Крым. Пирамида времени

Глава 34

— Танюша, ложись спать в этой избушке. Изнутри запрись, на всякий случай. Будешь спать по-королевски, одна во всей хате. Мы с мужиками по сараям разместимся. А пока что я с Павлом Оттовичем прогуляюсь, поговорим о том, о сем. Спокойной ночи!

Запираясь в доме, Таня слышала сквозь шум листвы и гудение ветра, носившегося по горным вершинам, как Михалыч крикнул:

— Сарианиди! Пойдем с нами, посторожишь.

— Виноват, живот разболелся, товарищ командир! Совсем худо, скрутило, распрямиться не могу. Может, Федора Поликарповича возьмете, а? Поликарпыч!

Послышался голос Федора Поликарповича, солдата лет сорока пяти, с седоватыми усами и серебристой щетиной:

— Тю! Сарьяниди! Ты ж молодый хлопец! Шо это ты расхворався? От же ж пиндос, мать твою!

— Ладно, Сарьяниди, отставить. Федор Поликарпыч, ты со мной пойдешь. Бери винтовку, и пошли. Сарьяниди! Сидишь у крайнего сарая, держишь ухо востро, сторожишь лагерь, понял?

— Есть!

Утром Таня проснулась от криков:

— Сарьяни-и-и-иди-и!

В домике было, как ей показалось, светло. Через несколько минут она вышла во двор.

Михалыч без пиджака, в брюках, подтяжках и грязной рубашке, сидел на деревянном чурбаке и жевал хлеб. Он выглядел усталым. Перед ним сокрушенно мотал головой Федор Поликарпович:

— Все обыскал, и в усадьбе, и в винограднике, и в саду, и в кустах подале, ниде нету. Пропал пиндос, шельма. Пропал, черт…

— Пиндос? Ты это про Сарьяниди? Он, что ли, пиндос?

— Ну, да, это мы греков так называем. А этого тоже нету. Рыжего, Павла Оттовича. Вы его услали или как?

— О Павле Оттовиче не беспокойся. Забудь о нем вообще. Так куда Сарьяниди мог деться? Ты ж ночью здесь был? Ты когда в усадьбу вернулся, застал его?

— Я пришел, совсем почти темно было. Он, пиндосская морда, под сараем сидел. И говорит: совсем мне беда с животом, замаялся, еле дыхаю. Ты, от, будь другом, посторожи пока, а к утру я тебя сменю. Ну, я согласился, дурень. Ночью он меня разбудил, еще только-только светлеть начало, сменил, я и спать завалился… Часа три поспал всего, а его и нету ниде…

— Доброе утро! — Таня не считала удобным дальше подслушивать, вышла к ним из-за перекладины, на которой сушились тряпки.

— Доброе, Танюша. — Обычно при такой фразе Михалыч улыбался. Сейчас был угрюм. — В доме есть сыр и колбаса, в сарае только надо помидоры прихватить. Пойдем завтракать в дом?

— Пойдем! А где Павел Оттович?

— Он… ушел. Я его отправил. Договорились, в общем. Пошли завтракать, жрать охота!

По пути к дому Таня заметила у Михалыча внизу рубажки россыпь буро-красных пятнышек.

— Михалыч, ты поранился?

— Где?

— Вот.

— А, это. Да. Держи хлеб, сейчас за помидорами схожу.

Таня заподозрила неладное. После завтрака Михалыч приказал Федору Поликарповичу найти во что бы то ни стало пропавшего грека Сарианиди, а сам пошел в сарай спать. Седой солдат чесал затылок и сокрушено вздыхал:

— Де его искать, сволоту?

Тане интуитивно показалось, что между пропажей Сарианиди и исчезновением Грюнберга может быть какая-то связь. Грюнберг не мог так просто исчезнуть, ничего не сказав ей на прощание. Но куда он делся? Последний раз она видела Грюнберга, когда он уходил через сад в лес с Михалычем и с седым.

— Федор Поликарпыч! У меня есть идея! Я, кажется, знаю, где искать этого грека.

— Де?

— А вот покажите-ка мне, куда вы вчера ходили с командиром и с этим Павлом. Идемте, покажете. Давайте, давайте, командир же приказал найти. Идемте!

— Ну, добре, пошли…

Шли минут пятнадцать. Федор Поликарпович крутил головой во все стороны, припоминая маршрут, пытаясь ориентироваться в низкорослом горном лесу по маленьким овражкам и торчащим над лесом большим скалистым гребням. Покружили немного, перевалили через пару горок в лесу. После очередной гряды камней спустились в тесное маленькое ущелье, скорее даже расщелину.

— Вроде тут де-то. Только не пойму точно, направо? — Он помолчал, вглядываясь в просветы между деревьями на большую скалистую гору, чтобы сориентироваться. Ветра не было, пения птиц тоже почти не было слышно. В тишине Таня обратиа внимание на густой гул, как от осиного гнезда.

— Федор Поликарпович, слышите? Осы?

Он прислушался.

— Не, барышня, не похоже на ос. Сдается мне, шо мухи. А ну-ка. — Солдат поправил на плече винтовку и пошел с треском через валежник и кустоподобные деревья.

Таня двинулась за ним, с трудом раздвигая колючие ветки и отдирая их от кофты.

— Точно, мухи! — Федор Поликарпович воскликнул с радостным удовлетворением от правильности свой догадки. — И чего же это они на хворост налетели? А ну, шо здесь такое…

Таня вслед за ним вышла на крохотную бестравную полянку в теснине между вертикальными скалистыми стенами, земля здесь была утоптана, а под стенкой лежала куча веток, которую энергично разгребал Федор Поликарпович.

— Господи! — солдат приостановил свою работу, отпрянул, пораженный увиденным, потом снова нагнулся, ухватился за что-то, оказашееся рукой, и выташил из под остатков веток тело. Голое по пояс, в некогда белых, а ныне вывалянных в грязи и крови штанах-кальсонах, покрытое корочками засохшей крови, со связанными руками, с необычайно распухшими и неестественно вывернутыми пальцами, как будто их пытались раздробить или вырвать. Лицо было сплошным кровоподтеком, неузнаваемым. Но рыжие волосы Таня узнала. Даже Федор Поликарпович их узнал. — Господи Исусе! Це ж Павел… точно он. — Седой солдат с этими словами распрямился, взглянул куда-то вверх и перекрестился.