Крым, Северо-Восточное Причерноморье и Закавказье в эпоху средневековья IV-XIII века

Глава 10 Грузия в эпоху раннего средневековья (IV–VIII вв.)

С первых веков нашей эры значительную роль в экономической, политической и культурной жизни Кавказа и всего Ближнего Востока играли Картлийское и Эгрисское царства (рис. 15) (Очерки истории Грузии, 1988, с. 396, рис. 1). После объявления христианства государственной религией, процесс дальнейшего культурного и политического сближения (и, впоследствии, слияния) этих двух грузинских государств получает новый размах. Он не ослабевает даже после временного ослабления Картлийского царства и, соответственно, усиления Эгриси (Лазики) в IV–V вв., когда Закавказье превратилось в арену ожесточенных битв между мировыми державами — Византией и Ираном.

Источники. С раннехристианского периода появляются сохранившиеся до наших дней первые грузинские письменные произведения и эпиграфические памятники, которые содержат весьма богатые сведения о политической, социальной и культурной жизни грузинского народа (Меликишвили Г.А., 1977, с. 22–62; Новосельцев А.П., 1980, с. 39 и сл.; Корпус грузинских надписей, 1980). Среди грузинских источников в первую очередь следует отметить хронику «Обращение Грузии» и свод древнегрузинских летописей «Картлис цховреба» (КЦ, 1955) — ценнейший источник по истории Грузии.

Несмотря на эпический характер некоторых сведений, эти источники содержат ценнейшие факты и на фоне новых археологических открытий заслуживают все более возрастающего доверия.

При исследовании кардинальных проблем истории Грузии и, особенно, вопросов материальной и духовной культуры, важные сведения можно почерпнуть из оригинальных грузинских литературных произведений, в основном агиографического характера (Джавахишвили И.А., 1945; Кекелидзе К.С., 1954), среди которых особо следует отметить «Мученичество Шушаник», написанное очевидцем этих происшествий в 80-х годах V в.

Среди лапидарных памятников особое значение приобретают надписи: из Болниси, датирующиеся второй половиной V в. (Чубинашвили Г.Н., 1940, с. 62–78; Мачавариани Е.М., 1985), Палестинии (Церетели Г.В., 1960), Урбниси (Корпус грузинских надписей, 1980, с. 62–63), с. Давати (Рамишвили Р.М., 1986; Патаридзе Р.М., 1987; Нарсидзе Г., 1987; 1987а).

Следует также назвать открытые археологическими исследованиями в Грузии арамейские (Церетели Г.В., 1948; Апакидзе А.М. и др. 1958 и др.), греческие (Каухчишвили С.Г., 1943 и др.) и еврейские эпиграфические памятники, подтверждающие достоверность сообщений древнегрузинских источников о существовании в столице Картлийского царства еврейской колонии (Церетели Г.В., 1940).

Ценнейшие сведения по истории Грузии раннесредневекового периода содержат также работы историков древней Армении, которые, во многих случаях, были лучше информированы о Грузии, чем византийские, латинские, арабские, сирийские и другие авторы. Среди них особенно следует выделить армянскую географию VII в. анонимного автора (Абегян М., 1948).

Много интересного по истории Грузии можно почерпнуть из трудов византийских (Каухчишвили С.Г., 1961) и арабских авторов (Жузе П.К., 1927).

Несмотря на то, что за последние десятилетия источниковедческая база по истории заметно расширилась, все же одним из основных источников по истории Грузии и Кавказа раннего средневековья остаются памятники материальной культуры.

В Грузии памятники раннесредневекового периода впервые были выявлены в Уплисцихе (Мегвинетухуцеси в 1842 г.) и на Самтаврском могильнике в Мцхета в 1870 г. (Фр. Байери). Из дореволюционных исследователей особенно следует отметить заслуги П.С. Уваровой и Е.С. Такаишвили. Интенсивное изучение археологических памятников раннехристианского периода заметно расширилось с 30-х годов XX в. (С.И. Макалатия, Г.К., Ниорадзе, Г.С. Читая, Б.А. Куфтин, М.М. Иващенко, Л.В. Мусхелишвили). В последний период, особенно после второй мировой войны, исследование памятников раннего средневековья получает новый размах.

Важнейшим рубежом в истории Грузии было принятие христианства. В 326 г. царь Мириан официально провозгласил в Картлийском царстве христианство в качестве государственной религии. По мнению некоторых ученых христианство примерно тогда же было объявлено государственной религией в Лазике (Ломоури Н.Ю., 1968, с. 130) (рис. 16).

Принятие христианства имело для Грузии не только огромное политическое, социальное и экономическое, но и большое культурное значение, вызвавшее поразительные перемены в быту и мышлении народа. Следы таких кардинальных перемен очень хорошо прослеживаются по археологическим материалам.

Так, фундаментально меняется мода как в одежде, так и в сфере украшений, большое распространение получает каменное строительство на известковом растворе и распространяется христианская архитектура, появляются новые оригинальные литературные произведения. Анализ материалов, добытых при раскопках поселений, показал, что материальная культура Грузии в раннем средневековье развивалась традиционно по постоянно восходящей линии и что все основные отрасли хозяйства (гончарное, металлообработка, строительное дело, златокузнечество, отдельные отрасли прикладного искусства) испытывали логическое развитие и неуклонную эволюцию.

Прежде чем приступить к рассмотрению материальной культуры Грузии, коснемся периодизации, ибо она создает тот каркас, в рамках которого возможно будет проследить развитие разных областей материальной культуры раннесредневекового периода. При разработке периодизации истории средневековой Грузии совершенно новое, обоснованное слово принадлежит С.Н. Джанашия. По мнению ученого, феодальный способ производства в Грузии формируется уже в IV в. (Джанашия С.Н., 1949, с. 127). Дальнейшее укрепление феодального строя происходило в VI–VIII вв., а IX–X вв. являются периодом дальнейшего углубления феодальных отношений.

Несмотря на некоторые разногласия при разработке периодизации истории средневековья, большинство историков, особенно второй половины XX в., склоняются к тому, чтобы раннее средневековье определить IV–VIII вв.

В данном разделе будут рассмотрены те археологические памятники, которые соответствуют раннему средневековью и дают возможность охарактеризовать раннехристианскую материальную и духовную культуру.

Вместе с «древними городами» грузинских источников, большинство которых продолжало свое существование (Мцхета, Уплисцихе, Урбниси, Одзрхе, Некреси, Цихисдзири, Поти, Цхуми (Себастополис), Бичвинта (Питиунт), Нокалакеви (Археополис и др.), возникают и развиваются новые, среди которых особенно можно выделить Тбилиси, Рустави, Уджарма, Череми, Вардцихе, Артануджи и др. Все эти древние и новые города продолжали играть огромную роль в политической, экономической и культурной жизни Иберии и Эгриси.

Среди городов раннехристианской Восточной Грузии в первую очередь следует отметить Тбилиси, возвышение которого начинается с IV в. н. э., а с V в., при царе Вахтанге Горгасали на территории нынешнего старого города начинаются строительные работы с целью перенесения царского трона из Мцхета в Тбилиси. Выбор правителя Картли оказался столь удачным, что впоследствии Тбилиси превратился в столицу всей Грузии (Ломтатидзе Г.А., 1959; Месхия Ш.А., 1959; Чилашвили Л.А., 1970; Чилашвили Л.А., 1986).

В письменных источниках название Тбилиси впервые упоминается в IV в. (Обращение Грузии, 1964, с. 95; КЦ, 1955, с. 136). Первоначально Тбилиси состоял из трех городов: Тбилиси, Кала и Исани, из которых Исани находится на левом берегу Куры, а Тбилиси и Кала, разделенные речкой Сололакис-хеви, были расположены вдоль правого берега Куры (Чилашвили Л.А., 1986).

Как предполагают, из этих трех частей города самым древним был Тбилиси, где текли теплые источники и откуда произошло его название. Кала со своей крепостью, видимо, возникла во второй половине IV в. и занимала довольно обширную территорию от современной Сололакской аллеи, где находится цитадель крепости, до Куры, включая в себя Сиони и Анчисхати. В Исани (на территории современного Авлабари), в районе Метехи позже возникли дворцы грузинских царей, крепость, жилые кварталы ремесленников и городской могильник (табл. 103, 1).

Город-крепость Тбилиси со второй половины IV в. становится заметным экономическим и политическим центром. Учитывая его выгодное стратегическое расположение, правители сасанидской Персии превращают Тбилиси в свой опорный пункт для контроля над столицей Картлийского царства — Мцхета с целью давления на правителей Грузии (Очерки истории Грузии, 1988, с. 93). Грузинская царская власть, понимая опасность этой акции, всячески препятствовала персам укрепиться в Тбилиси. Решающие шаги в этом направлении были сделаны энергичным правителем Грузии Вахтангом Горгасали. Ценой огромного напряжения при Вахтанге Горгасали осуществились большие строительные работы не только в Тбилиси, но и в других частях всей Картли и, особенно, в восточных провинциях Картли, где возникают или же заново застраиваются такие крупные экономические и политические центры, какими являлись города: Уджарма, Череми, Некреси, Хорнабуджи и др. В условиях сложной политической ситуации Вахтангу Горгасали не удалось завершить начатые в Тбилиси строительные работы, они были доведены до конца наследником Вахтанга Горгасали — царем Дачи (КЦ, 1955, с. 205).

Значительные археологические материалы, которые могут способствовать изучению раннехристианской эпохи, обнаружены как в самом центре города, между Сионским кафедралом и базиликой Анчисхати, на площади Ираклия Второго, так и в периферийных частях Тбилиси (Вашлиджвари-Дигоми, Глдани и др.). Археологические исследования на площади Ираклия Второго, проводимые в 1956–1957 гг. дали значительные материалы для ранней истории Тбилиси (Гзелишвили И.А., Чилашвили Л.А., 1961). Самые нижние слои мощного стратиграфического разреза, толщиной в несколько метров, содержали материалы, которые датируются III–IV и IV–V вв. Среди ранних архитектурных памятников в окрестностях площади Ираклия Второго особого внимания заслуживает базилика Анчисхати, которая датируется VI в. (Цинцадзе В.Г., 1958). По мнению Г.Н. Чубинашвили, Анчисхатскую трехнефную базилику следует идентифицировать с церковью Святой Марии, которая была построена царем Картли Дачи в начале VI в., возможно, как эпархиальный центр (как известно, с 506 г. в письменных источниках упоминается епископ Тбилиси).

Вторая «большая» церковь, находившаяся в пределах исторической Кала, исследователями отождествляется с кафедральным собором Сиони, который был построен на рубеже VI и VII вв.

Результативными оказались археологические исследования в цитадели крепости Нарикала (табл. 103, 2), хотя из-за того, что пока здесь изучались культурные слои развитого и позднего средневековья, более ранние материалы обнаружены единичными экземплярами (Ломтатидзе Г.А., Чилашвили Л.А., Гзелишвили И.А., 1967).

Большой интерес вызывает сама архитектура Кала, сравнительно удовлетворительно сохранившаяся в цитадели, где можно выделить строительные пласты времен Вахтанга Горгасали. Кладка стен этого периода характеризуется регулярностью; для строительства использованы небольшие квадры из песчаного камня на крепком известковом растворе.

Следует отметить, что большие археологические работы были проведены в 1948-1950-х гг. и на юго-восточной окраине старого Тбилиси, где изучались гончарные мастерские развитого средневековья. По сведению Моисея Каланкатваци, во время нашествия византийско-хазарских войск под предводительством византийского императора Ираклия, Тбилиси был «избалованным, торгующим и прославленным большим городом». В 628 г. город был взят и ограблен, завоеватели были удивлены количеством золотых и серебряных монет и изделий, которые горой возвышались перед хазарским хаканом. Несмотря на неоднократные нашествия и разорения (хазары, персы, арабы и пр.), и в дальнейшем Тбилиси занимал видное место. Анализ грузинских и иноземных источников дает возможность установить, что главный городской могильник был расположен в левобережной части города — в Исани, но из-за заселенности этого района вести там археологические исследования почти невозможно.

Мцхета (табл. 103, 7). После введения христианства и разгрома главных языческих храмов и идолов в пределах царской резиденции, со второй половины IV в. преимущество получает та часть города, где раньше располагался царский сад. В центре этого сада на месте нынешнего кафедрального собора Светицховели, была построена первая официальная церковь, резиденция главы христианской организации Иберии (Картли). Территория бывшего сада с IV в. превращается в своеобразный идеологический центр города и всего государства.

По археологическим данным, именно с IV в. в Мцхета возникают новые жилые и ремесленные кварталы, оборонительные сооружения и коммуникации. Особенно густо были заселены район Светицховели и юго-восточные склоны Мцхетской горы, где были выявлены многочисленные жилые и хозяйственные помещения и остатки общественных зданий. По этим материалам можно проследить и социальную географию самого Мцхета. В окрестностях Светицховели, в равнинной части города и на нижних террасах Мцхетской горы, очевидно, были сосредоточены жилые кварталы ремесленников и простонародья, а в непосредственной близости от Светицховели располагались остатки большого двухэтажного здания дворцового типа, предварительно датирующиеся V–VI вв. По мнению авторов раскопок, в данном здании можно видеть дворец царя Картли — Вахтанга Горгасали (Каландадзе А.Н., Бохочадзе А.В., 1964, с. 15).

Прямоугольное здание двухэтажного дворца, построенное из тесанных больших квадров, основывалось на мощном фундаменте и двухступенчатом цоколе. Стены сооружения были укреплены прямоугольными пилястрами, выступающими по обоим фасадам стен, южная стена дополнительно была укреплена мощными контрфорсами. Фрагменты второго этажа зафиксированы на западном фасаде здания, где в кладке ограды позднего периода случайно сохранена одна пилястра, завершенная капителью. Длина здания — 40 м, общая площадь — 740 кв. м.

Как показали археологические исследования, на верхних террасах Мцхетской горы с первых веков н. э. были расположены жилые дома аристократии. Жилые и хозяйственные строения отличались большими размерами и добротным строительным материалом с использованием известкового раствора, хотя в первых веках христианизации Грузии сырцовый кирпич по-прежнему оставался одним из самых излюбленных строительных материалов.

Огромное влияние на развитие строительной техники и гражданскую архитектуру в целом произвела бурно развивающаяся христианская культовая архитектура. С V в. в гражданском и фортификационном строительстве постепенно укореняется каменная кладка на известковом растворе, позже такой прием строительства находит всеобщее распространение. Для выяснения вопросов градостроительства и характеристики строительного искусства раннесредневекового Мцхета значительные материалы были добыты в 1958–1962 гг. на северо-западе от Светицховели, где в стратиграфическом разрезе мощностью 3–4 м были выделены шесть культурных слоев. Из них к раннему средневековью относились IV и V слои (Бохочадзе А.В., Каландадзе А.Н., Пицхелаури К.Н., 1962, с. 31–39). Например, в четвертом культурном слое мощностью 0,9 м, находящемся на глубине 1,2–1,3 м от поверхности земли, были обнаружены остатки крупного здания в сопровождении многочисленных археологических материалов. Комплекс состоял из семи помещений разных размеров. Стены были построены из булыжного камня, кладка «елочного» типа на глиняном растворе. В восточной части здания обнаружен построенный из плоских камней канализационный коллектор. По керамическому материалу и обломкам стеклянных сосудов архитектурное сооружение предварительно датируется VI в., а разрушение, по всей вероятности, произошло при сильном пожарище не позднее IX в. По находкам из других уголков Мцхета и раскопанным сооружениям можно заключить, что особенно бурно и плотно Мцхета застраивалась в IV–VI вв. На крупных жилых и общественных зданиях применялась черепичная кровля, а основная масса жилых домов, принадлежащих простым горожанам, имела глинобитную плоскую кровлю.

По всей территории нынешней Мцхета раскопками обнаруживаются также остатки сложного коммунального хозяйства: водопроводные глиняные трубы и закрытые плоскими камнями коллекторы, водосточные устройства и канализационные сооружения.

После христианизации Иберии интенсивная застройка территории города Мцхета, как свидетельствуют археологические факты, не проходила самовольно и сумбурно. На Самтаврском могильнике в 1938 г. был обнаружен каменный ящик раннего средневековья, продольные стены которого были составлены из двух плоских надгробных плит (стел) более раннего происхождения с надписями на греческом и еврейском языках на каждой (Апакидзе А.М., 1968, с. 195–199, табл. IV, I). Греческая надпись на разломанной на две части плите состоит из 15 строк и по чтению Т.С. Каухчишвили гласит: «Я, Аврелий Ахолл, главный художник и архитектор, здесь покоюсь вместе со своей супругой Бевразурией. Прошу друзей и прохожих следить так, чтобы кто-либо не захотел (захоронить) с нами вместе или (нашего) племени, и другой чужеземец будет нести ответ в день своего воскресения» (Каухчишвили Т.С., 1951, с. 255). По палеографическим данным надпись датируется IV в (Каухчишвили С.Г., 1943, с. 581) и указывает на существование в Мцхета должности главного архитектора и художника, под руководством которого, видимо, и проходила перестройка и застройка столицы новохристианского государства. Следует отметить, что и вторая надпись на еврейском языке из этого же каменного ящика, где упоминаются Иосиф Бар Газан и Шаллум, тоже датируется IV–V вв. н. э. (Церетели Г.В., 1940, с. 424) и указывает на наличие еврейского поселения в древней столице Грузии и в раннехристианском периоде (Апакидзе А.М., 1959, с. 110–112; Мцхета, I, 1995, с. 206).

Резкое увеличение мцхетского населения с первых веков христианизации повлекло за собой и возникновение на территории «Большого Мцхета» нескольких могильников, один из которых разместился на Самтаврском поле и стал главной усыпальницей растущего города. Самтаврский могильник занимает свыше 14 га, здесь раскопано около 3000 погребений.

За последние десятилетия в пределах «Большого Мцхета», кроме Самтаврского могильника, были исследованы раннесредневековые могильники в Армазисхеви (Мцхета, I. 1995), в Мартазисхеви, Карснисхеви, Нареквави, на Мцхетской горе, в местечке Туиакочора, в Цицамури и др. С самого раннего этапа христианизации Грузии в Мцхета повсеместно распространяется христианский обряд захоронения, и основным погребальным сооружением становится каменный ящик (своеобразная семейная усыпальница), хотя в единичных случаях встречаются и глиняные саркофаги или же грунтовые могилы. По сравнению с предхристианским периодом, резко меняется и погребальный комплекс: из могил исчезают керамические изделия, но появляются стеклянные сосуды; резко уменьшаются или же совершенно пропадают драгоценные украшения и предметы вооружения, но появляются новые виды украшений, фибулы и булавки, связанные с распространением новой моды одежды. Погребальный инвентарь из могильников Мцхета дает представление о городском ремесле. В ремесленных кварталах Мцхета, кроме стеклодувного производства, успешно развивались такие традиционные ремесла, какими являлись гончарство, ювелирное искусство, кузнечное дело. Мастера и ремесленники отдельных отраслей, как свидетельствует древнегрузинское литературное произведение «Мученичество Евстафия Мцхетского», имели свои профессиональные объединения, например: Евстафий Мцхетский, перс по происхождению и христианин по вероисповеданию, являлся членом корпорации обувщиков. Любопытно отметить, что по тому же источнику, профессии обувщика Евстафий обучился по приезду в Мцхета, после 541 г. (Кекелидзе К., 1954, с. 482). Логично предположить, что кроме обувщиков, свою профессиональную организацию в Мцхета имели и ремесленники других профессий.

Динамичное развитие Мцхета было прервано в середине VIII в. карательными войсками арабов под предводительством Мервана, когда была опустошена вся Иберия и в том числе Мцхета.

Среди многочисленных городов Восточной Грузии раннего средневековья важным политическим и культурным центром являлся также город Уплисцихе (табл. 104, 2, 3), возникший еще в дохристианский период. Изучается он постоянно действующей археологической экспедицией Музея искусств Грузии с 1958 г. (руководители — Ш.Я. Амиранашвили до 1978 г. и Т.Н. Саникидзе).

Уплисцихе (упали — по-грузински владыка, цихе — крепость, т. е. крепость владыки) расположен в центре Картлийской равнины, в 12 км от города Гори, на берегу главной речной и торговой артерии Картлийского царства — Куры. С середины раннего средневековья Уплисцихе вновь приобретает значение важного политического центра.

В настоящее время это городище представляет собой сложный археологический комплекс, состоящий из высеченных в скале внутренних и внешних городов, поселков сельскохозяйственной хоры, благоустроенных дорог, скальных ворот, речной пристани, оборонительных сооружений. Ввиду того, что все элементы центральной части города: дома, культовые сооружения, площади, дворец, улицы, ворота, тоннель, оборонительный ров, сточные каналы и др. — были высечены в скале (табл. 104, 5), здесь почти без изменений сохранилось топографическое лицо города, что является столь редким в археологии городов Иберии и Колхиды дохристианского времени (Хахутайшвили Д.А., 1964, с. 93). Начало строительства сооружений на территории Уплисцихе относится к первой трети IV в. Сначала была вырублена в скале маленькая церковь, а затем на ней возвели базилику, вобравшую в себя церковку в виде крещальни (Мелитаури К.Н., 1969, с. 30–31). По наблюдению исследователей, базилика датируется VI в. Она имела три нефа с трехчастными пролетами (Чубинашвили Н.Г., 1960, с. 507–512) и находилась в аристократической части города.

Рустави (табл. 104, 1). В связи с новостроечными работами в Рустави археологические исследования ведутся с 1944 г. с некоторыми перерывами (руководители работ в разные сезоны: М.М. Иващенко, Н.Н. Гамбашидзе, Г.А. Ломтатидзе, Н.Н. Угрелидзе, Ц.Н. Чикоидзе) (Рустави, 1988).

Рустави, по письменным источникам, с самого начала раннего средневековья являлся крупным экономическим, политическим и духовным центром Картлийского царства.

Рустави, как и другие современные ему города, был составлен из двух основных частей: цитадели (крепости), расположенной на небольшом, почти круглом холме у левого берега р. Куры, и самого города, прилежащего к цитадели с севера. О величине города и численности населения красноречиво говорят объем и насыщенность многоярусного главного могильника. Площадь города, по подсчетам М.М. Иващенко, равнялась 17 га (Рустави, 1988); зафиксировано наличие еще нескольких более мелких могильников в разных частях городища и в пригородных поместьях (Ломтатидзе Г.А., 1955; Чикоидзе Ц.Н. и др., 1980, с. 59–60; Рустави, 1988).

На территории цитадели, площадь которой около двух гектаров, по всему периметру холма раскопками были выявлены остатки оборонительных и гражданских сооружений разных времен, среди которых отчетливо вырисовываются три горизонта. Длина оборонительной стены самого нижнего строительного горизонта, датирующегося IV–V вв., по всему периметру холма составляет 420 м. После фундаментального разрушения первоначальной ограды, что, по всей вероятности, произошло в середине VIII в., строители IX–X вв. отказались от реставрации древней стены и построили новую оборонительную линию. Таким образом, стена IV–V вв. целиком очутилась в окружении новой ограды с густо расставленными снаружи полукруглыми башнями (Угрелидзе Н.Н. и др., 1979, с. 242–243). Бойницы и парапет стены IV–V вв. были выложены из кирпича, а башни и куртины IX–X вв. — из сырца. Стены и башни раннего средневековья были покрыты черепицей и дранкой, на что указывает огромное количество обломков черепицы, которые были выявлены при раскопках.

Руставская цитадель, по всей вероятности, была резиденцией кухетских эриставов и правителей города.

Между крепостью и городищем пролегал довольно широкий оросительный канал, который брал свое начало чуть западнее цитадели и русло которого являлось своеобразным защитным средством для цитадели со стороны городища, где находились основные жилые и ремесленные кварталы.

На территории городища раскопками выявлены некоторые жилые комплексы и отдельные помещения, сооруженные из булыжника на глиняном растворе, часть которых, по археологическим материалам, датируется IV–V вв. Открыты остатки церкви с двумя каменными базами и орнаментированными обломками. По мнению исследователей, эти не раскопанные до конца фрагменты архитектурного сооружения датируются V–VI вв. и относятся к кафедральному собору, основанному, по письменным источникам, Вахтангом Горгасали во второй половине V в. (Ломтатидзе Г.А., 1955; Чилашвили Л.А., 1958, с. 211).

После принятия христианства в качестве государственной религии в Рустави, как и в других пунктах Картлийского царства, быстро распространяются каменные ящики как семейные усыпальницы, в которых строго соблюдается христианский обряд захоронения — вытянутая поза головой на запад. В каменных ящиках, составленных из больших песчаниковых плит, количество костяков колеблется от четырех до 16 (Ломтатидзе Г.А., 1955; Чилашвили Л.А., 1958, с. 57). По погребальным комплексам основное ядро могильника датируется VI–VIII вв., хотя довольно отчетливо выделяются и погребения IV–V вв. По приблизительным подсчетам М.М. Иващенко, к этому периоду численность города Рустави равнялась 20 тыс. душ. Раннесредневековые могильники обнаружены и на правом берегу Куры, где также выделяются две хронологические группы: погребения IV–V вв. и VI–VIII вв., среди которых богатством погребального инвентаря (золотые, серебряные, бронзовые, железные перстни, серьги, браслеты, разнообразные бусы, мелкая стеклянная посуда и др.) отличаются погребения IV–V вв.

Рустави являлся крупным ремесленным центром, где трудились ювелиры, ткачи, гончары, кузнецы, мастера бурдюков, стеклодувы (Ломтатидзе Г.А., 1955, с. 181). В начале арабского завоевания г. Рустави находился в центре политических событий, но в середине VIII был разорен карательными войсками арабского полководца Мервана.

Уджарма (табл. 103, 5) был построен правителем Картли (Иберии) Аспагуром, который царствовал в последней четверти III в. н. э. (Меликишвили Г.А., 1978, с. 54–63). Как предполагается, царем Аспагуром город-крепость был построен не на «голом месте», а скорее всего тут речь идет о превращении существующего пункта в город (Мусхелишвили Д.Л., 1964, с. 63). Особый подъем Уджарма как царский город пережил во второй половине V в. при правлении царя Вахтанга Горгасали. По мнению исследователей, остатки его построек сохранены в крепости Уджарма, являющейся цитаделью города (Мусхелишвили Д.Л., 1964, с. 66–67).

Территория самого городища пока еще не изучена, но большие археологические работы проводились в 1950–1951 гг. на Уджармской крепости, увенчавшиеся значительными открытиями (Ломтатидзе Г.А., 1957).

Цитадель города Уджарма («задняя крепость» летописей) расположена на довольно высокой скалистой возвышенности на правом берегу р. Иори, в 5 км к северу от сел. Уджарма. Крепость состоит из двух частей: верхней, расположенной на гребне горы, и нижней, расположенной на крутом склоне, обращенном к реке, и представляющей собой прямоугольную замкнутую мощную ограду с девятью четырехугольными башнями.

В верхней части крепости, кроме высоких четырехугольных башен и куртин, зафиксированы все основные сооружения цитадели: небольшая двухэтажная церковь в западной части укрепления, датирующаяся V в. (Мусхелишвили Д.Л., 1964, с. 67); цистерна с арочным сводом и другие постройки хозяйственного назначения; развалины двухэтажного царского дворца с подвалами в северо-восточном углу верхней части укрепления. Помещения дворца, как и все башни времен Вахтанга Горгасали, освещались высокими и широкими окнами с подковообразными арками, которые представляют собой одну из характерных архаических черт грузинского зодчества. Широкие и высокие двери дворца выходили на висячие деревянные балконы (Мусхелишвили Д.Л., 1964, с. 67; Цицишвили И.Н., 1982, с. 27–30). В нижней части крепости куртины между башнями имеют различную длину. По обеим спускающимся к реке сторонам ее расположены по четыре квадратных в плане башни, выступавшие по обе стороны куртин. В средней части ограды, по берегу р. Иори, воздвигнута одна прямоугольная сравнительно мощная башня, где раскопками были выявлены крытые ворота, выходящие к реке («водяные ворота») и многочисленные керамические находки, среди которых выделяются фрагменты раннесредневековой посуды и одна серебряная монета сасанидского правителя Пероза (459–484), прекрасно подтверждающая показания древнегрузинских источников о времени постройки оборонительной системы уджармского замка.

Стены и башни возведены из прямоугольных, слегка обтесанных песчаных квадров. Квадры уложены в правильные горизонтальные ряды на тонком, но крепком слое извести. Причем, узкие камни чередуются с широкими, создавая кладку ложком и тычком, а иногда ряд широких камней чередуется с рядом узких камней, напоминая кирпичную кладку (Цицишвили И.Н., 1982, с. 57–58). Такой подбор строительного материала и подобная кладка считаются типичными для времен Вахтанга Горгасали (Ломтатидзе Г.А., 1977, с. 63–64). Башни в основном трехэтажные. В этих многоэтажных и удобных башнях (каждый этаж которых снабжен камином), видимо, жили бойцы личной охраны царя и защитники замка (возможно, со своими семьями). С VIII в. город Уджарма приходит в упадок. В X в. при нашествии арабского полководца Абул-Касима, стены замка были разрушены.

В восточной части Картлийского царства, на территории Кахети и Эрети, почти одновременно с городом Уджарма возникли и выдвинулись еще несколько городов раннего средневековья, возвышение которых также связывается с именем царя Картли Вахтанга Горгасали. Эти города — Череми, Хорнабуджи (Камбечовани) и Некреси, среди которых сравнительно лучше исследован Череми, где уже несколько лет изучается цитадель города с большим комплексом дворцового сооружения. Череми являлся удельным городом наследственного принца. Дворцовый комплекс состоит из нескольких крупных зданий, сосредоточенных в западной и северо-западной частях городской цитадели (табл. 103, 5). Для сооружения первого здания на западной окраине цитадели использованы большие, хорошо обработанные песчаниковые квадры на известковом растворе, планировка здания строго симметричная. По археологическим материалам, по многочисленным обломкам черепиц дворец вместе с другими сооружениями цитадели датируется второй половиной V в.

Блестящими находками увенчались полевые исследования на городище Некреси (Кахети), где работы продолжаются по сей день (Чилашвили Л.А., 2000). В нижней части городища обнаружены остатки монументальных зданий языческих храмов и других сооружений, христианский храм, многочисленные предметы раннего средневековья, в том числе песчаные плиты с грузинскими надписями III–IV вв.

Из этих городов сравнительно жизнеспособным оказался Хорнабуджи, или же Камбечовани летописей, где в 1970 г. проводились археологические работы Р.М. Рамишвили, В.А. Джорбенадзе.

Урбниси (табл. 103, 3, 4). Современное село Урбниси, где расположены развалины древнего города Урбниси, находится в 12 км к западу от г. Гори и занимает довольно обширную территорию в западной части села, на возвышенном плато левого берега р. Куры. В древнегрузинских письменных источниках Урбниси (Орбниси) упоминается среди древних (античных) городов Грузии.

Древнейшим многослойным памятником в пределах городища Урбниси является «Хизанаант гора» — жилой холм у берега р. Куры. Холм, как и само городище, с юга защищен высоким обрывом р. Куры, с востока — небольшим оврагом, а с остальных сторон укреплен искусственным рвом. Само название «Хизанаант гора» явно позднего происхождения. Не исключено, что топоним Урбниси произошел от названия Орби (орби — белоголовый сип) наподобие Ломта гора (гора львов), Чхиквта гора (гора соек), Мелис гора (гора лисиц) и т. д., указывающего на покровителя (тотема) жителей этих холмов.

На холме «Хизанаант гора», как и на территории всего городища, над раннебронзовыми слоями обнаружены остатки фортификационных и жилых сооружений со следами сильного пожарища и археологические материалы, относящиеся к IV–III вв. до н. э., что подтверждает достоверность сведений древнегрузинских письменных источников о наличии в Урбниси «древнего» города. Особое внимание привлекают обнаруженные в западной части современного села фрагменты мощной оборонительной системы. По стратиграфическим данным и по археологическому материалу, указанная ограда была возведена на рубеже старой и новой эры (Чилашвили Л.А., 1964, с. 162–164; Закарая П.П., 1965, с. 147), и по всем признакам она с некоторыми поздними переделками служила городу довольно долго, возможно, до конца V в. н. э. С самого начала раннего средневековья Хизанаант гора превращается в одну из главных частей (цитадель) города Урбниси. На могильнике в западной части городища, где кроме обычных грунтовых могил встречались погребения в деревянных саркофагах (Чилашвили Л.А., 1964, с. 168), хорошо прослеживается, как прокладывал себе дорогу христианский обряд захоронения.

В V в. в Урбниси строится Сиони — кафедральный собор, трехнефная базилика довольно крупных размеров, возможно, еще до воцарения Вахтанга Горгасали, так как она не упоминается в том списке епископских центров, которые были основаны во второй половине V в. Вахтангом Горгасали. Церковь не раз была разрушена и восстановлена. По палеографическим данным, строительная надпись церкви датируется по-разному. Одни ее датируют первой половиной V в. (Шошиашвили Н.Ф., 1980, с. 62–63), другие — рубежом V–VI вв. (Закарая П.П., 1965, с. 149–150). По следам страшного пожарища, обнаруженным при раскопках, на рубеже V–VI вв. Урбниси, видимо, был разрушен до основания (Чилашвили Л.А., 1964, с. 168). Но город быстро возродился. В VI в. здесь были осуществлены строительные и восстановительные работы грандиозного масштаба. Хизанаант гора как цитадель города укрепляется и застраивается с большим старанием. Вся территория города была обнесена мощными сырцовыми стенами и башнями почти на той линии, где раньше проходили старые стены. Для удовлетворения нужд строителей в специальных мастерских должны были изготовлять около трех миллионов сырцовых кирпичей. От этой оборонительной системы сравнительно хорошо была сохранена западная часть ограды длиной более 300 м с шестью башнями и прилегающая территория, не заселенная нынешним сельским населением. Расстояние между этими выступающими полукругом башнями 65 м (Закарая П.П., 1965, с. 145). В наружном полукруге башен, стены которых в некоторых местах сохранены высотой 3,5–4 м, имеется по два сегментообразных помещения, которые между собой связаны дверью (табл. 103, 3). Вход со двора во всех башнях вел в левое помещение. У входа, как правило, находилась лестница, которая через толщу стены поднималась к боевой площадке, откуда осуществлялась оборона города.

Стены города и башни снаружи глухие и с внутренней стороны не имеют оборонных отверстий, только помещения в башнях освещались высоко устроенными, снаружи узкими, а изнутри расширенными окнами, по одному в каждом помещении со стороны города. А полукруглые башни на одном уровне снаружи были снабжены тремя или четырьмя в сечении четырехугольными, а снаружи узкими, радиально поставленными амбразурами, предназначенными для ведения наблюдений.

При раскопках по всему городищу прослежены следы второго мощного пожарища, которые по археологическим данным и анализу письменных источников датируются первой половиной VIII в. и связываются с опустошительным нашествием арабского полководца Мервана в 736–738 гг. (Ломтатидзе Г.А., 1964; Чилашвили Л.А., 1964; Закарая П.П., 1965), когда, по мнению исследователей, и был разрушен и сожжен весь город (Чилашвили Л.А., 1964). Урбниси, как и многие города Грузии, после этого нашествия приходит в упадок, но жизнь там не прекращается, что наглядно подтверждается археологическими находками. Видимо, оборонительная система города Урбниси в первой половине VIII в. настолько была повреждена, что невозможно было ее реставрировать, и при восстановительных работах строителям пришлось систему защиты города изменить. Для этой цели параллельно сырцовой стене был вырыт огромный сухой ров шириной в 30–40 м, глубиной в 8-10 м. Вал высотой в 7–8 м с крутыми краями и ров вокруг этого вала создавали довольно мощную преграду, но она по своим оборонительным качествам намного отставала от предыдущей системы.

На территории городища раскопками были обнаружены многочисленные разновременные жилые, хозяйственные и общественные сооружения раннего средневековья, которые были построены из скальных камней, булыжника или же сырцового кирпича на глиняном растворе. В раннем средневековье (IV–VIII вв.) город Урбниси являлся крупным ремесленным центром. По многочисленным археологическим материалам, здесь, видимо, функционировали крупные мастерские керамического, стекольного, ювелирного, металлообрабатывающего и деревообрабатывающего производства. Керамические изделия и, особенно, столовая посуда из мощного культурного слоя IV–VI вв., отличаются высоким качеством, хорошо отмученным тонким черепком с лощеной поверхностью (табл. 107, 1, 2, 4, 8-21) и разнообразием форм; генетически они тесно связываются с гончарной продукцией первых веков н. э. В дальнейшем в слоях VI–VIII вв. керамические изделия изменяются, появляются новые формы, постепенно исчезает тонкостенная изящная столовая посуда и быстро увеличивается количество крупных сосудов — пифосов и больших кувшинов измерительного назначения, что можно объяснить быстрым ростом виноторговли.

В IX–XI вв. в связи с большими изменениями в политической и экономической жизни Грузии и в связи с возникновением и выдвижением новых центров на территории Картли, в Урбниси городская жизнь постепенно замирает.

Кроме вышеуказанных городов, на территории Внутренней Картли в раннем средневековье функционировали еще несколько сравнительно малых городов, среди которых можно назвать: Жалети в среднем течении р. Иори, где во второй половине V в. царем Вахтангом Горгасали в Сионской базилике была учреждена епископская кафедра для исторической Кахети; Жинвали в предгорной части Арагвского ущелья, где раскопками выявлено множество материалов IV–VIII вв; Ахалгори в предгорье Ксанского ущелья; Цхинвали в ущелье Лиахви; Атени на правом берегу Куры, в ущелье Тана и др. Эти города являлись не только значительными провинциальными центрами раннего средневековья, но и основными политическими, экономическими и культурными центрами, откуда контролировались взаимоотношения с горными регионами Восточной Грузии.

Бурно развивалось городское строительство и в Западной Грузии, на территории Лазики. Несмотря на совершенно неблагоприятные политические условия и на то, что Лазское царство в раннем средневековье являлось ареной ожесточенных войн между Византией и Сасанидской державой, в Западной Грузии с самого начала раннего средневековья возникали новые и развивались старые города, которые играли огромную роль в экономической, политической и культурной жизни этого природно богатого края.

Среди городов Западной Грузии раннего средневековья в первую очередь рассмотрим Нокалакеви, являющийся столицей Лазики в период бурных политических событий.

Нокалакеви-Археополис, древний город Эгрисского царства, находится в селе Нокалакеви, на левом берегу р. Техури, в 16 км к северу от районного центра г. Мартвили. Современное название — Нокалакеви — по-грузински буквально означает место, где раньше был город (т. е. городище). Греческое название — Археополис указывает на древность этого населенного пункта. Таким же древним является сохранившееся в грузинских источниках третье название Нокалакеви-Цихе — годжи. Как полагают (Ломоури Н.Ю., 1981, с. 46), это позднейшее искажение топонима «Цихе Куджи», т. е. «крепость Куджи». По тем же источникам, еще в начале III в. до н. э. на этом месте эриставом (правителем) Эгриси Куджи была построена крепость, носившая имя ктитора крепости, правителя Эгриси-Куджи. Любопытно отметить, что древнейшие могильники, обнаруженные раскопками на территории Нокалакеви, датируются IV–III вв. до н. э. (Закарая П.П., 1987, с. 117–118; Гвинчидзе Г.О., 1981, с. 182).

Нокалакеви-Археополис впервые локализовал швейцарский ученый Ф. Дюбуа де-Монпере в 30-х годах XIX в., а первые археологические раскопки были осуществлены в 1930–1931 гг. под руководством немецкого археолога А.М. Шнайдера (участники: Л.В. Мусхелишвили и Г.К. Гозалашвили). В 1973 г. под руководством П.П. Закарая были развернуты большие и планомерные раскопки по всей территории городища. Параллельно велись большие реставрационные работы (Ломоури Н.Ю., 1981, с. 75–76; Закарая П.П., 1987, с. 77–118). С самого начала раннего средневековья Нокалакеви выдвигается как важнейший экономический и политический, а также церковный центр Эгрисского царства, или же Лазики. По мнению исследователей, Археополис-Цихегоджи превратился в столицу Эгриси уже в IV в. н. э., когда это первоначально небольшое государство в бассейне р. Риони значительно усилилось, объединив всю Западную Грузию и достигнув почти полной независимости от Рима. Правители Лазики мощными оборонительными сооружениями надежно укрепили новую столицу.

Городище Нокалакеви (табл. 105, 1) состоит из двух главных частей: нижней, где расположены основные архитектурные сооружения (дворцы, церкви, бани, хозяйственные постройки и др.) и верхней, цитадели. Эти две части городища между собой соединены находящимся на крутом склоне широким коридором (ширина — 70-100 м), окаймленным с обеих сторон мощными защитными стенами. Нижняя часть городища почти с трех сторон окружена изгибом р. Техури со скалистыми берегами. С целью укрепления обороноспособности нижнего города в северо-западной его части на невысокой возвышенности была построена небольшая крепость (65×20 м), где древнейшие слои кладки датируются IV в. н. э., а поздние — XVI–XVII вв. (Закарая П.П. и др., 1977, с. 103–113). Оборонительная стена нижней части города неоднократно укреплялась. Местами раскопками выявлено по две и три линии стен, возводившихся на протяжении IV–VI вв. Высота сохранившихся стен достигает в некоторых местах 6–8 м (табл. 105, 2).

Вторая основная часть городища Нокалакеви, цитадель, охватывает довольно внушительную территорию (3 га), имеющую форму продолговатого треугольника. В северо-западном углу вышгорода возвышаются мощная четырехугольная башня и остатки дворцового сооружения, вплотную примыкающего к башне с юга (Закарая П.П., 1987, с. 72–73). В восточной части цитадели сохранена небольшая церковь зального типа.

Из основных архитектурных сооружений, обнаруженных в нижнем городе, в первую очередь привлекают внимание дворцовое сооружение, церкви и бани.

Дворцовое сооружение середины V в., обнаруженное в юго-восточной части нижнего города, в плане четырехугольное, состоит из большого центрального зала, двух веранд, которые примыкают к залу с севера и с востока, и из шести комнат. Стены дворца (шириной 0,75-0,85 м) построены из небольших скальных камней на известковом растворе хорошего качества. По мнению исследователей, дворец был двухэтажным (Закарая П.П., 1987, с. 60–61). Кроме вышеуказанного, в Нокалакеви обнаружены остатки еще двух дворцов, возможно, более раннего происхождения.

До начала археологических исследований в Нокалакеви была известна одна базилика начала VI в., с несколькими поздними переделками, вследствие чего она, в конце концов, превратилась в купольную церковь (Чубинашвили Г.Г., 1970, с. 93–100). В 1975–1980 гг. раскопками выявлены еще две церкви, которые как стратиграфически, так и хронологически предшествуют купольной церкви (Закарая П.П., 1987, с. 104–105; Капанадзе Т.В., 1987, с. 122–223). Частично под базиликой VI в. и частично под фундаментами дворца были обнаружены остатки еще одной базилики с многогранной абсидой, которая датируется серединой V в. Третья церковь, обнаруженная под абсидой базилики V в., сравнительно небольшая и представляет собой сооружение зального типа с полукруглой абсидой. Как видно, эта церковь была построена сразу же после принятия христианства в качестве государственной религии в середине или во второй половине IV в. (Капанадзе Т.В., 1987, с. 123). Открытие в центре столицы Эгрисского царства остатков церкви IV в. позволяет окончательно уточнить время объявления христианства в Западной Грузии государственной религией (Ломоури Н.Ю., 1981, с. 145).

Из двух бань Нокалакеви одна, более сложной архитектуры, являлась царской (табл. 105, 3, 5), а вторая — городской (табл. 105, 4). Общая площадь царской бани приближается к 300 кв. м.

По анализу архитектурных сооружений и археологического материала, вершины своей мощи столицы Эгрисского царства Археополис достигает на рубеже V–VI вв. н. э. В первой половине VI в. город сильно пострадал от неприятеля. Иран стремился удержаться в Эгриси и в противоборстве с Византией овладеть важнейшими торговыми портами и торговыми путями. Персы с особым усердием рвались к Археополису, который перекрывал доступ к Кодорскому перевалу, откуда через Цебельду византийцы могли общаться с народами Северного Кавказа, Средней Азии и Дальнего Востока. Разрушенный в этих битвах город впоследствии уже не смог восстановить свою былую славу, тем более, что постепенно стал выдвигаться новый политический и экономический центр — Кутаиси, которому суждено было стать главным городом Западной Грузии. По сведениям древнегрузинских источников, Археополис окончательно был разорен Мерваном в 737–738 гг. После этого события Археополис превращается в рядовую крепость.

Вардцихе (Родополис) находится в Багдадском районе, на территории с. Вардцихе, в 12 км юго-западней г. Кутаиси. Топоним Родополис византийских источников является переводом грузинского названия: «варди» («родос» — по-гречески) по-грузински означает («роза», «цихе» — «крепость». Археологическое изучение Вардцихе началось в 1968 г. (Г.А. Ломтатидзе, Г.Г. Цкитишвили). В 1972–1974 и в 1976–1978 гг. полевые исследования продолжались под руководством В.М. Джапаридзе в связи с новостроечными работами в этом регионе.

Вардцихе являлся «внутренним городом» Эгрисского царства и в отличие от прибрежных городов Западной Грузии раннего средневековья (Петра, Гонио, Бичвинта, Цхуми-Себастополис и др.), которые развивались под сильным влиянием римско-византийского мира, Вардцихе, как и Археополис (Цихегоджи), являлись более местными образованиями, которые непосредственно отображают уровень и характер социально-экономического развития Эгриси (Джапаридзе В.М., 1981, с. 3).

Вардцихе расположен на небольшой возвышенности и занимает сравнительно небольшую территорию (2,5 га), но, несмотря на это, город играл важную роль в политической жизни Грузии. Ограда города в плане несколько округлена (табл. 105, 6). Большие башни являлись жилыми, а маленького размера — были глухими, в том числе и в цитадели. Территория города-крепости в целом была разделена на две части: цитадель (верхняя крепость) и нижний город, в свою очередь разделенный на две части.

Возвышенность, где расположена цитадель города, являлась частично искусственной, и ограда здесь в плане имеет трапециевидную форму. Стены ограды первого периода датируются IV в.

Оборонительные стены нижнего города впоследствии были усилены дополнительными сооружениями, особенно со стороны уязвимых мест. Таким образом, возникла система двойных стен, что особенно широко применялось в римско-византийском мире с V в. Древняя оборонительная система городища Вардцихе в целом датируется IV–V вв. По мнению исследователей, куртины и другие строения с кирпичными поясами датируются первой половиной VI в. Видимо, эти дополнительные строения в стиле византийской архитектуры возникли до персо-византийских войн. По сведению Прокопия Кесарийского, Вардцихе (Родополис) являлся первым городом, который встречался на пути из Иберии в Колхиду. По его словам, когда персы напали на Лазику, правители этой страны сами снесли ограду города, боясь, чтобы персы не укрепились там, считая ее легкодоступной (Прокопий Кесарийский, 1965, с. 86–94). Весь археологический материал (изделия из глины, стекла, камня, железа и др.) данного уровня датируется IV–VI вв., хотя там же попадались материалы VII в.

Кутаиси. Как показывают археологические исследования последних лет, территория Ухимерионской крепости в Кутаиси была освоена еще в античную эпоху. С самого начала раннего средневековья (IV в.) на горе Ухимериона возникает сильная крепость, которая напоминает пятиугольник. Стены ограды толщиной 1 м были укреплены мощными контрфорсами и башнями. В V в. в городе были проведены значительные строительные работы. Но эти мероприятия оказались недостаточными. В первой половине VI в. персы, ведя ожесточенную войну за овладение Археополисом, прочно укрепились в Кутаиси, в крепости Ухимериона. В VI–VIII вв. крепость-город занимает большую территорию — около 30 га. Стратегическое значение кутаисской крепости для Западной Грузии было столь важным, что даже после опустошительного нашествия арабской карательной армии в VIII в. в Кутаиси не затихает жизнь. К концу раннего средневековья Кутаиси становится важнейшим политическим и экономическим центром Западной Грузии. Усилению Кутаиси способствовало мощное сельскохозяйственное окружение, большие людские ресурсы, удачное географическое расположение, позволявшее контролировать важнейшие торговые магистрали.

Значительными политическими и экономическими центрами Западной Грузии являлись также прибрежные города-крепости: Гонио (Апсарос), Цихисдзири (Петра), Поти (Фазис), Цхуми (Себастополис), Бичвинта (Питиунт) и др. Из этих городов-крепостей относительно хорошо изучены Бичвинта и Цихисдзири.

Бичвинта (табл. 105, 7) находится на территории Абхазии, в северо-восточной части Пицундского мыса. Топоним происходит от грузинского слова Бичви-Фичви, т. е. сосна. Многолетними археологическими исследованиями (руководитель работ в 1952–1972 гг. А.М. Апакидзе, с 1975 г. — Г.А. Лордкипанидзе) выявлен целый ряд оборонительных сооружений (Великий Питиунт, 1975; 1977; 1978). Из раннесредневековых сооружений, которые датируются IV–VI вв., особо следует отметить храмовый комплекс с мозаикой, где, по византийским источникам, в 325 г. уже существовала христианская епархия (Каухчишвили С.Г., 1961, с. 251–252; Апакидзе А.М., 1978, с. 19–20). К первой четверти IV в. Питиунт стал значительным центром христианства. По замечанию Л. Мацулевича, христианство получило распространение и утвердилось в древних причерноморских городах с первых веков н. э. Принадлежность к нему не могла быть ограничена замкнутой в них средой иноземного гарнизона. Оно необходимо должно было получить широкое распространение среди местного населения города, а также среди жителей тяготевшей к нему округи. В противном случае здесь не была бы учреждена епархия (Мацулевич Л.А., 1978, с. 101). Питиунтская епархия, наряду с Трапезунтской, была подчинена в церковном отношении Неокесарийской метрополии (Амиранашвили Ш.Я., 1957, с. 21).

Храмовый комплекс в Питиунте представляет собой чрезвычайно интересный и значительный памятник ранней средневековой архитектуры, а обнаруженная там мозаика является материалом большой ценности для истории искусств вообще. В стратиграфическом разрезе храмового комплекса самым верхним является небольшой храм зального типа с трехгранной абсидой и с большим нартексом (табл. 105, 8), который абсидой глубоко врезается в нартекс базилики (Цицишвили И.Н., 1977, с. 118–119). По археологическим материалам (особенно, по монетам), последнее христианское сооружение здесь датируется первой половиной VI в. Очевидно, что при строительстве этого так называемого Юстиниановского храма, базилика, куда врезана абсида малого храма, была разрушена почти до основания и находилась в полном забвении. К следующему строительному горизонту относится трехнефная большая базилика с пятигранной абсидой. Стены базилики сложены из грубообработанных блоков морского конгломерата и с обеих сторон были оштукатурены, а внутри — украшены росписью. Но главным украшением трехнефной базилики верхнего горизонта являлся мозаичный пол. Документально установлено, что части фрагментов мозаики, сохраненные в нефах базилики, были более раннего происхождения и принадлежали базилике, которая была обнаружена под первой церковью. План верхней базилики почти совпадает с планом нижней церкви. Нефы этой более древней базилики, так же как верхней, выделены посредством пяти пар колонн (табл. 105, 8). Кровля церквей была черепичной, где были использованы калиптеры и солены разных размеров (Цицишвили И.Н., 1977, с. 105). Пол базилики был покрыт мозаикой и керамическими плитами. Анализ стратиграфии памятника и обширного археологического материала, добытого при раскопках храмового комплекса, со всей ясностью указывает, что после последнего разрушения в конце IV в., пицундская базилика больше не восстанавливалась. Под слоем со следами сильного пожара (под обожженным слоем) встречались материалы (в том числе монеты) только IV в. По тем же материалам, в Питиунте в V в. происходит резкий спад, а может быть, и полное замирание городской жизни (Апакидзе А.М., 1978, с. 19–21; Цицишвили И.Н., 1977, с. 118; Рамишвили Р.М., 1965, с. 121 и др.). В начале VI в. усилиями византийских правителей Юстина и Юстиниана Бичвинта снова возрождается, укрепляется оборонительная система и, как было сказано, строится малый храм зального типа, который своей абсидой врезался в нартекс уже полностью разрушенной базилики. Но все усилия византийских императоров оказались тщетными. В разгар ирано-византийской войны, в 542 г., в связи с наступлением войск Хосроя византийцы, по словам Прокопия Кесарийского, «предупреждая врагов, сожгли дома и до самого основания разрушили стены» (Прокопий Кесарийский, 1965). В последующее время Бичвинта, можно сказать, полностью приобщается к церковной жизни и превращается в храмовый город (Апакидзе А.М., 1978, с. 21).

Цихисдзири (по-грузински Цихисдзири означает поселение под крепостью). Находится в Кобулетском районе, в 20 км от Батуми. Памятник давно привлекает исследователей как важнейший экономический, политический и культурный центр Юго-Западной Грузии раннего средневековья. Изучается с 1962 г. под руководством И.К. Инанишвили. Эти работы с некоторыми перерывами продолжаются по сей день (Инанишвили А.К., Хахутайшвили Д.А., Кахидзе А.Ю., 1967, с. 66–68; Инанишвили А.К., 1971, с. 84–86; Инанишвили Н.А., 1981; 1993 и др.).

Этот крупный населенный пункт, по всей вероятности, город состоял из двух основных частей: Акрополя и нижнего города, который занимал обширную территорию вдоль побережья Черного моря (табл. 104, 4).

В цитадели были обнаружена большая трехнефная базилика, которая по плану и хронологически приближается к древним базиликам Нокалакеви и Бичвинта. Как предполагается (Инанишвили А.К., Хахутайшвили Д.А., Кахидзе А.Ю., 1967, с. 67), обнаруженная в цитадели самая крупная базилика на территории Эгрисского царства являлась кафедральным собором.

В нижней части городища, на отдельных участках, выявлены разные архитектурные сооружения (остатки оборонительной системы, базилика VI в. на территории с. Бобоквати, малые церковки, остатки мозаики, мраморных колонн и капителей, крест болнисского типа, высеченный в камне, склеп и др.). Богатый археологический материал (многочисленные римские и византийские монеты, местная и импортная керамика, в том числе краснолаковая посуда и амфоры, изделия из стекла, в основном, сирийско-палестинского происхождения, золотые украшения, серебряные и бронзовые сосуды и др.) свидетельствуют, что Цихисдзири, как значительный центр, выдвигается с самого начала IV в. и зенита своего развития достигает в VI в.

Результаты археологического изучения Цихисдзири, особенно последних лет, дают возможность исследователям высказать сомнения в правомерности локализации Петры византийских авторов на территории современного Цихисдзири (Инанишвили Н.А., 1993, с. 125).

Кроме вышеописанных городов Западной Грузии, важными политическими и экономическими центрами раннего средневековья являлись: Мохириси (Мохерезис), Сканда, Шорапани (Сарапанис), Вашнари, Цебельда (Цибилиум) (Леквинадзе В.А., 1961, с. 137).

Сельские поселения Грузии в раннем средневековье в большинстве случаев продолжали свое существование на прежних местах и довольно прочно сохраняли связь с позднеантичными традициями. Анализ существующего материала показывает, что в раннесредневековом периоде (как и в позднеантичную эпоху) сельские поселения были сосредоточены вокруг крупных и малых городов. В случае вражеского нападения жители сельскохозяйственной хоры могли там найти убежище. Если судить по количеству сельских могильников, вся равнинная часть и предгорная полоса Грузии были заняты небольшими сельскими поселениями. Эти поселения, как правило, являлись незащищенными. Такую позднеантичную традицию прочно сохраняла раннефеодальная Грузия вплоть до VII–VIII вв., до нашествия арабов. С точки зрения планировки провинциальные центры и сельские поселения Грузии изучены намного хуже, чем города. По археологическим материалам, в сельских поселениях Восточной Грузии дома строились в основном из сырцового кирпича на каменном (булыжном) фундаменте, а также использовались обмазанные глиной плетеные стены (Рамишвили Р.М., 1984, с. 186–188). На этих поселениях часто встречаются обгоревшие и затвердевшие в пожаре специфические «архитектурные» детали — треугольные в сечении, закругленные, карнизообразные и др., которые, видимо, обвалились с обрамлений дверных и оконных проемов (Рамишвили Р.М., 1970, с. 15). Возникновение и развитие христианской архитектуры способствовало широкому распространению известкового раствора и в сельских местностях, но сырцово-глинистая кладка и после принятия христианства долго не теряет своего значения. Широкое применение сырцового кирпича является причиной того, что строительные остатки поселения раннего средневековья сохранены так плохо, а порой совершенно утрачены и только по могильникам определяется их место нахождения.

В Западной Грузии сельские дома по древней традиции строились из деревянных брусьев и досок, а также широко применялись плетеные постройки. Климатические условия Колхиды способствовали распространению и утверждению такого способа строительства. Но памятники монументальной архитектуры с самого раннего средневековья по всей Грузии строили из обработанного камня, с тон разницей, что в Восточной Грузии при строительстве еще долго применяли комбинацию камня и сырцового кирпича как основного строительного материала.

Сельские поселения и могильники раннего средневековья более или менее удовлетворительно были выявлены в следующих пунктах Грузии: в Алазанском ущелье, в сел. Омало, где были обнаружены погребения в каменных ящиках IV–V вв.; в сел. Бакиловани, Дзибахеви, Хевисчала, где зафиксированы остатки дворцов и церквей и могильники V–VIII вв. (Бугианашвили Т. и др., 1966, с. 8); в сел. Матани, где изучены могильник и церковь V в. (Рамишвили Р.М., 1969, с. 111–127); в сел. Икалто — поселение, могильник и монастырский комплекс, где выделяется церковь VI в. (Рамишвили Р.М., Чеишвили Г.Д., 1967, с. 85–89); в сел. Гулгула, Ходашени, Бодбе, Озаани, Когото и др., где обнаружены могильники, склепы, церкви и поселения IV–VIII вв.

В Иорском ущелье они открыты в селениях Тианети, Артани, Симониантхеви, Куприаанткари, Сиони, Накалакари, Магранети, Трани, Сионтгори, Уджарма, Сагареджо, Ниноцминда и др. (Рамишвили Р.М., Джорбенадзе В.А., 1977, с. 155–170; 1978, с. 143–162; Мусхелишвили Д.Л., 1966). Из этих пунктов особо следует отметить с. Сиони, где, кроме нескольких сельских могильников IV–VIII вв., были исследованы кафедральная церковь — сионская базилика, склеп (табл. 106: 2) и каменный ящик из двух отделений (табл. 106: 3) с орнаментом IV–V вв. внутри (Рамишвили Р.М., 1970, с. 54–58; табл. XII–XIII). Среди памятников Иорского бассейна большой интерес представляют Лочинское селище и монастырский комплекс Давид-Гареджа, основанный в VI в. В высеченных в скалах помещениях сохранены уникальные фрески конца раннего средневековья (Чубинашвили Г.Н., 1948; Абрамишвили Г.В., 1972).

В Арагвском ущелье в связи с новостройками обнаружено большое количество раннесредневековых поселений и могильников, но большинство из них исследовано недостаточно.

У слияния Арагви и Куры, на Самтаврском поле, раскинут огромный многоярусный Самтаврский могильник, являющийся эталонным не только для Арагвского ущелья, но и всей Восточной Грузии. Довольно богато раннесредневековыми памятниками Ксанское ущелье, но археологически они мало изучены. Из них заслуживает внимания Квемо Алевский могильник. Изучено 58 погребений (51 каменноящичное, 7 — саркофагообразных, сверху покрытых брусьями). Погребения являются коллективными. Мужчины похоронены по-христиански, а женские скелеты слегка скорченные, что является отголоском старой, дохристианской традиции. Могильник датируется V–VII вв. (Апхазава Н.И., 1988).

В Лиахвском ущелье раннесредневековые поселения известны во многих местах, однако изучены всего несколько памятников, из которых выделяется монастырский могильник. Обнаруженные там погребения датируются I–V вв., что является доказательством того, что поселение позднеантичного времени продолжало свое существование и в раннехристианскую эпоху. В сравнительно поздних погребениях встречаются фибулы IV–V вв. (Гаглойти Р., 1981, с. 170). Остатки поселения и могильник обнаружены и в Цхинвали, на территории текстильного комбината (Джатиев Р., 1980, с. 238–244).

Особенно богаты раннесредневековыми памятниками Нижний Картли и Триалетский массив, а также Картлийская равнина. В нижнем Картли поселения, могильник и церкви выявлены в сел. Укангори (Мусхелишвили Л., 1941, с. 159–182), а в окрестностях выявлены культовые сооружения V–VI вв. (Джапаридзе В.В., 1982, с. 26–32); в с. Баличи и в окрестностях на сельских поселениях изучены церкви небольших размеров, в орнаментации которых выделяются так называемые кресты болнисского типа. В самом Баличи обнаружен высеченный из монолитного камня саркофаг с древнегрузинской надписью (Джапаридзе В.В., 1972) (табл. 106: 8). В селищах Квемо Картли в большом количестве встречаются богато орнаментированные стелы с древнегрузинскими надписями, датируемые V–VII вв. (Джапаридзе В.В., 1982, с. 97–98). В Алгетском ущелье изучены остатки поселения и могильники с каменноящичными погребениями (селища Шуа-кеди, где остатки каменного здания датируются VIII в.; селище Телиант-дабали по сасанидской печати датируется VI в.; в селище Хопис-кеди раскопано поселение с могильником IV в.; в с. Тбиси изучена церковь VI–VII вв.).

На поселениях среди богатого керамического материала встречаются винодавильни, водохранилища, маслодавильни, что дает возможность определить экономическую мощь и сферу занятий этих поселений (Тушишвили Н.Н., Амиранашвили Дж. Ш. и др., 1976, с. 47–48; Тушишвили Н.Н., Амиранашвили Дж. Ш., 1982, с. 65–74). Значительные памятники раннего средневековья изучаются в Боржомском районе. На селище Надикреби выявлены жилища внушительных размеров с тремя строительными периодами. Строительные остатки нижнего горизонта датируются IV–V вв. В одном из помещений обнаружена круглая глиняная хлебопекарня. На строительство использованы круглые груботесанные камни. Эти селища со своей планировкой, строительным материалом и техникой строительства резко отличаются от известных до сих пор жилых помещений Восточной Грузии (Насидзе Г.М., 1976, с. 79–80).

В Западной Грузии сельские поселения и могильники изучены намного хуже, чем в Картли. Плохая сохранность или полное исчезновение остатков поселений и, частично, могильников следует объяснить чрезмерно влажным климатом Западной Грузии, в условиях которого деревянные постройки быстро истлевают и исчезают. С раннего средневековья надежным ориентиром поселения могли бы быть сельские церкви, но в Западной Грузии и маленькие сельские церкви строились из дерева. Как и в Восточной Грузии, в Эгриси большие и малые города (Ризе, Апсяра, Петра, Толеби, Вардцихе, Шорапани, Сканда, Цихе-годжи (Археополис), Цаиши, Дзиганиос, Чахари, Себастополис, Бичвинта, Трахеа и др.) несомненно тоже были окружены сельскими поселениями. О существовании их иногда говорят некрополи: например, в Квирильском ущелье (Надирадзе Д.Ш., 1975, с. 57–76) на могильнике позднеантичного времени Модинахе обнаружены погребения раннего средневековья, которые датируются IV–VI вв. Остатки небольшого поселения обнаружены в с. Шухути, где между прочими сооружениями привлекает к себе внимание баня, украшенная мозаикой.

Особенно мощной являлась сельскохозяйственная хора г. Кутаиси. Как известно, усиление Кутаиси начинается именно с раннего средневековья (Лордкипанидзе О.Д., 1964, с. 26–30). В окрестностях Археополиса выявлено множество поселений, из которых некоторые относятся к раннему средневековью (сел. Хабула, Чажис-кари, Кация, Носири) (Закарая П.П., 1987, с. 77–80). Вокруг городища Бичвинта в Абхазии разведкой выявлено несколько селищ раннего средневековья: Лзаа, церковь на озере Инкит и др. (Великий Питиунт, 1977). Для изучения прошлого Абхазии и всей Западной Грузии, в том числе и поселений городского типа и селищ, большое значение имеет Цебельдский комплекс памятников. Многочисленные некрополи столицы Апсилов и ее округи по своему значению можно сравнить лишь с Самтаврским могильником.

По подсчетам некоторых исследователей, в окрестностях Цебельды известно более 15 поселений, 10 крепостей и до 20 могильников II–VII вв. Первые раскопки на крепости Цебельда были проведены в 1907 г. (Миллер А.А., 1909). А первые научные раскопки цебельдинского могильника на горе Шапка были осуществлены в 1945 г. (Гзелишвили И.А., 1947; Бердзенишвили К.И., 1959). С 1960 г. начинается планомерное изучение цебельдинских могильников на Шипке, Марамба и Октомбери, Абгидзраху и др. Значительный вклад в изучение цебельдинских некрополей внесли археологи следующего поколения: Г.К. Шамба, Ю.Н. Воронов, М.М. Гунба и др. Анализом археологического материала выделена цебельдинская культура, основными компонентами которой являются оригинальная керамика, оружие и орудия труда, украшения, среди которых следует выделить разнообразные фибулы, стеклянная посуда и др. Находясь на международной торговой трассе, Цебельда со своей округой широко пользовалась привозными предметами, что и отражается в погребальных комплексах. Наряду с местными изделиями в могилах встречаются импортные предметы римского, византийского, иранского и другого происхождения. Материалы цебельдинской культуры в нашей работе отражены в соответствующих таблицах.

Раннесредневековая материальная культура Грузии разнообразна и богата. В ее формировании огромную роль играли как местные традиции, так и богатое культурное наследие Запада и Востока.

С момента принятия христианства в качестве государственной религии в Грузии наметились большие сдвиги во всех сферах жизни. Раннесредневековая культура Картли и Эгриси развивалась под сильным воздействием новой идеологии.

С первых же веков н. э. усилиями учеников Христа и их последователей на Кавказе, и в частности в Грузии, начинается пропаганда новой христианской идеологии. В первом веке н. э. во главе этого движения находились апостол Андрей и его сподвижники Матфей и Семен Кананийский. Усыпальницы последних находятся на территории Грузии: Семена Кананийского в Абхазии (в Новом Афоне) и Матфея в Аджарии (в Гонио-Апсаросе).

После официального провозглашения христианства в качестве государственной религии, грунтовые погребения (наиболее распространенный тип могил в селениях, провинциальных центрах и некоторых городах Грузии), теряют свое былое значение, в силу того, что уже с начального этапа распространения христианства отчетливо проявляется тенденция превращения погребальных сооружений в семейные усыпальницы. Грунтовые погребения были слишком неудобны для повторных захоронений. Новшества в устройстве грунтовых погребений, выразившиеся в перекрытии их различными материалами (каменными, керамическими плитами), судя по примеру Мцхеты, появились несколько раньше, будучи, видимо, подсказаны определенной группе мцхетских горожан практическими жизненными условиями. Эти новшества в начале не распространились широко, но в новых условиях, когда при вытянутой позе покойника резко увеличились размеры могил и стало необходимостью их многократное использование, начались спешные поиски новых форм, и именно с этого периода получают широкое распространение погребальные сооружения, снабженные стенами и крышей (каменный ящик) (табл. 106, 5).

Этот археологический факт содержит и определенную информацию социального характера. Каменные ящики являлись семейными склепами и находились в прямой связи с установлением господства индивидуальной семьи в недрах общества.

После принятия христианства коренным образом изменился и весь погребальный комплекс. Предметы, которые ранее укладывались в могилу, теперь, согласно христианскому ритуалу, кладутся на церковную трапезу, т. е. эти богатства остаются на земле в распоряжении живых. Поэтому в погребальных комплексах резко сокращается инвентарь. Полностью исчезают или резко сокращаются в количестве глиняные сосуды. Даже те мелкие предметы, связанные с одеждой и головным убором, которые поневоле попадали в погребения, во многих отношениях отличаются от подобных предметов предыдущей эпохи. В погребениях раннехристианского периода появляются неизвестные ранее украшения иного функционального назначения, свидетельствующие, что в этот период больших перемен появляются и новые формы одежды, которые требовали соответствующих атрибутов и украшений. Как показывает анализ археологического материала (Мцхета, Магранети, Жинвальский могильник, Матани, Иасхари и др.), начиная с IV в. изменился головной убор женщины, несколько меняются также формы перстней и серег.

Если в погребальных памятниках дохристианского периода мы имеем возможность сравнительно легко выделить характерный для городского быта инвентарь, то начиная с раннехристианской эпохи (точнее, с конца IV–V вв.) как в городских, так и в сельских могильниках воцаряется такое единообразие и материальная культура так нивелируется, что становится почти невозможно проследить явления социального характера. Теперь социальное содержание вкладывается уже в само погребальное сооружение. Погребения представителей высшего духовенства и аристократической верхушки общества с самого начала христианской эпохи концентрируются в самих церквах, где специально с погребальными целями строятся особые помещения-крипты, или же вокруг церквей, где возводятся подземные сводчатые склепы, глиняные и каменные саркофаги (Икалто, Рустави, Тианетский район, Цилкани и др.). Феодальная аристократия и высшее духовенство резко отмежевывается от широких слоев населения.

Наряду с каменноящичными погребениями, которыми пользовались самые широкие слои населения раннехристианской Грузии и куда хоронили вытянутого покойника, на спине, с руками на груди, и которые являлись коллективными (семейными) усыпальницами, в некоторых регионах Колхиды, особенно ее равнинной части, опять охотно применялись грунтовые могилы (табл. 106, 1), но в отличие от предыдущей эпохи, когда размеры погребальной ямы соответствовали скорченной позе покойника, их размеры намного увеличились. Например, грунтовые погребения прямоугольно-округлой формы во II–VII вв. широко использовались в Абхазии, на могильниках Цебельды (Гунба М.М., 1978, с. 201–108; Шамба Г.К., 1970, с. 13–17; Воронов Ю.Н., 1975, с. 106–118) и, несмотря на существование неопровержимых фактов распространения христианства в Абхазии уже с 1У в. (Апакидзе А.М., 1978, с. 9–99; Мацулевич Л.А., 1978, с. 100–190; Трапш М.М., 1975, с. 206–207; Шамба Г.К., 1970, с. 63–64; Лордкипанидзе Г.А., 1991 и др.), каменноящичные погребения там не нашли распространения.

С IV в. широко распространяются на территории Восточной Грузии ваннообразные керамические саркофаги с цельными глиняными крышками и отверстиями на днище (табл. 106, 6). Но особый интерес представляют те редкие, но дорогостоящие погребальные сооружения, которыми являются большие подземные сводчатые склепы, каменные саркофаги и сводчатые крипты внутри церквей (табл. 106, 4, 7, 9).

Подземные склепы дохристианского времени известны были лишь в Мцхета на «царском» некрополе. С раннехристианского времени они появляются и в провинциальных центрах Картли, например, у городища Хорнабуджи в Восточном Кахети (Синауридзе М.Г., 1978), в с. Сиони (Тианетский р-н), в с. Цилкани, к северу от Мцхета (Николайшвили В.В., 1990). Из этих погребальных сооружений более ранними (IV–V вв.) и почти однородными являются склепы из Сиони и Цилкани (табл. 106, 2, 3).

Сионский склеп построен из хорошо отесанных каменных блоков (травертин, известковый туф). Камера перекрыта арочным сводом и снабжена специальным входом-дромосом с лестницей. Дромос ориентирован на восток. Внутри камеры на каменном полу склепа, вдоль южных и северных стен из блоков травертина были построены два ложа с проходом между ними. Каждое погребальное ложе низкой перегородкой было разделено на две части, так что с самого начала склеп был рассчитан на четыре персоны, однако, как показали раскопки, он использовался неоднократно на протяжении многих веков. Следует отметить, что в архитектуре Сионского склепа прослеживаются черты, характерные для архитектуры позднеантичной эпохи (Рамишвили Р.М., 1970, с. 15–54).

С раннехристианского времени находят довольно широкое распространение каменные саркофаги, высеченные из цельного камня, с двускатными монолитными или плоскими крышами. Первые экземпляры таких усыпальниц на территории Большого Мцхета появились еще с позднеантичного времени. Среди таких сооружений особенно выделяются саркофаг из с. Баличи (Болнисский р-н) (табл. 106, 8) с древнегрузинской надписью и с изображением так называемого болнисского креста и саркофаги из городища Рустави. По погребальному инвентарю и палеографическим данным эти саркофаги датируются VI–VII вв.

На городищах, селищах и могильниках в результате полевых исследований собран богатейший материал, дающий представление о разных сторонах культуры населения Картли и Эгриси.

Керамические изделия. С самого начала раннехристианского периода во многих уголках равнинной Грузии в погребениях резко сокращается количество предметов, в первую очередь керамических сосудов. Но на могильниках раннего средневековья предгорной и горной зон все же в достаточном количестве обнаруживаются глиняные сосуды, которые вместе с керамическими материалами из городищ и селищ дают возможность проследить развитие форм и технологии отдельных типов посуды, особенно столовой.

Среди столовой и хозяйственной посуды Восточной Грузии выделяются кувшинчики разных форм (табл. 107). В этой группе сосудов особенно многочисленны плоскодонные кувшинчики с круглым венчиком, с валиками на горле.

По материалам городища Урбниси можно судить, что с IV в. днища таких сосудов заметно расширяются (Чилашвили Л.А., 1964, с. 78–79, табл. XX–XXIII, XXX-XXXIII); встречаются винные кувшинчики типа ойнохоя с вытянутым туловом (табл. 107, 10); кувшинчики грушевидной формы без ручек (табл. 107, 15), крупные хозяйственные сосуды с двумя ручками (табл. 107, 14, 16), которые, по всей вероятности, применялись и в качестве мерил. В керамике Восточной Грузии в раннем средневековье наблюдается некоторое «огрубение» форм, снижается культура обработки черепка (Ломтатидзе Г.А., 1977, с. 83), хотя в некоторых керамических производственных центрах довольно прочно сохранились позднеантичные традиции гончарства (Надирадзе Д.Ш., 1975; Робакидзе Ц.В., 1985; Чихладзе В.В., 1982; Рамишвили Р.М., 1980).

По многообразию форм довольно внушительно выглядит кухонная керамика Восточной Грузии (табл. 108), подавляющее большинство которой было обнаружено на городищах и поселениях (Рамишвили Р.М., 1979, табл. 4). Тут преобладают горшки разных форм и величины, орнаментированные довольно сдержанно (табл. 108, 12–23).

Особую группу хозяйственной керамики составляют пифосы — квеври (табл. 108, 24–29) разных форм и величины для хранения вин, которые в большом количестве обнаруживаются по всей равнинной и предгорной части Восточной Грузии. Большие пифосы для хранения вин обычно сосредоточены в винных погребах — «марани» по 13–15 квеври в каждом.

Более разнообразной выглядит колхская керамика IV–VII вв. (табл. 109). Украшением гончарной продукции является цебельдинская керамика в Абхазии (табл. 109, 13, 14, 18, 20, 21, 22–29, 31), отличающаяся разнообразием форм, богатым орнаментом и черепком высокого качества (Бердзенишвили К.И., 1959; Гзелишвили И.А., 1947; Трапш М.М., 1975, с. 131–138; Шамба Г.К., 1970, с. 18–32; Гунба М.М., 1978, с. 64–73; Воронов Ю.Н., 1975, с. 64–69). На могильниках Цебельды встречались пифосы, амфоры, двуручные и одноручные кувшины, корчага, горшки, миски и тарелки, вазы, чашки. Характерной чертой цебельдинской керамики (кроме разнообразия форм) являются воронкообразные венчики (табл. 109, 20), которыми снабжены некоторые группы сосудов, а также богатое убранство с применением зооморфных мотивов, геометрического орнамента и астральных знаков, связанных с культом плодородия и небесных светил (Шамба Г.К., 1970, с. 20–23). Что касается воронкообразных (чашечкообразных) венчиков, отдельные экземпляры которых встречаются по всей территории Колхиды, они, по всей вероятности, выступали в роли воронок, а сами сосуды применялись в качестве мерил. В пределах исторической Колхиды продолжают свое существование амфоры (табл. 109, 15–17) с узким перехватом в средней или нижней части тулова. Амфоры такого типа, по всей вероятности, были связаны с торговлей.

В раннем средневековье в Западной Грузии широко были распространены так называемые лютерии, большие миски со сливом (табл. 109, 11), которые со временем (с III–IV вв.) нашли распространение и в Восточной Грузии (табл. 107, 21) (Чилашвили Л.А., 1964, табл. XLIV, I).

Встречаются и импортные глиняные изделия: амфоры, краснолаковые миски и тарелки, терракоты и др., которые в разных областях Причерноморья распространялись из римско-византийских провинциальных восточно-средиземноморских мастерских (Апакидзе А.М., 1978, с. 9–99; Воронов Ю.Н., 1975, рис. 24).

Орудия труда и оружие. В раннем средневековье все виды орудий труда и предметы вооружения почти без исключения изготовлялись из железа. В первую очередь это касается земледельческих орудий, основные виды которых были известны еще с эпохи бронзы (Артилаква В.Е., 1976, с. 88–100).

Для нужд земледельцев в кузнечных мастерских Грузии изготовлялись лемехи, сошники, кирки, мотыги, лопаты, серпы и косы (табл. 110). В древнегрузинских письменных источниках неоднократно упоминается лемех (Кекелидзе К.С., 1954, с. 126–128). В средние века самыми распространенными были заостренные лемехи треугольной формы (Артилаква В.Е., 1976, табл. 38–41) разных размеров. Крупные лемехи (вес 4 кг) были рассчитаны для тяжелых плугов (табл. 110, 15), куда запрягались четыре и более пар быков (Артилаква В.Е., 1976, с. 91). Лемехи средней величины (вес 1,5–1,8 км) были рассчитаны для плугов на две пары быков, а небольшие лемехи (вес до 0,5 кг) использовались на сохах.

Лопаты (заступы) в древней Грузии были распространенным видом орудия для обработки почвы, но из-за отсутствия раннесредневековых экземпляров, о формах и размерах этого орудия нам приходится говорить по материалам развитого средневековья (Артилаква В.Е., 1976, с. 93–94, табл. 42–45) или же по находкам эллинистического периода. Судя по миниатюрам Джручского Евангелия, лопаты имели треугольную форму.

Мотыги (табл. 110, 39–41) были известны по всей Грузии, особенно на территории исторической Колхети (Читая Г.С., 1959, с. 147–162). Интерес заслуживают мотыги из могильников Цебельды и других уголков Абхазии (Хотелишвили М.К., 1979, с. 29, рис. III, 2; рис. II, 6–7). Самая распространенная форма железной колхской мотыги, начиная еще с эпохи бронзы, — треугольная с широким лезвием. Она снабжена молоткообразным обухом и овальным отверстием для рукоятки (Читая Г.С., 1959; Артилаква В.Е., 1976, с. 94–97, табл. 46–49). В археологических коллекциях сравнительно многочисленны крупные мотыги, которые обычно предназначались для выкорчевывания корней и при обработке каменистой почвы (табл. 110, 39) (Воронов Ю.Н., 1975, с. 54–56, рис. 11, 8-10). На территории Западной Грузии аналогичные, но более мелкие мотыги с узким лезвием использовались при работах на огородах (в прополках и пр.).

Для обработки тяжелого грунта, каменистой почвы и строительного камня, а также рытья глубинных траншей, широко применялись кирки — двусторонние орудия труда. Найденные на Тбилисской крепости (Артилаква В.Е., 1976, с. 97, табл. 93) железные кирки (датируются V в.) определены как инструменты каменщика.

В археологических материалах раннего средневековья нередко встречаются серпы и топоры. Несколько экземпляров больших «открытых» (косовидных) железных серпов раннего средневековья было найдено на городище Урбниси. Распространенные на территории Колхиды серпы характеризовались сравнительно меньшими размерами и слабым прогибом лезвия, не позволяющим захватить много колосьев (Воронов Ю.Н., 1975, с. 57, рис. II). Такие серпы, по всей вероятности, предназначались для уборки посевов проса.

Среди хозяйственных орудий самым распространенным и универсальным являлся топор. В археологических материалах раннего средневековья топоры разных форм встречаются довольно часто (табл. 110, 35–38, 42, 43), но их точное разграничение по назначению затрудняется. Не исключено, что народные ополчения вооружались обычными плотничными топорами (табл. 110, 35, 42, 43), а воины-профессионалы, видимо, применяли специально сделанные особой формы боевые топорики (табл. 110: 36, 38) (Артилаква В.Е., 1976, табл. 21, 22), которые могли быть применены и в хозяйственных работах. По материалам могильников Цебельды выделяются топоры двух типов. Топоры первого типа характеризуются массивной формой, широким лезвием, узкой шейкой и округлой обушной частью. Они зафиксированы в погребениях IV–VII вв. (Воронов Ю.Н., 1975, с. 90–92, рис. 31, 1-в; Трапш М.М., 1971, с. 147–150; Шамба Г.К., 1970, с. 43–45, табл. XVI, 1–7). Подобные топоры являются одним из характерных элементов цебельдинской культуры, широко были распространены по всей Западной Грузии (Артилаква В.Е., 1976, табл. 21–24). Второй, более редкий тип цебельдинских топоров характеризуется продолговатым корпусом, узкой лезвийной частью и более или менее длинным молоточковидным обухом. Топоры этого типа в ранних погребениях Цебельды не встречаются, они появляются там лишь в комплексах VI–VII вв. (Воронов Ю.Н., 1975, с. 94). Подобные топоры широко были распространены в Восточной Грузии (табл. 110, 35, 43).

Своеобразным орудием труда является топорообразный инструмент с крючкообразным носиком — цалди (табл. 110, 14), который предназначался для резки и рубки субтропических колючих и вьющихся растений, а также для подрезки высокоствольных виноградников на больших деревьях (Артилаква В.Е., 1976, с. 68–72, табл. 29, 30; Трапш М.М., 1971).

Предметы вооружения. Сравнительно с античным периодом, ассортимент и количество предметов вооружения резко уменьшается в погребальных комплексах раннего средневековья, а на равнинных могильниках оружие почти совсем не встречается. Предметы вооружения были обнаружены на могильниках Арагвского и Кодорского ущелий, предгорной и горной полосы, где, несмотря на христианизацию погребального обряда, в силу устойчивости традиций, погребальные комплексы все же содержали много разных вещей. Предметы вооружения сравнительно разнообразно представлены в материалах городищ и селищ, например — городище Урбниси (Чилашвили Л.А., 1964, с. 124–126). В археологических материалах из предметов вооружения чаще всего встречаются наконечники копий и стрел, мечи и кинжалы, а также, значительно реже, фрагменты от панцирей и щитов.

Наконечники копий и дротиков (табл. 110, 19–24). По находкам Восточной Грузии, в течение всего раннего средневековья в основном распространены были наконечники копий двух типов: копья с широким листовидным пером и продольным ребром, не доходящим до острия (табл. 110, 22, 24) и копья со сравнительно узким пером и коротким ребром (табл. 110, 21, 23). Более разнообразными выглядят наконечники копий, найденные в пределах Лазского царства. В этом отношении особо выделяются материалы, найденные в Кодорском ущелье, на могильниках Цебельды (Трапш М.М., 1971). В самом начале раннего средневековья распространенным типом являлись наконечники копий с широким листовидным пером и продольным ребром, доходящим до острия. С конца IV в. форма копья постепенно изменяется — перо сужается и вытягивается, серединные ребра, не доходя до конца, двумя резкими возвратами уходят вдоль краев к основанию. Этот признак, постепенно усугубляясь, сохраняет свое значение в течение всего V в., когда серединное ребро приобретает шестигранную в сечении форму. В VI в. лезвие все более удлиняется, продольное ребро спускается к тулье. В VI–VII вв. появляются наконечники копий с равномерным широким пером, суженным в средней части. В Абхазии (в Кодорском бассейне) довольно широко были распространены четырехгранные наконечники с миниатюрным листовидным жальцем на конце (Воронов Ю.Н., 1975, с. 91, рис. 29).

Наконечники стрел (табл. 110, 1–9, 34) в Восточной Грузии встречаются на городищах и селищах (Чилашвили Л.А., 1964, с. 124–125, рис. 55), хотя по примерам могильников Цебельды и Мингечаура (Асланов Г.М., 1955, с. 68) они попадались и в погребальных комплексах. В этом отношении особо отличаются могильники Кодорского ущелья, блестяще исследованного Ю.Н. Вороновым (Воронов Ю.Н., 1975, с. 91, рис. 30).

На территории Картли и Пазики среди наконечников стрел боевого назначения самыми распространенными являлись трехкрылые (трехреберные) черенковые стрелы, хотя довольно часто встречаются двурогие большие и малые тупоугольные лезвенные плоские, четырехгранные, круглые в сечении, шипастые и другие стрелы.

В культурных слоях и погребальных комплексах раннего средневековья нередко встречаются мечи, кинжалы и ножи разной величины и назначения. Однолезвийные мечи, грозное оружие всадника, появляются еще с V–IV вв. до н. э., но широкое распространение они, по всей вероятности, получают с самого начала раннего средневековья (табл. 110, 32, 33). По материалам Западной Грузии и особенно Абхазии, мечи с однолезвийным клинком распространяются с VI в. н. э. (Трапш М.М., 1971, с. 144–147). В погребальных комплексах раннего средневековья чаще всего встречаются однолезвийные ножи разных размеров, в том числе сравнительно большие, однолезвийные, чуть согнутые ножи-секачи (длиной 25–35 см), возможно, боевого назначения, и ножи небольшого размера (табл. 110, 16–18) с одним лезвием и черенком для прикрепления рукоятки (длина — 10–14 см).

Украшения. В материальной культуре Грузии раннего средневековья особое место занимают украшения. Следует отметить, что в силу геоклиматических особенностей в разных этнографических уголках Грузии бытовали разные типы одежды. В Восточной Грузии соразмерно со сравнительно континентальным климатом одежда, видимо, была более тяжелой, теплой. Значительными особенностями характеризовался и головной убор. По всей вероятности, этими особенностями следует объяснить тот факт, что среди украшений этой части Грузии преобладают булавки из разного материала различных типов и размеров. В субтропических районах Западной Грузии, где, видимо, одежда была более легкой и изящной, булавки не нашли применения, там очень широко распространены были разнообразные фибулы, хотя они проникли в небольшом количестве и во все уголки Восточной Грузии.

Как известно, в конце III и в IV в. развитие полихромного стиля в грузинском златокузнечестве в целом достигает своего логического конца. В украшениях этого периода золото окончательно сдало свои позиции в пользу самоцветов, которые большей частью использовались в виде плоских вставок. Участились случаи замены натурального камня цветным стеклом. Впервые в это время получает широкое распространение жемчуг (Гагошидзе Ю.М., 1981, с. 47–48). С IV в. намечается постепенное распространение в Грузии украшений сасанидского круга. Следует отметить, что украшения простого народа были более самобытными и традиционными, чем дорогие предметы, принадлежащие высшей правящей аристократии.

Булавки (табл. 111) на территории Восточной Грузии были известны с эпохи средней бронзы, но особенно широко они были распространены с раннехристианского периода. Прежде чем мы перейдем к основным группам булавок, найденных на могильниках Восточной Грузии, следует отметить, что булавки раннего происхождения (IV–V вв.), снабжены сравнительно короткими и тонкими стержнями. Булавки с разновидными головками, как показывают археологические факты, в основном применялись для головного убора, хотя они, видимо, использовались и для застежки одежды, так как в могилах они нередко попадаются в области грудной клетки и других частях костяка. Булавки изготовлялись из бронзы, железа, кости и прочего материала, для головок применялись разные хорошо отшлифованные полудрагоценные или простые камни и разноцветное стекло. По материалу среди булавок следует выделить две большие группы: составные булавки с металлическим стержнем и головками из различного материала и цельные булавки, сделанные из металла или кости. Стержни булавок в основном изготовлялись из бронзы и железа. В первой половине раннего средневековья по количеству преобладали булавки с бронзовыми стержнями. С VI в. (может быть, с конца VI в.) резко увеличивается количество булавок с железным стержнем. Для головок раннесредневековыми мастерами использовались сердолик, гранат, коралл, гагат, плазма, горный хрусталь, жемчуг, разноцветное стекло и др.

Среди булавок, изготовленных из различного материала, выделяются: 1) булавки с одной, двумя или редко тремя головками, круглыми, небольшими, из разного материала (табл. 111, 61–65, 77–79, 81). Эти булавки, по всей вероятности, возникают в IV в., но широкое распространение получают с V в. (табл. 111, 64, 65) и продолжают свое существование до VIII в.; 2) булавки с продолговатыми, овальными или цилиндрическими головками (табл. 111, 66, 67, 71, 73, 40–42, 52 и др.) из разного камня или стекла. Гладкие или граненные головки с обеих сторон закреплялись крохотными розетками. По сравнительным материалам из Мцхета (Угрелидзе Н.Н., 1967; Чилашвили Л.А., 1956), Рустави, Эрцо (Джорбендазе В.А., 1982, с. 44, рис 6, с. 53, рис. 12) и других пунктов (Рамишвили Р.М., 1969, с. 124), подобные булавки обнаруживаются в погребениях V–VII вв.; 3) булавки с многогранными головками (табл. 111, 68, 69) с бронзовыми стержнями. Некоторые головки имеют квадратную или, реже, продолговатую форму. Каменные головки, видимо, шлифовались на станках, а стеклянные делались в специальных формах. Многогранные головки булавок и вместе с ними многогранные бусы в начале раннехристианского периода были широко распространены во всех районах Восточной Грузии, особенно в V–VII вв., что является логическим продолжением той тенденции к геометрическим формам, которая замечается еще с первых веков н. э. (Леммлейн Г.Г., 1951, с. 203); 4) особого внимания заслуживают булавки, головки которых украшены в виде цветков или плодов граната (табл. 111, 5, 6, 8, 10–17, 27, 34, 36, 70, 82). Гранат, являющийся символом плодородия, по мнению исследователей, олицетворял женское начало (Археология Грузии, 1959, с. 337; Апхазава Н.И., 1979, с. 112). Головки подобных булавок чаще всего изготовлялись из коралла. Булавки, украшенные головками в виде цветков и плодов граната, в целом датируются V–VIII вв.

Среди булавок второй группы, изготовленных (отлитых) из металла, особое внимание привлекают: 1) Бронзовые булавки, украшенные разновидными фигурными головками (табл. 111, 29, 31, 32, 39, 48, 49, 84–87). Не вдаваясь в подробный типологический анализ, из данной группы украшений особо следует выделить довольно длинные булавки (12–18 см) с острыми концами и головками в виде зданий или купола зданий (табл. 111, 39, 43, 84, 85). По мнению исследователей, тут, возможно, изображены модели христианских церквей (Джорбенадзе В.А., 1982, с. 69–70).

2) Не менее интересны булавки с головкой в виде кисти человеческой руки (табл. 111, 29, 31, 32). В последние годы заметно участились находки таких булавок в основном в Арагвском ущелье. Для изготовления булавок-«ручек», кроме бронзы, использовалась кость (табл. 111: 55, 60). В большинстве случаев на головках булавок изображается правая рука в виде «троицы», но имеются экземпляры, на которых изображена левая рука. Такие «булавки», возможно, являлись стилосами (Чилашвили Л.А., 1964, с. 58, табл. XV), хотя по археологическим фактам эти украшения явно были связаны с головным убором или же с одеждой. Почти на всей территории Восточной Грузии в VI–VIII вв. булавки-«ручки» бытовали вместе с булавками с головками в виде здания (Джорбенадзе В.А., 1982, с. 71–72, рис. 17). Любопытно отметить, что подобные булавки-«ручки» засвидетельствованы и за пределами Грузии (Ваидов Р.М., 1954, с. 139, рис. 59, 3).

Пряжки и поясные наборы (табл. 112). В материальной культуре раннего средневековья пряжки и поясные наборы занимают видное место как по количеству, так и по разнообразию. Предметы личного убора еще ярче, чем другие предметы, отражают внешние связи раннесредневековой культуры Грузии. Это в первую очередь касается пряжек, поясных наборов, фибул, гемм и т. д. Следует указать и тот факт, что предметы личного убора с особым многообразием представлены на тех могильниках, которые были расположены вдоль больших торговых магистралей.

Как известно, пряжки и поясные наборы довольно широко были распространены в Картлийском царстве и до начала раннего средневековья, особенно в I–IV вв., являясь в большинстве случаев знаками социального различия, они встречаются преимущественно в мужских погребениях.

По материалам Картлийского царства со второй половины IV в. в формах пряжек наблюдаются некоторые изменения (Апхазава Н.И., 1979, с. 117–188, табл. XXXII–XXXIII; 1981, с. 12–14, табл. II). Для пряжек I–IV вв. общей особенностью являются простые полукруглые рамки, продолговатые щитки (основания) с отверстиями для заклепок и короткие язычки (табл. 112, 31, 32 и др.). С III в. получают распространение двучленные пряжки с круглым щитком. То же самое наблюдается и в Западной Грузии. В Абхазии со второй половины III — начала IV в. население Кодорского ущелья стало носить пряжки, характерные для степей Северного Причерноморья, Северного Кавказа и Крыма. Характерные пряжки этого времени имели: овальные, утолщенные спереди кольца; прямой хоботковидный, заметно удлиненный язычок, овальные или же прямоугольные щитки. В эпоху «переселения народов» появляются большие пряжки с округлым или, реже, четырехугольным кольцом, прямоугольным или иногда овальным щитком, в некоторых случаях украшенным сердоликом в оправе. Концы хоботовидных язычков украшаются схематическими изображениями (Воронов Ю.Н., 1975, с. 123–124, рис. 6-13; Трапш М.М., 1971, с. 76–167; Гунба М.М., 1978, с. 86). В Восточной Грузии, наряду с двучленными пряжками с круглыми или прямоугольными щитками и хоботовидными язычками (табл. 112, 16, 19, 20, 25–28 и др.), в IV–V вв. бытовали и одночленные пряжки с полукруглыми, В-образными, овальными кольцами (табл. 112, 9, 18, 21, 22 и др.) и хоботовидными язычками. Удлинение язычка является характерной чертой пряжек IV–VI вв. (Апхазава Н.И., 1979, с. 42). По наблюдению исследователей, в погребениях IV V вв. продолжали существовать поясные наборы, которые состояли из пряжки, бляшек, прикрепленных к кожаной полоске, и концовки (табл. 112, 32). С V в. в погребальных комплексах Восточной Грузии резко сокращается количество поясных наборов, в большинстве случаев являющихся инсигниями воинов и знаками социального превосходства, а в комплексах VI в. они уже отсутствуют (Апхазава Н.И., 1979, с. 118). Лишь в Арагвском ущелье на могильниках предгорной полосы в погребениях IV–V вв. довольно часто попадаются целые поясные наборы, указывающие на существование в предгорье и в горах Арагвского ущелья служилой прослойки. С конца VI в. в Картлийском царстве появляются так называемые геральдические поясные наборы (Апхазава Н.И., 1979, с. 46–53 и 118; табл. XXXII, 1-76; XXXIII, 1–6), которые генетически связаны с восточноевропейскими и сасанидскими поясами VI–VII вв. Геральдические пояса VII в. являлись символом власти, и их могли носить должностные лица или воины (Апхазава Н.И., 1979, с. 118). Ареал «геральдических поясов» довольно широкий и охватывает почти всю Грузию. Для одночленных «геральдических пряжек» характерной чертой является единый бронзовый корпус, где рамка (кольцо) и щит изготовлены в одной форме. Щитки этих пряжек имеют остроарочную форму, а рамки то овальной, то четырехугольной или же В-образной формы. Для поясов такого типа характерными элементами являлись бляшки в виде масок, где схематично, но иногда очень выразительно передается человеческое лицо (Апхазава Н.И., 1979, табл. XXXII, 26–54). Двучленные «геральдические пряжки» характеризуются большими размерами, щитки имеют четырехугольную форму, куда вставлен хоботообразный язычок (табл. 112, 20).

Кроме вышеуказанных, на территории Грузии встречаются пряжки с фигурными щитками (табл. 112, 2, 3), пряжки и бляшки византийского происхождения (табл. 112, 5).

Фибулы (табл. 112, 35–73). Самым распространенным материалом для фибул являлась бронза, хотя довольно часто они изготовлялись из железа, сравнительно реже из серебра и золота. Фибулы играли важную роль в костюме населения Кавказа. В Грузии массивные фибулы с высокой полукруглой дужкой были известны еще с эпохи поздней бронзы. Те легкие фибулы, которые бытовали на Кавказе в раннем средневековье, видимо, проникли в Грузию с запада, возможно, через Северное Причерноморье. Они распространились в разных областях Западной Грузии, приблизительно с первых веков н. э. (Ломтатидзе Г.А., 1957, с. 199). Эти фибулы, по всей вероятности, окончательно вытеснили из обихода местные массивные бронзовые фибулы (табл. 112, 70). В Восточной Грузии фибулы широко распространяются с IV в., хотя единичные экземпляры фибул бытовали здесь уже во II–III вв. Ранние фибулы из городища Урбниси и других пунктов Картли являлись западногрузинскими и европейскими (Апхазава Н.И., 1981, с. 7, табл. 1, 1–5). С начала III в. возникает местное изготовление фибул и в Кодорском ущелье. Фибулы Цебельдинской долины постепенно приобретают ряд оригинальных черт, чем они ярко отличаются от продукции других ремесленных центров (Трапш М.М., 1971, с. 170–189; Гунба М.М., 1978, с. 86–94). Одной из таких оригинальных черт цебельдинских фибул следует считать сплошную проволочную обмотку на дужках. С IV в. в Цебельде стали распространяться двучленные фибулы, которые делались из толстой гладкой проволоки. В некоторых случаях ножки двучленных фибул сверху украшались гнездами и вставленными в них «глазочками» из стекла или цветного камня (Воронов Ю.Н., 1975, с. 121; Трапш М.М., 1971, табл. IX, 10 и X, 2), что было засвидетельствовано и в Клдеети на рубеже II–III вв. (Ломтатидзе Г.А., 1957, табл. 1, 5).

В V столетии формы фибул становятся намного разнообразнее. Мастера V и последующих веков особое внимание уделяют художественному оформлению фибул. К фибулам подвешивают парные спирали — солярные знаки и небольшие колокольчики. В V–VII вв. широко распространяются крестовидные фибулы (табл. 112, 36), которые нередко украшались нарезками, имитирующими обмотку (табл. 112, 43, 48 и др.). Во второй половине VII в. перекрестие таких фибул перемещается на середину корпуса (Воронов Ю.Н., 1975, с. 121–122, рис. 42, 20, 22). На территории Лазики в VI–VII вв. бытовали также так называемые Т-образные фибулы, которые могли проникнуть сюда или из Восточной Грузии, или же с Северного Кавказа.

В пределах Картлийского царства в V–VII вв. количество фибул резко растет. Кроме бронзовых, в Картли широко были распространены железные фибулы, или же бронзовые дужки снабжались железными язычками. Н.И. Апхазава среди фибул, обнаруженных в Картли, выделяет шесть групп (Апхазава Н.И., 1979) от до IX в.

Браслеты (табл. 113, 2-16) генетически теснейшим образом связываются с браслетами раннеиберийского (VI–IV вв. до н. э.) и армазского (III в. до н. э. — III в. н. э.) периодов. Некоторые типы из них проявляют завидную устойчивость и доживают до раннего средневековья. С начала раннего средневековья одним из основных материалов для изготовления браслетов по-прежнему была бронза, хотя местные мастера уже с середины I тысячелетия до н. э. довольно охотно использовали и железо. В позднеармазском (позднеримском) периоде в богатых погребальных комплексах, которые доживают до IV в., встречаются золотые и серебряные браслеты, украшенные геометрическими и зооморфными мотивами. С V в. при изготовлении браслетов железо постепенно вытесняет бронзу. Так как степень сохранности железа по сравнению с бронзой ничтожна, формы железных браслетов второй половины раннего средневековья сохранены плохо, что затрудняет их изучение. Среди браслетов раннесредневековой Грузии выделяются три основных типа:

1. Браслеты, украшенные зооморфными мотивами (табл. 113, 7, 11, 15, 16). Ареал распространения — почти вся территории Грузии. Подобные браслеты делались из круглого в сечении бронзового прута. Типичный браслет имеет разомкнутые, чуть уплощенные концы с разными изображениями, чаще всего змеиными головками, порой довольно реалистичными, но в большинстве случаев — схематичными (табл. 113, 11). Среди браслетов IV–V вв. встречаются овальные плоско-пластинчатые браслеты с разомкнутыми концами, на концах с изображением бараньих головок (табл. XII, 7). Браслеты с зооморфными головками существовали как в IV–V, так и в последующих веках, но не позже VIII в. (Ломтатидзе Г.А., 1957, с. 180, табл. XIX, 16; Апхазава Н.И., 1979, с. 80 и 120, табл. XXXVIII, 38; Воронов Ю.Н., 1975, с. 124–125, рис. 44 и др.).

2. Браслеты круглой или овальной формы со спиралевидной обмоткой (табл. 113, 13, 14). Подобные украшения имеют очень обширную географию, и потребителю Грузии они были известны намного раньше раннего средневековья (Мцхета, 1958; Ломтатидзе Г.А., 1957, табл. XIX, 1). Подобные браслеты делались из бронзы, серебра и золота и, видимо, были популярными в разных социальных кругах. Возможно, этим и объясняется то обстоятельство, что они сохранились почти до VIII в. (Трапш М.М., 1971, с. 191, табл. 1, 3, 7 и др.).

3. Браслеты из толстого бронзового прута с обрубленными головками и расширенной средней частью. Они засвидетельствованы в погребениях VI–VII вв., хотя самые ранние экземпляры таких браслетов известны с III в.

Кроме вышеуказанных, в погребальных комплексах раннего средневековья в предгорной полосе Восточной Грузии встречаются пластинчатые браслеты, сделанные из плоской полоски, суженной в средней части (табл. 113, 6), а также простые, гладкие, бронзовые и железные браслеты круглоовальной формы с чуть раскрытыми головками (табл. 113, 1–3, 8).

Перстни и печатки (табл. 114). В раннем средневековье перстни успешно продолжали существовать в огромном разнообразии. Они в большинстве случаев встречаются в женских погребениях. В рядовых могилах преобладают бронзовые перстни, а в состоятельных и богатых погребальных комплексах попадаются серебряные и золотые. Часть перстней была украшена геммами. Перстни IV в. теснейшим образом были связаны с перстнями предыдущего периода, но вместе с тем уже в недрах IV в. зарождаются новые формы и тенденции, а сюжеты на геммах претерпели резкое изменение.

Среди образцов IV в. следует упомянуть перстни с полой дужкой и широкими плечиками, снаружи часто ребристые, с жуковиной в самой дужке, в которых большей частью сохранились разные камни (табл. 114, 35–37). Они с V в. постепенно уступают место другим типам. В погребениях V–VII вв. появляются перстни, у которых жуковины вставлены между концами дужки (табл. 114, 27). Жуковины у таких перстней различной формы: цилиндрические (табл. 114: 8), в виде усеченного конуса (табл. 114, 3) и др., и они широко были распространены в V–VII вв. (Апхазава Н.И., 1981, с. 19, табл. III, 48–49). Среди многочисленных типов перстней VI в. (табл. 114, 1, 4, 5, 7, 9, 11, 12) следует выделить круглые или чуть овальные перстни с ромбовидным щитком (табл. 114, 2), украшенным зернью или насечками. С V в., по материалам цебельдинских могильников, распространяются цельнолитые перстни с сердоликовыми вставками, которые бытовали и в погребениях VII в. Параллельно с ними в комплексах VI–VII вв. встречаются пластинчатые кольца с сердоликом в оправе (Воронов Ю.Н., 1975, с. 127, рис. 47).

С самого начала раннего средневековья появляются единичные экземпляры совершенно нового типа перстней, сделанных из разноцветного стекла, они широко распространяются лишь с VII в. (табл. 114, 14, 18, 48, 49 и др.). Очевидно, что они производились сразу в нескольких производственных центрах.

Печатки. В погребальных комплексах раннего средневековья первые экземпляры встречаются с конца IV в. (Угрелидзе Н.Н., 1967, табл. I, 44). С V–VI вв. их количество резко увеличивается. Чаще всего они делались из круглого халцедона и сердолика. Как правило, они в центре просверлены, а на усеченном крае выгравированы разные изображения (коза, тур, насекомые, растения и др.). Наверное, эти круглые печатки принадлежали определенному социальному сословию и носились на шнурочке. Изображения, помещенные на этих круглых печатях, по содержанию скорее всего связываются с сасанидским миром (табл. 114, 10, 15–17, 25).

Серьги и височные подвески (табл. 115). В погребальных комплексах IV и, частично, V в. серьги попадались в довольно большом количестве, и многие разновидности этого украшения, имевшего широкое применение в первых веках н. э., продолжали свое существование. Для изготовления серег широко применялись разноцветные металлы, чаще всего — бронза, а также разноцветные камни (сердолик, халцедон, гагат, альмандин, жемчуг и др.) и стекло. Среди серег раннего средневековья выделяются две большие группы:

1. Серьги простые, изготовленные из одного металла. Самыми распространенными в этой группе являются серьги-колечки с раскрытыми концами, круглой или овальной формы (табл. 115, 20, 22) с утолщением посредине кольца. В дальнейшем (в VI–VII вв.) утолщение заметно уменьшается. Такие серьги широко были распространены по всей территории Грузии.

Среди серег, изготовленных из одного металла, привлекают внимание небольшие конические серьги с согнутым в одну сторону тонким пальчиком (табл. 115, 40, 26). Они существовали до V в.

Начальным этапом раннего средневековья датируются редкие бронзовые серьги овальной формы со спиралевидной обмоткой концов. Они были найдены вместе с серьгами конической формы (Рамишвили Р.М., 1979, с. 90, табл. 31 и 32).

К этой же группе относятся серьги из кольца с разомкнутыми концами и с припаянной пирамидкой из металлических шариков (табл. 115: 36). Подобные серьги были известны с эпохи средней бронзы, и они «дожили» почти до III в. н. э. Затем они исчезают, появляются вновь лишь в VII в. в более утонченном виде (табл. 115, 8, 9, 10, 4) и существуют до VIII в.

2. Серьги составные, изготовленные из различного материала (табл. 115, 1–3, 5–7, 11–17, 23–33 и др.). Подобные серьги состоят из разомкнутого кольца, у которого снизу припаяна петля (иногда две). На этих маленьких кольцах-петлях свободно висят разнообразные стержни с бусами, подвески из разных камней и разных форм. Следует отметить, что в Цебельде, кроме вышеупомянутых серег, найдены оригинальные серьги с круглыми, овальными и квадратными щитками, каменными вставками и изящными подвесками (Воронов Ю.Н., 1975, с. 125–126, рис. 45).

Скорее височными подвесками, чем серьгами, являются золотые украшения (табл. 115: 34, 35), найденные в погребениях IV в. в Саирхе (Надирадзе Д.Ш., 1975, с. 44 и 53, рис. 4), которые изготовлены в традициях златокузнечества позднеримского времени.

В погребальных комплексах и культурных слоях раннесредневековых городищ и селищ обнаружено множество других вещей: колокольчики, копоушки и другие принадлежности туалета, предметы ритуального назначения, музыкальные инструменты, разнообразные бусы, однако объем работы не позволяет подробно рассмотреть все виды материальной культуры этого периода. Но для воссоздания более или менее полной картины культурного состояния Грузии раннефеодального времени, ниже дополнительно предлагаем краткий обзор некоторых групп материальной культуры, дающих сведения об уровне ремесленного производства и духовной культуры населения Лазики и Картли.

Производство и использование стекла (табл. 116). С первых веков нашей эры, по данным археологии, в Закавказских государствах начинается новый этап развития ремесел, в том числе стеклодувного искусства. В погребениях IV–VIII вв. стеклянная посуда встречается значительно чаще, чем в I–III вв., а стеклянные сосуды IV–VIII вв. довольно наглядно отличаются от сосудов позднеримского времени (Угрелидзе Н.Н., 1967, с. 150–151). В первую очередь следует отметить, что стеклянные сосуды I–III вв. были намного крупнее, чем сосуды IV–VIII вв. В IV–V вв. в стеклодувном производстве фиксируется своеобразный «бум», вследствие чего наблюдается не только резкий количественный рост продукции, но и появление новых форм (Угрелидзе Н.Н., 1967, с. 151). Приблизительно такая же картина наблюдается на Цебельдинских могильниках, где первые экземпляры стеклянных сосудов появляются именно со второй половины IV в.

Среди стеклянных сосудов раннего средневековья следует выделить две большие группы: 1) изделия IV–V вв. и 2) изделия VI–VIII вв. В IV–V вв. завершается процесс бурных поисков новых форм и методов производства. С VI в. сосуды приобретают устойчивую и завершенную форму. Погребальный инвентарь VI–VIII вв. и в том числе стеклянные сосуды отличаются своими определившимися формами, хотя по разнообразию они явно уступают сосудам первой группы (Угрелидзе Н.Н., 1967, с. 54) (табл. 116).

В раннем средневековье в Восточной Грузии функционировало несколько центров производства стекла (Мцхета, Карснисхеви, Орбети, возможно, Урбниси и др.). Результаты химического анализа самтаврского стекла подтверждают его местное происхождение. Развитию местного производства способствовало наличие необходимого сырья в окрестностях Мцхета: окиси силиция — в Авчала, окиси кальция — в Дзегви, окиси натрия — в Глдани. Окись марганца могли привозить из Чиатура или из Квемо Картли (Угрелидзе Н.Н., 1967). Часть сосудов (например, чаши с полым поддоном и округлые стаканы с синими нитевыми налепами), видимо, завозилась из Восточно-Римских провинций или же из мастерских Кёльна (Воронов Ю.Н., 1975, с. 76–77). Среди стеклянных сосудов Грузии VI–VIII вв. наиболее распространенными были колбообразные флаконы.

Памятники раннехристианского зодчества (табл. 117). Внушительной частью материальной культуры раннехристианской Грузии являются памятники зодчества, среди которых особое место занимает христианская архитектура (рис. 16). Идеи христианского учения на Кавказ и, в частности в Грузию, проникли с самого начала — с I в. н. э., чему способствовали не только палестинские миссионеры (апостолы Андрей, Матфей, Семен Кананийский и др.), но и члены еврейской колонии, которые уже давно обосновались в Мцхета и других пунктах Картли и которые не прекращали связь с Иерусалимом. Поэтому не удивительно, что в одном из известных центров Картлийского царства — в Настакиси (на территории нынешней ж/д станции Ксани) раскопками под руководством А.В. Бохочадзе были выявлены небольшие церкви с полуциркульной абсидой, зального типа (табл. 117, 8), которые датируются второй половиной III в.

После официального крещения населения Картли в первой трети IV в., как свидетельствуют древнегрузинские письменные источники (Картлис цховреба, 1955, с. 117 и др.), по просьбе первого христианского царя Картли Мириана император Византии Константин послал священников и строителей церквей. К сожалению, первые христианские постройки в Восточной Грузии почти не сохранились. Остатки церкви IV в. были обнаружены при раскопках в Светицховели. Можно назвать и церковь Некреси (последняя четверть IV в.), Нокалакевскую церковь нижнего (IV в.) слоя (раскопки П. Закарая), Болниси (раскопки Л.В. Мусхелишвили), Цилкани (раскопки Н.Г. Чубинашвили), Бичвинта (раскопки А.М. Апакидзе) и др. (рис. 16; табл. 117, 3, 5, 12).

Самыми древними христианскими сооружениями в Грузии являются базилики, из которых раскопками выявлены Настакисская (раскопки А.В. Бохочадзе и Н.Г. Мирианашвили, 1984 г.), Сионская (Рамишвили Р.М., 1979 г.), Светицховельская (Цинцадзе В.Г., 1987) и Даватская (Рамишвили Р., 1986) базилики. Самым значительным памятником раннехристианской архитектуры считается Болнисская базилика (табл. 117, 1, 3, 5, 7), которая по анализу строительной надписи датируется концом V в. (Чубинашвили Г.Н., 1940). Декоративное убранство Болнисской базилики довольно строго и сдержанно. Среди орнаментов преобладают растительные и зооморфные мотивы. Особенно следует отметить наличие рельефных равноконечных крестов, которые в научной литературе именуются «болнисскими крестами».

Тема базилики в Грузии нашла свое оригинальное развитие: в разных уголках Грузии и, особенно в Кахети, возникают двухнефные, смешанные (табл. 117, 1, 2) и другие базилики, которые лишь внешне были похожи на базилику.

Как в Византии и на Ближнем Востоке, так и в Грузии уже с V в. начинает распространяться тема крестово-купольных зданий. Эта тема по своей сути была близка для грузинских зодчих, так как перекликалась с народным зодчеством (подразумевается модель крестьянского жилого дома «дарбази», который перекрывался деревянным ступенчатым куполом). В этом отношении следует упомянуть крестово-купольную церковь Эрелаант-сакдари (Рамишвили Р.М., 1969, с. 121–122, рис. 9 и 10, табл. VIII, 2). С VI в. в Грузии находит распространение тема тетраконха (табл. 117, 14, 13), которая свое логическое завершение нашла в памятниках типа Джвари (табл. 117, 16–21 и др.). Шедевром этого круга является Джвари-«крестовый» монастырь в Мцхета (587–605 гг.). Внутреннее членение храма отражается во внешних пропорциях, и внешний вид (как и внутренний) своими изысканными пропорциями и гармоничностью производит огромное впечатление. Под влиянием «Джвари» в VII–VIII вв. возникают целые группы памятников. Созданием Джвари в грузинской архитектуре завершается очень важный этап грузинской христианской архитектуры и сразу начинается другой. Блестящим примером этих новых исканий является храм VII в. в Цроми (табл. 117, 11) и Бана, круглый храм с тетраконхом в центре (табл. 117, 10).

При раскопках архитектурных памятников раннесредневековой Грузии найдено много замечательных произведений рельефной скульптуры. Древнейшие ее образцы обнаружены в Болниси. Сцены охоты львов и медведя на животных и манера изображения растительного мира на капители в Болниси связывает ее с сасанидским миром, хотя на других работах преобладает христианская тематика. Например, изображение символа воскрешения и возобновления — павлин или олень — символ верующей души. Довольно архаичным выглядит охота всадника «летящим галопом» на оленях в Атени, где опять явно просматривается ближневосточно-сасанидская тематика. Особенный интерес вызывает богатая рельефная скульптура на стенах Мцхетского Джвари (Аладашвили Н.А., 1977, с. 24–37). Архаическим обликом отличаются и рельефные работы из Жалети и Мартвили. В этих скульптурных изображениях определяющим является условность, на передний план выступает декоративность не только деталей, но и целых композиций.

Образцы монументальной живописи столь ранней эпохи не сохранились, хотя, как показали археологические исследования в Армазцихе, некоторые здания I в. были украшены стенной росписью. В раннехристианских храмах сохранились и образцы мозаичной работы. Большого внимания заслуживает мозаичный пол Бичвинтского храма. По данным археологии культурный слой, куда относится мозаичный пол, довольно убедительно датируется IV в. (Мацулевич Л.А., 1956). Большой интерес вызывает мозаичный пол Шухутской бани V–VI вв. (раскопки П. Закарая) и Цромская мозаика. Цромская мозаика VII в. украшала конху алтарной абсиды. На этой монументальной работе изображен Христос между двумя ангелами. К концу раннего средневековья в комплексе Давида Гареджи, в Удабно, появляются первые образцы монументальной живописи (Абрамишвили Г.В., 1972). Этот огромный монастырский комплекс, возникший в раннем средневековье (VI–VII вв.), внес внушительный вклад в развитие материальной и духовной культуры Грузии, особенно в период развитого средневековья.

Образцы торевтики и малой пластики, как правило, обнаруживаются при археологических работах, часть — в предхристианских богатых комплексах (табл. 118, 11–16), часть — в рядовых погребениях предгорной и горной зон. Начиная с конца 60-х годов XX в., в предгорной полосе и в горной части Восточной Грузии, между верховьями р. Арагви и Алазани в грунтовых погребениях III–IV вв. обнаружены замечательные образцы художественного ремесла — зооморфные изображения (олень, лошадь, тур, баран и др.) в виде фибул-застежек с железными (реже бронзовыми) иглами на оборотной стороне (табл. 118, 1-10). Указанные находки дают материал для характеристики материальной и духовной культуры населения Грузии в III–V вв., в период, когда по всей Грузии происходило внедрение христианской идеологии. С середины V в. эти предметы исчезают из археологических комплексов (Рамишвили Р.М., 2000, с. 68–75). Сцены охоты на оленей, помещенные на серебряных кувшинчиках (из Арагвиспири), своей сутью и композиционным решением перекликаются со скульптурной композицией охоты на оленей в Атени (табл. 118, 13). А изображения лошадей перед бомоном (Арагвиспири) и в виде отдельных скульптур (табл. 118, 4, 6, 8, 9), по всей вероятности, связываются с ритуалом, поэтому совершенно понятно их исчезновение с V в., после победы христианства.

Значительным элементом материальной культуры раннего средневековья является строительная керамика (черепица разных типов, керамические плиты, водопроводные трубы и т. д.), среди которой своим художественным оформлением внимание привлекают керамические антефиксы, в большинстве случаев обнаруженные при археологических исследованиях. Лобовые плоскости антефиксов, которые использовались при перекрытии церквей, украшены сюжетами христианского содержания. Самым распространенным украшением антефиксов является крест (табл. 119: 1–6), на одном антефиксе изображен святой Георгий (табл. 119: 6), на других — олени, символы верующей души (табл. 119: 7), павлины и др. На многих антефиксах сохранены надписи, исполненные грузинскими заглавными буквами (Джгамая Д.К., 1980, с. 49–50, табл. XVI–XVIII). Часть этих антефиксов датируется VII–VIII вв., ареал распространения — Восточная Грузия.

Стелы. Очень интересную отдельную группу материальной культуры раннего средневековья составляют стелы, которые получили широкое распространение с самого начала раннего христианства. Идея возникновения таких памятников теснейшим образом связывается с пропагандой и распространением христианства. Вместе с тем, стелы являются замечательными образцами рельефной скульптуры. По своему содержанию стелы делятся на несколько групп: религиозные, юридические, мемориальные и др. При археологических раскопках чаще всего попадаются стелы религиозного назначения. Основным материалом для изготовления стел являлись песчаные камни или же известняки. Типичная стела — это четырехугольные каменные столбы разных размеров (табл. 120, 6-11), которые помещались на квадратных или многоступенчатых пьедесталах (табл. 120, 5, 9; 121, 5). Как правило, стелы завершались каменными крестами (Чубинашвили Н.Г., 1972). Замечательными образцами творения являются стелы из Хандиси, Усанети, Болниси, Брдадзори и т. д. Особый интерес вызывают стелы из Даватской церкви (Душетский р-н), где раскопками выявлены фрагменты нескольких стел, среди которых выделяется стела с полным грузинским алфавитом.

Давати находится в верховьях речки Абаносхеви (Нокорнисхеви), левого притока р. Арагви, в 25 километрах от г. Душети. Раскопками 1985 г. под руководством Р.М. Рамишвили была расчищена церковь Успения Богородицы. Среди многочисленных фрагментов стел (табл. 121, 1–9) особый интерес вызывает стела из желтоватого песчаного камня. На фасадной стороне в обрамлении изображена Богородица во весь рост с младенцем на руках, держащим «книгу законов», на руках. У Христа диадема на голове, Богоматерь без диадемы. С обеих сторон Богоматери и Христа грузинские надписи (табл. 121, 9). Боковые плоскости стелы украшены изображениями пальметт, а на противоположной стороне Богоматери имеются рельефные изображения в двух фризах. Внизу изображены два человека в гражданском одеянии. На верхнем фризе, который частично поврежден, в позе возвышения изображены архангелы Михаил и, по всей вероятности, Гавриил. В пространстве между архангелами выцарапан полный грузинский алфавит (37 знаков) (табл. 121, 8). По предварительному соображению автора раскопок, церковь Богоматери датируется второй половиной VI в., а саму надпись с алфавитом следует отнести к более раннему периоду, скорее всего, ко второй половине IV в. (Рамишвили Р.М., 1986).

Монеты. Со второй половины или с конца IV в. из денежного обращения выпадают римские и парфянские серебряные монеты, и подражания римским ауреусам. С V в. на рынках Кавказа и Грузии появляются сасанидская серебряная монета и византийские солиды. Но самым примечательным является тот факт, что с V в. начинается чеканка грузинских и грузино-сасанидских монет. Первые единичные экземпляры сасанидской драхмы появляются в Восточной Грузии во второй половине III в., но они не играли сколько-нибудь важной роли в экономических взаимосвязях. На рынках Картли довольно энергично вращались византийские золотые солиды, например, в Телави, Мцхета, Цинандали, Урбниси и в других пунктах были обнаружены солиды Феодосия II (408–450), в Болниси, Казрети, Хидистави — монеты Льва I (457–474). С 30-х годов V в. в денежное обращение Картли постепенно включаются и сасанидские драхмы.

Картина денежного обращения несколько меняется в VI в., когда на восточногрузинском рынке окончательно утверждается сасанидская драхма.

С VI в. в денежном обращении Восточной Грузии появляется местная монета (Капанадзе Д.Г., 1955; Дундуа Г.Ф., 1976; Джалагания И.Л., 1979), что хорошо отражено в археологических материалах. Неоднократные находки монет, чеканенных от имени правителей Картли Гуарама и Стефаноза I (вторая половина VI в.) указывают на возрождение раннефеодального грузинского государства (Дундуа Г.Ф., 1994). В VI в. в денежном обращении находились также так называемые анонимные грузино-сасанидские монеты.

Характерной особенностью денежного обращения Закавказья, и в частности Грузии, в VII в. является одновременное существование двух различных валют: византийских гексаграмм и сасанидских драхм. В монетных кладах VII в., обнаруженных в разных уголках Грузии, все же преобладают византийские монеты. После ослабления сасанидской империи серебряные драхмы все же были в обращении. Следует отметить, что сасанидская драхма в Лазике не обращалась. Она дальше Аргвети не проникала. В Западной Грузии и, особенно, в Абхазии в обращении были византийские монеты. Только на могильниках Цебельды найдено около 500 монет (Воронов Ю.Н., 1975, с. 87–89, рис. 28), среди них монеты Льва I (457–474), Анастасия I (491–518) и др. В царствование Юстиниана I (527–565) в обращение интенсивно включаются золотые солиды. Подтверждением этого является Чибатский клад (Ланчхутский р-н), содержащий 124 золотые монеты от Тиверия Константина (578–585) до Ираклия (610–641). Нокалакевский клад состоит из 23 монет Маврикия Тиверия (582–602). Если судить по количеству кладов, то становится ясным, что Грузия в раннем средневековье теснейшим образом была включена в международную торговлю.

Лапидарные памятники. Древнейшими образцами грузинского письма являются лапидарные надписи. С самого начала раннего средневековья, как показывают археологические исследования последних десятилетий, на территории Грузии полностью исчезают лапидарные надписи на тогдашнем международном дипломатическом — арамейском языке; резко уменьшаются и со временем исчезают греческие и латинские надписи. В результате археологических исследований последних лет число лапидарных памятников с грузинскими надписями заметно возросло. Анализ этих надписей проливает новый свет на многие вопросы картвелологии.

По новейшим данным, пока самыми древними являются надписи из Некреси (II–III вв.) (Чилашвили Л.А., 1990), Давати (IV в.) (Патаридзе Р.М., 1987), Болниси (IV в.) (Мчедлишвили Б., 1984; Патаридзе Р.М., 1984; Какабадзе С.С., 1984), Палестинии (V в.) (Церетели Г.В., 1960), Урбниси (первая половина V в.) (Шошиашвили Н.Ф., 1965), Мцхетского Джвари (конец VI и начало VII в.) (Чубинашвили Г.Н., 1948). Все эти надписи выполнены письмом асомтаврули (заглавными буквами). Анализ указанного материала дает возможность предположить, что на лапидарных памятниках с округлыми рельефными буквами (классическим примером которого является строительная надпись в Болниси) предшествовали надписи с выцарапанными на поверхности камня графическими буквами.

Подытоживая первую часть нашего неполного обзора памятников материальной и духовной культуры раннесредневековой Грузии, в первую очередь следует отметить те важные изменения, которые произошли почти во всех сферах быта и культуры населения Картли и Эгриси после принятия христианства в качестве государственной религии.

Как и всякая живая культура, грузинская была тесно связана с материальной и духовной культурой соседних стран Передней Азии, Средиземноморского бассейна и Северного Кавказа. Эти связи обогащали грузинскую культуру, но и она, со своей стороны, вносила весомый вклад в развитие культуры соседних стран. Но самой главной чертой материальной культуры Грузии раннего средневековья была несомненная генетическая связь с культурой досредневекового периода. Именно с раннего средневековья особенно ярко проявились самобытные национальные черты грузинской материальной культуры.

Глава 11 Грузия в эпоху развитого средневековья (X–XIII вв.)

В конце VIII и начале IX в. в политической, социальной и культурной жизни Грузии наметились большие сдвиги. Продолжительная и тяжелая борьба народа против арабского ига, в которой были объединены все социальные слои Грузии, постепенно стала приносить ощутимые плоды.

Тбилисскому эмирату, учрежденному Халифом с целью контроля над верховным правителем Грузии и своевременным отправлением в казну халифата ежегодной дани, все труднее становилось держать в руках бразды правления, особенно на периферии, где стали возникать новые княжества и царства. Арабы препятствовали созданию в Грузии сильной местной власти и всячески поддерживали ее децентрализацию (Очерки истории Грузии, 1988, с. 246–353).

Огромное значение в деле восстановления единой грузинской государственности имела Западная Грузия и особенно Абхазское княжество, куда жестокая рука халифа дотягивалась сравнительно реже. С VIII в. этот регион постепенно стал выходить и из сферы влияния Византии. В результате именно Абхазское княжество возглавило процесс объединения всех княжеств Западной Грузии. К концу VIII в. Леон I, эристав Абхазии, объединив всю Западную Грузию и избрав местом своей резиденции город Кутаиси, объявил себя царем. Леон I с активной поддержкой хазарских войск освобождается от вассальной зависимости Византии и активно включается в борьбу за объединение Грузии (Очерки истории Грузии, 1988, с. 280–306).

В VIII в. заметно усиливается Южно-Грузинское княжество. Ашот Багратиони, бывший правитель Картли, укрепляется в городе-крепости Артануджи и, получив от византийского императора звание куропалата, возглавляет обширную провинцию под названием Картвельское княжество (Грузинское княжество). В условиях арабского засилия в центральных регионах Грузии, Картвельское княжество становится убежищем прогрессивных сил и представителей православной церкви Картли. С ростом национального самосознания Картвельское княжество (Тао-Кларджетское царство) превращается в наиболее значительную политическую и экономическую силу и в один из основных очагов средневековой грузинской культуры (Амиранашвили Ш.Я., 1963, с. 12–13).

Важнейшим событием в истории Грузии IX в. следует считать церковное объединение всей Грузии, которое предшествовало политическому объединению страны. Инициатором присоединения к мцхетскому престолу выступило Абхазское (Западногрузинское) царство, которое давно стремилось выйти из-под контроля Константинопольской епархии.

Продолжительная борьба за объединение Грузии к концу X в. завершилась победой прогрессивных сил. После реализации плана Иоана Марушисдзе, государственного деятеля и представителя абхазского царя в Картли, Грузия в 1002 г. стала единым феодальным государством во главе с монархом Багратом III (Очерки истории Грузии, 1988, с. 354–381).

С XI в. в истории Грузии начинается вторая фаза развитого средневековья. Экономические и политические предпосылки объединения всех провинций Грузии были столь внушительными, что даже опустошительное нашествие турок-сельджуков и разорение многих регионов страны не помешало дальнейшему усилению феодальной монархии. Особенно плодотворными для Грузии оказались годы правления Давида IV Строителя, который, освободив Грузию от сельджукских полчищ и осуществив радикальные реформы во всех сферах общественной жизни, превратил Грузию в мощную феодальную державу во главе с монархом.

Период от Давида Строителя (1089–1125) до царицы Русудан (1225) в истории Грузии считается золотым веком. Во время царствования феодальных монархов Грузии и, особенно, царицы цариц Тамар (Басили, 1985, с. 27–52), Грузия достигла зенита своей мощи.

Годы развитого средневековья и, особенно, XI–XII вв. и начало XIII в. были порой расцвета грузинской материальной и духовной культуры.

Изучение истории Грузии развитого средневековья основано на многочисленном и разноязычном материале, прежде всего грузинских письменных памятников.

Важнейшим источником опять следует считать свод исторических сочинений «Картлис цховреба». Особенного расцвета историческая наука Грузии достигла в XI в. В это время жили и творили историки Леонти Мровели, Джуаншер, Сумбат, Давитисдзе. В XII в. в свод «Картлис цховреба» внесли выдающийся исторический труд неизвестного автора «История царя царей Давида» о жизни и деятельности Давида IV Строителя. На рубеже XII и XIII вв. свод «Картлис цховреба» был пополнен такими трудами, как «Жизнь царицы цариц Тамар» Басили Эзосмодзвари и «История и прославление венценосцев» неизвестного автора, где дается описание эпохи царствования Георгия III, отца царицы Тамар и самой царицы цариц Тамар. Замечательным источником средневековой истории является «Матиане Картлисаи» (Летопись Картли) (КЦ, I, 1955; КЦ, II, 1959; Габашвили В.Н., 1955).

Большое значение для изучения истории Грузии IX–XIV вв. имеют армянские и византийские письменные источники. Многие сведения можно почерпнуть из трудов арабских и персидских источников (Очерки истории Грузии, 1988, с. 23–28).

Когда речь идет о письменных источниках, нельзя игнорировать эпиграфический материал — грузинские надписи, в основном, лапидарные (Корпус грузинских надписей, 1980), часть которых обнаружена археологическими раскопками.

Арабы, перекроив политическую карту Кавказа и всего Ближнего Востока, заметно изменили старые экономические взаимоотношения между государствами, что повлекло за собой изменение старой сети торгово-транзитных дорог. Многие старые города, которые были связаны с бывшими торговыми магистралями, постепенно пришли в упадок (Кабалы в Албании, Уджарма, Череми, Жалети и др. в Картли). Но одновременно вдоль новых дорог, особенно в IX–X вв., возникают новые города, которые в Грузии так и назывались ахалкалак-ами, т. е. новгородами (Артануджи, Телави, Кутаиси, Ахалцихе, Ахалкалаки и др.). Но, вместе с тем, продолжали свое существование и довольно бурно развивались те старые города, которые оказались на новых торговых магистралях. В указанный период основными являлись следующие маршрутные пути Закавказья: Барда-Тбилиси, Барда-Двин, Тбилиси-Двин, Барда-Дербенд, Тбилиси-Кутаиси-Поти, Двин-Марага, Барда-Ардебиль, Гонио-Ахалцихе-Двин и др. (Сихарулидзе Э., 1963, с. 175–189).

В Грузии XI–XIII вв. насчитывалось более 35 ведущих городов, кроме того, существовали и небольшие города, ремесленные и торговые поселения, которые играли немаловажную роль в экономической жизни государства (Апрасидзе Г.П., 1985, с. 12).

Тбилиси по-прежнему оставался центром царства и крупнейшим городом Грузии и до начала XII в. резиденцией Джапаридов арабского происхождения (Лордкипанидзе М., 1957, с. 186–201; Габашвили В.Н., 1964, с. 333–346). В XI в. в Тбилиси было организовано городское самоуправление под начальством городских старейшин и купцов. Городское самоуправление, переросшее с 80-х годов XI в. в независимое управление, просуществовало до 1122 г., когда Давид IV Строитель занял город и назначил управляющим своего чиновника — Амира (Апрасидзе Г.П., 1985, с. 45).

В условиях мирного существования и бурного развития ремесел и торговли численность населения Тбилиси быстро возросла. Новые кварталы возникали за пределами городской стены, в западном направлении, вплоть до собора «Лурджи монастери». Расширялся город и на левом берегу Куры. На численность населения Тбилиси косвенно указывают сведения летописца, сообщающего, что в 1226 г. при нашествии хорезмшаха Джелал-ед-Дина в Тбилиси якобы погибло 100 тысяч жителей. По подсчетам исследователей, в Тбилиси в начале XIII в., возможно, проживало около 130–140 тысяч человек (Апрасидзе Г.П., 1985, с. 39).

В Тбилиси в XI–XIII вв. были осуществлены большие строительные работы. После неоднократного разрушения была восстановлена главная крепость города Нарикала. В цитадели крепости были расположены царский дворец, купольная церковь, бани, разные хозяйственные сооружения. Она состоит из двух связанных между собой частей. Восточная часть в плане почти квадратная (71×70 м), а западная часть имеет продолговатую, прямоугольную форму (60×20 м). Из крайних точек крепости (с востока и запада) на склонах горы до р. Куры опускались стены ограды нижнего города. Стены крепости (толщиной до 1,5 м) как в цитадели, так и в нижнем городе были укреплены в плане круглыми или прямоугольными башнями и контрфорсами. Западная часть крепости (вышгород) была снабжена двумя воротами. Одни, «Ганджскарские», находились со стороны царского сада (нынешний ботанический сад), а вторые ворота, более широкие, находятся в северо-восточной части вышгорода. В данной части крепости сохранились остатки древнейшей кладки (Чилашвили Л.А., 1986).

Вторая крепость Тбилиси (по всей вероятности, более древняя), на высокой Таборской горе, после усиления Нарикала (особенно в XI–XIII вв.) стала дополнением последней, и только в экстремальных ситуациях там могли найти убежище жители квартала теплых источников.

Столица Грузии, находясь на перекрестке больших дорог, являлась мощным ремесленным и торговым центром, что наглядно подтверждается не только письменными источниками, но и археологическими данными. Примером этого является керамическая мастерская, расположенная на юго-восточной стороне старого города. Фактически мы имеем дело с крупным производственным комплексом, который простирался от городских ворот до горячих источников. Здесь работа была строго специализирована: мастеровые в квартале керамистов занимались изготовлением лишь высококачественной поливной керамики (Мицишвили М.Н., 1998, с. 61).

Ремесленники Тбилиси занимались стекольным производством, выделкой кожи, кузнечным делом, ткачеством, златокузнечеством, обработкой строительного камня, дерева и драгоценных камней, производством строительной керамики. В городе были объединения (амкари) обувщиков, портных, переплетчиков книг, парфюмеров, цирюльников. Каждая отрасль делилась на подотрасли, что указывает на высокий уровень организации ремесла. Его товарный характер обеспечивал экспорт готовой продукции (Апрасидзе Г.П., 1985, с. 19–26).

Мощная сельскохозяйственная хора Ортачала, Ваке, Делиси, Дигоми, Дидубе-Глдани и др. обеспечивала город дешевыми продуктами.

В начале XIII столетия Тбилиси являлся многолюдным и богатым интернациональным городом, где бок о бок мирно сосуществовали христианские церкви разных конфессий, мечети и синагоги.

Настоящим достоянием города были серные бани, куда из недр земли поступали горячие источники целебного свойства.

В 1225 г. преследуемый монголами шах Хорезма Джелал-ед-Дин вторгся в Грузию, и через год ему удалось захватить Тбилиси. Царица Русудан не смогла организовать сопротивление и бежала в Кутаиси. Хорезмские войска действовали с невероятной жестокостью. По приказу Джелала на Метехском мосту положили икону Богородицы, сюда пригнали огромное количество людей, в основном женщин, стариков, детей, и велели пройти через мост. Кто отказывался наступить на икону, тому отрубали голову и бросали в реку. По словам летописца, в 1226 г. в Тбилиси погибло около 100 тысяч человек. Город был сожжен. Столь разоренная и разграбленная страна не смогла оказать должного сопротивления монголам, которые в 1236 г. появились у границ Грузии. Монгольское нашествие окончательно разорило страну, особенно Восточную Грузию. С разорением городов Грузии, и особенно Тбилиси, экономическое развитие страны пошло на убыль.

Рустави. В развитом средневековье Рустави, политический и экономический центр Кухетского эриставства, продолжал играть важную роль в жизни государства. Этот густонаселенный город со своей мощной крепостью продолжал контролировать важные перекрестки дорог и подходы к Тбилиси с юга (Барда-Гянджа-Рустави-Тбилиси).

Рустави в средневековье занимал обширную территорию на обоих берегах р. Куры, где засвидетельствованы могильники, остатки разных построек жилого и хозяйственного назначения, ремесленные кварталы, датирующиеся IX–XIII вв. Как показали раскопки Вышгорода, две последние ограды (IX–X и XII вв.) крепости были воздвигнуты на той же линии, где проходили стены ограды раннего средневековья. Кроме важнейших дорог, Руставская крепость контролировала начало крупного оросительного канала, который снабжал водой обширные поля к востоку от Рустави. Среди многочисленных построек крепости (баня, жилые помещения и др.) открыты остатки двухэтажного дворцового сооружения, где обнаружены фрагменты стенной росписи, профилированные архитектурные детали, горельефные изображения, обломки стекла из витражей. На территории городища было обнаружено обилие поливной, полихромной керамики и нумизматического материала (около 1000 монет). Кроме грузинских, здесь встречены византийские, куфские, ильгизидские, монгольские и др. монеты, что указывает на широкие экономические связи Рустави с внешним миром. Город был разрушен монголами во второй половине XIII в.

Дманиси расположен на вулканическом плато Южного нагорья Грузии, в Машаверском ущелье, у слияния рек Машавера и Финезаури. Выдвижение и усиление города, упоминаемого с IX в., было связано с торговой дорогой, которая связывала Грузию с Передней Азией. Дманиси с трех сторон был окаймлен высокими скальными обрывами (табл. 122, 1). Несмотря на это, территория города по всему периметру была окружена стенами, но особенно была укреплена южная сторона, где находились главные ворота города. Общая площадь огороженной территории 13 га, а цитадели, находящейся в юго-западной части возвышенного города — 3250 м².

В Вышгороде, который от нижнего города отделялся мощной стеной с контрфорсами, находились жилые помещения дворцового типа, расположенные террасообразно по обеим сторонам узкой улочки (табл. 122, 2–8). На вершине холма, контролирующего всю территорию городища и большой отрезок ущелья, была воздвигнута прямоугольная башня, неоднократно перестраивавшаяся (12,8×6,6 м), с двумя большими опорами. Жилые помещения в цитадели, как и во многих уголках нижнего города, были одно- и двухэтажные, в кладке были использованы базальт и песчаник на крепком известковом растворе. Перекрытие домов — в основном черепичное. Полы большинства помещений выложены плоским кирпичом (0,23×0,23×0,04 м).

На территории нижнего города, у подножия Вышгорода, возведен кафедральный собор «Дманисский Сиони» (VI в.) с пристройкой у главного входа (XIII в.). Улицы в нижнем городе узкие (2,5–3 м). Жилые помещения расположены по обеим сторонам улиц. Раскопками обнаружены городские ворота, тоннель к реке, керамические мастерские, маслобойные цеха, гостиный дом, зернохранилище, марани, остатки городской бани и мечети. В культурных слоях в огромном количестве обнаружены обломки поливной и неполивной керамики, фаянса и стекла, украшения, орудия труда и предметы вооружения и пр. Находки датируются IX–XI и XII–XVI вв. По письменным источникам, в первой половине XIII в. в Дманиси находился монетный двор. Результативными оказались раскопки городского могильника, где вместе с христианами хоронили и мусульман.

При определении дат отдельных слоев помогают монеты, монетные клады и надписи, в основном грузинские. Анализ археологического материала дает возможность заключить, что Дманиси как город прекращает свое существование в XVI–XVII вв. (Мусхелишвили Л.В., 1938; Джапаридзе В.В., 1969; Копалиани Д., 1996).

Самшвилде, один из древнейших городов Грузии, находится у слияния рек Храми и Чивчава, на треугольном мысу. С двух сторон он защищен высокими скальными обрывами, третья сторона была укреплена тщательно. В исторических источниках упоминается как Дедацихе (т. е. мать-крепость — главная крепость). В IV–III вв. до н. э. он являлся центром Самшвилдского эриставства (воеводства) и резиденцией наследственных принцев (Бердзенишвили Д.К., 1979).

В конце X в. Самшвилде превратился в столицу Ташир-Дзорагетского царства. Во второй половине XI в. царь Грузии Баграт IV занял Самшвилде, включив его в состав царского домена. Вскоре в крепости укрепились тюрки-сельджуки, но в 1110 г. войско Давида Строителя освободило город. С этого времени начинается его быстрое развитие. Самшвилде, находясь на трассе важного караванного пути, считался мощным ремесленным центром, где были объединения керамистов, ювелиров, стеклодувов и др. На территории городища сохранились многочисленные остатки жилых, общественных и фортификационных сооружений (Мусхелишвили Л.В., 1942), среди которых особое внимание привлекает христианский храм Самшвилдский Сиони (Чубинашвили Н.Г., 1969).

После монгольского нашествия город постепенно приходит в упадок и во второй половине XVII в. прекращает существование.

Артануджи, политический и экономический центр Таокларджетского царства, возник на перекрестке важных торговых путей. Из Артануджи дороги шли: через Артаани — Ахалкалаки — оз. Паравана-Дманиси до Рустави и Тбилиси, через Батуми к городам Западной Грузии и через Гонио к владениям Византии, через Карс к городам Армении и через Эрзерум к провинциям Каппадокии. Как город он упоминается с рубежа VIII–IX вв. (Месхия Ш.А., 1959, с. 35–36; Чилашвили Л.А., 1970, с. 110–111). В середине X в. Артануджи превратился в один из значительнейших городов Грузии (Очерки истории Грузии, 1988, с. 231). По словам византийского автора Константина Порфирородного: «Артануджская крепость очень крепка и имеет большой посад и также город. И туда прибывает товар из всех земель Трапезунда, Иберии, Абхазии (т. е. Западной Грузии), Армении и Сирии. И с этих товаров он получает большие пошлины. Артануджская земля, т. е. Арзен, велика и плодотворна и является ключом Иберии, Абхазии и страны месхов» (Георгика, 1952, с. 278–279).

Артануджская крепость с мощной цитаделью является незаурядным памятником архитектуры. Городище, находившееся в пределах Турции, пока археологически не изучено, но имеется описание отдельных его компонентов, например, на территории городища, по словам Д. Бакрадзе, привлекали внимание остатки грандиозной церкви (Бакрадзе Д, 1880, с. 47).

Кутаиси. С IX в. начинается быстрое возрождение Кутаиси. Завершается строительство ограды нижнего города, строятся новые жилые и хозяйственные помещения. Особо следует отметить строительство нового дворца. Это крупное кирпичное здание прямоугольной формы (длина — 21 м, ширина — 18,5 м), со многими компонентами и двумя большими залами, сводчато-арочными дверями и окнами. Составной частью дворцового комплекса является остаток бани с гипокаустной системой и трассой водопровода (Ланчава О.И., 1995, с. 34–35).

Особый этап в истории Кутаиси начинается с воцарением Баграта III (Ланчава О.И., 1995, с. 35; Габрадзе А.А., 1999), когда Кутаиси был объявлен столицей объединенного грузинского царства (1001 г.). Баграт III (975-1014), энергичный и дальновидный правитель, неустанно занимался благоустройством Кутаиси. Большие строительные работы были развернуты в цитадели города. К северу от старого кирпичного дворца, на самой высшей отметке Вышгорода, было воздвигнуто построенное из тесаных квадров крупное здание нового дворца, в плане прямоугольное (30×14 м), ориентированное с юга на север. Вершиной строительной деятельности Баграта III следует считать кафедральный собор, построенный на территории внутренней крепости. Кафедральный собор Баграта являлся одним из лучших образцов грузинского христианского зодчества. В развитом средневековье стены ограды нижнего города переходили на правый берег Риони, где предполагается деловая и торговая часть города — Рабад. На обширной территории Рабада существовали разные мастерские, где трудились ремесленники города и где, должно быть, находилась торговая биржа.

Возрождению и росту Кутаиси способствовала богатейшая сельскохозяйственная хора, которая теснейшим образом была включена в жизнь города. На обширной территории сельской хоры возникли своеобразные спутники города (Моцамета, Гегути, «Мцване квавили», Гелати, Сатаплия и др.), которые дополняли жизнедеятельность города. Например, в Гегути возник дворцовый комплекс Багратионов, а в Гелати был основан мощный центр просвещения, где под покровительством известного монастырского комплекса функционировала Гелатская Академия, центр научной мысли Грузии того времени. После освобождения Тбилиси Давидом IV (1122 г.) и перенесения столицы из Кутаиси в Тбилиси, город постепенно теряет былое значение, но долго сохраняет свое реноме второго центра в государстве.

Ахалкалаки (Джавахетский) возник на рубеже IX–X вв. на важной торговой трассе и перекрестке дорог (Месхия Ш.А., 1959, с. 36; Джандиери Е.Г., 1983, с. 24; 1969, с. 46–73), у слияния двух рек: Тавфаравани и Мурджахетисцкали.

По летописи «Картлис Цховреба», Ахалкалаки, возникший на смену древнему городу Цунда, в царствование Баграта III (975-1014) еще не имел ограду. Лишь при царе Баграте IV (1027–1072) была построена Ахалкалакская ограда. Это произошло в 1044–1045 гг., после чего новый политический и экономический центр Джавахети приобретает функцию города-крепости (Месхия Ш.А., 1959; Чилашвили Л.А., 1970; Очерки истории Грузии, 1988, с. 231; Джандиери Е.Г., 1983, с. 15–16). Археологические раскопки показали, что в середине XI в. в Ахалкалаки велось интенсивное строительство как оборонительных сооружений, так и жилых и хозяйственных зданий. Несмотря на жестокое нашествие турок-сельджуков и разорение всего построенного, с начала XII столетия намечается бурное развитие города. К этому времени заново укрепляется цитадель, строятся новые ворота, проводится подземный ход, ведущий за пределы крепости (длина — 150 м). Тоннель связывает двор цитадели с левым берегом р. Тапаравнисцкали. Это превосходно сохранившееся уникальное подземное сооружение отражает высокое развитие инженерного искусства и строительного дела в средневековой Грузии. Внушительно выглядят развалины городского караван-сарая. У городских ворот сохранилась надпись, где упоминается мать Баграта IV — Мариам (XI в.).

Большая часть археологического материала: поливная и неполивная керамика, украшения из стекла, разные бытовые предметы — безусловно местного происхождения, датируются XII–XIII вв. После нашествия монголов и неоднократного разрушения, город постепенно приходит в упадок.

Телави расположен во внутренней Кахети, на правом берегу р. Алазани. Город раскинулся на северных склонах Цивгомборского хребта. С севера он граничит с Большим Кавказом (Рчеулишвили Л.Д., 1963; Ломтатидзе Г.А., 1969; Чикоидзе Ц.Н., 1979). На основании археологических раскопок установлено, что древний Телави был расположен на месте современного (Чикоидзе Ц.Н., 1979).

Самым ранним упоминанием Телави следует считать сведение греческого географа Клавдия Птолемея о городе «Teleda». Возможность тождества Телави с Teleda подтверждается существованием торгово-караванной магистрали, известной под названием «обходной дороги», одно ответвление которой проходило через Телави.

Более обстоятельные сведения об этом городе имеются у арабского географа X в. ал-Мукаддаси. По этим сведениям Телави предстает перед нами цветущим городом.

В грузинских письменных источниках о Телави нет прямых сведений до XI в. В начале XI в. было создано объединение Кахет-Эретское царство, получившее название Кахети. Это повлекло за собой превращение Телави в его политический центр. В это время Телави является одним из важнейших городов Восточного Закавказья (Чикоидзе Ц.Н., 1979).

Среди наземных архитектурных памятников Телави привлекает внимание ограда X–XI вв., фрагменты которой сохранились в местечке «Дзвели галавани». Во время раскопок «Дзвели галавани» обнаружены остатки замка, который был дворцом первого владетеля кахетского княжества. За территорией замка раскопками обнаружена керамическая мастерская с гончарной печью. С IX–X вв. в Телави намечается подъем керамического производства. С XI в. появляется глазурованная посуда местного производства, которая достигает наивысшего совершенства в XII и первой половине XIII в. Наряду со старыми формами появляются новые, начинается выпуск многоцветной керамики (Чикоидзе Ц.Н., 1979).

Заслуживают внимания и изделия из стекла, в частности браслеты, многочисленность которых заставляет предполагать, что они являлись украшениями, легкодоступными для широких слоев населения как города, так и деревни.

Город располагался на перекрестке нескольких дорог, которые соединяли его с известными торгово-караванными путями. Это способствовало развитию торговли и ремесел. В Телави обнаружены монеты как грузинской чеканки, так и иностранные.

Со второй половины XIII в. в результате нашествия монголов город приходит в упадок. Ослабевают ремесленное производство и торговля. Город на долгое время теряет политическое значение (Чикоидзе Ц.Н., 1979).

Уплисцихе. Пещерный город Уплисцихе играл особую роль в политической и экономической жизни Грузии. Среди археологических находок материалы развитого средневековья представлены довольно богато, что вместе с письменными источниками дает возможность проследить основные этапы развития этого очень своеобразного города (Миндорашвили Д.В., 1990).

В IX–X вв. в Уплисцихе продолжались строительные работы, при этом интенсивно использовались высеченные в скале залы античной эпохи (Карумидзе Т., 1960). Вместе с тем в данный период было высечено несколько залов, являющихся замечательными образцами скальной архитектуры. Помещения, построенные обычным методом, в плане прямоугольные и перекрыты черепицей. На развалинах старых пещер в IX–X вв. была возведена кирпичная трехнефная базилика и оборонительная стена, тоже кирпичная, защищавшая центр города (Очерки истории Грузии, 1988, с. 455). В городе процветало ремесленное производство. Экономическому росту города, помимо сухопутных дорог, которые проходили через город, способствовал и речной путь через р. Кура. Как известно, на берегу Куры город имел пристань, где могли останавливаться плоты, плывшие из Земо Картли в Тбилиси и ниже.

В XI–XIII вв., по анализам археологического материала, местное керамическое производство постепенно приходит в упадок, особенно после освобождения Тбилиси, где был сосредоточен весь управленческий аппарат и где бурно развивалось ремесло. Городское хозяйство Уплисцихе теперь ориентируется на сельское хозяйство. Особенно возрастает роль виноградарства и виноделия, на что указывают высеченные в скале давильни (Миндорашвили Д.В., 1990, с. 19–25). После монгольского нашествия и без того ослабленный город уже не смог оправиться. Начиная с XIV в., в пещерном городе следы активной жизни не прослеживаются (Миндорашвили Д.В., 1990, с. 29).

Важнейшими городами Земо Картли (Самцхе-Джавахети) являлись Тмогви и Ахалцихе.

Тмогви — город-крепость в Джавахети возник в IX-X вв. (Месхия Ш.А., 1959) и являлся мощным военно-стратегическим и экономическим пунктом. В письменных источниках упоминается в первой четверти X в.

Тмогви имел хорошо укрепленный Вышгород на высоком скальном массиве и надежную ограду с башнями. В нижнем городе и вокруг ограды имелись многие здания частного и общественного назначения. В XI в. сильным землетрясением город был разрушен до основания, но в XIII в. восстановлен. Город и его округа являлись феодальным уделом фамилии Гамрекел-Торели. С XIV в. город становится родовым владением Мхаргдзели.

Ахалцихе в письменных источниках упоминается с XII в. До XII в. данный пункт назывался Ломсианта (КЦ, IV, с. 663), который, по письменным источникам, построил в IX в. Гуарам Мампали, что подтверждается археологическими находками (Месхия Ш.А., 1959, с. 37). Замена старого названия новым (Ахалцихе, т. е. новая крепость), должно быть, была вызвана тем, что в XII в. была основательно перестроена или же заново построена крепость города.

Ахалцихе имел мощную цитадель, обширный Рабад, церкви, общественные здания и др. В городе существовал монетный двор. Находясь на перекрестке важных дорог, он играл заметную роль в экономической жизни Грузии. На внешние связи этого города указывает обнаруженный в 1906 г. клад византийских монет, пять из которых чеканены от имени Константина VIII (1025–1028).

Несмотря на неоднократные опустошения, город Ахалцихе сохранил свою мощь и в позднем средневековье, являясь политическим центром Самцхе-Джавахети.

В развитом средневековье важными поселениями городского типа и довольно активными ремесленными центрами являлись Олтиси, Мцхета, Уджарма, Манглиси, Ацкури, Эрушети, Начармагеви, Бочорма, Болниси и др. Важными транзитными торговыми и ремесленными центрами были Ахалкалаки (Триалетский), Сурами, Али, Баралети, Хорнабуджи. Во многих этих городах имелись караван-сараи, крепость, таможня, церкви и др.

В предгорной полосе Грузии существовали сравнительно небольшие города — политические центры отдельных воеводств, которые являлись проводниками государственной политики в горных регионах Грузии и которые регулировали взаимоотношения между горными и равнинными регионами Грузии (Некреси, Кветера, Жалети, Жинвали, Ахалгори, Цхинвали, Сачхере, Атени и др.). Эти города особенно активизировались во второй половине развитого средневековья и располагали довольно мощными экономическими рычагами, а некоторые из них являлись солидными ремесленными очагами. Таким примером является Жинвали, возникший на транзитной дороге мирового значения еще в первых веках н. э.

Город Жинвали был расположен у слияния двух рек — Мтиулетской и Пшавской Арагви, на обоих берегах, в 30 километрах от Мцхета. Основная часть города, где работали ремесленники, торговцы и жили простые горожане, находилась на левом берегу реки, данное место называется «накалакари» (т. е. городище). В левобережной части находились также: главная крепость на скальной вершине с цитаделью, являющаяся резиденцией владетеля Жинвали, несколько церквей, гостиный двор (80×10 м), разные мастерские, пригородный квартал, обширный могильник и др. Левобережная часть города была окаймлена мощной стеной и с юга была снабжена воротами, которые были защищены четырехугольной башней. Жилые кварталы были расположены вдоль реки (в пределах ограды) и на склонах прилегающей горы террасообразно.

Левобережная часть города была связана с правым берегом мостом, который был перекинут через Арагви в самом узком месте ущелья, в южной части города. Правый берег города был занят царским дворцом Багратионов с крепостью и мощной оградой на берегу реки. Раскопками в пределах ограды выявлены остатки дворцового здания, церковь зального типа, огромное винохранилище. В главной башне, на уровне первого этажа и в других помещениях обнаружено большое количество керамики, в том числе поливной, и фрагменты импортной фаянсовой посуды времен царя Георгия Блистательного (1314–1346). Правобережная часть дополнительно была укреплена крепостью на высокой скале, которая вместе с дворцовой крепостью контролировала главную трассу торговой магистрали в сторону перевала через Кавказский хребет.

Как указывают письменные источники, Арагвское ущелье и, естественно, Жинвали входило в царский домен, и Жинвали как важный политический и экономический центр выдавался царями во временное пользование особенно заслуженным феодалам и должностным лицам. Одним из них при дворе царицы Тамар был Чиабер Торели, министр внутренних дел. Город сильно пострадал при нашествии монголов и окончательно был разорен полчищами Тамерлана, который с особой жестокостью действовал против жителей Арагвского ущелья.

Резко отличается от вышеназванных городов Ареши, расположенный в Кварельском районе, на территории с. Мтисдзири, в предгорной части небольшого ущелья.

Поселение состоит, в основном, из церквей, вокруг которых сконцентрированы отдельные участки, часто со своими оградами. В Ареши отсутствует общая система обороны, не обнаружены здания для управленческого аппарата, что так необходимы для обычного города, не говоря уже об экономическом центре. Необычным кажется огромное количество церквей для одного, правда обширного, поселения. При раскопках выявлено два хронологических периода: IV–IX и X XII вв. Следы материальной культуры развитого средневековья и могильника обнаружены почти во всех участках поселения. На участке базилики, например, были вскрыты 216 каменных ящиков. Обилие поливной керамики объясняется наличием керамического производства. Возможно, мы имеем дело с крупным поселением религиозного характера, хотя эти поселения не были лишены и стратегического и политического значения, на что указывают письменные источники, повествуя о борьбе между правителями Абхазии и Кахети, когда в X в. Адарнас Патрик, владыка Кахети, вынужден был уступить Ареши и Гавази царю Абхазии (КЦ, 1955, с. 33).

Замечательными памятниками прошлого являются приморские города Грузии: Гонио, Батуми, Хопети, Поти, Сухуми, Бичвинта, Анакопия и Никопейя. Из этих городов сравнительно лучше археологами изучены Гонио, Сухуми, Бичвинта.

Гонио (Апсарос) — важнейший стратегический пункт в юго-восточной части Черного моря, у впадения в море р. Чорохи, на перекрестке больших торговых дорог.

Как известно, крепость Гонио с башнями, построенная еще в римское время, в целостности была сохранена и в эпоху развитого средневековья. Предполагают, что одна ветвь р. Чорохи огибала городище с юга, впадая в море чуть западнее крепости, по ней могли двигаться легкие корабли, тем более что р. Чорохи в нижнем течении была годной для судоходства.

Раскопками последних лет (Хахутайшвили Д. и др., 1999) выявлено огромное количество археологического материала, среди которого привлекает внимание обилие обломков поливной посуды. Среди глазурованной посуды имеются экземпляры, типологически близкие к восточногрузинской глазурованной керамике, которые могли распространяться до побережья Черного моря через Чорохское ущелье. В IX–X вв. Гонио можно считать морскими воротами Тао-Кларджетского царства. Подобную функцию могла выполнять Гонио и в позднем средневековье.

Батуми в развитом средневековье являлся значительным пунктом, через который, кроме морского маршрута, проходили сухопутные дороги из Чорохского ущелья и с морского побережья к городам Западной Грузии (Каухчишвили С.Г., 1950/51; Кахидзе А., Хахутайшвили Д., 1989). К сожалению, средневековая крепость Батуми археологически не изучена. Также скудны наши знания о Поти. Зато намного лучше изучен город Цхуми (Себастополис), политический центр и главный морской порт Абхазии.

Цхуми (Сухуми), один из древнейших городов античного времени, интенсивно развивался и в средневековье. Сухуми сохранял важное значение как морской порт и экономический центр Абхазского царства (Гунба М.М., 1988, с. 33). Непрерывные следы городской жизни прослеживаются от Сухумской древней крепости до развалин замка Баграта III. Результативными оказались полевые исследования на Сухумской крепости, где обнаружены жилые и хозяйственные помещения и соответствующие вещественные материалы. Мощный слой зрелого средневековья был обнаружен на восточном берегу р. Баслы (Воронов Ю.Н., 1969; Трапш М.М., 1958; 1955; Шервашидзе Л.А., Соловьев Л.Н., 1960 и др.).

На территории Сухуми среди прочих находок (как в центре, так и на периферии) часто встречаются образцы поливной керамики, в том числе полихромной, которые датируются XII–XIII вв.

Анализ археологического материала показывает, что значительный подъем город Сухуми переживал с X в., а пика своего развития достиг в XIII в. (Гунба М.М., 1988).

Значительным центром развитого средневековья являлась Бичвинта (Пицунда), где находился собор X в., бывший кафедральным.

Крайним крупным населенным пунктом и сильной крепостью в границах Грузии являлась Никопсия (в окрестностях нынешнего Туапсе), морской порт и стратегический пункт, контролирующий сухопутные дороги в сторону горных переходов.

Несмотря на высокий уровень урбанизации феодальной Грузии и развития ремесленничества, главные богатства государства, без сомнения, создавались в селе. Поэтому одной из важнейших проблем истории Грузии является усиленное изучение средневековых селищ. К сожалению, уровень изученности средневекового села пока намного отстает от желаемого.

Археологическое изучение средневековых селищ Грузии берет начало в середине XX в. Основные работы были осуществлены в районах Квемо (Нижний) Картли. С 1964 г. были проведены раскопки на селищах в Болнисском и Боржомском р-нах под руководством Г.М. Насидзе (1969; 1973; 1975).

Значительные работы были проделаны по изучению селищ в Арагвском ущелье в 1971–1990 гг. Следует отметить, что селища Западной Грузии, по сравнению с Картли, изучены намного хуже (Гзелишвили И.А., 1966, Насидзе Г.М., 1975).

Характер селищ по выбору экспозиции, структуре села и по архитектуре жилых и хозяйственных построек обусловлен геоклиматическим и хозяйственным своеобразием каждого региона.

В Восточной Грузии, где преобладает континентальный климат, сухая почва, суровая зима и меньше лесов, в условиях острого земельного кризиса селения строились компактно на участках, непригодных для обработки. Дома фасадами, в основном, были направлены к востоку, и нередко стены домов наполовину сидели в земле, что в условиях холодной зимы обеспечивало сохранение внутри жилища сносной температуры. При выборе мест для села предпочитали близость к лесным массивам.

В Западной Грузии в условиях субтропического климата и обильных дождей земледельцу приходилось постоянно бороться с избыточной влагой: дома строили деревянные, на сваях, оберегаясь от излишней влаги, селение занимало обширную территорию, так как каждый дом со своими хозяйственными постройками находился в собственной усадьбе. Только в горной полосе Западной Грузии была распространена каменная архитектура, лучшим примером которой является сванское село со своими защитными башнями и большими жилыми помещениями.

Селища Восточной Грузии.

Селище Испиани (Нижний Картли, Болнисский р-н) расположено на правом берегу р. Казретула. Жилищные постройки расположены на прибрежных террасах. Физическим и духовным центром села является церковь св. Троицы (XII в.). В раскопанном жилом комплексе центральную часть составляет «Дарбази» — большое помещение (56 кв. м), по всей вероятности, с венцовым перекрытием, вокруг которого располагаются хозяйственные помещения: кухня (22 кв. м), марани (винохранилище — 18 кв. м), хлев (66 кв. м). В винохранилище обнаружено 14 больших сосудов для хранения вина, зарытых в землю и покрытых плоскими и круглыми каменными плитами. Общая вместимость винных сосудов (около 3500 литров) свидетельствует, что часть вина могла быть предназначена для продажи (Насидзе Г.М., 1969).

Раскопанный комплекс считается усадьбой состоятельного крестьянина, интенсивно занимающегося, кроме виноградарства, скотоводством и полеводством. При раскопках жилых комплексов в большом количестве обнаружены обломки поливной и неполивной керамики, металлические предметы разного назначения, украшения, в том числе из стекла. На основании анализа археологического материала, в том числе поливной полихромной керамики, селище Испиани датируется XI–XIII вв. (Насидзе Г.М., 1975, с. 5, 6).

Большой интерес представляет селище Гомбати (Болнисский р-н), где обнаружено 18 жилых комплексов, которые расположены вдоль проселочной дороги по обеим сторонам, террасовидно. Типичная усадьба состояла из следующих помещений: 1) передняя; 2) помещение с камином; 3) дарбази — главное помещение; 4) помещение с горном; 5) кухня. Крестьянин, живший в этом доме, кроме сельского хозяйства, видимо, занимался ремесленничеством (производство железа).

Здания, обращенные к склону задней стеной, наполовину сидели в земле, такой прием строительства характерен и для других селищ.

На селище Свиа (Болнисский р-н), где раскопано 28 комплексов, наряду с усадьбами из четырех-пяти помещений, встречаются и такие комплексы, которые состоят из шести-восьми помещений. В одной усадьбе: 1) дарбази (площадь 63,6 кв. м); 2) передняя комната (20 кв. м), 3) хлебопекарня (12 кв. м); 4) мастерская (14 кв. м); 5) комната с горном (8 кв. м); 6) марани (винохранилище, 20 кв. м); 7) кухня (20 кв. м); 8) хлев (48 кв. м) (Насидзе Г.М., 1975, с. 9). Составными частями усадьбы здесь и на других селищах Квемо Картли являются небольшой дворик перед домом, помещение для сена, летнее стойло скота и др. Открытые дворики выложены камнями.

Селище Начивнавеби (табл. 123, 3–7). На территории района Дедоплисцкаро обнаружено множество селищ, но самые значительные работы проведены на берегу р. Чивчава, где на крутом склоне расположено селище Начивчавеби. Изучено 34 комплекса (Гзелишвили И.А., 1956; 1966; 1964), в центре которых находятся развалины церкви зального типа. Задние стены всех зданий глубоко врезаны в землю. Стены, толщина которых достигает 2,5 м, выложены большими необработанными андезит-базальтовыми глыбами, на глиняном растворе, хотя кое-где применяется и известковый раствор. Отдельные комплексы имеют собственную ограду, что является характерным явлением для всей Восточной Грузии.

В центре жилого комплекса в Начивчавеби (как и на других селищах) находится большой зал с опорным столбом. Дома одноэтажные. Добытые при раскопках материалы (керамика, в том числе поливная, полихромная, большие сосуды хозяйственного назначения, в основном, винные, жерновые и др.), дают возможность датировать селище XI–XIII вв.

Небольшая группа селищ изучена раскопками и в Арагвском ущелье, хотя разведками Р.М. Рамишвили, В.А. Джорбенадзе, И.Д. Циклаури, Д.Н. Гвасалия, Г.М. Рчеулишвили и др. в этом регионе выявлено около 500 селищ разных времен, в основном, развитого и позднего средневековья.

Особый интерес представляют селища предгорной части Арагвского ущелья, где на паритетной основе сосуществовали хозяйственные отрасли, характерные как для равнинной части Картли (виноградарство, полеводство, садоводство), так и для горных регионов (животноводство, полеводство). Такой симбиоз многоотраслевого сельского хозяйства наложил свой отпечаток и на архитектуру крестьянского жилища. Примером сказанного являются селища Девебиани и Дидруви (табл. 123, 1, 2), расположенные в ущелье Пшавской Арагви в двух-трех километрах от городища Жинвали. Оба селища размещены на крутых склонах правого берега р. Пшавской Арагви, террасообразно. На селище Девебиани раскопаны три, а в Дидруви — четыре комплекса. Типичная усадьба крестьянина состояла из трех-пяти помещений. Обязательными являлись: жилая комната (25–35 кв. м), хлев (25–30 кв. м), винохранилище (15–20 кв. м). Некоторые усадьбы имеют стойла для лошадей и помещения хозяйственного назначения разных размеров, с ямой для хранения зерна. Указанные помещения были расположены на двух горизонтах, со стороны фасада создавалось впечатление двухэтажного дома: хлев для 5–7 голов рогатого скота был расположен на нижнем уровне, жилая комната и остальные помещения на — верхнем уровне, так что плоское перекрытие хлева являлось своеобразным маленьким двориком для жилой комнаты. Стены ям для хранения зерна выложены камнями на известковом растворе, а в марани были зарыты большие винные сосуды карасы в среднем общей емкостью 500-1000 литров. Очевидно, что жители сел в окрестностях г. Жинвали занимались как виноградарством и другими сельскохозяйственными культурами, так и животноводством, в том числе коневодством.

Археологические находки в культурных слоях этих и других селищ (например, Мгвиме, Тетригза, Абаносхеви, Бантареули и др.) свидетельствуют о влиянии на сельский быт ремесленного торгового города Жинвали. По полихромной керамике больших и малых сосудов хозяйственного назначения, по украшениям из стекла, металлическим предметам, в том числе специальным ножам для подрезки виноградного куста, и по монетам эти селища датируются XI–XIV вв. (Рчеулишвили Г.А., 1986, с. 57–66).

Следующая группа селищ была изучена в Боржомском ущелье. Узкие склоны Боржомского ущелья изрезаны многочисленными речками и оврагами. Старые селения были размещены на склонах ущелий. Археологические исследования показали, что селища этого края по планировке поселений и отдельных жилищ резко отличаются от селищ Восточной Грузии (Насидзе Г.М., 1975, с. 12).

Например, Ликанское селище, возникшее еще в раннем средневековье (где зафиксирована трехцерковная базилика VIII в.), продолжала свое существование и в развитом средневековье.

Типичный крестьянский дом здесь состоит из дарбази (зал) с огороженным двориком перед ним, вокруг двора расположены помещения хозяйственного назначения, в том числе марани с тремя кувшинами (квеври). Ширина стен в некоторых местах достигает почти трех метров, кладка сухая. Верхние культурные слои датируются XI–XIII вв.

Селище Надикреби занимает обширную территорию на берегу р. Куры, чуть ниже сел. Чобисхеви, крестьянские жилища расположены террасообразно. Раскопками выявлен полный комплекс усадьбы зажиточного крестьянина, который состоит из 10 помещений: два зала (дарбази), четырехугольные в плане, круглые помещения перед ними, кухня, два винохранилища, трапезная, передняя и хлев крупного размера.

Главные помещения дома выстроены из крупных, плотно подогнанных друг к другу плохо обработанных камней, кладка полигональная, сухая. По археологическим данным, дом был построен в раннем средневековье и там жизнь возобновлялась, как минимум, еще два раза: в X–XI и XII–XIII вв. Многочисленные находки хозяйственной, кухонной и столовой керамики, в том числе поливной, предметы быта, орудия труда, обломки маслобойных камней и т. п. указывают на сложность хозяйствования.

В Восточной Грузии, кроме вышеописанных селищ, уже существовали редкие типы поселений, которые возникали в экстремальных условиях для защиты сельского населения. Таковыми являлись: дарани, вернее система даран, т. е. подземных помещений, которые были связаны между собой узкими проходами и были снабжены тайными входами (например, на Цалкинском плато) и пещерные селища в глубоких речных каньонах почти по всей Грузии, но особенно широко — в Нижней Картли (Джавришвили К., 1963; Бахтадзе Н., Лежава П., 2001) (табл. 123: 11–13).

Поселения типа дарани возникали на горных массивах, где отсутствовал лес, естественное укрытие от неприятеля.

Что касается пещерных комплексов, то, как показали археологические исследования, они все искусственного происхождения. Многие из них существуют с раннебронзовой эпохи, в развитом средневековье они использовались после некоторых перестроек, одновременно высекались в скале новые комплексы (Бахтадзе Н., Лежава П., 2001). Они рассчитывались на довольно долгое проживание, естественно, соразмерно с экстремальными ситуациями.

В Западной Грузии селища и другие археологические памятники сравнительно удовлетворительно выявлены в Абхазии, Аджарии и в горной полосе Большого Кавказского хребта. Указателями местонахождения селищ в Абхазии являются сельские церкви зального типа, крепостные сооружения и могильники. В Абхазии, например, археологические памятники развитого средневековья изучены намного лучше, чем предшествующего периода. В последние десятилетия исследовались: церкви и христианская архитектура (Шервашидзе Л.А., 1960; 1967; Якобсон А.Л., 1972; Рчеулишвили Л.Д., 1978; Кация А.К., 1963 и др.); поселения и крепости (Трапш М.М., 1975; Гунба М.М., 1979; Воронов Ю.Н., 1969; Шамба Г.К., 1974; Бгажба О.Х., Воронов Ю.Н., 1980); материальная культура (Бгажба О.Х., 1972; Гунба М.М., 1979 и др.).

Сельские поселения Абхазии, как и по всей Западной Грузии, имели хуторскую структуру. Жилые и хозяйственные сооружения одного дома находились в собственной усадьбе, и эти усадьбы друг от друга отстояли на несколько сот метров. Сохранились следы деревянных крестьянских построек. Черные пятна, оставленные после пожарища от таких построек, были обнаружены в окрестностях Цебельды.

В Аджарии, как в равнинной зоне, так и в горной полосе, и особенно в ущелье Ачарисцкали, сельская архитектура была деревянной. Селища там тоже фиксируются по сельским могильникам и церковным сооружениям. Приметами таких селищ часто служат давильни для обработки винограда, которые строились из камня на известковом растворе. В горной полосе селища были расположены на крутых склонах (Мамуладзе Ш.Х., 1993; 2000).

Открытия последних лет опровергли мнение, что могильники XI–XIV вв. безынвентарные и не представляют особого интереса.

Полное представление о могильниках этого периода в основном дают памятники Восточной Грузии, а в Западной Грузии они изучены менее.

Могильники развитого средневековья в основном устроены во дворе церквей и вокруг них. В большинстве случаев погребения расположены плотно и в один-три яруса. Обряд захоронения христианский, скелеты лежат в вытянутом положении со скрещенными на груди или вдоль тела руками, головой на запад. Ориентировка запад-восток и лишь часть погребений — с небольшими отклонениями. В семейных погребениях, как правило, кости погребенных ранее покойников сдвинуты в восточную сторону, а последний скелет лежит в вытянутом положении. Погребения в основном заполнены землей, за исключением погребений со стенами в виде каменной кладки и склепов. В семейных погребениях часто встречаются остатки деревянных угольков, которые, видимо, были связаны с ритуалом очищения погребения перед новым захоронением.

Погребальный инвентарь в основном состоит из украшений и предметов одежды. В виде исключения встречаются предметы домашнего обихода и боевого оружия.

Погребальный инвентарь в большинстве случаев находит сходство среди материалов, выявленных на городищах и селищах Восточной Грузии, и датируется XI–XIV вв. Эту же датировку подтверждают монеты, найденные в погребениях. Среди них медные монеты Георгия III, цариц Тамар и Русудан, Давида Нарина, серебряные монеты Давида VIII, хулагуидские и др.

Нужно отметить, что погребения, относящиеся к городским и сельским поселениям, по устройству и обнаруженному в них инвентарю вполне идентичны между собой, что свидетельствует о культурно-экономических взаимосвязях населения. Керамические изделия в погребениях в основном представлены небольшими тонкостенными сосудами с одной или двумя ручками из хорошо отмученной глины белого или розоватого обжига (табл. 124, 29–32, 35). Поверхность большинства сосудов гладкая, лишь часть из них украшена черными красками и имеет каннелюры и шишкообразный орнамент. Эти сосуды чаще всего встречаются вместе с детскими захоронениями.

В склепах, раскопанных в Гудрухи и Барисахо, впервые обнаружены глиняные неполивные светильники.

Среди погребального инвентаря этого периода чаще всего встречаются изделия из стекла, особенно браслеты и бусы (табл. 124, 1–3). Стеклянные сосуды (Чхатарашвили М.Н., 1978, с. 35–46) по назначению относятся к бокалам и парфюмерно-аптечным (табл. 124, 25–27). Браслеты по цвету черные, синие, зеленые, коричневые, а по форме трехгранные, гладкие, крученые, мелкокрученые. Места соединений браслетов утолщены или имеют зубчики.

Также разнообразием форм отличаются и предметы, изготовленные из железа, бронзы, серебра, золота и камня.

На могильниках Восточной Грузии зафиксировано несколько типов погребений. Особым многообразием типов выделяются могильники, изученные в предгорьях и горных районах. На могильниках равнинной части распространены грунтовые индивидуальные погребения (табл. 125: 7). Некоторые грунтовые погребения из Руставского (Ломтатидзе Г.А., 1955, с. 192–195; Чилашвили Л.А., 1958, с. 136–148) и Дманисского могильников (Джапаридзе В.В., Артилаква В.Э., 1971, с. 65–66; Гочиашвили М., 1986, с. 49–53), имели деревянные перекрытия, от которых сохранились рамки. Встречаются грунтовые погребения, перекрытые каменными плитами, с одним захоронением. Выделяется могильник Джварипатиосани в с. Абаносхеви (Ломидзе Ц.Ш., Циклаури И.Д., 1985, с. 471), где в глубоких ямах захоронено по нескольку покойников и погребение перекрыто хорошо обработанными каменными плитами.

На могильнике Руставского городища зафиксировано единственное погребение с сырцовыми стенами.

Почти на всех могильниках встречаются погребения в каменных ящиках, продольные стены которых состоят из небольших плитняков, в один-два ряда приставленных друг к другу, а поперечные — из одного камня (табл. 125, 2–4). Погребения перекрыты несколькими плитами. В них захоронено от одного до трех человек. Внутренняя длина — 1,6–1,7 м, ширина — 0,5 м. Среди погребений этого типа своими размерами выделяются погребения, раскопанные в Иорском Сиони (Рамишвили Р.М., 1970). Стены возведены из травертиновых плит и скреплены известняком. Внутренняя длина — 2,3–2,7 м, ширина — 1,1–1,3 м, глубина — 1,5–1,7 м.

На могильниках Иорского и Арагвского ущелий (Джорбенадзе В.А., 1983, с. 131–166; Маргвелашвили М.Г., 1980, с. 40) встречаются погребения со стенами в виде каменной кладки (табл. 125, 6). У погребений этого типа продольные стены в нижней части состоят из каменных плит, приставленных друг к другу вертикально, а сверху уложена кладка горизонтально в 4–6 рядов. В поперечных стенах используются скальные плиты. Погребения перекрыты приставленными друг к другу каменными плитами. В западной части погребения приподнимался камень перекрытия и оттуда происходило захоронение. В этих погребениях насчитывается от четырех до десяти скелетов. Внутренняя длина погребений — 2–2,2 м, ширина — 0,5–0,6 м, глубина — 0,5–0,7 м.

В предгорьях и горах Восточной Грузии вместе с погребениями этих двух типов на могильниках сосуществуют семейные склепы (табл. 125, 5, 7-10), которые археологически лучше всего изучены в Арагвском ущелье. На Жинвальском могильнике Накалакари распространены большие склепы, в плане имеющие форму, близкую к прямоугольнику со слегка закругленными углами. Стены возведены из квадратных и плоских камней в 7-10 рядов. Верхние 3–4 ряда южной, восточной и северной стен склепа сдвинуты вовнутрь малыми ступеньками, и этим создается опора для перекрытия — «ложный свод». Западная стена возведена ровно, и в ней часто встречаются одна-две каменные ступени. Склепы перекрыты каменными плитами больших размеров, уложенных рядом. Захоронение производилось с западной части погребения, сверху, где приподнималась плита перекрытия. Число скелетов, которые, в основном, потревожены, колеблется от 10 до 25. Внутренняя длина склепов — 2,4–2,8 м, ширина — 1,5–2,7 м, глубина — 1,5–1,7 м. Среди этих склепов четыре выделяются своими большими размерами (длина — 3,93 м, ширина — 2,35 м, глубина — 1,9 м). Один из них в западной части имеет вертикальный входной дромос, а внутри погребения в восточной части устроена каменная перегородка для костницы (табл. 125, 7). У двух склепов вход устроен сбоку (табл. 125, 5), с западной стороны, который прикрывался небольшими плитами.

На могильнике Бантареули с. Чинти (Ломидзе Ц.Ш., Циклаури И.Д., 1987, с. 531–532) выявлено несколько прямоугольных склепов с суженными по середине продольными стенами (таб. 125, 8).

Среди подземных склепов, раскопанных в Восточной Грузии, два имеют свод. Один изучен на Жинвальском могильнике Накалакари (табл. 125, 10), а другой — около Марткопского монастырского комплекса (табл. 125, 9).

Жинвальский склеп (Джорбенадзе В.А., 1978, с. 19–22), прямоугольный в плане, имел вход сверху с шестью ступеньками в юго-западной части (табл. 125, 5). Внутри склепа вдоль южной, западной и северной стен была устроена каменная лежанка, в середине которой — камера для захоронения. В южной стене находятся три маленьких ниши. Свод склепа имеет стрельчатую форму и изнутри и снаружи обмазан известковым раствором. Внутренняя длина — 6 м, ширина — 4 м. Высота от основания камеры до свода — 3,2 м. По обнаруженному в склепе инвентарю и особенно по серебряным монетам царицы Русудан, выявленным в нижних слоях, время сооружения склепа можно отнести к первой половине XIII в. Склеп, видимо, являлся семейной усыпальницей правителя города-крепости Жинвали.

По конструктивным особенностям Жинвальский сводчатый склеп похож на Марткопский, который меньше его по размерам (Чикоидзе Ц.Н. и др., 1987, с. 93).

По устройству и применению строительного материала выделяются склепы, раскопанные в старой части Тбилиси на площади Ираклия II, к югу от церкви св. Георгия под жилыми сооружениями позднего периода (Чилашвили Л.А., 1997, с. 118–120). Тбилисские склепы — узкие, в плане прямоугольной формы. Стены и сводчатое перекрытие состоят из плоских квадратных кирпичей (22×22×4 см) так называемого «грузинского типа», которые скреплены известью. Вход в погребение сверху, с западной стороны. Внутренняя длина склепов — 2,2 м, ширина — 0,9 м, глубина — 1 м. Все склепы семейные и по инвентарю относятся к XI–XIV вв.

При изучении могильников в Рустави (Ломтатидзе Г.А., 1955, с. 190–192) и Дманиси около погребений выявлены каменные стелы, украшенные эпиграфическими поминальными надписями, геометрическими и растительными орнаментами и изображением христианского символа-креста. Надписи на погребальных стелах, исполненные древнегрузинскими буквами асомтаврули, свидетельствуют о широком распространении письма.

Выше было отмечено, что могильники развитого средневековья в Западной Грузии изучены менее, но все же небольшими раскопками, и разведочными исследованиями выявлены погребения развитого средневековья. Это следующие пункты: Вани (Лордкипанидзе О. и др., 1981, с. 114; Чкония А.М., 1986, с. 93, 95, 98); с. Гегути, местечко Вашнари (Личели В.Т., 1986, с. 3–4; 1987, с. 62); Абашский р-н, с. Кетилари, местечко Анджери (Микеладзе Т.К., Папуашвили Р.Н., Чубинишвили Н.Т., 1991, с. 60–61); Озургетский р-н, с. Вакиджвари, местечко Зегани; Ланчхутский р-н, с. Квиани (Микеладзе Т.К., Мигдисова Н.П., Папуашвили Р.И., 1986, с. 15); Юго-Западная Грузия, ущелье Аджарисцкали (Мамуладзе Ш.Х., 1993, с. 72–142); Новый Афон, крепость Анакопия (Трапш М.М., 1959, с. 125–135; 1975а, с. 102–118); Гальский р-н, с. Нариджовани и с. Охуреиши (Трапш М.М., 1975, с. 198–211); Гульрипшский р-н, с. Цебельда, с. Гантиади, Цандрипшский храм (Хрушкова Л.Г., 1985, с. 15, 67–68) и др.

Среди погребений по устройству и применению строительного материала выделяются несколько типов — грунтовые, в каменных ящиках, погребения со стенами в виде каменной кладки и подземные склепы. Почти все погребения выявлены в церквах или вокруг них. Обряд захоронения христианский, ориентировка — запад-восток. Встречаются как индивидуальные, так и семейные захоронения.

Погребальный инвентарь менее разнообразен и представлен глиняными сосудами, кувшинами и чашами; фрагментами стеклянных сосудов, браслетов, бусами; бронзовыми крестами, серьгами, пуговками; железными ножами, наконечником копья, мотыгой, кольцами, перстнями, пряжками, крестами и др. (табл. 126).

Указанный инвентарь находит аналоги среди материалов, выявленных как на поселениях Западной Грузии, так и на городищах, селищах и могильниках Восточной Грузии. По инвентарю погребения Западной Грузии датируются XI–XIV вв.

Как показали раскопки могильников развитого средневековья Грузии, несмотря на то, что христианское вероучение запрещало специально класть в погребения инвентарь, в них встречаются разнообразные предметы. Многообразием типов погребений и инвентаря особенно отличаются могильники предгорий и горных регионов.

Среди археологического материала, добытого раскопами на городищах, крепостях, селищах, отдельных производственных очагах и на могильниках Грузии, особенно следует выделить керамику, которая как по количеству, так и по значимости превосходит все виды материальной культуры.

Керамическая продукция Грузии развитого средневековья делится на две большие группы: поливная (глазурованная) и неполивная (неглазурованная). Поливная керамика — более изящная и утонченная, в основном, столового назначения, а неполивная керамика объединяет множество различных групп: хозяйственную, кухонную, бытовую, спецназначения и т. д.

Поливная керамика. Наличие поливной керамики в археологических памятниках Грузии прослеживается с древнейших времен (с XIV–XV вв. до н. э. по IV в. н. э.). Она встречается единицами в погребальном инвентаре и на молельнях.

Нужно отметить, что с XVI в. до н. э. по IV в. н. э. поливная керамика засвидетельствована непрерывно, но с VI в. до н. э. по IV в. н. э. встречается спорадически. С IV до IX в. н. э. в Грузии поливная керамика пока не обнаружена.

С IX в. имеет место интенсивное оживление производства поливной керамики — начинается ее массовое производство, достигшее в дальнейшем широких масштабов.

Этапное значение для изучения поливной керамики имели археологические раскопки на Дманисском городище и в Гударехи, проведенные в 1936–1937 гг., где были определены ее хронологические рамки — XI–XIII вв. (Мусхелишвили Л.В., 1938; 1940; Банк А.В., 1938).

В 1953 г. была издана монография З.П. Майсурадзе, в которой изучен вопрос технологии изготовления ангобированной поливной керамики из Дманиси.

Значительный вклад в изучение грузинской поливной керамики внес Г.А. Ломтатидзе, руководивший в течение ряда лет (1948–1970 гг.) исследованием многих значительных памятников средневековья.

На основании материала, добытого в 1956–1957 гг. в Тбилиси на площади Ираклия II, И.А. Гзелишвили и О.В. Ткешелашвили в своей монографии отводят определенное место и поливной керамике, ранние экземпляры которой они относят к V–VIII вв., а наиболее поздние — к XVIII в. (Гзелишвили И.А., Чилашвили Л.А., 1961).

Большое место отводится поливной керамике в работах Л.А. Чилашвили (Чилашвили Л.А., 1958; 1970; 1975).

С 60-х годов поливной керамике Грузии посвятила свои работы М.Н. Мицишвили (1969; 1976). На основе огромного археологического материала ею разработана классификация грузинской средневековой поливной керамики и выделены две большие группы: IX–X и XI–XIII вв.

Для поливной керамики Восточной Грузии первого периода (IX–X вв.) характерен хорошо отмученный розовато-желтоватый черепок; поверхность его не ангобирована, большую часть составляют чаши нескольких видов, общим признаком которых является кольцеобразный поддон и плоское дно.

По характеру нанесения орнамента выделяется несколько групп, соответствующих разным хронологическим отрезкам времени. Например, на чашах первой группы (IX в.) ангоб применяется только для нанесения декора в виде колец и линий, оживленных зелеными и фиолетовыми пятнами; эта группа представлена пока только чашами (табл. 127, 1).

Вторую группу составляет покрытая зеленой поливой посуда с нанесенными на черепке белым ангобом сердцевидными «листьями», кольцами и другим орнаментом (табл. 127, 2).

Посуда с геометрическим орнаментом (третья группа) состоит из разноцветных — желтых, зеленых, фиолетовых, белых полос (табл. 127, 3). Подобная керамика по материалам Согда датируется 40–50 годами IX в.

С X в. в технологии производства поливной керамики вводится новшество — белым ангобом покрывается вся внутренняя или внешняя поверхность поливной керамики, орнамент наносится кистью; контуры орнаментов выводятся фиолетовой краской, а внутреннее пространство заполняется цветными — желтыми, зелеными, фиолетовыми мазками. Встречаются цветные пятна и тонкогравированный орнамент. Здесь группы выделяются по характеру орнамента:

— характерным для первой группы является пятнистый орнамент (табл. 127, 4). Такой орнамент получил распространение в ближневосточных странах как подражание китайской посуде. По материалам Согда подобная керамика датируется концом IX — началом X в., что позволяет нам датировать поливную керамику с пятнистым орнаментом Грузии X в.;

— вторая группа объединяет монохромную керамику, любая разновидность которой полностью, включая и поддон, покрывается белым ангобом и зеленой поливой;

— к третьей группе отнесены чаши, внутренняя часть которых покрыта розоватым ангобом, а орнамент в виде петель, взаимопересекающихся линий и др. выведен тонкой гравировкой (граффито) и оживлен разноцветными пятнами — фиолетовой, голубой и т. д. (табл. 127, 5). Здесь важно появление нового способа нанесения орнамента — граффито, острием по сырой глине. Применение гравировки и голубой краски в виде пятен или точек впервые отмечается именно в керамике этой группы, являющейся носителем одновременно и старых, и новых признаков.

Во втором периоде (XI–XIII вв.) производство поливной керамики принимает широкий характер, гончарные мастерские становятся неотъемлемой частью каждого значительного центра.

Именно в начале второго периода поливная керамика претерпевает кардинальные изменения: меняется черепок, он становится более крупнозернистым; преобладают чаши определенной формы и размеров; резко меняется и форма поддона — высота его достигает 1 см и имеет выпуклое дно; белым ангобом покрываются и внутренняя, и внешняя поверхности изделий; в производство внедряется глазурь разных цветов — голубая, зеленая, фиолетовая, синяя и т. д.; получает господствующее распространение новый способ нанесения орнамента — граффито; в большом количестве производятся чаши малых и средних размеров, блюда, суповники, кувшины, вазы, горшки, котлы, баночки, светильники, солонки, крышки и т. д.

Во второй половине XI в. появляется поливная керамика, покрытая голубой (с другим оттенком), зеленой, фиолетовой и другого цвета глазурью, украшенная лишь геометрическим орнаментом — в росписи чаш использованы одни и те же мотивы геометрического характера: стилизованные кресты, изображенные линиями и петлями (табл. 127, 6), и т. п.

На протяжении следующего, второго этапа того же периода (вторая половина XII–XIII в.) качество керамики и способы нанесения орнамента остаются те же, но появляется новый вид убранства — полихромность. Это чаши, внутренняя поверхность их покрыта белым ангобом и гравировкой (граффито), дополненной красками разных цветов (зеленой, желтой). Поверхность покрыта бесцветной глазурью.

Полихромная поливная керамика украшена богатым орнаментом, наиболее распространено изображение птиц (табл. 127, 7, 9), затем растительный и геометрический орнамент (табл. 127, 10–12), стилизованные кресты, изображенные радиальными полосами (табл. 127, 13), четырьмя лучами (табл. 127, 14, 15), треугольниками.

На полихромных поливных чашах встречаются, но сравнительно редко, изображения животных — зайцев, волков, оленей, тигров, пантер, страусов и др. (табл. 127, 8), человеческие — женские и мужские лица.

Массовое производство в Восточной Грузии полихромных чаш очевидно следует отнести к периоду второй половины XII — первой половины XIII в.

На последнем этапе рассматриваемого периода (первая половина XIII в.) качество изделий и форма посуды остаются неизменными, но появляется новый способ нанесения орнамента — роспись кистью, которая производится красками одного (фиолетового) или разных (зеленого, фиолетового, желтого) цветов.

Помимо множества чаш встречается «крупная» чаши, блюда, горшки, суповники разных размеров (табл. 127, 16), кувшины (табл. 127, 17), вазы, баночки и «мелкая» — светильники, солонки, баночки цилиндрической формы, крышки, чернильницы и др. — посуда. «Крупная» и «мелкая» посуда встречается на всем протяжении XI–XIII вв.

В Западной Грузии, в отличие от Восточной, памятники средневековья с археологической точки зрения изучены в малом количестве.

Добытая в Западной Грузии поливная керамика специально изучена (Мицишвили М.Н., 1976), дана классификация материала, хронологическая дифференциация, выделена местная и импортная керамика, установлено наличие производственных центров в разных местах (Очамвире, Гонио, Батуми, Цихесулори, Кутаиси и др.).

В 1977 г. А. Бгажба издана книга «Очерки о средневековом ремесленничестве в Абхазии (VIII–XIV в.)», в которой рассмотрена и поливная керамика.

В данной работе на основе предложенной М.Н. Мицишвили классификации западногрузинской поливной керамики выделены три периода (XI–XIII; XIV; XV–XVIII вв.).

Нужно отметить, что поливная керамика IX–X вв. в Западной Грузии обнаружена лишь в 1985 г. в Кутаиси, во время раскопок крепости Укимериони.

Для поливной керамики XI–XIII вв. характерен хорошо отмученный розовато-желтоватый черепок, покрытие внешних и внутренних поверхностей ангобом (белый или желтый). Большая часть керамики представлена чашами, они имеют кольцеобразный поддон и плоское дно. Выделяется монохромная (зеленая и желтая) и полихромная поливная керамика. Зеленая поливная украшена разнообразными геометрическими орнаментами, находящими аналогии в византийской керамике. Большая часть желтой поливной керамики также представлена чашами. На них орнамент выведен граффито или комбинированным (выемчатая техника и граффито) способом. Преобладает геометрический орнамент — параллельные линии и др. Встречаются чаши с изображением животных, крестообразным мотивом, треугольником из двойных линий и др. Они обнаруживают сходство с орнаментом восточногрузинских полихромных чаш.

Таким образом, монохромная (зеленая, желтая) поливная керамика Западной Грузии относится к XI–XII вв., что касается той группы монохромной посуды, которая убрана характерным для восточногрузинской полихромной поливной керамики орнаментом, то ее нужно датировать XII–XIII вв.

Большую часть полихромной поливной керамики составляют чаши средних размеров. Они украшены изображениями птиц, разнообразными растительными и геометрическими мотивами. Вся эта керамика местного производства, на что указывает состав черепка, окраска поливы, характер изображения орнамента. Описанные изделия относятся к XII–XIII вв.

Среди материалов западногрузинской поливной керамики выделена (по черепку, поливе и орнаменту) импортная — византийская поливная керамика. Такая керамика найдена в Сухуми (на крепостях Багратской и Сухумской), Кутаиси (Укимериони), Вани (Цихесулори), Цихисдзири, Гонио, Поти и др. Вся она датируется XI–XII вв.

Фаянс. Фаянс на городищах средневековой Грузии представлен небольшими обломками, однако они весьма разнообразны и их изучение позволяет сделать важнейшие заключения (Мамаиашвили Н.Ф., 1970).

На городищах средневековой Грузии самые ранние фаянсовые сосуды относятся к IX в. Они обнаружены при раскопках Рустави.

Черепок у указанной посуды серовато-желтый и покрыт белой непрозрачной глазурью. Встречаются как неорнаментированные, так и расписанные зеленовато-золотым люстром. Последние по форме, черепку, люстру и мотивировке росписи проявляют большое сходство с чашами из Самарры и, по всей вероятности, должны считаться привезенными из Мессопатамии (Sarre F., 1929).

Их возраст должен быть определен в рамках второй половины IX в., так как известно, что Самарра являлась резиденцией халифов лишь с 836 по 892 г., а затем и вовсе перестала существовать как город, в связи с перемещением резиденции халифов в Багдад.

Что же касается возможности проникновения мессопотамской керамики в Грузию, то следует помнить, что в это время (т. е. в IX в.) здесь, по крайней мере в некоторых местах, еще господствовали арабы, и торговые связи соответствующих городов с центрами халифата вполне естественны.

Фаянсовые изделия XI в. вскрыты раскопками в Тбилиси (площадь Ираклия II), Рустави, Дманиси, Уджарме.

Указанные изделия представлены тонкостенными чашами на невысокой ножке. Черепок у них мягок и мелкозернист. Встречаются как неорнаментированные сосуды, так и украшенные гравировкой, тиснением и ажуром. Орнамент последних обычно рельефный, а пониженный фон украшен просверленными дырочками, которые заполнены прозрачной глазурью.

Найденные в Грузии фаянсовые изделия XII–XIII вв. наиболее многочисленны и разнообразны.

Несмотря на то, что почти все найденные фаянсовые сосуды XII–XIII вв. представлены только фрагментами, среди них удается выделить местную продукцию.

Развитию производства фаянса в Восточной Грузии должно было бы способствовать и наличие многочисленных месторождений каолиновых глин, которые по сей день известны в Квемо (Нижней) Картли.

Анализ многочисленных изделий позволяет установить тесную связь грузинских городов с городами других стран Закавказья и Ирана (особенно с Реем и Кашаном). Этому, видимо, способствовало то обстоятельство, что начиная с XI в. стала значительно возрастать роль городов Азербайджана и Восточной Грузии в международной торговле, что было обусловлено временным прекращением торговых сношений с Византией и перемещением международной торговли в бассейн р. Куры (Манандян Я.А., 1954, с. 198).

Неполивная керамика. Основной продукцией керамических мастерских Грузии развитого средневековья являлась разнообразная по формам и назначению неполивная керамика, которая изготовлена в местных производственных центрах: в Тбилиси (Ломтатидзе Г.А., 1955; Гзелишвили И.А., Чилашвили Л.А., 1961 и др.), Дманиси (Джапаридзе В.В., 1956; 1969), Рустави (Ломтатидзе Г.А., 1955; 1969; 1988), Жинвали (Маргвелашвили М.Г., 1999), Телави (Чикоидзе Ц.Н., 1979, с. 42–44), Эрцо-Тианети (Джорбенадзе В.А., 1982, с. 84–87) и др.

Стандартизация форм указывает на серийный выпуск продукции в рамках городского цехового ремесла.

По назначению следует выделить следующие группы:

1. Кухонная керамика (табл. 128). Основное свойство кухонной керамики — огнестойкость, что достигалось примесью в глине кварцитов, песка и прочих компонентов. Самыми многочисленными среди кухонной керамики являются горшки, которые применялись как для изготовления пищи, так и хранения жидких продуктов. Они в основном изготовлены на гончарном круге, хотя встречаются (в основном на селищах) и лепные экземпляры. По назначению они делятся на несколько типов: это крупные горшки, мелкие горшки, сковородки, некоторые с ручками, своеобразные сковородки для выпечки хлебов, без ручек; бадьи — крупные миски со сливом. Особо надо отметить сосуды для процеживания жидкой пищи и для хранения топленого масла, мацони, варений. Глина их отличается красным или красноватым обжигом, тогда как основная масса кухонной керамики имеет коричневый или черный черепок (Арчвадзе Т.Д., 1998, с. 2–19).

2. Столовая посуда (табл. 129). В основном, это мелкая посуда для реализации готовой пищи: кувшинчики, миски, тарелки, солонки разных размеров и форм. Самыми многочисленными в этой группе являются кувшины с одной ручкой, в основном красного и красноватого обжига. Они использовались для подачи на стол жидкостей (вина, пива, воды) и как мерило (Арчвадзе Т.Д., 1998, с. 21–56).

Кувшинчики с круглыми венчиками в основном применялись для воды, со сливом (или с четырехлепестковым венчиком) — для вина.

Среди столовой керамики особенно выделяются мелкие сосуды светлого обжига, изготовленные из хорошо отмученной, особо подобранной глины (Чхатарашвили М.Н., 1964, с. 175; Арчвадзе Т.Д., 1998, с. 34). Среди этой посуды имеются кувшинчики девяти типов, в том числе кувшинчики со сливом на корпусе и кувшины со штампованным орнаментом (Арчвадзе Т.Д., 1998, с. 38–42) (табл. 129, 3).

Особо следует упомянуть сосуды для ритуального питья вина — марани, это соединение мелких сосудов вокруг центрального сосуда (Арчвадзе Т.Д. 1998, с. 42–44). На памятниках развитого средневековья в большом количестве обнаружены кружки разных размеров.

На значительную часть этих сосудов нанесен орнамент черным или красным ангобом, иногда на фоне белого сплошного ангоба (Арчвадзе Т.Д., 1998, с. 51–56).

Изделия из глины бытового назначения (табл. 130). В данной, довольно большой группе объединены изделия из глины специального назначения: светильники, среди которых имеются ракушкообразные, многофитильные (табл. 130, 17, 18, 21) и чайникообразные из темной глины. Под светильники использовались также маленькие миски со сливами.

Сферо-конусы. Ареал распространения этих сосудов для перевозки ртути и особо ценных жидкостей очень широк: Египет, Сирия, Палестина, Кавказ, Крым, Поволжье, Средняя Азия и т. д. В Грузии они обнаружены в Тбилиси, Рустави, Дманиси, Греми, Надарбазеви, Жинвали. Они богато орнаментированы, имеют светлый черепок. По мнению исследователей, сферо-конусы следует считать в числе импортных изделий, хотя было высказано мнение о местном производстве данного сосуда (Шелковников Б.А., 1952, с. 33), что подтвердилось археологическими исследованиями: в Дманиси был найден фрагмент сферо-конуса с грузинской надписью, а в Тбилиси среди керамического брака встречались обломки данного сосуда (Гзелишвили И.А., Ткешелашвили О., 1961, с. 45, табл. XXIII-90).

Горшки для люльки (табл. 130, 2) — сосуды с широким венчиком, узким туловом, как неполивные, так и глазурованные, бытовали на Кавказе и в Средней Азии, в тех местах, где были распространены люльки кавказского типа: они подвешивались под люлькой.

Большую группу неполивной керамики составляют многообразные сосуды хозяйственного назначения, в основном, большие по размеру, которые были распространены во всех уголках Грузии. Среди них в первую очередь привлекают внимание большие сосуды — карасы — для хранения вин. Они полностью закапывались в землю и закрывались специальными каменными крышками (Бохочадзе А., 1963; Бочоришвили Л., 1949; Рамишвили Р.М., 2000, с. 43; 1974). Керамический сосуд для хранения вина применяется с древнейших времен, но карасы такого типа, которые существуют и в наши дни, оформляются с первых веков н. э. (раскопки в Мцхета, Жинвали, Урбниси, Тбилиси, Рустави и др.) (табл. 130, 10, 14, 19).

В развитом средневековье до сильного землетрясения XI в. карасы закапывались в землю без цементировки. С XI в. мастера заметно увеличили толщину черепка, а сами сосуды стали цементировать цепким известковым раствором, что придавало им большую устойчивость. В XII–XIV вв. размеры карасов заметно увеличиваются, например, в царском винохранилище в Жинвали был обнаружен квеври высотой 2,6 м, который мог вместить около трех тонн вина (Каландадзе З.А., 1977, с. 139–144).

Излюбленными изделиями хозяйственного назначения в XI–XIII вв. являлись крупные надземные сосуды для хранения пищевых продуктов, их держали в кладовках и кухонных помещениях. Они имели каркасообразную форму с плоским дном. Нередко их украшали простым геометрическим орнаментом (Джапаридзе В.В., 1955, с. 9–13; Бочоришвили Л., 1949; Маргвелашвили М.Г., 1999; Арчвадзе Т.Д., 1998).

В условиях мирного существования и бурного строительства, особенно в XIII в., потребность в строительной керамике резко возросла. По письменным источникам X–XI вв., в Тбилиси уже существовали цеховые организации ремесленников (Месхия Ш.А., 1958, с. 49), так, например, среди представителей отдельных отраслей ремесла упоминаются «кирпичники» и «черепичники». Размеры кирпича развитого средневековья колеблются от 31×30×5 см до 24×24×4 см. Раскопки показали, что кроме гражданских объектов (тбилисские жилые кварталы, Гегутский дворец Георгия III около Кутаиси, Беслетский мост около Сухуми, где кирпичи чередуются с камнями и т. д.), кирпичи широко применялись в церковной архитектуре (Джгамая Д.К., 1969; 1975, с. 8–9). Особенно большим был спрос на черепицу. Все административные, общественные и частично церковные сооружения, а также дворцы социальной верхушки покрывались черепицей. С X в. появляются глазурованные черепицы голубого и темно-зеленого цвета, как плоские с бортиками (солены), так и желобчатые (калиптеры) длиной от 35 до 40 см. Кроме того, что покрытые поливой черепицы становились более устойчивыми и прочными, они охотно применялись с декоративной целью, особенно в XI–XIII вв. (Джгамая Д.К., 1969; 1975). Черепицы как поливные, так и неполивные часто снабжены грузинскими надписями, асомтаврули, где фигурируют в основном имена ктиторов (Джгамая Д.К., 1974). Для украшения кладки в средневековой архитектуре Грузии часто применялись глазурованные изразцы, многоугольные облицовочные плитки для стен и полов и т. д.

Важной частью строительной керамики Грузии являются керамические трубы и контрольные сосуды для водопроводов (Джгамая Д.К., 1975, с. 14–18).

Важнейшей отраслью ремесленного производства средневековой Грузии является стеклоделие. Производство и использование стеклянных изделий в развитом средневековье, по сравнению с предыдущими периодами, заметно возросло. Изучение производственных центров стекла вместе с находками на городищах и селищах дает возможность определить место стеклянных изделий в материальной культуре Грузии (Угрелидзе Н.Н., 1988, с. 29–31; 1989, с. 122).

В отличие от позднеантичного периода, для которого характерно существование стандартных форм стеклянной посуды, в развитом средневековье стеклянные изделия, наряду с общими чертами, проявляют больше локальных особенностей (Чхатарашвили М.Н., 1977; 1978).

Стеклянная посуда IX–XIV вв. по назначению делится на следующие группы: столовая, туалетная, аптечная, аламбики, лампады и принадлежности для люльки (Чхатарашвили М.Н., 1978) (табл. 131).

В столовую посуду объединены сосуды для питья, графинчики, солонки (табл. 131: 75). Особый интерес вызывают в данной группе сосуды для питья (сасмиси по-грузински) — дутые в форме или же свободнодутые. Особенным видом посуды для питья являются высокие изящные бокалы с подставками (Чхатарашвили М.Н., 1969; 1977; 1978, с. 26–48), по форме воронковообразные, которые, по всей вероятности, местного происхождения, и стаканы цилиндрической формы, которые, возможно, являлись предметом импорта (Крупнов Е.И., 1960, с. 115, 117; Кузнецов В.А., 1959, с. 102, 115) (табл. 131, 16–18).

Туалетная и аптечная посуда: большие или миниатюрные флаконы, колбы (табл. 131, 19), пробирки и др. были найдены в культурных слоях в Натбеурской стеклодельной мастерской (Угрелидзе Н.Н., 1963, с. 64, табл. IV, 2), в погребениях Рустави (Ломтатидзе Г.А., 1955, с. 194, табл. XXI, 1), Жинвали (Джорбенадзе В.А., 1983, с. 151–158, табл. XXIX, 187), Гавази (Чилашвили Л.А., 1975, с. 48, 79, табл. III) и датируются XII–XIV вв. (Чхатарашвили М.Н., 1978).

Алямбики — алхимические сосуды — в Грузии редки, они иранского происхождения и датируются IX–XI вв. (Чхатарашвили М.Н., 1978). Стеклянные лампады, малые по форме, подвесные с ручками зеленого цвета, продолжали существование и в XI–XIV вв. (Чхатарашвили М.Н., 1978).

Особый интерес среди археологических находок вызывает оконное стекло (Чхатарашвили М.Н., 1977, с. 14–18; 1978а, с. 69–79), найденное в Дманиси, Гударехи, Надарбазеви, Рустави, Тбилиси, Жинвали, Алаверди, Гегути, Вардзия и др. (табл. 131, 13, 14).

Многоцветные, многообразные круглые образцы оконного стекла отливались в орнаментированных формах (диаметр 16–25 см) (табл. 131, 13, 14). Преобладают сочные, яркие цвета. Орнаментальные витражные стекла являлись предметом местного производства, и они, как предполагают, вывозились из Грузии, о чем говорят его находки на Северном Кавказе и в Армении (Чхатарашвили М.Н., 1977, с. 17).

Браслеты из стекла — наиболее распространенные украшения в Грузии как дешевые, доступные для широких слоев населения (табл. 131, 1-12). Они в большом количестве встречаются на городищах и селищах, а также в погребениях XI–XIII вв., что указывает на их серийное производство и на наличие широкой сети производственных центров не только в больших городах, но и на периферии (Угрелидзе Н.Н., 1963, с. 61–67; Долаберидзе Р.М., 1972, с. 6–10; 1969, с. 98–115; Чхатарашвили М.Н., 1969; Рамишвили Р.М., 1970; Джорбенадзе В.А., 1983, с. 134–166; Рамишвили Р.М., Джорбенадзе В.А., 1971 и др.). Большинство из них из черного стекла, но встречаются голубые, синие, желтые, фиолетовые экземпляры (табл. 131, 1-12).

В Западной Грузии стеклянные браслеты распространены сравнительно мало, но типологически они идентичны восточногрузинским.

Среди материалов XI–XIII вв. встречаются стеклянные перстни (Долаберидзе Р.М., 1967, с. 164–194).

Орудия труда и предметы вооружения. В материальной культуре Грузии развитого средневековья почетное место занимают изготовленные из железа орудия труда (пахотные орудия, серп, коса, топоры, цалди, секачи, тесла, ножи, в том числе для подрезки лозы) и предметы вооружения (мечи, кинжалы, наконечники копий и стрел, а также защитные средства, шлемы, панцири и т. д.).

Железоплавильное дело и кузнечное ремесло в IX–XIII вв. в Грузии находилось на высоком уровне (табл. 132, 1, 2). Наряду с крупными центрами государственного значения добычи и переработки железа (бассейн р. Чолоки, р. Ингури, горная Рача, Абхазия, Нижний Картли, Арагвское ущелье и др.), почти в каждом селе имелись кузнечные цеха, которые вносили свою лепту в снабжение населения нужными предметами. Бурное развитие сельского хозяйства и огромный спрос на вооружение для армии стимулировали развитие кузнечного ремесла (Деген-Ковалевский Б.А., 1936; Рехвиашвили Н.Б., 1952; Артилаква В.Е., 1976 и др.).

Орудия земледелия занимали ведущее место в сельской жизни. Вместе с деревообрабатывающими инструментами (топоры, молото-топоры, плотновековые топоры, широколезвийные топоры с клевцом, обуховтульчатые топоры, пилы, тесла, долота, долота с черенком) и предметами хозяйственного назначения (цалди, секачи, ножи разных размеров, в том числе складные, ножи для бритья и т. д.), земледельческие орудия имеют свои прототипы в предыдущих эпохах, и анализ археологического материала дает возможность проследить долгий путь развития каждого инструмента (Артилаква В.Е., 1976).

Среди земледельческих орудий — лемех (табл. 132, 4), сошник, кирка (табл. 132, 6), мотыга (табл. 132, 7, 8), лопата (табл. 132, 5), серп, коса — важнейшими являлись лемеха и мотыга. Лемеха были распространены по всей Грузии с древнейших времен.

В развитом средневековье размеры лемеха достигают длины 36 см и ширины 25 см (Артилаква В.Е., 1976, с. 91).

Плуги с большими лемехами и резаками были рассчитаны на четырех и более запряженных пар быков. Огромный резак от большого плуга был найден в разгромленной мастерской первой половины XIII в. на городище Жинвали (длина 71 см, вес 9,8 кг) (Маргвелашвили М.Г., 1999).

В Восточной Грузии в развитом средневековье по традиции ведущим следует считать плужное, а в Западной Грузии — мотыжное земледелие, где засвидетельствовано огромное количество разнообразных мотыг.

В XI–XIII вв. в разных уголках Грузии применялись лопаты длиной 23–27 см, шириной 20–22 см (Артилаква В.Е., 1976, с. 93).

Серпы и косы в археологических комплексах малочисленны, они зафиксированы в Дманиси и в Арагвском ущелье. До распространения кос европейского типа, которые косят справа налево, в Восточной Грузии существовали косы местного типа, которые могли косить с обеих сторон (Артилаква В.Е., 1976, с. 101).

Важнейшим элементом орудий труда является топор (табл. 132, 9-11). В средние века топоры, кроме хозяйственного назначения, по древней традиции применялись в боях как довольно грозное оружие. Самыми распространенными типами топоров в данный период являлись плотовиковые, которые генетически связываются с колхидскими топорами, и топоры грузинского типа, которые возникли от топоров цебельдинского типа. Эти топоры в первом тысячелетии н. э. широко были распространены по всей территории Грузии, но более густо в Западной Грузии.

Предметы вооружения. Мечи и кинжалы (табл. 133, 1–9) развитого средневековья сохранились плохо, зато при раскопках по всей территории Грузии в огромном количестве найдены стрелы разных типов. Наконечники стрел делятся на две большие группы: боевые и охотничьи (табл. 133, 10–36). Для охоты на крупных зверей применялись двурогие стрелы разных размеров (Артилаква В.Е., 1976, с. 113, табл. 57–59). На пернатых охотились четырехугольными небольшими (длина 6–9 см) стрелами из железа и кости. Среди боевых стрел самыми распространенными были бронебойные, трехкрылые или четырехкрылые стрелы (Артилаква В.Е., 1976, с. 114–117). В боях грозным оружием как для пехоты, так и для кавалерии являлись копья (Чолокашвили К.К., 1961, с. 13–14) (табл. 133, 37–39).

Грозное рубящее оружие всадника, сабля, по археологическим материалам известна с середины I тысячелетия н. э. В развитом средневековье в Грузии были в употреблении длинные мечи с прямой спинкой (длина 102–105 см, ширина лезвия 4 см), похожие на европейские средневековые мечи (Артилаква В.Е., 1976, с. 125). В археологических погребальных комплексах средневековья мечи, сабли и кинжалы почти не встречаются, что затрудняет изучение данного вида вооружения, и только этнографические параллели и ретроспективный анализ позднего материала дают возможность изучить не только атакующие виды оружия, но и защитные (Чолокашвили К.К., 1954; 1956; 1957; 1961; Артилаква В.Е., 1976).

Украшения и предметы, связанные с одеждой. Как известно, по христианскому обряду строго запрещалось класть в могилу покойника предметы личного пользования, но, как показала археологическая практика, в зрелом средневековье некоторые могильники, особенно предгорной и горной части Грузии, где старые традиции оказывались более устойчивыми, дают весьма богатый материал, преимущественно в виде украшений и предметов, связанных с одеждой. Украшения и предметы, связанные с одеждой, нередко отображают религиозную принадлежность и социальный статус погребенного (Археология Грузии, 1959, с. 368–369; Долаберидзе Р.М., 1972, с. 3; Рамишвили Р.М., 1970, с. 105–124). За последние десятилетия накопился огромный материал на городищах, селищах и могильниках от Абхазии до Кахетии. Правда, большая часть этих находок не опубликована, но все же мы обладаем большой информацией по данному вопросу, в немалой степени благодаря письменным источникам, фрескам и миниатюрам рукописей.

В развитом средневековье ассортимент украшений не очень велик: браслеты, перстни, серьги, височные подвески, бусы.

Браслеты IX–XIII вв. в основном бронзовые, редко железные (табл. 124, 8, 12). Следует отметить, что в условиях экономического благосостояния государства, в археологических коллекциях развитого средневековья драгоценные украшения очень редки, исключением является Дманисский клад, куда входит около 30 предметов из золота и серебра и многочисленные бусы (Долаберидзе Р.М., 1985, с. 29–36). Серебряные браслеты из Дманисского клада делятся на три группы: 1) плоские овальные браслеты с широким стержнем; 2) браслеты с многогранным стержнем и утолщенными головками; 3) браслеты с витым стержнем и со змеиными головками. Вся поверхность плоских браслетов украшена богатым орнаментом и снабжена жуковиной для вставки камней (5,7×4,2 см, ширина — 5,4 см). Браслеты со змеиными головками, кроме Дманиси, обнаружены на Имирисгора, во впускных погребениях XIII–XIV вв. (Долаберидзе Р.М., 1985, с. 36).

Среди бронзовых браслетов, которые в большом количестве обнаружены в Жинвали (Джорбенадзе В.А., 1983) и Сиони (Рамишвили Р.М., 1970), Дманиси и других пунктах, выделяются овальные экземпляры с разомкнутыми головками, некоторые гладкие, а другие украшены несложным орнаментом.

Перстни (табл. 124, 4–6) представлены в большом разнообразии из бронзы и серебра, редко железные (Рамишвили Р.М., 1970, с. 108–114; Долаберидзе Р.М., 1967, с. 164–194; Джорбенадзе В.А., 1983, с. 134–166 и др.). Бронзовых перстней намного больше, чем остальных. Они отличаются типологическим разнообразием (около 20 типов). Ободок перстней разнообразен: плоский, плоско-выпуклый или ребристый. Щитки бывают овальные, круглые, квадратные, ромбовидные, многоугольные. Имеются также экземпляры с массивными, конусообразными щитками, которые имитируют перстни с жуковиной (Долаберидзе Р.М., 1972, с. 12); на одном щитке данного типа выгравирован щит Давида. Многие щитки украшены символическими знаками.

Серебряные перстни в комплексах развитого средневековья сравнительно редки. Довольно большая группа серебряных перстней обнаружена на Сионском могильнике. Они характеризуются высоким качеством исполнения. Оформленные с большим художественным вкусом, они продолжают традиции позднеармазского и раннехристианского времени. В жуковинах этих перстней имеются стеклянные, фаянсовые, кварцевые вставки, на двух из них — геммы (Рамишвили Р.М., 1970, с. 121–122) с изображениями пернатого и животного. Перстни с геммами для развитого средневековья — явление редкое.

Кроме серебряных перстней, встречаются каменные перстни из гагата и молочно-белого халцедона и костяные с квадратным, коническим, усеченным щитками. Костяные перстни появляются в XI в., некоторые из них окрашены в розовый цвет (Долаберидзе Р.М., 1972, с. 14).

Серьги и височные подвески составляют значительную часть украшений. До раскопок в Сиони (Рамишвили Р.М., 1970) и открытия клада в Дманиси (Джапаридзе В.В., 1969) украшения данной группы выглядели скромно (табл. 124, 17–19).

Дманисский клад состоит из пары золотых и десяти серебряных височных подвесок, серебряного головного убора типа диадемы и четырех серебряных розеток такого же убора, золотого кулона и десяти серебряных браслетов и многочисленных бус (Долаберидзе Р.М., 1985, с. 99–102).

Височные подвески из Дманиси делятся на 4 группы:

1. Филигранные подвески из золота и серебра в виде пирамидально расположенных шести арок;

2. Пирамидальная трехарочная подвеска с миниатюрным сосудиком;

3. Фигурные подвески и подвески в виде лунниц;

4. Подвески с изображением павлина, которые отличаются тонким искусством исполнения: глаза павлина переданы голубыми вставками, а сама фигура пернатого снабжена девятью кружками по всему периметру (Долаберидзе Р.М., 1985, с. 101, табл. III), из них 7 — для подвески цепочек с бубенцами.

Особый интерес вызывают подвески первой группы, где в художественном декоре применены арки, художественный прием свойственный для архитектуры и живописи развитого средневековья.

Среди бронзовых серег следует выделить: серьги в виде вопросительного знака с утолщенными концами; с крючком для подвески цепочек; с припаянными колечками для мелких подвесок и т. д. Все они хорошо датируются XI–XIII вв.

Монеты и монетное обращение. В IX–X вв. на территории Грузии вместе с куфическими, тбилисско-аббасидскими и джафаридскими дирхемами в обращении были и грузинские подражания арабским (куфическим) дирхемам. В связи с этим большой интерес вызывает цебельдинский клад со 106 монетами из Абхазии. В кладе один подлинный куфический дирхем, а 105 подражаний куфическим дирхемам, из них 42 — сильно искаженные монеты, в круговых надписях которых с обеих сторон включены отдельные грузинские буквы, бросается в глаза непрофессиональность изготовителя штемпелей. Остальные 62 экземпляра указывают место чекана «Тифлис» и изготовлены также различными парами штемпелей (Джалагания И.Л., 1981; 1979). Предполагают, что монеты грузинских подражаний могли быть продуктом неофициальной эмиссии, осуществленной не позднее рубежа X–XI вв. Это период царствования Баграта III (975-1014), первого правителя объединенной Грузии, в царствование которого, вероятнее всего, могли выпускаться эти подражания (Джалгания И.Л., 1981, с. 25). Не исключено, что эмиссия этих монет была осуществлена в Западной Грузии, возможно, в Кутаиси, где была временная столица Абхазского царства и, вероятнее всего, была чеканена первая грузинская монета независимого государства с круговой легендой «Христос, возвеличь Баграта, царя абхазцев». Но началом эмиссии национальной монеты в развитом средневековье следует считать монету Давида Куропалата (1001 г.), чеканенную в исторической провинции Тао-Кларджети (царство Грузии) (Джалагания И.Л., 1981, с. 27).

При царе Баграте IV (1027–1072) начинается регулярная эмиссия серебряных грузинских монет, что продолжалось при правлении Георгия III (1072–1089) и Давида IV Строителя (1089–1125). Параллельно с местными монетами на рынке Грузии с XI в. были в обращении византийские золотые и медные монеты (солиды) (Джалагания И.Л., 1979) и монеты разных мусульманских династий с юго-востока.

При правлении Давида IV катастрофически уменьшаются все серебряные монеты (меньше 1 г), что было показателем того, что серебряный кризис перекинулся на Кавказ. Еще при жизни Давида IV началась эмиссия грузинской медной кредитной монеты, и только в 1230 г., при царице Русудан (1225–1245), была возобновлена эмиссия серебряной правильной монеты. После вторжения монголов в Грузии до конца XIII в. в обращении были кааники I и II типа, грузино-хулагуидские монеты и монеты царей Димитрия II, Давида VIII и Вахтанга III (1299–1300, 1304–1308). Перечисленные здесь монеты характеризуют не только экономику страны, но и являются важной частью материальной культуры Грузии.

Искусство Грузии в развитом средневековье. В первой половине развитого средневековья (IX–X вв.) перед грузинским искусством открылись новые горизонты. В эту эпоху среди основных видов искусства, известных в средние века (монументальная живопись, рельефная скульптура, златокузнечество, мозаика, оформление рукописей, искусство эмали и пр.), архитектура занимала ведущее положение. Во второй половине развитого средневековья (XI–XIV вв.) Грузия достигла огромных успехов как в строительстве христианских сооружений, так и на поприще гражданской и оборонной архитектуры.

Грузинское искусство в этот сложный период в истории Кавказа и Ближнего Востока, шагало в ногу с национальной литературой и являлось важнейшим компонентом материальной и духовной культуры народа.

Архитектура (табл. 134–137). Памятниками типа Джвари в Грузии завершается ранний этап развития церковной архитектуры. Краткий отрезок времени мирного сосуществования Грузии (последняя четверть VI и первая четверть VII в.), при взрыве творческой энергии народа, оказался достаточным для начала новых изысканий в архитектуре и в других отраслях искусства.

В 20-х годах VII в. зодчие Грузии выдвигают новую идею: установка купола церкви на четырех свободностоящих столбах (Северов Н.П., Чубинашвили Г.Н., 1936). Одним из таких ранних примеров является собор в Цроми (626–634/5 гг.) (Амиранашвили Ш.Я., 1971, с. 133), в котором уже налицо элементы, легшие в основу развития средневековой грузинской архитектуры. Этот храм примечателен и тем, что мозаика в его конхе считается одним из первых образцов средневековой монументальной живописи Грузии.

Логическое продолжение такого созидательного порыва было прервано нашествием арабов, которые проводя особо жесткую политику против христианских народов, специальными приказами запрещали строительство церквей. Приказы арабских халифов особенно усердно реализовались в Картли, в пределах тбилисского эмирата. Лишь с начала IX в., и то в периферийных политических образованиях, создаются более или менее сносные условия для дальнейшего развития материальной и духовной культуры Грузии. В культурном строительстве Грузии развитого средневековья неоценимы заслуги Картли и Абхазского царства и Кахет-Эретского политического объединения, но с IX столетия Тао-Кларджети становится наиболее значительным культурным центром Грузии, сыгравшим большую роль в созидании основ средневековой грузинской культуры (Беридзе В.В., 1981, с. 17–28). Основными очагами культурного строительства и формирования национального самосознания в Тао-Кларджети (как и по всей Грузии) являлись монастыри. В VIII-X вв. именно в этой провинции Грузии была создана густая сеть монастырей, где творили известные церковные деятели, представители литературы, науки и культуры того времени (Беридзе В.В., 1981, с. 24–25; Лордкипанидзе М., 1963). Многие духовные лица, деятели науки и литературы Тао-Кларджети VIII-X вв. были выходцами из центральных районов Грузии, где свирепствовали арабские каратели. Можно сказать, что в первой половине развитого средневековья Тао-Кларджети, в определенной мере, стал поставщиком кадров духовенства, мастеров искусств и ученых-литераторов для других областей Грузии и грузинских центров просвещения за рубежом (Беридзе В.В., 1981).

Органически неразрывной частью художественной культуры Тао-Кларджети являются и архитектурные памятники, сыгравшие столь же важную роль в дальнейшем развитии общегрузинской архитектуры (Беридзе В.В., 1981, с. 28). Велика роль Тао-Кларджети в формировании архитектуры монастырских ансамблей. Отдельные регионы Грузии, еще задолго до политического объединения, в культурном отношении развивались в тесной взаимосвязи, так как архитектура исторических провинций Грузии выросла и развивалась на общей почве, на общих многовековых традициях архитектуры и строительного искусства (Беридзе В.В., 1981, с. 132). Несмотря на такую общую основу грузинской архитектуры (и в целом культуры), каждая провинция Грузии в зодчестве имела свои особенности, что определялось не только своеобразием архитектурного мышления, но и характером строительного материала и местными традициями в строительной технике.

Вместе с тем, совершенно очевидно, что грузинская архитектура развитого средневековья теснейшим образом была связана с зодчеством христианского Востока (Сирия, Палестина, Каппадокия и др.) и Византии, что находило свое отражение в отдельных архитектурных памятниках Грузии, особенно на территории Абхазского царства, которое по-настоящему только в начале IX в. освободилось от византийского владычества.

Приведем краткое описание тех памятников, которые характеризуют основные этапы строительного искусства Грузии развитого средневековья.

В IX и в первой половине X в. почти во всех районах Грузии наблюдается тяготение к старым архитектурным композициям и формам. Примером этого следует считать большие базилики Отхта-эклексиа (табл. 134, 1) и Пархали, возникшие во второй половине X в., с тремя нефами и с повышенным двухпролетным средним и однопролетными боковыми нефами, и купольные круглые храмы, во внутреннее кольцо которых вписан тетраконх. Классическим и единственным примером этого в Грузии является Бана (табл. 134, 3) в провинции Тао, начало X в. Прототипами храма Бана являются храм Ишхани (около 640 г.) (табл. 134, 4) в Грузии и Звартноц (652–662 гг.) в Армении.

Храм Ишхани был разрушен во время арабского нашествия, и от него сохранилась лишь часть восточной абсиды с колоннадой (Беридзе В.В., 1981, с. 150–151), которая позже, в 20-х годах IX в. учеником Григория Хандзтели, Сабаоном, была включена в состав храма совершенно другого типа. Окончательный вид храм Ишхани получил после реконструкции в середине X в. (табл. 134, 4).

Тема тетраконха в грузинской архитектуре исчерпала свои возможности уже в VI–VII вв., но идеи прошлых эпох, видимо, не давали покоя архитекторам следующих поколений, примером чего являются малая церковь в Шуамта, Дранда в Абхазии, церковь X в. в крепости Кветера (табл. 134, 2), Ниноцминда в Гаре-Кахети, где тема тетраконха опять всплывает.

Во второй половине X в. в Грузии широко распространилась новая архитектурная композиция церквей. Ее идея была заложена еще в начале VII в. в структуре Цроми. Первые образцы этого архитектурного типа в некоторых областях Грузии появились в VII–IX вв., например, в Самшвилде, Икалто, Барцана, Озаани в Кехети, но полная реализация этой темы в архитектуре начинается с X в.

В основе этого типа лежит удлиненный с востока на запад крест, увенчанный, как шатром, многогранным барабаном купола, опиравшегося на четыре свободностоящих, мощных столба (croix inscite).

В этих сооружениях алтарная апсида, не выступая за пределы четырехугольника, на фасаде отделена от жертвенника и диаконника двумя треугольными в плане нишами, хотя в храмах Абхазии (Дранда, Бичвинта) абсида с двумя боковыми меньшими по размеру полукругами, резко выступает за линии прямоугольника. В храмах данного типа намечается стремление ввысь, что в основном достигается повышением купольного барабана. Фасады церквей данного типа оформлялись очень богато резным орнаментом, рельефными зооморфными фигурами, крестами, растительным орнаментом и надписями. В этом отношении исключением являются церкви Абхазии, где по образцу византийского церковного зодчества, фасады художественно не оформлялись. Наиболее известными памятниками указанного типа являются: Ошки (961 г.) (табл. 134, 5), Хахули (конец X в.), храм Баграта в Кутаиси (1003 г.) (табл. 135, 5), Светисцховели (1029 г.) (табл. 135, 6), Алаверди (1030 г.) (табл. 134, 1).

Перечисленные здесь архитектурные памятники по смелости конструктивной и художественной мысли, грандиозным размерам, по гармоничности архитектурных масс, по красоте фасадов и внутреннего пространства можно рассматривать как достояние мировой культуры (Амиранашвили Ш.Я., 1963, с. 14; Беридзе В.В., 1981; Джобадзе В.Н., 1991; Чубинашвили Г.Н., 1970, с. 262–278). Среди архитектурных памятников развитого средневековья следует выделить одну небольшую, но очень интересную группу церквей с шестью абсидами. Эти памятники: Бочорма в Тианетском р-не (табл. 136, 2), в крепости Бочорма, Кацхи (XI в.) (табл. 135, 2), в Западной Грузии, Олтиси, на городище Олтиси (Турция) (табл. 136, 1), Киаглисалты к северо-востоку от собора Бана (Турция) и Гогиуба — в провинции Артвини (табл. 136, 3), в бассейне р. Куры (Турция). К этой группе следует отнести также Никорцминда (1010–1014 гг.) (табл. 135, 4), Амбролаури в р-не Раче и Кумурдо в Ахалкалакском р-не (вторая половина XI в.) (табл. 136, 5). Первые пять памятников имеют несложную конструкцию, в плане они снаружи двенадцатигранные, и абрис здания приближается к кругу. Абсиды внутри церквей расположены симметрично, где каждая из них строится при гранях подкупольного пространства.

Что касается Никорцминда и Кумурдо, они имеют намного более сложную композицию, и несмотря на заметную разницу в планах, являются выражением одной и той же архитектурной композиции. Оба храма центрально-купольные по своему пространству. Лучше сохранившийся в церкви Никорцминда переход под купол образован шестью парусами, и барабан имеет 12 окон (Чубинашвили Г.Н., 1970, с. 255; Аладашвили Н., 1957; Северов Н.П., Чубинашвили Г.Н., 1936). Никорцминда является уникальным памятником, со своими рельефными скульптурами снаружи и фресками внутри церкви.

Шестиабсидные церкви известны с раннего средневековья в соседней Армении, на христианском востоке и в бассейне Средиземноморья. Ясно, что данный архитектурный тип не мог произойти от тетраконха (тетраконх может порождать восьмиабсидную композицию, но никак не шестиабсидную). Думается, что данный тип церковного сооружения свое начало берет на юге, в странах христианской цивилизации, хотя небезынтересно вспомнить, что шестиабсидный храм дохристианского времени был обнаружен в Мцхета, на территории Багинети, неподалеку от царского дворца конца III и начала IV в. н. э.

После политического объединения Грузии и укрепления феодальной монархии, поток творческой энергии постепенно направляется в сторону центральных регионов, сперва в Кутаиси, временную столицу Грузии, а позже в Картли-Тбилиси. Соответственно, стали редеть культурные центры в периферийных политических образованиях, особенно после того, как вблизи Кутаиси усилиями Давида Строителя был основан Гелатский монастырь с высшим учебным заведением, где трудились известные грузинские ученые XII в. Доминантой гелатского архитектурного комплекса является величественный собор Богоматери (1106–1125 гг.) (табл. 136: 6), стены которого украшены лучшими образцами монументальной живописи средневековья, а также обширным мозаичным панно в конхе собора (Меписашвили Р.С., 1966; Амиранашвили Ш.Я., 1971, с. 259–261).

После перенесения трона грузинских царей из Кутаиси в Тбилиси, Картли становится естественным эпицентром дальнейшего развития материальной и духовной культуры Грузии.

Анализ памятников XII–XIII вв. показывает, что монументальный стиль постепенно уступает место декоративному, главное внимание теперь обращается на внешнее оформление зданий. Образцы архитектуры нового поколения значительно меньше прежних. Планы их проще, приближаются к квадрату. Купол опирается на два столба и выступы алтарной апсиды. Намечается своеобразная унификация в конструкции храмов. Даже в абхазской школе церковной архитектуры, где под влиянием византийской архитектуры были распространены выходящие вперед из четырехугольника абрисы главной алтарной апсиды, жертвенника и диаконтака в виде полукруглых или граненных апсид (например: Мокви, Лырне, Бичвинта), с XII в. распространяется прямоугольный наружный план, когда абсида церкви размещена внутри прямоугольника (Амиранашвили Ш.Я., 1962, с. 14–15).

Гражданская архитектура. При обзоре городищ и селищ Грузии шла речь о жилищах и других объектах гражданского назначения, но многие памятники гражданской архитектуры остались незатронутыми, в первую очередь, дворцовые сооружения и здания общественного назначения: гостиницы, больницы, учебные заведения. Число таких сооружений довольно велико, но они изучены слабо. Полнее всего изучена дворцовая архитектура (Чубинашвили Г.Н., 1959).

Один из таких памятников — Надарбазеви (табл. 137) находится в районе Дедоплисцкаро, в ущелье Чивчава, 1560 м над уровнем моря. По письменным источникам, тут была размещена летняя резиденция царицы Тамар. Как показали раскопки, самые древние постройки датируются IX–X вв. В XII в., видимо, были построены новые здания, где и была размещена летняя резиденция. В XII в. были построены водопровод (табл. 137, 2, 3), цистерна (бассейн) из кирпича, вспомогательные сооружения для обслуживающего персонала. Комплекс был обнесен оградой с тремя воротами (табл. 137, 1). Большой зал главного здания конца XII в. с четырьмя колоннами, по всей вероятности, с купольным перекрытием, можно назвать гостиной или приемным залом (Ломтатидзе Г.А., 1989, с. 30–40; Цицишвили И.Н., Закарая П.П., 1955). Результативными оказались полевые исследования монастырского комплекса в Гударехи (р-н Дедоплисцкаро, Алгетское ущелье, 1100 м над уровнем моря), и на городище Дматаси (Дматаси I, 1988; Дматаси II, 2000), где внутри ограды выявлены: дворцовое сооружение, винохранилище, здание с пилястрами, хлев, жилые помещения, все XII–XIII вв. Фасады двухэтажного дворца, видимо, были оформлены арками. Церковь была построена в 1222–1245 гг., а звонница — в 1278 г. (Мусхелишвили Л.В., Хидашели Ш.Г., Джапаридзе В.В., 1954).

Из монументальных сооружений особое внимание привлекают развалины Гугетского дворца вблизи Кутаиси (табл. 136, 7), на берегу р. Риота. Главное здание XII в. было построено отцом царицы Тамар — Георгием III. На цоколе (высота — 3 м) воздвигнуто четырехугольное здание, в центре которого находится крестообразное большое помещение, которое было перекрыто большим куполом. С обеих сторон центрального помещения были комнаты разного назначения, спальни, хранилища разного назначения; баня (Амиранашвили Ш.Я., 1971, с. 253, 255; Цилосани В.Г., 1938). Дворец был разрушен в начале XIX в. (1823 г.), камни и кирпичи были использованы на строительстве гарнизонного помещения (Амиранашвили Ш.Я., 1971, с. 254).

Несколько слов о монументальной живописи. Грузинская фресковая живопись в своем художественном и историческом развитии тесно связана с архитектурой, впрочем, как и монументальная рельефная скульптура.

Наиболее значительным памятником стенной живописи следует считать фрески церкви св. Додо в монастырском комплексе в пещере Давида Гареджа (Чубинашвили Г.Н., 1948; Амиранашвили Ш.Я., 1957; Абрамишвили Г.В., 1972). Именно в Давид-Гареджском монастыре возникли циклы фресковых изображений св. Нины, просветительницы Грузии, и Святого Давида из Гареджи. В этих работах, в основе которых лежат литературные версии, чувствуются новые веяния во фресковой живописи IX в. (Абрамишвили Г.В., 1972). Следующий этап развития монументальной живописи связывается с монастырями Тао-Кларджети, где образовалась одна из передовых школ стенной живописи X–XI вв. (Амиранашвили Ш.Я., 1963, с. 18–19; 1971; Беридзе В.В., 1981).

Новая веха в монументальной живописи намечается на рубеже XI–XII вв., особенно в Сванети, где возникла оригинальная школа живописцев, являющаяся по существу продолжением и завершением Тао-Кларджетской традиции в живописи. Работы царского художника Тевдоре в сванских сельских церквях Ипрари (1096 г.), Квирике и Ивлинты (1111 г.) и Св. Георгия в Накипари (1130 г.) являются произведениями мирового значения (Аладашвили Н., Алибегашвили Г., Вольская А., 1966), но венцом средневековой грузинской живописи являются фрески и мозаика в Гелати в церкви Богоматери (Амиранашвили Ш.Я., 1957; Вирсаладзе Т.Б., 1959; Меписашвили Р.С., 1966). Мозаика (1125–1130 гг.) расположена в конхе храма. На золотом фоне изображены во весь рост фигуры Богоматери с младенцем и архангелы Михаил и Гавриил с обеих сторон. Творец мозаики является настоящим мастером в искусстве и, нарушая художественную традицию византийской живописи, вносит в композицию Богоматери динамику и жизненность, сохраняя ту новаторскую идею, которая была реализована в иконе Лаклакидзе (XI в.) из монастыря Зарзма (Абрамишвили Г.В., 1977, табл. 44). Замечательные образцы стенной живописи были созданы в Грузии во второй половине XII и первой половине XIII в. Фрески пещерного города Вардзиа, церквей: Бетаниа, Кинцвиси, Бертубани, Мацхварииш входят в золотой фонд грузинской монументальной живописи (Привалова Е., 1982; Амиранашвили Ш.Я., 1957; Алибегашвили Г., 1957; Вирсаладзе Т.Б., 1955). Мощные школы живописцев созидали в Вардзия и Бетания, где сохранены замечательные фрески Георгия III, царицы Тамар, Лаша-Георгия и др. (Алибегашвили Г., 1957; Привалова Е., 1982; Амиранашвили Ш.Я., 1957), но по художественной зрелости, уверенным рисункам, гармоничности колорита, плавной моделировке фигур, ритмичности движения и складок одежды, психологической трактовки сюжетов, особенно выделяется художник из школы Кинцвисского монастыря. Из великолепных фресок особенно следует отметить изображенных во весь рост ангелов в композиции Воскрешение Христа. Их можно считать шедевром эпохи возрождения и отражением тех идей в живописи, которые чуть позже нашли воплощение в поэзии Шота Руставели.

Больших успехов достигли мастера средневековой Грузии в обработке металла и особенно в искусстве перегородчатой эмали, «одной из непреходящих ценностей грузинского искусства» (Хускивадзе Л.З., 1984, с. 181). Эмальерному делу Грузии посвящено немало серьезных исследований (Амиранашвили Ш.Я., 1971; Абрамишвили Г.В., 1977). В монографии Л.З. Хускивадзе прослежена история перегородчатых эмалей Грузии от VIII до XIII в., генетически связанная с эмальерным искусством Византии, но представлявшая, безусловно, самостоятельное и самобытное художественное явление.

В мировой коллекции произведений в этой сложнейшей технике ювелирного дела средневековья Грузия занимает первое место: в одном только Государственном музее Грузии хранится около 200 превосходных изделий эмальерного дела VIII–XIII вв. Квадрифолий с Распятием архаической иконографии на знаменитом Хахульском триптихе знаменует начало освоения производства перегородчатой эмали (Хускивадзе Л.З., 1984, с. 24–34, табл. 1, 1). Больших успехов и всеобщего признания достигает искусство перегородчатой эмали в X–XI вв. В это время была создана большая часть Хахульского триптиха, Вардзинская икона Богоматери, крест для святых мощей с изображением Христа Пантократора (табл. 138, 1) и многие другие шедевры эмальерного дела. Это сложное ремесло переживало расцвет и в XII–XIII вв., когда были изготовлены такие произведения, как икона Мартвильской Богоматери, золотая пластина со сценой Сретения, Хобская икона Богоматери. Медальоны со святыми, прикрепленные к Хобской иконе позже, дают представление об эволюции искусства перегородчатой эмали в XIII в., доживавшем свои последние дни (табл. 138, 2–9). После восьмикратного нашествия монгольских орд в конце XIV в. и разорения культурных и ремесленных центров Грузии производство эмали было прекращено.

XII–XIII вв. следует считать периодом расцвета чеканного искусства Грузии, свидетельством чего являются такие произведения, как чеканная икона Спасителя из Мгвимеви; книги с чеканными окладами работы Бека и Бешкена Опизари; выносной крест из Гелати; икона из Мгвимеви и др. На этом поприще особенно преуспевали мастера из Тао-Кларджети, среди которых большой известностью в Грузии пользовались златоваятели из Описа Бека и Бешкен Опизари (вторая половина XII — начало XIII в.). Особой одаренностью отличается Бека Опизари, младший современник и, возможно, ученик Бешкена, который по характеру своего творчества вышел за пределы декоративного стиля, подчинив орнамент главной идее произведения, а фигуры у этого мастера трактуются в более живописно-пластическом стиле (Амиранашвили Ш.Я., 1956; 1963, с. 24–25; 1963а).

Монументальная рельефная скульптура Грузии теснейшим образом была связана с развитием архитектуры, в первую очередь, церковной, где кроме фасадов и, реже, интерьеров, фигурными рельефами и орнаментальной резьбой украшались малые формы архитектуры — алтарные преграды (Амиранашвили Ш.Я., 1971; Аладашвили Н.А., 1977). После временного застоя, с X в. по всей Грузии и особенно в Тао-Кларджетском и Абхазском царствах в развитии рельефного искусства наблюдаются ощутимые сдвиги (например, изображение Ашота Куха (918 г.) в Тбети и Леона III и Гурандухт в Кумурдо, изображение строителей в Описи и др.); а в XI столетии резьба по камню и искусство рельефной скульптуры достигает вершины своего развития. Блестящим примером этого является поразительное количество рельефных скульптур, на фасадах Никорцминда (Рача, Западная Грузия). По мнению исследователей, декоративное убранство храма принадлежит трем разным мастерам, но несмотря на это, композиции всех фасадов осмысленны и выполнены по одной программе и одновременно. Пропорции фигур здесь стройны, и в передаче сюжетов видно стремление мастеров к психологической трактовке изображенных лиц; постановка фигур намного свободнее, чем на ранних рельефах, драпировка и складки одежды ложатся мягко, блестящий антураж этим изображениям создают орнаментальные поля филигранной резьбы (табл. 139, 1), но богатством орнамента особенно отличается барабан купола Никорцминда (Аладашвили Н.А., 1957; 1977).

Замечательными образцами рельефной скульптуры и орнаментом украшены фасады Светисцховели (XI в.) (табл. 139: 5) и Самтавро (XI в.) в Мцхета, Самтависи (XI в.), Питарети (XIII в.) и др. (Чубинашвили Г.Н., 1970).

Совершенно особую группу рельефной скульптуры образуют алтарные преграды X–XII вв. Многие образцы из этой группы, являясь легко уязвимыми, на протяжении веков оказались уничтоженными, но археологическими работами во второй половине XX в. многие из них были вновь найдены и включены в научный оборот (например, Дманиси, Жинвали, Давати).

Структура грузинской алтарной преграды следует собственным, национальным установкам; отвергнута система перекрытия архитравом алтарной преграды, которая распространена в Византии и на Ближнем Востоке. Нескольким входам в преграду решительно противопоставлен один вход в центре преграды, отдано предпочтение низким и «прозрачным» преградам, в отличие от высоких и закрытых, которые были распространены в Византии и на Руси. Позже, после присоединения Грузии и упразднения автокефалии грузинской церкви (начало XIX в.), по приказу администрации русской церкви стали ломать старые низкие каменные преграды и заменять высокими, закрытыми деревянными конструкциями, вследствие чего погибли первоклассные образцы рельефной скульптуры и резьбы по камню.

Наиболее замечательными памятниками этого рода являются преграды из Шио-Мгвиме (табл. 139, 2), Ховле, Сапара, Зедазени, Гударехи, Питарети, Сатхе, Мерца, Цебельды, Атени, Уртхви и др. (Аладашвили Н.А., 1977).

Структурные сюжеты и отдельные фигуры на фланкированных орнаментом квадратных полях исполнены тонкой и изящной резьбой, на некоторых работах (Шиомгвиме, Сапара) четко прослеживается стремление к передаче внутреннего настроя персонажа (табл. 139, 2). Мастера, имена которых не сохранились, оставили потомству лучшие произведения средневекового искусства, имеющие мировое значение.

К несчастью, разорительные нашествия монголов, и особенно полчищ последней монгольской империи во главе с Тамерланом, оказались столь губительными, что все положительные процессы в экономической, социальной и культурной жизни Грузии (как и других народов) были приостановлены. Творческие силы и людские ресурсы были или уничтожены, или же угнаны в Самарканд.

Варварская энергия среднеазиатских орд, столкнувшись с сопротивлением народов захваченных монголами стран, на русских просторах, на Кавказе и на Ближнем Востоке постепенно захлебнулась и не достигла Западной Европы, что обеспечило мирное развитие Европейского Возрождения.

Глава 12 Раннее средневековье (IV–VIII вв.)

IV–VIII вв. были для Армении эпохой больших социально-экономических и политических перемен. В IV–V вв. при армянских Аршакидах в стране формируется феодальное общество. В начале IV в. утверждается христианство, ставшее мощным идейным оружием государственной власти. Зарождение феодальных удельных княжеств с их центробежными стремлениями, с одной стороны, посягательства сасанидского Ирана и Византии — с другой, привели к упразднению армянского государства в 428 г. Однако сасанидскому Ирану не удалось сломить сопротивление армян. Князья-нахарары сумели сосредоточить в своих руках административные и финансово-налоговые дела, и страна фактически сохранила самостоятельность. Была установлена гегемония сасанидов с признанием юридической власти нахараров (Еремян С.Т., 1951, с. 55).

В середине IV в. большой ущерб экономике Армении нанесли походы сасанидского царя Шапура II, разорившего эллинистические города Тигранакерт, Арташат, Ервандашат, Заришат и др. Городское торгово-ремесленное население было угнано в Иран, что завершило давно начавшийся процесс упадка городов. Это был такой удар по ремесленному производству и торговле, который привел к полному господству натурального хозяйства.

Ощутимый сдвиг в развитии экономики страны намечается только со второй половины V в. — времени ожесточенной политической и религиозно-идеологической борьбы между Арменией и Ираном. Важную роль в сохранении политической и экономической самостоятельности страны сыграли мощные восстания 451, 481–484 и 572 гг. (История армянского народа, 1984, с. 126–215).

В IV–VII вв. культурная жизнь Армении переживает большой подъем. Именно в этот период были заложены основы феодальной культуры, впитавшей в себя эллинистические традиции, что особенно заметно в архитектуре и в меньшей степени — в скульптуре.

Формирование раннефеодальной культуры, происходившее в условиях борьбы за независимость страны, отличалось постоянным стремлением к сохранению национальной самостоятельности. Важнейшим событием стало создание в 406 г. армянской письменности, что способствовало развитию национальной литературы, ставшей основой духовной жизни народа. Появилось множество исторических, философских, богословских произведений. Армянская культура, развиваясь в христианской среде, сохраняла наследие античной культуры с ее языческим мировоззрением.

В области архитектуры было унаследовано высокое строительное искусство предыдущей эпохи, а в отдельных случаях сохранились плановые и объемно-пространственные строения капищ (Мнацаканян С.Х., Оганесян К.Л., Саинян А.А., 1978, с. 52).

Большой сдвиг происходит также в области искусства. Церковная архитектура сохранила замечательные образцы скульптурных памятников — рельефов и барельефов. О других областях материальной культуры, в частности, прикладном искусстве некоторые сведения можно почерпнуть из письменных источников.

В период арабского владычества в Армении (конец VII — первая половина IX в.) замерли все сферы деятельности: земледелие, скотоводство, строительство и ремесленное производство, сократилась торговля, была введена тяжкая налоговая система. Все это привело Армению на грань разорения. В городах, ставших военно-административными центрами, размещались арабские гарнизоны. Арабами была создана северная провинция под названием «Арминия», столицей которой был Двин, единственный город, продолжавший расти и играть роль крупного ремесленно-торгового центра всего Закавказья (Тер-Гевондян А.Н., 1977).

Только во второй половине IX в., после ослабления арабского халифата, Армения вновь обрела независимость, и все отрасли экономической и общественной жизни страны стали бурно развиваться.

Изучение раннефеодальных памятников Армении фактически начинается с 90-х годов XIX в. и связывается с именем Н.Я. Марра, которым в 1892–1893 гг. были начаты раскопки средневековой столицы Ани (Марр Н.Я., 1894), а в 1899 г. — в Двине (Марр Н.Я., 1902).

Систематическое изучение раннесредневековых памятников ведется с 30-х годов XX в. по сей день. Раскопки производились в Двине (1937–1939, 1946 гг.), Гарни (1949 г.), Ошакане (1971 г.), Эчмиадзине (1953–1956, 1958, 1976, 1980 гг.), Ахце (1972–1973 гг.), Адаване (1962–1963 гг.), Аруче (1951–1952, 1980–1984 гг.), Айгеване (1975 г.) и на других памятниках в различных районах Армении. Наиболее крупные работы велись и ведутся на территории Двина — средневековой столицы Армении (табл. 140, 1).

Двин. Остатки города Двина, крупнейшего экономического, культурного и административного центра средневековой Армении, находятся в Араратской долине, в 30 км южнее Еревана. Город был основан в 30-х годах IV в. армянским царем Хосровом II (Мовсес Хоренаци, 1893, кн. III, 8, с. 148; Фавстос Бузанд, 1953, с. 17). После упразднения армянской династии Аршакидов Двин становится столицей Марзпанской Армении, а с конца VII–VIII вв. является административным центром арабского наместничества Армении (Тер-Гевондян А.Н., 1977, с. 74). В IX — начале XI в. город входил в состав царства Багратидов. С первой половины XI в. Двин переходит в руки полузависимых мусульманских эмиров, а с 1203 г. присоединяется к владениям армянских Захаридов. В 30-х годах XIII в. город основательно разрушают монголы, после чего он сходит с исторической арены.

Систематические раскопки Двина начались в 1937 г. Исследована огромная территория в цитадели и городских кварталах (Кафадарян К.Г., 1952; 1982; Kalantarian A.A., 1991; 1996) (табл. 140, 2). Выяснилось, что на месте городища еще с III тыс. до н. э. существовало поселение, которое продолжало бытовать в I тыс. до н. э. и в эллинистическую эпоху (Кушнарева К.Х., 1974). Средневековые слои цитадели залегают на глубине 5–8 м. Стратиграфия Двина нарушена и осложнена строительной деятельностью последующих времен, двумя землетрясениями во второй половине IX в., что затрудняет установление четкой хронологической шкалы. Тем не менее, четко прослеживается несколько эпох, связанных с разными строительными периодами, начиная с основания города.

Цитадель города была окружена мощными глинобитными стенами с 44 круглыми башнями. Угловые башни более крупные, возле них, по-видимому, были расположены ворота, связывающие цитадель с городскими кварталами. Цитадель была защищена также глубоким рвом, ширина которого колебалась от 30 до 50 м. Городские кварталы связывались с крепостью мостами, перекинутыми через ров.

Раскопками открыты монументальные сооружения светской и церковной архитектуры, трехнефная базилика в цитадели (IV в.), кафедральный собор, церкви и патриаршие дворцы V и VII вв. в центральном квартале города (табл. 140, 2). Дворцы имеют сходную планировочную композицию и отличаются лишь некоторыми объемно-пространственными решениями. Их основу составляет центральный колонный зал с тремя или четырьмя парами колонн (табл. 140, 2–5). Сохранились крупные базы этих колонн, а также одна капитель из дворца VII в. (табл. 141, 4, 11). Стены дворца V в. были сложены из резного камня на глиняном растворе. Дворец VII в. сооружен из тесаного туфа разных оттенков на известковом растворе. Полы помещений глинобитные, утрамбованные. Эти сооружения играли большую роль в политической и духовной жизни города. Здесь проходили двинские церковные соборы VI–VII вв., на которых были приняты важные канонические постановления, связанные с экономической и политической жизнью страны. На западном крыле дворца V в. в середине VI в. сасанидами был сооружен храм огнепоклонников, разрушенный во время восстания 572 г. В центре храма обнаружен прямоугольный алтарь (1,5×1,5 м), покрытый пеплом. Сохранилась одна из баз купольного зала. В центре алтаря квадратное углубление — место каменного постамента, на котором в чаше горел священный огонь (табл. 142, 1).

На вершине цитадели города в IV в. была построена трехнефная базилика (табл. 140: 5). Там же в VI–VII вв. был архив (диван), где хранились документы разного характера (налоговые, закладные, торговые, дипломатические, судебные и прочие документы). Об этом свидетельствуют находки глиняных булл с оттисками местных и сасанидских печатей (табл. 143, 1, 3–5, 7, 11–14; 144, 1, 4–6, 8) (Калантарян А.А., 1982). Патриарший дворец VII в. впоследствии был превращен в главную мечеть города.

В центре города сохранились остатки громадного здания — кафедрального собора, основанного в конце IV в. и претерпевшего впоследствии ряд изменений. Первоначально оно представляло собой громадную базилику (табл. 140, 5), а с начала VII в. было преобразовано в купольную залу (табл. 140, 6) (Арутюнян В.М., 1950, с. 49–56; Кафадарян К.Г., 1952, с. 88–101). Это один из замечательных памятников архитектуры раннесредневековой Армении. Во время раскопок церкви были обнаружены фрагменты мозаичного поля (табл. 140, 7), орнаментированные детали отдельных частей конструкции (табл. 141, 1, 3), обломки камней с надписями, черепица и другие предметы, датируемые V–VII вв. Церковь, разрушенная в 894 г. во время землетрясения, не восстанавливалась.

В последние годы раскопками выявились интересные детали в планировке первоначального строения церкви. Оказывается, в этой базилике северо-восточный придел отсутствует. Кроме этого, главная абсида автономна: стены не соприкасаются с продольными стенами церкви (табл. 140, 1). Это явление говорит о существовании более раннего сооружения, даже о языческом храме первых веков. Об этом свидетельствуют также многочисленные обтесанные камни второго употребления в кладке абсиды, часть которых имеет известковую обмазку со следами фресок.

В центральном квартале открыта однонефная базилика V в. (табл. 140, 8), остатки ворот VI в., а также ряд памятников мемориального характера.

Раннесредневековый жилой дом изучен в основном по материалам, обнаруженным в цитадели. Стены жилищ были сложены из резаного белого известняка на глиняном растворе. Сохранившиеся базы свидетельствуют о том, что дома имели деревянное перекрытие с отверстием в центре для света и воздуха. Однако вопрос о перекрытиях домов в монументальных дворцовых сооружениях до сих пор остается открытым (Кафадарян К.Г., 1952, с. 111–112; Арутюнян В.М., 1950, с. 69–76). В вымощенных мелкой галькой отдельных комнатах, видимо, содержался скот. Полы в цитадели были только глиняные. Особое место занимали хозяйственные помещения, в которых вдоль стен были выставлены большие карасы для вина и зерна; их фрагменты обнаружены во всех комплексах, датируемых V–VI вв. Здесь найдены также большие колоколовидные ямы для коммунальных нужд, использовавшиеся и для хранения зерна.

В Двине исследованы стеклоделательные (Костанян К.А., Калантарян А.А., 1978) и ювелирные (Кафадарян К.Г., 1982, с. 59–63) мастерские, в которых найдены готовые изделия, полуфабрикат и брак.

В городских кварталах обнаружена широкая сеть водопровода, снабжавшая питьевой водой из близ лежавших горных родников. Керамические трубы отделаны самым тщательным образом.

Материальная культура Двина IV–VI вв. представлена предметами, обнаруженными при раскопках архитектурных комплексов, а также во время разведочных работ. Для неполивной керамики этого периода характерны хороший обжиг, мелкозернистость глины, линейно-волнистый, иногда крашеный орнамент. Крупные карасы с елочным орнаментом (табл. 145, 4, 3), грушевидные кувшины с широкими днищами (табл. 146, 11), шаровидные горшки с чуть округлыми днищами (табл. 146, 3), маленькие и большие миски с характерными венчиками свидетельствуют о высоком мастерстве гончаров. Поливная керамика представлена несколькими образцами, которые, с одной стороны, сближаются с поливными сосудами античной эпохи, а с другой — напоминают сасанидские.

Стекло в основном резное, толстостенное, часть изделий привезена из ближневосточных центров. В стеклоделательных мастерских производили разнообразные тонкостенные сосуды, а также лампады и мозаичные кубки. Формы стеклянных сосудов находят аналогии в памятниках Закавказского региона, Ирана и Ближнего Востока.

Металлические изделия, представленные в основном орудиями труда, оружием и украшениями, характерными для данной эпохи, имеют аналогии в Средней Азии, Закавказье, на Переднем и Ближнем Востоке.

Двин даже в эпоху арабского владычества не утрачивает своего экономического значения для всего Закавказья. Здесь поселяется много арабов. Они укрепляют город, ведут строительство оборонительного характера, а на вершине холма строят глинобитный дворец для правителя, совершенно чуждый и в планировке, и в технике традициям каменной архитектуры Армении (Кафадарян К.Г., 1982, с. 96–99). Арабы чеканили в Двине медные и серебряные монеты, имевшие широкое хождение в Закавказье и на Ближнем Востоке. Они были обнаружены даже в монетных кладах Прибалтики и в Скандинавии (Мушегян Х.А., 1962). В эпоху раннего средневековья Двин оставался самым большим и значительным городом Армении.

Раскопками 60-70-х годов открыты многочисленные поселения и крепости этой эпохи.

Гарни. Археологическое изучение крепости Гарни (табл. 142: 77), известной до того как эллинистический языческий храм, было начато в 1911 г. Н.Я. Марром. Систематические исследования этого многослойного памятника ведутся начиная с 1949 г. (Аракелян Б.Н., 1951; 1957; Аракелян Б.Н., Караханян Г.О., 1962). В раннем средневековье крепость Гарни была одним из опорных пунктов на восточных подступах к Араратской долине. Поселение на территории крепости существовало до начала XX в., что очень затрудняет определение четкой стратиграфии памятника. Во время раскопок были расчищены круглая в плане церковь VII в., построенная католикосом Нерсесом III, однонефная церковь в центре современного села. В крепости обнаружены также остатки жилых помещений, которые претерпели с течением времени большие изменения. Археологический материал в основном обнаружен в участках культовых сооружений. Это обломки крупных глиняных карасов с налепными узорами, железные орудия труда, фрагменты керамической кухонной посуды с характерным местным орнаментом и стеклянных изделий (Аракелян Б.Н., Караханян Г.О., 1962, с. 58). Рядом с античным некрополем обнаружены каменные ящики, датируемые IV–VI вв., в которых погребальный инвентарь отсутствует.

На юге Араратской долины, неподалеку от древнего Арташата, на небольшом холмике близ села Айгеван сохранились остатки крупного поселения. Здесь в 1971 г. экспедиция под руководством Б.Б. Пиотровского открыла многослойный памятник. В верхних слоях обнаружены остатки домов с глинобитными стенами на каменной основе с богатыми материалами IV–VI вв. (табл. 145, 1-20). Особого внимания заслуживают большие хозяйственные помещения с карасами, украшенными характерным елочным орнаментом. Керамика в основном кухонно-бытовая с вдавленным орнаментом. Горшки и кувшинчики с широкими днищами напоминают аналогичные предметы из позднеантичных и раннесредневековых памятников. В Айгеване найдены предметы, связанные с сасанидским храмом огня: обломок капители с изображением барана и фрагмент керамического сосуда со штампом («нишан»), распространенным в сасанидской глиптике (Борисов А.Я., Луконин В.Г., 1963, с. 39–41).

В начале 60-х годов исследовалась крепость Ацаван (табл. 147, 4), расположенная в 10 км западнее Гарни (Тирацян Г.А., 1962; 1968). Здесь полностью раскрыты крепостные стены, с северной стороны укрепленные тремя полукруглыми башнями, а с южной, западной и восточной сторон снабженные прямоугольными контрфорсами, число которых доходит до двадцати. На территории крепости (75×50 м) раскопаны комнаты, стены которых выложены из колотых камней и обмазаны глиной. Здесь же найдены гипсовые карнизы. Четко прослеживаются два строительных слоя: один относится к первым векам н. э. и датируется материалами Гарни, второй относится к раннефеодальной эпохе и насыщен богатыми материалами ремесленного производства IV–VI вв. — толстостенными шлифованными стеклянными чашами с фасетками (табл. 148, 1–6), большими карасами с елочным орнаментом, неполивной кухонной керамикой.

Ошакан. Более десяти лет ведутся раскопки крепости Ошакана, расположенной на холме Дидиконд, на правом берегу реки Касах (табл. 147, 6). Ошакан — одно из древнейших поселений Армении. Здесь встречаются материалы, датируемые III тыс. до н. э. Обширную площадь занимают поселение и некрополь II–I тыс. до н. э. В VII в. до н. э. на холме была построена урартская крепость, неприступная с трех сторон, а на его северном склоне — дворцовые сооружения. В начале нашего тысячелетия Ошакан был собственностью армянских аршакидских царей, которые в III–IV вв. за заслуги перед страной и короной передали поселение влиятельному нахарарскому дому Аматуни. Последние перестроили урартскую крепость и вели большую строительную работу. В 441 г. в Ошакане был похоронен создатель армянской письменности Месроп Маштоц.

Во время раскопок на холме открыты помещения с богатым археологическим материалом, датируемым IV–VII вв. (Есаян С.А., Калантарян А.А., 1978).

Вокруг маленькой часовни обнаружено множество обломков разнообразных «крылатых» крестов — хачкаров, орнаментированных камней, черепиц, относящихся к IV–V вв.

В раскопанных помещениях обнаружены фрагменты крупных карасов, горшков, кувшинов, чаш и других сосудов с характерными чертами местного производства (табл. 149, 12–21). Значительная часть керамики — лепная. Отдельные виды сосудов, такие, как чаши и кувшины, явно несут отпечаток античного производства. Особо надо отметить фрагменты поливных сосудов, близких к аналогичной керамике, найденной в патриаршем дворце Двина V в., и, по-видимому, привезенных из двинского производственного центра.

Ошакан богат памятниками. Здесь имеются культовые сооружения V–VII вв., кладбища, часовни, мост, по всему селу разбросаны хачкары.

Ошакан имел тесные связи с синхронными производственными центрами Араратской долины и составлял с ними одну группу.

Археологические работы ведутся также в поселении Ахц, известном по армянским средневековым источникам. Здесь в подземной усыпальнице (Аракелян Б.Н., 1949, с. 28–30; Токарский Н.М., 1961, с. 73; Мнацаканян С.С., 1982, с. 62–67 и др.) были захоронены останки армянских царей, отбитые у персов в 60-х годах IV в. в одной из битв. Раскопками выявлено, что здесь существовал большой ансамбль, в который, кроме усыпальницы, входили трехнефная базилика конца IV в. (Gandolfo F., 1982, p. 44–66), мемориальные колонны на ступенчатых стилобатах, дворцовые сооружения.

Ахц как поселение существовал с древнейших времен. На его территории найдены материалы I тыс. до н. э. Расцвет поселения приходится на средневековье. По всей его территории расположены архитектурные памятники культового и светского характера, хачкары, пещерные сооружения, остатки материального производства. Разновременный археологический материал, в основном представленный бытовой и строительной керамикой (табл. 149, 1-11), железными предметами, украшениями, позволяет выявить ряд характерных особенностей местного производства. Для изучения прикладного искусства раннесредневековой Армении большое значение имеют находки керамических плит с сюжетными изображениями птиц, животных и растений (табл. 150, 1-10) (Калантарян А.А., 1982а). Несколько таких плит найдено в Ахце.

Вагаршапат (Эчмиадзин). Работы велись и по изучению древнеармянского города Вагаршапата (впоследствии — Эчмиадзин), который с начала IV в. после принятия христианства стал религиозным центром Армении. Вагаршапат известен своими раннефеодальными архитектурными памятниками (кафедральный собор (табл. 142, 7), храмы Рипсимэ (табл. 142, 6), Гаянэ и др.), которые, претерпев ряд изменений, дошли до наших дней. Во время последних реставрационных работ под этими памятниками были раскрыты остатки более ранних строительных слоев. В 1976 и 1980 гг. в городе были раскопаны фундаменты двух зальных церквей в сопровождении весьма интересных эпиграфических материалов. Особенно интересны находки давилен, которые связываются с деятельностью св. Рипсимэ. Во время раскопок были открыты надгробные камни с надписями. Среди них выделялась надгробная плита Хечана Агавеляна, одного из политических деятелей Армении VII в. (Караханян Г.О. и др., 1992).

Звартноц. Неподалеку от Эчмиадзина находится Звартноц — храм Бдящих сил, строительство которого было закончено в 661 г. Памятник детально изучен отечественными и зарубежными учеными (Мнацаканян С.Х., 1971; 1971а). Остатки этого грандиозного строения, разрушенного в конце X в., были раскопаны в начале XX в. архимандритом Хачиком Дадаяном (Тер-Мовсесян М., 1903). Однако в научный обиход храм был введен после реконструкции его облика Торосом Тораманяном (Тораманян Т., 1942; 1948). Во время раскопок были обнаружены строительная керамика, в основном черепицы разных видов, железные предметы, остатки мозаики, поливная керамика IX в.

К западу и югу от храма находятся развалины патриаршего дворца с колонным залом (табл. 142, 11), залом для приемов, жилыми комнатами и хозяйственными помещениями. В южном комплексе расположена баня. Дворец был построен на месте ранних, снесенных сооружений. В юго-восточном углу сохранились остатки однонефной базилики V в.

Южнее храма и дворца находятся развалины огромной винодельни, принадлежавшей монастырскому хозяйству. О развитии виноделия говорят также обнаруженные вокруг Звартноца карасы емкостью 1000–1200 литров.

В последние годы приступили к археологическому изучению средневекового поселения Звартноц, упоминаемого в письменных источниках в связи со строительством храма. Однако оно существовало и в более раннюю эпоху. Здесь четко прослеживается два слоя: V–VII и VIII–IX вв., насыщенные обломками строительной и бытовой керамики и остатками архитектурных памятников, характерных для данных периодов.

Раннесредневековые памятники были обнаружены в Аруче, где открыта мощная оборонительная стена (Арутюнян В.М., 1953), в селе Еразгаворс, где открыты туфовые саркофаги IV–VII вв., в черте г. Ленинакана, где раскопаны остатки монументального строительства V–VII вв.

В исторической области Арагацоти около села Катнахпюр раскопана маленькая крепость с мощными оборонительными стенами из туфовых блоков (Асатрян Е.А., 1981, с. 40–41). Настоящей сенсацией стало открытие в Ереруйке, вблизи Ани, уникального гидротехнического сооружения — плотины искусственного озера V–VI вв. (Мнацаканян С.Х., Оганесян К.Л., Саинян А.А., 1978, с. 60).

Принятие христианства поставило перед строителями новые задачи, связанные с сооружением церквей. Армянские зодчие блестяще справились с ними, разработав в IV–VII вв. разнообразные типы церковных зданий, которые послужили основой для дальнейшего развития христианской культовой архитектуры в Армении (Токарский Н.М., 1961, с. 39).

Первые церкви, судя по сохранившимся памятникам, представляли собой продолговатую залу (табл. 151, 1–6) с деревянным перекрытием, заканчивающимся в восточной части алтарной апсидой. В некоторых однонефных церквах деревянные перекрытия были заменены сводчатыми на подпружных арках (Ширванджух, Двин, Гарни, Егвард и др.). Однонефные церкви в редких случаях имели выступающие снаружи пятигранные абсиды, известные по раскопкам в Джервеже и Вохчаберде (табл. 151, 6, 7), а также в с. Воскеваз Аштаракского района.

В 1966 г., в связи со строительством Апаранского водохранилища были раскопаны и перенесены архитектурные памятники с. Зовуни — однонефная базилика, созданная в первые десятилетия IV в., часовня и двухэтажная гробница при ней, возведенные в память павшего в 451 г. в Аварайрском сражении армянского спарапета Вардана Мамиконяна, и купольный храм V — начала VI в. Этот храм первоначально был языческим, затем стал первичной молельней христианского культа, а впоследствии получил композицию купольного зала.

Вскоре после утверждения христианства появляются также более крупные церковные сооружения — трехнефные базилики (Ереруйк, Текор, Касах, Аштарак, Двин и т. д.). Следующий этап развития церковной архитектуры — разные варианты купольных сооружений: купольные базилики, центрально-купольные сооружения, купольные залы, крестообразные в плане (Эчмиадзинский собор, Мрен, Птгни, Аруч, Талин и т. д.) (Мнацаканян С.Х., Оганесян К.Л., Саинян А.А., 1978, с. 65–85). В VII в. появилась многоабсидная центрально-купольная форма, которая хорошо прослеживается в церквах Зоравор (около Егварда) и Иринд. Венцом всех этих сооружений стал храм Звартноц (середина VII в.), представляющий собой в плане круг с вписанным крестом (табл. 151, 3).

Заканчивая характеристику культового строительства Армении, необходимо остановиться на погребальных обрядах эпохи раннего средневековья. Надо сказать, что эта проблема мало изучена, исследование погребений этой поры находится на крайне низком уровне. Однако можно утверждать, что погребения IV–V вв. представлены грунтовыми погребениями, закрытыми каменными ящиками и саркофагами из туфа. Все они являются продолжением традиции погребального обряда античного времени. Несколько таких погребений было раскопано в крепости Гарни (Аракелян Б.Н., 1951). Туфовые саркофаги с крышками в основном расположены вокруг ранних церквей и обнаруживаются по мере расчистки близлежащей территории (Ахц, Эчмиадзин, Вохчаберд и др.). Трупоположение в этих погребениях чисто христианское — с запада на восток, покойник лежит на спине. Характерно, что во всех погребениях отсутствует инвентарь, что тоже связывается с новой идеологией. В 1979 г. раннесредневековые саркофаги были обнаружены в селе Джервеж (около Еревана); в одном из них было найдено несколько сасанидских гемм и буллы (раскопки А.С. Жамкочян) (табл. 144, 3, 7, 10).

Начиная с VI в., видимо, после ряда церковных постановлений были узаконены новые формы захоронения. Каменные саркофаги больше не встречаются. На грунтовых погребениях изредка ставятся мемориальные памятники в виде равнокрылых крестов (табл. 141, 5). Распространение получают каменные плиты треугольного сечения с надписями (Кафадарян К.Г., 1952, с. 244–246). Они часто встречаются в Двине, Эчмиадзине, Апаранском районе и других местах.

Большие работы ведутся по изучению гражданского, особенно монументального зодчества. Монументальными зданиями жилого назначения были дворцы, которые воздвигались царями, князьями, представителями высшего духовенства и купечества. Один из средневековых историков, описывая события, имевшие место в V в. в Двине, указывает: «Каждый из армянских нахараров строит царственные дома и примечательные усадьбы…» (Фома Арцруни, 1917, с. 138).

До настоящего времени раскопками обнаружено шесть раннесредневековых дворцовых сооружений. Два из них открыты в столице Двине, по одному в Аване, Звартноце и два в Аруче.

По мнению К.Г. Кафадаряна, одним из ранних дворцовых сооружений является выявленный в начале 1960-х годов колонный зал на вершине цитадели Двина (табл. 140, 3) (Кафадарян К.Г., 1982, с. 89–96). Зал назван тронным залом Аршакидов, так как он был построен во время основания города (30-е годы VI в.) и имел в центре тронное возвышение. В плане зал представляет собой прямоугольник (29×12,5 м), с двух сторон которого возвышались 8 колонн — по 4 с каждой (на месте сохранилась одна база). Стены зала разрушены до основания, однако судя по сохранившимся неподалеку камням, он был построен из прекрасно обработанного белого песчаника. Перекрытие, видимо, было плоским деревянным с употреблением черепицы. В VI–VII вв. этот зал уже не существовал, так как на его месте открыли маленькие помещения, в одном из которых обнаружено большое количество глиняных булл (Калантарян А.А., 1982, с. 13). По всей вероятности, здесь в VI–VII вв. был расположен архив (диван).

Вопрос о функциональном назначении колонного зала Двина остается нерешенным. В 1985 г. на месте были произведены раскопки, и под его полом были обнаружены выложенные из туфовых квадров основы баз. По всем признакам это громадная трехнефная базилика IV в. (табл. 140, 5), одно из ранних культовых строений Армении (Калантарян А.А., Кафадарян К.Г., 1996, с. 66–70).

В последние годы в Двине в городском квартале, неподалеку от кафедрального собора, открывается новый дворец (табл. 140, 2А), который датируется V–VI вв., но основу составляет центральный колонный зал с тремя парами колонн. На месте сохранились базы колонн очень крупных размеров. Со всех сторон к залу примыкают жилые и хозяйственные комнаты, удачно вписывающиеся в общий ансамбль. Стены дворца выложены из неровных плит малых размеров из необтесанного известняка на глиняном растворе и обмазаны глиной. Колонный зал, видимо, имел плоское перекрытие с двумя отверстиями, расположенными в центрах межколонного пространства. Отлично сохранился пол на утрамбованной, обмазанной глиной основе. В восточной стороне находилась тронная часть зала, где во время приемов восседали высокопоставленные лица. По всему видно, что это первый патриарший дворец Двина, построенный в 70-80-х годах V в., когда в Двин перенесли духовный центр Армении, и разрушенный при восстании 572 г. (Калантарян А.А., 1978; Kalantarian A.A., 1996).

Изучение дворца внесло ряд изменений в хронологию второго дворца Двина. Последний был раскопан еще в 30-х годах и считался дворцом католикоса. Он расположен к северу от кафедрального собора и имеет почти квадратную планировку с центральным парадным колонным залом (табл. 140, 2С), 11×26,7 м, с четырьмя парами колонн, завершавшихся капителями, близкими к ионическим. Об архитектурно-планировочных особенностях и перекрытиях этих дворцов имеется ряд предположений (Халпахчьян О.Х., 1971, с. 93). Датировка этого дворца V веком (Кафадарян К.Г., 1952, с. 110–122; Арутюнян В.М., 1950, с. 57; Халпахчьян О.Х., 1971, с. 99; Д’Онофрио М., 1978) представляется не обоснованной. Окончательно установлено, что дворец построен в начале VII в., при реконструкции собора (Мнацаканян С.Х., 1974; Калантарян А.А., 1978). Впервые это предположение выдвинуто Н.М. Токарским, однако его реконструкция колонного зала в виде перистильного двора не выдерживает критики (Токарский Н.М., 1961, с. 57–59).

В 1987 г. экспедицией детально были изучены вопросы планировки дворца (табл. 142, 2–5). Раскопками выяснилось, что центральный зал дворца имеет крестообразную планировку. Установлено, что до XI в. дворец претерпел ряд планировочных изменений, которые четко наблюдаются и детально восстанавливаются по строительным остаткам. После того, как дворец был превращен в мечеть, центральный зал был переделан в сводчатый (на месте сохранились остатки 16 кирпичных подпорок). Изменилась также планировка южных и северных комнат (Kalantarian, 1991).

Архитектура дворца VII в. в Двине оказала большое влияние на развитие гражданского зодчества того времени. Без сомнений, она отразилась на композиции и декоративном убранстве дворца правителя Армении в Аруче (Аштаракский район), расположенного к югу от собора, возведенного во второй половине VII в. (табл. 142, 8). Раскопки и изучение дворца (Арутюнян В.М., 1953, с. 53–65) показали его сходство по плану и размерам с Двинским дворцом. С северной стороны здания имелась открытая галерея с капителями типа двинских. Дворец в Аруче представляет собой развитие схемы дворца католикоса в Двине, обогащенной наружной галереей не без влияния открытых сеней армянского народного жилища (Халпахчьян О.Х., 1971, с. 95).

В Аруче открыты также остатки второго дворца (18,7×10,7 м), расположенного к востоку от первого. Это трехнефный зал (табл. 142, 9), сводчатое перекрытие которого поддерживали две пары пилонов крестообразного сечения (Токарский Н.М., 1961, с. 66; Д’Онофрио М., 1978, с. 12–14). Стены из желто-оранжевого туфа имеют хорошую сохранность (2,5 м). С внутренней стороны камни более мелкие и плохо обтесаны. Видимо, изнутри стены были оштукатурены. Возможно, что дворец предназначался для приемов и собраний.

При храме Звартеоц в середине VII в. католикосом Нерсесом III был возведен дворец (табл. 142, 11). Дворец был раскопан вместе с храмом в начале XX в. архимандритом Хачиком Дадаяном и стал объектом изучений многих специалистов — архитекторов, археологов, историков, искусствоведов и др. (Тораманян Г., 1942; Токарский Н.М., 1961; Кафадарян К.Г., 1959; Мнацаканян С.Х., 1971а; Халпахчьян О.Х., 1971 и др.). Он состоял из двух крыльев, разделенных коридором. Западное крыло, которое считается парадным, состояло из двух залов — базиликального с колоннадами и сводчатого (трапеция), к которым с северной стороны примыкали комнаты с подвалами.

В южную половину дворца входили комнаты разного назначения, расположенные в три ряда. В этот комплекс входят также баня, сходная по системе обогревания с гарнийской. Здесь же сохранились остатки церкви зального типа V в. С северной стороны имеется открытая галерея.

Дворец, как и храм, был возведен из чистотесаных туфовых крупных блоков. Большинство комнат, главным образом в южном крыле, имели деревянные перекрытия с отверстием в центре — ердиком. Перекрытия больших залов и галерей были сводчатые. Звартноцкий дворец по праву считается «наиболее значительным в художественном отношении гражданским сооружением, возведенным в классический период средневековой армянской архитектуры, когда формировались основные архитектурные типы, которые легли в основу развития армянского зодчества последующих веков» (Халпахчьян О.Х., 1971, с. 97).

Раскопками открыты также остатки дворца в Аване (ныне окраина Еревана) с северной стороны церкви, построенной в конце VI в. По своей планировке дворец отличается от вышеописанных, однако он сохраняет черты, присущие армянским сооружениям тех веков. Стены дворца параллельны основной оси церкви, с которой его объединяет общая техника строительства и общая крепида (Д’Онофрио М., 1978, с. 8).

Кроме дворцов, раскопками выявлены также монументальные сооружения другого назначения. Одна из таких построек находится в Двине на расстоянии одного километра к юго-западу от цитадели (Кафадарян К.Г., 1982, с. 106–108, рис. 85). Ее крайне плохая сохранность не позволяет выяснить планировку. Остатки колонн, расположение баз (четыре ряда по девять колонн) и вообще архитектурно-пространственное решение здания говорят о том, что оно могло быть большим рынком, построенным в V–VII вв. в таком крупном городе, как Двин, имевшем свои торговые традиции. Наличие гражданских сооружений подобного назначения не вызывает сомнения. Интересно отметить, что еще в 1960-е годы была сделана попытка связать архитектуру этого здания с ближневосточными параллелями (Оганесян К.Л., 1961, с. 88).

Архитектурно-планировочное решение раннесредневековых гражданских сооружений основано на местной традиции. Убедительна точка зрения исследователей, связывающих их планировку с конструктивным решением народного жилища (Арутюнян В.М., 1950; Кафадарян К.Г., 1952). Однако раннесредневековые дворцовые сооружения по своим плановым композициям имеют тесную связь и с аналогичными постройками предшествующих эпох, особенно с Урарту (Dyson R.H., 1972, fig. 9; Мартиросян А.А., 1974, рис. 30; Тирацян Г.А., 1978, с. 45–46). Не исключена возможность существования подобных дворцовых сооружений в античных городах Армении. Ряд исследователей справедливо указывают также на проникновение некоторых сасанидских и сирийских элементов в монументальную светскую архитектуру Армении (Strzigovski J., 1918, s. 267; Якобсон А.Л., 1950, с. 49, 51; Мнацаканян С.Х., 1971, с. 247 и др.).

Архитектура раннефеодальной эпохи была богата скульптурным убранством. Особенно надо отметить церкви Птгни в Абовянском районе (VI в.), Ереруйк (V в.) и знаменитый храм Звартноц, опоясанный рельефными и скульптурными изображениями.

Одними из самых ранних памятников скульптуры, частично еще связанных с язычеством, следует считать каменные плиты из усыпальницы царей Аршакидов в Ахце, на которых изображены Даниил во рву со львами, птицы и бычок среди виноградных лоз, равноконечный крест с птицами, охотник, поражающий копьем вепря и пр. Эти изображения, отражающие астральные, дохристианские представления, являются также весьма распространенными мотивами раннехристианского искусства.

К IV–VII вв. относятся украшенные рельефами стелы, представляющие собой квадратные в плане монолитные изваяния, стороны которых покрыты изображениями в два, три и более рядов: Богоматерь с младенцем на троне, свиноголовый царь Трдат в царской одежде, Григор-просветитель, ангелы, святые и сцены из священной истории (Аракелян Б.Н., 1949, с. 38–56; Азарян Л., 1975). Уникален Одзунский памятник. Разработанная двумя арками, его постройка подымается над высоким пьедесталом, украшенным ступенями. В проемах арок размещены две стелы, украшенные разными сценами, связанными с распространением христианской религии. Они являются не надгробными, а скорее мемориальными памятниками (История армянского народа, 1984, с. 593–601).

В убранстве памятников IV–VII вв. широко применялось искусство мозаики и стенной живописи. На таких известных памятниках, как кафедральные соборы Вагаршапата и Двина, храм Звартноц, встречаются остатки мозаики из разноцветных камней и стеклянной пасты. Особенно выделяется двинская мозаика, состоящая из геометрического орнамента (табл. 140: 7) и изображения Богоматери (Кафадарян К.Г., 1952, с. 97; Патрик А., 1964; Калантарян А.А., 1970, табл. XLII). Интересные мозаики VI–VII вв. сохранились в Иерусалиме (Кондаков Н.П., 1904, с. 257, табл. XI–XII; История армянского народа, 1984, с. 602–605).

В ранних памятниках (IV–V вв.) следов фресок сохранилось очень мало (Касах, Эчмиадзин, Текор, Аштарак) (Дурново Л.А., 1957, с. 8). С конца V в. появляются архитектурные памятники, богато украшенные стенной живописью. Среди них надо указать церкви св. Степаноса в Лмбате, Коша, храмы Талина, Аруча (Дурново Л.А., 1957, с. 9–12). В последние годы интересные фрески открыты в маленькой церкви Кармравор (Аштарак).

Крепостное строительство. Своеобразие историко-социальных условий раннесредневековой Армении обусловило появление еще одной категории архитектурных памятников — крепости. По своему назначению крепости-поселения традиционны для Армянского нагорья, и большинство из них возникли во время неустойчивой военно-политической обстановки (табл. 147).

В последние годы изучены фортификационные постройки в регионах Ниг, Арагацоти, Ширак. Часть этих крепостей входила в оборонительную систему, которая защищала северные границы Арарата и Ширакского плато (Закари-берд, крепости Ашнака, Дастакерта, Аруча, Коша, Варденуга, Ернджатапа и др). Линия мощных оборонительных стен крепостей (ширина 2,0–3,5 м) совпадает с конфигурацией рельефа местности. Все они созданы по фортификационным принципам своей эпохи с опорой на традиции античного времени (рис. 17).

Экономическое развитие Армении в эпоху раннего средневековья было обусловлено политической обстановкой и географическим положением страны. Армения находилась между Ираном и Византией, задававшими тон в международной торговле. По Армянскому нагорью проходили важные торговые пути, а города были перевалочными пунктами транзитной торговли. Еще в римскую эпоху придавалось большое значение международным транзитным путям, идущим из Китая в Среднюю Азию через Экбатану и Арташат к южным, восточным и северным портам Черного моря; эти пути четко указаны на карте Tabula Peutingeriana (Манандян Я.А., 1954, с. 126–180; Еремян С.Т., 1939; Пигулевская Н.В., 1956). О транзитной торговле через Армению в византийско-сасанидскую эпоху упоминается в кодексе Юстиниана, в императорском эдикте 408/9 г. (Манандян Я.А., 1954, с. 108–110), согласно которому международная торговля велась в трех пунктах: Нисибине (Иран), Каллиникуме (Византийская империя) и Арташате (Армения). В V в. роль Арташата перешла к Двину — новой столице Армении. Двин как торговый центр международного обмена упоминается у Прокопия Кесарийского (Прокопий Кесарийский, 1880, с. 181–182).

О развитой международной торговле свидетельствуют находки глиняных булл, которыми опечатывались товары (Калантарян А.А., 1982, с. 25–26). Применение булл в торговле широко практиковалось в Сасанидской державе (Fray R.N., 1968).

Развитию международной торговли в Армении широко способствовало активное денежное обращение. В Двине и других раннесредневековых памятниках обнаружено большое количество сасанидских и византийских золотых, серебряных и медных монет. Судя по этим находкам, в сасанидское время основной платежной денежной единицей в Армении была драхма (Мушегян Х.А., 1962, с. 19). В VI–VII вв. Двин как один из крупных экономических центров имел свой монетный двор и чеканил сасанидские драхмы Хосрова II Парвеза (590–628) со специальным знаком (Мушегян Х.А., 1983).

Во время раскопок в Двине обнаружены стеклянные византийские экзагии весом в одну номисму (4,4 г), приравниваемые к византийским золотым монетам. Кроме того, найдены две бронзовые гири весом 12 и 2 номисмы (табл. 143, 2; 144, 2) и множество каменных и стеклянных гирь разных весов.

Все это указывает на наличие в Армении византийско-сасанидской денежно-весовой системы, которая широко применялась в торговле и ремесленном производстве, особенно ювелирном (Варданян Р.О., Калантарян А.А., 1983, с. 38–39).

В Армению ввозились разные товары: китайские шелковые ткани (Манандян Я.А., 1954, с. 110; Пигулевская Н.В., 1951), жемчуг (Орбели И.А., 1963, с. 514), стеклянные изделия (Калантарян А.А., 1980), сасанидские чаши и многое другое.

Значительно меньше сведений сохранилось о внутренней торговле. Они в основном содержатся в церковных канонах и касаются организации торгового дела (Калантарян А.А., 1982, с. 29; Пигулевская Н.В., 1946, с. 228–229; Тревер К.В., 1967). Целый ряд исследователей, занимавшихся вопросом организации производственных групп Армении (Аракелян Б.Н., 1949, с. 29; Мнацаканян С.Х., 1958, с. 84–104), указывают на сходство форм организации труда в торговле и в строительном деле.

Керамика. Раннесредневековая керамика Армении, известная по раскопкам городов, крепостей и поселений, расположенных в Араратской долине и на нижних склонах горы Арагац (Двин, Айгеван, Звартноц, Ошакан, Аруч, Ахц, Аван), в основном делится на две большие группы: строительную и хозяйственно-бытовую.

Строительная керамика представлена кирпичами, водопроводными трубами, черепицами разных размеров, а также плитками для внутренней отделки зданий.

В Двине, как и в других крупных городах, наряду с камнем в строительстве широко применялся сырцовый и обожженный кирпич, поскольку в его окрестностях не было каменоломен, а перевозка камня была связана с большими трудностями. В раннем средневековье использовали кирпич устойчивых пропорций: 4x2x1 см. Большое здание VIII в. в цитадели Двина построено из кирпича размерами 49,6×24,8×12,4 см. Широко применялся обожженный кирпич размерами 20×20×5 см.

Особо надо отметить орнаментированные плитки-кирпичи с изображениями животных и растений, явно культового характера, которые изготовлялись в специальных формах. Две такие плитки, датируемые VI–VII вв., найдены Н.Я. Марром в конце XIX в. в селе Паша-Гех (Марр Н.Я., 1894, с. 87, рис. 49) (табл. 150, 5). Во время раскопок ахцской усыпальницы аршакидских царей, датируемой IV в., было найдено несколько десятков обломков плиток с изображениями птиц, животных и растений (табл. 11, 1, 3, 7-10). В ахцских сценках чувствуется влияние сасанидских рельефных изображений. В Закавказье подобные кирпичи встречаются редко. Отдельные находки известны из с. Кохб (табл. 150, 2, 4, 6), а также из храма Тхоба-Ерды в Горной Ингушетии (Тревер К.В., 1959, с. 319, рис. 29).

Производство черепицы, продолжая традиции античной эпохи, получает широкое развитие в V–VII вв. Все культовые монументальные сооружения Армении этого периода были перекрыты черепичной кровлей. Черепицы, богато орнаментированные и окрашенные в красный цвет, делятся на два вида: плоские с высокими бортами (солены) и полусферические с кольцевидными выступами (калиптеры). Ранние черепицы отличаются более крупными размерами и грубой отделкой. Они встречаются в Айгеване, Ахце (табл. 149, 1–3), в нижних слоях цитадели Двина. В V–VII вв. как в водоснабжении, так и в других коммунальных целях широко применялись керамические трубы разных размеров (табл. 149, 4, 9-11) (Кафадарян К.Г., 1952, с. 78–80).

Разнообразными сосудами представлена кухонно-бытовая керамика. В настоящее время по материалам города Двина и других памятников Араратской долины удалось выделить несколько групп бытовой керамики. Четкая стратиграфия памятников позволяет датировать ее V–VII вв.

Большую группу образуют карасы для хранения вина и сельскохозяйственных продуктов. Их ранние образцы имеют красноватый черепок, вытяжное тулово с острым поддоном, короткую шейку и украшены поясками с елочной орнаментацией (табл. 145, 2). Они тяготеют к аналогичным античным сосудам и датируются IV–V вв. В V–VII вв. формы карасов видоизменяются. Они в основном имеют вздутое тулово, украшенное широким елочным орнаментом, острый или круглый поддон (табл. 145, 3), бледно-желтый черепок.

Большое распространение имели горшки различных форм, причем по форме, профилировке отдельных частей и орнаментации сосуды V–VI вв. отличаются от более поздних. Кроме того, наблюдается ряд локальных особенностей, характерных для отдельных памятников. Так, двинские образцы имеют шаровидное тулово с широким венчиком и чуть выпуклое днище (табл. 146, 3). Горшки, в основном сероглиняные, продолжают традиции античных сосудов. Для сосудов VII–VIII вв. характерны более прямые бортики, широкие днища и ступенчатые венчики.

Кувшины и чаши изготовлены из хорошо отмученной мелкозернистой глины красноватого и сероватого оттенка. Кувшины имеют грушевидное тулово с узкой шейкой (табл. 145, 21). Встречаются ойнохои, иногда с зооморфными венчиками. Чаши, в основном краснолощеные, представлены многообразными формами с характерными профилированными срезанными венчиками, круглыми днищами.

В раннесредневековых памятниках Армении обнаружены также другие виды керамики: большие одноручные кувшины, двуручные горшки, крупные тазы и молочники, кружки, крышки сосудов, светильники и др. Эти сосуды по форме и орнаментации имеют прямые аналогии в соседних регионах — Грузии, Азербайджане, на Ближнем Востоке. Весьма интересны находки ладьевидных светильников византийского типа, изготовленных в двустворчатых формах и богато орнаментированных (табл. 142, 13–16).

Для керамики указанного периода характерны все виды орнаментации: выемчатая, накладная, линейно-крашеная и штампованная. Широко распространен орнамент, изображающий виноград — излюбленный мотив армянских мастеров. Крашеная керамика продолжает традиции керамики античного времени и бытует до XII–XIII вв.

Нет сомнения, что в V–VII вв. в Армению, наряду с другими высокохудожественными предметами и текстильными изделиями, ввозились также керамические сосуды. Однако таких находок немного, и их происхождение и датировка часто являются спорными.

Интерес вызывает поливная керамика (табл. 146, 1, 5, 7, 8), представленная сосудами бледно-небесного цвета с серебристым оттенком и имеющая многочисленные аналогии в античных памятниках Армении. Техника глазуровки сосудов, видимо, перешла в раннее средневековье, и сосуды описанного типа производились в таких крупных ремесленных центрах, как Двин. Однако часть их происходит из Сасанидского Ирана, что подтверждается и аналогичными материалами.

Очень интересна ампула малоазийского происхождения с изображением св. Андрея и греческой надписью (табл. 150, 11).

Кузнечное дело. Одним из наиболее распространенных ремесел в раннем средневековье было кузнечное дело. Интересные сведения о кузнецах и орудиях их труда встречаются с V в. (Мовсес Хоренаци, 1893, с. 108; Лазарь Парпеци, 1904, с. 91–92). В Двине обнаружены остатки кузнечных мастерских с характерным шлаком и готовой продукцией. Большой интерес представляют серпы, секач и, в особенности, крупные лемехи плуга (Кафадарян К.Г., 1952, с. 156; Аракелян Б.Н., 1958, с. 136; Калантарян А.А., 1970, с. 44), происходящие из Двина, Гарни и Звартноца. Найдены также тесла, орудия каменотесов, ножницы с серповидными и прямыми лезвиями и др. (табл. 152, 1-16).

Особенно интересны орудия труда мастеров-каменотесов и садоводов на рельефах храма Звартноц (VII в.) (табл. 141, 6, 7): топоры-молотки для обтески камней, лопаты, кирки, сечки и пр. (Strzigovski J., 1918, s. 425; Токарский Н.М., 1961, с. 136; Кафадарян К.Г., 1952, с. 100–101; Аракелян Б.Н., 1949, с. 73–76; Бархударян С.Г., 1963, с. 27–29).

Оружейное дело. Оружейное дело раннесредневековой Армении с археологической точки зрения изучено мало. Исторические сведения дают возможность исследователям выдвинуть некоторые вопросы, касающиеся военного дела и оружия (Ацуни В., 1923; Абрамян В.А., 1956; Кафадарян К.Г., 1952; Аракелян Б.Н., 1958; Тирацян Г.А., 1960; Калантарян А.А., 1965). По данным первоисточников, Двин в V–VII вв. становится одним из центров оружейного производства и сохраняет свое значение во время арабского владычества (Гевонд, 1862, с. 96). Оружие изготовлялось и непосредственно в военных отрядах оружейниками, которые сопровождали армию в походах. Такое явление наблюдалось также у арабов и позже — у монголов.

Раннесредневековое оружие Армении, обнаруженное во время раскопок и в виде случайных находок, делится на две большие группы — наступательное оружие и защитные доспехи.

Наступательное оружие в основном представлено железными стрелами. Наибольшее распространение имели трехгранные черенковые наконечники стрел в различных вариациях (табл. 152, 23–27, 30, 31). Стрелы в Армении встречаются с VI–V вв. до н. э. (Есаян С.А., Калантарян А.А., 1976, с. 274, табл. III, 10), широко известны в античной эпохе (Аракелян Б.Н., 1982, табл. XXIX, XXX) и сохраняются до VII–VIII вв. н. э.

К раннему средневековью относятся также некоторые виды черенковых стрел с расширяющимися усиками, ромбовидными, овальными в сечении или четырехгранными наконечниками (табл. 152, 29, 32). Такие стрелы обнаружены в слоях V–VIII вв. в сопровождении четко датируемого комплекса материалов (керамика, стекло, монеты и др.).

Стилистический анализ стрел и четкая стратиграфия памятников позволяют заключить, что некоторые наконечники появляются еще к VI–V вв. до н. э. и сохраняются до конца VIII в. н. э. Плоские железные стрелы с усиками появляются в Двине с V в. и прослеживаются до VII–VIII вв., в то время как четырехгранные стрелы появляются с античного времени и бытуют до VIII в. Стрелы овального сечения встречаются в V в. и сохраняются до XIII в. Интересно отметить, что подобная хронологическая картина наблюдается и в соседних с Арменией странах (Чилашвили Л.А., 1963, табл. IV; 1964, с. 124–125; Асланов Г.М., 1963, с. 8; Ваидов Р.М., 1961, рис. 22), в Средней Азии (Беленицкий А.М., 1950, с. 103, табл. 51; Тереножкин А.И., 1947; Литвинский Б.А., 1965, с. 79–91; Зеймаль Е.М., 1964, рис. 4), Афганистане (Ghirshman R., 1946, pl. 43).

О конструкции луков мы не имеем никакого представления. В армянских письменных источниках упоминается о широких мощных луках (Мовсес Хоренаци, 1893, с. 19); одно изображение сохранилось на рельефах церкви Птгни (рельеф Мануела Аматуни) (Аракелян Б.Н., 1949, с. 67–68, рис. 45).

Копья обнаружены в ограниченном количестве, в основном из раскопок Двина. Все образцы ромбовидные или овальные в сечении с круглыми втулками разных размеров (табл. 152, 20, 21).

В раннесредневековых письменных памятниках довольно часто встречаются упоминания о шлемах, кольчугах, панцирях и щитах. Однако в комплексах археологических предметов раннесредневекового периода защитные доспехи представлены слабо. Найдены несколько панцирных пластинок разных типов (табл. 152, 17–19, 22) и кольчуга, составленная из небольших железных колец. Пластинки прямоугольные, с чуть округлыми углами, снабжены отверстием для скрепления друг с другом. Подобные панцири, широко распространенные в сасанидский период, известны из раскопок Пенджикента (Беленицкий А.М., 1950, табл. 51).

Ювелирное дело. Армения была известна своими золотыми и серебряными приисками (Лазарь Парпеци, 1904, с. 117; Фавстос Бузанд, 1953, с. 22; Мовсес Каланкатуаци, 1984, с. 25, 91), которые были сырьевой базой, способствующей развитию ювелирного дела. Источники V–VIII вв. неоднократно упоминают о лучевидных головных уборах, одежде и украшениях, серебряных сосудах и лампадах, панцирях и шлемах, украшенных золотом и серебром, об оружии и других изделиях, инкрустированных драгоценными камнями (Агатангелос, 1909, с. 18; Фавстос Бузанд, 1953, с. 58; Мовсес Каланкатуаци, 1984, с. 49–52, 86–89), однако археологический материал, относящийся к украшениям, представлен в весьма незначительном количестве. В Двине в слоях V–VI вв. обнаружены серебряные ложечки, которые употреблялись в ювелирном деле (табл. 153, 3, 4). Внешне они похожи на сасанидские образцы, изображенные на серебряных сосудах. На одной из них имеются концентрические украшения, встречающиеся на коптских костяных амулетах. VII веком датируется коллекция серебряных украшений, в которую входят четыре перстня, два колечка и маленький крест (табл. 143, 10, 19–21, 24, 25), по форме сходный с крестами, изображенными на ранневизантийских серебряных чашах (Dalton О.М., 1925, p. 327, tab. IX).

Особый интерес представляют материалы ювелирной мастерской из двинской цитадели, размещенной в западном крыле колонного зала IV–V вв. Здесь были обнаружены литые куски золота, необработанные полудрагоценные камни, интальи из гишера, сердолика, агата с изображениями высокопоставленного лица, вепря, журавля (табл. 144, 9; 143, 16, 17) и другие украшения из металла и кости. В Двине обнаружен также маленький золотой крест с сасанидской геммой в центре (табл. 143, 23).

Источники свидетельствуют также о производстве в Армении серебряных чаш. Весьма интересны две чаши и ложечки из Новобаязетского клада, обнаруженного в 1907 г. (табл. 153, 1–2, 5, 6) (Смирнов Я.И., 1909, табл. CXXIII, 307, 309; Orbeli J., 1940, III, 229b). На одной из чаш изображена сцена царской охоты, на второй — грифон. Стилистический анализ указывает на их позднесасанидское происхождение (Тревер К.В., 1952, с. 284; Fayons S., 1957, p. 75), более того, К.В. Тревер считает их местными изделиями. В последнее время в фондах Государственного музея Грузии обнаружена еще одна чаша со схематическим изображением лошади, видимо, происходящая из того же клада (Есаян С.А., 1964, с. 81–86) (табл. 153, 7).

Украшения из раннесредневековых памятников Армении в основном серебряные или бронзовые (Кафадарян К.Г., 1952, с. 170–172; Калантарян А.А., 1970, с. 46). Своеобразен набор женских украшений, состоящий из серег, подвесок, браслетов, шпилек для волос и др. (табл. 143, 18, 22, 26–28). Геммы представлены случайными находками (табл. 143: 6, 8, 9), однако несколько экземпляров известны из раскопок (Двин, Джервеж). Надо отметить, что часть гемм чисто сасанидского происхождения; видимо, они принадлежали высокопоставленным чиновникам, торговцам, представителям духовенства (Кафадарян К.Г., 1982, с. 49, 134).

Стеклоделие. В средневековых памятниках обнаружены также стеклянные бусы и браслеты (Жамкочян А.С., 1981). В армянских средневековых письменных источниках стеклоделие как ремесло упоминается с IV в. (Агатангелос, 1909, с. 85–86) в связи с описанием жития св. Рипсимэ. В армянских рукописях Матенадарана, часть которых переписана из более ранних оригиналов, сохранились многочисленные рецепты изготовления стекла, описание разных технологических приемов, применяемых в стеклоделии (Кафадарян К.Г., 1940).

Тем не менее, у ряда исследователей имелись сомнения в существовании стекольного производства в раннесредневековой Армении, особенно в ее столице — Двине (Шелковников Б.А., 1952; Кафадарян К.Г., 1982). Однако в последние годы в слоях V–VII вв. Двина, Айгевана, крепостей Гарни и Ацавана обнаружено большое количество стеклянных изделий, изготовленных различными способами (Джанполадян Р.М., 1974; Калантарян А.А., 1970; Тирацян Г.А., 1968).

В центральном квартале города Двина при раскопках колонного зала дворца V–VI вв. была найдена плавильная печь для стекла (Костанян К.А., Калантарян А.А., 1978). Она состояла из двух прямоугольных очагов, расположенных друг за другом (длина 2,5 м, ширина 0,7 м). На них клали тигли для варки стекла, представляющие собой керамические мискообразные сосуды с толстыми стенками, на днищах которых сохранился толстый слой стеклянной массы. Мастерская была основана в начале VII в. при реконструкции кафедрального собора и постройке нового дворца католикоса для изготовления по специальному заказу церковной утвари, лампад для люстр, предметов внутреннего убранства.

Анализ двинских стекол подтверждает, что они относятся к группе N₂O-MgO-Al₂O₃-SiO₂, близкой к стеклам Грузии и Азербайджана. Наличие в стеклах Al₂O₃ свидетельствует о том, что в сырье как дополнительный компонент вводились обсидиан или пемза, которыми очень богаты недра Армении. Среди находок выделяются пенообразные массы, образовавшиеся при термической обработке обсидиана — технологическом приеме для облегчения дальнейшего его измельчения.

Соотношение CaO: MgO во многих стеклах приближается к соотношению этих окисей в доломитах и свидетельствует об использовании последнего как одного из компонентов сырья. Известно, что огромные запасы доломита имеются в Араратском районе, неподалеку от Двина.

Судя по браку и отходам, образовавшимся при формовке и орнаментации сосудов, в мастерской применялись почти все технические способы обработки стекла, кроме холодной обработки. Особый интерес представляют обломки брака, на которых явно заметны следы стеклодувных труб.

Наличие производства стекла в Армении на базе местного сырья, до сих пор ставившееся под сомнение, ныне является неоспоримым фактом. Раннесредневековое стекло Армении по технике изготовления представлено несколькими группами.

Большую группу составляет шлифованное стекло. Первые его образцы, датируемые III в. н. э., в Армении известны из некрополя крепости Гарни (Аракелян Б.Н., 1957, с. 64). В последние годы шлифованное стекло в большом количестве обнаружено при раскопках древнего Арташата.

Раннесредневековое шлифованное стекло найдено в Двине, крепости Ацаван и верхних слоях Айгевана. Оно представлено в основном полусферическими чашами с круглыми фасетками (табл. 148, 3–5, 16, 21, 25).

Двинское шлифованное стекло обнаружено преимущественно в центральном квартале (Калантарян А.А., 1976, с. 89–91), в цитадели, в комплексах V–VIII вв. (Джанполадян Р.М., 1968). Для ранних образцов чаш из шлифованного стекла характерны бледно-желтоватый оттенок, глубокие фасетки. По технике изготовления они близки к аналогичным предметам из Ирана и Месопотамии. Стеклянные изделия VIII–IX вв. зеленоватого цвета, покрыты серебристой патиной и имеют неглубокие фасетки.

Многостороннее изучение этих стекол выявило ряд общностей в качественном отношении и в цветовых гаммах, отличающих их в некоторой степени от стекол сирийского и иранского происхождения.

Отдельную группу составляют привозные с глубокими фасетками, полупрозрачные, толстостенные чаши, отличающиеся высоким качеством (табл. 148, 20). Они обнаружены в цитадели Двина, в колонном зале и в слоях V–VII вв. Подобное стекло известно и из крепости Ацаван (Тирацян Г.А., 1968, с. 287). Предполагаемые центры производства шлифованного стекла находились в Иране и Месопотамии, с которыми в V–VII вв. Армения имела тесные политические и экономические связи. Полусферические чаши найдены в городе Кише, верхних слоях развалин дворца Бахрама Гура (первая половина V в.), Гилане и других местах (Harden D.B., 1934, p. 131–132, ill. 6–9; Ghirshman R., 1962, p. 239, ill. 292).

В эту группу входят также чаши с концентрическими резными кружочками (табл. 148, 1, 2, 19), редко встречающиеся в армянских памятниках (Тирацян Г.А., 1968, с. 290; Калантарян А.А., 1976, с. 92; Джанполадян Р.М., 1974, с. 57, № 2). Это обстоятельство, как и отсутствие подобных сосудов в других закавказских центрах, явно указывает на привозной характер этих чаш. Их производство берет свое начало в античной эпохе — чаще всего встречаются в Римской области, Сардисе, Дура-Европосе и др. (Тирацян Г.А., 1968). В V–VIII вв. производство подобных чаш широко распространяется в ремесленных центрах Ближнего Востока — Сузах (Dieulafoy М., 1893, p. 420–421, 432, ill. 290; Lamm C.J., 1931, pl. XXX; 1929/1930, tab. 52₁₂), Кише (Harden D.B., 1934, III, 4_{10, 11}, 5_{12, 13}).

Способом холодной обработки изготовлены цилиндрические удлиненные флаконы с яйцевидными фасетками (табл. 148, 17) из Двина (Джанполадян Р.М., 1974, табл. II₁) и Мингечаура (Ваидов Р.М., 1961, табл. XI, 10), которые, несомненно, иммитировали подобные сосуды ближневосточного происхождения (Pinder-Wilson R., 1963, III, 15a, b).

В группу сосудов, изготовленных способом дутья в форму, входят четырехгранные флаконы с ножками и узким горлом, украшенные резным орнаментом (табл. 148, 27) (Калантарян А.А., 1970, с. 50, табл. XXXIII, 8, 9; 1980, с. 90, 92, табл. 1, 8). Такие флаконы, широко распространенные в Передней Азии, на Ближнем Востоке и в Египте (Honey W.B., 1945, p. 41; ill. 13c; Lamm C.J., 1928, № 217–219; Wulff О., 1902. Tab. XXII; Legland J., 1965, p. 342, pl. XXVI, fig. 6), датируются VII–IX вв. По всей вероятности, их производство наладилось также в Закавказье.

Отдельную группу составляют сосуды с рельефными украшениями (табл. 148, 23), весьма редко встречающиеся в ближневосточных коллекциях (Lamm C.J., 1929/1930, s. 73, tab. 20_{8, 22, 23}). Они известны и из сирийских и палестинских центров производства стекла.

В нижних слоях двинской цитадели обнаружены флакон с треугольными рельефными украшениями (табл. 148, 15), сосуд с четырьмя овалами и обломок фиолетового стекла с виноградной гроздью (Шелковников Б.А., 1952, с. 18–19).

Большую группу составляют стеклянные сосуды, изготовленные способом свободного дутья. Такие сосуды обнаружены в нижних слоях Двина и Гарни и представлены в основном тонкостенными стаканами и чашами разных оттенков. Один стакан из зеленоватого стекла покрыт голубыми пятнами (табл. 148, 22). Такие стаканы широко известны из погребений III–IV вв. Южной России, а также из раскопок Тмутаракани (Сорокина Н.П., 1963, с. 135–136, рис. 2, 1, 2). Чаши в основном из полупрозрачного стекла, широкие, без венчика и украшений (табл. 148, 12–14, 18). Тонкостенные зеленоватые чаши с косыми каннелюрами и вогнутыми венчиками служили лампадами для люстр кафедрального собора и дворца католикоса VII в.

В эту группу входят также грушевидные и овальные флаконы с прямыми и многогранными стенками разных размеров и оттенков. Интересны флаконы, узкими формами и горлышками напоминающие глиняные сферо-конусы (табл. 148, 8). Их обломки обнаруживаются в Двине только в сооружениях, погибших во время пожаров. Можно предположить, что их наполняли легковоспламеняющейся жидкостью и метали в противника. Армянские историки описывают применение такого рода стеклянных снарядов арабскими войсками (Фома Арцруни, 1917, с. 219–220).

Античные традиции техники изготовления мозаичного стекла (Качалов Н., 1959; Smith R.W., 1957) перешли в раннее средневековье и сохранялись до IX–X вв.

Центры производства мозаичного стекла находились на Ближнем Востоке, о чем свидетельствуют раскопки памятников этого региона (Lamm C.J., 1928, s. 108 и сл.; Smith R.W., 1957, p. 243–244, ill. 384). Двинские образцы — два больших обломка чаш (табл. 148, 10), по всей вероятности, привозные и происходят из одного центра (Джанполадян Р.М., 1974, № 10; Калантарян А.А., 1980, с. 96–97, табл. 11, 5, 6). Они найдены в слоях IX в., но точно определить их хронологические рамки невозможно. В Армении и Закавказье подобная техника применялась при изготовлении украшений — бус, браслетов, перстней и др. (Джанполадян Р.М., 1974, с. 129–130; Угрелидзе Н.Н., 1967, рис. 28, табл. 1; Ваидов Р.М., 1961, табл. XV).

Таким образом, существование стекольного ремесла в раннесредневековой Армении теперь не может вызывать сомнения. Оно возникло на основе местной сырьевой базы, творчески восприняв технологические приемы стеклоделия соседних стран с древними достижениями в этой своеобразной отрасли художественного ремесла.

Рассмотренные выше аспекты политической, экономической, культурной жизни раннесредневековой Армении позволяют убедиться в том, что несмотря на все тяжести, которые претерпела страна в эти столетия, она все же сумела накопить мощные силы для грядущего подъема. Постоянным стимулом для этого стала неутихающая жажда национальной независимости, а материальным источником — трудолюбие народа, богатое наследие античного и эллинистического времени и традиционная связь со странами древних цивилизаций Ближнего Востока.

Глава 13 Армения в IX–XIII веках

Прогресс феодального общества в Армении в период арабского владычества в VII–IX вв. заметно затормозился, однако не мог быть приостановлен. Со второй половины IX в. Армения вступает в период развитого феодализма. Анализ источников с достаточной четкостью показывает, что армянские феодалы восстановили, укрепили и значительно расширили свои права на обширные земельные угодья. В IX в. шла чрезвычайно острая борьба за перераспределение земельных наделов между феодальными родами Армении (История армянского народа, 1976, т. III, с. 7–8, 165–166). Следует особо отметить усиление крупных княжеских родов Багратидов, Арцрунидов и сюникских князей, которые разделили между собой большую часть земель Армении. Наиболее сильными оказались Багратиды, владевшие большей частью Центральной и Северной Армении.

Арцруниды расширили свои владения в Васпуракане — в Южной Армении, в бассейне озера Ван, а сюникские князья, кроме Сюника, распространили свою власть и над бассейном озера Севан.

Вследствие беспрецедентного расширения наследственного землевладения формируется крупная феодальная вотчина, поскольку известный рост производительных сил и торговли позволил феодалам вести собственное крупное хозяйство на части своих наделов. Большая же часть их владений предоставлялась в пользование крестьянам на условиях ренты.

Крупным землевладельцем в IX–X вв. стала также армянская церковь, сильно разрослось монастырское землевладение.

Другими важнейшими явлениями, определяющими переход к развитому феодализму, были развитие ремесленного производства (Манандян Я.А., 1930, гл. V; Аракелян Б.Н., 1958, гл. II) и формирование феодального города. Во второй половине IX в., особенно в X в., ремесло сосредотачивается в городах, где широко развивается и торговля. Отделение ремесел от земледелия стало основанием для формирования феодального города, а развитие товарного производства и торговли во многом способствовало его росту (Манандян Я.А., 1930, с. 140–165). В X–XIII столетиях в Армении формируется городское сословие с его верхушкой.

Серьезные изменения произошли в политической жизни страны: освободительная борьба армянского народа против арабского владычества в условиях ослабления Халифата увенчалась успехом. В 884–885 гг. было восстановлено армянское государство, приобретение независимости создало благоприятные предпосылки для экономического, социального и культурного прогресса.

Правда, крепкого политического единства в Армении в X–XI вв. не было и, наряду с царством Багратидов, вскоре возникли мелкие царства в Васпуракане, Сюнике, а также в Карсе и Гугарке (на северо-востоке Армении). Однако все эти царства признавали сюзеренитет Багратидов и в основном находились в тесном содружестве с ними как во внутренних, так и во внешних вопросах.

В продолжительном и суровом соперничестве между Арабским халифатом и Византией верх взяла Византия, и армянские Багратиды заключили союз и торговое соглашение с ней. В условиях все еще продолжавшегося соперничества между этими великими державами Армения стала идеальным центром международной торговли Ближнего Востока. Успешно развивалась и внутренняя торговля, которая способствовала развитию ремесел и заметному росту товарного производства.

Происходит известный прогресс и в сельском хозяйстве. Благодаря возникновению крупного вотчинного хозяйства, стало возможным применение плуга. Проводились каналы (Летопись на камнях, 1913, с. 2, 9, 39, 146; Степанос Орбелян, 1910, с. 253–255, 262–263), и важнейшее значение приобрело орошаемое земледелие, применялось удобрение почвы.

Начиная с конца IX в. значительно расширяется переработка сельскохозяйственных продуктов. Винодельни открываются при раскопках повсюду. Резко увеличилась добыча растительного масла из льна и кунжута. Анийской археологической экспедицией только внутри городских стен было зафиксировано 19 маслодавилен. К IX–X вв. широкое распространение получили водяные мельницы.

Расширилось использование богатств недр страны: добывалось железо, медь, свинец, золото, серебро, соль, мышьяк, сера. Городские ремесленники использовали также сырье, получаемое от земледелия и животноводства, в частности, лен, хлопок, шерсть, кожу и пр.

Главным результатом разделения общественного труда и роста производительных сил явилось возникновение многочисленных городов, некоторые из которых стали крупными экономическими и культурными центрами страны.

Бывшие города Двин, Неферкерт (Мартирополис — византийских, Маяфаркин — арабских источников), Карин (Эрзерум) переживали новый расцвет. Более значительным явлением было возникновение многочисленных новых городов во всех областях страны (Аракелян Б.Н., 1958, с. 71–133).

В пределах царства Багратидов, наряду с Двином, возникли и другие города. Наиболее крупным городом в X–XI вв. был Ани. Провозглашенный столицей царства Багратидов в 961 г., Ани бурно рос и вскоре стал одним из крупных центров ремесленного производства, торговли, культуры и искусства (табл. 154).

Другим крупным городом, возникшим в X в., был Карс, который торговыми дорогами был связан со многими городами Армении, Грузии и Византийской империи, в том числе с портовыми городами на южном побережье Черного моря.

Торговая магистраль вела из Карса в Карин (Эрзерум), который был крупным городом в западной части Армении, подвластной Византийской империи. Основанный в V в., Карин, расположенный на границе Византийской империи и Арабского халифата, в IX–XI вв. имел большое стратегическое значение и одновременно играл немаловажную роль в торгово-экономической жизни страны. Карин являлся центром производства металлических изделий, тканей и ковров.

Вблизи Карина, несколько севернее от него, находился город Арцн. Возникший в X в., Арцн стал наиболее крупным городом в западной части Армении.

Большого развития в Арцне достигли различные ремесла. Находясь на торговой магистрали, прошедшей по северу Армении, и будучи связанным также с Трапезундом, Арцн играл весьма значительную роль в караванной торговле. Арцн не являлся административным центром и не был огорожен крепостной стеной, однако пользовался самоуправлением. Арцн стал жертвой сельджукского нашествия в 1048 г.

После варварского разрушения Арцн больше не восстанавливался. Уцелевшее население города вынуждено было переселиться в Карин-Теодосуполис, который стал называться Арзн-ер Рум (Арзн Ромеев) — Арзерум. Торговая магистраль вела к верховьям Евфрата, где находился другой крупный город северо-западной части Армении — Ерзнган. Город был известен своими виноградниками и производством металлических, в частности, серебряных изделий.

Ряд городов возник на юге Армении. Среди них крупными были Арчеш, Маназкерт, Хлат (Ахлат арабских источников) и Неферкерт.

Становление городов в период развитого феодализма, судя по армянским, византийским и арабским источникам, представляет следующую картину:

IX–X вв. — возникло 18 городов, 8 похакахаков (поселения городского типа);

X в. — 10 городов, 11 похакахаков;

X–XI вв. — 8 городов, 5 гюхакахаков;

XI в. — 4 города, 1 гюхакахак.

(Аракелян Б.Н., 1958, с. 124).

Приведенные данные показывают, что X в. был временем наиболее интенсивного формирования феодального города в Армении. Подавляющее большинство составляли средние, особенно мелкие города локального, узкопровинциального значения, которые большей частью находились вдали от торговых дорог и были связаны с небольшим количеством окрестных сел, обслуживая их потребность в некоторых видах ремесленной продукции.

Следует отметить, что мелкотоварное производство развивалось в основном в больших городах. Часть городского населения в X–XI вв. продолжала заниматься сельским хозяйством.

Другим характерным обстоятельством была принадлежность подавляющего большинства городов X–XI вв. царскому дому и крупным феодалам. Таким образом, за небольшим исключением они являлись сеньориальными городами. Правда, еще в условиях сеньориального подчинения в городах, уже в X–XI вв. наблюдается возникновение городской администрации, в состав которой входили не только представители светских феодалов и духовенства, но и верхушки городского сословия, которое начинало складываться в X–XI столетиях.

Дальнейшее развитие ремесел приводило к разделению труда в ремесленном производстве. Далее происходит объединение ремесленников определенных отраслей и возникает цеховой строй ремесленного производства (Егиазаров С.А., 1891; Марр Н.Я., 1915, с. 16–17; Манандян Я.А., 1930, с. 165; Абрамян В.А., 1956, с. 233–250; Аракелян Б.Н., 1964, с. 174–205).

В городах образовались ремесленные ряды на принципах цеховой организации. В городе Ани, например, существовали ряды: сапожников, седельников, шорников, ткачей, кузнецов и др. (Алишян Г., 1881, с. 25, 63, 72, 117, 118–119, 123). Они были одновременно торговыми рядами, так как ремесленники были мелкими товаропроизводителями. В мастерских они и производили, и продавали свою продукцию.

В конце XII и первой трети XIII в. расширяется также торговля как внутренняя, так и внешняя. В Армению прибывали торговые караваны из разных стран Востока и Запада.

У торговых дорог строятся мосты, караван-сараи — обычно на расстоянии одного-двух переходов друг от друга (табл. 155, 3, 4; 154, 5, 6), а в крупных городах — постоялые дворы (хапапары), гостиницы (фундуки), которые (в частности хапапары) функционировали как торговые дома. В эпиграфических надписях города Ани упоминается несколько хапапаров и гостиниц-фундуков (табл. 154, 10).

Социально-экономические сдвиги во второй половине XII в. и начале XIII в. привели к завершению внешнего облика и, что главное, социальной структуры феодальных городов Армении.

Города приобрели трехчастное деление, характерное для Ближнего Востока, т. е. состояли из вышгорода, шахастана (шахристана), огороженного городскими стенами, и пригородов (рабада).

Иную топографию имели гюхакахаки — поселения городского типа. Они состояли из крепости, возведенной обычно на возвышенности, над оврагами, вне крепостных стен простиралось поселение городского типа, без ограды.

Многие города были благоустроены, они имели мощные каменные стены, были обеспечены водоснабжением, как арыками, так и водопроводом из гончарных труб. Во всех городах, а также в крепостях и монастырских комплексах имелись бани с системой отопления из-под пола или через стены, по которым с помощью гончарных труб проходил горячий воздух (табл. 155, 5, 6).

Изучение средневековых памятников Армении было предпринято еще в первой половине XIX в., однако оно сводилось к описанию развалин городов, крепостей и монастырей, в частности архитектурных памятников, учеными-любителями; в их числе был крупнейший армяновед Гевонд Алишан (Алишян Г., 1881). Подлинное археологическое изучение памятников средневековой Армении было начато раскопками в Ани. Их возглавил будущий крупнейший кавказовед и лингвист Н.Я. Марр в 1892 г. (Марр Н.Я., 1907; 1915). Активное участие в исследовании этого уникального памятника средневековой Армении принял его ученик И.А. Орбели (Орбели И.А., 1910; 1910а; 1911; 1963).

Ани. Ани с 961 г. становится столицей царства Багратидов. Судьба города оказалась очень драматичной. В 1064 г. Ани захватили турки-сельджуки, учинив большие разрушения и разгром в городе. В 1072 г. Ани попадает под владычество Шеддадидов, вассалов сельджуков. Город долгое время не был в состоянии оправиться от страшных ударов, нанесенных сельджуками, и только во второй половине XII в. начинается его новый подъем. После освобождения от владычества Шеддадидов (1199 г.), в первой трети XIII в. Ани достигает высшего социально-экономического и культурного расцвета. Город застраивается новыми замечательными памятниками архитектуры — дворцами, храмами, общественными зданиями и жилыми строениями.

Городу, однако, не было суждено продолжить свое развитие. В 1235 г. Ани захватили монголы, при владычестве которых со второй половины XIII в. начинается упадок города, а в первой половине XIV столетия он принимает катастрофический характер. Ани разделяет судьбу всей Армении также при последующих завоеваниях. В XIV–XV вв. население в массовом порядке покидает город, и в нем воцаряются разрушение и разруха. Некогда богатый и цветущий город в конце XV в. и в XVI в. превращается в безлюдные развалины.

Археологические раскопки Ани, проводившиеся по широко задуманному плану, дали блестящие результаты. Великолепным архитектурным комплексом являются городские стены Ани, воздвигнутые из туфовых квадров на известковом растворе в 989 г. при царе Смбате II.

Вид городских стен обогащен многочисленными украшениями и фигурами из разноцветных камней. Описавший эти украшения И.А. Орбели отмечает и их художественные достоинства (Орбели И.А., 1963, с. 114–116).

Из памятников гражданской архитектуры отметим прежде всего вышгород, расположенный на неприступной возвышенности у слияния Анийской речки с Ахуряном, над глубокими ущельями этих рек. В северной стороне вышгорода возведены мощные стены, отделяющие его от городских кварталов. Верхнюю часть холма занимали развалины дворца Багратидов (табл. 154, 9), а на склонах холма — шесть церквей. В нижнем этаже дворца были расположены хозяйственные отделения и баня. В скале под полом были вырыты хранилища и большие цистерны для воды. Узким коридором (длина — 59 м) дворец был разделен на две половины с разными помещениями. На верхнем этаже было три зала, в одном из которых имелись два ряда колонн. Интерьер дворца был отделан резьбой по камню и расписанными досками с растительными и геометрическими орнаментальными мотивами, а также фигурами людей, животных и птиц.

Развалины архитектурных памятников в городской части, покрывшись землей, образовали холмики. Под одним из них был раскрыт княжеский дворец Захаридов, построенный в начале XIII в. (табл. 154, 2, 3). Портал княжеского дворца был украшен изящной резьбой. По великолепию этот дворец мало чем уступал дворцу Багратидов.

В числе гражданских сооружений, открытых раскопками, выделяются развалины ханапара — гостиницы XII–XIII вв., вернее, постоялого двора для приезжих купцов. Здесь же велась торговля.

Ханапар «состоял из двух просторных залов или дворов, вымощенных тесаными плитами. В центре залов было по водоему, выбитым из цельного камня… Порталы обеих зал, смотревших на улицу, были прекрасно орнаментированы тонкой резьбой плетения и выкладкой красных и черных фигур, звезд, многоугольников, крестов, составлявших мозаичное поле и покрытых тончайшей резьбой геометрического и растительного рисунка. Над дверьми одной из зал были помещены два рельефных крылатых сфинкса в зубчатых коронах, над дверьми другой залы — два барса и два дракона» (Орбели И.А., 1963, с. 118–119 (табл. 15, 4).

В Ани были построены великолепные церкви, в числе которых храм Григория Просветителя, построенный талантливым архитектором Трдатом по образцу величественного храма VII в. Звартноц.

Изучением архитектурных памятников Ани в течение многих лет был занят крупнейший исследователь средневековой армянской архитектуры Торос Тораманян (Тораманян Т., 1942; 1948).

Раскопками была открыта центральная улица города с расположенными на ней жилищами и мастерскими горожан (табл. 154, 8). Город был снабжен питьевой водой, проведенной из родников, находившихся на расстоянии 12 км от города. Части разветвленной линии городского водопровода и гончарных труб были открыты на улицах и площадях города.

Большой интерес представляют пещеры Ани, расположенные в ущельях, окаймляющих город с разных сторон. Археологической экспедицией было зафиксировано до одной тысячи пещер, часть которых была обмерена и изучена Д.А. Кипшидзе и архитектором Н.М. Токарским (Кипшидзе Д.А., 1972).

В результате многолетних систематических раскопок города Ани накопился огромный археологический материал. Чрезвычайно важное значение имеют также лапидарные надписи, высеченные на архитектурных памятниках города. И.А. Орбели в ходе раскопок было скопировано, сфотографировано, расшифровано более 250 надписей. Итоги раскопок подведены в капитальном труде Н.Я. Марра — «Ани» (1934).

Анберд. Наиболее перспективными оказались раскопки Анбердского замка, возведенного в X в. крупнейшим феодальным родом Пахлавуни, тесно связанным с царским домом Багратидов и их столицей Ани. Возведенный высоко на склоне горы Аранац, далеко от торговых дорог, этот феодальный замок имел свои земельные угодья, пастбища, собственное хозяйство, в том числе и ремесленные мастерские. Экспедиция исследовала оборонительную систему замка с подземным тайным ходом, выводящим в ущелье к речке (табл. 155, 9).

Раскопками во дворце Пахлавуни были открыты и изучены ряд помещений, цистерна для воды, а также вход во дворец, куда вела каменная лестница с 21 ступенью. Особенно результативными оказались раскопки бани, в которой были обнаружены железные трубы и бронзовые краны для горячей воды. В бане были найдены ряд предметов и скелет скомороха. Была изучена система водоснабжения замка, состоящая из водопровода и бассейна (Токарский Н.М., 1961) (табл. 155, 6).

При раскопках было обнаружено значительное количество металлических предметов — оружие, орудия труда, художественно отделанные ступки, поливная и неполивная керамика, стекло и пр.

Исследование Анбердской церкви, построенной в 1026 г., открыло в слое XIII в. большое количество скелетов мужчин и детей, похороненных одновременно. Предполагается, что Анберд длительное время осаждали монголы, и погибших в бою, от голода и эпидемии хоронили в общей могиле у церкви (Арутюнян С.В., 1978).

Двин. Еще при арабском владычестве Двин являлся крупным торгово-экономическим центром с высоким уровнем развития ремесленного производства.

Арабский географ первой половины X в. ал-Истахри, приводя описание Дабила (Двина), сообщает, что Дабил служил столицей Армении, в нем — дворец правителя страны, вокруг Дабила стена, а в городе проживает много христиан и главная мечеть находится рядом с церковью.

Другой арабский автор, ал-Мукаддаси, приводя описание Двина, указывает, что город укреплен, имеет вышгород, площади города крестообразны, дома построены из камня и кирпича (СМОМПК, 1908, вып. XXXVIII, с. 9–10).

Аналогичные сведения о Двине сохранились и у других арабских авторов.

В средние века большие города имели свою округу, связанную с городом как экономически, так и административно. В этом отношении характерно сообщение Ибн-Xаукаля, который, повторяя приведенные выше сведения ал-Истахри, заключает, что Дабил — самое знаменитое место и провинция во внутренней Армении (СМОМПК, 1901, вып. XXIX, с. 92).

В X в. и до времени правления Гагика I (989-1020) Двин являлся наиболее значительным городом царства Багратидов, хотя не раз подвергался нападениям и вторжениям Саджитских правителей Атропатены — Южного Азербайджана.

После смерти Гагика I в 1020 г. Двином овладел шеддадидский эмир Абул-Суар — родственник и вассал гандзакского (гянджинского) эмира Фадлуна.

Когда сельджуки вторглись в Закавказье и установили свое владычество, Шеддадиды сохранили власть над городом и его округой и стали вассалами сельджуков.

За весь период владычества Шеддадидов основную массу жителей Двина, в том числе и ремесленников, составляли армяне. Они стремились к освобождению от иноземного владычества и надеялись на помощь усилившегося в XII в. Грузинского царства. Грузино-армянские войска предприняли успешные действия и один за другим освободили армянские города и всю Северо-Восточную Армению. Двин был освобожден в 1203 г. и вошел в состав владений князей Захаридов.

Анонимный грузинский автор XIII в. называет Двин «крупным и прославленным городом» и говорит о накопленных в нем больших богатствах. Об этом свидетельствуют также результаты раскопок. Однако вскоре Двин стал добычей войск хорезмшаха Джалал-эд-Дина, отступающих перед натиском монголов. Джалал-эд-Дин взял город, ограбил и разрушил его. В 1236 г. разгром города был довершен монголами, и Двин фактически пришел в упадок.

Раскопки и археологические наблюдения показывают, что в X–XIII вв. Двин разросся и охватывал обширную территорию, на которой в настоящее время расположены три селения с пашнями и виноградниками. Сохранились следы городских стен протяженностью в несколько километров. За стенами простирались предместья города (табл. 155, 1).

Цитадель города была обновлена и застроена новыми башнями и зданиями, мощные башни возведены на каменном фундаменте с применением не только сырцовых, но и обожженных кирпичей; последние использовались также в строительстве жилищ и других зданий. Цитадель, огороженная мощной стеной, насчитывающей до 40 башен, охватывает территорию в 10 га. В северо-восточной части цитадели возвышается Двинский холм, господствующий над окружающей равниной, цитадель защищалась также рвом, заполненным водой.

Раскопки показали, что на холме находились построенные в XI–XII вв. дворцы и другие здания, при отделке интерьеров которых был применен резной и лепной гипс. Стены одного из зданий, возможно, дворцового типа, убраны мелкой фигурной терракотой, образующей геометрические узоры. Надо полагать, что эта техника, необычная для армянского строительного искусства, была привнесена в Двин Шеддадидами.

У подножия холма открыты руины целого квартала, развалины жилищ и мастерских XII–XIII вв. с тандырами и печами для обжига керамики.

При раскопках в вышгороде, а также в центральном и других кварталах города открыты мастерские кузнецов, медников, ювелиров, гончаров. Здесь производили орудия труда, оружие, металлическую посуду, украшения из драгоценных металлов.

Двин поддерживал обширные торгово-экономические и культурные связи со странами Кавказа, Переднего Востока. При раскопках в Двине найдено множество изделий иранского, сирийского, византийского происхождения. Двин был также активным участником денежного обращения Передней Азии. Здесь найдены сотни монет, выпущенных Арабским халифатом, Византией, грузинскими царями, сельджукскими правителями.

Результаты раскопок Двина обобщены в двухтомнике начальника экспедиции К.Г. Кафадаряна «Город Двин и его раскопки», вышедшем в 1952 и 1982 гг., и более чем в 40 научных трудах, в том числе в десяти монографических исследованиях.

Гарни. Гарни, царская крепость в эпоху античности, продолжала играть важную роль и в эпоху раннего и развитого феодализма.

Разрушенная арабами в VII в., крепость Гарни была восстановлена Багратидами и стала одной из опорных крепостей их царства. Восстанавливалось и росло также поселение Гарни, которое стало гюхакахаком — поселением городского типа. Гарни заметно пострадал при сельджукском владычестве, однако с начала XIII в., оказавшись в составе владений князей Захаридов, пережил новый подъем.

Раскопки Гарни, начатые в 1949 г. и производимые под руководством Б.Н. Аракеляна, выявили широкую картину его развития в X–XIII вв.

Поселение Гарни расширяется, отстраивается множеством жилых зданий, появляются новые церковные строения, множество крестных камней — хачкаров. Важное хозяйственное значение для Гарни имели виноградарство и виноделие. При раскопках только на территории крепости открыто более десяти винодавилен X-XIII вв. Здесь были и маслодавильни для получения растительного масла из льна, а также несколько водяных мельниц. В поселении появились мастерские по обработке металлов и по производству керамики, как простой, так и поливной. Заметного развития достигли также обработка камня, кожи, ткацкое, деревообделочное и другие ремесла. Гарни стал локальным центром ремесленного производства и торговли для окружающих сел и деревень.

Гарни был связан с Двином и Ани, о чем свидетельствуют частые находки изделий, привезенных из этих городов (Аракелян Б.Н., Караханян Г.О., 1962). Каменный мост, перекинутый через р. Азат, связывал Гарни с восточными районами страны.

В Гарни сохранилось около ста надписей, высеченных на стенах архитектурных памятников и на хачкарах. Наряду со строительными, дарственными, мемориальными надписями, исключительное значение имеют надписи об установлении и взимании налогов и поборов с указанием их количества, о хозяйственных должностях и о взаимоотношениях местной администрации с владетельными князьями.

Лоре. Лоре находился в провинции Гугарк в северо-восточной части Армении в пяти км восточнее теперешнего районного центра Степанавана. Основан был Лоре царем Давидом в начале XI в. (между 1005–1020 гг.) как крепость, а в 1065 г. стал столицей Ташир-Дзорагетского царства. Находясь на торговых дорогах и будучи связан с городами Ани, Двин, Дманиси и Тбилиси, город стал не только административным, но и торгово-экономическим центром. Развитию ремесел города способствовала добыча меди в рудниках, расположенных недалеко от Лоре.

В 1118 г. Лоре был присоединен к грузинскому царству, и город со своими землями стал наделом высокопоставленных грузинских феодалов из рода Орбели, а позднее, в 1185 г. — перешел во владение армянских князей Захаридов, занимавших высокие должности при грузинском дворе.

В 1236 г. Лоре был разгромлен и ограблен вторгшимися в Армению монгольскими войсками во главе с Чагатаем. После этого город приходит в упадок и позднее функционирует как крепость, которая была окончательно заброшена в XVIII в.

Город расположен на треугольном плато между р. Дебед и ее притоком Мисхана и с двух сторон был защищен глубокими ущельями (табл. 155, 2). С северо-западной стороны возведена стена, которая соединяла ущелья друг с другом, отделяя площадь в 10 га, составляющую старую часть крепости. Высокие стены с мощными башнями, претерпев некоторые изменения, сохранились до наших дней.

Из крепости к ущелью реки Мисхана вел потайной ход для доставки воды и для сообщения с внешним миром в случае осады. Над р. Дебед и ее притоком были перекинуты каменные мосты, соединяющие с городом его заречные кварталы (табл. 155, 3).

В ущельях, окружающих город, имеется более 250 пещер и гротов. В ущелье р. Дебед они расположены двумя-тремя террасами, в которых ютилась городская беднота.

В крепости Лоре сохранились развалины отдельных строений, в том числе двух бань, двух маслодавилен, а также здание, которое позднее было перестроено в мечеть.

Лоре своим расположением, ущельями, кварталами, пещерными жилищами как бы повторяет в миниатюре общие черты внешнего облика Ани.

Развалины Лоре неоднократно привлекали внимание путешественников, археологов, историков архитектуры (Арутюнян В.М., 1963). Раскопки города были предприняты в 1966 г. И.Г. Гарибяном (Гарибян И.Г., 1970). Исследованы бани, одна из которых состоит из предбанника, трех купальных помещений, бассейна для воды, топки, другая — из предбанника, купального зала и топки. Бани снабжены системой отопления из-под пола — гипокаустом (табл. 155, 5).

Были открыты также развалины двухэтажного дворцового здания, от которого сохранился нижний этаж с двумя бассейнами и фонтанами, отделанными разноцветными изразцами. Открыта также усыпальница — часовня, приписываемая жене царя Давида (989-1048).

Находки в Лоре свидетельствуют о достаточно высоком уровне ремесленного производства в городе, а также о его торгово-экономических и культурных связях с внешним миром.

Бджни. Другой средневековый город, ставший объектом археологических раскопок — Бджни. Расположенный в живописном ущелье р. Раздан, юго-западнее оз. Севан, он возник как центр владений князей Пахлавуни.

В 1021 г. владельцем Бджни был крупный философ и полководец Григорий Магистр Пахлавуни. В надписи 1033 г., высеченной на стене построенной им церкви, Бджни именуется городом. В 1045–1060 гг. Бджни находился под владычеством Византии, в 1064 г. город со своей округой захватили турки-сельджуки. Освобожденный от сельджукского владычества в 1201 г., Бджни вошел в состав владений князей Захаридов. В 1358 г. город был снова разорен монголами и, согласно одной записи, в 1387 г. находился в полузаброшенном состоянии.

Цитадель города находится на высоком холме, окруженном неприступной стеной с плотно расположенными мощными башнями. У подножия холма на правом берегу р. Раздан простирались городские кварталы, которые ныне лежат под строениями селения Бджни. Раскопки Бджни, под руководством И.Г. Гарибяна, были сосредоточены в обширной цитадели города. Открыты развалины церковных и гражданских сооружений, в том числе водохранилище.

На стенах архитектурных памятников и хачкарах Бджни сохранилось множество средневековых армянских надписей культурно-исторического содержания.

Вахрамаберд и Тирашен. В созданную в X–XI вв. оборонительную систему царства Багратидов входили гарнизонные крепости Вахрамаберд и Тирашен (табл. 155, 10).

Крепости были предназначены для защиты северных подступов к столице Ани. Эти крепости были воздвигнуты в конце X — начале XI в. в области Ширак, недалеко от Мармашена. Их развалины открыты раскопками 1970-х годов. Они были построены на продолговатых холмах и ограждены крепостной стеной с башнями. Вход каждой крепости защищен двумя мощными башнями. По гребню холмов тянется единственная улица протяженностью в 100 м, по обеим сторонам которой расположено множество помещений, каждое площадью от 40 до 60 кв. м. Они построены из рваного камня и служили жилищем для воинов. В конце улицы на возвышенности находился дворец начальника гарнизона. Гарнизон состоял из конных воинов. Немногочисленный археологический материал, обнаруженный при раскопках, относится к X–XI вв. и свидетельствует, что эти крепости перестали функционировать после XI в.

Важными духовными центрами Армении были монастыри.

Старый Гетик. Монастырский комплекс, построенный в IX–XII вв., находится в северо-восточной части Армении, недалеко от города Дилижан. Древнейшим сооружением памятника является небольшая четырехапсидная центрально-купольная церковь, которая сохранилась и поныне, хотя и пришла в ветхость. Главная же церковь, построенная в первой четверти XII в., судя по развалинам, открытым раскопками, принадлежала к типу купольных.

Богатым декоративным убранством отличались западный и северный порталы, орнаментированные геометрическим узором из разноцветных камней. Высоким мастерством отличаются рельефы, украшающие детали церкви. В монастырском комплексе были и другие культовые, хозяйственные и жилые строения, сохранился некрополь с надгробными плитами и хачкарами.

В конце XII в. главная церковь была сильно разрушена землетрясением и восстановление ее оказалось невозможным. По инициативе крупного ученого, автора армянского судебника Мхитара Гоша был построен монастырский комплекс Новый Гетик (Гошаванк) недалеко от нынешнего города Дилижан. Старый Гетик перестал быть крупным культовым и культурным центром, но жизнь там не прекратилась, о чем свидетельствуют сохранившиеся на месте хачкары и надписи XIII в.

Начиная с 1979 г. в Старом Гетике ведутся археологические раскопки (руководитель Г.О. Караханян). Открыты развалины главной церкви с ее великолепно оформленными входами. Обнаружены высокохудожественные рельефы, в том числе солнечные часы, хачкары с надписями.

Мармашен. Монастырский комплекс Мармашен, состоящий из четырех церквей X — начала XI в. и поселения, находится в 20 км севернее Ани и являлся владением полководца Багратидов Вахрама Пахлавуни. Мармашен — один из значительных архитектурных комплексов средневековой Армении. Кафедральная и малая церкви стоят в сохранности, третья церковь лежит в развалинах, остатки четвертой открыты раскопками.

Раскопками 1979–1980 гг. в нижних слоях открыты остатки поселения с прямыми улицами и фундаментами жилищ, трапезной из отесанных камней, мастерских и других строений.

Ваанаванк. Монастырский комплекс Ваанаванк расположен в пяти км к юго-западу от города Кафан (Армения). Основанный в начале X в., монастырь стал значительным комплексом в XI в. При нем действовала духовная школа. На месте стоят развалины крестово-купольной церкви св. Григория Просветителя, ее притвора с двумя мощными арками и двухэтажной церкви-гробницы.

Раскопками, производившимися в 1966 г., открыты развалины притвора с арочным перекрытием, галерея-усыпальница, трапезная, притвор церкви-усыпальницы и другие сооружения. При раскопках обнаружены архитектурные детали, в том числе части карнизов, украшенных геометрическими и растительными орнаментами. Обнаружены строительные надписи XI в., множество надгробий сюникских правителей, знати и духовенства с датированными X–XI вв. эпитафиями, а также хачкаров с высокохудожественной резьбой.

Водоснабжение монастыря обеспечивалось водопроводом из гончарных труб. При монастыре существовали мастерские по производству керамики и обработке металла.

Ваанаванк являлся одним из значительных духовных центров области Сюник.

Монастырский комплекс Техенис формировался в XI–XIII вв. и состоял из главной и малой церквей, двух притворов, книгохранилища, трапезной (табл. 155, 7), жилищ для монастырской братии и кладбищ с надгробными плитами и хачкарами с надписями. Сравнительно хорошо сохранились развалины одного из притворов и трапезной. Раскопки здесь начаты в 1979 г. Благодаря раскопкам, выявлены и очищены развалины главной и малой церквей, второго притвора и книгохранилища. Обнаружено множество архитектурных деталей с высокохудожественными рельефами, собраны и подготовлены к публикации надписи XI–XIV вв.

Раскопки на территории Гладзорского университета. В средневековой Армении существовало до двадцати монастырских школ высшего типа, именуемых вардапетаранами. Среди них выделяется Гладзорский университет, основанный в 1280-х годах при монастыре Танаат в области Сюник в юго-восточной Армении. Гладзорский университет стал крупным центром научной мысли и культуры средневековой Армении и действовал до 1340 г.

Раскопки, проведенные археологами Ереванского государственного университета в 1983–1984 гг. во главе с И.Г. Гарибяном, оказались результативными. Возле все еще стоящей церкви и мартирия были открыты развалины ряда культовых, жилых и хозяйственных строений (в том числе и более ранних), надгробия отдельных преподавателей университета, хачкары, разнообразный археологический материал.

Выяснилось, что на территории университета существовали не только скрипторий, но и мастерские по производству каменных и керамических изделий. Для обеспечения существования и деятельности университета ему были пожертвованы земли, виноградники, мельницы, маслобойни и денежные средства. При этом в качестве жертвователей оказывались не только княжеские роды Сюника — Орбеляны и Пронины (во владениях последних находился университет), но и представители других слоев населения — купцы и жители среднего достатка из различных районов Армении (Гарибян И.Г., 1983; Абрамян А.Г., 1983).

Спитакское пещерное поселение было обнаружено при строительстве дороги между городами Ленинакан и Спитак. Оно расположено в теснине между холмами и на их склонах. Все строения выбиты в черной туфовой скале и образуют террасы. Раскопками 1977–1978 гг. открыто до трех десятков пещерных сооружений-жилищ, мастерские по обработке металлов, базиликальная церковь, обширный караван-сарай, другие помещения, а также погребения XII–XIII вв.

Поселение находилось на торговом пути, соединяющем северную часть Армении и столицу Ани с Грузией и Северным Кавказом.

В условиях социально-экономического подъема страны, начавшегося во второй половине IX в., создались благоприятные предпосылки для развития ремесла.

Решающее значение имело углубление общественного разделения труда — отделение ремесел от земледелия и их сосредоточение в городах. Этому способствовало также отделение города от деревни и развитие товарообмена между ними. Развитию ремесленного производства способствовало также расширение внешнеторговых связей Армении — одного из центров международной торговли. Большое значение имело использование природных богатств: железа, меди, серебра, золота и других металлов.

Ремесленное производство в городах постепенно приобретает характер мелкотоварного и становится самостоятельной и важной областью хозяйственной деятельности населения.

В Армении — стране древней металлургии — в средние века обработка металла достигла высокого уровня как в технологическом, так и художественном отношении.

Обработка железа. Одним из древних и основных видов обработки металла было кузнечное дело. Кузнецы не сами добывали и перерабатывали железную руду: этим занимались ремесленники-горняки. Первоначально весь ассортимент железных изделий: орудия труда, оружие, бытовые предметы, украшения, производился кузнецами, но в IX–XIII вв. происходит разделение этого основного ремесла на ремесла оружейников, слесарей, изготовителей ножей и ножниц и пр.

Еще в античное время в Армении был известен способ получения стали, однако и тогда, и в средние века орудия труда и оружие изготовлялись из обычного железа с припайкой стали на их режущих или рабочих частях. Искусство припайки имело важное значение для производства более совершенных орудий труда и оружия.

При раскопках в Двине, Звартноце в слоях IX–X вв. найдены лемехи сохи и легкого плуга, а в Ани в слое XII–XIII вв. найден также лемех тяжелого плуга и резец, который прикреплялся перед лемехом плуга, снабженного колесами. Подобные плуги упоминаются в литературе XIII–XIV вв. При раскопках найдены также лопаты, топоры, тесла, молоты, пилы, долота, серпы, ножи, ножницы и др. изделия из железа (табл. 156, 1-15). Судя по средневековым письменным источникам, кузнечному делу придавали большое значение, а кузнецы пользовались заслуженным уважением (Орбели И.А., 1963, с. 83, 86; Кафадарян К.Г., 1952, с. 154–160; Аракелян Б.Н., 1958, с. 133–142).

Оружейное дело. Это ремесло давно отделилось от кузнечного дела и стало не только самостоятельным, но и разветвилось, породив отдельные ремесла, например, ремесла по производству копий и дротиков, наконечников стрел, мечей и кинжалов.

Раскопки показывают, что Двин и Ани были крупнейшими центрами производства оружия. Широкое применение имел лук: при раскопках найдена масса наконечников стрел, отличавшаяся значительным разнообразием. К.Г. Кафадарян выявил шесть разновидностей наконечников стрел, найденных при раскопках Двина (Кафадарян К.Г., 1952, с. 161–162).

В Армении широко применяли копья и мечи. Копье применялось пехотой, а меч — конницей. Существовали различные виды копий: втульчатые конической формы и плоские листовидные. Отличаются копья втульчатые, длинные, с боковым шипом или крючками (найдены в Ани) (табл. 157, 6, 7). Обычными были также наконечники дротиков конической формы со втулкой и листовидные черенковые наконечники. Образцы указанных видов оружия обнаружены при раскопках средневековых городов и крепостей.

Мечи изготовлялись из стали и имели обоюдоострые края и прямые длинные клинки. Применялись также мечи с одним острым краем. Личным оружием были кинжалы как обоюдоострые, так и с одним режущим краем. Они имели широкое применение (табл. 157, 17).

Защитное вооружение — шлемы, щиты, чешуйчатые кольчуги изготовлялись из меди или бронзы. Применялись также металлические защитные доспехи для груди, спины, рук, ног и других частей тела. Металлическими пластинами защищали также голову боевого коня (Абрамян В.А., 1956, с. 66–83; Аракелян Б.Н., 1958, с. 143–158).

В письменных источниках приводится подробное описание таких сложных видов оружия, как балиста и катапульта, бабан — орудие для разрушения стен крепостей, однако при раскопках их остатки не обнаружены. Сохранился большой железный крест времени царя Ашота II Железного (914–928), который носили при походах войск как военный штандарт.

Обработка меди. Как было отмечено выше, из меди изготовлялись некоторые виды защитного оружия. Но медники имели более широкое поле деятельности. Они производили медную посуду для различных целей, хозяйственные и бытовые предметы, художественные изделия, церковную утварь и пр.

Если для изготовления железных изделий применялась в основном ковка, то изготовление медных изделий осуществлялось разнообразными средствами и способами. Обычными были ковка, чеканка, штамповка, гравировка, литье в форме, литье с применением восковой модели, получение сплавов, инкрустация, припайка.

Мастерские медников обнаружены при раскопках Ани и Двина. Здесь найдены предметы, изготовленные ковкой или чеканкой — это чаши, миски, тарелки, подносы, котлы (Аракелян Б.Н., 1958, с. 153–155).

При производстве медных, особенно бронзовых, изделий широчайшее применение имело литье. Этим способом изготовлена масса изделий, начиная от мелких предметов до огромных бронзовых котлов. Среди последних выделяется котел, обнаруженный в монастыре Агарцин с армянской надписью 1232 г. на бортике (табл. 158, 5). Этот огромный котел высотой 83 см, диаметром верхней части — 110 см, весом в 350 кг снабжен четырьмя массивными ручками, представляющими литые фигурки львов. Котел стоит на массивных фигурных ножках. Аналогичный котел с подобными ручками, но меньших размеров найден в Двине. Большой котел для подогрева воды был найден и в бане крепости Анберд (Аракелян Б.Н., 1958, с. 162–163; Кафадарян К.Г., 1982, табл. XIII).

С конца XII в. начинается применение в церквах колоколов, и к церквам пристраиваются колокольни. Вместе с агарцинским котлом был найден медный колокол весом в 33 кг. Сохранился колокол с характерными анийскими орнаментальными мотивами XII–XIII вв., весом в 40 кг.

Способом литья мастера средневековой Армении производили массу всевозможных изделий как хозяйственного, бытового, так и культового назначения. При раскопках обнаружены кувшины, котлы, ступки, чаши, светильники, лампады, канделябры, люстры и пр. (табл. 158).

Из церковной утвари следует упомянуть найденные в Ани, Двине и в монастырских комплексах кадила (табл. 158, 2), курильницы, лампады X–XIII вв. с рельефными евангельскими сценами, восходящими к более ранним сирийским образцам, бронзовые и медные кресты и другие предметы.

В Ани найдены три медные люстры. Это настоящие произведения искусства. Анийские люстры относятся к XI в. (Марр Н.Я., 1934, с. 54–65).

В Двине найдена часть люстры конца IX в., на которой сохранились 20 световых отверстий, при этом обнаружено также множество разноцветных стеклянных лампадок для люстр. Сохранилось описание люстр, которыми в X в. украшали церкви Санаинского монастыря. Сообщается, что по заказу царя Гургена Багратуни были сделаны две люстры: одна со 112 источниками света, другая, более скромная — с 40.

Как для анийских, так и санаинских люстр применялись разноцветные стеклянные светильники, благодаря чему люстры выглядели довольно эффектно.

Медные изделия, как правило, отделывались с умением и вкусом и являлись произведениями прикладного искусства (Овсепян Г., 1928; Аракелян Б.Н., 1958; Акопян Н.Г., 1981).

Имеется сообщение о том, что с купола анийского кафедрального собора свешивалась хрустальная лампада, привезенная из Индии по заказу царя Смбата Багратуни.

Торевтика, ювелирные изделия. Значительное количество изделий торевтики и ювелирного дела обнаружены при раскопках средневековых городов, крепостей и монастырских комплексов. Золотых и серебряных дел мастера искусно применяли различные технические приемы. Наряду с ковкой, литьем, чеканкой, штамповкой применялись скань, зернь, золочение, чернение серебра, гравировка, инкрустация цветными камнями, получение сплавов золотого и серебряного цвета.

Ковку применяли для изготовления гладких плоских изделий. Иногда они украшались дополнительной гравировкой.

Кроме обычных способов литья в формах и по восковой модели, мастера при изготовлении мелких украшений использовали также двустворчатые, обычно металлические формы. Найдены серьги, перстни XII–XIII вв., изготовленные таким способом.

Исследователи разделяют перстни на три основные группы: перстни с камнями, со щитками и кольцевидные. Преобладают перстни со щитками, характерные для X-XIII вв., на них гравировались разные узоры и фигуры (табл. 159, 28, 31, 34, 35, 37).

Широкое распространение имели также серьги. Наряду с ними применялись разные подвески и украшения.

Из золота и серебра сделаны также браслеты. Ряд браслетов найден в Двине (табл. 159, 15–21).

Специальное назначение имели металлические пояса, которые носили обычно представители власти, а также знатные женщины и мужчины (табл. 159, 23–25).

В музее Эчмиадзинского монастыря выставлены две серебряные мощехранительницы X–XI вв. На первой из них (размеры 30,5×19,3 см) вычеканены образы святых, на второй — Христа на троне, с обеих сторон окруженного ангелами. В центре помещена фигура св. Стефана, а слева и справа — фигуры Петра и Павла. В нижней части было несколько фигур, которые не сохранились.

На створках второй мощехранительницы изображены апостолы Петр и Павел. Несколько вытянутые фигуры и их одеяние позволяют отнести мощехранительницы к XII–XIII вв.

Третье изделие, хранящееся в музее Эчмиадзинского монастыря — складень или реликварий 1300 г. известный под названием «Хотакерац сурб Ншан» (размером 42×26,5 см, толщина 4,2 см). Это выдающееся в художественном отношении произведение армянских мастеров серебряных дел (Овсепян Г., 1928, с. 190–195; Аракелян Б.Н., 1958, с. 175–176; Акопян Н.Г., 1981, с. 46–48).

Армения — страна камня, и камень широко использовался в строительстве. Из камня возводились крепостные стены, строились дворцы, храмы, жилища, мосты, караван-сараи, мемориальные памятники и пр. Начиная с X в. стали применяться каменные плиты для покрытия зданий, которые полностью заменили глиняные черепицы.

Скульптура. Скульптура средневековой Армении исключительно богата рельефами и барельефами, которыми украшены архитектурные и мемориальные памятники, в частности, хачкары (крестные камни), появившиеся в IX в. Это каменные плиты высотой от одного до трех метров, которые обрабатывались только с одной — лицевой — стороны. На ней резали изображения креста, обычно в богатом орнаментальном обрамлении. Хачкары заменили раннеармянские мемориальные памятники в виде четырехгранных столбов. Хачкары имели разнообразное назначение: воздвигались в знак благословения или пожелания добра лицам при их жизни или после смерти, в связи со строительной деятельностью и военно-политическими, хозяйственными событиями, по поводу стихийных бедствий в целях смягчения «божьей ярости» и в других случаях. Позднее, начиная с XII в., особенно в позднем средневековье, хачкары стали связываться и с погребальным обрядом. Крупный мыслитель, автор армянского судебника конца XII в., Мхитар Гош справедливо отметил: «Греки и грузины более всего чтят изображения святых, а армяне — крест». Число хачкаров IX–XIII вв. насчитывается тысячами и среди них имеются истинные шедевры художественной работы по камню (табл. 160, 2, 4).

Обработка камня, строительные ремесла. Объемная (круглая) скульптура представлена в единственном экземпляре — это статуя Багратидского царя Гагика I, найденная в развалинах храма типа Звартноц. Причем в руках он держит макет этого трехъярусного купольного храма (табл. 160, 1).

В рельефах встречаются фигуры ктиторов — царей, вельмож, охотников, христианских святых и пр. (табл. 160, 5).

Высокого совершенства и выразительности достигли рельефы животных, птиц (табл. 160, 6, 7), а также геометрические и растительные орнаменты, отличающиеся большим разнообразием форм и мотивов.

В XII–XIII вв. происходит измельчение геометрических и стилизованных растительных рельефов, и они приобретают тончайшие, изысканные формы (табл. 160, 2, 4).

Характерная особенность армянского искусства — разнообразие, данное в гармоническом стилистическом единстве, свойственное также армянским рельефам и барельефам на архитектурных памятниках и хачкарах (Степанян Н.С., Чакмачян А.С., 1971).

Важное значение имели ремесла, связанные со строительным делом. При строительстве крепостных стен и зданий в качестве вяжущего раствора применялось большое количество извести. Производство извести связано с технологией прокаливания известняка в специальных печах. Ввиду массовых масштабов потребления извести, этим делом занимались опытные мастера. Средневековые печи по производству извести имели пирамидальные формы с дверцей внизу и отверстием-дымоходом наверху.

Стены жилища возводились из неотесанного или грубо отесанного камня, обмазывались глиной, а стены монументальных строений — известковым раствором. Для стенных росписей готовился тончайший грунт. Следует отметить, что стенная роспись в армянских церквях и монастырях имела ограниченное применение. Роскошно расписаны были залы дворца Багратидов в Ани (Марр Н.Я., 1934, с. 69).

Каменщики-строители часто работали сообща, для чего организовывали артели во главе со старшим мастером-каменщиком и осуществляли строительные работы, переходя из одного города или района в другой. Средневековые армянские каменщикистроители и скульпторы-резчики оставили огромное и бесценное наследие (Бархударян С.Г., 1963).

Для архитектурного убранства иногда применялись орнаменты из извести, гипса, алебастра (табл. 161). При раскопках обнаружены орнаментированные резные и литые в формах карнизы и другие украшения. Отметим, что известковые, гипсовые и алебастровые украшения для зданий широкого применения не получили и встречаются изредка, а в Двине они, как изразцы и узорчатая кладка из мелких кирпичей, применялись главным образом в строениях неармянского населения времен владычества Шеддадидов. Замечательным образцом этого вида искусства является литое гипсовое обрамление ниши с звериным гоном и сфинксами, открытое в Двине (табл. 161, 2). Предполагается, что в Двине существовали мастерские для производства и продажи гипсовых украшений (Токарский Н.М., 1961, с. 264–268).

Проблема водоснабжения городов и крепостей в Армении была разрешена еще в эпоху античности. В средние века система водоснабжения имелась не только в городах и крепостях, но и в монастырских комплексах.

Водопроводы строились из гончарных труб, вода проводилась из родников, находящихся на расстоянии десятков километров, в ущельях и оврагах. Ввиду сильного давления воды, гончарные трубы вставлялись в каменные оправы. В Двине и Ани обнаружена разветвленная сеть водопровода. На площадях Ани над водопроводом были построены наземные строения родников. Архитектурные сооружения родников сохранились и в монастырских комплексах (например, при монастырях Ахпат и Санаин).

Начиная с IX в., обычными стали водяные мельницы, а помол осуществлялся мельничными камнями. В некоторых районах из камня были сделаны также каменные желоба и большие трубы для спуска воды на колесо мельницы.

Подобно мельницам, широкое распространение получили также маслодавильни, в которых применялись огромные базальтовые давильные камни-колеса и нижний, тоже цельный камень с высокими бортами, на котором вращался давильный камень (табл. 156, 17).

В быту повсеместно использовались каменные жернова и ступки (табл. 156, 23–25). Из камня изготовлялись большие чаны, вазы и другие предметы хозяйственного и бытового назначения. Известны были точильные камни, которые экспортировались.

Обработка дерева. Деревянные конструкции, как было указано, применялись в архитектурных строениях. Правда, монументальные светские и культовые строения имели каменное сводчатое покрытие, но жилища и хозяйственные здания как в городах, так и в селениях имели плоские деревянные перекрытия. Разумеется, деревянными были также двери и оконные рамы, балконы. Дерево имело широкое применение в хозяйстве и быту.

В развалинах дворца Багратидов в их столице Ани, обнаружены образцы резного, а также расписного дерева с изображениями растительных орнаментов, зверей и птиц (Марр Н.Я., 1934, с. 67; Орбели И.А., 1963, с. 30–33). В Гос. музее истории Армении хранится ряд аналоев с изящной геометрической резьбой (табл. 161: 5–6). Один из них относится к X в., другие — к XII–XIII вв. На двух из них обозначены и даты: 1161 и 1272 (Аракелян Б.Н., 1964, табл. XXV).

Подлинный шедевр художественной резьбы по дереву — украшенные резьбой двери. Одна из них происходит из церкви св. Апостолов города Муша (размеры 202×142). Надпись указывает, что дверь сделана мастерами Торосом и Григором в 1134 г. (Тер-Аветисян С.В., 1926, с. 129–132).

Армянские надписи. Одно из значительных явлений средневековой армянской культуры — надписи. Они оставлены на архитектурных мемориальных памятниках, на металлических, каменных, деревянных изделиях. Достаточно сказать, что армянские надписи насчитываются многими тысячами и хронологически охватывают период с V по XIX в.

По содержанию это — строительные, дарственные, поминальные, благопожелательные надписи. Немало надписей, связанных с историко-политическими, военными событиями. Исключительное значение имеют надписи, отражающие социально-экономические отношения: земельные, имущественные, касающиеся купли и продажи недвижимого и движимого имущества, налоговой системы при правлении армянских Багратидов и особенно при владычестве сельджуков и монголов (Свод армянских надписей, 1973).

Гончарное производство. Разнообразный и массовый характер носило в X–XIII вв. производство бытовой керамики, включая и кухонную. Производились всевозможные сосуды для хранения продуктов. Карасы для хранения вина (емкостью от десяти до одной тысячи литров) часто украшались рельефными поясами. Обычны находки кувшинов различных форм и величины, горшков, мисок, чаш, кружек, светильников и другой посуды.

Массовый характер приобрело производство поливной керамики. Резко уменьшилось количество лепной керамики и, наоборот, широкое применение получило производство изделий на гончарном круге (табл. 162, 2). Имеется письменное свидетельство о приведении в движение гончарного круга с помощью ремня.

Производство керамики в X–XIII вв. сосредотачивается в городах и все более становится мелкотоварным производством. Гончары применяли различные приемы украшения керамических изделий. Наряду с традиционными видами узоров: ангобирование, лощение, нанесение резного или выемчатого орнамента, применялась техника накладывания фигур животных, зверей и птиц, а также техника штамповки (табл. 162, 4, 5, 8). При этом накладывание возникло еще в X в. и характерно для Ани, а штамповка круглыми и цилиндрическими штампами получила широкое применение в Двине, Гарни и в городах Грузии и Азербайджана в XI–XIII вв. Круглыми штампами наносили обычно розетки, а цилиндрическими — фигуры людей, животных, зверей, птиц в сочетании с растительными и геометрическими орнаментами, а также целые сцены (Кафадарян К.Г., 1952, с. 182–200; Абрамян В.А., 1956, с. 211–216; Аракелян Б.Н., 1958, с. 211–229).

Раскопками в Ани и Двине был обнаружен еще один вид неполивной керамики, так называемые сферо-конические сосуды (табл. 162, 11). Такие сосуды широко известны в странах Востока от Средней Азии до восточных берегов Средиземного моря. По всей вероятности, они служили для хранения и, возможно, транспортировки ртути и различных составов с присутствием ртути, применяемых в ремесленном производстве мастерами по обработке металлов и алхимиками, тем более, что на некоторых экземплярах обнаружены остатки ртути.

В Ани было обнаружено более 600 экземпляров сферо-конических сосудов и их фрагментов, в Двине — до 500. Они, как правило, имеют шаровидное тулово, нижняя часть сужается, приобретая коническую форму. Шейка узкая, головка имеет круглую форму с очень узким отверстием. Стенки сосудов весьма толстые, твердые и водонепроницаемые. В Ани встречаются в виде исключения сосуды с поливой. Изготовлялись сосуды обычно на гончарном круге. Они, как правило, орнаментированы тиснением с помощью штампов, наложением накладных рельефных орнаментов. Орнаментальные мотивы на сферо-конических сосудах сделаны до обжига, но на тех же сосудах есть знаки, вырезанные после обжига.

Сферо-конические сосуды получили широкое распространение в XI–XIV вв. Ряд сосудов найден в цитадели Ани, разрушенной в 60-х годах XI в. Способ их орнаментирования с применением форм также позволяет датировать часть этих сосудов X–XI вв. (Орбели И.А., 1963, с. 64; Кафадарян К.Г., 1952, с. 200–207; Джанполадян Р.М., 1982).

Поливная керамика. Весьма значительным явлением была организация производства поливной керамики. В Армении поливная керамика как импортная, так и местного производства появилась еще в период античности, хотя имела весьма ограниченное распространение.

В конце античного периода и в раннем средневековье, вплоть до VIII в. включительно, она не встречается. Можно констатировать, что производство поливной керамики в широких масштабах было связано с формированием и ростом средневекового феодального города.

В более ранних изделиях IX в. преобладают три цвета: желтый, зеленый и коричневый, которые наносились на сырой ангоб, без отметки контуров. С конца IX в. и в начале X в. контуры орнаментов отмечались линиями более темного оттенка. Начиная с X в. применяются и другие приемы орнаментации, например, выемчатая техника, т. е. удаление белого ангоба на фоне орнаментов, вследствие чего прозрачная полива получала более темный оттенок. Этим способом изделия покрывали растительными и геометрическими орнаментами (табл. 163, 7, 8). Другой способ орнаментирования — роспись ангобом на неангобированном фоне. Позднее, начиная с XI в., особенно в XII–XIII вв. широкое применение получает гравировка, которая осуществлялась на белом ангобе до нанесения поливы (табл. 163, 4). Многие изделия покрывались ангобом и с внутренней стороны и снаружи. Орнаменты выполняли или только гравировкой, или же в сочетании с разноцветной поливой. При массовом производстве поливной керамики во второй половине XII в. и в XIII в. господствовали грубая гравировка и небрежное нанесение разноцветной поливы. Однако, несмотря на это, поливы с их богатой гаммой красок придавали изделиям нарядный облик. С начавшимся в конце XIII в. упадком городов переживает упадок также искусство поливной керамики (Марр Н.Я., 1934, с. 86, 108; Орбели И.А., 1963, с. 50–60; Шелковников Б.А., 1942; 1952; 1957; Кафадарян К.Г., 1952, с. 207–229; Абрамян В.А., 1956, с. 216–222; Аракелян Б.Н., 1958, с. 230–253; Бабаян Ф.С., 1981).

Говоря об орнаментальных мотивах, следует отметить, что они довольно разнообразны. Часто встречаются растительные мотивы — древо жизни, розетки, бутоны, цветы, ветки с тремя парами листьев. Гораздо чаще применялись геометрические орнаменты — прямые линии, завитки, пересекающиеся линии, иногда образующие сетки, круги, шахматный узор, треугольники. В орнаментации как поливной, так и неполивной керамики нередки зооморфные мотивы — фигуры домашних и диких животных, лошадей, коз с козлятами (иногда возле древа жизни), быков, собак, оленей, туров, а также львов, волков, пантер. Обычны также изображения птиц — орлов, павлинов, голубей, сов. Встречаются также фигуры людей, сцены ритуального танца.

Многие орнаментальные мотивы были связаны с почитанием растений и животных, сохранившимся в народе с древних времен и связанным с культом плодородия, а также с христианской символикой, например, фигуры павлинов, голубей, оленей (Бабаян Ф.С., 1981).

Фаянс. Наиболее ранние образцы найденных в Армении фаянсовых изделий относятся ко второй половине IX в. и привезены из месопотамских центров производства фаянса, по всей вероятности, из Самарры. Они покрыты глухой глазурью и расписаны кобальтом.

Другую группу раннего фаянса составляют изделия с надглазурной люстровой росписью. Все фаянсовые изделия IX-X вв. обнаружены при раскопках в Двине. Здесь же по образцам месопотамского происхождения еще в X в. было налажено производство фаянса, покрытого глухой глазурью или росписью люстром. В основном это чаши и миски, которые повторяют формы и технику привозных образцов, но отличаются по качеству, размерам, отчасти по орнаментации, в которой прослеживаются местные мотивы.

В Двине же обнаружены изделия полихромного расписного люстром фаянса месопотамского, византийского и египетского производства IX–X вв.

По торговым путям, проходящим через Среднюю Азию в Армению, доставляли изделия китайского селадона, образцы которого найдены в развалинах дворца Багратидов в столице Ани, разрушенной сельджуками в середине XI столетия.

В конце X и начале XI в. в Армении появляется новый вид фаянсовых изделий, орнаментированных гравировкой, «ажуром» и покрытых прозрачной глазурью кобальтового и других цветов. Много таких чаш было найдено в развалинах дворца Багратидов в Ани, а также в Двине (табл. 164, 1–7). Однако эта техника получает более широкое применение позднее, в XII–XIII вв.

Крупными центрами производства фаянса были города стран Передней Азии, Месопотамии, Сирии, Египта, Ирана. Фаянсовые изделия становятся предметом оживленной международной торговли, а способы их производства — достоянием керамистов разных стран. Армения становится одним из центров производства фаянсовых изделий, которые производились в значительных масштабах и вывозились за пределы страны.

Армянские мастера производили высокохудожественные изделия. При этом применялись надглазурная и подглазурная роспись, разноцветная кобальтово-синяя, бирюзовая, голубая, коричневая, фиолетовая полива. Сосуды украшались гравированными, рельефными или накладными, растительными, геометрическими орнаментами, фигурами животных реальных и мифических (сирины) птиц, людей (Жамкочян А.С., 1981). Раскопками Ани, Двина, Гарни и других памятников накоплено огромное количество керамических изделий, представляющих обширную область народного художественного творчества.

Стеклоделие (табл. 165–166). Стеклоделие в Армении X–XIII вв. продолжает развиваться, ширятся ее масштабы. С ростом городов появляются новые центры стеклоделия, продукция которых все больше вовлекается в торговый оборот. Расширяются и контакты с центрами стеклоделия соседних стран. Если раньше такие связи существовали главным образом с Месопотамией и Ираном, то начиная с X в. крепнут связи с сирийскими и византийскими центрами стеклоделия, что в значительной мере способствовало повышению уровня мастерства армянских ремесленников-стеклоделов.

Раскопками Ани, Двина, крепости Гарни обнаружено большое количество стеклянных изделий, которые отличаются разнообразием форм, видов и отделкой. В Армении производилась бытовая посуда: чаши, флаконы, стаканы, кубки и бокалы, кувшинчики, фляги, цилиндрические и шаровидные сосуды, банки и коробочки, а также лампады, чаши-светильники для люстр, украшения — браслеты, перстни и бусы — и даже сосуды для алхимиков (табл. 165).

О наличии местного производства стекла свидетельствует не только обилие стеклянных изделий, их местные особенности, но и обнаруженные в Ани и Двине стеклодувные мастерские.

В X–XIII вв. произошли изменения в способах и технике производства изделий и их отделки. Мастера отказались от единичного литья в форме, выполнения фасеток шлифовкой или резного рельефного орнамента и, наоборот, стали широко применять свободное дутье, а также многократное дутье в разъемных створчатых формах, рифление стаканов и других изделий (табл. 166, 19–27).

Повышается качество стеклянных изделий, обогащается их цветовая гамма. Наиболее характерным является зеленый цвет и его оттенки, составляющие 39 % изделий. Желтое стекло составляет 13 %, голубое — 6 %, но эти оттенки прослеживаются и в изделиях зеленого цвета. Изделия красного и черного цветов встречаются редко (Джанполадян Р.М., 1974, с. 30).

В декоре изделий в XII–XIII вв. наиболее широкое применение получает способ наложения накладных орнаментов в виде капель, точек, волнистых и пересекающихся ниток и прочих узоров.

Для орнаментации готовой продукции важное значение приобретает роспись разноцветными красками и эмалью, которая получает широкое распространение в странах Ближнего Востока, в частности, в сирийских и византийских центрах стеклоделия. В Ани и Двине найдены фрагменты расписных сосудов с арабскими надписями как местного производства, так и привозные (Аракелян Б.Н., 1964, с. 48–49, табл. 2).

В Двинской цитадели найдены обломки дисков диаметром от 18 до 27 см, которые, видимо, применялись как оконные стекла. В Ани обнаружены гипсовые и алебастровые рамки для оконных стекол.

Начиная с X в. производились также стеклянные браслеты, которые получили широкое применение в XII–XIII вв. Они являются обычными находками при раскопках городов и крепостей средневековой Армении. Более ранние браслеты — гладкие, одноцветные кобальтово-синего, черного и зеленого цветов. Позднее часто встречаются витые браслеты, изготовленные из разноцветных жгутиков и тонких нитей, скрученных вместе (табл. 166, 1-11). Встречаются также бусы, служившие украшением, некоторым приписывалось значение оберега от злых духов или сглаза (Джанполадян Р.М., 1974, с. 42) (табл. 166, 12, 14, 15).

Алхимия. Армения была признана как одна из стран с развитыми алхимическими знаниями. «Философский камень» иногда назывался «армянским камнем».

Алхимия в Византии носила более умозрительный, мистический характер, что было свойственно также европейской алхимии XII–XIII и последующих веков с ее всемогущим «философским камнем» или «эликсиром жизни».

Алхимия в Армении с ее восточными традициями была тесно связана с развитием ремесел и носила более практический характер. Она переняла от арабской алхимии ее экспериментальную направленность и развивала ее дальше.

Благодаря обширным торгово-экономическим связям армянских купцов и переселенцев, армяне играли заметную роль в распространении алхимических знаний. Справедливо отмечается, что Армения была передатчиком химических знаний, откуда врачи и химики-ремесленники отправлялись на Русь и в другие страны.

В армянских алхимических рукописях встречаются упоминания о десятках металлов, с которыми имели дело алхимики, и еще больше — описаний процессов, применяемых ими на практике, и способов создания различных сосудов, приборов и аппаратов для использования в алхимии и других ремеслах (Каадарян К.Г., 1940; Аракелян Б.Н., 1958, с. 335–341).

В рукописях сохранились рисунки отдельных видов алхимической аппаратуры. Имеются и археологические находки аламбиков и других сосудов, связанных с алхимией (табл. 165, 4–9). Из алхимических сосудов в Двине найдено несколько аламбиков. Возможно, что алхимики использовали сферо-конические и другие сосуды из стекла (Джанполадян Р.М., 1974, с. 40) (табл. 165, 8, 9).

Производство лекарственных средств. В монастырских школах высшего типа изучали медицину. Медики были знакомы как с античной, так и передневосточной средневековой медициной. Авторы армянских лечебников XII–XIII вв. часто ссылаются на авторитет Гиппократа, Аристотеля, Галена, особенно на положения Ар-Рази, Али Ибн-Сины (Авиценны). Медики использовали различные инструменты для операций и большое количество лекарственных средств для лечения. В лечебнике Мхитара Гераци упомянуто до 220 лекарств, из коих 193 растительного, 20 минерального и 7 животного происхождения. В лечебнике Григориса (XIII в.) приведено до 300 рецептов, при этом в каждом рецепте по средневековым обычаям смешивались несколько, иногда более десяти лекарственных веществ (Кцоян А.С., 1968).

При изготовлении лекарств применялись бронзовые ступы, образцы которых найдены в Анберде (табл. 158, 8), мраморная доска и шар для терки лекарств, а также глазурованная посуда. Хранились лекарства в стеклянных и глазурованных сосудах.

В качестве лекарства использовалась розовая вода. В рукописях сохранилось описание способов ее получения. В одном случае розовые лепестки ставились в сосуд со дном, имеющим множество мелких отверстий, с которым герметически соединялся нижний сосуд. Огонь горел сверху над крышкой сосуда с розовыми лепестками, а розовая вода собиралась в нижнем сосуде. При раскопках нередко обнаруживаются сосуды с множеством отверстий на дне, которые обычно признаются как сосуды для процеживания, но не исключено их применение для подобных целей.

Обычным было изготовление благовоний, издревле имевших широкое применение на Востоке.

Курение фимиама в церквах совершалось по обряду, курение благовонных смол и трав во дворцах знати и в жилищах городской верхушки совершалось по обычаю. При раскопках найдены бронзовые курильницы и кадила (табл. 158, 10, 2).

Ткацкое производство. Основным сырьем для производства тканей в средневековой Армении были хлопок, лен, шерсть и шелк. Производство шерстяных тканей началось с древнейших времен, а хлопчатобумажных и шелковых тканей, связанных с хлопководством и шелководством, появилось в Армении уже в раннем средневековье.

В производстве тканей применялись горизонтальные, простые и вертикальные усовершенствованные станки. Городские ткачи использовали вертикальные станки. В источниках сохранились десятки названий частей и деталей такого станка и самого процесса работы ткача.

В Двине была обнаружена мастерская, в которой применялся вертикальный станок, а при раскопках средневековых городов и крепостей найдено множество челноков из кости и изредка из меди (Марр Н.Я., 1907, с. 2; Аракелян Б.Н., 1958, с. 268–269) и других предметов, связанных с ткацким ремеслом (табл. 159, 1, 4-10).

Ткачи производили широкий ассортимент тканей, начиная от тюлевых и тонких шелковых и льняных тканей до грубых рогож из конопляных ниток и власяниц из козьих волос (Григор Магистр, 1910, с. 204).

Интересно, что ткачи именовались по виду использованного сырья (шерсть, лен, хлопок, шелк). Это в известной мере отражало разделение труда в ткацком ремесле. В высококачественных дорогих тканях вместе с шелковыми и льняными применялись также золотые и серебристые нитки, производились золототканые и серебристые «дипаки» (парча). Особо ценились ткани, покрашенные краской «вордан кармир» — армянской кашенилью, которая у арабов называлась «кирмиз». Крашенные этой краской армянские ткани в Византии именовались «порфирикон». Арабские авторы с похвалой говорят об армянских тканях и готовых изделиях. Ибн-Xаукаль, говоря о Двине, пишет: «…A что касается произведений, называемых „армянскими тканями“, то это „бутт“ (головное покрывало), сидения, ковры, покрывала, коврики и подушки, нет им подобных среди предметов из конца земли в конец и во всех направлениях» (СМОМПК, 1908, вып. XXXVIII, с. 92).

Образцы тканей, в том числе и высококачественных дипаков, дошли до нас в качестве подкладок переплетов рукописей X-XIII вв. (Дурново Л.А., 1953, с. 1–98; Тараян З.Р., 1978, с. 50–54).

О производстве тканей и их отделке можно судить не только по данным письменных источников и по образцам, сохранившимся под переплетами рукописей, но и по археологическим находкам, хотя и немногочисленным. В Двине найдены фрагменты златотканых и простых тканей. В Ани находки более существенны. Они обнаружены в одной из могил пещерной гробницы, где была захоронена девочка лет пяти-шести. В погребении было найдено семь различных видов тканей, вышивок золотыми или темно-фиолетовыми нитками и пр. В цитадели Ани была найдена часть одеяла из тонкой ткани в несколько слоев с ватой между ними, а в гостинице города — обрывок превосходной шелковой ткани малинового цвета (Орбели И.А., 1910, с. 32–35; 1963, с. 43–47).

Ковроделие. Ковроделие было одним из развитых ремесел средневековой Армении (Темурчян В.С., 1955; Аракелян Б.Н., 1958, с. 190–196). Армянские ткани и ковры ценились так высоко, что в книге церемоний Аббасидского двора предусмотрено было, чтобы халиф сидел на высоком троне, покрытом армянским шелком, и чтобы ковры летом и зимой были только армянскими (Тер-Гевондян А.Н., 1977, с. 251).

Арабский автор X в. Ибн-Фадлан, посетивший страну камских булгар, сообщает, что юрта правителя, где могли бы поместиться тысяча человек, была устлана армянскими коврами (Путешествие Ибн-Фадлана на Волгу, 1939, с. 73).

Академик Я.А. Манандян на основании этих сведений справедливо отметил экспортное значение производства ковров в Армении (Манандян Я.А., 1930, с. 162).

Сохранился великолепный ковер с армянской надписью 1202 г. Центральное поле ковра красное, украшено сводчатым архитектурным мотивом, внутреннее обрамление состоит из растительного орнамента в виде трилистников. На золотистом фоне наружного, более широкого обрамления помещены веточки и стилизованные цветы красного и синего цветов (Riegl А., 1895).

Кроме больших ковров в Армении производились маленькие ворсовые коврики, которые назывались «тапастак». Они имели широкий спрос у верующих мусульман и считались молитвенными ковриками.

В Армении производились также ковры без ворса, которые назывались «карпетами». Они обычно были полосатыми и находили широкое применение среди неимущего населения.

Остатки как ворсовых, так и неворсовых ковров были найдены в развалинах дворца Багратидов в Ани, а также в пещерной гробнице с могилой девочки.

Краски и красильное дело. С производством тканей и ковров связано было производство красок и красильное дело. Краски применялись и в других областях: в стенной и книжной живописи, для окрашивания кожаных, глиняных изделий.

Армения издревле славилась не только своей кашенилью, но и минеральными и растительными красителями. Еще античные авторы: Страбон, Плиний Старший, Витрувий говорили о привозимых из Армении минеральных красителях сандик (sandyx) — красного цвета, аппетит — лазурно-синего цвета, хризоколу. Армянская лазурь («ладжвард» средневековых источников) считалась одним из лучших и ценных красителей. Известностью пользовалась также «армянская глина».

В Ани и в других городах существовали «красильные дома», которые считались доходными заведениями.

На основании практики были установлены способы нанесения красок на фон и определенные части изображений, а также способы сочетания различных красок для получения требуемого цвета или оттенка, при этом в рукописях приведена и схема сочетания красок (Арутюнян А.Х., 1941; Аракелян Б.Н., 1958, с. 304–309) (табл. 26, 5).

Производство рукописных книг. При всех монастырях средневековой Армении существовали скриптории для переписки и оформления, переплетения и украшения миниатюрами рукописных книг. Основным материалом для рукописей служил пергамент, с конца X в. применение получает также бумага, но пергамент сохраняет свою важную роль, и производство бумаги и пергамента шло параллельно. Производились пергаменты из шкур овец, коз, телят и других животных. Лучшим считался тонкий и «блестящий, как лилия» пергамент. В рукописях сохранилось описание довольно трудоемкого процесса изготовления пергамента.

Первоначально рукописи переписывались в основном по заказу круглыми заглавными буквами, а с X в. и мелкими буквами, что было связано с вовлечением рукописных книг в торговый оборот. Мелкое письмо в XII–XIII столетиях стало основным видом армянского письма и легло в основу современного типографского шрифта (табл. 165, 3).

При раскопках в Двине найдена чернильница с отделениями для чернил разных цветов, в рукописях сохранились изображения принадлежностей переписчиков (табл. 165, 1, 2).

Отдельным ремеслом стало переплетение рукописных книг кожаными переплетами, которые, как правило, украшались геометрическими орнаментами способом штамповки или тиснения. Иногда переплеты вставлялись в металлические оклады чеканной работы.

Велико наследие средневековой армянской письменности: до нас дошли тысячи рукописей, охватывающих по содержанию все области науки, культуры и искусства.

Денежное обращение (табл. 167). Армения являлась крупным центром ближневосточной торговли и естественно, что при раскопках средневековых городов и крепостей страны найдена масса серебряных, медных и золотых монет. Однако армянские цари династии Багратидов (885-1045) собственных монет не чеканили, и в денежном обращении находились монеты соседних государств. В IX–XI вв. потребности разросшейся торговли обеспечивались монетами, выпущенными Арабским халифатом и Византийской империей.

Арабские серебряные и медные монеты выпускались во многих центрах Халифата. Золотые монеты чеканились в ограниченном количестве. Серебряные монеты имели международное хождение, медные же применялись на внутренних рынках (табл. 167, 1–3).

В денежном обращении страны в IX–XI вв. важное значение имели также византийские монеты. С начала XI в. в условиях «серебряного кризиса», начинавшегося в Передней Азии, преобладание на международном рынке получили византийские золотые монеты, медные же монеты имели широкое применение на внутренних рынках как Переднего Востока, так и западных стран Империи.

Византийские монеты — обычные находки на территории Армении, при этом нередки также находки кладов византийских золотых монет (табл. 167, 4–7).

С падением Арабского халифата в XI в. резко сокращается приток серебряных монет, а вследствие начавшегося «серебряного кризиса» выпускаются низкопробные монеты с примесью меди.

В XII–XIII вв. денежная система в странах Переднего Востока подверглась сильному изменению. При походах турок-сельджуков городам и торговле этих стран был нанесен серьезный урон. Новый экономический подъем начинается лишь во второй половине XII в.

В обращении в Закавказье находились в основном медные монеты Ильдегизидов. Медные монеты выпускали также сельджукские эмираты, возникшие на юге и западе Армении (табл. 167, 8-11).

Значительным явлением в Закавказье был выпуск медных монет грузинскими царями во второй половине XII в. и в XIII в. (табл. 167, 12–15).

С установлением владычества монголов на Среднем и Переднем Востоке начинается новый период в денежном обращении этих стран. Широкое применение приобретают серебряные монеты монгольских ханов. Нужды внутреннего рынка обеспечиваются медными монетами. Небезынтересно, отметить, что при Абага-хане (1265–1281) в городах Армении чеканились медные монеты с армянскими и арабскими надписями и христианскими знаками на одной, и с уйгурской надписью на другой стороне.

При монгольском владычестве развивается в основном внешняя торговля, а внутренняя — по мере упадка городов и городской жизни — сокращается как в Армении, так и в соседних странах.

Экономическому и культурному развитию Армении в IX–XIII вв. способствовали широкие торговые связи с другими странами. Через Армению проходили две магистральные линии международной торговли: одна по северу страны, другая — по югу. Знаменательно, что на них и находились наиболее крупные города средневековой Армении.

Обе линии торговли шли через Иран и связывали армянские города со странами Византийской империи и Арабского халифата.

Внутренними дорогами города Армении были связаны с городами Грузии, Кавказской Албании (с XI в. Азербайджана), а через Дербентский и другие проходы Кавказских гор — с Северным Кавказом, Волжскими болгарами и Киевской Русью. Связи с последними осуществлялись также через южные и восточные порты Черного моря.

Рост городов, развитие ремесел, внутренней и внешней торговли, сосредоточение в городах значительного населения и зарождение городского сословия имели прогрессивное значение для развития феодального общества и привели к большим сдвигам как в экономической и социальной, так и в культурной жизни страны.

Очевидным становится развитие светского начала в общественном мышлении — в литературе и искусстве.

Аналогичные явления происходили также в соседних странах, и можно без преувеличения сказать, что страны Среднего и Ближнего Востока, в их числе и Армения и весь Кавказ, а также бассейн Средиземного моря в эпоху средневековья находились на передовой линии социально-экономического и культурного развития феодального общества.

Глава 14 Раннесредневековая Албания в IV–VII веках

В раннесредневековый период на территории Азербайджана располагались земли двух государств: Албании и Атропатены. Эти страны находились в выгодном как в экономическом, так и стратегическом отношении регионе.

Нет необходимости в описании естественно-географических условий территории, занимаемой Албанией и Атропатеной, так как оно дано в соответствующем томе[12]. Однако отметим, что земли Албании и Атропатены были богаты и отличались плодородием, способствующим развитию земледелия, скотоводства, ремесел и других видов хозяйства. Водные артерии, расположенные здесь, благоприятствовали орошению земель. Богатая флора и фауна также являлись одним из существенных источников сырья и продуктов питания. Заметную роль в экономической и культурной жизни населения этого края играло и Каспийское море.

В пределы Албании в IV–VII вв. входили области Ути, Арцах, Пайтакаран, Чора, Лпиния, Гардман, Шакашен и другие.

Нахичеванские, Талыш-Ленкоранские и Муганские земли современного Азербайджана входили в состав Атропатены (рис. 18).

Археологические памятники этой поры на территории Азербайджана исследованы недостаточно и неравномерно. Однако развернувшиеся в течение последних трех десятилетий большие работы по выявлению и изучению археологических памятников раннего средневекового периода и публикации по ряду памятников, а также исследования письменных источников создают базу, опираясь на которую можно достаточно аргументированно охарактеризовать экономику и культуру Албании того периода.

Началом археологического исследования памятников раннего средневековья в Азербайджане могут считаться стационарные раскопки в Мингечауре (1946–1953 гг.), где на протяжении семи лет были выявлены и исследованы многочисленные и разнообразные археологические памятники, в том числе раннесредневековые. К последним относятся поселения № 2 и 3, ряд культовых и погребальных памятников (Ваидов Р.М., 1961; Асланов Г.М., 1963).

С 1958 г. с перерывами ведутся археологические раскопки городища Гяуркала в с. Бойахмедли Агдамского района (Ваидов Р.М., 1965, с. 167; Геюшев Р.Б., 1978, с. 496), где открыты и исследованы фундаменты и остатки различных строений — домов, храма, оборонительных сооружений.

В 1961–1963 гг. велись археологические исследования городища Торпаккала, находящегося в Кахском районе Азербайджана. Это многослойное поселение II–XV вв., являющееся длительное время крупным населенным пунктом городского типа на северо-западе Кавказской Албании (Ваидов Р.М., 1965а, с. 201–211).

С 1958 г. исследуются памятники города Шемахи и его окрестности, в результате чего, наряду с другими памятниками, выявлены и изучены поселения и могильники эпохи раннего средневековья, среди них культурные слои и могильное поле городища Шемахи (Халилов Дж. А., 1961, с. 31–47; 1962, с. 209–220; 1965, с. 78–95), поселение Гюмушли (Нуриев А.Б., 1965, с. 159–166), кувшинные погребения Шергяха (Нуриев А.Б., 1973, с. 220–238), поселение Даг-Коланы (Халилов Дж. А., 1965, с. 114–127), Агземи (Оруджев А.Ш., Алиев А.А., 1976, с. 57–66) и другие.

С 1958 г. изучаются остатки главного города Кавказской Албании Кабалы и ее окрестности. В результате установлено наличие культурного слоя мощностью около 1,5 м, относящегося к IV–VIII вв. (Гадиров Ф.В., 1978, с. 41).

Недалеко от городища Кабалы на горе Килседаг в 1971 году выявлены и изучены цокольная часть и остатки стенок круглого в плане центрально-купольного храма (Ваидов Р.М., Мамедзаде К.М., Гулиев Н.М., 1972, с. 487–488).

Некоторые вещественные материалы, характерные для раннего средневекового периода, дало городище, отождествляемое с городом Хунан (Ваидов Р.М., Гулиев Н.М., 1974, с. 278), расположенное на холме Торпаггала, на правом берегу р. Куры в Таузском районе, где в 1972–1978 гг. проводились археологические раскопки и установлена стратиграфия культурного слоя (Ваидов Р.М., Гулиев Н.М., 1973, с. 20–21; Ваидов Р.М., Гулиев Н.М., Гасымов Э.А., 1978, с. 44–47; Ваидов Р.М., Гулиев Н.М., 1978, с. 495–496; Ваидов Р.М., Геюшев Р.Б., Гулиев Н.М., 1979, с. 511).

Начиная с 1963 г., несколько лет проводились археологические исследования на городище Амарас и в расположенном здесь храме, а также на памятниках, находящихся в его окрестностях, где установлена стратиграфия культурного слоя и добыт значительный вещественный материал, уточняющий малоизвестные и спорные вопросы археологии Албании (Геюшев Р.Б., 1975).

С 1960-х годов исследуется многослойное поселение Гаракепек-тепе близ города Физули, где вскрыт культурный слой мощностью 2,7 м, относящийся к раннесредневековому периоду (Исмаилов Г.С., Даниелян О.А., 1978, с. 19–21).

На примере северо-восточных районов Азербайджана, где выявлена, картографирована и частично обследована большая группа памятников раннего средневекового периода, можно сделать общие выводы для всего Азербайджана (Халилов Дж. А., 1965, с. 154–162; 1965а, с. 175–179; Халилов Дж. А. и др., 1977, с. 493–496; 1978, с. 500–501; Оруджев А.Ш., 1980, с. 422).

Указанная зона находится непосредственно перед знаменитым Дербентским проходом. Известно, что для обеспечения своей безопасности с севера Сасаниды особое внимание уделяли этому стратегическому району. Здесь возводились мощные оборонительные сооружения, где держали особые гарнизоны; сюда переселили из Ирана большое количество ираноязычного населения и, тем самым, вытеснили аборигенное население на нагорье. На этих частично непригодных для постоянного жительства землях в настоящее время известно более 60 памятников раннего средневековья (более 50 поселений и 9 могильников).

Поселения располагались на холмах, как правило на местах древних (эпохи поздней бронзы) поселений. Правда, в средневековье они занимали значительно большие площади, разрастаясь вокруг холма. Установлено, что прежде, чем начинать активное заселение выбранного для жительства холма, основная территория будущего поселения основательно укреплялась широким рвом и эскарпированием пологих склонов. При сооружении рва выкопанная земля выбрасывалась на наружную сторону, где образовывался земляной вал. В тех случаях, когда это не удовлетворяло потребностям обороны, на уязвимых местах возводили стены на булыжном фундаменте из сырцового кирпича. В таких укреплениях селилась обычно привилегированная аристократическая часть общества, остальное население жило вокруг холма на открытом поселении.

Поселения размещались на осваиваемых землях группами, поблизости друг от друга. Наряду с поселениями сельского типа выявлены развалины нескольких городов, которые отличаются прежде всего обширностью и расположением на более выгодных в стратегическом и экономическом отношениях местах, а также находками, типичными для городской экономики и культуры. Таковы городища Сандыктепе, Джанахар, Шабран и др.

Археологические материалы по застройке поселений этого периода были получены при раскопках Мингечаурских поселений № 2 и 3.

Поселение № 2, занимающее площадь в 14 га, вероятно, представляет собой остатки города.

Поселение № 3, расположенное в 2,5–3 км к северу от поселения № 2, находилось на холме. Оно являлось обширным пригородным поселением сельского типа. Выявленные при раскопках остатки различных строений показали, что жилые дома здесь состояли из нескольких четырехугольных комнат площадью 10–18 кв. м каждая. Полы помещений утрамбованы и обмазаны глиной. У стены в некоторых комнатах в двух-трех местах выявлены остатки четырехугольных очагов (25–30 см ширины, 50–60 см длины) на специальной, приподнятой на 0,5 м от пола, площадке. Очаги с трех сторон имеют глинобитные стенки шириной 4–5 см и высотой 15 см. Одна сторона открытая. Предполагают, что эти очаги использовались как для приготовления пищи, так и для отопления помещения (Ваидов Р.М., 1961, с. 24).

Раскопки показали, что в Мингечауре в IV в. постройки были глинобитные, а с V в. широкое применение получают сырцовые кирпичи (Ваидов Р.М., 1961, с. 24–25). В изученных поселениях, расположенных в других районах, на протяжении всего раннего средневековья зафиксированы стены, сложенные из сырцового кирпича (размер 45×32×10; 42×40×12; 42×30×9; 40×38×10 см), булыжного и рваного камня, скрепленных глиняным раствором (Исмаилов Г.С., Даниелян О.А., 1978, с. 19).

Перекрытия массовых помещений, судя по имеющимся археологическим данным и этнографическим сведениям, были односкатными. Для перекрытия использовали бревна, на которые укладывали камыш или хворост, поверхность посыпали тонким слоем земли и сверху гладко обмазывали хорошо отмученной и перемешанной с соломой глиной. Такие крыши были широко распространены до недавнего времени в большинстве сел Азербайджана. Изредка в городских строениях для покрытия крыш употреблялась черепица. Несмотря на то, что в зависимости от природно-географических условий, строения каждой области имели некоторые отличия, в целом во всей раннесредневековой Албании общие их конструкции были однотипны, что свидетельствует о традиционном единстве строительных приемов.

Города были основными средоточиями экономики и культуры страны. Многие большие поселения в процессе экономического развития становились городами — ведущими центрами экономики и культуры страны.

Наряду с древними городами Албании — Нахичеванью, Кабалой, Шемахой, Чором, Дербентом и др., в раннем средневековье появились новые города — Барда, Байлакан, Шабрань, Шеки, Гянджа и др., которые становились основными экономическими, культурными и административными центрами.

Широкие и планомерные археологические раскопки последних двух десятилетий на городище Кабала, расположенном близ села Чухур-Кабала, подтвердили известные по письменным источникам сведения о том, что Кабала в раннем средневековье была одним из крупнейших городов Албании. Это прежде всего относится к древней части городища — Сельбиру, где выявлен культурный слой мощностью 2,3 м, стратиграфически делящийся на три периода — I в. до н. э. — III в. н. э.; IV–VII вв.; X–XI вв., причем второй (раннесредневековый) слой гораздо мощнее (1,5 м), чем остальные (Гадиров Ф.В., 1978, с. 40–41). Толщина культурных напластований, многочисленные находки в них указывают на интенсивную жизнь города в IV–VII вв. В этой части городища частично обследованы остатки крепостных стен и башен. Башня была возведена из булыжника на известковом растворе и облицована четырехугольными плитами мягкого пористого камня. Стены укреплялись бревнами, вставленными через определенные промежутки. Крепостные стены сложены из пористого камня на известковом растворе, толщина их 2,4 м (Гадиров Ф.В., 1975, с. 62–64).

Раскопки выявили и другие остатки строений хозяйственные и бытовые ямы, остатки различных построек, водопровода. Обнаружены вещественные находки, характеризующие экономику, культуру и быт кабалинцев в раннесредневековый период. Установлено, что жизнь в этой части города в X в. полностью замерла (Казиев С.М., 1964, с. 24–33).

Сельбир составлял древнюю часть Кабалы, а впоследствии в южной стороне образовалась вторая часть города, известная под названием Кала.

Считают, что Сельбир защищал подступы к городу с севера, из северных его ворот шла благоустроенная дорога в северном направлении (Тревер К.В., 1959, с. 259). Археологические открытия показывают, что Сельбир являлся не только защитным сооружением, а по сути дела той Кабалой, которая, начиная с первых веков нашей эры, стала столичным городом Албании. С IV в. столица как центр марзпанства была перенесена в Барду. Но и после этого Кабала не потеряла экономическую значимость.

Не менее крупным городом Албании была Шемаха. В результате многолетних археологических обследований выяснено, что по сравнению с предыдущим периодом, в раннем средневековье город занимал гораздо большую площадь. К сожалению, городище раннесредневековой Шемахи не подвергалось археологическим раскопкам, но на нем было открыто более 100 погребальных памятников, сопровождающихся богатым и разнообразным инвентарем. Полученные материалы подтверждают, что Шемаха занимала ведущую роль не только во внутренних, а также во внешних экономических и культурных связях страны.

Следует отметить, что в то время в Шемахе претерпел заметные изменения погребальный обряд. Наряду с грунтовыми и кувшинными погребениями, появляются захоронения в каменных ящиках. Изменения прослежены и в погребальном инвентаре: увеличивается число предметов сасанидского происхождения (монеты, печати и др.). Эти факты в совокупности позволяют предположить, как нам кажется, что в городе появилась какая-то новая этническая группировка.

Во всяком случае очевидно, что значение города Шемахи особенно возросло именно в сасанидский период. С целью взятия под контроль Шемахи, ее окрестностей и особенно проходящих отсюда на север путей здесь, как и в других стратегических узловых пунктах, Сасаниды размещали ираноязычных переселенцев. Отметим, что и в настоящее время в Шемахинской зоне часть населения говорит на татском языке, являющемся одним из диалектов персидского языка.

Среди городов Кавказской Албании заметно выделяется Дербент, северный форпост страны (табл. 168, 1). Раскопками установлено, что мощность культурного слоя в цитадельной части города достигает 7–8 м, причем на слой после арабского периода приходится только половина этой толщины. Обживание района Дербент велось, как установил еще М.И. Артамонов, начиная с середины I тысячелетия до н. э. (Артамонов М.И., 1946; Кудрявцев А.А., 1974, с. 157).

Стратиграфическое исследование культурного слоя и обследование территории, занимаемой остатками города, свидетельствуют о том, что в раннесредневековый период площадь города заметно расширяется. С этого времени «Дербент выступает уже не только как укрепленный пункт, ограждавший Закавказье от набегов северных кочевых племен, но и как город, крупный политический и экономический центр на Восточном Кавказе, столица одного из наместничеств, вошедших в состав державы Сасанидов (после 461 года)» (История Дагестана, 1967, с. 121).

К югу от Дербента находится большое городище с остатками стен, башен и ворот. Городище окружено глубоким рвом (История Дагестана, 1967, с. 122). В литературе оно известно под названием «Турпаг кала». Площадь его составляет более 100 га. В свое время оно отождествлялось с городом Албаном (Исаков М., 1941, с. 156–157), древним городом Чол или Чола Чор-Чога (История Дагестана, 1967, с. 122) и, наконец, с одной из ранних хазарских столиц — городом Беленджаром (Котович В.Г., 1974, с. 196–201). Все эти мнения построены на сведениях письменных источников. Археологические работы на городище не производились. Нет сомнений в том, что раскопки раскроют много нового как в истории, так и культуре Албании.

На развалинах другого, ставшего с середины VI в. столицей и основным религиозным центром Албании, города Барды исследования тоже не проводились. В письменных источниках об основании города Барды имеются разные сведения. Некоторые источники сообщают, что Барда основана в период Александра Македонского, другие приписывают основание города Сасанидскому царю Каваду I (488–531), имеются также сведения о том, что Барда основана по указанию Сасанидского царя Пероза (459–484) во время правления албанского царя Ваче II. Одно бесспорно: в раннее средневековье Барда стала крупным экономическим, культурным и административным центром страны.

В письменных источниках в числе раннесредневековых городов упоминается город Пайтакаран. Некоторые исследователи его локализуют на месте средневекового городища Байлакана — Оренкала (Пахомов Е.А., 1959, с. 15), по мнению других, Пайтакаран находился на месте античного городища Тазакент (Алекперов А.К., 1960, с. 67; Иессен А.А., 1957, с. 27–28; Ахмедов Г.М., 1962, с. 16). Наличие раннесредневекового слоя, залегающего над античным на городище Тазакент, доказывает, что правы те исследователи, которые локализуют раннесредневековый Пайтакаран в этом месте.

Городище Тазакент занимает более 5 га и имеет четырехугольную форму. Вокруг городища вырыт широкий ров. Результаты проведенных здесь археологических исследований свидетельствуют, что город функционировал приблизительно до VI в. Во время Сасанидов Пайтакаран стал их военно-административным центром в Закавказье (Ахмедов Г.М., 1979, с. 15). Таким образом, становится ясным, что до VI в. Пайтакаран играл заметную роль в экономической и политической жизни страны.

В V–VI вв., в связи с усилением нашествий извне, потребовались более мощные оборонительные сооружения. В этом отношении широкий ров, обведенный вокруг Пайтакарана, не отвечал фортификационным требованиям времени, и приблизительно в VI в. город занял новое место, где до наших дней сохранились остатки большого средневекового города Пайтакарана-Байлакана, известного у населения как Оренкала (табл. 168: 2).

В результате широких многолетних археологических раскопок в Оренкале, наряду с более поздними средневековыми слоями удалось раскрыть и исследовать 1–1,5 метровый слой VI–VII вв. на площади 350 кв. м (Ахмедов Г.М., 1979, с. 21). Строительные остатки, за исключением различных по назначению ям, не были зафиксированы. Из вещественных находок были обнаружены различные керамические сосуды и их обломки, фрагменты стеклянных и металлических изделий, кровельная черепица, медная монета византийского императора Анастасия (491–518). В разных местах городища найдены монеты сасанидского царя Хосрова II (590–628) и сасанидские печати.

Установлено, что в раннем средневековье город, четырехугольный в плане, был обведен оборонительными стенами из сырцового кирпича (размер 47×49×47 и 49×14×17 см) на булыжном фундаменте. Ширина стен достигала 6 м. На углах стояли полукруглые башни (Ахмедов Г.М., 1979, с. 22).

Незначительные археологические раскопки производились на городище Старой Гянджи, расположенном в 5 км к северо-западу от современного города Гянджа. Проведенные археологические исследования показали, что город возник на базе крупного древнего поселения. Установлено, что первоначально это поселение не имело оборонительных сооружений, впоследствии оно было окружено крепостными стенами с четырехугольными башнями из квадратного сырцового кирпича (42×42×12 см).

На городище получены керамические материалы, которые дают основание считать, что город Гянджа уже существовал в начале раннего средневековья, а может быть и раньше (Джафарзаде И.М., 1949, с. 101). Обнаруженные монеты, чеканенные в городе Арране, позволяют предположить, что в более отдаленные времена город Гянджа назывался «Аран», «Ран», «Рани» и что это название, наряду с именем «Ганзак», «Гейджа», «Джанза», употреблялось и в ранний арабский период (Джафарзаде И.М., 1949, с. 95).

Говоря о городах раннесредневековой Албании, следует упомянуть Нахичевань, основание которой по сообщениям письменных источников относят к середине II тысячелетия до н. э. (Джафарзаде И.М., 1949, с. 93). Нахичевань упоминается и в поздних письменных источниках (Ямпольский З.И., 1961, с. 13). Она локализуется в 12 км к северу от современного Нахичевана у с. Юхары Узуноба, где раскопками вскрыты оборонительные стены с четырехугольными башнями, контрфорсами, построенные из сырцового кирпича на булыжном фундаменте. Расчищены остатки помещений, производственных сооружений и добыт богатый вещественный материал (Алиев В.Г., 1978, с. 21–23). В период Сасанидов Нахичевань в административном отношении подчинялась и управлялась иранскими марзпанами. По сведениям письменных источников, в V в. Нахичевань превратилась в крупный ремесленный и торговый центр (Мамедов Р.А., 1962, с. 52–56).

Количество городов того времени не ограничивается перечисленными. Их гораздо больше. Местоположение многих из них, упомянутых в письменных источниках, пока не установлено, а на известных раннесредневековых городищах исследования только начинаются.

Тем не менее, несмотря на недостаточную изученность мы можем разделить известные в настоящее время города на три основные категории. Первую составляют большие города, ставшие крупными торгово-экономическими центрами страны, к которым можно отнести такие города, как Барда, Дербент, Шемаха, Байлакан и т. д. Ко второй относятся центры ремесленного производства и торговли, расположенные в местностях, сравнительно замкнутых и отдаленных от больших торговых магистралей, примером которых могут служить Кабала, Амарас, Шамхор и т. д. Такие города были одновременно крепостями, где располагались значительные военные отряды. Наконец, третью категорию представляют города-села, т. е. города земледельческого характера, являвшиеся административными центрами феодальных областей, а не городами в социально-экономическом смысле. Население этих городов жило натуральным хозяйством (Буниятов З.М., 1965, с. 148–149). Примером таких городов-сел может служить большинство городищ, выявленных за последние годы на северо-восточных склонах Большого Кавказского хребта.

Незначительность археологических работ на этих городищах затрудняет решение вопроса об их планировке. Однако визуальные исследования некоторых памятников позволяют предполагать, что в этот период большие города, главным образом города первой категории, состояли из трех частей: арк, рабад и шахристан. Может быть, в начальных периодах эти части четко не были выражены, но впоследствии, в процессе развития феодальных отношений и окончательного разграничения классовой структуры населения, интенсификации ремесла и торговли город расчленяется, и господствующая верхушка обособляется. Все производственные сооружения и ремесленные мастерские сосредотачиваются в особой части города, часто за его крепостными стенами.

Как мы видели, города были укреплены крепостными стенами с башнями, валами, широкими рвами и другими защитными сооружениями. В строительстве крепостных стен и башен применялись глина, камень и сырцовые кирпичи. Площади городов, обнесенных крепостными сооружениями, обычно были квадратными, ориентированными углами по сторонам света. Угловые башни крепостных стен были четырехугольными или полукруглыми.

В VI–VII вв. в Албании ведется усиленное строительство укреплений, в том числе больших оборонительных стен. В этом отношении первостепенное стратегическое значение имела узкая равнинная полоса, тянущаяся по западному побережью Каспия, по которой северные кочевники часто нападали на Азербайджан и опустошали его.

В раннесредневековый период чаще других совершали набеги гунны и хазары, которые заставили правителей Ирана, расширивших свои границы на севере до Дербента, серьезно задуматься об укреплении узкой равнинной полосы, основного прохода северных кочевников. Так появились здесь мощные и длинные, а также сложные по своим конструкциям укрепления, построенные на самых уязвимых, стратегически выгодных местах этого прохода. В настоящее время известны остатки Бармакского (Бешбармакского) укрепления к северу от Агпнеронского полуострова; Гильгильчайская (Шабранская) стена в 23 км к северу от предыдущей; Дербентские стены (Тревер К.В., 1959, с. 262). Письменные источники относят начало постройки оборонительных стен из сырцового кирпича ко времени правления сасанидского царя Кавада I (488–531), а завершение приписывают его сыну, Хосрову I Ануширавану (531–579) (Буниятов З.М., 1965, с. 41). В настоящее время от укреплений Бармакских стен сохранились незначительные остатки двух параллельных валов, сложенных из дикого камня и тянущихся к морю. Расстояние между валами 220 м, у моря высота их достигает 2,5–3 м.

Гильгильчайская стена общей протяженностью 30 км начинается от моря и завершается круглой башней Чихар-кала. Она также сохранилась в виде вала, высота которого местами достигала 5–6 м. Через каждые 40–50 м на всем протяжении стены, идущей между горами и морем, видны следы башен в виде возвышений (1–2 м) над валом. Проведенные разведочные работы показали, что стена построена из сырцового кирпича (42×42×12 см) на глинобитном основании. Кирпичи положены правильными рядами, толщина стены 8 м. Только в нагорной части примерно на протяжении 10 км эта стена сложена из камня (Тревер К.В., 1959, с. 270). На недоступных горных отрогах она не возводилась. Линия обороны здесь идет по хребту, то теряясь, то опускаясь в ущелья, и доходит до крепости Чирах-кала, возвышающейся на скале. Стены крепости сложены из небольших грубо обработанных каменных блоков с вкраплениями кирпичной кладки. На вершине скалы стоит главная башня крепости, позволяющая обозревать окрестности на десятки километров (Усейнов М. и др., 1963, с. 29). Вероятно, здесь в свое время находился постоянный военный гарнизон. Об этом свидетельствуют остатки построек вокруг крепости и сводчатое водохранилище, некогда питавшееся гончарным водопроводом и небольшими подземными источниками.

Самыми значительными из заградительных стен являются Дербентские укрепления (табл. 168, 1), возведенные в наиболее узком и географически удобном месте, которые закрывают проход между горами и морем — стратегически важный Прикаспийский путь.

Письменные источники не дают четких сведений о времени возникновения первых укреплений в проходе, но не исключено, что уже в I в. н. э. Каспийский (Дербентский) проход, самой природой как бы предназначенный для удобного перехода с Северного Кавказа в Закавказье, был укреплен какими-то валами (Тревер К.В., 1959, с. 274–275).

Проведенные за последние годы археологические раскопки в Дербенте выявили мощные культурные слои, дающие основание установить, что обживание этого района начинается с середины I тысячелетия до н. э. и наиболее вероятным временем появления укреплений в Дербентском проходе является период правления Ахеменидов (Кудрявцев А.А., 1974, с. 156–157). В период Сасанидов укрепление прохода приобретает особое значение. Возведение первых Дербентских укреплений письменные источники приписывают Каваду I и его сыну Хосрову Ануширвану. Вначале была сооружена стена из сырцового кирпича, остатки которой сохранились в г. Дербенте между железнодорожным полотном и городским садом. Впоследствии вплотную к ней построены каменные стены (табл. 168, 1). Они сложены без фундамента из больших обтесанных блоков (размером 90-100×70–75×30-35 см), уложенных на ребро в перевязку с чередованием ложков и тычков в каждом ряду. Сложенные из блоков «панцири» служили облицовкой ядра стены, состоявшего из бутового камня на растворе. Толщина стен 2,75 м, общая протяженность обеих каменных стен (северной и южной) около 6 км, средняя высота сохранившихся стен 6,5 м, наибольшая высота — 18–20 м. Тридцать башен, прямоугольных и полукруглых, обращенных на север, укрепляют северную стену. Такие же башни имеются на южной стене. На северной стене башни расположены на расстоянии 50–70 м друг от друга, а на южной — пять первых от моря — на таком же расстоянии, а — остальные с интервалами 130–180 м (Тревер К.В., 1959, с. 279–280; Кудрявцев А.А., 1974, с. 162).

Один конец Дербентской стены уходит в море, а другой поднимался в горы на расстояние 40 км. Поднимающиеся от Дербента вверх вдоль горного хребта стены были предназначены для защиты от проникновения врагов с севера, через горные ущелья и перевалы. А стены, входящие далеко в море, образовывали искусственную корабельную гавань. Таким образом, вытянутые в море стены были защитой не только от неожиданного появления врага, но и от северных ветров и наводнений, между стенами образовался рейд для судов (Тревер К.В., 1959, с. 282; Усейнов М. и др., 1963, с. 28).

Эти великолепные оборонительные сооружения не только преградили путь неприятелю, но также дали возможность наблюдать за его действиями. В нужный момент при помощи сигнальной системы с них оповещали о приближающейся опасности.

Многочисленные поселения и города раннесредневековой Албании были застроены различными по назначению постройками. Нет сомнения в том, что в городах и больших населенных пунктах были дворцы и большие здания общественного назначения. К сожалению, археологи пока не столкнулись с остатками подобных строений.

Исключение составляют христианские храмы и их развалины, многие из которых были подвергнуты тщательным археологическим исследованиям. Самыми ранними из них являются удлиненные некупольные здания. Строительство их началось с IV в. Такие храмы известны в Млнгечауре, Хотаванге, у с. Шыхлы.

В Мингечауре были обследованы развалины четырех подобных храмов (табл. 169). Первый из них представляет удлиненное базиликальное здание. Оно выстроено из сырцового кирпича. Перекрытие было плоское: состояло из балок, устланных хворостом, сверху засыпанным землей, обмазанной по поверхности глиной, перемешанной с соломой (табл. 169, 1).

Второй храм с полукруглой абсидой и входами в юго-западной и северо-восточной стенах. Сильно удлиненное внутреннее помещение храма разделено на две части поперечной перегородкой. Создается впечатление, что юго-западная часть была как бы просторным вытянутым по оси храма нартексом (табл. 169, 2). К юго-восточной стороне основного (абсидного) помещения храма пристроено несколько дополнительных помещений. Стены всего сооружения сложены из сырцового кирпича, в развалинах обнаружены обломки обожженного кирпича, которым, вероятно, прослаивались сырцовые стены. Перекрытие храма было черепичное (табл. 169, 5–8) на деревянной основе, опиравшейся на деревянные столбы. Стены были оштукатурены и расписаны. Найдено много обломков капителей и баз из белого камня, каменные архитектурные детали и рельефные украшения из мягкого камня (Ваидов Р.М., Фоменко В.П., 1951, с. 81–100; Тревер К.В., 1959, с. 299–300; Усейнов М. и др., 1963, с. 36). Время существования церкви относят к V–VI вв. (Ваидов Р.М., 1961, с. 127).

Третий храм построен на месте первого (табл. 169, 3). Их развалины разделяет слой толщиной в 0,3–0,4 м, насыщенный находками V–VI вв. Храм однонефный с абсидой. Стены сложены из сырцового кирпича, местами они сохранились на высоту 0,8 м. Вдоль южной и северной стен расположены по четыре плоских массивных камня, служившие базами деревянных колонн (Ваидов Р.М., 1961, с. 99–100). Строительство и функционирование этого храма относится к концу VI — началу VII в.

Четвертый храм по планировке аналогичен второму (табл. 169, 4). Он также состоит из основного длинного помещения, разделенного поперечной стеной, и трех пристроек с юго-восточной стороны. В этой постройке явственнее выступает отличие восточной (абсидной) части от западной. Пол ее выше нартекса на 0,35 м, кроме того, именно в этой части были сосредоточены фрагменты колонн из известняка, каменных баз и капителей, обгорелые деревянные колонны, обломки черепиц, обломки кадильницы и железные кресты и др. (табл. 169, 9-16, 17) (Ваидов Р.М., 1961, с. 156).

Из других обследованных храмов следует упомянуть обширное здание, расположенное на берегу Кум-чая (табл. 168, 3). Это большая трехнефная постройка. В среднем нефе выделяется четырехстолпная конструкция, возможно, поддерживавшая центральный купол или арки, отделявшие боковые нефы от среднего.

Абсида центрального нефа имеет сильно выступающую полукруглую форму. Боковые нефы перекрыты коробовыми сводами. Три двери в стенах увенчаны арками. В восточном конце боковых нефов имеются квадратные в плане помещения, которые не сообщаются с алтарем. Эти помещения перекрыты сомкнутыми сводами. С трех сторон базилика обнесена арочной галереей в четыре пролета (Барановский П.Д., 1947, с. 29–31; Тревер К.В., 1959, с. 298–299; Усейнов М. и др., 1963, с. 29–30). Основным строительным материалом базилики служил булыжный камень синеватого и темно-зеленого оттенков, тщательно подобранный в рядах кладки. Колонны, арки, перемычки, наружные углы самого здания и внутренние опорные столбы возведены из квадратного обожженного кирпича (Усейнов М. и др., 1963, с. 31). Принимая во внимание монументальный характер здания и его сходство с памятниками V–VI вв., Кумскую базилику относят к VI в. (Тревер К.В., 1959, с. 299).

Начиная с VI в. наблюдается изменение в планах и структуре христианских церковных сооружений: появляются круглые в плане храмы. Некоторые из них известны и на территории Албании. В этом отношении большой интерес представляет Лекитский храм (табл. 168, 4). В центре его внутреннего пространства имеется большой тетраконх на четырех угловых пилонах. Тетраконх образован колоннами, расположенными по три с каждой стороны. Перед каждым пилоном отдельно стояли мощные колонны. С восточной стороны к фасаду храма примыкали два небольших прямоугольных придела с абсидами. С трех сторон храма имеются входные проемы. Внешняя сторона нижнего яруса наружного обвода стен храма обработана пилястрами с высеченными в них вертикальными желобами. По внутреннему периметру стен располагались тонкие каменные полуколонны (Усейнов М. и др., 1963, с. 31–33). Лекитский храм построен из булыжного камня и кирпича с применением известкового раствора. Предполагают, что Лекитский храм был окружен колоннадой (Тревер К.В., 1959, с. 303).

По аналогии с памятниками Сирии (Басра) и Малой Азии (Вирашер), с такими же постройками Грузии и Армении Лекитский храм датируется XII в.

Архитектурные остатки двухъярусного аналогичного храма выявлены и изучены на горе Килседаг близ городища Кабала (табл. 168, 5). Основой его является круглое (диаметр 10,4 м) помещение, выложенное камнями (толщина стен 0,95 м). Внутри круглого обхода шириной 1 м находится внутренний круг, который служил основанием восьми колонн, поддерживавших купольную часть сооружения. С северной и южной стороны имеются арочные входные проемы. С северо-востока и юго-востока к основному помещению примыкают круглые в плане (диаметр 2,3 м) два придела. Храм построен из тесаных каменных блоков пористого известняка, кирпича, булыжника на известковом растворе. Строительство храма датируется VI–XII вв. (Геюшев Р.Б., 1978, с. 37–38).

В результате раскопок могильников в Мингечауре (Асланов Г.М., 1963, с. 18; Ваидов Р.М., 1965, с. 135–137), Шемахе (Халилов Дж. А., 1965б, с. 85–87), Шергяхе (Нуриев А.Б., 1973), Худжбале (Халилов Дж. А., 1965, с. 159), Кушчи, Кухур-оба были выявлены и исследованы сотни погребений.

Несмотря на то, что в Албании была принята христианская религия и, казалось бы, она широко распространилась в стране, исследования могильных комплексов доказали, что наряду с христианскими ритуалами продолжали существовать и дохристианские (языческие) погребальные обряды.

Следует подчеркнуть, что традиционно языческая погребальная обрядность в центральной части Албании, особенно в Мильской, Карабахской степях, Нагорном Карабахе и на Малом Кавказе почти не встречается. Там доминируют христианские могильники. Однако на окраинных землях языческие ритуалы оставались господствующими в течение всего раннего средневековья.

Так, для восточных областей Албании наиболее типичными являются грунтовые захоронения в грунтовых четырехугольных или овальных ямах (Халилов Дж. А., 1965а, с. 85; 1965б, с. 159–161). Ориентация ям не соблюдалась, захоронения в них одиночные, покойники уложены на спине, изредка на боку и сопровождались, как правило, керамическими сосудами, украшениями, оружием.

С середины I тысячелетия до н. э. в Албании распространились кувшинные погребения. Считалось, что этот обряд существовал до II в. н. э. Раскопки в могильнике Шемахи (Халилов Дж. А., 1965, с. 85) и в Шергяхе Шемахинского района (Нуриев А.Б., 1973, с. 220–233) выявили поздние кувшинные захоронения, датирующиеся IV–VIII вв.

На первый взгляд поздние кувшинные погребения не отличаются от ранних. Однако по некоторым деталям и инвентарю наблюдаются определенные различия. Погребальные кувшины установлены в специально вырытых четырехугольных или овальных в плане ямах, ориентированных в Шергяхе, в основном, по направлению СВ-ЮЗ. В некоторых из них сохранились остатки бревен, служивших перекрытием могильных ям, чего не встречено в ранних кувшинных погребениях. Погребальными сосудами служили толстостенные, хорошо обожженные кувшины. Детей хоронили в сравнительно небольших кувшинах, причем иногда употребляли бытовые гончарные сосуды. В каждом кувшине совершалось одиночное захоронение, погребенные уложены в них скорченно на боку, головой к венчику сосуда. Сопровождающий покойников инвентарь помещали в кувшинах или рядом с ними, ближе к венчику. Инвентарь состоял из большого количества сосудов (керамических и стеклянных), оружия (мечей, ножей, копий и др.), украшений (поясных наборов, бус, браслетов, перстней, различных подвесок) и монет сасанидской чеканки.

Следующим типом погребальных сооружений являются катакомбные. Появившись здесь в начале нашей эры, эти погребения продолжали существовать вплоть до принятия населением Азербайджана ислама. Раннесредневековые катакомбные погребения выявлены и изучены в Мингечауре (Асланов Г.М., 1955; 1963) и в последние годы в Кусарском районе у с. Кухур-обы.

Катакомбы сооружались тщательно: дромосы с вертикальными стенками, наклонным или ступенчатым дном, погребальные камеры в раннее время были полусферическими, а в позднее — эллипсовидными и прямоугольными. Вдоль стен оставлялись неширокие «завалинки»-приступки. Изредка в стенах одного дромоса выдалбливалась не одна, а две камеры.

Поздние катакомбные погребения Мингечаура характеризуются наличием в них коллективных захоронений, иногда до пятнадцати, а в катакомбных погребениях Кухур-оба зафиксированы только одиночные захоронения. Полы камер с коллективными захоронениями устилались досками, сырцовым или обожженным кирпичом, черепицей. На них укладывали покойников в вытянутом, скорченном или сидячем положениях. Иногда на останки одного погребенного укладывали другого, третьего и т. д. (Асланов Г.М., 1963, с. 18). Покойников сопровождали личные вещи: обнаружены остатки кожаной обуви, шапок и сумок, а также ножи, деревянные предметы (шкатулки, ларцы, ящички, кубки), предметы из стекла (бокалы, флаконы), перстни, пряслица, бусы, брошки, серьги и т. д. (Асланов Г.М., 1955, с. 68).

После захоронения вход в камеру закладывался стенкой из сырцовых или обожженных кирпичей, или камней, и затем дромос заполнялся землей.

Раскопки последних десятилетий выявили еще один тип погребальных памятников раннего средневековья — каменные ящики. Они известны пока только на территории, ограниченной Шемахинским районом. Это могильники у древней Шемахи (Халилов Дж. А., 1961; 1962, с. 217, 218; 1965, с. 85), у с. Кушчи Шемахинского района (Нуриев А.Б., 1979, с. 34). Отметим, что в конце эпохи поздней бронзы и раннего железного века погребения в каменных ящиках были самыми распространенными памятниками на территории Албании.

Каменные ящики представляют собой обычные четырехугольные ямы (2×1 м) различной глубины (от 0,4 до 2 м), облицованные крупными необработанными блоками известняка и перекрытые массивными, также слабо обработанными каменными плитами. Дно этих сооружений всегда земляное, без следов какой-либо подстилки.

Погребальный инвентарь рядовых могил довольно беден: немного украшений (в основном бус), предметов одежды (бронзовых пуговок, фибул), керамики почти нет. В глубоких богатых могилах в инвентаре много глиняных и стеклянных сосудов, перстни-печати, много разнообразных украшений. В шемахинских каменных могилах почти нет оружия, а в Кушчинском могильнике, наоборот, оно встречается в изобилии (мечи, кинжалы, копья, топоры и пр.).

Ориентировка погребений различна. Захоронения в основном одиночные, реже — парные; в одном были обнаружены три человеческих скелета. Положение костяков — скорченное на правом или левом боку, или вытянуто на спине, попадаются деформированные черепа. В некоторых погребениях обнаружены прослойки золы и угля. В двух случаях с человеком была погребена собака. В двух погребениях плиты, перекрывающие могильную камеру, заменены каменными человеческими изваяниями, имевшими широкое распространение в Албании.

В заключение следует сказать и о некоторых особенностях, встречающихся в христианских захоронениях. Так, наряду с обычными грунтовыми христианскими погребениями в Мингечауре исследованы погребения в могилах, сооруженных из сырцового или обожженного кирпича. Конструктивно они близки к погребениям в каменных ящиках. Их также сооружали в четырехугольных ямах. Кладки стен, как правило, состояли из семи рядов кирпичей. Могильные камеры перекрывались досками или кирпичным куполом. Захоронения в этих могилах всегда одиночные, совершены в гробах или на деревянном настиле, в соответствии с христианским обрядом покойники уложены головами на Запад, вытянуто на спине, иногда в них попадались мелкие украшения. Это ранние христианские захоронения (Ваидов Р.М., 1961, с. 128–132).

Еще большим отклонением от догматической обрядности являются обнаруженные в Мингечауре христианские погребения, совершенные в катакомбах (Асланов Г.М., 1963, с. 18).

В VI–VII вв. и позже — в X в. изредка захоронения совершались в каменных саркофагах, выдолбленных из монолитных известняковых блоков. Крышки у них обычно двускатные. В одном из таких саркофагов, обнаруженном у храма Гяуркала (с. Бойахмедли, Агдамский р-н) на крышке вырезана армянская эпитафия, которая сообщает, что саркофаг принадлежал брату албанского князя Хамама (Ваидов Р.М., 1965а, с. 117–178).

Таким образом, очевидно, что религиозные обряды, а значит и верования, в Албании того периода были весьма разнообразны: христианство, зароастризм, маздакизм нашли здесь благодатную почву в первую очередь при дворе и среди аристократии. Древние верования, видоизменяясь, продолжали жить в гуще народных масс (Тревер К.В., 1959, с. 293, 294).

Выше уже неоднократно говорилось о том, что в раскопках раннесредневековых слоев памятников и во всех языческих могильниках попадалось значительное количество самых разнообразных находок — от обломков керамических и стеклянных сосудов до великолепных произведений прикладного искусства, эпиграфики и множества монет (табл. 170–175). Именно этот материал дает дополнительные сведения для исследования экономической и культурной жизни в Албании того времени, а также позволяет определить или уточнить датировку и стратиграфию раскапываемых объектов.

Начнем характеристику вещевого материала с железных изделий, обычно плохо сохранявшихся в земле, но играющих, как правило, важную и иногда решающую роль для представления о жизни и занятиях населения (табл. 170).

Об орудиях труда мы можем судить по находкам в Мингечауре, поселения которого были наиболее полно исследованы археологами. Там были обнаружены лемех, серпы и обломки виноградарных ножей (табл. 170, 39, 40), косы-горбуши, мотыги. К этому комплексу предметов, свидетельствующих о развитом земледелии, следует отнести также остатки виноградодавилен и костяные трубочки на пальцы, использовавшиеся при жатве серпами хлебных злаков. Помимо находок, связанных с земледелием, здесь были обнаружены ножницы для стрижки овец (табл. 170, 38), скребки для обработки кожи, рыболовные крючки и сопутствующие им всегда глиняные и каменные грузила (Ваидов Р.М., 1961, с. 69–70, 81–82; Асланов Г.М., 1955, с. 68).

Предметы вооружения в слоях поселений встречаются очень редко, а в могильниках (особенно христианских) их нет совсем. Только в могильнике Кушчи, наряду с другими сопутствующими вещами, были обнаружены мечи, боевые топоры, кинжалы (табл. 170, 23–25), наконечники копий и стрел и пр. Отдельные находки оружия изредка попадались и в других могильниках (языческих) и на поселениях Мингечаура, Шемахи, Кусара, Сырт Чичи, Шерги (Ваидов Р.М., 1961, с. 88–89; Халилов Дж. А., 1962, с. 217–218; 1965, с. 177; Халилов Дж. А., Асланов Г.М., 1973, с. 179; Нуриев А.Б., 1973, с. 224).

В целом весь комплекс находок позволил судить о том, что воины Албании использовали все основные виды вооружения того времени. Это были однолезвийные мечи-палаши, втульчатые копья с листовидными наконечниками, стрелы с трехперыми наконечниками, короткие кинжалы, ножи с узкими кривыми лезвиями. Мечи, кинжалы и ножи носились в ножнах, изготовленных из дерева, обтянутого кожей, бронзовыми ободками. В виде исключения встречались костяные наконечники стрел, использовавшиеся, вероятно, на охоте.

Раскопки памятников раннего средневековья дали громадное количество керамических изделий: разнообразных сосудов, применявшихся в быту и хозяйстве, строительные материалы.

Среди сосудов преобладающей категорией являются кувшины двух групп: 1) кувшины с высоким горлом и круглым ровным венчиком, 2) кувшины со сливом.

Кувшины, относящиеся к первой группе, изготовлялись, как правило, вручную (лепные), сформованы сосуды очень умело, обжиг прекрасный (черный или красный), поверхность обычно лощеная с врезными линиями, точками, налепами (табл. 172, 1–6). Кувшины этой группы характерны для могильника Шемахи, возможно, они использовались в Ширванском регионе Албании.

Вторая группа представлена кувшинами со сливом на венчике. Большинство из них отличается от первых низким горлом и широким венчиком, высокогорлые встречаются редко. Обжиг их в основном красный, но встречаются и серые сосуды, покрытые беловатым ангобом. Большинство сосудов снабжено одной ручкой, хотя у больших кувшинов обычно две ручки на тулове и иногда третья ручка, прикрепленная одним концом к краю венчика, другим — к плечику сосуда. Поверхность некоторых из них покрыта глубокими канелюрами (табл. 172, 7-18). Кувшины этой группы локализуются в северо-восточной области страны.

Помимо этих кувшинов к специальным хозяйственным кувшинам относились крупные сосуды с удлиненным, расширяющимся к середине высоты туловом с низким горлом и сильно отогнутым венчиком, как правило, без ручек. Орнамент на них грубый врезной, нарезной и нанесенный защипами. Нередко их использовали в качестве погребальных.

Следующей категорией сосудов, занимающих заметное место в хозяйстве, были горшки (табл. 173, 5-13). Большинство горшков — небольшие шаровидные с одной или двумя ручками и плоским дном. Ими пользовались для приготовления пищи, поэтому на многих прослежены следы копоти. Известны и большие горшки, близкие по форме, но с сильно суженным или, наоборот, расширенным горлом. Широкогорлые сосуды с двумя ручками и в наши дни употребляются в хозяйстве для дойки коров и называются «серниджи». Аналогичные им узкогорлые горшки служили для хранения молочных продуктов. Орнаментация на горшках почти отсутствует, только иногда на них наносился простейший узор линиями, точками и насечками.

В конце раннего средневековья произошли некоторые изменения в конструкции горшков, а именно — желобок на внутренней поверхности венчика, приспособленный для крышки (Ваидов Р.М., 1954, с. 129). В слоях этого времени часто попадаются плоские керамические крышки с выступами-ручками в центре.

Массовой кухонной и столовой посудой были конусовидные с плоским дном (в виде урезанного опрокинутого конуса) миски и чаши красного обжига различных оттенков (табл. 173, 1–4). Орнаментация на них отсутствует. В редких случаях на венчики мисок наносился врезной линейный орнамент, а на чаши — лепные «пуговки».

Помимо сосудов для хранения, приготовления и употребления пиши в гончарных мастерских делали светильники (вазообразные и чашеобразные), подсвечники (пирамидальные с углублениями для свечей), детские игрушки (погремушки, сосудики, фигурки людей и животных). Масса их — целых и обломков — заполняет культурные слои городов и поселений.

Гончары самых высоких квалификаций изготовляли кирпичи, черепицу, водопроводные трубы.

Наряду с керамикой, весьма заметное место в материалах из раскопок раннесредневековых памятников Албании принадлежит разнообразным стеклянным сосудам, среди которых вместе с привозными встречается много изделий местных мастерских.

Наиболее типичной и распространенной категорией стеклянных сосудов являются кувшины с круглым венчиком или венчиком со сливом (табл. 174, 25–29). Все они шаровидные, реже — яйцевидные с вдавленным дном (иногда с невысоким поддоном) и ручкой, закрепленной на венчике и плечике сосуда. Поверхность некоторых покрыта ребристым орнаментом.

Подавляющее большинство подобных кувшинов изготовлено местными мастерами-стеклодувами (Нуриев А.Б., 1981, с. 39–41).

Немало среди стеклянных сосудов ваз в виде перевернутых конусов на кольцевом поддоне, бокалов на ножке или с плоским дном, покрытых канеллюрами или плетенкой, полусферических чаш и разнообразных флаконов (шарообразных, конических, яйцевидных) (табл. 174, 7-24).

Керамическими и стеклянными сосудами не исчерпывается, конечно, использовавшаяся в быту и хозяйстве утварь. К ней прежде всего относятся жернова, сделанные из плоских плит плотного известняка и зернотерки (Ваидов Р.М., 1954, с. 137; 1961, с. 70–71; Халилов Дж. А., 1962, с. 210). И те, и другие получили в стране очень широкое распространение.

Нередки были также каменные песты и ступки различного размера и применения.

Заметное место в быту занимали предметы из железа и дерева. К первым относятся железный треножник, ведро, чаша, ложка (табл. 170, 29–32), черпак и лопаточка (табл. 170, 33, 34), крюк для снятия хлеба из тандыра, обнаруженные при раскопках в поселениях Мингечаура (Ваидов Р.М., 1961, с. 30–31; Асланов Г.М., 1955, с. 67). Там же было обнаружено обгорелое корыто. Однако в основном деревянные предметы сохранились в катакомбных погребениях Мингечаура. Это шкатулки и ящички, кубки, ларцы, гребни, плетеная из камыша корзина, а в поздних погребениях — многочисленные гребни из рога и кости.

Рог и кость вообще очень широко использовались в качестве сырьевого материала. Кроме гребней из них делали множество самых разнообразных предметов — от наконечников охотничьих костяных стрелок до рукоятей ножей и обычных пуговок.

В языческих погребениях и даже культурных слоях поселений весьма многочисленной категорией находок являются украшения из золота, серебра, бронзы, железа и полудрагоценных камней. Они представлены браслетами, кольцами, перстнями, серьгами, фибулами, булавками, пряжками и бляшками, колокольчиками и бубенчиками, подвесками и десятками тысяч привозных разнообразных бус — каменных и стеклянных (табл. 171).

Наибольший интерес в этом богатом и разнообразном комплексе представляют бронзовые и серебряные гривны и браслеты со змеиными головками на заходящих друг за друга концах, золотые, серебряные и бронзовые подвески и амулеты, серьги, встречавшиеся почти во всех женских захоронениях, бронзовые булавки с головками в виде крючков, геометрических и зооморфных фигур, зеркала, раковины каури, пряжки и бляшки воинских поясов, литые из серебра и бронзы (Халилов Дж. А. 1961, с. 47; 1965, с. 160, 161, 172; Ваидов Р.М., 1961, с. 59–62; Асланов Г.М., 1955, с. 70; 1963, с. 23) (табл. 170; 171).

К искусным изделиям местного производства следует относить прежде всего предметы церковного ритуала: серебряные чаши (табл. 170, 26, 28), кадила, подсвечники, кресты разных форм, печати с изображениями святых, иконки (Геюшев Р.Б., 1978, с. 44–46). Интересны два кадила, обнаруженные в Кабале. Одно из них с пятью носиками состоит из трех отдельно отлитых частей, второе снабжено ручкой в виде птицы, на теле которой помещено изображение креста. Подвесные медные чашеобразные кадила известны в Мингечауре (Ваидов Р.М., 1961, с. 108–109). Там же найдены глиняные кадила с шаровидным туловом. Они на трех ножках, на некоторых из них изображены стилизованные животные, люди, деревья. На венчиках проткнуты сквозные отверстия для подвешивания (Геюшев Р.Б., 1978, с. 45).

Часть глиняных подсвечников, происходящих главным образом из раскопок памятников Мингечаура, можно отнести к культовым предметам. На некоторых из них выцарапаны надписи с албанским алфавитом. Имеются подсвечники с изображением креста (Ваидов Р.М., 1961, с. 46) (табл. 169, 17).

Кресты обычно изготовлялись из железа, размеры их различны: высота от 7 до 35 см. В одном из Мингечаурских храмов был найден бронзовый крест (высота 13 см) со стеклянными цветными вставками на концах.

Очевидно, к культовым предметам следует относить перстни и печати с изображениями религиозных сюжетов. Так, на глиняной печати с поселения Калагях в обрамлении двух концентрических линий помещено распятие Христа, а на бронзовом перстне из Мингечаура изображен христианский святой в рясе (Геюшев Р.Б., 1978, с. 46).

Весь громадный вещевой материал, полученный в раскопках, свидетельствует о том, что в городах и крупных населенных пунктах находились ремесленные мастерские и производственные сооружения.

К последним относятся гончарные печи, обнаруженные в Мингечауре. Они прямоугольные в плане, двухъярусные с продольно-поперечными жаропроводными каналами. Дата их — III в. до н. э. — II в. н. э. (Ионе Г.И., 1951, с. 31–33, 54).

Аналогичные этим печи, открытые и исследованные в 1960-1980-х годах, их стратиграфия и находки в развалах печей и вокруг позволили утверждать, что печи этой конструкции продолжали функционировать и в период раннего средневековья (Халилов Дж. А., 1965, с. 157–159; Ваидов Р.М., 1980, с. 94–99).

Однако с конца III в. появились печи иной конструкции — эллипсовидные и прямоугольные с подпорной стенкой внутри топки. Такие печи обнаружены также в Мингечауре на левом берегу Куры, всегда только на южных окраинах поселений, что объясняется, видимо, желанием предельно обезопасить поселки от пожаров, поскольку в данном районе господствовали северные ветры (Ионе Г.И., 1951, с. 57). Конструкции печей проще, чем у более древних. Нередко нижняя часть топок была углублена в материк. Стены неуглубленных топок были глинобитными. Пол камеры обжига сооружался из сырцовых кирпичей, покрывался обмазкой и пробивался 18–22 продухами. Стенки обжигательных камер были, вероятно, глинобитными со сводчатым перекрытием, в котором оставлялся вытяжной проем, служащий также для загрузки и выгрузки посуды. Дата этих печей IV–VIII вв. (Ионе Г.И., 1951, с. 58–65).

Кроме керамических мастерских были открыты и остатки производственных сооружений, связанных со стекловарением. Хорошо сохранилась печь у Амарасского монастыря (Нагорный Карабах), состоящая из двух варочных тиглей. Эти тигли находятся на расстоянии 0,42 м друг от друга, соединены между собой глиняным желобком шириной в 5 см. Первый тигель, сооруженный из огнеупорной глины, сферической формы (0,40×0,40 м), сверху покрыт сводом, в середине которого имелось отверстие. В этом тигле варилась шихта, которая через отверстия по наклонному желобку текла во второй тигель, где находилась нижняя часть глиняного горшка, куда скапливалась шихта. Края второго тигля имели гладкий горизонтальный бортик, предполагают, что на нем выполнялось муфельное изготовление сосудов. Печь датируется VIII–IX вв. (Геюшев Р.Б., Нуриев А.Б., 1980, с. 113–115).

Для развития металлообрабатывающего ремесла в Албании были все необходимые условия. Богатство залежей рудных металлов, древние традиции, накопленные многими поколениями, способствовали дальнейшему росту металлургии и металлообработки. Судя по данным письменных источников, в Албании добывали и обрабатывали не только медь и железо, но также драгоценные металлы — золото и серебро.

Развитие и процветание кузнечного и ювелирного ремесел, художественная обработка металлов подтверждаются, как говорилось, археологическими находками.

Одной из ведущих отраслей ремесленного производства раннесредневековой Албании было ткачество, корни которого на этой земле уходят в глубокую древность.

Богатая сырьевая база, древние традиции и большой спрос способствовали бурному развитию этого ремесла. Наличие шерсти, хлопка, льна, шелка и т. д. (Тревер К.В., 1959, с. 180–181; Ваидов Р.М., 1961, с. 85–86) дало возможность ткачам обеспечить потребности внутреннего рынка, а также выпускать товары для экспорта.

По сообщениям арабских источников, главными центрами ткацкого производства являлись Барда и Дербент (Тревер К.В., 1959, с. 182). Ткачество занимало заметное место в ремесленном производстве и других албанских городов, таких как Шеки, Кабала, Мингечаур, Шемаха и др. Так, например, в Мингечауре обнаружены остатки тканей (шерсти, шелка, парчи, полотна), обломки ткацкого станка и другие находки, связанные с ткачеством (Асланов Г.М., 1955, с. 68). Там же были открыты следы ковара, что дает основания выдвинуть предположение о ковроткачестве в раннесредневековой Албании (Ваидов Р.М., 1961, с. 86).

Существующие города и постепенное превращение ряда больших поселений в значительные города привели к оживлению торговых отношений. В раскопках городов обнаружены различные предметы, связанные с торговлей. В частности, в Мингечауре найдена деталь подвесных весов, а также глиняные шарики-разновесы (Ваидов Р.М., 1961, с. 91).

Вся Албания была покрыта густой сетью магистральных и местных сухопутных и водных дорог, соединяющих главные населенные пункты и связывающих их с близкими и дальними странами. Крупные города были узлами пересечения нескольких торговых путей разных направлений. Главной торговой магистралью был Барда-Двинский торговый путь. По исследованиям последних лет, эта дорога проходила по направлению Барда — Мир-Башир — Мардакерт — Агдам — Физули — Кубатлы — Язы — Горис — Шам — Уруд — Вагуди — Агуди — Шагат (Шалак) — Базарчай — Зангезурский перевал — Даралгез — Шарур — Сиваджан — Двин. У столицы Сюника — Шагата одна из ветвей этой дороги соединялась с дорогой Нахичевань-Тавриз — вторым по значению торговым путем после ардебильского, соединяющим Албанию через Атропатену с Ираном (Гулиев Н.М., 1972, с. 13).

С конца VI в. Бардинский торговый путь шел вдоль западного побережья Каспийского моря, связывая Закавказье и Переднюю Азию с Северным Кавказом. Путь этот шел через Барда-Дербент и хазарские города Семендер и Варчан. Оживление торговых отношений по этому пути объясняется постепенным превращением ряда поселений в значительные города (Тревер К.В., 1959, с. 185).

К древней столице Албании Кабале вели торговые пути с запада (через Иберию), с юга (через Армению, Атропатену) и из северных предгорий Кавказа. Эти пути были главными. Наряду с ними существовала сеть дорог, соединяющая поселения и города страны. Эти дороги часто выходили на магистральные пути.

Немаловажную роль в торговых связях Албании и в раннесредневековый период играли водные пути. Главную роль играла река Кура, способствуя торговым связям Албании с сопредельными странами (Гулиев Н.М., 1972, с. 15, 16). Об оживленной торговле, ведшейся Албанией того времени прежде всего свидетельствуют привозные предметы сирийского и, в основном, парфяно-сасанидского мира. Среди них особенного внимания заслуживают великолепные образцы торевтики — декоративные блюда, кувшины, водолеи и пр. Перечислим некоторые из них.

1. Блюдо из Ленкорани с изображением горного барана со «священной лентой» на шее (Асланов Г.М. и др., 1966, с. 43, табл. XX; Рзаев Н.И., 1976, с. 126; Кошкарлы К.О., 1981, с. 13). Образ барана связывался с инкарнацией зороастрийского божества царской удачи — Хварены. Блюдо датируется VI–VII вв. Оно отнесено к числу изделий североиранской школы (Кошкарлы К.О., 1981, с. 13).

2. Особое внимание привлекает серебряное блюдо с позолотой, обнаруженное в 1968 г. в могильнике древней Шемахи. Оно происходит из разрушенного погребения в каменном ящике. Блюдо имеет 28 см в диаметре, кольцевой поддон диаметром 9,5 см, высота — 0,9 см (Халилов Дж. А., 1976, с. 145–149) (табл. 175). На блюде изображена сцена охоты на дикого козла в раннесасанидском стиле: охотник на скачущем коне. Обернувшись назад, он пускает стрелу во вздыбленное животное. Всадник облачен в парадную одежду, на голове — кулах, увенчанный султаном; на плечи ниспадают волосы, убранные в несколько туго скрученных косиц; в ухе — серьга с шаровидной подвеской. Он изображен в кафтане, скрепленном на груди фибулой; сзади всадника развеваются длинные ленты. К поясу прикреплен колчан. Сбруя коня имеет золотые украшения. По технике изготовления, способу моделировки, композиции и некоторым другим деталям шемахинское блюдо аналогично блюдам из села Красная Поляна Адлерского района Краснодарского края (Луконин В.Г., 1961, с. 57–59; 1969, с. 68), из Мазендарана (Ghirchman R., 1962, p. 248), из Британского музея (Dalton O.M., 1964, p. 60, 61, tab. XXXVI, ill. 206). Это блюдо тоже принадлежит к северной школе сасанидских торевтов. Предварительно определили, что на блюде изображен правитель Атурпатакана Шапур из рода Варазов и датировано оно серединой IV в. (Халилов Дж. А., 1976, с. 148). Последние исследования внесли некоторые уточнения. Шемахинское блюдо датируется концом III в., а охотник на нем идентифицируется с сасанидским принцем — будущим шахиншахом Нарсе (Луконин В.Г., 1979; Кошкарлы К.О., 1981, с. 14–16).

3, 4. Интересны два бронзовых блюда из Южного Дагестана, входившего тогда в территорию Албании, хранящиеся в Государственном Эрмитаже (Тревер К.В., 1959, с. 316, 317, 332).

На одном из них изображена сложная композиция: в центре — всадник с дротиком в руке, на скачущем коне, в сопровождении собаки. Она окружена концентрическими кругами; на широком круге — четыре круглых медальона чередуются с четырьмя амфорами, из которых поднимаются ветки с сидящими на них птицами; на амфорах изображены животные. В медальонах показано единоборство человека со зверем. По внешнему краю идет аркада с тонкими колоннами, под которыми помещены геральдические группы птиц и животных, чередующиеся с человеческими фигурами — танцовщицами, музыкантами, охотниками (Тревер К.В., 1959, с. 315, табл. 26). Это блюдо, по мнению исследователей, изготовлено в IV–V вв. в восточном стиле под влиянием римского и византийского искусств (Тревер К.В., 1959, с. 317).

Второе более широкое блюдо орнаментировано растительными мотивами, заключенными в круглые медальоны (Тревер К.В., 1959, с. 332, табл. 27; Рзаев Н.И., 1976, с. 126).

5. Замечательными изделиями художественного ремесла являются кувшины. Один из таких бронзовых кувшинов, высотой 39,2 см, украшен изображениями птиц по сторонам дерева. На шее птиц ожерелья с развевающимися лентами. Этот сюжет связывается с плодородием (Тревер К.В., 1959, с. 317–332).

6. Другой бронзовый кувшин (высота 44,5 см) из Дагестана. Он округлый с высоким горлом и ручкой с изображением граната. Тулово покрыто растительным орнаментом и инкрустацией красной медью (Тревер К.В., 1959, с. 332, табл. 24–25). Интерес представляет серебряный с позолотой кувшин из Баку (Тревер К.В., 1959, табл. 4; Луконин В.Г., 1977, с. 93; Тревер К.В., Луконин В.Г., 1987, с. 116, табл. 91). Тулово кувшина позолочено и разбито гравированными полосами на четыре ромба, в которые помещены изображения петуха, фазана, сенмурва и орла, терзающего травоядное животное, характерные для сасанидского искусства. Между ромбами помещены розетки с шестиконечными звездами и шестилепестковыми цветами. По мнению исследователей, в декоре заметно влияние орнаментации тканей. Кувшин датируется VI–VII вв. (Кошкарлы К.О., 1981, с. 15) (табл. 175, 2).

8. Еще один серебряный кувшин обнаружен в разрушенном погребении могильника Шемахи, где было найдено и вышеописанное серебряное блюдо с позолотой. Грушевидное тулово кувшина помещено на высоком кольцевом поддоне. Кувшин имеет гладкую горловину и утолщенный венчик. На плечике сосуда круглая ручка. Тулово орнаментировано тонкими горизонтальными канеллюрами, что характерно, как говорилось, для керамики северо-восточной части Албании (Халилов Дж. А., 1965). Это дает основание предполагать, что кувшин изготовлен в Албании. Учитывая, что кувшин находился в комплексе с блюдом, его можно датировать IV в., хотя в литературе он датирован V–VI вв. (Кошкарлы К.О., 1981, с. 16).

9. Известна литая бронзовая курильница из Нахичевани (табл. 175, 3) (Тревер К.В., 1959, с. 327–332; Рзаев Н.И., 1976, с. 179; Кошкарлы К.О., 1981, с. 16). Это статуэтка всадника на полом четырехугольном пьедестале. Фигуры коня и всадника тоже полые, на боку коня отверстие, куда вкладывались пахучие травы и угольки. Ароматный дым выходил через специальные отверстия в гриве коня и короне всадника. Пьедестал орнаментирован рельефом и гравировкой. На передней стенке рельефное изображение двух львов, и скачущего козерога под ними, боковые стенки с одной стороны украшены растительной гравировкой; на другой — охотник с кинжалом и щитом и бросающийся на него лев. Всадник в полном царском облачении: зубчатая корона, ожерелье и серьги, правая передняя нога массивного коня поднята, богатая сбруя с фаларами, бляшками и ленточками. Маленькие короткие ноги всадника обуты в высокие сапоги, руки отведены в стороны, узкие штаны заправлены в сапоги, тело облегает кафтан. Облик всадника характерен для портретов сасанидских царей. К.В. Тревер предположила, что это может быть князь Албании Джеваншир, проведший в молодости ряд лет при сасанидском дворе (Тревер К.В., 1959, с. 327–329; Тревер К.В., Луконин В.Г., 1987, с. 120, табл. 122). Она датирует курильницу VII в. В последнее время высказано мнение о том, что на ней изображен один из позднесасанидских царей, вероятно, Хосров II (590–631), а значит курильницу можно датировать концом VI в. (Кошкарлы К.О., 1981, с. 17).

Следует подчеркнуть, что развитие художественных вкусов и производственных навыков в значительной степени находилось под влиянием поступавших из соседних стран произведений искусства.

Таковы, например, помимо описанных выше роскошных сосудов, многочисленные изделия мелкой пластики: геммы и печати из полудрагоценных камней, получившие широкое распространение в странах Закавказья. Однако наряду с привозными совершенными произведениями искусства, многие изделия были выполнены местными мастерами, тонкой гравировкой наносившими на камни изображения животных, птиц, рыб, растений, сцены борьбы и религиозные (христианские) символы (Пахомов Е.А., 1949).

Резьба по камню и дереву (скульптура, монументальная архитектура) заняла заметное место в среде албанских ремесленников (Рзаев Н.И., 1976, с. 161–164). Принятие христианства несомненно повлияло на творчество мастеров. Наряду с сюжетами, связанными с более ранними представлениями, они изображали и евангельские сцены, и христианских святых. В качестве декоративных мотивов постоянно использовались кресты (Ваидов Р.М., 1961, с. 52; Геюшев Р.Б., 1978, с. 39). Из многочисленных находок резного камня отметим обработанный в виде призмы камень с двумя павлинами по сторонам символически изображенного древа и албанской надписью на верхнем карнизе (Ваидов Р.М., Фоменко В.П., 1951, с. 98). Учитывая форму камня, его местонахождение (в одном из храмов) и типичный для христианского искусства сюжет, его считают престолом, устроенным в центре алтаря (Ваидов Р.М., 1954, с. 133; 1961, с. 110–113; Чубинашвили Г.Н., 1957, с. 220).

Широкое развитие во внутренней и внешней торговле получило монетное обращение. В Албании в основном пользовались привозными монетами, преимущественно сасанидскими драхмами. Наряду с ними имели хождение и византийские монеты.

О широком применении сасанидской монеты свидетельствуют многочисленные находки кладов.

1. Значительный клад, содержащий наиболее ранние сасанидские монеты, был обнаружен на окраине с. Чухур-Кабала, недалеко от столицы Албании Кабалы (Луконин В.Г., 1979, с. 74, 75). Клад обнаружен случайно и разошелся по рукам. Удалось собрать 163 монеты, из них — 159 монет были драхмами сасанидского царя Варахрана II (276–293). Установлено, что клад был зарыт до 293 г.

2. Во многих областях Албании были найдены клады поздних сасанидских монет. К их числу относится клад серебряных монет, обнаруженный в 1937 г. в с. Алты-агач. Он находился в глиняном кувшине. Из этого клада собрано 140 монет, чеканенных между царствованиями Кавада I (488–531) и Хосрова II (590–631). По поздним монетам клад был зарыт в первые годы VII в. Монеты были чеканены в разных монетных дворах. Среди них преобладают со знаком НАХЧ, т. е. монетный двор Нахичевани (Пахомов Е.А., 1949, с. 29–29).

3. Другой вид серебряных сасанидских монет найден в 1938 г. близ с. Астары, из которых 70 монет собраны и изучены (Пахомов Е.А., 1949а, с. 25–27). Они были чеканены в разных монетных дворах между 483 и 523 гг. Среди них драхмы сасанидских царей Пероза (459–484), Кавада I (488–531) и Хосрова I (531–579). Самая поздняя монета в кладе чеканена в 572 г. Таким образом, дата зарытия клада — вторая половина VI в.

4. Небольшой клад обнаружен в 1958 г. в городе Шемахе. Это серебряные драхмы, чеканенные в разных монетных дворах, в том числе г. Нахичевани, в период правления сасанидских царей Хосрова I (531–579), Хормизда IV (579–590) и Хосрова II (591–628). По поздним монетам клад был зарыт в начале VII в. (Пахомов Е.А., 1966, с. 26, 27).

5. В том же году в с. Вери при пахоте было обнаружено около 300 сасанидских монет. Они разошлись по рукам, удалось приобрести 9 монет, которые оказались драхмами Хормизда IV, Хосрова II (Пахомов Е.А., 1966, с. 27).

6. В 1958 г. обнаружен еще один клад в кувшине в с. Ибрахимгаджилы Таузского района, состоящий из 80 серебряных драхм. Из этого клада удалось собрать 52 экземпляра. Это монеты Кавада I, Хосрова I, Хормизда IV и Хосрова II, чеканенные в различных городах Ирана. В кладе имеются монеты, происходящие из монетных дворов Албании — Барды и Нахичевани. Зарытие кладов датируется первой четвертью VII в. (Пахомов Е.А., 1966, с. 27–30).

Помимо кладов, при раскопках памятников сасанидского периода обнаружены десятки сасанидских монет, что указывает на их постоянное использование в торговле. Причем, в ходу были не только монеты, чеканенные в иранских монетных дворах. С развитием экономики и ростом торговли требовалось большое количество монет. Центральные монетные дворы не в состоянии были обеспечить возросший спрос на монеты. Этим объясняется то, что в VI в. Персидские марзпаны, сидевшие в Барде, Нахичевани и других городах, чеканили серебряные монеты сасанидского образца.

На исторической территории Албании сделан ряд эпиграфических находок, в основном албанской, армянской и пехлевийской письменности. Многочисленные эпиграфические памятники, в том числе 8 албанских надписей, обнаружены на поселении 2 в Мингечауре, где они сосредоточены на участке вокруг храмов и в их развалинах. Они опубликованы Р.В. Ваидовым (1961, с. 136–142). Другие албанские надписи и их обрывки попадались на разных памятниках и на различных предметах: на глиняных сосудах, обломках камней, в могильниках и на стене христианского храма (Тревер К.В., 1959, с. 336–338). Таким образом, в настоящее время накоплено достаточное количество образцов албанского письма. Специалисты делали попытки прочитать их и предлагали разные варианты чтения, но до сих пор они окончательно не расшифрованы. В начале 1980-х годов в этом направлении были, правда, достигнуты некоторые успехи С.Н. Муравьевым, хотя говорить об окончательном решении этого вопроса пока преждевременно (Муравьев С.Н., 1981, с. 222–325; Mouraviev S., 1980, с. 345–374).

Большое количество армянских надписей известно в Мингечауре (Ваидов Р.М., 1961, с. 142–143) и на памятниках Нагорного Карабаха (Геюшев Р.Б., 1975, с. 54; 1978, с. 47–48).

Что касается пехлевийских надписей, то они пока зафиксированы только на северных стенах Дербента: их всего 20. В них сообщается о строительных, хозяйственных делах и пр. (Пахомов Е.А., 1929, с. 9 и сл.; Тревер К.В., 1959, с. 345–453).

Подводя краткие итоги, отметим, что археологические материалы: орудия труда, остатки злаков, косточки ягод, остеологические находки говорят о высоком уровне развития земледельческо-скотоводческого хозяйства страны. Не менее важную роль в экономике Албании играло городское хозяйство. Развитые города были главными экономическими и культурными центрами страны, где было сосредоточено ремесло и торговля. В городах, как мы видели, существовали крупные ремесленные мастерские по производству керамики, строительного материала, стекла, металлических и кожаных изделий, тканей. Эти мастерские не только обеспечивали спрос населения страны, но, возможно, производили товары и для экспорта. Города были центрами внутренней и внешней торговли. Археологические находки, в том числе монеты, драгоценные привозные изделия, указывают на ареал торговли и культурно-экономические связи Албании в раннем средневековье.

Произошли изменения в духовной жизни страны. Была принята христианская религия, которая распространилась в основном в зоне бассейна Куры: там сохранились развалины монастырей и церквей, при раскопках которых найдено множество предметов, связанных с христианской религией. Установлено, что в северо-восточной части Албании эта религия не получила широкого признания. Здесь поклонялись старым божествам. В связи со строительством сасанидами оборонительных сооружений в эту область переселили из Ирана население зароастрийской веры, что оказало влияние на мировоззрение местного населения.

Общий подъем экономики способствовал подъему культуры раннесредневековой Албании. Была изобретена письменность, возникали первые школы, албанскими учеными были написаны первые страницы истории страны.

Глава 15 Азербайджан в IX–XIII веках

В IX–XIII вв. в тяжелых войнах против халифата и сельджукских захватчиков на территории Азербайджана возникло и окрепло несколько государственных образований. Самыми крупными из них в северных районах страны было государство Ширваншахов (861-1383), а на территории к югу от реки Куры государства Шеддадидов (971-1088) и Атабеков-Ильдегизидов (1166–1225) (Ширифли М.Х., 1978, с. 44–138; Минорский В.Ф., 1963; Буниятов З.М., 1978, с. 44–171). Были и более мелкие владения, которые в связи с политической обстановкой сходили с исторической арены или попадали под власть более сильных соседей.

Образование устойчивых феодальных владений способствовало, несмотря на постоянные связанные с войнами опасности, дальнейшему экономическому подъему в стране. Разрастались старые города, появлялись новые, увеличивалось количество сельских поселений. С активизацией торговых связей возникла необходимость строительства дорог и каравансараев. Господствующей религией стал ислам, в государствах распространилась новая арабская письменность. Христианство сохранилось практически только в районах, пограничных с Арменией (вокруг города Шеки и в Нагорном Карабахе).

Все эти изменения в жизни древней Албании нашли достаточно полное отражение в памятниках материальной культуры. Первичное обследование некоторых из них было проведено еще в XVIII в. членами Российской Академии наук Байером и Гмелиным (Сысоев В.М., 1925). В XIX в. интерес к древностям Азербайджана не затих. Х.Д. Френ посвятил им несколько нумизматических работ, а востоковеды Б. Дорн, Н.В. Ханыков и И.Н. Березин дали первые описания ряда крупных памятников, известных на территории Азербайджана.

В 20-е годы XX в. были проведены археологические разведки по всей территории древней Албании. Многие известные и вновь открытые памятники были подвергнуты обстоятельному, в основном визуальному, обследованию, описаны и, что особенно важно, результаты этих трудов были в значительной части опубликованы (Азимбеков И., 1925; 1927; Алекперов А.К., 1927; 1960а; Александрович-Насыфи Д., 1926; Пахомов Е.А., 1925; 1926а; 1926б; 1927; 1940а; Сысоев В.М., 1925; 1925а; 1926; 1927; 1927а; 1929; Тер-Аветисян С.В., 1927; Фитуни А.П., 1927).

Не менее существенно, что в первой половине XX в. начались и раскопки на ряде самых крупных средневековых памятников — развалинах городов: Байлакана, Баку, Гянджи, Кабалы (Алекперов А.К., 1960а; Джафарзаде И.М., 1939; 1949; Казиев С.М., 1945; 1947; Мещанинов И.И., 1936; Левиатов В.Н., 1941; Шарифов Д.М., 1927). Даже сразу же после окончания войны археологи проводили небольшие раскопки, исследуя дворец Ширваншахов в Баку (Левиатов В.Н., 1945; 1946; 1948; 1948а) и в бакинской бухте (Джафарзаде И.М., 1947).

Исследование средневековых памятников в 50-70-х годах связано прежде всего с работами Азербайджанской экспедиции, приступившей в 1953–1956 гг. к изучению развалин Байлакана (Орен-калы). Результаты работ этой экспедиции были опубликованы в 1959 г. в томе «Трудов Азербайджанской экспедиции», редактором которого был начальник экспедиции А.А. Иессен (1957; 1957а; 1959; 1959а). В 60-е годы раскопки на Орен-кале были продолжены, и их результаты также были отражены в печати (Ахмедов Г.М., 1962; 1962а; 1964; 1965; 1979; Минкевич-Мустафаева Н.В., 1965а; 1968; 1969; 1971; 1976; Ибрагимов Ф.А., 1965).

Значительно расширяются исследования Кабалы и Баку, закладываются первые раскопы на городищах Шемаха, Шабран, Шахри, Топрахкале и Топраккале, Нахичевани, Хараба-Гиляне (Исмизаде О.Ш., 1962; 1963; 1964; 1964б; 1965; 1965а; Казиев С.М., 1964; Ахмедов Г.М., 1978; Джидди Г.А., 1969; 1971; 1971а; 1972; 1972а; 1974; 1974а; 1975; 1979; Ваидов Р.М., 1965а; Геюшев Р.Б., 1970; Ибрагимов Б.И., 2000).

Помимо городов, археологи большое внимание уделяют исследованиям средневековых крепостей — Полистана, Галеи-Бугурта и другим оборонительным сооружениям (Джидди Г.А., 1960; 1961; 1961а; 1967; 1972а; 1973; Кадыров Ф.В., 1965), а также сельским поселениям, на которых были проведены пока только предварительные обследования: ни одно средневековое поселение до сих пор обстоятельно археологически не изучено.

Поскольку наиболее полно исследованы в настоящее время города средневекового Азербайджана, начнем характеристику археологических памятников с описания результатов изучения городских развалин.

Из городов Северного Азербайджана, существовавших в IX–XIII вв., наибольшей известностью пользовались Барда, Гянджа, Байлакан, Нахичевань, Шабран, Шемаха, Шамкур, Дербент, Баку, Юнан, Кабала, Шеки, Берзенд и др. Некоторые из них: Баку, Шемаха, Нахичевань — сохраняя свои исторические названия, продолжают существовать на старых местах. Без особых трудностей можно локализовать и те города, названия которых после их разрушения перешли на близлежащие населенные пункты. К таким относятся Барда (нынешний районный центр Барда), Гянджа (Новая Гянджа), Шамкур (нынешняя железнодорожная станция Шамхор), Кабала (нынешнее селение Чухур-Кабала), Гюргян (ныне — местность Гюргян), Хунан (Топраккала) (ныне — равнина Хунам) (Ваидов Р.М., Гулиев Н.М., 1974, с. 279). Дискуссию вызвало месторасположение города Байлакана, теперь окончательно локализованного на месте Оренкала в Мильской степи (Гюзальян Л.Т., 1959, с. 342) и месторасположение исторической Шеки, локализуемой в селении Шеки в Нагорном Карабахе (Буниятов З.М., 1959).

До сих пор не выяснено месторасположение городов, известных лишь по письменным источникам, в том числе таких крупных, как Ширван, Махмудабад, Баласаджан, Баджерван и др. Не определены исторические названия ряда городищ и крепостей (Бяндован, Гырхчырах, Кызылбурун, Сеидлы, Галача).

Тем не менее, в настоящее время археологические источники и письменные свидетельства позволяют с достаточной долей уверенности говорить о том, что большие города располагались, как правило, в развитых экономически и густо населенных районах страны, на магистральных торговых путях (рис. 18), в стратегически важных местностях. Формирование их как центов ремесла и торговли началось в IX–X вв. и особенно бурно развивалось на протяжении следующих двух столетий. Несмотря на то, что база большинства городов была создана еще в раннем средневековье, археологические материалы дают основание утверждать, что во времена развитого средневековья многие большие города были заселены значительно плотнее и их размеры немного превышали размеры поселений предшествующего периода. Так, площадь Гянджи равнялась 25 га (Джафарзаде И.М., 1949, с. 17) (табл. 176, 2). Судя по письменным источникам, только базарная площадь Барды, куда в праздничные дни собирался народ, занимала около 50 га (Ташчьян Л.П., 1946, с. 55). Территория в границах крепостных стен Байлакана составляет около 40 га (Иессен А.А., 1959) (табл. 176, 3), Кабалы — более 25 га (Казиев С.М., 1964, ч. 17) (табл. 176, 1). К большим городам следует отнести также Шемаху (табл. 176, 5), Нахичевань, Шамкур (табл. 176, 4), Баку (табл. 176, 6) и др.

Малые города в противоположность большим можно назвать городами-крепостями. Города-крепости являлись военно-административными центрами феодальных владений. Таковы Шеки, Ктиш, Метрис, Каланкатюк и т. д. Существовали и многочисленные поселения, носившие еще земледельческий характер и не имевшие городских стен. Примером таких поселений могут служить средневековый Мингечаур, Гырх-чырах, Топраккала (Кахский) и др. Многие из этих городов и поселений существовали и в раннее средневековье.

Характерно строительство новых крепостей и башен. Некоторые из них являлись крепостями — летними резиденциями феодальных правителей (таковы Полистан, Галеи-Бугурт), другие — сторожевыми (таковы мардакянские башни, башня в Нардаране), религиозно-культовыми (крепость вокруг Ханегаха на р. Пирсагат, крепость вокруг Миль-Минарета около г. Оренкала и др.).

Остановимся далее хотя бы на краткой характеристике исследованных археологами наиболее выдающихся памятников, относящихся к эпохе развитого средневековья.

Город Кабала, который был столицей Кавказской Албании, продолжал существовать и в средние века.

Огромное городище этого периода расположено на двух холмах, называемых «Сельбир» (Северная часть) и «Кала» (Южная часть), а также на окружавшей их территории (табл. 176, 1). В настоящее время оно покрыто лесом или частично распахивается. На поверхности много подъемного материала, в том числе характерной для этого периода поливной керамики. Городища Сельбир и Кала защищены горными реками. Укрепления построены из речных булыжников на известковом растворе, а также массивных блоков хорошей тески и квадратных обожженных кирпичей. Сравнительно хорошо сохранились стены в южной части города с остатками воротных башен, поднимающихся на холме Кала до высоты 6 м.

В Сельбире верхний слой содержал материал IX–X вв. Здесь в 1959–1960 гг. выявлены остатки жилых и хозяйственных построек, водопровода, вымостки полов, очаги, тандыры, колодцы, могилы, найдено много керамики, металлических, стеклянных изделий и монет (Казиев С.М., 1964, с. 24–33). В 1967 г. раскопаны часть северной стены и башни Сельбира, а в 1974–1978 гг. — квадратная башня юго-западного городища (Гадиров Ф.В., 1975, с. 62–75; 1978, с. 40–42).

В Кале удалось прежде всего разделить почти тысячелетние пятиметровые напластования (VIII–XIII вв.) на три слоя, в том числе выявить наиболее насыщенный находками слой XII–XIII вв. Были исследованы стены, сложенные на растворе глины из больших речных булыжников и обожженных кирпичей и туфовых блоков. Открыты тандыры, очаги, ямы, гончарная печь, найдено громадное количество обломков поливной и простой керамики, стеклянные, металлические изделия, монеты (Шарифов Д.М., 1927; Исмизаде О.Ш., 1964а; 1963, с. 13–24).

Почти в центре территории Кала были вскрыты остатки крупного здания, а у обрыва Джоурлы-чая в слое, относящемся к XII — началу XIII в., раскопаны остатки жилищ со стенами, сложенными на фундаменте из речного булыжника, квадратного обожженного кирпича, а иногда тесаных камней, а также хозяйственные ямы, тандыры, обломки разнообразной керамики, монеты, предметы быта (Ахмедов Г.М., 1979, с. 39).

Байлакан (городище Орен-кала) был расположен в Мильской степи на караванном пути, шедшем от Барды — одного из центральных городов Закавказья, в Ардебиль. Байлакан связывал также низменные районы междуречья Куры и Аракса с предгорными и горными районами Малого Кавказа, куда земледельческо-скотоводческое население на летнее время пригоняло свои отары (рис. 18). Сравнительно хорошо сохранившиеся развалины города, окруженного квадратными в плане валами и рвами, возвышаются на 6–8 м над степью (табл. 176, 3). Рядом с городом проходил в средние века канал Гяурарх, русло которого местами хорошо прослеживается и в настоящее время. Он обеспечивал город водой и орошал окружающие его земледельческие районы. Город состоит из трех частей: так называемого Большого (40 гектаров) и Малого (14 гектаров) городов и ремесленного квартала. Вся дневная поверхность городища насыщена обломками простой и глазурованной поливной керамики, квадратных обожженных кирпичей, фаянса, стекла и медных монет. Тот же подъемный материал встречается и на окружающей город территории, особенно на западной стороне, где на расстоянии 2,5 км расположены развалины Миль-Минарета, давшего название и самой Мильской степи.

Выше мы уже говорили, что Орен-кала — фактически наиболее исследованный археологами памятник, систематически изучаемый в течение 15 сезонов (1953–1968 гг.). В результате было установлено, что стены города были сложены из больших сырцовых кирпичей. Выявлена полная стратиграфия памятника, культурный слой которого накапливался в течение почти тысячелетия — с VI по XIV в. Удалось определить характер городской застройки на разных этапах истории города, проследить периоды строительства привратных сооружений. Помимо остатков обычных жилых домов, водопроводных (табл. 177, 4) и канализационных труб был открыт и исследован целый ремесленный квартал вне стен города: развалины кузниц начала XIII в., гончарных печей IX–XIII вв. (табл. 178, 4, 5), отвалы керамического брака, колодцы IX в., водяные закрытые каналы IX–XIII вв., хозяйственные постройки XII — начала XIII в. После разгрома квартала монголами в 1221 г. здесь возникло кладбище — два мавзолея (четырехугольный и восьмиугольный) с парными захоронениями в обоих и простые мусульманские могилы вокруг четырехугольного мавзолея. Судя по находкам монет, кладбище просуществовало с конца XIII до XIV в.

Таким образом, в результате систематического и планомерного изучения городища Орен-кала установлено время возникновения города, хронологическая шкала культурных напластований, соотношение «Большого» и «Малого» городов и время выделения последнего, выявлено время превращения города в ремесленно-торговый центр, окончательно решен вопрос об отождествлении Орен-калы со средневековым Байлаканом.

Раскопки Орен-калы показали, что жизнь в городе, начиная с раннего средневековья, с течением времени, особенно в XII — начале XIII в., становилась все интенсивнее. Во все время существования город Байлакан представлял собой важное звено в развитии экономической и культурной жизни Азербайджана и всего Закавказья (Ахмедов Г.М., 1979).

Гянджа, изучение которой начато в 1938 г. в связи с подготовкой и проведением 800-летнего юбилея азербайджанского поэта Низами Гянджави (Джафарзаде И.М., 1939; 1947; 1949; Левиатов В.Н., 1941), расположена на обоих берегах Гянджачая. Большое городище, частично размытое бурным течением горной реки Гянджачая (табл. 176, 2) и частично застроенное, скрывает культурные слои некогда цветущего средневекового города. Сохранились остатки трех рядов городских стен, береговых укреплений, моста, мавзолеев, в том числе гробницы Низами, и кладбище.

Раскопки 1938–1941 гг. охватили широкие площади. В эти годы снят план городища, произведены раскопки внутри так называемого первого города, второго города и в предместье; изучались городские стены, береговые укрепления и кладбища. Вскрыт культурный слой мощностью более четырех метров.

В результате установлено, что город возник на базе расположенного на этом же месте крупного населенного пункта, с течением времени превратившегося в укрепленный город. Слои IX–XIII вв. насыщены остатками жилищ, кирпичными завалами, керамикой и другими предметами быта. Расцвет города Гянджи приходится на XI–XII вв., когда город Барда уступает ему первенствующее положение. Гянджа становится столицей государства Шеддадидов. Гянджа подверглась большим разрушениям во время землетрясения 1138/9 г. За короткий срок она была восстановлена и продолжала развиваться.

Баку являлся крупным портовым городом на берегу Каспийского моря (табл. 176, 6) и одним из торгово-ремесленных и культурных центров Ширвана. О былой славе города говорят его замечательные архитектурные памятники — известная «Девичья башня», мечеть-минарет Мухаммеда, называемая в народе «Сыных-кала», городские стены с башнями, дворец Ширваншахов, крепостное сооружение в Бакинской бухте (табл. 176, 7) и др. Установление точных границ средневекового Баку осложнено в связи с поздними перестройками и ростом города. Почти вся его территория оказалась под зданиями и асфальтированными улицами современного города. Тем не менее, не вызывает сомнения, что к XII в. территория так называемой «Ичери-шехер» (внутренний город), обнесенная еще в XII в. крепостными стенами, была полностью заселена.

В 1944–1947 гг. раскопки велись в нижнем дворе дворца Ширваншахов — у юго-восточного фасада, где открылись слои VIII–XV вв. (Левиатов В.Н., 1945; 1946; 1948).

Обнаружены остатки жилищ, тандыров, колодцев, водопровода, хозяйственных и мусорных ям, найдена многочисленная простая и поливная керамика, архитектурные детали, металлические и стеклянные изделия, монеты (табл. 177, 3).

Исключительный интерес представляют раскопки в Бакинской бухте — Баиловские камни. Здесь в 1938–1940 гг. (Пахомов Е.А., 1940; Джафарзаде И.М., 1947) в связи с падением уровня Каспийского моря из-под воды появилось сооружение крепостного типа, начались его исследования (табл. 176, 7).

Еще тогда было извлечено из-под воды более 500 камней с надписями арабским шрифтом и изображениями. Установлена дата строительства сооружений 1234–1235 гг. (Пахомов Е.А., 1940, с. 116). О назначении этого памятника высказаны разноречивые мнения.

Называли его по-разному: просто «Баиловскими камнями» или «караван-сараем», «подводным городом». Для определения роли, которую он играл в жизни Баку, были произведены раскопки в южной части крепости, где обнаружили фундаменты небольших четырехугольных помещений, выстроенных из небрежно отесанных камней, небольшое количество обломков котлов, кувшинов, чаш и чирахов. Слабая заселенность крепости (явное отсутствие следов пребывания гражданского населения) привела исследователей к заключению о назначении этого сооружения в качестве «морской крепости» (Пахомов Е.А., 1940; Бретаницкий Л.С. и др., 1947, с. 96–101; Щеблыкин И.П., 1949, с. 111–128).

В 1962–1963 гг. расчищены фундаменты крепости «Девичья башня» и часть крепостного сооружения, идущего от нее по направлению к берегу моря, с массивными полукруглыми башнями, соединенными стеной с двумя другими сохранившимися наземными полукруглыми башнями. Остатки жилищ, построенных из крупных хорошо обтесанных камней на известковом растворе, с небольшими глухими нишами и дверными проемами, непосредственно примыкали к «Девичьей башне». На участке вокруг нее было обнаружено много хозяйственных ям и колодцев, выдолбленных в толще скалы. Назначение этого сложного комплекса также вызывало разногласия: наряду с общепринятым мнением о его оборонительном значении высказывалось мнение о принадлежности башни к культовым сооружениям (Ахундов Д.А., 1974, с. 14–25; Гиршман Р.М., 1978, с. 37–40). Монеты и обломки керамики позволяют датировать комплекс «Девичьей башни» XI–XII вв.

Особенное внимание археологов направлено на изучение центральной части древнего Баку — цитадели «Ичери-шехер». Исследования там приобрели особенный размах в 1970-х годах. Раскопки дали убедительные материалы для выявления на всей территории «Ичери-шехер» мощных средневековых напластований: на вершине холма они достигают толщины 5–6 м.

Общая дата слоя — IX–XVII вв., он четко делится по археологическому (в основном — керамическому) и нумизматическому материалу на два: верхний, толщиной до 1,5 м, относится к XIV–XVII вв., нижний — к IX–XIII вв.

Нижний культурный слой непосредственно лежит на материковой скале. Цоколи стен домов и остатки других строительных сооружений ставились прямо на нее. Помещения прямоугольные, направление их в основном с запада на восток. На отдельных стенах сохранились места оконных проемов, иногда впоследствии заложенные. Между стенами помещений открыты небольшие узкие коридоры с каменными полами. На участках вокруг зданий располагались небольшие дворики, ограниченные кладками стен соседних домов. Кладки стен мощные. На некоторых стенах сохранилась штукатурка. Часто встречаются тандыры диаметром 65–70 см, а иногда больше, очаги, с трех сторон обставленные небольшими камнями, открытая сторона которых, как и продухи тандыров, обращена к юго-западу, в сторону постоянно дующих морских ветров.

Рядом с домами во двориках нередко помещались хозяйственные ямы, колодцы, различные чаны, ступки, чашечные углубления прямоугольной и круглой формы, мангалы и др.

Интерес представляет вскрытое на южном склоне Бакинского холма довольно большое складское помещение, в котором находились пять крупных хозяйственных хумов, четыре из которых были установлены на больших подставках — чанах диаметром 50–58 см.

Разнообразны и вещевые находки, основную массу которых составляет красноглиняная неполивная и поливная и фаянсовая керамика. На ее местное происхождение указывают находки треугольных подставок и стержней, аналогичных обнаруженным в Кабале (табл. 178, 6–8), большое количество отходов гончарного производства, остатки разрушенных гончарных печей, керамический брак.

Металлические изделия представлены железными гвоздями, ножами, наконечниками стрел, подковками для обуви. Попадаются предметы из меди — «пряжки», бронзовые и медные кольца, остатки небольших сосудов, пуговки.

Встречаются отдельные фигурные камни и другие архитектурные детали, жернова, песты, точильные камни.

Обнаружено большое количество медных монет, чеканенных в Баку, Шемахе, Дербенте, Тебризе, Махмудабаде, Султание, Ани, Ираване, Казвине, Золотой Орде и др. Это монеты чекана ширваншахов, меликов Дербента, Сельджуков, Ильханов, Хулагуидов, монголов и др. Найдена одна аббасидская серебряная монета, чеканенная в Дарассаламе в 138 г. Хиджры. Монеты встречаются и в кладах: так, в продухе одного из тандыров обнаружен клад, состоящий из 29 монет, чеканенных от имени Ширваншаха Ахситана, сына Манучехра (XII в.).

Шемаха расположена в юго-восточных предгорьях Большого Кавказа, на пересечении караванных путей (табл. 176, 5). Археологические исследования в ней начались в 1966 г., когда под руководством Г.А. Джидди был организован специальный отряд Шемахинской экспедиции.

Ввиду застройки города современными зданиями, раскопки производились на небольших площадях (от 15 до 300 м²), тем не менее, археологам удалось установить мощность культурного слоя на всех основных участках средневекового города: на шахристане — 4–5 м, в цитадели — 3–4 м, на склонах города — 2–2,5 м. Раскопки велись в центре средневекового города, в южной части шахристана и в ремесленном квартале, расположенном на восточной окраине.

Нижние напластования культурного слоя (VIII–IX вв.) характеризуются и датируются особой поливной и неполивной керамикой (Джидди Г.А., 1974а, с. 50). К этому слою относятся фундаменты жилых построек, сооруженные из булыжников на глиняном растворе, остатки очагов, хозяйственные ямы и колодцы.

Верхний слой значительно более мощный и богатый разнообразными находками, прежде всего остатками крепостных стен (цитадели и города) X–XI вв. и стены с башней конца XII в., сложенных из хорошо отесанных камней на глиняном растворе с примесью извести (Джидди Г.А., 1969, с. 401; 1971а, с. 25–26). Были открыты следы улиц, фундаменты жилых, общественных и культовых зданий, ям, колодцев, керамические канализационные и водопроводные трубы, закрепленные известью и кирпичом. В ремесленном районе обнаружены следы кузнечного и гончарного производств, остатки гончарной печи, бракованных сосудов. Слой заполнен обломками (и целыми сосудами) керамики — поливной и неполивной, — отражающей уровень развития гончарства в то время, встречаются в нем и изделия из железа, меди, стекла, кости и много монет, чеканенных в Шемахе, Баку, Дербенте, Тебризе (ширваншахами, меликами Дербента, Сельджуками).

Местами верхний слой перекрыт более поздними наслоениями (до XIV в.). В нем также были обнаружены остатки узкой улочки, большого общественного здания с залом, водопровод и водяные канавы, а также остатки кузницы и гончарного производства. Слой забит обломками посуды (поливной и фаянсовой), стеклянных сосудов и монетами чеканки Тебриза, Гянджи, Тбилиси и Еревана (Джидди Г.А., 1975, с. 62). Жизнь в городе после монгольского нашествия, очевидно, не затухала.

Нахичевань, расположенная на р. Араксе на скрещении караванных путей, в изучаемый период была одним из крупных ремесленно-торговых центров Востока. В XII в. (с 30-х до середины 70-х годов) она стала столицей государства Ильдегизидов-Атабеков (Мамедов Р.А., 1977, с. 72). Археологически город изучен очень слабо. Произведены небольшие раскопки (396 м²) в районе усыпальницы Момине-хатун (Геюшев Р.Б., Мамедов Р.А., 1980), где находилась цитадель города. Установлена пятиметровая мощность культурного слоя, состоящего из трех напластований, относящихся к IX–XI, XII–XIV и XV–XIX вв., были выявлены остатки стен четырехугольных помещений, построенных из речных булыжников, глинобитных (в нижнем горизонте), из сырцовых и обожженных кирпичей на глиняном растворе — в верхнем, водяные колодцы и хозяйственные ямы, остатки вымосток, кягризов (в среднем и верхнем горизонтах). Обнаружены многочисленные образцы неполивной и поливной керамики, фаянсовой и фарфоровой посуды, разноцветных изразцов. Найдены металлические изделия, ильдегизидские монеты, глиняные треножки, использовавшиеся в печах для обжига глазурованной посуды.

Шабран — громадный город, расположенный на древнем торговом пути от Шемахи до Дербента (рис. 18). Городище более 150 га подверглось разрушениям в связи со строительством шоссейной дороги и бакинского водопровода в 1930 г. Тогда при обследовании городища обнаружены керамическая печь для обжига глазурованной посуды (Левиатов В.Н., 1946, с. 87), клад монет и собрано много керамики.

Изучение памятника было начато в 1979 г. в связи со строительством газопровода Моздок-Карадаг. Здесь, внутри центральной части городища произведены раскопки. В результате определена мощность культурного слоя (5 м), выявлены остатки оборонительного сооружения и крупного здания общественного назначения, сооружений по благоустройству города (гончарного водопровода и системы канализации, сложенной из тесаных желобчатых камней), улиц, вымощенных булыжниками, тандыров, облицованных обожженным кирпичом колодцев, собрано большое количество фрагментов керамики, железных, костяных и стеклянных изделий, орудий труда, монет и других материалов. Обнаруженные материалы позволяют датировать нижний слой VII–XI вв., средний — XII–XIII вв., верхний — XIV–XVIII вв.

Городище Хараба-Гилан — развалины древнего города Кирана — расположено в Нахичеванской области на берегу реки Гилан-Чай. Город занимал громадную территорию, его мощные оборонительные сооружения, в значительной части сохранившиеся до настоящего времени, производили весьма внушительное впечатление, что нашло отражение в трудах средневековых путешественников. Несмотря на это, памятник почти не привлекал внимания археологов и редко упоминался в работах специалистов: археологов, историков архитектуры, искусствоведов. Только в 1976 г. на нем начались систематические раскопки. Основным археологом, исследовавшим остатки средневековых развалин и культурных напластований этого обширного многослойного памятника, был Б.И. Ибрагимов (Ибрагимов Б.И., 2000).

В средневековом городе четко выделяются три части: цитадель, шахристан и рабад. Цитадель находилась на высокой с крутыми склонами горе (рис. 19). Несмотря на естественную неприступность, верхняя площадь горы укреплена массивными каменными стенами с круглыми башнями (длина этой линии обороны 600 м). На более пологих местах склонов были поставлены дополнительные заградительные стены. Остатки каменных крупных построек внутри цитадели, их сложная планировка и связи отдельных зданий друг с другом хорошо прослеживаются на современной поверхности, но археологического изучения этого комплекса пока не проводилось.

Наиболее исследованным в настоящее время является шахристан. Там также на поверхности возвышаются стены жилых кварталов, крупных общественных сооружений — караван-сараев, бань, мельниц, мавзолеев и, конечно, мечетей. Четко прослеживается главная улица города и примыкающие к ней с обеих сторон улицы кварталов. Здания строились из обожженного кирпича на известковом растворе и были облицованы орнаментированными блоками, сложенными из декоративных кирпичиков. Следует особенно отметить широкое использование при строительстве стен и зданий различных антисейсмических приемов: от включения в кладки прослоек высокопластичной глины до сооружения ступенчатых фундаментов.

Нередко жилые здания в шахристане и, как правило, в рабаде строились из сырца на каменных фундаментах или цоколях. Как и в каменных постройках, сырец прокладывался пластами глинобита для предотвращения разрушения стен при довольно частых землетрясениях.

Рабад был заселен ремесленниками: гончарами, изготовлявшими большинство употребляемой в городе посуды — столовой, кухонной, тарной, специального назначения. В столовой преобладала великолепная поливная керамика (блюда, чаши и пр.), в кухонной — шаровидные или полусферические котлы с петлевидными ручками, тарная керамика представлена кюпами (пифосами) и кувшинами, а среди «специализированной посуды» выделяются сферо-конусы.

Различные мелкие металлические предметы свидетельствуют о местном развитом кузнечном производстве, а шлаки — о плавке железа киранскими ремесленниками.

О высокой художественной культуре, о грамотности населения позволяют говорить многочисленные декоративные алебастровые и поливные плитки (и их обломки), многие из которых покрывались помимо растительного и геометрического орнамента арабскими, персидскими и азербайджанскими надписями (изречениями из Корана), выполненными двумя шрифтами: куфическим и нест-элик. Датируются они XII–XIV вв. (табл. 179).

Наряду с ремеслом в городе процветала и торговля, особенно активизировавшаяся в XII — начале XIII в. — в эпоху общего подъема экономики и культуры в Азербайджане. Судя по находкам обломков привозных поливных сосудов из Средней Азии (кашинная керамика) и фаянсовых изделий из иранских городов, а также большому количеству монет, очевидно, что торговые связи Кирана далеко выходили за границы Азербайджана.

Таким образом, город был не только ключевым укреплением довольно большого района, но и крупным торгово-ремесленным центром, хорошо известным не только Закавказью, но и всему мусульманскому арабо-персидскому миру.

Поселения городского типа средневекового периода изучены в основном на трех объектах — Гяуркале, Торпаккале и Мингечауре, которые имели и более древние слои, поэтому описаны или упомянуты в предыдущей главе.

Эти поселения отличаются от городов меньшей насыщенностью культурного слоя, слабым развитием ремесленного производства, менее мощными укреплениями.

Гяуркала (VIII-X вв.). Изучены развалины и цокольная часть однонефного храма, сооруженного из камня-известняка. Рядом с храмом обнаружена двускатная крышка от каменного саркофага брата албанского князя Хамама, восстановившего в начале X в. албанское царство (Ваидов Р.М., 1965, с. 177–180).

Средневековые слои Торпаккала являются самыми мощными (толщина 1,2–1,8 м). На городище обнаружены остатки фундаментов жилых помещений, построенных из сырцовых и обожженных кирпичей на глиняном и известковом растворе. Выявлены и изучены двухъярусные печи для обжига глиняных изделий и строительного кирпича, найдены фрагменты керамики, стекла, металлических изделий и монет, которые датируют верхние — средневековые слои городища IX–XV вв. (Ваидов Р.М., 1965а, с. 211).

Хуже сохранились средневековые слои Мингечаурских поселений (№ 2 и 3) на левом берегу Куры. Они прослежены в верхних разрушенных временем слоях. На поселениях обнаружены остатки жилого строительства, гончарных обжигательных печей круглой формы (табл. 178, 1, 2), поливная посуда, штампованная керамика, изделия из стекла, целые и бракованные браслеты, монеты ширваншахов-кесранидов (Ваидов Р.М., 1957).

К поселениям городского типа надо отнести и поселение Татлы, расположенное на территории одноименного села (в Казахском районе), на возвышенности. Оно окружено остатками крепостных стен шириной 1,5 м, сложенных из хорошо обработанных известняковых камней. Там сохранились развалины трехнефного христианского храма, на которых обнаружено большое количество обломков черепицы и целых экземпляров для покрытия крыши. На поселении найдены ступки, простая и глазурованная посуда, золотая монета византийского императора Константина X Дуки (1059–1067). Поселение относится к X-XIII вв. (Геюшев Р.Б., Нуриев А.Б., 1978, с. 42–43).

Крепость Гюлистан расположена к северо-западу от города Шемахи, на вершине крутой горы, на высоте 180–200 метров над окружающей местностью. Сохранились обвалившиеся стены башен, сооруженных из тесаных четырехугольных камней на известковом растворе. Расположенная на очень удобном для защиты месте, эта крепость являлась летней резиденцией и военно-оборонительным пунктом ширваншахов.

В результате проведенных в 1939 г. (Пахомов Е.А., 1940а) и в 1959–1961 гг. (Джидди Г.А., 1960; 1961; 1967) раскопок в Гюлистане выявлены культурные слои IX–XVI вв. Более богатый археологическими материалами слой относится к XI–XIII вв. Раскопками установлены планировка памятника, расположение наружных и внутренних стен (Нарынкала), жилых помещений, водопровода, подземного хода и некоторых других сооружений. Обнаруженные простая и поливная керамика, фрагменты фаянсовых, фарфоровых и селадоновых сосудов, а также стеклянные, металлические, костяные предметы и монеты характеризуют жизнь этой твердыни Ширвана в период наивысшего ее расцвета — в XII–XIII вв.

Другие крепости Азербайджана раскопкам не подвергались. Археологи ограничивались в основном сбором подъемных материалов, позволяющих в некоторой степени датировать памятники.

Сельские поселения с характерной для IX — начала XIII в. глазурованной керамикой на территории Азербайджана встречаются повсеместно. Для примера остановимся на некоторых из них.

К таким относится поселение около современного с. Вайхыр, расположенное в 16 км к северу от Нахичивани. Площадь средневекового Вайхырского поселения составляет 4–5 га. Поверхность поселения насыщена поливной и простой керамикой, характерной для X–XIV вв. На днищах некоторых глазурованных чаш оттиснуты клейма (Алиев В., 1965, с. 252–255).

Другое поселение, называемое местными жителями поселением Гюмушли, находится около селения Багирлы в 15 км к югу от города Шемахи. Средневековый слой характеризуется глазурованной керамикой IX — начала XIII в. и монетами Ширваншахов и Ильдегизидов. Примечателен тот факт, что здесь обнаружен водопровод, который в средние века обеспечивал поселение водой из близлежащего источника Герай, расположенного в горах Гырлыг (Нурилев А.Б., 1965).

В том же районе около с. Ангехаран на горе Гушгона расположено сельское поселение XI–XIII вв. На этом поселении обнаружены остатки какого-то каменного сооружения, обломки водопроводных труб и множество фрагментов неполивной и поливной керамики. Привлекают внимание фрагменты фаянса, что подтверждает его распространение даже в некоторых сельских поселениях.

Еще одно горное село расположено около современного с. Това, примерно в 1 км к северу от него, в горах, называемых Юмру-галаг и Ясти-галаг. Поселение с трех сторон окружено глубоким обрывом, а на восточной слабо защищенной естественными препятствиями стороне построена каменная защитная стена. Поэтому описываемое поселение можно считать укреплением. Подъемный материал состоит исключительно из простой и поливной керамики IX–XIII вв. и монет, чеканенных в Шемахе, Дербенте и Баку в XIII в. (Халилов Дж. А., 1958, с. 917–923).

Поселение Агджабурун (Белый мыс) расположено в древнем Агванском (Албанском) проходе в горной системе Конделендаг между Куткашенским и Геокчайским районами. Оно со всех сторон окружено неглубокими ущельями. Толщина культурного слоя на этом селище местами достигает двух метров. На поверхности повсюду заметны остатки каменных кладок, очагов, ям и множество неполивной и поливной посуды, которые датируют поселение XI–XVI вв. (Гадиров Ф.В., 1975, с. 88–93).

Таким образом, сельские поселения, как и крепости, обследовались практически только визуально (разведками). Исключением является поселение Даразарат, на котором был заложен раскоп (Халилов Дж. А., 1960, с. 105–115). В нем обнаружены остатки разбросанных камней, тандыра, хозяйственных ям, места токов (хырманов), остатки надгробных камней, фрагменты керамики, медный котел и другие предметы, относящиеся к XII–XIV вв. Однако этот материал недостаточен для того, чтобы дать представление о сельских поселениях Азербайджана изучаемого периода.

Археологические исследования дали возможность сделать ряд наблюдений и выводов, пополнивших наши знания прежде всего о фортификации, структуре городов, домостроительстве и разнообразных технических приемах, использовавшихся при возведении оборонительных стен, больших общественных зданий и просто жилых домов.

Городские стены средневековых азербайджанских городов, в зависимости от местных материалов, строились из камня, сырцового и обожженного кирпича. В городах Ширванской зоны строительство городских стен велось в основном из камня — известняка на твердом известковом растворе. Таковы стены средневекового Баку, Шемахи, Дербента. Для стен степных городов употребляли сырец, глину, позднее (с IX–X вв.) широко использовали и обожженный кирпич. Таковы стены Байлакана, сооруженные в раннем средневековье из крупных сырцовых кирпичей размером 49×49×14 см. В IX–XIII вв. они ремонтировались сравнительно более мелким сырцовым кирпичом, обожженным кирпичом на глиняном и известковом растворах. Раскопки Байлакана показали, что ранняя стена разрушена было до IX в. Вновь сооруженные стены состояли из двух параллельно идущих глинобитных (шириной 90 см) стен, внутреннее пространство которых заполнено землей. Общая толщина стены составляет около 4 м. В ней как в наружных глинобитных стенах, так и в земляном заполнении обнаружена глазурованная керамика IX в. Эта стена существовала недолго; в конце IX и в начале X в. на наружной стороне ее была сооружена большая квадратная гончарная печь, отходы и зола которой частично перекрыли стену. Позже, возможно в X в., во всяком случае не позже XI в., сооружена так называемая сырцово-глинобитная стена, состоящая из глинобитных прослоек (1 м и более) и кладок сырцового кирпича размером 32×32×7 см (7 и более рядов) (Ахмедов Г.М., 1979, с. 25–26). Общая толщина этой стены составляет 6 м.

К более позднему периоду, примерно к XII — началу XIII в., надо отнести двойную облицовку сырцово-глинобитной стены из аккуратно сложенного обожженного кирпича размером 24×24×5 и 26×26×5 см (Ахмедов Г.М., 1979, с. 44–46).

При строительстве городских стен учитывалась и сейсмичность района. Так, стена города Шемахи через каждые 3,5 м укреплена каменными контрфорсами (Джидди Г.А., 1972, с. 38). В систему городских стен входили четырехугольные и полукруглые башни. Раскопками в Гяндже выявлено несколько башен как полукруглых, так и четырехугольных. По мнению И.М. Джафарзаде, последние более древние (1949а, с. 39–58). Впрочем, ранняя стена Байлакана имела полукруглые башни несколько удлиненной формы, а стены более поздние (IX–XIII вв.) имели правильно полукруглые башни и были меньшего размера. В стенах Дербента сохранились квадратные и полукруглые башни. Башня городской стены Шемахи также полукруглая.

Башни городских стен размещались с определенными интервалами. Так, в Гяндже и Байлакане они поставлены через каждые 40–50 м. На более опасных участках башни расположены чаще. Вершины стен обычно оканчивались зубцами, позволявшими воинам во время сражения и стрельбы наблюдать и укрываться от вражеских стрел. Почти такую же роль играли и «мазгалы» — щели в стенах.

Наглядным примером такого устройства могут служить сохранившиеся до наших дней крепостные стены Баку, построенные в XII-XV вв. на территории «Ичери Шехер».

Определенный интерес в этом отношении представляет и башнеобразный глиняный сосуд (табл. 176, 8), обнаруженный при раскопках Оренкалы в слоях VIII–IX вв. (Ахмедов Г.М., 1960, с. 1253–1257). Сосуд имеет двойные стенки, во внешней прорезаны стрелкообразные бойницы, а в верхней части — треугольные зубцы. Порталы башен городских ворот имели богатое художественное оформление. Особенно тщательно оформлена кирпичная облицовка башен Байлакана XI–XII вв. (Ахмедов Г.М., Ибрагимов Ф.А., 1970, с. 380–381). Крепостные ворота были деревянными с железными креплениями или полностью железными. До сих пор сохранилась в Гелатском монастыре в Грузии одна створка железных ворот Старой Гянджи (Ениколопов И., 1948, с. 109–116).

В комплекс оборонительных сооружений городов входят рвы, снаружи окружавшие городские стены. Рвы заполнялись водой из близко протекавших каналов, речек и рек. Сообщение с городом осуществлялось через отводной или подъемный мост, который днем перекидывался через ров, а на ночь поднимался и крепился к стене. Ширина городских рвов Байлакана составляла 12–15 м, Старой Гянджи — 8–9 м, глубина их — 3–4 м. В Кабале роль городских рвов заменяли протекающие с обеих сторон города горные реки — Гара-чай, Джоурлы-чай, которые сливались к югу от города. Искусственный ров был сооружен только с северной стороны этого города. В Баку часть городского защитного рва заполняли морские воды.

План городских укреплений изучаемого времени обычно четырехугольный. Такова планировка средневекового Байлакана, Старой Гянджи, почти такая же — в Кабале. Отклонение от четырехугольного плана городских стен отдельных городов связано, главным образом, с рельефом местности. Следует отметить, что углами большинство городских стен, замков, крепостей и башен ориентированы по сторонам света (табл. 176).

Планировка и благоустройство городов. Городская территория, ограниченная крепостными стенами, застраивалась жилыми, общественными и культовыми зданиями. Наличный материал не дает достаточно полного представления о планировке городов Азербайджана IX — начала XIII в. Однако общее сходство феодальных городов стран Ближнего Востока, имеющиеся в письменных источниках сведения, так же, как и археологический материал, позволяют, хотя бы в самых общих чертах, охарактеризовать их облик.

В укрепленной части города обычно находился замок феодала — дворец правителя со служебными помещениями, входивший в состав Нарын-кала — цитадели города. Вокруг дворца правителя размещались наиболее монументальные жилые постройки и значительные общественно-культовые здания, обслуживавшие главным образом привилегированное население города. Эту часть города принято называть шахристаном.

В шахристанах располагались, помимо административных зданий, мечети, общественные бани, караван-сараи, богатые жилые дома. На основании раскопок в Байлакане, Шемахе, Баку, Кабале, Гяндже мы можем заключить, насколько тесной была застройка внутри крепостных стен, особенно в XII — начале XIII в. Как говорилось выше, культурные слои, относящиеся к этому времени, очень мощные, прерывающиеся прослойками пожарищ и кирпичными завалами, указывают не только на скученность, но и на интенсивность застройки, на частые пожары и не менее частые восстановления жилых построек. Об этом же говорит многочисленность колодцев, ям, очагов, тандыров, предметов хозяйства, быта и культуры, ремесла и торговли.

За шахристаном располагались ремесленные кварталы (рабад) и предместья города, которые обычно не имели укреплений. В рабадах, в основном, размещались ремесленные мастерские, а в предместье — подсобные хозяйства горожан.

Размеры рабада и предместья зависели от размеров города, неотделимой частью которого они являлись. В предместье дома располагались, в отличие от шахристана, менее плотно: к жилым постройкам примыкали хозяйственные дворы, земельные участки, огороды, сады и т. д. Как установлено разведочными раскопками в Гяндже и Байлакане, дома в предместьях построены менее тщательно и большей частью носили временный характер. Крупные сооружения здесь встречались редко. Примером такого исключения может служить мечеть с минаретом в Байлакане (Ахмедов Г.М., 1979, с. 4).

Предместье расширялось за счет людского притока из деревень по направлению главных путей, ведущих в город. Иногда предместье города тянулось на несколько километров. Так, площадь предместья Старой Гянджи, по расчетам И.М. Джафарзаде, составляла примерно 9-10 км² (Джафарзаде И.М., 1949а, с. 17). Судя по остаткам древних построек, предместье Байлакана тянулось только к западу от города примерно на 2,5 км — до развалин известного Миль-минарета (Ахмедов Г.М., 1979, с. 4, рис. 23).

Градостроительство средневекового Азербайджана до сих пор не изучено. У нас еще нет ясного представления не только об отдельных видах городских сооружений гражданского или общественно-культурного назначения, но и о планировке внутри города — его кварталах, улицах, базарных площадях. Пока не удалось раскопать полностью хотя бы часть квартала в одном из средневековых городов Азербайджана, как это было сделано в средневековом армянском городе Ани.

Однако можно все-таки предполагать, что средневековые города Азербайджана не были лишены прямых улиц. Так, судя по топографическому плану, воротные башни в северо-западной и юго-восточной стенах города Байлакана расположены друг против друга, что может косвенно указывать на наличие прямой улицы в городе (Иессен А.А., 1959, с. 34, рис. 1–2). Возможно, что это была главная улица средневекового Байлакана. Улицы городов были не мощенные, а лишь утрамбованные от езды, превращавшиеся зимой иногда в сплошную грязь. Только в горных местностях и у берегов рек улицы иногда мостились камнем. Об этом можно судить по одной из главных улиц Кабалы, ведущих в город от северных ворот, вымощенной вертикально поставленными кирпичами (Щеблыкин И.П., 1945, с. 92). В Гяндже расчищены мостовые, вымощенные речным булыжником, которые со стороны предместья вели к нижнему мосту на реке Гянджачай. Одна из улиц Байлакана также была вымощена камнем, под который подсыпался керамический бой, что подтверждается раскопками на городских воротах (Ахмедов Г.М., 1979, с. 145).

В зависимости от места расположения и природных условий, города снабжались водой различными способами. В горных районах вода проводилась в города из близлежащих рек и родников через прорытые арыки, подземные кягризы или водопроводные гончарные трубы. Города низменных районов снабжались водой через оросительные каналы из рек Аракса и Куры. В городах, расположенных далеко от оросительных каналов, или там, где отсутствовали природные источники, пользовались водой из колодцев (табл. 177, 2) и овданов, вырытых на территории городов. Кягризная система водоснабжения выявлена в средневековом Баку. Кягриз иногда имел на определенном расстоянии друг от друга колодцы, вырытые до глубины грунтовых вод (табл. 177, 1). Эти колодцы соединялись под землей туннелеобразными каналами, по которым текла вода. Чтобы каналы и колодцы не разрушились, иногда их облицовывали камнем, иной раз в канал укладывали гончарные трубы. Там, где канал прокладывался в плотных известковых породах, в облицовке и в гончарных трубах нужды не было (табл. 177, 3). В таких случаях канал лишь закрывался сверху каменными плитами, чтобы вода не загрязнялась. Иногда водопроводные каналы внутри города строили из обожженного кирпича на известковом растворе. Такие каналы были закрытыми и открытыми (Кабала, Байлакан, Баку).

Самой развитой формой водоснабжения городов в IX–XIII вв. являлись водопроводы из гончарных труб (табл. 177, 4, 6–8). Такие трубы обнаружены почти во всех средневековых городах и крепостях, подвергавшихся раскопкам (Гянджа, Кабала, Байлакан, Дербент, Баку, Шабран, крепость Гюлистан около Шемахи, Гюмушли, Шеки и др.). Водопроводные гончарные трубы делались длиной 30–40 см, диаметром 10–15 или 16–17 см. Их вставляли одну в другую, а стыки обмазывали известковым раствором. Гянджинские мастера покрывали водопроводные трубы зольным раствором с целью предохранения их от порчи, а также для большей прочности (Джафарзаде И.М., 1949а, с. 42). Для прочности гончарного водопровода байлаканские мастера употребляли специальные глиняные или каменные полусферы (Якобсон А.Л., 1959а, с. 131, рис. 97), которыми до засыпки покрывали сверху водопроводные трубы. Гончарный водопровод, выявленный в Шемахе, был закреплен известью и покрыт квадратными обожженными кирпичами. Интересны обнаруженные в Кабале водоочистительные кувшины с двусторонними отверстиями (контрольные водяные колодцы). Боковые отверстия таких кувшинов соединялись с водопроводными трубами, а горла их закрывались крышками. В случае загрязнения водопроводных труб крышки контрольных кувшинов открывали и проверяли водопроводную систему. Иногда кувшины заменяли небольшими колодцами (Джафарзаде И.М., 1949, с. 42). Гончарные водопроводы проводили главным образом по прямой линии под улицами города. Это облегчало и замену труб. Во время раскопок Орен-калы найдены соединительные двусторонние коленообразные, а также трехсторонние (тройники) водопроводные трубы (Ахмедов Г.М., 1979, рис. 30). Они давали возможность проводить линии под углом и с ответвлениями.

Раскопки показали, что для канализации строились специальные колодцы. Они выявлены в Кабале, Байлакане и Баку. Туалеты, как правило, отделялись от жилых помещений. Каждый комплекс имел свой поглощательный колодец, обычно цилиндрической формы, глубиной до 3–4 и более метров. Колодцы закрывались деревянными брусьями, камышом или досками, в середине покрытия оставляли отверстие. Иногда колодцы были обложены обожженным кирпичом или каменными плитами.

Встречаются иногда поглощательные колодцы непосредственно в жилых помещениях или во внутренних дворах. Возможно, в таких случаях они служили умывальниками. Устья подобных колодцев выкладывали обожженным кирпичом особенно тщательно в виде нескольких рядов кирпичной кладки, которая предохраняла пол помещения от оседания. Верх комнатных колодцев в Орен-кале большей частью оформлен в виде восьмиугольных звездчатых отверстий (табл. 177, 5). В отверстие иногда вставлялись гончарные трубы или же они плотно закрывались каменной или кирпичной плитой с очень маленьким отверстием в середине для стока воды, подобно среднеазиатским ташнау. Видимо, владельцы домов с подобными помещениями не могли выделить отдельной комнаты для умывания и приспосабливали для этой цели, в том числе для мусульманских религиозных омовений, жилые комнаты, особенно в зимнее время (Ахмедов Г.М., 1965, с. 142).

Поглощательные колодцы под умывальней и колодцы туалетов, которые рыли в некотором отдалении от умывания, связывали с колодцем посредством гончарной трубы, иногда несколькими коленами труб. Колодцы для умывален существовали сравнительно долго, поскольку вода из них впитывалась в грунт. Там, где вода употребилась в большом количестве, например, в банях, для сбора грязной воды применяли специальные отводные ямы-лагым, в которые гончарные трубы или скрытые каналы отводили грязную воду; из ямы она просачивалась в грунт. В Орен-кале подобный лагым, похожий на подземный ход, обнаружен под жилыми помещениями.

В городах раскопаны и складские помещения. В Баку на территории «Ичери шехер» исследовалось довольно большое складское помещение, в котором были открыты пять крупных хозяйственных кюпов (Ибрагимов Ф.А. и др., 1977, с. 491), а в Шемахинском складском помещении находились шесть близко расположенных крупных кюпов, в одном из которых были обнаружены остатки нефти.

Большие хозяйственные кюпы в раскопках средневековых городов обнаруживаются повсеместно. Они служили для хранения самых разных сыпучих и жидких продуктов — зерна, вина и др. Сельскохозяйственные продукты хранили также в хозяйственных ямах, так часто обнаруживаемых при раскопках. Почти все хозяйственные ямы круглые и несколько расширяются внизу. Их нижний диаметр колеблется от 1,5 до 2,5–3 м.

Сохранившаяся глубина их не более двух метров. С внутренней стороны некоторые из ям были тщательно заглажены и обмазаны раствором глины.

Мастерские средневекового периода раскопаны в незначительном количестве. Один из наиболее интересных комплексов хозяйственного назначения выявлен в ремесленном квартале Байлакана (Минкевич-Мустафаева Н.В., 1965; 1968; 1969). Это большая постройка с чанами разной величины, соединенными между собой водопроводными керамическими трубами, заключенными в кладку стен или проведенными под полом. Здание это симметрично по плану и очень тщательно построено из обожженного кирпича на известковом растворе. Все бассейны и чаны сооружения (их полы и стены) тщательно оштукатурены толстым слоем розоватого цвета. Установлены два строительных периода сооружения постройки, не выходящие за рамки XII — начала XIII в. Памятник этот представляет большой интерес потому, что он не находит себе прямых аналогий. Но есть некоторые черты описываемого комплекса, сближающие его с виноградодавильнями Средней Азии (Сарыга и Сукулука в Киргизии) и Крыма (Херсонеса), что дало основание Н.В. Минкевич-Мустафаевой предположить, что здание было построено либо для приготовления вина, либо изделий из фруктовых соков (Минкевич-Мустафаева Н.В., 1965а, с. 158).

В Шемахе обнаружена кузнечная мастерская, пол которой выложен речными булыжниками, а посреди нее из крупных речных камней сложена кузнечная установка длиной 1,5 м, шириной 0,75 м, высотой 1 м. Поверхность ее покрыта плоскими плитами. В середине установки был проделан очаг диаметром 35 см с узкой канавой для дутья воздуха из кузнечного меха. Там же найдено глиняное сопло, большое количество железного шлака и остатки древесного угля (Джидди Г.А., 1979, с. 45). Следы кузниц обнаружены в Баку, в Байлакане, в Кабале, в Шарифане и на ряде других объектов. Судя по этнографическим данным, средневековые кузницы мало чем отличались от кузниц современных кустарей Азербайджана.

Выявлено и изучено более десяти гончарных печей IX–XIII вв. (табл. 178, 1, 5) в Мингечаруре (Ионе Г.И., 1951, с. 72–77), в Байлакане (Минкевич-Мустафаева Н.В., 1959; Ибрагимов Ф.А., 1965), одна печь — в Кабале (Исмизаде О.Ш., 1963, с. 13–24) и одна — в Торпаккала (Ваидов Р.М., 1965а). Следы гончарных печей обнаружены в Гяндже (Джафарзаде И.М., 1949а, с. 26), в Шемахе и Баку (Ибрагимов Ф.А. и др., 1979, с. 42).

Из раскопанных в Байлакане печей две имеют в плане подковообразную форму с топочным отверстием с юго-восточной стороны (они находились в ремесленном квартале), одна печь (расположена около северо-западной стены Большого города) — прямоугольная в плане с топочным отверстием с юго-восточной стороны. Эти три печи, из которых первые две относятся к IX–X вв., а третья — к XII–XIII вв., служили для обжига сферо-конических сосудов. Все печи Мингечаура и Кабалы служили для обжига неполивной и поливной посуды. Уникальная во всем Закавказье торпаккалинская печь была предназначена для обжига строительной керамики (табл. 178, 3).

Часто внутри печей и около них, иногда и на территории городищ, находят глиняные стержни, S-образные глиняные крючки, треугольные подставки, маленькие конусы с заостренным концом, использовавшиеся при обжиге гончарных изделий (табл. 178, 6–8). Крюки и стержни закреплялись в стены обжигательной камеры, и на них навешивали для обжига посуду с ручками (кувшины и др.). Треугольные подставки употреблялись для обжига поливной керамики, что подтверждается наличием на них подтеков глазури (подставки отделяли друг от друга блюда и миски, которые ставили в печи одну на другую). Подобный «печной инвентарь» происходит из Оренкала, Кабалы, Гянджи, Баку, Шемахи, Шабрана, Мингечаура и других мест, а также Грузии (в Тбилиси) (Ломтатидзе Г.А., 1955а, табл. IV). Производство простой и поливной керамики в этих городах не вызывает сомнения.

Начавшийся в IX в. повсеместный подъем гончарного производства, непрерывно развиваясь, достиг в XII и начале XIII в. своей высшей степени. Ни в раннее средневековье — до IX в., ни после монгольского нашествия — со второй четверти XIII в., Азербайджан не знал такого высокого развития производства керамики. Исключительный расцвет гончарного ремесла был обусловлен общим подъемом экономической и культурной жизни страны.

В то время в Азербайджане была усовершенствована техника обжига керамических изделий, появились новые виды обжигательных печей, дававшие возможность получения высококачественной бытовой и строительной керамики; ручной гончарный круг почти полностью заменился быстровращающимся ножным кругом; дальнейшее развитие получила техника изготовления керамических сосудов, их орнаментация. Появились новые виды сосудов, надписи на них, например, чаши открытой формы (бошгаб), кувшины с одной ручкой и носиком (афтафа) (табл. 180, 9), кувшины с расширяющейся горловиной (гурт-гурт) (табл. 181, 3), широкогорлые сосуды — дойницы с двумя ручками (сернидж), сферо-конические сосуды (табл. 180, 8), сосуды для розовой воды и др. Крупным достижением явилось широкое применение ангоба и глазури, создавших новые возможности художественного оформления гончарных изделий. Украшение неполивной и поливной керамики производилось гравировкой, цветной росписью (табл. 181, 8), росписью ангобом под цветной глазурью (табл. 181, 9), применением штампов с вырезанными на них украшениями (табл. 183, 7), резьбой по сырой глине (табл. 182, 10), выскабливанием фона вокруг орнамента (техника «в резерве»), накладными украшениями и т. д. В этот период (с XI в.) в Азербайджане начинается производство фигурных и поливных кирпичей, а также гончарных труб.

Особенно много керамики дали раскопки в Оренкала, Старой Гяндже, Кабале и Шабране. Немало керамики IX–XIII вв. обнаружено при раскопках крепостной части Баку, в Нахичевани, в Мингечауре, в крепости Полистан. Большой подъемный материал собран на территории других средневековых поселений и городищ Азербайджана.

Только в результате раскопок средневекового Байлакана выявлены имена 18 гончаров. Из них три имени (Ахмед, Фазлун, Джафар) — начертаны на сферо-конических сосудах, одно (Лашкари) — на глиняной трубе, три (Али, Азиз, Рустам) — на простых кюпах, одиннадцать (Наср, Сеидали, Хаттаб, Гасан, Юсиф, Азра, Амир, Гамза, Абуль-Касим, Хамару, Бадал) — на поливных чашах (Гюзальян Л.Т., 1959, с. 324–350; Ахмедов Г.М., 1979, рис. 48). Гянджинские раскопки познакомили нас с именами двух мастеров-керамистов: Кафар — на глиняном цилиндрическом штампе и Ахмед ибн Абубекр Гянджинский — на глазурованной чаше (Джафарзаде И.М., 1949а, с. 30–32), а кабалинские раскопки — с именем мастера Абуталыба.

Гончарная глина в этот период гораздо лучше обрабатывалась, чем в раннее средневековье. Образцы отличной обработки глины дают сферо-конические сосуды IX–X вв., которые при обжиге приобретали твердость камня. Керамисты умели подбирать глину для различного назначения сосудов. Так, для котлов употреблялась особая огнеупорная глина.

Улучшилось и качество строительной керамики. Глина гончарных труб почти такая же, как и глина гончарной посуды, зато отличается глина кирпичей, в составе ее имеются значительные примеси. Средневековые гончарные трубы изготовлялись на ножном круге, кирпичи — в специальных формах.

Средневековая керамическая посуда по технике ее обработки делится на неполивную и поливную.

Почти все виды неполивной керамики, исключая сферо-конусы, с очень незначительным изменением сохранили свои формы до последнего времени, что говорит об их большой практичности и техническом совершенстве.

Котлы большей частью имеют полушаровидную форму; все они круглодонные, и только у маленьких котлов дно иногда плоское. Широкое горло обычно несколько суживается вовнутрь; ручки — узкие, петлевидные. Округлое дно котлов вместе с придонной частью лепилось отдельно, на шаблоне, верхняя же часть выделывалась на гончарном круге (табл. 180, 1, 5). Встречаются и лепные котлы, для формовки которых иногда употреблялась мешкообразная ткань. Некоторые котлы имеют небольшие трубчатые или желобчатые носики. Поверхность котлов часто украшается глубокими точками, насечками, врезными волнистыми линиями, а также инкрустацией осколками сосудов с бирюзовой глазурью. Встречаются на котлах и налепные украшения. Для котлов Оренкала характерны цилиндрические выступы по плечику, иногда похожие на копытца.

Другой распространенной формой сосудов являются кюпы — крупные сосуды с яйцевидным корпусом, небольшим плоским дном, горло их низкое или высокое, с отогнутым наружу утолщенным венчиком. Кюпы предназначены для хранения домашних припасов (табл. 181, 7). Высокогорлые кюпы имеют от двух до четырех ручек, иногда кюпы украшены налепными конусами (табл. 181, 17). Большие кюпы закапывали в землю, кюпы с ручками ставились по углам и у стен помещений и могли переноситься. По форме украшений имеются две разновидности кюпов с ручками.

Кюпы первой из них покрыты белым ангобом и украшены «архитектурным» орнаментом. На них иногда встречаются и надписи.

Другую разновидность составляют кюпы с лощеной поверхностью, покрытой красной краской. Они украшены штампованными поясками с сюжетными изображениями (табл. 181, 6). Иногда они сплошь покрыты бирюзовой глазурью (такие кюпы встречены в Оренкала). Такого рода кюпы известны также Армении и Грузии, где они также относятся к XII–XIII вв. Эти нарядные кюпы предназначались, как полагают, для вина и являлись парадными пиршественными сосудами.

Хозяйственные кюпы без ручек встречаются при раскопках всех азербайджанских городов — в слоях IX–XIII вв.

Светильники Азербайджана делятся на две группы. Первая из них — это чашеобразные светильники (пийдан), состоящие из трех частей — верхней чашки с желобком для фитиля, нижней части и соединяющей оси с ручкой (табл. 180, 13). Подобные светильники известны в Кабале, Оренкале и Мингечауре. Однако количество их незначительно. Видимо, они были масляными и не характерными для Азербайджана.

Светильники второй группы имеют небольшой корпус для нефти, длинный носик для фитиля и ручку. У ранних светильников (IX–X вв.) ручка прикреплена одним концом к корпусу, другим к венчику (табл. 180, 6).

Среди поздних светильников (XII–XIII вв.) преобладают тонкостенные, имеющие сравнительно меньший размер и кольцевидную ручку (табл. 181, 4). Поверхность некоторых светильников покрывалась глазурью (табл. 180, 13). Такого рода светильники распространены в средние века по всему Закавказью, там, куда ввозилась, видимо, бакинская нефть.

Маслобойки (керамические) встречены пока что в Кабале, Шабране и Мингечауре (табл. 180, 10).

Основную массу неполивной керамики составляет бытовая посуда — столовая и кухонная. Преобладают неполивные горшки (табл. 180, 2), солонки. Многочисленны и неполивные кувшины для воды (табл. 180, 9, 11, 12, 14; 181, 11, 12, 15). Нередки находки «сельбидж» — специальных сосудиков, предназначенных для детских колыбелей (табл. 181, 8).

Бытовая неполивная посуда либо вообще лишена украшений, либо скромно украшена по плечику врезной волной или лепными мелкими кружками, или штампованным орнаментом. Азербайджанские неполивные сосуды со штампованными украшениями очень богаты и близки по технике и мотивам украшения сосудам из других городов Закавказья и Средней Азии (табл. 182).

Особую группу средневековой керамики Азербайджана составляют сферо-конические сосуды, назначение которых, несмотря на длительное обсуждение в литературе, продолжает оставаться спорным. Они известны из раскопок Гянджи, Кабалы, Баку, Шемахи, Оренкала и из других мест (табл. 180, 8; 183, 6, 9). Больше всего таких сосудов добыто в Оренкале, где производство сферо-конусов засвидетельствовано наличием печей для их обжига. Сферо-конусы IX–X вв. отличаются большей округленностью, скромностью орнаментации и сравнительно пористым черепком. Некоторые из них сопровождаются надписями. Сферо-конусы украшались гравировкой, концентрическими кругами, горизонтальными и вертикальными желобками. Богаче украшены сферо-конусы XII — начала XIII в. с зеленым твердым черепком; форма их более или менее коническая. Для них характерно применение штампованных украшений (Ахмедов Г.М., 1959, с. 141–142; 1959а, с. 221–225). Специфическую форму азербайджанских сферо-конусов составляют найденные в Оренкале в слоях второй четверти XIII в. сравнительно большие сосуды с плоским дном, что является новшеством для таких сосудов (Ибрагимов Ф.А., 1965, с. 221). Они богато украшены геометрическим штампованным орнаментом.

Поливная керамика Азербайджана, начиная с IX в., вошла в быт городского населения; производство ее быстро развивалось. Этот новый вид керамической продукции не только практичностью, но и художественными качествами все больше и больше привлекал к себе горожан.

В Азербайджане до появления поливы (конец VIII — начало IX в.) гончарную посуду покрывали специальным глиняным раствором — ангобом (табл. 184). Полива, употреблявшаяся в Азербайджане, как и в других странах Закавказья, получалась из окиси свинца и была почти бесцветной и прозрачной. Она увеличивала крепость черепка, лишала его гигроскопичности, придавала поверхности сосуда блеск, причем цвет черепка глазурь не меняла. Применение подглазурной яркой расцветки гравированного рисунка, обычно зеленой и желтой, придавало декору сосудов полихромность и нарядность.

Поливная керамика Азербайджана по цвету черепка в изломе и способу нанесения орнамента делится на несколько групп (Якобсон А.Л., 1959б, с. 228–300).

Поливой покрывалась главным образом столовая посуда. Изделия открытые (чаши, блюдца, пиалы, солонки и др.) покрывались глазурью только внутри, а закрытые (кувшины, светильники и др.) в основном — с наружной стороны. Исключение составляют некоторые виды широкогорлых кувшинов, покрывающихся глазурью с обеих сторон.

Основную массу художественной керамики составляют чаши. Поливная керамика раннего времени (IX–X вв.) (табл. 185) украшалась преимущественно росписью ангобными красками; позднее, в XI и XII–XIII вв. (табл. 186; 187), азербайджанские керамисты перешли к краскам металлическим: они пользовались окисью меди (зеленый цвет), марганца (фиолетовый), окалины железа (желто-коричневый) и кобальта (синий). Художественному эффекту расписной и гравированной керамики очень способствовала глазурь, сквозь тонкий покров которой полностью выступал подглазурный декор.

Многие приемы керамики Азербайджана были общими для всего Закавказья, Ближнего и Среднего Востока, но некоторые приемы, выработанные в XII в., оставались характерными только для Азербайджана. Сюда относятся композиции с изображением животного или птицы на фоне растительных побегов или со сплетенными зелеными лентами на фоне растительного орнамента «в резерве»; специфически азербайджанской является керамика с фиолетовой росписью по ангобу, с последующей по ней гравировкой. Украшение керамики по ангобу силуэтной росписью фиолетовой краской также считается характерной для азербайджанской керамики.

Для азербайджанской керамики особенно характерно клеймение гончарной посуды, часто встречающееся на днищах поливных чаш и блюд (табл. 189). Клейма обычно представляют собой геометрические орнаменты или астральные знаки. Редко встречаются клейма, изображающие животных, птиц и человека (Исмизаде О.Ш., 1964, с. 174–175; Гусейнов С.Б., Квачидзе В.А., 1979, с. 95). Клейма группируются по сходству рисунков, но отличаются друг от друга в деталях. Наблюдается определенное развитие рисунка клейм в отдельных группах керамики, особенно в клеймах с геометрическим, растительно-геометрическим или астральным мотивами. Нередко к форме рисунка клейма прибавляют дополнительные элементы, обозначающие либо другого мастера (сына его или подмастерья), либо другую серию изделий.

Фаянсовая керамика Азербайджана, как отмечалось выше, в основном привозная (табл. 190, 12–15).

Однако среди многочисленной фаянсовой керамики из Оренкала и Гянджи имеются сосуды, отличающиеся от известной иранской керамики, но отнести их к тому или другому местному керамическому центру из-за слабой изученности вопроса пока невозможно.

В.Н. Левиатов допускает возможность производства фаянса с люстровой росписью и в Азербайджане — в Гяндже и Оренкала. По его словам, в Старой Гяндже на территории керамической мастерской было обнаружено днище люстрового сосуда, представляющее производственный брак, и слой белой глины, пригодной для изготовления хорошей посуды (Левиатов В.Н., 1940, с. 33). Раскопки в Оренкала дали такое количество фаянсовой керамики, что считать всю ее, столь ломкую и трудно транспортируемую, привозной довольно трудно. Азербайджанские мастера XII–XIII вв., особенно байлаканские и Гянджинские, достигшие высокого технического и художественного мастерства, вполне могли освоить технику производства некоторых видов фаянсовой керамики.

При раскопках средневековых памятников кроме керамики было обнаружено много предметов, позволяющих в некоторой степени судить об уровне развития металлообрабатывающего ремесла в Азербайджане и о той роли, которую играл металл в хозяйственной жизни и в быту местного населения в IX — начале XIII в. Отдельные сведения о добывании и обработке различных металлов в средневековом Азербайджане имеются в письменных источниках.

Геологами Азербайджана выявлено большое количество месторождений и выходов местных руд со следами древних разработок.

Добытая руда обычно выплавлялась рядом с рудником в печах. Следы медеплавильных печей обнаружены в Шамхорском районе, в зоне Кедабека и в других местах. В средние века железные и медные руды выплавлялись и в городах: в культурных слоях часто попадались скопления шлака и крицы.

На большинстве железных изделий заметны следы различных способов их изготовления. Основным являлась ковка железа в горячем виде: обработка изделий на наковальне. Изготовление колец, цепей, втулок топора, лопат, наконечников дротиков, копий производилось ковкой. Нагретый металл разрубался при изготовлении железных петель, крюков, пил и т. д., пробивание отверстий в нагретом металле хорошо видно на найденных в раскопках подковах, треножниках, панцирях. При скреплении частей железных предметов применялись заклепки, а для шлифовки и заточки железных предметов, особенно режущих (оружия, инструмента), употреблялись напильники и точильные камни.

Для ознакомления с кузнечным ремеслом XI в. особенно важны упомянутые выше ворота из города Гянджа (Ениколопов И., 1948, с. 109–116). Судя по куфической надписи, они были изготовлены в 1063 г. кузнецом Ибрагимом, сыном Османа, применявшим в своей работе общепринятые в то время технические приемы. Ковкой были изготовлены отдельные части железных рам, к которым были прикреплены параллельные железные прутья. Между ними вертикально были вставлены железные кованые листы, на линиях соединения которых поверх прутьев насажен ряд гвоздей с выпуклыми головками. Надпись на описываемых железных воротах исполнена способом пробивки.

В раскопках средневековых памятников Азербайджана изредка попадаются инструменты, которыми пользовались мастера-кузнецы. Таков, например, обнаруженный в Баку железный кузнечный молот-кувалда с отверстием для рукоятки. Из Байлакана происходят глиняные формы для литья, состоявшие из двух частей: нижняя являлась формой для отливки плоских медных ручек для котлов, верхняя половина формы служила крышкой (Минкевич-Мустафаева Н.В., 1959, с. 155). Там же найдены льячки (табл. 191, 17) для разлива жидкой меди и золота, а также несколько небольших ювелирных ложечек (табл. 191, 13), молоток, резец. В Шемахе найдены наковаленки, используемые в меднолитейном и ювелирном ремесле. Из Кабалы происходят каменные формы для отливки женских украшений — серег и других предметов, а также маленький сосуд из огнеупорной глины для литья металла. Подобный сосуд найден и в Байлакане.

В изготовлении медных, бронзовых, ювелирных предметов в средние века широко использовалась техника ковки, чеканки, гравировки, резьбы, паяния, штамповки, волочения. Иногда части однородных предметов изготовлялись различными способами. Паянием или заклепкой они соединялись. Литье применялось как в твердых, так и мягких формах. С большим мастерством и техническим совершенством отлиты котлы XII–XIII вв., исследованные и изданные И.А. Орбели (Орбели И.А., 1963, с. 347–361). Отливались они, как предполагают, в деревянных и шиферных моделях. Показателем высоких технических достижений средневековых медников может служить то, что из меди они могли изготовлять волосяные нити, употреблявшиеся для художественных тканей. Образцы такой ткани известны из Байлакана (Ахмедов Г.М., 1979, рис. 171).

К орудиям труда и хозяйства относятся орудия сельскохозяйственного производства — лемехи, серпы и пр. Одни серпы были дугообразными и имели острое лезвие без зубцов, а вторые — в виде полумесяцев с мелкими зубцами на режущей части (Ибрагимов Ф.А., 1969, с. 11). Лемех и обломок чересла найдены в Байлакане (табл. 191, 7, 24), лемех — в Мингечауре, серпы обнаружены в средневековых слоях Кабалы и Шемахи. Раскопки Баку, Кабалы и Шемахи дали орудия труда, употреблявшиеся в садоводстве — лопата, секач, мотыги (табл. 191, 8, 20). В Байлакане, Кабале, Шемахе, Шарифане и др. часто встречаются подковы почти круглой формы — для лошадей и ослов, полукруглые — для быков и буйволов. Гвозди для них ковались короткие с большими крепкими шляпками (табл. 191, 16).

Попадались в культурных слоях и инструменты строителей (обломки и целые вещи): пилы, топоры (табл. 191, 3, 4), тесла (табл. 191, 1, 2, 25), стамеска, клещи своеобразной формы для выдергивания гвоздей и т. д. Форма многих из перечисленных орудий до последних десятилетий осталась почти без изменений.

Очень разнообразны по формам и размерам гвозди, употребляемые в строительных работах и в художественном оформлении уличных дверей.

Кроме того, средневековые кузнецы ковали множество бытовых вещей, употребляемых в хозяйстве: ножи (табл. 191, 21), ножницы, цепи, крюки для подвешивания мяса (табл. 191, 5, 19, 22), ключи и замки, дверные задвижки, пробойники (табл. 191, 9), шилья и иголки (табл. 191, 11).

Многие предметы изготовлялись из меди, камня, кости и рога. Таковы, например, медные ложечка, проколка и льячка ювелира (табл. 191, 13, 17, 23), медный пестик для толчения пряностей (табл. 191, 18). Из каменных орудий следует отметить прежде всего жернова водяных и ручных мельниц, изготовлявшихся из вулканических пород — кварца, базальта, а также из песчаника. Водяные мельницы не вытеснили ручного размола зерна даже в городских условиях.

Резчики по камню работали не только для производства ювелирных украшений или резного декора стен и иногда — сосудов, но нередко орнаментировали резьбой и вырезали разные мелкие предметы, в частности «банные камни»-терки, отвес — необходимая принадлежность строителя (табл. 191, 27–30), каменные разновесы (табл. 193, 30, 31) и пр.

Близки к камнерезной мелкой пластике были произведения костерезов.

Часто в раскопках можно встретить распиленные, но еще не использованные кости и рога животных. Из костей и рогов изготовлены предметы для прядильных и ткацких работ, гребни, рукоятки ножей, четки, различные пуговицы, игральные фишки, украшения (табл. 192). В числе костяных орудий — плоские дисковидные пряслица со сквозным отверстием из раскопок в Байлакане (Ахмедов Г.М., 1979, рис. 170 г), Кабале (Казиев С.М., 1964, с. 66) (табл. 192, 1, 27, 28) и костяная 17-сантиметровая пластинка из крепости Гюлистан (Джидди Г.А., 1967, с. 114) с нарезами для продевания шерстяных ниток (табл. 192: 34). Она использовалась, судя по этнографическим данным, для изготовления пращи (сапанд) из шерсти. Костяные проколки найдены в Байлакане, Кабале, Гяндже и Баку. Один их конец — широкий и закругленный, нередко орнаментированный, другой — заточен (Ахмедов Г.М., 1979, рис. 21). (табл. 192, 21, 33). Костяные гребни найдены в Байлакане. По форме они повторяют современные двусторонние гребенки, которые до настоящего времени используются в деревнях. Рукояти ножей и другие пластины — накладки, украшенные врезанным геометрическим орнаментом и кружочками, происходят из оренкалинских (байлаканских) раскопок (табл. 192, 7, 25). Особенно изящен костяной нож (Ахмедов Г.М., 1979, рис. 46д) (табл. 192, 31).

Основную массу костяных предметов из средневековых раскопок (Байлакана, Кабалы, Гянджи и т. д.) составляют пуговицы, обычно имеющие вид конуса со сквозным отверстием. Наружная поверхность пуговиц богато украшена кружочками, так называемым «глазковым орнаментом» в различных комбинациях. Иногда они украшены врезными геометрическими фигурами из мелких треугольников, ломаными линиями и т. д. (Ахмедов Г.М., 1979, рис. 46 д-у). Некоторые из них выполнены настолько искусно, что их можно назвать подлинно художественными произведениями. Особенно следует отметить врезанные изображения птиц на пуговицах. Мастера-косторезы пользовались токарным станком и усовершенствованными циркулями. Такие пуговицы, видимо, украшали дорогие кожаные одежды (табл. 192, 3–5, 8-20, 22, 26, 32).

В связи с очень плохой сохранностью железных орудий труда, они дошли до нас в незначительном количестве и ассортименте. То же можно сказать и о предметах вооружения. В Байлакане, Шемахе, Гяндже были обнаружены обломки копий (табл. 193, 1, 2), наконечники стрел (табл. 193, 3-13), кинжалы (табл. 193, 19, 20) и боевые ножи (табл. 193, 14–18). Остальное оружие, о существовании которого мы знаем по письменным источникам, попадается только в виде разрозненных проржавевших обломков (куски мечей и палашей, пластины панцырей и пр.).

Медь и бронза в основном употреблялись для изготовления посуды и украшений (табл. 194).

Особую группу медной посуды составляют медные светильники. Они найдены в Кабале, Байлакане и в Баку. Кабалинский светильник, относящийся к XI в., изготовлен из нескольких частей, имеет 4 ножки и 5 носиков для фитилей. Горло светильника прикрывалось крышкой. Из Байлакана происходит светильник, который имеет форму маленькой чашечки с открытым в виде слива носиком и кольцеобразной ручкой. Оригинальную форму имеют два бакинских светильника-подсвечника (шамданы), обнаруженные при раскопках во Дворце Ширваншахов (Левиатов В.Н., 1948а, с. 113–114). Они имеют форму бокала на высокой, несколько расширявшейся книзу ножке. Края бокала осложнены шестью выступами в виде углов. Внутри бокалов припаяно по одной трубке для фитиля. Вместе со светильниками-подсвечниками в слоях XI–XIII вв. найдена литая медная, граненная снаружи ваза на одной ножке (табл. 194, 28). Из Кабалы происходит медная «чернильница» с круглыми дном и четырехугольной горловиной. Там же найдена маленькая медная литая чашечка с орнаментальным пояском в середине (Исмизаде О.Ш., 1964а, с. 127) (табл. 194, 27). Из Байлакана происходит неглубокая чаша с тремя низкими ножками с выгравированными розетками в середине и благопожелательной куфической надписью (табл. 194, 24). С большим художественным мастерством отлиты фигурные украшения котла в виде сиринов (табл. 195, 8) и фигурные ручки котла, трактованные как ноги животного с выступающими звериными мордами посередине (Якобсон А.Л., 1959а, с. 145) (табл. 194, 25). В такой же технике, т. е. путем литья, изготовлены медные гири (табл. 193, 29, 32), фигуры птиц из Байлакана и Гянджи (табл. 195, 28, 29). Из листовой медной пластинки изготовлены чашки весов с тремя отверстиями по бокам для подвешивания, найденные в Байлакане (табл. 193, 21, 22). Таким же способом сделаны медные ложки из раскопок Байлакана и Кабалы (табл. 194, 26).

Украшения из средневековых памятников Азербайджана представлены в основном вещами из цветных благородных металлов, из меди и бронзы, из драгоценных и полудрагоценных камней и из стекла.

Раскопки средневековых городов предоставили нам большой набор медных украшений, особую группу составляют женские и детские украшения; массивные, полые витые из проволок и плоские браслеты (табл. 194, 1–6) с разнообразно обработанной поверхностью (насечками, выступами, змеевидными концами), серьги — проволочные или с металлическими шарикообразными бусинами (табл. 195, 10–13), цепочки, перстни (с металлическими щитками, с каменными вставками, или с печатями) (табл. 195, 1–6), подвески — медальоны, фигурные бубенчики (табл. 195, 7, 20, 21, 23), ожерелья (табл. 195, 26, 27), накладки на одежду и пояса и пр. В Байлакане, Баку и Кабале часто встречаются крупные колокольчики и бубенчики, использовавшиеся в средние века для подвешивания на шею верблюдов, лошадей, мулов и коз для украшения или чтобы облегчить их поиски (табл. 195, 22).

Раскопки средневековых городов и селений Азербайджана дали очень небольшое количество золотых и серебряных предметов. Объясняется это, по-видимому, тем, что большинство средневековых городов Азербайджана были жертвами нападений иноземных захватчиков — арабских, сельджукских, монгольских и др., которые грабили население и вывозили добычу, состоявшую в значительной степени из драгоценных изделий.

Зато раскопки средневековых городов Азербайджана — Гянджи, Кабалы, Шемахи, Баку, особенно Байлакана дали большую коллекцию стеклянных украшений, среди которых доминируют браслеты (табл. 194, 12–23). В сечении они круглые, полукруглые, овальные или сегментообразные. Много витых браслетов. Встречаются однотонные (зеленые, синие, желтые) и разноцветные браслеты. Не имеют себе аналогий только витые браслеты из прозрачного с зеленым оттенком стекла, внутри которых проходит волной цветная (красная) нить, обнаруженные в Байлакане. Браслеты обычно имеют заходящие концы, большинству которых придан вид головы змеи. Стеклянных колец больше всего найдено в Гяндже (Джафарзаде И.М., 1949а, с. 81–82). Разнообразны по форме, цвету и по орнаменту стеклянные бусы — шаровидные, ячменоподобные, цилиндрические, бочкообразные однотонные или разноцветные (табл. 195, 31). Характерны цилиндрические бусы с накладными бирюзовыми или желтыми ниточками, бусы-амулеты, инкрустированные цветным стеклом, и бусы из разноцветного стекла (Ахмедов Г.М., 1979, рис. 63).

Хотя орудия труда и остатки мастерских средневекового стеклянного производства в археологических раскопках не обнаружены, представляется очевидным местное происхождение этих массовых, более дешевых, сравнительно с металлическими, ярких и красивых украшений. Также не вызывает сомнений существование мастерских по изготовлению весьма распространенной в городах стеклянной посуды (табл. 190).

Установлено, что при изготовлении стеклянных сосудов применялись свободное дутье, дутье в форме и отлив в форму. Наиболее распространенными в Азербайджане были первые два способа. Протягиванием стекла мастера изготовляли кольца и браслеты, дроблением — бусы. Для XI — начала XIII в. особенно характерны более широкое применение цветного стекла, появление новых видов украшений на сосудах — главным образом накладных (в виде нитей, зубцов, витков), штампованных и инкрустированных. Рельефные украшения наносились повторным дутьем: первый раз стеклянную массу дули в форму для образования украшения, второй раз внутрь первого дутья — для получения внутренней стенки сосудов. Подобные сосуды известны в Байлакане. Донная часть чашеобразных сосудов обычно вогнута внутрь.

В слоях IX–XIII вв. вместе с очень тонкими и первоклассными изделиями встречаются и более грубые стеклянные сосуды, тоже изготовленные способом дутья (табл. 190, 5). В стенках таких сосудов в значительном количестве остаются пузырьки от воздуха, что и определяло их низкое качество. Цвет подобных сосудов зеленый, они имеют пузатое туловище с вогнутым внутрь дном и узким невысоким горлом (Байлакан, Кабала).

Для ранних слоев (IX–X вв.) характерны тонкостенные чаши цилиндрической формы, без ручек, со скромным орнаментом (Фоменко В.П., 1962, с. 31–41) (табл. 190, 9, 10). В слоях XII — начала XIII в. стеклянные изделия становятся разнообразнее — как по форме, так и по украшениям (Фоменко В.П., 1965а, с. 161–166). Сравнительно чаще встречаются сосуды со штампованным орнаментом и накладными узорами (табл. 190, 1, 2, 4, 5–8). Имеются сосуды с резьбой и гравировкой. Для Байлакана характерны маленькие рюмочки с длинным носиком своеобразной формы: прикрепленный к горлу или немного ниже горла сосуда носик постепенно изгибается вниз (табл. 190, 8). Странной кажется закрытая с одной стороны стеклянная трубка, имеющая боковое отверстие с одного, немного расширенного конца (табл. 190, 11). Подобные сосуды известны в Байлакане и Гяндже. Возможно, они употреблялись алхимиками или, возможно, были принадлежностью детских люлек (сумаками).

Повсеместное развитие сложных и трудоемких ремесел, изготовление великолепных изделий из самых разнообразных материалов, естественно способствовало не менее бурному развитию внутренней и внешней торговли в стране.

Развитие торговли в городах подтверждается археологическими находками таких предметов, как чаши весов, металлические и каменные гири, разновесы, в жилье горожан. Они найдены в Байлакане (Ахмедов Г.М., 1979, рис. 54), Кабале, Гяндже (Джафарзаде И.М., 1949а, с. 84) (табл. 193, 21–31).

Городские ремесленники работали в основном на рынок. Это археологически хорошо прослеживается на керамических материалах: массовость выпуска, стандартизация формы, применение штамповки и т. д. Любопытен факт отсутствия имен владельцев на блюдах и чашах с благопожелательными надписями, хотя имена мастеров на этих блюдах и чашах указываются часто. Мастера, изготовлявшие сосуды, не знали, кто ими будет владеть. Привлекают внимание сферо-конические сосуды из Байлакана со штампами Фазлуна двух типов: на одном указано только имя мастера, на другом и название города. Можно предполагать, что сферо-конусы со штампами второго типа были предназначены для вывоза.

Города Азербайджана были связаны между собой торговыми караванными путями (рис. 18). Эти пути подробно описаны в первоисточниках и в специальной литературе (Манандян Я.А., 1954, с. 253–259; Буниятов З.М., 1965, с. 166–170).

Все основные маршруты караванных путей Азербайджана до конца изучаемого периода оставались почти неизменными. Наиболее значительными были тракты: Ардебиль-Берзенд-Балхаб-Варсан-Байлакан-Юнан-Барда, связывавший центральные районы Аррана с южными городами; а затем Двин-Берткунк-Матрис-Каганкатюк-Барда; Нахичевань-Xой с ответвлением в направлении Маранд-Тебриз-Дехаркан-Марага, в Салмас-Урмия-Марага и в Армению; тракт Барда-Гянджа-Шамхор, Хунан-Тбилиси, ведший в Грузйю; путь Барда-Барзендж-Шемаха-Ширван-Шабран-Дербент, связывавший центральные районы с Севером. Письменные источники не отмечают пути, пролегавшего по побережью Каспия. Археологическими разведками в последние годы обследованы прикаспийские средневековые городища — «Галача» в районе Имишли (около села Сарханлы) (Ахмедов Г.М., 1979, с. 74). «Гырх-Чырах» (на перекрестке автодорог Баку-Ленкорань и Сальяны-Алимбайрамлы), «Кюрсангах» (на сотом километре дороги Баку-Ленкорань), городища около Карадага и др. пункты. Городища эти богаты глазурованной керамикой IX–XIII вв., и они свидетельствуют о наличии приморских караванных путей.

Торгово-караванные связи средневековой Кабалы с низменными районами проходили через ущелье по реке Турян-чай (Саваланский проход) и Геок-чай (Алванский проход) (Кадыров Ф.В., 1965, с. 257–267). Местное население до сих пор знает «Элчи-йолу» («Путь послов») в районе Кабалы и Агдаша (Ареша) и «Байлакан йолу» (Байлаканская дорога) в Мильской степи (Ахмедов Г.М., 1979, с. 74).

На путях через р. Араке были поставлены мосты. Известен каменный двенадцатиарочный Худаферинский мост (XII в.) (табл. 193, 33) и мост вблизи Джульфы (XII–XIII вв.) около Нахичевани на оживленном торговом тракте, соединявшем Нахичевань с городами Ближнего Востока. На караванном пути Гянджа-Тифлис в XII в. был построен Красный мост (Сыныг-керпю) через реку Храм, который реставрирован в XVII в. (Усейнов М. и др., 1963, с. 104–108). Археологи вскрыли остатки мостов через реку Гянджа-чай около г. Гянджа (Щеблыкин И.П., Горчакова И.Г., 1947, с. 6).

На караванных путях были возведены и караван-сараи — постоялые дворы, где «купец мог отдохнуть и в случае чего укрыться от разбойников» (Гордлевский В.А., 1960, с. 148). Сохранились остатки караван-сарая на р. Пирсагат на пути Шемаха-Сальяны, соединявшем столицу ширваншахов с ближневосточными странами. Караван-сараи располагались на пути от горы Беш-Баргмаг на пути Баку-Дербент, Сангачалы, Миаджик и Хильмилли на пути Шемаха-Баку.

Товары Азербайджана, перешагнув внутренние рынки, распространялись за пределами страны. Города играли еще более значительную роль в международной торговле. Этому, начиная с VIII в., способствовало перемещение международных торговых путей с юга на север, что подняло роль городов Ширвана и Аррана (Манандян Я.А., 1954, с. 200). Как в IX–X вв., так и в XII и начале XIII в., наиболее крупные центры ремесла и торговли были сосредоточены в северных областях восточного Закавказья. Прежняя роль путей через Трапезунд-Черное море переходит в руки азербайджанских городов, которые через Грузию связывали Юг и Восток с западными странами и через Хазарию — с Восточной Европой. В XI в. Барда, являвшаяся до того главным городом всего Закавказья, уступила свое место Гяндже. На юге же Азербайджана до начала XIII в. не было городов, «которые могли бы сравниться с Гянджей» (Петрушевский И.П., 1937, с. 910). Образование больших империй — халифата Аббасидов, а затем сельджукского государства — создавали благоприятные условия для широкого мирового общения стран, входивших в их состав. Международная торговля несколько затихала во время завоевательных войн и междоусобиц феодалов. Но разрушенные войной города и торговые пути быстро восстанавливались. После того, как землетрясение разрушило Гянджу в 1139 г., по словам ал-Бондари, город отстроился еще в «лучшем виде, чем был» (Альтман М.М., 1949, с. 62).

Археологические раскопки установили, что в изучаемый период из далеких стран в Азербайджан привозились такие хрупкие изделия, как художественная керамика, особенно фаянс и селадон, стеклянные изделия, бусы, раковины-каури и другие ценные товары. Известно, что родиной селадона был Китай, а фаянса — Иран. В Азербайджане чаще встречается фаянсовая керамика, особенно много ее было в Байлакане и Гяндже (Шелковников Б.А., 1959, с. 303–323; Ибрагимов Ф.А., 1965а, с. 183–192; Ахмедов Г.М., 1979, с. 75–76; Левиатов В.Н., 1940, с. 31–32).

Большое значение для исследования международных связей древнего Азербайджана имеют монеты. С IX в. в стране использовались и чеканились золотые, серебряные и медные монеты. Золотых монет почти не чеканили, но резко увеличился в эти столетия (IX–XIII вв.) выпуск серебряных монет — диргемов, служивших основной единицей международной торговли, и медных — фельсов, использовавшихся главным образом для внутренней торговли. Клады при раскопках встречаются редко. В составе монетных кладов этого периода нет новых, не находившихся в обращении, не потертых экземпляров монет. Таков бардинский клад 1940 г. (Пахомов Е.А., 1943, с. 82). В составе монетных кладов имеются не только монеты местной чеканки, но и других стран и областей, входивших в территорию халифата, начиная от закаспийских, кончая североафриканскими. Это показывает, насколько широк был территориальный охват торговли, в которую был вовлечен Азербайджан (Пахомов Е.А., 1959, с. 59). Серебряные монеты азербайджанского чекана, как и монеты других городов Востока, нередко уходили далеко за его границы, особенно на Север. На основании монетных находок в Азербайджане и соседних с ним странах, а также на Руси, в Германии, Швеции, Норвегии, Англии и в других странах установлено, что в этот период монетные дворы Закавказья и прилегающих к нему областей работали усиленно (Пахомов Е.А., 1926, с. 22). Монеты чеканились с отметкой места выпуска: городов Барды, Дербента, Езидийе, а также стран «Арран», «Армения» и «Азербайджан». Монеты имели имена халифов, их наследников, иногда — областных наместников и других лиц (Пахомов Е.А., 1959, с. 59). В период правления Саджидов (889–929) в Азербайджане параллельно с халифскими монетами монетные дворы Ардебиля, Барды, Мараги чеканили динары и дирхемы Саджидов, которые наравне с халифскими играли заметную роль в международной торговле (Азимова Л.А., 1977, с. 98).

Расширение денежного хозяйства и рост нужды в деньгах как средстве обращения были, видимо, одной из причин «серебряного кризиса» в Азербайджане и на всем Ближнем Востоке, начавшегося в XI в. Ослабление халифата, политическое усиление отделившихся от него феодальных государств, возросшая потребность в деньгах привели к тому, что многие феодалы сами чеканили медные монеты. Снизилось искусство чеканки монет, ухудшилась их проба, начинается выпуск посеребренных монет, иногда для нужд торговли в мелких номиналах приходилось разбивать дирхем на 2, а иногда на 3 части. Так например, в составе Кабалинского клада, зарытого в землю в первой половине XI в., большинство монет оказались посеребренными и дроблеными на 2 и 3 части, которые чеканились правителями из династий Ширваншахов, Шаддаридов и Раввадидов (Сейфеддини М.А., Ахмедов Г.М., 1978, с. 57–66). В XII в. часто появлялись и фальшивые монеты. «Серебряный кризис» тормозил развитие международной торговли, но он не мог приостановить ее. Феодальные правители Азербайджана, как и других мусульманских стран, для преодоления тормозящего влияния этого кризиса, кроме своих имен, стали выбивать на монетах имена сельджукских султанов, а иногда и багдадского халифа, с целью обеспечить своим монетам обращение по всей территории сельджукской феодальной империи (Быков А.А., 1938, с. 79; Капанадзе Д.Г., 1955, с. 61). Медные монеты путем безналичных расчетов употребляли во внешней торговле. Функция серебра «как средства обращения, средства платежа и международных денег успешно были замещены медью и золотом» (Буниятов З.М., 1978, с. 209). К последним относятся византийские солиды и сельджукские динары, часто находимые на территории Азербайджана.

Нумизматическими находками установлено, что в XII — начале XIII в. медные монеты каждого государства использовались в основном в пределах своей территории, за границу они уходили в незначительных количествах (Пахомов Е.А., 1957, с. 85). Лишь изредка в единичных экземплярах дербентские монеты встречаются в Ширване, а монеты ширваншахов в зонах Байлакана и в других местах. Они попадаются и в составе грузинских кладов. Шире распространялись сельджукские монеты как в северных районах Азербайджана, так и в южных.

На серебряных монетах IX–X вв. чеканилось название города или местности их чеканки, на медных монетах XII — начала XIII в. этих указаний нет ни на дербентских, ни на ширванских монетах и на двух разновидностях сельджукских монет. Только крупные, тяжелые экземпляры монет того времени имеют название города Ардебиль. Встречаются монеты «правильного» и «неправильного» чекана разного веса (Пахомов Е.А., 1957, с. 85–89). Много монетных находок этого периода дали байлаканские (Рагимов А.В., 1959, с. 351–365), Гянджинские (Джафарзаде И.М., 1949, с. 95–96) и кабалинские раскопки. Монеты найдены были также в Баку, Нахичевани, Шемахе, Шабране, в крепости Полистан и в других местах.

В XII — начале XIII в. в Азербайджане не было единой монетной системы, но монеты были везде, их выпускали во многих местах. Они прочно вошли в хозяйственную жизнь страны.

Важнейшим источником для исследования истории, культуры (образованности и грамотности), как и в любой другой стране, являются эпиграфические памятники. Они знакомят нас с не известными до того именами правителей, должностных лиц, мастеров и др. Надписи на архитектурных памятниках содержат имена феодалов, по велению которых построены здания, а иногда и имена мастеров-строителей. Надписи на монетах сохранили имена правителей, от имени которых монеты чеканились, а надписи на керамических и металлических сосудах — имена мастеров-ремесленников.

Алфавит этих надписей арабский, выполнены они письменами типов куфи и насх, каждый из которых имеет свои разновидности (Гюзальян Л.Т., 1959, с. 325). Только в Гяндже найдены два фрагмента сосудов со штампованными армянскими надписями (Абрамян А.Г., 1964, с. 12–15), и на бракованном сферо-коническом сосуде из Байлакана нанесены как будто буквы армянского алфавита, которые читаются «с известной натяжкой как Торос».

Очевидное преобладание арабской письменности связано с широким распространением ислама, ставшего в Азербайджане господствующей религией. По всей стране строились мечети и ханеги. Большинство из них сохранилось и хорошо изучено архитекторами (Усейнов М. и др., 1963, с. 42–44, 70–80). Раскопкам подверглось очень небольшое количество развалин. Характерно, что на месте древних мечетей ставились новые, повторяющие планы более ранних. Таковы мечеть в Шемахе (Джидди Г.А., 1971а, с. 85–90) и мечеть, расположенная в Бакинской крепости «Санык-кала», в которой сохранился от старой постройки минарет XI в. (Усейнов М. и др., 1963, с. 71).

Образцом культового сооружения типа ханега может служить комплекс сооружений на р. Пирсагат, на древнем пути из Шемахи в Иран. Ханета состоит из зданий мечети с примыкающими к ней небольшими помещениями, в том числе почитавшейся святыней усыпальницы Пир Хусейна, минарета и других более мелких помещений. Комплекс защищен крепостными стенами. Вне стен находился перекрытый каменными сводами караван-сарай (Усейнов М. и др., 1963, с. 75–80).

Памятник типа ханега вскрыт в селе Гейляр, в 17 км к югу от Шемахи, и известен в народе как «Пир-Мардакян». Здесь сохранился мавзолей, построенный из хорошо тесаного камня, рядом с которым обнаружены остатки ряда сооружений — мечети, караван-сарая, худжры, датируемые на основании надписи на стеле, стоящей в изголовье могилы внутри мавзолея, концом XII — началом XIII в. (Нейматова М.С., Джидди Г.А., 1979, с. 515).

Интересно сооружение, открытое около Девичьей башни в Ичери-шехере (цитадели) города Баку. Сооружение обрамлено с тех сторон аркадой и эйваном. Арки базируются на восьмигранных каменных колоннах с капителями. Двор сооружения имеет форму квадрата, на середине которого находятся колодец и остатки каменной колонны, стоявшей на восьмиугольной трехступенчатой каменной платформе. Двор сооружения использован как священное место для захоронения покойников мусульманским населением города в XIV–XVII вв., и поэтому этот комплекс можно считать «культовым памятником вроде двора мечети или медресе» (Исмизаде О.Ш., Джидди Г.А., 1976, с. 199).

Только на окраинах страны, особенно в горных районах сохранились христианские церкви, часовни, монастыри.

Археологические исследования развалин храма были проведены, в частности, на городище Гяуркала. Храм был сооружен из хорошо обтесанных блоков известняка. Это однонефное большое здание (62 кв. м) с пристройкой с северной стороны. В апсиде прослежено алтарное возвышение. Полы основного помещения, а также алтарная часть вымощены плоскими прямоугольными хорошо обработанными плитами. На некоторых плитах выгравированы магические изображения. Обнаружено много камней с изображением крестов, архитектурные детали из камня и гипса с геометрическим или растительным орнаментом. Судя по большому количеству обломков черепицы в развалинах, крыша храма была черепичная. Датируется он VIII–X вв. (Ваидов Р.М., 1965, с. 167–182).

В связи с утверждением в стране ислама произошли существенные изменения и в погребальной обрядности. Почти полностью вытесняются языческие обряды захоронения покойников, заметно сокращается количество захоронений по христианскому обряду. Постепенно исчезает обычай помещать вещи в могилу. При раскопках встречались могилы со скорченным положением скелетов (языческие), на спине (христианские), с лицом на юг и на правом богу (мусульманские). Господствующим обрядом был последний. Мусульманское население хоронило своих покойников в грунтовых могилах, иногда с кирпичным перекрытием, в кирпичных или каменных склепах, в редких случаях в деревянных гробах. Грунтовые могилы раскопаны в Кабале, в Байлакане (Фоменко В.П., 1965, с. 47–55) и других местах. Захоронения в склепах обнаружены в Байлакане (Ахмедов Г.М., 1979, с. 88), в Кабале и в Хараба-Гилане. Иногда склепы служили для семейного захоронения. Примером погребения мусульман в гробах может служить могила Низами Гянджави в Старой Гяндже. На мусульманских могилах часто ставили намогильные камни, художественно оформленные, с высеченными арабскими и персидскими надписями и орнаментом. Намогильные камни в большинстве случаев состоят из двух частей: стелы и «сундука» (цоколя). В некоторых районах вместо «сундуков» встречаются плоские каменные плиты. Всю наружную поверхность сундуков и лицевую сторону стелы обычно заполняют врезными надписями и украшают геометрическим и растительным орнаментом, а также отдельными рисунками, изображающими различные цветы и предметы быта (Джафарзаде И.М., Джафарзаде С.К., 1956, с. 104). Имелось и священное место, где мусульманское население по завещанию умирающего временно хоронило своих покойников, чтобы в дальнейшем их кости увезти в главное святилище мусульман — Мекку. Подобное священное место выявлено около Девичьей башни в Ичери-шехер средневекового Баку (Исмизаде О.Ш., Джидди Г.А., 1976, с. 184–199). На могилах феодальной верхушки и почетных людей иногда сооружались богато оформленные мавзолеи. Они построены или из камня, или из обожженного кирпича. Археологически они вскрыты на территории Сельбира городища Кабалы, в Байлакане и в Баку. Мавзолеи, сохранившиеся до наших дней, хорошо изучены архитекторами. Для мавзолеев Азербайджана характерен ряд особенностей, а именно: подчеркнутость вертикальных членений, абрис наружного пирамидального или конического шатра купола, удлиненность пропорций порталов, входных проемов, ниш. Свойственный этим сооружениям развитый цоколь, как правило, облицовывался крупными блоками. Покрытие мавзолея обычно было двойным, причем внутренний купол, в отличие от внешнего, стрельчатого или эллиптического очертания (Усейнов М. и др., 1963, с. 81).

Христианское население продолжало хоронить своих покойников в склепах, каменных саркофагах, грунтовых и сырцовых могилах (Геюшев Р.Б., 1973, с. 19). Каменные саркофаги обнаружены в с. Зимирхач Бардинского района (Нариманов И.Г., Рустамов Д.Н., 1965, с. 198–200), в Гяуркале (Ваидов Р.М., 1965, с. 177) и в других местах. Появляются надмогильные камни с изображением креста или с бытовыми изображениями (Геюшев Р.Б., 1968, с. 38–43).

Подведем краткие итоги. Приведенные в данной главе археологические и нумизматические материалы подтверждают и дополняют сведения письменных источников о неуклонном росте экономики и культуры Азербайджана, о его важном месте в экономической системе феодального Востока. Наряду с дальнейшим развитием сельского хозяйства и ремесленного производства, особенно большое значение приобретали города, превратившиеся уже в IX–X вв. в крупные ремесленно-торговые центры. В них сосредоточилась экономическая, политическая и культурная жизнь страны. Не вмещаясь в переделы цитадели и шахристана, они расширялись за счет ремесленных и торговых кварталов. Об интенсивной жизни в городах свидетельствует мощность и насыщенность культурных слоев. Несмотря на то, что в XI в. Азербайджан неоднократно подвергался нашествиям войск Византийской империи, различных племен с севера, а также огузских и сельджукских отрядов из Средней Азии, нанесшим огромный ущерб экономике страны, в XII–XIII вв. страна быстро восстанавливается.

В XII — начале XIII в. феодальные города Азербайджана переживают период своего наивысшего расцвета. В стране насчитывалось около 50 крупных и мелких городов. В городах расширяется строительство фортификационных сооружений, дворцовых жилых и хозяйственных построек, культурно-бытовых объектов, медресе, мечетей с минаретами, водопроводных и канализационных линий. Большой размах получает расширение городов за счет увеличения их рабадов — ремесленно-торговых кварталов и базарных площадей. Наряду с быстрым развитием городских ремесел происходил одновременно процесс их специализации. Специализация по отраслям ремесленного производства происходила и между отдельными городами; каждый город славился продукцией определенной отрасли ремесла. Расширились и укрепились связи города с его округой. Часть сельскохозяйственной продукции обрабатывалась в городах.

Города были связаны между собой торговыми путями. На караванных путях строились мосты, караван-сараи, постоялые дворы. Используя эти дороги, азербайджанское купечество активно участвовало в местной и международной торговле. Археологические данные и письменные источники свидетельствуют о существовании торговой и культурной связи Азербайджана с Киевской Русью, с городами Поволжья, с Византией, Ираном, Сирией, Египтом, среднеазиатскими странами и даже с китайскими городами.

Культура феодального города развивалась вместе с формированием и развитием экономической жизни городов, их ремесел и торговли, с расширением их связей с внешним миром. Как ремесленное производство азербайджанского города, так и его культура в целом складывалась на базе культуры не только феодального замка, но и культуры сельского населения, а также кочевников, постепенно оседавших в городах.

Вместе с тем в архитектуре и прикладном искусстве оживают и развиваются местные традиции. Возникают местные архитектурные школы: арранская, нахичеванская и ширвано-апшеронская. Архитекторы создавали великолепные памятники как у себя на родине, так и в Средней и Малой Азии, Иране и в других странах.

Именно в эти столетия Азербайджан подарил миру блестящую плеяду мыслителей, зодчих, поэтов и ученых. Среди них философ Бахманяр, философ и грамматик Хатиб Тебризи, историк Масуб инб Намдар, поэтесса Мехсети Гянджеви, поэт Хагани Ширвани, зодчий Аджеми Абубекр Нахичевани. Вершиной общественной и культурной мысли Азербайджана было творчество Низами Гянджеви.

Степень развития всех ответвлений общественной, экономической и культурной жизни в стране была настолько высокой, что народ смог пережить даже монгольские тотальные погромы, сохранив и восстановив почти все достижения прошедших веков расцвета.