Курсантки

28

Марина крутилась у штабелей плит, рядом с плацем, ожидая девчонок, кормила щенков и поглядывала на выход из института. Когда к ней подошла незнакомая девушка с разговором, она удивилась. Но приглядевшись, вспомнила — именно эта барышня была с Богушем в Карпатах. Значит, подкатила не просто так, а с интересом.

— Привет!

— Взаимно, — усмехнулась Марина.

— Ты ведь Богуша знаешь?

— Это с какой стороны посмотреть…,- расплылась в неопределённости Марина.

— Сбегай в институт, позови. Звоню, звоню, а мобильный ни гу-гу.

Маринка во вранье ориентировалась по ходу. Вроде врать не хорошо, но вроде как не соврать тоже нельзя.

— А он отключил его.

Девица мигом насторожилась.

— Ты-то откуда знаешь?

Маринка не моргнув глазом:

— Так у них совещание у генерала.

— Придётся подождать, — вздохнула барышня.

Это ещё зачем? Обомлела она. Придётся сочинять дальше. Кто спрашивается просил ввязываться…

— Вот этого я вам делать не советую.

— Почему?

Конкретный вопрос чтобы на него такого соврать… О!

— Затянется часов на шесть, восемь. Генерал наш поговорить любитель.

Девице явно этого было мало и она пыталась продолжить разговор.

— Послушай…

Маринка затаила дыхание и подняла глаза. Вся внимания.

— Да?

— Расскажи какой он?

Совсем интересно. Могу задать вопрос.

— А вам зачем?

Та помялась и пооткровенничала:

— Как женщина женщине. Меня познакомили с ним. Ничего вроде. Даже очень ничего. У меня на него серьёзные виды. Но… хочу узнать поближе.

Надо же какая прыткая, сейчас я тебе расскажу в какую сторону смотреть… Ты как раз на правильного человека нарвалась.

— А… Не советую. Он такой, такой… со странностями. Его все сторонятся. Пьёт много и жестокий до ужаса. Курсантов бьёт почём зря. Говорят, он был три раза женат и бил жён до инвалидности.

— Бог мой, неужели правда, а так не скажешь…

— К тому же у него куча детей.

— Вот так-так. Спасибо подруга.

— Не за что. Обращайтесь если что, подруга.

Маринка изловчившись так припечатала берцем её тонконосый замшевый сапожок на металлической шпильке, что дамочка посветлела на три тона, своей пудры, и закусила губу.

Разговор прервали торопящиеся к ней девчонки. Отойдя в сторонку, они заинтересованно спросили:

— Что этой мочалке от тебя надо?

— Сведения о курсовом.

— Вот это да! Дала?

— А как же…

А в окно стучалась, тем не менее, весна. Заинтригованные, мы не возражали. Пусть идёт, ждём не дождёмся никак. Последние две весны мы с девчонками пропустили. Выпускной класс, первый курс — не до неё цветочной и шальной. Только в эту, похоже, сойдём с ума. Вон она какая ранняя и настырная. Гонит зиму ручьями да горластыми птицами. Хочу безумно, подснежники, ландыши, тюльпаны, черёмуху без разницы, чтоб только пахло весной, цветом. Глеба люблю ненормально жадно, аж страшно самой. Это цветение черёмухи под нашими окнами, подснежники на углу в бумажных кулёчках кружевные облака на небе, придавали мне уверенность. Балансируя на грани безумия, мы сгораем в страсти лишь коснувшись кончиками пальцев тела другого. А уж попав в объятия друг друга нас не докличешься и не найдёшь. Глеб, счастливо посмеиваясь охал.

— В тебя как бес вселился.

— Его имя весна.

Найдя на столе первые весенние цветы, переставляли их к Натке на тумбочку. Понятно всем, взводный старается. Вика с Сашей страдают каждый в свою жилетку не в силах ни один переступить через свой характер. Периодически то один, то другой просит меня помочь, но я не тороплюсь. Помочь себе они могут только сами. Ведь лучше чем сам ты себя не знает никто. Сашка подъехал к университету, якобы ко мне, но, перекинувшись со мной для вида парой слов, отправился тут же к Вике. Хитрец. До моих ушей донеслось.

— Викуля, как дела?

— Как сажа бела. — Усмехается Вика.

— А сердитая почему раз всё прекрасно?

— По кочану.

— Понятно, настроение мочало. — Саша не знал, как подойти. Девчонка явно пыталась от него отделаться. Обидно, но может это выпендрёж и она так по малолетству прикидывается. На всякий случай изображая усмешку, хорохорился, хотя злость распирала. «Ну что я такого сделал…» Ира посмеивалась над их мучениями. Сейчас Сашка уйдёт и Вика будет хныкать и ругать себя почём зря за строптивость. Но случись ситуации повториться опять будет так же отбиваться и наскакивать. Вот поэтому с помощью она по-прежнему не спешила. Пусть выруливают сами. А то запросто сделают хором виноватой.

Лена, уютно устроившись на подоконнике, вдыхала запах цветущей под окном сирени. Она разрослась огромными кустами: белая, тёмно бардовая, сиреневая. Крупные, пушистые цветы теребили душу. Когда я вижу или вдыхаю сирень, мне кажется, что именно так пахнет мужчина на первом свидании, когда хочет произвести впечатление, покорить… А любовь женщины должна благоухать ландышами. Я вдыхаю этот запах заполнивший всю комнату и говорю о своём впечатлении девчонкам. Они удивляются, а Ленка, откинув скучающее выражение, приглашает поучаствовать в просмотре всех. Мы не отказались. Враз взгромоздились на подоконник. В азарте спихнули книгу. Снизу заорали. О! Значит, упала не просто так, а в цель. Девчонки дружно отпрянули от окна. И спрыгнув с подоконника, нехотя отошли подальше. Здесь уж не до запахов весны. Голос был гнусавый и напоминал воспитателя. Этот мигом всю весну воспитательным процессом из голов выбьет.

— Ленка, книга библиотечная? — шепчет Вика, как будто нас услышат на улице.

— Моя.

— Там ориентиры были? — не унималась Маринка. Зашуганая, эта боялась уже всего.

Та неторопливо думала, поглядывая на подруг.

— Надпись что ли? Нет, не было.

Все облегчённо вздохнули.

— Фотография Славки вместо закладки лежала, — вспомнила Лена.

Ничего себе «нет». Попадание прямой наводкой.

Договорить не успели в комнату вошли взводный с обиженным в доску воспитателем. Он с ходу решил, что его мечтали прибить. И вот эта книга не что иное, как маленькая месть ему за его старания сделать из нас людей. Взводный был непробиваемый монолит. А воспитать по всему видно взволнован. Он теребил платок в руках, то засовывал его в карман, то вытирал им вспотевший лоб.

Надо как-то выруливать ситуацию.

Хором бросились объяснять, что это случайность и убивать никто никого не собирался. Иначе бы убрали фотографию или кинули горшок. Взводный показал за такие бредни нам кулак. Но всё обошлось. Уф! Они ушли, а мы упали на кровати и принялись хихикать. Не мужик, а бегемот.

Но это не был единственный случай покушения на офицерский состав. Цепочка несуразиц продолжалась. Маринка опять уронила курсового. Это не шутка. Он действительно грохнулся и не просто грохнулся, а проехал на пузе. Наряженный в новую форму, высокий и бравый, он шествовал по столовой. Ему в голову не могло прийти, что Браун подложит ему такую свинью. А Марине пришла в голову мысль намыть полы со стиральным порошком. Чисто с хорошим намерением. Исключительно для красоты. Она как раз дежурила там. Намыла. И всё бы хорошо, но они высохнуть не успели. Он растянулся. Никто про такое и подумать не мог. Девчонки пили чай, отмечая победу над нарядом, когда донеслось до их ушей падение тела и его любимое: — Ё, п, р, с, т. Бросив всё, они рванули в зал. Курсовой валялся на полу и был похож на чушку. Кошмар!

— Кто это натворил? — грозно гаркнул он.

Маринка вышла вперёд.

— Ты Браун?

— Так точно! Это они пока мокрые скользкие, а когда высохнут… Надо было осторожно. Больно? Давайте я форму затру.

— Пошла… с моих глаз.

— Есть!

— Слава Богу, выучила хоть это. Чего стоишь, кругом. Да не через то плечо, через другое… Бардак.

Вечером пятая комната насмеявшись и с трудом сдерживая гиканье почти рыдала над рассказом Марины. А та, притащив ко всему прочему в комнату из столовой котёнка, занималась им. Правда, клятвенно моля и уверяя, что на один день. На этого котёнка чёрного цвета, выскочившего за ней в коридор, и наступил вышагивающий там курсовой. Кошачий душераздирающий вопль выгнал туда всех остальных. Маринка выхватила из — под его берец 45 размера, облизывающее свой пострадавший хвост животное, и прижала к груди.

— Варвар, — прошипела она.

— Это что за новости? — поднял брови майор. — Доложи, как положено: откуда, чей?

— Мой, — всхлипнула Маринка, — я только на один день его взяла, а вы умудрились отдавить ему хвост. Что это будет за животное без хвоста.

— Что? — Богуш хлопал глазами не врубаясь в происходящее. Тут его взгляд упал на сбежавшийся на кошачий вопль народ. — Чего стоим. Кругом… Марш по комнатам.

— Курсант Браун, чтоб через пять минут этого чёрного четырёхлапого диверсанта здесь не было. Понятно?

— Что он сделал, кому помешал…

— Мне повторить?

— Не надо.

— Не «не надо», а «есть» или «так точно». Вот народ…

— Вы бездушный. Что мне делать, если я животных люблю. — Захлюпала она.

— Рассказы о животных читать. Марш в комнату.

— Котёнка до утра можно оставить?

— Можно, — расчувствовался он. — Но чтоб завтра духу его…

Но этот диверсант не был последним. К Вике приехала младшая сестра. На полдороги вдруг сделали ценное открытие: в военное общежитие её не пустят. Мы сломали голову, как её провести к себе и оставить незаметно ночевать. Не зря в нашем не глупом и весьма расторопном народе испокон веков держится мысль — кто ищет, тот всегда найдёт. Нашли выход и мы. Прикинув, на тумбочке стоит Марина, дежурного отвлечёт и прикроет своими габаритами Лена, а Вика проведёт сестрёнку, обрядив в Наташин камуфляж. Должно получиться всё чудненько. Удачно придумали и провернули. К вечернему приходу взводного, засунули девчонку под кровать. Тарасов, благословив нас на сон грядущий, взялся уже за ручку, когда раздался чих. Взводный встал как вкопанный. Предыдущий опыт по-видимому насторожил его. Осмотрел комнату. Вгляделся в наши непроницаемые лица. Вика не растерявшись взяла и для наглядности чихнула. Изрекя: «Будь здорова!» Взводный опять шагнул к двери. Чих повторился, но он заставил себя перешагнуть порог. Мы обрадовались — пронесло. Не успела девчонка вылезти, как вошёл взводный. Поднапрягся, прислушался и догадался. Наш смех застыл на лицах, а гостья на четвереньках не успев подняться. Вот это номер! Вот это повеселились!

— Я не понял, как это воспринимать? — пощипал подбородок Тарасов. — Язык все проглотили или кто-то что-то хочет сказать.

Как кто кого надует. — Хотелось сказать Елене, но, переглянувшись с Викой, она промолчала.

— Моя сестра, — поднялась Вика и принялась с ходу, не давая ему опомниться ныть. — Пожалуйста, разрешите, не гнать же её на ночь глядя на улицу.

— Бог с вами, но только на ночь. — Погрозил он хорошо оттопыренным пальцем.

Мы дружно, точно болванчики, закивали. «А как же, само собой». И вообще наши отцы командиры ничего, больше тень на плетень наводят.