Любовь зовет меня,
Хотя душа моя мрачна.
Она темна от горя и греха,
Но быстроглазая любовь
Уже бежит навстречу мне
И тихо спрашивает,
Что надо мне.
Мирель застыла посреди двора, прижав руки к груди и тяжело дыша. Перед ней стоял высокий, стройный молодой мужчина лет двадцати пяти, в сильно истрепанной одежде, с полотняным мешком, перекинутым через плечо.
Мирель с испугом смотрела на приближающегося Рэнда.
– Простите, месье, ничего страшного не случилось…
Это Гильом, мой брат. Он испугал меня своим неожиданным появлением, вот и все… Я просто глупая.
Рэнд недоверчиво посмотрел на девушку. Было ясно, что она что-то скрывает. В глазах Мирель стояли слезы, и весь ее вид говорил о крайнем расстройстве.
Незнакомец между тем улыбнулся как ни в чем не бывало и протянул Рэнду руку.
– Рад встретиться с вами, месье де Беркли. Я вижу, моя сестра совсем не изменилась, все такая же дурочка, каждого шороха боится.
– Что вы здесь делаете? – холодно, но достаточно вежливо спросил Рэнд, не замечая протянутой ему руки.
– Пришел посмотреть на Мирель. Я вернулся в отель и нашел там записку. Я хотел убедиться, что с ней все в порядке. Такой лакомый кусочек, как она, всегда, знаете. желанная добыча для разных проходимцев.
– И, понимая это, вы все-таки оставляете ее одну, исчезая на месяцы? – иронически произнес Рэнд, глядя на него в упор.
– Мне, извините, нужно работать, чтобы съесть кусок хлеба, – слегка пожав плечами, ответил Гильом.
Он хотел было добавить что-то еще, но глаза его остановились вдруг на Розали, тихо стоящей за спиной Рэнда.
Она ослушалась Рэнда и вышла посмотреть, что произошло. Розали была необыкновенно красива в этот момент. Голубые глаза широко распахнуты, розовые мягкие губы припухли от поцелуев, несколько локонов выбились из прически и щекотали ее атласную шею.
– Мадемуазель, – торопливо проговорила Мирель. – Это мой брат Гильом.
– Здравствуйте. – Розали с интересом посмотрела на незнакомца.
Выражение испуга на побледневшем лице Мирель странным образом не вязалось со взглядом ее потемневших глаз, совсем не похожим на взгляд любящей сестры.
Между тем Гильом улыбнулся Розали очаровательной улыбкой, глаза его сияли. Гильом Жермен был очень красивым молодым человеком и, по всей видимости, прекрасно знал об этом.
Лицо его было чрезвычайно приятным: красиво очерченный рот, легкие вразлет брови, темные, как у Мирель, глаза и смоляные волосы. Высокий, стройный, он был поистине очарователен.
Однако Розали смотрела на него достаточно спокойно, его красота не возбуждала в ней тех чувств, которые она испытывала, глядя на Рэнда.
Движимая женским любопытством, она попыталась мысленно сравнить обоих, но тут же поняла нелепость подобной затеи. Никто не мог сравниться физической силой с Рэндом, ему не было равных. Рэнд был прекрасен, Розали восхищало его крепкое сложение, золотистые волосы, смуглая кожа и карие глаза, в которых могли светиться восторг и печаль одновременно. Целой жизни, казалось, не хватит, чтобы разгадать его.
Только с Рэндом вальс становился подлинной магией, только Рэнд мог заставить ее сгорать от страсти, сначала наказав ее, а потом дразня, балуя и во всем ей потакая. И значит, Рэнд всегда будет первым, с кем бы Розали ни сравнивала его.
Она встретилась с ним взглядом и поняла, что он угадал ее мысли. Ревность на мгновение вспыхнула в нем, но он взял себя в руки.
– Признаюсь, я ожидал не такого приема, – сказал Гильом, обращаясь к Розали. – Я думал…
– Это что, в ваших правилах вторгаться незваным в чужие владения? – резко спросил Рэнд. – Если так, то не ждите восторженной встречи!
Посмотрев на Розали и увидев, что она не проявляет особого интереса к гостю, Рэнд немного успокоился.
– Я редко ввязываюсь во что-либо, не оценив прежде своих шансов, – ответил молодой человек, открыто и честно глядя на Рэнда. – Я не знал, с кем уехала Мира и в каком качестве.
– Как видите, она вполне довольна, – ответил Рэнд, и Мирель кивнула, подтверждая его слова.
Розали подавила невольный смех, так как в эту самую минуту о Мирель можно было сказать все, что угодно, но только не то, что она довольна.
– Итак, ваши опасения рассеялись, – с сарказмом продолжал Рэнд. – Однако, я вижу, вы "отите еще что-то сказать?
– Да сущий пустяк, в самом деле, – смущенно согласился Гильом. – Хочу попросить вас об одном одолжении.
– Так я и знал.
– Я потратил все деньги, чтобы добраться сюда, мне нечего есть, а также негде спать.
– Незавидная ситуация.
– Что ж, прикажете мне теперь страдать из-за того, что я приехал навестить сестру? Нельзя осуждать человека за то, что он испытывает братские чувства! А кроме того, вам, я думаю, не помешает пара сильных рук, не так ли?
Ваша усадьба впечатляет, но состояние ее, между прочим, далеко от идеального.
Улыбка, которая поначалу появилась на лице молодого человека, растаяла, поскольку ему стало ясно, что пытаться вызвать сочувствие Рэнда так же бесполезно, как биться головой об стену.
– Мы обязательно учтем ваши замечания, – иронично заметил Рэнд, внимательно глядя на Мирель и стараясь определить ее отношение к разговору. – Однако если мне вдруг понадобятся помощники, я поищу их среди своих людей, в деревне.
– В деревне? – насмешливо произнес Гильом. – Что ж, если вам нужны пахари да дворники… Но я могу пригодиться для более сложных дел. Как говорят фехтовальщики, зачем биться на кулаках, когда есть шпаги?
– Ты владеешь оружием?
– Я много чем владею. У меня разные таланты, – живо ответил Гильом.
– И знаешь лошадей?
– Я все могу делать, месье.
Внезапно в глазах Рэнда сверкнул смех, он улыбнулся.
– Очевидно, это у вас наследственное.
Он повернулся к Розали.
– Что ты думаешь по этому поводу, моя непослушная подружка?
По его голосу Розали поняла, что он сердится на нее.
– Судя по твоему настроению, ты сделаешь все наоборот. Поэтому я лучше помолчу.
– А ты, Мирель? – спросил Рэнд.
Горничная стояла опустив глаза.
– Как вам будет угодно, месье, – тихо проговорила она.
– Ну хорошо, Гильом, если ты не против работы на конюшне, можешь остаться. Мирель проводит тебя к месье Альвину.., он расскажет о твоих обязанностях и жалованье. Да, вот еще что, ему уже трудно одному ухаживать за садом, так что ты иногда будешь помогать ему.
– С удовольствием, месье, и спасибо вам за вашу доброту! – сказал Гильом, радостно улыбаясь, Мирель взяла брата за руку и повела его в сад.
Как только они удалились, Розали, повернувшись к Рэнду, озадаченно спросила:
– Как странно они…
– Скажи мне, – прервал ее Рэнд. – Когда ты будешь слушать то, что тебе говорят?
– Я всегда слушаю тебя, – ответила она.
– Однако редко подчиняешься.
– Я не прислуга, чтобы подчиняться, – резко проговорила Розали, – и исполнять все твои пожелания!
– Рози, дорогая моя. – В голосе его звучали тревога и нежность. – Я просил тебя остаться там не ради удовлетворения своего тщеславия. У меня были для этого основания: я боюсь за твою безопасность!
Возмущение Розали вмиг исчезло, и она почувствовала раскаяние.
– Но я ушла не из желания ослушаться тебя. Я просто машинально пошла вслед за тобой, – тихо проговорила она.
Розали стояла перед Рэндом с поникшей головой, маленькая и беззащитная. Внезапно ему захотелось взять ее на руки и сказать, что ничего страшного не случилось, и что он понимает ее порыв, и что она и впредь может делать все, что хочет. Однако он справился с этим движением сердца, ругая себя за то, что опять позволил эмоциям взять верх над здравым смыслом. Ведь он никогда не забывал о том, что случилось в Париже, и не хотел, чтобы кто-нибудь опять причинил Розали вред.
– Я и впредь буду давать тебе свободу, но если понадобится, запру тебя на замок и буду держать, пока ты не поверишь мне.
– Я верю тебе, – прошептала она, глядя в его бархатно-золотистые глаза, взгляд которых, казалось, проникал ей в душу.
– Отлично, – сказал Рэнд, как бы подводя итог их разговору, и добавил:
– Я провожу тебя до дома. Скоро обед, и я ужасно проголодался.
Розали согласно кивнула и послушно взяла его под руку.
Но один вопрос, о котором Рэнд ничего не сказал, не давал ей покоя.
Почему он промолчал о том, что случилось в конюшне полчаса назад? Казалось, Рэнд совершенно забыл об этом, а Розали между тем чувствовала нежность и томление неудовлетворенного желания. Хочет ли Рэнд продолжения того, что между ними происходило? Если он все еще любит ее, почему не делает никаких попыток к сближению?
Ничто не мешает ему прийти ночью к ней в спальню, тем более что она сама ни за что не стала бы препятствовать этому.
– Нотариус и викарий хотели бы навестить вас сегодня после обеда, месье де Беркли, – доложила Нинетт, вручая Рэнду визитные карточки на блестящем серебряном подносе. – А завтра здешние крестьяне придут благодарить вас.
– Благодарить? – переспросил Гильом, входя в гостиную.
Все утро он усердно трудился в саду, во французской и китайской его частях: копал землю, подрезал ветки, отмывал скульптуры и расчищал клумбы.
Волосы его прилипли ко лбу, а задумчивые карие глаза обрамляли темные длинные ресницы. Легкий загар покрывал его лицо.
Розали с улыбкой протянула ему большой бокал холодной апельсиновой воды.
– Спасибо, – сказал он, глядя на нее.
В глазах его светились благодарность и доброта, которую он редко выказывал так открыто. Казалось, Розали у всех вызывала самые теплые и нежные чувства. Гильом заметил, что ей достаточно произнести с улыбкой несколько слов, чтобы смягчить крутой нрав Рэнда, Всем хотелось сделать ей что-нибудь приятное. Даже Джейн Дэвид, сварливый старик, служивший дворецким, тоже поддался ее очарованию.
– Это, – заметил он как-то, – это сирена!
Да, она смеялась, как дитя, пела, как ангел, и любила, как земная женщина.
Сидя в расшитом золотой нитью кресле, Розали просматривала груду визитных карточек.
– Не только нотариус и викарий, – сказала она, – но и два банкира, врач, крестьяне и несколько здешних дворян! И конечно, их жены и дочери. Все они изъявили желание поблагодарить месье де Беркли за его вклад в поддержку общественного благосостояния.
– Ого! – произнес Гильом. – Как это вам удалось снискать такую популярность, хотел бы я знать.
– Он защитил интересы крестьян, – ответила Розали, прежде чем Рэнд успел произнести что-либо. – Он защитил их от месье Лефевра, недостойного господина, можно сказать, негодяя, который решил повысить пошлину на землю, лишив тем самым бедных людей средств к существованию, отобрав деньги у тех, кто с трудом может позволить себе…
– Короче говоря, – прервал ее Рэнд, невольно улыбаясь пылкости Розали, – после десятиминутного разговора со сборщиком налогов я был произведен в святые.
– Удивляет то, – продолжала Розали, глядя на Гильома, – что он так и не обмолвился ни словом, что же такое он сказал этому Лефевру.
– Не отважусь повторить этого в обществе, – пробормотал Рэнд.
– Ну, можно сказать, ты приобрел невероятную популярность, – весело закончила Розали. – И я хочу воспользоваться этим, принимая гостей!
– Не уверен, достаточно ли ты поправилась, чтобы устраивать приемы? – озабоченно произнес Рэнд.
– Поправилась ли я? Тебе лучше… – начала было она, но вдруг остановилась, закусив губы.
С ее языка чуть не слетело: "Кому как не тебе знать, что я совершенно здорова!" Розали вспомнила минуты, которые они провели в объятиях друг друга, минуты восторга и неземного блаженства, которое стало сильнее и глубже после первого же безрассудного мгновения; тяжелое томление плоти, пылающие губы, сильные руки Рэнда…
Она постаралась избавиться от наваждения. Яркий румянец залил ее лицо, как только она подняла глаза и посмотрела на Рэнда. Он улыбался, прекрасно поняв, о чем она сейчас думает.
"Бессовестный", – мысленно упрекнула его Розали и, чтобы скрыть свое возбужденное настроение, торопливо взяла стакан с лимонадом и отпила глоток.
Между тем Гильом с нескрываемым любопытством наблюдал за происходящим.
– Я не думаю, что мадемуазель устанет от нескольких посетителей, – заметила Мирель.
Рэнд взглянул на нее.
– Стало быть, с твоего благословения мы позволим ей провести сегодняшний вечер среди гостей? – сказал он. – Но я должен серьезно предупредить тебя, Розали: это быстро тебе надоест.
Нахмурившись, Розали посмотрела на Рэнда, не понимая, что он имеет в виду.
Но тут вмешалась Мирель, готовая предотвратить назревающую ссору:
– Я слышала, о вас, мадемуазель, ходит много разных слухов. Люди любопытны…
– Бесспорно, – сказала Розали. – Они наверняка думают, что месье де Беркли прячет где-нибудь на чердаке сумасшедшую злую старуху, да?
– Или бесценное сокровище, – добавил Рэнд, – которое он ревностно охраняет от посторонних взглядов.
Покраснев еще больше, Розали опустила глаза.
Как и предсказывал Рэнд, бесконечная вереница гостей очень скоро утомила Розали. Согласно этикету, она принимала жен, дочерей, а также тетушек и бабушек, в то время как Рэнд занимал мужчин, устроившихся в отдельной гостиной. Они говорили о политике, текущих событиях и всяких философских проблемах.
– Не знаю, – расстроенно сказала Розали после второго такого приема. – Мне кажется, что нам всем надо объединиться, и господам и дамам, так, как это делается в Париже.
Они с Рэндом проводили гостей и теперь сидели в приемной.
– Здесь не Париж, дорогая моя, – возразил Рэнд, – а всего лишь маленькое провинциальное местечко, где традиции поддерживаются столетиями. Я мирюсь с ними, а ты, похоже, против? Тебе они не по вкусу!
– Пойми, мне непереносимо скучно!
Рэнд расхохотался, в глазах его сверкнул озорной огонек.
– Вот никогда бы не подумал! – весело сказал он.
– Боже мой, – простонала Розали. – После того что случилось в Париже, я думала, что никогда не захочу возвратиться туда, но теперь я сыта по горло этой скукой и готова даже пешком уйти. Все здешние разговоры сводятся к тому, как надо содержать в порядке дом, как заставить слуг побольше работать, что есть на завтрак в особенно жаркие дни… А те, кто умеет читать, – ты думаешь, они теряют время на газеты или, скажем, на Мольера? Ничего подобного, они читают только журналы мод! И болтают о шляпках и модных прическах!
– Рози, дорогая, – сказал, улыбаясь, Рэнд. – Я с радостью приглашу тебя в нашу мужскую компанию, но думаю, твое присутствие будет многих сдерживать. Не меня, конечно, ты понимаешь…
– Я знаю, – прервала она его. – Ты по крайней мере не запрещаешь мне высказать все, что я думаю. Но если эти мадам и мадемуазель такие дуры, что позволяют держать себя в отдельной комнате! Они-то уж точно не решатся противоречить тому, что говорят их мужья.
– Если ты намерена присоединиться к компании джентльменов во время нашего завтрашнего визита к Хуралтам, боюсь, твои надежды не оправдаются. Пойми, мы уедем отсюда уже очень скоро, и времени, которое мы здесь пробудем, не хватит на то, чтобы поломать вековые традиции.
Но зато ты успеешь стать знатоком модных шляпок!
– Тогда не удивляйся, если к концу нашего здесь пребывания мой интеллект снизится до младенческого уровня.
Рэнд сдержал улыбку.
– Большинство мужчин отнеслись бы с восторгом к такой перемене, – подчеркнуто серьезно проговорил он.
– Но только не ты, Рэнд! – возразила ему Розали. – Не ты… Ты терпеть не можешь глупости.
– Ты, оказывается, отлично узнала меня за это время, – мягко, но слегка насмешливо произнес он.
Не желая больше спорить, Розали вздохнула и встала с кресла.
– Спокойной ночи, Рэнд, – сказала она.
– Спокойной ночи, – улыбнулся он.
В последующие дни Розали терпеливо выносила всевозможные визиты, поняв, что, хотя здешние женщины и не блистают особой эрудицией, все же их общество может доставить хоть какое-то развлечение.
Она и Рэнд в сопровождении Мирель и мадам Альвин сами выезжали с визитами, посещали завтраки, семейные обеды и всевозможные музыкальные вечера.
Иногда в салонах звучало очень недурное пение, а порой и все собравшиеся подхватывали мелодию разноголосым хором.
Между тем после нескольких удачных выходов на охоту Рэнд снискал себе славу, подстрелив могучего кабана, чьи огромные окровавленные клыки были потом предметом всеобщего восхищения и любопытства.
Рэнд только тихонько посмеивался, слушая, как Гильом направо и налево рассказывает об их приключениях, красочно описывая охоту и заставляя Розали вздрагивать от ужаса.
Сначала Розали показалось странным решение Рэнда брать с собой на охоту Гильома. Но, подумав, решила, что в их сближении, пожалуй, нет ничего удивительного.
Дело в том, что Рэнду нравился любой, кто не робел перед его натиском, а, судя по всему, Гильом был не робкого десятка. С величайшей готовностью он пускался в любую авантюру, в самое рискованное предприятие и при этом ужасно любил прихвастнуть.
Этот юноша проживал свою жизнь настолько разнообразно, насколько это вообще было возможно, вынуждая и Мирель быть участницей его приключений и проделок.
Особой разговорчивостью он не отличался, да и Мирель не позволял болтать о прошлом. Он считал это обычной мерой предосторожности и, хотя говорил порой игривым тоном, за его словами проглядывало нечто более серьезное.
Гильому нравилось жить своим умом, это был своеобразный щит, который он всегда держал хорошо начищенным и готовым для обороны.
Каждое утро он занимался физическими упражнениями, в то время как Рэнд совершал ежедневную утреннюю прогулку верхом.
Остановив однажды лошадь, Рэнд с интересом наблюдал за парнем. Поговаривали, что Гильом – незаурядный фехтовальщик. Он не получил классического образования и весь свой опыт приобрел на практике.
Сейчас он снова и снова отрабатывал защиту и выпад, проигрывая различные ситуации. Шпага сверкала в лучах утреннего солнца.
Вдруг он понял, что за ним кто-то наблюдает, и обернулся. Перед ним стоял Рэнд.
– А что, ты всегда дерешься в таком жестком стиле? – улыбаясь, спросил он.
Гильом усмехнулся, помахивая рапирой.
– Мой стиль жесткий ровно настолько, насколько мне этого хочется, месье.
– Могу я дать тебе один совет? Разумеется, при всем уважении к твоему мастерству.
– Месье де Беркли, – без улыбки произнес Гильом, – очень часто моя жизнь целиком зависела от умения держать в руках шпагу. Я принимаю все советы с величайшей благодарностью. Не хочу рисковать своей жизнью, мне она весьма дорога.
– Ну хорошо.., на мой взгляд, – спешиваясь, сказал Рэнд, – в последней комбинации твоя защита была чересчур открыта, и противник мог бы пронзить тебя двойным выпадом. Если же ты встанешь чуть боком, вот так.., то удар не заденет тебя.
– Черт, – смутился Гильом, задумчиво глядя на Рэнда. – Наверное… У меня только одна шпага, месье, но если вы возьмете ее и покажете…
– Интересное предложение, – сразу согласился Рэнд.
В Лондоне он слыл выдающимся стрелком, но знал толк и в фехтовании, так как в юности посвятил этому немало времени.
– Я буду вам очень признателен, – сказал Гильом. – Никогда не поздно поучиться тому, чего не знаешь.
– Послушай, Гильом, – Рэнд слегка нахмурился, – ты часто бросал Мирель на произвол судьбы в ситуациях, когда…
– Не больше двух-трех раз. Только когда этого нельзя было никак избежать. Я не люблю подвергать ее риску.
Он помолчал.
– Для своего возраста она видела в жизни слишком много. Видите ли, наша мать была проституткой…
Последняя фраза была сказана как бы между прочим, как нечто само собой разумеющееся, и прозвучала, словно он сказал что-то вроде: "У нашей матери были рыжие волосы" или "Наша мать любила сладкую овсяную кашу".
Рэнд улыбнулся про себя. То же самое он мог сказать и о своей матери, Элен Маргарэт. Разница была лишь в том, что одна вела себя открыто, а Элен лицемерила и лгала.
– Мы оба похожи на нее, и я и Мира, – продолжал между тем Гильом. – Несмотря на то что отцы у нас были разные. Теперь ее уже нет, она умерла. Но однажды я застиг ее в комнате с целой ротой солдат, это было в 1812 году. И вот тогда я взял Миру под свою опеку, если это вообще можно назвать опекой. Никогда я не оставлял ее надолго, но, конечно, частенько ей приходилось самой заботиться о себе.
Гильом замолчал, улыбаясь своим воспоминаниям.
– Маленькая проказница… Я увидел ее в первый раз, когда ей не было еще и двенадцати лет. Она сидела в углу и плакала, потому что ей было приказано обслуживать посетителей, другими словами, пойти по стопам нашей мамаши.
Рэнд пытался представить себе Мирель в двенадцатилетнем возрасте. Если и сейчас она осталась маленькой и хрупкой, то что было тогда?
– Не похоже, чтобы все это затронуло ее, – сказал Рэнд, забирая у Гильома шпагу и рассеянно взмахивая ею.
– Да, но зато она все помнит, – заметил тот. – Знаете, какая у нее память! Она как губка впитывает любую мелочь, особенно то, что лучше было бы поскорее забыть.
И чем старше она становится, тем отчетливее ее воспоминания.
– Я в этом не сомневаюсь, – задумчиво произнес Рэнд. – Я слишком хорошо это знаю.
Розали и Мирель провели целое утро, перешивая белое батистовое платье Розали.
Погода стояла сухая и жаркая и, по всей видимости, вряд ли должна была в ближайшее время измениться.
Утомительная жара и отъезд Рэнда в Гавр были причиной дурного настроения Розали. Мысль о том, что он находится сейчас в "Лотари", так далеко от д'Анжу и от нее, повергала Розали в расстройство.
Расставаясь, он легко поцеловал ее в лоб и уехал, и с этой минуты в ее сознании образовалась огромная пропасть, которую ничем нельзя было заполнить.
Розали старалась отвлечься, подыскивая себе какие-нибудь занятия.
Выяснилось, что в гардеробе Мирель было лишь одно летнее платье, да и то, впрочем, изрядно поношенное. Розали решила исправить эту несправедливость, и после того как ей не без труда удалось уговорить девушку принять в подарок ее новое платье, перед ними встала нелегкая задача перешить его по тоненькой, миниатюрной фигуре Мирель.
Переделывать пришлось все платье, и после многих часов усердной работы ножницами и иголкой оно наконец было готово. Закончив, они вышли в сад немного погулять. Розали с досадой смотрела, как Мирель осторожно ступает в своей обновке, то и дело поднимает белый кружевной подол, боясь испачкать его о цветной песок садовых дорожек.
"Сколько же времени ей понадобится, чтобы привыкнуть к нему?" – думала Розали.
Приблизившись к зарослям роз "Гордость Дижона", они услышали шум – кто-то усердно работал, обрезая ветки.
Немного погодя из-за кустов вышел Гильом, радостно приветствуя их, а затем, поддавшись на уговоры, решил отдохнуть, присев рядом с ними под персиковым деревом.
Тревога Розали из-за натянутости отношений между Мирель и Гильомом постепенно исчезла. Брат и сестра чувствовали себя друг с другом совершенно непринужденно, обнаруживая тесное родство. Испуг Мирель в конце концов можно было объяснить тем, что она не ожидала встретить Гильома здесь, в замке д'Анжу.
Так или иначе, теперь они общались свободнее, чем в первые дни пребывания Гильома в замке.
– Посмотрите.., какая хорошенькая девушка! – воскликнул он, заставляя Мирель покраснеть от удовольствия. – Осторожно, Мира, не садись на траву, иначе испачкаешь свое новое платье!
Посмотрев на Розали, он добавил вполголоса:
– Бог вознаградит вас за вашу доброту, милый ангел!
Я бесконечно благодарен вам за все, что вы сделали для Миры.
– Пожалуйста, не благодарите меня, – сказала Розали, с улыбкой глядя на него. – Я не сделала ничего особенного. А Мирель.., я в таком долгу перед ней.
Взгляды их встретились, и Розали вдруг смущенно опустила глаза. Гильом смотрел на нее с какой-то тоской, обожанием, даже с раскаянием. "Странно", – подумала Розали, и он поспешно отвернулся, будто опасаясь быть разоблаченным.
– Иногда я не верю сам себе, мне кажется, что вы – миф, фантазия, – тихо проговорил Гильом, – но я давно уже не верю в сказки, Розали… Беркли.
Он как бы намеренно подчеркнул последнее слово. Розали нахмурилась. Стараясь убедить себя, что это ей просто показалось, она испытующе посмотрела на Гильома.
Но настроение его неожиданно изменилось, и он, стараясь развлечь ее, принялся рассказывать истории о труппе бродячих актеров, к которым они с Мирель однажды присоединились, а потом разыграл несколько забавных сцен. Розали от души смеялась, в то время как рассказчик оставался совершенно серьезным.
– ..А между действиями мы с Мирель развлекали публику, пока актеры меняли декорации, – сказал он, поднимая с земли три персика и ловко жонглируя ими. – У Миры было изящное маленькое платье, оно едва доставало ей до колен. Конечно, учитывая ее рост, оно не было слишком коротким…
Мирель, смеясь, бросила в него спелым персиком, а он, легко увернувшись, продолжал жонглировать.
– Твоя ловкость свидетельствует о большом опыте по части уверток! – услышали они чей-то голос.
Гильом довольно улыбнулся.
– Совершенно верно, месье.
Услышав голос Рэнда, Розали облегченно вздохнула.
Странное чувство миновавшей опасности наполнило ее. Он стоял за спиной Розали, и она явственно ощущала аромат сандалового дерева, исходивший от его тонкой белой рубашки.
– Ты опоздал, я ждала тебя утром, – тихо сказала она.
Рэнд улыбнулся. Наклонившись к Розали, словно намереваясь шепнуть ей что-то на ухо, он вдруг тихонько куснул ее за маленькую розовую мочку, оставив на ней нежный влажный след.
Между тем Гильом и Мирель уже вместе жонглировали шестью персиками, и Розали засмеялась, аплодируя им. Но вот все персики попадали на землю, и они, устав, уселись на траву, причем Мирель уже не заботилась о своем наряде.
Розали положила голову на плечо Рэнда.
– Я думала о стихах, о поэзии, – сказала Мирель.
– О, я обожаю стихи, – ответила Розали, думая, что, если бы они с Рэндом были сейчас одни, она прижалась бы к нему, жадно вдыхая аромат его кожи.
– Но это по-французски, и я не скажу, пока вы не пообещаете перевести их на английский язык.
– Я с удовольствием переведу. Но разве ты не справишься без моей помощи? – шутливо проговорила Розали, но Мирель вполне серьезно ответила:
– Почти, мадемуазель, но рифмы, конечно, мне пока не под силу. Для этого мне нужно…
Рэнд вдруг весело тряхнул головой.
– Мирель, почему бы тебе не позволить Гильому проводить тебя до дому? Страшно подумать, что это кошмарное пятно от раздавленного персика так и останется на подоле твоего нового платья. Может быть, мадам Альвин поможет тебе…
– Пятно на платье! – с ужасом воскликнула Мирель, вскакивая с места и быстро-быстро говоря по-французски.
Гильом бросил на Рэнда многозначительный взгляд и нехотя последовал за Мирель.
Когда они удалились, Розали повернулась к Рэнду и тихо засмеялась, глядя на него сияющими глазами.
– Не слишком-то деликатно ты выпроводил их, – сказала она.
– Мне всегда было сложно оставаться деликатным рядом с тобой, – мягко ответил он и наклонился, чтобы поцеловать Розали. Смех ее мгновенно растаял, как сахар в воде, и все наполнилось вдруг сияющей хрустальной радостью. Исчезли пустота и грусть, и она обняла его, стараясь уловить это ощущение, окутавшее ее тонкой прозрачной паутиной, пока окончательно не растворилась в нем, беспомощно дрожа всем телом.
Рэнд понял, что все его мысли и чувства настолько сосредоточены на Розали, что она стала центром и смыслом его существования.
Он ласкал Розали, и ему казалось, что он впервые держит ее в своих объятиях. Он искал эту тайну, загадку ее тела, постигая то, чего она сама еще о себе не знала, кончиками пальцев запоминая все прикосновения, доставлявшие ей удовольствие и будившие страсть. Она ответила ему с теплотой и нежностью, заставившими его вздрогнуть от удивления. Застенчивые прикосновения ее губ, ищущие растерянные руки приводили Рэнда в состояние страстного безумия, которого он никогда прежде не знал.
Сердце Розали билось сильно и неровно. Не от страха, а от желания. Рэнд посадил ее на колени и припал губами к ее груди, целуя и лаская ее. Негромкий стон вырвался из ее уст, а тело затрепетало от наслаждения.
Розали со стыдливым смущением понимала, что ласки Рэнда были сейчас иными, чем она ожидала и помнила. В Париже они провели вместе всего лишь две ночи. В первый вечер он был очень осторожен, зная, что она девственница, и смиренно уступая ей. Во второй же раз был требователен, почти деспотичен в стремлении доказать ей, что она принадлежит только ему и никому больше.
Но сегодня нечего было доказывать и ни к чему осторожничать – страстное взаимное желание горело в них.
Внезапно, услышав шум ветра в листве, Рэнд поднял голову и быстро осмотрелся вокруг. Розали вспомнила их последнее свидание, так неожиданно прерванное в самом начале пылких объятий. Она чувствовала, что не вынесет, если он и теперь покинет ее.
Боясь этого, Розали прошептала:
– Не уходи!
Глаза ее наполнились слезами при мысли, что он может уйти, оставив ее одну с разочарованием и пустотой в сердце.
– Прошу тебя, не сейчас, когда ты так нужен мне… пожалуйста, я еще никогда не нуждалась в тебе столь сильно!
– Любовь моя, – прошептал Рэнд. – Все, что ты хочешь от меня, всегда твое, разве ты не знаешь этого?
Они замерли, словно околдованные этим ослепительным мгновением, и вдруг Рэнд легко встал и поднял Розали. Она смотрела на него своим сапфировым взглядом и не замечала ничего вокруг, кроме склонившегося над ней лица.
Рэнд шел довольно долго, неся ее на руках, пока тропинка не стала петлять и кружить и они не оказались в глухих зарослях, надежно укрывших их от любых неосторожных взглядов.
Рэнд снял белую батистовую рубашку и бросил ее на траву, и теперь Розали видела его обнаженное тело. Он был прекрасен. Наверное, только античные боги обладали таким же великолепным сложением.
Кончиками пальцев Розали прикоснулась к его груди, и желание Рэнда вспыхнуло с еще большей силой под этими прохладными, тонкими, изучающими касаниями. Приподнявшись на цыпочки, она слегка поцеловала его в шею.
– Рози, – прошептал он в ответ на ее объятие. – О Боже… Розали…
Она чувствовала смущение, понимая, где они и что собираются делать. Люди благородного происхождения не занимаются любовью вот так, в саду, при ярком свете дня, лежа на земле как дикари. Что потом будет думать о ней Рэнд?
– Ш-ш, тихо.., не бойся, – сказал он, горячими губами касаясь ее кожи. – Между нами не может быть ничего плохого, – прошептал он. – Я никогда не сделаю тебе больно.., милая, не думай ни о чем, позволь мне любить тебя!
Его слова, его руки и взгляд обладали странным гипнотическим свойством, заставляя ее забыть обо всем, кроме желания.
Он медленно коснулся губами ее живота, и, смущаясь, Розали хотела было высвободиться из его крепких объятий, но Рэнд не отпускал ее.
– Не уходи, любовь моя, – прошептал он. – Не уходи.., верь мне, Он склонился ниже, и при первом же нежном влажном прикосновении его губ она закричала от жгучего наслаждения, опалившего ее тело. Это было похоже на поцелуй и все-таки не совсем. Рэнд застонал, и вибрация этого звука мгновенно отозвалась в ней таким же напряжением.
Его губы медленно ласкали ее, пока Розали не затопила волна наслаждения, и в каком-то болезненном экстазе она прошептала его имя. Рэнд не отрывался от ее тела, пока не затих последний сладострастный вздох.
Лицо ее было влажным, прозрачная кожа светилась нежным алым светом. Рэнд поцеловал ее, все еще продолжая ощущать сладкий мускусный привкус. Розали ответила без колебаний, наклонив голову так, чтобы губы их как можно плотнее сомкнулись в поцелуе.
Наконец тела их соединились. Мгновение Рэнд был тих и неподвижен. Невозможно было описать и объяснить это чувство обладания ею, каждый раз ощущения были новые и неповторимые. Эмоции смешались, переплелись с ощущением радости от физической близости, и даже он со всем своим опытом не помнил ничего подобного этому.
Он двигался без остановки, резко, жадно, глядя ей в глаза, которые вспыхивали сапфировым светом, пока ее тело не задрожало от острого наслаждения.
И вот наконец они расслабились, все еще лаская друг друга. Приподнявшись на локте, Рэнд заглянул в ее глаза.
– Ради такой встречи стоило уехать, – хриплым голосом произнес он.
Они помолчали.
– Рэнд… Как теперь все будет между нами? – спросила вдруг Розали.
Рэнд губами разгладил ее нахмурившиеся было брови и нежно поцеловал в висок.
– Мы уже говорили с тобой об этом, но.., не очень успешно, как ты, наверное, помнишь. У нас разный взгляд на наши с тобой отношения. Нам, очевидно, не мало торопиться.
– Но, Рэнд, рано или поздно мы должны будем…
– Скорее всего поздно… Прежде чем принять какое-либо решение, нам многое придется обсудить.
– Я.., да, я согласна.
Она уже на собственном опыте знала, как неожиданно может измениться жизнь, перевернув все вокруг с ног на голову. И только одно ей было известно точно – никогда больше не вернется она к той своей прежней жизни.., и была откровенно рада этому.
– Но у нас с тобой еще есть неотложные проблемы, – заметила она.
– Что же это может быть? – улыбаясь спросил Рэнд.
Розали указала на измятую одежду.
– Как мы появимся в замке в таком виде?
Рэнд улыбнулся и откинул с лица волосы.
– Очень просто: мы проберемся тайно, любовь моя, – ответил он.