Кто посягает на олимпийский огонь?

«Огонь в моем сердце»

или Ода верности олимпийскому факелу

«О, мать соревнований, увенчанная золотым венком Олимпии…»

Чеканные бессмертные строки Пиндара рассекают тишину священной рощи Альтис. Голос верховной жрицы набирает силу, эхом раскатывается по холмам Аркадии, и вот уже нет руин, древних камней, а вместо них — величественный храм Г еры, одно из чудес света, и время течет вспять, и соединяются тысячелетия.

Жрица читает Пиндара, а рядом на алтаре в чаше огонь — скромный росток золотого пламени, только что рожденный от лучей солнца. Долгожданный огонь, вестник будущих игр. Еще несколько мгновений, и жрица поднимет факел, зажжет его от огня в чаше и, передав факел белокурому тонконогому бегуну, что уже замер у мраморной черты, даст старт самой удивительной эстафете.

…Жаркий июльский вечер восемьдесят третьего, прекрасный московский вечер, ласковое дыхание горячего ветра, ни облачка на небе — и уже предчувствие приближающейся прохлады.

В Лужниках только что закончился торжественный и величественный праздник открытия Спартакиады народов СССР, и теперь редакционный «Москвич», повизгивая шинами на поворотах, вез бригаду «Советского спорта» в гостиницу «Украина», где уже через несколько минут должен был начаться прием для почетных гостей соревнований. Предстояло взять у гостей короткие интервью в номер, расспросить их о впечатлениях от церемонии открытия, и мы, боясь опоздать, торопили водителя.

Что ж, мы успели вовремя: гости только-только начали заполнять просторный зал. Тут были многие знаменитости: руководители международного олимпийского движения, международных спортивных федераций, представители национальных олимпийский комитетов тех 56 стран, что направили свои делегации в Москву. Здесь были и те, о ком шла речь в этой книге, — Хуан Антонио Самаранч и Вилли Дауме, Поль Либо и Примо Небиоло, Рауль Молле и Моник Берлю. Все они были в восторге от церемонии открытия Спартакиады, с удовольствием делились впечатлениями…

Среди почетных гостей я и увидел ее. Верховную жрицу Олимпии. Ту, что является главным действующим лицом величественной и полной символов церемонии, за которой следит весь мир.

Вы уже поняли: я увидел выдающуюся греческую актрису Марию Москолиу. Да, она была гостем Москвы и даже участницей церемонии открытия Спартакиады: вышла на поле стадиона с голубем в руках — и выпустила белоснежную птицу в московское небо.

Интервью с Москолиу! Такой материал, без сомнения, мог украсить следующий номер газеты. Мысленно я даже увидел свой будущий материал на полосе. Три колонки текста, большой, в несколько строк, заголовок и снимок. Снимок высокой сильной женщины. Прекрасное лицо, длинные плавные руки. Жесты, исполненные благородства и поразительной торжественности.

Белый голубь в ладонях.

Дело, таким образом, оставалось за «малым» — за самим интервью. Я подошел к Марии, представился. Попросил разрешения задать несколько вопросов.

Москолиу смутилась:

— Я ведь не спортсменка, хотя и очень люблю спорт…

— Вы жрица, и вас знают болельщики во всем мире…

— Я актриса, которая зажигает священный огонь, вот и всё. Но уж коли вы настаиваете на интервью, хочу рассказать о сокровенном. О том, что значит для меня роль жрицы. Главное — огонь в моем сердце. Вот он рождается, слабый язычок пламени, как жизнь, как вечность, и, поверите ли, все мое естество трепещет. И вот в эти минуты я, безусловно, уже не просто актриса Мария Москолиу. Я — все мы, все человечество, люди прошлого и будущего. Те, кого я знаю, и те, кто мне незнаком. Все матери мира. Я смотрю на огонь, произношу оду Пиндара, и во мне просыпается удивительное чувство ответственности за нашу планету, за всех нас. Мне кажется, что это же чувство должны испытывать все, кто составляют международное олимпийское движение. Ответственность!..

А ведь жрицей я стала случайно, — она улыбнулась. — Такое бывает, наверное, с каждым: случайность переворачивает жизнь. Приближались зимние Игры-64, и выяснилось, что Алека Кателли, актриса, которая тогда исполняла роль жрицы, не сможет участвовать в церемонии зажжения огня — собралась на гастроли. В нашем Национальном олимпийском комитете стали искать замену. Мария Хоре, прекрасный хореограф и балерина (она, кстати, занимается с юными жрицами, моими помощницами), предложила мою кандидатуру. Та церемония запомнилась мне особо — было холодно, в Олимпии шел снег… С тех пор зажигать огонь доверяли мне, так что в моем доме собралась уже большая коллекция факелов.

Я спросил: быть жрицей и быть актрисой — это одно и то же? Руины Олимпии — сцена? Церемония зажжения огня — спектакль?

— Что вы! — Москолиу даже чуть-чуть обиделась. — Театр — это все-таки театр, представление. Играть, зажигая огонь, нельзя — сразу станет видна вся фальшь. Нужно жить. Нужно верить, что олимпийский огонь — символ мира, такое необходимое всем нам и связующее всех нас звено. Нет, это не спектакль, это сама правда. История, сливающаяся с настоящим. Мне повезло в театре. Я работала с замечательными мастерами, сыграла немало ролей, о которых другие только мечтают, — была Ифигенией, Электрой, Медеей, Клитемнестрой, Федрой в пьесах Эсхила, Софокла и Еврипида. Древние сказали всю правду о человеке. Но быть жрицей — совсем иное. И другая ответственность. Во время первых церемоний мне было страшновато, я волновалась. Теперь волнение ушло. Вместе с ним ушла игра, уступила место правде чувства, полному раскрепощению. — Москолиу помолчала. Потом, словно подытоживая, сказала: — Церемония зажжения огня — символ. Язычок пламени слаб, как каждый из нас в отдельности. А все вместе мы — сила. Нас, таких разных, объединяет олимпийское движение. Его нужно беречь, лелеять. Вот то послание, которое я хочу донести до миллионов сердец, исполняя роль верховной жрицы.

Вокруг зааплодировали. Оказалось, мы уже давно стоим в кольце слушателей. Этими слушателями были вершители олимпийских судеб, деятели МОК и федераций.

— Мария, — спросил президент Международной федерации стрельбы из лука Франческо Некки-Русконе, — чем все-таки, если не секрет, вас, актрису, привлекает спорт?

— Благородным началом. Прекрасна победа, но прекрасно и участие. В истинно спортивном поединке нет места злу, подлости, грубости. Спорт всех расставляет по своим местам. И еще он воспитывает, учит. Быть человеком тоже нужно уметь.

Вновь раздались аплодисменты. А Москолиу, словно вдруг застеснявшись того, что овладела вниманием зала, сказала мне почти шепотом:

— Здесь жарко, давайте выйдем на воздух. И, знаете что, покажите мне Москву. Я ведь еще почти не видела вашей столицы. Может быть, есть такая точка, чтобы весь город — с птичьего полета…

…Мы стояли на смотровой площадке Ленинских гор. В этот вечерний час Москва казалась особенно прекрасной. В последних лучах солнца золотились купола кремлевских соборов. Вдаль, будто белокрылые парусники, уплывали громады Калининского проспекта. Прямо под нами, через Москву-реку, раскинулось спортивное царство Лужников, на ветру трепетали разноцветные флаги стран-участниц спартакиадных стартов, а в чаше стадиона, в олимпийской чаше, кипел огонь, зажженный несколько часов назад.

— То, что меня пригласили на Спартакиаду, — настоящий подарок, — сказала Москолиу. — Из тех, что на всю жизнь. Обязательно напишите об этом в вашей газете. Я хочу поблагодарить всех вас, советских людей.

Я заверил Марию, что выполню ее просьбу.

— И еще напишите, — сказала Москолиу, — что я люблю всех вас, потому что у вас в стране спорт ценят, даже почитают. Потому что в ваших сердцах горит олимпийский огонь. Спасибо за это. Вы понимаете, что спорт — это мир, это прекрасное будущее без войн, когда каждый готов протянуть тебе руку помощи.

Обстоятельства так сложились, что я не могла приехать на Олимпиаду в Москву. Следила за стартами по телевидению, болела изо всех сил. Но одно дело — телеэкран, другое — личный контакт. Вот теперь я здесь, гость Спартакиады, я стараюсь заглянуть советским людям в глаза и души. Я вижу, что это глубокие люди, думающие, анализирующие. Это добрые люди, свято чтящие историю своей страны. И уверенные в себе. Уверенность необходима. Она продуктивна. Она рождает надежду.

В ваших сердцах горит олимпийский огонь, — повторила Москолиу и вдруг (я даже сначала не понял, что произошло) голос ее изменился, стал каким-то густым, обволакивающим, чарующе нежным. Странные певучие слова на далеком, неизвестном мне языке заполнили все пространство вокруг.

Жрица читала Пиндара. «О, мать соревнований, увенчанная золотым венком Олимпии…» Читала по-древнегречески.

И в безмолвном молчании внимали бессмертным строкам все те, кто в этот, довольно-таки уже поздний час оказался на смотровой площадке.

Я вспомнил, как на приеме Москолиу призвала отдать жизни за олимпийские идеалы. Как она сказала: «Вам, олимпийцам, человечество доверило ответственнейшее дело!..»

Какие бы ни были проблемы, их надо преодолеть. Во имя спорта. Во имя молодости и будущего.

Жрица читала Пиндара. Напротив нас, в уже сгустившейся темноте, кипел на ветру огонь. Олимпийский огонь…