Куда заводит страсть

Глава 2

Утром, наливая в таз горячую воду из серебряного кувшина, Рэнд почувствовал на себе пристальный взгляд. Девушка смотрела на него глубокими, пронзительно-синими глазами.

– Доброе утро, – сказал Рэнд. Она молчала.

Намочив салфетку, он ловким движением отжал ее и приложил к лицу, не переставая с любопытством наблюдать за ней.

Тысячи мыслей проносились в ее голове в мучительных поисках объяснения, как и почему оказалась она в этой комнате вместе с незнакомым мужчиной. Вчера у "Ковент-Гардена" на нее напали, она побежала и оказалась недалеко от Флинт-стрит. Она звала на помощь, но проходившие мимо молодые люди не откликнулись на ее зов.

Был ли этот человек одним из них? Может, он заступился за нее? Она в упор смотрела на него, забыв, что это могло показаться весьма неприличным. Но он отнюдь не походил на доброго самаритянина! На вид ему было лет тридцать, и его можно было бы назвать даже красивым, если бы не слишком резкие черты лица – грубоватые скулы, широкий рот… Какой-то насмешливый эгоизм сквозил в его манерах, он ни о чем не спрашивал ее, а стало быть, ничуть не интересовался ее состоянием. Может быть, он ждал, что она поблагодарит его за спасение? Розали вдруг покраснела, увидев, что ее платье лежит на стуле в углу комнаты, а на ней ничего нет, кроме короткой сорочки.

Никогда прежде не оставалась она наедине с мужчиной, да еще полураздетая, в его постели! Сам же он невозмутимо расхаживал в небрежно накинутом на плечи халате. Тело его было очень сильным и мускулистым. Интересно, согласился бы он променять эту грубую мужественность на модную немощь, изысканную слабость? Что-то подсказало ей, что нет. Она удивленно посмотрела вокруг. Комната была обставлена роскошной мебелью, украшенной греческим орнаментом, пол устилал превосходный брюссельский ковер, а у камина над столом с витыми ножками висело венецианское зеркало. Если это все принадлежит ему, то он очень богатый человек, гораздо богаче, чем Уинтропы.

При этой мысли Розали похолодела: леди Уинтроп не простит ей этого никогда, она без сожалений выбросит их с Эмилией на улицу, точно так же как бедную Марту! Розали посмотрела в сторону окна: утро только начиналось. Леди Уинтроп спит почти до полудня, значит, есть еще слабая надежда успеть прийти до ее пробуждения… Ей нужно немедленно бежать домой!

– Интересно, – сказал незнакомец приятным голосом, – какие мысли так изменили выражение ваших милых глаз?

– Где я?

Он молча подошел к столу и взял чашку горячего душистого напитка, – Кто вы? Пожалуйста, скажите мне, что произошло вчера?

– Может, сначала выпьете чаю? Вам это нужно сейчас. – Поколебавшись, Розали взяла из его рук тонкую фарфоровую чашку. Она смотрела на незнакомца. Странные зеленовато-карие глаза его были полны какой-то прозрачности и блеска, а бронзовый загар оттенял их топазовую глубину. Почему, однако, он был таким смуглым? Знатные люди всегда следят за тем, чтобы кожа их оставалась бледной. Известно, например, что Георг II даже использовал пиявки, чтобы придать лицу благородную бледность. Наверное, этот человек был просто каким-нибудь морским офицером.

– Где я?

– В моей квартире на Беркли-сквер, – сказал он.

Розали облегченно вздохнула: это было совсем близко от Блумсбери, где она жила. Рэнд с нарастающим любопытством смотрел на нее, пораженный ее безупречной речью, свойственной только представителям высших слоев общества.

– Как вас зовут? – улыбнулся он, глядя на ее растрепанные шелковистые волосы. Но Розали молчала, ей было страшно. Она не могла довериться человеку, не узнав, кто он и как она попала сюда.

– Мне не хотелось бы отвечать, – тихо проговорила она.

– Тогда скажите, откуда вы?

– Я.., я бы не хотела говорить этого.

– Ну, если так, – заметил он с насмешливой улыбкой, – то я тоже не намерен что-либо рассказывать вам. А между тем мне показалось, что вам не терпится кое-что узнать.

– Меня зовут Розали, – поспешно ответила она, поняв, что надо быть чуточку сговорчивее.

– Розали… – повторил он, повернувшись к зеркалу на туалетном столике из красного дерева.

Солнце играло в его волосах, придавая каштановым прядям золотой блеск.

– Одно только имя?

– Вам не обязательно знать все.

– Что ж, согласен, – беззаботно ответил Рэнд, намыливая подбородок. – Но, зная о вас лишь полуправду, я отвечу вам тем же.

Он вынул из футляра бритву. Розали вздрогнула.

– Сэр, умоляю вас, скажите, почему я здесь?

Рэнд аккуратно провел лезвием по щеке, оставляя чистый след.

– Мы были свидетелями одной очень неприятной сцены, разыгравшейся вчера вечером на Флинт-стрит… И обстоятельства сложились так, что я не смог остаться безучастным.

– О, спасибо! Благодарю вас, мистер…

– Лорд Рэнделл Беркли.

"Нет, не может быть, – удивленно думала Розали. – Он, именно он, из всех мужчин Лондона!"

Что ж, внешне он вполне соответствовал тому образу, который нарисовала Элен, за исключением, может быть, того налета романтизма, которого в нем не было и следа.

Она представляла его себе весьма дерзким молодым человеком, этаким обаятельным повесой, а он был всего лишь холоден и надменен.

– Я слышала о вас, – призналась она.

– Не сомневаюсь. – Рэнд вытер лицо полотенцем.

"Ax, это вечное чувство собственного превосходства!" – с отвращением думала она. Розали откинула одеяло и встала с постели.

– Уже уходите? Так быстро?

– Мне нужно идти. – Все в ней отчетливо говорило о растущем отвращении к нему.

Рэнд оценивающе посмотрел на Розали, и взгляд его, казалось, проникал до костей.

– Идти? Куда? – спросил он.

– Мне…

– ..не хотелось бы говорить, – иронично закончил он. – Садитесь, все равно я не отпущу вас, пока кое-что не узнаю. – Это звучало поистине угрожающе, и Розали не двинулась с места. Всю жизнь Эмилия учила ее стараться поступать правильно в любой ситуации, но сейчас она растерялась. Бежать? Звать на помощь? Или быть вежливой с ним?

– Неужели нельзя обойтись без этого? – взмолилась она.

– Без того, чтобы удовлетворить мое любопытство? Конечно, нельзя.

– Простите, но у меня нет времени, – резко сказала она.

– А у меня тем более, – отрезал он. – Поговорим о вашем долге.

"Не стоит показывать ему, что я боюсь", – решила Розали.

– О моем долге? Что это?

– Всего лишь пара слов.

– Никаких слов! Я ничего не должна вам.

– Хорошенькое дело, твой дружок собирался вчера перерезать тебе горло…

Рэнд забыл добавить, что его приятели сами не прочь были оказаться на месте того бродяги. Воспринимать жизнь лишь как средство удовлетворения своих безрассудных капризов было правилом в их кругу. Это был довольно странный кодекс чести: во что бы то ни стало платить карточные долги, но не иметь ни капли простого сострадания.

– Вы дрались с ним? – удивленно спросила Розали. Неужели он так благороден, что рисковал из-за нее жизнью?

– Нет, я заплатил ему гинею за тебя.

– Как это мило, – сказала она, не в силах скрыть возмущения. – Приятно знать, что кто-то так ценит тебя.

Я поражена вашей безумной расточительностью!

В его глазах застыло удивление: оказывается, у этой малышки, кроме хорошенького личика, есть еще и характер!

– "Розали.., Petite fleur, vous devres cacher les epines".

"Цветок мой, спрячь свои шипы".

– Un avertisse ment tres appreciable, monsieur, – немедленно ответила она.

– В вас течет французская кровь? – спросил Рэнд. – Но вероятно, не голубая?

– Вероятно, нет.

Розали внимательно смотрела на него, пораженная чистотой его произношения, слишком правильного, чтобы можно было считать его результатом школьных занятий.

Может, в нем тоже есть галльская кровь? Да нет, конечно же, он настоящий англичанин, высокий, широкоплечий, без этой субтильности и покладистости, свойственной французам.

– А еще вы должны мне за ночлег в моем доме, – заметил Рэнд.

– Что? – проговорила Розали упавшим голосом. Только теперь она поняла, что спала в одной постели с ним. Репутация ее была безнадежно подорвана.

– Между прочим, вы всю ночь ужасно ворочались и толкали меня. Едва ли вас можно назвать подходящим партнером.

– Да я сама никогда не выбрала бы вас!

В горле у нее стояли слезы. Вероятно, все это было не правдой, сном. Живя тихой, размеренной жизнью, Розали и предположить не могла, в какой двусмысленной ситуации может вдруг оказаться… Она отвернулась, пытаясь скрыть смущение.

– Ну что ж, я вчера уже имел счастье наблюдать ваш выбор, – сказал Рэнд, внимательно следя за каждым ее движением.

Не отвечая, Розали взяла платье и стала одеваться.

– Но меня это нисколько не волнует, уверяю вас. – сказал он, откладывая в сторону бритвенный прибор.

Розали вздрогнула.

– Попрошу вас отвернуться, – холодно сказала она. – Я привыкла одеваться без свидетелей.

Рэнд скользнул взглядом по водопаду шелковых волос, слишком тяжелых для такой нежной шеи, по фигуре со стройными красивыми ногами и усмехнулся, поняв вдруг, что хочет близости с ней и желание это возрастает с каждой минутой.

– Прелестный цветок, спрячь свои острые шипы и оставь в покое платье – я предпочитаю смотреть на тебя без него.

Розали поняла, что он собирается делать, и сердце те бешено заколотилось.

– Порядочный человек никогда не воспользуется слабостью другого…

– Согласен. Но я привык получать то, что мне причитается.

– Я верну вам вашу гинею. – Розали быстро застегнула платье и успела отскочить в сторону при его приближении.

Немая мольба светилась в сапфировой глубине ее глаз.

– Не только деньги. А время?

– Чего же вы хотите?

– Несколько минут вашего внимания, – усмехнулся он.

Розали, ловко увернувшись, отбежала в другой конец комнаты.

– Иди сюда, нечего изображать из себя недотрогу. Многие говорили мне, что мое общество весьма приятно.

– Ты не притронешься ко мне, уж лучше бы я стала жертвой того бродяги!

Отступая, она задела туалетный столик, и тут внезапная мысль осенила ее: где-то здесь была бритва… Она попробует напугать его, и это поможет ей бежать!

– Вот как! Ты, значит, предпочитаешь своего вчерашнего дружка. Похоже, мы с ним испытываем к тебе одинаковые чувства. Но если результат известен, то способы его достижения немного разнятся. Если я, конечно, не слишком переусердствовал в своем ухаживании…

– Боюсь, что так.

– Не торопись, позднее ты ощенишь все иначе.

Розали наконец увидела бритву и, прежде чем Рэнд успел что-либо предпринять, схватила ее.

– Не подходи, если не хочешь, чтобы я еще раз тебя побрила, – сказала она звенящим от волнения голосом. – Предупреждаю, я не так аккуратна, как ты.

Страшно было наблюдать, как изменилось выражение. его лица, исчезли игривость и шутливый тон.

– Хорошее предложение. Ну, давай, действуй.

Розали посмотрела на лезвие, и в ту же минуту Рэнд крепко сжал ее запястье, легко повернул его, и она почувствовала, как холодная сталь коснулась ее собственной шеи.

– Пошел прочь, я ненавижу тебя!

Улыбнувшись, он так сильно прижал ее к себе, что она не могла пошевелиться.

– Мне наплевать, ценишь ли ты мою шкуру, но лично мне она дорога. Не знаю, правда, как ты относишься к своей… Отдай сюда эту штуку, слышишь!

Она с ненавистью смотрела на него, не выпуская бритву из рук.

– Отдай, – настойчиво повторил Рэнд, и Розали слегка разжала руку. Движение было неловким, и бритва скользнула по ее шее. На коже тотчас выступило несколько капель крови Розали бросила оружие, глаза ее были полны слез.

– Не часто приходится встречать такое безрассудство, – спокойно заметил Рэнд, доставая шелковый платок.

– Что вы собираетесь делать? Хотите задушить меня?

– На твоем месте я был бы поосторожнее с подобными предположениями.

Он аккуратно обернул платок вокруг ее шеи.

– Розали… Я буду обращаться с тобой очень хорошо, – тихо сказал он. Рэнд прекрасно знал, что его общество всегда привлекало женщин. Почему же с этой ничего не получается? Или это только хитрость, игра?

– Я не дура, чтобы верить тебе, – сказала она и с размаху ударила его по руке.

Злой огонь вспыхнул в глазах Рэнда, он обнял ее и припал губами к ее сжатому рту.

– Нет, – простонала Розали, не в силах сопротивляться.

Повалив ее на постель, он одним рывком сбросил с себя халат.

– Я горничная леди Уинтроп, компаньонка ее дочери!

– Мне наплевать, будь ты хоть фавориткой принцессы Уэльской, – пробормотал Рэнд, крепко сжав запястья ее раскинутых в стороны рук. Его тело больно давило на грудь Розали. Страх охватил ее, пульс бешено колотился, мысли путались.

– Не делай этого, ты же можешь найти себе любую, – задыхаясь, говорила она, но Рэнд не слушал ее, он был нетерпелив, а легкий аромат ее тела пробуждал в нем давно забытые чувства. – Отпусти меня, я девственница, – прошептала она последний свой аргумент, и Рэнд вдруг замер.

Взгляды их встретились.

"Это не правда, – думал он. – С такой смазливой внешностью – и девственница? Хорошенькая горничная всегда желанная добыча для мужчин любого сословия".

– Ты врешь, – равнодушно проговорил он.

Ослепленный желанием, Рэнд действительно не верил, что это может быть правдой.

Она, верно, боится не получить должного вознаграждения или просто пытается посильнее разжечь его страсть.

Он давно привык к таким уловкам.

– Но это так!

– Значит, – беззаботно ответил он, – я должен убедиться в этом.

Розали пыталась бороться с ним, но остановить его было невозможно. Он сорвал с нее платье, заставив дрожать от холода и страха при свете ослепительного дня. Погладив ее нежной теплой рукой, Рэнд коснулся губами ее груди. Как она могла противостоять ему, будучи несравнимо слабее? Его же большое крепкое тело было просто создано для агрессии.

"Я не верю, что это случится", – думала Розали, замирая от стыда, когда представляла себя нагую, лежащую на измятой постели в объятиях мужчины.

– Это ужасно, – простонала она.

– Если ты расслабишься, все будет хорошо, – мягко сказал Рэнд, скользнув рукой по ее телу, Розали почувствовала соблазнительный запах его кожи, смешанный с сандаловым ароматом.

– Нет! – задыхалась она, в то время как странная, непостижимая ласка становилась все смелее и настойчивее. Наконец слезы унижения потекли из глаз Розали. – Когда же ты остановишься?

Услышав это, он отбросил все попытки сделать неизбежное более приятным для нее.

– Ты предпочитаешь поскорее перейти к делу? Что ж, я должен угождать тебе.

И прежде чем она успела понять что-либо, с силой овладел ею. От неожиданной резкой боли Розали застонала. Рэнд прошептал ей какие-то ласковые слова. Он вдруг стал неподвижен, держа ее лицо в своих ладонях, но Розали не смотрела на него. Она не хотела принадлежать ему и не нуждалась в его утешениях. Когда желание стало уступать место раскаянию, поведение Рэнда враз изменилось. Он сделался чрезвычайно нежен, пытаясь смягчить ее скованность своими прикосновениями и тихо целуя заплаканное лицо. Но Розали была безутешна: душу ее растоптали, внутренний огонь сжигает все ее тело.

"Теперь я знаю, что это такое, – с тоской думала она. – Как это больно, как стыдно!"

Эмилия не раз говорила ей, что женщина создана для удовлетворения желаний мужчин. Но неужели они находят в этом удовольствие? Едва ли она в будущем добровольно захочет принадлежать кому-нибудь, чтобы снова испытать это оскорбительное насилие.

Наконец все было кончено. Взглянув на простыню, Рэнд увидел пятна крови, красноречиво свидетельствовавшие о том, что девушка не лгала. Рэнд был обескуражен. Он знал множество женщин, но ни одна из них не была девственницей, ни с одной не испытал он такого острого удовольствия. Но Розали была такой хрупкой и слабой, и каким же животно-грубым выглядело его наслаждение в сравнении с ее неопытностью.

– Ты сказала мне правду, – тихо проговорил он.

Розали молчала.

– Отпусти меня, – прошептала наконец она.

– Куда именно ты хочешь, чтобы я тебя отпустил? – спросил Рэнд.

Неожиданно его охватило странное, неуютное чувство ответственности за нее, – В распоряжение леди Уинтроп.

Рэнд нахмурился. Он вспомнил, что познакомился накануне с четой Уинтроп; оба скупые, откормленные, высокомерные, они тем не менее бесстыдно льстили каждому, чье положение в свете было хоть немного выше их собственного. Едва ли они будут столь великодушны к бедной горничной.

– Я знаком с Уинтропами, – сказал наконец Рэнд. – И с их дочерью Элизабет. – В его памяти мелькнуло хорошенькое личико весьма заурядной девицы.

– Ее зовут Элен.

– Ну и что? Они не показались мне чрезвычайно добрыми и вряд ли теперь возьмут тебя. Не забывай, сколько вокруг желающих занять твое место.

– Мне все равно, куда я пойду, – ответила она, – лишь бы уйти отсюда.

Рэнду вдруг страстно захотелось обо всем забыть, но это было невозможно. Он чувствовал, что если просто выставит ее сейчас за дверь, то память о случившемся измучит его.

– Я хочу помочь тебе, но сейчас у меня нет времени.

Розали попыталась возразить, но он перебил ее:

– Молчи, ты не сможешь обойтись без моей помощи.

– Мне не надо…

– Я понимаю тебя.

– Не думаю, – с ненавистью проговорила Розали. – Иначе тебе пришлось бы застрелиться.

Рэнд усмехнулся. Ему нравилось, что она так быстро пришла в себя. Другая девушка на ее месте просто выбросилась бы из окна, не размениваясь на ненависть к своему обидчику.

Вдруг его осенило; а что, если предложить ей свое покровительство, взять с собой во Францию и таким образом скрасить себе скучную поездку.

– Что сделано, того не поправить, – сказал он. – И последствия случившегося не замедлят сказаться. – Ему нужно было во что бы то ни стало убедить ее. – Ведь ты уже потеряла свою работу и не сможешь теперь вернуться к леди Уинтроп?

– Да, – сказала Розали упавшим голосом. – То есть нет. Я не вернусь туда.

– Средств к существованию у тебя, кажется, тоже нет?

Она кивнула. Действительно, у нее не было ни пенни.

– У тебя есть кто-нибудь?

– Мама, – призналась Розали. – Она служит у Уинтропов. – Она закрыла глаза рукой. – Я потеряла ее вчера во время пожара в театре.

Рэнд помолчал.

– Ты образованная девушка, – продолжил он. – Я легко найду тебе место гувернантки. Но сейчас я еду во Францию.

– Мне не нужна твоя помощь!

– Ты должна принять ее, если не хочешь, чтобы все это опять повторилось. Вот что – я возьму тебя с собой.

Это всего на несколько недель. А когда вернемся, я все устрою.

"Какая наглость, – думала Розали. – Я скорее умру, чем соглашусь стать его любовницей! И как вообще он смеет после всего, что случилось, предлагать мне такое!"

– Уж лучше пойти на панель, чем остаться с тобой хотя бы на секунду.

– Мне ничего от тебя не нужно, – ответил Рэнд. – Неопытная девушка с язвительным язычком не в моем вкусе. А то, что случилось, всего лишь минутная слабость.

– Ну а если у тебя вновь возникнет желание, а я буду самой доступной для тебя в тот момент. Что тогда?

– Ерунда, во Франции полно женщин. В любой момент к моим услугам огромный выбор. Можешь быть абсолютно спокойна.

– Спокойна?! Пока ты не дал мне повода для этого…

Думаешь, я настолько глупа?

– Послушай, я вообще могу забыть о тебе, иди куда хочешь.., или прими мое предложение. По крайней мере не будешь голодать.

– Я не знаю, что делать, – в отчаянии прошептала Розали. – Я не хочу быть с тобой.

Рэнда поразила ее наивность, ему вдруг захотелось приласкать и успокоить ее, как маленькую девочку, но он резко сказал:

– Выбирай, – зная, что, если она сейчас откажется, он все равно заставит ее поехать.

– Ты думаешь, хорошая еда и несколько дней, проведенных в роскоши, возместят мне то, что ты отнял? Тебе не расплатиться со мной никогда!

– Это еще не известно. Девственность служанки вообще ничего не стоит. Соглашайся, пока я не передумал.

– Значит, и должна на коленях благодарить тебя? – Розали дрожала от гнева.

– Я считаю, – спокойно ответил Рэнд, – что ты еще слишком молода и что если сейчас ты не примешь мое предложение, то очень скоро окажешься на улице или в публичном доме. Я не хочу, чтобы это осталось на моей совести. Однако, если ты откажешься, я буду чувствовать себя свободным от каких-либо обязательств, что бы ни случилось с тобой в дальнейшем.

– Очень удобная позиция. – Розали изо всех сил пыталась удержаться от рыданий.

И вновь Рэнд почувствовал странный укол совести.

– Послушай, невозможно изменить то, что случилось, – сказал он. – Но я постараюсь найти для тебя хорошую работу. А сейчас поедем со мной.

– Я не верю тебе.

– Боюсь, придется поверить.

Искушение было слишком велико. Она боялась остаться со своей бедой, и поездка во Францию уже не казалась ей невозможной. Худшее, что могло с ней случиться, уже произошло. Люди все равно осудят ее, так какая разница, поехать во Францию или умереть с голоду здесь, на улицах Лондона? Эмилия не поможет ей теперь. Розали почувствовала ужасное одиночество.

– Моя мать не знает, где я… – Рыдания сжимали ей горло.

– Твоя мать, – задумчиво повторил Рэнд, нахмурив брови. У него было такое чувство, будто он украл колыбель с младенцем. – Господи, сколько же тебе лет?

– Двадцать.

Рэнд облегченно вздохнул, хотя все еще продолжал хмуриться.

– Но мне надо как-то сообщить ей…

– Напиши записку, – предложил он. – Я сейчас отправлю ее.

Розали взяла со стула платье, быстро скользнула в него и, чувствуя себя теперь защищенной от его взглядов, подошла к бюро. Рэнд тем временем начал одеваться.

"Правильно ли я поступаю?" – в оцепенении думала Розали. Но что же ей остается делать? Она взяла перо.

– У меня совсем нет опыта в общении с матерями, – заметил Рэнд. – Постарайся написать как-нибудь помягче, не надо расстраивать ее.

– Нет опыта?

– повторила Розали. – А как же твоя собственная мама?

Рэнд усмехнулся.

– Ее нет.

– О, я…

– Торопись, у нас мало времени.

"Дорогая мамочка, – писала Розали. – Не беспокойся, со мной все хорошо. Я уезжаю во Францию с мужчиной…"

Она взглянула на Рэнда Беркли, надевавшего свой светло-голубой сюртук. В строгом великолепии своей одежды он выглядел более цивилизованно. Мужчин, подобных ему, Розали никогда не видела: холодный и резкий и в то же время сильный и страстный. Он оказался прав: она ненавидела его, но уже не боялась. Это был только мужчина, не зверь и не чудовище, и его обращение с ней было таким же, какое, вероятно, свойственно всем остальным мужчинам. Но что-то заставляло ее взглянуть на эту ситуацию с определенной долей практицизма. Сделанного не воротишь, а следовательно, надо воспользоваться ситуацией. "Я заставлю тебя заплатить, Рэнд Беркли, – беззвучно шептала она. – Ты еще будешь раскаиваться в содеянном!" И Розали быстро опустила глаза, опасаясь, как бы Рэнд не угадал ее мысли.

"…Мы обязательно увидимся, когда я вернусь. Мама, я уже другая, но я очень-очень люблю тебя. Рози".

Превозмогая боль, Розали подошла к зеркалу и придирчиво осмотрела себя; темные тени под глазами, на подбородке появился свежий синяк от того ужасного удара прошлой ночью. Нахмурившись, она провела рукой по спутанным волосам. Сколько времени теперь придется расчесывать их и приводить в порядок!

– Мне нужен гребень, – попросила она.

Рэнд повязывал черный шелковый галстук, более подходивший для дневного времени, чем накрахмаленный белый.

Он кивнул в сторону туалетного столика, и Розали, взяв гребень, стала терпеливо расчесывать шелковистые локоны. Затем, кое-как распутав их, разделила волосы на три части и заплела в косу.

– Теперь придется отрезать некоторые пряди, они совершенно запутались, – сказала она.

– Отрезай. А я запру тебя в комнате и буду держать до тех пор, пока они не вырастут снова, – бросил Рэнд, поправляя воротничок и, не слишком церемонясь, подталкивал ее к двери.

– Что ж, этого вполне можно ожидать от вас, – сказала Розали, удивляясь тому, как трудно определить, когда он шутит, а когда говорит серьезно.

Другой на его месте хотя бы извинился, этот же говорил о ее положении с издевательскими шуточками, словно речь шла о пустяке. У него была странная привычка высмеивать все подряд и говорить ерунду с напускной серьезностью.

Они отправились из Дувра через Ла-Манш на небольшом торговом судне. В первый день их путешествия море было спокойным и тихим, и Розали спала глубоким сном, свернувшись калачиком в тяжелом кресле в каюте Рэнда.

Однако, проснувшись утром, она почувствовала смущение и подавленность от мысли о том, с какой невероятной быстротой переменилась вдруг ее жизнь. Огромные волны нарушили безмятежность океана, они вздымались, падали, с силой ударяя в борт корабля, и Розали, непривычная к качке, почувствовала слабость и сильное головокружение.

Рэнд заставил ее выйти из каюты и подняться на верхнюю палубу. Розали беспрестанно жаловалась на дурное самочувствие и при этом завидовала невозмутимому спокойствию Рэнда.

– Если бы не вы… – жалобно тянула она.

– Если бы не я, лежать бы тебе сейчас в грязном переулке.

– Простите мне мою черную неблагодарность, – начала было она, но Рэнд перебил ее:

– Для бывшей компаньонки у тебя что-то маловато терпения. – И, отвернувшись, стал смотреть на набегающие валы. – Ну хорошо, иди в каюту, – сказал он наконец.

Розали была рада уйти и побыть одна, но, отпустив поручень, с отчаянием поняла, что не может сдвинуться с места. Никогда не чувствовала она себя такой больной и несчастной. Она нерешительно коснулась руки Рэнда, и он, обернувшись, увидел ее страшно бледное лицо.

– Пожалуйста, помогите мне сойти вниз, – тихо сказала Розали, и Рэнд понял, каких усилий стоила ей эта просьба. И снова в его душе проснулась какая-то странная нежность к этой девушке. Ведь споря и ссорясь с ним, она только пыталась скрыть свое смущение и все-таки попросила его о помощи. В душе, наверное, боясь и ненавидя за то, что он сделал с ней. Не найдя нужных слов, ибо любая фраза могла показаться ей высокомерной, он молча откинул волосы с ее лба и, поддерживая за талию, повел в каюту с такой бережностью, на какую даже сам не считал себя способным.

Поутру отвесные скалы и высокие холмы Гавра выросли перед ними, напоминая великолепные ворота. При отливе суда не могли входить в порт из-за грязи и ила, лежавшего на дне толстым слоем, однако сейчас, во время утреннего прилива, проход в гавань был свободен. Гавр располагался в устье Сены, сужавшейся у Квильбефа, свободно катившей свои воды мимо Руана и достигавшей наконец шумного Парижа, Столица вина и шелка, моды и ароматов, искусства и декаданса находилась всего в ста милях от Гавра. Здесь, на причале, вовсю суетились портовые служащие. Они входили на корабль и только после тщательного досмотра разрешали пассажирам покинуть судно.

Рэнд с интересом наблюдал за всем происходящим.

Вдали маячили торговые суда, ждавшие сигнала с берега.

Среди них был и восьмисоттонный фрегат Беркли, нагруженный английскими тканями и американским хлопком.

– Добро пожаловать во Францию, – сказал Рэнд.

Розали смотрела вокруг широко раскрытыми глазами, жадно ловя знакомые звуки галльской речи, раздававшейся со всех сторон. Причал гудел, как разворошенный улей.

Все вокруг спорили, жестикулировали, и никто, казалось, никого не слушал.

Розали почему-то нравились этот шум, краски, движение, суматоха. Попав в непривычную обстановку, она чувствовала возбуждение и некоторую робость и всю дорогу молчала, пока они ехали в открытом экипаже мимо небрежно мощенных тротуаров, каменных зданий, открытых кафе.

Они подъехали к "Лотари", маленькой, симпатичной, трехэтажной гостинице, название которой красовалось на изящной металлической вывеске. Помимо уютных номеров, в ней имелись зал заседаний, где проходили политические и общественные собрания, ресторан и даже, к радости Розали, небольшой бальный зал с белыми шторами, мраморным камином и балконом для музыкантов. Вдоль здания гостиницы тянулась аллея с дорожкой, посыпанной цветным песком, а во дворе при кухне находился маленький сад, из которого ветром приносило душистые ароматы мяты, чебреца, укропа и спелых фруктов.

– Тебе здесь понравится, – сказал Рэнд, помогая Розали выйти из экипажа.

– Конечно, – согласилась она, благодарная за любое пристанище, лишь бы там можно было принять ванну и отдохнуть. – Но, помнится, вы говорили вчера, что мы будем жить в отеле "Д'Англетер"?

– Еще в порту мне сообщили, что у них какие-то проблемы.

– Какие же? Дурное обслуживание?

– Нет, насекомые. Клопы, – сказал он с озорным блеском в глазах, следя за ее реакцией. И хотя Розали внутренне содрогнулась, она ничем не выдала своего испуга.

Они заняли апартаменты с двумя спальнями и гостиной посредине. Это был номер для супругов, давно привыкших друг к другу, чьи отношения уже не были окрашены в романтические тона.

Стиль рококо, столь быстро забытый англичанами, здесь, во Франции, расцвел благодатно и пышно. Он проявлялся во всем – даже мебель в комнатах, которые они занимали, носила явный его отпечаток. Причудливые завитки, пышность, витиеватость в сочетании со странной асимметрией форм. Даже обрамленная золотом каминная доска отделана была узорами из раковин, листьев, цветов и птиц. Пол покрывал роскошный венецианский ковер, а окна украшали тонкие изящные решетки. На кроватях лежали легкие пуховые перины, застеленные прохладными льняными простынями и красивыми марсельскими покрывалами. Розали никогда еще не доводилось спать в такой изысканной обстановке, и она несколько оробела.

– Надеюсь, ты принимаешь ванну ежедневно? – спросил Рэнд.

– Да, – быстро ответила Розали. Она всегда мечтала о такой возможности, но слуги не могли позволить себе подобной роскоши, так как мыло было дорого, вода нагревалась очень медленно, а времени постоянно не хватало. Ежедневная ванна была привилегией только великосветских дам.

– Отлично, – сказал Рэнд. – Я не против духов и ароматических масел, но… – он подошел к окну и погасил мускусные курительные свечи, расставленные в гостиной для освежения воздуха, – но я терпеть не могу комнат, в которых пахнет, словно в гареме Розали была согласна с ним, хотя высокомерный тон его слегка задел девушку.

– Где я могу почистить свою одежду? – спросила Резали, указывая на перепачканное платье.

Рэнд улыбнулся.

– Придется купить тебе новое.

"Так поступают только с женщинами, находящимися на содержании, – думала Розали. – А я не желаю быть его содержанкой".

Ей не хотелось, чтобы Рэнд покупал ей одежду, это выглядело бы слишком фамильярным.

"Но разве я виновата, что мне приходится играть подобную роль?" – говорила она самой себе.

Рэнд понимал, какая внутренняя борьба происходит в ней.

– Отнеси это на счет моего долга тебе, – спокойно сказал он. – Тебе все равно придется смириться – ведь не будешь же ты ходить голышом. А впрочем, решай сама.

И тут Розали улыбнулась ему.

– Не сомневаюсь, что ты оденешь меня, как какую-нибудь уличную красотку!

– Как прелестную бабочку, – поправил ее Рэнд, но лицо Розали вдруг помрачнело.

– Я не бабочка, лорд Беркли, не уличная девка, не прислуга и не леди. Тебе будет трудно подобрать мне платье, потому что я сама не знаю, кто я.

– Хорошо, я ухожу, а ты можешь спокойно обдумать все это, – сказал он, выходя из комнаты.

Наконец горничные наполнили водой большую фарфоровую ванну, и все было готово для купания.

Вернувшись, Рэнд застал Розали в спальне. Она сидела на постели и пыталась расчесать волосы его гребнем. Лицо ее раскраснелось, в глазах стояли слезы. Отчаявшись, она взяла ножницы и хотела уже отрезать непокорную прядь.

– Не делай этого! – неожиданно резко воскликнул Рэнд.

Розали посмотрела на него, не выпуская из рук ножниц.

– Но я не могу расчесать их, – с отчаянием в голосе проговорила она. – Это будет совсем незаметно, я отрежу всего несколько прядей.

– Ни одного волоска! – Рэнд подошел, сел на край постели и решительно отложил ножницы в сторону.

Она с удивлением смотрела, как он, взяв в руки гребень, стал осторожно расчесывать непокорные локоны.

Минуту спустя Розали, чуть смущаясь, спросила:

– Как мне называть вас, милорд?

– Неужели вы до сих пор не придумали подходящего имени для меня? – с улыбкой спросил Рэнд.

– Кажется, пока нет. Что вы думаете об этом?

Да, это был довольно деликатный вопрос. В то время даже ближайшие друзья редко называли друг друга по имени. В среде высшей знати муж и жена всегда обращались друг к другу "мистер" и "миссис", говорили отцу "сэр", а матери "мадам". Без всякого сомнения, Рэнд и Розали тоже должны были называть друг друга "лорд Беркли" и "мисс Беллью". Однако в их случае это было несколько неестественно.

– Моя дорогая мисс Беллью… – проговорил Рэнд, как бы пробуя на вкус и прислушиваясь к звучанию этого чопорного сухого выражения, и покачал головой:

– Нет, не то. Ты для меня просто Розали, и я ничего не могу поделать с этим. Я так и буду всегда называть тебя.

– Действительно, почему бы и нет? – обиженно произнесла Розали. – После всех немыслимых вольностей, на которые вы осмелились, такая мелочь уже не имеет значения.

– Это не от недостатка уважения, уверяю тебя…

– Конечно, нет… Рэнделл.

– Просто Рэнд.

Она кивнула, соглашаясь. Отрывистое, мужественно звучащее, короткое имя больше подходило ему, чем изысканное "Рэнделл".

Она улыбалась новизне подобного ощущения, возможности называть мужчину только по имени. И все-таки ей казалось немного странным обращаться к кому-либо, а тем более к лорду Беркли так фамильярно.

– Зачем тебе нужно было ехать во Францию? – спросила Розали.

Рэнд молчал, думая, что никогда прежде ему не приходилось обсуждать с женщинами серьезные проблемы, если только они не касались секса. Конечно, Розали была далеко не глупой, что выгодно отличало ее от большинства молоденьких девушек.

– А как думаешь ты? – спросил Рэнд, продолжая распутывать шелковые пряди.

– Вероятно, это не светские дела, иначе ты не взял бы меня сюда.

– Да, верно, мне пришлось приехать по делу. – Он помолчал. – Беркли – владельцы огромного состояния, но самый большой доход приносит нам корабельная компания. Мы даже конкурируем с Ист-Индиан.

Сейчас, когда Европа начала возрождаться после правления Наполеона, дела пошли особенно хорошо. Но, как говорит старый граф, мой дед, для управления всем этим необходимо иметь ответственность и решительность – качества, которых у меня, кажется, нет. А граф уже очень стар и болен.

– Значит, все перейдет к тебе? – Розали была поражена огромностью власти, которая окажется в его руках, когда он станет наследником состояния! А он так небрежно говорит об этом.

– Если я не улажу конфликт, возникший между Бостоном и Гавром, граф отдаст большую часть наследства моему младшему брату.

Внезапно Рэнд расхохотался.

– Думаю, он ни перед чем не остановится, лишь бы все состояние Беркли досталось ему, даже если ему придется похоронить меня заживо.

– А у него есть эта ответственность и решительность, о которой говорил граф?

– Нет, но зато он знает толк в деньгах.

Рэнд великолепно усваивал цифры и факты, но никогда не разделял страсти Коллина к деньгам, для которого богатство было самоцелью. Тот просто боготворил "золотого тельца" и все время искал новые способы делать деньги.

"Вероятно, Рэнд что-то пытался доказать старому графу" – думала Розали. – Что за человек его брат? Почему Рэнд говорит о нем с такой иронией?"

Наконец волосы были расчесаны. Розали с благодарностью взглянула на Рэнда, а он стоял и тихо поглаживал ее по голове, как бы снимая напряжение и боль, причиненные ей.

Розали стояла не шевелясь, боясь спугнуть эту ласку.

Рэнд же испытал странное ощущение: словно поток теплого, легкого шелка струился меж его пальцев.

Внезапно он остановился.

– Я думаю, ванна уже готова, – сказал он. – Ты можешь принять ее первой.

Очнувшись от краткого забытья. Розали открыла глаза, смущенно взглянула на Рэнда и послушно направилась в ванную комнату.

Медленный огонь разливался по его телу. Теперь он точно знал, что Розали по-прежнему привлекает его. Странно, но сейчас он желал ее даже сильнее, чем несколько дней назад. Его охватила тревога, ведь он обещал больше никогда к ней не притрагиваться. К ней – единственной и желанной!

– Очнись, глупец, – пробормотал он, вытирая повлажневшие ладони и удивляясь тому, насколько он умудрился усложнить свою жизнь. Но сожаление, что Розали так и осталась в девическом неведении любви и наслаждения, угнетала его сильнее, чем желание вновь обладать ею. Теперь он наказан сполна – его собственная страсть стала для него и расплатой, и тюрьмой.