Звали его вообще-то Никэ, но мать почему-то называла его Нани, что в переводе с молдавского означает «Баю-бай», как припев к колыбельной песенке: «Баю-баюшки-баю, колотушек надаю…» Может быть, поэтому Нани рос очень уж медленно, то есть почти что совсем не рос. А чтобы казаться мужчиной, Нани напяливал на себя всё, что было под рукой.
Прошлой зимой он ходил круглый, словно качан капустный. Летом, когда все люди попрятали шапки-ушанки и пальто в чемоданы, и Нани пришлось вылезать из своих бесчисленных одёжек. Вот тогда-то он и оказался таким худеньким, словно подсолнух на огороде. Известно ведь: у подсолнуха голова большая, а тельце длинное, узкое. Когда люди смотрели на Нани издалека, им казалось, что это одна Нанина голова ходит по селу. А тем, кому хотелось узнать точнее, какая сегодня погода, те смотрели из окон на Нанины уши: если они качались из стороны в сторону — значит на дворе начался ветер. Вот какая тонкая шея была у Нани.
— Дай я понесу твою голову! — говорил иногда какой-нибудь добрый мальчик.
Мама у Нани была тоже очень доброй женщиной, она совала ему в карманы коржики и другие лакомства, уговаривая его, чтобы он побольше ел, иначе останется таким маленьким на всю жизнь и, не дай бог, даже жениться не сможет со временем!
Правда, до женитьбы ещё далеко. Нани учится только в третьем классе, и девочка Иоанна, с которой он сидит за партой, как-то шепнула ему на ухо, что если он отдаст ей все свои коржики, то она, честное слово, обязательно попозже выйдет за него замуж. Так что мама Нани всё продолжала печь ему коржики, и всё смотрела на своего сына и вздыхала: столько она ему всего стряпает, а он как будто и не ест совсем?.. Но с Иоанной, грех сказать, дружили они крепко.
А вот однажды случилось такое странное событие, что я даже не знаю, как вам о нём рассказать.
Дело в том, что Нани надо было обязательно купить для Иоанны конфет, на которых нарисован медведь. Очень уж они ей нравились.
Думал, думал Нани, где ему взять денег на конфеты, и решил продать-таки один свой карман от брюк двоюродному брату Титирикэ. Титирикэ всегда не хватало своих карманов, потому что вечно они были набиты до отказа бог знает чем.
Накупил, значит, Нани конфет и стал ими угощать Иоанну. Съела она их все до одной и пошла себе своей дорогой. Нани думал, что за это Иоанна разрешит хотя бы пойти с нею вместе до самого её дома, но она ни разу не оглянулась и даже рукой не помахала. Стоит Нани на дороге ждёт — может, позовёт его Иоанна. Нет, не зовёт. Зато Титирикэ тут как тут оказался.
— Слушай, Нани, — сказал он, — мне нужен карман…
— Какой карман? — удивился Нани. Он уже и забыть успел, что один его карман принадлежит не ему, а Титирикэ.
— Тот самый, который ты полчаса тому назад набил конфетами для Иоанны, — объяснил не без ехидства Титирикэ.
— Вспомнил, — глубоко вздохнул Нани, поняв, что теперь от Титирикэ ему никуда не деться.
И стал с этой минуты ходить Нани за Титирикэ. По улице вверх и по улице вниз, по улицам вдоль и по улицам поперёк. И по карьеру ходил Нани за Титирикэ. А когда Титирикэ лазил по гнёздам, то птичьи яйца Нани осторожно клал к себе в карман. И не дай бог разбить хоть одно яйцо! А если попадался птенчик, уже оперённый, его Титирикэ тоже клал в карман Нани. Птенчик что-то кричал по-своему, тогда птица-мама испуганно летала возле самых ушей Нани. То улетала, то опять подлетала, потом опять улетала расстроенная.
Короче, теперь в Нанином кармане Титирикэ носил самые тяжкие свои прегрешения.
— Если я маленький, значит надо мной издеваться можно?! Больше я с этим Титирикэ никуда и никогда не пойду! — клялся Нани своей невесте Иоанне. — А может, мне дырку в кармане сделать? — фантазировал он. Пусть всё из кармана вываливается…
— Дырку делать жалко, — возражала Иоанна, — не на всю же жизнь ты продал ему карман… Лучше не подчиняться — и всё! — советовала она.
— И не подчинюсь! Вот увидишь! — петушился Нани перед девочкой.
Но уже на следующий день, едва Титирикэ подзывал Нани к себе, он послушно шёл за ним, как жеребёнок. А что было ему делать? Карман-то продан? Продан, Теперь уж помалкивай! Ничего не поделаешь. Было так, что Нани хотел откупиться от Титирикэ тоже конфетами с медведем, но тот его и слушать не стал:
— Ешь своих медведей с Иоанной сам.
— Знаешь что, — предложил однажды Нани Титирикэ. — Давай я буду ходить впереди тебя, а?..
Титирикэ подумал и, молча кивнув головой, как бы согласился с его предложением.
Только вышли они из села, Титирикэ, который шёл позади Нани, нагнулся и говорит:
— Эй, я орех нашёл! Ну-ка, клади его куда надо!..
Нани положил орех в карман.
Прошли шагов десять, Титирикэ опять нагнулся и опять кричит:
— А вот ещё орех! Давай клади и его туда же!
Потом он нашёл сразу два ореха! Титирикэ был от всего этого на седьмом небе. Столько орехов, и все продолговатые! А Нани на глаза ни один не попался. Вот как везёт Титирикэ! Он просто упивался своими находками:
— Красота какая! Никак, тут целая стая ворон пролетала с орехами в клювах. — Титирикэ задумчиво чешет затылок. — Они любят такие продолговатые орехи! Ну-ка, посмотрим… А!.. Вот ещё два! А вот ещё один!
Когда Титирикэ насобирал орехов, он решил сосчитать своё богатство. Остановились. Вывернул Нани карман, а там только дырка рот разевает. (Этот Нани не пожалел кармана, продырявил его всё-таки!)
— А где же мои орехи? — растерянно спросил Титирикэ.
Нани только плечами пожал, откуда, мол, мне знать. Вернулись они назад, стали искать там, сям — и нашли всего два ореха, а было ведь их так много. Вот досада!..
«Интересно, знал или не знал Нани, что у него карман порван?» думал Титирикэ. Если знал, тогда он просто обвёл его вокруг своего маленького пальчика! Взял, наверное, два ореха из дому и подбрасывал их Титирикэ, заставляя нагибаться столько раз! Малец, а вон как провёл Титирикэ!
Очень от всего этого он расстроился, зато яйцам и гнёздам повезло. И всё же Титирикэ так просто не возьмёшь. Он укрепил карман Нани проволокой и набил его камушками для рогатки. Не карман, а целый склад с боеприпасами. Теперь Нани должен был ходить за Титирикэ следом и протягивать ему в случае нужды по камушку.
Но на этом несчастья Нани не кончились. Следующий удар нанёс ему раненый воробей, которого они вместе с Титирикэ засунули в его карман, а он взял и умер. А тут ещё Титирикэ стал осыпать Нани бранными словами, будто камушками из десяти рогаток сразу. Сначала он терпеливо слушал, а потом как закричит:
— Если мой карман — твой карман, то забирай его! — Он сунул руку в карман — хотел, видно, оторвать его от брюк.
Титирикэ сделал неожиданный ход, сменив гнев на милость:
— Ты, пожалуйста, не забывай, что у моего-твоего кармана есть ещё и брюки!
Тогда Нани, недолго думая, снял брюки на дороге посреди села и бросил их к ногам Титирикэ со словами:
— Забирай и уходи с моих глаз долой!
Титирикэ, однако, продолжал изворачиваться:
— Ишь, ты, какой хитрый, я когда купил карман, то мои брюки были, наверно, на ком-то надеты! Так вот учти: мне нужны не только брюки с карманом, но и человек, на ком они надеты!
— Титирикэ! — сказал Нани таким грозным голосом, какого от него в жизни никто не слышал. — Титирикэ! — повторил он, — знаешь, что я сейчас с тобой сделаю? Я тебя бить буду!..
— Ты?! — искренне удивился Титирикэ. — Ты — меня?
— Я! — ещё грознее сказал Нани.
И тут Титирикэ стал смеяться. Сначала тихо, потом всё громче, и, наконец, так стал хохотать, что даже повалился от смеха на землю.
— Ой! — причитал Титирикэ, держась за живот. — Ой, мамочка, я сейчас умру от страха! Он меня бить будет?! — Затем Титирикэ перестал смеяться, сел, обхватив колени, и сказал: — Я хотел бы посмотреть, как ты меня бить будешь… Ну, разве что если Иоанна тебе поможет…
Тогда Нани выбросил из кармана все камни и решительно отправился домой. Но на этом не успокоился. Зашёл в сарай. В сарае отыскал мешок с шерстью и стал изо всех сил колотить по нему кулаками. Потом, чтоб дело пошло лучше, нашёл старые брюки и рваную рубашку, написал на них мелом «Титирикэ», набил рубашку и брюки соломой и повесил их в сарае. Держись теперь, Титирикэ! От врага только пыль столбом полетела.
— Ну и что, если я маленький?! — свирепел Нани всё больше и больше. — Вот тебе за птенцов! Бух-бух-бух! Вот тебе за яйца! Бух-бух-бух! А вот тебе за воробья! Бух-бух!
Бедняга Титирикэ и не подозревал, что Нани его уже избил в сарае без пощады и даже с большим удовольствием.
Так прошла почти целая неделя. И каждый день Нани колотил «Титирикэ» изо всех сил. Титирикэ от этого, конечно, никакого вреда не было, но если бы вы видели, как поздоровел сам Нани, как налились его мускулы силой! Теперь он не боялся не только Титирикэ, набитого соломой, но и живого тоже. Он осмелел до того, что в воскресенье привязал в сарае к балке верёвку и сделал качели. Для кого бы вы думали?.. А для самой Иоанны и назло Титирикэ!.. И качели-то делал не как-нибудь, а с полным знанием дела. Чтоб опробовать их, он собрал все свои силы, поднял с земли камень, тяжёлый-претяжёлый, и водрузил его на сиденье. А сделал он это потому, что рядом с ним стояла сама Иоанна. Потом Нани сильно раскачал камень, чтобы Иоанна убедилась, как всё сделано на совесть и прочно, камень качался, качался, да вдруг как вылетит с дощечки прямо в дверь сарая и упал довольно далеко во дворе, около забора Титирикэ, как раз, когда тот открывал свою калитку.
— Ого-го! — разинул от неожиданности рот Титирикэ. — Никак, в сарае у Нани какой-то необыкновенный силач объявился?!
И тут вдруг из сарая выходит сам Нани, а рядом с ним Иоанна.
Титирикэ всё ждал, когда вслед за ними покажется и великан собственной персоной, но никто больше не выходил, поэтому Титирикэ спросил:
— Слушай, Нани, а кто это бросил так далеко вот ту каменюку?
— Как это кто? — весело переспросил Нани. — Мы вместе с Иоанной бросили её!
Титирикэ, конечно, не поверил словам своего двоюродного брата, перепрыгнул через забор, заглянул в сарай, но в сарае, действительно, никого больше не было. Тогда Титирикэ снова перепрыгнул через забор и скрылся в своём доме. Скрыться-то скрылся, но мысли у Титирикэ, как у ворчливой старухи, всё вертелись вокруг Нани. То на днях обманул его с орехами, а сегодня неизвестно что задумал вместе со своей Иоанной? Самое же главное — это то, что в результате ссоры с Нани Титирикэ лишился запасного кармана. А без него ох как тяжело! Терпел он, терпел, но дня через два или три открыл калитку Нани с таким видом, что вот, мол, разрешил я моему карману отдохнуть немного, а теперь пора и за дело приниматься.
Нани повёл его на чердак, — будто бы проверить, нет ли каких яиц в дымоходе. Открыл заслонку дымохода и говорит:
— Ты же мне не поверишь, если я тебе скажу, что там нет яиц, поэтому давай лезь сам…
Титирикэ, недолго думая, втиснулся в дымоход. Там лежали какие-то яйца, — Титирикэ-то не знал, что их туда нарочно подложил Нани. Он пересчитал их — яиц было ровно пять, потом взял осторожно в руки и уже собрался было выбраться из дымохода, когда наткнулся на закрытую заслонку. Ему сразу стало ясно, что это сделал Нани. Мало того, пока Титирикэ возился в дымоходе с яйцами, Нани притащил всё, что попалось ему под руку на чердаке, и завалил этим барахлом обратный выход! Ага! Пусть посидит там Титирикэ до самой старости и обдумает в темноте все свои поступки. Может, у него в голове от этого посветлеет.
Титирикэ терпел, терпел за заслонкой, а потом как закричит, но так глухо, как будто из-под земли:
— Нани! Ты меня слышишь или нет?!.
Нани слышит. Но молчит. Тогда Титирикэ начал стучать сначала кулаком по кирпичам, потом ногой в заслонку как даст! А Нани всё равно молчит, будто в рот воды набрал. Титирикэ покричит, покричит, потом замолчит… Потом опять ногой в заслонку «бух-бух!» да как закричит:
— Нани? А с тобой ничего не случилось? Крыша случайно на тебя не упала?.. А может, ты просто боишься меня выпустить отсюда?..
— Крыша вроде бы не упала, — спокойно отзывается Нани, — а выпустить тебя из трубы я не боюсь, а просто не хочу!..
— Значит, это ты нарочно меня запер здесь? — яростно спрашивает Титирикэ.
— Конечно, нарочно! — отвечает Нани спокойненько.
— А почему?.. И за что?..
— А чтобы ты высидел те яйца, которые я нарочно в дымоход положил, чтоб заманить тебя туда… Вообще-то… — продолжал издеваться над Титирикэ Нани, — сначала я хотел тебя засунуть в наш общий карман, но потом подумал, что тебе в нём, может, тесновато будет…
Когда Титирикэ понял, что он так глупо и опрометчиво попался, то стал кричать, что ему не хватает воздуха и что он уже начинает задыхаться. А потом стал стонать, как раненый.
Нани снова спокойно так и даже лениво говорит ему:
— Если действительно хочешь не задохнуться, а искупить все свои грехи, то, пожалуйста, можешь выбраться наружу через трубу, заодно и сажу почистишь в дымоходе.
— Да я лучше назло тебе сдохну, — отвечал разъяренный Титирикэ, чем трубочистом буду для тебя работать!.. Вот сейчас возьму и задохнусь! Всё… Уже начинаю задыхаться!..
— Ну, как хочешь! — сказал Нани, спустился с чердака и даже лестницу в сторону оттащил и занялся своими делами во дворе, изредка поднимая глаза и посматривая на дымоход, не начал ли этот упрямый Титирикэ работать трубочистом?..
Только к вечеру решил Нани выпустить Титирикэ из его заточения. Постучал сначала в дымоход — Титирикэ не отвечает. Тогда позвал его.
Титирикэ теперь молчал назло Нани, — пусть тот думает, что он и вправду умер.
Нани же, вместо того, чтобы зареветь с горя, — слезает с чердака, да, не будь дураком, разжигает в печке кучу соломы, приговаривая:
— Сейчас, Чик-чи-рикэ, как миленький вылетишь у меня из трубы вместе с дымом!.. Руками только почаще маши, чтоб на землю мягко спуститься…
— Эге-ге-ге! — подумал Титирикэ. — Тут уж, кажется, не до шуток, — хочешь, не хочешь, придётся, видно, немного поработать трубочистом у Нани! — И полез, цепляясь за кирпичи, по трубе вверх; выбрался на крышу из дымохода, чихая и кашляя.
Страшный, как чёрт, стоял посрамлённый Титирикэ на крыше сарая, а Нани внизу хохотал, хватаясь за живот, как недавно смеялся над ним сам Титирикэ.
Спрыгнул Титирикэ с крыши — и скорее домой, перепрыгивая через забор, потому что разве мог он кому-нибудь показаться в таком виде? И хоть бежал быстро, отряхиваясь по пути, всё равно казалось, будто это не Титирикэ, а чёрное облако, принявшее его вид, катится, оставляя за собой дымный след и запах гари.
Надо сказать, здорово проучила Титирикэ вся эта история. С тех пор он уже не хвастался, что Нани у него запасным карманом работает, а к воротам своего приятеля и близко подойти боялся. Если же и случалось проходить мимо, то сгибался как-то странно и убыстрял шаг…