С «ничего не сделаете» я погорячилась. Внутри клокочет смелость, адреналин смешивается с алкоголем. И голова кружится от собственной смелости. Огни города смешиваются, мир сужается до двух мужчин.
Я нашла лазейку, хоть раз включила голову. Но при этом не чувствую, что это поможет. Это ведь… Алан и Давид, они ни разу не отступали. И в этот раз тоже. Уверена на все сто.
Но зато у меня будет время, пока они ищут этого номера семь. Они ведь занимались этим вопросом, так что, пусть продолжают. Вдруг это займёт года? А я тем временем продолжу жить спокойно.
– Значит, - Алан цедит сквозь сжатые зубы, его голос звучит обманчиво спокойно. – Номер семь? И с ним ты переспишь?
– Я… Такие ведь условия? Вы сами напоминаете об этом постоянно. Я влипла, но меня купили не вы.
– Не зарывайся, куколка, - Давид делает шаг ко мне, давит своей силой, одним взглядом. – То есть, ты готова трахнуться с незнакомцем? Но не с кем-то из нас? Что, «нравитесь» уже недостаточно?
Кожу пощипывает от напоминания. Да, сказала об этом, но не думала, что Давид запомнит. Или вычеркнет множественное число. Но он помнит, повторяет именно так.
Я надеялась, что это поможет. Что хоть в этот вечер Давид поймет – я не играю, не набиваю цену и не просто «кручу носом». Мне нравятся они оба, и пока я немного пьяна – могу в этом признаться.
Хотя бы сама себе.
– Напомнить, куколка, что нам тебя подарили? Алану или мне – второстепенно. Главное факт, что номер семь тебя подарил.
– Да? А переуступка долга где? Где хоть какой-то документ, что это подтверждает? Ты ведь сам мне тыкал договор, - обиженно соплю, обнимая себя за плечи. – Разве не так? Что я слепая, подписала что-то, не читая. Так вот, как я помню, там ничего не было про «подарок» другому. Меня покупают, и я провожу ночь с кем-то. Кстати, ночь та давно прошла, но это детали. Главное, что нигде не было указано, что я перехожу Давиду или номеру… Какой у тебя номер, Алан?
– Я не участвовал. И следи за тоном, Анна. Не стоит понапрасну злить двух мужчин. Договорились?
– Угу.
Бормочу себе под нос, ожидая реакцию мужчин. Я и так сказала слишком много, явно перешла за грань. И они мне это позволили, не стали обрывать раньше. Хотя могли.
Я высказалась, теперь ход за мужчинами.
Но они молчат, переглядываются между собой. А мне каждая секунда всё больше скручивает нервы. Поджигает их, заставляя волноваться. И так холодно вдруг, где-то под кожей.
– Можно я поеду домой? – спрашиваю, прикусив губу. – Пока вы подумаете, как поставить меня на место…
– Никто не собирается тебе грубить, Анна. Ты высказала своё мнение, мы обдумываем ответ…
– Я устала, очень сильно. И ведь сказала чистую правду. По всем вашим законом, я должна переспать с номером семь. И я просто… Хочу отдохнуть, можно? Я не хочу сейчас ссориться.
– Ты сама начала, куколка. Садись в машину, я тебя отвезу.
– В мою машину, Анна.
– В такси, а вы выступите эскортом, если не хотите отпускать одну.
К моему удивлению, мужчины соглашаются. Я понимаю Давида, он сегодня наблюдал мою истерику. Может, решил немного смягчить всю ситуацию. Но Алан… Алан тоже не спорит.
Неужели они действительно отступят? Из-за глупых условий контракта? Вот так легко?
Не понимаю, почему в груди горит. Обидой, липкой и неприятной. Вымещаю её, хлопая дверью в номер. Даже не раздеваясь, падаю на постель. Лежу в тишине, прислушиваюсь к своему сорванному дыханию.
У меня получилось? Я выиграла?
Хоть раз одержала победу в наших спорах?
Двояки ощущения, которые я пытаюсь смыть под душем. Тру кожу мочалкой, стираю чужие касания. Забываю об этом, убираю пеной. Стою несколько минут, пока капли воды разбиваются о лицо.
Я окончательно запуталась.
Мне нравится Алан. Все ещё нравится. Он не прекрасный принц, которым мне казался. И не идеально-вежливый. Но при этом… Он умеет тормозить, он называет меня «Анной», что довольно официально и мило.
Давид же грубый и, как бы сказала бабуля, бандюган. Но при этом… В его нахальстве есть что-то прекрасное, что цепляет. Как плохой парень, к которому всегда тянет девушек.
И… Выбрать я не могу, даже если бы именно от моего решения всё зависело. Не могу и всё, пусть хоть стреляют. Мне нравятся двое, оба. Это какое-то извращение, но по-другому не получается.
Сушу волосы полотенцем, сильнее кутаясь в халат. Всё нормально. Я нормальная. Просто так произошло и с этим ничего не поделать. Бывает. Сердцу не прикажешь, всё такое.
Это. Нормально.
А если никто не поймёт, то не моя проблема.
Вздрагиваю от стука в дверь, решаю не открывать. Скорее всего, просто ошиблись. Но стук повторяется, и никто не реагирует. А мужчины приставили охрану, которая должна разбираться с подобным.
Под ложечкой противно сосет, в кровь проникает волнение. Сжимаю пальцами дверную ручку. Жду нового стука, и он происходит. Жмурюсь на секунду, открывая.
– Алан? – придерживаю дверь, словно это кого-то остановит. – Что ты здесь делаешь?
– Ты обещала завершить свидание с Давидом сразу.
– Я сказала, что поняла твои требования. А не то, что…
– Я понял, что ты учишь выкручиваться. Ты умница, Анна, так и нужно. Но ещё ты сказала, что переспишь с номером семь. Так?
– Я не… Ну в общем…
– Отлично, - мужчина легко отодвигает меня в сторону, заходя внутрь. Закрывает дверь и ловит меня, прижимая к своему телу. – Смотри, что у меня есть.
Резким движением закатывает рукав пальто и рубашки, показывая кожу запястья. Где обычной гелиевой ручкой выведена цифра семь. Не сразу понимаю к чему это.
А затем пораженно моргаю, не веря, что взрослый мужчина поступит так…
– Формально, я сейчас седьмой номер, - его дыхание щекочет кожу, а бабочки бьются крыльями внутри. – Так что, Анна, ты принадлежишь мне.
Алан лжец и мухлевщик. Номерок на руке ничего не меняет и не решает. А ещё мужчина напоминает ураган. Который затягивает внутрь и уже никак не спастись.
Потому что он резко налетает на меня, целует. А я обхватываю ладонями его лицо, прижимаясь ближе. Дышу им, втягиваю аромат и чужое дыхание. Касаюсь, не в силах бороться.
Это жадные, безумные поцелуи. Бесконтрольные. И словно борьба между нами, и моментальный проигрыш. Мой. Раз за разом, пока кровь внутри не нагревается. Стекает горячим потоком, пульсирует в такт быстрым поцелуям.
Я проигрываю, сдаюсь. Я не могу больше притворяться, что он мне не нравится. Что я не реагирую так, словно он единственный мужчина в мире. Словно я нимфоманка в период обострения.
Или наркоманка, которая добралась до дозы.
Я не знаю, что со мной происходит. Наверняка, есть какой-то диагноз, объяснение… Но сейчас мне плевать. Я просто целую мужчину, который мне нравится.
А ещё Алан чуточку пугает меня, но не слишком. Это… Трепещущий страх, жаркий. Он подогревает возбуждение и добавляет остроты в ощущения.
Алан мне нравился, столько времени. И я нравлюсь ему теперь. И я…
– Моя хорошая, - шепчет, расправляясь с поясом на моем халате. – Моя Анюта. Мы решили всё, никаких больше побегов, условий, отсрочек.
– Это не звучит как вопрос.
– Это утверждение. Всё, хватит. Я терпел слишком долго, теперь не остановлюсь.
Нет, остановится. Потому что стоит надавить на плечи, отрываясь от горячих губ, как Алан тормозит. Тяжело дышит, зрачки полностью перекрывают цвет глаз. Но он тормозит, вместо того, чтобы наброситься с новыми поцелуями.
Я не понимаю, зачем проверяю его выдержку. В голове туман, плотный и густой, ничего не разобрать. Обрывки мыслей, желаний. Какая-то лампочка загорается, подталкивает с новым поцелуем.
Мне просто нужно было проверить. Алан меня хочет, это горячая, порочная похоть. Но не только она. Мне нужна хотя бы иллюзия, вера в это. Не просто секс или соревнование.
Я.
Хотя бы здесь – я.
– Что ты со мной творишь, Анюта?
– Не знаю. Я не знаю, - шепчу, щека трется о щетину Алана, запускает мурашки по телу. Я дрожу, когда мужчина разводит в стороны полы халата. Касается пальцами моей груди, медленно обводя ореолы. – Алан…
– Тише, ничего не бойся. Мы всё сделаем медленно.
Обещает и тут же нарушает. Мужчина прижимает меня к двери, я упираюсь ладонями перед лицом. Совершенно не знаю, что он будет делать. Он же не…
– Алан! – вскрикиваю, когда его пальцы касаются моего лона. Скользят по обильной смазке, надавливают на клитор. От этой ласки летят искри, онемение растекается по телу. – Ты…
– Просто получай удовольствие. Вот так.
Одобрительно усмехается на мой стон. Давит сильнее, двигает пальцами резче. Алан прикусывает мочку уха, едва задевает кончиком языка. Меня разрывает из-за ощущений по всему тело.
Пальцы мужчины.
Его губы.
Тело, которое прижимается к моему.
Кожа пылает от возбуждения, а из-за прикосновения к холодной двери… Меня колотит, уносит. Чувствую, как всё больше стягивает внизу живота. Наполняет желанием.
Звон ремня кажется оглушительным в тишине. Я напрягаюсь, стараюсь отстраниться. Но Алан не позволяет, сжимая крепче. Ткань его брюк царапает оголенные ягодицы.
– Помнишь, как было в ванной? – спрашивает, а я тону в смущении. Помню. Порочно и хорошо. – Мы повторим сначала этом. Потом ещё. И ещё. Пока ты не будешь готова.
– Почему? – всхлипываю, тело сводит судорогой. Алан будто касается нервов, самого желания. Поглаживает его, дразнит. – Почему ты… Почему для тебя это важно? Как я… Чтобы я…
– Потому что я хочу тебя, Анюта. Дико, почувствуй, - он прижимается ко мне бедрами, и я понимаю, что белья на мужчине нет. Его член скользит по складкам, вызывая сладостную дрожь. – И потому что ты заслуживаешь это. Так, как захочешь.
– А если я… Если хочу по-другому? В другом месте и…
– Блядь, - наши стоны звучат в унисон, когда головка ударяется о мой клитор. Выгибаюсь в пояснице, подаваясь навстречу. Ещё раз, до подгибающихся коленок. – Если ты сейчас скажешь про необитаемый остров и белый песок – я организую. Возьмем самолет и отправимся. И всю дорогу я буду ласкать тебя и доводить до грани. Будешь течь на мои пальцы, просить большего, но оргазма не получишь.
– Почему?
– Чтобы не сбежала. Всё, хватит. Моя.
Произносит это так, словно припечатывает. Выжигает мою принадлежность на теле. Укусами-поцелуями, касаниями. Алан напоминает безумца, а я поддерживаю его в этом.
– Ты ведь моя, Анна, правда?
– Я…
Готова признаться, но в дверь стучат, заглушая мой ответ.
Алан отстраняется, а я стараюсь привести себя в порядок. Запахиваю халат, сдерживая его дрожащими пальцами. Сжимаю бедра, потому что между ног так влажно…
– Проверка охраны, - за дверь разносится голос одного из мужчин, которых приставили ко мне. – Можете впустить?
– Да, секунду.
Это глупо, пытаться спрятать Алана. Но я почти это делаю. Я могу толкнуть его в ванную, закрыть вопрос. Выиграть время…
Но не хочу.
Мужчина прав.
Хватит.
Если я достаточно взрослая, чтобы хотеть этого. То должна быть взрослой, чтобы принимать последствия. Дергаю ручку двери, потому что это конец.
Всё, хватит игр.
И контракта.
И аукциона.
Я выбираю…
– Давид?
На пороге мужчина, и он хмурится, когда замечает Алана. На его лице играют желваки, вены вздуваются под кожей. А челюсть сжата так сильно, что я почти слышу скрип его зубов.
Давид не злится, и даже не гневается. Слишком простое описание, того, что я вижу. Это ярость. Чистая, ослепительная ярость. Плещется в его темных глазах, выражается в том, как мужчина сжимает моё запястье.
Давид в ярости.
И он заходит в номер.