Крылья Кхарту

Глава 26

Вопрос, висящий в Веках.

— За что меня так с регулярной настойчивостью упаковывали в саркофаг? Да и ладно, если бы после смерти. А то в полном расцвете сил, и не в безумии в то время я находилась, а как раз в полной осознанности и дееспособности. Что же на самом деле происходило, в чем причина того, что по прошествии тысяч, а может, и более времени по мне звонят Колокола?

Эти колокола в моем сердце, уме, сознании. Они не дают мне уснуть, хотя со всех сторон сыпятся советы и пожелания:

— Остановись, успокойся, не дергайся, не лезь туда.

Все это направлено на то, чтобы я испугалась сама себя, поверила в свою никчемность. Остановилась, испугавшись других, перестала докапываться до причины страданий, своих и чужих. Вы думаете, что мои страдания не связаны с такими же ощущениями других? Еще как связаны.

Примерно как в этом кошмарном сне.

Сумерки. Я плыву рядом с другими по реке, и она холодна, водоросли и коряги цепляются за ноги, холод проникает в сердце, и судороги начинают сковывать мое тело, а чайки пикируют и пытаются выклевать мне глаза, предполагая, что Дух уже покинул тело. А самая наглая птица села на голову, долбя по темечку, желая успеть посмаковать еще теплую пищу. Там есть и те, другие люди, плывущие рядом, они тоже испытывают нечто похожее.

Некоторых крутит в водовороте так, что они уже не понимают, где у них руки, а где ноги. Они слишком много хотели в своих прежних жизнях. И теперь самые противоречивые желания сбылись все одновременно. И получился — Ад. Тем, кто погружается в пучину водорослей своих желаний, непросто.

Они, конечно, пытаются схватить кого-то за ноги, кто-то от отчаяния, кто-то со страстным желанием выплыть. Наши страдания как-то связаны, ведь мы в одной реке и течение несет нас в одну сторону, захлебываемся одной и той же водой. Мы связаны одной Причиной.

— Почему мы здесь, хватаемся друг за друга, пытаясь глотнуть еще раз воздуха, а получается, топим того, кто не отбрыкивается от цепких пальцев. Да и того, кто вытаскивает тонущего, «нежненько» цапаем за шею и душим. Почему? Почему топим друг друга?

— Посмотрите! Река кишит утопающими, а дно устлано трупами, руки которых судорожно сжимают чью-то руку или ногу. У некоторых в руках обрывки чьей-то одежды, вероятно, тех, кто не позволил себе пойти на дно. Вырвался из цепких ручонок собратьев.

По берегу этой бурлящей реки бегают люди. Они что-то кричат, размахивают руками, дают советы. А из воды несется призыв:

— Как же! Вам легко давать советы, вы шагайте к нам и сами посмотрите, как тут нам на самом деле. Трудно или легко следовать вашим советам.

И кто-то шагает. Сначала по колено, пытаясь протянуть руку и вытянуть кого-то. Потом дальше, по горло, погружаясь в чужие проблемы. И тут. его подхватывает волна возмущенной воды. Теперь берег оказался вдали, и ему самому необходимо прилагать усилия, чтобы с ходу не оказаться на дне. Уже не до помощи другим, выплыть бы самому. А со всех сторон тянутся руки, просящие помочь, и тех, кто едва держится на поверхности, и тех, кто уже идет ко дну. Вот тут я понимаю, что необходимо делать выбор. Или вместе со всеми идти ко дну, или быстро разворачиваться, несмотря на крики. Не обращая внимания на угрозы, а заявлять о несогласии погружаться в пучину их мира. Как можно быстрее возвращаться к берегу. И когда уже под ногами твердое дно и берег виден ясно и четко, можно сделать передышку. Собравшись с мыслями, я обнаруживаю, что, двигаясь в этом направлении, в котором двигалась по наитию, достигла опоры, передышки и понимания происходящего. Некоторой свободы выбора и передвижения.

Вот тогда-то в мою спину понеслись проклятия, да не только мне, а и другим, тем, кто тоже выплыл.

— Не вытащили, не помогли, не подставились под нашу беду, убежали.

Я это понимаю и начинаю испытывать вину. Добравшись до берега, скорее, скорее пытаюсь

построить мосточек. Тем, кто требовал помощи, бросаю веревку, дабы кто-нибудь ухватился и помог сам себе, а я тут, на берегу подтяну да подсоблю.

Но что же происходит? Я удивлена и не понимаю...

Помощь принимают не те, кто кричал и обвинял, а те, кто молча пытался удержаться на плаву. Они-то зубами хватаются за эту соломинку, усиленно гребя руками к берегу. Кто-то слеп и глух и только на чувствовании плывёт к этому самому мосточку.

А что же те - орущие и скорбящие?

А они в безумии продолжают Свою Игру в утопавших. Это приносит им наслаждение, вдохновляет — это Их Жизнь. А меня, вроде бы знающую, как выйти из передряг, как закончить Игру в Несчастных, Больных и Обиженных, меня прогоняют, дабы те, которые хотят проснуться и освободиться от пучины Вод этой Реки, не услышали это и не потянулись к Берегу. Обвинители мотивируют так:

— Это твой берег, нам и остальным нужен другой, лучше, чище, и вообще это не берег, а остров, а

если это остров, то это не то, это тупик, лучше мы тут тихонько потонем и погнием.

— Да, это не Мой Берег, это просто такое место, называемое Берегом, это не принадлежит ни мне, ни вам. Да и Река вам не принадлежит, хоть и называете ее Своей. Она тоже сама по себе. Это мы, существа, привязываем себя к чему-нибудь, а потом вопим во весь голос: «Оно меня поймало».

— Простите меня за все, я вас давно простила. И уже начинаю любить. Отпустите меня из своих топких и илистых умов, я заканчиваю эту Игру в Плывущих и Утопленников, да и бегать по берегу с протянутой рукой надоело. Ты протягиваешь руку, чтобы помочь, а тебя принимают за попрошайку.

— Кто хочет быть свободным, пожалуйте со мной, будем учиться летать, и не над рекой, выискивая падаль, чтобы поесть, а в высоте, где только Небо и Ветер.

— Я приглашаю в полет, без зависимости и подставы. Создадим стаю свободных в полете существ. И если нет, то я все равно буду учиться летать, и я буду летать!!!

— Я прощаю и перестаю удерживать всех! Во все века и времена. Отпустите и вы меня.

— Я СВОБОДНА!!! Я просыпаюсь из этого кошмарного сна.

В свободном полете

огня передел,

В небесной охоте

плечом суть задел.

Рыдают сказанья,

проклятье сбылось.

Уйду из преданья,

сквозь время — насквозь.

В небесном полете

из сути причин

Изыск в той охоте

в обилье личин.

И маски все сброшу,

завоет шакал,

Там пепел порошей

мой след заметал.