Крылья Кхарту

Глава 8

Реальность — она всегда подтверждает себя! Живое и настоящее выныривает из небытия и заявляет о себе. Как бы в веках ни искажали историю, находятся личности, которые одержимы идеей докопаться до истины. Или хотя бы приблизиться к ней. Совершенно случайно встречаю человека, который независимо от моих исследований вспомнил Великий Исход с Кседота (Марса). Не просто, конечно, он вот так взял и вспомнил. Ему потребовались годы работы со своим сознанием, привычками, эгоизмом. и многое, многое другое. И самое интересное, что наши воспоминания похожи в основе своей.

Не хочется мне это вспоминать, ох как не хочется и по-человечески, и душой своей. Великое это было поражение и цена за это огромная. Поражение моей самости в своей сути. Мы до самого последнего момента пытались восстановить атмосферу на Марсе, залатывая дыры в пространстве. Но усилия были тщетны, хотя знаний и дерзости нам было не занимать. Остались в основном инженеры, конструкторы пространства и генетики. Однако наши знания перед беспощадным временем оказались ничем.

Уходили мы, оставляя уже почти пустую планету. Лишь некоторые решили остаться и умереть на ней. Это был их выбор — остаться навсегда на любимом Марсе. Гордость, что продержались на безжизненной планете так долго, переполняла нас. Чувство всемогущества исходило из сердца. Меняя русла рек, прорывая многочисленные каналы и управляя бурями, мы чувствовали себя богами. Не получилось восстановить атмосферу, но ведь это не наша вина, это трусы и паникеры сбежали и бросили нашу планету умирать. Если б все остались, мы бы смогли спасти свою обитель и жизнь на ней в ее чистоте. Теперь и нам пришлось уходить.

Соседняя Гея выглядела довольно невинно из космоса. Но с ее орбиты непрерывно поступал сигнал предупреждения об опасности. Видимо, паникеры оставили свой маяк отпугивать всех, не посвященных в их планы. Сигнал содержал предупреждение о ловушке на этой планете. О том, что главный архивный корабль попал в поле притяжения планеты и не смог по неизвестным обстоятельствам выбраться оттуда. Нам было все равно в нашем безумном бахвальстве. Чтобы доказать свою правоту, мы почти единогласно решили спуститься на Гею и вызволить этих неумех и слюнтяев из этой якобы ловушки. Нас вел не разум, а фанатизм. Марс был для нас все! И оставлять его было преступлением. Духовная интеллигенция в нашей партии ликовала от счастья. Остаться на соседней с Марсом планете — что может быть лучше?! Продолжить служение ему с Геи. Тот же фанатизм. Та же слепая преданность и игнорирование ситуации, изменившейся необратимо. Зачем лететь так далеко, когда рядом есть пригодная для жизни планета.

Только потом мы поняли, что эта планета не была предназначена для нас. Еще на Марсе, имея птичьи тела, мы перестали летать. На Гее же было сложно просто передвигаться. Сила тяжести для наших неприспособленных для этого тел стала каждодневной пыткой. Сама гравитация могла стать бескровным орудием убийства. Достаточно было просто положить тяжелые камни на ноги приговоренного к смерти и затем лишь ждать, когда трубчатые кости начнут переламываться под весом земных камней.

Мы не нашли потомков экипажа архивного корабля, и даже следов их пребывания. Хотя сорок тысяч лет, разделявшие пропажу того корабля и наш исход с Марса, были небольшим сроком. Мы могли продлевать свою продолжительность жизни, и потомки того экипажа были вполне способны дожить до нашего прилета. Видимо, они решили оставить марсианские тела и ассимилироваться с человеческим видом.

Каждая новая ночь на Гее-Земле посвящалась служению и ритуальному прощанию с Марсом. В религиозном экстазе наша скорбь только увеличивалась. Все мысли направлялись одному — служению родной планете и мечтам о ее возрождении. Однако никакая страсть и помпезность обрядов не могла вернуть утерянную планету. Убраться с Земли тоже не удалось, и скорбь от потери Марса омрачилась поражением перед силой Земли. Ей нужна была новая кровь для подъема своей цивилизации. Предыдущая раса ушла под воду из-за своих беззаконий. За колдовство их лишили разума, и планета погрузилась в невежество, сравнимое с адом. Атланты осквернили звание человека и были вынуждены оставить свой приют на Земле. Осталась лишь небольшая популяция, разбросанная по всем уголкам Земли и наделенная огромными обезьяноподобными телами. Они сумели сохранить некоторые свои сиддхи, но возродить свой род им уже было не суждено. Люди стали постепенно вытеснять их с удобных для жизни территорий. Они вынуждены были уходить все дальше и дальше от мест обитания растущего человечества. Боги лишили их плодовитости, поэтому любая стычка с людьми приносила им невосполнимые потери. Несмотря на остаточные телепатические способности и возможность влиять на волю отдельного человека, им трудно было взять под контроль большую группу людей. Возможно, последние потомки этих деградировавших атлантов сумели дожить до наших дней. Возможно, их люди называют йети.

Нашим предназначением, по замыслу Духа планеты, стало быстрое возрождение следующего поколения сынов Геи и подъем их цивилизации на новую высоту. Но мы были замкнуты в своей фанатичной преданности Марсу и не хотели ассимилироваться с людьми. Тогда нас постигло вырождение. Наши женщины стали меньше нести яиц. Новые птенцы рождались все меньшего роста, их интеллект становился слабее. Когда численность нашей расы сократилась до критической, всем стало понятно, что остался только один выход — войти в тела человеческие и развивать цивилизацию в человеческом виде. Однако наше пренебрежение к людским телам быстро сменилось приятным удивлением. Производство потомства у людей, то бишь секс, намного превосходило своей чувственностью наши прежние ощущения. Находиться в человеческом облике было довольно приятно. Сила человеческого тела, его выносливость и приспособленность к условиям Земли открывали новые перспективы. После тысячелетий нахождения в мучительном состоянии борьбы марсианской птицы с гравитацией тяжелой планеты наконец-то наступило отдохновение. В итоге мы вышли из своих скальных убежищ и дали знание людям, отдали свой хлеб им. Так в Египет вошел первый Фараон (тот, кто не кланяясь смотрит вперед).

Структура нашего общества представляла клановую модель. Ее мы и перенесли на человеческий социум. Правление было основано на принципе сменяемого служения обществу. Сменяемость осуществлялась в каждом цикле по установленной очередности. Перед окончательным входом в человеческие тела на совете кланов Верховные жрецы решили сохранить установленную очередность. Каждый клан определял самостоятельно своего представителя на трон. Правящий клан оставался на земле. Следующие в очередности кланы исполняли роль жрецов и прочих управляющих органов власти. Отошедшие от власти уходили на эфирный дубль Земли и обеспечивали поддержку сверху, строя небесный Египет. Все следы пребывания марсианских тел на поверхности Земли было решено уничтожить, чтобы поддержать легенду у нарождающейся цивилизации о божественном происхождении правителей-фараонов.

Так продолжалось пять тысяч лет. Люди постепенно обретали наши качества и знания, а мы, как ни прискорбно, ассимилировали их качества и образ мышления. Править стало также приятно, как и находиться в телах людей.

Конец благословенному правлению наступил, когда клан Кроноса отказался принимать смену и передавать трон следующему клану Грога. Небесный Египет также раскололся. Горг — старейшина кланов на тот период в небесном Египте — также отказался от передачи власти. Его стало заботить сохранение власти не только на Небе, но и на Земле. План был достаточно прост: отдать трон на земле людям и добиться от них полного повиновения своей воле. Люди его также предали и стали править сами. Потом пришли римляне и рассеяли по земле последних из нас.

Переворот в Небесном Египте совпал с моим пребыванием на троне в роли Тутмоса третьего. После мумификации тела мне не суждено было попасть на Небо. Мой клан там уже истребили, и мне, как духу, пришлось скитаться в поисках тела. Выбрав небогатую семью, я родился мальчиком. Первый ребенок в семье имел право на духовное служение. Когда немного подрос, я упросил отдать меня в школу жрецов. Что они и сделали в соответствии со своей верой. Семья в этом случае получала религиозное благословение и могла рассчитывать на рост благосостояния, дарованный богами за жертву первого сына.

Достигнув семнадцати лет, я все еще пребывал в роли послушника и старался ничем не выдавать своей марсианской принадлежности. Волею случая в одну из ночей я стал свидетелем обсуждения заговора против главного жреца. Неосторожный шорох выдал мое местопребывание за колонной, и я был схвачен охраной храма. Дальше было две недели пыток. Убивать меня по каким-то причинам не стали, а постарались стереть память о той ночи. Когда стало понятно, что я даже имени своего не могу вспомнить, мне выжгли рабское клеймо на лбу и бессознательного выбросили ночью на большую дорогу. Первый же торговец, ехавший на рынок, подобрал мое тело.

Рассвет я встретил в скрипучей повозке. Помню его радостное лицо с редкими гнилыми зубами во рту. Торговец широко улыбался. Я силился и не мог понять, что его так радует. Дошло до меня это, когда он выставил меня на продажу. Купил меня какой-то финикиец. Много раз меня потом перепродавали. Ближе к тридцати годам я вместе с другими рабами прибыл в Грецию. Там меня купил один богатый человек.

У него была молодая жена, а я был достаточно безобразен от многочисленных побоев. Он дешево купил надежного слугу для дома.

Ксанф считал себя философом. Но все знали его как болтуна. За годы, проведенные в рабстве, я постепенно вспомнил то, чему меня учили в школе жрецов. Меня часто выручала та иносказательная мудрость, которой пользовались жрецы в общении с народом. Вот и теперь в доме у Ксанфа я позволял себе исподволь отпускать короткие реплики по тем или иным вопросам. Жена Ксанфа была хоть и молодой, но очень умной женщиной. Чувствуя мой ум, она прониклась симпатией ко мне и стала проявлять заботу обо мне. Ксанф тоже быстро уловил выгоду для себя в общении со мной. Он стал цитировать мои высказывания среди друзей, чем вызвал их недоумение. Вскоре, конечно, они прознали, где Ксанф берет свою мудрость. Кроме того, что Ксанф был весьма недалеким человеком, он еще любил прихвастнуть в обществе. Еще он умудрялся каждый раз ставить деньги на свои глупые пари. Друзьям было весело подтрунивать над Ксанфом, а на выигранные деньги они могли хорошо погулять.

Однажды, после изрядного возлияния, речь зашла о том, кто сколько может выпить. Ксанф не мог устоять перед искушением вступить в спор и начал всех уверять, что может выпить хоть море вина.

Находчивый Перикл, который и начал этот спор, не замедлил подсунуть пергамент Ксанфу для расписки. Ксанф был уже настолько пьян, что не смог даже дописать последнего слова. На радость Перикла, заявление Ксанфа оказалось совершенно невыполнимым.

На следующий день у дома Ксанфа собралась целая толпа народа в ожидании очередного представления. Весть о невыполнимом обязательстве облетела всю округу. Публика пришла потешиться над незадачливым Ксанфом. Когда Перикл вошел в дом и предъявил расписку, Ксанф выпучил глаза от удивления. Его рукой было записано заявление, что он обязуется выпить море. Про вино слов не было.

Эта была не первая ситуация, когда он просил меня помочь ему выкрутиться из подобных проблем, и однажды я сторговал у него за это вольную. Однако Ксанф все тянул с этим и не хотел меня отпускать.

В это время возбуждение снаружи у дома нарастало. Перикл ходил и потрясал пергаментом. Сумма была немалая — тридцать динариев. В итоге я дал спасительный ответ Ксанфу, за что на этот раз получил вольную.

Город мне этот нравился, и я решил осесть на окраине неподалеку от виноградников. Я остался доживать свою старость в этом месте, а люди стали приводить ко мне своих детей на обучение. После этой жизни я вовсе перестал грезить и о Египте, и о Марсе, как о несбыточной мечте.