Крылья Кхарту

Глава 2

Я открыла глаза оттого, что казалось, сердце выпрыгнет из груди, хватая ртом воздух. Как будто вынырнула из воды из-за нехватки воздуха. В пространстве висел непрерывный звон. Он пугал тело, было непонятно, где я нахожусь. Медленно вернулось понимание, я узнала этот звук — телефон, это звонит телефон! А я? Кто я? Я — Лена. Да, я — Лена, и живая. Огромное облегчение и счастье, что все, что я переживала и чувствовала, позади. И никогда уже не вернется ко мне. Мне хотелось, чтобы оно не возвращалось больше никогда. Но суть Игры такова, что все происходит не так, как ты желаешь, а так, как должно происходить.

Следующая волна живых воспоминаний нахлынула на меня вновь через несколько дней. Намного мягче, чем в первый раз, второй раз всегда легче, чем первый. Однако впечатляло это всё не меньше.

Медленно погружаясь, золотой саркофаг оставлял след в моем сознании. Внутри было тесно и мягко. Длинные крылья покрывали мое тело, и я как будто запахнулась этими крыльями, спряталась, забыв про все на свете.

Саркофаг все глубже и глубже погружался в жидкость. Мое сознание раздвоилось, чувствуя тело изнутри, одновременно наблюдая поверхность этой жидкости. Она пузырится, вот уже пошли пузыри со стороны головы, на поверхности они беззвучно лопаются, и маслянистые капли, попадая на каменную поверхность, прилипают, начинают медленно расползаться в стороны. Тяжело дышать, тяжело быть. Тяжело, на грудь что-то давит.

И как будто повторение старой записи на диске, возникает в сознании вопрос.

— Кто я, что я?

Жидкость мягко плещется, я ее так четко вижу. Словно внимание раздвоилось. Я — внутри, я — снаружи.

Саркофаг большой, около трех с половиной метров в длину, а ширина приближается к двум, и такое ощущение, что он находится в бассейне. Рассеянным вниманием пытаюсь восстановить целостную картину. Бассейн округлый, его окружает цветной бордюр. Если вглядеться в эту цветность, то начинают различаться знаки и фигуры, выстроенные в определенном порядке. Внимание скользит по этим узорам, и в сознании от этого чередования фигурок и знаков появляется сначала Звук, а потом странно знакомая мелодия. Я смотрю свысока, но пока не понимаю, что это и как. Где и почему?

Внимание не идет дальше этого саркофага, натыкаясь на невидимые границы, которые отбрасывают любую попытку вернуться к своей Памяти, сминая намерение в тугой клубок жгучей боли. И только мгновение отделяет эту боль от ненависти.

— Ненависть. Ненависть. Ненависть. Что-то это мне напоминает, очень знакомое состояние.

Кадры старой порванной судьбы мелькнули и погасли. Звучание мелодии усилилось, она происходила из Ниоткуда и затихала в Никуда, от ее переливов становилось тесно в самой себе, и тяжелая вязкая тоска разливалась и поглощала меня.

Вспышка памяти обожгла болью и остервенением — похоронили заживо! Тяжесть и печаль удерживали меня в беспамятстве своей вязкостью. И она, эта вязкость, заполняла пространство, и вспышки памяти гасли, едва успев озарить мое сознание. Напрягаясь всей своей сутью, прилагая неимоверные усилия, вспоминаю... Безысходность, вплавленная в сознание, двигается, как бусинка по нитке. Бусинка за бусинкой, и некуда деться, пока эта нитка не развяжется.

И внезапно огромное пространство распахивается передо мной. Ликование наполнило сердце. Вспомнила!!!

Журчащим ручейком суть произошедшего события наполнила разум, следом возник еще один звенящий ручей, и потоки событий предстали предо мной ясной картиной.

Они начали разворачиваться с того момента, где я увидела себя поднимающейся по ступенькам, и там каждый шаг был наполнен величием и достоинством. И это все было внешне, а внутри — огромное напряжение от долга и ответственности, взваленного на плечи, и вероятно, не по моей воле. Хотя ощущение силы и величия присутствовало в душе, позволяя управлять своими эмоциями.

И вот ещё что необычно моему человеческому восприятию: я чувствую крылья, свои крылья, которые, словно плащ, прикрывают мне плечи и руки. И они волочатся за мной, заметая следы.

Осматриваясь, расправляю плечи, в мыслях смиряясь с тем положением, в котором я есть, и поднимаюсь к месту престола.

— Лобное место, — мелькает фоном в уме. Наблюдаю, как я, расправив крылья, усаживаюсь на трон, который практически без спинки, только для позвоночника есть опора, так как крылья не помещаются, и под их форму приспособлена спинка. И голове удобно.

— Трон!!! Кто я? Кошмар! Почему и для чего тут? Крылья, словно пелерина, прикрывают тело, птичья грудка с перышками, беленькими и мягкими. На длинной шее — голова, напоминающая соколиную, с темными круглыми глазами. Птицегуманоид!!!

— Что это? Игры ума или забытые, вычеркнутые из летописей памяти, реальные события? Но не могут же глюки быть такими реальными! Это необходимо много, много раз перепроверить, рассмотреть ход предполагаемых событий со всех сторон.

И опять я обращаюсь к перилам Времени, которые ограждают мой путь от безысходной беспредельности. Они хрупки и призрачны. Невозможно опереться, но они все-таки вселяют какую-то надежду дойти до самой себя, определяя направление.

И теперь мое блуждание в пространстве-времени не хаотично, а логически направлено. Словно из сердца вырывается пучок света и влечет меня за собой. Теперь мне уже не затормозить, не остановиться.

Я еще по привычке хватаюсь за хлипкие перильца, но они, как песок, проскальзывают между пальцев, да и они, надо сказать, призрачны.

Безнадежность, которую живые существа несут с собой, временами, накатывает на меня. И чтобы полностью не быть съеденной этой сущностью, похожей на плесень, я — та, большая, из далекого будущего, дергаю за нити света это маленькое человеческое тельце. И хвала создателю, что искры разума тлеют ещё в нем. Оно, конечно, поскрипывает от перегрузок, плачет и страдает, но Дух крепко, с умением управляет им.

Тел у меня было множество, различные по форме и по содержанию. Каким-то формам я отдавала предпочтение, раз за разом воплощаясь в них. О некоторых я стараюсь не вспоминать. Но приходится, потому что их не выкинешь из памяти. Это все мой опыт, звенья из единой цепи.

Здесь, в человеческом теле, сито матрицы Ума пропускает легко только осколочные воспоминания. Все, что не входит в ее конструкцию и может повредить, она делает невидимым и недоступным. Огромного труда и боли стоит прикосновение к этому недоступному.

Человеческое содрогается и корчится, отказываясь все это воспринимать.

Уму сразу же хочется поделить все воспринимаемое на плохое и хорошее, на белое и черное. Все, что видишь и ощущаешь. Это внутри.

А снаружи — дикий страх перед всеми теми, кто называет себя людьми. Перед общественным мнением. Страх остаться изгоем, не войти в это стадо или стаю.

Но нити моей памяти не позволяют останавливаться в страхе и увязать в нем. Они тянут это тщедушное тельце через всю протяженность матрицы. Через все ее программы.

Тело эмоций разрывается колючими иголками страха. Физическое тельце прессуется тяжестью перегрузок. И чтобы не потерять тело, остается одно: вычищать и вычищать желания и эмоции. Да и потребности тоже.