Письменные источники информируют о вторжении в первой половине III в. в Северное Причерноморье разноименных племен германцев. В результате этого кардинально изменяется политическая ситуация в Крыму и этнический состав его населения. Во второй трети XIII в. после вторжения в Крым татаро-монголов наступил новый этап в истории полуострова.
С момента своего возникновения Восточная Римская империя наращивала политическую, военную, идеологическую и экономическую активность в Крыму. Правители империи стремились доминировать на полуострове, который играл ключевую роль в распространении ее влияния в Северном Причерноморье. Здесь сталкивались интересы империи и союзов племен, созданных в разные периоды в регионе готами, гуннами, аварами, древними болгарами, славянами, печенегами и половцами. Через Крым Византия поддерживала связи с тюркскими каганатами, хазарским государством и Киевской Русью.
С позднего средневековья путешественники (Гийом Рубрук, Иософат Барбаро) и дипломаты (Мартин Броневский, Бусбек) активно изучали населявшие Крым народы. В трудах по истории Крыма XIX — первой трети XX в. дан всесторонний анализ многочисленных свидетельств письменных источников о происходивших в Крыму в интересующий нас период событиях. В исторической литературе того времени утвердилось мнение о готском этносе жителей Юго-Западного Крыма. М.И. Ростовцев писал о доминировании сармат и алан на Боспоре и готов на Южном Берегу.
В публикациях 1930-х — начала 1990-х годов высказывались весьма противоречивые мнения о роли Восточной Римской империи и Хазарского каганата в истории Крыма, о развивавшихся на полуострове этнических процессах и о степени влияния на них христианской идеологии.
Об истории населения полуострова, о направлении и характере политических, культурных и экономических связей, религии, письменности, развитии ремесел и сельского хозяйства судят обычно по сообщениям позднеримских, византийских и арабских авторов, агиографическим и эпиграфическим памятникам, хазарским документам. Принимая во внимание информацию письменных источников, рассматриваемый в данной работе период истории Крыма можно разделить на пять этапов. Первый этап следует приурочить ко времени между началом миграционной активности варваров около середины III в. и вторжением гуннов. Второй этап завершился с приходом к власти в 527 г. в Византии Юстиниана I, а третий этап — в конце VII в. с захватом почти всего полуострова хазарами. Четвертый этап заканчивается в последней четверти IX в. изгнанием хазар из Крыма, пятый — русско-византийский — завершается в 1223 г. первым набегом татаро-монгол на Судак.
Однако содержащиеся в письменных источниках сведения отрывочны и не всегда достоверны. Поэтому необходим комплексный анализ письменных и археологических источников. С первой четверти XIX в. в Крыму открыты и в различной степени исследованы свыше ста городов, укрепленных городищ, поселений, более шестидесяти некрополей интересующего нас периода и около двух десятков одновременных одиночных погребений в более ранних степных курганах. Протекавшие на полуострове с середины III до середины XIII в. этноформационные процессы запечатлены в погребальной обрядности, в деталях традиционного костюма в оружии, бытовой утвари, типах жилищ и типе хозяйственной деятельности. Для характеристики изменения ситуации в регионе на каждом историческом этапе необходимо создать свод датирующих вещей, происходящих из погребений, из слоев, раскопанных в городах, на городищах и на поселениях, а также уточнить хронологию перечисленных памятников. Нужно выявить типы склепов и могил, которые в определенный хронологический период были характерны для разных регионов, и установить генезис всех типов погребальных сооружений. Картографирование датированных некрополей, городищ и поселений позволит обосновать дату и локализовать районы расселения тех или иных племен, получить определенное представление об их этногенезе, о пространственном размещении групп в конкретных ландшафтных средах, об их демографии.
В первой половине III в. н. э. территория полуострова была разделена между позднескифским царством, занимавшим плодородные земли в низовьях маленьких речушек Черная, Бельбек, Кача и Альма и возвышенности Третьей гряды Крымских гор, Херсонесом и Боспорским царством. Южная граница Боспора проходила где-то за Феодосией.
Рассматриваемый в главе первый этап истории полуострова характеризуется большим динамизмом этнических процессов (рис. 1; 2). Вторжение германцев в Северное Причерноморье, Приазовье и Крым вызвало миграции, коренным образом изменившие этническую и политическую ситуацию на полуострове. В конце IV — начале V в. в результате гуннского вторжения в Северное Причерноморье в регионе вновь значительно изменилась этнополитическая обстановка (Айбабин А.И., 1999, с. 225).
Рис. 1. Крым в позднеримское время. Составлена А.И. Айбабиным.
1 — Южнодонузлавское городище; 2 — Нейзац; 3 — Неаполь Скифский; 4 — Дружное; 5 — Усть-Альма; 6 — Альма-Кермен (Заветное); 7 — Суворово; 8 — Перевальное; 9 — Озерное; 10 — Тенистое; 11 — клад монет у с. Долинное; 12 — Бельбек I–III; 13 — Красный Мак; 14 — Мангуп; 15 — Инкерман; 16 — Совхоз 10; 17 — Херсонес; 18 — Балаклава; 19 — Черная речка; 20 — Партенит; 21 — Чатыр-Даг; 22 — Харакс; 23 — Феодосия; 24 — Илурат; 25 — Тиритака; 26 — Боспор; 27 — Мирмекий; 28 — Зенонов Херсонес; 29 — Заморское; 30 — Семеновка; 31 — Танковое; 32 — Фанагория; 33 — Скалистое III; 34 — Китей; 35 — Кыз Аул; 36 — Килен-Балка; 37 — Гурзуф.
Условные обозначения: 1 — римские гарнизоны городища, поселения и некрополи Боспорского царства; 2 — городища и некрополи поздних скифов и сармат; 3 — могильники и поселения алан, возникшие около середины III в; 4 — некрополи с трупоположениями и поселения, возникшие в 256 г.; 5 — могильники с кремацией и клады германцев; 6 — направление первого вторжения готов и Крым в 252–256 гг.; 7 — направление первой миграции алан в Крым около середины III в.; 8 — поход германцев в 268 г.
Рис. 2. Крым в V — первой половине VI в. Составлена А.И. Айбабиным.
1 — Херсон; 2 — усадьбы на Гераклейском полуострове; 3 — Балаклава (Гавань Символ); 4 — Инкерман; 5 — Загайтанская Скала; 6 — Черная речка; 7 — Тенистое; 8 — Красный Мак; 9 — Мангуп; 10 — Харакс; 11 — Бакла; 12 — Гурзуф; 13 — Лучистое; 14 — Чатыр Даг; 15 — находка гуннского котла на Неаполе Скифском; 16 — Беляус; 17 — Чикаренко; 18 — г. Коклюк близ Феодосии; 19 — совхоз им. Калинина; 20 — Изобильное; 21 — Марфовка; 22 — Китей; 23 — Илурат; 24 — Тиритака; 25 — Боспор; 26 — Мирмекии; 27 — Зенонов Херсонес; 28 — Заморское; 29 — Сахарная Головка; 30 — Скалистое.
Условные обозначения: 1 — погребения кочевников V — первой половины VI в.; 2 — могильники германцев с кремацией второй половины III — первой половины V в.; 3 — некрополи алан, возникшие в 256 г.; 4 — некрополи, возникшие на рубеже IV–V и в V в.; 5 — города городища и поселения; 6 — направление вторжения гуннов на полуостров.
В первой половине III в. Боспорское царство находилось под опекой Рима (Цветаева Г.А., 1979, с. 7, 9, 19–20; Айбабин А.И., 1999, с. 26, 29). Как явствует из сочинения Иордана, близ границ Боспорского царства у берегов Меотиды, на землях, где с I в. кочевали аланы (Кулаковский Ю.А., 1899, с. 14, 15), обосновались германские племена готы и герулы. По его словам, готы «в поисках удобнейших областей и подходящих мест» первоначально расселились «в Скифской земле, у Мэотийского болота» (Иордан, 1960, с. 72, 73). Место обитания герулов упомянуто в рассказе о победе над ними правившего во второй половине IV в. короля Германариха: «вышеуказанное племя жило близ Мэотийского болота, в топких местах, которое греки называют „ele“, и поэтому именовалось елурами» (Иордан, 1960, с. 89).
По свидетельству письменных источников, пришедшие в 250-е годы со стороны крымской степи германцы впервые напали на город Боспор (Айбабин А.И., 1999, с. 32, 33, 36). Очевидно, ослабленная поражением правящая династия согласилась на соправителя. В 253 г. на Боспоре с Рискупоридом правил Фарсанз (Голенко К.В., 1970, с. 93, примеч. 38, Фролова Н.А., 1980, с. 65–67). Вскоре Рискупорид V восстановил единоличное правление. На его статере в 254 г. чеканят изображение венка победителя (Фролова Н.А., 1980, с. 70, табл. 1, 20, 21). По словам же Зосима, бораны, готы, карпы и уругонды при Валериане (253–259) с помощью боспорцев переправились в Азию (Zosimus, 1982, 1, 31). Результаты раскопок Т.И. Макаровой в 1964 г. в Керчи позволяют уточнить дату первого похода. Она зачистила слой большого пожара, уничтожившего производственный комплекс. По монетам из слоя пожара его можно приурочить к 256 г. и согласиться с выводом Т.И. Макаровой о его связи с нападением германцев (Голенко К.В., 1970, с. 88, Фролова Н.А., 1980, с. 69, Макарова Т.И., 1991, с. 139–140).
Через год готы и бораны вновь захватили боспорские корабли с экипажами и совершили повторный рейд, уже более успешный, на римские крепости в Восточном Причерноморье (Zosimus, 1982, 1, 32). Малые города и поселения Европейского Боспора германцев не интересовали. Судя по находкам, жизнь не прерывалась в Мирмекии (27)[1], Тиритаке (25) (Gajdukevič V.F., 1971, s. 513), Илурате (24), Семеновке (30), Заморском (29), Китее (34), на поселении Зенонов Херсонес (28) и других. Обстановка на Боспоре стабилизировалась только к 261 г., когда возобновили денежную эмиссию (Фролова Н.А., 1980, с. 70).
В 268 г. с берегов Меотиды начался самый большой морской поход германцев, в котором участвовали примеотидские готы и герулы (Zosime, 1971, Liv I, LXII, p 38–39). По свидетельству Аммиана Марцеллина (Ammianus Marcellinus, 1972, 31, 5, 15), германцы, направляясь к сборному пункту в устье Тиры, прорвались на кораблях через пролив Боспор. Вероятно, к Тире их флот проплыл вдоль Южного Берега Крыма и оставленного римлянами Херсонеса. Перерезав морские коммуникации, германцы нанесли сильный урон экономике Боспора. Опасаясь германцев, боспорцы зарывали денежные клады (Кругликова И.Т., 1966, с. 187–188). Его правители до 275 г. (Фролова Н.А., 1980, с. 73) приостановили эмиссию денег. Из-за прекращения рыболовства во второй половине III в. в Мирмекии и Тиритаке ликвидировали крупные комплексы по переработке рыбы и перестроили одну из цистерн под жилище (Гайдукевич В.Ф., 1952, с. 208–211; 1958, с. 68–69).
В 276 г. через Меотиду вновь переправились «боспорские скифы» (Zosime, 1971, Liv I, LXIII, p 54), названные в житии святого Афеногена готами (Maraval Р., 1990, p. 6, 13, 16, 17, 31, 35), и напали на провинции Понт, Каппадокию, Галатию и Киликию. Отражавшими нападение римскими войсками руководил император Тацит, получивший в результате успешных действий титул победителя готов (Schwarcz A., 1992, s. 56, 57; Хайрединова Э.Л., 1994/1995, с. 522–523).
Вероятно, разгром измотанных римлянами германцев завершил боспорский царь Тейран (Gajdukevič V.F., 1971, s. 474). Его монеты регулярно чеканились в 574 и 575 гг. боспорской эры, соответственно в 277–278 гг. (Фролова Н.А., 1991, с. 103). Очевидно, в честь этого события в столице царства был сооружен памятник. В надписи на его мраморной базе сообщается о победе царя Тиберия Юлия Тейрана над не названными врагами (Ростовцев М.И., 1913, с. 29; КБН, 1965, № 36, с. 38–41).
Кратковременные вторжения германцев и их союзников в Европейскую часть Боспорского царства не привели к сколь-либо заметному изменению этнического состава ее населения, но вызвали значительные его перемещения. Анализ ономастического материала боспорских надписей второй половины III–IV вв. позволяет предположить, что после германских погромов часть алан из Танаиса и греков из Горгиппии переселились в столицу царства и Феодосию (Даньшин Д.И., 1990, с. 53–56).
Новые аланские могильники (Заморское и др.) появились и на Керченском полуострове. Рядовые боспорцы хоронили в погребальных сооружениях традиционных типов. Выложенные и перекрытые плитами земляные могилы характерны для греческого населения региона с эллинистического периода (Гайдукевич В.Ф., 1959, с. 207). Подбойные могилы использовали сарматы (Цветаева Г.А., 1951, с. 73, 74). В склепах с лежанками с начала н. э. погребали представители всех этнических групп. С конца II в. с проникавшими на Боспор аланами там распространились Т-образные в плане склепы (Гайдукевич В.Ф., 1959, с. 217, 219, 225–237). Многочисленные однотипные склепы открыты на городском некрополе Пантикапея-Боспора, расположенном на северном склоне г. Митридат. Он протянулся широкой полосой на несколько километров от современной Госпитальной улицы в западном направлении до вала (Ростовцев М.И., 1914, с. 509, Цветаева Г.А., 1951, с. 79, рис. 3). Богатые захоронения, раскопанные в Керчи в 1837, 1841, 1910 и 1918 гг., обычно приписывают Рискупориду III, а также другим представителям правящего рода (Reinach S., 1892, p. 40–41, 43; Шкорпил В.В., 1910, с. 33, рис. 13; Rostovtzeff M.I., 1923, p. 115–125). По деталям обряда они близки аланским. Два из них совершены под курганными насыпями. Первое (1837 г.) зачищено в мраморном саркофаге. На черепе лежала золотая маска возможно, исполненная по слепку, снятому с лица умершего, и венок. В саркофаге нашли золотые серьги и браслеты с гранатовыми вставками двучленные подвязные фибулы третьей серии (Амброз А.К., 1966, с. 54, третья серия), железные меч и нож, сбруйные ремни с удилами и серебряными бляхами серебряные и бронзовые сосуды. На двух бляхах изображены тамгообразные знаки. На одной стороне серебряного блюда выгравированы лавровый венок и монограмма Каракаллы Αντβ (его личное имя Марк Аврелий Антонин), а на другой — пуансоном исполнена надпись царя Рискупорида. Полагают что блюдо подарил Рискупориду III император Каракалла (Rostovtzeff M.I., 1923, s. 119). В насыпи кургана 1841 г. обнаружен скелет коня В старом античном склепе в деревянном обитом свинцом гробу лежал скелет с золотым венком на черепе, а рядом — меч, кинжал, копье, нож, два оттиска с монет 222–227 гг. Рискупорида III и сбруйные ремни с серебряными бляхами (Rostovtzeff M.I., 1923, p. 117, 118). А.К. Амброз по фибулам, деталям сбруи и пряжкам датировал оба комплекса не ранее второй половины III в. (Амброз А.К., 1989, с. 25) Очевидно, в них похоронены не Рискупорид III, умерший в 226/7 г., и член его семьи, а быть может, Рискупорид V и какой-то его родственник. Комплексом считают и большую коллекцию, приобретенную Лувром у богатой керченской семьи Месаксуди. Однако все вещи землекопы извлекли якобы из одной могилы, но без какой-либо фиксации (Rostovtzeff M.I., 1923, s. 99-109, fig. 1–7).
Серебряные сбруйные бляхи из могил 1837 и 1841 гг. обтянуты золотой фольгой и декорированы тисненными витыми жгутами и гнездами со вставками из крупного шлифованного сердолика. Так же украшены детали сбруи из Керчи, из погребения второй половины III в. могильника Веселая Роща II в Ставрополье, из захоронений второй половины III — первой половины IV в. из г. Азова и из станицы Тимошевской (Северный Кавказ), из Кишпека (Кабардино-Балкария). Таким же образом декорированы височные подвески, браслеты и пряжка из погребений второй половины III — первой половины IV в. из Приднепровья, Подонья и Прикубанья и из крымских погребений первой группы второй половины III в. (Айбабин А.И., 1999, с. 43, 44). По предположению А.К. Амброза, перечисленные детали сбруи и украшения представляют собой изделия единого ювелирного стиля. Их орнаментация по технологии исполнения цветовой гамме, использованию шлифованных сердоликовых вставок близка декору деталей поясов, изготовленных во второй половине III в. в провинциальных римских мастерских (Martin М., 1991, s. 55, abb. 22, 1), и офицерских шлемов первой половины IV в. из Кишпека, Диерны (Нидерланды), и Беркасово (Воеводина) (Klumbach Н., 1973, s. 27–37, taf. 1–9, 11–21). По словам А.К. Амброза, данный стиль, возникнув в римских провинциях во второй половине III в., распространился в Крыму и на Северном Кавказе (Амброз А.К., 1989, с. 23–27). Все упомянутые сбруйные наборы происходят из захоронений представителей правившей на Боспоре династии или с Северного Кавказа из могил аланской знати. На удилах Боспора изображены родовые тамги. Такие наборы делали по заказам знати в боспорских мастерских по заимствованной от римлян технологии и в соответствии со всеми требованиями новой римской моды. В новом стиле и, очевидно, не только на Боспоре изготовляли популярные в Юго-Западном Крыму женские украшения бронзовые, серебряные и золотые серьги и браслеты (Айбабин А.И., 1999, с. 44).
На Европейском Боспоре археологические материалы, связанные с германцами, нападавшими на Боспор в третьей четверти III в., весьма малочисленны это характерная для вельбарской культуры декорированная кольцами двучленная подвязная фибула, черняховские подвязные фибулы, гребни и керамические сосуды второй половины III–IV вв. (Амброз А.К., 1966, с. 67, табл. 11, 17, Симонович Е.О., 1975, с. 81, 82, рис. 1, 4, 5–9, 11–15). Из Озерного из склепа второй половины IV в. происходит обычный для германцев умбон (табл. 1, 64) (Kokowski А., 1993, fig. 4, el).
Есть сведения и о других народах, населявших Боспорское царство в III–V вв. Так, в 1867 и 1912 гг. в Керчи обнаружили два еврейских некрополя. На кладбище рядом с Павловской батареей открыты грунтовые покрытые «диким» камнем безынвентарные могилы со скелетами, ориентированными черепами на восток. На обоих некрополях найдены надгробия с высеченными изображениями меноры и с греческими и двуязычной (на греческом и иврите) надписями. Они по палеографическим признакам датированы III–IV вв. и IV–V вв. (КБН, 1965, № 724, 735, 736, 743, 746, 777, 1225; Даньшин Д.И., 1993, с. 68) Не типичный для евреев Палестины обычай устанавливать надгробия с религиозными эмблемами возник у говоривших на греческом и латыни евреев диаспоры под влиянием эллинской традиции (Хвольсон Д.А., 1884, с. 133, 137, 138, 144–148, 153–157). В III в. в городах Боспора меняется еврейская ономастическая традиция, свидетельствующая о новой миграции иудеев на Боспор (Даньшин Д.И., 1993, с. 69).
После победы Тейрана над германцами на полуострове начался относительно спокойный период. В 276 г. правители Боспорского царства контролировали прежнюю территорию. В надписи в честь Тейрана упомянуты наместник Феодосии и начальник области аспургианов (Азиатский Боспор) (Gajdukevič V.F., 1971, s. 474). Его границы не изменились и в начале IV в. Это подтверждает надпись 306 г. наместника Феодосии Аврелия Валерия Сога (КБН, 1965, № 64).
Многообразию народов, населявших Боспор соответствовало многообразие верований. К последней четверти III в. в Боспорском царстве государственным культом стал возникший в I в. н. э. культ Зевса Спасителя и Геры Спасительницы (КБН, 1965, № 76, с. 86). В надписях зафиксировано сохранение важной роли в идеологической политике государства других официальных культов до начала IV в. культа римских императоров (КБН, 1965, № 64; Блаватский В.Д., 1985, с. 192–194), а до начала V в. — культа царской династии Тибериев Юлиев (КБН, 1965, № 36, 65–67).
Надпись Аврелия Валерия Сога 306 г. указывает на существование в г. Боспоре во второй половине III — начале IV в. культа Бога Высочайшего (КБН, 1965, № 64). Этот культ в I — первой половине III в. широко распространился и в Танаисе, и Горгиппии (Даньшин Д.И., 1993, с. 64). Э. Шюрер писал о значительном влиянии иудаизма на этот культ (Schürer Е., 1897, s. 218–225).
Многие ученые писали о синкретизме культа Бога Высочайшего, объединившего черты иудейского Яхве и фракийского Сабазия или греческого Зевса (Ростовцев М.И., 1914, с. 431–433; Гайдукевич В.Ф., 1949, с. 433–434; Книпович Т.Н., 1949, с. 110).
В описании мученичества святого Афеногена говорится о его путешествии (скорее всего на Боспор) для выкупа христиан, захваченных готами во время набега 276 г. на Педахтою в Каппадокии (Maraval Р., 1990, p. 30–35, § 3, 7, 8). Видимо в последней четверти III в. с пленными христианами их религия проникает на Боспор. В Ново-Отрадном в ямной могиле с использовавшейся до конца III в. подвязной фибулой найден христианский перстень с изображением креста и двух симметрично расположенных по его сторонам рыб (Амброз А.К., 1966, с. 51, Арсеньева Т.М., 1970, с. 106, 107, табл. 12, 10, 13). На самом раннем христианском надгробии Эвтропия из Керчи высечен 601 год по боспорской эре, т. е. 304 г. (КБН, 1965, Addenda № 3). К 325 г. там образовалась христианская община Боспорский епископ Кадм участвовал в Никейском соборе (Vasiliev А.А., 1936, p. 10–13) Созомен писал о гибели боспорского епископа во время землетрясения в 344 г. в Никомедии, которое произошло до начала собора (Hermiae Sozomeni, 1983, IV, cap. XVI, 1155–1156) Боспорские христиане упомянуты в написанной во второй половине IV в. «Похвале святому мученику Фоке» (Латышев В.В., 1899, с. 33).
Надписи V в. свидетельствуют о превращении христианства в господствующую на Боспоре религию Епископ Боспора Евдоксий участвовал в Константинопольском соборе в 448 г. и в Эфесском в 449 г. (Le Quien М., 1740, p. 1328). В Керчи найдено надгробие 438 г. дьякона Евсевия (Латышев В.В., 1896, № 86). Христиане хоронили на старом некрополе на склоне горы Митридат в таких же, как и в предшествующий период, склепах с лежанками. На территории могильника обнаружены христианские надгробия, отнесенные к V в. (Кулаковский Ю.А., 1891, с. 29 рис. на с 30). На стенах однотипного склепа 491 г. написаны тексты молитв (Кулаковский Ю.А., 1891, с. 25–27). Из окрестностей античной Акры происходит нательный амулет с двумя филактериями на серебряной и золотой пластинах (Виноградов Ю.Г., 1998, с. 240, 241). С новой идеологией уживался обычай погребать покойников с украшениями и сосудами. Ту же картину мы наблюдаем на территории Византии даже на церковных кладбищах VII в. (Афины, Самос).
В рассматриваемый период оживляется городская экономика. Реконструируются жилые кварталы. При царе Радамсаде (308–319 гг. или до 322 г.) и во время его соправительства с Рескупоридом VI в. 314–319 гг. или до 322 г. (Фролова Н.А., 1975, с. 50, 52, 55, 56; Анохин В.А., 1986, с. 128) строятся общественные здания (Блаватский В.Д., 1960, с. 179; Кругликова И.Т., 1966, с. 18, 34–36; Макарова Т.И., 1991, с. 130). В надписи, найденной на Таманском полуострове, вероятно, у станицы Запорожской, сообщается о постройке архитектором Евтихом в 335 г. при царе Рескупориде VI оборонительной стены или укрепления (КБН, 1965, № 112). По данным В.Д. Блаватского, в последней четверти III в. на территории Пантикапея-Боспора возникли многочисленные зерновые хозяйства (Блаватский В.Д., 1985, с. 124, 246). В них и в сельских поселениях выращивалось значительное количество товарного зерна. Боспор вывозил хлеб в Константинополь. В 360-х годах ритор Фемистий назвал Боспор и Херсонес в числе главных поставщиков хлеба в столицу (Dagron G., 1974, p. 531–532). Восстанавливается морской торговый флот.
Надписи подтверждают сохранение на Боспоре в IV в. традиционной административной системы (КБН, 1965, № 36, 64). Судя по списку из более 80 магистратов на памятнике в честь Тиберия Юлия Тейрана, многочисленную дворцовую бюрократию возглавляли наместник царства, хилиарх (командир тысячи) и начальник аспургианов, главный секретарь, начальник отряда, градоначальник, начальник отчетов, личный секретарь царя, секретарь. Другие магистраты исполняли свои обязанности по месяцу (КБН, 1965, № 36; Блаватский В.Д., 1985, с. 246). Стратегически важным пограничным городом Феодосией управлял не градоначальник, а чиновник более высокого ранга — наместник царства и Феодосии (Гайдукевич В.Ф., 1949, с. 343; КБН, 1965, № 36, 64). Градоначальников главных городов Европейской и Азиатской частей царства Боспора и Фанагории называли архонтами. В надписях рассматриваемого периода проявилось стремление местной знати показать свою связь с империей. На монетах Тейрана, Фофорса (285–308), Радамсада и Рескупорида VI (чеканились с 314 по 341/342 г.) на одной стороне помещен портрет боспорского царя, а на другой — римского императора. В 638 г. боспорской эры (341/342 г.) Боспор окончательно прекратил самостоятельную денежную эмиссию (Фролова Н.А., 1975, с. 50, 56).
По словам Аммиана Марцеллина, в 362 г. к императору Юлиану прибыли послы боспорцев. Они предложили выплачивать империи ежегодно дань за разрешение спокойно жить в пределах границ своей страны (Ammianus Marcellinus, 1972, 22, 7, 10).
После смерти в 453 г. Аттилы и разгрома гуннов в битве на р Недао в Паннонии в 454 г. их союз распался (Thompson E.A., 1948, p. 152–153; Maenchen-Helfen О., 1973, p. 144–147). По сообщению Иордана, многие входившие в него племена вернулись в Причерноморье, туда, где ранее жили готы. Кочевавшие там в V в. гуннские племена Приск называл акатцирами (Артамонов М.И., 1962, с. 57; Maenchen-Helfen О., 1973, p. 427–438). По словам Прокопия, степи между Херсоном и Боспором во второй половине V в. занимали гунны (Procopius, 1914, Vol I, book I, XII, 9; 1928 Vol V, book VIII, V, 26). Иордан помещал в степи около Херсона гуннское племя альтциагиров (Иордан, 1960, с. 72). С одним из этносов следует связать захоронения из Чикаренко (77)[2], Марфовки (27) и Изобильного (20). В первом из них нашли византийские краснолаковый кувшин (табл. 2, 2), амфору (табл. 2, 1) и изготовленные в Подунавье или Западной Европе стеклянный кувшин (табл. 2, 9), золотые детали поясного набора, инкрустированные альмандинами (табл. 2, 4-11) (Айбабин А.И., 1993, с. 207, 209). Подобный набор извлечен из гробницы Хилдерика I (Kazanski М., Périn Р., 1988, p. 13, 36).
Города и поселения восточной части европейского Боспора и сама столица не пострадали ни во время гуннского вторжения на полуостров, ни после захвата ими крымской степи и примыкавшего к Феодосии региона. Вещи V — первой половины VI в. найдены в Тиритаке (24), Мирмекии (26), Илурате (23), Китее (22), в Зеноновом Херсонесе (мыс Зюк) (27) (Масленников А.А., 1992, с. 156–167, рис. 17, 16–18, 20–26) и на других некрополях и поселениях. Общепринятое мнение о запустении после 376 г. городских кварталов Боспора на горе Митридат (Блаватский В.Д., 1962, с. 48, 49, 51, 64, 68–77, 84) опровергают материалы из раскопанного там верхнего слоя. В нем содержалась керамика V–VI вв. (Сазанов А.В., 1989, табл. 5). В обнаруженных в данном слое плитовых могилах самыми ранними были пряжки, кувшины, фибулы и поясной набор VII в. (Айбабин А.И., 1990, с. 15, 69, рис. 2, 93, 129, 156, 157, 159).
Восточная граница некрополя не изменялась с I по VI в. В результате раскопок, проводившихся в примыкающей к горе Митридат приморской части города, слои V–VI вв. выявлены у церкви Иоанна Предтечи (Макарова Т.И., 1991, с. 130–136, 143). В 1990–1993 гг. неподалеку от нее открыты узкая улица и квартал усадеб, возведенный в первой половине V в. на месте разобранных позднеантичных домов.
Захват гуннами небольшой части европейского Боспора не оказал заметного отрицательного воздействия на экономику царства. Земледелие продолжало оставаться основой экономики уцелевших городков и поселений (Зенонов Херсонес, Генеральское и другие). Их население занималось также виноградарством и рыболовством (Масленников А.А., 1992, с. 167–169). Судя по тексту надписи 486 г., знатный боспорец комит Саваг сын Аристона владел большими рыбопромысловыми угодьями (Виноградов Ю.Г., 1998, с. 238, 240). Происходящие из культурных напластований и погребений V — первой половины VI в. многочисленные привозные подвязные и двупластинчатые фибулы, амфоры, краснолаковые и стеклянные сосуды из Подунавья, Южного Причерноморья и Средиземноморья говорят о сохранении в данный период активной торговли с названными регионами империи.
Однако присутствие гуннов на Боспоре не прошло бесследно.
Жители Боспора воспринимали все новшества, возникшие в Подунавье и в других провинциях. В первой половине V в. греческая и аланская знать Боспора переняла у соседних гуннов возникшую на Дунае моду на золотые, украшенные вставками из граната изделия нового полихромного стиля. По дунайским образцам такие изделия изготовляли и в боспорских мастерских (Амброз А.К., 1992, с. 72; Засецкая И.П., 1993, с. 34). Тогда же боспорские женщины стали носить такие же, как и дунайские, гладкие двупластинчатые фибулы (табл. 3, 98, 99, 104, 110), серьги с многогранником и широкие пояса с большими пряжками (табл. 3, 136), с середины V в. — пряжки и двупластинчатые фибулы с кербшнитным декором или его имитацией, броши в форме цикады (табл. 3, 152–154), а с начала VI в. — ранние пальчатые фибулы с резными концентрическими ромбами на ножках (Айбабин А.И., 1990, с. 70; Масленников А.А., 1992, рис. 17, 17, 18).
Судя по некрополям, в рассматриваемое время этнический состав населения европейского Боспора почти не изменился. На стене керченского склепа 491 г. и на эпиграфических памятниках встречены греческие (Евсевий) и аланские (Фаиспарта, Спадин) имена (Кулаковский Ю.А., 1891, с. 6, 22, 23). Аланскими именами называли и греков, например, Саваг сын Аристона. Рядовые боспорцы и знать использовали прежний обряд захоронения.
Для освещения рассматриваемого периода в Крыму прежде всего важны находки второй половины III — первой половины VI в. В результате изучения типологии находок и их взаимовстречаемости в составе закрытых комплексов они распределены на шесть групп.
Хронология захоронений первой группы основана на пряжках и наконечниках ремней, найденных в Керчи, Нейзаце, Херсонесе (с монетой 180–192 гг.) и на Черной речке в могиле 35 (табл. 1, 10) с фибулами второй половины III в. (табл. 1, 26, 32). На Черной речке в нескольких могилах с кувшинами, сделанными до середины III в. (табл. 1, 4–6), встречены одночленные подвязные фибулы I серии (табл. 1, 8) (Амброз А.К., 1966, с. 49, 50, 52), которые носили и во второй половине того же столетия. В Дружном в подбойной могиле 2/1984 нашли краснолаковые кубок и чашку, изготовленные не позднее середины III в. (табл. 1, 2, 3). Одновременный инвентарь встречен и в некоторых могилах Нейзаца (Храпунов И.Н., 1998, с. 235). На территории некрополя они расположены рядом с могилами второй половины III в. (Бабенчиков В.П., 1963, рис. 1). Данное обстоятельство позволяет предположить, что захоронения в ранних могилах в Дружном и Нейзаце совершили во второй четверти III в.
Захоронения второй группы датированы по монетам 251 г., 262 г., 268 г., 270–275 гг. (Айбабин А.И., 1999, с. 256), а также типичным для второй половины III в. одночленным фибулам второй серии (табл. 1, 32) (Амброз А.К., 1989, рис. 2, 23, 25–28), двучленным подвязным фибулам третьей серии (табл. 1, 14, 31), Т-образной шарнирной фибуле раннего варианта (табл. 1, 15), пряжкам с овальной или сегментовидной рамкой 1-го варианта (табл. 1, 17) (Айбабин А.И., 1990, с. 27, рис. 2, 3), височным подвескам с тисненым декором и вставками из сердолика (табл. 1, 34). В этих могилах найдены краснолаковые сосуды, в основном характерные для II — первой половины III в. (табл. 1, 11, 28, 33), но аналогичные извлечениям на Афинской Агоре из слоя второй половины III — начала IV в. (Robinson Н.S., 1959, p. 58, 59, pl. 14, К106, 12, К31), а также светлоглиняные амфоры (Зеест И.Б., 1960, тип 90, 93) (табл. 1, 21, 36). Красноглиняные амфоры (табл. 1, 20) обычно относят к концу II — первой половине III в. (Зеест И.Б., 1960, с. 113, тип 75, табл. XXX, 75а-з; Абрамов А.П., 1993, с. 47, рис. 54, 6, 16–18) или III в. На территории могильника Чатыр-Даг однотипные амфоры лежали с амфорами типа Зеест 90, а на Кноссосе — в слое середины III в. (Hayes J.W., 1983, p. 153, 166, fig. 25, А78, А79). Стеклянные кувшины (табл. 1, 29) начали производить во второй половине III в. По приведенным вещам захоронения второй группы необходимо отнести ко второй половине III в.
Хронологические рамки комплексов третьей группы определены по монетам 305–311 гг. из могилы 55 из Совхоза 10, 306–337 гг. из склепа 1 из Озерного, из могилы 37 из Инкермана (Айбабин А.И., 1990, с. 59), типичным для первой половины IV в. воинским фибулам варианта 17-2 (табл. 1, 39), фибулам дакийского типа 1-го варианта (табл. 1, 37), пряжкам с овальной или сегментовидной рамкой 2-го варианта (табл. 1, 49) (Айбабин А.И., 1990, с. 27, 28, рис. 2, 10; 22, 3), краснолаковым сосудам (табл. 1, 47, 51–53, 55, 57, 59, 60), гончарным ойнохоям (табл. 1, 44) и флаконам-бальзамариям (табл. 1, 50), стеклянным кубкам (табл. 1, 54) и кувшинам с вогнутым дном (табл. 1, 45).
В первой половине IV в. начали изготовлять светлоглиняные амфоры (Шелов Д.Б., 1978, тип F, или Зеест И.Б., 1960, тип 105а, б) (табл. 1, 46) и наконечники ремня с валиком (табл. 1, 38). Амфоры IV в. (табл. 1, 65) содержались в слое IV в. в Томи или в слоях второй половины IV в. в Ятрусе и Афинах (Robinson H.S., 1959, p. 83, pi 29; Scorpan С., 1977, fig. 5, 1).
Комплексы четвертой группы по монете 306–361 гг. из могилы 53 с Западного некрополя Херсонеса и монетам с отверстиями 364–378 гг. из склепа 53 с некрополя Черная Речка, шарнирным Т-образным фибулам 5-го типа (табл. 3, 79), отнесенным к 350–420 гг. (Pröttel P.M., 1999, s. 372, abb. 11), популярным в римских дунайских провинциях В-образным пряжкам (табл. 3, 75) 370–400 гг. (Keller Е., 1971, taf. В 1–4; 34, 9; abb. 19, 21), умбонам типа Р-2 (табл. 3, 74) и К-2 (табл. 1, 64), употреблявшимся до 375 г. (Zieling N., 1989, p. 103, 104, 123, 124), краснолаковым сосудам (табл. 1, 61, 68, 69; табл. 3, 71, 77, 81, 83), амфорам с туловом, зауженным в средней части (табл. 3, 66), и стеклянным кувшинам с конусовидным туловом (табл. 3, 82) можно датировать второй половиной IV в.
Краснолаковые блюда типа антиохийских (табл. 1, 67) в Средиземноморье производили в последней четверти IV — первой половине V в. (Hayes J.W., 1972, p. 328–329, fig. 66, 1; Martin G., 1983, p. 211, fig. 26, 1). Овальные и сегментовидные пряжки с длинным язычком 3-го варианта (табл. 3, 87) и стеклянные стаканы (табл. 3, 85) начали производить с конца IV в. (Айбабин А.И., 1999, с. 259–261, табл. XXVII, 85, 87).
О дате комплексов пятой группы можно судить по монетам 379–495 гг. из Инкермана из склепа 31 и 395–408 гг. из Херсонеса из склепа 5/1982, прогнутой подвязной широкопластинчатой фибуле 330–340 гг. (табл. 3, 115) (Diaconu G., 1971, s. 251, 253; taf. VIII, 13) двучленным подвязным фибулам (табл. 3, 90), дунайской подвязной фибуле (табл. 3, 106) (Tejral J., 1997, s. 351), гладким двухпластинчатым фибулам (табл. 3, 89, 91–93, 104–105) (Амброз А.К., 1966, с. 68, 82, 83), овальным или сегментовидным пряжкам вариантов 4, 5 (табл. 3, 142, 143), 6 (табл. 3, 132) и 8 (табл. 3, 135, 144), рифленым пряжкам (табл. 3, 134), прямоугольным пряжкам (табл. 3, 124), массивным пряжкам с резным декором на щитке (табл. 3, 136), наконечникам ремней (табл. 3, 107, 109, 112), краснолаковым сосудам (табл. 3, 100, 125, 126, 128, 137, 138), красноглиняным амфорам с цилиндрическим туловом с ножкой (табл. 3, 94) и с коническим корпусом с острой ножкой (табл. 3, 102), стеклянным стаканам (табл. 3, 88, 113, 141) и стаканам со шлифованными сотовидными углублениями (табл. 3, 97). Стеклянный рюмкообразный сосуд (табл. 3, 114) подобен средиземноморскому сосуду из слоев первой половины V в. (Maioli М.G., 1994, p. 247, fig. III, 153). В первой половине V в. в Средиземноморье были распространены чаши с накладным волнистым рельефным валиком (Sternini М., 1995, p. 248, fig. 6, 33, 34) (табл. 3, 129), а до конца V в. — стеклянные кувшины, похожие на обнаруженный в склепе 54а (табл. 3, 112) (Sternini М., 1995, p. 260, fig. 18, 28).
Золотые нашивные бляшки на налобные повязки или платья (табл. 3, 84, 96, 120, 121), серьги со вставками из сердолика или янтаря (табл. 3, 111) по таким же украшениям из погребений знати круга Унтерзибенбрунн-Эран из Подунавья и Западной Европы, следует синхронизировать с периодом Д2 (Kubitschek W., 1911, s. 46, 65, abb. 12, b, с, d, е; Tejrai J., 1997, s. 334–340 abb. 6, 3; Bóna I., 1991, s. 19, 270, taf. 15; Pilet C., 1995, p. 331, fig. 3; Айбабин А.И., Хайрединова Э.А., 1998, с. 309). С первой половины V в. в Крыму появились серьги с многогранником (табл. 3, 108) (Айбабин А.И., 1990, с. 58, рис. 2, 60). По убедительным аналогиям из Подунавья и Средиземноморья комплексы четвертой группы датируются первой половиной V в. Полагают, что на Дунае пряжки с розеткой на щитке (табл. 3, 135) использовали в 420–454 гг. (Csallàny D., 1961, s. 121, 234, taf. CCXV, 11; CCXVII, 3, CCXVIII, 6) или в период Д2 — 410–440 гг. (Tejrai J., 1988, s. 295, abb. 27, 7; 35, 3), а двухпластинчатые фибулы варианта 21/IIАА с ножкой, расширенной выше середины — в первой трети V в. (Werner J., 1960, s. 177, 178; Амброз А.К., 1982, с. 107) или в период Д2 (Tejrai J., 1988, s. 295, abb. 9, 4; 27, 8, 9; 28, 14, 27, 28). Двупластинчатые фибулы с накладками типа Смолин. И. Вернер и А.К. Амброз датировали второй половиной V в. (Werner J., 1961, s. 28, 29, № 100–103, Werner J., 1959, s. 423–427, 432, Ann. 27; Annibaldi G., Werner J., 1963, s. 368), Я. Тейрал — периодом Д2/ДЗ — 430–455 гг. (Tejrai J., 1988, s. 267–286, 295), тогда как Ф. Бирбрауэр — первой половиной V в. (Bierbrauer V., 1992, s. 264, 272–275).
В составе комплексов шестой группы имеются пряжки с круглой рамкой 5-го и 6-го вариантов двухпластинчатые фибулы варианта 21/IIAA, стеклянные стаканы с синими каплями типов 1-Б 1-В и 1-Е (Айбабин А.И., 1990, рис. 2, 26, 36 43, 44, 58) краснолаковые блюда типа Антиохия 910-А и ARSW 62В (Hayes J.W., 1972, p. 328–329, fig. 66, 1) найденные и в захоронениях четвертой группы.
По общепринятому мнению, броши в форме цикады (табл. 3, 152–154) находились в употреблении в Западной Европе, на Балканах и на Кавказе в V–VI вв. (Werner J., 1961, s. 48). Однако в Крыму они появились с середины V в. (Айбабин А.И., 1990, с. 26, 27, рис. 2, 64; 10, 7, 13). Длительное время использовались и другие вещи из рассматриваемых комплексов во второй половине V — первой половине VI в. — наконечники ремней варианта II/6-5 (Айбабин А.И., 1990, с. 51, рис. 2, 67; 47, 14–17).
Дата комплексов этой группы определяется по двухпластинчатым фибулам, отлитым с треугольной или полукруглой головкой и с имитацией кербшнитного декора (табл. 3, 147, 150, 151) (Айбабин А.И., 1990, с. 19, рис. 2, 66; 14, 1, 3, 4, 6). Они аналогичны дунайским второй половины V в. (Wernei J., 1959, s. 427–431; Амброз А.К., 1971, с. 104; Heinrich А., 1990, s. 94–96).
Хронология комплексов седьмой группы основана на ранних пальчатых фибулах и пряжках. Пальчатые фибулы из Херсонеса и Керчи декорированы кербшнитной резьбой. На их полукруглой головке вырезаны завитки, а на ромбической ножке — концентрические ромбы (табл. 3, 148) (Werner J., 1961, s. 31–33 taf. 31, 120, 121; 33, 125; Айбабин А.И., 1990, с. 20, 21, рис. 2, 72; 14, 11, 13; Зубар В.Н., Магомедов Б.В., 1981, рис. 5, 1, 2). По декору они близки фибулам второй половины V в. из Подунавья и найденной в Херсонесе (табл. 3, 148). По технологии исполнения орнамента фибулы делятся на два варианта. В первой половине VI в. в Подунавье и Италии изготовляли фибулы 1-го варианта с кербшнитной резьбой (Götze А., 1907, s. 2, 3, 9, abb. 2, 8; Csallàny D., 1961, taf. VIII, 10; XXVII, 9; L, 13; LXXIX, 16; CXXXIV, 2; CCLIX, 2; Vinski Z., 1978, taf. 14, 1, 2; Bierbrauei V., 1975, taf. XXXIX, 8; LII, 1; LXXIII, 3; Wernci I., 1961, s. 31–33; Айбабин А.И., 1990, c. 20, 21). Тем же периодом следует датировать подобные кербшнитные фибулы из Херсонеса и Керчи (Айбабин А.И., 1990, с. 20, рис. 2, 72; 14, 11). Декор более поздних фибул из Крыма 2-го варианта подправлялся резцом после отливки. Вероятно, фибулы 1-го варианта начали производить в Крыму по дунайским образцам в первой половине VI в. тогда как фибулы 2-го варианта делали на полуострове во второй половине VI–VII вв.
В Херсонесе в склепе 14/1914 фибулы с концентрическими ромбами на ножке 1-го варианта лежали с большой пряжкой с прямоугольным щитком варианта 1–1, украшенным кербшнитным геометрическим декором и пунсоном. Она, вероятно, сделана в Италии (Айбабин А.И., 1979, рис. 5, 6; 6; Айбабин А.И., 1990, с. 39, 40, рис. 24, 2; Амброз А.К., 1980, с. 326). Такие же пряжки из Подунавья относятся ко второй половине V — первой половине VI в. (Vinski Z., 1978, s. 35–39), а из Италии — ко второй половине V — началу VI в. (Bierbrauer V., 1975, s. 130–131). В херсонесском склепе 14/1914 расчищены два скелета. В них вместе с упомянутыми фибулами и пряжками находились брошь в форме цикады и трехчастная пряжка с литыми кольцом, трехгранным язычком и прямоугольным щитком 1-го варианта (Айбабин А.И., 1979, с. 30, 31, рис. 5, 5–7, 9), бытовавшие в Западном и Восточном Причерноморье (Айбабин А.И., 1990, с. 36, рис. 2, 68; 37, 5, 7–9, 11–13). В Юго-Западном Крыму и в Дюрсо названные пряжки находились в погребениях первой половины VI в. (Айбабин А.И., 1990, с. 36, рис. 2, 68; Дмитриев А.В., 1982а, с. 104, рис. 5, 39). Тем же периодом необходимо датировать большие пряжки с прямоугольным щитком. В-образные пряжки из комплексов шестой группы бытовали в течение всего VI в. (Айбабин А.И., 1990, с. 37, рис. 2, 70; 39, 1, 2, 5; Айбабин А.И., 1999, табл. XXVII, 155, 156; XXVIII, 1, 3).
Двуручные амфоры (Зеест И.Б., 1960, тип 95) из красной глины с примесью слюды с веретенообразным туловом и полой ножкой из склепа 64 имелись в слое с керамикой IV–VII вв. в Стамбуле (Hayes J.W., 1992, p. 63, fig. 22, 9), в слоях второй половины V–VI вв. в Марселе (Bonifay М., Villedieu F., 1989, p. 27, fig. 7, LRA 3) и Карфагене (Peacock D.P.S., 1984, p. 121, fig. 34, 4, 5; 35, 14), в комплексе первой половины VII в. из Язи Ада (Bass G., 1982, p. 183, fig. 8-19, Р74). На Афинской агоре целые амфоры извлечены из слоев конца IV и VI вв. (Robinson H.S., 1959, p. 78, 79, 114–116, 119, pl 17, L50, 51, 33, M335, 34, M373; Riley J.A., 1979, p. 229–230, fig. 48), в Восточном Причерноморье — из слоев V–VI вв. (Scorpan С., 1977, p. 272, 273, fig. 8, 5, 6). Амфоры из Крыма сделаны с ножками двух вариантов 1-го — с полыми и 2-го — со сплошными (Сазанов А.В., 1992, с. 102, 104, 106). В упомянутом склепе 64 амфора 1-го варианта лежала с большой пряжкой с прямоугольным щитком 2-го варианта первой половины V в. (Айбабин А.И., 1990, с. 30, рис. 2, 71; 24, 4; Айбабин А.И., 1999, табл. XXVIII, 4, 5). На том же некрополе амфору LRA 10 варианта 1 нашли и в склепе 12/1989.
Исходя из вышесказанного, комплексы седьмой группы следует отнести к первой половине VI в.
В результате изучения типологии находок и их взаимовстречаемости в составе закрытых комплексов рассмотренные выше группы захоронений датированы первая — около 226–255 гг. вторая — 255–300 гг., третья — 300–350 гг., четвертая — 350–400 гг., пятая — 400–450 гг. шестая — 450–500 гг., седьмая — 500–550 гг.
Вещи, типичные для комплексов первой группы, обнаружены на некрополях расположенных в устье р. Альма (5)[3] и на Третьей и Второй грядах Крымских гор Бельбек II и III (12), Скалистое III (53), Заветное (6). Инвентарь второй половины III–IV вв., характерный для второй-четвертой групп, выявлен на могильниках и в слоях городов и поселений на Третьей и Второй грядах Дружное (4), Перевальное (8) (Пуздровский А.Е., 1994, с. 55–56), Нейзац (2), Озерное (9), Красный Мак (13), Суворово (7), Тенистое (10), в низовьях рек Бельбек и Черная (12), Танковое (31), на территории Совхоза 10 (16), Инкерман (15), Чернореченский (19), на Гераклейском полуострове — Килен-Балка (36), в окрестностях Балаклавы (18), на Первой гряде — Харакс (22), Чатыр-Даг (21), в Партените (20), в Гурзуфе (37), в имениях Артек и Суук-Су, на плато Мангуп (14) — под оборонительной стеной, перекрывающей устье Лагерной балки.
Керамические и стеклянные сосуды, характерные для поздних комплексов четвертой группы и ранних пятой группы найдены в Нейзаце (Высотская Т.Н., Махнева О.А., 1983, рис. 6, 1, 8), Дружном (Khrapounov I.N., 1996, fig. 4, 6) и Перевальном. Очевидно, эти могильники перестали использовать в конце IV — начале V в. Вещи V — первой половины VI в., показательные для комплексов пятой-седьмой групп, обнаружены на могильниках, в культурных слоях поселений в низовьях рек Кача в Тенистом (7)[4] и Черная (6), на Загайтанской Скале (5) (Савеля О.Я., 1994, с. 58–59), в окрестностях Балаклавы (5), в Херсоне и на его хоре на Гераклейском полуострове (1, 2) (Яшаева Т.Ю., 1994, с. 79–80), на Второй и Первой грядах — на Мангупе и в верховье примыкающей к нему Каралезской долины (9) (Тиханова М.А., 1953, с. 363, 365, 387; Герцен А.Г., 1990, с. 132–133), Бакле (11) (Рудаков B.E., 1981, с. 66; Талис Д.Л., 1982, с. 58–62), в Скалистом (30) Лучистом (13) Погребения второй половины V — первой половины VI в. изучены на одном из участков могильника Сахарная Головка (29).
Тщательное изучение особенностей погребальной обрядности могильников выделенных хронологических групп позволило разработать подробную их типологию — надежный инструмент для связи этих групп с конкретными народами, населявшими Крым в изучаемую эпоху.
На могильниках, возникших во второй четверти III в. и в 250-е годы, найдены погребения с трупоположениями и трупосожжениями. Первые зафиксированы в погребальных сооружениях трех типов 1) в подбойных могилах, 2) в грунтовых ямах 3) в склепах.
У могил первого типа в одном или двух бортах входной ямы выкапывалась ниша-подбой с полуциркульным сводом для захоронения. Обычно подбой закрывали закладными плитами. Все они ориентированы по оси С-Ю, 3-В или СЗ-ЮВ. Скелеты ориентированы черепами на 3, С-З или С-В. По конструкции их можно разделить на два варианта: 1) с одним подбоем (табл. 4, 1, 2), 2) с двумя подбоями (табл. 4, 3).
Могилы, подобные описанным, распространились на Боспоре со II в., а в Юго-Западном Крыму — с I в. н. э. в результате миграции сармат (Цветаева Г.А., 1951, с. 73, 74; Гущина И.И., 1974, с. 33; Шелов Д.Б., 1972, с. 234; Высотская Т.Н., 1987, с. 57, 58; Богданова Н.А., Гущина И.И., Лобода И.И., 1976, с. 147, 151; Богданова Н.А., 1989, с. 22, 23). У некоторых из них входные ямы были засыпаны камнями (табл. 4, 1). В применявшемся в них погребальном ритуале прослеживаются сарматские черты подсыпка из угля или мела, кошма, гробовины, скрещенные ноги, руки на тазе, восточная или северо-восточная ориентация скелетов (Богданова Н.А., 1982, с. 31–38, Высотская Т.Н., 1987, табл. 5, 6). Однако, многие из перечисленных признаков отсутствуют в могилах, появившихся в III в.
Немногочисленные грунтовые могилы (второй тип) можно разделить на три варианта: 1 — ямы с заплечиками, перекрытые досками или плитами (табл. 4, 4, 5), 2 — ямы с захоронениями, накрытыми плитами (табл. 4, 6), 3 — ямы, засыпанные землей (табл. 4, 7). Могилы 1-го варианта зачищены в Инкермане, Заморском, 2-го варианта — в Хараксе и Заморском, 3-го варианта — в Заморском, Перевальном, Озерном и Дружном. В большинстве могил всех вариантов найдены гробовины. Скелеты лежали с вытянутыми конечностями, черепами на СВ или СЗ. Однотипные погребальные сооружения использовали сарматы в Поволжье и Южном Приуралье с IV в. до н. э., а в Подонье, на Кубани и в Поднепровье со II в. до н. э. (Абрамова М.П., 1959, с. 54, 55, 57, 68, 69; 1961, с. 102, 109, 110; Мошкова М.Г., 1963, с. 22; Смирнов К.Ф., 1964, с. 81). На некрополях Танаиса Керченского полуострова (Шелов Д.Б., 1961, с. 84, 85), в Заветном могилы 1-го и 3-го вариантов появилась в I в. н. э. (Богданова Н.А., 1989, с. 21). Они раскопаны и в Скалистом III (Богданова Н.А., Гущина И.И., Лобода И.И., 1976, с. 123).
Склепы (третий тип) по конструкции делятся на три варианта 1) Т-образные в плане, состоящие из длинного дромоса-входной ямы, заложенного плитой более узкого входного коридора и погребальной камеры (табл. 5, 1), 2) с таким же дромосом и входом, с прямоугольной в плане камерой с лежанками, вырубленными в боковых стенах (табл. 5, 2), 3) с коротким и широким дромосом со ступеньками и камерой такой же ширины (табл. 5, 3).
Склепы 1-го варианта обнаружены в Дружном, Перевальном, Нейзаце, Озерном, Тенистом, Красном Маке, Килен-Балке, Инкермане и на Черной речке. На первых трех некрополях почти во всех камерах находилось от пяти до одиннадцати костяков ориентированных черепами на С-В или С-З. Тогда как в Озерном, Инкермане и на Черной речке в склепе хоронили не более четырех человек. Умерших погребали в деревянных гробовинах головами на ЮВ. В Дружном, Перевальном, Нейзаце и на Черной речке в дромосах и камерах найдены скелеты или отдельные кости лошадей. В камерах лежали древесные угольки и остатки пищи кости овец, коров, куриные кости и яйца. На стенке камеры в Нейзаце были высечены тамгообразные знаки (Высотская Т.Н., Махнева О.А., 1983, с. 73, рис. 4, 1), а в Озерном на стене камеры сажей нарисовали тамги и фигурки лошадей (Лобода И.И., 1977, с. 239, 241, рис. 2, 2–9). Один из знаков похож на тамги царей Боспора изображенные на монетах III–IV вв. (Соломоник Э.И., 1959, с. 164, 165, № 165). В крымских склепах 1-го варианта и в аналогичных по плану аланских катакомбах из Предкавказья (Абрамова М.П., 1970, с. 94) выявлены одинаковые элементы погребального обряда остатки пищи, коллективные захоронения, обычай смещения костей, первоначально погребенных к стене (Савенко С.Н., 1984, с. 63–69). Склепы 2-го варианта в Херсонесе и в Керчи начали использовать в позднеримский период. Видимо, погребальные сооружения данного типа возникли в Восточном Средиземноморье, где в подземных гробницах с лежанками хоронили со II в. до н. э. (Toll N., 1946, p. 10, fig. II, 5, 8, 17, 19). В Риме и на острове Мальта с начала IV в. в однотипных склепах хоронили христиане (NardiniВ., 1991, p. 14).
Склепы 3-го варианта раскопаны в Заморском, Усть-Альме (II в.) (Высотская Т.Н., 1994, с. 54, рис. 22, 3) и в Танаисе (III в.) (Арсеньева Т.М., 1977, с. 82–92, табл. V, 4). В таких склепах сарматы хоронили в последние века до н. э. в Центральном Предкавказье (Абрамова М.П., 1993, рис. 7, 6), а с середины III в. — в Северо-Западном Причерноморье на некрополях черняховской культуры (Магомедов Б.В., 1987, рис. 14, 5). В плане склепы третьего типа близки сарматским подкурганным катакомбам из Нижнего Поволжья, Приуралья и Прикубанья (Высотская Т.Н., 1994, с. 54, 55).
Скорее всего, на возникших в Юго-Западном Крыму во второй четверти III в. могильниках в погребальных сооружениях описанных выше типов хоронили аланы. Весомыми этнопоказательными признаками являются находившиеся в них типичные для сармато-аланского мира темноглиняная лощеная и нелощеная керамика (Абрамова М.П., 1972, рис. 13, 42; Абрамова М.П., Магомедов М.Г., 1980, рис. 1, 3, 7, 11), некоторые металлические украшения детали костюма и оружие.
В настоящее время опубликованы 114 захоронений с трупосожжениями, изученные на некрополях, возникших в середине III в. Они делятся на семь вариантов 1 — урны с прахом стоят в каменных ящиках (табл. 5, 4); 2 — урны с прахом стоят в ямах, перекрытых бутовыми камнями; 3 — урны с прахом стоят в ямах с бортами, выложенными камнями (табл. 5, 5); 4 — урны с прахом установлены в маленьких засыпанных грунтом ямах; 5 — урны с прахом помещены в склеп или в подбойную могилу с трупоположениями; 6 — жженные кости компактно сложены в небольшую яму, засыпанную землей (табл. 5, 6); 7 — жженные кости сложены в ямку, забросанную камнями.
Кремация всегда совершалась на стороне. Почти все урны были закрыты глиняным сосудом или фрагментом керамики, иногда — плоским камешком. Во многих урнах и могилах лежали остатки костра, сопровождающие вещи, а в некоторых из них — кости животных.
На Чатыр-Даге в одной из могил 1-го варианта находились серп, согнутый меч (табл. 8, 7) и два наконечника копий; в другой — топор, серп, умбон и наконечник копья; в Хараксе в одной из могил 6-го варианта — топор и наконечник копья, в другой — серп, умбон и кинжал, в третьей — топор; в могиле 4-го варианта — топор (Блаватский В.Д., 1951а, с. 264 268, рис. 10, 3, 4; 11, 1, 2; Мыц В.Л., 1987, рис. 5, 7–9, 11; 6, 2–6; Айбабин А.И., 1999, рис. 9).
Три захоронения 6-го варианта выявлены на могильнике Бельбек I, а одно 4-го варианта — на некрополе Скалистое III (Богданова Н.А., Гущина И.И., Лобода И.И., 1976, с. 124, Гущина И.И., 1974, с. 34, 45, 47, 48). По инвентарю они не датируются. Судя по стакану с синими каплями из могильника Бельбек I, последний функционировал до конца IV в. (Гущина И.И., 1974, рис. II, 5). До конца III в. хоронили и на некрополе Скалистое III. Захоронения 2-4-го, 6-го, 7-го вариантов аналогичны одновременным германским черняховской культуры (Магомедов Б.В., 1987, с. 42, 46). Похожи и многие детали обряда, наличие вещей, остатков пищи и костра, обычай закрывать урны черепками или сосудами, малочисленность оружия и отдельные категории инвентаря, фибулы, ведеркообразные подвески, керамика с биконическим туловом (Никитина Г.Ф., 1985, с. 82–88, табл. II, IIа, IIIа, XXII–XXIV). Близкие погребения известны и на территории пшеворской и вельбарской культур (Кухаренко Ю.В., 1980, с. 64, 74, 76). В Хараксе и на Чатыр-Даге в могилах много монет. Это локальная особенность обряда. Захоронения 1-го варианта в плитовых ящиках в Юго-Западном Крыму немногочисленны. Погребения 1-го, 2-го и 7-го вариантов аналогичны германским сожжениям римского периода в Норвегии (KazanskiМ., 1991, p. 496–497).
Признаки присущие рассматриваемым крымским погребениям с кремацией всех вариантов позволяют связать их с германцами. Время возникновения на полуострове новых могильников согласуется с сообщениями письменных источников о вторжении в первой половине III в. в Северное Причерноморье разноименных племен германцев.
Очевидно, до захвата Боспора готы и бораны вторглись в Северо-Западный Крым, где останавливались на территории оставленного скифами еще в конце I — начале II в. н. э. Южно-Донзулавского укрепленного поселения. Там в верхнем слое найден умбон типа Хорула (Sčukin М.В., 1993, p. 326, fig. 5, 8). Аналогии ему известны в погребениях пшеворской культуры и в Скандинавии (Godlowsky K., 1992, p. 12, 13, pl. II, 21, 44, 46; XI, 27; XVIII, 29; XXII, 26, 29b). Затем германцы продвинулись к третьей гряде, разрушив позднескифские городища Усть-Альма, Альма-Кермен и Неаполь. В верхнем слое Неаполя обнаружены десятки скелетов и поврежденных черепов непогребенных людей погибших во время нападения. Не менее выразительная картина прослежена при раскопках верхнего горизонта на городище Альма-Кермен (Высотская Т.Н., 1972, с. 60, 61, 187; Ольховский В.С., Храпунов И.Н., 1990, с. 111–112). Данные укрепления являлись последним препятствием для проникновения германцев в оставленный римскими войсками Юго-Западный Крым.
Между 252 и 256 гг. бораны и готы обосновались на Южном Берегу и на границе хоры Херсонеса. На склоне Чатыр-Дага близ заброшенной римлянами крепости Харакс и на р. Черная появились некрополи с характерными для германцев кремациями. Одновременно на Европейском Боспоре и в Юго-Западном Крыму селятся аланы. Очевидно, они были союзниками германцев. На р. Черная и те, и другие даже жили вместе. Следует отметить, что в низовьях р. Бельбек и на склонах Второй гряды в долине р. Бодрак сохранилось прежнее сарматское население.
Германцы вынудили некоторые аланские племена откочевать из Приазовья на территорию вглубь Крыма, в места, не занятые сарматами и скифами. Во второй четверти III в. аланские могильники возникли у склонов третьей гряды Крымских гор в Нейзаце, Дружном, Перевальном. Часть алан остались в Приазовье, где согласно Аммиану Марцеллину обитали и позднее, во второй половине IV в. (Ammianus Marcellinus, 1972, p. 230–231, XXII, 8, 30).
Эпоха великого переселения народов началась с вторжения гуннов на Северный Кавказ в 370–375 гг. (Thompson Е.Е., 1948, p. 21–24). С.А Плетнева, опираясь на информацию Аммиана Марцеллина и археологические материалы, пришла к выводу о том, что гунны находились на первой примитивной стадии таборного кочевания. В поисках пастбищ они стремились завоевать новые степные пространства. В них не было долговременных становищ и родовых кладбищ (Плетнева С.А., 1982, с. 14, 15–17, 20–23). Тем не менее, гунны остановили разбросанные в степях одиночные погребения с кремированными останками и трупоположениями (Амброз А.К., 1981, с. 19; Засецкая М.П., 1994, с. 17–22 155). Биритуальность погребального обряда свидетельствует о полиэтничности варваров, вошедших в гуннский союз. Как показал И. Вернер, в их материальной культуре выявляются восточно-кочевнические (обычай деформации черепов, сложные луки с костяными накладками, женские диадемы, шаманская символика), древнегерманские (ношение парных фибул) и сармато-аланские (традиция разбивать зеркала погребенных) компоненты (Werner J., 1956, s. 90, 91).
Продвигаясь к Дунаю, гунны разорили и захватили город Боспор, уничтожили другие города и поселения в Восточном Крыму и поселения в окрестностях Херсона. По словам А.Л. Якобсона, гунны во второй половине V в. вытеснили готов с Боспора в горный Крым. Там же расселилась и часть гуннов (Якобсон А.Л., 1970, с. 193–194). Погребения кочевников интересующего нас периода на полуострове весьма малочисленны в Восточном Крыму — в Марфовке и близ Феодосии, в степи — в Изобильном, в совхозе им. Калинина, в поселке Чикаренко и на некрополе античного городища Беляус (Айбабин А.И., 1993, с. 206, рис. 1, 4–8; Дашевская О.Д., 1995). Они хорошо датируются по аналогиям из склепов первой половины V в. из Керчи (Айбабин А.И., 1990, с. 58, рис. 2, 41, 55, 57; 47, 25–27, 30) и синхронных комплексов из Подунавья (Tejral J., 1997, s. 338, 339, abb. 17, 17, 18, 20). Могилу из Чикаренко по полихромным пряжкам и амфоре с веретенообразным туловом и ножкой 2-го варианта и захоронение из Марфовки по золотым пряжкам с широкой пластинчатой рамкой следует отнести к концу V в. (Айбабин А.И., 1993, с. 208–209, рис. 2, 5, 6; 5, 1, 4–6; 1999, с. 206, рис. 29). Только в трех из них зафиксирован погребальный обряд. На некрополе античного городища Беляус одного из кочевников похоронили в накрытой плитами яме, выкопанной в полу античного склепа. Под плитами перекрытия находились остатки чучела коня череп, ребро и кости ног с копытами. Скелет мальчика-монголоида лежал в вытянутой позе, ориентированной черепом на север (табл. 6). У черепа найдена золотая серьга, на тазу — большая серебряная пряжка, у колен — золотая обкладка статуэтки лошади, у ступней — удила и полихромные детали сбруйных ремней (Дашевская О.Д., 1969, с. 52–60, рис. 1–5; Айбабин А.И., 1999, рис. 27). Второго кочевника погребли во дворе разрушенной усадьбы II в. до н. э. в хозяйственной яме. Под плитами перекрытия лежал черепом на северо-восток скелет мальчика-монголоида 6–9 лет. В его ногах на камне находились трубчатая кость лошади и собачья челюсть, а между голенями — позвонки лошадиного хвоста. У черепа обнаружены стеклянный стакан и золотая серьга, на тазу — две пряжки, у левой голени — костяная пряжка, в ногах — две пряжки и удила (Дашевская О.Д., 1965, с. 56–60, Айбабин А.И., 1999, рис. 28). В Изобильном в насыпи кургана зачищен скелет подростка, ориентированный черепом на восток. На костях лежали бусы, бронзовые зеркало, медальон и две пряжки, шесть трапециевидных пластин из золотой фольги с отверстиями, кости животных (Айбабин А.И., 1993, с. 209). Судя по перечисленным деталям обряда захоронения, крымские могилы аналогичны подкурганным захоронениям со шкурой коня из северопричерноморских степей. Их приписывают тюркам, входившим в гуннский союз (Амброз А.К., 1981, с. 21–22; Айбабин А.И., 1993, с. 209–210). Другой вариант погребального обряда выявлен в Марфовке, где кочевника похоронили под курганной насыпью в античной плитовой гробнице. Скелет ориентирован черепом на запад (Айбабин А.И., 1993, с. 209).
Опираясь на уточненную хронологию упомянутых захоронений кочевников, можно предположить, что гунны появились на полуострове уже после своего утверждения в Северном Причерноморье — на рубеже IV–V вв. Контролировавшаяся гуннами территория простиралась до возвышенностей Третьей гряды в Центральном Крыму.
Находки из региона фиксируют существование контактов населения Юго-Западного Крыма с варварами Северо-Западного Причерноморья, Северной, Западной и Центральной Европы. Так клад, найденный на склоне мыса Ай-Тодор, близ могильника Харакс, содержал восточноримские и германские монеты, имитирующие западноримские. Самая поздняя монета чеканена в 395–408 гг. в Константинополе. По определению В.А. Сидоренко клад сформировался в Центральной Европе в регионе с типичным «варварским» монетным обращением (Сидоренко В.А., 1987, с. 133–135). Хранящаяся в Ялтинском музее большая серебряная пряжка с прекрасным гравированным зооморфным декором подобна изготовлявшимся в западных римских провинциях в первой половине V в. по заказам германских вождей (Айбабин А.И., 1990, с. 29 рис. 23, 6; Кухаренко Ю.В., 1982, с. 240 рис. 2, 1; Айбабин А.И., 1999, рис. 22). Из ранних погребальных сооружений в Лучистом, у подножия Баклы и в Скалистом происходят характерные для дунайских германцев подвязные и двупластинчатые фибулы; псалии, аналогичные гуннским из Венгрии (Bóna I., 1991 abb. 70); типичные для Северной и Центральной Европы, Северо-Западного Причерноморья стеклянные кубки с сотовидным орнаментом (Кропоткин В.В., 1970, с. 110, рис. 72, 2, 18; Rau H.G., 1974, s. 375, abb. 1; Веймарн Е.В., Айбабин А.И., 1993, с. 193, рис. 76, 33).
По сообщению Прокопия, после смерти правителя гуннов его сын Утигур со своим племенем решил вернуться в Приазовье. Недалеко от Меотиды на перешейке (Керченском полуострове) дорогу им преградили готы. Встретившись, противники заключили соглашение о союзе и вместе переправились на восточный берег Меотиды. Он относит данное событие к V в. (Procopius, 1928, Vol V, book VIII, V, 15–22). Многие считали, что описанное событие произошло после распада государства Аттилы в 454 г. (Кулаковский Ю.А., 1914, с. 55; Vasiliev А.А., 1936, p. 39; Артамонов М.И., 1962, с. 86–87). По мнению А.А. Васильева и А.Л. Якобсона, готы, заключив союз с утигурами, разделились на две части. Одни переселились на Черноморское побережье южнее Тамани, а другие отошли в Горный Крым (Vasiliev А.А., 1936, p. 39, 40, 68, Якобсон А.Л., 1964, с. 9). Готов горного Крыма Прокопий считал союзниками, подданными Теодориха, т. е. остроготами, которые, по его словам, «не последовали за Теодорихом в Италию, а добровольно остались здесь» (Procopius, 1964, Vol III, book VII, 13). Анонимный автор «Перипла Понта Евксинского», составленного в начале VI в, знал об издавна живших на полуострове аланах (Скржинская Е.Ч., 1980, с. 115, 120, 124).
Аланы, после захвата гуннами крымских степей, ушли со склонов Третьей гряды вглубь гор, оставив могильники в Нейзаце, Дружном и Перевальном. В самом начале V в. на склонах, заселенных аланами и германцами Второй гряды — в Скалистом (30), у подножия Баклы (11), у Мангупа (9) и Первой гряды — в Лучистом (13) возникли новые некрополи с типичными для алан склепами и подбойными могилами. Еще одно аланское племя обосновалось в низовьях реки Черная на склоне высоты Сахарная Головка (29) около середины V в. Аланы осели в регионе занятом родственными племенами и германцами. Они были вынуждены освоить в горах новый тип пастушеско-земледельческой экономики и существенно изменить образ жизни.
В V в. в ставших оседлыми аланских общинах способные носить оружие мужчины были воинами. В Лучистом и Скалистом во многих мужских аланских захоронениях данного периода находились мечи, наконечники копий, дротиков и стрел (Веймарн Е.В., Айбабин А.И., 1993, с. 180, 181).
По словам Прокопия, восточнопричерноморские готы приняли христианство еще до ухода из Крыма (Procopius, 1928, Vol. V, book VIII, IV, 7-12). Вероятно, христианство распространилось в Юго-Западном Крыму из Херсонеса. С середины V в. жившие на Черной речке германцы уже не кремируют умерших. После принятия христианства они переняли у алан более приемлемый для новой религии погребальный обряд и хоронят на тех же, что и аланы некрополях. В регионе самыми ранними вещами с христианской символикой являются привозные краснолаковые миски и германская пряжка с кербшнитным декором первой половины VI в. (Ajbabin А., 1994, p. 110–111; Айбабин А.И., 1990, с. 30, рис. 25; 1999, рис. 21, 22, 26).
С начала V в. в Юго-Западном Крыму наряду с аланской керамикой распространяются изготовленные в Херсонесе, в Средиземноморье и Причерноморье разнотипные амфоры, стеклянные и краснолаковые сосуды, серьги с многогранниками дунайские малые двупластинчатые фибулы и пряжки с массивной овальной рамкой и длинной иглой с изображением звериной головы на конце. Со второй половины V в. местные готы и аланы носили броши в виде цикад, дунайские двупластинчатые фибулы с имитацией кербшнитного орнамента и ранневизантийские поясные наборы с узкими наконечниками с щелью для ремня, пропиленной в верхней части (Айбабин А.И., 1990, с. 59, 63, 70, 1999, рис. 22, 25, табл. XXI–XXVI). С начала VI в. они восприняли моду на широкие пояса с большими пряжками с декором, исполненным штампом или гравировкой. Эта мода возникла среди германцев в V в. в римских провинциях (Амброз А.К., 1968, с. 10–23).
Во второй половине II — первой половине III в. н. э. в Херсоне (рис. 3) находились сформированные в Мезии и Фракии подразделения римской армии Солдаты, моряки и ветераны жили в городе вместе с семьями, рабами, вольноотпущенниками, обслуживавшими армию ремесленниками и торговцами (Соломоник Э.И., 1983, № 20, 31–34, Зубар В.Н., Сон Н.О., 1997, с. 121–125) О населении города в этот период выразительнее всего свидетельствуют погребальные памятники. Так, прибывшим с римскими солдатами принадлежали склепы с камерами, вырубленными с нишами для урн, близкие по конструкции римским колумбариям.
Рис. 3. План средневекового Херсона. Составлен А.И. Айбабиным.
1 — загородный крестообразный храм конца V — первой половины VI в; 2 — жилые усадьбы; 3 — пристенные склепы IX в.; 4 — внутренние ворота; 5 — античный керамик; 6 — башня Зинона и внешние ворота; 7 — башня цитадели; 8 — башня, построенная после III в.; 9 — римские казармы; 10 — здание римской принципии — византийского претория; 11 — термы, 12 — часовня XI–XII вв.; 13 — позднесредневековые морские ворота; 14 — церковь и монастырь XI–XIV вв.; 15 — храм с аркосолиями XII–XIV вв.; 16 — здание византийского склада государственных грузов; 17 — Восточная базилика; 18 — базилика Крузе; 19 — храм над предполагаемым местом крещения князя Владимира; 20 — перекресток 5 поперечной и Главной продольной улиц; 21 — капелла мартирий с подземным мавзолеем VI в.; 22 — средневековый дом с лавкой эргастирием; 23 — усадьба рыбопромышленника; 24 — Восточная площадь — место названое в средневековых текстах Феоной; 25 — баптистерий-крещальня; 26 — храм с трехконхиальной апсидой; 27 — Уваровская базилика; 28 — Шестистопный храм; 29 — Северная базилика; 30 — раннесредневековая городская баня; 31 — раннесредневековая рыбозасолочная цистерна и остатки гончарных печей X–XI вв.; 32 — богадельня X–XIII вв.; 33 — постоялый двор X–XIII вв.; 34 — церковь-усыпальница XII–XIII вв.; 35 — гончарный комплекс XI в.; 36 — усадьба рыбопромышленника; 37 — дом винодела; 38 — базилика 1935 г.; 39 — базилика 1932 г.; 40 — квартал стекольщиков IV–VI вв.; 41 — заведения хлебопеков и тавернщиков, усадьбы XI–XIII вв. с эргастириями с печами; 42 — базилика в базилике; 43 — рыбозасолочный комплекс V–VI вв.; 44 — базилика на холме; 45 — рыбозасолочный комплекс вв.; 46 — Западная базилика; 47 — крестообразная капелла-мартирий; 48 — раннесредневековая капелла; 49 — западная оборонительная стена античного и позднеримского периода; 50 — ров перед I куртиной; 51 — I куртина; 52 — средневековые ворота; 53 — большие западные ворота; 54 — четырехапсидный храм; 55 — средневековое водохранилище; 56 — южные ворота; 57 — античный театр и средневековый храм.
Арабскими цифрами с б обозначены башни, римскими цифрами — номера куртин (I–XXVII).
Во второй половине III в, после вывода из Херсона римских войск, там прекратили кремировать умерших В Херсоне, как и в первые века и э, доминировала греческая община. Ее захоронения располагались на кладбищах за городскими стенами, в могилах, вырубленных в скале, иногда обложенных по периметру и перекрытых плитами.
В некоторых могилах рядом со скелетами лежали урны с пережженными костями и пеплом (Зубар В.М., Магомедов Б.В., 1981, с. 76; Зубар В.М., 1987, с. 80) Наиболее многочисленны в данный период склепы с лежанками В некоторых из них выявлены черепа с типичной для сармат и алан искусственной деформацией (Алексеев В.П., 1967, с. 169; Назарова Т.Л., Потехина И.Д., 1990, с. 17) Сарматы погребали в подбойных могилах (Зубарь В.М., 1987, с. 82).
С IV в. в Херсоне в Т-образных в плане склепах хоронили аланы Надгробные и эпиграфические памятники, агиографические источники фиксируют в Херсоне еврейскую общину (Соломоник Э.И., 1979, с. 19–23).
Поход германцев 268 г. нанес сильный урон экономике Херсона. В городе на длительный срок (Анохин В.А., 1977, с. 97) приостановили эмиссию денег.
По данным эпиграфики, римские войска были вновь расквартированы в Херсоне и оставались там и в первой четверти IV в. (Цукерман К., 1994/1995, с. 554; Соломоник Э.И., 1983, № 12, 53, 60; Sarnovski Т., 1988, s. 152). В цитадели на месте оставленного в середине III в. римского военного лагеря возводится новый комплекс, предназначенный для обеспечения жизнедеятельности военного формирования здание вексилляции, казармы, термы, преторий. Возможно, в конце III или в начале IV в. римский гарнизон в городе возглавлял протектор, который руководил и строительством лагеря вексилляции и оборонительных сооружений. Из Херсона происходят надписи легионеров в честь двух императоров конца III — первой четверти IV в. (Соломоник Э.И., 1983, № 53, 55–57, 59). Вторжение германских племен и новый ввод римских войск усложнили и без того пестрый состав населения Херсона. Как и на Боспоре, это отразилось в разнообразии верований.
В Херсоне ранние реальные свидетельства присутствия христиан малочисленны. К концу III — первой половине IV в. относятся обнаруженные в могилах некрополя Херсона изображения христианских символов фигурный сосуд из цветного стекла в форме рыбы (Сорокина Н.П., 1960, с. 232; Мещеряков В.Ф., 1978, с. 125) и глиняные светильники с двумя рыбами на щитке (Зубарь В.М., 1991, с. 13, рис. 3). Христианскими Э.И. Соломоник считает нанесенные белой краской на красноглиняные одноручные кувшинчики первой половины III в. надписи дипинти «Пей, радуйся, Счастье, (Да будет) милостив ко мне бог». Многие из кувшинчиков извлечены из склепов с большим количеством скелетов и могил с монетами и вещами III — начала IV в. (Соломоник Э.И., 1973а, с. 60, 62–64, 66–68, 71–74; Мещеряков В.Ф., 1978, с. 126, 127).
В городе был распространен популярный в империи синкретический культ Исиды и Зевса. В III в. египетскую Исиду отождествляли с Деметрой, Гекатой, Афродитой, Тюхе и другими греческими богинями, а Зевса воспринимали как единого бога Зевса-Сераписа (Соломоник Э.И., 1973, с. 68–71). Многие горожане отправляли домашние культы греческих и восточных богов (Мещеряков В.Ф., 1980, с. 10, 11). Христианская община, видимо, образовалась в городе в последней четверти IV в. Первое достоверное упоминание херсонской епархии имеется в документах II Вселенского собора 381 г., в котором участвовал Херсонский епископ Еферий (King N.Q., 1957, p. 639; Zuckerman С., 1991, p. 548). Тогда же на городском некрополе начинают сооружать склепы с росписями аналогичными живописи римских раннехристианских катакомб IV в. (Ростовцев М.И., 1914, с. 484–507). В нескольких синаксарях говорится о том, что после смерти епископа Эферия император Феодосий назначил епископом Херсона Капитона. В одном из синаксарей в коротком рассказе о чуде, совершенном епископом Капитоном, сообщается о его обращении к императору Феодосию I. Капитон нуждался в поддержке своего намерения заменить языческий Парфенон на храм св. Петра. Деяния Капитона соответствовали политике насильственной христианизации, проводившейся Феодосием I (Zuckerman С., 1991, p. 548, 549).
При Константине и его преемниках зависимость Херсона от империи сохранялась. При Валенте и соправителях в 370–375 гг. в империи узнали о вторжении в Меотидские степи воинственных гуннов (Ammianus Marcellinus, 1972, XXXI, 2, 12; 3, 1; Thompson E.A., 1948, p. 21–24). Стремясь сохранить важную для империи крепость, соправители направили в город отряд баллистариев. Однако, по мнению А.Л. Якобсона, Херсон остался в стороне от направленного на Боспор удара гуннов (Якобсон А.Л., 1959, с. 18–21), что обеспечило подъем экономики города. В начале 360-х годов Херсон поставлял в Константинополь хлеб (Dagron G., 1974, p. 531–532), который выращивался на сельских усадьбах Гераклейского полуострова. Аммиан Марцеллин в географическом экскурсе, приуроченном к 362 г., писал «его (Херсона) население спокойно и мирно занимается хлебопашеством и питается его продуктами» (Ammianus Marcellinus, 1972, XXII, 8, 32; p. 230–233). На северном берегу в квартале XVIII открыты два крупных винодельческих комплекса, созданных не ранее середины III в. (рис. 3). Они функционировали около трех столетий. Вино изготовляли в специальных зданиях, где имелись давильные площадки и резервуары объемом не менее одного кубометра. Давильные площадки были разделены на три части, в каждой из которых можно было производить выжимку одновременно трех сортов винограда, не смешивая их один с другим. В комплексах производилось большое количество вина, предназначавшегося для продажи (Белов Г.Д., Стржелецкий С.Ф., Якобсон А.Л., 1953, с. 171–204). Видимо, в связи с увеличением переработки рыбы сооружаются новые рыбозасолочные цистерны (Кадєєв В.I., Рижов С.Г., 1973, с. 78; Романчук А.И., 1977, с. 18–26). На северном берегу в XIV квартале раскопана сооруженная в конце IV в. стеклоделательная мастерская (Белов Г.Д., 1969, с. 83). В начале V в. перестраиваются кварталы в северо-восточном районе Херсона. Дата реконструкции определяется по керамическому комплексу из раскопанной там цистерны (Рыжов С.Г., 1986, с. 130, 138).
После захвата гуннами Боспора, правители которого были союзниками империи, возросло значение Херсона — ее единственной крепости на полуострове Наличие в городе таможни свидетельствует о том, что он входил в византийскую торговую систему. Извлеченные из исследованных в Херсоне слоев многочисленные амфоры и краснолаковые сосуды, привезенные из разных провинций Византии, говорят о ведении городом в V в. и позднее значительной торговли с портами Черноморско-Средиземноморского бассейна (Романчук А.И., Сазанов А.В., 1991, с. 47). Торговые сделки обеспечивались привозной монетой. В раскопах обнаружили 3500 иногородних монет (Гилевич А.М., 1968, с. 56). При Зиноне город возобновил эмиссию собственных монет. Они имели вид византийских. Однако на них не указывалось место чеканки. В городе существовал собственный денежный счет. Основной единицей медных монет был пентануммий, 1/8 часть фоллиса (Анохин В.А., 1977, с. 107).
Помимо торговли активно развивались и другие отрасли экономики Херсона. В V в. сооружают новые кварталы и водопровод в его портовом районе (Романчук А.И., 1972, с. 50; 1980, с. 76) и перестраивают усадьбы на городской хоре на Гераклейском полуострове (Яшаева Т.Ю., 1994, с. 79). Как показал А.Л. Якобсон, базилики, оборонительные стены, дома строили местные артели (Якобсон А.Л., 1959, с. 186). Большой объем строительства повлек за собой увеличение производства необходимых материалов, камня, кровельной черепицы, кирпичей. Интенсифицировались традиционные для города гончарное ремесло, рыболовство и переработка рыбы. Вместо засыпанных рыбозасолочных цистерн в других местах создают не менее девяти новых цистерн. В некоторых из них перерабатывалось до 50 ц. рыбы (Романчук А.И., 1977, с. 18–26; 1980, с. 73–74). На северном берегу в XIV квартале до начала VI в. продолжала работать стеклоделательная мастерская (Белов Г.Д., 1969, с. 80), а в XVIII квартале в первой половине VI в. производили вино в винодельческих комплексах (Белов Г.Д., Стржелецкий С.Ф., 1953, с. 171–204). В упоминавшемся выше постановлении Гонория и Феодосия II идет речь о городских кораблестроителях.
В V в. Херсон стал главным естественным торговым партнером Юго-Западного Крыма. Экономический потенциал названного региона возрос в результате перехода осевшего там населения к земледелию и пастушескому скотоводству. В Херсоне совершался обмен привезенных изделий и сделанных городскими ремесленниками на сельскохозяйственную продукцию (Якобсон А.Л., 1959, с. 20, 31, 32). Вероятно, такие новые отрасли хозяйства, как огородничество, виноградарство, виноделие, распространились в горах сельской хоры Херсона. На ее границе в низовьях Черной речки на Загайтанской Скале аланы и готы создали крупное аграрно-торговое поселение (Савеля О.Я., 1994, с. 58, 59).
При императоре Зиноне (474–491) управление городом было передано византийской администрации. Главному военному и гражданскому начальнику в городе (Якобсон А.Л., 1959, с. 22) Диогену правительство Зинона поручило ремонт городских укреплений (табл. 7, 1). Археологические и предреставрационные исследования позволили выявить произведенную в период правления Зинона реконструкцию важных узлов Херсонской оборонительной системы. На стене склепа, открытого в 1894 г., сохранился рисунок крепости (табл. 7, 2, 3) исполненный красной краской. Многие считают его схематическим изображением крепости Херсона. По словам М.И. Ростовцева, по стилистическим признакам фресок украшавших другие стены склепа его росписи датируются не позднее V в. (Ростовцев М.И., 1914, с. 474–479). На рисунке видны сложенные правильными рядами из квадровых блоков стены с прямыми рядами, немного возвышающиеся над ними башни с зубцами и двое ворот, перекрытых арками. На передних воротах мелкими черточками показаны видимо железные полосы. Очевидно, крепость изображена со стороны порта.
В V в. в Херсоне значительно увеличилось количество христиан. На рубеже IV–V вв. на городском некрополе возникают христианские участки. Здесь христиане предпочитали хоронить в склепах с лежанками. Стены некоторых из них расписаны фресками. На одной из фресок изображена монограмма Христа. В склепах лежали монеты конца IV — начала V в. Склеп с фресками с усадьбы Н.И. Тура превратили в часовню-меморий вырубив в нем апсиду с алтарем (Ростовцев М.И., 1914, с. 454, 472–480, табл. CV, 3; Якобсон А.Л., 1959, с. 194, 253–254, рис. 97). По предположению А.Л. Якобсона, не ранее второй половины V в. в юго-восточной и северо-восточной частях города возвели базилики с триконхиальными апсидами (см табл. 8, 1). По композиции расположения апсид она близка базиликам, известным на Ближнем Востоке с V в. (Якобсон А.Л., 1959, с. 188, 190, 194, 195, рис. 58, 1; 91, 98; Домбровский О.И., 1986, с. 541). Из других базилик происходят мраморные детали их убранства, скульптура «Доброго пастыря», куски плит с изображением рыб, винограда, деревьев (Колесникова Л.Г., 1974, с. 58–59 рис. 3; Голофаст Л.А. и др., 1991, № 6–9). В конце столетия на одном из христианских участков некрополя соорудили часовню (Домбровский О.И., 1993, с. 305–306, 316–317). На территории города найдены фрагменты керамики с христианскими надписями конца IV — начала V в. (Беляев С.А., 1968, с. 140), формы для оттиска изображений святых Лупы и Фоки — V–VI вв. (Голофаст Л.А. и др., 1991, с. 30, 32, № 16, 17). Среди городских христиан были и монофиситы. Лев I (474–491) выслал в Херсон в начале 460-х годов возглавившего восстание против решений Халкидонского собора в Александрии монофиситского патриарха Тимофея, прозванного Элуром (Котом) (Jones A.H.M., 1973, p. 221). По сообщению Захария Ритора, многие горожане придерживались веры Тимофея Элура и с восторгом приветствовали его (Hamilton F.J., Brooks E.W., 1899, p. 79–80).
Христианской базиликой V в. считают храм с пятигранной апсидой, выявленный на северном берегу в XIX квартале под базиликой 1935 г. (табл. 9) (Белов Г.Д., 1938, с. 82, 89; Якобсон А.Л., 1959, с. 180, рис. 90; Домбровский О.И., 1955; Жеребцов Е.Н., 1963, с. 206–210) На многих фрагментах штукатурки из слоя имеются надписи-граффити на греческом и иврите.
На фрагменте № 269 поверх граффити на греческом процарапана шестистрочная надпись на иврите, реконструированная Э. Эшель. Другая часть того же граффити сохранилась на фрагменте штукатурки № 267. После восстановления надписи Э. Эшель прочла в ней «1 тот, кто выбрал Иерусалим (т. е. Бог) 2 благословит Аланию из Боспора 3 Аминь, Аминь. Sela».
Фраза «тот, кто выбрал Иерусалим» восходит к библейскому тексту (Захария 3:2) (Оверман Э., Макленнан М., Золотарев М., 1997, с. 58–59). В греческих граффити прочитаны еврейские имена Енох и Иуда (Соломоник Э.И., 1979, с. 123). Судя по граффити, нижний храм принадлежал городской греко-языческой иудейской общине-синагоге. Его украшала плита с семисвечником, вторично использованная в кладке византийской базилики, возведенной поверх нижнего храма (Жеребцов Е.Н., 1963, с. 209; Соломоник Э.И., 1979, с. 123, рис. 2). Время функционирования иудейского храма следует определять по монетам Феодосия I (383–392), Льва I (454–474). Его соорудили в конце IV в., а разобрали в конце V в. Херсон становится христианским городом.
В VI–VII вв. Византия, так же как когда-то Римская империя, стремилась закрепиться в двух стратегически важных регионах полуострова — на Боспоре и в Юго-Западном Крыму. Юстиниан I (527–565), Юстин II (565–578) и Маврикий (582–602) предприняли энергичные усилия по защите владений Империи на полуострове. По мнению А.В. Васильева, для защиты Крыма от кочевников Юстиниан I создал систему укреплений, которая представляла собой хорошо оборудованный limes Tauncus, «напоминающий, конечно в миниатюре, прежний limes Romanus на дунайской границе» (Vasiliev А.А., 1936, p. 73). Одни историки приняли его вывод (Репников Н.И., 1941, с. 125; Тиханова М.А., 1953, с. 320, 324; Якобсон А.Л., 1964, с. 11), тогда как другие исследователи высказали сомнение в существовании на полуострове в VI в. системы византийских крепостей (Соломоник Э.И., Домбровский О.И., 1968, с. 31). Оживленно дискутируется и хронология многих крепостей и базилик, отнесенных А.А. Васильевым и А.Л. Якобсоном к эпохе Юстиниана.
Находки, типичные для комплексов рассматриваемого периода, выявлены в Боспоре (82)[5], Илурате (80), Тиритаке (81), Зеноновом Херсонесе (84) (Масленников А.А., 1992, с. 166–167). Как явствует из сочинений византийских историков, при императоре Юстиниане I значительно активизировалась политика Византии в Крыму. Еще в 522 г. его предшественник Юстин послал на Боспор патриция Проба с большой суммой денег для заключения с соседними гуннами союза и направления их в Иберию для войны с персами (Procopius, 1914, Vol. I, book I, XII, 6, 7). Его миссия закончилась неудачей. У гуннов он встретил христианских проповедников во главе с армянином Кардостом. Они с 515 по 529 г. (Артамонов М.И., 1962, с. 92–93, примеч. 76) крестили многих гуннов и создали священное писание на гуннском языке. По распоряжению императора гуннам доставили 30 мулов с продовольствием и церковной утварью.
Рис. 4. Хазарские погребения последней четверти VII в., поселения и могильники VIII–IX вв. Составлена А.И. Айбабиным.
1 — Херсон; 2 — Балаклава; 3 — Загайтанская Скала; 4 — Черная речка; 5 — Гончарное; 6 — Узень Баш; 7 — Родниковое; 8 — Сахарная Головка; 9 — Чилтер (Мармара); 10 — Шулдан; 11 — Бобровка; 12 — Передовое; 13 — Терновка; 14 — Эски Кермен; 15 — Мангуп; 16 — Большое Садовое; 17 — Чилтер-Коба; 18 — Сюйрень; 19 — Пампук Кая; 20 — Аромат; 21 — Малое Саповое; 22 — Поворотное; 23 — Горный Ключ; 24 — Баштановка; 25 — Кыз-Кермен; 26 — Фыцки; 27 — Чуфут Кале; 28 — Бакла; 29 — Скалистое; 30 — Трудолюбовка; 31 — Почтовое; 32 — Фонтаны; 33 — Лозовое; 34 — Петровские скалы; 35 — Кекенеиз; 36 — Симеиз; 37 — Кореиз; 38 — Мисхор; 39 — Ореанда; 40 — Ливадия; 41 — Ялта; 42 — Бал Гота; 43 — Горзубиты; 44 — Гурзуфская котловина; 45 — Басман; 46 — Артек; 47 — Гугуш; 48 — Суук Су; 49 — Партенит; 50 — Малый Маяк; 51 — Семидворье; 52 — Алустон; 53 — Лучистое; 54 — Малореченск; 55 — Рыбачье; 56 — Канакская балка; 57 — Приветное; 58 — Приветное 1; 59 — Чабан-Куле; 60 — Морское; 61 — Ай Фока; 62 — Судак; 63 — Курортное; 64 — Тау Кипчак; 65 — Ароматное; 66 — Цветочное; 67 — Меловое; 68 — Ак-Кая; 69 — Кордон-Оба; 70 — Щебетовка; 71 — Тихая Бухта; 72 — Тепсень; 73 — Дальние Камыши; 74 — мыс Чауда; 75 — гора Опук; 76 — Пташкино; 77 — Китей; 78 — Заветное; 79 — Героевское; 80 — Илурат; 81 — Тиритака; 82 — Боспор; 83 — Мирмекий; 84 — Зенонов Херсонес; 85 — Алексеевка; 86 — Чистополье; 87 — Репьевка; 88 — Слюсарево; 89 — Зеленый Яр; 90 — Песочное; 91 — Азовское; 92 — Мысовое; 93 — Семеновка; 94 — Семь Колодезей; 95 — Калиновка; 96 — Бранное Поле; 97 — Королево; 98 — Кирово; 99 — Луговое; 100 — Ерофеево; 101 — Фронтовое; 102 — Птичкино; 103 — Кировское; 104 — Лебяжьи острова; 105 — Калос-Лимен; 106 — Ойрат; 107 — Тарпанчи; 108 — Лазурное; 109 — Беляус; 110 — Чайка; 111 — Саки; 112 — Песочное; 113 — Северная Сторона; 114 — Патрей; 115 — Кепы; 116 — Фанагория; 117 — Гермонасса Таматарха; 118 — Портовое; 119 — Новопокровка.
Условные обозначения: 1 — города, крепости, поселения, селища и гончарные центры; 2 — плитовые могильники; 3 — грунтовые могильники; 4 — погребения хазар.
Из сочинений Малалы, Феофана, Михаила Сирийца и других известно, что гунны не смирились с потерей Боспора. В первый же год царствования Юстиниана I (527–565) они захватили Боспор и уничтожили византийский гарнизон. Император послал на Боспор морем отряд готов и одновременно отправил в поход против гуннов по суше от Одиссополя Годилу и стратига Фракии стратилата Бадурия. Гунны, узнав о приближении византийцев, бежали из города, которым вновь овладели войска ромеев. Феофан и Малала отнесли описанные события к 527/528 г. (Чичуров И.С., 1980, с. 50, 51; Malalas J., 1986, Fr. 431–433, p. 250, 251).
Из сочинений Иордана (Иордан, 1960, с. 72) явствует, что гунны в первой половине VI в. находились все на той же первой стадии примитивного кочевания. Они ранней весной пасли скот в крымской степи, где благодаря весенним дождям вырастала густая сочная трава. С наступлением летней жары пересыхали немногие речки, выгорала трава, и они переходили на новые пастбища в многоводные низовья Днепра и Буга. Поздней осенью гунны возвращались на свои зимники в Крымскую степь, соседствовавшую с Боспором, где кочевники продавали свои товары. Там в насыпях уже имевшихся курганов найдены малочисленные погребения кочевников, совершенные в перекрытых деревом ямах. Скелеты ориентированы черепами на северо-восток или северо-запад. По конструкции и обряду они близки могилам конца V в. Видимо, могилы VI — первой половины VII в. оставили племена, кочевавшие в Припонтийской степи с середины V в. В могиле, открытой в 1990 г. близ Изобильного, нашли детали поясного и портупейного наборов второй половины VI — начала VII в, палаш и амфору первой половины VII в. (Riley J.A., 1979, p. 216, fig. 91, 346, 347).
Эпиграфические материалы подтверждают сообщения византийских историков о присоединении территории Боспорского царства при Юстиниане к империи. Материалы археологических раскопок свидетельствуют о сохранении прежних планировки и границ города Боспора. Он стал византийской крепостью, контролирующей Боспорский пролив и переправу на Северный Кавказ. Боспориты исполняли морскую повинность, поставляя империи суда, оснастку и морское снаряжение (Corpus juris civilis, 1895, Nov. CLXIII, cap II, p. 751; Vasiliev A.A., 1936, p. 74) Юстиниан, застав стены города Боспора разрушенными, укрепил их (Procopius, 1964, III, VII, 10, 12–13).
Из многих центров Причерноморья и Средиземноморья на Боспор ввозились разнотипные амфоры, краснолаковые и стеклянные сосуды. Наряду с торговлей, металлообработкой и судостроением в Боспоре сохранилась традиционная отрасль экономики — промышленная переработка рыбы (Макарова Т.И., 1991, с. 140).
В приморской части города были открыты остатки базилики (купель и колодец), видимо, построенной при Юстиниане I (Макарова Т.И., 1991, с. 143, 144).
Строительные работы велись и в юго-восточной части Тиритаки. Там на месте разрушенного рыбозасолочного комплекса построили базилику с колоннами из проконесского мрамора с импостной ионической и коринфской капителями (Гайдукевич В.Ф., 1952а, с. 67–72, рис. 79–81).
Прибывшие в 527–528 гг. в составе византийских полков из Подунавья готы были христианами. Видимо, они поселились в Боспоре с семьями. Тогда и появились в городе остроготские и гепидские пальчатые фибулы, большие пряжки с орлиноголовым и прямоугольным щитком (Айбабин А.И., 1999, с. 100). На щитках двух пряжек изображены кресты.
Наиболее популярными были пальчатые фибулы типов Керчь и Удине-Планис. Остроготские и гепидские прототипы второй половины V — первой половины VI в. пальчатых фибул керченского типа украшены глубокой кербшнитной резьбой (Vinski Z., 1972/1973, tab. XI, 60; Vinski Z., 1978, s. 40, taf. X, 1, 12). На Боспоре подобные фибулы изготовляли во второй трети VI — первой половине VII в. (Амброз А.К., 1992, с. 77–81, табл. X 2; Айбабин А.И., 1999, с. 270–271) (табл. 13, 24–27, 34–35, 35а).
Серебряные позолоченные фибулы типа Удине-Планис по технике декора делятся на два варианта. Первый вариант — фибулы конца V — первой половины VI в. из Италии, Франции и Подунавья с декором, выполненным глубокой кербшнитной резьбой и пуансоном. Они отлиты с фигурками клюющих птиц на боковых сторонах ножки (Bierbrauer V., 1975. s. 89, 215, 217, 220, 240, taf. XLII, 1, 2; LXXIV, 7; Pilet C., 1995, p. 328, fig. 2, 6), второй вариант — из Подунавья (Vinski Z., 1978, s. 40, taf. 11, 3), из Керчи и Лучистого с декором, подправленным резцом или вырезанным на литейной форме. Фибулы второго варианта в Керчи в склепе 78/1907 (табл. 13, 35) лежали в захоронении на полке с В-образной пряжкой второй половины VI — первой половины VII в., в склепе 180 — с поясным набором второй половины VII в. (Айбабин А.И., 1990, с. 21, 22, 38, 61). Данные факты подтверждают предложенную А.К. Амброзом датировку бытования в Крыму фибул этого варианта второй половиной VI–VII вв. (Амброз А.К., 1992, с. 79–81).
В Керчи найдены пальчатые фибулы с декором из завитков на головке и мелких ромбов с углублениями в центре на ножке (Werner J., 1961 S. 31, taf. 30, 119) В Керченском музее хранится каменная модель для их отливки Близкие фибулы VI–VII вв. известны в Италии и Подунавье (Kühn Н., 1981 taf. 263, 66, 1; 268, 12, 15, 16, 23, 24, 27, 31-3; Bierbrauer V., 1991, p. 130, 133, fig. 13, 3, 6). Разнотипные фибулы из Боспора вывозились в Юго-Западный Крым, Херсонес, Приазовье, Нижнее Поднепровье и другие регионы (Айбабин А.И., 1990, рис. 35, 1, 2).
Боспорские орлиноголовые пряжки отличаются от южнокрымских меньшими размерами — не более 13,4 см (табл. 12, 60, 63). Кольцо украшено рядом завитков, а щиток — цилиндрическими гнездами с альмандинами или вставками из красного стекла. У некоторых пряжек гнезда в виде сплошных цилиндриков, на которых гравированными кружками обозначены вставки. Щитки пряжек отлиты с трапециевидным выступом с орлиной головкой или с прямоугольным выступом. Щиток одной из ранних пряжек отлит с таким же, как у гепидских пряжек, прямоугольным отверстием в центре, закрытым припаянной снизу пластиной с сердоликовой вставкой в гнезде (Aibabin A.I., 1993, p. 165, fig. 1, 1). Боспорские пряжки по декору и пропорциям щитка и выступа с орлиной головой близки пряжкам первой половины VI в. из Подунавья (Rusu М., 1959 abb. 2, 3; Vinski Z., 1968, s. 339, 332–335, abb. 2, 3; Амброз A.K., 1968, с. 16, 17) и из слоя VI в. из Ятруса (Gomolka-Fuchs G., 1993, s. 358, abb. 4, 1). По мнению Ф. Бирбрауэра такие итало-остготские пряжки носили на территории Италии до прихода в 568 г. лангобардов (Bierbrauer V., 1975, s. 143–145, 150–158).
На Боспоре орлиноголовые пряжки начали изготовлять по дунайским прототипам позже чем на Дунае — не ранее середины VI в. В Керчи их использовали, судя по находкам в склепах Боспорского могильника, до конца VII в. Аналогичная пряжка была найдена с двухпластинчатыми фибулами VII в. в могиле 315 на склоне Эски-Кермена (Айбабин А.И., 1990, с. 34, рис. 12, 3, 4; рис. 35, 1, 2).
Мирная жизнь крымских провинций Византии продолжалась в течение двух царствований Юстиниана I и Юстина II. В 575 г. кесарь и преемник Юстина Тиберий сократил даже морскую повинность Боспору и Херсону (Corpus juris civilis, 1895, Nov. CLXII, cap. II, p. 751), способствуя экономическому процветанию этих городов-портов.
Однако в те же 70-е годы степи между Меотидой и Кавказскими горами те в непосредственной близости от Боспора захватили тюрки, подчинив кочевавших там алан и утигуров (Гадло А.В., 1979, с. 96.) Каган тюрков Сильзибул (Истеми в китайских источниках) (Moravcsik Gv., 1958, s. 275, 276) назначил наместником новых земель своего сына Турксанфа (Тянь-хань-хана в китайских источниках) (Blockley R.С., 1985, fr. 19, 1, p. 171–177; Гумилев Л.Н., 1967, с. 106; Gajdukevič V.F., 1971, s. 518).
В 576 г. Тиберий, стремясь получить помощь тюрков в возобновившейся с 573 г. войне с Персией направил к ним посольство во главе с Валентином. По словам Менандра, корабли приплыли к берегу Восточного Крыма. Там посольство высадилось на песчаный берег пересекло горы и через Перекоп прибыло в Приазовье на территорию, принадлежавшую племенам кагана утигуров Анагея. Пройдя трудными дорогами, Валентин достиг ставки Турксанфа и после переговоров был отправлен к брату последнего Тарду. В то же самое время Турксанф приказал Анагею начать военные действия против византийских владений в Таврике и осадить город Боспор. Вскоре после прибытия на помощь утигурам тюркских войск Бохана город Боспор был ими взят (Blockley R.С., 1985, fr. 19, 1, 2, p. 178, 179).
Тюрки сожгли и разрушили городские кварталы на холме Митридат и в приморской части. В центре города на всех трех раскопанных мною в 1990–1992 гг. усадьбах зафиксированы два слоя пожара (табл. 10) (Айбабин А.И., 1999, с. 135–140). Под слоем нижнего пожара залегал развал камней глины и кровельной черепицы, под которым на полу построек найдены изготовлявшиеся с V в. фрагменты африканской краснолаковой керамики (табл. 10, 1, 5) (Haves J., 1972, p. 119, fig. 20, р. 121, 123, fig. 21, р. 327, 329, fig. 66, 1; р. 342, fig. 70), фрагменты амфор VI–VII вв. (табл. 10, 2, 8, 10, 11, 13, 15) (Riley J.A., 1979, fig. 48; 41, 91, 337, 347, 346; Зеест И.Б., 1960, табл. XXIX, 99а, б; XXIX, 100а; с. 119, табл. XXVIII, 96, 97), а также фрагменты краснолаковых блюд VI в. (табл. 10, 4, 6, 9) (Harpei R.P., 1995, p. 22, 23, fig. 10, 19; 11, 21, 22; Martin G., 1983, p. 192, fig. 26, 6; Williams С., 1989, p. 24, fig. 10, 132) и фрагменты блюда последней четверти VI–VII вв. (табл. 10, 16) (Fulford M.G., 1984, p. 74, 75, fig. 21, 69-2; Hayes J.W., 1972, p. 171, fig. 33, 1, 2).
В слое, накопившемся поверх слоя этого пожара, наряду с фрагментами амфор VI–VII вв. (табл. 10, 21, 25, 32, 36) (Якобсон А.Л., 1979 с. 11, рис. 3, 6), амфор VII–VIII вв. (табл. 10, 30) (Hayes J.W., 1992, p. 66, fig. 23, 7) и фрагментами краснолаковых блюд (табл. 10, 38) извлекли полуфоллис Константа II, чеканенный, по определению В.А. Сидоренко, в 654–659 гг., а также фрагменты краснолаковых мисок, распространившихся с первой трети VI в. (Hayes J.W., 1972, p. 335, 336, 338, fig. 68, 28), кипрской миски VI в. (Fulford М.G., 1984, p. 57, fig. 14, 25-1), блюда второй половины V — первой четверти VI в. (Mackenzen М., 1993, p. 408–410, 602, 603, fig. 62, 1–5), блюд последней четверти VI–VII вв. (Hayes J.W., 1972, p. 325, 327, fig. 65, 1).
По сочетанию циклов бытования рассмотренной керамики слой пожара можно связать с нападением тюрков в 576 г., а слой, перекрывший пожар, отнести к последней четверти VI — третьей четверти VII в.
Слои пожаров, связанных с тем же набегом тюрков, обнаружены и на малых городах и поселениях Европейского Боспора. В Тиритаке на участке XV в. помещениях IV и V расчищен завал из камней, образовавшийся от разрушенных стен. На полу в слое пожара найдены амфоры V–VI вв., фрагменты краснолаковых блюд того же времени, серебряная серьга в виде калачика (Гайдукевич В.Ф., 1952а, с. 119–125, рис. 149, 1; 150; 151; 157).
В 581 г. после смерти кагана тюрков Арсилы началась борьба за власть между членами правившего в каганате рода (Артамонов М.И., 1962, с. 138). Очевидно, тогда же тюрки ушли из Крыма. Византийцы воспользовались благоприятной для них ситуацией и вновь установили свой контроль на обеих сторонах Боспорского пролива. Как явствует из надписи 590 г., этим регионом управлял дука Херсона (Латышев В.В., 1894, с. 671, 672).
Боспорские города и поселения сильно пострадали в результате вторжения тюрков. Население последних значительно уменьшилось. Часть жителей малых городов, наверное, погибли или были уведены тюрками. На Тиритаке, Илурате, в Зеноновом Херсонесе многие усадьбы остались в руинах. Однако после пожара восстановили некоторые постройки. На Тиритаке в связанном с ними слое нашли фрагменты краснолаковых мисок со штампованными крестами (Гайдукевич В.Ф., 1952а, с. 126, 127, рис. 160, 161; Hayes J.W., 1972, p. 228, 229, fig. 54, 289; 56, 311), христианскую глиняную ампулу с граффити «святому Феодору» и антропоморфную фаллическую подвеску VII в. (Гайдукевич В.Ф., 1958, с. 172–173, рис. 27; 28а, б), а в перекрывшем их слое — керамику VIII–IX вв. (Гайдукевич В.Ф., 1952а, с. 127–131, рис. 163, 164). На Илурате на участке III во дворе дома 2 раскопан слой с фрагментами краснолаковых мисок VII в. (Гайдукевич В.Ф., 1958а, с. 110; Силантьева Л.Ф., 1958, с. 309, 310, рис. 20; Hayes J.W., 1992, p. 100, 101, fig. 40; Fulford М.G., 1984, p. 87, fig. 26, 2).
На протяжении всего VII в. в городе Боспоре так и не восстановили все кварталы. На участке, раскопанном в центре города из трех сгоревших усадеб заново отстроили одну. Развалины на вершине холма Митридат снивелировали. Там устроили христианский плитовый некрополь. Несмотря на христианизацию городское население продолжало хоронить умерших с сопровождающим погребальным инвентарем. В могилах обнаружены серебряные и золотые детали геральдических поясных наборов византийские бронзовые пряжки типа Сиракузы и с крестовидным щитком (Айбабин А.И., 1990, с. 69) и т. д. Уникальной находкой является светлоглиняный лекифообразный кувшин с нарисованным портретом христианского святого и надписью ΕΦΩ. Это сокращение выражения έϕίημι (чтобы я предстал) (Блаватский В.Д., 1985, с. 25–28 рис. 1–3). На новом кладбище хоронили все городские этнические группы.
Боспорцы продолжали погребать и в семейных склепах на старом могильнике на склоне холма Митридат. В захоронениях местной знати и офицеров византийской армии лежали привезенные во второй половине VII в. из Византии золотые детали поясных наборов, штампованные или вырезанные из пластин и украшенные зернью, и два железных шлема (Амброз А.К., 1992, с. 82, 83, рис. 11, 17, 18; Амброз А.К., 1994/1995, с. 56, рис. 11, 29, 30; Айбабин А.И., 1990, с. 57, рис. 52, 23, 24, 27, 28). Такие шлемы использовали в византийской армии уже в VI в. (Sodini J-P., 1993, p. 168–169, fig. 25). Византийским офицерам видимо принадлежали и найденные на некрополе в Керчи спаянные из золотых деталей накладки на уздечные ремни с инкрустацией из красного стекла (Айбабин А.И., 1985, с. 199–200) и золотые фрагменты ножен палашей с Р-образными выступами для закрепления на ремне (Амброз А.К., 1994/1995, с. 55, 56, рис. 11, 20, 21).
Восстановились и некоторые отрасли экономики. В VII в. продолжали засаливать рыбу в цистернах, расположенных в приморской части города Боспора (Макарова Т.И., 1991, с. 140–141). Тогда же на Тиритаке использовали некоторые рыбозасолочные цистерны и винодельню (Книпович Т.Н., Славин Л.М., 1941, с. 52, Гайдукевич В.Ф., 1952а, с. 55, 60, 61). Жители Тиритаки выращивали пшеницу, ячмень, просо. С городища происходит амфора VI–VII вв., наполненная нефтью, добытой на Керченском полуострове (Гайдукевич В.Ф., 1952а, с. 62, 63, рис. 70).
Как мы видели в предыдущем разделе, история Боспорского государства была неразрывно связана с местными варварскими племенами — сарматами, синдами, меотами, а затем готами, гуннами и др. Археологические и письменные источники свидетельствуют, что в Северном Причерноморье шел постоянный процесс взаимопроникновения античной и варварской культур. Наибольшей интенсивности он достиг в первые века нашей эры, когда южнорусские степи находились во владении кочевых сарматских племен. Особенно это касается верхушки кочевого общества, сосредоточившей в своих руках всю торговлю с греческими городами. Сливаясь с греческой знатью, они составляли господствующий слой боспорского населения, объединенный общими торгово-экономическими и социально-политическими интересами.
С I в. н. э. многие боспорские правители (Савромат, Аспург, Римиталк, Фарсанз и др.) были выходцами из варварской среды. О процессе варваризации Боспора свидетельствует также обилие сарматских имен на погребальных памятниках. Однако на Боспоре продолжали сохраняться и основные элементы греческой культуры, а греческий язык всюду оставался государственным.
Первые века нашей эры были для Боспора эпохой очередного в его истории экономического и культурного подъема, который продолжался до 30-х годов III в., т. е. до появления готов в Северном Причерноморье и в Крыму (Васильев А.А., 1921, с. 265–344; Буданова В.П., 1990, с. 72–154). В результате были разорены и погибли многие сельскохозяйственные поселения и города Боспорского царства. Не избежал разгрома и Пантикапей.
Военные столкновения значительно подорвали экономику и культуру, сократили внешнюю торговлю Боспора начался процесс упадка. Тем не менее, Боспор оставался самостоятельным государством, в котором в течение более ста лет после вторжения готов продолжали выпускать собственные монеты. Последним боспорским царем, имя которого сохранилось до наших дней, был Рискупорид VI, чеканивший деградированные «статеры» из чистой меди. На них изображались бюсты Рискупорида VI и императора Константина. После 342/343 г. чеканка боспорских монет прекратилась (Фролова Н.А., 1998, с. 257, 258).
В 370-е годы на Боспор обрушилось нашествие гуннов. Из сообщений Аммиана Марцеллина, современника гуннской экспансии в Восточную Европу известно, что гунны, появившиеся откуда-то из-за Меотийских болот, напали на аланов и, производя «у них страшные истребления и опустошение, завладели их землями» (Латышев В.В., 1906, с. 524).
Преследуя уцелевших от разгрома аланов, которые устремились на Кавказ, часть гуннов пройдя через Прикубанские степи и проникнув на Таманский полуостров подвергли разрушению города и поселения Азиатского Боспора (Сокольский Н.И., 1968, с. 251–261). Далее пройдя, вероятно зимой по льду в самом узком месте Керченского пролива гунны вступили на территорию Европейского Боспора (Гайдукевич, 1952, с. 133). Помимо нескольких небольших поселений и городов, вновь был разграблен и разрушен Пантикапей.
Гунны захватили огромную территорию от Волги до Днестра объединив под своей властью местное население — сарматов, аланов, готов. При этом, как свидетельствуют письменные источники, первоначально ставка главного вождя находилась где-то в Северном Причерноморье (Gordon С.D., 1960, p. 59). Однако и с перенесением центра гуннской державы в Паннонию во время правления Аттилы (445–454) Северное Причерноморье продолжало входить в политическое объединение гуннов (Засецкая И.П., 1994а, с. 132–161).
О материальной культуре Боспора этой эпохи можно судить по находкам из погребений обширного некрополя, расположенного по северному склону горы Митридата, восточной границей которого была Госпитальная улица, поднимающаяся с севера на юг, северной — Константиновская, а южная граница проходила по Эспланадной улице. На западе некрополь тянулся широкой полосой на несколько километров вплоть до вала, спускающегося с Золотого кургана (табл. 11, 4).
Раскопки в Керчи — античном центре на юге нашей страны, начались с 30-х годов XIX в. и продолжаются по сей день. Систематические исследования средневековых памятников начались только с начала прошлого столетия с раскопок В.В. Шкорпилом некрополя на Госпитальной улице. Наиболее «плодотворным» годом был 1904 г. Было открыто 36 катакомб и 18 земляных гробниц конца IV–VI вв. н. э. (Шкорпил В.В., 1907, с. 1–66). Кроме того, в этом же году кладоискатели нашли две богатейшие по материалу катакомбы (ОАК за 1904 г., с 78–83, рис. 123–133). Раскопки некрополя продолжались вплоть до начала первой мировой войны (Шкорпил В.В., 1907, 1909, 1913).
Долгие десятилетия особенное внимание исследователей привлекали отдельные предметы и категории вещей — главным образом произведения искусства и стеклянные изделия. Наибольшей популярностью пользовались украшения, исполненные в полихромном стиле эпохи переселения народов. И прежде всего исследователей интересовали вопросы происхождения и этнокультурной принадлежности этих изделий готской (De Baye, 1892), греко-боспорской (Штерн Э. фон, 1897, с. 1–15) греко-сарматской и иранской (Ростовцев М.И., 1925, с. 616–617), сармато-аланской (Мацулевич Л.А., 1926, с. 38), гуннской (Бернштам А.Н., 1949, с. 216–229), центральноевропейской (Амброз А.К., 1971, с. 102–103), закавказской (Бажан И.А., Щукин М.Б., 1990, с. 83–96).
Занимаясь классификацией полихромных изделий эпохи переселения народов по стилистическим данным, я пришла к выводу что вопрос происхождения их нельзя решать однозначно нельзя все полихромные вещи считать абсолютно однородной в стилистическом отношении группой предметов (Засецкая И.П., 1982, с. 14–30, 1993, с. 32–34). В результате анализа нами было выделено шесть групп изделий, различающихся функционально, а также по стилистическим и технологическим признакам. Как показало картографирование некоторые относящиеся к одному времени группы имеют определенное локальное распространение что может указывать на этнокультурные различия их, а также на разные центры производства. Кроме того, проделанный анализ наглядно показал преемственность одних групп полихромных вещей от других, что свидетельствует об их разновременности.
Весьма ценный вклад в изучение Боспорского некрополя на Госпитальной улице внес Л.А. Мацулевич. В своей книге «Серебряная чаша из Керчи» он дал блестящий искусствоведческий анализ серебряным изделиям прикладного искусства и в том числе знаменитой чаше с триумфальной сценой изображающей императора верхом на коне в сопровождении оруженосца и богини Ники (рис. 5). Предположения о том, кто был этот император, высказывались неоднократно начиная с первой публикация этой вещи Н.В. Покровским и И. Стржиговским (МАР, 1892, вып. 8) и кончая статьей Н.А. Фроловой (Фролова Н.А., 1998, с. 247–255).
Рис. 5. Серебряная чаша с триумфальной сценой из склепа в имении Гордиковых 1891 г.
Наиболее обоснованной представляется точка зрения Л.А. Мацулевича, считавшего, что на чаше изображен Констанций II (Мацулевич Л.А., 1926, с. 53–59). В дополнение к этой гипотезе хотелось бы несколько уточнить дату выпуска чаши, связав ее появление с определенным историческим событием. После смерти отца (Константина Великого) Констанций II, стремясь к единовластию, одержал полную победу над другими претендентами на престол и с 353 г. стал единодержавным правителем всей Римской империи. Это событие он отпраздновал триумфальным въездом в Рим в 357 г., которое и было запечатлено в сцене на серебряной чаше из Керчи (Засецкая И.П., 1994а, с. 225–237).
Таким образом, если первый вывод Л.А. Мацулевича об отождествлении персонажа на чаше с Констанцием II не вызывает сомнений, то заключение его о том, что керченская чаша изготовлена на Боспоре представляется весьма спорным. Л.А. Мацулевич опирается на некоторые детали изображения, которые, по его мнению, могли возникнуть только в результате соприкосновения греко-римского и сармато-готского миров (Мацулевич Л.А., 1926, с. 59). Однако следует учитывать, что в III–IV вв. н. э. не один Боспор был областью соприкосновения греко-римского и варварского миров. Чаша могла быть изготовлена в мастерской одного из восточных городов, входивших в состав Византийского государства.
Большое значение имеет сопоставление техники изготовления чаши с триумфальной сценой и двух чаш с изображением бюста Констанция II, выпущенных в 343 г. в честь двадцатилетия его цезарства и найденных в других богатых боспорских склепах. Как убедительно показал Л.А. Мацулевич все три чаши сделаны в одной технике с применением одинаковых инструментов, что, несомненно, убеждает в единстве их происхождения. Не исключено, что керченские серебряные чаши были изготовлены в антиохийских мастерских, о чем свидетельствует греческая надпись на одной из чаш (Засецкая И.П., 1994а, с. 230, рис. 3), а также применение позолоты и черни для частичной расцветки фигур. Как отмечает Л.А. Мацулевич, ссылаясь на работы Л. Брейля и Ч. Диля, этот прием становится типичным признаком антиохийской школы VI в. (Мацулевич Л.А., 1926, с. 58). Кроме того, в своей монографии Л.А. Мацулевич останавливается на характеристике некрополя в целом и, в частности, на полихромных украшениях, исполненных в технике перегородчатой инкрустации, а также на датировке склепов, которые он относил к IV–V вв. н. э. (Мацулевич Л.А., 1926, с. 23–53).
Большое внимание в литературе уделено также стеклянной посуде, составляющей неотъемлемую часть погребального инвентаря керченских склепов. Исследования в этой области принадлежат одному из российских специалистов по античному стеклу, Н.П. Сорокиной. На основании технологических и морфологических признаков ею разработаны типологические схемы по некоторым формам позднеантичного стекла, рассматриваются вопросы распространения, происхождения и датировки отдельных категорий стеклянной посуды (Сорокина Н.П., 1971, с. 85–101; 1963, с. 134–170; 1978, с. 267–274; 1979, с. 57–67). Открытие нескольких мастерских в Крыму позволило исследователям поставить вопрос о местном боспорском производстве нескольких групп стекла (Высотская Т.Н., 1964, с. 7–20; Белов Г.Д., 1965, с. 237–239).
Приведенный краткий обзор истории изучения материалов Боспорского некрополя требовал более глубокого и всестороннего изучения боспорских склепов, а также подробной их публикации (Засецкая И.П., 1993, с. 23–105, табл. 1-64).
Археологический материал раннесредневекового некрополя Боспора охватывает период с середины IV до начала VII в. и представлен многочисленными и разнообразными предметами. Некоторые из них существуют на протяжении всей указанной эпохи, видоизменяясь с течением времени. Наиболее наглядно этот процесс можно проследить на трех категориях вещей — фибулах, пряжках и стеклянной посуде. Именно они послужили основой для выделения хронологических групп погребальных комплексов Боспора (табл. 12, и 13).
В результате корреляции их и сравнительного анализа всей массы погребального инвентаря, обнаруженного в склепах, можно выделить три хронологические группы памятников первая группа датируется в пределах последней четверти IV — середины V в., вторая — второй половины V — первой половины VI в. и третья — второй половины VI — начала VII в. (Засецкая И.П., 1990, с. 97–106).
Погребальные сооружения Боспорского некрополя данной эпохи в целом представлены тремя типами склепами (катакомбами), подбойными земляными гробницами, обычными грунтовыми ямами. Склепы, вырубленные в скалистом грунте, состояли из наклонных по направлению к камере дромосов размеры которых достигали 4,5×1 м, а глубина до 10 м. Вход в камеру оформлен в виде арки закрывавшейся каменной плитой. Камера в плане имела форму неправильного квадрата или прямоугольника, либо трапеции площадью 4,2–5,2 м высотой 1,6–1,8 м. Потолок камер был плоским или слегка округлым. С трех сторон камер в стенках высекались специальные лежанки, на которые помещали деревянные гробы. Кроме того, в стенках камер вырубали небольшие ниши, служившие для погребальных приношений и светильников. Склепы были как правило, семейными усыпальницами. В некоторых из них обнаружено до 14 погребенных разного пола и возраста, в том числе и детей (табл. 11, 1, 2, 5).
Этот тип погребальных сооружений появившийся на Боспоре еще на рубеже нашей эры и получивший широкое распространение во II–III вв. н. э. (Масленников А.А., 1982, с. 33–43), продолжал существовать вплоть до начала VII в. н. э. Однако для раннесредневекового Боспора подобная форма характерна главным образом для памятников первой хронологической группы, при этом наиболее типичны склепы с прямоугольными и квадратными камерами. Склепы с трапециевидными камерами относятся к более позднему времени, те ко второй хронологической группе (табл. 11, 5). Самый поздний склеп 9 (№ 180) относящийся к третьей хронологической группе в котором обнаружено погребение начала VII в. отличается от всех остальных своеобразным устройством лежанок, расположенных только вдоль двух стенок, а также отсутствием ниш (табл. 11, 2).
Следует отметить, что склепы сосредоточены в основном на определенном участке некрополя, а именно на Госпитальной улице (табл. 11, 4).
Второй тип погребальных сооружений представлен подбойными земляными гробницами, состоящими из входной ямы прямоугольной формы ориентированной длинными сторонами по линии север-юг, реже запад-восток, и узкого подбоя, вырытого преимущественно в южной или северной стенках ямы. Размеры подбоя 1,59-2,3×0,5–0,8 м, высота 0,4–0,7 м. Вход в подбой закладывался камнями и плитами. В некоторых случаях в одной входной яме с двух противоположных сторон устраивались два подбоя.
Третий тип — простые грунтовые могилы прямоугольной формы размером 2×0,6–0,7 м глубиной 0,4–0,5 м, перекрытые сверху плитами или досками.
Оба последних типа могил как описанные выше склепы, существовали на Боспоре с давних времен (Гайдукевич В.Ф., 1949, с. 382–383). Вместе с тем для данного периода можно отметить что такого рода погребальные сооружения характерны для памятников второй и третьей хронологических групп. В первой группе они встречаются редко. Это означает, очевидно, что коллективные захоронения постепенно вытесняются одиночными погребениями.
Погребенные в склепах за исключением вторичных захоронений третьей хронологической группы покоились в досчатых гробах, имевших форму ящика, расширяющегося в верхней головной части, с отвесными сторонами и горизонтальной прямой крышкой (табл. 11, 3). Умершие, похороненные в земляных гробницах, не имели гробов. Для захоронений первой хронологической группы как в склепах, так и в земляных гробницах, характерна в основном южная ориентация погребенных. Во второй хронологической группе для захоронений в подбойных земляных гробницах наиболее типична восточная ориентировка умерших, в склепах же по-прежнему остается южная ориентировка. Исключение составляет поздний склеп 180 третьей хронологической группы, который отличается не только конструктивными деталями, но и тем, что все погребенные в нем были уложены головами на север, т. е. ко входу в склеп.
Несмотря на то, что многие склепы оказались разграбленными, в нашем распоряжении находятся богатейшие коллекции боспорских древностей.
Наибольшим разнообразием и богатством характеризуются материалы первой хронологической группы, среди которых особо выделяются захоронения высшей боспорской знати. Погребальный инвентарь этой группы представлен предметами вооружения, конской сбруей, украшениями, серебряной и стеклянной посудой, туалетными принадлежностями, глиняными светильниками и др. Многие из этих вещей сделаны из драгоценных металлов — золота и серебра и украшены цветными вставками камня и стекла. Из оружия найдены длинные двулезвийные, а также однолезвийные мечи и кинжалы, копья и трехлопастные ромбовидные наконечники стрел, костяные накладки от сложносоставного лука (табл. 14, 66–72, 82–85). Из оборонительных доспехов — деревянные щиты, обтянутые кожей, от которых сохранились обрывки кожаного покрытия (Мацулевич Л.А., 1950, с. 1–6, рис. 1–5; Засецкая И.П., 1993, табл. 31, 152; 33 и 34), бронзовые позолоченные умбоны, бронзовые обтянутые серебряным листом рукоятки и обкладки краев щитов (табл. 14, 75–78).
Конское снаряжение представлено железными удилами с надетыми на свободные концы серебряными наконечниками с продольной гранью на петле, которые в свою очередь соединялись с серебряными или железными кольцами — псалиями с двумя, а иногда с тремя пластинчатыми зажимами для ремней. Зажимы, согнутые из серебряной пластины, с лицевой стороны покрывались золотым листом или позолоченной серебряной пластиной и соединялись с ремнем посредством штифтов с круглыми шляпками. Некоторые экземпляры украшались цветными плоскими вставками (табл. 14, 79–81; 15, 14). К украшениям конской узды относятся разнообразные накладки геометрической формы и в виде фигурок бегущего льва (табл. 14, 54–65).
Значительную часть погребального комплекса боспорской знати составляют золотые украшения костюма традиционные для античной культуры погребальные венки из тонкого золотого листа со штампованным изображением портретов римских императоров или боспорских правителей (табл. 15, 38, 39), предметы сармато-аланского происхождения — гривны и браслеты с головами фантастического волка-дракона на концах и золотые нашивные бляшки (табл. 15, 20–23, 25–27, 29–34, 37) изделия полихромного стиля, продолжающие традиции ювелирного искусства греко-римской эпохи — подвески, перстни серьги, бляшки-накладки, фибулы (табл. 15, 24, 28, 36; 16, 10, 11; 14, 34, 35, 37, 38, 40, 44), а также ювелирные изделия, исполненные в технике перегородчатой инкрустации эпохи переселения народов — браслеты, серьги, пряжки и наконечники поясов (табл. 15, 3, 10–13, 15–19, 36). К предметам украшения одежды относятся и серебряные литые двупластинчатые фибулы с короткой или удлиненной ромбовидной ножкой и фибулы-мухи (табл. 13, 5, 6, 14, 17–22).
Как уже отмечалось, массовый характер носят находки пряжек и стеклянной посуды. Пряжки, преимущественно серебряные, а также золотые (бронзовые крайне редки), служили либо поясными, либо обувными застежками (табл. 13, 1-35; 15, 10–12, 18, 19). Стеклянная посуда представлена различного вида изделиями стаканами, чашами, кувшинами кубками, лампадами и колбообразными сосудами разных форм и величины (табл. 13, 1–3, 7, 10–13, 16).
Кроме того, из склепов первой хронологической группы происходят отдельные находки глиняной посуды, светильников, зеркал, костяного гребня, металлических деталей и ключей от шкатулок (табл. 14, 5–8, 13–16, 19–22).
В ряде склепов найдены монеты и индикации монет с изображением римских императоров III–IV вв., некоторые из них воспроизведены на золотых погребальных венках. Это индикации с портретами императоров Гордиана III (238–244), Лициния I (308–324), Констанция II (337–361), Валентиниана I (364–375), Валентиниана II (375–383), золотые монеты Констанция Галла (325–354) и Констанция II (337–361). В нескольких случаях были найдены индикации и монеты бывших боспорских правителей Савромата II (174–211) и Фофорса (286–308).
Отличительной особенностью комплексов первой группы является присутствие в них вещей, в частности, монет и индикаций, время бытования которых относится к догуннской эпохе. Второй половиной IV в. датируются и мелкие двупластинчатые фибулы с короткой ромбовидной ножкой и сегментовидной или полукруглой головкой (Амброз А.К., 1966, с. 76–91) (табл. 13, 5, 6). Некоторые формы пряжек также восходят к образцам VI в. Это пряжки с рамкой округлой формы или в виде удлиненного овала, согнутые из толстого дрота с несомкнутыми концами с коротким хоботовидным или широким уплощенным язычком, обнаруженные в склепах 154 и 145, а также в «двух склепах 24 июня 1904 г.» (табл. 12, 3–6, 8-13). Вероятно, к концу IV в. относятся пряжки с ровным толстым в сечении кольцом-рамкой и сравнительно коротким хоботовидным язычком, свободный конец которого опущен вниз под прямым углом (табл. 12, 4–6, 13, 14), а также мелкие пряжки с расширенной в передней части круглой или овальной рамкой с сужающимися несомкнутыми концами с маленькими согнутыми из пластины обоймами (табл. 12, 3, 8, 15, 16, 20, 21). Аналогичные пряжки найдены в позднеантичном некрополе у с. Заморское в Крыму, материал которого и по другим категориям вещей аналогичен боспорским комплексам первой группы (Корпусова В.Н., 1973, с. 27–45). К VI в. относятся и обнаруженные в склепах 154 и 176 глиняные светильники (Засецкая И.П., 1993, табл. 51, 256; 58, 333, 334; Гайдукевич В.Ф., 1952, с. 115, рис. 140, 8; Залесская В.Н., 1997, с. 38–39) (табл. 14, 16).
В комплексах первой хронологической группы выделяется также часть предметов, которые датируются концом IV — началом V в. К ним относятся серебряные кувшины, тазики, ложки, ситечки византийской работы (табл. 16, 1–6) (Мацулевич Л.А., 1926; Засецкая И.П., 1993, табл. 8, 9, 10, 14, 15, 38–42; Засецкая И.П., 1996, с. 4–18), а также стеклянная посуда — стаканы с синими напаями, чаши, остродонные кубки-лампады, некоторые формы кувшинов, которые восходят к образцам, бытовавшим в III–IV вв. (табл. 13, 1–3, 7-13, 16; 16, 7, 8), костяные гребни с округлым выступом, золотые бляшки (табл. 14, 22; 15, 20–23, 25–27, 29–32, 34).
Остальные категории вещей, появление которых относится к концу IV в, продолжают бытовать в течение всей первой половины V в. н. э. Это удила с гранеными цветного металла наконечниками с кольчатыми псалиями, снабженными пластинчатыми зажимами (табл. 14, 79–81), трехлопастные ромбовидные наконечники стрел с прямыми или вогнутыми контурами лопастей, костяные накладки лука (табл. 14, 84, 85), однолезвийные мечи и седла, а также характерные для гуннской эпохи наконечники поясов (табл. 15, 3), зеркала с петелькой в центре (табл. 14, 20), двупластинчатые фибулы с ромбической удлиненной ножкой (табл. 13, 14) пряжки с вытянутой вперед утолщенной в передней части рамкой с уступами на тыльной стороне для прикрепления щитка и длинным хоботовидным язычком, свободный конец которого плавно опущен вниз под тупым углом (табл. 12, 18, 25, 28–35), а также колбообразные стеклянные сосуды (табл. 13, 12, 13). Эта группа вещей в целом характерна как для Боспора, так и для степных памятников Юго-Восточной и Центральной Европы гуннской эпохи (Засецкая И.П., 1993, с. 38).
Из погребений группы I происходят украшения, исполненные в технике перегородчатой инкрустации, проблеме происхождения которых как отмечалось выше, уделялось большое внимание в литературе. Обнаруженные в боспорском некрополе подобные изделия, выделенные нами в четвертую стилистическую группу, несомненно, едины как по технике, так и по стилистическим особенностям (табл. 18, 1). Все они имеют золотую пластинчатую основу, на которую напаяны узкие перегородки, образующие гнезда-ячейки разнообразных геометрических форм в виде прямоугольников, ромбов, треугольников, квадратов, а также сердцевидных, почковидных и крестообразных. Гнезда сначала наполовину заполнялись зеленоватой или белой массой, которая сверху покрывалась тонким золотым листочком, а затем помещали, как правило, плоские выпиленные из камня — граната, альмандина, сердолика — вставки. В таком стиле изготовлены разнообразные предметы браслеты, серьги, наконечники поясов, пряжки, обкладки от ножен и рукоятей мечей, зажимы от конских уздечных ремней, различного рода накладки и др. (табл. 15, 1–3, 5–8, 10–17, 28). Однако дальнейшее развитие этот стиль получил не на Боспоре, а в Центральной и Западной Европе, где при той же технике вещи приобретают иную художественную окраску за счет изменения орнаментальных мотивов и формы предметов — пятая стилистическая группа по нашей классификации (табл. 18, 2) (Засецкая И.П., 1982, с. 20, рис. 5, 1, 2). Классическими памятниками этой группы являются могила Апахида II (Венгрия) и могила Хидьдерика в Турне (Бельгия) и др., которые датируются последней четвертью V в. (Horedt К., Protase D., 1972, s. 174–220; Werner J., 1971, s. 43–46; Kazanski M., Périn P., 1998, p. 203–209). Изделия, характеризующиеся описанными выше стилистическими особенностями, продолжают бытовать и в VI в. в комплексах франкской и меровингской культур (Doppelfeld О., 1960, s. 89-113; Pirling R., 1964, s. 188–216; Behrens G., 1933, s. 200–204; Arrhenius В., 1985). Изучению меровингских древностей Западной Европы посвящена фундаментальная работа шведского исследователя Б. Аррениуса, основанная на анализе технических особенностей производства изделий с перегородчатой инкрустацией. Отмечая специфические черты западноевропейских полихромных украшений, Б. Аррениус убедительно показал их преемственность от ювелирного искусства Средиземноморья и Востока (Arrhenius В., 1985). На Боспоре же предметы пятой стилистической группы представлены лишь единичными случайными находками (Засецкая И.П., 1993, Кат. 270, 383, 384) (табл. 15, 1, 9). Таким образом, опираясь на датировки памятников с изделиями, исполненными в технике перегородчатой инкрустации, и на их стилистические особенности, можно заключить, что боспорские украшения, будучи более ранними, не могли появиться под воздействием западных образцов. Вещи же, синхронные боспорским вероятно, имеют общие корни происхождения.
Однако вопрос происхождения предметов с перегородчатой инкрустацией из боспорских склепов первой хронологической группы на данном этапе остается нерешенным. До сих пор в литературе, начиная с Л.А. Мацулевича повторяются высказывания о боспорском производстве вещей с перегородчатой инкрустацией. Дальнейшее изучение боспорских древностей заставляет отказаться от этого предположения. Вероятно, прав А.К. Амброз, отмечая что вещи подобного стиля появились «как бы сразу в сложившемся виде» (Амброз А.К., 1971, с. 102). Кроме того, они встречены лишь в богатых погребениях, при этом в наиболее ранних склепах, и время их существования ограничено фактически лишь несколькими десятилетиями. Следует отметить, что подобная техника никогда не была характерной для ювелирного искусства Боспора, но зато с древнейших времен известна на Востоке. Уже автор первой публикации вещей, исполненных в технике перегородчатой инкрустации, предполагал, что они «привозного происхождения» (Спицын А.А., 1905, с. 116). Все эти обстоятельства действительно указывают скорее на импортный характер распространения изделий с перегородчатой инкрустацией, центр производства которых, вероятно, следует искать на востоке Римской империи, возможно, в самой Византии. Боспорского же производства могла быть другая группа полихромных изделий, для которой характерно наличие вставок в напаянных отдельно расположенных гнездах и филигранного орнамента из проволоки и зерни (табл. 14, 34, 35, 37, 38, 40, 44, 52, 82; 16, 10, 18, 19, 24, 35, 38). Эта группа как по стилистическим особенностям, так и по технике, продолжает традиции боспорского ювелирного искусства предшествующих эпох.
Таким образом среди материалов первого хронологического периода четко выступают архаичные и современные гуннской эпохе вещи. При этом, как правило они сочетаются в одних и тех же склепах и даже в одном погребении. Очевидно, большинство склепов первого периода было сооружено еще в IV в., и некоторые из них функционировали вплоть до середины V в.
Обратимся к материалу склепа 154 в котором обнаружено 11 погребений, из них 7 на лежанках и 4 на полу. Последние должны быть наиболее поздними, по сравнению с захоронениями на лежанках. Во всяком случае, наиболее поздние типы пряжек происходят из погребений на полу (табл. 12, 25, 29).
Одним из ранних погребений, вероятно можно считать семейное захоронение на правой лежанке. Здесь были похоронены мужчина, женщина и ребенок. Над лежанкой находилась ниша со стеклянными сосудиками, в частности — стаканами с синими каплями. По стеклянной посуде и украшениям, исполненным в античных традициях (табл. 14, 44; 15, 36), данные захоронения следует датировать концом IV — началом V в. н. э. Судя по типам пряжек, погребения 5 и 6, расположенные на центральной лежанке, также относятся к концу IV — началу V в. Этим же временем можно датировать комплекс, обнаруженный на полу, налево от входа, состоящий из предметов вооружения и кубка-лам лады из синего стекла с полихромным орнаментом (табл. 16, 8). Возможно, к этому же комплексу от носятся стеклянный кувшин и глиняный светильник, поставленные в нишу, расположенную слева от входа. Погребения 7 и 8, помещенные на левой лежанке датируются в пределах конца IV — первой половины V в. по стеклянной чаше с синим зигзагообразным накладным орнаментом (табл. 13, 10).
Все погребения на полу были совершены в первой половине V в. Погребение 2, в котором была похоронена женщина знатного рода, содержит предметы, использовавшиеся еще в IV в. золотые пронизки, бляшки, венец с индикацией Валентиниана I (364–375) и в то же время изделия, бытовавшие в первой половине V в. — двупластинчатые фибулы в удлиненной ножкой, импортная пряжка (табл. 13, 14; 12, 26). Первой половиной V в. датируется погребение 3, к середине V в. относится погребение 4, из которого происходит массивная серебряная пряжка с зооморфным язычком с косым крестом на квадратном выступе (табл. 12, 33) и серебряные пластинчатые накладки, подобные накладкам из могильника V в. на реке Дюрсо (табл. 14, 46).
Таким образом, склеп 154 использовался в качестве погребального комплекса с конца IV до середины V в., т. е. в течение 60–70 лет.
Материал склепа 165 позволяет предположить, что данный склеп был сооружен несколько позднее склепа 154, т. е. не ранее начала V в. Здесь почти нет вещей, которые бы датировались IV в. или еще более ранним временем. В тех же случаях, когда были обнаружены подобного рода находки они сочетались с поздними предметами. Так, например, в погребении 5 на черепе умершего находился золотой венец с индикацией боспорского правителя Савромата II (174–211), который сочетался с позднейшими типами массивных с длинным хоботовидным язычком пряжек, характерными для первой половины — середины V в. (табл. 13, 28, 34). Миниатюрный лепной сосудик из ниши, расположенной слева от входа, встречен в комплексе со стеклянными сосудами, бытовавшими в первой половине V в. (табл. 13, 3, 12, 16). В отличие от погребального инвентаря склепа 154, в склепе 165 представлены новые в типологическом отношении вещи вырезанные из целой пластины и раскованные фибулы с однорядной пружиной (табл. 13, 17, 19), фибулы типа «смолен» (табл. 13, 18), колбообразные стеклянные сосуды, цилиндрический стакан с широким дном, сильно расширяющимся к устью, и обработанным краем (табл. 13, 12, 13, 15), проволочная серьга с массивной литой четырнадцатигранной бусиной на конце (табл. 14, 30), зеркало с концентрическими рельефными линиями на оборотной стороне (табл. 14, 20). Все эти вещи бытуют на протяжении всего V в., а некоторые даже заходят в начало VI в. Большинство пряжек склепа 165 также относятся ко времени не раньше первой половины V в. Они характеризуются крупными размерами и массивными язычками, далеко выступающими за пределы рамки. Вероятно, одним из последних захоронений в середине V в. было погребение 3 на полу, из которого происходят фибулы типа «смолен», массивные пряжки и серебряные накладки с зубчатым краем, аналогичные накладкам из самого позднего погребения 4 в склепе 154. Таким образом, дата склепа 165 ограничивается первой половиной — серединой V в. н. э.
Для датировки «двух склепов 24 июня 1904 г.» и гробницы в имении Гордиковых большое значение имеют находки из склепа 145. Погребальный инвентарь всех трех комплексов включает сходные, а подчас и просто идентичные вещи, что указывает на синхронность этих памятников. Несмотря на то что склеп 145 оказался ограбленным, в нем был обнаружен тайник, устроенный под низким порогом входа в камеру. В самом же склепе были найдены только золотая ажурная бусина и стеклянный стакан с синими каплями. В тайнике оказались собранные вместе разновременные предметы. Здесь, наряду с ранними изделиями, такими, как юбилейная чаша с бюстом Констанция (343 г.), золотой венец синдикацией монеты Гордиана (233–244), небольшая двупластинчатая фибула с ромбовидной ножкой, расширенной в средней части (табл. 13, 6), обнаружены вещи, бытовавшие в пределах конца IV — начала V в. Это — пряжки, представленные на табл. 12, 4–6, 9, 13, наконечники поясов — на табл. 14, 50, 53, византийские изделия (табл. 14, 11, 12), умбоны, рукоятки и окантовки от щитов (табл. 14, 75–77), а также индикация монеты Валентиниана II (375–383). Отсюда же происходят железные удила с серебряными наконечниками и кольцевидными псалиями с зажимами, некоторые из них украшены вставками гранатов, а также узкие металлические окантовки ленчиков седла — предметы, характерные для памятников гуннской эпохи Восточной Европы, и, в том числе для культуры кочевников южнорусских степей последней четверти IV — первой половины V в. Перечисленные вещи представляющие собой несомненную ценность и, вероятно, в разное время принадлежавшие разным погребениям склепа 145 были спрятаны в специальном тайнике. Наличие среди них индикации монеты Валентиниана II свидетельствует что это не могло произойти ранее последней четверти IV в. н. э. Учитывая все вышесказанное можно сделать следующие выводы: 1) склеп 145 был сооружен еще во второй половине V в. н. э. и просуществовал нетронутым до начала VI в.; 2) в период господства гуннов в Северном Причерноморье владельцы семейной усыпальницы — родственники умерших спрятали от разграбления дорогие реликвии и наиболее ценные для них вещи.
Таким образом закрытый комплекс склепа 145 может служить надежным хронологическим эталоном для определения времени существования аналогичных погребальных памятников, в частности «двух склепов 24 июня 1904 г.», Новиковского склепа, первичных погребений в склепах 163 и 176, склеп 1896 г. и др. Именно из них происходят наиболее ранние формы фибул стекла, серебряной декоративной посуды византийского происхождения украшения полихромного стиля с перегородчатой инкрустацией (четвертая стилистическая группа) монеты и индикации монет римских императоров III–IV вв. н. э.
Все эти склепы содержали захоронения представителей высшей знати Боспора, а некоторые из них возможно служили усыпальницами семей боспорских правителей. Этим, вероятно, и объясняется наличие в них наиболее древних и ценных импортных вещей, которые могли быть подарками Рима и Византии, являясь символами знатности и родовитости погребенных. Некоторая часть материалов из богатых склепов, захоронения в которых совершались в последней четверти IV — начале V в. отражают боспорские культурные традиции еще второй половины IV в, когда Боспор несмотря на экономический и политический кризис, оставался самостоятельным государством и поддерживал дружественные связи с Римом, наиболее тесный контакт с которым относится, вероятно к царствованию Констанция II.
Вторая хронологическая группа, время которой ограничивается второй половиной V — первой половиной VI в., представлена в основном одиночными захоронениями в подбойных земляных гробницах или простых грунтовых ямах. Однако наряду с этим продолжают свое существование и семейные усыпальницы — склепы с коллективными погребениями. Погребальный инвентарь второй группы в отличие от предшествующего периода значительно беднее и однообразнее (табл. 17, 1-11, 13–15, 17, 19, 20, 25, 26). Ряд категорий вещей, широко представленных в первой хронологической группе, а также оружие, конское снаряжение, наконечники поясов, полихромные изделия либо полностью отсутствуют в ее комплексах, либо являются единичными находками. В то же время в погребальном инвентаре второй группы появляются новые формы пряжек, фибул, стеклянной посуды (табл. 12, 36–51; 13, 23–33). Так, например, в этот период распространяются небольшие литые пряжки со слабо выраженным В-образным контуром передней части рамки со скошенными краями и округлой пластинчатой обоймой, а также цельные литые пряжки с квадратной рамкой (табл. 12, 38–40, 45, 46, 48).
Стекло данной группы характеризуется в основном колбообразными сосудами (табл. 13, 29, 31, 33), которые по форме продолжают линию развития аналогичных сосудов первой группы, но отличаются от них укороченными пропорциями и иным оформлением верхней части горла в виде низкой воронки с широкими отогнутыми полями с массивным валиком по краю устья (табл. 13, 31).
Ко второй половине V в. относятся также стаканы в виде усеченного конуса, бокалы на ножке, лампадки (табл. 13, 28, 30, 32). В склепах еще продолжают встречаться фибулы, вырезанные из цельной серебряной пластины (табл. 13, 14).
В склепе 78 найдена пара пластинчатых фибул нового вида со слегка вогнутыми краями в нижней части ножки и трапециевидной головкой. Как и предыдущие, они сделаны из тонкой раскованной пластинки. Однако массовый характер в это время приобретает распространение так называемых пальчатых фибул (табл. 13, 24–27). Многие десятилетия в литературе обсуждаются вопросы их хронологии и происхождения. Подробный анализ разноречивых мнений дан в работе, специально посвященной этим проблемам (Засецкая И.П., 1998, с. 394–478). Кроме того, в ней представлена классификация боспорских пальчатых фибул, в основу которой положены особенности формы и орнамента. Боспорские пальчатые фибулы — не уникальное явление, они представляют собой определенную разновидность европейских фибул, известных в зарубежной литературе как «Bügelfibulen», которые были широко распространены по всей Европе среди племен и народов германского происхождения в V–VII вв. Это обстоятельство заставило нас искать прототипы боспорских экземпляров в западноевропейских образцах. Изучение интересующего нас материала позволило сделать следующие выводы: появление и начало производства фибул на Боспоре относится еще к V в., вероятнее всего к его последней четверти. Время же бытования основной массы фибул следует ограничить первой половиной VI в. И лишь фибулы одного вида (Вид III по нашей классификации) продолжают бытовать до конца VI в. н. э. Только эти, последние встречаются в погребениях третьей хронологической группы раннесредневекового боспорского некрополя (вторая половина VI — начало VII в.), где они сочетаются с орлиноголовыми массивными пряжками и особого вида стеклянными колбообразными сосудами (табл. 13, 34, 35, 35а, 36; 12, 60, 62).
Пальчатые фибулы, а затем и орлиноголовые пряжки, которые составляют гарнитур женского украшения, являются типичными атрибутами германской одежды. Они не могли появиться на Боспоре просто как «дань моды». Первое их появление здесь можно связать с определенным историческим событием — распадом «державы» Аттилы в 454 г. Гунны, потерпев поражение в схватке со своими бывшими союзниками гепидами, вынуждены были отступить к Понтийскому морю. Вместе с ними вероятно, ушли те готы, которые сражались на стороне гуннов. Ко второй половине V в. относится появление в Северном Причерноморье большинства видов пальчатых фибул, получивших дальнейшее распространение в VI в. Вторая волна готского влияния на Боспоре раннесредневекового периода совпадает со временем падения остготского королевства в Италии во второй половине VI в., что характеризуется распространением здесь позднейшего вида фибул и орлиноголовых пряжек (Kazanski М., 1996, p. 324–337).
Наиболее яркими памятниками второй хронологической группы были склепы 52, 78, подбойная могила 19 и др. В подбойной могиле 19 из которой происходит наиболее ранний вид фибул (табл. 3, 26), были обнаружены два захоронения — мужское и женское. Дата их определяется краснолаковыми мисками, найденными в обоих комплексах — первая половина VI в. н. э. (Hayes J.W., 1972, p. 338, fig. 69, 17, 19, 23–25; Засецкая И.П., 1998, с. 427, 428, табл. XI, XII).
Склеп 78 с трапециевидной камерой в котором обнаружено 14 погребений судя по материалам использовался со второй половины V в. до середины VI в. (табл. 1, 5) (Засецкая И.П., 1998, с. 431–432, табл. XIII, XIV, XV, XVI). Наиболее ранние погребения содержат вещи второй половины V в. (табл. 13, 23, 28; 12, 36; 17, 9, 15). Наряду с этим здесь появляются вещи (табл. 2, 40, 45, 49, 38, 39), которые датируются концом V — рубежом V–VI вв. И, наконец, из склепа 78 происходят три пары разного вари анта пальчатых фибул, относящихся к рубежу V–VI — первой половине VI в. (табл. 13, 24) и ко второй половине VI — началу VII в. (табл. 13, 34, 35).
Третья хронологическая группа (вторая половина VI — начало VII в.) характеризуется еще меньшим разнообразием материала Ведущими категориями вещей являются пальчатые фибулы позднейшего варианта (табл. 13, 34, 35, 35а), массивные крупные пряжки с боковым выступом в виде птичьей головы (табл. 12, 60, 63; 17, 21, 24) стеклянные колбообразные сосуды, представленные преимущественно одним вариантом с округлым туловом и высоким узким горлом, слегка расширяющимся к краю (табл. 13, 36) и поясные наборы (табл. 12, 52–59, 61, 62).
Как и в предыдущих группах, среди погребальных памятников встречаются земляные гробницы и катакомбы — склепы с коллективными неоднократными захоронениями, а также одиночные погребения, впущенные в разоренные и заброшенные склепы, как это имело место в склепах 152 и 163. Предположение Л.А. Мацулевича, что в склепе 152 находилось два хронологически последовательных погребения, не подтверждается археологическим материалом, так же, как и датировка их V в. н. э. (Мацулевич Л.А., 1926, с. 41). Из описания В.В Шкорпила автора раскопок, известно, что склеп к моменту открытия до половины высоты был заполнен землей, поверх которой покоилось нетронутое погребение с двумя массивными пряжками, пальчатыми фибулами позднейшего варианта, тремя одинаковыми колбообразными стеклянными сосудами с узким горлом и двумя гладкими браслетами (Шкорпил В.В., 1907, с. 39–41; Засецкая И.П., 1998, табл. XVIII) (табл. 12, 60; 4, 35а, 36; 14, 25, 26). Вещевой комплекс этого погребения является типичным для третьей хронологической группы и датируется не ранее второй половины VI в. Найденные же при очистке склепа предметы, в том числе подобная пряжка с выступом в виде птичьей головы дунайского происхождения, отличаются от пряжек верхнего погребения орнаментом и некоторыми деталями формы, а также бронзовый канделябр, железные наконечники стрел, золотая серьга и др. (Засецкая И.П., 1998, табл. XVII) (табл. 17, 11; 12, 22, 24, 43) не могут рассматриваться как единый погребальный комплекс, поскольку обнаруженные в заполнении кости человеческих скелетов и, в частности, пяти черепов свидетельствуют о наличии нескольких первичных погребений. Судя по сохранившимся находкам, разрушенные погребения датируются в пределах конца V — первой половины VI в. (Засецкая И.П., 1998, с. 434–435).
Наиболее показательным памятником третьей хронологической группы является сохранившийся склеп 180, в котором оказалось семь погребений. От всех предыдущих склепов, как уже отмечалось, он отличается своеобразным расположением лежанок и северной ориентировкой погребений (табл. 11, 2). В большинстве случаев погребенные почти не имели сопровождающего материала. Лишь женское погребение 7 содержало сравнительно богатый погребальный инвентарь (Шкорпил В.В., 1907, с. 57–58; Засецкая И.П., 1998, с. 433–434, табл. XIX). Среди инвентаря находились две пальчатые фибулы позднейшего варианта (табл. 13, 34), пряжка с выступом в виде птичьей головы боспорского производства (табл. 12, 60), браслеты (табл. 17, 26). За головой погребенных лежали вещи, принесенные вероятно в качестве посмертных даров, в том числе кинжал и поясной набор (табл. 12, 52–59, 61, 62) — обычные атрибуты мужских погребений. В склепе также были найдены стеклянные колбообразные сосуды нескольких вариантов (табл. 12, 31, 36, 37) и краснолаковая плоская тарелка на низком кольцевом поддоне (табл. 17, 12). Склеп датируется VI — началом VII в. Вероятно, это захоронение было наиболее поздним. Аналогии обнаруженному в нем поясному набору в боспорском некрополе представлены еще дважды набором из гробницы 64/1873 и находкой 1867 г. на горе Митридата. Все три набора относятся к одному типу характерному для второй половины VI — первой половины VII в. (Ковалевская В.Б., 1981, рис. 61; Богачев А.В., 1992, с. 127–140, рис. 27; Гавритухин И.О., Обломский А.М., 1996, рис. 82, 83).
Погребения третьей хронологической группы близки памятникам Сууксинского могильника расположенного на юге Крыма у города Гурзуфа. Но как справедливо отметил Л.А. Мацулевич, наиболее поздние керченские комплексы являются началом гурзуфского этапа, который относится ко второй половине VI — первой половине VII в. А.К. Амброз отрицает последовательность керченских и гурзуфских этапов, полагая что они синхронны (Амброз А.К., 1966, с. 87, 88, рис. 6, 3; Амброз А.К., 1966а, с. 214).
Однако это не подтверждается археологическим материалом. Так, корреляция находок из комплекса второй половины V — начала VII в. боспорского некрополя показала, что пальчатые фибулы, являясь на Боспоре сравнительно массовым материалом и представленные значительным разнообразием видов и вариантов бытовали в течение всего полуторавекового отрезка времени. При этом только один позднейший вариант их встречен с птичьеголовыми массивными пряжками. Но большинство пальчатых фибул с такого рода пряжками никогда не встречаются. В этом отношении показателен склеп 78 в котором представлены три вида фибул в том числе и самый поздний вариант, и ни одной орлиноголовой пряжки.
Вообще предметы VII в. из боспорского некрополя крайне малочисленны и представлены в основном не комплексами, а случайными находками что свидетельствует о запустении Боспора в это время. На юге Крыма, напротив, наблюдается оживление и рост населения. Такое положение вещей вполне объяснимо, если обратиться к историческим событиям VI–VII вв.
Как сообщает византийский историк Прокопий при императоре Юстиниане I (527–565) на южном побережье Крыма были построены два укрепления (Алустон и Горзувиты), чтобы обезопасить население горных долин от набегов степняков (Прокопий из Кесарии, 1939, с. 249–250). Археологические открытия в южной части Крыма свидетельствуют о непрерывности и продолжительности жизни оседлых поселений на данной территории. Это подтверждается и Сууксинским могильником, в котором было открыто 110 погребений, охватывающих период с VI по VII в. (Репников Н.Н., 1906, с. 1–80).
Совершенно иначе складывается в эти столетия судьба Боспора, который в течение всей своей истории находится, с одной стороны, под сильным давлением степных соседей, а с другой — под влиянием греко-римской культуры. Оставаясь длительное время самостоятельным государством, Боспор в начале VI в. утрачивает свою независимость. Из сообщения Прокопия известно, что «автономные раньше боспориты» признали над собой власть императора Юстина (518–527) Боспор сам искал покровительства могущественного государства, способного защитить его от постоянных вторжений степных соседей. Византия же, для которой Боспор стал торговым пунктом для обмена с варварскими племенами, поддерживала его существование. Например, Юстиниан отстроил заново стены города для защиты его от разорений. Но Византия далеко и не всегда могла прийти на помощь Боспору. Близость последнего к степям, которые превратились в арену военных столкновений сменявших друг друга племен, мало способствовала экономическому и политическому процветанию города.
Вместе с ним захирел и некрополь. В значительной степени этому способствовала зависимость Боспора от христианской Византии. Христианская религия, а значит и погребальная обрядность сменили древние боспорские верования и погребальные обычаи.
История региона во второй половине VI–VII вв. в значительной мере основана на археологических материалах. Вещи из состава синхронных закрытых комплексов, найденных на некрополях и на территории городов крепостей и поселений разделены на три хронологические группы (восьмую, девятую десятую). Распределение вещей по группам в основном базируется на классификации больших двухпластинчатых и пальчатых фибул, орлиноголовых пряжек и металлических деталей ремней.
Большие двухпластинчатые фибулы из Крыма вырезаны из серебряной пластины или из белого металла. С обратной стороны они укреплены медными пластинами или стержнями. А.К. Амброз классифицировал их по декору форме и пропорциям ножки (Амброз А.К., 1966, с. 86–89, 91; 1988, с. 7) (табл. 19, 9, 18–20, 22, 27, 28, 40).
Фибулы с бордюром из птичьих головок из Крыма и Поднепровья многие причисляют к фибулам днепровского типа (табл. 19, 31). Близкие по стилю реалистично изображенные птичьи головки известны на фибулах из Скандинавии, Пруссии, Италии, Испании и Подунавья (Åberg N., 1919, s. 73, 76, 77, 83, 84, 90). Их производство возникло в Подунавье.
Среди литых двухпластинчатых фибул выделяются многоглавые антропоморфно-зооморфные и двуглавые зооморфные (Амброз А.К., 1974, с. 354–355; Рыбаков Б.А., 1953, с. 59). По форме они делятся на четыре типа, три из них характерны для Поднепровья (табл. 19, 24, 25, 45) (Айбабин А.И., 1990, с. 25, 26, рис. 13) один — встречен в Подунавье (Kiss А., 1996, abb. 34, 28).
Пальчатые литые фибулы с полукруглой головкой и ромбовидной ножкой с двумя выступами в виде птичьих голов и четырьмя круглыми (табл. 19, 21) (Айбабин А.И., 1990, с. 22 рис. 2, 167; 20, 5, 6) характерны для Подунавья (Werner J., 1950, s. 153, 157, taf. 29, 26, 28, 29; Pallas D., 1981 Fig. 4, b, c; Teodor D.G., 1992, fig. 4, 5, 6; 5, 1, 2, 6).
В Горном Крыму многочисленны пальчатые и антропоморфно-зооморфные фибулы аналогичные днепровским. По декору пальчатые фибулы разделены на два варианта: I — с концентрическими кружками с точками (табл. 19, 33, 42–44, 46); II — с S-видными завитками (табл. 19, 32, 41). Однотипные фибулы известны в Южной, Центральной и Северной Европе (Åberg N., 1919, abb. 66, 74; Kühn Н., 1965, s. 97, taf. 63, 4, 47; 64, 4-13; Werner J., 1950, taf. 29, 26, 28, 29; 36, 4, 5; 38, 15, 18; 39, 23; 40, 36, 37; abb. 4). Декор фибул II типа является упрощенным вариантом украшения дунайских фибул (Vinski Z., 1978, taf. 8, 1, 2).
Орлиноголовые серебряные пряжки из Юго-Западного Крыма состоят из массивного пластинчатого кольца, украшенного при отливке одним или двумя рядами S-видных завитков и изображениями смотрящих одна на другую голов зверей, многогранного язычка и щитка с прямоугольным или трапециевидным выступом с птичьей головой. К передней стороне щитка припаяна и укреплена заклепками тонкая пластина, соединяющая его с кольцом. Между нижней частью этой пластины и щитком вставлялся конец широкого кожаного ремня. Его закрепляли бронзовыми гвоздиками. На кольце, на боковых сторонах язычка, по краям щитка на головке орла напаяны цилиндрические гнезда со вставками из красного синего стекла, альмандинами или сердоликами. В центре напаяны прямоугольные или овальные гнезда со вставками из зеленого или красного стекла. Торцы у некоторых язычков отлиты с фигурками зверей (табл. 19, 7, 8, 17, 35, 39, 49).
Для обоснования хронологии пряжек большое значение имеет эволюция длины верхней части пластины, соединяющей кольцо и рамку пряжки. У ранних пряжек короткая пластина, а у поздних — самая длинная (Амброз А.К., 1988, с. 5, 7, рис. 11). Различия в длине позволяют разделить пряжки на 5 вариантов (Айбабин А.И., 1990, с. 19, 33, 34, рис. 2, 90, 91; 30, 2).
В погребениях могильников Суук-Су и Лучистого пряжки с короткой пластиной (длина 1–1 4 см), соединяющей кольцо и щиток, I варианта, в основном, найдены с вещами второй половины VI в, пряжки с пластинами II и III вариантов (1,5–2,2 см и 2,3–2,6 см) — с вещами первой половины VII в., а пряжки с длинной пластиной IV и V вариантов (2,8–3 см и 3,1–3,8 см) — с вещами второй половины VII в. (Айбабин А.И., 1990, с. 33, 34, 62, рис. 2, 136, 166; 33, 1; 34).
Большие серебряные пряжки с ромбовидным щитком (табл. 19, 36), украшенным четырехлепестковым или крестовидным гнездом со вставками светлого стекла и сделанными при отливке и подправленными резцом ромбом, S-видными завитками и зооморфными фигурами по конструкции, способу крепления на ремне, форме и декору кольца и язычка близки южнокрымским орлиноголовым пряжкам. Рассматриваемые пряжки А.К. Амброз считал продукцией крымских ювелиров — потомков переселившихся на полуостров гепидских мастеров. Декор крымских пряжек является сильно искаженным вариантом среднедунайских. Мастера наряду с элементами гепидского стиля (звериная голова с цветными вставками, клюющие орлы) использовали мотивы скандинавского звериного стиля (изображенные у основания щитка головы в профиль с широко раскрытой пастью, а по краям заостренной части щитка — парные фигуры лежащих зверей). Местные ювелиры сохраняли лишь общее впечатление от заимствованного декора, произвольно варьируя непонятными мелкими деталями, сильно искажая некоторые из них. Судя по длине пластины, соединяющей кольцо и щиток (не короче 3 см), данные пряжки синхронны орлиноголовым V варианта второй половины VII в. (Веймарн Е.В., Амброз А.К., 1980, с. 249–261).
С середины VI в. среди варваров — союзников Византии распространились геральдические пояса со свисающими узкими ремнями (Амброз А.К., 1973, с. 295, 298; Амброз А.К., 1981, с. 16). Основной ремень застегивался металлической пряжкой, состоявшей из рамки и подвижной иглы. Многие пряжки делали со щитком, к которому прикрепляли конец основного ремня, а на концах ремней — наконечники. По технике изготовления и декору деталей поясные наборы делятся на пять типов: I — с литыми орнаментированными деталями (табл. 20, 24, 25); II — с литыми прорезными и гладкими деталями (табл. 20, 1-23, 26–50); III — с литыми гравированными деталями (табл. 20, 74–85); IV — с деталями с инкрустацией и напаянным декором (табл. 20, 96, 97, 105); V — со штампованными деталями (табл. 20, 86–96) (Айбабин А.И., 1990, с. 52; 1999, с. 318, табл. XXXI).
Итак, для погребений восьмой хронологической группы показательны широкопластинчатые фибулы (табл. 19, 13, 14), двухпластинчатые фибулы пальчатые фибулы керченского типа, южнокрымские орлиноголовые пряжки I варианта большие пряжки с прямоугольным щитком с оттиснутым изображением креста, В-образные пряжки, пряжки с треугольной рамкой пряжки, с трапециевидной рамкой, детали геральдических поясных наборов I и II типа (табл. 19, 20), краснолаковые миски VI в. (Hayes J.W., 1972, p. 335, fig. 69, 17, 19, 23, 24; p. 345, fig. 71, 1–6, 14). В Лучистом в склепе 77 в захоронении конца VI в. лежали большая пряжка с прямоугольным щитком и пальчатые фибулы типа Удине-Планис второго варианта (Айбабин А.И., 1999, с. 271, рис. 43, 2, 3). Абсолютная дата инвентаря погребений восьмой группы устанавливается по южнокрымским орлиноголовым пряжкам I варианта второй половины VI в. и монете Юстиниана I 527–565 гг. из Суук-Су из склепа 56 (Айбабин А.И., 1990, с. 63, рис. 2, 81).
На некрополях в могилах девятой группы преобладают подвязные и литые широкопластинчатые фибулы, двухпластинчатые фибулы, пальчатые фибулы типов Керчь, днепровские фибулы, фибулы с бордюром из птичьих головок, литые двухпластинчатые фибулы, орлиноголовые южнокрымские пряжки II и III вариантов, большие пряжки с прямоугольным щитком 3-го 4-го, 5-го и 6-го вариантов, В-образные пряжки, лировидные пряжки, пряжки с трапециевидной рамкой, цельнолитые пряжки с овальной рамкой и детали геральдических поясных наборов I и II типов, красноглиняные ойнохои и светлоглиняные лекифообразные кувшины. Хронология инвентаря захоронений девятой группы основана на монете 590/602 гг. из Суук-Су из могилы 77 и южнокрымских орлиноголовых пряжках II и III вариантов, сделанных в первой половине VII в. (Айбабин А.И., 1990, с. 63, 64, рис. 2, 90, 107) (табл. 19; 20).
Для захоронений десятой группы показательны малые пальчатые фибулы с ромбической ножкой с двумя выступами в виде птичьих голов, литые двухпластинчатые антропо-зооморфные фибулы, южнокрымские орлиноголовые пряжки, большие пряжки с ромбическим щитком популярные в основном во второй половине VII в. византийские пряжки (лировидные, поздние варианты В-образных, и другие), псевдопряжки, детали поясных наборов II типа, геральдических поясных наборов III типа, инкрустированные цветным стеклом детали поясных наборов IV типа, наконечники ремней с инкрустацией и штампованные детали поясных наборов V типа, аланские антропоморфные амулеты.
В многослойных склепах в Лучистом находки, типичные для комплексов десятой группы, находились в слоях, перекрытых слоями с вещами первой половины VIII в., но отсутствовали в нижних слоях. Для определения даты погребений данной группы важны орлиноголовые пряжки IV и V типов, большие пряжки с ромбическим щитком, крест, подобный византийским второй половины VII в. (табл. 19; 20). Некоторые украшения и детали поясных наборов аналогичны входящим в состав комплексов последней четверти VII в. из Келегей 1 и Перещепины (Айбабин А.И., 1990, с. 63, 64). Очевидно вещи из захоронений десятой группы датируются второй половиной VII в.
Суммируя вышесказанное, рассмотренные хронологические группы можно датировать восьмую — 550–600 гг., девятую — 600–650 гг., десятую — 650–700 гг.
Находки, типичные для комплексов этих групп, выявлены на Загайтанской Скале (3)[6], в крепостях Горзубиты (43) и Алустон (52), на могильниках Сахарная Головка (8), Черная речка (4), в окрестностях Балаклавы (2), Артек (46), Гугуш (47), Суук-Су (48), Симеиз (36), Кекенеиз (35), Ореанда (39), Терновка (13), Баштановка (24) и Скалистое (29), на городищах Чуфут-Кале (27), Мангуп (15), Эски-Кермен (14), Бакла (28) и на связанных с ними соседних могильниках, на плато Тепе-Кермен (25), в Лучистом (53).
Вещи и керамика, характерные для девятой и десятой групп найдены на некрополе и поселении в Малом Садовом (21) и в Кореизе (37), у подножия пещерных монастырей Шулдан (10), Чилтер-Коба (17) и Чилтеры (Мармара) (9), а для третьей группы — в Судаке (62), в Партените (49), на могильниках в Узень-Баше (6), Ароматном (65), Большом Садовом (16), в Фыцках (26), Бал-Готе (42).
Во второй половине VI–VII вв. в Юго-Западном Крыму на многих некрополях зачищены погребальные сооружения тех же типов, что и известные во второй половине III — первой половине VI вв. грунтовые ямы с покрытыми досками костяками, ямы с перекрытыми плитами заплечиками, могилы с одним или двумя подбоями и Т-образные в плане склепы. Во многих склепах в Херсоне, на склоне Сахарной Головки и Эски-Кермена, в Лучистом, Скалистом, у подножия Баклы на протяжении одного-полутора веков погребали до десяти-двадцати умерших. Видимо, такие склепы являлись родовыми усыпальницами, в которых хоронили представителей нескольких поколений одной семьи. На Эски-Кермене с первой половины VII в. в скале вырубали могилы с антропоморфным углублением на дне. Умерших хоронили на спине головами на северо-запад или запад со слегка согнутыми в локтях руками со сложенными в области живота кистями и вытянутыми ногами (Айбабин А.И., 1993а, с. 127–129).
На некрополях в Суук-Су на Бал-Готе и в урочище Гугуш раскопали христианские могилы, накрытые плитами, выпиленными из известняка или из сланца. Борта ям выложены такими же плитами. В ранних плитовых могилах лежали византийские пряжки второй половины VII в. (Айбабин А.И., 1993а, с. 128, 130).
Политика Византии в Юго-Западном Крыму хорошо описана Прокопием. По его словам, по повелению Юстиниана I на Южном Берегу построили укрепления в Алустоне и Горзубитах (Procopius, 1964, Vol. III, VII, 11). Возможно они предназначались для защиты судоходства (Амброз А.К., 1994/1995, с. 64). В Гурзуфе на выступающей в море скале Дженевез Кая выявлены фундаменты гарнизонной казармы VI–VII вв. (Домбровский О.И., 1974, с. 9–13, рис. 4, 6). В Алуште в 200 м от моря на вершине холма раскопаны остатки крепости. Ее куртины возведены из больших бутовых камней с ровной лицевой поверхностью, положенных в горизонтальные ряды на известняковом растворе. Толщина стен достигала 2,8 м, а высота — до 10,5 м. К внутренней стороне восточной куртины примыкало здание казармы из двух помещений. Из нижнего слоя извлекли фрагменты амфор VI — первой половины VII в. (Якобсон А.Л., 1979, с. 13–14) и краснолаковых мисок того же времени (Мыц В.Л., 1992, с. 172–176).
Археологические материалы как нам представляется, позволяют вернуться к вопросу о локализации области Дори. Мнения по данной теме издавна высказывались самые разнообразные. Дори помещали на Южном Берегу (Кеппен П.И., 1837, с. 61; Tomaschek W., 1881, s. 15–17; Соломоник Э.И., Домбровский О.И., 1968, с. 44), там же и в горах от Чатыр-Дага до Мангупа и Эски-Кермена (Vasiliev А.А., 1936, p. 72, 73; Васильевский В.Г., 1909, с. 371–372; Тиханова М.А., 1953, с. 320–324; Якобсон А.Л., 1964, с. 11; Амброз А.К., 1994/1995, с. 64–65), в горах Юго-Западного Крыма (Репников Н.И., 1932а, с. 138).
По Прокопию готы жили в стране Дори находящейся «на этом побережье», т. е. на том же берегу Понта, что Херсон, Боспор и Горзубиты. В трех параграфах он так охарактеризовал страну готов «15 Сама область Дори лежит на возвышенности. Почва эта не камениста и не суха, а очень хороша и приносит прекрасные плоды. 16 В этой стране император нигде ни города ни крепости не построил так как эти люди не терпят быть заключенными в каких бы то ни было стенах, но больше всего любили они жить всегда на равнине. 17 Так как казалось, что их местность легко доступна, оградив эти проходы длинными стенами, он избавил готов от беспокойств о вторжении врагов» (Соломоник Э.И., Домбровский О.И., 1968, с. 16–19). Следуя тексту § 16, участок берега между крепостями Алустон и Горзубиты нельзя включать в Дори. Ведь в ней император не строил крепостей.
По наблюдениям Л.В. Фирсова, узкая полоска (2,5–3 км) побережья от Гурзуфа до Фороса отличается от описания Прокопия. Его круто наклоненный и пересеченный оврагами склон с несколькими маленькими речушками и щебенистыми почвами вряд ли являлся плодородной равниной, пригодной для интенсивного земледелия и пропитания семей трех тысяч воинов. По Прокопию, такое количество готов могло выступить в поход по призыву императора. Л.В. Фирсов обследовал находящиеся на перевалах Главной гряды фундаменты стен. Рядом с ними найдена только керамика IX–X вв. и более поздняя. Сами стены обращены лицевым панцирем к Южному Берегу и защищали нагорье от нападения со стороны побережья (Фирсов Л.В., 1979, с. 106–113).
Известно, что на Южном Берегу — близ Гурзуфа, в Ореанде и Симеизе, и в Горном Крыму — от Лучистого до Херсона, выявлены однотипные могильники. В рассматриваемый период на этих некрополях преимущественно погребали в характерных для алан склепах (катакомбах). Женщин хоронили в богатом уборе с золотыми серьгами, ожерельями из янтаря и стеклянных бус, парой серебряных двухпластинчатых фибул на плечах, пристегнутых головками вниз, двумя серебряными или бронзовыми браслетами на руках и с широкими кожаными поясами, застегнутыми серебряными орлиноголовыми пряжками южнокрымского типа. Во второй половине VI в. пояса также застегивали большими пряжками с прямоугольным щитком (Репников И.И., 1906, с. 12, 13, 15–17, рис. 5, 6; Айбабин А.И., Хайрединова Э.А., 1996, с. 86, 87, рис. 1; 4, 1, 2; 5). Иногда гарнитуру дополняли ожерельем из золотых трапециевидных подвесок. Описанные украшения костюма и его детали по составу вещей и способу ношения фибул близки этнографическому женскому костюму остроготов и визиготов. Мужчин хоронили в повседневной одежде, зачастую с византийскими воинскими поясами со свисающими узкими ремнями, к которым подвешивали железные ножи и кисеты с кресалом и кремнями. В некоторых кисетах лежали монеты, а в Суук-Су и рыболовные крючки. В Лучистом в нескольких захоронениях нашли пряжки и наконечники обувных ремней.
В антропологическом материале выделяются признаки готского этноса. По данным Г.Ф. Дебеца, в антропологических материалах с Эски-Кермена имеется примесь европейской долихокранной расы (Дебец Г.Ф., 1948, с. 215–218). Несомненно данные могильники оставлены аланами и готами. Очевидно территория от Алустона и Лучистого до устья реки Черной и Балаклавы называлась страной Дори.
Плодородные земли в бассейнах рек Черная Бельбек Кача, Альма, протекающих сквозь невысокие горы и плато Второй и Третьей горных гряд и сами плато близки описанным Прокопием. Благосостояние жителей Дори основывалось на военной службе империи и земледелии. По расчету Л.В. Фирсова, в середине VI в., население области не превышало 60 000 человек (Фирсов Л.В., 1979, с. 109). На многочисленность жителей Дори указывают десятки уже известных там некрополей. Рядом с могильниками в Гурзуфской котловине и некоторыми другими обнаружены связанные с ними сельские поселения (Якобсон А.Л., 1954а, с. 111, 120, рис. 48, 2–4; 50). В материалах некрополей отсутствуют признаки большой имущественной и социальной дифференциации. Союзнические отношения с Византией стимулировали сохранение в сельских общинах Дори военной демократии (Амброз А.К., 1994/1995, с. 59).
В своем сочинении Прокопий сообщал о созидательной деятельности императора. Однако помимо поселений в области Дори были и крепости, основанные самими готами. В частности, в написанной при императоре Анастасии (в 491–518 гг.) несколько раньше Прокопия Латинской грамматике Присциана дважды упомянут городок у Понта Дори (Prisciani Grammatici, 1855, VI, 1, s. 195; VII, 1, s. 283). В более поздних источниках в повествованиях о событиях начала и второй половины VIII в. сообщается о крепости Дори-Дорас, лежащей в готской земле (Vasiliev А.А., 1936, p. 91–92; Чичуров И.С., 1980, с. 31, 32, 124, 155, 163). Специалисты по крымскому средневековью помещали городок и крепость и на Эски-Кермене (Репников Н.И., 1932, с. 134; Vasiliev А.А., 1936, p. 80), на Мангупе (Тиханова М.А., 1953, с. 320–325; Якобсон А.Л., 1964, с. 11; Герцен А.Г., 1990, с. 135–137) и в Инкермане (Сидоренко В.А., 1991, с. 117). Однако на Эски-Кермене и в Инкерманской крепости нет следов какой-либо жизнедеятельности в V — третьей четверти VI в. Лишь на плато Мангуп выявлены усадьбы, одновременные Дори Присциана и фортификационные объекты второй половины VI–VIII вв. Очевидно, там и находился город Дори.
Согласно Прокопию (§ 17) в области Дори византийцы строили оборонительные стены, которыми закрывали проходы через балки и ущелья. Одну из таких стен, перегораживающую 150-метровую балку Каралез (Сторожевая), раскопал В.А. Сидоренко у подножия Мангупа. Длина стены 150 м, толщина 2,3–2,4 м. Она сохранилась на высоту 2,5 м. Ее вплотную пристроили к вертикальным известняковым обрывам, возвышающимся над долиной плато. В местах примыкания стены в скале вырублены смотровые площадки с комплексом небольших пещерных помещений. Стена сложена из двух рядов подогнанных друг к другу известняковых блоков. В центральной части имелись ворота. Пространство между внешним и внутренним рядами блоков заполнено залитыми раствором из извести необработанными камнями. Стену венчали зубцы. По фрагментам керамики извлеченной из накопившегося у стены слоя, ее можно датировать VI в. (Сидоренко В.А., 1991, с. 114–115).
При содействии администрации Юстиниана в Юго-Западном Крыму начали возведение базилик. Полагают, что в VI в. соорудили базилику на Мангупе (Тиханова М.А., 1953, с. 320–324; Якобсон А.Л., 1959, с. 196–197). Археологические материалы позволяют отнести к позднеюстиниановскому периоду и другие храмы. Большая трехнефная базилика раскрыта в верховье балки Каралез (Сидоренко В.А., 1991, с. 114–115). Ее возвели тогда же, когда и оборонительную стену. Храм разрушился под воздействием тех же селевых потоков, что и стена. Вскоре базилику вновь восстановили. По мнению А.Л. Якобсона, монументальные здания в Юго-Западном Крыму строили артели каменщиков из Херсонеса (Якобсон А.Л., 1959, с. 197). Церкви в VI в. сооружали и сельские общины. Маленький одноапсидный храмик, функционировавший с VI в., раскопан на поселении близ крепости Горзубиты (Якобсон А.Л., 1954а, с. 111, 112, рис. 50).
Область Дори не пострадала от набега тюрков в 580 г. В регионе не обнаружены какие-либо разрушения, произведенные тюрками. Однако захват Боспора и демонстрация военной силы близ Херсона побудили Византию к созданию новых крепостей и оборонительных сооружений для своих союзников — жителей области Дори. Материалы раскопок в юго-западной части Второй гряды Крымских гор позволили датировать последней четвертью VI в. строительство крепостей на плато Мангуп, Эски-Кермен, Чуфут-Кале, Бакла и защитных сооружений на Тепе-Кермене.
Наиболее полно изучена оборона Эски-Кермена. Городище находится на плоской вершине столовой горы, окруженной глубокими балками (табл. 21, 1). Северный конец и восточная сторона плато крутые, западная в некоторых местах менее крутая, а южная более пологая. Его длина с севера на юг 1040 м. На склоне южного края плато зачищена вырубленная в скале дорога, ведущая к главным воротам. Целиком раскопан южный узел обороны, состоящий из протейхизмы с двумя воротами (А, Б) и двумя калитками (Г, Д), главных ворот (В) с остатками предвратных боевых площадок (IIIа, IIIб), предвратной башней, оборонительной стеной, от которой сохранились вырубленные в скале «постели», башенного комплекса (II) и пещерных каземата и караульного помещения (I, IV). На восточной стороне плато раскрыты пещерные каземат и укрытия для караульных, укрепленная калитка, осадный колодец и довольно длинные участки оборонительной двухпанцирной стены с забутовкой. Внешняя и внутренняя облицовки стены сложены из плит на известковом растворе. Сверху она укреплялась большими плоскими блоками размером 1×2×0,35 м. Высота стены до 2,8 м, толщина 1,7 м. На западной стороне плато обследованы пещерные башни и казематы, укрепленная калитка и отдельные участки двухпанцирной оборонительной стены. На северном мысу сохранился пещерный дозорный комплекс. В северной половине городища прослежена поперечная оборонительная стена (Айбабин А.И., 1991, с. 43–45). Конструкция стен с двумя панцирями из блоков и забутовкой между ними характерна для позднеримских и византийских крепостей (Foss С., Winfield D., 1986, p. 25–27, 240, fig. 92). Облицовочная квадровая кладка стен подобна кладкам стен провинциальных византийских укреплений VI–IX вв. (Lawrence A.W., 1983, p. 185–209; Lassus J., 1981, p. 13–16, fig. 21, 26–30, 90, 92, 162). Такие элементы южного узла, как форма и позиция башни и протейхизма, обычны для ранневизантийской фортификации (Веймарн Е.В., 1958а, с. 10–27 рис. 4–7; Бобчев С.Н., 1961, с. 103–145; Овчаров Д., 1973, с. 11–23; Рашев Р., 1982; Lauffray J., 1983, p. 21, 142, 145, 147, 149, fig. 5; Воронов Ю.Н., Бгжаба О.Х., 1987, с. 117, 118, рис. 3). В нижнем слое, накопившемся у оборонительной стены содержались фрагменты амфор второй половины VI–VII вв. На центральном и восточном участках городского некрополя зачищены погребальные сооружения, поврежденные в процессе вырубки склепов и могил первой половины VII в. Стало быть, могильник возник в последней четверти VI в.
Мангупское плато (табл. 21, 4) возвышается на 250–300 м над уровнем подступающих долин. С севера и северо-востока оно прорезано тремя ущельями ограниченными обрывами четырех мысов. Между ними лежат балки и расселины, по которым можно подняться на плато. По данным А.Г. Герцена, ранние укрепления образуют три крупных участка. На каждом из них куртины, пересекавшие балки, дополнялись выложенными из больших блоков боевыми площадками с брустверами и стенами на склонах доступных для подъема. Стены предназначались для ведения флангового и фронтального обстрела наступавших. О стенах можно судить по куртине, исследованной А.Г. Герценом в балке, разделяющей два мыса плато, — двухпанцирная с забутовкой из рваного камня, залитого известковым раствором с песком и небольшой добавкой цемянки. Она построена на специально подтесанной материковой скале. Лицевой панцирь сложен из хорошо подогнанных друг к другу квадров размером от 0,92×0,65 до 0,29×0,45 м. На всем протяжении куртины выдерживалась рядность кладки. Тыльный панцирь выложен бутовыми камнями с подтесанной наружной стороной. Толщина куртины 1,8 м (Герцен А.Г., 1990, с. 103–111). Куртина по конструкции и технике кладки лицевого панциря аналогична стенам Эски-Кермена, Херсона и других византийских крепостей. За куртиной в скале вырублено помещение для сторожей. А.Г. Герцен исследовал на плато усадьбы, в засыпи которых находились фрагменты амфор краснолаковых и стеклянных сосудов V–VII вв., и крепостные стены. По его утверждению, византийцы начали строительство укреплений на плато только во второй половине VI в. (Герцен А.Г., 1990, с. 133).
Плато Чуфут-Кале поднято над уровнем окрестных долин на 200 м. Три его стороны представляют собой вертикальные обрывы высотой до 50 м. Раннесредневековая система обороны городища уничтожена в процессе поздних перестроек. Возможно, в нее входили стены, перегораживавшие расселины на северо-западной и юго-западной сторонах плато и вырубленные в скале над расселинами пещерные помещения для стражи. Перед входом в некоторые из них в скале высечены площадки для наблюдателей. Той же цели служили пещеры у сооруженных в поздний период Южных ворот. Рядом сними выявлены постели от снесенной ранней стены. Самое узкое место на плато от обрыва до обрыва перегораживает Средняя стена, большая часть которой восстановлена в XVIII в. На ее южном фланге сохранился нижний ярус характерной для византийских крепостей лицевой кладки из одного-трех рядов известняковых квадров размером 1×0,7 м. В раннесредневековое время, возможно, были высечены и рвы, зачищенные перед Средней стеной (Якобсон А.Л., 1974, с. 110–114, рис. 1). На плато за западной позднесредневековой стеной в одном из раскопов зачищен угол дома и найдены мелкие фрагменты амфор VI–IX вв. На северо-западный край плато можно подняться по двум расселинам. Они перекрыты оборонительными стенами, возведенными на крутом склоне ниже кромки плато. У стен скапливается культурный слой, смываемый с плато. В нижней надскальной части слоя обнаружены мелкие обломки керамики VI в. (Веймарн Е.В., 1968, рис. 21, 3, 5–7; Герцен А.Г., Могаричев Ю.М., 1992, с. 184–185). Ниже по склону находится принадлежавший жителям плато могильник. На его территории самый ранний склеп с золотым субэратным подражанием монеты с изображением Юстиниана I 527–565 гг. (Кропоткин В.В., 1958, с. 210) перекрывала подбойная могила с большой пряжкой с прямоугольным щитком и двухпластинчатыми фибулами первой половины VII в. Таким образом, поселение на плато и некрополь на склоне возникли не раньше конца VI в., тогда же построили его первые оборонительные стены (Айбабин А.И., 1990, с. 64, 68).
Городище Тепе-Кермен занимает изолированное плато на высоте 420 м над уровнем моря соединенное седловиной с горным массивом. С юга и запада плато ограничено вертикальными обрывами высотой 8-12 м. На городище можно пройти по северному и северо-восточному склонам. Для контроля за ними использовали сторожевые пещерные помещения, такие же, как и ранние пещеры Эски-Кермена и Чуфут-Кале. В северной части зачищены участок высеченной в скале дороги, вырубки от ворот, постели и сохранившийся на месте блок (0,8×0,4×0,4 м) от ограды. Время основания городища определяется по немногим фрагментам амфор второй половины VI–XII вв. (Талис Д.Л., 1976, с. 98, 103, рис. 4, 3, 4).
Городище Бакла находится на высоком плато, границами которого с запада и востока являются известняковые гряды высотою 15–20 мае юга — обрыв. Площадь городища 0,8 кв. км. С юго-запада и северо-востока между обрывом и грядой к городищу круто поднимаются две дороги. Вначале в V в. на плато возникло неукрепленное поселение, в первой половине VI в. там соорудили винодельню, в конце того же века на вытянутой вдоль обрыва возвышенности (ширина до 60 м длина до 200 м) с крутыми откосами возвели цитадель. Д.Л. Талис выделил на ней два строительных периода. Первую стену цитадели возвели в V в., а в VII в. Разрушили. До ее строительства был ликвидирован и засыпан ранний винодельческий комплекс. За время существования сооружений двух строительных периодов образовался слой зеленого цвета в котором обнаружены фрагменты краснолаковых сосудов V–VII вв., двуручных красноглиняных кувшинов с росписью ангобом второй половины VIII в., красноглиняных ойнохой VII–IX вв., амфор VI–VII вв. и второй половины VII–VIII вв. Керамика документирует накопление слоя в период с V по начало VIII в. Поскольку в слое нет керамики типичной лишь для V и VIII вв., то его хронологические рамки можно сузить до VI — начала VIII в.
К раннесредневековому периоду Е.В. Веймарн отнес также наземные оборонительные сооружения, раскопанные им в устье р. Черная на юго-западной окраине Инкермана на мысу скалы с двумя обрывистыми сторонами рядом с поздней башней крепости Каламита, построенной в 1427 г. Он расчистил более ранний высеченный в скале участок дороги, а также вырубки для ворот и ров, созданный в результате выборки камней для стен. По его мнению, данный узел аналогичен и одновременен открытому на Эски-Кермене (Веймарн Е.В., 1958а, с. 56–62, рис. 3–5).
Синхронные крепости жилые усадьбы раскопаны только на Мангупе экспедицией А.Г. Герцена. На Эски-Кермене ранний культурный слой сохранился лишь у стен. Скорее всего, первые дома были уничтожены в процессе более поздней жизнедеятельности. В сброшенном на склоны плато слое содержались фрагменты сосудов второй половины VI–VII вв. На плато Чуфут-Кале выявлена незначительная часть раннесредневековой постройки (Веймарн Е.В., 1968, с. 69). На Бакле посад находился рядом с цитаделью. Там обнаружены остатки фундаментов нескольких жилых построек с фрагментами амфор VI–VII вв. (Рудаков В.Е., 1975, с. 25).
Об этносе жителей рассматриваемых крепостей свидетельствуют связанные с ними некрополи. Как отмечалось выше, по конструкции погребальных сооружений обряду захоронения в них и инвентарю крепостные могильники не отличаются от других известных в области Дори аланских и готских.
Видимо в крепостях уже с конца VI в. находились резиденции племенных вождей. Большая часть площади крепостей осталась незастроенной. Во время военных действий там могли найти убежище и жители окрестных поселений. В крепости на Экси-Кермене были созданы не связанные с домами крупные зерновые склады. В многочисленных вырубленных в скале ямах, имевших форму пифосов емкостью более 500 л и закрывавшихся каменными крышками, вмещались десятки тонн зерна (Репников Н.И., 1932, с. 199). Судя по некрополям Эски-Кермена, Чуфут-Кале, Баклы и Мангупа, воины жили в крепостях вместе с семьями.
На могильниках области Дори с начала VII в. в мужских захоронениях многочисленны обычные для византийских союзников воинские геральдические поясные наборы II и III типов, отлитые из серебра и бронзы, а также V типа, штампованные из тонкой пластины. Воины были вооружены двулезвийными кинжалами, узкими однолезвийными и двулезвийными палашами и саблями со слегка изогнутым клинком. В Скалистом обнаружены костяные обкладки сложносоставных луков и железные ромбовидные трехлопастные и плоские треугольные наконечники стрел (Айбабин А.И., 1993а, с. 123, рис. 7, 31). В Чуфут-Кале в склепе VII в. лежали обрывки кольчуги и железные пластины от шлема (Кропоткин В.В., 1965, с. 110). В Скалистом, Лучистом, Чуфут-Кале, на склоне Эски-Кермена найдено несколько обломков железных уздечных грызл с подвижным кольцом или кольца от удил. На склоне Сахарной Головки из разрушенного погребения аланского всадника извлекли удила с двойными кольцами на конце, бронзовые псалии, уздечную пряжку и плакированные золотой фольгой накладки на ремни второй половины VII в., аналогичные известным в степи и на Северном Кавказе (Айбабин А.И., 1982, с. 194, 195, рис. 5, 3–7).
Представление о мужском костюме воина дает литая бронзовая кольцевидная бляха с тремя выступами, обнаруженная в могильнике у Лучистого в одном из женских захоронений второй половины VII в. (табл. 22, 21). Внутри кольца помещена фигура мужчины с разведенными в стороны согнутыми в локтях руками и расставленными согнутыми в коленях ногами. На лице видны брови углубленные, слегка раскосые глаза, широкий приплюснутый нос, рот и подбородок. Он одет в короткую рубашку или куртку и штаны, заправленные в короткие сапоги. На куртке острием процарапаны линии обозначающие портупейные ремни. На голове шапка похожая на треуголку. Ее загнутые края украшены височными подвесками со вставками (Айбабин А.И., 1990, с. 70, рис. 55, 1). Две довольно похожие бляхи с фигурками человека в круге происходят из Поднепровья и Венгрии (Бобринский А.А., 1911, рис. 19; Garam E., 1995, s. 328 taf. 71, 5; 225, 5). Подвески со схематизированными антропоморфными фигурками в круге встречены в аланских погребениях Северного Кавказа (Ковалевская В.Б., 1983, рис. 1, 10–16).
В VII в. и мужчины, и женщины застегивали поясные и обувные ремни и сумки литыми бронзовыми и серебряными пряжками византийского круга. Стали модными различные византийские серьги, перстни, ожерелья и их местные копии. Несколько изменился женский гарнитур. Широкие пояса застегивали орлиноголовыми пряжками II и III вариантов с более длинной соединяющей кольцо и рамку пластиной и большими пряжками с прямоугольным щитком с имитацией кербшнитного декора, со штампованным изображением креста и с тиснеными львами или пантерами (Хайрединова Э.А., 2000, с. 108) (табл. 22, 23). Иногда одежду на плечах еще застегивали парой больших двухпластинчатых фибул или пальчатых привозных германских, боспорских с концентрическими ромбами на ножке и фибул типа Удине-Планис. Преобладали же пары двухпластинчатых фибул, широкопластинчатых подвязных бронзовых или железных фибул, или пары днепровских пальчатых и антропоморфных. Как правило, в захоронениях лежали две разнотипные днепровские фибулы.
С середины VII в. в обиходе появились орлиноголовые пряжки IV, V вариантов и с ромбовидным щитком с длинной соединительной пластиной (Амброз А.К., 1994/1995, с. 52). Женщины уже в основном, не носили двупластинчатые фибулы. Классический остроготский женский гарнитур зафиксирован лишь в нескольких захоронениях в Лучистом и Суук-Су. С орлиноголовыми пряжками IV и V вариантов встречены днепровские пальчатые и антропо-зооморфные фибулы.
Изредка использовались и византийские поясные пряжки В Лучистом и Эски-Керменском могильниках они встречены вместе с двупластинчатыми фибулами с зооморфным резным декором или литыми малыми пальчатыми фибулами на плечах. Оба комплекта аналогичны костюмам VII в. из Византии (Pallas D., 1981, p. 298, fig. 4).
Дети и подростки носили комплекты украшений, подобных содержавшимся в кладах из Поднепровья и Подонья, зарытых славяно-кочевническом пограничье. В отличие от Поднепровья, в Лучистом зафиксировано место находки каждого украшения. На височных костях нашли бронзовые серьги, в области шеи — разноцветные стеклянные и янтарные бусы, пониже лопаток на ребрах — бронзовые пальчатые фибулы, соединенные бронзовой цепочкой с колокольчиками, рядом с левой фибулой и ниже правой фибулы — бронзовые трубочки, одетые на тонкую веревку, в области груди — круглые бляхи с полушаровидным выступом, закрепленные на лежавшую горизонтально трубочку. Под плечевыми костями — трапециевидные бляхи, на правой локтевой кости — бронзовый браслет, в области таза — железный нож и перстень (табл. 22, 22).
В другой гарнитур вместо круглых блях входят прямоугольная бляха и подвески из толстой бронзовой проволоки со спирально закрученными концами. Подобные гарнитуры известны в Венгрии и Восточной Пруссии (Айбабин А.И., 1990, с. 71, 72; Гавритухин И.О., Обломский А.М., 1996, рис. 57; 58, л, м).
Жители крепостей и неукрепленных поселений, выявленных в Лучистом, в окрестностях Баклы (Рудаков В.Е., 1975, с. 27), в Байдарской долине, в Бобровке (Якобсон А.Л., 1970, с. 59, 60, 64, 74), на р. Бельбек в Малом Садовом (Омелькова Л.А., 1990, с. 90), на Южном Берегу близ Гурзуфа (Якобсон А.Л., 1954а, с. 111, 120) и в Партените выращивали хлебные злаки, производили вино, занимались огородничеством и отгонным скотоводством, а на побережье и рыболовством. В одном из склепов в Лучистом найден железный серп, там же в других склепах и в Скалистом обнаружены миски с зерном и ойнохои с винным осадком на стенках. В Партените в усадьбах, сооруженных в VII в, раскопаны домашние винодельни с давильнями, стоками, отстойными ваннами и семью-девятью пифосами емкостью по 450–650 л с винным камнем на стенках (Паршина Е.А., 1991, с. 92). На всех поселениях делали для своих нужд лепную керамику На Эски-Кермене зафиксировано существование с середины VII в. стеклоделательной мастерской (Айбабин А.И., 1976, с. 29). Ювелиры Дори с рубежа VI–VII вв., наряду с названными выше вещами, изготовляли изделия, в декоре которых сочетались искаженные элементы скандинавского звериного и дунайского гепидского стилей. Так декорированы серебряные фибулы из захоронения конца VI в. из склепа 36 из Лучистого и большие пряжки с ромбическим щитком второй половины VII в. (Айбабин А.И., 1990, с. 24, 25, 35, 71, рис. 21, 36). Ремесленники по импортам из Херсонеса и других византийских центров отливали из серебра и бронзы разнообразные поясные и обувные пряжки детали поясных наборов, крестики, серьги, кольца и перстни (Амброз А.К., 1994/1995, с. 54, 55, рис. 2, 10; Aibabin A., 1993, p. 166, fig. 7, 1–3, 6). Они копировали и привезенные из Поднепровья пальчатые фибулы и серьги. Из Лучистого происходят пробная свинцовая отливка такой серьги и бракованные днепровские пальчатые фибулы I варианта.
На поселениях жилые усадьбы рассматриваемого времени сохранились только в Партените. Они состояли из двух-трех помещений площадью 25–30 кв. м, небольшого дворика или вымощенной площадки с крытым водостоком. Стены сложены в два панциря из равномерного необработанного камня с перевязкой углов и забутовкой мелкими камнями и обломками керамики на растворе из земли с большим процентом глины. Камни фасадов подтесаны. Усадьбы были двухэтажными. Нижние помещения использовались для хозяйственных нужд, а в верхних жили (Паршина Е.А., 1991, с. 69, 70).
В конце VI–VII вв. упрочилось положение христианской церкви в Юго-Западном Крыму. В крепости Эски-Кермен византийцы возвели большую трехнефную базилику (Айбабин А.И., 1990, с. 45) (табл. 21, 3). Базилику, вероятно, построили и на Чуфут-Кале. На плато и на его склоне в разные годы найдены три мраморные коринфские капители от ее архитектурного убранства (Веймарн Е.В., 1968, с. 61). Уже с середины VI в. обретает популярность христианская символика. Аланы и готы носят пряжки и перстни с христианским декором и монограммами, кресты, амулеты. Судя по изображениям на перстнях и амулетах из Лучистого, Суук-Су, Эски-Кермена и Скалистого, особо почитались святые Георгий и Мина (Айбабин А.И., 1990, с. 68, 69, рис. 55, 2, 3). Под влиянием христианства появляются изменения в погребальном обряде. С VII в. на Южном берегу хоронят не только в склепах, но и в обычных для византийских христиан плитовых могилах. На некрополях устанавливают христианские надгробия. Однако обряд захоронения все еще мало отличался от прежнего. Вероятно, приходы области Дори принадлежали Херсонской епархии.
Происходящие из раскопок крепостей, поселений и некрополей немногочисленные византийские и херсоно-византийские монеты (Соколова И.В., 1968, с. 262; Айбабин А.И., 1982, с. 186, 187), декоративные мраморы, амфоры и краснолаковые сосуды, сделанные в Византии стеклянные рюмки и бокалы (Chavane М-J., 1975, p. 57, 62, pl. 18; Веймарн Е.В., Айбабин А.И., 1993, с. 194), украшения, поясные наборы документируют торговые и иные контакты населения Дори с Херсоном и многими регионами империи. Существование торговли с Боспором, Подунавьем подтверждают произведенные там и импортированные в область Дори пряжки, фибулы и украшения. В Лучистом даже найдена иранская гемма VII в.
Распространение в Юго-Западном Крыму днепровских пальчатых и антропо-зооморфных фибул и украшений свидетельствует об установлении экономических связей с Поднепровьем. Их развитию способствовала обстановка, сложившаяся в Северопричерноморской степи и в Приазовье в первой половине VII в. По сообщению Никифора, между 634 и 640 годами правитель булгар Куврат восстал против авар, изгнал их из своих земель и заключил мир с Византией. Ираклий возвел его в патрикии (Чучуров И.С., 1980, с. 153/161) Видимо, в VII в. известных авторам VI в. Прокопию, Агафию и Менандру утигуров стали называть булгарами, а кутригуров — котрагами. В Приазовье и на пролегавших через крымскую степь маршрутах перекочевок выявлены их захоронения VII в. в могилах, выкопанных в насыпях ранних курганов, найдены детали поясных наборов и пряжки как первой — Рисовое 2, так и второй половины VII в. — Рисовое 3, Богачевка, Наташино и одновременные антропоморфные амулеты — Айвазовское, Белосарайская коса (Айбабин А.И., 1999, с. 163, 164). С созданием в Приазовье нового независимого объединения племен степи Северного Причерноморья оказались под контролем союзников Византии.
При Юстиниане I Херсон являлся и отдаленным византийским провинциальным городом и крупнейшим форпостом империи в Юго-Западном Крыму. Город вероятно, управлялся викарием — начальником византийского гарнизона, которого со времени правления Зинона назначали из Константинополя. На херсонских монетах периода Юстиниана I помещалась надпись «полис Херсона». Она свидетельствует о функционировании в Херсоне, так же, как и в других городах империи, полисной администрации (Соколова И.В., 1983, с. 112, 113), подчинявшейся викарию. Горожане выполняли морскую повинность (Corpus juris civilis, 1895, Nov. CLXIII, cap. II, p. 751).
Юстиниан I восстановил разрушенные стены Херсона. Это подтвердили археологические раскопки. Были реконструированы ключевые узлы городской оборонительной системы. В портовом районе в V–VI вв. построили вновь куртины XXV и XXVI и башню 23 на их стыке (рис. 3). Необходимую для данных работ известь гасили в известковой яме выкопанной рядом с куртинами. На ее дне найдена монета Юстиниана I. Стены башни поставлены на слой глины специально насыпанный на песчаный грунт (Антонова И.А., 1996, с. 116, 188). В глинистом слое внутри башни содержались фрагменты светлоглиняных и коричневоглиняных с сужением корпуса амфор, известных в Херсонесе с VI в. (Антонова И.А., 1971, с. 104; Романчук А.И., Сазанов A.B., Седакова Л.В., 1995, с. 16–20) (табл. 23, 3, 4, 7). Судя по керамике, извлеченной из нивелировочной засыпи в районе юго-восточного участка обороны, строительные работы здесь проводились во второй четверти VI в. (Голофаст Л.А., 1996, с. 77–78). Тогда же осуществили четвертую перестройку главной городской башни (рис. 3, 17б). В забутовке четвертого строительного периода находились фрагменты светлоглиняных амфор типа Якобсон 1 и монета Юстиниана I (Стржелецкий С.Ф., 1969, с. 21, 23, рис. 2). Одновременно отремонтировали куртину, примыкающие к ней башни XVII/I и XVIII (Антонова И.А., 1976, с. 5–7).
На западном участке, присоединенном к городу в начале VI в. (рис. 3), был создан новый оборони тельный узел (табл. 24, 1). Первоначально, в начале VI в., его оградили стеной, к которой пристроили хозяйственное помещение (1). Одновременно соорудили рыбозасолочную цистерну. Через некоторое время возвели прямоугольную башню (1б) и удвоили толщину куртины I. Вдоль них в материковой скале начали вырубать широкий и глубокий ров (табл. 24, 1, 2), но строители, наткнувшись на своем пути на несколько больших позднеримских склепов (табл. 24, 2) оставили ров незавершенным. Из накопившегося у куртины первого слоя и из нижней части засыпи рва извлекли монеты Юстиниана I и краснолаковые североафриканские миски со штампованными крестиками и птицами (Антонова И.А., 1963, с. 63; 1990, с. 21).
Весьма сложно реконструировать топографию города VI в. Многие раннесредневековые дома уничтожили строители IX–XIV вв. Судя по выявленным во всех его районах остаткам жилых и хозяйственных помещений, производственных объектов VI в., Херсон унаследовал от античности планировку прямоугольными кварталами с прямыми улицами с канализацией и водопроводом из глиняных труб. Его главная улица длиной около 1 км и шириной 6–7 м пересекала город с юго-запада на северо-восток (Якобсон А.Л., 1964, с. 19). Археологические раскопки зафиксировали крупные строительные работы, производившиеся в годы правления Юстиниана I на всей территории города. По мнению А.Л. Якобсона, юстиниановский город отличался от позднеантичного, во-первых, более плотной застройкой, а во-вторых, доминированием возведенных в тот период базилик (Якобсон А.Л., 1959, с. 131, 285). С 1950-х годов ведется реставрация городских базилик и храмов. В процессе новых раскопок и предреставрационного изучения их фундаментов стен и полов установлено, что большинство базилик и два крепостных храма построили не в VI в., а позднее. Лишь несколько крупных базилик возвели в интересующий нас период.
Западную базилику, входящую вместе с часовней, крестообразным зданием и часовней-усыпальницей в единый культовый комплекс, возвели на присоединенной к городу территории (табл. 24). С началом строительства базилики, ограду участка укрепили вторым поясом и засыпали цистерну (Антонова И.А., 1963, с. 61, 63). Постройка базилики и реконструкция стены датированы по монетам Юстиниана I и керамике не ранее второй четверти VI в. Базилика трехнефная, с большим залом с двумя колоннадами из девяти колонн, полукруглой внутри и пятигранной снаружи апсидой, нартексом и, видимо, вторым открытым нартексом (табл. 25, 1). К ее южной стороне примыкает галерея с апсидой. Пол среднего нефа вымощен мраморными плитами, а полы боковых нефов покрыты мозаикой. Видимо, у базилики было стропильное перекрытие с черепичной кровлей. В перевязь с восточной частью северной стены здания возведена прямоугольная крещальня с широкой апсидой. К ней в значительно более позднее время пристроен крестообразный мавзолей с усыпальницей. Рядом расположена одноапсидная часовня. С культовым комплексом связан склеп, высеченный в незавершенном рву у первой куртины (табл. 24, В). Его закрывала закладная плита с крестом с раздвоенными концами и надписью VI–VII вв. — «Да упокоишь здесь, Господи, раба божьего Гота» (Голофаст Л.А. и др., 1991, с. 30, № 15; Яйленко В.П., 1987, с. 168).
А.Л. Якобсон синхронизировал с Западной базиликой близкие ей по декоративному убранству и композиции базилики, открытые в XIX в. на северном берегу «Уваровская базилика» (табл. 8, 3), «Северная», «базилика 1932 г.» (табл. 25, 2, 3), «базилика 1935 г.» (табл. 26), в центре города (базилика № 28), в восточном районе (табл. 25, 4). Тогда же возвели и так называемую базилику на холме Б (№ 14) (рис. 3, 17, 27, 29, 39, 44). Судя по технике кладки зданий, все они строились местными артелями каменщиков (Якобсон А.Л., 1959, с. 183, 188).
Начался растянувшийся более чем на столетие процесс формирования нового раннесредневекового города. Кроме базилик строились жилые дома, открытые в нескольких кварталах вдоль Северного берега. В одном из них при нивелировке участка в рыбозасолочную цистерну на слой рыбы сбросили землю, содержавшую фрагменты амфор VI в., монеты Зинона, Анастасия и Юстиниана I (Белов Г.Д., 1941, с. 222, 223, рис. 36). В квартале XV в. засыпи цистерны Б и разрушенных позднеримских домов поздними были монеты Юстиниана I (Белов Г.Д., Стржелецкий С.Ф., 1953, с. 79–84). В квартале XVII в заполнении цистерны В находились монеты первой половины VI в. фрагменты краснолаковых мисок со штампованными крестами, амфор бытовавших в Херсонесе со второй четверти VI в. (Белов Г.Д., Якобсон А.Л., 1953, с. 118, рис. 10). Впервой половине VI в. в квартале XVIII ликвидировали два винодельческих комплекса. Один из них приспособили под кладовую. На дне его резервуаров и давильной площадки установили пифосы. В яме сделанной в цементном полу давильной площадки обнаружена амфора V–VI вв. (Белов Г.Д., Стржелецкий С.Ф., Якобсон А.Л., 1953, с. 203, 204, рис. 51, а). В процессе новой нивелировки квартала кладовую с пифосами засыпали слоем земли из которого извлекли амфоры VI–VII вв. В северо-восточной части городища при новой застройке квартала II в. одну из цистерн сбросили слой мусора с фрагментами краснолаковой керамики и амфор первой половины VI в. (Рыжов С.Г., 1986, с. 130). Одновременные слои обнаружены в нескольких помещениях в портовом районе (Романчук А.И., Сазанов А.В., 1991, с. 8) и над руинами античного театра (Домбровский О.И., Паршина Е.А., 1960, с. 37).
Сам факт осуществления в городе столь значительных строительных работ свидетельствует о процветании городской экономики. Хотя строители VI в. обычно использовали камень из разобранных ранних домов новостройки конечно же нуждались и в дополнительном количестве камня в кровельной черепице кирпичах оконном стекле. Очевидно все эти материалы производились в городе и его окрестностях. Рядом с крупными объектами (башнями куртинами базиликами) сооружались известеобжигательные печи и устраивались ямы для гашения извести.
Имеются сведения и о других отраслях экономики Херсон поставлял в империю суда и корабельную оснастку (Corpus juris civilis, 1895, Nov. CLXIII, cap. II, p. 751). На Северном берегу в районе XXV и XXVIII кварталов находились стеклоделательные мастерские (Голофаст Л.А., 1998, с. 324). Для новых больших хранилищ сельскохозяйственной продукции, таких как раскопанное в квартале XVIII изготовляли пифосы. В VI в. в городе продолжали засолку рыбы не только в цистернах созданных в более раннее время, но и строили новые (например, в районе античного театра). По подсчетам А.И. Романчук в городе в VI в. одновременно функционировали 10–11 цистерн вмещавших приблизительно 9900 ц рыбы. Рыбу в цистерны загружали дважды в год в осеннюю и весеннюю путины. Скорее всего, такое количество рыбы производили не только для собственного потребления, но и на вывоз (Романчук А.И., 1976, с. 16–18). При обработке рыбы потреблялось большое количество соли которую, наверное, добывали в окрестных соляных озерах, существовавших до XIX в. На территории городской хоры на Гераклейском полуострове раскопаны усадьбы индивидуальных землевладельцев. Они выращивали зерно, виноград овощи (Яшаева Т.Ю., 1994, с. 79–80).
В первой половине VI в. в Херсоне местные мастера копировали привезенные из Средиземноморья трехчастные литые пряжки с овальным кольцом, с трехгранным язычком и щитком. С середины VII в. в городе появились большие пряжки с прямоугольным щитком, с вытисненным в его центре крестом (табл. 19, 8). По форме и конструкции язычка и щитка они близки германским (табл. 19, 1, 3, 4), но декорированы византийскими крестами. Подобные пряжки встречены только в Херсоне и Горном Крыму. Скорее всего, они сделаны в херсонских мастерских (Айбабин А.И., 1990, с. 36, 71, рис. 2, 68; 28, 1; 37, 5, 7–9, 11–13).
В экономике Херсона большую роль играла торговля с другими регионами империи, с соседями и кочевниками. Для украшения новых базилик в город привозили цветную смальту для мозаик, изготовленные в императорских мастерских Проконнесса мраморные капители, колонны, плиты, алтарные преграды и другие детали (Якобсон А.Л., 1959, с. 132, 152). Из причерноморских и средиземноморских городов импортировались краснолаковые сосуды, амфоры, стеклянные изделия, пряжки, а из Подунавья, Остроготского королевства в Италии и Боспора — фибулы, пряжки и украшения (Айбабин А.И., 1990, с. 71, Романчук А.И., Сазанов А.В., 1991, с. 47). Херсон был крупным транзитным портом на самом коротком морском пути из Византии, пролегавшем из Синопы в Крым и далее вдоль южного и восточного берега или по суше в степь. О плавании византийцев по этому пути писал Менандр (Blockley R.C., 1985, fr. 19, 1, p. 171, 173, 275). По Иордану, в Херсон доставляли свои товары и купцы из Азии (Иордан, 1960, с. 71). Херсон был главным экономическим партнером для жителей Дори, которые снабжали его недостающей сельскохозяйственной продукцией. Через Херсон же на территорию Дори поступали необходимые товары (в том числе керамика, стеклянные сосуды, пряжки, раковины каури и другие украшения, декоративные мраморы) из Византии, Северной Италии, Подунавья и других мест. В торговых сделках с жителями Дори наряду с византийскими монетами использовали и херсонские. В Суук-Су и Скалистом найдены херсоно-византийские монеты Юстиниана I (Кропоткин В.В., 1962, с. 33; Соколова И.В., 1968, с. 262; Веймарн Е.В., Айбабин А.И., 1993, с. 167).
В ответ на вторжение тюрков в Причерноморскую степь в 571 г. и захват в 576 г. Боспора администрация Юстина II (565–578) реорганизовала командование византийскими войсками в Крыму и усилила оборону Херсона. Город стал резиденцией дуки — командира всех византийских войск в Крыму. Такое предположение можно сделать основываясь на фрагменте надписи, найденной у южной оборонительной стены «Была построена стена (или башня) при (благочестивейших наших владыках Юстине) и Софии и при (деятельности) дука (Херсона) светлейшего Феагена» (Соломоник Э.И., 1986, с. 213, 214). Надпись фиксирует появление в городе дуки (Цукерман К., 1994/1995, с. 560). В приграничных регионах дука командовал местными войсками и возглавлял гражданскую администрацию (Jones A.H.M., 1973, p. 282, 283, 567). В Херсоне такое совмещение полномочий практиковалось уже со времени Зинона.
Согласно скудным сведениям письменных источников, в VII в. Херсон оставался главным византийским городом в Юго-Западном Крыму. В Херсоне найдена печать 550–650 гг. городского аркария — чиновника, собиравшего налоги, а также печати других чиновников местной византийской администрации (Соколова И.В., 1991, с. 202, 206–209, 213). На протяжении всего VII в. в Херсоне поддерживалось стабильное денежное обращение, имевшее общеимперские черты. В обращении преобладали медные монеты. При Ираклии (610–641) городской монетный двор возобновил чеканку фоллисов (Grierson Ph., 1968, Part 1, p. 38, 381; Соколова И.В., 1983, с. 26–28). Тогда же с целью унификации номинала имевших хождение разновременных монет IV–VI вв. произвели их массовую надчеканку, прировняв к номиналу в 5 нуммий (Анохин В.А., 1977, с. 108). В VII в. монетами, выпущенными в предшествующий период, херсонцы оплачивали товары из Юго-Западного Крыма, где они обнаружены, в основном, в захоронениях второй половины этого столетия (Веймарн Е.В., Айбабин А.И., 1993, с. 167; Айбабин А.И., 1993а, с. 123).
В VII в. завершилось формирование раннесредневекового архитектурного облика Херсона. На западном участке обороны была перестроена башня 1а (табл. 24). В результате увеличился вынос башни за линию стен и улучшилась защита последних (Антонова И.А., 1963, с. 63). В начале XII в. в связи с сооружением двух новых больших трехнефных базилик (Белов Г.Д., 1953, с. 26; Якобсон А.Л., 1959, с. 176) перепланировали кварталы XIX и XXV. Одна из них в 1932 г. раскопана в квартале XXV (табл. 25, 3). В ней сохранились мраморные базы колонн, а в боковых нефах и около солеи — мозаичные полы. Рядом зачищены известковые ямы и известеобжигательная печь, в которых готовили раствор для базилики. Ямы и печь впущены в слой, перекрывавший снесенные более ранние помещения и содержавший фрагменты амфор, краснолаковых сосудов и монету Константа II (641–668). По словам Г.Д. Белова, после завершения стройки ямы засыпали, а снивелированная площадь перед базиликой осталась свободной (Белов Г.Д., 1953, с. 26; 1941, с. 224–232; 1936, с. 20, 29–31; Белова-Кудь Л.Н., 1936, с. 148). Учитывая зафиксированную им стратиграфию в данном квартале, возведение базилики следует датировать не ранее периода правления Константа II.
Вторую одноапсидную базилику с нартексом и экзонартексом раскрыли в 1935 г. в квартале XIX и доследовали в 1950, 1956, 1957 гг. (табл. 26). Она стоит на руинах снесенной синагоги (табл. 9). Полы боковых нефов базилики вымощены мозаикой, среднего нефа — мраморными плитами, сделанными из стенок античных саркофагов. Ее украшали мраморные феодосианские и коринфские капители, скульптура «Добрый пастырь». В слое 3, в который впустили ее фундамент, найдены фрагменты амфор VI — начала VII в. и херсонские монеты Маврикия Тиберия (582–602) (Белов Г.Д., 1938, с. 72–78, рис. 44, 59, Белова-Кудь Л.Н., 1936, с. 148, № 50–51). По утверждению Г.Д. Белова, при строительстве базилики изменилась планировка соседних кварталов XV–XVIII. Участок перед базиликой оставили незастроенным. В кварталах не ранее середины VII в. возвели новые дома и засыпали цистерны (Белов Г.Д., 1953, с. 26). В квартале XV из засыпи цистерны извлекли монету Ираклия или Константа II (Белов Г.Д., Стржелецкий С.Ф., Якобсон А.Л., 1953, с. 212–115, рис. 61–63). Одновременно с базиликой построили дом в кварталах XV–XVI (Белов Г.Д., Стржелецкий С.Ф., 1953, с. 90) и дом с кладовой в подвале в квартале XVIII. На его полу нашли пряжку VII в. типа Сиракузы, фрагменты краснолаковой миски со штампованным крестом, амфоры VI — начала VII в. (Белов Г.Д., Якобсон А.Л., 1953, с. 121; Белова Л.Н., 1953, с. 269, № 109).
В северо-восточном районе целый квартал занимает комплекс, называемый Уваровской базиликой по имени открывшего ее в 1853 г. графа А.С. Уварова (табл. 8, 3). Трехнефное одноапсидное здание с нартексом и экзонартексом, и галереей вдоль южного нефа возвышалось над берегом моря. В атриуме перед экзонартексом находился шестигранный фиал. Улица перед базиликой была вымощена плитами (Якобсон А.Л., 1959, с. 152–160). Базилику возвели на рубеже VI–VII вв. Стена ее внутреннего нартекса поставлена на засыпанный колодец с монетой Маврикия, вероятно, чеканенной в 590-е годы (Косцюшко-Валюжинич К.К., 1902, с. 81; Соколова И.В., 1983, с. 23–26; Hahn W., 1978, p. 415, 471, 472). В.В. Латышев по содержащимся в тексте созданного в VII в. «Жития херсонесских святых» топографическим деталям отождествил Уваровскую базилику с храмом св. Петра (Латышев В.В., 1906, с. 51–56, 62–73).
На площади, замыкающей главную улицу, не ранее середины VII в. построили трехнефную Восточную базилику (рис. 3, 17; табл. 25, 4) (Якобсон А.Л., 1959, с. 165–168). Дата основана на рассмотренной выше керамике из заполнения предварительно засыпанного в квартале I колодца (Сазанов А.В., 1991, с. 61). В начале главной улицы в западном районе близ городских ворот вероятно тогда же соорудили четырехапсидный храм (рис. 3, 54; табл. 8, 2). О дате следует судить по наиболее поздним краснолаковым сосудам, извлеченным из засыпи под полом храма (Кутайсов В.А., 1982, с. 155–166, рис. 8 5, 6) мискам второй половины VI — второй половины VII в. (Fulford М.G., 1984, p. 67, 69, fig. 19, 50–10; Науеs J.W., 1992, p. 100, 101, fig. 40, 57), египетским мискам VII в. (Sodini J-Р., Villeneuve Е., 1992, p. 207, 208, fig. 10, 11). Остатки усадеб VII в. расчищены в Портовом районе. В кладовой одной из них в результате пожара возник слой керамики с монетой Константа II. В слое наиболее поздними являлись имитации амфор, подобные встреченным в Константинополе в слое второй половины VII в. (Романчук А.И., 1975, с. 3–12, рис. 3, а; 5, в; Науеs J.W., 1992, p. 66, 67, 100, 101, fig. 22, 8, 10, 11; 40, 57; 47, 171).
Во второй половине VI–VII вв. городские христианские некрополи располагались на западном берегу Карантинной бухты и за западной оборонительной стеной Довольно часто хоронили в семейных склепах, сооруженных в позднеримское время На некрополях раскопано более тридцати склепов и несколько могил, вырубленных в материковой скале в данный период В склепах лежанки отделялись от остальной части камеры низкими перегородками Иногда в центре камеры делали подпорный столб Покойников погребали в одежде с украшениями и, как правило, в деревянных гробах На гробы ставили керамические и стеклянные сосуды. В дромосе устанавливали надгробные кресты с христианскими, в основном греческими, именами (Якобсон А.Л., 1959, с. 249–260; Айбабин А.И., 1990, с. 69) В.В. Латышев отнес к VI–VII вв. надпись на надгробном кресте из склепа с захоронениями пресвитеров (Латышев В.В., 1896, с. 31, № 34). На закладной плите из склепа в западном рву упомянут гот. В нескольких склепах найдены деформированные черепа и скелет с южнокрымской пряжкой с орлиноголовым щитком (Якобсон А.Л., 1959, с. 256; Зубарь В.М., Рыжов С.Г., Шевченко А.В., 1988, с. 161, рис. 9, 9). Видимо, эти захоронения принадлежали выходцам из области Дори. Сосланный в Херсон в 655 г. римский папа Мартин I отличал ромеизированных граждан («живущие здесь») от «варваров» соседнего региона («те, кто обитает в этой области») (Бородин О.Р., 1991, с. 179, 186).
На протяжении всего VII в. в городе функционировали металлообрабатывающие мастерские. Одна из них выявлена в северо-восточном районе в III квартале. В 1910–1912 гг. там в помещениях XI и 26 нашли тигли, шлаки и форму для отливки металлических вещей. По сообщению С.Г. Рыжова и Н.А. Алексеенко, в 1995–1996 гг. в том же районе в море у берега аквалангисты собрали шлак, бронзовые слитки и бракованные византийские пряжки. Химический состав обнаруженных в разные годы на городище бронзовых слитков, полуфабрикатов и пряжек типа Сиракузы идентичен (Кадеев В.И., 1963, с. 36, 37). В мастерских отливали и другие популярные среди горожан поясные пряжки, в том числе с прямоугольной рамкой, характерные лишь для второй половины VII–VIII вв. С помощью матриц, привезенных из Константинополя и Подунавья, в VII в. делали детали поясных наборов. Продукция мастерских продавалась в Херсоне и в области Дори (Айбабин А.И., 1982а, с. 190–196, рис. 1, 1–5, 8; 2–4; 5, 1). В Крыму отсутствуют месторождения цветных металлов. Очевидно, необходимое сырье привозили из Малоазийских рудников (Романчук А.И., 1976, с. 32).
Городские гончары изготавливали амфоры, пифосы, бытовую посуду (табл. 23, 3-16; 27, 16), строительную керамику (кирпичи с клеймами конца VI — начала VII в., черепицу, трубы) (Якобсон А.Л., 1979, с. 25–28, Романчук А.И., 1976, с. 23, 29, 30). Во второй половине VII в. были засыпаны восемь крупных цистерн, что привело к сокращению переработки рыбы. Однако в городе сохранилось товарное производство соленой рыбы. Ее продолжали перерабатывать не менее чем в 16 цистернах (Романчук А.И., 1976, с. 16). В одном из писем римского папы Мартина I сообщается о вывозе из города в империю соли (Бородин О.Р., 1991, с. 179, 187). В VII в. произошли изменения на сельских усадьбах городской хоры на Гераклейском полуострове. Некоторые из них были заброшены (Яшаева Т.Ю., 1994, с. 79). Одновременно для выпаса скота осваиваются склоны балок восточной Гераклеи (Романчук А.И., 1972, с. 47). Видимо, поэтому уменьшилось производство зерна, и горожане весной испытывали недостаток хлеба. Информация о положении в Херсоне в 655 г. содержится в письмах папы Мартина. В первом письме, написанном в июне, он писал «голод и нужда в этой земле таковы, что хлеб в ней только упоминается по названию, однако его совсем не видят». Во втором письме, отправленном в сентябре сказано «Но до сих пор я не мог купить зерна из нового урожая иначе, чем за номисму четыре модия». Конечно же в словах старого, больного, не по своей воле оказавшегося в Херсоне папы содержатся риторические преувеличения. В сердцах он и херсонцев, и соседних варваров называл язычниками (Бородин О.Р., 1991, с. 179). Возможно, он описал реальные сезонные затруднения с продовольствием и его дороговизну. Однако из его писем нельзя сделать вывод о крахе городской экономики, натурализации хозяйства и ликвидации денежного обращения. Рассмотренные выше факты характеризуют Херсон VII в. как византийский город с развитым товарным производством и с широкими торговыми связями. Последние документируются и происходящими из Херсона печатями VII в. византийских коммеркиариев, в том числе главного коммеркиария апотеки Константинополя 688/689 г. (Соколова И.В., 1991, с. 205, 206, 208, № 10, 26).
Этнополитическая обстановка на полуострове коренным образом изменилась в результате завоевания степей Северного Причерноморья хазарами. Об этом тюркском народе, входившем в западную конфедерацию Тюркского каганата, сохранилось много сведений в арабских, армянских, китайских, еврейских и византийских источниках. Из них мы узнаем, что во второй половине VII в. хазары вытеснили болгар с пастбищ Восточного Приазовья и Северного Причерноморья, что уже в самом начале VII в. наместники хазарского кагана правили «от его лица» в Фанагории и на Боспоре. А в письме хазарского царя Иосифа сановнику Омейядской Кордовы Хасдаю ибн Шафруту (904–975) содержится официальная версия истории хазар.
В отличие от письменных источников, материальные следы присутствия хазар в Крыму очень скупы. Только за последние десятилетия удалось пополнить их открытиями жилых и общественных построек на Боспоре, достаточно скромных, но бесспорно связанных с пребыванием в этом городе хазар.
С вторжением хазар связана картина тотального разрушения, открытая раскопками на сравнительно небольшом участке в портовой части города. Она помогает понять тот масштаб разрушений, который претерпел отстроенный Юстинианом Боспор. Базиликальный комплекс, существовавший уже не менее двух столетий, был уничтожен до основания, от стен осталось два ряда камней, мраморные полы разобраны. Полуметровый слой, перекрывавший остатки, вероятно, одного из самых больших зданий Боспора, содержал выразительные находки VIII–IX вв. Это обломки краснолаковых блюд плохого качества, встречавшиеся в слоях VII–VIII вв. на Таманском городище (Плетнева С.А., 1963, с. 33–35, рис. 20), ранние формы красноглиняных кувшинов с диаметром венчика, не превышающим 8-10 см (Плетнева С.А., 1963, с. 63, рис. 33), амфоры с высоким горлом, уплощенным венчиком и мелким зональным рифлением (Якобсон А.Л., 1969, с. 307).
Особенно интересным объектом, обнаруженным в этом слое, оказался врытый в землю пифос с громадным количеством яичной скорлупы и скоплением мелких черепков амфор из яркой красной глины с венчиками, аналогичными венчикам красноглиняных кувшинов и такими же как у них плоскими ручками. Но на этом сходство их с кувшинами заканчивалось, днища их оказались остроугольными. Эта находка дает веские основания предполагать генетическую связь популярной тары IX–XI вв. — красноглиняных кувшинов «тмутараканского» типа с остродонными красноглиняными амфорами VII–VIII вв. В числе керамических находок около пифоса были два обломка белоглиняной византийской керамики второй половины IX в. Таким образом, культурный слой, образовавшийся над развалинами базилики юстиниановского Боспора, хронологически не выходит за рамки VIII–IX вв., т. е. соответствует времени хазарского господства в Крыму.
Самое выразительное свидетельство пребывания хазар на Боспоре — белокаменная крепость, возведенная на руинах Юстинианова строительства. В слое хазарского времени обнаружены остатки мощного сооружения, состоящего из двух параллельно идущих стен на расстоянии полуметра одна от другой (Макарова Т.И., 1998, с. 356–357, рис. 9, 11). С северной стороны к одной из них видимо, наружной, примыкают два контрфорса. Двухпанцирные стены метровой ширины сохранились на высоту пяти рядов камней. Панцири сложены на глине из подтесанных камней ракушечника правильными рядами. Забутовка между панцирями состоит из рваного камня, смешанного с землей.
Особо надо подчеркнуть, что отдельные участки панциря выложены «в елочку». Известно, что этот антисейсмический прием был широко распространен в постройках Хазарии (Плетнева С.А., 1999, с. 143). Стены были прослежены на протяжении 15 метров, из них — 6 м непрерывной кладки, остальные — частично, под постройками более позднего времени (табл. 28, Б, В). Фундаментальность кладок и большая их протяженность позволяют говорить об оборонительном назначении открытого сооружения. Очевидно, это часть хазарской цитадели, построенной на удобном, выступающем в море, мысу. Почти через тысячу лет на этом месте будет сооружена турецкая крепость, простоявшая до 1827 г. и запечатленная на миниатюре 1824 г. (Ашик А., 1848; Макарова Т.И., 1998, с. 344, рис. 1).
Хазарская цитадель была не единственной монументальной постройкой на этом оживленном месте. В 65 м к югу от ее стен обнаружены остатки какого-то сооружения, построенного на участке, где тремя столетиями позже будет воздвигнута сохранившаяся до наших дней церковь Иоанна Предтечи (табл. 28, А). Мы никогда не узнаем ни его характера, ни планировки его развалины перекрыты церковью. Но в одном месте около ее южной стены был обнаружен угол фундаментальной постройки, уходящей под церковь (табл. 28, Г). Первоначальная ширина ее двухпанцирных стен достигала 1 м. Сложены они из подтесанных камней ракушечника местами «в елочку», с забутовкой из мелких камней между панцирями. Внешний панцирь до основания разрушен ямами могил прицерковного кладбища. Внутри пространства, ограниченного стенами, сохранились участки с вымосткой из серого плитняка. Северный торец кладки обрывался в полуметре от фундамента церкви, но вымостка из плитняка подходит к нему вплотную, свидетельствуя о разрушении всей постройки во время возведения церкви (Макарова Т.И., 1998, с. 382–383).
Как и остатки стен цитадели, остатки постройки на месте церкви залегали на глубине 2,7–3 м от современной поверхности, что дает основание считать их одновременными. Фундаментальность ее стен и мощение пола говорят о не рядовом характере сооружения, воздвигнутого хазарами, вероятно, в пределах цитадели.
Совсем другое строительство располагалось в нескольких сотнях метров к западу от стен цитадели, здесь селился простой люд, соорудивший свои дома в слое с пожарищем, перекрывшим остатки построек VII в. (Айбабин А.И., 2000, с. 168–176) (табл. 28, Е, Д). Находки монет полуфоллиса Ираклия с соправителем Ираклием Константином (612–638) и фоллиса Юстиниана (686/687), дают основание связать обнаруженные следы пожара с упомянутым патриархом Никифором вторжением хазар в Причерноморье.
Застройка этого участка продолжалась долго. Нижний горизонт напластований, в которых сохранились руины хазарских построек, датируется VIII — первой половиной IX в. Верхний горизонт с их остатками датируется концом IX–X вв., о чем свидетельствует выразительный амфорный материал, находящий прямые аналогии в соответствующих слоях Саркела и Херсона (Плетнева С.А., 1959, с. 244, рис. 28–29; Якобсон А.Л., 1979, с. 73). Сами жилища не однородны. Одно из них представляет собой прямоугольное с закругленными углами помещение с глинобитными стенами и слегка (на 0,2 м) углубленным земляным полом. На нем, ближе к углу, был устроен типичный для кочевников открытый тарелкообразный очаг, обмазанные глиной и обложенный плоскими камнями и обломками жерновов. К нему примыкала яма с золой и костями домашних животных.
Другой тип жилищ представлен остатками трех прямоугольных в плане, с закругленными углами помещений с глинобитными стенами, поставленными на каменный цоколь. Цоколь представлял собой двухпанцирную стену из камней ракушечника, местами положенными «в елочку», с забутовкой из мелких камней и земли. Пол жилища, как и в первом случае, немного углублен. Одно из жилищ было двухкамерным, в центре большого (жилого) помещения был устроен овальный очаг, обмазанный глиной, а в хозяйственной пристройке такой же очаг находился в углу.
Самые близкие аналогии жилищам обоих типов обнаружены на многих синхронных им поселениях Крыма (см табл. 33), Приазовья и Нижнего Дона (Плетнева С.А., 1967, с. 58–64). Обычно в жилищах второго типа, наиболее близких к византийским образцам, в углу ставились сложенные из камней печи, но наряду с печью в центре пола иногда сооружался характерный для кочевнических жилищ открытый очаг (Гадло А.В., 1969, с. 165, рис. 5).
Смешение различных строительных и бытовых традиций в хазарских жилищах наглядно свидетельствует о поисках оптимальных вариантов обустройства домов недавних кочевников, оседающих на землю, но помнящих еще обычаи своего кочевого прошлого. От них они не могли избавиться даже на развалинах тысячелетнего Боспорского царства с сохранившимися еще следами строительства античной поры.
Жилые постройки хазарского времени на Боспоре получили убедительные хронологические ориентиры благодаря сопутствующему керамическому материалу. Это амфоры с горизонтальным и горизонтально-зональным рифлением (табл. 28, 6, 7), кухонные горшки с линейным орнаментом (табл. 28, 5) лощеные сосуды (табл. 28, 10), красноглиняные кувшины с рельсовидным венчиком, иногда со смоленой внутренней поверхностью, так называемого «тмутараканского» типа (табл. 28, 1–4). Вместе с этими типичными для хазарского времени керамическими формами встречаются обломки лепных кухонных горшков, а также тонкостенных стеклянных чаш и поддонов, рюмочек (табл. 28, 11–13). Все это — надежные индикаторы напластований, содержащих остатки жизнедеятельности хазар в Крыму на протяжении VIII–X вв. (Айбабин А.И., 2000, с. 172–173).
Подобные материалы обнаружены во многих городах Крыма и Таманского полуострова, в которых осели хазары, вторгшиеся в конце VII в. из Прикаспийских степей. Они обнаружены в Патрее, Тиритаке, Кедах, Гермонассе, где на развалинах построек VI–VII вв. были открыты хазарские жилища, дошедшие до нас в гораздо лучшей сохранности, чем боспорские (Айбабин А.И., 1999, с. 188).
Археологические данные о пребывании хазар на Боспоре трудно назвать богатыми. Однако они дают представление не только об учиненных хазарами в городе разрушениях и пожарах, но и об их собственном фундаментальном и бытовом строительстве, о некоторых сохранившихся в нем традициях, о своеобразном, характерном для хазарского времени керамическом комплексе.
Несмотря на фрагментарность дошедших до нас открытых раскопками крупных строений, можно, по нашему мнению, сделать предварительные предположения об их функциональном назначении.
Так, мощная система двух стен, вероятно, представляет собой часть северо-восточной стены цитадели. В ней сосредоточивались органы управления городом. В сочинении византийского хрониста Феофана Исповедника «Хронография», написанном между 810 и 814 гг., содержится упоминание об архонте Боспора Валгице (Чичуров И.С., 1980, с. 18). Цитадель на Боспоре вполне согласуется с присутствием здесь хазарского гарнизона, начальником которого мог быть Валгица (Айбабин А.И., 2000, с. 168).
Труднее определить назначение постройки, угол которой открыт около южной стены храма Иоанна Предтечи. С уверенностью можно говорить о ее не жилом, а скорее общественном, может быть, культовом характере. Но какому культу она принадлежала, христианскому или иудейскому, сказать трудно. Оба варианта возможны, бесспорным кажется только ее размещение в пределах хазарской цитадели. Возведение христианской церкви на месте обнаруженной раскопками достаточно фундаментальной постройки логично рассматривать в качестве дополнительного аргумента в пользу второго варианта. Тем более что одноапсидная «базилика 1935 г.» в Херсоне тоже была поставлена на руинах синагоги (Завадская И.А., 1996, с. 94–104). Важен и тот факт, что на Боспоре, как это следует из письма патриарха Фотия, написанного около 873 г. архиепископу Боспора, в городе существовала иудейская община (Айбабин А.И., 1999, с. 189–190).
Обстоятельства гибели построек хазарского периода сопоставимы с гибелью юстиниановского Боспора, они подверглись тотальному разрушению. Цитадель была разрушена почти до основания, поверхность была снивелирована и перекрыта мостовой из крошки ракушечника, из которого был воздвигнут квартал по всем правилам византийского градостроительства.
О времени этих событий позволяет судить с достаточной уверенностью археологический материал. Слой, синхронный остаткам разрушенной хазарской цитадели, содержал обломки белоглиняной византийской керамики второй половины IX–X вв., причерноморских амфор IX — первой половины X в., красноглиняных кувшинов «тмутараканского» типа с узким горлом и слабо профилированным венчиком с четкой продольной полосой, византийских стеклянных браслетов с росписью. По этим находкам разрушение хазарской цитадели следует отнести к X в. Именно к концу этого столетия новые кочевники мадьяры и тюрки-печенеги начали активно вытеснять хазар из их владений в Северном Причерноморье, а Византия, воспользовавшись этим свела свои давние счеты с хазарами и вернула под свое управление многие крепости и города Крыма. В числе их был и Боспор.
В период вторжения в Восточный Крым хазары вели примитивное таборное кочевое хозяйство, весь год передвигаясь по степи. По определению С.А. Плетневой, такое хозяйство типично для первой стадии кочевания. Хазары хоронили в разбросанных по степям курганах предшествующего времени или в специально скрытых могилах (Плетнева С.А., 1982, с. 16, 17, 27). В степях Крыма выявлены оставленные хазарами одиночные могилы кочевников, погребенных головой на северо-восток или восток (Айбабин А.И., 1999, с. 183, 185). В мужских захоронениях находились полный скелет коня или его «чучело», от которого в могиле сохранялись череп и отчлененные кости ног, а иногда только череп коня. Кроме того, погребения всадников сопровождались наборами оружия.
В кургане, раскопанном близ с. Портовое, в подбойной могиле на дне подбоя зачищен скелет мужчины, у северо-восточного борта ямы — череп овцы, рядом со ступенькой — кости овцы, а на ступеньке — скелет лошади, ориентированный черепом на северо-восток. В могиле нашли железный меч, наконечники стрел, детали поясного набора и конской сбруи (табл. 29, 1–7). Биметаллические наконечники ремня и бляшки из Портового состоят из литой серебряной основы с отверстиями, в которые припаяны золотые гнезда со вставками из коричневого стекла, окаймленные золотыми зернинками. Декорированные в подобном стиле вещи распространились во второй половине VII в. из Византии (Айбабин А.И., 1985, с. 200). Самыми поздними в Портовом являются пряжки с трапециевидной рамкой, типичные для крымских комплексов последней четверти VII и начала VIII в. В Восточном Крыму в Новопокровке могилу выкопали на территории заброшенного античного поселения. Скелет женщины ориентирован черепом на северо-восток (табл. 29, 8-18). Под костяком прослежен древесный тлен от носилок или настила. Справа и слева от шейных позвонков лежали золотые височные подвески, украшенные зернью и вставками из красного, синего и зеленого стекла в верхней части грудной клетки — круглая золотая бляха со вставками из альмандина и три янтарные бусины, у кисти левой руки — сломанное в древности бронзовое зеркало и пинцет, у кисти правой руки — череп, кости ног и ребра овцы или козы, на тазовых костях — железные нож и шило (Гаврилов А.В., 1996, с. 111, 112, рис. 1). Аналогичные подвески извлечены из могил конца VII в. из Прикубанья (Михаэльсфелд) (Кондаков Н.П., 1896, с. 200–202, рис. 115–116) и Уфы (Ахмеров Р.Б., 1951, рис. 36). Названные могилы по конструкции и обряду захоронения близки к погребениям VII — начала VIII в. тюрков-тугю, открытым на Алтае, в Туве, в Восточном Казахстане, в соседних регионах (Спришевский В.И., 1951, с. 33, рис. 1, 3; Гаврилова А.А., 1965, с. 58–60, 104–106, табл. XXXI, Вайнштейн С.И., 1966, с. 334; Кызласов Л.Р., 1979, с. 121, 138; Худяков Ю.С., 1980, с. 195, 201; Кубарев В.Д., 1981, с. 90, 91; Могильников В.А., 1981, с. 31–33) и на путях миграций хазар в Нижнем Поволжье (Синицын И.В., 1947, с. 130–131; Максимов Е.К., 1956, с. 75).
Несомненно, Боспор был одним из первых поселений, на которое, по словам Никифора, напали хазары (Чичуров И.С., 1980, с. 162). Затем они уничтожили на Керченском полуострове и другие малые города и поселения. В последней четверти VII в. от пожаров погибли базилика дома и винодельни в Тиритаке, постройки в Илурате, Китее и других городах.
По сообщениям письменных источников, в византийском Боспоре с начала VIII в. был расквартирован хазарский гарнизон, контролировавший Боспорский пролив — важнейший участок пути из Византии в Приазовье и далее в Азию. В рассказах о событиях 704 г. Феофан писал об архонте Боспора Валгице и о наместнике кагана в Фанагории Папаце (Чичуров И.С., 1980, с. 62, 63), а Никифор назвал местным хазарином архонта Фанагории (Чичуров И.С., 1980, с. 163). Многие видят и в Валгице хазарского наместника (тудуна) на Боспоре (Кулаковский Ю.А., 1996, т. III, с. 270, 271; Vasitiev А.А., 1936, p. 84, 85; Moravesik Gy., 1958, s. 86; Новосельцев А.П., 1990, с. 144; Цукерман К., 1998, с. 675).
В последней четверти VII в. болгары кочевали в степях Приазовья и Северного Причерноморья кровнородственными общинами — куренями. Захватившие степные пастбища болгар Батбаяна хазары лишили их кормовой базы. Некоторые орды болгар мигрировали с территории Великой Булгарии в Донские степи, а другие в Крым (Плетнева С.А., 1982, с. 49, 52; Гадло А.В., 1991, с. 100), где обосновались на незаселенных землях в Восточном и Центральном Крыму. Болгарские курени были вынуждены перейти к пастушеско-земледельческому хозяйству. По мнению С.А. Плетневой, в процессе его освоения из общин-куреней выделились большие семьи-аилы, владевшие многочисленным скотом (Плетнева С.А., 1982, с. 37–38).
Принадлежавшие аилам неукрепленные поселения выявлены на Тарханкутском полуострове в Ойрате (106)[7] и Лазурном (108), на Керченском полуострове, в Пташкино (76), Калиновке (95), Бранном Поле (96), Ерофеево (100) и Фронтовом (101), в Илурате (80), Героевском (79), Тиритаке (81), в Юго-Восточном Крыму в Кировском (103) и, вероятно, на холме Тепсень (72), в Центральном Крыму в Курортном (63), на Ак-Кае (68), в верховьях реи Зуя в урочище Тау-Кипчак (64) и др.
В Тиритаке новые поселенцы вскоре после разрушения византийской базилики устроили в ее развалинах жилище, которое стратиграфические наблюдения позволяют отнести к началу VIII в. (Гайдукевич В.Ф., 1952а, с. 67–72; Гадло А.В., 1980, с. 144–145). На участке X на давильной площадке разрушенной пожаром винодельни поставили стену дома VIII–IX вв. (Гайдукевич В.Ф., 1952а, с. 49–55). Поселения, открытые в окрестностях с Героевское (Гадло А.В., 1969, с. 167; Зинько В.Н., Пономарев Л.Ю., 2000, с. 189), во Фронтовом, в Морском, Ойрате, Лазурном (Щеглов А.Н., 1970, с. 256–257, 260, рис. 2, 2, 4, 5) и в Пташкино 7 (Гадло А.В., 1980, с. 135), судя по обнаруженным на их территории фрагментам амфор, видимо, возникли в конце VII в.
И.А. Баранов почти полностью исследовал поселение Тау-Кипчак. На площади 80 га он выявил 34 жилых и хозяйственных помещения, более 50 хозяйственных ям и множество очагов (табл. 30, 1). Постройки располагались пятью кустами. Каждый из них состоял из трех или девяти групп помещений. Группу составляли два-три строения, расположенных рядом. В каждой группе только одно строение с очагом было жилым. Всего в Тау-Кипчаке жило до 25 семей. По расчетам И.А. Баранова, вначале урочище занял один курень из девяти семей, численностью до 70 человек. Как он полагает, на первом этапе поселение с временными жилищами было полукочевым аильным (Баранов И.А., 1990, с. 36–39). По заключению С.А. Плетневой, такие поселения создавались при переходе от кочевой формы хозяйства к оседлой (Плетнева С.А., 1982, с. 37–38).
Время существования поселения Тау-Кипчак по комплексам амфор, извлеченным из хозяйственных ям и помещений, И.А. Баранов ограничил второй половиной VII — серединой VIII в. (Баранов И.А., 1990, с. 26–34, рис. 9-11). По несколько уточненным данным время основания поселения можно датировать рубежом VII–VIII вв., а гибели — серединой IX в. (табл. 31) (Айбабин А.И., 1999, с. 192, 193, 220).
Вероятно, под давлением хазар в Юго-Восточный Крым переселились и сугды. Так византийцы называли низовых прикубанских адыгов. Они основали на побережье ремесленно-торговое поселение Сугдея (Гадло А.В., 1991, с. 100). Опубликованные в статьях И.А. Баранова находки из раскопок в Судаке датируют возникновение города не ранее последней четверти VII в. В письменных источниках Судак впервые упомянут в Космографии Равеннского анонима конца VII в., где он назван Сугдеей «Sugdadon» (Васильевский В.Г., 1915, с. CXLV). Наиболее ранней печатью из найденных в Судаке является моливдовул 696/697 г. Кириака апоипата и главного лагофета Константинополя (Шандровская В.С., 1995, с. 120–121).
После разгрома, учиненного арабами во время второй арабо-хазарской войны (722–737 гг.) на территории Хазарского каганата в Предкавказье (Dunlop D.M., 1954, p. 69–85; Артамонов М.И., 1962, с. 210–224), очевидно, началась вторая миграция болгарских племен в контролируемый хазарами Крым. Около середины VIII в. в Северо-Западном, Восточном и Центральном Крыму возникают десятки новых поселений, некрополей и гончарных центров на Лебяжьих островах (104), Калос-Лимене (105), в Тарпанчи (107), Беляусе (109), Евпатории в санатории «Чайка» (110), Саках (111), Песочном (112), на мысе Чауда (74), на горе Опук (75), над руинами Китея (77), Мирмекия (83) и Зенонова Херсонеса на мысе Зюк (84), в Заветном (78), Алексеевке (85), Чистополье (86), Репьевке (87), Слюсарево (88), Зеленом Яру (59), Песочном (90), Азовском (91), Мысовом (92), Семеновке (93), Семи Колодезях (94), Королево (97), Кирово (98), Луговом (99), Птичкино (102), в Юго-Восточном Крыму в окрестностях Феодосии в Дальних Камышах (73), в Тихой Бухте (71), Щебетовке (70), на холме Кордон-Оба (69), на мысу Ай-Фока (61), в Морском (60), Чабан-Куле (59), Приветном (57), на дороге из Приветного в Белогорск (58), в Канаской балке (56), Рыбачьем (55) и Малореченском (54), на границе степи и гор на Петровских скалах (34), в Лозовом (55) и Фонтанах (32), Почтовом (31).
Скорее всего, вновь переселившиеся в Восточный и Северо-Западный Крым болгары мирно осели на свободных землях.
В Тиритаке, на холмах Кордон-Оба и Тепсень исследованы принадлежавшие жителям поселений некрополи с плитовыми и грунтовыми могилами трех вариантов 1 — с заплечиками и перекрытием из плит, 2 — с заплечиками и перекрытием из дерева и 3 — с деревянными гробовинами (табл. 32, 1, 2). Выявленные на Кордон-Обе и Тепсене грунтовые могилы первого варианта такие же, как и известные в Крыму со второй половины VII в. (Бабенчиков В.П., 1958, с. 110, рис. 13, табл. 1; Айбабин А.И., 1993а, с. 129). На Тепсене в могиле № 14 лежал солид Константина V Копронима, чеканенный в 741–751 гг. и обычные для «салтово-маяцкой» культуры серьги второй половины VIII–IX вв. (Бабенчиков В.П., 1958, табл. 1; Кропоткин В.В., 1962, с. 34). На Кордон-Обе извлекли типичные для салтово-маяцкой культуры серьги, украшения и детали поясных наборов второй половины VIII–IX вв. (Айбабин А.И., 1993а, с. 128). Некоторые могилы на Тепсене выкопаны после разрушения базилики. Они выложены плитами с остатками штукатурки, взятыми из руин храма (Бабенчиков В.П., 1958, с. 110–114). В плитовой могиле 16 найдены солид Константа V и арабский динар времени ал-Масуди 138 г. х. (755/766 г.) (Кропоткин В.В., 1962, с. 34).
Грунтовые могилы второго и третьего вариантов близки болгарским из Нижнего Подонья, бассейна Северского Донца, Поволжья и Южного Приуралья (Генинг В.Ф., Халиков А.Х., 1964, с. 8–12, 72–89, 121, 122, 131–135; Плетнева С.А., 1967, с. 99; Казаков Е.П., Халикова Е.А., 1981, с. 23, рис. 1; Красильников К.И., 1990, с. 28, 29; 1991, с. 63, 67, 70, 75).
Основываясь на материалах поселений А.В. Гадло и И.А. Баранов разработали типологию жилищ осевших на полуострове болгар (табл. 33). Первые поселенцы в Тау-Кипчаке и Пташкино сооружали бесстолбовые полуземлянки с очагом в центре. Они перекрывались многоскатной крышей, опиравшейся на землю или плетневую обмазанную глиной стенку (Гадло А.В., 1980, с. 134–135; Баранов И.А., 1990, с. 41). Рядом располагались хозяйственные ямы и помещения с тарной и кухонной керамикой и другим инвентарем. Аналогичные полуземлянки второй половины VIII–IX вв. зачищены на холме Кордон-Оба и в Евпатории (Баранов И.А., 1990, с. 47). На склоне Кордон-Обы на полу землянки лежала салтово-маяцкая бляшка IX в. (Айбабин А.И., 1977, с. 233, рис. 2, 40; 1993а, с. 124–125, рис. 2, 38). После того как полуземлянку оставили жители, ее превратили в мусорную яму. Одновременно сооружали жилища, в которых по верхнему краю котлована из камня и сырцового кирпича выкладывались стены. На 0,5 м над уровнем пола возвышалась печь-каменка с дымоходным отверстием. Подобные печи нашли в боспорских сельских и городских домах предшествующего периода. В Тау-Кипчаке двускатная крыша жилищ лежала на четырех столбах, а в Героевском — на трех (Гадло А.В., 1968, с. 81–83, рис. 21; Баранов И.А., 1990, с. 41–44).
Первые наземные постройки с полом, заглубленным в землю на 0,23 м, и стенами, сложенными из мелких плоских камней и сырцовых кирпичей в елочку по планировке не отличаются от полуземлянок. Углы стен не перевязаны. Борта котлованов выложены камнем. В последний период в Тау-Кипчаке строят дома из двух помещений с заглубленными в землю полами и печью (Баранов И.А., 1990, с. 45), близкие зачищенным в Героевском, Пташкино, с амфорами и кувшинами VIII–X вв. и характерным хазарским перстнем со стеклянной вставкой и четырьмя лапками второй половины VIII–IX вв. (Гадло A.B., 1969, с. 165, рис. 6; 1980, с. 131–133, рис. 2). На поселениях Тиритака и Илурат, в Алексеевке (Шелов Д.Б., 1957, с. 98–103) и на холме Тепсень такие дома строили в XI в. На холмах Кордон-Оба, Тепсень и в Мирмекии во второй половине VIII–IX вв. сооружали дома и из одного помещения.
В Тау-Кипчаке стены домов сложены из камня в елку без раствора. На других поселениях стены имеют невысокий цоколь, на котором на глиняном растворе в елку уложены два ряда лицевой кладки с забутовкой из мелких камней. В некоторых домах стены на стыках закруглены. Эти дома по планировке, конструкции и технике кладки стен сильно отличаются от более ранних боспоро-византийских. Строители, сложившие стены без фундамента и без перевязи, явно не были знакомы с технологией каменного домостроительства. Прием кладки в елку видимо, привнесен хазарами из Приморского Дагестана (Плетнева С.А., 1967, с. 63; 1991, с. 104; Магомедов М.Г., 1983, с. 150, рис. 58). Очаги и небольшие хозяйственные пристройки типичны для жилищ оседающих на землю кочевников (Плетнева С.А., 1967, с. 63). Такие же элементы описанных домов, как каменные цоколи и глинобитные стены, заимствованы из боспоро-византийской домостроительной традиции. Новый тип жилища возник в боспорских городах у поселившихся в них хазар и болгар (Плетнева С.А., 1991, с. 101, 104; Айбабин А.И., 2000, с. 169–173).
В IX в. почти на всех перечисленных поселениях стали возводить усадьбы с жилыми помещениями с глиняными полами и каменной печью, отдельно стоящими хозяйственными постройками и с огражденным двором. Стены сложены в елку либо целиком из камня, либо из саманных кирпичей на каменном цоколе (Гадло A.B., 1971, с. 74; Баранов И.А., 1990, с. 50, 51).
В Крыму болгары освоили земледелие и новый тип скотоводства. В окрестностях Тау-Кипчака И.А. Баранов выявил признаки полеводства. Перед распашкой в пойме реки и на склонах лес был вырублен и сожжен. В раннем жилище обнаружена каменная зернотерка, а в более поздних — жернова от ручных мельниц, ступы для лущения проса. Жернова лежали почти во всех домах в Тиритаке, на Илурате, на холмах Кордон-Оба и Тепсень, и на других поселениях. Пара жерновов с Кордон-Обы изготовлена из зеленого трасса, добытого рядом в горном массиве Карадаг. Мастерские по их производству известны на Керченском полуострове и близ Судака. В Тау-Кипчаке на Тепсене и Кордон-Обе найдены железные серпы. Почву обрабатывали тяжелы мимотыгами подобными применявшимся в Византии при подготовке поля под посев и при прополке сорняков. Из Героевского происходят зерна ячменя ржи и пшеницы, а с Кордон-Обы — зерна проса. Остеологические материалы свидетельствуют об изменении состава стада. Преобладали кости коровы, свиньи и овцы. Количество лошадиных костей не превышало четверти. В процессе оседания болгары создали продуктивное сельское хозяйство, которое давало возможность не только удовлетворять собственные потребности, но и вывозить продукты на продажу (Баранов И.А., 1990, с. 69–79).
На поселениях болгар развивались прядение производство лепной и гончарной кухонной керамики (табл. 34, 35) ткачество и другие ремесла. С холма Тепсень происходят формы для отливки из цветных металлов салтово-маяцких украшений и деталей поясных наборов. На Тепсене и на Кордон-Обе функционировали кузни (Фронджуло М.А., 1968, с. 143–151). В Коктебельской бухте у обрыва Тепсеня найдены обломки бракованных красноглиняных северопричерноморских амфор. Боспорские гончары создали крупные центры на берегу Черного моря между Судаком и Алуштой. В Чабан-Куле и Канакской Балке раскопаны большие печи, состоявшие из топочной (длина до 5,2 м, ширина до 5,6 м) и обжигательной камер, с кирпичным сводом. Они сложены из сырцового кирпича, обожженного в процессе функционирования печей. В печах обжигались северопричерноморские амфоры, красноглиняные кувшины «тмутараканского типа» и фляги (табл. 35, 9, 10). Печи для обжига амфор известны в других прибрежных селах в Рыбачьем, Морском, Малореченке (Якобсон А.Л., 1979, с. 38–53). В результате петрографического анализа установлено, что амфоры использовались не только на местных поселениях, но и вывозились на поселения в Подонье (Ковнурко Г.М., 1968, с. 122). Из Хазарии поступили найденные на Тепсене арабские монеты VIII в. (Бабенчиков В.П., 1958, с. 141). В Героевском, Пташкино, Тиритаке, на Кордон-Обе и Тепсене многочисленны фрагменты аналогичных византийских рюмок и лампадок.
В первой половине VIII в., благодаря динамичному росту экономики Восточного Крыма, Сугдея стала важным хазарским торговым портом региона. Вероятно, в начале столетия они создали в городе таможню. В акватории порта найдено свыше 400 византийских печатей VIII–XII вв. Опубликованные В.С. Шандровской печати свидетельствуют о ведении Сугдеей прямой торговли с Константинополем и другими византийскими портами Малой Азии (Шандровская В.С., 1995, с. 120–122).
Византия смирилась с потерей почти всех своих владений в Крыму и поддерживала дружественные отношения с Хазарией. Император Лев III (717–741) в 732–733 гг. женил своего сына, будущего императора Константина V (741–775) на дочери кагана, «обратив ее в христианство и назвав Ириной» (Чичуров И.С., 1980, с. 68, 166, 183). Каган, относясь благосклонно к христианам, не препятствовал созданию в Хазарии новых епархий.
В.Г. Васильевский, А.Л. Бертье-Делагард и А.В. Гадло, основываясь на тексте жития Стефана Сурожского, считают, что при патриархе Германе (715–730) в Сугдее была создана епархия, которую при Константине V Копрониме (741–775) возглавил епископ Стефан (Васильевский В.Г., 1915, с. CLXIII; Бертье-Далагард А.Л., 1920, с. 43, 50, 133; Гадло А.В., 1991, с. 100). О веротерпимости хазар в Крыму свидетельствуют и археологические исследования. На плато Тепсень раскопана одна из крупнейших на полуострове трехнефных базилик (длина 37,6 м, ширина 12,4 м). Ее возвели в третьей четверти VIII в. (Кропоткин В.В., 1958, с. 213, рис. 6). Тогда же маленький храм построили на поселении болгар на холме Кордон-Оба (Баранов И.А., 1990, с. 133–135, рис. 52). К 750–780 гг. А.В. Гадло приурочил создание христианских храмов на других болгарских поселениях в Героевском и Пташкино. Для обоснования датировки второго храма важна стратиграфия, зафиксированная в раскопе в Пташкино. При подготовке участка под небольшую трехнефную базилику были засыпаны полуземлянка и хозяйственная яма первого строительного периода с амфорами, изготовленными до начала VIII в. и северопричерноморскими которые производили со второй половины VIII в. В третий строительный период северный неф разрушенной базилики приспособили под хозяйственное помещение. На его полу найдены амфоры второй половины VII в. (табл. 31, 7), амфора, подобная обнаруженной в Кесарии (Израиль) в доме, заброшенном в результате арабского завоевания (табл. 31, 10) (Adan-Bayewitz D., 1986, p. 90, 91, 102, fig. III, 103, 2; 4), амфора (табл. 31, 4) конца VIII–IX вв. и фрагмент высокогорного кувшина с плоской ручкой, сделанного не ранее середины IX в. (Гадло А.В., 1980, с. 137–140, рис. 4, 7). Судя по керамике, второй строительный период (время функционирования базилики) следует отнести ко второй половине VIII — первой половине IX в.
Археологические исследования вполне определенно указывают на ликвидацию после подавления в 787 г. восстания Иоанна Готского христианских приходов на болгарских поселениях на территории Сугдейской епархии. Там были снесены храмы (Гадло А.В., 1980, с. 137–140). Видимо в самом конце VIII–IX вв. в связи с потерей сельских приходов Сугдейскую епархию присоединили к расположенной неподалеку Боспорской.
Согласно легенде, возвращаясь из Хазарии Константин Философ убедил местных жителей принять христианство (Ahrweiler Н., 1971, p. 58–62; Климент Охридски, 1973, с. 135 153). С этим известием хорошо согласуются материалы археологических исследований на плато Тепсень и других поселениях болгар. На них раскопаны храмики со стенами, сложенными традиционной для болгар и хазар кладкой в елочку. Следует отметить, что многие храмики построены во второй половине IX в. на уцелевших фундаментах византийских храмов (Романчук А.И., 1976а, с. 9–23, 140, рис. 4; Баранов И.А., 1990, с. 133–139, рис. 52; 53).
В рассматриваемый период в регионе обострилось византийско-хазарское соперничество, принимавшее различные и своеобразные формы. В начале VIII в. хазары, воспользовавшись своим военным превосходством в регионе, установили протекторат над областью Дори. В 711 г. Юстиниан II предпринял попытку силой возвратить Дори, направив войска под командой патрикия Стефана (Nikephoros patriarch, 1990, 45). Вряд ли каратели напали на все крепости Дори и дошли до Боспора. Археологические данные указывают только на разгром в начале VIII в. цитадели Баклы. На могильнике в Баклинском овраге хоронили и после разрушения укреплений. То есть, каратели не уничтожили жителей посада и поселения у подножия Баклы. Для борьбы с карателями Юстиниана II архонты крепостей вместе с архонтом Херсона обратились за военной помощью к хазарам.
Каган создал в горном Крыму новую административную область. Византийцы назвали ее Готией (Grumel V., Darrouzès J., 1989, p. 37, n 377а), а правителя области господином Готии (Васильевский В.Г., 1912, с. 397, 398, 416, 417) или «правителем народа Таврических климатов» (Ševčenko I., 1971, p. 222). Климатами или архонтиями называли административные районы Готии, имевшие крепость или городок с резиденцией архонта (Zuckerman C., 1997, p. 219). Таковыми являлись крепости на плато Мангуп (Дорос), Эски-Кермен, Чуфут-Кале, Тепе-Кермен, Бакла и, возможно, некоторые другие. Очевидно, архонта архонтии Дорас каган назначил правителем Готии и поручил ему сбор дани для кагана (Айбабин А.И., 1999, с. 210, 211).
Происходившие в Готии политические, социальные и этноформационные процессы запечатлены в погребальной обрядности, в деталях традиционного костюма, в оружии, бытовой утвари, типах жилищ и типе хозяйственной деятельности. Для их характеристики большое значение имеют найденные на некрополях закрытые комплексы, включенные в одиннадцатую, двенадцатую, тринадцатую и четырнадцатую группы.
В комплексах одиннадцатой группы многочисленны изготовлявшиеся со второй половины VII в. византийские бронзовые шарнирные пряжки с овальным кольцом (см. табл. 37) и с начала — первой половины VIII в. — перстни с крестами, с изображениями святого Георгия и со стеклянными вставками (табл. 36, 16, 28), серьги с надетой на стержень стеклянной бусиной (табл. 36, 27).
Для захоронений данной группы характерны византийские цельнолитые пряжки с овальным плоским в сечении кольцом разных вариантов (табл. 36, 22, 26), шарнирные пряжки (табл. 36, 25), пряжки типа Коринф 1, трехчастные пряжки с овальным кольцом из проволоки (табл. 36, 13), пряжки с трапециевидной рамкой (табл. 36, 14, 17), щитковидные, луновидные и прямоугольные с прорезью поясные бляхи (табл. 36, 8, 24), серьги с надетым на кольцо стержнем из согнутой вдвое проволоки. Шарнирные пряжки с сегментовидной рамкой и с щитком с растительным декором (табл. 36, 19) и детали поясных наборов (табл. 36, 12, 15, 20), по форме и декору близкие происходящим из Приуралья и Мордовии (Иванов П.П., 1952, табл. XXX, 4, 6; XXXII, 11; XXXIV, 9; Голдина Р.Д., 1970, с. 90–91, табл. 6, 24, 26; Генинг В.Ф., 1979, с. 101, 102, рис. с. 32, 52, 59, 61, 63; Айбабин А.И., 1993а, с. 122, рис. 2, 1, 3, 6–9; 4, 1–2, 5).
В комплексах двенадцатой группы встречены некоторые вещи упомянутых выше типов цельнолитые пряжки с овальным кольцом (табл. 36, 26), трехчастные пряжки с овальным кольцом из проволоки, луновидные и прорезные прямоугольные поясные бляшки и перстни с цилиндрическим гнездом, железные фибулы и обломок малой пальчатой фибулы типа Кишкереш (Айбабин А.И., 1993а, с. 123, рис. 2, 8, 9, 15, 18; 3, 12; 7, 15, 18, 20, 21).
Для комплексов данной группы типичны византийские пряжки типа Коринф 2 (табл. 36, 34; 37, 34, 38), цельнолитые пряжки с овальным кольцом (табл. 36, 23; 37, 45), цельнолитые пряжки с щитком, отлитым в виде трех дисков, шарнирные пряжки и пряжки с фигурным щитком с изображением сердцевидных листьев (табл. 36, 36), пряжки с кольцом из проволоки (табл. 36, 35). Шарнирные пряжки с В-образным в плане литым плоским в сечении кольцом аналогичны пряжкам типа Сардиния, отнесенным О. Хессеном к VII в. (Hessen О., 1974, s. 554, abb. 6). В могилах той же группы находились византийские серьги с пирамидкой из зерни, с припаянным полым шариком с тремя зернинками (табл. 36, 47) и с припаянными к кольцу зернинками и шариком (табл. 36, 46), уральские шарнирные пряжки с сегментовидной рамкой, поясные бляхи оправы (табл. 36, 29) того же типа, что и обнаруженные в Песчанке и Столбицах с солидом Льва III Исавра 717–741 гг., салтово-маяцкие цельнолитые бронзовые пряжки (табл. 36, 39, 44), штампованные круглые бляхи, двухщитковые бляхи с прямоугольными приемниками, бубенчики составные (табл. 36, 30) и цельнолитые с рифленой нижней частью квадратные ворворки (табл. 36, 37, 38), литые серьги со стерженьком с шаровидным завершением (табл. 36, 32), колодки для подвешивания бусин с тремя отверстиями (табл. 36, 4), копоушки (табл. 36, 42) и перстни со стеклянной вставкой, закрепленной крестообразно расположенными лапками (табл. 36, 33).
В комплексах тринадцатой группы византийские пряжки типа Коринф 2 (табл. 36, 34; 37, 32, 33), интересны шарнирные пряжки с ажурным щитком, серебряные пряжки, на щитках которых вычеканены тюльпан с двумя стеблями и стоящая в круге утка с шарфом на шее и веткой в клюве. Основные элементы описанной композиции представлены в декоре красноглиняной гончарной ойнохои из Скалистого из склепа 307. На покрытой желтым ангобом поверхности сосуда коричневой краской изображены утка в круге с шарфом на шее, веткой в клюве и тюльпан (табл. 38, 44–46). В рассматриваемых комплексах доминируют салтово-маяцкие цельнолитые гладкие (табл. 36, 48) и рифленые (табл. 36, 60) бубенчики, колокольчики (табл. 36, 49), перстни со стеклянными (табл. 36, 33) и металлическими вставками, закрепленными крестообразно расположенными лапками (табл. 36, 58), двухчастные коробочки (табл. 36, 54), отлитые в виде цепочки колодки для подвешивания бус (табл. 36, 59).
В комплексах четырнадцатой группы содержатся салтово-маяцкие разновариантные пряжки, гладкие бубенчики и коробочки, наконечники (табл. 36, 57), бляшки (табл. 36, 51, 52, 56, 65) и украшения (табл. 36, 61, 62, 66, 67), византийские височные подвески со штампованными изображениями смотрящих на кустик павлинов или птиц с поднятыми крыльями (табл. 39, 25, 26). Щиток серебряной пряжки из Скалистого из склепа 241 украшен семью круглыми гнездами с синими и зелеными стеклянными вставками, а в центре — треугольным гнездом с синей вставкой. Находка в Скалистом в склепе 127е вместе с салтово-маяцким поясным набором красноглиняной миски (табл. 38, 47), покрытой плохим красным лаком, подтверждает вывод С.А. Плетневой о более длительном, чем принято считать, использовании краснолаковой керамики (Плетнева С.А., 1963, с. 33).
Судя по стратиграфическим наблюдениям в погребальных сооружениях Эски-Кермена и Лучистого, комплексы одиннадцатой группы позднее комплексов второй половины VII в., но раньше комплексов двенадцатой группы, которые старше комплексов тринадцатой и четырнадцатой групп. В Лучистом в склепе 6 слой с вещами четырнадцатой группы находился под слоем с десятью скелетами с инвентарем X-XII вв. и монетой 1143–1180 гг. (Айбабин А.И., 1999, с. 283, 284). Комплексы одиннадцатой группы по однотипным находкам из Приуралья отнесены к первой половине VIII в. Салтово-маяцкие украшения второй половины VIII — первой половины IX в. (Плетнева С.А., 1967, с. 137, 140, рис. 36, 1981а, с. 64, рис. 37) имеются в составе комплексов двенадцатой и тринадцатой групп (табл. 36, 32, 33, 38, 41, 42, 45; 39, 25–52). Двенадцатую группу, видимо, можно датировать второй половиной VIII в., а тринадцатую по салтово-маяцким вещам — первой половиной IX в. Комплексы четырнадцатой группы старше захоронений, совершенных после начала X в. (табл. 37). При определении верхней хронологической границы данной группы необходимо учитывать факт отсутствия в них стеклянных браслетов, распространившихся в Крыму с рубежа IX–X вв. Вероятно, последнюю группу следует датировать второй половиной IX в.
В начальный период хазарского протектората, до выступления против них местных правителей, в этническом составе населения Готии не произошло каких-либо существенных изменений. Связи с Хазарией проявились в инвентаре некрополей. В это время аланы и готы наряду с вещами крымско-византийского круга носили популярные в хазарском каганате украшения и детали поясных наборов «уральского типа» (табл. 36, 8, 12, 15, 18, 20 и др.).
В регионе уцелели все возникшие ранее города, поселения и продолжали функционировать некрополи в Алустоне (52), Лучистом (53), Партените (49), Суук-Су (48), Гугуше (47), Артеке (46), Горзубитах (43), Гурзуфской котловине (44), Бал-Готе (42), Ореанде (39), Кореизе (37), Кекенеизе (35), Симеизе (36), Скалистом (29), на плато Бакла и у его подножия (28), в Фыцках (26), Баштановке (24), Малом Садовом (21), Аромате (20), Большом Садовом (16), на Мангупе и окрестных некрополях (15), на плато Эски-Кермен (14), в Терновке (13), на склоне Сахарной головки (8), в Бобровке (11) на могильнике Узень-Баш (6), на Черной речке (4), на Загайтанской Скале (3), в Балаклаве и ее окрестностях (2), в Херсоне и на его хоре (1), у подножия пещерных монастырей Чилтер-Коба (17), Шулдан (10) и Чилтеры (Мармара) (9). Поселения с керамикой VIII–IX вв. обнаружены в селе Родниковое (7), южнее могильника Узень-Баш в Передовом (12), Пампук-Кае (19) и Гончарном (5) (Якобсон А.Л., 1970, с. 60–104, 110–117). Новые плитовые могильники — в Семидворье (51), Малом Маяке (50). Некрополи фиксируют увеличение населения Эски-Кермена, Чуфут-Кале, поселений окружающих Мангуп и Баклу и южнобережных селений.
В VIII–IX вв. на горнокрымских некрополях выявлены погребальные сооружения семи типов: склепы (табл. 32, 10–16), подбойные (табл. 32, 2, 9) вырубные (табл. 32, 6) и плитовые могилы (табл. 32, 3), ямные со стенками выложенными камнями (табл. 32, 7), грунтовые могилы (табл. 32, 1, 5, 9) и усыпальницы (табл. 32, 4).
Склепы, могилы с заплечиками, с перекрытием из плит (табл. 32, 1), плитовые, подбойные и простые грунтовые могилы по конструкции такие же, как и более ранние. На некрополе Черная речка с VIII в. в склепах совершали по одному или два захоронения. На всех других могильниках в камерах хоронили представителей нескольких поколений одной семьи (табл. 32, 11). В Скалистом и Херсоне погребали в деревянных гробах. На склоне Эски-Кермена в бортах дромосов вырубали небольшие подбои для грудных детей (табл. 32, 13). В Горном Крыму на разных могильниках склепы отличаются по набору инвентаря. В Скалистом и у подножия Баклы почти в каждом склепе стояли керамические и стеклянные сосуды. В Лучистом, Суук-Су, на склоне Чуфут-Кале — по одному, реже по два бокала и рюмки. На склонах Эски-Кермена и Сахарной Головки, у подножия Мангупа, в Малом Садовом, в Узень-Баше в камерах склепов керамика весьма редка. В двух могильниках (Скалистом и Лучистом) у нескольких погребений были обнаружены христианские надгробия (табл. 40).
На склонах Эски-Кермена в самых поздних подбойных могилах и в вырубленных в скале могилах с антропоморфным углублением содержались вещи первой половины VIII в. На склоне Эски-Кермена и на Мангупе в VIII–XII вв. в скале вырубали и овальные в плане могилы с прямыми или покатыми бортами (Айбабин А.И., 1993а, с. 128).
В Суук-Су, на Бал-Готе и в урочище Гугуш в VIII–IX вв. погребали только в плитовых или в накрытых плитами могилах. Видимо, церковь на некрополе Суук-Су построили не ранее IX в. В плитовых могилах на горнокрымских сельских монастырских и церковных некрополях у подножия Баклы (Рудаков В.Е., 1984, с. 40), в Партените, Малом Маяке, Семидворье, Кореизе, Родниковом, Гончарном хоронили и после конца IX в. представители всех этносов.
На склоне Эски-Кермена в могиле с заплечиками 243 найдены салтово-маяцкие украшения (табл. 36, 33, 49) и вещи, типичные для Приуралья. В Скалистом зачищены две могилы с перекрытием из плит и с обложенными камнями бортами (табл. 32, 7) с деталями поясных наборов первой половины VIII в. Такие могилы с первой половины VI в. сооружали на Северном Кавказе (Минаева Т.М., 1971, с. 67–68; Ковалевская В.Б., 1981, с. 92, рис. 65, 3).
Грунтовые могилы с вертикальными бортами (табл. 32, 5, 8) второй половины VIII–IX вв. выявлены в Скалистом среди склепов и в Бал-Готе, Суук-Су, Партените, на Бакле. Скелеты ориентированы черепами на запад или северо-запад. В могилах почти отсутствовал инвентарь. На Эски-Кермене они выкопаны в почвенном слое, перекрывающем склепы, вырубные и подбойные могилы. В могиле 206 погребенный накрыт черепицей IX–X вв. В Лучистом в таких могилах лежали височные подвески со штампованным изображением птиц второй половины IX в, салтово-маяцкие пряжки и серьги (Айбабин А.И., 1993а, с. 129, рис. 6, 50; 9, 7, 8, 20; 10, 18; 7, 10).
В IX в. погребали в усыпальницах двух вариантов: 1) с камерами и короткими дромосами, вырубленными в материковой скале на Эски-Кермене и Мангупе (табл. 32, 4); 2) с камерами, сложенными из известняковых блоков в ямах, выкопанных в грунте у подножия Баклы и в Судаке.
Сельские жилища, исследованные в Передовом, Гончарном, Родниковом и Бобровке, состояли из жилого и хозяйственного помещений со стенами глинобитно-жердевой конструкции, сооруженными на каменном цоколе, и соломенной крышей. В жилом помещении находился открытый очаг. Глинобитные полы слегка заглублены.
Находки из жилищ свидетельствуют о доминировании земледелия и скотоводства в экономике Готии. В хозяйственных помещениях обнаружены пифосы, ручные круглые жернова, зернотерки, обломки серпов, скопления культурной ржи и мягкой пшеницы, кости домашних животных — быка, барана, овцы, козы, лошади, свиньи. На полу жилищ также лежали пряслица, использовавшиеся при прядении шерсти (Якобсон А.Л., 1970, с. 117–120, 149–151).
Не смирившись с потерей региона, Византия значительно активизировала идеологическую и культурную экспансию в Горном Крыму. Стремясь распространить через Готию христианство в других регионах Хазарии, Константинополь после 692 г., но до 753 г. основал Готскую епархию (Айбабин А.И., 1999, с. 208). Согласно росписи в нотиции 787 г. в нее входила епархия хотциров Главная резиденция метрополии находилась в Доросе (Darrouzès J.A., 1981, p. 241, 242). О начальной истории Готской епархии сообщается в житии святого Иоанна Готского, созданном между 815 и 842 гг. (Васильевский В.Г., 1912, с. 406; Ševčenko, 1977, p. 115, Huxley G., 1978, p. 161). В нем говорится об участии в иконоборческом соборе 753–754 гг. неназванного епископа Готии, который подписал решение об отмене иконопочитання и был возведен в сан митрополита Гераклеи Фракийской (Васильевский В.Г., 1912, с. 396, 406), но прихожане контролируемой хазарами Готии не пожелали признавать решения собора и в 755 г. избрали епископом Иоанна, которого в 758 или 760 г. рукоположил католикос Грузии. Иоанн на своей родине в торжище Партениты основал для сторонников иконопочитания монастырь св. Апостолов Петра и Павла, снабдив его книгами. В Партените в 1871 г. Д.М. Струков раскопал предалтарную часть базилики. В вымостке ее пола нашли плиту с надписью, которую издал В.В. Латышев. В ней сообщается о возобновлении митрополитом города Феодоро и Готии Дамианом в 1427 г. храма Апостолов Петра и Павла, основанного Иоанном Готским «архиепископом города Феодоро и всея Готии Иоанном Исповедником» (Латышев В.В., 1896, с. 77, 78, № 70) Н.И. Репников доследовал храм, раскрыв трехнефную, трехапсидную базилику с резными мраморными капителями и мозаиками.
В 786 или 787 г. возникло противостояние между местными властями и хазарским каганом. Он ввел в крепость Дорос хазарский военный отряд. Не желая с этим мириться, Иоанн вместе с «господином Готии и его архонтами» и ее жителями восстали, изгнали хазар из Дороса и овладели елисурами (климурами) — горными проходами. Жители одного селения предали архирея. Каган пощадил господина Готии, но казнил семнадцать «рабов» (крестьян), а Иоанна посадил в тюрьму, из которой тот бежал (Васильевский В.Г., 1912, с. 397–398, 416–417).
Как явствует из текста жития, в ходе антихазарского восстания боевые столкновения происходили в основном в Доросе. Тогда и был спрятан на Мангупе в поврежденной стене клад монет-подражаний византийским солидам (Герцен А.Г., Сидоренко В.А., 1988, с. 127–132). Хазары, возможно, после усмирения восставших вновь разместили на Мангупе небольшой гарнизон. На плато зачищены грунтовые могилы, близкие по обряду открытым на салтовских могильниках в Подонье. По наблюдению А.Г. Герцена, в конце VIII в. на Мангупе ремонтировались оборонительные стены. Значительное сокращение на плато заселенной площади свидетельствует о существенном уменьшении числа жителей поселения (Герцен А.Г., 1990, с. 114, 137–138). Исследователи Эски-Кермена утверждали, что хазары сильно разрушили на плато дома и уничтожили его оборонительную систему в 787 г., отвоевывая город у восставших (Репников Н.И., 1932а, с. 209; Веймарн Е.В., 1958, с. 25, 26). Оба аргументировали свой вывод фактом вырубки в конце VIII в. главных ворот пещерных храмов, которые облегчали противнику подход к укреплениям. Однако по самым ранним вещам из храмовых усыпальниц (браслетам из синего стекла и украшениям конца IX–X вв.) сооружение храмов датировано концом IX в. Да и расположены они в нижней части основного массива скалы и на площадках подъемной дороги. Скорее всего, храмы вырубались с учетом безопасности оборонительной системы. Приведенные факты опровергают мнение об уничтожении хазарами в 787 г. укреплений города (Айбабин А.И., 1991, с. 46–47).
С хазарским разгромом Е.А. Паршина связывает пожары, уничтожившие усадьбы первого строительного периода в Партените. Извлеченные из накопившегося в них слоя северопричерноморские амфоры VIII — начала XI в. и второй половины VIII — начала XI в., гончарные фляги и византийские монеты Михаила I (811–813), Василия I с соправителем Константином (869–879) позволяют относить гибель усадеб к более позднему времени (Паршина Е.А., 1991, с. 69–78, 93).
Судя по данным археологических материалов, после подавления восстания болгары, пользуясь покровительством хазар, селятся в Готии. На Главной гряде на Басманском хребте обнаружен скотоводческий комплекс, состоявший из пещеры с культурным слоем с салтово-маяцкой керамикой и загона для скота (44). В Поворотном (22), в балке Горный Ключ (25), на плато Кыз-Кермен (25) возникли поселения с типичными для салтово-маяцкой культуры горшками с врезным волнистым или линейно-волнистым орнаментом. На поселении Горный Ключ раскрыты усадьбы с огороженными дворами и домами, состоящими из жилого помещения с открытым очагом и хозяйственной постройки. В торжище Партениты зачищены дома со стенами, сооруженными кладкой в елку (Паршина Е.А., 1991, с. 69, 70). Возведенные без фундамента стены в углах не перевязаны (Романчук А.И., Омелькова Л.А., 1979, с. 93, 94). На плато Кыз-Кермен (Белый А.В., Назаров В.В., 1992, с. 132–142; Белый А.В., 1993, с. 49–63), в Передовом, на плато Пампук-Кая (Якобсон А.Л., 1970, с. 117–119), на посаде городища Бакла (Рудаков В.Е., 1975, с. 25–28; 1979, с. 105–109) на Загайтанской Скале (Веймарн Е.В., 1963, с. 63–67) раскопаны дома из двух или трех помещений со стенами на каменном цоколе, с глинобитными или земляными полами и со строительным перекрытием с соломенной крышей. Стены некоторых домов сложены в елку. У многих домов цоколи являлись основанием легких турлучных конструкций, состоящих из тонких вертикальных стояков, соединенных плетнем и обмазанных толстым слоем глины. В жилых помещениях находились открытые очаги. По планировке, технике кладки стен, форме очага и другим признакам дома аналогичны болгарским домам из Восточного и Центрального Крыма. Очевидно болгары теснили в Юго-Западном Крыму аланские и готские общины.
Возникновение в конце VIII в. в Горном Крыму в условиях наступившей стабильности новых поселений способствовало росту основных отраслей экономики Готии: земледелия, виноделия и скотоводства. Гончарную керамику для населения области изготавливали в созданных в Трудолюбовке (30), Ялте (41), Ливадии (40), Мисхоре (38) новых производственных центрах. Там делали и обжигали в печах фляги, черепицу и северопричерноморские амфоры первого типа (Якобсон А.Л., 1979, с. 51–56; Баранов И.А., 1979, с. 112–116; Бабенчиков В.П., 1980, с. 275–280, рис. 4, 5, 8) второй половины VIII–IX вв.
Несмотря на ведущую роль в восстании епископа Готии, каган не препятствовал деятельности Константинопольской патриархии в традиционно христианских регионах Хазарии. На одном из вновь основанных в низовьях р. Бельбек поселений (в Поворотном) в конце VIII в. строится новая трехнефная базилика (Романчук А.И., 1976а, с. 10–18, рис. 2). В схолии в нотации времени патриарха Никифора (806–815) среди принадлежавших патриархии областей упомянуты Херсон, Хазария и все северные Климаты (Vasiliev А.А., 1936, p. 135).
Вероятно, Византия в результате заключения с хазарами договора о стратегическом союзе вернула эти крепости (климаты) под свое управление. Другие районы полуострова остались под контролем хазар. Быть может, с организацией фемы связаны перестройка цитадели Баклы и обороны Мангупа, строительство новой крепости в долине р. Бельбек на высоком плато Сюйрень у с. Малое Садовое.
На Бакле в цитадели утолщается ранняя куртина (табл. 30, 3). В 30–40 см от нее на склоне из хорошо отесанных каменных блоков (0,9×0,5×0,4 м) на известняковом растворе возводится новая облицовочная кладка. Промежуток между ней и стеной заполнен бутом и залит тем же раствором. На юго-восточном фланге стены у обрыва зачищено высеченное в скале полукруглое основание башни или боевой площадки. Внешний и наружный панцири второй куртины сооружены на материковой скале из хорошо отесанных блоков от 0,4×0,4×0,3 м до 0,6×0,4 м на известняковом растворе. Ее ширина 2,5 м.
В северном углу цитадели в месте стыка обеих куртин находились калитка или ворота и прямоугольная башня с фундаментом из плит и стенами, сложенными так же, как и утолщение и новая куртина (Талис Д.Л., 1974, с. 99–103). Утолщение и вторая куртина перекрыли засыпанные цистерны. В их заполнении содержались фрагменты северопричерноморских амфор, красноглиняных ойнохой VII–IX вв. (типа: табл. 41, 2) и горшков с венчиками с насечкой (табл. 41, 23, 24) и с туловом со сплошным линейным и волнистым орнаментом (табл. 41, 25) (Талис Д.Л., 1974, с. 104, рис. 33; 1982, рис. 1, 1; 13; 14) второй половины VIII-X вв., типичные для салтово-маяцкой культуры (Плетнева С.А., 1967, с. 28; 1994/1995, рис. 56, 3-12). Д.Л. Талис, указав на отсутствие в заполнении цистерн фрагментов высокогорлых кувшинов с плоскими ручками и белоглиняных поливных сосудов, отнес извлеченную из них керамику к первой половине IX в. (Талис Д.Л., 1974, с. 104). Из слоя, накопившегося в период функционирования перекрывших цистерны оборонительных сооружений, извлекли фрагменты высокогорлых кувшинов с плоскими ручками второй половины IX–XI вв. (табл. 41, 1) и гончарных горшков с волнистым орнаментом (табл. 41, 3), похожие на имеющиеся в составе комплекса первой половины IX в. из водохранилища в Херсоне (Седикова Л.В., 1995, рис. 6, 8). Из того же слоя происходят фрагменты белоглиняных поливных монохромных сосудов второй половины VIII — начала XII в. (табл. 41, 4, 11), так и второй четверти X — начала XII в. (табл. 41, 5-10, 12–20) (Талис Д.Л., 1976, рис. 1, 2, 4-10, 13, 19, 20; 3, 6, 7) и белоглиняных полихромных сосудов (табл. 41, 27) конца X–XI вв. (Талис Д.Л., 1976, рис. 2, 3, 4). По керамике рассматриваемый слой датируется серединой IX — началом XII в. Скорее всего, стены цитадели восстановили около середины IX столетия (Талис Д.Л., 1982, с. 62; Сазанов А.В., 1994, с. 53).
О времени сооружения на плато Мангуп в Лагерной балке новой куртины А в какой-то степени дает представление женское захоронение с салтово-маяцкими серьгами второй половины VIII–IX вв., зачищенное в ее строительной траншее (Герцен А.Г., 1990, с. 114, 135, 155).
На плато Сюйрень оборонительные сооружения отделяют от его остальной части оконечность ограниченного обрывами мыса Куле-Бурун. Укрепления состоят из двух двухпанцирных куртин и двухэтажной башни между ними. К западу от башни находится калитка, а к востоку — ворота. На разрушенных участках западной куртины сохранились высеченные в скале постели. Кладка панцирей выполнена из хорошо обтесанных блоков на известковом растворе с примесью речного песка. Узкий промежуток между ними заполнен бутом. Башня выложена идентичной кладкой вперевязь с панцирями стен. На каждый этаж вела лестница, начинавшаяся от калитки. В стене первого этажа сделаны три бойницы, а в стене второго — три окна. На плато выявлен тонкий культурный слой с керамикой второй половины VIII–XIII вв. (Талис Д.Л., 1974, с. 97, 109–110; Баранов И.А., 1990, с. 61).
По конструкции и характеру кладки упомянутые стены Баклы и Сюйрени отличаются от хазарских, но аналогичны куртинам и башням, возводившимся в Херсонесе и других регионах Византии с IX в. (Foss С., Winfield D., 1986, p. 142–145, fig. 10, 15; 18).
По мнению Е. Арвейлер и Д. Оболенского, хазары обратились за военной помощью к Византии, опасаясь венгров (Ahrweiler Н., 1971, p. 48; Obolensky D., 1979, p. 128, 129). Они вторглись в степи Северного Причерноморья в середине 830-х годов. По предположению К. Цукермана, создание византийско-хазарского союза и предпринятые обоими государствами усилия по укреплению своей обороны были направлены против венгров (ZuckermanС., 1977а, p. 51, 52). По словам Константина Багрянородного, «народ турков (венгров) в старину имел жительство вблизи Хазарии, в местности, называемой Леведией…». Через три года они под давлением печенегов бежали в Ателкузу — в междуречье Днепра и Серета (Константин Багрянородный, 1989, с. 159; Плетнева С.А., 1976, с. 63, 64).
Венгры совершали набеги в Крым. Возможно, в Центральном Крыму они уничтожили поселение Тау-Кипчак. Напомню, что там в сгоревших жилищах найдены амфоры конца VIII–IX вв. (табл. 31, 11, 12) и синхронные им северопричерноморские. В Готии в низовьях р. Бельбек (в Поворотном) в слое разрушения жилищ и византийской базилики обнаружены фрагменты ойнохой и северопричерноморских амфор. Однако на обоих поселениях в развалинах построек отсутствовали производившиеся с середины IX в. высокогорные кувшины с плоскими ручками и белоглиняная поливная керамика (Романчук А.И., 1976а, с. 18, 23, 24; Щербакова В.С., 1976, с. 27–29). Эти комплексы фиксируют гибель поселений около середины IX в.
Городища и многие поселения Климатов, заселенные аланами, готами и болгарами, пережили нападения мадьяр и хазар. Связанные с ними некрополи функционировали до конца IX в. (табл. 36, 54–70) и позднее (Айбабин А.И., 1993а, с. 130).
В 704 г., узнав о свержении императора Леонтия, Юстиниан, ранее сосланный в Херсон, стал заявлять о своих планах возвратить трон. Херсонцы, опасаясь гнева нового императора Тиверия III Апсимара, решили либо убить ссыльного, либо отправить его в столицу. Юстиниан бежал из Херсона и, по словам Никифора, «…скрылся в крепости, называемой Дорос и лежащей в готской земле» (Чичуров И.С., 1980, с. 163). Там он оказался не только вне досягаемости византийской администрации, но и получил возможность связаться с каганом Хазарии. Каган разрешил Юстиниану II поселиться в Фанагории и выдал за него свою сестру. Однако в ответ на просьбы императора Византии каган приказал своим наместникам в Боспоре и Фанагории задушить Юстиниана II. Последний, узнав от жены о приказе кагана, сам задушил присланных убийц и бежал в другой приморский город, Таматарху. На корабле беглец приплыл в гавань Символа, где к нему присоединились находившиеся в Херсоне его сторонники. Далее он достиг устья Дуная и с помощью хана дунайских болгар Тервела в 705 г. захватил власть в империи. В первые годы второго царствования Юстиниана II каган поддерживал с ним дружеские отношения и возвратил ему жену, родившую сына (Кулаковский Ю.Л., 1996, т. III, с. 271–274, 282). В 711 г. император для наказания жителей Херсона направил в Крым флот со стотысячным войском под командой патрикия Стефана. Согласно сведениям Нификора и Феофана, овладевшие Херсоном византийцы пленили там хазарского тудуна — архонта Херсона, бывшего там от лица кагана, протополита Зоилу и шестьдесят семь «знатных мужей, протевонов Херсона» (Чичуров И.С., 1980, с. 64). Протополит Зоила, очевидно, возглавлял городской сенат, состоявший из протевонов (Якобсон А.Л., 1959, с. 37, 38; Соколова И.В., 1983, с. 113). Возможно, они, опасаясь мести Юстиниана II, и пригласили в город хазар. Присланный каганом тудун управлял городом вместе с протополитом.
Рассказы Феофана и Никифора об уничтожении ромеями всего населения Херсона явно недостоверны. С войсками Стефана в Херсон прибыл назначенный императором архонт спафарий дорифор Илья. Для улучшения отношений с каганом Юстиниан П решил вернуть в Херсон тудуна и бывшего главу самоуправления протополита Зоила, а архонта Илью отозвать в Константинополь. Однако архонты Херсона и Готии, не доверяя императору, вновь призвали хазарские войска. По Феофану, архонт Илья, «херсониты и жители других крепостей» отреклись от Юстиниана II и провозгласили императором сосланного в город Вардана. Разгневанный Юстиниан II вновь отправил в Херсон флот во главе с патрикием Мавром. Войска ромеев разбили тараном две городские башни. В результате раскопок И.А. Антоновой и А.И. Романчук в портовом районе Херсона выявлены разрушенные во время осады Мавра оборонительные сооружения и жилые кварталы (Антонова И.А., 1971, с. 116; Романчук А.И., Белова О.Р., 1987, с. 62, 63). Подоспевшие войска хазар заставили ромеев прекратить осаду. Византийские воины отреклись от Юстиниана II и провозгласили новым императором бежавшего к кагану Вардана, переименовав его в Филиппика. Каган потребовал от ромеев дать клятву верности Вардану и уплатить выкуп за каждого воина (Чичуров И.С., 1980, с. 64, 65).
Описанные события красноречиво характеризуют реальные позиции Византии и каганата на полуострове после 712 г. После уничтожения карателями протевонов, Херсоном управлял перешедший на сторону Вардана архонт спафарий Илья. Примечательно, что херсонцы не позволили возглавлявшему при хазарах местное самоуправление протополиту Зоиле вернуться в город. Хазары признали принадлежность Херсона империи, но установили свой протекторат над остальным Крымом и не желали мириться с присутствием крупных византийских войск даже в Херсоне.
Из города происходят печати VIII в. представителей византийской военной администрации — ипата и комита Косьмы (Соколова И.В., 1983, с. 145–146, № 2) и офицера императорского кандидата и комита Исоя (Соколова И.В., 1991, с. 203, № 49), печать высшего финансового чиновника императорского спафария главного логофета первой половины VIII в. (Соколова И.В., 1991, с. 203, 210, № 41).
Утрата политического и военного контроля над Готией и карательные экспедиции не могли не вызвать в Херсоне кризис экономики, но не привели к полному замиранию экономической деятельности. Не прекращалась торговля с метрополией и Готией. В Херсоне найдена печать с изображением Льва III и Константина V 739–751 гг., архонта Влатия и главного коммеркиария, которой опечатывали тюк с произведенными в мастерских Константинополя шелковыми тканями (Соколова И.В., 1991, с. 202, № 11). В VIII в. в город из Византии завозили белоглиняную поливную керамику (Седикова Л.В., 1997, с. 15; 1998, с. 646, 648, 649). В местных бронзолитейных мастерских изготовляли византийские поясные пряжки VIII в. с прямоугольной рамкой (табл. 42: 6), пряжки типа Коринф 2 (табл. 42: 8, 9) второй половины VIII–IX вв. и другие. Скорее всего, там же сделаны и многие обнаруженные на территории Готии однотипные византийские пряжки (табл. 37, 22, 32, 37, 38, 45; 36, 36, 40; 42), крестики и украшения. Вероятно, через Херсон попали в Скалистое золотые тремиссисы Вардана Филиппика (711–713) и Константина V (741–775) (Веймарн Е.В., Айбабин А.И., 1993, с. 167), а на Баклу — византийские белоглиняные сосуды.
Обстановка в Херсоне в первой половине IX в. охарактеризована в содержащемся в сочинении Константина Багрянородного докладе Петроны Каматира императору Феофилу (829–842) (Константин Багрянородный, 1989, с. 172). Из доклада следует, что Херсон оставался византийским городом, которым управляли архонт и возглавлявшие органы самоуправления протевон и отцы города. А.В. Вишнякова считает владельца печати ипата и кира Херсона Исаака отцом города, занимавшим должность эпарха (градоначальника) (Вишнякова А.Ф., 1939, с. 123). Никифор и Феофан неофициальным титулом кир именовали булгарских ханов Кубрата и Тервела, других варварских правителей (Чичуров И.С., 1980, с. 39). Должности кира города нет в византийских табелях о рангах. На найденных в Херсоне печатях, датированных второй половиной VIII в. или концом VIII — первой четвертью IX в. архонт Херсона имел византийский чин плата или стратора, или спафария (Соколова И.В., 1983, с. 76, 145–147, № 1, 5, 5а, 67; Nesbitt J., Oikonomidès N., 1991, p. 183; Алексеенко Н.А., 1996, с. 156–159). Скорее всего, их назначали из Константинополя. Происходящие из Херсона печати первой половины IX в. византийских офицеров спафарокандидата и турмарха Константина позволяют говорить о присутствии в городе византийского воинского контингента (Соколова И.В., 1991, с. 212, № 50, 51). Судя по одновременным печатям финансовых чиновников магистра и главного лагофета Сергия и анфипата и коммеркиария, Херсон выплачивал империи налоги и торговые пошлины (Соколова И.В., 1991, с. 203, 210, № 42–43, 45; 1992, с. 194). Печать второй четверти IX в. ипата и комита Иерона Косьмы свидетельствует о поступлении в Херсон товаров, ввозимых в Черноморские порты через Иерон (Соколова И.В., 1991, с. 211, 212, № 47).
Петрона предложил Феофилу создать фему в Херсоне. Как отмечалось выше, решение о создании фемы Климатов было принято летом 841 г. По словам Константина Багрянородного, император присвоил Петроне ранг протоспафария и назначил его стратигом новой фемы, «…повелев тогдашнему протевону и всем (прочим) повиноваться» (Константин Багрянородный, 1989, с. 173). После учреждения фемы император ограничил полномочия городских органов самоуправления, подчинив протевона стратигу, и упразднил должность кира, в начальный период существования фемы сохранилась должность архонта Херсона с чином более высокого класса — спафарокандидата (Oikonomidès N., 1972, p. 42, 57, № 13).
С середины IX в. реконструируются куртины и башни Херсона, поврежденные войсками Юстиниана II (Стржелецкий С.Ф., 1969, с. 25–29; Антонова И.А., 1971, с. 116–117; 1996, с. 114). Во второй половине IX в. перестраиваются кварталы в Северном и Портовом районах. В цитадели возводятся два прямоугольных здания и храм, замыкавший пространство между ними (табл. 43: 16). Двор между зданиями с востока и запада ограждали стены. По предположению А.И. Антоновой, эти здания соорудили для военной администрации фемы (Антонова И.А., 1997, с. 14–17).
С созданием фемы активизировалась экономическая деятельность в Херсоне. Выше уже сказано о производстве в городе значительных строительных работ. При Феофиле возобновляется выпуск местных монет. На них и монетах Михаила III (842–867) изображены буквы П с омикрон — П°, означающие полис. Некоторые монеты Михаила отлиты с буквами П и X, читаемые как — полис Херсона (Соколова И.В., 1983, с. 34–36; Анохин В.А., 1977, с. 113–115, 127, 158, 159). Херсон являлся важным византийским ремесленным и торговым центром в Северном Причерноморье. Именно там для экспедиции Петроны были подготовлены легкие гребные суда каматиры, предназначенные для плавания по рекам (Zuckerman C., 1997, p. 213, 214) и каботажа. Найденная в Херсоне импортированная из Византии керамика, прежде всего редкие типы поливной посуды, свидетельствует о торговле с Константинополем и другими портами империи (Седикова Л.В., 1997, с. 20). В результате изучения обнаруженных в нивелировочных слоях в Северном и Портовом районах керамических комплексов Л.В. Седикова установила, что в IX в. в городе по византийским прототипам изготавливали пять типов амфор и разнообразные столовые и кухонные сосуды. Гончарные печи были обнаружены и исследованы близ стен Херсона в Песочной бухте и на противоположном городу берегу Северной бухты, в районе Радиогорки (Седикова Л.В., 1997, с. 11, 16–21). Продукция херсонских гончаров вывозилась в Готию.
И.В. Соколова, опираясь на разработанную ею типологию и хронологию печатей стратигов Херсона, предположила, что в 70-е годы IX в. фему Климатов преобразовали в фему Херсона (Соколова И.В., 1992, с. 191, 192). Реорганизация фемы, видимо, произошла в связи с неспособностью империи эффективно контролировать территорию за пределами Херсона (Zuckerman C., 1997, с. 217, 221, 222). Н. и В. Зайбт обоснованно выделили раннюю серию печатей стратигов Херсона с крестообразной монограммой, обращением и тетраграммой на лицевой стороне. Причисленные к данной серии печати стратигов Херсона, ипата Зоилы, императорских спафариев Фоки и Константина отнесены к 50-м годам IX в. Печати другого стратега Херсона, Никифора, с так называемым нимбированным крестом датированы 860–880 гг. На одной печати у Никифора был ранг императорского спафарокандидата, а на второй — императорского протоспафария (Зайбт Н., Зайбт В., 1995, с. 91, 92). Ему же принадлежали еще две вновь найденные в Херсоне печати (Алексеенко Н.А., 1998, с. 705, 706, 708).
Новая обстановка на полуострове отразилась в житии Константина-Кирилла Философа, возглавлявшего в 860–861 гг. миссию, отправленную из столицы империи через Херсон к хазарскому кагану. Прибыв в Херсон, он узнал о нападении хазар на один из христианских городов и отправился на переговоры с «воеводой» хазар, осадившим город. На обратном пути в Херсон на Константина напали мадьяры (Климент Охридски, 1973, с. 126, 127, 158). В 860-е годы Анастасий Библиотекарь направил письмо епископу города Веллетри в Италии, в котором охарактеризовал обстановку в Херсоне, названном пограничным с хазарской землей, и на его хоре — Гераклейском полуострове: «… место опустело и сделалось необитаемым, храм разрушился, и вся та часть Херсонской области была почти покинута, так что видно было, что епископ Херсона с очень немногочисленным народонаселением оставался внутри того города, да и те, казалось, были скорее жители тюрьмы, чем города, из которого не смели выходить» (Ягич И.В., 1893, прил. 6, с. 6, 7, 9, 10). Житие Константина-Кирилла Философа и Анастасий Библиотекарь указывают на многоэтничность населения Херсона и его округи. Константин изучал в городе хазарский и еврейский языки. Об обитателях Гераклейского полуострова Анастасий писал: «Все жители того места не туземцы, а пришельцы из разных варварских народов» (Ягич И.В., 1893, прил. 6, с. 6, 7, 9, 10). Как отметил А.Л. Якобсон, житие и письмо свидетельствуют о соседстве хазар с областью Херсона, т. е. с его климатами (Якобсон А.Л., 1959, с. 46, 52). По свидетельству материалов раскопок на Гераклейском полуострове, в этот период там селились носители крымского варианта салтово-маяцкой культуры. На территории заброшенных херсонцами сельских усадеб были сооружены постройки со стенами, сложенными кладкой в елку и с характерной салтово-маяцкой керамикой (Яшаева Т.Ю., 1999, с. 351–356).
Средневековый Боспор получил новое, созвучное современному имя Корчев где-то на рубеже X–XI вв. Впервые оно запечатлено на знаменитом Тмутараканском камне с высеченной на нем надписью об измерении князем Глебом Святославичем Керченского пролива по льду в декабре 1067 или январе 1068 г. «От Тмутороканя до Корчева» оказалось 14 000 саженей (Рыбаков Б.А., 1964, с. 16–17). Никаких археологических свидетельств о Корчеве не было до раскопок в портовой части города на издревле освоенном удобном мысу, о которых уже шла речь выше (см. главу 3, с. 53–55). Здесь в сорока метрах севернее от стен церкви Иоанна Предтечи был открыт квартал, возведенный по правилам византийского градостроительства (Макарова Т.И., 1998, с. 344–398). Возникновение его было связано с очередным утверждением власти Византии в Крыму и с ликвидацией хазарского правления на Боспоре (Айбабин А.И., 1999, с. 222). Вещественным свидетельством этих событий стало разрушение стен хазарской крепости, погибшей в большом пожаре. Амфоры, красноглиняные кувшины ранних форм, византийская поливная белоглиняная керамика позволяют отнести эти события к IX в. Разрушение хазарской крепости было тотальным: ее остатки перекрывал плотный белый от включений крошки ракушечника снивелированный слой, залегавший на глубине 2,1 м от современной поверхности.
На этой утрамбованной поверхности началась новая стройка. Была открыта часть квартала из пяти домой и двух пересекавшихся под прямым углом замощенных улиц (табл. 44, 3). Одна из них вела к северному входу в храм, что позволяет предположить, что застройка квартала велась с учетом уже стоявшей здесь или строящейся церкви (табл. 44, 8).
Пять домов, частично попавших в раскоп, сложены из плоских камней ракушечника, составляющих внутреннюю и внешнюю облицовку стен, с более или менее выраженными рядами (иногда — «елочкой») — Пространство между облицовкой стен забито бутом из бесформенных обломков ракушечника. Швы между камнями заложены большими обломками амфор и пифосов. Стены сохранились на высоту от пяти до девяти рядов камней (от 1 до 1,4 м). Судя по одной, полностью раскопанной постройке, жилища в квартале были двухкамерными, общей площадью до 50 кв. м (табл. 44, 3, дом 2). Со стороны входа сохранилась плита порога с характерной затертостью и конструкцией для двери. Дом был двухэтажным: в двух случаях во внутренних панцирях кладок стен сохранились ступени. Аналогичные лестницы в нишах стен известны в Херсоне в домах X в., в которых нижний этаж, как и здесь, был хозяйственным (Якобсон А.Л., 1959, с. 297; 1964, с. 62). Это типичные дома средиземноморского типа, прямоугольные в плане и двухэтажные, с примыкавшими к ним двориками. Застройка открытого раскопками квартала была тесной. Дома, не разделенные улицей, отстояли друг от друга всего на 0,5–0,3 м. Поэтому в северной стене дома 2 пришлось заложить окно после постройки почти впритык к нему следующего дома (табл. 44, 3, дом 3). Напротив них, по другую сторону улицы, располагался дом, очевидно, тоже двухкамерный (дом 1). Южная часть его, площадью в 12 кв. м, имела вход со стороны дворика, примыкавшего к дому с запада. От входа сохранился дверной проем и плита порога с пятой от стояка двери. С внутренней стороны западной стены сохранились ступени: дом, как и строение 2, был, по всей видимости, двухэтажным. Пол был зафиксирован по глиняной подмазке на уровне нижних камней кладки стен, сохранившихся на высоту 5–6 рядов. Юго-восточный угол помещения был занят глинобитной сводчатой печью, в которой на поде был найден лепной горшок, близкий по общему облику лепной керамике из слоев XI–XII вв. Белой Вежи и Таманского городища (табл. 44, 2) (Плетнева С.А., 1959, рис. 49; 1963, с. 10, 12, рис. 4, 5).
Остальные две постройки по технике строительства ничем не отличались от предыдущих. Существенно, что в общей планировке они образовывали единый комплекс домов по сторонам двух смыкающихся под прямым углом улиц, одна из которых, идущая по направлению север-юг достигала в ширину трех метров, другая, идущая по направлению запад-восток — 2,75 м. Мостились улицы дважды. Нижняя мостовая, как уже говорилось, представляла собой слой крошки белого ракушечника толщиной 0,15 м. Нижние ряды кладок домов покоились прямо на ней, ясно, что она была образована при закладке квартала из щебня и крошки белого ракушечника — основного строительного материала этих мест. Вторая мостовая плотно утрамбована обломками красноглиняной керамики, в основном — красноглиняных кувшинов, часто снабженных изнутри черным смолением. Она была открыта на глубине 1,60 м от современной поверхности и хорошо прослежена в профилях раскопа.
Такой обычай в Крыму хорошо известен с античных времен. Так, улица с черепяно-щебенчатой мостовой, уровень которой постепенно повышался, открыта раскопками в Мирмекии (Гайдукевич В.Ф., 1940, с. 301). Такое же мощение из битой керамики было обнаружено при раскопках квартальной застройки VIII–IX вв. в Фанагории (Плетнева С.А., 1981, с. 16).
Полуметровый слой, залегавший между этими мостовыми, дал основной материал для датировки. Массу его составляли амфоры и кувшины. Они принадлежат к достаточно хорошо известным категориям тарной керамики Крыма IX–XII вв. Амфоры относятся к трем типам (табл. 45) (Якобсон А.Л., 1959, с. 21–26, рис. 5, 6).
Самые ранние из них снабжены высоким горлом и ручками, начинающимися под ним почти под прямым углом. Они круглодонные, сделаны из светлой глины и украшены зональным рифлением. Причерноморское происхождение их несомненно: А.Л. Якобсон открыл гончарные мастерские, где они изготовлялись в IX — первой половине X в. (Якобсон А.Л., 1954; 1959, с. 307).
Второй тип принадлежит круглодонным амфорам с грушевидным реберчатым туловом, низким горлом со слабо выраженным венчиком и начинающимися прямо под ним почти круглыми в разрезе ручками. Они встречаются в слоях X в. в Херсонесе, Тиритаке, на Таманском городище, в Саркеле-Белой Веже (Плетнева С.А., 1959, с. 241–244, рис. 28, 3–6; 1963, с. 51).
Третий тип амфор характеризуется венчиком «воротничком» и массивными поднимающимися над ним ручками. Важно отметить, что они найдены при расчистке верхней (второй) мостовой. В Херсоне, Саркеле и на Таманском городище они появляются в слоях XI в. и исчезают в слоях XII в. (Якобсон А.Л., 1951, рис. 11, 34–36; Плетнева С.А., 1959, с. 246, рис. 31).
В настоящее время можно было бы выделить среди этих амфор варианты с более узкой датой. С учетом новых исследований в Причерноморье у нас и за рубежом появились данные для пересмотра устоявшихся датировок средневековых амфор (Sazanov A., 1997, p. 97–102). Однако воспользоваться этими новыми наработками на материале находок раскопок в Керчи невозможно; в слое между мостовыми найдены лишь очень мелкие обломки, общее их количество на открытом участке улиц достигало двух с половиной тысяч, но идентифицировать их с определенными типами не удается.
Кувшины, найденные в том же полуметровом слое, представлены тоже мелкими обломками, их около 500 (табл. 45). Попадающиеся среди них фрагменты венчиков подтверждают наблюдение С.А. Плетневой: венчики с диаметром от 6 до 8 см характеризуют более ранние формы, венчики до 12 см диаметром — более поздние (Плетнева С.А., 1963, с. 54). К этому можно добавить, что профиль венчиков тоже меняется: у ранних, узкогорлых кувшинов он сглаженный, у более поздних — рельефный, с четкой продольной канавкой. Меняется и цвет обжига глины: в первом случае она буро-красная, во втором — светлая, розовая.
Для датировки слоя мощения улиц важно отметить, что именно он дал большинство всех найденных обломков белоглиняной византийской поливной посуды второй половины IX–XI вв. (табл. 45) и стеклянных византийских браслетов с росписью. Самый ранний материал из слоя мощения улиц можно датировать не ранее второй половины IX в., самый поздний — XII в., скорее — его началом.
Материал из заполнения жилищ не представляет собой такого закрытого комплекса, как материал мощения улиц. Это понятно: камни рухнувших при гибели города стен разбирались на протяжении долгого времени. Так, в стенах открытых раскопками домов (табл. 44, 3) были зафиксированы четыре ямы для выборки камня с материалом XVII–XVIII вв. В заполнении жилищ попадались и обломки поливной керамики XII–XIV вв. — следы перекопов этого времени.
Но все же массовый материал из жилищ довольно однороден и не выходит за рамки XI–XII вв. Большинство его составляют амфоры с зональным рифлением и овальными в разрезе ручками и амфоры с венчиком-воротничком. Красноглиняные кувшины, как правило, имеют широкое горло (10–12 см в диаметре). Обломки белоглиняной поливной посуды представлены значительным разнообразием типов. Наряду с желтой и пятнистой зеленой поливой найден обломок чаши с налепным рельефным узором, выполненный в редкой «лепестковидной» технике середины IX в. (Макарова Т.И., 1998, с. 141, рис. 2). Найдены и обломки белоглиняных чашечек с подглазурной полихромной контурной росписью, появление которой исследователи относят к последней трети X в. В Корчеве, как и в Тмутаракани, они обнаружены в слоях XI — начала XII в. (Макарова Т.И., 1998а, с. 142–143).
В заполнении жилищ встречены обломки лощеных сосудов салтовского типа, а в одном из них найдено два целых красноглиняных кувшинчика, близких энохойевидным кувшинчикам из крымских городов, Саркела и Тмутаракани. Нередкой находкой были стеклянные византийские браслеты с росписью и кусочки стеклянных сосудов. На полу одного из жилищ найдено бочковидное шиферное пряслице.
Находки из заполнения жилищ говорят о том, что они перестали существовать в начале XII в. Обычных для слоев XII–XIII вв. амфор с высокими массивными ручками, так хорошо известных по напластованиям этого времени на Таманском городище, здесь нет. В целом материал из заполнения жилищ согласуется с находками из расчистки верхнего горизонта улиц, т. е. второй мостовой, представляющей собой дневную поверхность разрушения квартала.
Самые поздние находки этого горизонта — красноглиняная поливная керамика с орнаментом в технике граффито XI–XII вв., стеклянные витые, круглые четырехгранные стеклянные браслеты, доживающие в крымских городах до начала XII в., поздние типы красноглиняных кувшинов — подтверждают дату гибели квартала. Через несколько десятилетий автор «Слова о полку Игореве» назовет Сурож, Корсунь, Тмутаракань, а значит, и соседний, через пролив расположенный от Тмутаракани Корчев «землей незнаемой» (Рыбаков Б.А., 1952, с. 44). Следовательно, археологические материалы, связанные с жизнью открытого раскопками квартала — это то немногое, что проливает свет на историю города, когда он поменял свое древнее имя Боспор на славянское Корчев.
Мы теперь знаем, что в портовой части Корчева существовал квартал, построенный в традициях византийского градостроительства (табл. 46, 6). Из средневековых городов Северного Причерноморья самый яркий пример его дает Херсон. Прямоугольные кварталы, завершающиеся площадями с храмом — типичный элемент византийского градостроительства, восходящий к регулярной планировке позднеримской архитектуры (Якобсон А.Л., 1964, с. 60).
Зафиксированное раскопками разрушение квартала Боспора-Корчева в начале XII в., вероятно, содержит в себе указание на вторжение в пределы Крыма новых кочевников-половцев (Плетнева С.А., 1975, с. 276), разгромивших прибрежные строения города. Однако, половецкое вторжение ненадолго прервало строительство в столь важном городском районе. Из камней рухнувших домов строились новые. Отдельные кладки их были раскрыты раскопками с материалом XIII–XIV вв. Постройки при этом повторяли более древнюю планировку, что объясняется обычным для южных городов использованием частей кладок более старых построек для возведения новых и, безусловно, той организующей ролью, которую играла сохранившаяся до наших дней церковь Иоанна Предтечи. Раскопки около нее, проводившиеся в связи с реставрационными работами, позволили вскрыть на глубину до трех метров участок общей площадью 95 кв. м у южной стены церкви и у ее апсид (Макарова Т.И., 1982, с. 91–106; 1998, с. 344–393) (табл. 46, 4).
Главным результатом этих раскопок стала возможность документально связать строительство церкви Иоанна Предтечи с открытым кварталом Корчева.
Вдоль южной стены церкви был открыт участок стены, «вросший» в землю на 2 м и часть фундамента, местами на 6 рядов кладки. При этом между пилястрами удалось уловить на протяжении 2,5 м полуметровую полосу строительного мусора, прослеженного и в профиле раскопа (табл. 46, 2–4). Она подходила вплотную к самым нижним камням стены церкви, в отличие от слоев строительных ремонтов, лежавших выше. Полоса строительного мусора была перерезана в непосредственной близости от стен церкви каменным ящиком могилы № 15.
Строительный мусор состоял из розоватой прослойки с вкраплениями битой плинфы, черепицы и керамики, белого раствора с морским песком, который и сейчас называют «греческим», и желтоватого раствора того же состава. Мелкие обломки плинфы по толщине и цвету глины идентичны плинфе, использованной в кладке стен церкви. Керамические обломки представлены разбитыми черносмолеными красноглиняными кувшинами и обломками белоглиняной византийской посуды с пятнистой зеленой поливой и рельсовидными венчиками. Слой земли, на котором сохранился строительный мусор, местами розовый от его вкраплений, очевидно, являлся дневной поверхностью времени постройки храма Иоанна Предтечи. Она залегает на той же глубине, что и первое покрытие мостовой Корчева — 2,2 м от современной поверхности. Совокупность этих фактов дает основание предполагать одновременное или очень близкое по времени возведение храма и открытого квартала Корчева.
Раскопки прицерковного кладбища дополняют данные в поддержку этой датировки. Кладбище занимало значительную площадь. При разбивке сквера в наши дни отдельные погребения встречались даже в 20 м к востоку от апсид церкви. Исследовать удалось погребения, находившиеся в непосредственной близости от нее, вдоль ее южной стены и около апсид (табл. 47, 9). Они были совершены в каменных ящиках из поставленных на ребро плит из белого ракушечника (табл. 47, 1). Всего было открыто около 50-ти таких ящиков, содержащих от двух до шести последовательных захоронений и служивших семейными склепами. Погребенные лежали в них на спине, головой на запад, с руками, сложенными на груди или вытянутыми вдоль тела. Глубина ящиков не превышала 0,40 м, и при повторных захоронениях кости предыдущих погребений нарушались и сгребались в углы ящиков. Но попадались и ящики, в которых было захоронено несколько умерших без следов разрушения скелетов предшествующих захоронений. Закладные плиты часто украшались тщательно вырезанными византийскими крестиками с расширяющимися концами. Почти все могилы были ограблены в древности, часть — при совершении погребений, непосредственно перекрывающих нижележащие, часть — в татаро-турецкой период, о чем говорят находки в их заполнении обломков поливной керамики XIV–XV вв.
Почти 2 м культурного слоя около церкви оказалось буквально «забито» каменными ящиками могил, располагавшимися ярусами так, что перекрытие нижнего служило дном верхнего. По устройству ящиков и обряду эти погребения целиком вписываются в погребальные традиции средневекового Крыма (Махнева О.А., 1968, с. 155–168). Инвентарь, обнаруженный в них, находит бесспорные аналогии в плитовых могилах Крыма из старых раскопок Н.И. Репникова (Репников Н.И., 1906, с. 4–35) и раскопок О.И. Домбровского на Южнобережье (Домбровский О.И., 1974, с. 5–56). Могилы у стен церкви можно разделить на два горизонта: первый, древнейший, нарушал уровень дневной поверхности ее постройки, т. е. перерезал строительный мусор, второй не достигал его (табл. 48). Можно считать, что погребения первого горизонта были совершены вскоре после возведения храма, погребения второго горизонта — тогда, когда культурный слой около него вырос не менее, чем на полтора метра. Самые поздние погребения были открыты на глубине 0,75-0,8 м от современной поверхности, самые древние — на глубине 2,7 м от нее.
Одно из погребений первого горизонта принадлежало священнослужителю храма. Его каменный ящик был перекрыт тремя плитами так, что они образовали в плане подобие креста (табл. 47, 1). Швы между камнями были залиты белым известковым раствором. Плиты ракушечника, из которого сложен ящик, тщательно подтесаны и пригнаны впритык друг к другу. Плита изголовья украшена изнутри врезным орнаментом: в арке из двух дуг — круг с четырехлепестковой розеткой. В ящике оказалось одно погребение, крайне плохо сохранившийся скелет лежал на спине, его покрывал тлен с остатками длинной черной шерстяной рясы. Сохранились куски кожаного пояса и кожаной обуви. Еще три каменных ящика, открытые на той же глубине, принадлежали рядовым погребениям городского кладбища, ящики их были разрушены почти полностью, вещей мало: один рыболовный крючок — в одном, бронзовая пуговица, три бусины и подвеска из коралловой веточки — в другом (табл. 48, 9, 11).
Достаточно выразительны датирующие вещи в погребениях, расположенных на 0,5 м выше. Самая важная из них — серебряная монета Олега-Михаила, чеканенная, по мнению В.В. Кропоткина, во время его первого пребывания в Тмутаракани в 1078 г. (Кропоткин В.В., Макарова Т.И., 1973, с. 250–254).
Она была найдена в каменном ящике, в котором оказалось два последовательных захоронения, от нижнего сохранился только череп и кости рук, второе оказалось непотревоженным. На груди его и была найдена монета (табл. 48, 12). Сверху погребенного перекрывала камка. Другие каменные ящики первого горизонта тоже содержали по два-три последовательных захоронения. Все они были разрушены в древности: кости перемешаны с землей и камкой, первоначально перекрывавшей скелеты, а вещи разграблены. Судя по случайно сохранившейся золотой серьге с напускной бусиной и двум височным колечкам из серебра (табл. 48, 1, 2, 14), покойных сопровождал богатый инвентарь, что и оказалось причиной постоянных ограблений прицерковного кладбища. Оставшиеся в заполнении могил вещи дают представление о его характере. Прежде всего это необходимые детали одежды: разнообразных форм бронзовые пуговки и бубенчики, штампованные из двух половинок, круглые, слегка уплощенные (табл. 48, 6, 9, 13, 16–18), одна из пуговок — рифленая с большим ушком и с каплевидным окончанием (табл. 48, 7). В одном погребении были найдены костяная пуговка и наперсток (табл. 48, 3, 19). Из украшений надо упомянуть и три перстня: железный и два бронзовых, с утраченной вставкой и гравированным орнаментом на шестиугольном щитке (табл. 48, 15, 4, 5). О разнообразии нагрудных украшений говорят сохранившиеся отдельные бусины из хрусталя, сердолика, разноцветного прозрачного стекла, а также черные, рифленые (табл. 48, 8).
Больше всего аналогий вещам из первого горизонта прицерковного кладбища Корчева содержит инвентарь могильника Саркела-Белой Вежи. Это касается и отдельных вещей, и общего их облика в целом. Так, золотое височное кольцо с напускной бусиной, украшенной сканной нитью (табл. 48, 14), идентично саркельскому. То же можно сказать и о височных кольцах с заходящими концами из серебряной и бронзовой проволоки и о бубенчиках-пуговках (Артамонова О.А., 1963, с. 56, 57, 128, рис. 44, 45, 88, 89). Все найденные в погребениях первого горизонта бусы находят аналогии среди богатого ассортимента бус Саркела-Белой Вежи (Львова З.А., 1959, с. 326–330). Большинство саркельских погребений не выходит за рамки конца X — начала XII в. (Артамонова О.А., 1963, с. 103). К этому же времени можно относить и погребения первого горизонта корчевского кладбища.
К погребениям второго горизонта, не достигающим уровня строительного мусора церкви, относится большинство захоронений — 37, тогда как с первым горизонтом можно связать только 20 могил в каменных ящиках, вскрытых целиком или попавших в раскоп частично. Плитовые могилы второго горизонта можно с известной долей вероятности также разделить на два уровня по глубине залегания, самые нижние из них достигают глубины 2 м. Исключение составляет только одно захоронение, каменный ящик которого достигал уровня строительства церкви, но содержал инвентарь XIII–XIV вв. Очевидно, захоронение было совершено в летнее время и попало случайно на место, свободное от более ранних погребений. В большинстве случаев плитовые могилы второго горизонта, перекрывали предшествующие, чем и лимитировалась глубина их залегания.
Большинство могил второго горизонта обоих уровней оказались разграбленными. Это касается и детских захоронений в небольших каменных ящиках, и больших плитовых могил с перекрытием из двух-трех массивных блоков, содержащих до пяти последовательных погребений, и могил с одновременным захоронением женщины или мужчины с одним или двумя детьми. Такие черты обряда, как вытянутое, головой на запад, положение скелета, подсыпка из морского песка и камки, характерные для могил первого горизонта, сохранились. Сохранился и обычай разрушения предшествующих погребений со смещением черепов в один из углов ящика.
Общий облик инвентаря, найденного в плитовых могилах второго горизонта, мало отличается от инвентаря могил первого горизонта. Больше всего аналогий ему по-прежнему дает могильник Саркела-Белой Вежи, верхняя дата которого ограничена началом XII в.
Верхний уровень могил второго горизонта отличался тотальным разграблением: массивные плиты перекрытий часто разбиты на куски и перемешаны с грунтом и камкой заполнения, кости скелетов разбросаны. Случайно уцелевшие украшения из золота и серебра объясняют постоянные ограбления кладбища, а попадающиеся в заполнении могил керамика и монеты татаро-турецкого периода говорят о времени ограблений. Естественно, что возведение на месте древних построек Боспора и Корчева турецкой крепости не способствовало сохранению прицерковного кладбища. Но самые поздние средневековые захоронения второго горизонта, относящиеся к XII–XIII вв., говорят о том, что население не изменило своим традициям, хотя некоторые новые вещи, сопровождающие покойных, свидетельствуют о другом этносе и более позднем времени.
Из вещей, встречавшихся в наиболее ранних погребениях второго горизонта, надо назвать предметы металлического убора. Это височные кольца из витого и круглого в сечении дрота, сомкнутые и полутораоборотные, сделанные из серебра и золота (табл. 48, 30, 31, 36, 37). Серебряное височное кольцо с напускной бусиной почти идентично золотому из погребения первого горизонта (табл. 48, 29). Часто встречаются пуговки-бубенчики, штампованные из двух половинок (табл. 48, 22, 43), с каплевидным окончанием, рифленые и со сканой нитью посредине (табл. 48, 44, 45). Последняя выполнена из серебра, так же, как и изящная ажурная подвеска с каплевидным окончанием (табл. 48, 23).
Вместе с тем в инвентаре могил второго горизонта верхнего уровня залегания есть и вещи, ранее не встречавшиеся. Это витые из серебряной проволоки браслеты и крестики (табл. 48, 20, 46), височные кольца в виде знака вопроса с бусиной на конце и со стержнем, обмотанным тонкой проволочкой (табл. 48, 34–35), серебряная пластина от головного убора, найденная под черепом (табл. 48, 26). Бесспорные аналогии височным кольцам в виде знака вопроса, хорошо известные в золотоордынских памятниках, дают возможность установить дату этих поздних захоронений (конец XIII–XIV вв.) (Федоров-Давыдов Г.А., 1966, с. 39–41; Семыкин Ю.А., 1996, с. 174), а находка пластинчатого серебряного браслета с львиными головками (табл. 48, 33) позволяет ограничить ее второй половиной XIII в. (Крамаровский М.Г., 1978, с. 46–51).
Помимо бус, характерных для Саркела-Белой Вежи, в могилах второго горизонта встречаются бусы, найденные и в памятниках, относящихся к XII–XIII вв. Это бусы черные с мозаичным узором из включений разноцветной стеклянной крошки, бусы со спиральным узором в виде волны, встречающиеся в Новгороде в слоях конца XI — начала XIII в. и в городах Золотой Орды в слоях XIII–XIV вв. Чаще всего встречались бусы черные овальные с выпуклым валиком у отверстий и уплощенные, украшенные волнистым узором (табл. 48, 48), датирующиеся по материалам Новгорода периодом с 30-х годов до конца XII в., а по находкам в Изяславле — 40-ми годами XIII в.
Совсем не встречались в погребениях Саркела-Белой Вежи, ограниченных началом XII в., и в погребениях первого горизонта корчевского кладбища предметы, сделанные из бело-голубого фаянса: пуговки в виде многолепестковой розетки с двумя отверстиями и маленькие подвески-пронизки, изображающие уточку (табл. 48, 40, 41). Они найдены в погребениях, которые стратиграфически можно отнести к XIII–XIV вв. Это семь погребений младенцев в маленьких каменных ящиках, расположенных вплотную к стене южной апсиды. Во время одной из перестроек церкви Иоанна Предтечи в XIV в., по сведениям Ибн-Батуты, превращенной в мечеть (Тизенгаузен В.Г., 1884, с. 279), первоначальная форма апсид была совершенно скрыта под доходящей до 1 м в толщину каменной облицовкой. Небольшие, до полуметра в длину, каменные ящики детских захоронений при этом оказались совершенно «заложенными». Могилы были разрушены и ограблены при этом, но все же некоторые вещи сохранились. Помимо фаянсовых (кашинных?) пуговок и уточек там были найдены и крестики из витой серебряной проволоки, находимые на средневековых поселениях крымского Южнобережья в слоях XII–XIII вв. (Домбровский О.И., 1974, с. 5–56, рис. 27).
Для датировки второго горизонта корчевского кладбища важна еще одна интересная находка: золотой перстень с позднеантичной геммой на аметисте (табл. 48, 52). На ней изображена Фортуна с рогом изобилия и рулем. Аналогию перстню дает находка в киевском кладе 1885 г. очень близкого по форме золотого перстня с аметистом в овальном гнезде (Кондаков Н.П., 1896, табл. V, 3). Зарытие клада Г.Ф. Корзухина относит ко времени между 70-ми годами XII в. и 1240 г. (Корзухина Г.Ф., 1954, с. 117–118).
Материал из второго горизонта прицерковного кладбища дает представление о некоторых изменениях в составе населения средневекового Боспора-Корчева. Древнее греческое население Боспора было изначально смешанным. Помимо постоянного влияния местной этнической среды, оно, как уже говорилось выше, неоднократно переживало вторжение пришлых народов. Новые вторжения в начале XII в. половцев и в XIII в. монголов оставили немногочисленные, но выразительные следы в вещевом комплексе корчевских могил и жилищ. Целый лепной горшок, сохранившийся в печи одного из жилищ, и ритон с налепными узорами (Плетнева С.А., 1987) (табл. 44, 1, 2) связаны с бытовой культурой кочевников, а находка в одной из могил подвески из лазурита конкретно указывает на присутствие среди населения города в XII в. половцев (табл. 48, 21) (Макарова Т.И., 1962).
Многочисленные находки в могилах рядовых украшений из бронзы и серебра, характерные для золотоордынских городов, кожаные плетеные подвески из перевитых проволокой «узлов счастья» (табл. 48, 24), керамические пронизки в виде уточек (табл. 48, 41), символика которых так тесно связана с фольклором народов, объединенных Золотой Ордой, все это — несомненные следы присутствия на древней земле Боспора-Корчева в XII–XIII вв. тюркоязычных народов.
И все же город, с последней четверти IX в. уже принадлежавший Империи, и по планировке, и по материальной культуре был городом византийским. Короткое существование на противоположном берегу пролива русского Тмутараканского княжества никак не отразилось на его бытовом укладе. Никаких находок, маркирующих славянский этнос, ни в массовом керамическом материале, ни в инвентаре кладбища не найдено. Такие же общие для средневековых городов Восточной Европы предметы быта, как редкие находки шиферных пряслиц, этнических показателем быть не могут.
Но связи между Корчевым и Тмутараканью были оживленные. Об этом говорит массовый керамический материал: ассортимент тарной и столовой посуды двух городов весьма близок. То же можно сказать и о стеклянной посуде и украшениях — бусах и браслетах. Об этих связях напоминает и находка монеты Олега-Михаила в древнейшем горизонте корчевского кладбища.
В Тмутаракани в это время уже стояла построенная князем Мстиславом Владимировичем в 1022 г. церковь Пресвятой Богородицы (см. главу 7, с. 172), видимо, действовала в Корчеве и церковь Иоанна Предтечи. Не исключено, что обе они и послужили основными реперами при измерении в 1067 г. расстояния между Корчевым и Тмутараканью.
Какова разница в возрасте этих двух храмов соседствующих городов? Раскопки возле храма Иоанна Предтечи побудили автора попытаться пересмотреть дату его возведения, предложенную Н.И. Бруновым (VIII–IX вв.) и А.Л. Якобсоном (VIII в.) и присоединиться к датировке Н.П. Кондакова (IX–X вв.) (Макарова Т.И., 1982, с. 91–106). Основания для этого изложены выше. Следует заметить, что массовый археологический материал дает, как правило, только широкую дату в пределах не менее одного столетия. Однако некоторые основания для ее конкретизации может дать анализ голосников, найденных в интерьере церкви в ее южной стене при реставрационных работах (табл. 46, 5). Последние исследования средневековых амфор, проведенные А.В. Сазановым с широким привлечением материалов раскопок в Преславе (Болгария) и Константинополе, позволяют датировать амфоры, использованные в качестве голосников, временем не ранее второй половины X — начала XI в. (Sazanov А., 1997, p. 97, fig. 4, 47). С учетом этого уточнения, церковь Иоанна Предтечи можно считать предшественницей церкви Пресвятой Богородицы в Тмутаракани или ее ровесницей.
По сообщениям хроники Регино и Константина Багрянородного, в 889 г. печенеги разгромили венгров и захватили степи Северного Причерноморья (Артамонов М.И., 1962, с. 350). В трактате «Об управлении государством» сказано и о расселении их в степях Крыма: «Она (область печенегов) очень близка к Херсону, но еще ближе к Боспору» (Константин Багрянородный, 1989, с. 157, 159).
О роли печенегов и половцев в истории средневекового Крыма обычно судят по сообщениям византийских, итальянских и восточных авторов (Брун Ф.К., 1874, с. 39; Кулаковский Ю.А., 1914, с. 83, 84, 90–93; Васильев А.А., 1927, с. 244, 255–258; Якубовский А.Ю., 1928, с. 53–66; Секеринский С.А., 1955, с. 16, 17; Якобсон А.Л., 1964, с. 58, 78, 79). Историографический обзор литературы, посвященной изучению кочевников, населявших восточноевропейские степи в X-XIII вв. н. э., приведен в соответствующем томе «Археологии СССР» (Плетнева С.А., 1981а, с. 213, 214).
Первые кочевнические погребения X–XIV вв. были обнаружены на полуострове в 1890-х годах в результате раскопок Ю.А. Кулаковского и Н.И. Веселовского в окрестностях г. Симферополя и в низовьях рек Альма и Кача (Кашпар А., 1896, с. 142–145; Черепанова Е.Н., Щепинский А.А., 1968, с. 181–199). В 1924 и 1930 гг. Н.Л. Эрнст зачистил несколько подобных погребений близ Джанкоя и Симферополя (Эрнст Н.Л., 1924; 1930). В 1934 г. П.Н. Шульц исследовал у д. Чокрак в Евпаторийском районе половецкое святилище (Шульц П.Н., 1937, с. 254, рис. 1; Федоров-Давыдов Г.А., 1966, с. 191–193). Десятки кочевнических могил X–XIV вв. раскопаны в послевоенное время в Крымской степи (Черепанова Е.Н., Щепинский А.А., 1968; Щепинский А.А., Черепанова Е.Н., 1969; Федоров-Давыдов Г.А., 1966, с. 258) и в Судаке.
С.А. Плетнева (1958; 1973) и Г.А. Федоров-Давыдов (1966) разделили кочевнические могилы X-XIII вв. на три хронологические группы. По мнению С.А. Плетневой, погребения первой группы (X — начало XI в.) оставлены печенегами, второй группы (XI в.) — торками, а третьей группы (XII–XIII вв.) — половцами (Плетнева С.А., 1981а, с. 218). Г.А. Федоров-Давыдов связывает погребения I периода (конец IX–XI вв.) с печенегами и торками, а II и III периодов — с половцами (Федоров-Давыдов Г.А., 1966, с. 134–150). Инвентарь и планы многих раскопанных на полуострове кочевнических могил опубликованы в статье Е.Н. Черепановой и А.А. Щепинского, которые датировали эти погребения IX–XI и XII–XIV вв. Авторы считают, что погребения более ранней хронологической группы принадлежали печенегам и половцам (Черепанова Е.Н., Щепинский А.А., 1968, с. 201).
Почти все известные в Крыму кочевнические могилы X-XIII вв. были либо впущены в насыпь курганов, либо выкопаны на территории городских некрополей в Херсоне и Судаке. На полуострове раскопан только один курган половецкого времени с оградой из вертикальных плит, поставленных кольцом под насыпью (Федоров-Давыдов Г.А., 1966, с. 120, 122, табл. 10). По конструкции могилы и деталям погребального обряда захоронения делятся на типы (табл. 49, 1, 2, 7, 8, 13, 14, 23, 31, 32; 50, 18) (Черепанова Е.Н., Щепинский А.А., 1968, с. 199; Щепинский А.А., Черепанова Е.Н., 1969, с. 5, рис. 2; Эрнст Н.Л., 1924, с. 4; 1930, с. 193–194).
Датировку описанных погребений можно определить по обнаруженному в них инвентарю. В археологической литературе хорошо разработана и обоснована типология и хронология многих категорий украшений, стремян и оружия X–XIV вв. (Медведев А.Ф., 1966; Федоров-Давыдов Г.А., 1966; Кирпичников А.А., 1966; 1971; 1973; Плетнева С.А., 1973; 1981а).
В упомянутых выше могилах почти всех типов встречены детали конской сбруи — стремена, удила, накладки на ремни и круглые подпружные пряжки. К сожалению, из многих захоронений извлечены только сильно коррозированные обломки железных удил и стремян. В могиле третьего типа (Сарайлы-Кият под Симферополем, курган 1), в погребении четвертого типа (Казанка, курган 3), в захоронении восьмого типа (Симферопольский район, 1890 г.), в могиле 11-го типа (пос. Чокурча), а также в курганах, раскопанных под Симферополем в 1895, 1949 гг. и в междуречье рек Альмы и Качи в 1894 г. (Черепанова Е.Н., Щепинский А.А., 1968, рис. 3, 12; 4, 9; 6, 1; 9, 2, 3; 15, 3) обнаружены стремена с арочным корпусом, с расплющенной полукруглой или заостренной верхней частью дужки и широкой подножкой (табл. 50, 6,7; 51, 5). Подобные стремена находились в употреблении в конце XI–XII вв. (Федоров-Давыдов Г.А., 1966, с. 16; Плетнева С.А., 1973, с. 15–17, рис. 5, 8, 9). К концу XII–XIII вв. обычно относят стремена с корпусом из расплющенной дужки с треугольной верхней частью и узкой овальной в плане подножкой (Федоров-Давыдов Г.А., 1966, с. 12, 13, 15, 16, рис. 1; Кирпичников А.А., 1973, табл. XV, 3; Плетнева С.А., 1981а, рис. 82, 64), происходящие из кургана 9 у села Ближнее Боевое Феодосийского горсовета (табл. 50, 10) и одного из феодосийских курганов (табл. 50, 11).
Односоставные удила из крымских курганов (табл. 49, 16) характерны для кочевнических погребений конца XI–XII вв. (Плетнева С.А., 1973, с. 15), а двусоставные удила с большими подвижными кольцами (табл. 50, 8) были широко распространены в IX–XIV вв. (Федоров-Давыдов Г.А. 1966, с. 18, 20, рис. 2).
Наголовные ремни коня богатого кочевника украшались декорированными металлическими бляхами, рентами и наконечниками. В информации о работах Н.И. Веселовского в Сарайлы-Кияте сообщается о находке в кургане 1 в могиле третьего типа и в кургане 7 двух уздечных наборов (ОАК за 1892 г., с. 6–7; Кашпар А., 1896, с. 144). Набор из кургана 1, состоящий из сделанных из серебра двух бубенцовых решм (табл. 51, 9, 16), четырех крестовидных накладок на места соединения ремней (табл. 51, 18, 19, 21, 22), семи наконечников ремней (табл. 51, 6–8, 11–14) и двух прямоугольных блях (табл. 51, 4, 5) и отлитых из бронзы двух соединительных колец (табл. 51, 17, 20), двух бубенчиков (табл. 51, 1, 2) и пряжки (табл. 51, 15), опубликован А.А. Кирпичниковым (1973, с. 29, табл. XI). Серебряные решмы, накладки и наконечники украшены рельефными растительными пальметами и жгутовой плетенкой, лжезернью, чернью и позолотой. Аналогичным орнаментом, исполненным в той же технике, декорированы уздечные наборы, найденные на Херсонщине в захоронениях кочевников в Гаевке (с византийскими монетами 976-1025 гг.), в Ново-Каменке и Первоконстантиновке (Кирпичников А.А., 1973, с. 26–30, рис. 12, табл. VIII, IX; Кубышев А.И., Орлов Р.С., 1982, с. 242–243, рис. 2–5). Основные элементы декора этих наборов были популярны в Византии в X–XI вв. Исследователи считают, что упомянутые уздечные наборы изготовлены в Юго-Восточном Причерноморье в мастерских, обслуживающих в X–XI вв. Крым, Северное Причерноморье и Южную Русь (Кирпичников А.А., 1973, с. 29–30; Кубышев А.И., Орлов Р.С., 1982, с. 243–244).
Украшениями поясного ремня, видимо, являются две отлитые из бронзы бляхи X–XI вв., лежавшие у левой бедренной кости в могиле первого типа, зачищенной в кургане на реке Чатырлык в Первомайском районе. Единственная бронзовая поясная пряжка (табл. 49, 39) XII в. найдена Н.И. Веселовским в 1890 г. под Симферополем. Типичные для кочевнических захоронений XII в. (Плетнева С.А., 1981, рис. 82, 83; 83, 17) круглые железные пряжки (табл. 49, 33) использовались на поясе и для застегивания портупейных ремней. В Ближнем Боевом в кургане 1, в погребении 2 (7-й тип) такая пряжка находилась в области таза, а в погребении 1 (8-й тип) и в пос. Мамай в захоронении десятого типа названные пряжки лежали справа от скелета человека рядом с саблей (Черепанова Е.Н., Щепинский А.А., 1968, с. 191, 192; Щепинский А.А., Черепанова Е.Н., 1969, с. 5).
Во многих кочевнических могилах X-XIII вв. содержалось разнотипное оружие. Железные плоские ромбовидные наконечники стрел XI и XII вв. (Медведев А.Ф., 1966, табл. XVIII, 23; XX, 37) встречены в захоронениях 1-го (табл. 49, 27, 28), 6-го (табл. 49, 10) и 7-го (табл. 49, 18) типов. Круглые в сечении железные наконечники стрел найдены в погребении четвертого типа (Черепанова Е.Н., Щепинский А.А., 1968, рис. 6, 10) и в могилах седьмого (табл. 49, 19) и 11-го (Черепанова Е.Н., Щепинский А.А., 1968, рис. 9, 6) типов с вещами XI–XII вв. Железные наконечники копий XI в. (Медведев А.Ф., 1966, табл. 18, 3; Кирпичников А.А., 1966, табл. XXIII, 4) обнаружены в Рисовом в захоронении первого типа (табл. 49, 9). Железные наконечники дротиков XI в. (Медведев А.Ф., 1966, табл. XX, 27) извлечен из могил 10-го (табл. 49, 35) и пятого (табл. 49, 29) типов. В захоронениях первого (табл. 49, 24) и седьмого (табл. 49, 17) типов встречены костяные наконечники стрел XII в. (Медведев А.Ф., 1966, табл. 22, 29, 32, 33). Упомянем также трехлопастный железный наконечник стрелы XIII–XIV вв. (Кызласов И.Л., 1981, рис. 74, 27; Могильников В.А., 1981, рис. 73: 24) из Херсона. На двух лопастях данного наконечника сделаны лунковидные прорези (табл. 50, 21).
От сложносоставного лука в одной из могил первого типа сохранились две костяные боковые накладки (табл. 49, 26).
С IX в. воины стали носить луки в футлярах-налучьях, предохраняющих их от непогоды. На поясе изготовлявшиеся из кожи или плотной материи налучья подвешивались с помощью костяных петель (Медведев А.Ф., 1966, с. 23, рис. 3; табл. 8). Некоторые налучья украшались костяными накладками. Обломки таких накладок с гравированными кружками с точками (Черепанова Е.Н., Щепинский А.А., 1968, рис. 14, 1, 2) находились в захоронении шестого типа вместе с наконечниками стрелы XI в. (табл. 49, 10). Костяные петли для подвешивания налучья обнаружены в могилах девятого (Черепанова Е.Н., Щепинский А.А., 1968, рис. 13, 3) и 11-го (табл. 49, 34) типов с инвентарем XII в. Костяные петли из одновременных могил из Мартыновки (табл. 49, 38), Бахчи-Эли (Черепанова Е.Н., Щепинский А.А., 1968, рис. 13, 2) и из Ближнего Боевого (табл. 49, 36, 37) служили для подвешивания на поясе берестяных колчанов (Медведев А.Ф., 1966, с. 20, 21, табл. 9). Как правило, концы этих петель вырезаны в виде зооморфных голов.
Из крымских кочевнических погребений X-XII вв. происходят около двух десятков сабель. Почти прямая короткая (длина 0,65 м) сабля из с. Танковое Красноперекопского района, из захоронения третьего типа (Щепинский А.А., Черепанова Е.Н., 1969, с. 190, 191) типологически близки саблям VIII-X вв. (Генинг В.Ф., 1962, с. 57–58, табл. XIII, 6; Плетнева С.А., 1967, с. 157–158; 1981, с. 215). Слегка изогнутая длинная сабля (длина клинка 1,31 м) из Чокурчинского кургана из погребения 11-го типа (табл. 49, 22) может быть датирована по найденным там же стременам конца XI–XII вв. (табл. 50, 6). Типология аналогичных сабель из Поросья разработана С.А. Плетневой (1973, с. 17, 18, рис. 5). По длине и кривизне саблю из погребения четвертого типа (Казанка, курган 3) следует отнести к отделу 1-В, саблю из погребения пятого типа (Мартыновка) — к отделу 1-Б, сабли из погребений седьмого типа (Сарайлы-Кият, курганы 2 и 6; гора Коклюк, курган 6) и из могилы 11-го типа (Сарайлы-Кият, курган 5) — к отделу 1-Д (табл. 49, 20), саблю из захоронения десятого типа (Мамай) — к отделу 1-Г (табл. 49, 21), сабли из погребений восьмого типа (Ближнее Боевое, курган 1, могила 1) и девятого (Бахчи-Эли) — ко второму типу. С.А. Плетнева датировала сабли отделов В и Г — первой половиной XII в., а сабли отдела Д — концом XII — первой половиной XIII в. (Плетнева С.А., 1973, с. 17, 18). На сабле из Мамайского кургана сохранились пластинчатая оковка и наконечник ножен (табл. 49, 21). К клинку из коклюкской могилы прикипели две проволочные оковки ножен с петлями (табл. 49, 30). Рядом с клинком лежали две костяные соединительные пластины от портупейных ремней (табл. 49, 15).
Владельцами кольчатого доспеха в X-XIV вв. прежде всего были привилегированные воины. В двух могилах седьмого типа (Коклюк, курган 6; Сарайлы-Кият, курган 6) и в кургане 9 пос. Приморский (близ Феодосии) найдены проржавевшие фрагменты кольчуг, сплетенных из проволочных колец (табл. 50, 13).
Особенно интересна кочевническая кованная железная маска с отлитым из бронзы ухом (табл. 49, 40), обнаруженная в 1889 г., в Херсоне, на Северном берегу, на полу дома вместе с фрагментами железной кольчуги, гривнами и другими вещами (Пятышева Н.В., 1964, с. 2, 6, 7, рис. 3, 4, табл. I; IX). В литературе высказаны противоречивые мнения о датировке, назначении и об этнической принадлежности кочевнических железных масок. По словам Н.В. Пятышевой, в Херсон кольчугу и маску в конце XIII — начале XIV в. привез половец. По ее предположению, херсонесская и другие одновременные кочевнические маски имели культовое и церемониальное назначение (Пятышева Н.В., 1964, с. 29–34; 1980, с. 135, 137). С.А. Плетнева вполне обоснованно считает, что черноклобуцкие воины использовали железные маски в качестве забрала (Плетнева С.А., 1981, с. 216).
Украшения и предметы туалета в рассматриваемых погребениях весьма немногочисленны. В одной из могил первого типа (деревня Матвеевка) находились бронзовые перстни с жуковиной из темно-синего стекла (табл. 49, 6) и с плоской пластинчатой жуковиной (табл. 49, 5). Жуковина второго перстня по форме восходит к соответствующим деталям поздних салтовских перстней. В нескольких могилах конца XI–XII вв. и XIII в. встречены одноцветные стеклянные бусы, костяные и бронзовые подвески, бубенчики с крестовидной прорезью и пуговицы (табл. 49, 25; 50, 12, 14, 15; 51, 1, 2). Из Херсона из могилы седьмого типа происходит бронзовое зеркало XI–XII вв. (Федоров-Давыдов Г.А., 1966, с. 81) с крестовидным орнаментом (табл. 49, 12). В могиле седьмого типа (Приморский, курган 2) бронзовое гладкое зеркало (табл. 50, 19) найдено вместе с золотой серьгой в виде знака вопроса (табл. 50, 20), железными ножницами (табл. 50, 17), джучидской монетой XIII–XIV вв. и с монетой хана Узбека, чеканенной в 1330 г. Редкими находками являются обломок деревянного гребня (табл. 49, 3) и железные ножницы (табл. 49, 4, 11; 50, 17).
Целые керамические сосуды стояли в нескольких могилах (Щепинский А.А., Черепанова Е.Г., 1969, рис. 105, 8). У тонкостенных гончарных кувшинов из коклюкской могилы черепок плотный, светло-красный. Высота большого кувшина 28 см (табл. 50, 4). Его горло украшено валиком, а тулово волной, выполненной гребенкой. Ручка в сечении почти плоская, со слабо профилированными краями. Высота второго кувшина 14,8 см (табл. 50, 5). Он имеет характерный для сосудов данного типа невысокий отогнутый наружу венчик, к верхнему краю которого прикреплена плоская ручка. Поверхность корпуса сильно закопчена. Аналогичные гончарные кувшины встречены в слоях XII–XIII вв. в Херсонесе (Якобсон А.Л., 1950, с. 108–109, рис. 67, 1, 2, 7; 68, 1, 5), на Бакле (Талис Д.Л., 1974, рис. 1, 4) и в верхнем слое Саркела-Белой Вежи (Плетнева С.А., 1959, с. 251, рис. 33, 1). У круговых плоскодонных горшков из Мартыновки (высота 17,5 см) и Приморского (высота 12 см) черепок светло-красный, рыхлый с примесью толченой ракушки и песка (табл. 50, 9, 16). Горшок из Мартыновки декорирован спиралевидным орнаментом (табл. 50, 9). Поверхность обоих горшков сильно закопчена. Фрагменты однотипных сосудов содержались в слоях XII–XIII вв. на Бакле (Рудаков В.Е., 1975, с. 26, рис. 2, 5) и на Тепе-Кермене (Талис Д.Л., 1977, рис. 4, 5). В фондах Крымского республиканского краеведческого музея хранятся круговой горшок, орнаментированный волной и гончарный одноручный кувшин, покрытый сплошным линейным орнаментом. Оба сосуда, видимо, были обнаружены Н.И. Веселовским в 1891 г. в кочевнических захоронениях. В Тмутаракани подобная керамика находилась в слоях X-XIV и XII–XV вв. (Плетнева С.А., 1963, с. 24, 28, 46, рис. 15, 5, 7; 27, 5).
Судя по инвентарю, погребения первого и третьего типов датируются X-XII вв., четвертого и шестого типов — XI — началом XII в., пятого, восьмого и десятого типов — концом XI–XII вв., седьмого, девятого и 11-го типов — концом XI–XIII вв., второго типа — XIV в. По конструкции и особенностям погребального обряда могилы первого, третьего и шестого типов характерны для печенегов, могила пятого типа — для торков, могилы седьмого — десятого типов — для половцев, а могилы четвертого и 11-го типов — для пенежско-половецкого населения (Плетнева С.А., 1981, с. 218, 219).
Приведенные факты в основном согласуются с информацией письменных источников о печенегах в Крыму. В анонимном персидском географическом труде X в. печенеги разделены на две ветви — «тюркскую» и «хазарскую» (Плетнева С.А., 1959, с. 213). Хазарские печенеги кочевали в Предкавказской степи в междуречье рек Дона и Кубани (Плетнева С.А., 1958, с. 213: Артамонов М.И., 1962, с. 351). Вероятно, в первой половине X в. хазарские печенеги проникли в Крымское Присивашье. Именно здесь открыты все наиболее ранние печенежские погребения с вещами X в. (в Танковом близ Красноперекопска, на р. Чатырлык и в Матвеевке в Первомайском районе). Как показывают археологические материалы, печенеги до конца XI в. оставались основным населением крымской степи.
После изгнания хазар из Крыма византийская администрация утверждается в Юго-Восточном Крыму в Сугдее. Второй половиной IX — первой половиной XI в. датируются найденные в городе печати логофетов, отвечавших за сбор налогов в империи (Степанова Е.В., 1997, с. 175–176). В конце X — первой половине XI в. в Сугдее была образована стратегия, управлявшаяся назначенным из Константинополя стратигом в ранге протоспафария. Около 1059 г. Сугдею включили в фему Херсона (Латышев В.В., 1896, с. 16–18). На северном склоне крепостной горы И.А. Баранов раскопал X-XIII вв. кварталы ремесленников и торговцев (Баранов И.А., 1994, с. 52–58). Жилые двухэтажные дома открыты и в портовом районе (Джанов А.В., Майко В.В., 1998, с. 160–178). Из помещений извлекли сделанные в окрестностях Константинополя амфоры с воротничковообразным венчиком последней трети X–XI вв. (Романчук А.И., Сазанов А.В., Седикова Л.В., 1995, с. 68, 69), амфоры с высокоподнятыми ручками и веретенообразным туловом XII–XIII вв. (Якобсон А.Л., 1979, с. 68, 5–7), большие грушевидные круглодонные амфоры XIII–XIV вв. (Якобсон А.Л., 1979, с. 113, рис. 69, 1–5), маленькие амфоры с петлевидными ручками и веретенообразным туловом (Джанов А.В., Майко В.В., 1998, рис. 9, 6), высокогорлые кувшины с плоскими ручками и византийские красноглиняные поливные сосуды XII–XIII вв. (Якобсон А.Л., 1979, с. 131–132).
По мнению А.А. Васильева, Византия в конце IX в. вернула крепости Горного Крыма (табл. 52–54) под свое управление (Vasiliev А.А., 1936, p. 117). В труде Константина Багрянородного о регионе говорится как о находившемся под защитой Византии (Константин Багрянородный, 1989, с. 37). Принадлежащими Византии («городами Романа») считал автор Кембриджского документа города и деревни между Керченским проливом и Херсоном, захваченные хазарским военачальником Песахом (Golb N., Pritsak O., 1982, p. 117). На хребте Басман в карстовой пещере обнаружена эпитафия X в. пресвитера Иоанна. По мнению Э.И. Соломоник, в надписи упомянут подчиненный Херсону Горный Крым (Соломоник Э.И., 1986, с. 214–215). Однако в трактате Константина Багрянородного этот регион назван Климатами. Согласно Кембриджскому документу, в годы правления Романа I Лакапина (920–944) хазары, в отместку за нападение подстрекаемого византийцами князя русов Хелгу на хазарский город Самкерц (Тмутаракань или Керчь?), совершили последний отмеченный в письменных источниках набег на византийские владения в Крыму (Golb N., Pritsak O., 1982, p. 117). А.М. Мошин отнес это событие к 943 г. (Mošin V., 1931, p. 323), тогда как О. Прицак отождествил поход Хелгу с описанным ал-Масуди рейдом русов и датировал его 925 г. (Golb N., Pritsak O., 1982, p. 137). По мнению А.П. Новосельцева, в труде ал-Масуди речь шла о рейде русов на Каспий, состоявшемся между 909 и 914 гг., т. е. задолго до начала правления Романа I. А.П. Новосельцев считал, что в Кембриджском документе какой-то крымский еврей описал действительно происходившие в Самкерце события, связанные с гонениями евреев в Византии при Романе I (Новосельцев А.П., 1990, с. 212–218). Скорее всего, во время этого рейда между 920–940 гг. и погибли многие поселения булгар, оказавшиеся на пути Песаха. Судя по найденной в Херсоне печати конца X — начала XI в. императорского спафария и турмарха Готии Льва, официально регион, также, как и в VIII–IX вв., назывался Готией. Очевидно, в X в. она в качестве турмы (военно-административного округа) входила в состав фемы Херсона (Alekséenko N.A., 1996, p. 272). Поскольку турма не упомянута в труде Константина Багрянородного, то, видимо, ее организовали во второй половине X в.
Скорее всего, резиденция турмарха Готии находилась в крепости на плато Мангуп (табл. 53). По утверждению А.Г. Герцена, в X — первой половине XI в. территория плато, как и в IX в., оставалась малозаселенной. Несколько крупных усадеб с вырубленными в скале тарапанами (винодавильнями) обнаружено на мысу Тешкли-Бурун и в восточной части плато (Герцен А.Г., 2001, с. 30). На плато Чуфут-Кале не выявлена жилая застройка XI–XIII вв. Сохранившиеся там укрепления служили убежищем для жителей окрестных селений (Герцен А.Г., 1995, с. 87).
Другие крепости Готии, такие как Эски-Кермен, Тепе-Кермен и Бакла, в XI–XIII вв. развились в малые города (табл. 52). На Эски-Кермене в XI–XII вв. на территории заброшенного некрополя построили стены, задерживавшие почву, и разбили огороды и виноградники. В XII–XIII вв. большая часть территории плато оказалась застроенной прямоугольными кварталами, между которыми проходила заглубленная в скалу улица шириной 2 м. Кварталы состояли из одной-трех усадеб, церковно-погребального комплекса, винодельни, зерновых ям и цистерн. Каждая усадьба состояла из двухэтажных жилых и хозяйственных построек и огражденного каменным забором дворика. Нижние этажи зданий строились из камней на подтесанной скальной площадке. Верхние этажи возводились из дерева и сырца, а иногда из камня. Крышу накрывали плоской черепицей. Во многих усадьбах вырубали подвалы. По расчетам Е.В. Веймарна, средняя площадь усадеб составляла 75-150 м2. По его мнению, на городище в XII–XIII вв. было построено до 600 усадеб, в которых проживало от 2500 до 3000 человек (табл. 52, 4). Плато Тепе-Кермен в XII–XIII вв. застраивается жилыми домами. На северной стороне плато, у подъема с седловины находятся пещерные казематы, а по наружному краю — дозорные пещеры с амбразурами (Талис Д.Л., 1974, с. 95; 1977, с. 101–102). На Бакле цитадель использовали для хранения больших запасов продовольствия, в основном зерна и сушеной рыбы. В цитадели раскопана и разрушенная в начале XIII в. резиденция архонта: комплекс из восьми жилых, хозяйственных помещений с пифосами, с двориком с пифосами и однонефной часовней (Талис Д.Л., 1981, с. 68–71). Прилегающий к цитадели посад в X XIII вв. был густо застроен жилыми усадьбами. В.Е. Рудаков на участке площадью 205 м2 открыл 4 усадьбы, либо примыкающие одна к другой, либо разделенные узкими проулками шириной 0,6–0,7 м. Кварталы разделялись улицами шириной до 4 м. Усадьбы состояли из двух-четырех двух- и одноэтажных помещений. В одном из помещений имелся выход в переулок или в открытый двор. В помещениях найдены сельскохозяйственные орудия, керамический диск от гончарного круга и свидетельства существования металлообработки (Рудаков В.Е., 1981, с. 75–77) (табл. 53, 1–3).
В Готии выявлено большое количество сельских поселений и укрепленных убежищ рассматриваемого времени (рис. 6). На поселениях X-XII вв. в Ласпинской котловине прослежены усадьбы с сельскохозяйственными террасами с крепидами, двухэтажными с черепичными крышами жилыми домами, хозяйственными строениями, хлевами и загонами для скота. Большинство строений примыкало к скалам или к подпорным стенам. Рядом обнаружена каменоломня, в которой разрабатывался известняковый туф (травертин). Рядом лежали заготовки архитектурных деталей (Домбровский О.И., 1974, с. 18–22). Поблизости находился комплекс для производства черепицы и плинфы. Черепицеобжигательная печь зачищена в урочище у бухты Батильман (Паршина Е.А., 1974, с. 81; Сидоренко В.А., 1985, с. 99). Раскопки свидетельствуют о развитой экономике Готии. На городищах и поселениях зафиксированы металлообработка, другие ремесла, рыболовство и многоотраслевое сельское хозяйство: зерноводство, огородничество, виноградарство и скотоводство.
Рис. 6. Городища, поселения, монастыри и могильники X — первой половины XIII в. Составлена А.И. Айбабиным.
1 — Батильман; 2 — Ласпи; 3 — Симеиз; 4 — Папеа; 5 — Ореанда; 6 — Ялта; 7 — Горзубиты; 8 — Партенит; 9 — Малый Маяк; 10 — Алусгон; 11 — Сугдея; 12 — Коклюк; 13 — Ближнее Боевое; 14 — Приморский; 15 — Боспор; 16 — Херсон; 17 — Северный берег Севастопольской бухты; 18 — Инкерман; 19 — Чилтер-Мармара; 20 — Шулдан; 21 — Мангуп; 22 — Гончарное; 23 — Родниковое; 24 — Эски-Кермен; 25 — Чилтер-Коба; 26 — Сюрень; 27 — Пампук-Кая; 28 — Качи-Кальон; 29 — Кыз-Кермен; 30 — Тепе-Кермен; 31 — Успенский монастырь; 32 — Чуфут-Кале; 33 — Бакла; 34 — Вилино; 35 — Булганак; 36 — Казанки; 37 — Бахчи-Эли; 38 — Чокурминский курган, Сарайлы-Кият; 39 — Симферопольское водохранилище; 40 — Басман; 41 — Лучистое; 42 — Чокрак; 43 — Мамай; 44 — Джанкой; 45 — Заливное; 46 — Мартыновка; 47 — Чатырлык; 48 — Рисовое; 49 — Матвеевка; 50 — Танковое; 51 — Семеновка.
Условные обозначения: 1 — погребения печенегов и половцев; 2 — памятники христианского населения.
Восстановив в X в. крепости в Горзубитах (Домбровский О.И., 1974, с. 12, 13) и Алустоне, Византия вернула свой контроль над морским путем из Херсона в Боспор. В Партените и Алустоне разрослись портовые города. Вновь отстраивается Партенит. На расширенных и укрепленных подпорными стенами террасах прокладываются новые улицы. Вдоль них возводятся новые дома, отделенные узкими проулками (Паршина Е.А., 1991, с. 95). Идриси в 1154 г. писал о Партените и Алустоне (Лусте) как о густо населенных приморских городах (Гаркави А.Я., 1891, с. 244–245). В Алустоне по соседству с византийской цитаделью раскрыты дома второй половины X-XIII вв. городского посада, занимавшего 3 га склонов крепостного холма (Мыц В.Л., 1991, с. 152; 1997, с. 189).
В начале X в. в Климатах восстанавливается Готская епархия (Gelzer Н., 1990, s. 551). В X в. население Климатов уже не соблюдало прежние языческие традиции. Близ крепостей забросили почти все прежние некрополи со склепами и могилами с рудиментами языческого погребального обряда. Рядом со многими из них были построены храмы, вокруг которых возникли некрополи с захоронениями в могилах из каменных плит и в гробницах, сложенных из камня. Археологические раскопки (Бармина Н.М., 1995, с. 81) дают основание говорить о перестройке или восстановлении кафедральной базилики Готской епархии. Не ранее XI в. к ней пристроили крещальню (Айбабин А.И., 1999, с. 123). У восточного обрыва мыса Тешкли-Бурун в X в. вырубили усыпальницы, рядом с которыми спустя некоторое время создали пещерную церковь (Герцен А.Г., Могаричев Ю.М., 1996, с. 16–19). На юго-восточном склоне Мангупа (табл. 53) раскопан неоднократно перестраивавшийся крестообразный храм (Мыц В.Л., 1990, с. 224–235, рис. 3; 4, 1–9). В кладке его ранних стен найдены фрагменты высокогорных кувшинов с плоскими ручками второй половины IX–XI вв. и поздних причерноморских амфор первого варианта, известных в комплексах конца IX–X вв. (Айбабин А.И., 2000, с. 172–173, рис. 7, 1), в стене притвора фрагменты амфор с воротничковообразным венчиком последней трети X–XI вв. (Романчук А.И., Сазанов А.В., Седикова Л.В., 1984, с. 68, 69). Очевидно, в начале X в. возвели храм площадью 9,25×11,40 м с тремя входами. Не ранее конца X в. к северной и южной ветвям креста пристраивают две часовни, а к западному входу — притвор. В XI в. храм погиб от пожара. Рядом находился христианский плитовый могильник. В конце X в. прекратили хоронить на могильнике на склоне на плато Эски-Кермен (табл. 54). Тогда же новые пещерные храмы вырубили в материковой скале у главных ворот (Айбабин А.И., 1991, с. 47). На городище большое количество пещерных храмов и в XI–XII вв. В конце XII–XIII вв. на городище и на склонах вырубили храмы, стены которых расписали фресками. Церковь, находящаяся на южном обрыве, получила название по композиции Успение на северо-западной стене. Храм в плане — прямоугольник, вытянутый с северо-востока на юго-запад. Такая ориентировка соответствует традициям православной церкви. На северо-восточной стене на синем фоне изображены святой, левее фрагменты композиции Сретение, на потолке сцены Крещения и Рождества Христова. Церковь, вырубленную в отколовшейся от основания массива глыбе и стоящую на территории раннесредневекового могильника, называют храмом «Трех всадников». На ее северной стене изображены в движении три святых всадника в панцирях с развевающимися плащами (табл. 54, 1). В среднем всаднике легко узнать Георгия Победоносца, поражающего змея. Под фресками сделана надпись: «Иссечены и написаны святые мученики Христовы для спасения души и отпущения грехов 12… г.», переведенная В.В. Латышевым (Репников Н.И., 1932а, с. 108). Третий храм Донаторов находится в верховьях балки Черкес-Кермен (табл. 54, 3, 4). На потолке и стенах сохранились изображения Христа с пятью святителями (в апсиде), фрагменты Благовещения, Крещения и Сретения, остатки фигур Георгия Победоносца (пешего) и Дмитрия Солунского в рост в воинском наряде (на северной стене и западной аркосоли), изображения ктиторов: мужчины в красной одежде, женщины в монашеской одежде и женщины в красном одеянии с короткими рукавами и остроконечным кокошником на голове (в узкой аркосоли западной стены) (Репников Н.И., 1932а, с. 109–112, 119–120). Фрески первых двух храмов, видимо, исполнены провинциальными художниками, работавшими в стиле византийской живописи эпохи Палеологов. Фрески храма Донаторов приписывают столичному художнику (Якобсон А.Л., 1964, с. 101). Очевидно, не раньше XI в. на плато Тепе-Кермен сооружается маленькая одноапсидная часовня (Талис Д.Л., 1997, с. 102–103). Одновременно у северо-восточного края плато в скале вырубили церковь с баптистерием (табл. 54, 5). Ее планировка отличается от других храмов поперечным расположением нефа и местонахождением вынесенного внутрь алтаря (Могаричев Ю.М., 1997, с. 84–86). С X в. новые храмы строятся на Бакле на территории цитадели и посада (Рудаков В.Е., 1981, с. 78–79). В примыкающей долине в 600 м к югу от горы раскопаны возведенные в конце IX в. однонефный храм с притвором и крестообразный храм (Рудаков В.Е., 1984, с. 40–46) (табл. 52, 1). На сельском некрополе в Лучистом в конце IX в., очевидно, в связи с заполнением участка, кладбище переносят на новое место, где в X–XIII вв., в основном, хоронили в грунтовых, но в почти безынвентарных склепах и могилах по христианскому обряду захоронения. Резюмируя вышесказанное, следует отметить, что на некрополях Готии в погребальных сооружениях X в. и в более поздних хоронили по единообразному погребальному обряду, не позволяющему идентифицировать этнос похороненных (табл. 55). Скорее всего, к концу X в. завершился многовековой ассимиляционный процесс формирования горнокрымской народности. Она впитала в себя аланский, готский, ромейский и булгарский компоненты. Их объединили христианство и византийская культура (Айбабин А.И., 1993а, с. 130). Судя по немногочисленным эпитафиям из Горного Крыма (Соломоник Э.И., 1986, с. 215–217; Сидоренко В.А., 1998, с. 642–645), жители Климатов знали греческий язык, а некоторые из них имели греческие или аланские имена.
В середине XI в. в Приазовскую степь вторглись половцы (Васильев А.А., 1927, с. 255; Плетнева С.А., 1981, с. 214). Очевидно, они совершали набеги на Готию и хору Херсона. Быть может, половцы в середине XI в. разрушили крепость и усадьбы на плато Мангуп и поселение на Гераклейском полуострове. В 1091 г. половцы уже помогли византийскому императору Алексею I разгромить наступавших на Константинополь печенегов (Острогорски Г., 1947, с. 176). В XII в. половецкие погребения распространились по всему равнинному Крыму. Видимо, в этом столетии половцы господствовали не только в степной части полуострова, но и в горных районах. По свидетельству арабского географа XII в. Идриси, путь от Херсона до Джалиты (Ялты) лежит в стране куман (половцев) (Гаркави А.Я., 1891, с. 244; Васильев А.А., 1927, с. 255). Автор «Слова о полку Игореве» называет Херсон и Сурож рубежами «земли незнаемой», т. е. подчиненной половцам. В повествовании Ибн-ал-Биби сообщается о том, что Судак в первой четверти XIII в. платил дань половцам (Якубовский А.Ю., 1928, с. 59–65). Арабские историки XIII в. писали о Судаке как о городе кипчаков (Брун Ф.К., 1880, с. 133; Тизенгаузен В.Г., 1884, с. 26; Секеринский С.А., 1955, с. 16). По словам посетившего Крым в 1253 г. монаха-минорита Гильемилы Виллем де Рубрука, «…между Керсоной и Солдаией… до прихода Татар обычно жили Команы и заставляли вышеупомянутые города и замки платить им дань» (Рубрук Гильом, 1957, с. 90). Д.Л. Талис (1980, с. 104–105) связывает с половцами появление типичного для Средней Азии и Приаралья декора на керамике, встреченной в Горном Крыму в слоях XII–XIII вв.
Ценным источником для изучения крымских половцев являются каменные изваяния. Принадлежность так называемых «каменных баб» половцам впервые доказал Н.И. Веселовский (1911). Наиболее полная сводка половецких статуй, в том числе и почти всех крымских, опубликована С.А. Плетневой. Опираясь на картографирование изваяний, она предположила, что в Крыму находились постоянные половецкие кочевья. С.А. Плетнева полагает, что поскольку на Керченском полуострове нет половецких изваяний, то там не было их веж (Плетнева С.А., 1974, с. 23). Однако в 1980 г. экспедиция С.А. Бессоновой обнаружила на Керченском полуострове в районе с. Семеновка нижние части двух половецких статуй. В арабских источниках имеются упоминания о кипчакском населении «Керши» (Брун Ф.К., 1880, с. 322).
В Крыму известны лишь реалистичные скульптуры развитых типов, характерные для XII в. (Плетнева С.А., 1974, с. 70). Высеченная из белого плотного известняка статуя из Феодосийского музея (табл. 50, 1) в настоящее время составлена из трех частей (ее наибольшая высота 1,65 м). Она изображает мужчину, стоящего на постаменте с сосудом в руках. На сильно потертой поверхности отчетливо видны шлем, волосы, заплетенные в косы, две нагрудные бляхи и кафтан, плечи, рукава и полы которого украшены глубоко врезанными зигзагообразными линиями и полосами, заштрихованными косыми насечками. На правом боку изображено зеркало с крестовидным орнаментом, а на левом — кошелек. На спине показаны ремни и, вероятно, фигурная бляха. Аналогичное изваяние (табл. 50, 2), сделанное из такого же камня, хранится в Крымском республиканском краеведческом музее (Плетнева С.А., 1974, с. 105, № 1156). По мужским и женским (табл. 50, 3) статуям можно получить довольно полную информацию об одежде, украшениях и вооружении половцев. Каменные изваяния всегда воздвигали на высоком месте в специально оборудованных святилищах (Федоров-Давыдов Г.А., 1966, с. 191–192; Плетнева С.А., 1974, с. 73). Как упоминалось выше, одно из таких святилищ П.Н. Шульц раскопал в Евпаторийском районе. Под сложенной из камней насыпью находилась впущенная в материк яма, перекрытая двумя мужскими статуями. Основание одной из них было вкопано в материк рядом с ямой. В яме лежали черепа коня, быка и четырех баранов, фрагменты кувшина и железный гвоздь. Около ямы под камнями найден скелет собаки (Шульц П.Н., 1937, с. 254).
Все крымские изваяния высечены из местного камня: ракушечника, желтоватого песчаника и белого плотного известняка. В Евпаторийском районе в одном из ракушечных карьеров нашли обломок статуи, сделанной из того же камня. Видимо, изваяния изготавливали рядом с разработками камня (Плетнева С.А., 1974, с. 54).
В период половецкого господства на полуострове Судак был крупным центром транзитной торговли. Ибн-ал-Асир называл его главным городом кипчаков, куда «приходят суда… с одеждами и их покупают и выменивают на невольниц и невольников, чернобурых лисиц, бобров, белок и другие товары, находящиеся в их земле» (Брун Ф.К., 1880, с. 133; Якобсон А.Л., 1950, с. 26).
Археологические материалы свидетельствуют о том, что печенеги продолжали кочевать в Крымской степи и после вторжения половцев. Возможно, вместе с половцами на полуостров проникли небольшие группы торков. Единственное крымское торческое погребение датируется XII в. (табл. 49, 31). При половцах в Крыму, равно как и в других регионах их расселения, сформировался смешанный печенежско-половецкий обряд (табл. 49: 8, 14). В 1223 г. татаро-монголы прошли через «земли кипчаков» (Тизенгаузен В.Г., 1884, с. 26) и напали на Судак (Νυσταζοπούλόυ М.Г., 1965, Σ. 24). В 1238 и 1239 гг. татаро-монголы совершили новые набеги на Восточный Крым. В записи на полях сугдейского синаксаря, относящейся к 1238 г., упомянуты «безбожные», а в записи, датированной 26 декабря 1239 г., сказано: «В этот день пришли татары» (Кулаковский Ю.А., 1914, с. 97; Νυσταζοπούλόυ М.Г., 1965, Σ. 26). По сообщению Рубрука, в 1253 г. татаро-монголы уже господствовали в Крымской степи (Рубрук Гильом, 1957, с. 90). Кочевавшие в степи печенеги и половцы подчинились завоевателям. В конце XIII — первой половине XIV в. в Восточном Крыму и на территории Судакского могильника появились могилы второго типа (табл. 50, 18). Видимо, они были оставлены смешанным печенежско-половецким населением.
Полагают, что многие города и поселения Юго-Западного Крыма были разрушены в результате набега войск Ногая в 1299 г. (Якобсон А.Л., 1964, с. 83). На плато Эски-Кермен какая-то жизнь продолжалась, видимо, до XV в.
Некоторые историки средневекового Крыма делят его Юго-Западную часть на два этнических региона: готский с центром на Мангупе и аланский с центром на Чуфут-Кале. Они отождествляют границу между ними с проведенной А.Л. Бертье-Делагардом по реке Кача между Готской и Фулльской (по его мнению — аланской) епархиями. На карте А.Л. Бертье-Делагарда Эски-Кермен расположен на землях готов, а Бакла и Тепе-Кермен — в аланском регионе. Данная гипотеза основана исключительно на информации письменных источников XIII–XV вв. (Кулаковский Ю.А., 1899, с. 63–65; Бертье-Делагард А.Л., 1920, с. 59, 103–107, 123, 125, карта; Герцен А.Г., 1995, с. 85).
Авторы позднего средневековья знали и о населявших Крымские горы аланах и готах. Епископ Федор в послании, составленном между 1222 и 1240 гг. писал: «Близ Херсона живут аланы, столь же по своей воле, сколь и по желанию херсонесцев, словно некое ограждение и охрана». В другой части его послания идет речь о соседних с Херсоном селениях «малых аланов» (Кулаковский Ю.А., 1898, с. 17). По утверждению венецианского купца Иософата Барбаро, который жил в Тане (венецианской колонии в устье Дона) с 1436 по 1452 г., крымские аланы смешались с готами.
В X–XII вв. Херсон оставался оплотом империи на северном берегу Понта (табл. 56–59), византийским плацдармом для военной и дипломатической деятельности, а также коммерческих операций. Судя по письмам Николая Мистика, епископ Херсона руководил деятельностью византийских миссионеров среди варваров, в том числе и в Хазарии (Иванов С.А., 2001, с. 29). Город окружала созданная в предшествующий период монументальная крепостная ограда. В X в. Константин Багрянородный писал о Херсоне как о византийском городе (Константин Багрянородный, 1989, с. 37, 275). Печати из Херсона свидетельствуют о том, что в X–XI вв. городом управляла фемная администрация. Фемой до третьей четверти XI в. руководил стратиг (Соколов И.В., 1983, с. 115; 1991, с. 169–171; Алексеенко Н.А., 1998), а потом — катепан (Зайбт В., Зайбт Н., 1995, с. 94). По словам Николая Мистика, стратиг собирал и сообщал в столицу сведения о действиях и намерениях соседей. Херсон играл ведущую роль в контактах империи с печенегами. Соседнее с Херсоном печенежское племя выполняло поручения византийского императора в Руси, Хазарии и Зихии. Посольства и караваны отправлялись из Херсона под охраной печенегов, которые оставляли в городе своих заложников и получали за эти услуги подарки от императора (Константин Багрянородный, 1989, с. 41, 43). В случае осложнения отношений империи с печенегами, последние совершали набеги на Херсон и Климаты (Константин Багрянородный, 1989, с. 37).
Жители Херсона неоднократно безуспешно восставали против византийской администрации. В 891 г. горожане убили стратига Симеона (Сазанов А.В., Ченцова В.Г., 1996, с. 446), а в 1066 г. мятеж херсонитов подавил катепан фемы (Богданова Н.М., 1991, с. 117). По рассказу Скилицы, в 1116 г. византийцы в союзе с русскими во главе со Сфенгом, братом князя Владимира, пленили Георгия Цулу (Georgius Cedrenus, 1839, p. 464). Судя по печатям, он принадлежал к местному аристократическому роду и был стратигом фемы Херсона (Соколова И.В., 1983, с. 103–106). Быть может, в тексте Скилицы шла речь о подавлении его мятежа против Константинополя (Скржинская Е.Ч., 1953, с. 266, 267; Артамонов М.И., 1962, с. 436).
По мнению А.Л. Якобсона, в X в. в Херсоне происходил экономический подъем, сопровождавшийся ростом общей численности населения города. Поэтому на территории, ограниченной крепостными стенами, город мог развиваться только за счет уплотнения застройки (Якобсон А.Л., 1964, с. 61). В X в. в расположенных вдоль узких улиц (ширина 3–4 м) прямоугольных кварталах, еще сохранивших раннесредневековую планировку, находилось от четырех до шести жилых усадеб, отгороженных одна от другой каменным забором (табл. 56). В новых кварталах за счет застройки поперечных улиц два раннесредневековых квартала объединены в один. В них возведено больше усадеб, но меньших размеров. По улицам проложены водостоки и водопроводы (Белов Г.Д., 1959, с. 26). В ходе раскопок на городище зафиксирована производившаяся в конце IX-X вв. перестройка кварталов и домов, например, в Портовом районе в квартале I (Романчук А.И., 1975, с. 4, 5), в Северном районе в кварталах X «б» (Рыжов С.Г., Седикова Л.В., 1999, с. 325, 326), XV–XVI (Якобсон А.Л., 1959, с. 290, 292), XVIII (Белов Г.Д., Стржелецкий С.Ф., Якобсон А.Л., 1953, с. 184, 205–227), XXV (Белов Г.Д., 1953, с. 26, 28, 29). Новые дома построили на участке античного театра (Романчук А.И., 1990, с. 169). Жилые, хозяйственные и производственные помещения группировались вокруг вымощенного плитами двора. Вход в дом с улицы чаще всего вел непосредственно в жилое помещение. В одной из усадеб уцелела лестница. Очевидно, в двухэтажных усадьбах верхний этаж был жилым, а на первом этаже находились лавки, мастерские и кладовки, в которые спускались по внутренней лестнице. Как правило, под деревянными полами выкапывали подвал. Иногда под подвал приспосабливали более раннюю цистерну. Двухпанцирные стены домов сложены на грязи из бутового камня со строгим соблюдением порядовки. С фасада камни выровнены подтеской. В домах с подвалами их возведенные на материковой скале стены являлись фундаментами наземных помещений. В одноэтажных домах без подвалов сложенные на грязи из бутовых камней и блоков фундаменты заглублены в землю на 1 м. В качестве фундаментов использованы и стены ранних построек. В некоторых дворах сооружены колодцы со стенками, выложенными из камней. Продолжали пользоваться и колодцами эллинистического периода (Белов Г.Д., 1953, с. 26; Якобсон А.Л., 1959, с. 282–298). В Северо-Восточном районе в одной из усадеб находилась домашняя баня конца IX–XIII вв. (Золотарев М.И., 1984, с. 261). В Херсоне, так же, как и любом византийском городе, имелись городские бани (табл. 58, 12). В квартале IX раскопана прямоугольная в плане баня со следами мраморной облицовки, входом в восточной стене и кирпичной печью, построенная в позднеримский период и действовавшая в X в. Из центральной части здания два входа вели в ванное отделение с четырьмя большими ваннами. Под полом одной из них зачищены два водоотводящих канала (Рыжов С.Г., 1984, с. 326).
С жилыми домами соседствовали функционировавшие во второй половине IX–X вв. сооруженные прежде базилики (табл. 57). По материалам новых археологических раскопок к IX–X вв. отнесено строительство западного загородного крестообразного храма 1, а к X в — храма на участке античного театра (Романчук А.И., 1990, с. 168–169). В конце IX–X вв. в церковном зодчестве Византии создавалась новая концепция церковного зодчества. В Малой Азии, Греции и Болгарии начинают возводить крестовокупольные храмы переходного типа, у которых трехнефный план и купол с крестообразно расходящимися от него сводами составляли единую композицию (Полевой В.М., 1984, с. 240). Ранними крестово-купольными А.Л. Якобсон считал раскопанные в 1861 г. в центральной части Херсона храм (№ 29) и в 1906 г. в западной части городища пятиапсидный храм. Из-за невозможности использовать археологический материал А.Л. Якобсон датировал храм 29 по технике кладки (Якобсон А.Л., 1959, с. 215–217, рис. 109, 110). Время сооружения пятиапсидного храма в первой половине X в. Н.И. Брунов определил по приписанной Роману I (919–944) монете, найденной в открытой под полом могиле. Однако в статье отсутствует описание монет (Brunov N., 1932, p. 27–28). До 1970-х годов ко времени правления Романа I относили монеты с монограммой ρω, выпускавшиеся в последней четверти XI — первой половине XIII в. (Соколова И.В., 1983, с. 61–63).
Активизации строительной деятельности сопутствовал рост производства строительных материалов, в частности кровельной черепицы (керамид и перекрывавших швы между ними калиптеров), плинфы и кирпичей (табл. 58, 9). Отличительной особенностью керамид конца IX–X вв. является темно-красный прочный крупнозернистый (с примесью морского песка) черепок. Как правило, на них при формовке оттискивали рельефные метки, большей частью в виде букв, а также монограмм, крестов и животных и птиц (табл. 58, 10, 11). Многократная повторяемость одних и тех же клейм на найденных в Херсоне черепицах указывает на их местное производство. А.Л. Якобсон считал кресты клеймами работавших в монастырях Херсона гончаров (Якобсон А.Л., 1959, с. 319), а все другие метки — клеймами городских ремесленников (Якобсон А.Л., 1959, с. 316). В кварталах конца IX–X вв. в основном найдены сделанные местными гончарами причерноморские амфоры первого варианта с мелким зональным рифлением (Якобсон А.Л., 1959, с. 306–307, рис. 160, 1, 2; Седикова Л.В., 1994/1995, с. 435, рис. 3, 5, 9) и туловом со слабо выраженной бороздчастью (Рыжов С.Г., Седикова Л.В., 1999, с. 314–315, рис. 3, 2), второго варианта с бороздчатым туловом и их позднего подварианта (с ручками, прикрепленными к венчику, и грушевидным туловом) (Якобсон А.Л., 1959, с. 307, 309, рис. 161, 1–3; Седикова Л.В., 1994/1995, с. 434, 435, рис. 3, 5, 9), с яйцевидным бороздчатым туловом, кувшины с росписью белым ангобом и ойнохоевидным (Рыжов С.Г., Седикова Л.В., 1999, с. 320, рис. 6, 1, 2) и воронковидным горлом, высокогорлые кувшины с плоскими ручками (Якобсон А.Л., 1979, с. 33, 75, рис. 14, 1–4), кувшины с вертикальными вдавлениями на тулове (Якобсон А.Л., 1979, с. 83, рис. 50, 1–3), одно- и двуручные горошочки и браслеты из синего стекла.
В конце IX–X вв. в городе развивались многие отрасли экономики: металлообработка, ткачество, рыболовство и другие. Второй половиной IX в. датируются зачищенные в Портовом районе три сыродутных горна для выплавки железа диаметром 0,3×0,4 м. В одном из горнов чередующимися слоями лежали железные шлаки и древесные угли. Территория близ горнов покрыта толстым слоем горелой земли с большим количеством железных шлаков. С городища происходят тигельки и льячки для разлива металла, каменные матрицы для отливки медальонов, крестов, украшений (Якобсон А.Л., 1959, с. 322–333) и бронзовые цельнолитые пряжки с лировидной рамкой первого варианта. По сведениям письменных источников, херсониты добывали соль в Сивашских озерах (Константин Багрянородный, 1989, с. 175), а рыбу ловили не только в прибрежных водах но и в устье Днепра (Богданова Н.М., 1991, с. 52).
Письменные и археологические источники свидетельствуют об интенсивной торговле Херсона с Византией, Подунавьем, Юго-Западным Крымом, печенегами, Хазарией и другими регионами. Жизнедеятельность горожан столь сильно зависела от торговли, что император Константин Багрянородный советовал своему сыну в случае восстания херсонитов блокировать их торговлю. Император предлагал конфисковывать их корабли с грузами в Константинополе, на побережье фем Армениаки, Пафлагонии, Вукелларии и не позволять переправлять в Херсон из Понтийских портов вино, хлеб и другие товары (Константин Багрянородный, 1989, с. 275). Из Константинополя поступали поливные белоглиняные блюда со штампованным изображением, чаши и кувшины с полихромной росписью, поливные розовоглиняные тарелки и чаши (Якобсон А.Л., 1979, с. 83–93; Рыжов С.Г., Седикова Л.В., 1999, с. 325, 326) (табл. 59). С конца X в. в город завозились сделанные в гончарных мастерских в окрестностях Константинополя амфоры типа Saraçhane 54 (Hayes J.W., 1992, p. 73–75, fig. 24, 1–9; Рыжов С.Г., Седикова Л.В., 1999, с. 325, рис. 10, 1). Продукцией византийских мастеров являются найденные в Херсоне шарнирные пряжки со щитком, отлитым с трапециевидным отверстием и изображением грифонов на одной стороне и птиц на другой (Vinski Z., 1974, p. 58–73, tab. I, II) и литые книжные застежки. В Юго-Западном Крыму на Мангупе, Эски-Кермене, Бакле и поселениях обнаружены как изготовленные в Херсоне черепицы (Якобсон А.Л., 1979, с. 104, 107), амфоры, стеклянные браслеты, так и византийские поливная керамика, стеклянные сосуды и украшения. Херсонские амфоры с грушевидным туловом встречены и в хазарском слое Саркела (Якобсон А.Л., 1959, с. 309). Вероятно, именно через Херсон в Саркел и другие города и поселения Хазарин поступали византийские амфоры и поливная керамика. О торговых связях Херсона можно судить и по находкам херсоно-византийских монет X в. на Эски-Кермене, в Партените, Сугдее, Саркеле и в Киеве (Богданова Н.М., 1991, табл. 2). В свою очередь, в Херсон привозили черепицу из располагавшихся в граничащем с хорой Херсона регионе производственных центров: в бухте Батильман и в Ласпинской котловине (Паршина Е.А., 1974, с. 81; Сидоренко В.А., 1985, с. 99), а из других районов салтовские детали поясных наборов (Айбабин А.И., 1977, рис. 1, 15, 16; 2, 1–8) и керамику. Херсон являлся и крупным центром транзитной торговли. Печенеги покупали в городе шелковые ткани, бархат, перец, красные парфянские кожи и другие товары. В свою очередь херсониты покупали у печенегов воск и шкуры, которые затем продавали в Византию (Константин Багрянородный, 1989, с. 41, 275).
В 989 г. (Васильевский В.Г., 1909, с. 57–101) или 988 г. (Богданова Н.М., 1986, с. 45–46) киевский князь Владимир после длительной осады захватил Херсон. Г.Д. Белов и А.Л. Якобсон к данному событию приурочили выявленные в Северном и Западном районах слои, образовавшиеся в результате разрушений некоторых жилых кварталов и базилик (Белов Г.Д., 1953, с. 28, 29; Якобсон А.Л., 1959, с. 65). А.И. Романчук по монетам с монограммой «ρω», извлеченным из накопившегося поверх полов домов и базилик слоя мусора, датировала их разрушение концом XI–XII вв. Однако этот слой накапливался в течение длительного периода. В пользу мнения Г.Д. Белова и А.Л. Якобсона свидетельствуют найденные на полах данных построек клады, в которых самыми поздними были монеты Василия II (976-1025) (Завадская И.А., 2000, с. 86–87) и керамика последней трети X — первой половины XI в. (Сазанов А.В., Ченцова В.Г., 1996, с. 442).
Владимир после крещения и венчания с сестрой византийского императора Анной вернул Херсон прежней администрации и покинул его. Как показали археологические раскопки, в конце X — начале XI в. в городе начинают реконструкцию оборонительных стен и восстановление перепланировки жилых кварталов. В Юго-Восточном районе после присоединения к городу высохшего участка бухты площадью 1,5 га сильно изменяется конфигурация крепостной ограды. Ее новый участок состоял из комплекса башен XXII–XXI и куртин 37–39 (рис. 3). Поставленные на урезе моря башни XXVI–XXVII фланкировали морские ворота (Антонова И.А., 1996, с. 117). В 1059 г. стратиг Херсона и Сугдеи патриций Лев Алиат соорудил в Херсоне новые ворота претория и отремонтировал другие городские ворота (Латышев В.В., 1896, с. 16–18). Видимо, необходимость в ремонте возникла из-за опасения половецких нападений.
По утверждению А.Л. Якобсона, в XI–XIII вв., несмотря на полное запустение западной части и уменьшение размеров, Херсон оставался довольно большим плотно застроенным городом. В восточной части города сохранилась прежняя планировка прямоугольными кварталами, а западную его половину поверх слоя разрушений застроили маленькими кварталами с кривыми узкими улицами (Якобсон А.Л., 1964, с. 84). В восточной части города сохранились все крупные базилики. Архитектурной доминантой города являлась Главная площадь с комплексом Уваровской базилики, базиликой № 28, базиликой Крузе и другими. На северном берегу не ранее XI в. возвели новый соборный крестово-купольный храм № 34 с шестью внутренними столбами (табл. 57, 4). С XI в. практически в каждом квартале строились храмы во имя святого, которого считали патроном прихода. Над домами возвышались купола крестово-купольных храмов: шестистолбного № 6, четырехстолбных № 4, 9 (табл. 57, 6), 21 (Якобсон А.Л., 1964, с. 88, рис. 28в; 1988, с. 168–172; Сазанов А.В., 2000, рис. 1). Преобладали же однонефные часовни. Храмы сооружали и на месте разрушенных базилик. Например, видимо, в XI в. среди развалин в центральном нефе базилики № 5 сооружают небольшой одноапсидный трехнефный храм (Бертье-Делагард А.Л., 1893, с. 34; Завадская И.А., 2000, с. 87), а в XII–XIII вв. среди руин базилики 1932 г. (Якобсон А.Л., 1959, с. 176, рис. 84) — часовню.
Всего в Херсоне выявлено 109 кварталов. Численность его населения, вероятно, достигала 3600–5000 человек (Романчук А.И., 1986, с. 185). В XI–XII вв. новые жилые кварталы строятся на присоединенном и других участках Портового района (Романчук А.И., 1986, с. 123–152), в Северном (Белов Г.Д., Стржелецкий С.Ф., Якобсон А.Л., 1953, с. 205–206; Рыжов С.Г., 1984, с. 326–327; 1999, с. 168–180; Романчук А.И., 1986, с. 31, 58) и Северо-Восточном районах (Золотарев М.И., Коробков Д.Ю., Ушаков С.В., 1998, с. 182).
Кварталы Северного района состояли из четырех-шести усадеб, Северо-Восточного и Портового районов — из семи-восьми усадеб (Романчук А.И., 1986, с. 184–185). Центральная площадь с ее восемью христианскими храмами являлась архитектурной доминантой города. Примыкающие к ней кварталы были застроены 2–3 крупными усадьбами богатых горожан. В 50 м от Уваровской базилики расположена самая большая двухэтажная усадьба общей площадью около 500 м2. Площадь ее обширного двора 144 м2. С трех сторон его находились восемь просторных помещений. В тех из них, где размещались торговые лавки, найдены разновесы и безмен. С восточной стороны двора к помещениям пристроена крытая галерея с печью для приготовления пищи. С.Г. Рыжов обоснованно считал, что эту усадьбу использовали в качестве постоялого двора (Рыжов С.Г., 1999, с. 179). Усадьбы небогатых херсонитов отгораживались каменным забором с низкой калиткой. В глубине маленького дворика располагался одноэтажный или двухэтажный дом с двускатной или односкатной стропильной черепичной крышей. На нижнем этаже находились кладовая с углубленным в землю полом и хозяйственные помещения, на втором — жилые. В дворике находились каменный сарай и туалет (Якобсон А.Л., 1964, с. 84, 86, 87). Проемы окон и дверей были оформлены орнаментированными арками.
Выявленные при исследовании кварталов материалы говорят о преобладании в Херсоне ремесленного населения. Городские ремесленники работали на заказ, а во многих отраслях являлись мелкими товаропроизводителями (Романчук А.И., 1986, с. 80, 112–114, 152; Богданова Н.М., 1991, с. 29–50, 121, 131–132).
На северном берегу раскопан гончарный комплекс XI–XII вв. для изготовления кровельной черепицы. Грушевидные в плане печи сооружены из бутового камня и сырцовых кирпичей (Якобсон А.Л., 1950, с. 155–162, рис. 92-105). В раскопанных на городище одновременных гончарных комплексах на ручных и ножных гончарных кругах делали поливную керамику (Романчук А.И., 1986, с. 150; Богданова Н.М., 1991, с. 29, 30, 131, 132). Херсонская поливная керамика систематизирована А.Л. Якобсоном (Якобсон А.Л., 1979, с. 119–147) и А.В. Сазановым (табл. 59). Преобладали местные красноглиняные миски, тарелки и кувшины, украшенные разнообразным орнаментом, исполненным широкой врезной линией с подглазурной коричневой подцветкой рисунка. Довольно многочисленны импортные большие тонкостенные уплощенные блюда с рисунком, выполненным тонкой врезной линией с коричневой подцветкой, толстостенные блюда, покрытые охристо-желтой глазурью, с рисунком, выгравированным по ангобу широкой линией, белоглиняные миски и кувшины с подглазурной росписью марганцевыми широкими линиями с зеленой подцветкой (Рыжов С.Г., Голофаст Л.А., 2000, с. 264). Возможно, в одной из мастерских изготавливали и красноглиняные плоскодонные амфоры типа XXV по херсонесской классификации XIII–XIV вв. На городище также найдены привезенные с побережья Мраморного моря амфоры XII–XIV вв. с высокоподнятыми ручками и с дуговидными ручками, с круглым или плоским дном (Сазанов А.В., Ченцова В.Г., 1996, с. 440), а в слое пожара — трехручные плоскодонные сосуды XIII–XIV вв. (Якобсон А.Л., 1979, с. 114, рис. 69, 8, 9; Романчук А.И., Сазанов А.В., Седикова Л.В., 1995, с. 84).
Скорее всего, обнаруженные в усадьбах железные инструменты, скобяные и другие изделия сделаны в кузницах и мастерских, выявленных во всех районах. В усадьбе в 22 квартале в кузнице лежала и матрица для отливки свинцовых грузил (Белов Г.Д., 1941, с. 260–263, 266; Романчук А.И., 1986, с. 113, 152; Богданова Н.М., 1991, с. 27, 131). Продукцией городских ювелиров являются художественные кресты (табл. 57, 7-10), иконки и книжные оклады изготовленные в технике, типичной только для Херсона: на железной или бронзовой основе закреплялся бронзовый, серебряный или золотой листик с вычеканенным изображением (Банк А.В., 1978, с. 65, 66).
Из слоев XI–XIII вв. происходит большое количество костяных орудий труда, других разнообразных поделок и заготовок, дающих основание говорить о функционировании в городе косторезных мастерских (Романчук А.И., 1981, с. 84–105). Многочисленны сделанные местными мастерами костяные пластинки с изображением птиц и животных, украшавшие ларцы, погребальные покровы и служившие диптихами для записей по воску (Банк А.В., 1978, с. 86, 87). Раскопки в Херсоне выявили свидетельства существования стеклоделия, ткачества, обработки шерсти, других ремесел и таких традиционных промыслов, как виноделие и рыболовство. В XI и XII вв. на территории хоры на Гераклейском полуострове сохранились сельскохозяйственные комплексы. Один из них представлял поселение площадью 70×50 м, состоявшее из нескольких домов и общественных хранилища, хлебопекарни, двора-загона, башни и храма. Поселение сгорело во второй половине XI в. (Яшаева Т.Ю., 1999, с. 355, 356), возможно, в результате набега половцев. Домашний скот держали и городские жители. На это указывает находка в городских усадьбах костей крупного рогатого скота, лошадей, коз, овец, свиней, каменные кормушки и загоны для животных. В одной из кладовых стояли пифосы с рыбой и обуглившимся просом (Белов Г.Д., 1959, с. 56; Богданова Н.М., 1991, с. 49). Почти в каждой усадьбе лежали жернова. В усадьбе на северном берегу размещалась хлебопекарня с тремя печами, выпекавшая хлеб на продажу (Белов Г.Д., 1959, с. 257, 258).
Херсон вел интенсивную торговлю с Византией, Юго-Западным Крымом, половцами, Киевской Русью и другими регионами. В XI–XII вв. из Константинополя и других византийских городов в Херсон и в соседние города и поселения на плато Мангуп, Эски-Кермен, Бакла и другие поступали амфоры, поливная керамика (Якобсон А.Л., 1979, с. 109–147; Рыжов С.Г., Голофаст Л.А., 2000, с. 264) и ювелирные изделия, кресты и иконы из бронзы, стеатита и кости (Банк А.В., 1978, с. 65–67, 98, 99), а с Балкан и из Сирии — кресты и стеклянные сосуды (Корзухина Г.Ф., 1958, табл. I, 3; Колесникова Л.Г., 1973, с. 249–256). Анна Комнина упоминала половецких купцов в 1092 г. торговавших под городскими стенами (Анна Комнина, 1996, с. 266). Судя по происходящим из Херсона фрагментам древнерусской керамики XI–XIII вв. (Якобсон А.Л., 1958, с. 121–123), энколпионов и крестов конца XII–XIII вв. (Корзухина Г.Ф., 1958, с. 135–137), его контакты с Киевской Русью сохранились и после захвата половцами Северо-Причерноморских степей. Важным индикатором торговых связей города являются обнаруженные там византийские и восточные монеты XI–XII вв. и византийские и херсонские монеты с монограммой род из Юго-Западного Крыма и древнерусского Изяславля (Соколова И.В., 1968, с. 56–57, 255–263; Богданова Н.М., 1991, с. 160–161).
Приведенные данные опровергают утверждение А.Л. Якобсона о разразившейся в городе с начала XI в. экономической депрессии, вызвавшей прекращение чеканки монет (Якобсон А.Л., 1964, с. 76). Как отмечалось выше, в Херсоне в последней четверти XI — первой половине XIII в. выпускались монеты с монограммой ρω (Соколова И.В., 1983, с. 61–63). Да и сам факт осуществления масштабных восстановительных строительных работ говорит о Херсоне, как о городе с довольно развитой экономикой.
В 1204 г. после захвата крестоносцами Константинополя Херсон попал под власть Трапезундской империи. После восстановления Византийской империи Херсон остался под управлением Трапезунда (Богданова Н.М., 1991, с. 95, 96). В 1270-е годы (Рыжов С.Г., Голофаст Л.А., 2000, с. 253; Калашников Ю.П., 1989, с. 186) либо в 1299 г. (Якобсон А.Л., 1964, с. 81) практически все городские кварталы погибли от пожара, очевидно вызванного одним их татарских набегов. Херсон как город перестал существовать. В XIV в. лишь рядом с портом восстанавливаются некоторые усадьбы (Рыжов С.Г., 1999, с. 180).
Таблица 1. Взаимовстречаемость датирующих вещей в комплексах 1–3 хронологических групп. Составлена А.И. Айбабиным.
1 — Черная речка, склеп 6; 2, 3 — Дружное, могила 2; 4 — Черная речка, могила 57; 5 — Черная речка, могила 61; 6 — Черная речка, могила 82; 7 — Тиритака, склеп V, 1934; 8 — Черная речка, могила 50; 9, 28 — Черная речка, могила 58; 10, 23, 26, 32 — Черная речка, могила 35; 11 — Черная речка, могила 68; 12 — Скалистое III; 13 — Черная речка, могила 72; 14, 15 — Черная речка, могила 45; 16 — Черная речка, могила 71; 17, 45 — Инкерман, могила 35; 18 — Харакс, могила 37; 19 — Черная речка, могила 18; 20 — Черная речка, урна 16; 21 — Черная речка, урна 22; 22, 25 — Черная речка, могила 56; 24 — Черная речка, могила 86; 27, 30, 44, 47–49, 52, 55, 57 — Дружное, склеп 1; 29 — Херсонес, склеп 242; 31, 38, 56 — Керчь, могила на усадьбе Месаксуди; 33, 58 — Черная речка, могила 54; 34 — Дружное, могила 24; 35 — Совхоз 10, могила 96; 36 — Танковое, могила 6; 37 — Совхоз 10, могила 55; 39 — Совхоз 10, могила 228; 40, 42 — Харакс, могила 35; 41 — Херсонес, склеп 1/1982, на правой лежанке; 43, 50 — Харакс, могила 34; 46 — Инкерман, склеп 25; 51 — Черная речка, склеп 20; 53 — Черная речка, могила 22/1989; 54 — Озерное, склеп 1; 59 — Черная речка, могила 40; 60 — Черная речка, склеп Б/1989; 61 — Совхоз 10, склеп 2; 62 — Черная речка, могила 2; 63, 64 — Озерное, склеп 2; 65 — Чатыр-Даг, могила 4; 67 — Черная речка, склеп 34/1989; 68 — Черная речка, могила 1; 69 — Черная речка, могила 86.
Таблица 2. Инвентарь из могилы кочевника, обнаруженной близ Чикаренко. Составлена по: Айбабин А.И., 1999, с. 76, рис. 29 и с. 69, рис. 21.
1 — амфора; 2 — краснолаковый кувшин; 3 — лепной сероглиняный горшок; 4, 8 — золотые наконечники ремней варианта II-1; 5, 6 — золотые пряжки с альмандинами и круглой рамкой 6 варианта; 7, 10 — золотые наконечники, инкрустированные альмандинами, варианта II-3; 9 — фрагменты стеклянного кувшина; 11 — золотой с альмандинами щиток пряжки; 12 — обломок железного кинжала.
Вещи V–VI вв. из могильника Черная речка: 13 — амфора из склепа 12; 14, 15, 17, 40 — краснолаковая миска, стеклянный кувшин, бронзовая пряжка варианта 2, бронзовый колокольчик из могилы 3; 16 — дно краснолаковой тарелки с крестом; 18 — пряжка варианта 1–1; 20 — пряжка варианта 1–2; 19, 23, 25–27 — наконечники ремней группы 2 варианта 6–5; 21, 24 — пряжки варианта 2; 39, 41 — накладки на ремень из склепа 5; 22 — пряжка варианта 2; 28–38 — золотые пронизи; 42, 43 — серьги из склепа 11.
Таблица 3. Взаимовстречаемость датирующих вещей в комплексах 4–6 хронологических групп. Составлена А.И. Айбабиным.
66 — Черная речка, могила 38; 70 — Черная речка, могила 1; 71 — Инкерман, могила 17; 72 — Черная речка, могила 2; 73 — Черная речка, склеп 7; 74 — Харакс, могила 11; 75, 77–79, 81, 83, 100 — Херсонес, склеп 1/1982; 76 — Озерное, склеп 2; 80 — Инкерман, могила 16; 82 — Керчь, могила 5/10-3; 84, 86, 111, 120, 121, 129 — Лучистое, могила 82; 85 — Совхоз 10, могила 6; 87 — Инкерман, могила 13; 88, 109, 113 — Харакс, могила 33; 89 — Скалистое, склеп 421; 90, 97 — Харакс, могила 29; 91 — Инкерман, могила 29; 92 — Скалистое, склеп 485; 93 — Черная речка, склеп 11/1989; 94 — Чатыр-Даг, могила 1; 95, 112, 135 — Лучистое, склеп 54а; 96, 114–117, 119, 122–128, 130, 134, 137–139, 143 — Лучистое, склеп 88; 98, 132 — Керчь, склеп 145; 99 — Илурат, могила 69; 101 — Харакс, могила 26; 102 — Чатыр-Даг, могила 2; 103, 118, 136 — Керчь, склеп 54/1904; 104 — Лучистое, склеп 100, слой 3; 105, 106, 140, 141 — Лучистое, склеп 58; 107 — Заморское, могила 11; 108 — Лучистое, склеп 41; 110, 131 — Керчь, склеп 165/1904; 133 — Синявка; 142 — Лучистое, склеп 55; 144 — Скалистое, могила 431; 145 — Лучистое, склеп 126, захоронение 2; 146 — Скалистое, склеп 190; 147, 152 — Херсонес, могила 3/1891; 148 — Херсонес; 149 — Скалистое, склеп 465; 150 — Сахарная головка, могила 12; 151 — Скалистое, склеп 190; 153 — Красный Мак, склеп 7; 154 — Керчь, склеп 181/1902; 155–157 — Лучистое, склеп 75, захоронение 1; 158 — Керчь; 159–162 — Чикаренко.
Таблица 4. Планы и разрезы подбойных и грунтовых могил I–IV вв. Составлена по: Айбабин А.И., 1999, рис. 4 и 5, с. 17, 19.
1 — могильник Скалистое II; 2 — Инкерман, могила 25; 3 — Заморское, могила 13; 4 — Усть-Альма, могила 36; 5 — Заветное, могила 206; 6 — Заморское, могила 22; 7 — Заветное, могила 227; 8 — Заветное, могила 43; 9 — Заморское, могила 21; 10 — Заветное.
Таблица 5. Планы и разрезы аланских склепов II–IV вв. и германских трупосожжений III–IV вв. Составлена по: Айбабин А.И., 1999, рис. 5–8, с. 19–25.
1 — Инкерман, склеп 25; 2 — Боспор, склеп 1603; 3 — Заморское, склеп 4; 4 — Боспор, склеп 1501; 5 — Черная речка, могила 21; 6 — Харакс, могила 35; 7 — Чатыр-Даг, могила 1; 8 — Харакс, могила 34.
Условные обозначения: 1, 2 — предматериковая глина и материк; 3 — угли и зола.
Таблица 6. Беляус. Гуннское захоронение мальчика (1). Составлена по; Айбабин А.И., 1999, рис. 27 и 26, с. 72–74.
2–6 — пряжки; 9 — серебряный щиток пряжки; 7 — бронзовое колечко; 8 — серьга; 10 — железные удила; 11 — серебряные, плакированные золотом наконечники поясных ремней; 12 — железный наконечник стрелы; 13, 17 — серебряные пряжки; 14 — золотая обкладка статуэтки лошади; 15 — серебряная соединительная сбруйная бляха; 16 — железное ботало; 18–20 — мечи из аланских склепов Лучистое, склеп 88; 21, 22 — кинжал и железный псалий удил из склепа 88; 23 — копье из склепа 52.
Таблица 7. План цитадели римского и ранневизантийского периодов в юго-восточной части Херсона (1). Составлена А.И. Айбабиным.
2 — план склепа с фреской на стенке; 3 — фреска — вид крепости.
Условные обозначения; 17–21 — номера куртин; XVI–XX — номера башен; 1–3 — кладки античного времени и позднеримские кладки I–III вв.; 4 — кладки конца IV–V вв.; 5 — кладки VI в.; 6 — кладки IX–X вв.
Таблица 8. Храмы Херсона ранневизантийского времени. Составлена А.И. Айбабиным.
1 — базилика с триконхиальной апсидой № 7; 2 — план и реконструкция четырехапсидного храма; 3 — комплекс Уваровской базилики.
Заштрихованы фундаменты раннего существования комплекса.
Таблица 9. План фундаментов синагоги, открытых под «базиликой 1935 г.» (1). Составлена по: Завадская И.А., 1996, с. 509–510, рис. 3–4.
2 — сохранившийся на полу участок мозаики этой постройки.
Условное обозначение: 1 — остатки цемянкового пола.
Таблица 10. Боспор, раскоп 1990–1993 гг. в Кооперативном переулке. Составлена по: Айбабин А.И., 1999, рис. 54–56.
1-17 — керамика из слоя конца IV — последней четверти VI в; 18–39 — керамика из слоя последней четверти VI — третьей четверти VII в.; 40–45 — керамика из слоя пожара последней четверти VII в.; 46 — план построек, открытых на раскопе; 47 — стратиграфия слоев на раскопанном участке.
Условные обозначения: 1 — постройки III–IV вв.; 2 — постройки конца IV — последней четверти VI в.; 3 — постройки конца VI — третьей четверти VII в.; 4 — постройки конца VII — третьей четверти IX в.; 5 — слой конца IV — последней четверти VI в.; 6 — слой конца VI — третьей четверти VII в.; 7 — хазарский слой.
Таблица 11. План части города Керчи, где были расположены позднеантичные и раннесредневековые склепы, и планы склепов. Составлена И.П. Засецкой.
1 — план склепа 165; 2 — план склепа 180; 3 — рисунок гроба; 4 — план расположения некоторых склепов могильника на Госпитальной улице (1 — склеп в имении Гордиковых; 2 — склепы 154, 152, «два склепа 24 июня 1904 г.»; 3 — склепы 146–149; 4 — склеп 145, два склепа 1891 г.; 5 — склепы 163, 165, 167–169, 175–176; 6 — христианская катакомба 491 и вторая христианская катакомба; 7 — склепы 6, 12; 8 — склеп 180); 5 — план склепа 78.
Таблица 12. Хронологические группы пряжек. Составлена И.П. Засецкой.
1, 3–8, 10, 14, 17, 19–22, 24, 27, 30, 32 — «два склепа 24 июня 1904 г.»; 2, 9, 13 — склеп 145; 15, 16 — гробница в саду Тумаковского; 11, 12, 25, 26, 29, 33 — склеп 154; 18, 23, 28, 31, 34, 35 — склеп 165; 36, 38, 39, 40, 42, 45, 49 — склеп 78; 37, 41, 44, 47, 50 — склеп 6; 43 — склеп 152, первичное захоронение; 46 — точное место находки неизвестно; 52–59, 61, 62 — склеп 180; 60 — склеп 152, вторичное захоронение; 63 — гробница 88.
1, 2, 17, 22, 24, 30 — золото, гранаты; 19–21 — золото; 3-16, 18, 23, 25, 28–43, 45–49, 51–54, 56–59, 61–63 — серебро; 26, 27, 44, 50, 55, 60 — бронза.
Таблица 13. Хронологические группы фибул и стеклянной посуды. Составлена И.П. Засецкой.
1, 3, 9, 12, 13, 15, 17–19, 21 — склеп 165; 2, 6, 10, 11, 14, 16 — склеп 154; 5 — гробница 145/1871; 6, 8 — склеп 145; 4, 20, 22 — «два склепа 24 июня 1904 г.»; 7 — склеп на Тарханской дороге; 23, 24, 28, 31 — склеп 78; 25 — могила 3/1896; 26, 33 — подбойная могила 19; 29, 30, 32 — склеп 52; 27 — могила 13/1904; 34, 36, 37 — склеп 180; 35 — погребение 1875 г.; 35а — склеп 152, вторичное захоронение.
1–3, 7-13, 15, 16, 28–33, 36–38 — стекло; 4 — серебро, золото, гранаты; 5, 6, 14, 17–21, 23–27, 34, 35, 35а — серебро; 22 — серебро, золото, янтарь.
Таблица 14. Материалы 1-й хронологической группы (последняя четверть IV — первая половина V в. н. э.). Составлена И.П. Засецкой.
1–4, 9, 13–15, 17, 18, 21–26, 28, 29, 31, 32, 34, 35, 37–40, 42, 43, 45, 47–51, 53–74, 78, 80, 81, 83, 86 — «два склепа 24 июня 1904 г.»; 5, 6, 8, 20, 30, 36, 46 — склеп 165; 7, 16, 19, 44, 84, 85 — склеп 154; 11, 12, 27, 33, 41, 52, 75–77, 79, 82, 87 — склеп 145.
1–3, 9-13, 17, 18, 27, 28, 36, 41, 46, 49, 57–65, 79 — серебро; 4 — стекло; 5–8, 16 — глина; 14, 20, 30 — бронза; 19 — дерево; 21, 23–26, 29, 31–33, 50 — золото; 22, 85 — кость; 34, 35, 37–40, 43, 45, 47, 48, 51–54, 67–70, 73, 74, 82, 86 — золото, гранаты; 42, 80, 81 — серебро, золото, гранаты; 44 — золото, сердолик, янтарь; 55, 56, 77, 78 — бронза позолота; 66, 72, 83, 84 — железо; 71 — оникс, золото, гранаты; 75, 76 — бронза, серебрю; 87 — халцедон.
Таблица 15. Золотые монохромные и полихромные изделия. Составлена И.П. Засецкой.
1, 2, 4–9 — меч и декоративные детали мечей и кинжалов; 3, 15, 16 — наконечники ремня; 10–12, 18, 19 — пряжки; 13, 33 — браслеты; 14 — часть конских удил; 17 — пронизка-бусина; 20–23, 25–27, 29–32, 34 — нашивные бляшки; 24 — перстень; 28 — кулон; 35, 36 — серьги; 37 — гривна; 38, 39 — венцы-диадемы.
1–3, 5–8, 10–38 — «два склепа 24 июня 1904 г.»; 4 — Керчь. Собрание Алексеева; 9 — Керчь, точное место находки неизвестно; 39 — склеп 145.
Таблица 16. Декоративные изделия из комплексов 1–6 хронологической групп. Составлена И.П. Засецкой.
1–4, 6 — два кувшина, тазик, пиксида и ложка — серебряные изделия византийских мастеров; 5, 5а — серебряная юбилейная чаша с портретом императора Констанция II и греческой надписью на оборотной стороне; 7 — стеклянный кувшин; 8 — кубок-лампада из синего стекла с орнаментом из разноцветных стеклянных капель; 9 — золотая пряжка со вставками красного стекла; 10 — фибула, серебро, золото, гранаты; 11 — фибула-муха, серебро, золото, янтарь, 12 — бронзовая скульптура.
1–4, 6, 10–12 — «два склепа 24 июня 1904 г.»; 7 — склеп 165; 8 — склеп 154; 9 — Керчь, покупка 1899 г.
Таблица 17. Материалы из комплексов 2-й и 3-й хронологических групп (вторая половина V — начало VII в. н. э.). Составлена И.П. Засецкой.
1, 5, 20 — склеп 52; 2, 3, 6–9, 18, 25 — склеп 78; 4 — подбойная могила 14; 10, 13–15 — подбойная могила 19; 11, 22, 24 — склеп 152, первичное погребение; 12, 19, 20, 22, 24, 26–29 — склеп 180; 16, 21 — склеп 163, вторичное погребение; 17 — гробница 25; 23 — могила 52/1867.
1–4, 12–14 — глина; 5–7, 9, 15, 16, 19, 21 — бронза; 8, 20, 24–29 — серебро; 10, 11 — железо; 17 — золото, стекло; 18, 22, 23 — золото.
Таблица 18. Сравнительная таблица четвертой и пятой стилистических групп изделий, исполненных в технике перегородчатой инкрустации. Составлена И.П. Засецкой.
Таблица 19. Хронология пряжек и фибул. Составлена по: Айбабин А.И., 1999, с. 314, 315, табл. XXVIII–XXIX.
1, 2, 15 — Херсон; 3, 16 — Скалистое; 4 — Черная речка; 5, 7 — Керчь; 6, 8-14, 17, 20, 21, 23–25, 30, 33, 40, 43, 44, 46–49 — Лучистое; 19, 22, 26–29, 31, 32, 34, 35, 37–39, 45 — Суук-Су; 18, 41, 42, 50 — Эски-Кермен; 36 — Аромат.
Таблица 20. Хронология малых византийских пряжек и поясных наборов византийского круга. Составлена по: Айбабин А.И., 1999, с. 316–318, табл. XXX–XXXI.
1-23, 37, 46–50, 54, 55, 61, 64, 72, 73, 75–85, 109, 112, 113, 125, 128, 129 — Суук-Су; 26, 27, 39, 31, 38–45, 51, 86, 88–91, 95, 104, 108, 119, 123 — Керчь; 24, 25, 110, 131 — Херсон; 32, 33, 52, 56, 60, 63, 67–70, 87, 93, 100–103, 107, 115–117, 130 — Скалистое; 35, 36, 66 — Рисовое; 58, 65, 71, 74, 75, 99, 106, 114, 118, 121, 124, 126, 127, 132 — Эски-Кермен; 96, 97, 105 — Портовое; 59 — Сахарная головка; 28, 34, 92, 131 — Чуфут-Кале; 57, 62, 110, 111, 120 — Лучистое; 98 — коллекция А.Л. Бертье-Делагарда.
Таблица 21. Мангуп и Эски-Кермен. Составлена по материалам А.И. Айбабина, Е.В. Веймарна, А.Л. Якобсона (Айбабин А.И., 1999, рис. 48; Веймарн Е.В., 1958а, рис. 3, 6, 9; Якобсон А.Л., 1959а, с. 196, рис. 99).
1 — округа плато Мангуп: I — оборонительная стена в балке Каралез; II — малая (ранняя) базилика; III — могильник VI-X вв.; IV — могильник V–X вв. в балке Албалык; V — Большая базилика на плато. Штриховкой обозначена обжитая территория VI–VIII вв.; 2 — Большая базилика Мангупа; 3 — Крепость Эски-Кермен; 4 — базилика Эски-Кермена; 5 — схема-реконструкция южного участка обороны крепости.
Таблица 22. Украшения и способы их ношения. Составлена по: Айбабин А.И., 1999, рис. 59, 67, 69.
1-20 — серебряный поясной набор из некрополя Эски-Кермен, склеп 273; 21 — бронзовая подвеска из некрополя Лучистого, склеп 65, погребение 2; 22 — план захоронения 20 в склепе 54 в Лучистом; 23 — реконструкция женского остроготского костюма из Лучистого, склеп 43, погребение 4.
Таблица 23. Хронология средневековых амфор Херсона. Составлена А.В. Сазановым.
Таблица 24. Западный участок обороны Херсона. Составлена А.И. Айбабиным.
I–V — номера куртин; 1, 1а, 2, 3 — номера башен; 44 — базилика на холме; 46 — Западная базилика. Номера базилик соответствуют номерам на общем плане Херсона — см. рис. 3.
Условные обозначения: 1 — строительный период конца V–VI вв.; 2 — второй строительный период VI–IX вв.; 3 — строительный период башни 1а; 4 — третий строительный период IX–X вв.
Таблица 25. Базилики Херсона. Составлена по: Айбабин А.И., 1999, рис. 52, 71; Якобсон А.Л., 1959, рис. 75, 84.
1 — Западная; 2 — Восточная; 3 — базилика 1932 г.; 4 — Северная.
Таблица 26. План комплекса «Базилика 1935 г.» Составлена по: Завадская И.А., 1996, рис. 2.
Условные обозначения: 1 — ранний храм и его пристройки; 2 — фундаменты базилики; 3 — часовня; 4 — пристройки базилики; 5 — могилы; 6 — цистерны; 7 — купель; 8 — пифосы.
Таблица 27. Хронология краснолаковой посуды, гончарной бытовой посуды и пифосов (по материалам Херсона). Составлена А.В. Сазановым.
Таблица 28. Средневековый Боспор. Составлена Т.И. Макаровой.
А — гавань Боспора с древним молом: I — стены хазарской крепости; II — дома и хозяйственные помещения; III — фундаменты постройки под церковью Иоанна Предтечи; Б — план открытых в раскопе фундаментов стен хазарской крепости; В — западный профиль раскопа; Г — угол хазарского здания, перекрытого церковью Иоанна Предтечи; Д — план расположения домов и хозяйственных построек; Е — дом № 12: план, фасировки южной стены, разрез очага.
Керамика из дома № 12: 1–4 — венчики кувшинов; 5 — венчик гончарного горшка; 6, 7 — обломки амфор; 8 — обломок лощеного кувшина. Керамика из дома № 7: 9 — венчик лепного горшка; 10 — лощеный кувшин; 11–13 — стекло.
Условные обозначения: 1, 1а — слои древнего Корчева, 2 — хазарский слой, 3 — прослойки крошки ракушечника — мостовые Корчева, 4, 4а — фундаменты стен крепости, 5 — пилястры церкви Иоанна Предтечи, 6 — камни и блоки ракушечника, 7 — серый плитняк, 8 — серо-коричневый культурный слой, 9 — слои пожаров, 10 — серый суглинок, 11 — зола, 12 — яма.
Таблица 29. Погребения хазар в Крымской степи. Составлена А.И. Айбабиным.
1 — Портовое, план погребения воина с конем; 2, 3, 5–7 — биметаллические инкрустированные цветным стеклом детали поясного набора; 4 — бронзовая пряжка; 8-18 — женское захоронение из Новопокровки: 8 — нашивная бляха, 9-11 — бусы, 12 — бронзовый пинцет, 13 — бронзовое зеркало, 14 — железный стержень, 15 — железный нож, 16, 17 — золотые височные подвески, 18 — план захоронения: а — чернозем, б — глина.
Таблица 30. Планы поселений и городищ. Составлена И.А. Барановым, хронология А.И. Айбабина.
1 — поселение VIII — первой половины IX в. в урочище Тау-Кипчак; 2 — поселение второй половины VIII-начала X в. на холме Кордон-Оба; 3 — городище Бакла во второй половине VIII-первой половине IX в.; 4 — поселение VIII — начала X в. на территории Тиритаки.
Таблица 31. Амфоры с поселений VIII–IX вв. Составлена А.И. Айбабиным.
1–3, 5, 6, 8, 9, 11–13 — Тау-Кипчак (по: Баранов И.А. 1990, рис. 9, 10); 1–3, 5, 6, 8 — из хозяйственной ямы 5; 9, 11–13 — из хозяйственной ямы 6; 4, 7, 10 — Пташкино (по: Гадло А.В., 1980, рис. 7).
Тип амфор по типологии И.А. Баранова: 1, 8 — тип 1; 2 — тип 2; 3 — тип 3; 5 — тип 4; 6, 7 — тип 5; 9 — тип 6; 11 — тип 7; 12 — тип 8; 13 — тип 9; 4 — северопричерноморская 2-го варианта; 10 — тип Кесария 5 (по: Adan-Bayewitz D., 1986. Fig. III, 103, 2, 4).
Таблица 32. Погребальные сооружения VIII–X в. Составлена А.И. Айбабиным.
1 — средневековый некрополь на плато Бакла, могила 6/1994; Эски-Кермен: 2 — могила 303; 6 — могила 196; 8 — могила 282; 9 — могила 340; 11 — склеп 153; 12 — склеп 181; 13 — склеп 189; 3 — Кордон-Оба, могила 53; 4 — Мангуп, усыпальница 1/1938; 5 — Лучистое, могила 68; Узень-Баш, 1926 г.: 10 — склеп 2; 16 — склеп 1; Скалистое: 7 — могила 293; 14 — склеп 552, 15 — склеп 214.
Таблица 33. Типы жилых построек VIII–IX вв. и храм второй половины IX — начала X в. Составлена И.А. Барановым.
1–3, 5, 6, 9 — Тау-Кипчак; 4, 8 — Героевка; 7 — Пташкино; 10, 14, 15 — Кордон-Оба; 11 — Мирмекий; 12, 13 — Тепсень.
1–7 — полуземлянки; 8-14 — дома; 15 — храм.
Условное обозначение: 1 — уголь и зола.
Таблица 34. Кухонная керамика VIII–IX вв. Составлена А.И. Айбабиным.
1–3, 5-16 — Тау-Кипчак; 4 — Кордон-Оба; 17 — Мирмекий; 18 — Тиритака; 19 — Тепсень; 20 — Кордон-Оба; 21 — Тау-Кипчак; 22 — Трудолюбовка; 23 — Бакла; 24 — Гончарное; 25 — Херсонес; 26 — Поворотное; 27 — Чайка; 28 — Карта распространения клейм на днищах кухонных горшков в Крыму.
Таблица 35. Лощеная (1–7) и гончарная керамика (8-14) второй половины VIII–IX вв. из Крыма. Составлена А.И. Айбабиным.
1 — Тау-Кипчак; 2 — Героевское; 5, 6 — Тиритака; 7 — Кордон-Оба; 8, 11–13 — Тепсень; 9, 10 — Чабан-Куле.
Таблица 36. Взаимовстречаемостъ вещей в крымских погребениях VIII–IX вв. Составлена А.И. Айбабиным.
С. — Скалистое; Н. — Неволино; Т. — Тепсень; Э.К. — Эски-Кермен; Л. — Лучистое; С.С. — Суук-Су; Тир. — Тиритака; Ч.К. — Чуфут-Кале; К.О. — Кордон-Оба, Б. — Бакла.
Таблица 37. Пряжки, детали поясных наборов и застежки из погребений конца VII–IX вв. Составлена А.И. Айбабиным.
Скалистое: 1 — склеп 625; 4 — склеп 364; 7 — случайная находка; 8 — склеп 303; 10 — склеп 329; 12, 14–22 — склеп 331; 13 — склеп 321; 24–30 — могила 291; 36, 46 — склеп 767; 31, 51 — склеп 402; 37, 50 — склеп 122; 38 — склеп 760; 40 — склеп 387; 44, 49 — склеп 262; 47 — склеп 203; 53 — склеп 177; 54 — склеп 241; 55 — склеп 149; 56 — склеп 771, захоронение 7; 58 — склеп 204; 64 — склеп 303а; Эски-Кермен: 2, 3 — склеп 193; 5, 6 — склеп 181; 23, 62 — склеп 183; 32 — склеп 182; 34, 48 — склеп 290, захоронения в камере; 35 — склеп 46; 57 — склеп 54; 59 — склеп 249; 9, 11, 39, 45, 52, 60, 61, 65–71 — Херсон; Узень-Баш, 1907 г.: 33 — склеп 2; 43 — склеп 3; Бакла: 41 — склеп 2.
Таблица 38. Находки из погребений конца VII–IX вв. Составлена А.И. Айбабиным.
Эски-Кермен: 1, 6, 14 — склеп 192; 7, 8, 13 — склеп 181; 11 — склеп 65; 15 — склеп 41; 17 — склеп 183; 18 — склеп 184; 19 — склеп 268; 29 — склеп 224; 37 — склеп 210; 34, 39, 48 — склеп 182; 41 — склеп 54; 49 — усыпальница 71; 51 — склеп 223; 52, 53 — склеп 225; 54 — могила 206; 55 — усыпальница 73; 58 — могила 185; 59 — склеп 247; Скалистое: 2, 10 — склеп 625; 3 — склеп 371; 4, 21 — склеп 331; 5 — склеп 284а; 9 — склеп 479; 12 — склеп 471; 16 — склеп 575; 24, 26, 32 — склеп 203; 25, 30 — склеп 262; 27, 33 — склеп 279; 31, 36, 38 — склеп 760; 40 — склеп 241; 42, 43 — склеп 316; 44–46 — склеп 307а; 47 — склеп 127е; Узень-Баш, 1926 г.: 20, 22 — склеп 1; 23 — склеп 2; Чуфут-Кале: 28 — склеп 13; 35 — склеп 104; Херсон: 50 — случайная находка; Симеиз: 56, 57 — склеп 1955 г.
1–3, 5, 19, 24–28, 33, 40–42, 44–46, 51, 54 — глина; 47 — глина, красный лак; 4, 6–8, 13–15, 17, 20–23, 34, 35, 37, 43, 48 — железо; 9-12, 29–32, 52, 53, 58, 59 — стекло; 16 — костяные обкладки лука и его реконструкция; 18, 39, 49, 56 — кость; 36, 38, 50, 55, 57 — дерево.
Таблица 39. Украшения из погребений конца VII–IX вв. Составлена А.И. Айбабиным.
Эски-Кермен: 1 — могила 196; 2, 3 — склеп 41; 4 — склеп 181; 5, 14 — склеп 193; 9 — склеп 285; 13, 19 — склеп 189; 16, 21 — склеп 224; 29 — склеп 21; 30 — склеп 46; 34 — склеп 275; 41–43 — могила 243; 45 — склеп 51; Лучистое: 25 — склеп 14; Скалистое: 6 — склеп 321; 8 — склеп 331; 10 — склеп 354; 12 — склеп 340; 18 — склеп 371; 27 — склеп 340; 28 — склеп 479; 31, 32 — склеп 279; 33 — склеп 123; 35 — склеп 130; 36 — склеп 278; 37 — склеп 222; 38 — склеп 309; 39, 50 — склеп 303а; 40 — склеп 478; 47 — склеп 132; 48 — склеп 127е; 49 — случайная находка; 51 — склеп 244; 52 — склеп 307а; Узень-Баш, 1926 г.: 7, 17, 20, 22–24 — склеп 1; 15 — склеп 2; Херсон: 11, 44 — случайные находки; Судак: 46 — склеп 22.
Таблица 40. Надгробия. Составлена А.И. Айбабиным.
1-11 — Скалистое (1 — склеп 563); 12, 13 — Лучистое (12 — могила 23, 13 — склеп 18).
Таблица 41. Керамика из раскопок цитадели Бакла. Составлена А.И. Айбабиным по материалам Д.В. Талиса (Талис Д.В., 1976; 1982).
1, 3-22, 26 — керамика из слоя, накопившегося в период функционирования оборонительных стен второго периода; 2, 23–25 — керамика из засыпи цистерн.
Таблица 42. Херсонское литейное производство. Составлена А.И. Айбабиным.
1–4 — матрицы для изготовления деталей поясных наборов; 5 — пряжка типа Сиракузы; 6 — литейная форма для отливки пряжек; 7 — бракованная пряжка; 8, 9 — бракованные пряжки типа Коринф (1 и 2 вариантов).
Таблица 43. Херсон в VIII–IX вв. Составлена А.И. Айбабиным.
Гончарная печь IX в. в районе Радиогорки (15) и керамика из нее (1-14); здание администрации фермы (16); амфоры из комплекса первой половины IX в. (17–22).
1-14, 17–22 — по Л.В. Седиковой; 15 — по Л.А. Рыжовой; 16 — по И.А. Антоновой.
Условные обозначения: 1 — блоки песчаника; 2 — обожженная глина; 3 — скальный материк; 4 — прокаленная глина; 5 — заполнение мусорной ямы.
Таблица 44. Постройки и находки корчевского периода (X–XII вв.) около церкви Иоанна Предтечи. Составлена Т.И. Макаровой.
1 — красноглиняный сосуд — ритон с налепным и графическим орнаментом (помещение № 3); 2 — лепной кухонный горшок из печи в помещении № 1; 3 — вскрытая часть квартала Корчева с остатками пяти построек и улицами с мощением из крошки ракушечника и обломков красноглиняной керамики; 4–6 — фасировки стен корчевских домов; 7 — план Керчи (по А. Ашику); 8 — расположение раскопов с домами Корчева и древней части церкви Иоанна Предтечи; 9 — стеклянный браслет с росписью из погребения XI в.
Условные обозначения: 1 — следы оборонительных стен Пантикапея; 2 — лестница с горы Митридата; 3 — границы кварталов Керчи начала XIX в.; 4 — церковь Иоанна Предтечи; 5 — древний мол под водой; 6 — постройки корчевского времени; 7 — прицерковное кладбище Корчева; 8 — мощение улицы крошкой ракушечника; 9 — мощение улицы обломками амфор и кувшинов; 10 — обожженная глина печей.
Таблица 45. Хронологическая таблица основных типов тарной и столовой посуды, характеризующей культурный слой четырех периодов: I — позднеантичного, II — юстиниановского, III — хазарского; IV — корчевского. Составлена Т.И. Макаровой.
Условные обозначения: двойной линией обозначено распространение кувшинов в слое; пунктиром — распространение ранних амфор в слое; простой линией — распространение красноглиняной поливной посуды; пунктиром с точкой — белоглиняной поливной посуды; заштрихованной полосой — равномерное распределение в раннем слое краснолаковой посуды.
Таблица 46. Церковь Иоанна Предтечи. Составлена Т.И. Макаровой.
Раскопки около южной стены и в интерьере: 1 — раскопки в интерьере (точками заштрихованы вскрытые участки ленточного фундамента); 2 — взаимное расположение церкви и мостовой Корчева; 3 — профиль раскопа около южной стены церкви; 4 — южный фасад церкви с раскрытой раскопками нижней частью стены с фундаментом (нулевая линия соответствует уровню современной дневной поверхности); 5 — голосники из южной стены церкви; 6 — схема расположения церкви и квартала Корчева.
Условные обозначения: 1 — современная вымостка около церкви; 2 — обломки кирпича и известковый раствор; 3 — крошка ракушечника и цемянки; 4 — крошка и блоки красного песчаника; 5 — плиты могил из белого ракушечника; 6 — глина.
I — строительный мусор времени строительства церкви; II — строительный мусор ремонта церкви (XIV в.); III — строительный мусор позднего ремонта.
Таблица 47. Кладбище Корчева около церкви Иоанна Предтечи. Составлена Т.И. Макаровой.
1 — погребения в каменных ящиках около церкви Иоанна Предтечи; 2–8 — инвентарь погребения № 43 около центральной апсиды церкви; 9 — взаимное расположение церкви и вскрытых погребений.
Таблица 48. Кладбище около церкви Иоанна Предтечи в Керчи. Составлена Т.И. Макаровой.
А. Вещи из прицерковного кладбища Корчева. 1–2 — серебро; 3–7 — бронза; 8 — стекло, перламутр, сердолик; 9 — бронза; 10 — сердолик; 11 — коралл; 12 — серебро; 13 — бронза; 14 — золото; 15 — железо; 16–18 — бронза; 19 — кость; 20 — серебро; 21 — лазурит; 22 — бронза; 23 — серебро; 24 — кожа, бронза; 25, 26 — серебро; 27, 28 — бронза; 29 — серебро; 30 — золото; 31 — серебро; 32 — золото; 33–35 — серебро; 36, 37 — золото; 38 — раковина каури; 39 — бронза; 40–42 — глина, полива; 43, 44 — бронза; 45–47 — серебро; 48 — стекло. Б. Стратиграфия прицерковного кладбища Корчева.
Условные обозначения: 1 — могилы I горизонта; 2 — могилы II горизонта; 3 — уровень ремонта XIV в.; 4 — уровень строительного мусора времени постройки церкви Иоанна Предтечи.
Таблица 49. Типы кочевнических погребений и вещи из них. Составлена А.И. Айбабиным.
1 — Чатырлык; 2 — Казанка; 3, 4 — Матвеевка; 5–7, 10 — Джанкой; 8 — Казанка, курган 3; 9 — Рисовое, курган 5, погребение 61; 11, 12 — Херсонес, 1908 год, погребение 2529; 13 — Бахчи-Эли; 14, 22, 34 — Чокурминский курган; 15, 17–20, 23, 30 — г. Коклюк, курган 6; 16 — курган, распаханный под Симферополем; 21, 35 — Мамай, захоронение в скифском склепе; 24 — Мамай, курган 1; 25, 33, 36, 37 — Ближнее Боевое, курган 1, погребение 1; 26–28 — Рисовое, курган 6, погребение 12; 29, 31, 38 — Мартыновка, курган 3, погребение 3; 32 — Заливное; 39 — раскопки Н.И. Веселовского в 1890 г.; 40 — Херсонес, Северный берег.
3 — дерево; 4, 9-11, 16, 18–22, 27–30, 35, 40 — железо; 5, 12, 39 — бронза; 6 — бронза, синее стекло; 15, 17, 24, 26, 34, 36–38 — кость.
Таблица 50. Кочевнические древности XII–XIV вв. Составлена А.И. Айбабиным.
1, 11, 22 — Феодосийский краеведческий музей; 2, 3, 7 — Крымский республиканский краеведческий музей; 4, 5 — г. Коклюк, курган 6; 6 — Чокурчинский курган; 8 — Симферопольский курган 1949 г.; 9 — Мартыновка, курган 3, погребение 3; 10, 13–15 — Приморский, курган 9, погребение 1; 12, 16 — Херсонес; 17–20 — Приморский, курган 2, погребение 12.
1, 2 — белый известняк; 3 — желтый ракушечник; 4, 5, 9, 16 — глина; 6–8, 10, 11, 13, 17, 21 — железо; 12, 14, 19, 22 — бронза; 15 — кость; 20 — золото.
Таблица 51. Вещи из кочевнических погребений. Составлена А.И. Айбабиным.
1–9, 11–22 — Сарайлы-Кият, курган 1; 10 — Чатырлык.
1, 2, 10, 15, 17, 20 — бронза; 3 — железо; 4–9, 11–14, 16, 18, 19, 21, 22 — серебро.
Таблица 52. Жилые усадьбы и храмы городищ Готии. Составлена А.И. Айбабиным.
1 — план крестообразного и одноапсидного храмов XI–XIII вв. у подножия Баклы (по: Рудаков В.Е., 1984, рис. 1); 2 — план жилых домов XI–XIII вв. на посаде городища Бакла (по: Рудаков В.Е., 1975, рис. 1); 3 — гробница конца IX–X вв. у подножия Баклы (по: Баранов И.А., 1990, рис. 49); 4 — жилые усадьбы XI–XIII вв. на северном участке городища Эски-Кермен (по: Веймарн Е.В., 1958, рис. 1).
Условные обозначения: 1 — остатки каменных стен; 2 — «постели»; 3 — «высечки» в скале; 4 — граница раскопа.
Таблица 53. Крестообразный храм X–XI вв. и часовня XIV–XVII вв., находки из их раскопок на склоне плато Мангуп (по: Мыц В.Л., 1990). Составлена А.И. Айбабиным.
1–7 — керамика из раскопок часовни; 8-18 — керамика из раскопок Крестообразного храма; 19 — черепица; 20 — гробница 1; 21 — фрагмент плиты с надписью «…святого Феодота. Христа»; 22 — план храма и часовни; 23 — реконструкция южного фасада храма в первый строительный период; 24 — реконструкция южного фасада храма во второй строительный период (по Ю.Г. Лосицкому).
Таблица 54. Пещерные храмы Готии. Составлена А.И. Айбабиным.
1, 2 — роспись стены (реконструкция О.И. Домбровского) и план храма «Трех всадников» XIII в. у подножия Эски-Кермен; 3, 4 — план и роспись алтаря и стены (реконструкция О.И. Домбровского) храма «Донаторов» на Эски-Кермене в верховьях балки Черкес-Кермен; 5 — план пещерного храма с баптистерием XI–XIII вв. на плато Тепе-Кермен.
Таблица 55. Инвентарь из погребений X–XII вв. Составлена А.И. Айбабиным.
1-16, 28–30, 32–36, 38–46, 48, 49, 51 — Лучистое (49 — монета Алексея I Комнина (1081–1118)); 17–27, 31, 47, 50 — Эски-Кермен; 37 — Сугдея.
Таблица 56. Херсон. Составлена А.И. Айбабиным.
1–3 — реконструкции домов: дом священника, постоялый двор, дом пекаря (по: Рыжов С.Г., 1999); 4 — план квартала X–XIII вв.
Таблица 57. Христианские памятники Херсона. Составлена А.И. Айбабиным.
1 — крестовокупольный храм на акрополе конца XI–XIII вв.; 2 — крестовокупольный пятиапсидный храм конца XI–XIII вв.; 3 — Западный загородный крестообразный храм конца IX–X вв. и поздняя часовня; 4 — крестовокупольный шестистолпный храм № 34 конца XI–XIII вв.; 5 — однонефный храм XII–XIII вв. в Портовом районе; 6 — крестовокупольный четырехстолпный храм № 9 конца XI–XIII вв. и его реконструкция Ю.Г. Лосицкого; 7-10 — бронзовые кресты-энколпионы из помещения XII — первой половины XIII в.
Таблица 58. Жилые, производственные постройки и орудия труда из Херсона. Составлена А.И. Айбабиным.
1–8 — железные орудия труда из помещений XII–XIII вв.; 9 — гончарные черепицеобжигательные печи из XVII квартала XII–XIII вв.; 10 — метки на черепице XII–XIII вв.; 11 — реконструкция формы для изготовления черепицы (по: Сидоренко В.А., 1985); 12 — баня во дворе жилого дома в Северном прибрежном районе; 13 — жилой дом XII — 70-х годов XIII в. в XX квартале (по: Калашник Ю.П., 1989).
Таблица 59. Поливная керамика Херсона X–XIV вв. Составлена А.В. Сазановым.