Кукарека Иванович

Как Титирикэ памятник себе поставил

— Ой, — вскакивает мать Титирикэ на рассвете, — ноги что-то у него холодеют, не умирает ли? — И тормошит сына: — А ну, вставай! А ну, оживай!

Титирикэ сладко потягивается под одеялом и сонно бормочет:

— Ну зачем разбудила, я как раз купался… — И поворачивается на другой бок.

— Ты встанешь, соня, или нет?! — Мать стягивает одеяло и выдёргивает из-под его головы подушку. — Теперь ноги в руки и — бегом. Кровь заиграет, и простуда из тебя сразу вылетит.

Титирикэ, сонный, хлоп-хлоп глазами: не понимает, чего от него хотят. А мать уже подхватила подол двумя руками:

— А ну, сынок, за мной!.. Покажи, на что способен!

Мама впереди, Титирикэ — следом. Как не показать, на что он способен. Раз вокруг дома, два раза… Мама впереди, Титирикэ — за ней, все соседи смотрят на них с разинутыми ртами!

Сегодня бегают, завтра бегают и если раз не выйдут, соседям вроде чего-то не хватает. А один даже пустил слух, что мать Титирикэ готовится к Олимпийским играм, а Титирикэ у неё тренер.

Мама есть мама, но Титирикэ уже привык извлекать пользу из всего. Недавно он попался колхозному сторожу с полосатым арбузом в руках и так рванул — только пыль столбом из-под ног. Догоняй, если можешь! Правда, арбуз бросил, и шляпу тоже, к тому же ещё и босоножку потерял! Но сколько шляп у сторожа в шалаше, попробуй разберись, чьи они! Да и пугалам ведь что-то надо на головы надевать, а без пугал что за бахча?! Таким-то вот образом в то лето Титирикэ волей-неволей пришлось ещё несколько раз здорово побегать…

Когда начались занятия в школе, очень это всё ему помогло. Видели бы вы его — бегал… ну точно хромой заяц!..

Теперь, если двое мальчишек соревновались по бегу, Титирикэ непременно занимал второе место. Если соревновались трое, то занимал третье, в общем, был в числе призёров.

Но вот однажды вернулся он домой довольный, что на этот раз занял наконец первое место.

— А кто на втором месте? — допытывалась мать, чтобы похвастаться соседям.

— Не знаю, — пожал плечами Титирикэ, — я не оборачивался.

Про «не оборачивался» — это Титирикэ очень точно сказал. Лучше не скажешь. Если бы он обернулся, смотреть было бы не на кого: в тот день он бежал в одиночку.

— Вот видишь, — нахваливала его мать. — Теперь у тебя лени, считай, в крови нет ни капельки.

— Это точно! — кивает головой Титирикэ. — Вся потом вышла.

И так как он занял первое место по бегу, то решил воздвигнуть себе памятник.

«Поставят мне памятник после смерти или нет, не знаю, а если своею рукой сделаю, точно будет!» — раздумывал Титирикэ, расхаживая по двору и соображая, что к чему. Значит, так… конечно, памятник должен стоять перед домом и лицом к дороге. Только вот из чего его сделать? Если из кирпича, он будет похож не на Титирикэ, а на трубу без дыма. Из камня? Тоже не очень… Будут глаза о такой памятник только спотыкаться… Из чего же?..

Когда отца не было дома, мальчик натаскал песку, цемента, ведро алебастра, принёс бочонок воды, достал свою фотографию в полный рост. Потом засучил рукава и стал сооружать себе памятник… Но, как ни старался, ничего не получалось.

Вообще-то в строительстве он кое-что соображал: на днях даже домик сложил для собаки Фили… Но вот человека вылепить, похожего как две капли воды на Титирикэ, это у него не выходило… Пугало какое-то получалось…

В конце концов он приволок пень и выжег на нём раскалённым гвоздём:

Титирикэ Первый

1971-20…

Теперь оставалось только стать на пень, выпрямиться во весь рост, надуть щёки, и вот он — сам себе памятник, причём бесплатный и почти что из ничего. Если и этот не похож на Титирикэ?!. Встал лицом к дороге. Надулся, напыжился, замер, как чугунный, старается не моргать… и даже не дышать…

Но как назло, только влезет на пень, тут же или мать позовёт, или курица закудахчет, или голубь на голову сядет, чтобы известно что сделать… Или самому надо сбегать, потому что уже никакого терпения нет!.. А если мать зовёт — надо бежать к матери, курица кудахчет надо посмотреть, не снесла ли яйцо. Комар в нос укусил — надо же нос почесать! А разве настоящие памятники чешутся?.. Ни за что на свете! Ох и трудно, оказывается, быть памятником — не приведи господь!.. И вообще, что это за статуя, если она то и дело сходит с постамента и расхаживает по двору.

— Всё, больше сходить не буду… — говорит себе Титирикэ. — Где это видано, чтобы памятник собирал яйца по курятникам?!

И вот какая мысль пришла ему в голову: чтобы не слезать то и дело с постамента и не бегать взад-вперёд, он повесил на дереве над головой два калача, с полметра колбасы и кувшин с водой… Даже подушка закачалась в воздухе у самых ушей памятника.

Скажем, проголодался памятник: «ам-ам!» Потом пить захотел: «буль-буль!»

А по дороге тем временем шла торопливо какая-то женщина. Кажется, это была тётушка Параскица. Титирикэ закашлял — это значило: замечаете, мол, меня или нет? Тётушка Параскица сначала оглянулась, а потом остановилась. Увидев такого высоченного человека, подумала, что это отец Титирикэ. Не иначе, как отец, кто б ещё мог быть? Улыбнувшись, сказала:

— Добрый день, кум!

Но кум молчит. Памятники ведь не разговаривают. Тётушка Параскица пожала плечами и пошла своей дорогой, то и дело оглядываясь.

«Ну, теперь учителя сами станут приходить ко мне и учить всяким урокам, — размышлял Титирикэ-памятник. — Принесут сюда доску, карту и всё, что ещё нужно. Я буду смотреть, слушать в оба уха, а чтобы отвечать — ни гугу! — ухмыльнулся Титирикэ. — Памятник разве разговаривает?!» — И принялся пальцем рисовать в воздухе пятёрки. Урок он, конечно же, знает, так что, будьте добры, учителя, эту отметку мне в журнал и ставьте!

Но тут к памятнику подкрались сразу три комара, вылетевшие на охоту. Раньше по одному летали, а теперь вон их сколько. Один комар «з-з-з» — у самого уха Титирикэ Первого.

Мальчик забыл, что он памятник, поднял руку, чтобы поймать его.

А другой комар в это время сел на нос — «з-з-з!» Пока Титирикэ сгонит комара с носа, другой успевает сесть на ухо, а третий начинает пищать над головой, где должна быть шляпа Титирикэ: памятник, известное дело, был с непокрытой головой.

Видит Титирикэ, что не защитить ему свою голову от комаров, засучивает штанину и отдаёт добровольно ногу на съедение комарам. Нога — это вам не голова; голова дороже.

И три комара, те самые, что занимались головой Титирикэ, не только вернулись живыми в своей лагерь, но и были наверняка удостоены наград в своём комарином королевстве за то, что взяли в плен ногу Титирикэ Первого!

Стоит Титирикэ с засученной штаниной и предаётся размышлениям:

— Вот с чего надо было начать памятник — с ноги, а я не додумался!

И — бух! — заливает себе ногу ведром алебастра с цементом.

Нога памятника получилась что надо. Теперь было отчего людям останавливаться и глядеть на него, особенно когда алебастр затвердел и памятник начал орать от боли человеческим голосом:

— Ой-ой-ой! Спасите, люди добрые! Помогите!

Попрыгали люди даже через забор, потому что отца Титирикэ не было дома. Окружили бедного Титирикэ, гадают, как тут быть? Разбить алебастр молотком? Ещё покалечишь мальчика. Здоровенный сосед, прочитав, что было написано на пне, решил поднять Титирикэ вместе с постаментом.

— Куда ты его несёшь? — спрашивает женщина.

— На свет, в центре села! Там ему место, а не здесь, в тени!

Услышав это, Титирикэ живо сообразил, что ему надо сделать: поднатужился изо всех сил, изловчился, да как спрыгнет с пьедестала нога памятника, само собой, рассыпалась на осколки, произведя вокруг себя небольшое землетрясение…

Только и остался перед домом пень от всей этой истории, а на нём надпись: «Титирикэ Первый» Да и пень тот на улице пролежал недолго. Отец Титирикэ подобрал его и отнёс обратно в сарай: зима не за горами, сгодится на дрова…