Кубок королевы Розамунды

— Вы знаете, что у меня много врагов среди властителей лангобардов. Я думаю, они подослали убийцу, который подмешал отраву в нашу еду или питье.

— Как убийца смог проникнуть в Равенну?

— А может, ему и не пришлось проникать сюда. Может быть, мои враги подкупили того, кто был рядом.

— Вы кого-то подозреваете?

Розамунда выразительно покосилась на дверь, за которой только что скрылась Альдана, и проговорила нарочито громким и ненатуральным голосом:

— Нет, ваша милость, я никого не подозреваю! Рядом со мной только верные, преданные люди! Никто из них не мог бы польститься на золото лангобардов и предать меня.

— Да, вы правы! — так же громко произнес Нарцисс, ответив Розамунде выразительным, понимающим взглядом. — Что ж, я передам господину экзарху, что вы чувствуете себя не в пример лучше. Я уверен, что это его обрадует.

Вечером в покои Розамунды вошла молодая девушка с быстрым приметливым взглядом.

— Кто ты и зачем пришла? — осведомилась Розамунда.

— Меня зовут Клодия, меня прислал господин Нарцисс вместо вашей служанки. Я буду прислуживать вам.

— Вместо моей служанки? — удивленно переспросила Розамунда. — А где Альдана?

— Это такая грустная история! Боюсь, вы расстроитесь, госпожа.

— Говори.

— Ваша служанка шла мимо рынка, и какой-то негодяй напал на нее и ударил ножом. Она умерла на месте.

— Вот как! Это и правда грустная история.

Рано утром зазвонил телефон Марианны.

На дисплее высветился номер Анны, ее компаньонки по картинной галерее. Время было раннее, галерея еще была закрыта, и Марианна удивленно спросила подругу:

— Привет! Что-то случилось?

— Случилось, — в голосе Анны звучали растерянные нотки. — К нам в галерею сегодня ночью влезли!

— Влезли? Вот странно! С каких это пор грабители интересуются современным искусством? И что, много украли?

— Да я пока не разобралась… вообще, все как-то странно… может, ты подъедешь?

Марианна не стала задавать подруге лишних вопросов и приехала в галерею.

На первый взгляд все было в порядке, никакого видимого разгрома. В первом зале стояла растерянная Люся, она молча указала Марианне на подсобку. Там, среди прислоненных к стене картин, Анна на повышенных тонах разговаривала с Гошей, парнем, который устанавливал у них охранное оборудование.

— За что мы тебе деньги заплатили? — задавала Анна традиционный в таких случаях вопрос.

— Ну, то есть как за что… за безопасность… — мямлил Гоша.

— И где же эта безопасность?

— Ну, что пропало-то? — с порога спросила Марианна.

— Да ты знаешь, ничего особенно и не пропало… вроде все картины на месте.

— А что вообще случилось? Может, просто сигнализация по ошибке сработала?

— Такого не может быть! — возмутился Гоша. — У меня стоит очень надежная защита от ложного срабатывания!

— Да нет, ошибки не было. Кто-то отключил сигнализацию, взломал заднюю дверь и проник в галерею. Но в самой галерее, похоже, вообще ничего не тронули…

— А где тронули? — уточнила Марианна, почувствовав в словах подруги недоговоренность.

— Да вот, смотри!

Только теперь Марианна заметила, что распахнута неприметная дверь, за которой был чулан. Дверь, на которой все еще висел постер с покосившейся, вросшей в землю охотничьей избушкой. Той самой избушкой, которую Марианна видела во сне.

Марианна заглянула в чулан.

Там и правда все было разгромлено — горшки и амфора разбиты, кисти и весь реквизит разбросаны по полу, стеллаж отодвинут от стены, пахло разлитым растворителем…

— Ничего не понимаю! Что им здесь понадобилось? — восклицала Анна.

Марианна промолчала, но у нее возникло отчетливое подозрение.

Здесь, в этом чулане, она нашла таинственный череп. Не за ним ли охотились взломщики?

— Но ущерб минимальный, — ныл Гоша, — так что я не понимаю, какие у вас ко мне претензии!

— Претензии такие, что на этот раз нам повезло, грабители попались какие-то странные. Скорее всего, просто какие-то мальчишки на спор залезли. Но если к нам так легко залезть — в следующий раз это могут быть серьезные воры, и они…

— Анна Александровна, о чем вы говорите? Какие мальчишки? — возмутился Гоша. — Уверяю вас, здесь работали профессионалы! Они очень грамотно отключили сигнализацию, учли то, что я установил дополнительный источник питания… и камеры…

— Что, камеры тоже отключили? — заинтересовалась Марианна.

— Нет, не отключили, но залили объективы краской. Это быстрее и проще…

— Так что от твоих камер никакого проку! — припечатала Анна. — Если их так просто вывести из строя…

— Против лома нет приема! — вздохнул Гоша. — Всего несколько кадров осталось, то, что камера сняла перед тем, как ее испортили…

— Несколько кадров? — оживилась Марианна. — А можно взглянуть?

— Да пожалуйста, смотрите, Марианна Петровна, только там все равно невозможно разглядеть лицо…

Он вывел на экран компьютера сохранившиеся кадры.

На экране появился нечеткий, смазанный силуэт — худощавая фигура в куртке с опущенным капюшоном. Таинственный незнакомец подкрался к камере, протянул к ней руку с баллончиком, и тут же изображение исчезло.

Не незнакомец, мысленно поправила себя Марианна. Незнакомка. У грабителя была явно женская пластика.

— Это женщина, — подтвердила Анна ее догадку. — Но Гоша прав — лица не разглядеть, и вообще, по этим кадрам узнать человека невозможно. Так что от них никакого прока.

А вот это неправда, подумала Марианна.

Она узнала незнакомку на видеозаписи.

Узнала ее движения, ее хищную пластику, а самое главное — исходящее от нее ощущение силы и опасности.

Это именно с ней Марианна встретилась на крутой полутемной лестнице, уходя из мастерской художника Питиримыча…

Точно, с ней.

Но вслух Марианна ничего не сказала — иначе ей пришлось бы рассказывать Анне про череп, который она нашла в этом чулане, а этого ей совершенно не хотелось.

Череп — это ее тайна, и она ни с кем не намерена этой тайной делиться…

Значит, тот художник, как его… ах, ну да, Питиримыч, все-таки проболтался, что череп хранил в гипсовой голове в подсобке галереи. Или они сами узнали, что он в этом месте подрабатывал, детям рисунок преподавал.

И что теперь? Да ничего, вряд ли они станут подозревать Марианну, подумают, что гипсовую голову новые владельцы галереи выбросили вместе с черепом.

Бывший следователь, а нынче частный детектив Гусев уже ждал ее в небольшом кафе в центре города. Кафе было так себе, и это Марианну обрадовало. А еще то, что официантка не улыбалась Гусеву, хотя сегодня он был одет аккуратно и не то чтобы дорого, но даже и со вкусом. Спокойный такой, уверенный в себе мужчина, вежливо привстал с места, когда она подошла, улыбнулся слегка, махнул официантке.

Не зря он ей понравился еще тогда, пять лет назад. Но Марианна тут же себя одернула: никому не доверять! И никаких чувств, только холодный расчет. И если ненависть, то тоже ровная и холодная. Именно такую она питает к мужу.

И, как оказалось, правильно она сделала, что не стала расслабляться, потому что, когда Гусев пододвинул ей сахарницу и чуть наклонился вперед, она увидела очень близко его глаза и обострившимся зрением тут же их узнала. Именно такие глаза были у того бомжа, который вчера вытащил ее из-под колес черной машины.

Все тут же встало на свои места. И то, что бомж так быстро среагировал, и та сила, с которой он буквально выдернул ее и швырнул на тротуар.

Вот оно что… Стало быть, этот Гусев следит за ней. И кто его, интересно, об этом просил…

— Слушаю вас, Марианна Петровна, — сказал он. — Какое у вас ко мне дело?

— Дело… — она помешала ложкой в чашке, чтобы потянуть время.

Кофе с сахаром она никогда не пила, к тому же и кофе здесь явно оставляет желать лучшего. Но дело не в этом.

— Я хочу, чтобы вы или кто-то из вашего агентства сделал для меня фотографии, — начала она, — сегодня вечером в квартире по адресу такому-то встретятся мужчина и женщина. Так вот, мне нужны фотографии этой пары, причем такие, чтобы сразу было ясно: они занимались… ну, вы понимаете.

Она выразительно взглянула на Гусева и продолжила:

— Вы беретесь за эту работу? Да, кстати, я не знаю ваших расценок, но заплачу, сколько надо.

— Так-так… — Гусев очень внимательно посмотрел на нее через стол.

— Что, это для вас слишком сложно? — Марианне очень не понравился его взгляд. — Скажите сразу, я обращусь к другому. Подобных агентств в городе много…

— Так-так… — повторил он. — Марианна Петровна, я же все-таки как-никак профессионал. И знаю, что та квартира, где будет происходить встреча пары, — ваша. Она досталась вам после смерти отца, вы жили в ней до замужества. И для чего вам понадобилось приводить в ту квартиру постороннего мужчину, да еще и снимать ваши с ним развлечения на камеру?

Обострившимся слухом Марианна уловила нотку недовольства в его тоне, но поняла ее совершенно не так, потому что сильно разозлилась. Ей захотелось бросить все и уйти. Не прощаясь, за кофе сам заплатит, не обеднеет уж. Этот еще вздумал ее учить!

Но она тут же взяла себя в руки. Не время сейчас капризничать, главное для нее — это месть. И Гусев ей нужен, потому что сейчас искать другого частного детектива хлопотно. И времени совсем нет, через два дня муж появится.

— Вы следили за мной… — Марианна сказала это тихо.

— Вовсе нет! Просто в свое время я скопировал материалы вашего… дела, ограбления вашего отца, и взял их с собой. Пошел на должностное преступление, вот… — он улыбнулся.

И хоть Марианна знала, что он врет, потому что узнала Гусева в том самом бомже, что вытащил ее из-под колес машины, она невольно улыбнулась в ответ.

Он явно что-то знает, имеет смысл кое-что ему рассказать. Но, конечно, не все.

«Никому не доверяй!» — снова прозвучал в голове голос.

— Ну, вижу, что с вами нечестная игра не пройдет, — сказала она, — вы для этого слишком умны и наблюдательны. Придется рассказать вам все. Но и вы потом тоже расскажете, что знаете.

— Согласен! — тут же ответил Гусев.

Просто удивительно, до чего даже неглупые мужчины падки на примитивную лесть…

— Меня хотят убить!

И она рассказала ему про машину и про то, что узнала в водителе доверенного человека своего мужа по фамилии Дронов.

И не нашла в глазах Гусева искорки сомнения или недоверия, поскольку он видел покушение собственными глазами. Марианне он про это ничего не сказал, стало быть, тоже решил придержать важную информацию.

Марианна также рассказала про везучего художника Вареникова, который лежит сейчас в больнице и лечится там от отравления. Вроде бы на поправку пошел, от природы мужик здоровый как лось, по выражению его приятеля.

— Выясню! — Гусев сделал пометку в своем телефоне. — Но… мотив… какой же мотив?

И тогда она рассказала ему про шахту. И даже показала фотографию экспертизы.

— Да… — Гусев задумчиво покачал головой, — все сходится… А скажите, как вы про это узнали?

— Вы задаете слишком много вопросов! — запротестовала Марианна, не хватало еще ему рассказывать о скандале в ресторане. — Теперь ваша очередь!

— Ну да… — Гусев рассказал все, что ему удалось узнать о смерти ее отца пять лет назад, — и что за всем стоял некто Перегуд, который сейчас стал богатым и влиятельным человеком. И законопослушным, во что не очень верится, люди-то ведь не меняются. — И вот, кстати, я припоминаю, что на той камере, которая засняла машину, где пассажиром был Артем, на месте водителя сидел тип, очень похожий на Дронова, как вы его описали. Запись, конечно, оставляла желать лучшего, но гладкие черные волосы хорошо просматриваются, и эта седая прядь… И соседка, которая видела Машу Петрову накануне ее гибели, описала очень похожего сопровождавшего ее мужчину. Только ей не поверили… Стало быть, Дронов у вашего мужа используется для таких дел. И сейчас то же самое, что и пять лет назад.

— И я так понимаю, что сделать ничего нельзя, так ведь?

— Ну да, дело закрыто…

— Вот поэтому мне непременно нужно выяснить, что происходит на фирме моего мужа. И этот парень, Вячеслав, мне поможет. Он кое-что должен знать. Но так просто разговаривать со мной не станет, а вот если его припугнуть…

— Вы точно знаете?

— Да он весь как на ладони! — отмахнулась Марианна. — Такой, знаете, самовлюбленный эгоист, только о себе и думает. Пугнуть его, что с работы выгонят, карьера накроется медным тазом, а муж мой такое вполне способен сделать, этот Вячеслав и расстарается. Короче, вы беретесь или мне другого искать?

— Берусь… Но вы же не собираетесь с ним…

— Разумеется, не собираюсь, но это моя проблема! — усмехнулась Марианна.

Они обговорили еще некоторые существенные детали, после чего Марианна взглянула на часы и заторопилась — нужно еще успеть перед свиданием красоту навести.

Гусев подвез ее до ворот коттеджного поселка, на всякий случай остановив машину в мертвой зоне, чтобы на камере не засветиться.

Дом был весь уставлен ведрами с водой, швабрами и тряпками. Хлоркой вняло зверски. Доротея вдумчиво протирала перила, было похоже, что делала она это с самого утра.

— Уволюсь я! — угрюмо сообщила кухарка Нина Ивановна. — Сил моих больше нет терпеть эту… эту… — она добавила непечатное слово.

И Марианна не стала делать ей замечание, поскольку сама думала так же. От кухарки несло спиртным, что тоже было понятно — распустились без хозяина, да еще и вонь такая стоит.

Марианна собралась быстро, но таксист в салоне все принюхивался и смотрел удивленно: дама вроде приличная, обеспеченная, одета дорого, а запах… Или, может, это теперь духи такие новые… Кто этих богатых поймет?

Вячеслав немного опоздал. Марианна даже забеспокоилась, что он передумал и не придет. А возможно, она пришла чуть раньше, во всяком случае, минут пять ей пришлось ждать. Ну погоди, голубчик, это тебе зачтется.

Правда, пришел он с букетом цветов и так долго извинялся за пробки, что Марианна поняла: врет. На самом деле небось пришел пораньше и сидел в машине или прятался неподалеку, ожидая ее появления. А вдруг она передумала и не придет? Эти обеспеченные дамы такие капризные, неизвестно, что у них на уме…

И он будет сидеть как полный дурак с этим букетом и ждать, а официантки будут подсмеиваться над ним исподтишка. Да, тяжелый случай…

Марианна ничуть не попеняла ему за опоздание, явно ему обрадовалась и защебетала. Что-то они ели, откровенно говоря, ни он, ни она не ощущали вкуса. Голова Марианны была занята тем, чтобы как можно глубже посадить Вячеслава на крючок, а он решал в уме сложную задачу: будет или нет сегодня продолжение ужина в интимной обстановке. Может быть, богатой даме скучно и она решила поболтать и развлечься этак простенько, в недорогом ресторанчике посидеть, нервы пощекотать…

Однако Марианна утроила усилия, в ход пошли прозрачные намеки и откровенные взгляды, так что Вячеслав понял, что если он сейчас вежливо простится и посадит даму в такси, то она при случае это ему припомнит. Обиженные бабы ужас какими вредными могут быть, а у этой еще и возможности есть… Опять же лестно, когда такая красивая, холеная… ну, про это мы уже говорили.

В конце концов Марианна прямо пригласила его зайти выпить, вот буквально тут, рядом…

Ее квартира была в порядке, только пыли многовато и воздух немного затхлый. Но Марианна обернула это к своей пользе: раздернула занавески и открыла окно. А когда закрыла, то занавески оставила в том же положении. И переставила торшер, как они договорились с Гусевым, и незаметно расположила Вячеслава так, чтобы снимки получились как можно более качественными.

Она немного волновалась, не будет ли противно целовать совершенно незнакомого мужчину, который к тому же совершенно ей не нравился. Откровенно говоря, она его слегка презирала.

Но все получилось очень легко — натренировалась на муже изображать чувства, которых и в помине не было. Впрочем, Вячеславу и не нужны были ее чувства.

Она с удовлетворением убедилась, что он уже дозрел, и позволила отнести себя в спальню, где занавески были тоже раздернуты, но он этого, естественно, не заметил. И два бокала вина стояли на тумбочке, она открыла бутылку, пока он был в ванной. И положила в его бокал две таблетки успокоительного (спасибо доктору Вильяму Шекспировичу, и от него есть какая-то польза).

Вячеслав выпил вино залпом, чтобы не отвлекаться от процесса, Марианна еще немного потянула время, подвела его к окну, после чего убедилась, что лекарство подействовало: он стал какой-то вялый, и о том, чтобы переходить к решительным действиям, не было и речи.

И в этот момент зазвонил ее телефон. Все по плану, как и было условлено с Гусевым.

— Да, дорогой, — ответила она испуганным голосом. — Ты возвращаешься? Где я? Ты звонил домой и прислуга сказала, что я отсутствую? Да я тут с подругой… ты ее не знаешь… ну да, скоро буду дома… Конечно, уже еду!

— Ты слышал? — теребила она Вячеслава, который устроился уже поспать на широкой кровати… — Мне нужно идти, причем как можно скорее! Муж звонил, он знает, что я не дома.

— Ну и что? — Вячеслав попытался притянуть ее к себе. — Что с того, он же в командировке…

— А если он отслеживает мой телефон? — в панике закричала Марианна, быстро одеваясь. — Мне срочно нужно домой, он будет звонить через сорок минут! Да не тормози ты!

Она буквально выпихнула его из квартиры, не дав застегнуться и зашнуровать ботинки. И убежала, оставив его у подъезда.

Через два квартала ее подхватил на машине Гусев. Сказал, что все прошло хорошо, снимки получились, но смотрел при этом очень неодобрительно.

Несколько дней спустя Розамунда в сопровождении новой служанки шла по городу. Вдруг к ней приблизилась оборванная нищенка.

— Подай старухе на пропитание! — прошамкала она беззубым ртом.

Розамунда нашла мелкую монету, сунула старухе. Та многословно поблагодарила ее и незаметно сунула в руку сложенный вчетверо клочок пергамента.

Придя домой, Розамунда отослала служанку и развернула пергамент.

На нем было написано всего несколько слов.

«Едва стемнеет, приходи к западной башне».

Розамунда прочла записку дважды, а затем сожгла ее.

А вечером, едва солнце опустилось за горизонт и Равенна погрузилась в темноту, Розамунда одна, без слуг, отправилась к западной башне городских укреплений.

Возле этой башни селились люди нечистых профессий — живодеры, кожевники, уборщики городских улиц. Там же обосновались продажные женщины низшего разряда, воры и прочая сомнительная публика. Почтенные люди избегали этих мест.

Едва Розамунда приблизилась к башне, к ней подошел здоровенный одноглазый детина в поношенном плаще. Окинув женщину похотливым взглядом, он попытался ее схватить. Розамунда отскочила в сторону и прошипела:

— Проваливай!

— Что? — одноглазый злобно оскалился. — Ты, шлюха, кем себя возомнила? Ты сделаешь все, что я захочу, или я тебя изуродую!

— Я сказала — проваливай! — повторила Розамунда и вытащила из-под плаща кинжал.

— Вот как? У этой маленькой сучки есть зубы? А это мне даже нравится! — одноглазый бросился на Розамунду, но в это время из тени башни появился сгорбленный нищий в жалких отрепьях, опирающийся на суковатый посох.

Встав на пути одноглазого, он проговорил:

— Ты что, не понимаешь простую человеческую речь? Женщина сказала, чтобы ты проваливал, — так проваливай туда, откуда появился, если не хочешь провалиться прямиком в ад!

— А это еще что за замухрышка? — одноглазый пренебрежительно уставился на нищего. — Тебе что, старик, жить надоело? Ну так это дело поправимое…

Он шагнул к нищему, замахнувшись на него кулаком, но тот чуть заметно отступил и ударил здоровяка посохом под колени. Одноглазый грохнулся на землю, попытался встать, изрыгая страшные ругательства, но нищий ударил его еще раз и еще — по спине, по шее, по голове.

Здоровяк утробно охнул и растянулся в пыли, не подавая признаков жизни.

Розамунда следила за этим странным поединком, точнее, избиением. Когда одноглазый затих, нищий горбун поклонился ей и проговорил с почтением:

— Простите, что я немного опоздал, милостивая госпожа.

— Так это ты передал мне ту записку?

— Конечно, я.

— И зачем ты вызвал меня в это скверное место?

— Я хотел рассказать вам, что происходит в стане лангобардов.

— И почему ты думаешь, что меня это интересует?

— Потому что вы — очень умная женщина, милостивая госпожа.

— Не думай, что ты чего-то добьешься лестью. А впрочем, так и быть, рассказывай.

«Нищий» поклонился и начал:

— После злополучной смерти короля, вашего супруга, в стане лангобардов царит смятение. Вожди до сих пор не могут выбрать для него достойного преемника. Один из возможных преемников, родич покойного Альбоина герцог Кловис, имеет большие шансы на Железную корону лангобардов…

— И почему это меня должно интересовать?

— Потому что милорд Кловис просит вашей руки.

Розамунда, несомненно, была удивлена.

— Вот как? И зачем ему это?

— Брак с вами, милостивая госпожа, даст ему перевес над остальными претендентами: в войске лангобардов много ваших соплеменников, гепидов, сохраняющих верность вашему покойному отцу. Гепиды поддержат вас и вашего нового мужа. Этот брак выгоден и ему, и вам. Поэтому, если вы покинете Равенну и придете в Верону или Павию, герцог Кловис будет рад предложить вам свою руку.

— Покинуть Равенну? Но здесь я, по крайней мере, в безопасности… мне ничто не угрожает…

— Я не прошу, милостивая госпожа, чтобы вы дали мне ответ немедленно. С меня будет довольно, если вы подумаете над этим предложением…

Розамунда хотела еще что-то сказать, но странный посланец уже исчез, словно растворившись в темноте.

С утра снова позвонила Анна и плачущим голосом просила Марианну приехать и разобраться со счетами. Ее пригласили наследники умершего художника, чтобы отобрать картины для его выставки, да там какая-то путаница, наследники никак договориться не могут. А из налоговой уже три раза звонили, сказали, сегодня последний срок. А если будут какие-то вопросы, то спросить у Люси, она в курсе. А сама Люся ничего сделать не может, у нее права подписи нет.

— Марианна Петровна, тут к вам какой-то странный человек пришел! — проговорила Люся, заглянув в кабинет.

Марианна ничего не успела ей ответить.

Люсю отодвинули в сторону, и в кабинет вошел колоритный персонаж. Это был пожилой дядька в разношенной, заляпанной краской куртке и протертом до дыр берете, сдвинутом на одно ухо. Довершала его облик пегая всклокоченная борода.

Эта борода, и краска на куртке, и вообще весь облик выдавали в нем художника. Но что-то в нем показалось Марианне знакомым, хотя она готова была поклясться, что не встречалась прежде с этим человеком…

Странный посетитель бросился к столу, оперся на него руками и выдохнул:

— Где он?

— Он? — растерянно переспросила Марианна. — О ком это вы?

— Не о ком, а о чем! — проворчал незнакомец. — Ты знаешь, о чем я говорю!

— Марианна Петровна! — пискнула Люся от двери. — Я его пыталась удержать, но он… вызвать охрану?

И тут Марианна вспомнила, где видела прежде этого человека. Она видела его на фотографии…

Она кивнула Люсе — сама разберусь — и пристально посмотрела на вновь пришедшего. Ну да, конечно, фотография…

На фотографии, где были двое молодых парней не больше двадцати лет, один — с реденькой бородкой и большим, лихо заломленным беретом на голове, а второй — попроще, в мятых брюках и студенческой брезентовой куртке…

Правда, там этот человек был гораздо моложе, но берет такой же и так же лихо заломлен. А может, даже тот же самый берет — судя по его состоянию, этот берет немногим моложе своего хозяина…

— Ничего, Люся, я сама разберусь! — уверенно повторила Марианна.

— Точно?

— Да, да!

Люся исчезла за дверью, а Марианна взглянула на посетителя и показала ему на стул:

— Садитесь, Павел Питиримович!

— Некогда сидеть! — прохрипел тот, но все же сел и попытался взять себя в руки. Правда, это ему плохо удалось. — Так где он? — повторил Питиримыч, отдышавшись. — Я знаю, он у тебя… у вас. В кладовке я проверил, там нет, а потом уборщица сказала, что убирала осколки гипсовые. Я все и понял.

— Я и не отпираюсь, — проговорила Марианна как могла спокойно. — Череп у меня.

— Тс-с-с! — зашипел художник и испуганно огляделся по сторонам. — Не надо вслух про него говорить!

— Ну, если на то пошло, вы сами такой шум подняли, наверное, в Москве слышно…

— Да потому что опасный он очень! Да еще они за ним, понимаешь, гоняются… мою мастерскую вверх дном перевернули… я сам-то от них с трудом убежал…

— Да кто же такие они?

— Не знаю, — честно признался Питиримыч. — Знаю только, что они за него на что угодно готовы. Вообразили, понимаешь, что он им принадлежит по справедливости, и на все готовы, чтобы его заполучить. А я так полагаю, что надо его обратно отвезти, туда, где мы его нашли, и в курган закопать. Потому что он очень опасный, будит в человеке все самое плохое — злобу, ненависть… Вот, думаешь, почему я в жизни ничего такого особенного не достиг? — спросил он. — Хотя талант у меня признавали о-го-го какой! Да потому, что все он перед глазами стоял! Какую картину ни напишу — все он выходит, как будто сам на холсте проступает! Нет, я тебе точно говорю — от него все зло!

«Ну, мне-то он, конечно, поможет отомстить за смерть отца, очень на это надеюсь, — подумала Марианна. — Впрочем, как только он сделает свое дело, так и правда мне больше не будет нужен…»

— Главное, они всегда узнают, где он! — продолжал Питиримыч. — Чуют они его, что ли… На меня вышли, хоть я так его запрятал, сюда явились, хоть и не нашли ничего, так что к тебе тоже непременно придут, это только вопрос времени. А люди они очень опасные, особенно девица у них страшная… видела, такая, в капюшоне…

— Хорошо, Павел Питиримович! — проговорила Марианна, когда художник замолчал. — Я отдам вам его. Сделайте, как сами считаете правильным.

— Я же говорю — надо его обратно закопать! Мы же его из могилы вытащили — так надо его на место положить. Да ты ведь про это знаешь, тебе друган мой все разболтал.

— А вы найдете то место?

— Непременно найду! У меня тот курган перед глазами до сих пор стоит и вся дорога к нему… я поеду на поезде до Ростова, выйду на станции Степная Падь и дальше, как тогда шли…

— Ну хорошо, давайте так и договоримся. Когда вы собираетесь туда ехать?

— Да хоть завтра. Ростовский поезд в шесть часов отходит. Привези… привезите мне его прямо на вокзал, не хочу с ним под одной крышей ночевать.

— Хорошо… — Марианна помедлила, — только не завтра, а через два дня. Я вам позвоню, одно слово скажу: «Огдо». Так вы и будете знать, что в этот день к ростовскому поезду я с ним подъеду.

— Не тяни только с этим делом. Опасно очень!

С этими словами художник ушел, а Марианна поручила то, что не доделала, Люсе и уехала на встречу с Гусевым. Нужно было получить снимки и перехватить Вячеслава после работы.

Вячеслав вышел из лифта на подземной парковке, направился к своей машине. Когда он нажал на кнопку ключей и машина ответила приветливым сигналом, Марианна вышла из-за колонны.

Вячеслав попятился.

— Это ты… вы… — промямлил он удивленно.

— А ты кого ожидал увидеть?

— Да никого, — Вячеслав взял себя в руки. — Просто вы так неожиданно появились…

— Что, ты разве не рад? — Марианна глумливо усмехнулась, наблюдая за переменами его лица — испуг, появившийся в первый момент, сменился чисто мужским интересом, а потом — неуверенностью. — Нужно было срочно увидеться, — проговорила Марианна деловым тоном.

— Надо было позвонить… — протянул он. — Я сейчас все равно не могу… у меня срочное дело…

— Ты что, вообразил, что я по тебе соскучилась? — Марианна не смогла скрыть презрение.

— А тогда зачем?.. — в голосе Вячеслава послышалась настороженность мелкого, но опасного хищника, который не может решить, кто перед ним — добыча или другой, более опасный хищник.

«Ого, как заговорил, неужели о чем-то догадался?»

— А вот зачем! — и Марианна вытащила из сумки конверт с фотографиями, протянула Вячеславу.

— Что это?

— А ты сам посмотри!

Фотографии были очень хорошими, Гусев все сделал на высшем уровне. Глядя на эти снимки, ни у кого не возникло бы сомнения, что парочка занята самым недвусмысленным делом.

Вячеслав вытащил фотографии из конверта, бросил на них взгляд — и лицо его снова переменилось, теперь на нем был откровенный страх и еще удивление.

— Откуда это?

— Это мне принесли сегодня утром, — ответила Марианна ледяным тоном. — Скажи честно, ты к этому не имеешь отношения?

— Я? — Вячеслав отшатнулся, как от удара. — Да как вы могли такое подумать?

— Да запросто!

— Но зачем мне это?

— Ну, мало ли что пришло тебе в голову… впрочем, пожалуй, это для тебя чересчур.

— А чего они хотят? Денег?

— Нет, не денег. Все намного сложнее.

— Но вообще… — вдруг на губах Вячеслава мелькнула странная ухмылка. — Но вообще, при чем тут я?

— А кто же это на фотографии?

— Это ваши дела с Андреем Сергеевичем. Вы и разбирайтесь. Меня это не касается.

Видно было, что он трусит. От этого и нагличает. Что ж, нужно ему объяснить.

— Вот как? — протянула Марианна. — А вот тут ты, дружочек, ошибаешься. Здорово ошибаешься! Тебя это касается в гораздо большей степени, чем меня!

— Почему это?

— А вот подумай. Своими мозгами, если они у тебя имеются. Если Андрей… Сергеевич увидит эти снимки — с тобой он разделается на раз. Ты его знаешь — он человек мстительный. Самое главное — он не терпит, когда покушаются на святое, на его собственность. А меня он считает своей собственностью. Он тебя уничтожит, уволит без выходного пособия и все сделает, чтобы тебя не взяли ни в одну приличную фирму. Тебе повезет, если удастся устроиться чернорабочим на стройку!

Марианна выдохнула, набрала полную грудь воздуха и продолжила:

— И этим он, наверное, не удовлетворится. Он наймет пару крепких ребят, которые подкараулят тебя в темном углу — да хоть на этой же парковке — и переломают тебе руки и ноги. Убить, может, и не убьют, но могут повредить что-нибудь… жизненно важное. Как тебе нравится такая перспектива?

Вячеслав открыл рот и глотал воздух, как рыба, выброшенная на берег, не сразу, но до него дошло очевидное.

Марианна удовлетворенно улыбнулась и продолжила:

— А я… я особенно ничем и не рискую. В случае серьезного скандала я могу нанять адвоката и потребовать развода. Развод для меня — отличный выход, удачный развод — это вообще мечта всякой богатой женщины, это даже лучше, чем удачный брак. Правда, без удачного брака удачный развод не получится, но это так, к слову. А вот для моего мужа развод — это ужасный удар, потому что при разводе я его оберу до нитки, отниму половину всего имущества, а главное — половину фирмы… это ему небось в страшных снах снится!

Марианна с удовольствием наблюдала за лицом Вячеслава, на котором ужас сменялся растерянностью и снова ужасом.

Наконец он полностью осознал все свои безрадостные перспективы и проговорил тихим отчаявшимся голосом:

— Что же делать?

— Вот это уже правильный вопрос. А что мы можем сделать? Только то, чего от нас хотят. Но для начала ты должен усвоить, что твоя, как говорится, жизнь и судьба полностью зависит от того, как ты поступишь. Если вздумаешь устраивать художественную самодеятельность — тебя ждет то, что я обрисовала. И даже хуже. Уяснил?

— Ну да…

Марианна наблюдала за ним, чуть прищурившись. Куда девался лощеный, ухоженный красавчик? Теперь Вячеслав посерел, выцвел и поблек и даже стал сутулиться, и модный пиджак свисал с него некрасивыми складками.

— Так что запоминай, что ты должен сделать, — Марианна взяла нарочно самый деловой тон. — Знаешь, кто такой Перегуд?

— Понятия не имею, — поспешно ответил он, и Марианна тут же поняла, что он врет.

— Слушай, ты меня не зли! — возмутилась она. — Перегуд Олег Викторович, очень крупный бизнесмен, ведет какие-то дела с Мамаевым. Так вот, нужно выяснить, какие дела.

— Да как же я выясню? — Вячеслав даже замахал руками. — Кто мне скажет? Я — обычный рядовой сотрудник фирмы. К таким серьезным вопросам меня не подпускают…

— Ты мне лапшу-то на уши не вешай, — ласково проговорила Марианна. — Ты думаешь, никто не знает, что доверенная помощница моего мужа Антонина Павловна — твоя родная тетка? И что это она тебя в фирму пристроила на хорошую должность и приличную зарплату? Опекает тебя тетушка, один ты у нее, своих деток нет. А уж она-то полностью в курсе всех дел в фирме, и самых секретных тоже.

Все эти сведения Гусев без труда почерпнул из рассказа той самой девицы с крысиным носом — менеджера Олеси, когда познакомился с ней, вроде бы случайно, и пригласил в кафе. Спрашивать он умел и слушать тоже, так что Олеся выболтала ему все сплетни и за это получила вполне приличный ужин с вином и десертом. И до дому новый знакомый довез, и телефон свой оставил, только потом оказалось, что такого номера не существует.

— Так что привлеки свою тетю, — посоветовала Марианна Вячеславу. — Муж мой до того к ней привык, что и не замечает ее. А она, конечно, кремень-баба, но для тебя расстарается. Но лучше выяснить все как бы случайно, чтобы она не догадалась. Все запомнил?

— Слушайте, вы меня за дурака держите? — Вячеслав заговорил тверже. — Что, я не понимаю, что это не кому-то там, а вам лично нужно? А что, если я к Андрею Сергеевичу пойду? И все ему расскажу?

— И фотки покажешь? — усмехнулась Марианна. — Думала я, что ты умнее…

Хотя на самом деле она так не думала.

До Вячеслава наконец дошло, что выхода у него нет, и он согласился прощупать свою тетку. Сказал, что знает, как на нее воздействовать. И глазами загадочно блеснул.

Условились встретиться завтра, но Вячеслав позвонил утром и вызвал Марианну на встречу. А там сообщил, что Мамаев выполняет для Перегуда кое-какие секретные дела. В частности — передает деньги очень крупным и влиятельным людям.

Перегуд сам не хочет светиться, а Мамаев по сравнению с ним такая мелкая сошка, что на него никто и не подумает. И Антонина Павловна совершенно случайно услышала время и место ближайшей такой операции. Как раз сегодня Андрей Сергеевич из командировки вернется — и сразу приступит к делу. С собой он берет только Дронова, полностью ему доверяет.

— Ну, если соврал… — зловеще начала Марианна.

— Да я!

— Свободен! — отмахнулась Марианна, звоня Гусеву.

— Вы понимаете, что просите невозможного? — возмутился Гусев. — Одно дело — собрать сведения, сделать снимки, и совсем другое — вмешаться в дела очень опасных людей. Это чревато.

— Я знаю, все знаю, но… из-за этих двоих умер мой отец! А перед этим они лишили его всего! И мой муж теперь хочет убить и меня! Мне просто не к кому больше обратиться!

— Ну хорошо, я помогу вам, — сказал Гусев после продолжительного молчания. — И знаете почему? Потому что в этом деле фигурируют еще два убийства. И никто этого даже не заметил, просто закрыли дела — и все. Артем Петров и его невеста Маша. Жили ребята спокойно, работали, жениться собирались, а им вот такое. Ни в чем не виноваты, а никто и не вспомнит про них. А ведь и так парню досталось — в детдоме-то… И теперь что хочешь делай — никто никаких концов не найдет, дело в архив окончательно списали. Так что в память ребят этих самых обычных я вам помогу.

«Да как угодно!» — подумала Марианна.

Машина Андрея Мамаева выехала на дорожную развязку и остановилась внизу, под мостом. Наверху, над ними, ловко маневрировал маленький красный бульдозер, сгребая с дороги нападавший за последние дни снег.

— Это еще что такое? — прошипел черноволосый человек с заметной седой прядью, который сидел за рулем.

— Что-что, — огрызнулся Мамаев. — Не видишь, снег убирают. Зима наступила, ты не заметил?

— Не нравится мне это, — процедил водитель. — Что это именно сегодня они принялись за снег…

— Тебя не спросили! Выпал снег — вот и принялись!

— Не нравится мне это…

— Что ты заладил — не нравится, не нравится! Дело надо делать!

— А по мне, так надо отменить операцию. Что-то здесь не так… большие деньги задействованы… как бы чего не вышло…

— Ты что — с ума сошел? — Мамаев побагровел. — Отменить такую операцию? Ты представляешь, какие люди мне доверились? Да они меня в порошок сотрут! Скажут, что я ни на что не годен, что мне нельзя самую простую передачу поручить!

— Лучше пусть скажут, чем… — брюнет выразительно замолчал.

— Заткнись! Не каркай! Тем более уже поздно что-то менять, вон, смотри, кто приехал!

Над ними на мост въехал длинный черный лимузин, остановился неподалеку от бульдозера.

— Может быть…

— Заткнись! Время пошло! Нельзя заставлять ждать такого человека! — Мамаев передал водителю чемоданчик, который до этого лежал у него на коленях. — Пошел! И смотри не облажайся — головой ответишь!

— Вы — шеф, вам и решать… — брюнет вздохнул, выбрался из машины и, настороженно оглядываясь по сторонам, пошел к пешеходной лестнице, которая вела на мост.

Он прошел уже половину лестницы, когда шустрый бульдозер подгреб огромный сугроб к краю моста и столкнул его вниз.

Снежная груда перевалила через ограждение, на мгновение зависла на краю и обрушилась на лестницу, едва не накрыв брюнета с головой. Он с трудом выбрался из-под снега и с ужасом увидел, что выронил свой бесценный чемоданчик.

— Ты, козел безмозглый, с ума сошел? — заорал брюнет на бульдозериста. — Да я ж тебя на куски порежу и на шаверму пущу!

Бульдозерист выскочил из кабины и испуганно залепетал, приседая и размахивая руками:

— Извиняй, дядя! Змиетдин не нарочно! Змиетдин ошибайся! Ты живой, дядя? Помочь тебе?

— Да я ж тебя, так тебя и разэтак… — брюнет захлебнулся от ярости и кинулся в сугроб.

Он перерыл его, как фокстерьер лисью нору и, к счастью, нашел в глубине свой чемоданчик.

— Твое счастье, чурка… — выдохнул с облегчением и полез наверх, обходя снежные комья, валявшиеся на ступенях.

Поднявшись на мост, обошел бульдозер, из кабины которого выглядывал смущенный и испуганный гастарбайтер, направился к стоящему в ста метрах от него лимузину.

Когда он приблизился, задняя дверца лимузина открылась, оттуда выглянул мужчина лет шестидесяти с бульдожьим лицом и маленькими злыми глазками, прошипел:

— Ты что за цирк там устроил?

— Извините, — брюнет покаянно опустил голову. — Тут, видите, снег убирать вздумали, а менять план Андрей Сергеевич не захотел…

— Ты, блин, зачем имена называешь? — рявкнул «бульдог». — Совсем сдурел? Давай что принес и проваливай! Не хватало еще, чтобы нас здесь кто-нибудь заметил!

Брюнет протянул чемоданчик и припустил обратно к лестнице.

Едва он скрылся, лимузин тронулся с места.

Но когда он отъехал всего на полкилометра, человек с бульдожьим лицом бросил водителю:

— Остановись-ка, Дима! Что-то мне вся эта петрушка не нравится! Надо взглянуть, что к чему…

Лимузин снова остановился.

Человек с бульдожьим лицом достал телефон, прочел там сообщение, состоявшее всего из четырех цифр, и набрал эти четыре цифры на кодовом замке чемоданчика.

Замок щелкнул.

Мужчина откинул крышку чемоданчика и заглянул внутрь…

Лицо его стало малиновым.

— Они меня что, за сявку держат? За терпилу позорного? — прошипел он, брызгая слюной.

— Что такое, Арсений Иванович? — осторожно осведомился водитель. — Что случилось?

— Не твоего ума дело!

В чемоданчике лежала стопка ярких глянцевых журналов.

Арсений Иванович достал из кармана пузырек с лекарством, бросил под язык одну таблетку, отдышался, потом снова достал телефон и нажал номер из списка контактов.

— Ты, Гудок, за кого меня держишь? — прорычал он в трубку, едва услышал ответ.

— Иваныч, что случилось? — настороженно осведомился Перегуд. — Что-то не так?

— И ты еще спрашиваешь? — «бульдог» захлебнулся от злости и на мгновение замолчал.

Перегуд воспользовался этой паузой и повторил свой вопрос:

— Что не так, Иваныч?

— Дворник таджикский тебе Иваныч! Ты мне, гнида, что в чемодане подсунул?

— Как договаривались… сколько вы сказали…

— Сколько сказали! — передразнил его «бульдог». — «Куклу» ты мне подсунул! Как лоху позорному!

— «Куклу»? Не может быть!

— Я что — вру?

— Ни в коем разе, Иваныч! Это недоразумение… мы разберемся… мы все наладим…

«Бульдог» снова перевел дыхание и рявкнул:

— Можешь на том проекте крест поставить! Не видать тебе его как своих ушей! И вообще, я твой номер из списка контактов вычеркну! И прикрывать тебя больше не буду! Бултыхайся сам как хочешь! Забудь, как меня зовут, понятно?

Перегуд хотел еще что-то сказать в свое оправдание, но из трубки доносились только короткие гудки.

Перегуд с ненавистью посмотрел на трубку и прошипел:

— Жирная скотина! Сколько раз я тебе говорил — не называй меня Гудком!

Чуть раньше в офис фирмы «Приоритет» вошел посыльный — мужчина средних лет в зеленой униформе службы доставки, в надвинутой на лоб зеленой бейсболке и круглых металлических очках, с жиденькими рыжеватыми усиками. За спиной у него был объемистый зеленый короб с логотипом той же курьерской службы.

— Доставка для господина Мамаева! — сообщил он с чувством собственного достоинства пузатому охраннику с сонными глазами охлажденного карпа.

— Оставь здесь! — велел ему охранник.

— Как это — здесь? — возмутился посыльный. — Мне, это, велено передать в собственные руки! Посылка ценная, я за нее, это, отвечаю! Мне нужно, чтобы получатель, это, расписался! Ты за нее распишешься? Если распишешься, ты будешь отвечать!

— А я-то при чем?

— А если не распишешься — тогда пропусти меня! Не препятствуй мне, это, выполнять свою работу!

— Ладно, черт с тобой! Иди прямо по коридору, кабинет директора будет в конце.

Посыльный прошествовал по коридору, остановился перед дверью, на которой красовалась табличка «Генеральный директор А. С. Мамаев», поправил очки и без стука открыл дверь.

Он оказался в приемной, где сидела секретарша Мамаева Антонина Павловна.

Наблюдательный сотрудник, знающий Антонину, заметил бы, что сегодня она явно не в своей тарелке. Лицо ее, несмотря на тщательно наложенный макияж, выглядело несколько помятым. Очевидно, после вчерашнего разговора с племянником. Что уж он ей сказал, осталось за кадром, но Антонина Павловна ощутила, что твердая броня, в которую закована была ее многолетняя преданность господину Мамаеву, пошла трещинами.

Племянник единственный… родная кровиночка… больше у нее никого нет… Тем более что в последнее время хозяин фирмы совершенно распустился. Если быть честной с самой собой, то Антонина очень не одобряла его поведения.

Он стал до невозможности груб и самонадеян. Собственно, грубость и раньше присутствовала в его отношениях с подчиненными. Но раньше можно было списать это на чрезмерную занятость и на то, что бизнес — дело трудное, тут не до сантиментов.

Но все же должны быть какие-то границы. Мамаев стал вести себя хамски, неумеренно увлекался женским полом и, что уж ни в какие ворота не лезет, завел любовницу прямо в офисе. Эта новая девица, как же ее… Алена… слишком много о себе возомнила. Если сумела задурить голову хозяину фирмы — то это еще ничего не значит. А он, похоже, голову потерял, судя по тому, что устроил на корпоративе в ресторане.

И надо же было такому случиться, что именно в это время у нее, Антонины, ужасно разболелся зуб и вместо праздника пришлось провести вечер в кресле стоматолога. Иначе она бы все сделала, но ни за что не допустила скандала.

Но, с другой стороны, кто оценит ее старания? Впервые за все время работы в фирме Антонина Павловна поняла, что только не господин Мамаев, который пошел вразнос и возомнил о себе слишком много. Так что ей следует поменьше заботиться о его благополучии и побольше — о своем. И родного племянника.

Потому что он у нее один. Ни мужа, ни детей, сестра была, но умерла рано. И перед смертью ей племянника поручила. Слово взяла, что на ноги его поставит, в люди выведет и не бросит. К тому времени племяннику уж лет двадцать пять было, а мама все за него переживала. И Антонина знала почему.

Хороший мальчик Славочка. Но никакой. Ни рыба ни мясо. Антонина очень любила племянника, но это не мешало ей оценивать его здраво. Вроде бы и учился он в школе неплохо, и хулиганил в меру, а только не было у него никаких увлечений, ни плохих, ни хороших. Ничего его не интересовало. Ни друзей особо не было, ни девушек в школе.

Это бы еще ладно, в таком деле чем позже, тем лучше, но и потом та же история. Напряглась Антонина, устроила племянника в приличный институт, денег отдала на репетиторов массу. И там тоже все ровно шло, а только Антонина присматриваться к племяннику стала. Но потом сестра заболела, некогда стало психоанализом заниматься.

Выучился племянник, сестру схоронили, ремонт в их квартире Антонина сделала, тут бы и передохнуть, дух перевести. Ан нет, потому что тут-то и выяснилось, что племянник без нее никуда. Сам работу приличную найти не может, а если найдет — то не удержится там долго. И вроде бы парень внешне интересный, одет аккуратно, голос приятный, образование приличное — а вот увольняют его первым, если что.

Антонине любовь глаза не застила, она всегда здраво рассуждала. И поняла, что Славочка глуп, что называется, по жизни. И ленив. А самое главное — равнодушный. Но себя любит. А больше никого, ее тоже не любит. Но про это лучше не думать.

И поняла Антонина, что тянуть ей племянника любимого до самой до старости. А может, и до смерти. Устроила на работу в свою фирму, где хозяин ее ценил и пошел навстречу, в смысле хорошей для племянника зарплаты. И зорко следила Антонина, чтобы не было у Славика никаких проблем и неприятностей. Потому что он не боец. Нет у него ни знаний особенных, ни волчьей провинциальной хватки, ни железного стержня внутри. Так что если попадет в серьезные неприятности — то и не оправится, заново не сможет начать.

Куда уж заново начинать, когда сорок лет скоро… Люди и в пятьдесят с нуля начинают, но это не про племянника.

Так что, как рассказал он ей вчера все честно — так Антонина не колебалась: все для родной кровиночки сделает.

— В чем дело? — строго осведомилась сейчас Антонина Павловна, увидев курьера.

— Срочная доставка для господина Мамаева! — гордо провозгласил посыльный.

— Господина Мамаева нет.

— Что же делать? Посылка ценная, я за нее отвечаю…

— Ладно, занесите в кабинет, когда он вернется, я передам…

Раньше Антонина Павловна ни за что не пустила бы в кабинет постороннего, но теперь ей было все равно.

— А кто за нее распишется?

— Ладно, я распишусь, давайте…

Антонина расписалась в разграфленном листке, открыла дверь кабинета, посыльный вошел внутрь, поставил свой короб на пол и достал из него аккуратный чемоданчик с кодовым замком. Этот чемоданчик он положил на стол Мамаева, поправил очки и под бдительным взглядом Антонины Павловны покинул кабинет Мамаева.

Выйдя из офиса, «посыльный» сел в неприметную машину, отъехал подальше, притормозил в укромном месте.

Первым делом он снял очки и отклеил жиденькие усики.

Теперь в нем при желании можно было узнать частного детектива Гусева.

Затем Гусев сделал странную вещь: он достал из бардачка своей машины миниатюрный компьютер и вставил в его порт дужку очков.

Очки эти были непростые: в них была вмонтирована миниатюрная камера, которая делала снимок, когда Гусев поправлял очки.

Теперь все снимки, которые Гусев сделал в офисе «Приоритета», скачались на компьютер. Гусев еще раз проверил их.

Кадры были четкие — табличка с именем Мамаева, кабинет того же Мамаева — крупным планом, так что можно было увидеть фотографии самого Мамаева на стенах, с большой рыбой в руках, в компании популярного певца и крупного городского руководителя…

И еще одна фотография, на которой был отчетливо виден чемоданчик с кодовым замком. Гусев добавил в файл еще один снимок, на нем чемоданчик был раскрыт. И видны были пачки денег — очень много…

После этого Гусев отправил фотографии на номер телефона Олега Викторовича Перегуда. Номер этот Вячеслав выяснил у своей тети, которая подсмотрела его в записной книжке своего начальника. Мамаеву было велено не хранить номер в телефоне, чтобы не было между ним и Перегудом никаких контактов. А номер просто запомнить. Но с памятью у него было не очень, так что он записал номер в книжку…

Уверившись, что фотографии посланы, Гусев на всякий случай выбросил телефон.

Прошло еще несколько дней, затем — две или три недели.

Как-то раз новая служанка Розамунды, Клодия, вернулась с рынка очень оживленной.

— Какие новости в городе? — спросила ее Розамунда.

— Ах, госпожа, там только и разговоров, что о скорой свадьбе! Весь рынок гудит…

— Свадьбе? Чьей свадьбе?

— О свадьбе его милости экзарха. Все торговцы надеются заработать на ней. Дворцовые прислужники заказали столько провизии, что можно накормить весь город. А сколько редкостных вин, испанских и аквитанских! А сколько дорогих тканей!

— Вот как? — Розамунда едва сдержала гневный возглас.

Она закусила губу и спросила как можно спокойнее:

— И кто же эта счастливица?

— Знатная особа, прибывшая недавно из Византии. Говорят, она племянница самого императора!

— Вот как?! — повторила Розамунда, скрипнув зубами. — Пожалуй, я хочу пройтись по городу. Подай мне уличный плащ.

— Но врач не велел вашей милости утомляться… он говорил, что еще неделю вам не стоит выходить из дому…

— Мало ли что он говорил! Я утомилась уже от вида этих стен, мне необходимо выйти!

Через полчаса Розамунда со своей новой служанкой вышла из дома.

В садах неподалеку от дворца экзарха она как бы случайно повстречала Нарцисса. Советник наместника шел куда-то с озабоченным видом в сопровождении рослого слуги и прошел было мимо, но Розамунда окликнула его:

— Постойте, господин советник!

Нарцисс остановился. Он выглядел смущенным.

— Господин не приходил ко мне уже много дней. Вы забыли о бедной варварской королеве?

— Ах, простите меня, госпожа, я был очень занят. Государственная служба отнимает очень много времени.

— Вот как? Раньше вы среди этих дел всегда находили время проведать меня, сыграть со мной в шахматы, обсудить городские новости и прочие события…

— Вы правы. Но сейчас все стало сложнее…

— Настолько сложно, что вы не вспоминаете даже о своих прежних планах?

— Какие планы вы имеете в виду?

— Если вы помните, мы говорили, что господин экзарх достаточно давно вдовеет, срок траура давно завершился и ему пора подумать о новой супруге…

— Ах, вот вы о чем! Но я поговорил с его милостью, и он пока не готов к новой женитьбе.

— Да? А до меня дошли слухи, что он вполне готов. И во дворце уже идут приготовления к свадьбе. Для этой свадьбы уже заказывают вина и угощения…

— Ах да… — Нарцисс отвел глаза.

— Вы хотите сказать, что за своими государственными заботами забыли о таком незначительном событии? И забыли о том, сколь многим мне пришлось пожертвовать, чтобы устранить препятствия для нашей свадьбы?

Нарцисс приблизился к Розамунде вплотную и проговорил, понизив голос:

— Ветры политики переменчивы. Так же переменчивы, как ветры в наших краях. Планы сильных мира сего меняются очень быстро под влиянием этих перемен. Людям незначительным, вроде нас с вами, приходится только подчиняться. Если, конечно, мы не хотим попасть между молотом и наковальней.

— Но вы сами дали мне понять…

— Все меняется! И если вы не смиритесь с этими переменами, вам может не поздоровиться. К примеру, господин экзарх может задуматься о причинах скоропостижной смерти вашего спутника, знатного лангобарда. И может провести расследование…

— Причина его смерти известна. Его отравила служанка по приказу нового короля лангобардов…

— В деле всегда могут найтись новые улики. Кроме того, жизнь в Равенне в наши времена чрезвычайно опасна. С вами тоже может случиться какая-нибудь досадная неприятность. Мне будет чрезвычайно неприятно узнать о ней. А теперь позвольте откланяться, меня ждут неотложные дела! — и с этими словами Нарцисс удалился.

А Розамунда, проводив его гневным взглядом, поспешила домой.

Розамунда ходила по своему покою, как львица в клетке, — от стены к стене, от стены к стене… ее переполнял гнев.

Подлые византийцы обманули ее!

Она поверила Нарциссу, убила своего любовника, чтобы стать женой экзарха, чтобы занять достойное ее положение, но Лонгин предпочел другую! Надо же — племянница императора!

Розамунда сжала руки с такой силой, что из-под ногтей выступила кровь.

Нет, они просчитались! Она, Розамунда, не из тех, с кем можно так жестоко шутить! Она умеет мстить — и отомстит, причем не будет откладывать свою месть надолго!

Розамунда открыла неприметную дверцу и, нагнув голову, вошла в потайную комнатку, где хранила золото и драгоценности, похищенные у короля лангобардов.

Перебрав свои сокровища, она нашла массивный перстень с крупным рубином, на котором был искусно вырезан раскинувший крылья орел.

Этот перстень был непростой — с секретом.

Его подарила Розамунде мать, принцесса из могущественного восточного племени аваров.

— Надеюсь, этот подарок тебе не понадобится, — сказала мать, отдавая дочери перстень. — Однако судьба знатной женщины может повернуться по-разному. Может случиться так, что для тебя смерть будет наилучшим, а то и единственным выходом. Тогда ты наденешь этот перстень на палец.

Внутри перстня, под камнем, был спрятан острый шип, смазанный смертоносным ядом растения упас, произрастающего в бескрайних степях Азии. Этот яд приносит смерть мучительную и неминуемую, но наступает она не сразу, а примерно через час после укола.

Розамунда завернула перстень в платок тонкого шелка, вернулась в свой покой и позвала служанку.

— Отправляйся во дворец господина экзарха, — приказала она, — и передай от меня перстень невесте его милости, с пожеланиями счастья и благоденствия.

Клодия взяла платок с перстнем и собралась уже уйти, когда Розамунда окликнула ее:

— И не вздумай надевать этот перстень! Даже не разворачивай его! Он предназначен только для высокородных особ!

— Слушаю и повинуюсь! — ответила Клодия и поспешила во дворец экзарха.

По пути она вспомнила слова своей хозяйки.

Надо же, перстень предназначен только для высокородных особ! Должно быть, очень красивый…

Но если она только посмотрит на этот перстень — кто об этом узнает?

Клодия развернула платок.

Перстень и правда был красивый — с чудесным красным камнем, на котором вырезана большая птица. Правду говорят в городе, что у ее хозяйки, королевы варваров, спрятаны несметные сокровища!

А как он будет хорошо смотреться на ее руке!

Правда, хозяйка велела ни в коем случае не надевать этот перстень — но, опять же, кто об этом узнает? И от кого? Сама Клодия, разумеется, никому об этом не расскажет — даже господину Нарциссу, которому она каждый вечер подробно докладывает обо всем, что говорила и делала Розамунда.

Клодия огляделась по сторонам и торопливо надела перстень на безымянный палец. При этом ее что-то укололо.

Девушка поморщилась, но тут же забыла о боли — так красиво смотрелся перстень на ее руке!

Да, хорошо быть богатой и знатной! Бедные люди как будто и не живут…

Впрочем, она уже подходила ко дворцу господина Лонгина.

Охрана без проблем пустила во дворец хорошенькую служанку, а знакомая женщина, работавшая во дворце, сказала ей, что невеста экзарха прогуливается в саду.

Клодия легко нашла племянницу императора.

Это была невысокая полноватая особа с широким лицом и заметными усиками над верхней губой.

«Уродина, — подумала Клодия, — но при ее происхождении кого это волнует…»

Византийку окружали несколько девушек свиты.

Клодия подошла к принцессе, опустилась на одно колено, как положено перед высокородными дамами, и проговорила с приличной скромностью:

— Ваша милость, позвольте передать вам подарок от моей госпожи, королевы лангобардов Розамунды!

— Подарок от Розамунды? — переспросила принцесса с интересом. — Я много слышала о ней! Она и правда совсем дикая? Носит мужскую одежду, ездит верхом?

— Одевается она как все женщины, а верхом и правда ездит, но очень редко.

— Ладно, давай этот подарок! Говорят, твоя хозяйка очень богата!

Клодия развернула платок и достала перстень. Губы принцессы тронула улыбка.

— Что ж, он и правда очень красив! Какой большой рубин и как красиво оправлен! И как в нем играет свет! Эти лангобарды — не такие уж дикари!

— С этим перстнем госпожа Розамунда велела передать вашей милости пожелания счастья и благоденствия!

— Что ж, передай ей мою благодарность! — с этими словами принцесса надела перстень на палец.

Она почувствовала легкий укол, но не придала этому значения — она повернула перстень к свету и любовалась сиянием рубина, напоминающего густую кровь.

Клодия внезапно почувствовала тошноту.

«Уж не беременна ли я?» — подумала она озабоченно и попыталась вспомнить, была ли достаточно осторожна при свиданиях со своим дружком.

Принцесса уже забыла о ней, и Клодия, посчитав, что приказ хозяйки исполнен, поспешила прочь из дворца.

Однако чем дальше она шла, тем хуже себя чувствовала, в глазах у нее потемнело, и наконец, проходя через городской рынок, Клодия споткнулась и упала на каменные плиты.

Торговка овощами, которая ее хорошо знала, бросилась к упавшей девушке, хотела помочь ей — но Клодия была уже мертва.

Тем временем господин Нарцисс нашел в саду невесту экзарха.

— Ваша милость, — проговорил он, учтиво поклонившись, — господин Лонгин просил вас пожаловать в его покои. Он хочет показать вам красивую статую, которую приобрел у торговца-галла… думаю, вы ее оцените…

— Иду, иду! — оживленно ответила принцесса. — Взгляните, какой перстень мне только что подарили!

Она протянула руку, на которой пылал рубин.

— И правда, чудесный перстень! — одобрил Нарцисс. — Кто подарил вам его, госпожа?

— Розамунда, та варварская королева, которая живет в Равенне под защитой экзарха.

— Розамунда? — насторожился Нарцисс. — Она приходила сюда, во дворец?

— Нет, она прислала ко мне свою служанку…

— Ваша милость, прошу вас, снимите перстень! Снимите его как можно скорее!

— Снять? Но он такой красивый…

— Хотя, возможно, уже поздно…

— Поздно? Для чего поздно?

Принцесса вдруг замолчала, удивленно прислушалась к себе. Лицо ее резко побледнело, она схватилась за горло, закашлялась. На какое-то время ей, видимо, стало лучше, она отдышалась и позвала служанку:

— София, подай лавандовой воды!

Девушка поспешно наполнила чашу, бросилась к госпоже, поднесла чашу к ее губам.

Принцесса сделала глоток, но тут же уронила чашу, упала и забилась в судорогах. На губах у нее выступила пена.

Нарцисс склонился над принцессой, осторожно снял кольцо с ее пальца, распорядился отнести ее во дворец, затем вызвал своего доверенного человека и приказал ему:

— Немедленно пошли людей в дом госпожи Розамунды, вели привести ее ко мне! И вот еще что… пошли кого-нибудь ко всем городским воротам, пусть предупредят стражу, чтобы не выпускали Розамунду из города! Не мешкай!

Очень скоро люди, посланные в дом госпожи Розамунды, вернулись ни с чем: опальная королева лангобардов бесследно исчезла. Стражники у городских ворот клялись, что не видели ее, и обещали удвоить бдительность.

— Мимо нас и муха не пролетит! — поклялся начальник стражи.

Машина Мамаева остановилась перед большим офисным центром на Малом проспекте Васильевского острова. Мамаев вышел, бросив сидевшему за рулем человеку:

— Жди!

За рулем его машины сидел темноволосый человек со сломанным носом и заметной седой прядью. Фамилия его была Дронов, и вообще-то он не был водителем, а числился в фирме Мамаева начальником службы безопасности, но в действительности исполнял для своего шефа многочисленные и разнообразные поручения, зачастую выходящие за рамки закона. Дронов всегда был хмур, никто не видел его улыбающимся, сегодня же после операции с деньгами и вовсе был мрачен. Нутром чуял неприятности.

— Шеф, подстраховать не надо? — спросил он Мамаева.

— Я сказал — жди!

Дронов кивнул. Проводив шефа долгим взглядом, он достал свой телефон и на всякий случай просмотрел приложение, где были показаны городские пробки.

Вдруг к его машине подошел человек в черной униформе охранника. Он наклонился к окну и проговорил:

— Здесь парковаться нельзя!

— Что значит — нельзя? — раздраженно ответил Дронов. — С какого это перепугу?

— Нельзя — значит, нельзя!

— Я здесь всегда паркуюсь!

— Значит, раньше было можно, а теперь нельзя!

— А не пошел бы ты…

Дронов отвлекся на пустой разговор с охранником и поэтому не заметил, как дверца его машины с пассажирской стороны открылась, и отреагировал на это, только когда на сиденье рядом с ним сел худой, костистый человек с длинным, покрытым глубокими морщинами лицом.

Что интересно, охранник парковки в то же мгновение исчез, как сквозь землю провалился.

Водитель дернулся, потянулся к пиджаку, который характерно оттопыривался слева, но костистый прошипел, как рассерженная змея:

— С-сидеть! Не дергатьс-ся!

И Дронов понял, что дергаться действительно не стоит.

Потому что почувствовал исходящую от соседа холодную силу. Но еще потому, что узнал его.

— Гудок… — проговорил Дронов с неожиданной робостью. — Ты…

— Не называй меня так! — рявкнул костистый тип. — Я — Олег Викторович, понятно?

— Понятно, Гудок… Олег Викторович.

— Так-то лучше.

— Что вам нужно, Олег Викторович? — Дронов приложил все силы, чтобы голос его не дрогнул.

— А ты как думаешь?

Дронов настороженно молчал. Он не собирался играть в загадки с таким опасным человеком.

Перегуд выдержал основательную паузу и наконец заговорил, веско и холодно:

— Твой шеф меня кинул.

Дронов взглянул на него, словно что-то хотел возразить, но сдержался. Перегуд продолжил:

— Кинул, кинул! Причем обставил все так, чтобы тебя сделать крайним. Ведь ты принес мне тот чемоданчик? Так вот, в нем оказалась «кукла».

— Что? — Дронов похолодел.

— Но ты не бойся, Валентин! Я ведь понимаю, что ты не дурак и не самоубийца. Ты не посмел бы меня кинуть, так ведь?

— Само собой, Гу… Олег Викторович.

— Видишь? Мы с тобой друг друга понимаем. И понимаем, что оставить такое без ответа нельзя. Верно?

— Но…

— Никаких «но»! — рявкнул Перегуд и скрипнул зубами. — Ты пойми, Валентин, вопрос стоит очень просто. Один из вас меня кинул — или он, или ты. И кому-то за это придется заплатить. Так какой вариант ты выбираешь? Кто меня кинул?

— Не я, — твердо ответил Дронов.

Он подумал еще, что и не Мамаев, потому что не зря ему не понравился тот тракторишка, который сгребал снег на месте операции, но решил промолчать.

— Ну и отлично! Значит, мы друг друга поняли. Ты о своем выборе не пожалеешь! Нужно выбрать правильную сторону, Валентин! И сделать это вовремя!

Он строго взглянул на Дронова и добавил:

— Сделаешь — сообщишь по этому номеру! — он написал семизначный номер на запотевшем стекле машины и выбрался на улицу.

Дронов торопливо стер номер со стекла, опустил голову и несколько минут посидел молча.

Перегуд поставил перед ним непростую задачу, но выбора у него действительно не было.

Всю свою жизнь Дронов был занят в основном одним — выживанием, и пока он с этим справлялся успешно.

Последние несколько лет он служил Мамаеву, но если дни того сочтены — нужно менять хозяина, и сделать это нужно вовремя, пока еще есть возможность вскочить в последний вагон…

Что будет дальше…

А что будет, то и будет. Незачем гадать. Когда настанет завтра, тогда и будем думать.

К машине быстрыми шагами подошел Мамаев, рванул дверцу, сел на то же сиденье, где только что сидел Перегуд.

Дронов скосил на шефа глаза и поразился, как он изменился за последние дни и как сильно отличается от Перегуда.

Тот — уверенный в себе, сильный, решительный.

Этот — нервный, дерганый, все время оглядывается, будто чего-то боится.

Нет, и правда нужно менять хозяина.

— Сволочь! — процедил Мамаев.

— Что? — Дронов повернулся к нему, оскалившись.

— Да это я не про тебя, Валик! — отмахнулся шеф. — Это я про него… про Гудка…

Дронов напрягся.

Неужели шеф в курсе их разговора? Тогда его дело плохо…

Но Мамаев продолжил:

— Продержал меня полчаса в приемной, как мальчишку, да так и не принял! Секретарша, старая грымза, заявила, что его срочно вызвали в Москву. А то он раньше не мог сказать! Сволочь…

У Дронова отлегло от сердца.

— Он вообще-то человек серьезный, авторитетный, — осторожно проговорил он.

— Авторите-етный! — передразнил его шеф. — Тебя вообще не спрашивают! Поговори еще у меня…

«Точно, надо менять хозяина!» — уверился Дронов.

— Что стоим? — резко бросил шеф. — Езжай уже!

— Куда?

— В офис!

Дронов выехал со стоянки, выехал с Васильевского острова на Петроградскую, свернул на безлюдную набережную.

Мамаев, который просматривал почту в своем телефоне, поднял голову и удивленно спросил:

— Где это мы едем? Я же сказал — в офис!

— Здесь быстрее будет, а то везде такие пробки, можно на полдня застрять!

— Ну ладно, смотри, тебе виднее!

Мамаев снова уткнулся в телефон.

Дронов быстро, воровато взглянул на него, проверил зеркало заднего вида, убедился, что на набережной, кроме них, никого нет, и сбросил скорость.

Сунул правую руку в карман и достал оттуда гаджет, издали похожий на мобильный телефон.

— Ты чего тормозишь? — недовольно спросил Мамаев.

— Шеф, вы это видели? — Дронов протянул Мамаеву свой гаджет.

Тот недоуменно потянулся к нему, и вдруг из гаджета вырвалась голубоватая вспышка высоковольтного разряда.

Мамаев дернулся и затих, откинувшись на сиденье.

Дронов на всякий случай еще раз огляделся.

Набережная была пустынна.

На всякий случай он усадил бесчувственного шефа в более естественную позу, снял машину с тормозов, набрал скорость и поехал дальше по набережной.

Вскоре облицованная гранитом набережная закончилась, дальше был покатый берег, поросший чахлой травой, пробивающейся сквозь подтаявший снег.

Дронов нашел возле самого берега большую черную проталину, в которой плавала одинокая чайка, затормозил, вышел из машины, снова огляделся и вытащил бесчувственное тело шефа. Подобрал на берегу несколько увесистых булыжников, распихал их по карманам Мамаева, подтащил его к самой кромке воды и толкнул ногой.

Испуганная чайка взлетела с недовольным криком. Тело Мамаева проскользило по льду, скатилось в полынью, темная ледяная вода сомкнулась над ним с глухим плеском.

Спустя минуту на поверхности воды появилось несколько пузырьков, и все окончательно затихло.

Дронов на всякий случай подождал еще несколько минут, потом вернулся к машине, осмотрел ее, чтобы убедиться, что в ней не осталось ничего, принадлежавшего бывшему шефу.

Потом снова сел за руль и поехал по набережной.

Отъехав достаточно далеко от ледяной могилы Мамаева, снова остановился. Неподалеку, он знал, находился гараж, в котором несколько полукриминальных умельцев занимались тем, что разбирали на детали угнанные и украденные машины.

Он выбрался из машины Мамаева, оставил ключи в зажигании и зашагал к ближайшей станции метро, не сомневаясь, что назавтра от этой машины не останется и воспоминаний.

На полпути к метро он достал телефон, набрал на нем номер, оставленный Перегудом, и коротко доложил:

— Дело сделано!

— Ну, лады! — удовлетворенно отозвался Перегуд. — Оперативно сработал! Сразу видно профессионала! Ну, подъезжай, поговорим… — и он назвал адрес.

Дронов доехал на метро до стоянки, где держал собственную машину, и поехал на север города. Он выехал на Выборгское шоссе, миновал Шувалово и Парголово, свернул на отличную асфальтовую дорогу, которая петляла среди облетелых лиственных рощ, погруженных в таинственный зимний сон.

Вскоре впереди показался высокий глухой забор с коваными металлическими воротами.

Дронов подъехал к воротам, остановился.

Камера над воротами повернулась в его сторону, ворота загудели и открылись.

Дронов въехал за ворота и оказался в большом ухоженном даже зимой парке, в глубине которого виднелось трехэтажное здание в стиле модерн, к которому вела мощенная гравием дорога.

Дронов хотел было поехать по этой дороге, но из будки возле ворот вышел широкоплечий парень в пятнистой униформе, подошел к его машине и сказал:

— Олег Викторович вас ждет в павильоне.

— Где?

— В павильоне. Я вас провожу. Машину вашу отгонят в гараж.

Дронов вышел и следом за охранником направился по боковой дорожке в глубину парка.

Вскоре он увидел покрытый льдом пруд, на берегу которого стоял застекленный садовый павильон. Охранник открыл дверь павильона и отступил в сторону.

Дронов вошел внутрь и удивленно огляделся.

Павильон был заставлен какими-то странными предметами. Здесь были огромные клещи и крючья, деревянные колодки с прорезями для рук и головы, массивное деревянное кресло, утыканное шипами, сложное устройство, в котором Дронов с невольным трепетом узнал гильотину. Чуть в стороне возвышался громоздкий металлический корпус, похожий то ли на стоячий саркофаг, то ли на уродливого железного человека, густо утыканного заклепками. Рядом с ним стояла витрина, в которой были разложены темные сморщенные головки, похожие на головы состарившихся, уродливых кукол.

— Загляделся? — раздался рядом с Дроновым насмешливый голос.

Дронов вздрогнул и обернулся.

Рядом с ним стоял Перегуд. На его морщинистом лице играла горделивая улыбка, с какой родители любуются своими красивыми и талантливыми детьми.

— Моя коллекция! — проговорил Перегуд, обводя взглядом расставленные в павильоне диковины. — Знаешь, что это?

— Откуда мне знать, — осторожно отозвался Дронов, хотя у него были догадки о назначении всех этих страшных игрушек.

— Орудия пыток, — просветил его довольный хозяин. — Все подлинные, покупал по всему миру! Ну, есть и еще кое-какие диковины… свидетельства человеческого милосердия.

Он подошел к витрине со сморщенными кукольными головами.

— Вот это — тсантса, засушенные человеческие головы. Их с древних времен делают индейцы племени хивара и некоторые племена Новой Гвинеи. Они отрезают головы своих врагов, высушивают определенным образом и используют как амулеты.

— Настоящие головы? — изумился Дронов.

— Настоящие, настоящие, конечно, я подделок не держу! Сейчас, правда, доставать их стало очень трудно, власти недовольны, но сам понимаешь — все сводится к цене…

Он перешел к шипастому креслу и продолжил:

— Вот это — «трон милосердия», использовался в Нюрнберге во время допросов. Некоторых подозреваемых допрашивали по несколько дней, в результате они признавались в чем угодно — в сношениях с дьяволом, в полетах на шабаш… Вот это — «скрипка сплетницы», надевали на шею женщинам, которые распространяли недостоверные слухи, как сейчас говорят — фейки… а вот это — «железный аист», — он показал на конструкцию из металлического штыря с приделанными к нему кандалами. — Ну, это понятно, это обычная гильотина. Правда, не из Парижа, из Авиньона. Хотел я раздобыть ту самую, при помощи которой обезглавили Робеспьера, но французы уперлись… говорят, национальное достояние, не продается…

Перегуд подошел к железной фигуре:

— А это — гордость моей коллекции, знаменитая железная дева! Внутри утыкана шипами, которые выдвигаются, если покрутить вот эти винты. Грешника заключали внутрь и поворачивали винты, так что шипы постепенно погружались в тело. А вот здесь — отдельный шип, которым жертву убивали из милости, когда она уже во всем сознавалась… большая редкость!

Перегуд повернулся к Дронову и вдруг сказал ему:

— Ну-ка, залезь внутрь!

— Что?! — Дронов попятился.

— Говорю, залезь внутрь! Мне захотелось посмотреть, как это выглядело.

— Гу… Олег Викторович, да за что? Я же все сделал, как вы велели! Я же разобрался…

— Да ты что такое подумал? — Перегуд поднял брови. — Что я, садист, что ли? Мне просто интересно! Залезай, залезай, сейчас же шипы в безопасном состоянии! Даже не поцарапаешься! Или ты боишься, что ли? — Перегуд насмешливо скривил рот, что было больше похоже не на улыбку, а на волчий оскал.

Дронов сжал зубы и решительно полез внутрь «железной девы».

Перегуд захлопнул крышку, соединил две половины саркофага и спросил:

— Ну, как тебе там?

— Ни… ничего! — донесся изнутри саркофага гулкий голос.

— А сейчас? — Перегуд один за другим повернул винты на железной крышке.

— Гудок! — вскрикнул Дронов. — Ты чего?!

— Как ты меня назвал? — процедил Перегуд.

— Олег… Олег Викторович, вы что? Больно же!

— Разве это больно? Я же совсем чуть-чуть подкрутил! Самую малость! Вот сейчас, наверное, и правда будет больно… — и он снова немного повернул винты.

— А-а! За что? Я же сделал, как вы велели!

— Да? Ты, козел, хозяина своего предал! Предал и убил!

— Но это же… это же вы мне приказали!

— А если еще кто-то прикажет — ты и меня предашь, как Мамаева? И меня убьешь? Одного хозяина предал — и другого предашь! Это, знаешь, дело привычки!

— Не-ет!.. Не предам!

— Конечно, не предашь, потому что у тебя просто не будет такой возможности! Я тебе ее не предоставлю! — и он еще немного подкрутил винты.

— А-а-а! — несся из «железной девы» истошный вопль. — Прошу… прошу, не надо…

Снизу, из желобков в железном саркофаге, потекли тонкие струйки крови.

— А еще ты меня Гудком называл, — мстительно добавил Перегуд. — Я тебе кто — урка уголовная? Сказал же я тебе — я теперь законопослушный бизнесмен, уважаемый член общества, и называть меня надо Олег Викторович!

— Прошу… Олег Викторович… пожалуйста… на все согласен… не могу больше терпеть!

— Просишь? Ну ладно! Что я, в конце концов, садист, что ли? — и Перегуд повернул винт, который выдвигал «шип милосердия», расположенный напротив сердца.

Крики внутри «железной девы» захлебнулись и затихли.

— Надо же, как хорошо делали вещи в шестнадцатом веке! — удовлетворенно проговорил Перегуд. — Пятьсот лет прошло, а она работает, как новенькая!

Он вышел из павильона.

К нему тут же подскочил парень в камуфляже.

— Как тебя… Сергей, да?

— Так точно!

— Прибери там, в павильоне. Я немного напачкал.

Муж к вечеру не появился, хотя из командировки вернулся. Из звонка Гусеву Марианна знала, что операция прошла успешно.

Неужели она это сделала? — задала она себе вопрос, но вовремя опомнилась. Пока не видно результата — нечего подводить итоги.

Утром позвонила встревоженная Антонина Павловна, которая искала Мамаева.

Марианна ответила, что он не появлялся и не звонил.

— Ну да, его телефон не отвечает… Понимаете… — Антонина понизила голос. — Вчера курьер принес посылку… А сегодня с утра пришли какие-то люди, по виду очень опасные, и забрали его… эту посылку. А Андрея Сергеевича нет… И этого… по безопасности… Дронова тоже нет.

«Ну, у Перегуда размах!» — восхитилась Марианна и поняла, что больше никогда не увидит своего мужа. Ну и черт с ним.

Она достала из потайного ящика череп и долго смотрела в рубиновые глаза.

— Ты мне помог… — тихонько сказала она, — я отомстила за смерть отца. — Череп зло светил рубиновыми глазами, как будто был недоволен.

На следующий день Марианна с утра позвонила Питиримычу и сказала одно только слово «Огдо». Это означало, что она подвезет череп прямо к ростовскому поезду в пять часов. Но снова пришлось заехать сначала в галерею, там требовалась на документах ее подпись.

Приехал из отпуска водитель, Марианна пока не сказала ему, что работу, наверное, придется менять. А пока пускай ее повозит, надоело пользоваться такси.

Когда Марианна вышла из галереи, боковым зрением она заметила неподалеку от входа знакомую фигуру — гибкую, как змея, в темной куртке с опущенным на глаза капюшоном. Та же таинственная фигура, которую она видела возле мастерской Питиримыча…

Марианна вздрогнула, повернулась… но призрак исчез.

Она подошла к своей машине, села на заднее сиденье. Сердце все еще тревожно билось.

— Юра, мне сейчас нужно на вокзал… — начала Марианна, но тут с ужасом увидела, что за рулем сидит вовсе не Юрий, а какой-то незнакомый тип с бычьей шеей и оттопыренными ушами.

— Ты кто? — испуганно пролепетала она и попыталась выскочить из машины…

Но тут же дверца распахнулась, и рядом с ней сел тощий тип с узким и острым, словно бритва, лицом.

— Что такое… — лепетала Марианна, вертя головой.

— Не дергайтесь! — прошипел узколицый. — С вами кое-кто хочет поговорить.

— Кто?!

— Там узнаете!

— Выпустите меня!

— Сидите спокойно — и все будет в порядке!

Марианна затихла и сжалась на сиденье, как испуганный зверек.

Машина проехала по городу, выехала на шоссе, пролетела через оживленный пригород и вскоре свернула на асфальтовую дорогу, извивающуюся среди заснеженных рощ.

Очень скоро они остановились перед высоченным металлическим забором.

И снова, как тогда перед галереей, она заметила боковым зрением гибкую фигуру в куртке с опущенным на лицо капюшоном, на этот раз среди деревьев…

Не может быть, как она могла так быстро добраться сюда? Хотя для призрака нет ничего невозможного…

В это время открылись кованые ворота, и машина въехала в просторный и красивый парк.

В глубине парка виднелось изящное трехэтажное здание, но они поехали не к нему, а в другую сторону, где на берегу замерзшего пруда стоял застекленный павильон.

Перед этим павильоном машина остановилась, тощий тип выбрался из нее и проговорил, придерживая дверь:

— Проходите, вас ждут!

Марианна вошла в павильон и удивленно огляделась.

Павильон был заставлен страшными, отвратительными предметами — здесь были орудия пыток, какие-то шипастые кресла, заржавленные крючья, дыбы, гильотина и прочие чудовищные устройства для причинения страданий.

— Здравствуйте, Марианна Петровна! — раздался рядом с ней скрипучий голос.

Она вздрогнула и обернулась.

Рядом с ней стоял высокий, неестественно худой человек с длинным, изрезанным глубокими морщинами лицом.

— Вы знаете, кто я? — проговорил он своим неприятным скрипучим голосом.

— Догадываюсь. Олег Викторович Перегуд, верно?

— Верно.

— А это — ваши рабочие инструменты? — Марианна оглядела орудия пыток.

— Хорошая шутка, — Перегуд скривил узкие губы в подобие улыбки. — Нет, это моя коллекция… моя гордость. Я в нее вложил много средств и времени.

— И показываете эту коллекцию своим… партнерам? Чтобы были сговорчивее? И мне тоже?

— Ну, зачем вы так?

— А тогда зачем вы меня сюда привезли?

— Я вас пригласил…

— Приглашают не так!

— Ну ладно, я вас сюда привез, чтобы кое-что объяснить. Ваш муж должен был мне большие деньги…

— Кстати, где он?

— …большие деньги, — повторил Перегуд. — Но я не злодей, я не собираюсь грабить вдову…

— Значит, я уже вдова?

— Боюсь, что так. Я полагаю, вы не очень расстроены?

— А вот это вас не касается, — отрезала Марианна. — К тому же пока муж только пропал и не отвечает на звонки.

— В общем, я точно знаю, что он мертв. И поэтому нужно распорядиться его имуществом. Думаю, что мы с вами договоримся.

— Но тело мужа еще не найдено. Юридически я еще не вдова и не могу ничем распоряжаться.

— Об этом вы можете не беспокоиться. Все юридические вопросы я возьму на себя. У меня очень сильная юридическая служба. В общем, фирма вашего мужа теперь принадлежит мне…

— Кто-то сказал, что не грабит вдов… — усмехнулась Марианна.

— Не придирайтесь к словам! Ваш муж… как бы это выразиться получше… был плохим руководителем, и без поддержки фирма быстро захиреет, у нее и так уже долги… так что вам от нее и так не будет никакого проку. А я оставлю вам дом, машину и прочие приятные мелочи. Вы женщина неглупая и сумеете прожить…

— Ладно, не тратьте попусту свое красноречие, меня это вполне устраивает. Особенно если вы дадите слово, что больше не будете иметь ко мне никаких претензий.

— Обещаю. А мое слово твердо! Что ж, отметим наше соглашение. Вы меня приятно удивили, — сказал Перегуд и улыбнулся, отчего морщины побежали по лицу, как трещины на штукатурке.

Он достал из шкафчика бутылку коньяка и два бокала.

— Ну, за успешное разрешение дела! — сказал он. — Обычно не обходится без слез и истерик, а вы, как я уже сказал, женщина разумная. Не сокрушайтесь о муже, откровенно говоря, он был полным ничтожеством.

«А то я не знаю…» — подумала Марианна.

Она посмотрела на Перегуда сквозь бокал. Вот, он перед ней — этот человек, который убил ее отца. Не сам, конечно, но по его приказу. То есть он, наверное, и не хотел убивать, ему нужно было отца только обезопасить. И добиться своего. Он всегда добивается своего, что бы ни случилось. И дальше так будет. Если его не остановить.

И Марианна решилась. Художник зря приехал на вокзал, и череп не будет закопан в могилу древнего вождя. Он сделает еще много зла. Но прежде всего он послужит ее мести.

— Хорошо, договорились! — она отпила чуть из бокала. — И знаете что? В знак нашей договоренности я хочу сделать вам подарок.

— Подарок? — брови Перегуда удивленно поднялись. — Вы — мне?

— Да, я — вам.

Марианна протянула Перегуду свою сумку:

— Взгляните. Думаю, вам это должно понравиться. Это очень подходит к вашей коллекции.

Перегуд расстегнул молнию, достал из сумки череп.

Рубиновые глаза уставились на него.

Морщинистое лицо Перегуда исказилось от волнения.

— Великолепно! — проговорил он тихо. — Просто чудо! Я слышал о нем, но держать его в своих руках… благодарю вас!

— Я знала, что он вам понравится. В вас и… в нем есть что-то общее. А теперь, если вы не против, я хотела бы вернуться домой.

— Да, конечно! Вас отвезут!

Перегуд хлопнул в ладоши.

Тут же появился высокий парень в камуфляже.

— Как тебя… Сергей, проводи Марианну Петровну до машины и распорядись, чтобы ее отвезли туда, куда она попросит. Со всем уважением! Понятно? Со всем уважением!

Сергей кивнул и повел Марианну прочь из страшного музея.

А Перегуд сел в глубокое кресло (обыкновенное, без шипов), поставил на столик перед собой оправленный в золото череп и уставился на него долгим, внимательным взглядом.

Впрочем, череп тоже пристально смотрел на него своими красными сияющими глазами. И взгляд этих рубиновых глаз словно что-то переливал в Перегуда, что-то передавал ему.

Шло время, уже стемнело, но Перегуд все не мог оторваться от своего нового экспоната.

Вдруг где-то рядом послышался негромкий шорох.

— Кто здесь? — проскрипел Перегуд. — Это ты… как тебя… Сергей?

Никто не отозвался.

Перегуд слегка забеспокоился.

Он поднялся с кресла, обошел средневековую дыбу, заглянул за нее…

Позади дыбы на полу лежал парень в камуфляже. Куртка на его груди потемнела от крови.

Приглядевшись, Перегуд увидел, что горло его перерезано от уха до уха.

Перегуд зашипел, как потревоженная змея, и отпрыгнул назад, в руке его оказался пистолет.

Он повел взглядом по сторонам…

Все было знакомое, привычное, но все выглядело не так, как всегда.

— Кто здесь? — проговорил Перегуд своим неприятным скрипучим голосом.

Но ему никто не ответил.

Только в глубине павильона раздался едва слышный шорох.

Перегуд вскинул руку и выстрелил на звук.

Пуля выбила щепку из средневековой дыбы, и тут же с другой стороны донесся издевательский смех.

Перегуд развернулся и снова выстрелил — раз, и другой, и третий…

Пули отрикошетили от гильотины, и снова раздался смех — но уже с другого конца павильона.

Перегуд метался и стрелял, стрелял и метался среди экспонатов своей коллекции — но его снова и снова преследовал издевательский смех…

Наконец, когда он очередной раз нажал на спусковой крючок, вместо выстрела раздался лишь сухой щелчок.

Патроны в магазине закончились.

Перегуд нашарил в кармане запасную обойму, хотел вставить ее в пистолет, но тут совсем рядом с ним раздался глухой металлический скрежет. Он повернулся на звук — и увидел, что «железная дева» распахнулась.

Перегуд шагнул к ней — но тут же увидел, что внутри саркофага никого нет.

И вдруг кто-то толкнул его вперед…

Перегуд не удержал равновесия, шагнул еще ближе к железному саркофагу, и чьи-то сильные руки еще раз подтолкнули его, так что он оказался внутри «железной девы».

Крышка саркофага захлопнулась, и с ужасным скрипом начали выдвигаться смертоносные шипы…

Когда все закончилось, женщина в куртке с опущенным на глаза капюшоном подошла к низкому столику, взяла с него оправленный в золото череп и выскользнула из павильона, чтобы тут же раствориться в холодной ночи…

К западным воротам Равенны подошла, хромая и спотыкаясь, сгорбленная старуха, до самых глаз закутанная в темный поношенный плащ, с осликом, нагруженным тяжелыми тюками.

— Куда ты направляешься, бабушка? — спросил старуху стражник, зевая и потягиваясь.

— Домой, сынок, домой! У меня огород неподалеку от города, я приходила на рынок продать овощи. Продала капусту и фасоль и теперь возвращаюсь домой. Хочу вернуться засветло…

— А что у тебя в тюках?

— Навоз, сынок! Конский навоз.

— Что? Ты шутишь, что ли, старая? Везешь навоз в деревню из города?

— Какие шутки? Мой кум держит в городе конюшню, и он отдал мне навоз от своих лошадок. Нет лучше удобрения для моих овощей! Или ты не веришь? Загляни сам! — и старуха сделала вид, что собирается развязать мешок.

— Нет, бабка, не надо! — стражник и правда почувствовал запах навоза, он зажал нос и отшатнулся. — Иди уже скорее прочь, а то все тут провоняешь своим удобрением!

Старуха еще сильнее сгорбилась, подошла к ослику и потянула его к воротам. Ослик неожиданно заупрямился.

— До чего непослушное животное! — раздраженно проговорила старуха и хлестнула своего ослика. Тот наконец поплелся вперед, и старуха прошла в ворота.

По-прежнему хромая и спотыкаясь, старуха отошла от города на несколько стадиев и свернула с главной дороги на узкий проселок, рядом с которым журчал ручеек. Оглянувшись и убедившись, что ее никто не видит, женщина распрямилась, сбросила свой поношенный плащ, под которым была одежда знатной женщины.

Затем она наклонилась над ручьем и смыла с лица копоть и грязь, а заодно напилась ледяной воды.

Теперь в этой женщине можно было узнать королеву лангобардов Розамунду.

Розамунда развязала один из мешков и выбросила в канаву сверток с конским навозом. Под этим свертком был еще один мешок, полный золота и драгоценных украшений. Из этого мешка она достала несколько золотых монет и кинжал, тщательно завязала мешок, после чего изобразила гортанный птичий крик.

Ей пришлось повторить этот крик еще несколько раз, и только тогда на дороге появился пожилой крестьянин, который вел на поводу оседланную верховую лошадь.

— Иду, госпожа, иду! — проговорил он озабоченно. — Вот твоя лошадка, забирай ее… а я заберу своего ослика. Я его не променяю ни на какого скакуна…

— И вот тебе обещанная плата! — Розамунда протянула крестьянину монеты.

Он помог ей переложить тюки на лошадь, подсадил в седло и поплелся с осликом в свою деревню.

Розамунда пришпорила лошадь и поехала на запад.

К вечеру того же дня Розамунда встретила отряд всадников. По грубым кожаным доспехам и косматым бородам в них легко было признать лангобардов. Всадники окружили женщину, и начальник разъезда спросил хриплым голосом:

— Кто ты такая, женщина, и куда направляешься одна, без охраны? В наши опасные времена…

— Я — королева Розамунда! — проговорила женщина гордо. — И мне не требуется никакая охрана, мне довольно моего славного имени и надежного кинжала!

— Розамунда? — начальник разъезда переглянулся с одним из своих спутников. — Вдова покойного короля Альбоина?

— Она самая!

— Но ведь о тебе говорят…

— Не надо слушать досужие разговоры! Доставь меня в ставку герцога Кловиса — и он отблагодарит тебя за верную службу. И я еще добавлю от себя.

— Слушаю и повинуюсь!

Лангобардские всадники сомкнулись вокруг опальной королевы и поскакали в сторону своего лагеря.

К вечеру они въехали в лагерь герцога, спешились и подвели Розамунду к шатру предводителя.

Перед входом в шатер Розамунда поблагодарила своего провожатого и вложила в его руку несколько золотых монет. Тот сдержанно поблагодарил ее и вошел в шатер со словами:

— Ваша милость, она доставлена!

Кловис, коренастый мужчина со шрамом через все лицо, повернулся к вошедшим и проговорил, осклабясь:

— Спасибо за службу!

С этими словами он бросил воину кошель с золотом, который тот ловко подхватил на лету.

С наградой в руках он покинул шатер.

Проводив его взглядом, Розамунда шагнула навстречу герцогу и сказала:

— Ваша милость, я подумала о вашем предложении и решила принять его.

— Предложении? — переспросил Кловис. — О каком предложении ты говоришь?

— Ведь ты через посыльного предложил мне руку и сердце.

Розамунда, видя, что он не проявляет должной почтительности, тоже решила отбросить условности.

— Тебе?!

— Да, с тем, чтобы я помогла тебе получить железную корону лангобардов.

Герцог сложил руки на груди и заговорил:

— Когда я был маленьким ребенком, возле селения, где я жил, завелась волчица. Она таскала овец и козлят, а иногда похищала даже маленьких детей. За ней охотились, ее пытались подкараулить, но она была хитра и всегда ловко уходила от охотников и пряталась в своем логове. Тогда один умный старый человек привязал козленка к дереву, а сам спрятался на нем с луком и стрелами. Козленок заблеял от страха, волчица услышала его блеяние и пришла за ним. Но вместо козленка она получила стрелу с закаленным наконечником.

— К чему ты рассказал мне эту историю? — нахмурилась Розамунда.

— К тому, что самая хитрая волчица выходит из своего логова, услышав блеяние козленка. Вот и ты… я не мог добраться до тебя в Равенне, чтобы отомстить за смерть моего родича Альбоина, но я поманил тебя приманкой — и ты пришла сама.

— Но я принесла тебе золото…

— То самое, которое прежде ты похитила у моего родича.

— Но я…

— Хватит, я достаточно долго слушал тебя!

Герцог повернулся к своей охране и коротко скомандовал:

— В оковы ее!

На следующее утро Розамунду в оковах вывели на обширный луг. По краям этого луга толпились лангобардские воины.

В центре же стояли две необъезженные кобылицы.

Герцог Кловис вышел из рядов своих приближенных. В руках его был череп, оправленный в золото. Череп с пылающими рубинами глаз. Он подошел к Розамунде и проговорил:

— Выпей за мое здоровье, королева. Выпей последний раз в жизни из этой чаши.

— Как ты хочешь, чтобы я пила, когда мои руки скованы?

Кловис сделал знак воинам, и те сняли с рук Розамунды оковы. Тогда она схватила череп своего отца и выплеснула его содержимое в лицо герцога.

Тот усмехнулся, вытер лицо полой плаща и проговорил:

— С этого кубка все началось, им все и закончится.

Он снова подал знак воинам, развернулся и пошел прочь.

Несколько сильных воинов подвели необъезженных кобылиц к Розамунде и привязали ее за руки и за ноги к их упряжи. Затем их хлестнули кнутом…

Кобылицы заржали и помчались в разные стороны, разорвав несчастную королеву надвое…

Когда все покинули поле казни, знатный воин из племени аваров поднял валявшийся в траве череп.

Череп словно смотрел прямо в его душу своими пылающими рубиновыми глазами.

И авару стало как будто душно на прекрасных холмах Италии, его потянуло в родные полынные степи…

Он положил череп в седельную сумку и поскакал на восток.

— Марианна! — она едва узнала Гусева по телефону, до того он был взволнован. — Марианна, вы новости видели?

— Как раз сейчас смотрю… — Марианна скосила глаза на экран телевизора, где показывали заснеженный парк, в котором она была буквально вчера, а вот и застекленный павильон с коллекцией средневековых пыточных устройств, где, по уверению ведущей криминальных новостей, нашли убитым хозяина дома Олега Викторовича Перегуда. Внутрь группу телевизионщиков не пустили, зато снаружи им удалось снять труп охранника с перерезанным горлом.

— И еще двое из охраны убиты! — захлебывалась ведущая. — Что за трагедия произошла в доме известного бизнесмена…

— Марианна, что происходит? — взывал Гусев.

— Вы что, думаете — это я их всех убила? — усмехнулась Марианна. — Ну, знаете… такое мне не под силу…

— Да, конечно, простите… но такое совпадение…

— Да, я была там вчера, — сообщила Марианна. — Перегуд приказал привезти меня для беседы. Но мы обо всем договорились, он сказал, что фирма мужа переходит к нему, а мне он оставляет дом и машину. Так что, когда я уезжала, он был жив и здоров.

— Стало быть, это какие-то разборки…

— Стало быть… — равнодушно согласилась Марианна.

— Ну да… то есть эта история закончена? И мы можем… ну, не отметить, конечно, а встретиться и обсудить…

— Вы меня извините, Николай, но я очень тороплюсь! — Марианна слегка запыхалась, потому что запихивала вещи в чемодан. — У меня самолет через три часа…

— К теплому морю летите? Отдохнуть?

— Нет, в Иркутск.

— Ах да, у вас там дела. Но как же вы там совсем одна… вам понадобится помощь…

— Не беспокойтесь, — успокоила его Марианна. — Там у меня все будет хорошо. Я ведь оттуда родом, там мои корни… И мне там обязательно помогут.

Перед ее мысленным взором возникло лицо старой женщины с глазами восточного идола. Женщины, которая поможет ей даже из другого мира, где она сейчас находится…

Мы скоро встретимся, Огдо!