Кто ты, Эрна?

Предисловие Король и Зло

Жил-был король. Был он большой оригинал. Он строил замки, покровительствовал искусствам. Когда-то его королевство считалось провинциальным, второстепенным: горы и степи, почвы не плодородные. Но жители любили свою землю, издревле выращивали злаки и хмель, научились делать превосходное пиво. А ещё выращивали свиней. Свинье не нужны пастбища, свинья всё подряд ест. Воинственные соседи презрительно называли королевство родиной пивоваров и свинопасов. Презирали королевство за то, что оно не воевало, откупалось от врагов. Королевство богатело. Дедушка нашего короля, чтобы поднять престиж королевства, стал скупать произведения искусства. Как раз в это время один учёный раскопал в Греции древний город. Дедушка нашего короля скупил всё. Окружил себя художниками и архитекторами, отстроил музеи, поместил туда экспонаты. Постепенно путешественники стали проявлять к королевству больше интереса, и рассказывать всем об удивительных музеях и их уникальной коллекции. Следующий король, отец нашего короля, так же покровительствовал искусствам, но был ещё и хитрец, и стратег. Он не ввязался в большую войну, хитрил и изворачивался — ведь ему деньги нужны были на искусство, на армию денег не оставалась. Своей дипломатией и хитростью, а также щедрыми дарами и откупными он спас королевство, его жителей, картины и скульптуры от разорительной войны. После войны потянулись к королевству не только путешественники, но и лучшие художники из других стран — стали предлагать отцу нашего короля свои картины, чертежи, скульптуры. Ещё больше путешественников стали посещать королевство. С уважением стали отзываться о королевстве и его более сильные воинственные соседи. Поменялось отношение к королевству. Получалось, что королевство владело несметными сокровищами: скульптуры и многие картины со временем были признаны шедеврами. По ним писались трактаты, а сколько копий сломали учёные других королевств в спорах о недостающих фрагментах греческих скульптур — и не пересказать! Открылся в королевстве университет — надо же было изучать древние статуи и произведения современников.

А потом родился и наш король. С детства он рос в окружении красоты. Природа, искусство, музыку впитал он вместе с воздухом гор, с жарким солнцем и синью озёр. И когда король-внук вырос, он продолжил дело, начатое его отцом и дедом. А ещё стал строить замки. Один красивее другого.

Наш король даже не мог предположить, какая участь ему уготована.

Однажды, после того как наш король лично обошёл рабочие места строителей замка и сел отдохнуть в специально выстроенной для него беседке, к нему подошёл человек.

Слуга как раз принёс королю десерт, и тут явился странный человек, весь в чёрном, сапоги-ботфорты цокали шпорами острыми как восточный кинжал. Гость (!) приказал (!) слуге оставить его с королём вдвоём. Король кивнул, и слуга вышел. Король предложил незнакомцу разделить трапезу — тот отказался.

Высокие кожаные сапоги-ботфорты незнакомца переливались драгоценным светом — то бриллианты отражали световые волны всеми своими гранями. Об этом и заметил король незваному гостю. Тот ухмыльнулся сквозь усы, сдвинул вперёд свою шляпу, скрывая взгляд.

— Я слышал, вам не хватает денег на строительство ваших прелестных замков?

Король молчал. Он вспомнил легенду.

Сохранилось придание, как несколько сотен лет назад незнакомец в «бриллиантовых» сапогах пришёл к одному королевскому архитектору. Город дал добро на постройку ратуши и церкви, на ратушу денег хватало — она стояла и радовала горожан, а на церковь денег не осталось. Потому что это должна была быть не маленькая церквушка, а мощный собор, морально уничтожающей своим величием любого, кто окажется поблизости, а уж, если зайдёт внутрь…

— Я прослышал, что вам не хватает денег на постройку церквушки.

— Собора, — кивнул архитектор.

— Да-да, прошу прощения, попутал малец, — человек блеснул глазами. Эта вспышка была посильнее вспышек бриллиантов.

— Денег всегда не хватает, — вздохнул подобострастно архитектор и состроил умильно преданную физиономию. — От того уйма идей и остаются невоплощёнными. Художники уходят, не оставив после себя следа. А всё деньги, всё эти паршивые монеты, без которых никуда нашему брату архитектору.

— Я дам вам деньги, но с условием.

— С каким?

— Церквушка…

— Собор.

— В соборе не должно быть окон, пусть собор остаётся тёмным, — и человек расхохотался.

Архитектор минут пять молчал, думал:

— По рукам!

Архитектор был удивительно талантлив, в эти пять минут раздумий его посетила идея.

Сделка была оформлена. Он догадался, кто к нему приходил, и почему незнакомцу не нужно окон в соборе. Архитектор взял деньги, и строительство собора закипело. Окна конечно же были, снаружи их загородили специальными щитами, а внутри… Вот внутри… Колонны так были размещены, выстроены, расположены, что если посетитель входит, то не видит за колоннами ни одного окна — такой оптический обман зрения. Светлое помещение, а окон нет.

И вот перед освящением собора появляется незнакомец — архитектор узнал звук его шпор о брусчатку.

— Ну что?

— Что?

— Иду принимать работу, вот что, — глухо и зловеще сказал незнакомец.

Архитектор смело, даже насмешливо, посмотрел ему в лицо. Глаза «пришельца» не сверкали, они были спокойны, черны, бездонны. Гость сделал шаг, ещё шаг, и ещё. И остановился как вкопанный.

— Я не могу идти дальше! Тут есть окна!

— Но ты их не видишь! Не видишь же? — ответил Архитектор.

— Ты обманул меня!

— Нет. Ты просил, чтобы в храме не было окон. Их нет. Покажи мне хоть одно!

— Я не могу ничего показать. С моей позиции их не видно.

— Ну да! А дальше таким как ты вход закрыт.

— Но я дал тебе деньги на собор, в котором я бы царствовал повсеместно. На собор как склеп. А ты выстроил обычную церквушку, просто большую.

— Выстроил.

— Обманул, и издеваешься! — человек топнул сапогом так, что один из бриллиантов выпал из оправы и покатился по полу. Человек пропал, испарился. Тут же кто-то из прихожан побежал за бриллиантом, оттолкнул других, схватил его и упал замертво. Бриллиант немыслимым образом, как притянутый магнитом, пролетел в дверь, никто не смог его поймать, хотя попытки были. Все засуетились, одни, алчные, рванули на улицу за драгоценностью, другие, осторожные, столпились вокруг несчастного — в то время было принято испускать дух прилюдно. Чем больше свидетелей твоей смерти, тем лучше душе. А для остающихся жить — назидание. Только архитектор не подошёл к умирающему, он смотрел на то место на полу, где топнул в бессилии и невозможности сделать шаг вперёд незнакомец. На полу зиял след от сапога. Глубокий и чёрный. И до сих пор при входе в собор в одной из центральных плит зияет эта пята. Люди прозвали её «пятой дьявола». Наверняка никто не мог сказать, что это был за человек и откуда он. Ясно было одно: он носит удивительные ботфорты, расшитые и украшенные драгоценностями, он обладает немыслимыми сокровищами, не знает счёта деньгам и не может пройти в церковь — сила божественного света не пускает его внутрь храма.

Горожане заболели вскоре чумой. Такой страшной чумы город ещё не знал. Завершение собора опять отложилось. Башни на соборе так и остались недостроенными — деньги опять закончились. Ещё долго башни стояли без крыш. Наконец архитектор накопил минимальную сумму и сделал башням луковичные купола — просто от безденежья. Люди ужасались. На таком величественном прямом грандиозном соборе — толстые неказистые купола! Архитектора за это бросили в тюрьму, там он и умер. Ведь это надо! Выжить в чуму и умереть в застенках! — сокрушался архитектор на смертном одре, он умирал в жутких муках. Ему слышался тихий лязг шпор, мерещлся чёрный человек в шляпе, надвинутой на глаза, тогда муки становились ещё нестерпимее.

Через сто лет собор с луковичными куполами был признан шедевром, спустя столетия приём, который использовал архитектор, назвали смешением стилей или модерном.

Вот эту легенду припомнил король, когда выслушал предложение гостя. Король был очень умён, он сразу понял, кто перед ним.

— Не стесняйтесь, я одолжу без ссуды, векселей и процентов любую нужную вам сумму.

— Спасибо. Не надо.

— Почему? Мне очень нравится то, что вы делаете. Мне нравится, что ваши замки сказочные, что в них нет ничего божественного.

— Божественное в каждой мысли, в каждом движении моих художников. Ибо дар художника — божий дар.

— Ну не скажите, — усмехнулся человек и зазвенел шпорами. — Не скажите. Искусство — тайна. Кто нашёптывает художнику мысли, идеи — это ещё неизвестно.

— Мне не надо денег. Спасибо, — королю не хотелось вовлекаться в спор о божественном и не божественном, созидательном и разрушительном в искусстве.

— Это твоё последнее слово?

— Да.

— Ну так знай. Если ты не построишь этот замок, так как я захочу, я сделаю так, что твой народ возненавидит тебя и убьёт. Я не шучу. Ну? Ты всё ещё упрямишься.

— Убирайтесь. Вон! — тихо сказал король.

Человек топнул ногой. Чёрный след обуглил дерево пола.

Спустя несколько лет, по стране прокатился слух, что король сумасшедший, Сильные люди, верхушка, называющая себя доброжелателями короля, разнесли по королевству этот слух. Стали поговаривать, что все деньги государства король тратит на свои безумные идеи по строительству и обустройству замков, что король — майн гот! — разорил государственную казну. Верхушка двора не могла простить королю, что он не женился, не обзавёлся наследником — королю обязательно надо жениться, без женитьбы королю никак нельзя.

Влиятельные люди при дворе сговорились, созвали консилиум из светил науки, признали его невменяемым. Короля заточили в самый его прекрасный, но недостроенный замок. Этот замок был сверхъестественно прекрасен. Он был нереален. Это был замок мечты и всего прекрасного, что есть в художнике и просто любом человеке. Королю не разрешалось покидать территорию, прилежащую к замку.

Друзья короля готовили ему побег. Однажды король вышел из замка на прогулку в сопровождении своего врача-психиатра. Рядом с замком было озеро. Обратно ни король, ни его сопровождающий не вернулись. Начались поиски короля. Вскоре его тело и тело сопровождающего нашли в озере.

Спустя две недели после смерти короля, замок был открыт для посетителей. И очень быстро сборы от посещений пополнили казну, вернули сторицей расходы на строительство. Но несчастный король, тонкая поэтическая душа, ничего этого уже не видел. Сотни, тысячи людей приходили к озеру, где короля нашли мёртвым. Тайна гибели короля так и не была раскрыта. Результаты вскрытия трупа не оглашались, дело о смерти короля было покрыто тайной. В озере поставили крест в память о трагедии, крест скорби из самого прочного камня. Жители королевства горевали, плакали, мучились от злобы на убийц и сплетников, разнёсших глупые слухи о разорении казны, жалели, что были так несправедливы к королю и поверили злословию. Оказалось, и это было доказано, что король строил замки на собственные средства, средства королевской семьи, а казну растащили приближённые. Жители королевства были уверены, что короля убили.

Место гибели короля стало притягивать самоубийц. Однажды нервный молодой человек решил повеситься. Он пришёл к озеру, перекинул верёвку с петлёй через ветку дерева. Но когда стал вешаться, ветка, сильная и твёрдая, отломилась. Тогда молодой человек привязал к той же верёвке камень и решил утопиться. Но какая-то сила вытолкнула его из воды, петля сама снялась с шеи, и камень пошёл ко дну в одиночестве. Из озера вышел король. Молодой человек отшатнулся и побежал, побежал прочь. Несколько дней спустя он умер от горячки в больнице. Он всё твердил об озере, о короле, о том, что король на самом деле жив. И на смертном одре умолял людей не забывать его слов, помнить и о нём и о короле. И люди помнили об этом случае. Люди горевали, продолжали горевать, но теперь они знали: король неподалёку, он является самоубийцам, отводит их от греха; король знает, что все поняли его невиновность и восхищаются его гением, осматривая замок. Несчастные, которые хотели свести счёты с жизнью, все как один рассказывали, что им являлся король и уговаривал не делать этого, не бросать жизнь во цвете лет.

По миру поползли слухи: король теперь призраком является к людям. Он здесь, он не бросает, он продолжает холить и лелеять свои замки и защищает несчастных. Много легенд родилось в народе, чего только не выдумывали, чего только не предполагали, о чём ни говорили. Поговаривали, например, что, когда короля хватились, на озере, кроме тел, плавали два водных ужа-шахматки. А выжившие самоубийцы рассказывали, что перед принятием решения, видели в небе двух невиданных красивых птиц с хохолками. Эти птицы были тоже как шахматки — бело-чёрные. Птицы невиданные, фантастические, стремительные и сильные. Птицы не кричали, не каркали, не пели. Они просто парили в воздухе, а иногда садились на воду как водоплавающие, и как будто звук флейты разливался вокруг.

Путешественники, приезжающие из далёких краёв, стали рассказывать, что король появляется и в их странах… И всегда в месте, где есть вода. Не обязательно озеро. Король может появиться у ручья или у болота, его даже видели у колодца.

Время шло, жизнь уже не текла со скоростью парохода, она убыстрялась, мчалась со скоростью паровоза, а то и дельтаплана, прогресс не стоял на месте. Короля стали видеть под землёй, когда бурили скважины и прокладывали тоннели. Он появлялся в подземных водах. Иногда даже видели, как он сбрасывает с себя шахматную змеиную шкуру. Постепенно поняли: призрак короля появляется у плывунов. Уж-шахматка плавает в воде, а потом вдруг является король. Королём-плывуном рабочие пугали неопытных коллег.

Такая вот сложилась легенда, сказка, быль и небыль. Никто из сказителей, помнящих о короле, не мог даже подумать, что король организовал после смерти новый мир — Плывуны. Неизвестные высшие силы помогли королю преобразовать энергию тоски по нему в пространства. Плывуны пробивали себе пространства, ниши под землёй. Для землян это являлось стихийным бедствием — вдруг в сухих грунтах оказывались подземные воды, вопреки всем картам и топографам. А Плывуны жили по своим законам. Их пространства были бесконечны, попасть туда могли призраки тех умерших, которых выберет король. Королю нужны были те умершие, о которых будут больше тосковать. Чем больше тоски аккумулируется в плывунах, тем его новый загробный мир станет сильнее. Сто же делать, если конечный мир, мир живых людей ему пришлось покинуть. И не по своей воле. Зло уничтожило его, вестника красоты и благородных искусств. Враг короля властвовал над вечностью кладбища. Но он ошибся: король не попал в его царство. Больше того — король выбирал себе первый. Имел первоочередное право выбора. На кладбище хоронят почти всех, в плывуны же к королю попадают далеко не все. Каждый новый плывун привносит в его мир новые свежие силы, плывуны развиваются, мир же кладбища — это традиционное спокойствие, постоянство, мрак, муки и века вечная.

И вот уже в новом вечном мире короля, разрастающимся с каждым земным годом, живой смертный из нашего бренного конечного мира может стать избранным и приглашённым, и может пробовать свои силы в творчестве, или просто наслаждаться вечностью.

В Плывунах, в своём уникальном загробии король всемогущ и всевластен, рано или поздно он вступит в схватку, бросит вызов всему мироустройству, когда сила его мира станет огромна, беспредельна, и будет сильнее впечатления, которое производят на людей его замки, заставляя думать о нём, вспоминать его, читать книги о нём, смотреть фильмы. Король бросил вызов вечности и покою, в его мире нет места силам, которые оставляют следы на полу. Эти силы бессильны теперь перед королём — ведь в небытии нельзя распустить слухи и нашептать злодеяния, в небытии у короля свой мир, а у древних как мир сил зла — свой. Зло произрастает от неверия в свои силы, от страха… И опять незнакомец явился королю.

— Мы так не договаривались. Я промолчал, когда вдруг ты попал не ко мне, а в свой новый мир, новое пространство, созданное для тебя.

— Это пространство создали живые из конечного мира. Они тосковали обо мне так сильно, что тоска материализовалась в новый мир.

— Ладно, хорошо, допустим, хотя это не так, и я догадываюсь, кто тебе помог, — гость Плывунов, враг номер один нашего короля уже не мог сверкнуть глазами, топнуть ногой, ведь это был не конечный мир, и даже не его мир вечности. В мире короля не работают его правила, его законы, только Великая Сила Мироздания помогла ему проникнуть в Плывуны. — Ладно, хорошо, допустим, отл, как сейчас говорят в конечном мире. — Но ты замахнулся на святыни!

— Не произноси таких слов, звуков. Святыня — это не по твой части.

— Отл. Пусть так. Выражусь по-другому. Кроме того, что ты отселяешь к себе моих подданных, моих мучеников, и они у тебя не мучаются, они наслаждаются вечностью.

— Они заслужили это.

— Нет! Врёшь! Они великие грешники. Люди погибшие во цвете лет. Ух! Как бы они мучились у меня. А у тебя они…

— Ты и довёл их до такой смерти. А у тебя пусть мучаются мои убийцы и подобные им, я ни одного из таких не взял к себе.

— Ты обхитрил меня как и тот архитектор, — шипел гость. — Кстати, ты и его забрал к себе.

— Я не хитрил.

— Но ты претендуешь на могущественность. Я! Я не мог этого предвидеть. Ты был прямодушен, я знаю. Ты не откажешь мне в этом секрете, даже если я попытаюсь его применить.

— У тебя не получится, — грустно усмехнулся король, вздохнул, тяжко, тяжело. — Я и сам случайно обнаружил, что плывуны теперь не только разрастаются и пробивают себе новые пространства, но пробивают и выходы в конечный мир.

— Минуя меня — это ясно. Но неужели не спросившись у тебя, минуя и тебя?

— Увы, да. Ты теперь не можешь единолично управлять конечным миром и его жизнями. Но и я не конечная инстанция. У меня уже есть проводники. И я намерен на этом не останавливаться. Видишь? Я играю честно. Я не хочу юлить и скрывать что-то перед тобой — творцом зла.

— Если ты честен, — задрожал чёрный гость. — То иди до конца, или лети, плыви — как тебе удобнее. — Что ты собираешься делать дальше?

— Я собираюсь пустить плывуна в мир людей.

— Но у тебя уже есть твои посвящённые, они ходят туда-обратно.

— Это другое, посвящённые — это совсем другое. У тебя тоже есть такие. В великом множестве.

— Не утрируй пожалуйста. Недостатки и пороки — это не посвящённые.

— Мои посвящённые во многом сильнее меня. Они не всегда мне подчиняются. Скорее я подчиняюсь им. Такие тебя не устроят, вот их и нет у тебя.

— Ты юлишь. У тебя есть проводники, живые могут приходить к тебе! А ты всё прибедняешься.

— Да могут. Я не знал, что ты знаешь.

— Ты сомневался, что я чего-то могу не знать? Ха! — рявкнул тёмный гость. — Да я знаю, что ты задумаешь дальше. Ты уже задумал! В эту как раз минуту! Ты задумал ходока!

— Да. Я задумал ходока. И это тебя не касается.

— Но ты понимаешь, что если ты сделаешь это, пустишь мёртвого в мир людской, ты станешь на моё место.

— Ничуть. Теперь ты не утрируй.

— Я не утрирую, я не могу уничтожить тебя, — отозвался вечный гость. — Но я знаю, что ты задумал. Ты задумал установить на земле свои порядки. Свои! А мои вечные порядки ты хочешь низвергнуть.

— Да. Хочу. Я сделаю, то, что считаю нужным. Я переборю твои следы в конечном мире живых.

— Посмотрим, посмотрим. Если тебе и удастся пустить ходока, я пущу своего. Я уверяю тебя, у меня достаточно сил для этого. Давненько у меня не было настоящих войн. Ещё посмотрим, кто сильнее. — и гость довольно потёр крыло о крыло. — И теперь, раз уж ты рассказал мне свои планы, собственно, почти всё мне было известно и без тебя, я тебе поведаю о моих намерениях, открою карты. Первое — я постараюсь вернуть твоего плывуна обратно или уничтожу его.

— Попробуй. Рискни здоровьем, как говорят живые.

— Верну на место во… во…

— Ты не произнесёшь это слово. Воскресить, если тебе так понятнее. Хотя это не так.

— Каким образом?

— Пока и сам точно не знаю. Но энергии для эксперимента в плывунах уже хватает.

— Но ещё недавно ты уверял, что энергии нет.

— Видишь ли, ты так разошёлся в конечном мире живых, столько угробил за последнее время этих живых, что в плывунах энергии прибавились. Произошёл скачок, похожий на квантовый.

— Но, прошу прощения, был конец света. Вот я и разгулялся.

— Ты разгулялся и перестроил нас. Мы теперь сильнее тебя.

— Хорошо. Хорошо. — ухмыльнулось Вечное Зло. — Сильнее, конечно сильнее. Но! Я не верю, что это получится. Более того — я уверен, что этого не будет никогда. Этого не может быть! За всю вечность это удалось совсем немногим, я не могу о них говорить, они никогда не были под моей волей. И это было очень давно.

— Наши проводники выходят в конечный мир — ты сам с этим согласился.

— Что твои проводники. Мои тоже по кладбищу шастают. Это не есть вернуться в их мир.

— Не забывай, что тот мир был моим, пока ты не уничтожил меня, и никогда — слышишь: никогда! — твоим. Ты уничтожил меня, но ты не в силах уничтожить искусство.

— Хе. — усмехнулся тёмный гость. — Я давно работаю над этим. Впрочем, кто ж знал, что у тебя такая защита. Я и предположить не мог, что всё так обернётся.

— Ты не видишь красоты.

— Это не для меня. Я по другой части, — расхохотался гость.

— Поэтому и не мог предвидеть. Ты властен, власть твоя безгранична среди обыденности, вечный злодей, ты упускаешь главное, чернота помыслов мешает тебе видеть свет.

— Хорошо. Отл. Первая твоя безумная идея понятна. Это фантастика, как говорят людишки в конечном мире. А вторая?

— А вторая следующая. Я хочу подключить живых из конечного мира к плывунам.

— Но они к тебе и так захаживают. Разве нет?

— Именно, что захаживают. Те, кто истосковался по своим погибшим родственникам, по родне, плывуны им указывают верный путь, путь подальше от тебя, зачастую это означает путь от ранней непредвиденной смерти.

— Ну ладно, ладно, не продолжай. Тут я пас. Каждый волен вести себя в конечном мире как им вздумается, я лишь нашёптываю.

— Так вот, ты наш нашёптывальщик. Теперь я, и мы, плывуны, будем уничтожать порочных людей, тех, кто следует твоим указаниям.

— Как? Они ведь уничтожают сами себя. Злость, которую я им посылаю, рано или поздно сжирает их изнутри. В этом и заключается мой метод, древний как всё живое.

— Но твои подданные об этом не догадываются.

— Куда им. Они же в своём конечном мирке.

— А мы сделаем так, что наказание за любой проступок станет неизбежным. Мы очистим конечный мир от твоих злодеев, чтобы они не мешали жить остальным.

— Ну дорогой мой, без меня не будет и тебя. Есть вечные законы, я вполне ими доволен.

— А ты не замечал, что смертей, к которым ты не имеешь отношения, становится больше?

— Так это ты? — гость вспорхнул от возмущения и удивления, а его непросто было удивить.

Король отшатнулся, его ударило силой возмущения.

— Да. Это я. Весь мир уже другой. Он живёт по моим законам мщения возмездия, а не по твоим.

— Но послушай! Послушай ты, святоша! Ведь ты в этом случае встал на мой след. Ты расправляешься с ними, с этими мелкими недостойными людишками, ты такой же как я. Это гибель для тебя и радость для меня. — паясничал гость.

— Я расправляюсь со злом в их конечном мире, который когда-то был и моим, в которым я так мало пожил. А ты никогда не был рождён, ты никогда не жил в конечном мире, но ты всегда расправлялся с добром в нём. Вот наше отличие. И ты с этим ничего не сможешь поделать.

— Да ну тебя. — усмехнулся гость. — Пожалей моих. Жалеешь же ты разных нервных.

— Я жалею, потому что это выгодно нашему миру. Плывуны сильны, они наполняются новыми силами тоски, тоски от уничтоженных по твоей воле. Я изменился, дорогой мой враг. В твоих словах о том, что я встал на твой след есть рациональное зерно.

— Да ну, — гость спокойно сложил крылья. — Сейчас и злодеев то не осталось, так выполняют мои советы. И вообще, что это за посыл — уничтожать! Даже я не так прямолинеен. Ты же будешь уничтожать, пусть плохих, по твоему выражению, но всё равно уничтожить. Ты, святоша, и уничтожать? Такого не было со времён сотворения мира.

— Но этим я спасу остальных и ослаблю тебя. Конечный мир живых будет всё более крепок, он всё меньше будет подвластен твоим нашёптываниям и советам, в итоге я доберусь и до тебя.

— Это утопия, дорогой мой, как говорят в их конечном мирке, который когда-то был твоим. Это не воплотить. Но если ты тронешь мироустройство…

— Я его уже тронул.

— Значит, мы воюем. Я долго терпел, я не противился, когда ты забирал у меня моих неживых.

— Ещё бы ты противился. Ты был рад сплавить их подальше, ведь тебе насаждали эти причитания родственников, эта тоска, вот ты и отдавал.

— Да, — гость гремел, король вынужден был вспорхнуть. — Да. Я не понял, во что это выльется. — начала прибывать вода, король пополз ужом, а гость гремел, руша пространство силой злобы и несогласия, силой войны: — Да, эти самоубийцы меня доставали, выражаясь языком конечного мира. Да, я не верил, что могущественнее меня можешь стать ты, которого я уничтожил.

— Придётся поверить.

— Вера не по моей части, — гость пропал, ещё какое-то время долетал до короля его голос, внедрялась в короля мысль гостя: — Тогда я объявляю тебе войну. Я не позволю уничтожать несущих мои ценности в конечном мире.

Но король ухмылялся, он знал, что он силён. Он может быть ужом-шахматкой и заглатывать рыбу, он может быть птицей-шахматкой и прославлять красоту, добро и искусство. Его символ — белая и чёрная клетка, даже не клетка, а ромб. Нельзя быть хорошим для всех. Добро должно быть с кулаками — как говорят на разный лад все народы в конечном мире. Король решил перестроить мироустройство, пусть даже для этого придётся стать злом, новым злом. Король решил насаждать искусство, которое облагораживает, и карать тех, кто мешает жить и творить остальным. Живи и не мешай жить другим — этот девиз был когда-то девизом его королевства радости и почти сказки, королевство в итоге, уничтожившее его. Плывуны же, не смотря на развитие и все преобразования, — королевство вечной печали. Каждый проступок в конечном мире должен возыметь кару в этом же конечном мире. Это сильно ослабит злодеяния врага. Плывуны донесут до людей эту новую истину, эту догму, они научат людей добродетелям. Король сомневался — ведь добродетель нельзя навязать в отличие от того же зла. Да и не станет ли он сам тогда злом, как утверждает гость? Нет! Высшие силы, те, что создали Плывуны, не допустят этого. Это будет что-то абсолютно новое, неизведанное, и королю выпало заняться переустройством.