он не сможет перемещаться вниз или вверх, мы разыщем его с помощью наших нагревательных приборов. Как понимает мистер Гросвенф, этот план значительно менее рискован, чем его собственный, поэтому нам следует использовать его первым.

Гросвенф глубоко вздохнул и, поколебавшись, мрачно сказал:

— Если мы обсуждаем степень риска, то почему бы нам тогда просто не сгруппироваться здесь в аппаратной и не подождать, пока он не изобретет метод первым добраться до нас? — он искренне продолжал: — Не подумайте, пожалуйста, что я пытаясь протолкнуть свою идею. Но сам я… — он снова заколебался, но решительно добавил: — Я считаю, что предложенный вами план бесполезен.

Физиономия Мортона приобрела озадаченный вид, затем он нахмурился:

— Не слишком ли резкое суждение?

— Я понял, что план, описанный вами, не является оригиналом: это его измененная версия. Как он выглядел вначале?

— Ломас и Хиндли рекомендовали насытить четыре уровня — седьмой, восьмой, девятый и десятый.

Гросвенф вновь ощутил неуверенность. У него не было желания быть чересчур критичным. В любой момент, если он их прижмет, на него просто перестанут обращать внимание. В конце концов он заявил.

— Это лучше.

Из-за спины Мортона его прервал капитан Лич.

— Мистер Пеннос, объясните собравшимся, почему было бы нежелательно энергизировать более двух уровней?

Глава инженерного отдела выступил вперед и угрюмо проговорил:

— Основная причина заключается в том, что на это понадобилось бы три лишних часа, а все мы отлично понимаем, что на счету каждая секунда. Если не принимать в расчет время, то было бы много лучше насытить весь корабль контролируемыми системами, включая и стены, и пол. Тогда он не смог бы от нас убежать. Но на это понадобилось бы около пятидесяти часов. И как я уже говорил раньше, бесконтрольная энергизация была бы равносильна самоубийству. Имеется еще один фактор, который мы обсуждали с чисто человеческой точки зрения. Причина, по которой существо будет разыскивать, нас заключается в том, что ему нужно больше людей, так что когда он спустится, кто-то из нас окажется с ним один на один, — он повысил голос. — В течение трех часов, которые нам понадобятся на подготовку к проведению измененного плана, мы будем беспомощны перед ним, если не считать передвижных вибраторов и нагревательных установок. Естественно, каждый из нас надеется на то, что сможет защитить себя с помощью собственного вибратора. В общем, пора заканчивать с болтовней! Давайте браться за дело!

Капитан Лич недовольно заметил:

— Не так быстро. Я хочу услышать чуть больше о возражениях мистера Гросвенфа.

Один из техников с раздражением выпалил:

— Не вижу прока в этих спорах! Если это существо и не застрянет между двумя уровнями, то все равно ему конец. Мы же знаем, что через энергетический заслон чудовище не пройдет.

— Ничего такого мы не знаем, — твердо возразил Эллиот. — Все, что мы знаем, так это то, что он угодил в силовую стену и убежал. Допустим, что он ее не любит. Действительно, кажется непреложным тот факт, что он не стал бы возвращаться в подобное энергетическое поле любой, самый длительный отрезок времени. К несчастью, мы не можем использовать против него полный силовой, экран. Как указывал мистер Пеннос, стены расплавились бы. Моя точка зрения такова: он убежал от того, что мы ему приготовили.

— Джентльмены, — недовольно проворчал капитан Лич, — почему не была учтена в дискуссии эта точка зрения? Это безусловно заслуживающее внимания возражение.

— Я был готов пригласить Гросвенфа на обсуждение, — сообщил Мортон, — но моя точка зрения была отклонена ввиду устоявшегося положения о том, что любой человек, чей план рассматривается, присутствовать не имеет права. По той же причине не были приглашены и два физика.

Сидл кашлянул, оглядел присутствующих и сказал.

— Я не думаю, что мистер Гросвенф осознает, что он только что для нас сделал. Все мы были уверены в том, что энергетический экран корабля — одно из величайших научных достижений человечества. Лично мне это давало чувство уверенности и безопасности. Теперь он говорит нам, что существо может проникнуть и через него.

— Я не говорил, что экран не непроницаем, мистер Сидл, произнес Гросвенф. — Действительно, есть при — чина полагать, что враг не смог и впредь не сможет проникнуть сквозь него. Это видно из того, что красный дьявол находился за ним и ждал, пока мы не перенесем его внутрь. Энергезация поля, обсуждаемая в настоящий момент, значительно более слабый вариант поимки и уничтожения чудовища.

— Все же, — сказал психолог, — не думаете же вы, что специалисты не понимают простой разницы между этими двумя формами? Разумно следующее: если эта энергизация будет неэффективной, то мы пропали! Тем более, что я уверен в ее эффективности.

Спор устал прервал капитан Лич.

— Боюсь, что мистер Сидл точно проанализирует нашу слабость. Теперь я припоминаю, что у меня тоже мелькнула похожая мысль.

Из центра помещения в дискуссию вступил Скит:

— Возможно, нам лучше послушать и обсудить план мистера Гросвенфа.

Капитан Лич бросил бросил взгляд на Мортона, который после некоторого раздумья сказал:

— Он предлагает, чтобы мы разделились на столько групп, сколько на борту атомных нагревателей…

Реакция была мгновенной. Один из физиков потрясенно воскликнул:

— Атомная энергия внутри корабля!

Поднявшийся гул длился больше минуты. Когда он стих, Мортон как ни в чем не бывало продолжал:

— В данный момент в нашем распоряжении находится сорок одна такая установка. Если мы согласимся на план Гросвенфа, то ядро каждой из групп будет укомплектовано из военного персонала, в то время как остальные останутся в качестве приманки в поле зрения одного из нагревателей. Команда, управляющая нагревателем, должна по приказу привести его в действие, даже если один или более людей окажутся на линии огня. — Мортон слегка покачал головой. — Вероятно, это предложение эффективнее первого. Тем не менее, его жестокость поразила нас всех. Идея уничтожения одного из нас, хотя по суш она не нова, ошеломляет гораздо больше, чем, как я думаю, мистер Гросвенф себе представляет. Справедливости ради хочу добавить, что был еще один фактор, который заставил ученых отвергнуть этот план. Капитан Лич поставил условие, чтобы те, кто должен выступить в качестве приманки, были без оружия. Большинству из нас показалось, что это уже слишком. Каждый человек имеет право на самозащиту. — Директор вновь пожал плечами. — Поскольку у нас был на выбор еще один план, то мы проголосовали за него. Сам лично теперь я склоняюсь к идее мистера Гросвенфа, но все же возражаю против поправки капитана Лича.

При первом же упоминании о предложении командира Гросвенф круто повернулся и уставился на него. У капитана Лича вновь был решительный и суровый вид.

— Я полагаю, вам следовало бы рискнуть, капитан, — громко произнес Гросвенф.

Командир ответил на его слова легким официальным кивком.

— Хорошо, я снимаю свою поправку.

Гросвенф заметил, что Мортон был озадачен мгновенной переменой. Директор посмотрел на него, потом на капитана, потом снова на Гросвенфа. В глазах Мортона появилось испуганное выражение. Он спустился по узким металлическим ступеням, приблизился к Гросвенфу и тихо сказал:

— Подумать только, я никогда не представлял себе, что он имеет в виду. Очевидно, он предполагает, что в случае кризиса… — он замолчал и повернулся, чтобы взглянуть на капитана Лича.

Гросвенф успокаивающе посмотрел на директора.

— Думаю, теперь капитан понимает, что допустил ошибку, заведя этот разговор.

Мортон нахмурил лоб и нехотя сказал:

— По тому, как вы подошли к этому вопросу, я полагаю, что он прав. Инстинктивное желание выжить может затмить все остальное. И все же, — он снова нахмурился, — нам лучше об этом не говорить. Я думаю, ученые почувствуют себя обиженными, а на корабле и так хватает плохих отношений. — Он обернулся, оглядывая группу. — Я полагаю, джентльмены, план мистера Гросвенфа достаточно ясен. Всех, кто поддерживает его, прошу поднять руки.

К великому огорчению Гросвенфа, поднялось лишь около пятидесяти рук. Поколебавшись, Мортон продолжил голосование.

— Поднимите руки все, кто против.

На этот раз было поднято немногим более дюжины рук. Мортон посмотрел на человека в первом ряду и осведомился.

— Вы не голосовали ни разу. В чем дело?

Человек пожал плечами.

— Я соблюдаю нейтралитет, так как не знаю, за я или против. Я недостаточно в этом разбираюсь.

— А вы? — спросил Мортон другого человека.

— Как насчет вторичной радиации? — ответил тот вопросом на вопрос. — Кто может нам это сказать?

На его вопрос ответил капитан Лич:

— Ее мы блокируем. Мы изолируем все зоны, — затем он заговорил о другом. — Директор, я не понимаю, к чему все эти отсрочки. Голосование было пятьдесят на четырнадцать в пользу мистера Гросвенфа. Поскольку мои полномочия по отношению к ученым ограничены, я рассматриваю это голосование как решающее.

Как показалось присутствующим, Мортон был неприятно поражен.

— Но, — запротестовал он, — воздержались около половины находящихся здесь и даже больше.

Тон капитана Лича был строго официален.

— Это их право. От взрослых людей принято ожидать того, что они знают, чего хотят. Сама идея демократии базируется на этом предположении. Учитывая все это, я приказываю начать операцию немедленно!

Поколебавшись, Мортон нерешительно проговорил:

— Хорошо! Джентльмены, я тоже даю свое согласие. Думаю, что нам пора вплотную подойти к делу. Установка атомных газометов займет некоторое время, так что давайте пока энергизируем седьмой и девятый этажи. И насколько я понимаю, мы можем успешно объединить два плана и оставить потом любой из них в зависимости от того, как будут развиваться события.

— А вот это, — с явным облегчением заявил один из людей, — имеет смысл.

Предложение, казалось, имело смысл для большинства. С лиц быстро исчезло выражение напряженности. Кто-то рассмеялся, и все зашевелились и заговорили. Гросвенф повернулся к Мортону и улыбнулся.

— Это было гениальное завершение собрания. Ограниченность подобной энергизации весьма смущало меня, и я не подумал о возможном компромиссе. — Лицо Мортона оставалось серьезным.

— Я держал это в резерве, — заявил директор. — Имея дело с людьми, я заметил, что обычно речь идет не только о разрешении проблемы, но и о снятии напряженности среди тех, кто ее разрешает, — он пожал плечами. — Есть опасность, есть тяжелая работа — нужна разрядка в любой мыслимой форме. Что ж, молодой человек, желаю удачи. Надеюсь, вы выкарабкаетесь из этой опасной ситуации.

Они пожали друг другу руки, и Гросвенф поинтересовался:

— Сколько времени займет установка атомных газометов?

— Около часа, возможно, немногим больше. Тем временем мы установим вибраторы для своей защиты…

Новое появление людей заставило Икстля быстро подняться к седьмому уровню. В течение нескольких минут он находился в состоянии, которое позволяло ему проходить сквозь толщу стен и полов. Дважды его замечали и направляли на него лучи, которые по действию отличались от воздействия пистолетов, с которыми он уже познакомился. Один из лучей задел его ногу. Горячая волна, вызванная вибрацией молекулярного смещения, заставила его споткнуться. Нога вернулась в нормальное состояние менее чем за секунду, но он понял, что и его тело чувствительно к воздействию этих мощных переносных установок.

И все же он насторожился. Быстрота, хитрость, осторожность и использование любой возможности поя — виться и исчезнуть — все это сведет на нет эффективность нового оружия. Основной вопрос заключался в следующем — что делали люди? Вероятно, закрывшись в аппаратной, они обдумывали некий план, и теперь решительно воплощали его в жизнь. Блестящими немигающими глазами Икстль следил за тем, как план обретал очертания. Икстль видел многое…

В каждом коридоре люди грудились над приземистыми, похожими на очаги предметами из темного тусклого металла. Из отверстий в верхней части каждого очага бил ослепительно яркий свет. Икстль обнаружил, что люди наполовину ослеплены белым блеском огня. На них были скафандры, но обычный блестящий прозрачный материал, из которого они были сделаны, на этот раз был светонепроницаемым. Однако, ни один металлический панцирь не мог дать полной защиты от этого света. Из очагов вились длинные, тусклого цвета полоски. Как только полоска появлялась, она захватывалась станком машины, подвергалась обработке для обретения соответствующих размеров и шлепалась на металлический пол. Ни один дюйм обнаженного ранее пола не из — бегал покрытия этими полосами, и Икстль это сразу же отметил В тот момент, когда горячий листок металла падал вниз, над ним нависал массивный охладитель и вбирал в себя его жар.

Активная работа продолжалась без перерывов. Вначале сознание Икстля отказывалось верить результатам наблюдения. Его мозг упорствовал в поисках более глубоких целей, хитрого поворота и трудно различимых извивов. Наконец, он решил, что все обстоит именно так, как он видит. Люди пытались насытить энергией два этажа под системой контроля. Осознав позже, что их ограниченная ловушка неэффективна, они, возможно, попробуют другие методы. Икстль не был уверен в том, что их защитная система будет ему неопасна. Важным было то, что, как только он посчитает ее опасной, будет весьма простым делом последовать примеру людей и ослабить их энергетические связи.

Икстль с презрением выкинул эту проблему из головы. Люди лишь играли ему на руку, делая для него добычу гуул более легкой, а он все еще сильно нуждался в них. Он очень внимательно отбирал жертвы. На примере человека, которого он нечаянно убил, Икстль обнаружил, что для его целей вполне подходят желудок и кишечный тракт. Поэтому в его список автоматически входили мужчины с большим животом. Совершив предварительный осмотр, он ринулся вперед. Прежде чем к нему успели повернуть луч вибратора, он исчез со скорчившимся, извивающимся телом. Было совсем просто перестроить его атомную структуру в момент, когда они проходили потолок, так, чтобы уменьшилась сила падения на пол нижнего этажа. Он быстро растворился и в этой преграде, а затем и в следующем перекрытии. Он приземлился в громадном трюме корабля. Икстль вынужден был действовать как можно быстрее, но при этом следовало быть очень осторожным, чтобы не повредить человеческое тело.

Теперь трюм был для него знакомым местом, так что он уверенно ступал по его полу ногами с длинными ступнями. После первого осмотра корабля он быстро, но тщательно изучил это место. И похищая Ван Гроссена, он уже имел на примете нужное ему место. Сейчас он уверенно двигался по полуосвещенному помещению, направляясь к дальней стене. Огромные закрытые ящики высились грудой до самого потолка. Пройдя сквозь них, или вокруг них — как его больше устраивало — он очутился в огромной трубе. Внутренность ее была достаточно большой, чтобы он мог в ней стоять. Это была часть тянущейся на много миль системы кондиционирования воздуха.

Для обычного зрения его тайник явился бы светонепроницаемым, но для его инфракрасночувствительного зрения освещения было вполне достаточным. Он увидел тело Ван Гроссена и положил рядом с ним свою новую жертву. Потом, чрезвычайно осторожно, он запустил одну из проволокообразных рук в собственную грудь, вытащил драгоценное яйцо и поместил его в желудок человека.

Человек все еще сопротивлялся, но Икстль ожидал этого, так как знал, что должно произойти дальше. Тело человека начало медленно отвердевать. Мускулы становились все более неподвижными. Человек в ужасе вскрикнул и дернулся, осознав, очевидно, что его парализует, но ничего не мог поделать. Икстль безжалостно держал его распростертым до тех пор, пока не закончилась химическая реакция. В конце ее человек лежал неподвижно, с окаменевшими мышцами. Глаза его были открыты и пристально глядели вперед, а на лице блестели капельки пота.

Через несколько часов яйца должны были вылупиться в желудке человека. Крошечные дубликаты его самого должны были быстро распрямиться до полного размера. Удовлетворенный, Икстль покинул трюм и направился наверх. Он нуждался в других инкубаторах для своих яиц, в других гуулах.

Устроив еще одно похищение, он вовлек в нужный ему процесс третьего пленника. К этому времени люди уже работали на пятом этаже. Коридор был объят пламенем и волнами жара. Запах был адский. Даже холодильные установки, стоявшие в каждом удобном месте, не могли полностью справиться с перегретым воздухом. Люди обливались потом даже под скафандрами. Больные от жары, ослепленные резким блеском, они работали почти механически.

Человек, работавший рядом с Гросвенфом, прохрипел:

— Ну, вот и он.

Гросвенф посмотрел в указанном направлении и непроизвольно замер. Машина, катившаяся перед ним своим ходом, была невелика. Она состояла из шарообразной массы с внешней оболочкой из вольфрамированного карбида и отходящего от шара носика. Строго функциональная структура была насажена на общее основание, которое, в свою очередь, покоилось на четырех Резиновых колесиках.

Все находящиеся вокруг Гросвенфа бросили работу С побледневшими лицами, они смотрели на металлическое чудовище. Один из людей быстро подошел к Гросвенфу и сердито заявил.

— Черт бы тебя побрал, Грос! Это все ты. Если она, или другая из этих штуковин начнет по — серьезному меня облучать, то я бы сперва хотел вмять нос одной из них.

— Я тоже буду здесь, — твердо заявил Гросвенф. — Если погибнешь ты, то и я с тобой.

Эти слова немного утихомирили гнев человека, но в его тоне и в жестах все еще оставалось некоторая жестокость, когда он проговорил:

— Все это чушь! Должен же существовать план получше, чем делать приманку из живых людей.

— У нас имеется лишь один легкий выход.

— Какой?

— Самоубийство! — совершенно серьезно буркнул Гросвенф.

Человек ошеломленно посмотрел на него, развернулся и пошел, бормоча что-то насчет грубых шуток и слабоумных шутников. Гросвенф печально улыбнулся и вернулся к работе. Почти тут же он заметил, что люди потеряли интерес к работе. Напряжение постепенно охватывало всех людей. Поведение одного оказало воздействие на остальных.

Они оказались целью. Каждый по — своему, но люди должны были отреагировать на страх смерти. Ни один из них не мог оставаться равнодушным, ибо желание выжить было частью центральной нервной системы. Человек высокотренированный, подобный капитану Личу, мог внешне оставаться спокойным, но за невозмутимой маской, все равно должно было биться скрытое напряжение. Люди же, подобные Эллиоту Гросвенфу, должны были быть мрачны, но полны решимости, убежденные в необходимости действий и готовые принять свой жребий.

— Внимание, всему персоналу!

Вместе с остальными Гросвенф подскочил при звуке голоса, несшегося из ближайшего коммуникатора. Прошло несколько томительных секунд, прежде чем он осознал, что голос принадлежит командиру корабля.

Капитан Лич продолжал:

— Все газометы находятся сейчас на этажах семь, восемь и девять. Вы будете рады узнать, что я обсудил все возможные варианты опасности с моими офицерами. И мы отдаем следующее распоряжение. Если вы увидите чудовище, не озирайтесь! Немедленно кидайтесь на пол. Всем орудийным командам прямо сейчас установить прицел на 0,15. Это дает вам защитное пространство в полтора фута. Такая мера не защитит вас от вторичной радиации, но думаю, что можем честно сказать, что если вы броситесь на пол, конечно, вовремя, то доктор Эгарт и его персонал, расположившиеся в аппаратной, спасут ваши жизни. В заключение, — теперь голос капитана казался менее напряженным, ведь его главная задача была выполнена, — позвольте мне уверить всех рядовых членов команды в том, что никаких привилегий не существует. За исключением доктора и трех больных, каждый подвергается такой же опасности, что и вы. Я и мои офицеры сосредоточились среди различных групп. Директор Мортон находится на седьмом этаже, мистер Гросвенф, автор этого проекта — на девятом, и так далее. Желаю удачи, джентльмены!

Несколько мгновений все молчали, потом командир орудия, стоящего неподалеку, добродушно сказал:

— Эй, парни! Мы закончили все приготовления. Если сможете шлепнуться на пол ничком — будете в безопасности.

— Спасибо, друзья! — отозвался Гросвенф.

После этого напряжения мгновенно спало. Служащий из математико — биологического отдела попросил:

— Подмажь его еще немного приятными словечками, Эл.

— Я всегда любил военных, — сказал другой. Его хриплый голос был достаточно громким для того, чтобы его услышала вся команда орудия. — Еще бы попридержать его лишнюю секундочку.

Гросвенф едва все это слышал.

«Появится цель, — подумал он, — и ни одна группа не узнает, когда придет момент опасности для другой. При мгновенном „выстреле“ — изменением формы критической массы, при которой небольшой реактор развивает без взрыва колоссальную энергию — из дула вырвется трассирующий свет. На своем пути он распространит невидимую радиацию. Когда все будет кончено, выжившие известят по личному коммуникатору капитана Дича. С течением времени командир проинструктирует другие группы».

— Мистер Гросвенф!

При резком звуке голоса Гросвенф инстинктивно нырнул на пол, сильно ушибившись. Узнав голос капитана Дича, он сразу же вскочил.

Другие тоже мрачно поднимались на ноги. Один из них пробормотал:

— Это нечестно, черт побери!

Гросвенф подошел к коммуникатору и, пристально глядя вдоль коридора, сказал:

— Да, капитан.

— Спуститесь немедленно на седьмой этаж, центральный коридор. Встреча в девять часов.

— Да, сэр.

Гросвенф отправился в путь с чувством страха. В голосе капитана прозвучала какая-то странная нота. Что-то было не так…

Зрелище, которое он увидел, было определенно кошмарным. Уже подходя к месту происшествия, он обнаружил, что одна из атомных пушек лежит на боку. Возле нее мертвые, обгоревшие до неузнаваемости, лежали останки трех или четырех военных — орудийная команда. Неподалеку от них без сознания, но все еще дергающийся и извивающийся, валялся четвертый. Все четверо явно были поражены зарядом вибратора.

Поодаль, мертвые или без сознания, лежали человек двадцать и среди них директор Мортон.

Санитары в защитных костюмах подбирали трупы и раненых и относили их на тележку. Спасательные работы, вероятно, уже велись несколько минут, так что, возможно, некоторое количество людей уже было отправлено в аппаратную, где находился доктор Эгарт с помощниками. Гросвенф остановился у барьера, установленного у поворота коридора. Там находился капитан Лич. Командир был бледен, но спокоен. Скоро Гросвенф находился в курсе событий.

— Снова появился монстр… Молодой техник, — капитан Лич не назвал его, — забыл в панике о том, что ради безопасности следует кинуться на пол. Когда нос пушки неумолимо направился на него, истеричный юнец выстрелил в команду из вибратора, оглушив их всех. Очевидно, они немного заколебались, обнаружив техника на линии огня. В следующее мгновение каждый член команды внес свою лепту в происшедшую катастрофу. Трое из них упали возле пушки, инстинктивно держась за нее, и перевернули ее. Она откатилась от них, таща за собой четвертого. Беда заключалась в том, что он держал палец на активаторе и нажал его в какую-то долю секунды. При этом его товарищи оказались прямо на линии огня. Умерли они мгновенно, а пушка продолжала падать на пол, распыляя стену. Мортон и его группа, хотя и не находились на прямой наводке, попали в зону вторичной радиации. Было слишком рано говорить о том, насколько серьезно они пострадали, но в среднем им предстоит провести в постели не менее года. А некоторые могли умереть. Мы действовали слишком медленно, — заключил капитан Лич. — Вероятно, это произошло через несколько секунд после того, как я закончил говорить, и прошло около минуты, прежде чем услышавший падение пушки соизволил выглянуть за угол. — Он тяжело вздохнул. — Даже в наихудшем варианте я не ожидал гибели целой группы.

Гросвенф промолчал. Именно поэтому капитан Лич и хотел разоружить ученых. В кризисном состоянии человеку свойственно защищать свою жизнь. Подобно глупому животному, он слепо борется до конца и не может удержаться от применения оружия. Гросвенф старался не думать о Мортоне, понимавшем, что ученые будут сопротивляться разоружению, и придумавшем план, при котором использование атомной энергии станет приемлемым.

— Зачем вы меня вызвали? — жестко осведомился Эллиот.

— Я считаю, что случившееся несчастье может повлиять на выполнение вашего плана. А вы как думаете?

— Эффект неожиданности пропал, — неохотно кивнул Гросвенф. — Он, вероятно, появлялся, не подозревая, что его ждет, но теперь он будет настороже.

Гросвенф мог представить себе картину того, как алое чудище высовывает голову из стены, осматривает коридор, а потом, мгновенно выпрыгивая за пушкой, хватает одного из команды. Единственная возможная предосторожность могла заключаться в том, чтобы поставить второе орудие для прикрытия первого. Но это было невыполнимо — на всем корабле имелось только сорок одно орудие.

Он забрал еще одного? — спросил он после раздумий.

— Нет, — буркнул капитан Лич.

Гросвенф снова умолк. Подобно всем остальным, он мог лишь догадываться о том, для чего нужны существу живые люди. Одна из этих догадок была основана на теории Кориты о том, что существо находится на крестьянской стадии и ощущает острую потребность в воспроизведении. Такое предположение влекло за собой чудовищные последствия, при которых нужды существа могли подтолкнуть его на захват все большего количества людей.

— Насколько я понимаю, он опять наверху, — предположил капитан Лич. — Моя идея заключается в том, что нам следует оставить пушки там, где они находятся, и закончить энергизацию трех этажей. С седьмым покончено, девятый почти готов, так что мы с успехом можем перейти на восьмой. Это дает нам три этажа подряд. Для того, чтобы сделать наш план более эффективным, следует подумать о том, что кроме Ван Гроссана, существо поймало еще трех человек. В каждом случае его видели хватающим их в таких местах, которые мы называем направленными вниз. Я предлагаю, чтобы, энергизировав, все три этажа, мы поднялись бы на девятый и там ждали его. Когда он схватит одного из нас, мы, дождавшись подходящего момента, включаем рубильник и создаем в полах силовое поле. Это сделает мистер Пеннос. Существо ринется к восьмому этажу и обнаружит его энергизированным. Если чудище попытается пройти сквозь него, то увидит, что и седьмой этаж тоже энергизирован. Если оно ринется наверх, то найдет и девятый этаж в том же состоянии. В любом случае, мы вынудим его войти в кон — такт с двумя энергизированными этажами. — Командир помолчал, внимательно взглянув на некзиалиста и сказал: — Я знаю, вы считаете, что контакт с одним лишь этажом его не убьет. Относительно двух вы не были так уверены, — он замолчал и вопросительно посмотрел на Гросвенфа.

Гросвенф ответил ему после минутного раздумья.

— Я принимаю ваше предложение. Конечно, мы можем только догадываться о том, как на это отреагирует существо. Может быть, оно будет приятно удивлено.

Сам он в это не верил. Но имеется другой фактор в решающей все и развивающейся ситуации: убеждения и надежда человека. Лишь действительное событие способно изменить сознание людей. Когда их убеждения переделаны реальностью, тогда и только тогда они будут эмоционально готовы к принятию действенных решений.

Гросвенфу казалось, что он медленно, но уверенно постигает искусство влиять на людей. Недостаточно владеть знаниями и информацией, недостаточно быть правым. Человек должен быть последовательным и уметь убеждать. Иногда такой процесс мог занять больше времени, чем это позволяет безопасность. Иногда он не может быть выполнен вообще. И тогда гибнут цивилизации, проигрываются битвы и разрушаются корабли, потому что человеку или группе людей, несущим идею спасения, не удается пробиться сквозь давно и ритуально устоявшуюся убежденность остальных.

Если он только сможет помочь, то здесь такого про — изойти не должно.

— Мы можем оставить атомные нагреватели на месте, пока не закончим энергизацию этажей, — заговорил капитан Лич. — Затем нам придется их просто убрать. Энергизация повлечет за собой соответствующую реакцию даже без открытия носика. Они взорвутся.

Таким осторожным образом он исключил план Гросвенфа из борьбы.

Глава 14

В течение почти четырех часов, пока шло оборудование восьмого этажа, Икстль появлялся дважды. У него было еще шесть яиц, и он намеревался использовать все, кроме двух. Единственное, что его раздражало, так это то, что каждый гуул отнимал очень много времени. Для защиты от него, казалось, принимались все мыслимые и немыслимые меры. А присутствие атомных пушек заставляло его охотиться на людей, которые фактически управляли установками. Даже при крайней ограниченности наблюдений каждое путешествие отнимало много времени. И все — таки это не заставило его беспокоиться. Следовало прежде всего покончить с размещением яиц, а уж потом он займется людьми.

Когда работы на восьмом этаже были закопчены, пушки перенесены, и все перебрались на девятый этаж, Гросвенф услышал короткий вопрос капитана Лича.

— Мистер Пеннос, вы готовы к включению рубильника?

— Да, сэр! — голос инженера прозвучал в коммуникаторе сухим скрипящим звуком. Закончил он еще более хриплым голосом: — Пятеро исчезли, на очереди шестой. Нам повезло, но еще одному все равно придется исчезнуть.

— Вы слышали, джентльмены? Одному из нас придется исчезнуть. Один из нас будет целью, хочет он того или нет, — голос был знакомый, но долго до этого молчавший. — Это Грегори Кент… И мне очень жаль, что приходится вещать из убежища аппаратной. Доктор Эгарт утверждает, что мне придется пробыть в инвалидах еще неделю. Причина, по которой я сейчас с вами говорю, заключается в том, что капитан Лич передал мне бумаги директора Мортона, и я бы хотел, чтобы Келли исследовал эти заметки, находящиеся у меня. Я пролью свет на весьма важное обстоятельство. Оно даст нам четкое представление о том, перед лицом чего мы стоим Мы все должны знать даже наихудшее…

— Э — э — э… — зазвучал в коммуникаторе надтреснутый голос социолога. — Вот мои доводы. Мы обнаружили существо, которое плавало в четверти миллиона световых лет от ближайшей солнечной системы, не имея, очевидно, специальных средств передвижения. Вообразите себе это ужасающее расстояние, а потом спросите себя — какая вероятность встретить его по одной только чистой случайности. Лестер дал мне цифры, поэтому я бы хотел, чтобы он сообщил вам то, что уже знаю я.

— Говорит Лестер! — голос астронома звучал на удивление тихо. — Большинство из вас знает, что представляет из себя наиболее распространенная теория о начале существования Вселенной. Есть основания предполагать, что возникла она в результате гибели предыдущей Вселенной несколько миллионов лет назад. В наши дни полагают, что через миллионы лет наша Вселенная закончит свой цикл и исчезнет в катаклизме. О природе такого взрыва можно только догадываться. Что касается вопроса Келли, то я могу лишь предложить вам свою точку зрения. Давайте предположим, что алое чудовище было выброшено в пространство потрясающим взрывом. Оно оказалось в межгалактическом пространстве, неспособное изменить свое положение. При подобных обстоятельствах чудовище могло бы плавать там вечность, не приближаясь к ближайшей звезде ближе, чем на четверть миллиона световых лет. Вы это хотели услышать, Келли?

— Да. Большинство из вас помнит мое упоминание о том, что подобно этому существу, чисто симпоидальное развитие не пронизало всю Вселенную. Логический ответ на это следующий: его раса должна была держать Вселенную под контролем и она ее держала! Но теперь вы понимаете, что это было с предыдущей, а не с настоящей. Естественно, существо намеревается сейчас доминировать над нашей Вселенной. Эту теорию можно считать, по крайней мере, возможной, если не больше.

Кент успокаивающе произнес:

— Я уверен в том, что все находящиеся на борту ученые понимают, что мы поставлены перед задачей, для решения которой важны даже мельчайшие детали. Думаю, что предположение о том, что мы столкнулись с наследником высшей расы галактики, вполне разумно. И другие, подобные ему, могут находиться в таком же затруднительном положении. Мы можем лишь надеяться на то, что ни один корабль не окажется поблизости от подобного существа. Биологически эта раса может находиться впереди нас на биллионы лет Думая об этом, мы должны понимать, что с каждого находящегося на борту можно требовать любых усилий и жертв…

Его речь прервал резкий выкрик.

— Схватил меня!.. Быстро!. Вытаскивает из костюма!.. — затем крики перешли в невнятное мычание.

Гросвенф быстро уточнил.

— Это Дак, заместитель начальника отдела геологии, — он произнес это не раздумывая. Опознание голосов было теперь почти автоматическим.

В коммуникаторе раздался еще один крик.

— Он идет вниз! Я видел, как он спускался!

— Подать энергию! — приказал капитан Лич.

Гросвенф поймал себя на том, что с любопытством смотрит себе под ноги Там мерцал переливающийся, яркий красивый свет Хорошенькие маленькие язычки пламени сердито шевелились в нескольких дюймах от его прорезиненного скафандра, как будто невидимая сила, защищающая его скафандр, заставляла их держаться подальше. Наступила давящая тишина. Почти ничего не соображая, он уставился в зев коридора, где жил сейчас неземной голубой огонь. На какое-то мгновение ему показалось, что он смотрит на него из-за стены корабля. Потом сознание сразу вернулось к нему И он как зачарованный стал наблюдать за голубой свирепостью энергизации, пытавшейся добраться до него сквозь защитный костюм.

Снова заговорил Пеннос, на этот раз почему-то шепотом:

— Если план удался, то теперь мы держим дьявола на седьмом или восьмом этаже.

Капитан Лич отдал следующую команду:

— Всем людям, чьи фамилии начинаются с буквы «А» и до буквы «Л», следовать со мной на седьмой! Группе с «М» до «Ч» за мистером Пенносом — на восьмой! Все орудийные команды остаются на своих местах. Команда, занимающаяся покрытием, продолжает действовать согласно приказу.

Люди бегущие впереди Гросвенфа, остановились как вкопанные за вторым от лифта углом на седьмом этаже. Гросвенф был среди тех, кто пробился вперед и застыл над распростертым на полу телом. Блестящие огненные пальцы как будто прижимали его к металлу. Молчание нарушил капитан Лич:

— Освободите его!

Вперед осторожно вышли два человека и дотронулись до тела. Голубое пламя устремилось к ним, как будто пытаясь напасть. Они отпрыгнули, так что взвизгнули оплавленные соединения. Подняв тело, они отнесли его в лифт и подняли на неэнергизированный десятый этаж. Гросвенф следовал за ними и в молчании остановился у лежащего на полу тела. Безжизненное, оно дернулось несколько раз, высвобождая стремительные разряды энергии, и постепенно успокоилось в смертельной неподвижности.

— Я жду отчета! — жестко проговорил капитан Лич.

После секундного замешательства заговорил Пеннос:

— Люди были расставлены на трех этажах согласно плану. Они все время снимали флюоритными камерами. Если существо где-то поблизости, то они его увидят. Это займет минут тридцать.

Через двадцать минут последовало последнее сообщение:

— Ничего! — голос Пенноса выдал его разочарование. — Командир, должно быть, чудовище благополучно смоталось.

Где-то в открытой на мгновение сети коммуникатора чей-то голос жалобно произнес:

— Но что же мы теперь будем делать?

Гросвенфу показалось, что эти слова выражают сомнения и беспокойство каждого члена экипажа на борту «Космической Гончей»…

Глава 15

Долго длилось молчание. Начальники отделов и служб корабля, обычно такие активные, теперь, казалось, потеряли голос.

Гросвенф немного отвлекся от своих мыслей — обдумывания нового плана. Вместе со всеми он смотрел в лицо реальности. Сейчас он тоже молчал — говорить первым должен был не он.

Затянувшееся молчание нарушил Кент.

— Оказывается, наш враг может пройти сквозь энергизированную стену так же легко, как и через обычную. Мы можем продолжать утверждать, что чудовище не заботится о приобретении опыта, но его регенерация происходит настолько стремительно, что то, что он ощущает на первом этапе, уже не имеет для него значения и влияния к тому времени, когда он подходит к следующему.

— Я бы хотел поговорить с мистером Зеллером, — заявил капитан Лич. — Где вы находитесь, сэр?

— Говорит Зеллер, — в коммуникаторе зазвучал голос начальника отдела металлургии. — Я уже закончил работу над защитным скафандром и начал поиски в трюме корабля.

— Сколько времени понадобится для производства таких скафандров для каждого члена экипажа?

Зеллер ответил не сразу.

— Нам удалось кое-что сделать в этом направлении, но нам придется подготавливать производственный материал, — произнес он, наконец. — Прежде всего необходимо создать инструменты, при помощи которых подобные скафандры можно будет сделать в нужном количестве из любого металла. Одновременно нам следует начать работу с атомным реактором для создания сопротивляемого материала. Как вы, возможно, понимаете, он останется радиоактивным довольно длительное время. Я полагаю, что следующий костюм сойдет с конвейера примерно через двести часов.

Для Гросвенфа это прозвучало как умеренно осторожное суждение. Трудность механического сопротивления металла едва ли могла быть преувеличена. После слов металлурга капитан Лич погрузился в размышления.

— Тогда это нам не подходит! — неуверенно прозвучал голос биолога Скита. — Поскольку полная энергизация тоже займет очень много времени, если это вообще можно будет проделать, мы угодили в печальное положение. Мы промахнулись, и у нас не осталось никаких шансов на победу.

Обычно ленивый голос Гурлея, специалиста по коммуникации, прозвучал весьма сердито:

— А я не понимаю, почему следует исключать эти пути! Мы еще живы. Я предлагаю серьезно взяться за работу и сделать столько, сколько мы сможем.

— А почему вы думаете, — холодно прозвучал голос Скита, — что существо не способно разбить металл высокой сопротивляемости? Поскольку он высшее существо, то его знания физики, вероятно, намного превосходят наши. Чудовище может найти довольно простую проблему создания луча, который может уничтожить все, чем мы располагаем. Не забудьте о том, что кот мог распылять металл высокой сопротивляемости — и одному небу известно, какие пригодные ему для этого материалы и механизмы имеются в наших лабораториях.

— Вы что, предлагаете позорную сдачу? — мрачно проронил Гурлей.

— Нет! — раздался сердитый голос биолога. — Я хочу, чтобы мы рассуждали здраво, а не просто тратили силы на выполнение невыполнимых задач.

Из коммуникатора послышался голос Кориты, который покончил с этой словесной дуэлью.

— Я склонен согласиться со Скитом. Скажу еще, что мы имеем дело с существом, которое должно быстро понять, что нам нельзя предоставлять время для работы над чем — то важным. По этой и по другим причинам существо захочет вмешаться, если попытаемся подготовить корабль к полной энергизации.

Капитан Лич все еще размышлял.

Из аппаратной снова донесся голос Кента:

— И что, как вы думаете, оно будет делать, когда поймет, что нельзя позволить нам продолжать действия против него?

— Чудовище начнет убивать. И я не могу придумать ничего другого, как закрыться в аппаратной. Однако, я согласен со Скитом, что со временем существо сумеет проникнуть и туда.

— У вас есть какие-нибудь соображения? — наконец, прервал молчание капитан Лич.

Корита поколебался.

— Откровенно говоря, нет. Я бы сказал, что мы не должны забывать о том, что имеем дело с существом, которое, по — видимому, находится на крестьянской стадии своего цикла. Для крестьянина его земля и он сам — или, используя более абстрактные понятия, — его собственность и кровь священны. Существо будет слепо бороться против вторжения в эти области. Как всякий аграрий, существо привязывает себя к куску собственности и там строит свой кров и вскармливает потомство. Но все это общие рассуждения, джентльмены. В настоящий момент я не представляю, как нам следует использовать его слабости.

— Я тоже не понимаю, как все это может нам помочь, — заявил капитан Лич. — Могут ли главы отделов отправиться на консультацию со своими помощниками? Если у кого-нибудь возникнут новые соображения, то жду соображений через пять минут.

Гросвенф, не имеющий в своем отделе никаких помощников, проговорил.

— Нельзя ли мне задать несколько вопросов мистеру Корите, пока будет проходить обсуждение по отделам?

— Если никто не возражает, я согласен, — кивнул капитан Лич.

Так как возражений не последовало, Гросвенф спросил.

— Мистер Корита, вы свободны?

— А кто это?

— Гросвенф.

— А — а — а, мистер Гросвенф! Теперь я узнал ваш голос. Прошу вас, задавайте вопросы.

— Вы упомянули о том, что крестьянин с почти бессмысленным упорством цепляется за свой клочок земли Если это существо находится на крестьянской стадии цивилизации, то может ли оно представить себе иное с нашей стороны отношение к нашей собственности?

— Уверен, что нет.

— Существо будет строить свой план, уверенное в том, что мы не можем от него убежать, поскольку привязаны к кораблю?

— На его счет это совершенно верное утверждение Мы не можем покинуть корабль и тем спастись.

— Но сами мы находимся на такой стадии, — настаивал Гросвенф, — когда любая собственность означает для нас очень мало? Мы ведь не привязаны к ней так сильно?

— Я думаю, — твердо проговорил капитан Лич, — что начинаю понимать, к чему клонятся ваши рассуждения. Вы собираетесь предложить нам другой план?

— Да… — против желания голос Гросвенфа слегка дрожал.

— Мистер Гросвенф, — сурово заговорил капитан Лич. — Ведь я правильно понял, что за вашим решением стоят смелость и воображение? Я хочу, чтобы вы разъяснили его всем, — он заколебался и взглянул на часы — до истечения пятиминутного срока.

После короткой паузы снова послышался голос Кориты:

— Мистер Гросвенф, вы совершенно правы Мы можем принести эту жертву без духовных терзаний И это — единственное решение!

Минутой позже Гросвенф предоставил свой анализ обстановки всему составу экспедиции. Когда он кончил Скит, голосом чуть громче шепота, сказал.

— Гросвенф, вам удалось! Это означает уничтожение Ван Гроссена и остальных. Это означает уничтожение каждого из нас, но вы правы. Собственность для нас не важна. Что же касается Ван Гроссена и еще четверых пленников чудовища, — его голос обрел суровость и твердость, — то у меня не было возможности сообщить вам о своем докладе Мортону. Он не сообщил о нем, потому что я предполагал возможную параллель с некоторыми аспектами поведения земной осы. Это настолько ужасно, что я думаю следующее: немедленная смерть будет для этих людей избавлением от мучений.

— Оса! — крикнул кто-то. — Вы правы, Скит, чем скорее они умрут, тем будет лучше для нас и хуже для чудовища.

— В аппаратную! — приказал капитан Лич. — Мы…

Его прервал быстрый взволнованный голос, ворвавшийся в аппаратную. Прошла томительная секунда, прежде чем Гросвенф осознал, что он принадлежит металлургу Зеллеру.

— Капитан! Быстро присылайте в трюм людей и газометы! Я обнаружил их в трубе кондиционера. Существо тоже здесь, и я сдерживаю его вибратором. Это не приносит ему особого вреда, так что поторопитесь.

Капитан Лич отдавал приказы со скоростью машины, в то время как люди бросились к лифтам.

— Всем начальникам отделов и их штатам проследовать к шлюзу. Военному персоналу занять лифты и следовать за мной. Возможно, мы не сумеем загнать его в угол или прикончить в трюме. Но джентльмены… — голос его стал жестоким. — Мы должны избавиться от чудища и сделаем это, чего бы нам это не стоило. И мы больше не можем считаться с собой!

Когда человек обнаружил его гуулов, Икстль отступил с большой неохотой. Впервые острый страх поражения проник в его сознание, как тьма, сомкнувшаяся за стенами корабля. Первым его побуждением было ринуться в гущу людей и сокрушить их, но воспоминание об уродливых, сверкающих орудиях прогнало это желание. И он отступил с чувством опустошения, потеряв инициативу. Теперь люди обнаружат его яйца и, уничтожив их, сокрушат его надежду быть поддержанным другими «икстлями».

Теперь у него оставалось лишь одна цель. С этого момента он должен убивать и только убивать. Сейчас его удивляло то, что он думал прежде всего о воспроизведении, а все остальное оставлял на потом. Он холодно подумал о том, что зря потратил столь ценное время. Но чтобы убивать, ему необходимо было иметь оружие, которое разрушало бы все. После недолгих размышлений он устремился в ближайшую лабораторию, почувствовав тягу к такой поспешности, какой никогда раньше не знал.

Когда он работал, склонив высокое туловище и напряженную физиономию над сверкающим металлом, его чувствительные ноги ощутили вибрацию, а затем резкий скачок в симфонии колебаний. И тут он понял, в чем дело. Двигатель замолчал. Огромный космический корабль останавливал свой безудержный разбег и вскоре неподвижно застыл в черных глубинах безбрежного космоса. Икстля обуяло безотчетное чувство тревоги. Его длинные черные проволокообразные пальцы метались подобно молниям, когда он с сумасшедшей быстротой проделывал сложнейшие соединительные операции.

Внезапно он вновь застыл. Сильнее чем раньше, на него снова нахлынуло чувство того, что здесь что-то не так. И он тут же понял, почему. Он не ощущал больше вибрации людей.

Они покинули корабль! Икстль забросил уже почти готовое оружие и нырнул в ближайшую стену. Он был уверен, что знает свой приговор, и что надежда на спасение для него лежит лишь в темноте пространства.

Икстль рвался сквозь пустынные комнаты и коридоры, средоточие рабства и ненависти, алое чудовище с древнего Глора. Сверкающие стены, казалось, насмехались над ним. Весь мир огромного корабля, так много обещавший, теперь стал местом, где каждую секунду мог вырваться на свободу энергетический ад. С явным облегчением он заметил впереди шлюз. Он пролетел через первую секцию, вторую, третью — и вот он уже в космосе. Икстль решил, что люди ожидают его появления, и поэтому сразу оттолкнулся от корабля с огромной силой.

У него появилось чувство увеличивающейся легкости, когда его тело отлетело от борта корабля и метнулось во тьму.

Огни иллюминаторов за ним потухли и снова вспыхнули неземным голубым светом. Каждый дюйм обшивки корабля лучился голубизной. Затем медленно, будто неохотно, голубой свет исчез. Задолго до того, как он исчез полностью, возник мощный энергетический экран, навсегда преграждая ему путь на корабль. По мере того, как могучие двигатели освобождались от опустошающей вспышки энергии, огни, уже горевшие, сделались более яркими, другие начали вспыхивать.

Икстль, уже удалившийся на несколько миль, подобрался ближе, не теряя бдительности. Теперь, когда он находился в пространстве, люди могли испытать на нем действие атомной пушки и уничтожить его без всякой опасности для себя. Встревоженный Икстль приблизился на расстояние приблизительно в полмили от экрана, и там остановился. Он увидел, как первая из шлюпок вынырнула из темноты внутри экрана и проскользнула в отверстие, зияющее в боковой стене корабля. За ней последовали другие, чьи тени неясно вырисовывались на фоне темноты пространства. Их едва можно было разглядеть в свете, который опять бил из ярких иллюминаторов.

Наконец, отверстие закрылось, и без всякого предупреждения корабль исчез. Только что он был здесь — огромная темная металлическая сфера. И вот он уже звездочка, летящая к яркому, неправильной формы пятну — галактике, плавающей в бездне протяженностью в миллион световых лет.

Время мрачно потекло в вечность. Икстль неподвижно и обреченно распростерся в кромешной темноте. Он не мог не думать о маленьких икстлях, которые никогда уже не родятся, и о Вселенной, потерянной из-за его ошибки и хитрости этих существ…

Гросвенф умело настроил установку и теперь наблюдал за ловкими пальцами хирурга, в то время, как электрический нож врезался в желудок четвертого человека. Последнее яйцо было опущено на дно высокого чана из высокопрочного металла. Яйца были круглые, сероватые, а одно из них слегка надтреснутое.

Несколько человек стояли с бластерами наготове и следили за тем, как ширится трещина в яйце. Уродливая круглая головка, алая, с круглыми, как бусинки, глазами, и узенькой хищной полоской рта высунулась наружу. Голова лениво повернулась на короткой шее, и на людей с неописуемой злобой уставились глаза. С поразившей людей уверенностью, существо высвободилось от оболочки и попыталось выкарабкаться из чана, но гладкие стены не позволили ему этого сделать. Детеныш скользнул вниз и растворился в полившемся на него пламени.

— А что, если бы чертенок выбрался и растворился в ближайшей стене? — облизнув губы, осведомился Скит.

Никто ему не ответил. Гросвенф видел, что люди неотрывно смотрят в чан. Яйца неохотно растворялись под действием жара бластеров и, наконец, вспыхнули голубым пламенем.

— Э — э — э… — промычал доктор Эгарт, и всеобщее внимание было перенесено на него и на тело Ван Грос — сена, над которым он склонился. — Его мышцы начинают расслабляться, а глаза открыты и живые. Я думаю, он понимает, что происходит. Это была некая форма паралича, вызванная яйцом, а теперь, когда оно извлечено, паралич постепенно проходит. Никаких серьезных повреждений нет. Скоро с ним все будет в порядке. А что с чудовищем?

Ему ответил капитан Лич.

— Люди, находившиеся в двух спасательных шлюпках, утверждают, что заметили красную вспышку, вырвавшуюся из главного шлюза как раз тогда, когда мы подвергли корабль бесконтрольной энергизации. Вероятно, это был наш милый друг, поскольку мы не обнаружили его тела. Тем не менее, Пеннос и его помощники собираются обойти корабль с флюоритными камерами. А наверняка мы все узнаем через несколько часов. Вот как раз и инженер. Итак, чисто, мистер Пеннос?

Инженер быстро приблизился к столу и уложил на стол нечто металлическое и бесформенное.

— Пока ничего определенного… но вот что я обнаружил в главной физической лаборатории. Как вы думаете, что это такое?

Главы отделов, подошедшие к столу, чтобы рассмотреть поближе, расступились, пропуская Гросвенфа. Он осторожно склонился над хрупкого вида предметом со сложной системой соединений. Три его трубки могли быть дулами, проходящими через три маленьких шарика, сияющих серебристым светом. Свет проник в стол, делая его прозрачным, как стекло. И что самое странное, шарики поглощали тепло, как термическая губка. Гросвенф по — тянулся к ближайшему шарику и ощутил, как его руку обдало жаром. Он быстро отдернул ее назад.

Пеннос чему-то кивнул, но промолчал.

— Вероятно, существо работало над этим механизмом, — предположил Скит, — когда вдруг заподозрило, что что-то не так. Вероятно, существо поняло, что происходит, потому что быстро покинуло корабль. Это, кажется, не совсем согласуется с вашей теорией, Корита? Вы сказали, что как истинный крестьянин, он даже представить себе не может, что мы собираемся делать.

На побледневшем от усталости лице японского археолога появилась улыбка.

— Мистер Скит, — вежливо произнес Корита, — нет ничего удивительного в том, что это существо смогло понять. Возможным ответом на это будет разнообразие видов крестьянской категории. Ко всему, красное чудовище было самым высокоразвитым представителем этой категории, какой нам только доводилось видеть.

— Хотел бы я, — проворчал Пеннос, — чтобы мы пореже сталкивались с такими крестьянами. Вам известно, что после трех минут бесконтрольной энергизации мне понадобится на ремонт двигателя не менее трех месяцев? Я даже боюсь, что… — он замолчал, не решаясь говорить.

Капитан Лич мрачно улыбнулся и продолжил:

— Я закончу за вас, мистер Пеннос. Вы опасались, что корабль будет полностью уничтожен. Думаю, большинство из нас понимало, на какой риск мы идем, когда согласились на последний план мистера Гросвенфа. Мы знаем, что наши спасательные суденышки могут дать лишь частичное антиускорение. Так что мы могли оказаться беспомощными в четверти миллиона световых лет от дома.

Кто-то из людей добавил:

— Я понял так, что если бы алая тварь действительно захватила корабль, она бы отправилась дальше с очевидным намерением завоевать галактику. В конце концов, человек достаточно хорошо в ней устроился… и достаточно к ней привык…

Скит качнул головой.

— Однажды этот дьявол над ней властвовал и мог бы властвовать опять. Вы слишком твердо убеждены в том, что человек является образцом справедливости, забывая вероятно о том, что у него была долгая и кровавая история. Он убивал других животных не только ради получения мяса, но и для садистского удовольствия. Он брал в рабство соседей, убивал своих соотечественников и противников, испытывал наслаждение от мучений остальных. И не будет ничего невероятного в том, если мы во время нашего дальнейшего путешествия встретим других существ, куда более достойных управлять Вселенной, чем человек.

— Ради всего святого, — заметил один из техников, — пусть ни одного опасного вида существ не будет до — пущено на корабль. Мои нервы на пределе, и я уже не так хорош, каким был тогда, когда впервые вступил на борт «Космической Гончей».

— Вы говорите от имени всех нас! — раздался из коммуникатора голос исполняющего обязанности директора — Кента.

Глава 16

Кто-то зашептал Гросвенфу на ухо, но так тихо, что он не смог разобрать ни слова. Шепот последовал за вибрирующим звуком, таким же тихим, как и шепот, и в равной степени непонятным. Он непроизвольно оглянулся. Сейчас он находился в кинозале своего отдела, и в поле зрения никого не было. Гросвенф неуверенно подошел к двери, ведущей в аудиторию, но и там никого не оказалось. Он вернулся к работе, хмуро размышляя над тем, не направил ли на него кто-нибудь энцефалоаджустер. Это было единственно возможное объяснение, пришедшее ему на ум. Но через некоторое время он отверг его, как бессмысленное. Аджустеры были эффективными лишь при действии с близкого расстояния. А главное, его отдел был защищен против воздействия вибрации. Кроме того, он был слишком хорошо знаком с умственным процессом, вовлеченным в полученную иллюзию, и это делало для него невозможным не придавать значения инциденту.

Ради предосторожности Гросвенф тщательно осмотрел все пять комнат и проверил аджустеры в технической комнате. Они находились в том состоянии, в каком и должны были находиться — тщательно убранные. Эллиот молча вернулся в кинокабинет и вновь принялся за изучение гипнотически — световой вибрации, развитой им из изображений, использованных Риим против корабля.

Ужас поразил его сознание, подобно удару: он весь, съежился от страха. И потом снова шепот, такой же тихий, как и раньше, но теперь он был довольно сердитым и непонятно враждебным. Он ошеломленно застыл. Все — таки, вероятно, это был энцефалоаджустер. Кто-то стимулировал его мозг на расстоянии настолько мощным аппаратом, что защитный экран его комнаты оказался бессильным. Он лихорадочно размышлял, кто бы это мог быть и, в конце концов, пришел к выводу, что след ведет в психологический отдел. Ему ответил сам Сидл, и Гросвенф решительно принялся ему разъяснять, что произошло, но психолог его быстро прервал:

— Я как раз собирался с вами связаться, потому что подумал, что вы можете быть ответственны за эти действия.

— Вы хотите сказать, что кто-то еще был подвергнут такому же воздействию? — недоверчиво осведомился Гросвенф, пытаясь осмыслить происходящее.

— Я удивлен, что ему подверглись и вы в специально оборудованном отделе. Мне жалуются вот уже двадцать минут, а некоторые из моих приборов были затронуты на несколько минут раньше.

— Какие приборы?

— Мозговолновой генератор — детектор, нервно-импульсный регистратор и более чувствительные электрические детекторы. Кстати, Кент собирается созвать совещание на контрольном пункте, так что там и увидимся.

Но Гросвенф не отпустил его так быстро.

— Выходит, что какое-то обсуждение уже было?

— Мы… э… мы сделали кое-какие предположения.

— О чем?

— Мы скоро будем проходить огромную галактику М —33. Есть мнение, что это исходит оттуда.

Гросвенф мрачно улыбнулся.

— Это явный гипноз. Я подумаю над этим, а через несколько минут мы увидимся.

— Приготовься к получению шока при выходе в коридор. Давление осуществляется постоянно. Звуки, световые пятна, образы, эмоционально действующий шум — мы в самом деле получаем стимулирующую дозу.

Гросвенф кивнул и прервал связь. К тому моменту, когда он убрал пленку, извещение Кента о совещании передавалось по корабельному коммуникатору. Через минуту, открыв дверь в коридор, Гросвенф мгновенно понял, что имел в виду Сидл. Он даже остановился, поскольку смесь возбудителей сразу же начала на него воздействовать. Полный тревоги, Эллиот направился к контрольному пункту.

Через некоторое время он уже сидел вместе с остальными. Огромная космическая ночь что-то шептала, прижавшись к пролетавшему сквозь нес кораблю. Капризная и беспощадная, она заманивала и предупреждала. Она вибрировала в жутком наслаждении, а потом кипела в неистовом и диком безумии. Она шептала о страхе и выла от голода. Она умирала и билась в агонии и снова возрождалась к экстатической жизни. И в каждую долю секунды в ней неумолимо присутствовала угроза.

— Есть мнение, — произнес кто-то за спиной Гросвенфа, — что корабль должен возвратиться домой.

Гросвенф, неспособный различить голос, оглянулся в поисках говорившего. Кем бы он ни был, больше он не сказал ничего. Вновь устремив взгляд вперед, Гросвенф обнаружил, что исполняющий обязанности директора Кент все еще не отвернулся от глазка телескопа, что-то наблюдая. Он или решил, что на эту реплику отвечать не стоит, или не слышал его голоса. Никто другой также не среагировал на это замечание.

Поскольку все продолжали упорно молчать, Гросвенф принялся оперировать встроенным в кресло манипулятором коммуникатора, и теперь тоже наблюдал несколько размытое изображение того, на что уставились в телескоп Кент и Гюнли Лестер. Постепенно он забыл о соседях и сконцентрировался на показываемом экраном изображения ночи. Они находились вблизи границ целой галактической системы. И все же ближайшие звезды находились еще настолько далеко, что телескоп едва мог показать мириады блестящих точек, составляющих спиральную туманность М —33 Андромеды.

Гросвенф отвел взгляд от экрана одновременно с Лестером.

— Случившееся кажется невероятным, — заявил астроном. — Вибрация, которую мы ощущаем, распространяется от галактики с биллионами солнц.

— Немного помолчав, он прибавил: — Директор, мне кажется, что решение этой проблемы не в сфере астрономии.

Кент оторвался от глазка телескопа и проговорил.

— Все, что включает в себя галактика, подходит под категорию астрономического явления, или же вы можете назвать другую науку, которая этим займется?

Поколебавшись, Лестер медленно ответил.

— Показания шкалы просто фантастические. Я не думаю, что нам следует пользоваться галактическим телескопом. Этот барьер может рассылаться лучом, сконцентрированным на нашем корабле.

Кент повернулся к людям, расположенным лицом к широкой разноцветной контрольной панели, и спросил:

— У кого-нибудь есть предложения или дельные соображения?

Гросвенф оглянулся, надеясь, что говоривший раньше объяснит свою мысль подробнее, но тот молчал.

Несомненно, люди уже не осмеливались выступать так свободно, как при Мортоне, когда тот вел собрание. Так или иначе, но Кент весьма явно давал понять, что считает мнение всех, кроме глав отделов, просто дерзостью. Было также очевидно, что он не считает некзиальный отдел правомочным. В течение нескольких месяцев он и Гросвенф были вежливы друг с другом, но старались видеться как можно реже. В течение этого времени исполняющий обязанности директора Кент, желая упрочить свои позиции, представил на совет несколько методов, дающих его отделу больший вес в некоторых областях деятельности под всяческими благовидными предлогами.

Важность правил корабля, учитывающих одобрения индивидуальной инициативы, даже за счет производительности, была тем пунктом, который мог бы — Гросвенф был в этом уверен — продемонстрировать только другой некзиалист. Он не собирался протестовать и, таким образом, еще несколько ограничений наслоилось на и так уже опасно страдающий ограничениями корабль.

Из глубины контрольной первым отозвался на слова Кента биолог Скит. Он сухо заметил:

— Я вижу, что мистер Гросвенф крутится на своем стуле. Может быть, он вежливо ждет, пока не выскажутся более старшие? Мистер Гросвенф, что у вас на уме?

Гросвенф подождал, пока притихнет слабый всплеск смеха, к которому Кент не присоединился. Он недовольно произнес, уставившись почему-то на Эллиота. — Мы вас слушаем, мистер Гросвенф…

— Несколько минут назад кто — то предложил нам повернуть обратно домой. Я бы хотел, чтобы этот человек мотивировал свое предложение.

Ответа не последовало. Гросвенф видел, что Кент нахмурился. Действительно, казалось странным, что есть человек, не желающий подтвердить свое мнение, в какой бы форме оно ни было высказано. Все с удивлением переглядывались.

В конце концов, снова заговорил Скит:

— Когда было сделано это предложение? Я не помню, чтобы слышал его.

— И я! — эхом отозвались несколько голосов.

Глаза Кента блеснули. Гросвенфу показалось, что он ринулся в спор, как человек, жаждущий личной победы.

— Позвольте мне прояснить этот вопрос, — нахмурился Кент. — Было такое утверждение или нет? Кто еще его слышал? Прошу поднять руки.

Все руки остались опущенными.

— Мистер Гросвенф, что именно вы слышали? — злобно процедил Кент.

Гросвенф четко произнес:

— Насколько я помню, слова были следующие: «Есть мнение, что корабль должен возвратиться домой», — он умолк, но поскольку никаких замечаний не последовало, продолжил: — Кажется ясным, что сами слова возникли в результате стимуляции слуховых центров моего мозга. Кто-то чувствует сильнейшее желание отправить нас домой, и я его уловил… Я, конечно, не предлагаю это в качестве позитивного анализа.

Кент недовольно осведомился:

— Все мы, мистер Гросвенф, все еще пытаемся понять, почему именно вы, а не кто-то другой, услышали это предложение?

И опять Гросвенф оставил без внимания тон, которым это было сказано, и искренне сказал:

— Последние несколько минут я как раз это обдумывал. Я не могу не вспомнить, что в период инцидента с Риим мой мозг был подвергнут стимуляции в течение довольно длительного времени. Вполне возможно, что теперь я более чувствителен к подобным связям. — Тут ему пришло в голову, что подобная чувствительность могла быть объяснением тому, что он смог услышать шепот в своих изолированных экранами комнатах.

Гросвенф не был удивлен тем, что Кент брезгливо нахмурился. Химик показал этим, что предпочитает не вести разговоры о птичьем народе и о том, что они проделали с сознанием членов экспедиции. Кент холодно проговорил:

— Я уже имел удовольствие слышать рассказы о вашем вкладе в этот эпизод. Если я не ошибаюсь, вы утверждали, что причина вашей победы над Риим крылась в том, что члену одной расы трудно контролировать нервную систему представителя другой формы жизни, совершенно ему не знакомой. Как же вы тогда объясните, то, что кто бы там ни был, махнул в направлении движения корабля, проник в ваше сознание и стимулирует с удивительной точностью то участки вашего мозга, которые произвели предупреждающие слова, только что повторенные вами.

Гросвенфу показалось, что тон Кента, как он выбирает слова, и его самодовольство, произвели на всех неприятное впечатление.

— Директор, тот, кто стимулирует мой мозг, может знать о проблемах общения с нервной системой пришельца. Мы не станем утверждать, что он говорит на нашем языке. Кроме того, подобное решение проблемы было бы лишь частичным, поскольку я — единственный человек, отозвавшийся на стимуляцию. Я считаю, что в настоящий момент нам стоит обсуждать не то, каким путем я ее получил, а почему и что мы должны с этим делать, — закончил выступление Гросвенф.

Глава отдела геологии Дональд Мак — Кен откашлялся и сказал:

— Гросвенф прав. Я полагаю, джентльмены, что нам следует взглянуть в лицо тому факту, что мы вторглись на чью — то территорию. И это значительный кто-то.

Кент поджал губы, собираясь заговорить, но заколебался. Немного помолчав, он все же высказался:

— Я думаю, нам следует быть осторожными и не приходить к выводу о том, что мы располагаем достаточными для выводов фактами. И я считаю, что нам следует действовать так, как если бы мы находились перед лицом большего, чем у человека, интеллекта, большего чем-то, с чем мы сталкивались в известной нам жизни.

В контрольном пункте установилась тишина. Гросвенф заметил, что люди незаметно для себя приободрились. Их губы стали тверже, выражение лиц увереннее. Он увидел, что и другие заметили эту реакцию.

Социолог Келли мягко произнес:

— Я рад… э… тому, что никто не выказывает желания повернуть назад. Отлично! Мы служим нашему правительству и нашей расе, и наш долг — исследовать возможности новой галактики, особенно сейчас, когда доминирующая здесь форма жизни знает о нашем существовании. Заметьте, пожалуйста, что я одобряю предложение директора Кента и говорю так, как если бы мы были действительно вынуждены вступить в контакт с существами на высшей стадии развития. Их способность более или менее прямо воздействовать на наш мозг и стимулировать его означает то, что они совершенно явно наблюдают за нами и многое о нас знают. Мы не можем позволить себе, чтобы эти знания были односторонними.

Кент уже успокоился, когда заговорил снова:

— Мистер Келли, что вы думаете по поводу мира, в который мы направляемся?

Лысоголовый социолог поправил очки.

— Он… э… велик, директор. Но этот шепот мог быть эквивалентен перекрещивающимся радиоволнам, распространяющимися в нашей собственной галактике. Они… э… могут быть просто внешними сигналами, идущими из пустынных мест в зону развития, — он умолк, но не слыша ничьих замечаний, он продолжал: — Вспомните, ведь человек тоже оставил вечные следы в собственной галактике. Планеты сошли со своих орбит. Мертвые миры покрылись живой зеленью. Океаны появились там, где безжизненные пустыни лежали под солнцем и были горячей, чем наше Солнце. И наше присутствие здесь, на этом огромном корабле, является проявлением мощи человека, способного проникать дальше, чем все существующие шепоты.

Следующим выступил Гурлей из отдела коммуникации.

— Следы человека едва ли можно назвать постоянными, в космическом смысле этого слова. Я не понимаю, как вы можете говорить о них теми же словами, что и об этом явлении. Эти пульсации настолько всепроникающи, что все пространство вокруг нас шепчет. Это — жизнь, такие ее сильные формы, какие мы даже не представляем. Это не кот, не алый дьявол, не феллахская раса, ограничивающаяся одной системой. Здесь, по всей вероятности, множество умов, которым нет числа, общающихся между собой через мили и годы их пространства и времени. Это цивилизация всей галактики, и если говорящие от ее имени предупреждают нас… — Гурлей замолчал, задохнувшись, и поднял руку, как бы защищаясь.

Он был не единственным, кто сделал это. По всей комнате люди пригибались и прятались за кресла, так как Кент судорожным движением выхватил вибратор и направил его на аудиторию. Лишь инстинктивно нырнув, Гросвенф обнаружил, что траектория луча проходит выше его головы. За его спиной раздался дикий вопль, затем звук удара, от которого содрогнулся пол.

Гросвенф обернулся вместе с остальными и с чувством омерзения уставился на тридцатифутовую тварь, целиком бронированную, лежащую на полу и извивающуюся в двадцати футах от последнего ряда. В следующее мгновение в воздухе материализовалась красноглазая копия первого чудовища и с грохотом приземлилась в дюжине футов от первого. Вслед за вторым чудовищем появился третий, дьявольского вида монстр, перевернулся несколько раз и вскочил, рыча.

Через секунду из воздуха их материализовалось не менее дюжины.

Гросвенф также выхватил вибратор и разрядил его. Чудовищный рев мгновенно удвоился. Металлические лапы скребли по металлическим стенам и полам. Стальные когти грохотали, стучали тяжелые ноги. Теперь все люди вокруг Гросвенфа стреляли из вибраторов, но твари продолжали появляться. Гросвенф навернулся, вскочил на второй ряд и прыгнул на второй ярус приборного щита. Когда он добрался до яруса, на котором находился Кент, тот перестал стрелять и злобно зашипел:

— Ты что это делаешь, скотина?!

Его вибратор повернулся, и Гросвенф безжалостно выбил его из рук директора. От ярости тот ничего не мог произнести. Добравшись до следующего яруса, Гросвенф увидел, что Кент тянется за вибратором. Он не сомневался в том, что директор собирается выстрелить в него. Со вздохом облегчения он добрался, наконец, до рубильника, управляющего созданием огромного мультиэнергетического экрана корабля, включил его на полную мощность и кинулся на пол, как раз вовремя. Трассирующий луч вибратора Кента впился в металл контрольной панели как раз над головой Гросвенфа. Потом луч пропал. Кент вскочил на ноги, и крикнул наверх:

— Я не понял, что вы собираетесь делать!

Как извинение, эта фраза совсем не тронула Гросвенфа. Исполняющий обязанности директора считал, вероятно, что может оправдать свой поступок тем, что Гросвенф бежал с поля боя. Эллиот проскочил мимо химика слишком сердитый, чтобы вступать в разговор. Он ужо давно не выносил Кента, но теперь убедился, что поведение этого человека делает его недостойным должности директора. Впереди предстояло сложное время, и личная неприязнь Кента могла сыграть роль триггера, способного уничтожить корабль.

Спустившись на нижний ярус, Гросвенф добавил энергию своего вибратора к той, что излучали вибраторы других. Уголком глаза он заметил, что три человека устанавливают огнемет. К тому времени, когда он изрыгнул свое невыносимое пламя, все твари находились без сознания от молекулярной энергии, и уничтожить их было делом нетрудным.

Опасность миновала, и у Гросвенфа появилось время поразмыслить над тем, как эти чудовища были живыми перенесены на корабль через световые столетия. Это походило на сон, и было слишком фантастично, подобное вообще невозможно было себе представить.

Но запах горящей плоти был достаточно реальным, как и струившаяся по полу голубовато — серая кровь. Последней очевидностью была дюжина или около того бронированных и чешуйчатых тел, валявшихся по всей комнате.

Глава 17

Когда через несколько минут Гросвенф вновь увидел Кента, исполняющий обязанности директора был сдержанным и активно отдавал приказы по коммуникатору. Вплыли подъемники, и началась уборка тел. Коммуникаторы гудели от перекрестных посланий. Картина быстро прояснилась.

Существа объявились лишь в контрольном пункте. Корабельный радар не зарегистрировал ничего похожего на вражеский корабль. В любом направлении расстояние до ближайшей звезды равнялось тысяче и более световых лет. При этих известиях вся комната загудела, обменивались мнениями.

— Десять световых столетий! — изумился штурман Селенски. — Без ретрансляции мы даже сообщение не можем передать на такие расстояния.

Вперед торопливо вышел капитан Лич. Он коротко переговорил с несколькими учеными и созвал военный совет.

— Мне едва ли следует говорить о риске, которому мы подвергаемся, — начал он свою речь. — Наш корабль противостоит тому, что, похоже, является враждебной галактической цивилизацией. Сейчас мы в безопасности за защитным экраном. Природа угрозы требует от нас ограниченности действий, хотя, если быть объективными, и не слишком большой. Мы должны узнать, почему нас предупреждают. Мы должны определить природу опасности и меру разума за ней. Я вижу, что наш биолог Скит все еще исследует останки наших последних врагов. Мистер Скит, что они из себя представляют?

Скит отвернулся от поверженного чудовища и сообщил:

— Земля могла произвести нечто подобное во время динозавров. Судя по размерам того, что должно быть черепной коробкой, их интеллект должен быть чрезвычайно низким.

— Мистер Гурлей, — произнес Кент, — мне говорят, что твари могли проникнуть сквозь гиперпространство. Вероятно, нам следует попросить вас развить эту версию.

— Мистер Гурлей, ваша очередь, — подхватил капитан Лич.

Специалист по коммуникациям начал выступление в свой обычной, спокойной манере.

— Это лишь теория, и весьма новая. Согласно ей, вселенная уподобляется шару. Когда вы прокалываете оболочку, шар мгновенно становится плоским и одновременно начинает залечивать прокол. Тогда, как ни странно, если предмет проникает под оболочку, ему нет необходимости возвращаться в ту же точку пространства. Предположим только, что некто знает какой-то метод контроля над явлением и может использовать его, как форму телепортации. Да, звучит все это причудливо, но вспомните, что это в равной мере можно сказать и о случившемся.

— Трудно поверить в то, что кто-то может быть более ловким, чем ты, — кисло заметил Кент. — Вероятно, это какие-то очень очень простые решения проблемы гиперпространства, которые просмотрели наши ученые. Может быть, нам удастся их узнать? — он помолчал, потом продолжил: — Корита, вы все молчите. Не скажете ли, что противостоит нам?

Археолог встал и в замешательстве развел руками.

— Не могу предложить даже догадки. Нам придется побольше узнать о мотивах, стоящих за нападением, а уж потом можно будет делать сравнения на базе цикличности истории. Например, если целью был захват корабля, то нападение на нас, — в том виде, в котором оно было совершено — было ошибкой. Если же они намеревались просто напугать нас, то атака оказалась на редкость успешной.

Когда Корита сел, раздался взрыв смеха, но Гросвенф отметил, что выражение лица капитана Лича осталось мрачным и задумчивым.

— Если говорить о мотиве, — отчеканил он, — то мне в голову пришла одна неприятная версия, и мы должны быть к ней готовы. Она состоит в следующем. Предположим, что этот одаренный интеллект, или кто он там, захотел узнать, откуда мы прилетели? — он сделал паузу, и судя по установившейся тишине и напряженным позам было ясно, что его слова задели чувствительную струну. — Давайте посмотрим на это… с его… точки зрения. Приближается корабль… В том направлении, откуда он летит, в радиусе десяти миллионов световых лет имеется значительное число галактик, звездных скоплений и туманностей. Какая из них наша?

В помещении воцарилась тишина. Лич повернулся к Кенту.

— Директор, если вы согласны, я предлагаю изучить некоторые из планетных систем этой галактики.

— Не возражаю, — буркнул Кент. — Но теперь, если кто-нибудь еще…

Гросвенф поднял руку, но Кент, как бы не замечая, сказал:

— Начнем совещание… чуть позже. Это же собрание объявляю…

— Мистер Кент!

— …закрытым! — закончил Кент.

Все оставались на своих местах. Кент повернулся к Эллиоту и недовольно заявил:

— Прошу прощения, мистер Гросвенф, предоставляю вам слово.

— Трудно себе представить, — уверенно проговорил Гросвенф, — что эти существа смогут расшифровать наши знания, но я все же предлагаю уничтожить наши звездные карты.

— Я собирался предложить то же самое, — взволнованно заговорил Ван Гроссен. — Продолжайте, Гросвенф.

Под одобрительный шепот присутствующих Эллиот продолжал:

— Все мы убеждены, что наш главный защитный экран может нас охранить от неприятностей. У нас, естественно, и нет иной альтернативы, чем вести себя так, как если бы это соответствовало истине. Но когда мы, наконец, приземлимся, для нас было бы нежелательным не иметь наготове несколько больших энцефалоаджустеров. Мы смогли бы создать защитные мозговые волны с тем, чтобы избежать дальнейшего прочтения наших мыслей.

И снова аудитория одобрительно зашумела.

Кент бесстрастно осведомился:

— Что-нибудь еще, мистер Гросвенф?

— Одно общее замечание. Главам отделов следовало бы просмотреть материалы, находящиеся в их распоряжении, чтобы уничтожить все, что могло бы подвергнуть опасности нашу расу в случае захвата «Гончей».

По мере того, как текло время, становилось ясным, что или неизвестный интеллект намеренно воздерживается от дальнейших действий, или работа экрана является достаточно эффективной. Никаких новых инцидентов не произошло.

Одинокими и редкими были солнца в этой отдаленной области галактики. Первое солнце, вынырнувшее из пространства — светящийся сгусток жара, яростно пылавший в чернильной тьме. Лестер и его штат определили местонахождение пяти планет достаточно близким к светилу, так что имело смысл их обследовать. Посетив все пять, они уяснили, что одна была обитаема. Это был шар мглы, джунглей и гигантских тварей. Корабль покинул ее, низко пролетев над линией морских берегов и через огромный континент, заболоченный и заросший. И никаких следов цивилизации, тем более настолько сложной, существование которой можно было предполагать.

«Космическая Гончая» пролетела триста световых лет и оказалась у маленького солнца с двумя планетами, жмущимися к теплу красно — вишневого шара. Одна из двух планет была обитаема, и это тоже был мир мглы и джунглей с ящероподобными тварями. Они оставили его неисследованным, пролетев над огромным морем и покрытым буйной растительностью материком.

Теперь звезд стало больше. Они рассеивали черноту следующих ста пятидесяти световых лет. Большое голубоватое солнце, в орбите которого вращалось не менее пятидесяти планет, привлекло внимание Кента, и корабль быстро устремился к нему. В непосредственной близости к солнцу располагалось семь планет, и они были пылающим адом без всякой надежды на зарождение жизни. Корабль совершил спираль над тремя близко рас — положенными друг к другу планетами, которые были обитаемы, и устремился в межзвездную пустоту исследовать другие системы. За ними находились три насыщенные испарениями планеты — джунгли, вращавшиеся по своим орбитам вокруг солнца.

Тем временем Кент собрал на борту корабля совещание глав отделов и их заместителей. Обсуждение он начал без обиняков:

— Лично я не вижу смысла в этих поисках определенных свидетельств, но Лестер предложил мне срочно вас созвать, — он пожал плечами. — Возможно, он что-то знает.

Кент сделал паузу и наблюдавший за ним Гросвенф был удовлетворен своим присутствием на совещании и озадачен уверенностью, излучаемой всей фигурой маленького химика.

«В чем тут дело?» — подумал он.

Казалось странным, что исполняющий обязанности директора Кент побеспокоился наперед отречься от чести получения хороших результатов, которые могло бы дать это совещание.

Вновь заговорил Кент, и тон его был дружелюбным:

— Гюнли, может быть, вы выступите и объясните?

Астроном поднялся на нижний ярус. Он был таким же высоким и худым, как и Скит. На его бесстрастном лице блестели ярко-голубые глаза. Но когда он заговорил, голос его звучал довольно определенно.

— Джентльмены, три обитаемые планеты последней системы были совершенно одинаковы, и это их состояние искусственное. Я не в курсе, многие ли из вас знакомы с современной теорией образования планетных систем. Те же из вас, которые с ней не знакомы, возможно, не поймут важность моих слов. Дело в том, что распределение массы в системе, которую мы только что покинули, невозможно динамически. Могу сказать со всей определенностью, что две из трех обитаемых планет этого солнца были перемещены в их настоящее положение насильственно. По моему мнению, нам следует вернуться и проверить. Похоже на то, что кто-то намеренно создал первобытные планеты. Для какой цели — такие предположения я высказывать не буду.

Он замолчал и враждебно уставился на Кента. Тот выступил вперед, на его физиономии блуждала слабая улыбка.

— Гюнли пришел ко мне и попросил, чтобы я приказал вернуться на одну из планет — джунглей. Ввиду этого я созвал совещание и теперь хочу провести голосование.

«Так вот в чем дело!» — Гросвенф вздохнул, не то чтобы восторгаясь Кентом, но, по крайней мере, по достоинству оценивая его действия. Исполняющий обязанности директора не предпринял попытки создать дело против своей оппозиции. Было вполне возможным, что он, собственно, и не возражал против плана астронома. Но созывая совещание, когда его собственная точка зрения должна была восторжествовать, он доказывал, что рассматривает себя как объект демократической процедуры. Это был ловкий ход, демагогическая мера по поддержанию доброй воли среди его сторонников.

И в самом деле, предложение Лестера встретило активные возражения. Трудно было поверить в то, что Кент знал о них, иначе это бы означало, что он намеренно игнорирует возможную опасность. Он решил оправдать Кента за недостаточностью улик и терпеливо ждал, пока несколько ученых задавали астроному не слишком важные вопросы. Когда ответы на них были получены и казалось ясным, что с дискуссией все, кроме него, покончили, Гросвенф встал и заявил:

— Я бы хотел поддержать точку зрения мистера Кента в этом важном вопросе.

— Однако, мистер Гросвенф, — холодно проговорил Кент, — отношение всех, кажется, в достаточной мере ясно, судя по краткости дискуссии, и отнимать наше ценное время… — тут он внезапно умолк. Вероятно, до него дошел истинный смысл слов Гросвенфа. Лицо его по — темнело. Поскольку никто ничего не сказал, он опустил руку и проговорил: — Вам слово, мистер Гросвенф.

— Мистер Кент прав: решение слишком поспешное, — твердо начал Эллиот.

— Пока мы посетили лишь три планетарных системы, а необходимо посетить не менее тридцати, выбрав их наугад. Это минимальное число, учитывая размеры наших исследований, по которому мы можем прийти к каким — нибудь выводам. Я буду рад обратиться со своими цифрами в математический отдел для подтверждения. Помимо этого, приземлившись, мы должны были бы выйти из-под защиты экрана. Мы должны были бы подготовиться к отражению самой невероятной атаки со стороны интеллекта, который может мгновенно использовать для доставки своих сил среду гиперпространства. Я представляю себе картину того, как биллион тонн вещества обрушивается на нас в то время как мы беспомощные будем сидеть на этой планете. Джентльмены, насколько я понимаю, впереди у нас есть месяц — другой для детального изучения вопроса. В течение этого времени мы, естественно, должны посетить возможно большее количество солнц. Если их обитаемые планеты тоже окажутся исключительно — или даже в большинстве своем — примитивными, тогда мы будем иметь весомое подтверждение предположения мистера Лестера об их искусственном положении. — Помолчав, Гросвенф закончил: — Мистер Кент, я верно выразил ваше мнение?

Кент уже успел полностью овладеть собой.

— Почти, мистер Гросвенф, — он оглядел собравших. — Если новых предложений больше не будет, я предлагаю проголосовать предложение Гюнли Лестера.

— Я отклоняю его, — встал астроном. — Признаюсь, что не продумал некоторые аспекты поспешного приземления.

После некоторых колебаний Кент произнес:

— Если кто-нибудь желает поддержать предложение Гюнли… — поскольку никто не собирался высказываться, Кент уверенно продолжил: — Я бы хотел, чтобы кто-нибудь высказал свое мнение, но раз никто не желает сделать этого, то я прошу начальников отделов при — готовить мне детальный отчет по вопросу о том, какие меры нам следует предпринять для успешного приземления, которое нам неизбежно придется совершить. У меня все, джентльмены.

В коридоре, при выходе из контрольного пункта, Гросвенф почувствовал чью-то руку на своем плече. Обернувшись, он увидел Мак — Кена, который сказал;

— Последние несколько месяцев я был чрезвычайно занят работами, связанными с ремонтом и не имел возможности пригласить вас в свой отдел. Я предчувствую, что когда мы, наконец, приземлимся, оборудование геологического отдела будет использовано не совсем по назначению. Некзиализм мог бы нам очень пригодиться.

Гросвенф обдумал эти слова, после чего кивнул в знак согласия.

— Я буду у вас завтра утром. Хочу приготовить рекомендации для импозантного мистера Кента, исполняющего обязанности директора.

Мак — Кен кинул на него быстрый взгляд и нехотя спросил:

— Вы полагаете, что он ими не заинтересуется, не так ли?

Значит, остальные тоже заметили неприязнь к нему Кента.

— Что, по — вашему, является основой популярности Кента как лидера? — уточнил Эллиот.

После некоторых размышлений Мак — Кен ответил:

— Он человечен. У него есть приязни и неприязни. Он способен волноваться от происходящего. Он вспыльчив… Когда он делает ошибки, то пытается сделать вид, что так и надо. Он жаждет быть директором. После воз — вращения корабля на Землю директора экспедиции ждет мировая известность. Во всех нас есть что-то от Кента. Он… э… он человек.

— Насколько я заметил, вы ничего не сказали о его способности к работе.

— Это не является жизненно важным вопросом. Он может получить совет у специалиста по любой проблеме, — Мак — Кен облизал губы. — Трудно выразить в словах притягательность Кента, но думаю, ученые постоянно опасаются ущемления своих потенциальных возможностей и поэтому хотят, чтобы впереди них находился человек эмоциональный, но в то же время такой, чья квалификация не вызывала бы сомнений.

Гросвенф качнул головой.

— Я не согласен с вами относительно того, что работа директора якобы не важна. Все зависит от личности и от ее умения использовать благоприятные возможности.

Мак — Кен внимательно выслушал Гросвенфа и через некоторое время произнес:

— Человеку, рассуждающему строго логично, подобно вам, возможно, очень трудно понять влияние на людей подобных Кенту. И в политике такие люди имеют мало шансов.

Гросвенф мрачно заявил:

— Побеждает не их преданность научным методам. Дело в их прямоте. Средних знаний человек часто понимает, что тактика, используемая против него, лучше, чем лицо, которое ее использует, но не может решиться на контрудар, не ощущая себя при этом опороченным.

Мак — Кен нахмурился.

— Громко сказано! А у вас не бывает таких приступов малодушия?

Гросвенф молчал.

Мак — Кен настаивал:

— Предположим, вы решите, что Кента следует оттеснить. Что вы станете делать?

— В настоящий момент мои намерения вполне миролюбивы, — осторожно заметил Гросвенф и с удивлением увидел удовлетворенное выражение на лице Мак — Кена. Он с жаром пожал руку Гросвенфа.

— Рад слышать о том, что ваши намерения легальны, — искренне произнес Мак — Кен. — С тех пор, как я побывал на вашей лекции, я понял то, что никто другой еще не осознал: потенциально — вы самый опасный человек на этом корабле. Совокупность ваших знаний, подкрепленная решительностью и знанием цели, может быть куда более большей бедой, чем любое нападение.

Придя в себя после мгновенного удивления, Гросвенф покачал головой.

— Невероятное предположение. — сказал он — Одного человека слишком легко убить.

— Я заметил, — произнес Мак — Кен — что вы не отрицаете того, что владеете знаниями.

Гросвенф протянул руку в знак прощания.

— Благодарю за ваше высокое мнение обо мне. Хотя оно значительно преувеличено, но психологически стимулирует.

Глава 18

Тридцать первая по счету звезда, на которой они по бывали, была размером с Солнце, и почти такого же типа. На трех ее планетах была жизнь, подобная всем другим обитаемым мирам, которые они видели. Это были покрытые насыщенными испарениями, джунглями и первобытным морем миры.

«Космическая Гончая» пролетела сквозь газообразную оболочку из воздуха и водяных паров и заскользила над поверхностью планеты — огромный чужеродный металлический шар, заброшенный в фантастические края.

В геологической лаборатории Гросвенф наблюдал за приборами, отмечавшими природу почвы внизу. Это была сложная работа, требовавшая пристального внимания, поскольку оперирование цифрами нуждалось в активном участии высокоразвитого интеллекта. Постоянный поток сверхзвуковых и коротковолновых сигналов должен был быть направлен в строго определенную ячейку соответствующего вычислительного устройства в точно определенный отрезок времени для сравнительного анализа. К стандартной, знакомой Мак — Кену технике, Гросвенф добавил некоторые усовершенствования, согласно принципам некзиализма, и в таблицах и в диаграммах оказалась отраженной удивительно точная картина внешней поверхности планеты.

Гросвенф сидел там уже в течение часа, глубоко погрузившись в процесс работы. Факты давали расхождение в деталях, но молекулярная структура, устройство и распределение различных элементов указывали на некое геологическое постоянство: ил, песчаник, глина, гранит, органические следы — возможные месторождения угля, силикаты в форме покрывающего скалы песка, вода…

Несколько стрелок на шкалах перед ним резко повернулись и застыли. Их реакция косвенно указывала на присутствие металлической руды в больших количествах, со следами углерода, молибдена…

Сталь! Гросвенф схватился за рычаги, которые ускоряли выдачи серии результатов. Зазвенел звонок и сразу же подбежал Мак— Кен. Корабль остановился. В нескольких футах от Гросвенфа Мак — Кен начал разговор с исполняющим обязанности директора Кентом.

— Да, директор, сталь, а не просто железо, — он не назвал имени Гросвенфа и продолжил. — Мы установили нашу аппаратуру максимум на сто футов. Это может быть город, похороненный или скрытый в джунглях.

— Узнаем точно через несколько дней, — сухо проронил Кент.

Корабль был осторожно посажен на планету и через временное отверстие в защитном экране было опущено необходимое оборудование. Гигантские экскаваторы, краны, подвижные контейнеры были установлены с дополнительными устройствами. Все было так тщательно отрепетировано, что через полчаса после того, как корабль начал разгружаться, он уже вновь взмыл в пространство.

Все работы по раскопкам проводились с дистанционным управлением. Специально обученные люди раскопали землю на двести пятьдесят фугов в глубину и на восемьдесят в ширину. Был обнаружен не столько город, сколько невероятные обломки того, что раньше называлось городом.

Здания выглядели так, как будто были раздавлены слишком огромной тяжестью, чтобы они могли ее вынести. Уровень улиц доходил в глубину на полные двести пятьдесят футов, и там обнаруживались груды костей. Был отдан приказ прекратить раскопки, и несколько спасательных шлюпок устремились сквозь мглистую атмосферу. Гросвенф находился вместе с Мак — Кеном и другими специалистами и теперь стоял над тем, что осталось от одного из скелетов.

— Нехорошие повреждения, — нахмурился Скит.

— Но, думаю, я смогу его собрать. — Его умелые пальцы укладывали кости в определенном порядке.

— Четыре ноги, — сообщил он. Поднеся к одной конечности флюороскоп, он буркнул: — Похоже на то, что он мертв уже лет двадцать пять.

Гросвенф отошел в сторону. Разложенные повсюду останки могли хранить секреты фундаментальной физической характеристики исчезнувшей расы. Но вряд ли эти скелеты содержат в себе ключ к идентификации без — жалостных существ, послуживших причиной исчезновения расы. Они явно принадлежали несчастным жертвам, а не уверенным в себе мрачным разрушителям.

Он направился туда, где Мак — Кен изучал почву, выкопанную из самой улицы. Геолог повернулся к нему и сказал:

— Я думаю, мы удостоверимся, сделав стратиграфический анализ на несколько сот футов вниз.

После его слов в действие вступила буровая команда. В течении нескольких часов, пока машины прокладывали себе путь среди камней и глины, Гросвенф был очень занят. Перед его глазами мелькали твердые комья земли или обломки камня. Иногда он брал их и исследовал. К тому времени, когда спасательные шлюпки направились к кораблю, Мак — Кен решил дать полный отчет Кенту. Когда он докладывал, Гросвенф стоял у экрана коммуникатора.

— Директор, меня просили проверить, могли ли джунгли на этой планете быть созданы искусственным путем. Вполне возможно, что это так. Слои, идущие ниже болота, кажутся принадлежащими более старой и менее примитивной планете. Трудно представить, что напластование джунглей могло быть снято с какой-то отдаленной планеты и перенесено сюда, но очевидность указывает на то, что это вполне возможно.

— А как насчет самого города? — поинтересовался Кент. — Как он был разрушен?

— Мы проделали несколько вычислений и теперь можем утверждать, что причиной катастрофы должны были явиться огромные массы камней, почвы и воды.

— Вы нашли доказательства, свидетельствующие и времени катастрофы?

— Мы располагаем небольшими геоморфологическими данными. В нескольких осмотренных нами местах новая поверхность образовала впадины на старой, указывая на то, что добавочный слой смял более мягкие участки. Идентифицируя тип сдвига почвы, которая должна была прогнуться при подобных обстоятельствах, мы получили несколько цифр и намереваемся запустить их в компьютер. Компетентный математик, — он имел в виду Гросвенфа, — подсчитал приблизительно, что оценивая прямое давление веса вышележащих пород в какой-то промежуток времени — их можно отнести к периоду не более ста лет назад. Поскольку геология имеет дело с событиями тысяче и миллионолетней давности, все, что смогут делать машины — это проверить вычисления людей. А это не даст нам более точных результатов.

Наступила пауза, после которой Кент холодно сказал:

— Благодарю вас. Я чувствую, что вы и ваш штат проделали огромную работу. Еще один вопрос: не обнаружили ли вы в ваших вычислениях чего-нибудь такого, что могло бы послужить ключом к определению природы интеллекта, который мог произвести подобные катастрофические разрушения?

— Говоря от своего имени, без предварительного обсуждения с помощниками, могу сказать — нет!

«Хорошо, — подумал Гросвенф, — что Мак — Кен так осторожен в своих ответах. Для геолога обследование этой планеты только начало поиска врага».

Для него самого оно являлось конечным звеном в той цепи событий, открытий и выводов, которые начались, когда он впервые услышал странное бормотание в пространстве. Он знал, кем являются самые чудовищные из существ, которых только можно себе вообразить. Он догадывался об их ужасных целях и заботливо проанализировал, что нужно сделать дальше.

Перед ним больше не стоял вопрос — в чем опасность? Он достиг той стадии, где нуждался прежде всего в бескомпромиссном решении. К несчастью, люди, областью знаний которых являлись лишь одна или две науки, не могли, или даже не желали понять потенциальности смертельнейшей из опасностей, когда-либо встававших перед всей Вселенной за все время ее существования. Само решение могло стать центром жесткого спора.

Согласно рассуждениям Гросвенфа, проблема эта имела как политический, так и научный аспекты. Ясно осознавая природу предстоящей борьбы, он пришел к выводу о том, что его тактика должна быть тщательно продумана и претворена в жизнь с предельной решительностью.

Пока еще рано было решать, насколько далеко он вынужден будет зайти. Но ему казалось, что он не имеет права на остановку ни перед чем. Он обязан выполнить свой долг.

Глава 19

Полностью приготовившись к действиям, Гросвенф написал Кенту письмо:

«Исполняющему обязанности директора. Административный отдел. Исследовательский корабль „Космическая Гончая“.

Дорогой мистер Кент! Я должен сделать важное сообщение всем главам отделов. Сообщение касается обитателей этой галактики, о природе которых я добыл сведения большой важности.

Не будете ли вы так любезны созвать совещание с тем, чтобы я мог изложить свои выводы?

Искренне ваш Эллиот Гросвенф».

Он подумал о том, заметит ли Кент, что он предлагает решение по неподтвержденным доказательствам. В ожидании ответа он спокойно перенес остаток личных вещей из своей каюты в некзиальный отдел. Это было последним звеном его плана защиты, который включал в себя возможность осады.

Ответ пришел на следующее утро.

«Дорогой мистер Гросвенф! Я связался с мистером Кентом вчера днем по поводу вашего меморандума. Он предложил вам сделать закрытый доклад по форме А— 16–4 и выразил удивление по поводу того, что вы не сделали этого предложения лично. Мы получаем другие доказательства и версии по этому вопросу. Ваша же версия будет изучена наряду с другими.

Будьте любезны как можно скорее прислать тщательно заполненный образец формы А—16–4.

Искренне ваш, Джон Фонрем за мистера Кента».

Гросвенф мрачно прочел ответ. Он не сомневался в том, что Кент сделал секретарю несколько резких замечаний по поводу единственного на борту корабля некзиалиста. Но даже в этом случае Кент должен был сдерживать свой язык. Беспорядок, резервуар ненависти, сидящий в этом человеке, все еще подвергались некоторой сдержанности. Если Корита прав, то кризис приближается. Это был «зимний» период настоящей человеческой цивилизации, и вся культура могла разбиться вдребезги под действием вспышек эгоизма отдельных личностей.

Хотя он и не намеревался предлагать фактическую информацию, Гросвенф решил заполнить присланную ему секретную форму. И все же он лишь составил перечень фактов. Он не стал ни рассматривать их, ни предлагать решение. В графе «Рекомендации» он написал:

«Заключение должно сразу стать ясным любому обладающему необходимой квалификацией человеку».

Вопиющим фактом было то, что каждое из перечисленных доказательств, представленных им, было известно тому или другому из обширных отделов, имеющихся на борту «Космической Гончей». Все эти данные должны были лежать на столе Кента уже несколько недель.

Гросвенф сам отнес форму. Он не ожидал немедленного ответа, но все же остался в своем отделе. Даже еду ему присылали туда. Прошло два двадцатичасовых периода, прежде чем он получил ответ от Кента.

«Дорогой мистер Гросвенф! Просмотрев форму А— 16–4, которую вы предоставили на рассмотрение совета, я отметил, что вы не указали своих рекомендаций… Поскольку мы получили другие рекомендации по этому вопросу и намерены соединить лучшие черты каждой, создав обширный план, мы были бы признательны вам за передачу детальных рекомендаций.

Будете ли вы так добры уделить этому вопросу решительное внимание?

Грегори Кент.

Исполняющий обязанности директора».

Гросвенф понял личную подпись Кента, как прямой намек, означающий, что основные действия скоро начнутся.

Он сам напичкал себя наркотиками, которые вызвали симптомы, трудно отличимые от гриппа. В ожидании реакции со стороны своего организма, он написал Кенту еще одно послание, на этот раз о том, что он слишком болен, чтобы подготовить рекомендации, в которых давно возникла необходимость, поскольку они должны были включать в себя значительное количество весомых причин, покоящихся на знании фактов многих наук. И все же было бы разумным немедленно начать предварительную пропаганду среди членов экспедиции о необходимости провести в пространстве пять добавочных лет. Опустив письмо в почтовый желоб, Гросвенф позвонил в офис доктора Эгарта. Все произошло даже быстрее, чем рассчитывал Эллиот. Через десять минут вошел доктор Эгарт и поставил на пол свой чемоданчик. Когда он выпрямился, в коридоре зазвучали шаги. Несколькими секундами позже появился Кент с двумя крепкими работниками химического отдела.

Доктор Эгарт весело улыбнулся, узнав шефа химического отдела.

— Хэлло, Грег, — произнес он своим глубоким голосом, и перенес свое внимание на Гросвенфа. — Итак, похоже на то, что у вас есть здесь насекомые, друг мой. Забавно! Какое бы внимание вы ни оказывали защите корабля при этих приземлениях, некоторые вирусы и бактерии все же проникают внутрь. Я забираю вас в изолятор.

— Я предпочел бы остаться здесь.

Доктор Эгарт нахмурился и пожал плечами.

— В вашем случае это возможно, — он собрал свои инструменты. — Я пришлю присматривать за вами своего служащего. С неизвестными микробами нельзя рисковать.

Кент хмыкнул. Гросвенф, поглядывающий на него с нарочитым смущением, при этих словах поднял на него вопросительный взгляд.

— А в чем, собственно дело, доктор? — раздраженно проговорил Кент.

— Сейчас я не могу этого точно сказать. Посмотрим, что дадут лабораторные исследования, — он нахмурился. — Я взял пробы почти с каждой части его тела. Пока все симптомы указывают на лихорадку и жидкость в легких. Боюсь, что сегодня я не могу позволить вам беседу с ним, Грег. Опасаюсь, что это может быть серьезным.

Кент резко заявил:

— Придется рискнуть. Мистер Гросвенф владеет Ценной информацией и… — он заговорил строго подчеркнуто, — …я уверен, он еще достаточно силен, чтобы сообщить ее нам.

Доктор Эгарт взглянул на Гросвенфа и осведомился:

— Как вы себя чувствуете?

— Я еще могу говорить, — слабым голосом прошептал Гросвенф.

Его лицо пылало, глаза болели. Но одной из двух причин, по которой он вверг себя в такое состояние, была надежда на приход в таком случае Кёнта, и она оправдалась.

Другая причина заключалась в том, что он не хотел лично присутствовать на совещании ученых, которое мог созвать Кент. Здесь, в своем отделе, и только здесь, он мог защитить себя от враждебных действий, которые могли бы предпринять против него.

Доктор взглянул на часы.

— Говорю вам, — сказал он Кенту и косвенно Гросвенфу, — что сейчас пришлю санитара. Разговор должен закончиться ко времени его прихода, договорились?

— Прекрасно! — с фальшивой сердечностью ответил Кент.

Гросвенф молча кивнул.

Уже от двери доктор Эгарт еще раз напомнил:

— Мистер Рондер будет примерно через двадцать минут.

Когда он ушел, Кент медленно опустился в кресло и взглянул на Гросвенфа. Он сделал длительную паузу, по — том произнес намеренно холодным тоном, выражающим отношение к собеседнику:

— Я не понимаю, чего вы добиваетесь. Почему вы не представляете нам информацию, которой владеете?

— Мистер Кент, вы действительно удивлены?

Снова воцарилось молчание. Гросвенфу казалось, что Кент очень сердит и лишь с большим трудом сдерживает себя. Наконец, он прервал молчание и проговорил низким, напряженным голосом:

— Я — директор экспедиции. Я требую, чтобы вы немедленно выдали свои рекомендации.

Гросвенф медленно покачал головой. Внезапно он ощутил жар и тяжесть.

— Я не знаю, что… собственно на это ответить. Ваши действия, мистер Кент, легко рассчитать. Видите ли, я ожидал от вас, что вы обойдетесь с моими письмами именно так, как вы это сделали. Я ожидал от вас, что вы придете сюда с… — он обвел глазами двух помощников Кента, — …парой герольдов. При создавшихся обстоятельствах я думаю, что имею право настаивать на совещании глав отделов с тем, чтобы лично сообщить им свои рекомендации…

Будь у него время, он бы выставил руку и защитил себя. Слишком поздно он увидел, что Кент разъярен более, чем он это подозревал.

— Ловко, а! — в ярости бросил химик.

Его рука поднялась. Раскрытой ладонью он ударил Гросвенфа по лицу и снова заговорил сквозь сжатые зубы:

— Так вы больны, да? Люди со странными болезнями иногда оказываются не в своем уме и за ними требуется строгий надзор, потому что в состоянии помешательства они способны напасть на любимых друзей.

Гросвенф уставился на него затуманенным взглядом. Он поднес руку к лицу. Из-за лихорадки и слабости он слабо соображал. С некоторым трудом он сунул в рот таблетку противоядия. При этом он делал вид, будто держится за щеку в том месте, по которому его ударил Кент. Проглотив таблетку, он произнес дрожащим голосом:

— Пусть так, моя психика не в порядке, так что?

Если Кент и был удивлен его реакцией, то не выразил это словами. Он коротко спросил:

— Чего вы собственно добиваетесь?

Несколько мгновений Гросвенф боролся с тошнотой. Когда это чувство прошло, он ответил:

— Я хочу, чтобы вы начали работу, направленную на то, что по вашему мнению членам экспедиции необходимо принять сознательное решение о продолжении экспедиции еще на пять лет из-за того, что было обнаружено относительно враждебного интеллекта. Вот пока и все. Когда вы сделаете это, я расскажу вам все, что вы пожелаете узнать.

Он почувствовал улучшение — противоядие начало действовать. Лихорадка прошла. И он имел в виду именно то, что говорил. Его план был нерушимым. На любой стадии Кент, или позже вся группа, могли принять его предложение, и это было бы концом его стратегической стадии.

Теперь же Кент дважды разжал губы, как будто намереваясь заговорить, и каждый раз снова закрывал рог. Наконец, он произнес с глубоким изумлением:

— Это все, что вы хотите пока предложить?

Палец Гросвенфа лежал под одеялом на кнопке, вделанной в боковую часть его кровати, готовый нажать на нее.

— Клянусь, вы получите то, что хотите!

Кент резко возразил;

— Об этом не может быть и речи. Я не могу позволить себе подобного безумия. Люди не вынесут и одного добавочного года.

— Ваше присутствие здесь указывает на то, что вы не считаете мое решение безумным.

Кент сжал и напряг кулаки, потом разжал их.

— Это невозможно! Как я мог бы объяснить такое главам отделов и их помощникам?

Наблюдая за этим маленьким человеком Гросвенф понял, что кризис близок.

— Вам не придется им это объяснить. Все, что вам придется сделать, это обещать дать информацию.

Один из его герольдов, наблюдавший за лицом Кента, заговорил:

— Послушайте, шеф, этот человек, кажется, не понимает, что разговаривает с директором. Как насчет того, чтобы мы ему это объяснили?

Кент, собиравшийся сказать что-то еще, осекся. Он отступил, облизывая губы и злобно кивнул.

— Вы правы, Брендер. Я не понимаю, зачем вообще я ввязался в этот спор. Подождите минутку, я закрою дверь, а потом…

Гросвенф угрожающе предостерег Кента:

— На вашем месте я бы не стал ее запирать. Я подниму по тревоге весь корабль.

Кент, уже дотянувшийся до двери, остановился и оглянулся. На его физиономии застыла жестокая ухмылка.

— Так, так, так… — злобно ощерил он длинные зубы.

— Мы доберемся до вас и при открытых дверях. Начинайте разговор, мой друг…

Двое служащих шагнули вперед.

— Брендер, вы слышали когда-нибудь о ренферальном электростатическом заряде? — спросил Эллиот. Видя их колебание, он продолжил; — Тогда дотроньтесь до меня, и сразу увидите. Ваши руки покроются волдырями, а лицо…

Оба помощника выпрямились и отшатнулись. Блондин Брендер тревожно взглянул на Кента, который сердито сказал:

— Количество находящегося в человеческом теле электричества не убьет и мухи!

Гросвенф покачал головой.

— Вы, мистер Кент, кажется, немного не в себе. Электричество не в моем теле, но оно будет в вашем, если вы дотронетесь до меня.

Кент вытащил вибратор и подчеркнуто стал его настраивать.

— Назад! — скомандовал он помощникам. — Я хочу дать ему порцию в одну десятую секунды. От этого он не лишится сознания, но все молекулы его тела придут в движение.

Гросвенф спокойно предупредил, улыбаясь:

— Я его не получу, Кент, в этом вы ошибаетесь.

Тот либо не слышал его, либо был слишком зол, чтобы обращать внимание на его предупреждение. В глаза Гросвенфу ударил блеск вспышки. Послышалось шипение, треск и крик боли Кента. Вспышка исчезла, и Гросвенф увидел, что Кент пытается отбросить оружие, но оно никак не хотело отставать от его руки, но, в конце концов, упало на пол с металлическим лязгом. В очевидном шоке, Кент молча стоял, вцепившись в поврежденную руку.

Тоном сердитой жалости Гросвенф осведомился:

— Почему вы не послушались? Эти странные экраны содержат высокий энергетический потенциал, а поскольку вибратор ионизировал воздух, вы получили электрический удар, который одновременно уничтожил энергию вашего заряда, кроме как в зоне дула. Надеюсь, вы не слишком обожглись?

Кент уже взял себя в руки. Он был бледен и напряжен, но спокоен.

— Это дорого вам обойдется, — зловеще прошипел он. — Когда все узнают о том, что один человек пытался силой заставить их… — Он оборвал себя и нетерпеливо махнул помощникам. — Идемте, мы и так потеряли здесь много времени.

Через десять минут после их ухода пришел Рондер. Гросвенфу пришлось несколько раз терпеливо объяснить, что он уже не болен. Еще более долгим было объяснение с доктором Эгартом, которого вызвал санитар. Гросвенфа не беспокоило возможное разоблачение. Для того, чтобы обнаружить принятый им наркотик, нужно было твердое подозрение плюс тщательное обследование. В конце концов, они оставили его в покое, приказав оставаться в своем отделе не меньше суток. Гросвенф уверил их в том, что будет следовать изложенным инструкциям, и он действительно намеревался сидеть на месте. Во время предстоящих тяжелых дней некзиальный отдел должен был стать его крепостью. Он не знал в точности, что могло быть против него использовано, но был готов ко всему настолько, насколько это было в его силах и возможностях.

Примерно через час после ухода доктора в металлическом почтовом желобе послышалось звяканье. Это было извещение от Кента о созыве совещания согласно просьбе Эллиота Гросвенфа. Оно вытекало из первого письма Кента, игнорируя все последующие события. Печатная форма заканчивалась следующими словами:

«Ввиду последующих действий мистера Гросвенфа исполняющий обязанности директора считает, что имеет право на детальный разбор дела».

Под замечанием Гросвенфа Кент от руки написал:

«Дорогой мистер Гросвенф. Ввиду вашей болезни я проинструктировал штат мистера Гурлея о том, чтобы он связал ваш коммуникатор с контрольным пунктом, так что вы можете решать вопросы и присутствовать, не сходя с кровати. В других отношениях встреча сохранит все привилегии секретности».

В назначенный час Эллиот настроился на контрольный пункт. Когда появилось изображение, он обнаружил, что все помещение видно ему как на ладони, и что передающий экран — это большой коммуникатор, находящийся над массивным контрольным щитом. В настоящий момент его лицо представляло собой десяти — футовое изображение, глядящее на присутствующих.

— Да, — пробормотал Гросвенф, — впервые мое изображение делает присутствие на совете столь заметным.

Беглый осмотр помещения показал, что большая часть глав отделов уже заняла свои места. Как раз под экраном Кент разговаривал о чем-то с капитаном Личем. Вероятно, это был конец разговора, потому что он посмотрел на Гросвенфа, криво улыбнулся и повернулся к небольшой аудитории. Гросвенф заметил повязку на левой руке Кента.

— Джентльмены, — начал совещание Кент. — Без предварительного вступления я хочу сразу передать слово мистеру Гросвенфу. — Он снова взглянул на экран коммуникатора и на его физиономии появилась все та же свирепая улыбка. — Мистер Гросвенф, ваше слово.

— Джентльмены, около недели назад я получил достаточно сведений для того, чтобы утверждать, что наш корабль подвергся воздействию со стороны чужого интеллекта, принадлежащего этой галактике. Это может звучать чересчур громко, но это всего лишь горький факт, который я могу предложить вам в своей интерпретации на основе доступных мне средств. Я не могу доказать никому из присутствующих, что такие существа действительно есть. Некоторые из вас согласятся с разумностью моих доводов, другие, не имеющие знаний в специальных областях, решат, что мое заключение голословно. Я изучил проблему и изнурил мозг раздумьями о том, как убедить вас, что мое решение является единственно безопасным. Одним из видимо полезных шагов является сообщение об экспериментах, которые я проделал.

Он не упомянул о том факте, что уже проделал несколько уловок с тем, чтобы его вообще выслушали. Несмотря на все случившееся, он не хотел быть враждебным к Кенту более, чем это было необходимо.

— Теперь я хочу связаться с мистером Гурлеем, — продолжил он. — Я уверен, что вы не будете слишком удивлены, когда я скажу вам, что речь идет об автоматическом устройстве С —9. Я бы хотел знать, сообщили ли вы о нем своим коллегам?

Начальник отдела связи взглянул на Кента, который небрежно кивнул.

— Невозможно сказать точно, когда С —9 вступит в действие. Тем, кто о нем не слышал, сообщаю, что С —9 является малым экраном, который автоматически вводится в действие, когда пыль в окружающем пространстве достигает плотности, опасной для движения корабля. Очевидно, плотность пыли в любом данном объеме выше, конечно, при высокой скорости, чем при низкой. Тот факт, что количество активной пыли космоса вокруг достаточно, чтобы ввести в действие С —9, был замечен впервые членами моего отдела незадолго до того, как эти ящеры возникли в контрольном пункте. — Гурлей откинулся на спинку кресла и буркнул; — У меня все!

— Мистер Ван Гроссен, — спросил Гросвенф, — что обнаружил ваш отдел относительно пыли этой галактики?

Тучный Ван Гроссен выпрямился на стуле и, не вставая, произнес;

— Ничего такого, что мы могли бы рассматривать как удивительное или необычное. Она несколько плотнее, чем в нашей собственной галактике. Мы собрали небольшое количество пыли на ионизированных пластинках и сняли осадок. Вещество оказалось довольно простым: в нем присутствовали несколько простых элементов и следы многих соединений, которые могли попасть в пыль в момент конденсации, а также небольшое количество свободного газа, главным образом водорода. Теперь вся трудность состоит в том, что то, что мы получили, возможно, имеет очень небольшое сходство с пылью в том виде, в каком она пребывает обычно в пространство, но проблема получения ее в истинной форме, по всей вероятности, никогда не будет разрешена удовлетворительно. Сам процесс требует огромных изменений. Мы можем лишь догадываться о том, как она функционирует в пространстве. — Физик беспомощно развел руками. — Это все, что я могу пока сообщить.

Гросвенф не стал упускать инициативу и продолжил:

— Я мог бы и дальше спрашивать глав различных отделов о том, что им удалось узнать. Но я уверен в том, что могу суммировать изложенные и неизложенные открытия, не будучи к кому-либо несправедливым. И отдел мистера Скита, и отдел мистера Кента занимаются почти той же проблемой, что и мистер Ван Гроссен. Я уверен, что мистер Скит различными способами насытил атмосферу клетки пылью. Животные, которых он запускал в клетку, не выказывали никаких болезненных признаков, так что он, в конце концов, провел испытание на себе. Мистер Скит, можете ли вы к этому что — нибудь добавить?

Скит качнул головой.

— Если это форма жизни, то мне вы этого доказать не сможете. Я допускаю, что в самый тесный контакт с этим веществом все мы вошли в тот момент, когда вошли в спасательную шлюпку, открыли все двери, потом закрыли их, снова впустив воздух в шлюпку. В химическом составе воздуха возникли небольшие изменения, но ничего особенного.

— Достаточно для фактических данных. Я тоже, среди прочих вещей, проделал эксперимент, вывел спасательную шлюпку и впустил в нее пыль из пространства через открытые двери. Вот чем я интересовался… Если это жизненная форма, то чем она питается? Поэтому, впустив воздух в шлюпку, я проделал его анализ. Затем я убил пару маленьких животных и вновь сделал анализ атмосферы. Я послал образцы, и первый, и второй — мистеру Кенту, мистеру Скиту и мистеру Ван Гроссену. Имелось несколько минутных химических изменений. Дело могло заключаться в аналитической ошибке. Но мне бы хотелось попросить мистера Ван Гроссена рассказать вам, что он обнаружил.

Ван Гроссен мигнул и выпрямился.

— Разве это доказательство? — спросил он с удивлением. Потом он развернулся на сидении и оглядел, нахмурившись, своих коллег. — Я не вижу и не придаю этому особого значения, но молекулы воздуха в пробе под номером «2» несут в себе более высокий электрический заряд.

Это был решающий момент. Гросвенф, глядя на повернутые к нему лица, подождал, пока свет непонимания не зажегся, по крайней мере, в паре глаз. Люди сидели неподвижные, с застывшим на лицах озадаченным выражением. Наконец, один из них сухо проговорил:

— Я полагаю, от нас ожидают, что мы придем к заключению о том, что имеем дело с туманно — пылевой формой жизни и разума. Для меня это слишком. Подобного мне не переварить.

Гросвенф ничего не сказал. Умственное усилие, которого он от них ожидал, оказалось даже более натянутым, хотя разница была тоже натянутой. Чувство разочарования становилось в нем все сильнее. Он начал готовиться к следующему шагу.

— Давайте, давайте, мистер Гросвенф! — резко сказал Кент. — Объясняйтесь, может мы и переменим свое мнение.

Гросвенф неохотно начал:

— Джентльмены, меня чрезвычайно беспокоит ваша неспособность дать ответ по этому пункту. Я предвижу большие затруднения. Посмотрите на мое положение. Я сообщил вам точный признак, включая описание эксперимента, который привел меня к идентификации нашего врага. Уже ясно, что мои выводы будут рассматриваться как весьма противоречивые. И все же, если я прав, а я убежден в этом, отказ от продуманных мною действий приведет к гибели человеческой расы и всей остальной жизни во Вселенной. Но вот в чем сложность. Если я рассказываю вам обо всем, то решение ускользает из моих рук. Решать будет большинство, и насколько я это себе представляю, его решение не даст никакой законной возможности его избежать.

Он замолчал, давая собравшимся возможность обдумать сказанное. Кое-кто переглядывался, нахмурясь.

— Подождите, — проговорил Кент, — мне уже приходилось стучаться в непробиваемую стену эгоизма этого человека.

Это было первое на совещании враждебное замечание. Гросвенф бросил на Кента быстрый взгляд и, отвернувшись от него, продолжил:

— Мне, джентльмены, выпал несчастный жребий. Я должен проинформировать вас о том, что при сложившихся безумных обстоятельствах рассматриваемая нами проблема перестает быть научной и становится политической. Учитывая это, я должен настаивать на принятии моего решения проблемы. Необходимо провести успешную работу, в ходе которой исполняющему обязанности директора Кенту и главам отделов разъяснить членам экспедиции потребность того, что «Космическая Гончая» должна провести в космосе отрезок времени, равный пяти земным годам. Я сообщу вам свои доводы, но я хочу, чтобы каждый из вас уяснил себе, что рискует в этом деле безвозвратно потерять свою репутацию и доброе имя. Опасность, насколько я ее вижу, является такой всеобъемлющей, что любая происшедшая между нами стычка, даже самая маленькая, была бы роковой, если учитывать время, на которое мы отдалимся от решения проблемы. — Он коротко изложил им, в чем заключается опасность. Потом, не обращая внимания на их реакцию, обрисовал свой метод борьбы с опасностью, каким он его видел. — Нам придется найти планеты, содержащие железо, и наладить обширное производство автоматических торпед. Как я себе представляю, нам придется затратить около года, пересекая галактику и наугад посылая торпеды. А потом, когда мы сделаем весь этот участок пространства невыносимым для их существования, мы улетим, предложив им следовать за нами как раз тогда, когда у них не останется никакого выхода, кроме как следовать за нашим кораблем в надежде на то, что мы приведем их к другому и лучшему источнику еды, чем тот, который они имели здесь. Большую часть времени мы проведем в полете, уводящем их от нашей галактики. Итак, джентльмены, теперь вы все знаете. Но выражение ваших лиц, я вижу, показывает, что реакция будет различной, и что вы стоите на пороге одного из тех противоречий, о которых я упоминал.

Эллиот замолчал. Наступила гнетущая тишина, потом один из присутствующих проронил:

— Пять лет…

Это был почти вздох, и он подействовал, как сигнал. Всех присутствующих охватила тревога.

Гросвенф напомнил:

— Земных лет!

Он умышленно подчеркивал это обстоятельство. Он намеренно выбрал способ более продолжительной оценки времени с тем, чтобы переведенное в звездное время, оно казалось несколько меньшим. Дело было в том, что звездное время, с его стоминутными часом, двадцатичетырехчасовыми сутками и трехсотшестидесятидневным годом было психологическим давлением. Приспособившись к длинному дню, люди забывали, что на самом деле проходило гораздо больше времени согласно их прежнему восприятию.

По той же аналогии, он ожидал, что они ощутят облегчение, поняв, что дополнительное время укладывается на самом деле в три звездных года.

— У кого будут замечания? — осведомился Кент.

— Я не могу полностью согласиться с анализом мистера Гросвенфа, — с горечью сказал Ван Гроссен. — Я питаю к нему огромное уважение ввиду его прошлых действий. Но он просит нас принять на веру то, что, я уверен, мы могли бы понять, если бы у него действительно были неоспоримые доказательства. Я отклоняю положение о том, что лишь некзиалист играет настолько важную роль в интеграции науки, что лишь индивидуальное обучение его методам может нести в себе надежду на более глубокое проникновение в природу.

— Неужели вы можете отрицать, и притом весьма враждебно, то, что никогда не побеспокоились изучить?! — возмутился Гросвенф.

— Возможно, — пожал плечами Ван Гроссен.

— Насколько я понял, — вступил в дискуссию Зеллер, — суть сказанного состоит в том, чтобы потратить много лет и усилий, причем при этом мы ни разу не получим ничего более твердого, чем самые косвенные и неопределенные свидетельства того, что план срабатывает.

После некоторых колебаний Гросвенф решил, что другого выхода нет, и решил продолжать делать антагонистические заявления. Предмет дискуссии был слишком важным. Он не мог считаться с их чувствами. Он раздельно, но твердо заявил:

— Я узнаю, а если кто-нибудь из вас придет в некзиальный отдел и выучится кое-чему из нашей технологии, то и он поймет, когда придет время.

— Мистер Гросвенф всегда стоит за подобную возможность, — мрачно сказал Скит. — Он вечно предлагает нам обучение, чтобы мы могли достичь его уровня.

— Есть еще замечания? — это опять был Кент. Его голос звучал резко и напряженно от неумения скрывать свой предстоящий триумф.

Некоторые из собравшихся хотели выступить, но передумали.

Кент торжествующе продолжал:

— Чем зря терять время, нам, я думаю, следовало бы проголосовать по поводу сообщения мистера Гросвенфа. Я думаю, что, в основном, все мы испытываем одинаковые чувства.

Он медленно прошел вперед. Гросвенф не мог видеть его лица, но в том, как держали себя остальные, был вызов.

— Давайте приступим к голосованию, — настаивал Кент. — Прошу поднять руки всех, кто одобряет методы мистера Гросвенфа, ведущие за собой пять дополнительных лет в космосе.

Ни одной руки не поднялось вверх.

Кто-то проворчал:

— Следовало бы повременить, чтобы обсудить все это.

Кент не стал спешить с ответом, и после некоторых размышлений сказал:

— Нам нужно получить сиюминутные ответ. Для всех важно знать, что думают главы отделов корабля. Теперь поднимите руки те, кто твердо против.

Все, кроме троих, подняли руки. Гросвенф разглядел, что это были Корита, Мак — Кен и Ван Гроссен. И тут же он обнаружил, что капитан Лич, стоявший возле Кориты, тоже воздержался.

Гросвенф быстро проговорил:

— Капитан Лич, сейчас как раз тот момент, когда вы, опираясь на конституционные права, можете требовать контроля над кораблем. Опасность очевидна.

— Мистер Гросвенф, — медленно промолвил капитан Лич, — это было бы правдой, если бы враг был видим. При существующем же положении дел я могу действовать только руководствуясь советом ученых специалистов.

— Такой специалист на корабле только один, — холодно проронил Гросвенф. — Остальные лишь любители, барахтающиеся на поверхности фактов.

Замечание, казалось, ошеломило большинство присутствующих. Несколько человек одновременно заговорили, но сразу осеклись и погрузились в сердитое молчание.

Наконец капитан Лич абсолютно спокойно произнес:

— Мистер Гросвенф, я не могу согласиться с вашим голословным утверждением.

— Что ж, джентльмены, наконец-то мы знаем истинное мнение о нас мистера Гросвенфа, — язвительно заметил Кент.

Самого его, казалось, фраза Гросвенфа ничем не затронула. Все его поведение было проникнуто иронической насмешкой. Он забыл, что в функции исполняющего обязанности директора входит поддержание атмосферы вежливости и доброжелательности.

Его сердито оборвал Мердар, глава отдела ботаники.

— Мистер Кент, я не понимаю, как вы можете оставлять без внимания подобное наглое заявление?

— Вот это верно, — поддержал ботаника Гросвенф.

— Боритесь за свои права. Вся Вселенная подвергается смертельной опасности, но для вас главное — поддержать свое достоинство.

Первый раз с тревогой в голосе заговорил Мак — Кен:

— Корита, если может существовать форма жизни, подобная той, которую описал Гросвенф, то как это смыкается с цикличностью истории?

Археолог печально покачал головой.

— Боюсь, что очень незначительно. Примитивную жизненную форму мы можем принимать без доказательств. Свидетельства деятельности теории цикличности истории находят гораздо больше доказательств здесь, среди моих друзей. Я вижу их в удовольствии нанести поражение человеку, который заставил нас чувствовать себя настолько тревожно из — за обширности своих знаний. Я вижу их во внезапно развившейся эгомании этого человека, — он с упреком посмотрел на изображение Гросвенфа. — Мистер Гросвенф, заявление, сделанное вами, глубоко меня разочаровало.

— Мистер Корита, — мрачно заявил Гросвенф. — Если бы я выбрал для себя другую линию поведения, то уверяю вас, я был бы лишен привилегии выступать перед этими высокочтимыми джентльменами, многими из которых я восхищаюсь, как индивидами, и сказать им то, что продолжаю утверждать со всей серьезностью.

— А я, — сказал Корита, — уверен в том, что члены экспедиции сделают все необходимое, невзирая на личные жертвы.

— В это трудно поверить, — возразил Гросвенф. — Я чувствую, что многие из них находятся под влиянием того факта, что мой план потребует пяти добавочных лет, проведенных в пространстве. Я настаиваю на том, что это жестокая необходимость, и уверяю вас — выбора нет! По правде говоря, я ожидал подобного результата и готовился к нему. — Теперь он обращался ко всем. — Джентльмены, вы вынудили меня на действия, о которых, уверяю вас, я сожалею больше, чем могу выразить это словами. Выслушайте меня внимательно. Это мой ультиматум!

— Ультиматум? — это был Кент, удивленный и внезапно побледневший.

Гросвенф не обратил на него никакого внимания.

— Если к десяти часам завтрашнего дня мой план не будет одобрен, я захвачу корабль. Каждый находящийся на корабле будет делать то, что я ему прикажу, нравится ему это или нет. Я, естественно, ожидаю, что находящиеся на борту ученые приложат все свои знания к тому, чтобы предотвратить мою попытку захвата корабля. Тем не менее, сопротивление будет бесполезно.

Начавшийся вслед за этими словами пустопорожний ропот все еще продолжался, когда Гросвенф прервал связь между своим коммуникатором и контрольным пунктом…

Глаза 20

Прошел примерно час после окончания совещания, когда Гросвенф получил вызов по коммуникатору от Мак — Кена.

— Я бы хотел зайти, — сказал геолог.

— Давайте, — весело разрешил Гросвенф.

Лицо Мак — Кена выразило сомнение.

— Я уверен, что у вас в коридоре ловушка.

— Ну… думаю, что можно назвать это так, — согласился Гросвенф, — но вам она вреда не причинит.

— А что, если я ищу способ прикончить вас?

— Здесь, в моих комнатах, — заявил Гросвенф с твердостью, которая, он надеялся, воздействует на всех служащих, — вы не смогли бы убить меня даже дубинкой.

Мак — Кен заколебался, но все же произнес:

— Я сейчас приду! — и прервал связь.

Вероятно, он находился очень близко, поскольку прошло меньше минуты, и спрятанный в коридоре детектор возвестил о его приближении. И тут же его голова и плечи показались на экране коммуникатора и реле замкнулось в необходимом положении. Поскольку это была часть процесса автоматической защиты, Гросвенф прервал его действие вручную.

Через несколько секунд в открытую дверь вошел Мак — Кен. Он потоптался у порога и шагнул вперед, качая головой.

— Я все же беспокоился. Несмотря на ваше уверение, у меня было такое чувство, будто на меня направлены батареи орудий, — он впился в лицо Гросвенфа ищущим взглядом. — Вы просто запугиваете?

— Я и сам немного обеспокоен. Док, вы потрясли меня своей прямотой. Честно говоря, я не ожидал, что вы придете сюда с бомбой.

У Мак — Кена был озадаченный вид.

— Но я не пришел ведь… Если ваши приборы показали что-нибудь подобное… — он замолчал, снял пиджак и стал шарить по одежде. Его лицо побледнело, когда он вытащил тонкий серый предмет двухдюймовой длины. — Что это?

— Устойчивый сплав плутония.

— Радиоактивный?

— Нет, нет, вовсе не радиоактивный. Но он может быть превращен в радиоактивный газ лучом транссмиттера высокой частоты. От него у нас обоих были бы радиоактивные ожоги.

— Грос, я клянусь, что ничего об этом не знал!

— Вы говорили кому-нибудь о том, что собираетесь ко мне?

— Естественно… Вся эта часть корабля блокирована.

— Иными словами, вам пришлось просить разрешения?

— Да, у Кента.

— Я хочу, чтобы вы как следует подумали о случившемся. Говорил ли вам Кент во время разговора, что в комнате слишком жарко?

— Э… э… да. Теперь я вспомнил. У меня было чувство, что я задохнусь.

— Сколько это длилось?

— Секунду или чуть больше.

— Это означает, что вы были без сознания десять минут. Выходит, эта сволочь воздействовала на вас наркотиками. Возможно, я смогу узнать, какую точно дозу вы получили. Нужен анализ крови.

— Я не возражаю, если вы его сделаете. Это докажет…

Гросвенф качнул головой.

— Это докажет только то, что вы подверглись подобному действию, но не докажет того, что вы пошли на него непреднамеренно. Для меня гораздо более убедительным является факт, что ни один человек в здравом уме не позволит, чтобы в его присутствии был испарен сплав Руа — 72. Согласно моему автоматическому аннулирователю, они уже целую минуту пытаются его разложить.

Мак — Кен мгновенно побелел.

— Грос, я кончил с этим хищником. Я допускаю, что j был в состоянии конфликта и согласился доложить ему о I результатах нашего разговора, но я намеревался предупредить вас, что сделаю подобное сообщение.

Гросвенф добродушно улыбнулся.

— Все в порядке, док. Я вам верю. Садитесь.

— А что с этим? — Мак — Кен протянул ему «бомбу».

Гросвенф взял ее и понес к маленькому укрытию для радиоактивных материалов, имеющемуся в его отделе. Вернувшись, он сел и сказал:

— Думаю, что на нас будет совершено нападение. Единственный для Кента путь известить остальных о том, что он сделал, это убедиться предварительно в том, что мы были спасены вовремя для того, чтобы получить лечение от радиоактивных ожогов. Мы можем вести наблюдение с помощью этого экрана.

Прежде всего нападение было отмечено несколькими электронными детекторами и электронным газом. На приборном щитке заиграли слабые световые сигналы, зазвенел звонок. Потом на большом экране, находящемся над аппаратурой, они увидели изображение нападающих. Около дюжины мужчин в скафандрах появились из-за дальнего угла и двинулись вдоль коридора. Гросвенф узнал Ван Гроссена и двух его помощников из физического отдела, четырех химиков, двое из которых были из биохимического сектора, троих специалистов по коммуникации из отдела Гурлея и двух офицеров. Трое солдат держались позади, таща передвижной вибратор и тепловую пушку с диспенсер — бомбой.

— Отсюда есть еще один выход? — с тревогой осведомился Мак — Кен.

Гросвенф кивнул.

— Он тоже охраняется.

— Как насчет пола и потолка?

— Наверху цейхгауз, внизу кинозал. Оба помещения находятся под контролем.

Они замолчали. Потом, когда группа людей остановилась в коридоре, Мак — Кен заговорил вновь:

— Я удивлен, что с ними Ван — Гроссен. Я считал, что он восхищается вами.

— Я обидел его, назвав его и других — любителями. Он хочет сам посмотреть, что я могу сделать.

Нападающие остановились в коридоре посоветоваться, а Гросвенф продолжал:

— А что, собственно, привело вас сюда?

Мак — Кен смотрел на экран.

— Я хотел, чтобы вы знали о том, что вы не один. Несколько человек просили меня передать вам, что они с вами, — он тут же оборвал себя. — Не стоит об этом сейчас, пока все это происходит. Чуть позже…

— Сейчас такое же подходящее время, как любое другое.

Мак — Кен, казалось, не слышал.

— Не понимаю, как вы собираетесь их остановить? — забеспокоился он. — У них достаточно мощное оружие, чтобы уничтожить стены вашего отдела.

Гросвенф ничего не ответил. Мак — Кен посмотрел ему в лицо и сказал:

— Буду с вами откровенен. Мое положение сейчас двойственно. Я чувствую, что вы правы. Но ваша тактика для меня не слишком этична, — он, казалось, забыл о том, что перестал наблюдать за экраном.

— Есть еще только одна тактика, возможная для меня, и она состоит в том, чтобы прокатить на выборах Кента. Поскольку он всего лишь исполняющий обязанности директора и не был выбран. Я мог бы, может быть, добиться выборов в пределах месяца.

— Почему же вы не захотели этого сделать?

— Потому что, — ответил Гросвенф, передернув плечами, — я боюсь. То, что находится за пределами нашего корабля, практически истощено до смерти. А это означает следующее: в любой момент оно может попытаться захватить другую галактику, и этой галактикой может оказаться наша. Мы не можем ждать месяц.

— И все же, — нахмурился Мак — Кен, — ваш план состоит в том, чтобы лететь из этой галактики, и это, как вы утверждаете, займет целый год.

— Вы когда-нибудь пытались отобрать еду у хищника? Он ведь будет пытаться удержать ее при себе, не так ли? Моя идея состоит в том, что поняв, что мы хотим от него удрать, это существо станет гнаться за нами столько времени, сколько сможет.

— Понимаю, — кивнул Мак — Кен. — Если это так, то ваш шанс одержать победу на выборах практически равен нулю и вы должны с этим согласиться.

Гросвенф энергично покачал головой.

— Я бы победил. Вы можете не поверить мне на слово, но то, что люди, подверженные влиянию желаний, волнений или амбиций, легко поддаются контролю, является непреложным фактом. Я не изобретал используемых мною теорий. Они известны столетия. Но исторические попытки проанализировать их не получали достоверного источника возникновения до недавних пор, когда связь психиатрии с психологией дали ей прекрасную теоретическую базу. Некзиальное обучение привело к разработке определенных технических процессов.

Мак — Кен обсасывал в уме услышанное и, наконец, спросил:

— Какое же будущее видится вам для людей? Вы считаете, что оно принадлежит некзиализму?

— На борту этого корабля это необходимо. Для всей же расы в целом — такое еще не выполнимо. Тем не менее, если смотреть вперед, то любому индивиду не стоит отказываться от возможного получения знаний. Зачем ему от этого отказываться? Зачем ему стоять под небом своей планеты с умным видом и, глядя глупыми глазами с позиций суеверия и невежества, решать важнейшие жизненные проблемы, повинуясь тем, кто его дурачит? Погибшая цивилизация земной античности — прекрасное свидетельство тому, что случается с человеком, когда он слепо реагирует на ситуацию или полностью зависит от авторитарных доктрин. В настоящий момент возможно меньшее. Мы должны сделать человека скептиком. Крестьянин с острым, хотя и неразвитым умом, которому показывают конкретные доказательства, является прообразом ученого. На каждом уровне понимания скептик частично возмещает отсутствие специфических знаний требованием: «Покажи мне! Я готов принимать новое, но то, что ты говоришь, не может убедить меня само по себе».

Мак — Кен был задумчив.

— Вы, некзиалисты, стараетесь разбить цикличность истории. Ведь у вас это на уме?

— Признаюсь, что до встречи с Коритой, я не сознавал ее важности, — поколебавшись, признался Гросвенф. — Она произвела на меня огромное впечатление. Насколько я себе представляю, теория может внести огромное количество повторений. Такие слова, как «раса» и «кровь», совершенно бессмысленны, но шаблон — как раз то, что для нее подходит.

Мак — Кен вновь перенес свое внимание на нападающих. Он озадаченно заметил:

— Мне кажется, что они довольно долго совещаются, пора бы и начать. А ведь я было подумал, что они все предусмотрели до того, как зайти так далеко.

Гросвенф ничего не сказал. Мак — Кен бросил на него внимательный взгляд.

— Минуточку, — произнес он, — они ведь не могут пройти сквозь вашу защиту, не так ли?

Хотя Гросвенф опять не ответил, Мак — Кен вскочил на ноги, подошел к экрану и стал наблюдать почти вплотную. Он внимательно смотрел на действие двух людей, стоявших на коленях.

— Но что они делают? — удивился он. — Ничего не понимаю!

Гросвенф заколебался, но все же объяснил:

— Они пытаются удержаться от того, чтобы не про — валиться сквозь пол, — несмотря на все его усилия оставаться спокойным, его голос дрожал от волнения.

Его собеседник не понял, что происшедшее было для него новым. Конечно, Гросвенф уже давно шел к этому. Но сейчас он впервые применил на практике свои новые знания. Он предпринимал действия, которые никогда и никем не предпринимались ранее. Он использовал явления, изучаемые многими науками, приспособив их для своих целей и требований окружения, в котором он находился.

Все шло так, как он и ожидал. Его знания, такие глубокие и имеющие великолепную основу, не оставляли места для ошибки. Но физическая реальность происходящего все же поразила его, несмотря ни на что.

Мак — Кен сделал шаг назад и осведомился:

— Пол рухнет?

— Вы не поняли. Пол останется таким же, но они в него погружаются. Если они углубятся дальше, то пройдут его насквозь, — он рассмеялся, внезапно развеселившись. — Хотелось бы мне видеть физиономию Гурлея, когда его помощники сообщат о происшедшем. Это его конец — телепортация, понятие гиперпространства с проявлением эффектов на нефтяной геологии и растительной химии.

— Причем тут геология? — воскликнул Мак — Кен и умолк. — Будь я проклят! Вы имеете в виду старый способ получения нефти без бурения. Мы лишь создаем на поверхности условия, при которых вся нефть поднимается на поверхность. — Он нахмурился. — Погодите, ведь имеется фактор…

— Есть дюжина фактов, мой друг, — улыбнулся Гросвенф и спокойно продолжил: — Повторяю, это комбинированный процесс. Многие элементы действуют в тесной взаимосвязи.

— Почему же вы тогда не использовали этот трюк против кота и алого дьявола?

— Я уже говорил вам, что использовал данную ситуацию. Я потратил массу времени, налаживая оборудование. При борьбе с нашими врагами — пришельцами у меня такого шанса не было. Поверьте, если бы я осуществил контроль над кораблем, мы бы не потеряли столько жизней ни в одном из инцидентов.

— Почему же вы не взяли его под контроль?

— Было слишком поздно, у меня не оставалось времени. Кроме того, корабль был построен за несколько лет до возникновения «Некзиального общества». Нам вообще повезло, что мы получили отдел на этом корабле.

— Но я не понимаю, как вы собираетесь захватить завтра корабль, поскольку это потребует вашего выхода из лаборатории. — Он замолчал, взглянув на экран и еле слышно произнес: — Они принесли дегравитатор и собираются поднять ваш пол.

Гросвенф ничего не ответил: он уже заметил это.

Глава 21

Дегравитаторы действовали по тому же принципу, что и антиускорители. Реакция, происходящая в предмете, когда побеждалась сила инерции, была признана при исследованиях молекулярным процессом, который, однако, не являлся свойством структуры вещества. Антиускорение слегка изменяло обриты электронов. Это, в свою очередь, создавало молекулярное напряжение, вызывая в результате небольшую, но всеобъемлющую перестройку. Измененная таким образом материя освобождалась от естественных процессов ускорения или торможения. Корабль, подвергнутый действию антиускорения, мог моментально остановиться во время полета, даже если скорость его достигала миллионов миль в секунду.

Группа, ведущая нападение на отдел Гросвенфа, погрузив свои оружейные устройства на узкие балки, взобралась вслед за ними и настроила их на создание подходящего поля напряженности. Потом, используя магнитное тяготение, они двинулись вперед по направлению к открытой двери, находящейся в двухстах футах.

Таким образом они приблизились на пятьдесят футов, затем их движение замедлилось и совсем прекратилось. Они попятились назад и вновь остановились.

Гросвенф отошел от своих приборов и сел возле озадаченного Мак — Кена.

— Что вы делаете? — поинтересовался геолог.

— Как видите, они используют передвижение с по — мощью направленных магнитов. Я создал отталкивающее поле, которое само по себе не новость в науке. Но этот его вариант является частью температурного процесса более родственного тому, с помощью которого вы и я поддерживаем постоянную температуру внутри наших тел, или тому, который действует при физическом нагревании. Теперь им придется использовать реактивное движение, обычный винт или даже, — он рассмеялся, — весла.

Мак — Кен, взгляд которого был прикован к экрану, мрачно проронил:

— Похоже, что они не беспокоятся. Они собираются усилить мощность нагревателя. Лучше закройте дверь.

— Подождите!

Мак — Кен не успокаивался:

— Но жар хлынет сюда и мы сгорим.

Гросвенф покачал головой.

— Я не сказал вам, что я сделал. Все это является частью процесса поглощения температуры. Получив новую порцию энергии, все металлическое окружение будет стараться удержать свое равновесие на несколько более низком уровне. Вот, смотрите.

Передвижной нагреватель побелел. Он стал таким белым, что Мак — Кен хрипло прошептал:

— Иней… но теперь…

На их глазах стены и полы покрылись льдом. Отблески огня играли на их гладкой поверхности, в дверь пахнуло холодом.

— Температура… — пробормотал Мак — Кен, — более низкий уровень.

Гросвенф поднялся.

— Полагаю, что им пора возвращаться. В конце концов, я не желаю, чтобы с ними что-то случилось.

Он подошел к стоящему у одной из стен аудитории аппарату и сел на стул перед компактной шкалой управления. На ней были маленькие и разноцветные кнопки. В каждом ряду их было двадцать пять, столько же было и рядов.

Мак — Кен подошел ближе и склонился над прибором.

— Что это? Не помню, чтобы мне приходилось видеть его раньше.

Быстрыми, почти незаметными движениями, Гросвенф нажал на семь кнопок, потом повернулся и коснулся главного рубильника. Послышался ясный, светлый металлический звук. Он дрожал в воздухе несколько минут, потом постепенно исчез.

Гросвенф поднял голову и спросил:

— Какие ассоциации он у вас вызвал?

На лице Мак — Кена застыло странное выражение.

— Перед моими глазами возникла картина играющего в церкви органа. Потом она резко изменилась, и вот уже я нахожусь на политическом митинге, где кандидат использует быструю стимулирующую музыку с тем, чтобы сделать всех счастливее, — он умолк, затем тихо добавил: — Так вот как вы можете победить на выборах!

— Это один из методов.

Лицо Мак — Кена выдавало его напряжение.

— Боже, какая же сила в ваших руках!

— На меня это не действует.

— Но вы владеете контролем. Вы же можете контролировать всю человеческую расу.

— Младенец получает контроль, когда учится ходить, двигать руками, разговаривать. Почему же не распространить контроль на гипнотизм, химические реакции, эффекты, даваемые пищеварением? Это было возможным сотни лет назад. Это предохранило бы от множества болезней, сердечной боли, тех катастроф, которые возникают из-за непонимания собственного тела и разума.

Мак — Кен снова повернулся к аппарату в форме веретена.

— Как он работает?

— Это набор кристаллов с электроцепью. В знаете, как могут искажать электричество некоторые кристаллы? При возникновении какого-либо изменения образуется ультразвуковая вибрация, проникающая через органы слуха в мозг и стимулирующая головной мозг. Я могу играть на этом приборе, как музыкант играет на своем инструменте, создавая определенный эмоциональный настрой, слишком сильный для того, чтобы лицо, не получившее специальной подготовки, могло ему сопротивляться.

Мак — Кен повернулся к креслу и сел. Неожиданно он сильно побледнел.

— Вы меня напугали, — тихо сказал он. — Все это кажется мне малоэстетичным, и я ничего не могу с этим поделать.

Гросвенф некоторое время смотрел на него, затем наклонился и что-то изменил в приборе, нажав на кноп ку. На этот раз звук был печальным и нежным. В нем была какая-то пресыщенность, как будто бесконечная вибрация продолжала волновать воздух вокруг них, когда сам звук давно исчез.

— А что на этот раз? — спросил Эллиот.

— Я думал о своей матери. Мне вдруг страшно захотелось домой. Я захотел…

— Это опасно, — нахмурился Гросвенф Если я усилю это внушение, некоторые из людей могут вернуться к первоначальной позиции. — Он еще раз что то перенастроил. — А если так?

Он вновь нажал на кнопку пуска. Раздался звук похожий на колокольный звон, и эхо отозвалось ему мягко — ласковым звоном.

— Я был ребенком, — сказал Мак — Кен, — и ложился спать. Да, но я не хочу спать. — Он не заметил, что перешел в разговоре на настоящее время. Затем он непроизвольно зевнул.

Гросвенф открыл ящик стола и достал два резиновых шлема, один из которых он протянул геологу:

— Наденьте, на всякий случай.

Другой шлем он надел на свою голову, пока его компаньон с видимой неохотой пролез в шлем, царапая уши.

— Думаю, из меня не получится Макиавелли, — заметил Мак — Кен. — Я полагаю, что вы попытаетесь до казать мне, что бессмысленные звуки использовались и раньше, чтобы разбудить эмоции и повлиять на людей.

Гросвенф в это время занимался прибором и сразу не ответил. Откинувшись на спинку кресла после окончания настройки аппарата, он откровенно проговорил:

— Люди считают нечто этичным или неэтичным в зависимости от ассоциаций, возникающих в данный момент в их сознании или рассматривая проблему в перспективе. Это вовсе не означает, что ни одна из этических систем не имеет ценности. Сам я склоняюсь к тому мнению, что нашим этическим мерилом может быть то, что приносит пользу подавляющему большинству, при условии, что это не сопряжено с унижением или ограничением прав тех индивидов, которые не смогли к нему приспособиться. Общество должно учиться спасению больных или невежественных, — теперь в его голосе звучала настойчивость. — Заметьте, пожалуйста, что никогда ранее я не использовал этого изобретения. Я никогда не использовал гипноз, не считая того случая, когда Кент захватил мой отдел, но сейчас я намерен его использовать. Со времени старта я мог бы заманивать сюда людей, стимулируя их дюжиной различных способов. Почему я этого не делал? Потому что деятельность «Некзиального общества» базируется на своде этических норм, обязательных и для его членов, и для его учеников, и эти нормы тоже входят в мою систему. Я могу обойти их стороной, но с огромными сложностями.

— Вы и сейчас их обходите?

— Нет.

— Тогда все это мне представляется слишком неопределенным.

— Совершенно верно. Сейчас как никогда я твердо убежден в том, что мои действия справедливы, и никаких опорных или эмоциональных проблем не возникает, — так как Мак — Кен молчал, Гросвенф продолжил: — Думаю, вы создали в своем воображении образ диктатора, силой устанавливающего демократию, то есть мой образ. Но это неверно, потому что управление летящим кораблем можно осуществить только квази — демократическими методами. И самой большой трудностью является то, что в конце путешествия я не должен приниматься в расчет.

— Думаю, вы правы, — вздохнул Мак — Кен и посмотрел на экран.

Гросвенф проследил направление его взгляда и увидел, что люди в скафандрах пытаются идти вперед, отталкиваясь от стены. Их руки активно упирались в стену, но они испытывали какое-то сопротивление и результаты их действий были ничтожны.

— Что вы теперь собираетесь делать? — снова заговорил геолог.

— Собираюсь заставить их спать… вот так, — он чуть тронул рубильник.

Раздавшийся звук, казалось, был не громче прежнего, но люди, находившиеся в коридоре, повалились на пол.

Гросвенф встал.

— Звук будет повторяться через каждые десять ми — нут, а резонаторы, расставленные мной по кораблю, подхватят и передадут сигнал. Идемте.

— Куда?

— Я хочу установить рубильник главной электроосветительной системы корабля.

Он установил рубильник в кинозале и через минуту направился в коридор. Повсюду на их пути попадались спящие люди. Вначале Мак — Кен удивлялся, потом замолчал и с тревогой озирался по сторонам.

— До чего же трудно себе представить, что люди могут быть такими беспомощными! — наконец, сказал он.

— Дело обстоит хуже, чем вы думаете, — заметил Эллиот.

Теперь они находились в аппаратной. Он поднялся на нижний ярус электрической системы управления. На установку рубильника ему понадобилось меньше десяти минут. Потом он молча сошел вниз, не объяснив Мак — Кену, что сделал или намеревается сделать.

— Ничего им не говорите, — сказал он Мак — Кену.

— Если они узнают, мне придется спускаться вниз и составлять еще один вариант.

— Вы собираетесь их сейчас разбудить?

— Да, как только вернусь к себе. Но вначале я бы хотел, чтобы вы помогли мне перевезти Ван Гроссена и остальных в их спальни. Я хочу вызвать у него состояние возмущения своими действиями, но не знаю, что из этого выйдет.

— Вы думаете, они сдадутся?

— Нет.

— Вы уверены в этом?

— Уверен.

Его утверждение оказалось верным. Тогда в десять часов следующего дня он повернул рубильник у себя в отделе, изменивший направление тока, проходящего через установленный им в цепи выключатель.

Постоянно горящие лампы по всему кораблю замерцали слабым светом — некзиальный вариант гипнотических изображений Риим. И мгновенно, даже не догадываясь об этом, все люди на борту корабля были подвергнуты сильному гипнозу.

Гросвенф начал игру на своем, выявляющим эмоции, аппарате. Он сконцентрировался на мыслях о смелости и самоотверженности, долге перед своей расой, перед лицом опасности. Он развил даже комплексный эмоциональный образец, который должен был стимулировать чувство, что по отношению к тому, что было раньше, время бежит с двойной и даже тройной быстротой.

Подготовив таким образом почву, он привел в действие «Центральный вызов» коммуникатора корабля и отдал соответствующие команды. Передав главные инструкции, он сказал, что отныне каждый человек будет мгновенно отзываться на пароль, не зная сознательно, из каких слов он состоит или вспоминая их после произнесения.

Потом он заставил их забыть о всем процессе гипноза. Он спустился в аппаратную и снял поставленный им выключатель. Вернувшись в свой отдел, он разбудил всех и вызвал по коммуникатору Кента, которому сказал:

— Я отказываюсь от своего ультиматума и готов сдаться. Я неожиданно понял, что не могу противопоставлять себя воле членов экспедиции. Я бы хотел, чтобы было созвано другое совещание, на котором я буду присутствовать лично. Естественно, я буду настаивать на том, что нам предстоит вынести жесточайшую войну с неизвестной нам формой жизни в этой галактике.

Гросвенф не был удивлен, когда правление корабля, странно изменившееся в своих взглядах, согласилось после обсуждения, что очевидность происходящего налицо и опасность неизбежна.

Исполняющий обязанности директора Кент отдал распоряжение о безжалостном преследовании врага, не считаясь с нуждами членов экспедиции.

Гросвенф, не вмешивающийся в индивидуальные черты каждой личности, весело посмеивался, наблюдая, с какой неохотой согласился Кент на принятие этих мер.

Великая битва между человеком и чуждым ему разумом вот-вот должна была начаться.

Глава 22

Анабис существовало в состоянии бесформенной массы, растянутой на огромное пространство во всей галактике. Оно слегка колебалось, слабо взаимодействуя биллионами частиц своего тела, автоматически сокращалось там, где на него действовали разрушающая жара и радиация одного из двухсот биллионов пылающих солнц. Но оно протягивалось к мириадам планет и с лихорадочным ненасытным голодом сжималось вокруг квадриллионов трепещущих мест, где умирали существа, давая ему жизнь.

Но этого не было достаточно. Твердая уверенность в надвигающемся голоде просочилась в самые отдаленные уголки его тела. Все бессмысленно мельчайшие клетки его тела посылали сигналы как с близких, так и с далеких расстояний, сигналы о недостатке еды. Всем клеткам давно уже приходилось довольствоваться все меньшим и меньшим…

Анабис медленно приходило к мысли о том, что оно слишком большое или слишком ничтожное. Бесконтрольный рост в ранние времена был его роковой ошибкой. В те годы будущее казалось беспредельным. Галактическое пространство, где оно развивалось, казалось бесконечным. Оно развивалось с хвастливым веселым подъемом низшего по происхождению существа, которому судьба подарила такую возможность.

А оно было низшим по рождению. В тусклом начале оно было лишь газом, возникшем в туманно — болотистом скоплении. Оно не имело ни запаха, ни вкуса, но обладало удачной динамической комбинацией. И в нем была жизнь.

Вначале не было ничего, кроме струи невидимого тумана. Он уверенно прошел теплую темную воду, которая размножала его, непрестанно извиваясь, ныряя и раздвигаясь, набирая живость, борясь за то, чтобы быть, в то время, как кто угодно или что угодно должно было умереть.

Ибо смерть других была его жизнью.

Не то чтобы это было знанием, что процесс, которому оно следовало, был одним из самых сложных из когда-либо имевших место в естественно — химической жизни. Им двигало удовольствие и веселость, а не знание. Какую оно получало радость, когда могло налететь на двух насекомых, жужжащих в жестокой смертельной борьбе, накрыть их и ждать, дрожа каждой газообразной частицей, пока жизненная сила пораженных перейдет, сопровождаемая ощущением пощипывания, в его собственные иллюзорные элементы.

Потом был длительный период, когда жизнь была лишь бесцельным поиском еды. И его миром было узкое болото, серое окружение, где оно вело свое удовлетворенное, идиллическое, почти бездумное существование. Но даже в этом мире оно безудержно росло. Оно нуждалось во все большем количестве еды, а не в таком, какую могли ему дать случайно найденные умирающие насекомые. И в нем начали быстро развиваться те частички знаний, которые можно было применить к обстановке этого сырого болота. Оно узнало, какие насекомые охотились, а какие были добычей. Оно узнало часы охоты каждого насекомого, места, в которых лежали в ожидании крошечные нелетающие монстры — летающие были больше и поймать их было труднее. И они, как открыло Анабис, имели свои привычки в еде. Оно научилось использовать свою парообразную форму как порыв ветра, несущий жертву к гибели. Его питание стало адекватным, потом более чем адекватным… Оно росло и вновь стало испытывать голод. Необходимость дала ему знание того, что жизнь существует и за пределами болота. А однажды, зайдя дальше, чем когда-либо раньше, оно захватило двух гигантских чудовищ в панцирях на высшей точке смертельной борьбы. Сильная дрожь, возникшая, когда в его клетки влилась жизненная сила пораженного чудовища, значительное количество полученной им при этом энергии вызвало настолько сильный экстаз, что ни — чего подобного ему раньше испытывать не приходилось. За несколько часов в течении дня Анабис выросло в десять раз.

В последующие за этим ночь и день весь влажный мир джунглей оказался окутанным. Анабис обволокло затем каждый океан, каждый континент и потянулось туда, где летучие облака вечно закрывали путь чистым солнечным лучам. Позже, в дни своей умственной силы оно смогло проанализировать случившееся тогда. Куда бы оно ни проникало во все увеличивающемся размере, оно адсорбировало некоторые газы из окружающей его атмосферы. Для осуществления этого нужны были два фактора, а не один. Была еда, которую необходимо было искать. И было естественное действие получаемой от со — лица энергии. До болота, находящегося ниже предела досягаемости ультрафиолетовых лучей, доходило лишь ничтожное количество нужного света. Поэтому и результаты были маленькими, так как оно могло действовать лишь в пределах одной планеты.

Выбравшись из тумана, оно сразу попало в зону действия ультрафиолета. Начавшийся вслед за этим этап динамического развития не мог быть остановлен эрами. Поднявшись над облаками, оно вышло в космос и на второй день достигло ближайшей планеты. В короткое время оно протянулось к пределам границ системы и автоматически потянулось к другим солнечным системам. Но здесь оно было побеждено расстоянием, которому, казалось, не было никакого дела до его тонкого, ищущего вещества.

Добывая еду, оно приобретало знания и в ранние дни верило в то, что мысли являются его собственностью. Постепенно оно узнало, что электрическая нервная система растет от каждой сцены смерти, привнесенной в его сознание как побеждающими, так и умирающими животными. Когда это было осознано, Анабис начало узнавать животные хитрости многих плотоядных охотников и опыт увертливости тех, на кого идет охота. Но и здесь, на других планетах, оно вступало в контакт с совершенно иной формой ума: существами, которые могли думать, с цивилизацией, наукой. Оно узнало от них, среди многих прочих вещей, что, сконцентрировав свои элементы, оно может делать дыры в космосе, проходить сквозь них и выныривать в отдаленной точке. Анабис научилось переносить таким образом вещество. Оно начало джунглизировать планеты, потому что примитивные миры давали больше жизненной силы. Оно переносило через гиперпространство огромные части других джунглизированных миров. Оно перемещало холодные планеты поближе к солнцам.

Но и этого было недостаточно!

Дни его власти, казалось, были мгновением. Раскармливаясь, оно быстрее росло. Несмотря на свой гигантский ум, оно никогда не умело сбалансировать этот процесс. Оно с диким страхом предвидело, что через незначительный промежуток времени его ждет поражение.

Приближение корабля вселило надежду. Растянувшись в одном направлении опасно тонкой пленкой, оно будет преследовать корабль, куда бы он ни летел. Начнется отчаянная борьба за то, чтобы уцелеть, прыгая от галактики к галактике, и все более углубляясь в эту огромную ночь. Все эти годы в нем росла надежда на то, что оно сможет джунглинизировать все новые и новые планеты, и что пространству нет конца…

Для людей чернота ночи не имела значение. «Космическая Гончая» трудилась над огромной долиной, насыщенной металлом. Каждый иллюминатор сиял светом. Огромные прожектора добавляли света рядам машин, бурившим огромные дыры в этом мире металла. Сначала железо скармливалось простым машинам, потом переработанный металл превращался производственными машинами в космические торпеды, которые тут же посылались в пространство.

Но на заре следующего утра сама производственная машина сделалась промышленной, производящей секции производственных, и добавочные роботы загружали материалом каждую новую секцию. Вскоре сотня, а потом и тысяча машин производили темные тонкие торпеды. И во все больших количествах они устремлялись в окружающее пространство, насыщая радиоактивностью каждый дюйм субстанции. Теперь эти ракеты должны были распространять свои разрушающие атомы в течении тридцати тысяч лет. Они были предназначены для того, чтобы оставаться внутри гравитационного поля галактики, но никогда не падать на планету или солнце.

Когда горизонт окрасился слабым красным светом зари второго утра, инженер Пеннос сообщил по «Главному вызову»:

— Теперь мы производим по десять тысяч в секунду, и я думаю, мы можем вполне оставить окончание работ на машины. Я установил вокруг планеты частичный экран, чтобы избежать проникновения. Еще сотня железных миров надежно блокирована, и наш громоздкий друг начинает испытывать чувство пустоты в самых насущных местах. Нам пора в путь.

По прошествии месяца пришло время, когда они решили, что местом их назначения должна быть туманность НГС —60:467.

Астроном Гюнли Лестер объяснил причину такого выбора.

— Именно эта галактика, — спокойно произнес он, — отстоит от сюда на девятьсот миллионов световых лет. Если этот газообразный разум последует за нами, он потеряет свое удивительное «я» в этой ночи, которой буквально нет конца.

Он сел, и слово сразу взял Гросвенф.

— Я уверен, все мы понимаем, что вовсе не собираемся в эту отдаленную звездную систему. Такой путь занял бы у нас столетия, а возможно и тысячелетия. Все, что мы хотим — это завести эту враждебную форму жизни туда, где она умрет от голода и откуда нет возврата. Мы сможем определить, преследует ли она нас или нет, по бормотанию ее мыслей. И мы сразу же узнаем, что она мертва, когда бормотание прекратится.

Именно так и случилось.

Шло время. Гросвенф вошел в аудиторию и обнаружил, что его класс вновь пополнился. Были заняты все стулья и из соседнего отдела принесены еще несколько. Немного помолчав, он начал очередную лекцию.

— Проблемы, перед лицом которых стоит некзиализм, являются всеобщими проблемами. Человек разделил жизнь и материю на различные отрасли знания и бытия. И хотя он использует иногда слова, которые указывают на его знание цельности природы, он все же про — должает вести себя так, будто тот, кто изменяет вселенную, имеет множество различных функционирующих сторон. Технические приемы, которые мы будем сегодня обсуждать…

Он замолчал. Окинув взглядом аудиторию, Гросвенф сосредоточил внимание на одном знакомом лице, мелькнувшем в самом дальнем конце комнаты. После секундного замешательства Гросвенф продолжал:

— …заключаются в том, как можно преодолеть это несоответствие между деятельностью и поведением человека и объективной действительностью.

Он продолжал подробно и доходчиво описывать технические приемы, а в глубине помещения Грегори Кент делал первые заметки по некзиализму.

А «Космическая Гончая», неся в себе маленький островок человеческой цивилизации, со все увеличивающейся скоростью неслась сквозь ночь, у которой нет конца и начала… Конца и начала…