Кто такой Лу Шортино?

Чтобы отыскать «Неро д'Авола»…

Чтобы отыскать «Неро д'Авола», как того пожелал дон Лу («Я тебя очень прошу, не покупай разливное из бочки»), Пиппино обшарил пол-Катании, потому что в «Сентрал-Палас» и его окрестностях предлагали «Неро д'Авола», разлитое в Венето, а это, как сказал дон Лу своему внуку Лу, все равно что покупать муранское стекло, изготовленное в Каррапипи. И сейчас, сидя в своем кресле в люксе отеля, дон Лу с удовольствием потягивал любимое вино. «Эх, хорошо! Вот это то, что надо!»

Устроившись в кресле за спиной дона Лу, Пиппино удовлетворенно покачивал головой. Он только что приступил к чтению книги, о которой ему рассказывали еще в Америке, и начало ему понравилось: «In my younger and more vulnerable years my father gave me some advice…»[74] Черт побери, мелькнуло у него, ведь и мой отец сделал то же самое, когда я был пацаном!

– Я недавно пил бочковое вино, и оно мне очень понравилось, дед, – сообщил Лу чуть охрипшим от джина и сигарет голосом. Развалившись на диване напротив дона Лу, его внук приканчивал уже третью за утро порцию джина.

– Я не говорил, что вина из бочки плохие, – возразил дон Лу. – Я только сказал, что бутылочное «Неро д'Авола» намного вкуснее бочкового. – Поморщившись, судя по всему от геморроя, он проворчал:

– А какого дьявола ты все еще торчишь здесь? Я же велел тебе пойти прогуляться.

– Не беспокойся, дед! – ответил Лу; – Скоро уйду. Я приглашен на барбекю к Тони, племяннику Сала Ска-ли. Появлюсь там в красном пиджаке и в компании этого болвана Леонарда Трента.

– Барбекю? – удивился дон Лу. – Барбекю в Катании? Может, тебе сказали – на жаркое?

– На барбекю, дед, мне сказали, на барбекю.

– В таком случае этот Тони полный идиот, – вынес вердикт дон Лу. – Но так даже лучше! – Его внимание привлекли звуки за окном, выходившим на улицу Этны. – Что это там за шум? Это fire siren[75] или police?

– Босс, если позволите, пойду узнаю, в чем дело. – Пиппино положил книгу на ковер. Дон Лу кивком разрешил. Взгляд Пиппино на миг остановился на бутылке джина, и, прежде чем выйти из комнаты, он убрал ее в бар, не обращая ни малейшего внимания на обиженно насупившегося Лу.

– Проклятье, – сказал дон Лу, – как все изменилось на Сицилии! Даже полицейские сирены!

Лу согласно кивнул, хотя и близко не представлял себе, как может измениться сирена cops.

Сжимая правой рукой бокал с «Неро д'Авола», а левой – подлокотник кресла, дон Лу постукивал правой ногой по левой ножке кресла.

– У меня из головы не выходит, что рассказал Соннино, – наконец произнес он. – Смотрите, дон Лу, говорил он, к чему все идет. Сначала сносят башку полицейскому бригадиру, потом шлепают американца, да не простого, а известного продюсера, и шлепают его – заметьте, как все ловко подстроено, – не где-нибудь, а на улице Крочифери, в присутствии оравы фотографов… Остается только задать вопрос: «Что тут вообще происходит? Да способен ли Виртуде контролировать территорию или нет?» Do you understand, Лу? На Сицилии они воспользовались нашим присутствием, чтобы подложить свинью Виртуде, а в Америке они хотят использовать Сицилию, чтобы подложить свинью нам и затем вывести нас из игры! – Дон Лу с силой ударил кулаком по подлокотнику. – А Сал Скали? – продолжал он. – Сволочь какая! Такие сначала лижут тебе задницу, а потом спешат отыграться по полной программе! Этот говнюк послал своих ублюдков убить полицейского, затем сложил два и два и решил подставить тебя. Попросил, видите ли, припугнуть старика. Как он рассчитал? Вся Катания начнет недоумевать: кто такой Лу Шортино? Зачем он явился в город? Какого хрена ему от нас надо? Ну ладно. Теперь мы им покажем, какого хрена!

Дон Лу шарахнул кулаком с такой силой, что вино пролилось на белую рубашку. Прямо напротив сердца.

И тут вошел Пиппино. Увидев расплывающееся красное пятно, он побледнел от ужаса.

– Я пролил вино, – быстро объяснил дон Лу.

Пиппино откашлялся.

– Синьор Трент хотел бы поговорить с вами, босс, – сказал он. – Я встретил его в холле гостиницы. Он утверждает, что знает, в чем дело.

– Где он сейчас? – спросил дон Лу.

– Ждет за дверью.

– Впусти его.

Леонард вошел быстрым шагом и увидел, как Лу мокрым полотенцем пытался стереть с рубашки дона Лу пятно.

– Oh Lord, – вымолвил Трент, застыв на месте. – И здесь побывал киллер!

– Я пролил вино, – раздраженно оборвал его дон Лу. – И что это за киллер?

– Боже, вы ничего не слышали?! В гостинице дым коромыслом, «скорая помощь», полиция, judges! – Леонард уселся на диван, глубоко вздохнул и вытянул ноги. – Ты не мог бы налить мне немного вина, Пиппино? – попросил он. – Гадство, сначала я потерял продюсера, а теперь чуть не потерял и любовницу продюсера!

– Ты о ком это? – спросил дон Лу. – О потаскушке Фрэнка Эрры? А разве ее не убили на улице Крочифери?

– На мосту Капинера, дон Лу, ей только попортили прическу! Полдня ее допрашивали в полицейском участке, потом под охраной отправили в эту гребаную гостиницу. Не охрана, а дармоеды, как сказал бы мой папа! У киллера была куча времени, чтобы отыскать room Греты, спокойно открыть дверь и напасть на нее, когда она принимала душ!

– Что?! – взорвался дон Лу, опять с силой ударяя рукой по подлокотнику. – Они убили ее здесь, в двух шагах от моего номера?!

– Спасибо, Пиппино, – поблагодарил Леонард, принимая из рук Олеандра бокал с вином. – Нет, она жива, убит киллер.

– То есть как убит?!

– Убит ударом каблука фирмы «Прада» в левый глаз. Сейчас Грета is crying out[76] от всех этих bacons и judges, потому что они не отдают ей ее туфлю. Она утверждает, что туфля стоит больше миллиарда долларов!

– Лихо! – отозвался Лу, поднимая стакан с джином, словно собирался сказать тост. – Ты обязательно должен использовать эту сцену в своем next movie, Леонард, it's flawless![77]

– Ну почему ты не можешь вести себя как нормальные люди! – закричал на внука дон Лу, побагровев от гнева. – Как внуки Габеллы, Гальяно и Культреры! Дьявол тебя побери, как можно шутить в такой ситуации?!

– Хорошо, дед. Если ты желаешь, я буду таким, как Джек Гальяно, – смиренно склонил голову Лу.

Дон Лу в ответ глухо пробурчал что-то неразборчивое.

– А что натворил Джек Гальяно? – поинтересовался Леонард.

– Он украл брата Энтони Фумери, – пояснил Лу, – чтобы взять Энтони за глотку. Отрезал ему руку, остальное растворил в кислоте, а руку сунул в очень красивый пакет, обложил ее льдом, чтобы не протухла, и на карточке написал: «Посылаем вам одну руку в надежде, что вы захотите пойти нам навстречу. Если же вы будете настолько нелюбезны, что не примете наше приглашение, мы, как добрые христиане, не обидимся и подставим другую щеку. Что касается руки, то вскоре пришлем вам и вторую». Я мог бы поступить так же с Салом Скали. I could kidnap,[78] например, Тони.

– Who's Tony? Тот, что устраивает барбекю? – спросил Леонард.

– Exactly, тот самый с барбекю, племянник Сала Скали, – ответил Лу.

– Ты не сделаешь такой глупости! – сурово сказал ему дон Лу. – Ты будешь вести себя паинькой и пойдешь прогуляться по городу с Леонардом. Вы отправитесь на барбекю этого идиота, на party любого местного говнюка, и с улицы Этны, и со всей Катании, и со всей Сицилии, мать вашу так и разэтак! И чтобы все видели, что вы ссоритесь! Вам ясно?!

Лу и Леонард с недоумением переглянулись.

– Еще лучше, чтобы вы начали собачиться прямо сейчас, – строго глядя на них, приказал дон Лу.

Лу кивнул деду и подал Леонарду знак – пора на выход. Леонард нехотя поставил бокал с «неро д'Авола» на coffee table, поднялся и направился к двери.

– Bye, дон Лу, – попрощался он.

Дон Лу в ответ вяло махнул левой рукой.

Когда они остались одни, Пиппино сделал то, чего старался не делать при посторонних: взял шерстяной плед и укутал им ноги дона Лу. Дон Лу, как обычно, притворился, что ему это неприятно.

– Совсем сдурели, – сдвигая плед, пробурчал он. – Барбекю в Катании! Может, они еще и в баскетбол здесь играют, эти недоумки? – И уже просительно добавил: – Будь добр, Пиппино, возьми cell и набери номер Джона Л а Бруны, я не могу подняться!

Пиппино улыбнулся, поправил сбитый доном Лу плед, подошел к шкафу, вынул сумку, достал из нее сотовый телефон и набрал номер Джона Ла Бруны. «Wait a minute», – сказал он в трубку и передал аппарат дону Лу.

– Привет, Джон, – сказал дон Лу, – это Лу Шортино.

– Откуда звонишь, Лу? – Голос Джона Ла Бруны на другом конце линии звучал настороженно и глухо.

– Не пугайся, Джон, у меня надежный телефон.

– Where are you?

– На Сицилии, Джон. Я хочу сказать тебе, что та штука, которую вы мне прислали в «Старшип» почти месяц назад, сломалась.

Пиппино сел на диван, на самый краешек, готовый вскочить в любую секунду.

– Don't worry, Лу, ты же знаешь, мы всегда готовы послать тебе замену. Фирма Ла Бруна всегда работает с гарантией.

– Послушай меня, Джон. I'm tired,[79] я уже стар, у меня атеросклероз, а мой внук – порядочный человек. Поэтому пойми меня правильно. Эти дела с movies не для меня.

Джон Ла Бруна молчал секунд пять-шесть.

– I understand, Лу! – наконец ответил он. – Мы все постарели для таких вещей.

– Exactly. В общем, Джон, давай сделаем так. Я вернусь в Нью-Йорк, привезу с собой внука, и мы подпишем контракт, славный такой контрактик, в котором черным по белому будет сказано, что я продал тебе «Старшип».

– А ты уверен, что у меня есть желание его купить, Лу? Если б ты знал, какую кучу налогов мне только что пришлось заплатить!

– Джон, давай так. Цену ты назначишь сам, хорошо? Если в настоящее время у тебя проблемы с наличностью, ничего страшного…

Джон рассмеялся.

– Ну конечно, Лу, конечно… Ну а ты, что ты будешь делать? Уйдешь на покой?

– Как тебе сказать, Джон. Ну, более или менее.

– Я понял, ты хочешь посвятить себя опере… Небось уже берешь уроки пения? Хочешь переплюнуть Сальваторе Минео, который выступает под сводами монреальского собора? Черт возьми, как же мы, итальянцы, свихнуты на опере! С этим надо кончать, Лу! Паваротти только один, а все остальные, мать их, фальшивят!

– Ну что ты, Джон. Если я хочу петь, то пою только для себя! – сказал дон Лу. – Опера – слишком серьезное увлечение. Но чтобы заставить меня отказаться от пения, меня надо убить. Только я никому не советую пробовать.

– Ты прав, Лу, ты прав. А другие увлечения у тебя есть?

– Я мог бы посвятить себя земледелию.

– Почему же ты этого не делаешь?

– Потому что недавно я взялся выращивать бобы, а они уродились мелкие, вялые и невкусные. Тогда я попытал счастья с миндалем. И знаешь, что случилось? Миндаль высох! Спекся! И теперь мне приходится избавляться от оставшихся у меня четырех поломанных бобовых кустов и всего миндаля. Что ты на это скажешь, Джон?

– Превосходная идея, Лу, избавляйся. Избавляйся – и увидишь, как земля возродится.

– Ты в этом уверен, Джон?

– Уверен, Лу. Мне эти бобы и миндаль никогда не нравились. Это вы, сицилийцы, на них зациклены. По мне, Лу, так пусть сгинут все бобы и весь миндаль на свете! Меня это не колышет!

– Как дела у Кармине Яконо, Джон? А у Сальваторе Фумери? Ты им передай, что они последнее дерьмо. И еще скажи, что дон Лу Шортино больше никогда не будет иметь с ними никаких дел.

– Вообще-то они чувствуют себя неплохо, Лу. И всегда вспоминают о тебе с большим чувством.

– О'кей, Джон. Рад был поболтать с тобой.

– Я тоже, Лу. В общем, жду тебя в Нью-Йорке. А пока что велю Чарли Какаче подготовить текст контракта. Он славный парнишка…

– Делай, как считаешь нужным, Джон.

– О'кей, Лу, bye.

– Bye, Джон.

Дон Лу положил cell на coffee table и взял бокал с неро д Авола». Но пить он не стал, а просто сидел, слегка наклонившись вперед, с укрытыми пледом ногами и глядел в бокал. Потом поднял голову и встретил вопросительный взгляд Пиппино. Дон Лу опустил голову и чуть заметно кивнул. Пиппино вскочил на ноги и подтянул брюки.