Куда заводит страсть

Глава 15

Дверь была крепко заперта на засов. Поняв это, Розали в сердцах бросила на пол зажатые в руке шпильки. Злые отчаянные слезы готовы были брызнуть из ее глаз, но она сдержала себя.

После нескольких часов безуспешных попыток открыть замок ей показалось, что она услышала наконец долгожданный щелчок, который означал бы свободу, однако дверь по-прежнему была заперта. В комнате не было ни окон, ни камина, через которые можно было бы попытаться убежать, и Розали оставалось только одно – постараться открыть эту злосчастную дверь, но она не нашла для этого ничего, кроме шпилек.

Убранство комнаты отличалось пышностью, однако для Розали это была только тюрьма. Вышивка, разнообразные букеты цветов, кружевные оборки – все вокруг только раздражало ее. Эта претенциозная английская красивость была весьма далека от изысканной простоты замка д'Анжу.

На маленьком столике возле кровати в оборках и рюшах горела масляная лампа, на другом стояла корзина, полная спелых фруктов. Розали взяла яблоко и надкусила его – оно оказалось сочным и сладким. Розали ела, вспоминая события последних дней.

С той минуты как Гильом оставил ее в цыганском шатре, какие-то люди все время перевозили ее с места на место, обращаясь с ней достаточно хорошо, однако сохраняя полное молчание о том, куда и зачем ее везут.

Бегство было абсолютно невозможно, так как похитители действовали слаженно и быстро.

Часть пути они проделали на корабле, и, когда однажды ночью он причалил к берегу, Розали сразу узнала знакомые запахи английской пристани, воздух Лондона и звуки родной речи. Конечно, она была рада, что ее привезли не куда-нибудь, а именно в Англию, где все было так знакомо.

Судя по суровой тишине, окружавшей ее, Розали заключила, что она находится в доме, расположенном в самой глуши – не было слышно ни стука экипажных колес, ни ржания лошадей, ни чьих-либо голосов. Время от времени она слышала лишь шарканье прислуги за дверью. Она поняла, что им было приказано игнорировать ее настойчивый стук и крики.

– Трусы, – пробормотала она, бросая надкушенное яблоко. – Все вы трусы! У вас не хватает смелости посмотреть мне в глаза и ответить, почему меня держат здесь против моей воли!

Голос ее стал громче, когда в бессильной ярости она воскликнула, обращаясь к запертой двери:

– Я не знаю даже, ночь сейчас или день! Я задыхаюсь здесь. У меня нет ни книг, ни газет… Черт бы вас всех побрал! У меня нет больше сил ждать!

Молчание.

– Я скоро сойду с ума, – прошептала она, сжимая виски и делая несколько глубоких вдохов, чтобы как-то успокоиться.

Расстегнув верхние пуговицы своего закрытого платья цвета лаванды, она легла на постель, закрыла глаза и стала думать о Рэнде.

Где он сейчас? Что делает? Удалось ли ему выведать у Гильома, куда увезли ее?

"Он найдет меня, – говорила она себе. – Он перевернет вверх дном всю Францию и Англию, но найдет меня".

Розали не сомневалась в его любви, в его силе и настойчивости. Она улыбнулась, вспомнив, каков Рэнд в гневе.

Хотя он по-настоящему способен был внушить ей страх, что-то внутри ее всегда заставляло ее восхищаться им в эти минуты, так как сила и ярость напоминали ей о его страсти.

Она вспоминала его смех, и его восхитительную белозубую улыбку, и смелый блеск его глаз. И почувствовала вдруг, что постепенно успокаивается…

– Никто не сможет разлучить нас, – проговорила она. – Ты – моя жизнь, без тебя я ничто. Верни меня к жизни, Рэнд!

Розали повернулась на бок и тихо уснула, прислонившись щекой к подушке.

Когда она наконец открыла глаза, то увидела яркий свет, льющийся из соседней комнаты. Розали быстро встала, но тут же замерла из-за вновь наступившей темноты.

– Зажгите лампу, – раздался вдруг хриплый мужской голос. Розали послушно подкрутила фитиль, больно обжегшись о горячее стекло, и увидела находившегося в комнате незнакомца.

Он был приблизительно вдвое старше ее, высокий и сильный, с бледным лицом и темными с проседью волосами. Глаза его, черные и блестящие, как оникс, в упор смотрели на нее.

– Люси, – произнес он, и голос его задрожал. Розали отерла пот со лба, испуганно глядя на незнакомца.

– Я.., я не Люси, – ответила она.

Мужчина медленно покачал головой.

– Я знаю. Вы – се дочь.

– Да.

Она хотела было отойти в сторону, но он, внимательно наблюдая за ней, казалось, готов был помешать ей сделать следующее движение.

– Меня держат взаперти целую вечность, – сказала Розали. – Почему вы делаете это? Кто вы?

– Мне очень жаль, мисс Донкастер.

– Это не мое имя, – резко ответила Розали. – Меня зовут Розали Бел…

– Это не имеет никакого значения, – прервал он, подходя ближе. – Люси принадлежала мне, а вы – ее дочь, и, значит, вы тоже принадлежите мне.

– Люси.., принадлежала вам? – шепотом переспросила Розали.

Что это могло значить?

– Вы… Донкастер?

Он усмехнулся от такого предположения и тряхнул черными с проседью волосами.

– Я – граф Ротерхэм.

Розали побледнела.

– Я не понимаю вас, – с усилием выговорила она, – Люси никогда не принадлежала вам. Она была влюблена в Джорджа Браммеля!

– Молчите, – хрипло произнес он, лицо его исказила внутренняя мука.

Розали вздрогнула, но продолжала прямо смотреть ему в глаза.

Граф улыбнулся.

– Какая отчаянная смелость!

– Моя мать боялась вас? – спросила Розали.

– Если бы она хранила верность, у нее не было бы причин бояться меня. Я очень любил ее. Она была ангелом во плоти – мне все нравилось в ней… Мою страсть никто, кажется, не понимал, и уж, конечно, не этот трус, ваш отец… Я любил ее застенчивость, ее безмятежность, ее прозрачную кожу и длинные волосы…

Он взял локон Розали и долго держал в руках, лаская его бледными худыми пальцами.

– Ваши волосы даже длиннее, чем у нее. И у вас ее глаза… Вы знаете это?

Розали покачала головой.

– Голубой цвет Донкастеров, – продолжал Ротерхэм. – Отличительная черта их рода – темно-голубой, почти фиолетовый оттенок глаз…

– О, – с удивлением произнесла Розали, – я думала, что наследовала…

– Вы думали, что если его глаза голубые, то, значит, и ваши тоже, – горько проговорил он. – Нет, вовсе нет.

Глаза Браммеля не такие яркие, как ваши, не такие страстные и выразительные.

– Можете говорить что угодно о нем, – сказала Розали, чувствуя, что по ее телу начинают бегать мурашки от его прикосновений.

"Он хочет затащить меня в постель", – с ужасом думала она. Потом, улыбнувшись неуверенной, дрожащей улыбкой, произнесла с деланным спокойствием:

– Ничто не изменит того факта, что он мой отец и что Люси выбрала именно его…

Ротерхэм мрачно выругался и, подойдя совсем близко, прижал ее к стене. Розали чувствовала его тело сквозь тонкие покровы ткани и попыталась отстраниться, но Ротерхэм крепко держал ее в своих объятиях.

– Почему же вы не кричите? – спросил он, и Розали почувствовала его дыхание на своей щеке.

– Не вижу смысла, – прошептала она. – Нет, я не стану кричать. Я знаю, вы хотите напугать меня, но вам это не удастся. Я не боюсь вас, я просто испытываю к вам отвращение, точно так же, как моя мать.

– Ты просто потаскушка, точно такая же, как твоя мать, – прошипел Ротерхэм, сжимая ее так сильно, что Розали не могла уже дышать. – Я знаю все о твоих отношениях с Беркли, об этом знает каждый! Но теперь ты будешь мне наградой за все то время, когда я любил Люси и не мог насладиться ею!

– Вы – сумасшедший! Я не Люси! – закричала Розали.

– Ложь! Во всяком случае, ты – часть ее, – возразил он, закрывая глаза. – Ты чувствуешь все, как будто ты – она! О Боже, ты смотришь на мир ее глазами!

Он застонал и попытался поцеловать Розали.

– Я искал тебя с той самой минуты, как Люси ушла из жизни, – пробормотал он. – Все эти годы я знал о твоем существовании, с того самого момента, как увидел ее во Франции, беременную тобой. Маленькая дрянь! Она носила в утробе отродье Браммеля, будучи помолвлена со мной!

Розали, не в силах более вынести это, закричала, пытаясь ударить его, но Ротерхэм легко схватил ее за запястья и сжал их так сильно, что пальцы ее побелели. – – Вы заплатите за все своей жизнью, – проговорила Розали, не узнавая свой голос. – Если я не убью вас, то кто-нибудь другой отомстит за меня!

– Ты имеешь в виду своего любовника, – сказал Ротерхэм, прикасаясь к ее груди. – Учти, ты никогда больше не увидишь его. А если убежишь, то он будет убит в течение часа после твоего побега.

– Нет!

Розали отчаянно боролась с ним, вырываясь из его объятий, и в очередной попытке освободиться с силой ударила его в шею. Ротерхэм на секунду разжал пальцы, открытым ртом глотая воздух, а Розали, воспользовавшись его замешательством, побежала к двери. Она повернула ручку и с облегчением почувствовала, что та поддалась. Отворив ее, Розали что было сил устремилась прочь. Она слышала позади громкий топот и бежала как безумная по направлению к холлу, а оттуда к бесконечно длинной лестнице, ведущей к выходу.

Все плыло у нее перед глазами – застывшие в изумлении фигуры слуг, горничная, зачем-то бегущая ей навстречу…

Розали неслась по лестнице, но на повороте споткнулась и упала на гладкие мраморные ступени.

Она слышала за спиной звук приближающихся шагов Ротерхэма. Тяжело дыша, Розали поднялась и снова рванулась вперед, как внезапно дорогу ей преградила чья-то фигура.

Не успев увернуться, Розали столкнулась с человеком, стоявшим у нее на пути, поскользнулась и вдруг отчетливо поняла, что сейчас упадет и умрет.

И в тот момент, когда она уже падала на холодный мрамор, кто-то вдруг легко подхватил ее.

Из последних сил Розали вцепилась в отвороты сюртука своего спасителя в отчаянной немой мольбе о помощи.

– Успокойся, Рози, любовь моя, – услышала она голос Рэнда. – С тобой все в порядке?

Задыхаясь, она произнесла:

– Ротерхэм…

Розали пыталась объяснить ему, но волнение мешало ей.

Рэнд прервал ее, коснувшись пальцем ее губ:

– Я все знаю.

Он был так великолепно спокоен и силен!

Розали устало прислонилась щекой к его плечу.

Рэнд взглянул на Ротерхэма.

– Я с большим удовольствием задушил бы тебя голыми руками, – произнес он. – Однако если ты предпочитаешь какой-нибудь другой способ, я сделаю тебе одолжение.

Ротерхэм улыбнулся.

– Я предпочитаю сражаться на шпагах, – ответил он.

– Согласен.

– Оружие внизу. Соблаговолите следовать за мной…

– Я готов, – вежливо ответил Рэнд, сбрасывая сюртук.

Розали хотела просить Рэнда, чтобы он увел ее отсюда и забыл о Ротерхэме, но понимала, что Рэнд ни за что не согласится на это.

Розали встретила его быстрый взгляд и внезапно увидела все, что в первую минуту ускользнуло от нее. В глазах Рэнда пылала такая смесь любви, боли и ярости, что она поняла – ему необходимо владеть собой, иначе он не сможет сделать то, что намеревался.

– Отличная вещь, – похвалил Рэнд, принимая шлагу.

– Боюсь, тебе не придется долго держать ее в руках. Я проткну тебя до того, как ты успеешь понять, что случилось, – сказал Ротерхэм, сверкая глазами. – После двадцати лет разлуки я не хочу опять потерять ее. Она принадлежит мне.

– Что за чушь! Вы бредите!

– Разве ты можешь понять это, нахальный щенок! – усмехнулся Ротерхэм. – Она-то прекрасно все понимает, в отличие от…

– Понимает что?

– Что принадлежит мне по праву. Она должна заплатить за то, что стала такой же потаскушкой, какой была ее мать.

– Признаюсь, мне надоело слушать все это, – заметил Рэнд.

Они подняли оружие в приветственном жесте и скрестили клинки.

Затаив дыхание Розали наблюдала за схваткой.

Этот поединок не походил на театральные бои, виденные ею раньше и отличавшиеся деликатным изящным спокойствием, не имеющим ничего общего с жизнью, где все происходило значительно грубее и проще.

Как только поединок начался, Рэнд понял, что противник его отлично подготовлен, и, оценивая ситуацию, старался держать его на расстоянии.

Ротерхэм удачно отражал атаки, его техника была великолепной, а удары сильными и опасными. Рэнду же приходилось рассчитывать только на природное чутье, подавляя эмоции и доверяя лишь собственной интуиции.

Весь его прежний опыт в фехтовании оказался бесполезным сейчас, ведь дуэль на рапирах отличалась от поединка на шпагах. Однако после серии удачных приемов Рэнду удалось вовлечь Ротерхэма в "квартэ" – технику, которую он часто использовал в поединках с Гильомом, Этот маневр был не очень подходящим для шпажного боя, и клинок Ротерхэма, скользнув, вдруг вонзился в незащищенное плечо Рэнда, причинив ему резкую боль.

– Ну что, достаточно? – усмехнулся Ротерхэм.

Увидев алое пятно крови, растекающееся по белоснежной рубашке Рэнда, Розали чуть не потеряла сознание.

Бой между тем продолжался. Клинки взлетали и скрещивались, издавая резкий пронзительный звук.

Рэнд был напряженно сосредоточен. Казалось, он забыл о ране и своем гневе и помнил только математически точную последовательность ударов. Выпад. Отражение. Ответный удар. Потом – третья позиция, защищающая фланг.

Низкий удар "квартэ" – прикрывающий грудь…

Скорость атаки возрастала. Розали казалось, что они бьются уже несколько часов. "Чем мне помочь ему?" – думала она, до боли в пальцах сжимая перила лестницы.

Вся ее жизнь зависела сейчас от исхода этой дуэли, равно как и жизнь Рэнда.

После двух выпадов противника Рэнд вдруг прервал его атаку стремительным наступлением и мгновенным ударом пронзил Ротерхэма. Смертельно раненный, он, не издав ни звука, тяжело опустился на пол.

Все было кончено, Рэнд молча бросил шпагу – грудь его тяжело вздымалась. Он взглянул на Розали, лицо его походило на маску. Он не знал, что нужно сейчас сказать или сделать, чтобы нарушить этот холодный контроль, которому все еще по инерции подчинялись его тело и разум.

Розали сама подошла к нему и тихо обняла.

– Я люблю тебя. Я знала, что ты найдешь меня… О, твое плечо, Рэнд…

Услышав этот тревожный ласковый шепот, Рэнд обнял Розали и зарылся лицом в ее волосы.

Наконец-то они снова были вместе.

Розали лежала в объятиях мужа. В первый раз они любили друг друга как супруги. Отныне сам Бог соединил их в торжественном брачном союзе.

Розали сожалела, что Эмилия никогда не узнает этой особенной полноты чувств и гармонии в отношениях с бароном Уинтропом. Однако Эмилия казалась вполне довольной и более счастливой, чем когда-либо.

Накануне вечером Розали и Эмилия встретились и долго говорили обо всем, и хотя они знали, что их не связывают узы кровного родства, отношения их остались прежними.

Потом наедине с Рэндом Розали, улыбаясь, сказала:

– Мама говорила мне, что долг женщины – доставлять удовольствие мужу.., но она ни разу не сказала, что он может отвечать взаимностью!

Рэнд засмеялся.

– Должен сознаться, до встречи с тобой я и не думал, что супружеское ложе будет таким желанным для меня.

– Почему? – задумчиво спросила Розали. – Почему так бывает – мужчина находит удовлетворение в объятиях любовницы, а не жены?

– Потому что в отличие от меня большинство мужчин не женятся на своих любовницах.

В шутливом гневе Розали бросила в Рэнда подушкой, со смехом уклоняясь от попыток Рэнда поймать се.

Но игра постепенно была забыта, прикосновения становились все более нежными, а ласки все более настойчивыми.

Розали чувствовала неотразимую магию любви Рэнда, все еще не веря, что он здесь, рядом с ней, и все его чувства и мысли связаны отныне с ней одной.

– Как ты думаешь, – спросила вдруг она, – мы когда-нибудь снова увидим Мирель?

– Не знаю, это зависит от того, осталась ли она с Гильомом.

– Ты все еще хочешь разыскать его?

– Да, его ищут повсюду во Франции и в Англии.

– Забудь о нем. Я только хотела, чтобы нашлась Мирель.

Розали помолчала несколько минут, и Рэнд спросил ее;

– О чем ты сейчас думаешь?

– О Браммеле… – поколебавшись, ответила она. – Вспоминает ли он обо мне.., и о Люси?

– Трудно сказать. Мне кажется, эти мысли преследуют его ежеминутно.

Розали кивнула и положила голову на плечо Рэнда.

Они молча лежали в объятиях друг друга до самого восхода солнца, лучи которого слабо пробивались сквозь легкий предрассветный туман.

"Мой первый день после свадьбы", – думала Розали, и в глазах ее блестели слезы счастья.

Рэнд посмотрел на нее с пониманием, которое достигается только благодаря подлинной любви. Они улыбнулись друг другу, губы их встретились…

– Рози, – прошептал Рэнд. – Пожалуйста, больше никаких приключений…

– О, конечно. Я обещаю.

– Хотя бы год передышки – вот все, что я прошу.

Теперь у нас много дел, нужно заняться хозяйством, и родить детей.., и даже посещать светские рауты и балы…

– Да, любовь моя, – ответила она, лукаво улыбаясь самой себе.

Ей почему-то казалось, что их жизнь будет всегда полна приключений.