Своенравная Гуаше [1]

Случилось это очень давно, в те времена, когда жило на земле могучее племя волшебных богатырей – нартов. Повелителем одной земли был старый, мудрый князь-нарт, которому было столько лет, что никто не помнил, когда он родился и как его имя. Звали все его просто Пшиз, что значит старый князь.

Старый князь и его народ жили спокойно и мирно. Долгие годы, точно бурная река камни, сточили и сгладили ярость, гнев и буйство княжеского сердца. Время дало старику великую мудрость и умение видеть далеко вперед. И Пшиз заботился о том, чтобы на его земле не лились слезы, чтобы каждый имел кусок мяса и кукурузную лепешку, чтобы гордецы-орки не обижали пахарей и не грабили их.

Так продолжалось до тех пор, пока Пшиз не побывал на одном джегу [2] у соседнего племени нартов. Там он увидел дочь князя, смуглолицую и тоненькую Зарницу. По приказу своего отца девушка танцевала перед гостями древний танец огня. В широкой желтой шелковой одежде, она то пригибалась к самой земле, то вдруг устремлялась вверх. Взлетали и развивались ее легкие одежды, трепетали тонкие руки, взметались черные косы. И вся она, вкрадчивая и стремительная, показалась старому князю ярким и манящим язычком пламени. И с той поры покой покинул сердце старика. Днем и ночью перед ним стоял образ маленькой девушки с тонким лицом и злым, но манящим изгибом алых губ…

Говорят, что любовь – это самая великая волшебница. Она может некрасивого сделать прекрасным, глупому дать разум, а у умного отобрать его…

Так и случилось со старым князем. Он забыл о своих годах и сединах, потерял свою мудрость и посватался к Зарнице. По всем землям, среди всех нартских племен шла слава о мудрости и силе Пшиза. Всякому было лестно породниться со старым богатырем. И отец Зарницы приказал дочери стать женой Пшиза. Да и самой Зарнице надоело выполнять все прихоти отца. Ей хотелось поскорее стать гуаше – полноправной хозяйкой в доме. Властность, честолюбие, жестокость, словно змеи, сплетались в ее сердце и не давали ей спокойно спать. Она видела, что Пшиз потерял разум от любви к ней, и надеялась превратить его в послушную игрушку своих гибких рук.

– Я буду не просто гуаше, хозяйка… Я стану полновластной головой всего княжества старика, я стану головой – княгиней – Шхагуаше [3], – с самодовольной усмешкой хвалилась она своим прислужницам.

И вот маленькая княжна вошла в старый замок Пшиза. Брезгливо скривив тонкие губы, она осмотрела простое убранство каменной твердыни своего мужа. А потом заявила старому князю:

– Мой дорогой, я не могу спать на простых войлоках – они пахнут овечьей шерстью и от этого запаха у меня болит голова. Я не привыкла есть с простых блюд и пить из медных кумганов и чаш.

– О солнце моей души, разве шепси или баранина, положенные на серебряное блюдо, вкуснее, чем на медном? – осторожно возразил влюбленный Пшиз.

– Вкуснее! – топнула маленькой ножкой Зарница. – Раз я говорю, значит, вкуснее… И вообще, мой дорогой муж, я плохо чувствую себя. И излечить меня могут только хорошие ковры и серебряная посуда!

И молодая княгиня скрылась в своих покоях.

Напрасно старый князь пытался помириться со своей женой. Она словно не замечала мужа и отказывалась от пищи и питья. Старый пши приказал своим слугам достать дорогие ковры и дорогую посуду.

И тогда княгиня улыбнулась, нарядилась в одежду из желтого шелка и сама пришла к нему.

– Теперь я вижу, что ты действительно любишь свою маленькую гуаше, – нежным голосом проговорила она, обнимая князя, и тонкими пальцами стала ласкать его седую длинную бороду.

Несколько недель мир и счастье царили в старом замке пши. Но плакали женщины и хмурились мужчины, у которых княжеские дружинники-орки отобрали последних овец и кукурузу, чтобы купить в чужих землях ковры и дорогую посуду для молодой княгини. Счастливый Пшиз не замечал этих горестных слез и гневных глаз под нахмуренными бровями.

Но как-то, когда князь вошел в покой к своей молодой гуаше, он увидел, что Зарница лежит на коврах и лицо ее сумрачно, словно гора, окутанная туманом.

– Что с тобой, моя княгиня, радость моего старого сердца? Почему грустен взгляд твоих ясных глаз, о моя любимая? – ласково спросил князь.

– Так ты вправду любишь меня? – недоверчиво спросила красавица.

– Больше собственной жизни! – воскликнул пши. – Больше солнца!

Он хотел обнять жену, но гуаше, изогнувшись, как змейка, выскользнула из его рук.

– Я хочу, чтобы ты доказал свою любовь! – капризно улыбаясь, сказала она.

– Как, моя солнцеликая? Я все сделаю, что ты захочешь!

– Все? – переспросила гуаше. – Тогда иссуши все родники и речки, дающие воду людям в твоих владениях…

– Зачем? – поразился Пшиз. – Вода дает жизнь полям, которые возделывают люди. А люди кормят нас.

– Я хочу увидеть, как будут плакать люди.

– Для чего тебе их слезы? Чужое горе не может дать настоящую радость, ведь слезы всегда рождают только слезы!

– Я так хочу! – топнула ножкой гуаше. – И пока ты не выполнишь моего желания, я не желаю тебя видеть.

Несколько дней колебался старый пши. Разум и мудрость предупреждали его, что не следует выполнять каприз княгини, который принесет много горя людям. А любовь и нежность приказывали сделать так, как хотела желанная и любимая гуаше.

И сердце победило разум.

Старик вышел во двор, взял в руку горсть мелких камней, прошептал над ними волшебное заклинание и бросил камни в небо. В полете крошечные камушки превратились в огромные скалы. Каждая из этих скал упала на то место, где рождались родники, ручьи или реки. Каменные громады загородили путь воде.

Горе охватило землю старого князя. Иссякли все реки и ручьи. Люди и скот изнывали от жажды. Желтели и сохли буйные травы и кудрявые деревья.

Молодая княгиня взбегала на плоскую кровлю замка и жадно вслушивалась в людской плач и рев погибающих животных. Прикрыв глаза от солнца ладонью, гуаше всматривалась вдаль, наблюдая за тем, что происходит в селениях. Злая улыбка скользила по ее красивому лицу.

– Ну, теперь ты довольна, о счастье моего сердца? – спросил ее старый Пшиз. – Я поступил так, как ты пожелала. Но я прошу тебя разрешить мне вновь вернуть людям воду.

– Нет! – засмеялась гуаше. – Это очень интересно смотреть, как они мечутся по своему селению. Слушай, как забавно они воют! А недавно одна мать, чтобы напоить своего жаждущего ребенка, вскрыла себе жилы. Все это очень интересно и весело! Я довольна тобой. Только… – Гуаше надула губки. – Только, если ты меня по-настоящему любишь, – потуши солнце…

– Как потушить солнце?! – поразился князь. – Как лишить землю животворного солнечного света?

– Солнце слепит мне глаза и мешает наблюдать за тем, что творится в селении. Потуши его или закрой тучами… Я так хочу!

– Нет, княгиня, этого я не сделаю! – решительно проговорил старый князь. – И люди больше не будут страдать от безводья!

Пши протянул вперед руки и стал перебирать пальцами, словно призывая кого-то. Губы его шептали таинственные заклинания.

И скалы, загораживающие путь воде, снова стали крошечными камушками. Прозрачные холодные водяные потоки устремились по пересохшим руслам. Весело зажурчали ручьи и родники.

Вянущие травы расправили свои поникшие стебельки. Люди и животные бросились к желанной воде, и никогда еще она не казалась им такой освежающей и вкусной.

– Ах, так?! – в гневе выкрикнула гуаше. – Вот как ты меня любишь! Для тебя жалкие людишки дороже твоей жены, твоей гуаше! Тогда я и часа не останусь в твоем замке. Я уезжаю обратно к своему отцу. А ты оставайся один в твоем каменном гнезде! И знай – я не вернусь к тебе, пока ты не исполнишь оба моих желания.

Князь понурил седую голову. И снова в нем сердце вступило в борьбу с разумом…

Слезы заволокли глаза пши, когда он увидел внизу оседланных лошадей и свою гуаше. Не взглянув на мужа, княгиня вскочила на коня и, в сопровождении своих слуг, поскакала на юг, туда, где среди величавых гор стоял дом ее отца…

Несколько дней боролся старый пши со своей лютой тоской. Он не спал ночей, не ел и не пил. Сердце властно требовало: «Уступи», а разум приказывал: «Будь тверд в своем решении!», глаза пши запали, могучие плечи сгорбились, а лицо стало желтым, как у мертвеца.

И как-то старый князь позвал к себе своего верного слугу – унаута [4].

– Собирайся в путь, – не поднимая глаз, приказал пши. – Скачи к моей гуаше и скажи ей: пусть возвращается! Все будет так, как она захочет.

– Но великий пши! – в страхе воскликнул слуга. – Без воды и солнца погибнет вся твоя страна! Прости за дерзость твоего верного унаута, но ведь это – гибель всему живому!

– А что же делать, если она для меня дороже всех и всего, – с тоской проговорил Пшиз. – Без нее я не вижу солнца.

– Но если она вернется, солнца не увидят тысячи людей!

– Без нее иссыхает мое сердце.

– Но если она будет с тобой, о пши, тысячи сердец погибнут от жажды.

Князь вскинул голову, и огонь гнева сверкнул в его потухших глазах:

– Скачи, скачи сейчас же или я прикажу снять твою голову! Гуаше для меня дороже всех и всего!

Опустив голову, унаут выбежал из покоев князя. Оседлав быстрого коня, он помчался на юг, и князь слышал, как топот копыт смолк в отдалении…

Но по дороге к княгине унаут останавливался во всех попутных селениях и сообщал людям страшную весть.

И снова во всех селениях заплакали женщины, и уныние черным покрывалом окутало сердца мужчин.

– Что делать, чтобы предупредить беду? – думали люди.

Горячие головы советовали подкараулить злую гуаше и сразить ее заветными стрелами.

– Тогда Пшиз в гневе и горе истребит всех нас! – качали головами мудрые старики.

Самые тихие и приниженные уговаривали пойти к князю с покорной просьбой.

– Его разум отуманен любовью, и он равнодушно отвернется от нас, – вздохнули мудрецы.

И тогда кто-то предложил пойти к старому нарту-усарежу [5] , Гучипсу, который жил один в далеком ущелье.

– Пусть самые мудрые пойдут к Гучипсу! – закричал народ. – Усареж поможет нам!

Четыре дня затратили старики на путь к мудрецу – Гучипсу. Когда они вошли в пещеру старого нарта, Гучипс работал. Раскалив добела кусок железа, он голой Рукой вытащил его из огня и стал бить по нему тяжелым молотом. Изумленные люди видели, как железо превращалось в кинжал. Закончив ковку, Гучипс опустил раскаленный кинжал в кувшин с маслом, вытер руки о свой кожаный фартук и спросил:

– Что надо вам, о сыны рода человеческого? Старики рассказали мудрому нарту о своей беде.

– Неужели мудрый Пшиз так околдован этой женщиной? – удивился Гучипс и нахмурил свои косматые сросшиеся брови. – Хотя чары женщины всесильны. Любовь хорошей женщины может плохого человека сделать прекрасным, а злая сумеет добряка превратить в злобного шайтана… Но потушить солнце и иссушить землю – это может сделать только безумец. Сейчас я узнаю, о чем думает Пшиз.

Нарт бросил в свой горн щепотку какого-то порошка. Вспышка зеленого огня осветила суровое, худощавое лицо старого мудреца.

– Да, вы правы, о старцы из рода людей! – проговорил Гучипс и вздохнул. – Старый Пшиз утратил свой разум и свою мудрость. Но я не позволю ему умертвить нашу землю! Идите домой! Солнце не потухнет и реки не иссякнут!

Поблагодарив мудреца, люди пошли обратно. Снова четыре дня по узким горным тропам шли они, возвращаясь в свое селение.

Когда солнце четвертого дня стало спускаться за горы, с гребня последнего горного перевала они увидели родное селение и каменную громаду замка Пшиза. Как мрачный утес, высился этот замок над домной.

– Скоро мы будем дома! – радостно проговорил самый старый из людей, ходивших к Гучипсу. – Лишь бы мудрый нарт выполнил свое обещание.

И вдруг земля задрожала под ногами у людей. Тяжелый грохот прокатился по горам и долинам.

– Смотрите, смотрите! – закричал один из людей, указывая вниз.

Замок Пшиза исчез. Вместо горного хребта, на котором он стоял, образовалась долина, из которой с ревом и грохотом катился могучий поток вспененных вод, седых, как борода старого Пшиза.

Люди спустились к потоку. И когда они стояли на берегу новой реки, им показалось, что из пены метнулась вверх белая рука и хриплый голос старого пши выкликнул с болью и нетерпением:

– Зар-ни-ца! Гу-а-ше!

В этот час злая красавица вместе со своими слугами выезжала из ворот отцовского дома.

– Ну вот! – горделиво улыбаясь, оказала она своей служанке. – Теперь все будет по-моему! Теперь я буду настоящая Шхагуаше – голова – княгиня! Я уничтожу всех людей! Я отомщу им и…

Она не смогла закончить свою угрозу. Грохот потряс горы.

И красавица гуаше превратилась в яростную, буйную и свирепую, но прекрасную реку. А слуги ее и служанки – Дах, Сахрай, Курджипс, Пшеха, Киша стали ее притоками.

– Все равно будет по-моему! Все равно! – яростно шипела река. – Я – Шхагуаше! Я – голова, я – хозяйка! И старый Пшиз все равно будет делать то, что я захочу!

Извиваясь в стремительном танце, гибкая и неудержимая, одетая в белопенную одежду, Шхагуаше помчалась к Пшизу. Если на пути попадался несокрушимый утес, река быстрым движением огибала его, если дорогу ей преграждала горная гряда, она, побелев от ярости, бросалась на нее… Так, то ласкаясь, то царапаясь, то отступая, то нападая, Шхагуаше добежала до Пшиза и слилась с ним…

И с тех пор почти каждый год, а иногда даже два раза в год капризная Шхагуаше – Белая побуждала Пшиза – Кубань штурмовать человеческие поселения. Нежданно-негаданно своенравная Шхагуаше выбрасывала в Пшиз столько своих вод, что величавая река вдруг теряла свое мудрое спокойствие, становилась неукротимой и яростной. Пьяная от злобы, кидалась она на прибрежные города и станицы, смывала хаты, выкорчевывала деревья…

Только советские люди, построившие Тщикское водохранилище, надели прочные оковы на коварную и злобную горную красавицу Шхагуаше.

Загрузка...