Кулибин

XIII Странствование проекта железного моста

Знакомства Кулибина в Нижнем ограничивались мастерами, родными жены и чертежниками. Так называемое «образованное общество» им абсолютно не интересовалось. А между тем в городе была своя интеллигенция и, кроме того, как раз в это время (1813–1814 гг.), спасаясь от Наполеона, полонившего Москву, в Нижнем жили беглецы-москвичи.

На Тихоновской улице, в уютном деревянном домике с палисадником жил Н. М. Карамзин — «граф истории», как называли его нижегородцы. Он писал для «Истории государства Российского» главы о вторжении поляков на Русь и в свободные минуты гулял по Кремлю, изучая те места, где отважный Минин призывал нижегородцев идти на выручку Москве, «животов не щадя»; прохаживался по Откосу — красивейшему месту в Нижнем. В остальное время он сидел, склонившись над столом с пером в руке.

Не так вел себя столичный модник и острослов Василий Львович Пушкин. Тучная его фигурка с выпяченным брюшком на жидких ножках мелькала в гостиных города. Он изумлял нижегородских барышень запасом вывезенных из Москвы коротких фрачков и пышных жабо. Всем и везде с исключительным пафосом читал он послание нижегородцам:

С ним соперничал известный баснописец Иван Иванович Дмитриев, недавно оставивший министерское кресло, щегольски одетый, в огромном завитом парике, изысканный в манерах.

И другие образованные дворяне из столичных жили в Нижнем. Одни трудились, другие проказничали, но никто из них не знал и не хотел знать невольного изгнанника, пролагающего пути для русской техники и слывущего у соседей колдуном. И никто из них не оставил ни строчки о старике, а какая это была бы находка для биографа!

Уже в 1813 году, видимо, завершая свой замысел, Кулибин пишет прошение Александру I, льстя его тщеславию и таким образом надеясь заинтересовать его проектом: «Неусыпными попечениями вашего императорского величества о благе верноподданных воздвигнуты великолепные здания в Санкт-Петербурге: церковь Казанские пресвятые богородицы, при реках каменные берега, биржевой зал, чугунные мосты, увеселительные бульвары и многие другие значительные строения, возвысившие сей престольный град красотою и величеством выше всех в Европе. Недостает только фундаментального на Неве реке моста, без коего жители претерпевают весной и осенью великие неудобства и затруднения, а нередко и самую гибель».

Кулибин спроектировал мост из трех решетчатых арок, покоящихся на четырех быках. Длина моста определялась в 130 саженей с тем расчетом, что подле берегов останется пропуск в шесть саженей для кораблей. В этом месте он предполагал сделать специальный железные мосты, которые бы затворялись с помощью особых рычагов. Проектом было предусмотрено все, вплоть до ледорезов. Мост должен был освещаться уже прославленными в России кулибинскими фонарями.

Железа на мост требовалось до миллиона пудов. Кулибин, невзирая на старость, сам хотел руководить постройкой и мечтал опять перебраться в Петербург, лишь бы обеспечили ему там сносное существование.

Из-за расходов по «вечному двигателю» (см. ниже) он тогда увяз в долгах. «А кредиторы совестью крайне меня мучат», писал он в Петербург. Некоему Дуплеву он был должен 830 рублей, «коим уже лет пять времени». Кроме того, Макарьевскому 1000 рублей, Пузанову 1370 рублей. «А долг Макарьевскому уже на мне седьмой год, и я переплатил одних купеческих процентов 700 рублей».

Когда был окончен проект, начались обычные для Кулибина «хождения по мукам». Надо было через кого-то довести до сведения царя о проекте. Найти такого человека было трудно. Из переписки с сыном Семеном видно, что они оба были сильно этим озабочены. В письме к Аракчееву от 1814 года Кулибин просит всесильного временщика ходатайствовать перед царем о рассмотрении проекта железного моста через Неву. Он намекает Аракчееву, что не зря обращается именно к нему, так как граф прекрасно понимает значение техники, ибо сам оказал успехи «устройством и усовершенствованием в литии и сверлении пушек, в делании ружей и прочих огнестрельных орудий». Кулибин только просит «довести до сведения его императорского величества» о его проекте. «Таковая милость вашего сиятельства подкрепит мою старость, освободит угнетенные мысли мои от плачевного воззрения на будущее бедственное состояние семейства моего и сделает меня еще полезным к испытанию и производству и других имеющихся у меня изобретений».

Что же ответил Аракчеев? Ответ его — достойный образец самого тупого формализма.

«Милостивый государь мой! Рассматривал я полученный ныне через господина тайного советника Илью Яковлевича Аршеневского присланный вами к нему в ноябре месяце 1814 года проект колоссального моста через Неву реку и нахожу занятия ваши полезными, кои делают вам честь и похвалу, но представлять сего проекта государю императору я не могу, ибо обстоятельство сие относится до министерства просвещения, к которому и можете обратиться вы с своим проектом, возвращаемым здесь вместе с описанием и чертежом. При сем скажу вам откровенно мое заключение, на которое, без сомнения, и вы согласитесь. Предполагаемая вами постройка через Неву моста потребует больших издержек, кои в нынешнее время государству необходимы для других важнейших предметов, без коих обойтиться не можно, а потому и думаю, что сие предположение нельзя будет привести теперь в исполнение»[96].

Таким образом, на закате дней у изобретателя отнималась всякая надежда на воплощение и этого замысла.

В это время он писал сыну: «И поныне кашляю необыкновенным кашлем и ежели продолжится во мне таковая безокуражность, то может лишить жизни действительно безвременно, ибо я уже чувствую и кроме запоров отменную в себе нездоровость. Больно мне нестерпимо то, что я значил в Петербурге и чем нахожусь в любезном моем отечестве».

После отказа Аракчеева Кулибин подыскивает другого человека, который взялся бы представить царю проект. Он советуется со знакомыми и соображает, когда же удобнее подать прошение.

Шел 1815 год, Александр уехал в Париж низвергать Наполеона. «Теперь надобно ожидать, чтобы государь-император изволил иметь спокойные мысли и прибыл в Петербург благополучно», пишет Кулибин.

В Академию он не верит и боится обращаться к президенту ее, Разумовскому. «Он до представления государю отдаст мое дело на рассмотрение Академии, где и прежде у меня чистосердечных приятелей не находилось (разрядка наша — Н. К.), а нынче и более найти их сумневаюсь и ежели они проект мой опорочат, тогда все будет пропащим».

Через кого подать проект? Если прямо царю — обидится президент Академии. Может быть, подать статс-секретарю Молчанову?

И вот начинается скорбная и унизительная история продвижения проекта.

Пришлось все-таки начинать с Академии, где о проекте забыли на другой же день после его получения. Весною 1816 года Семен Кулибин подает через лакея записку президенту Академии Разумовскому — не последовало ли какое решение по делу отца? — и ссылается на «расстроенное состояние 80-летнего старца». Разумовский не отсылает царю проекта и чертежей, и сам молчит. Тогда Кулибин умоляет Аршеневского просить графа Разумовского отправить проект князю Голицыну, который мог бы довести его до сведения паря. Так прошло два года. Следы проекта были потеряны. Изобретатель и его сын, снедаемые беспокойством, мечтают только об одном: вытащить проект из бюрократической трясины Академии.

И вот сын Семен вновь пишет графу Разумовскому, напоминая о поданной ему три месяца назад записке Аршеневского, в которой тот просил переслать проект Голицыну:

«Ныне осмеливаюсь еще беспокоить особу вашу всенижайшею моею просьбою о том же; ибо родитель мой, как вам не безызвестно, при преклонных летах своих одержим болезнями, а неизвестность и долгое ожидание разрешения просьбы его расстраивают более и более здоровье его и приводят в отчаянность все многочисленное семейство его. Сделайте милость, ваше сиятельство, по сродному вашему человеколюбию, удостойте меня на сию покорнейшую просьбу благосклонным ответом вашим и простите великодушно сыновней любви и обязанности, кои заставляют меня обеспокоить сим особу вашу».

Но Разумовский прочно забыл о проекте. Он не отсылает его министру и не отвечает ни Аршеневскому, ходатаю за Кулибина, ни самому изобретателю, ни сыну его Семену. Тогда Семен пишет письмо И. И. Гавиньи и молит, чтобы тот напомнил Разумовскому о пересылке проекта министру Голицыну. Страшно читать подобные письма. Изобретатель стоит перед какой-то каменной стеной. Теперь Кулибины даже не могут получить проект обратно. Он потонул в пучине канцелярских дел. И вот сын обращается к самому министру Голицыну с просьбой вытребовать бумаги у графа Разумовского: «Горестное состояние и мучительная неизвестность, в которых родитель мой столь долгое время находится, обязывает меня по долгу моему сыновнему стараться последние дни жизни его успокоить по возможности; а потому я осмеливаюсь прибегнуть к известному всем великодушию вашего сиятельства и всепокорнейше просить принять его под высокое покровительство ваше, помянутые чертежи железного моста истребовать у графа Разумовского».

А восьмидесятилетний старик, больной, но по-прежнему охваченный идеей изобретательства, все ждет ответа. Он ждет, а гидравлики, в угоду начальству, строчат объяснения, что быстрое течение Невы не позволит установить быки для моста. Затея Кулибина опять обрекалась на неудачу. Кулибин волновался, утверждал, что это вздор, и все изыскивал случай представить чертежи и проект самому царю. «В течение четырех бесполезно протекших годов не достигши такого счастья, скончался», сказано в «Некрологии».

Впоследствии постройка Николаевского моста через Неву оправдала технические соображения Кулибина.