Куртизанка

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Прищурив глаза, Николя Реми наблюдал за Габриэль и рыцарем в дорогих доспехах. Незнакомец отвел ее от палатки, и они погрузились в негромкий, но напряженный разговор. Несмотря на толчею вокруг них, Габриэль забыла обо всех, кроме незнакомца. Впрочем, Реми сильно сомневался, что тот человек незнаком Габриэль: слишком уж она напряглась при его появлении. Реми никогда не видел на ее лице подобного выражения, даже в тот день, когда ее дом атаковали охотники на ведьм.

Страх. Нет, даже ужас. Реми совершенно не удивился бы, если бы она вдруг побежала прочь, словно за ней гнались бешеные собаки. Но она взяла себя в руки и даже выступила вперед, чтобы приветствовать этого человека. Она побледнела, но так овладела собой, что заставила Реми задуматься, не вообразил ли он себе этот ее страх.

Он не увидел в этом неизвестном ему рыцаре ничего, что могло бы ужаснуть женщину. Он показался Реми даже красивым малым. Черные волосы, зачесанные назад, подчеркивали высокие скулы и орлиный нос. Только на всем лежал отпечаток той самовлюбленности, которую Реми всегда презирал в людях. Высокомерное: «Мир принадлежит мне, и я поступаю только так, как мне нравится, а все, кто против, могут убираться к черту».

Итак, что же он за птица такая? И, что значительно на яснее, как он связан с Габриэль?

— Мадемуазель Шене, кажется, не терпится возобновить свое знакомство с Дантоном, — ответил вкрадчивый голос на его невысказанные вопросы.

Реми опустил глаза и увидел совсем близко от себя Темную Королеву. Она улыбалась, словно заманивала его какой-то одной ей ведомой тайной.

— Я даже не знала, что наша дорогая Габриэль знакома с ним. Но они, похоже, не просто знакомы. Кто-нибудь из ее обожателей?

Реми прекрасно понимал, куда клонит королева, намекая, что этот Дантон принадлежал к числу любовников Габриэль. Взгляд Реми снова метнулся к девушке. Этот тип что-то усердно шептал ей на ухо. Реми почувствовал резкий укол ревности, но постарался сдержаться.

Нет ничего глупее, чем проявить перед Темной Королевой излишний интерес к чему бы то ни было, уже не говоря о своих чувствах к Габриэль. Не выказывать слабости перед Екатериной. Никогда не встречаться с ней взглядом. Так наставляла Реми сама Габриэль. Но он обнаружил, что, как загипнотизированный, не отрывает взгляда от непроницаемых черных глаз Темной Короле вы, которые сулили дать ответы на его вопросы, ответы, которые, как он чувствовал, вряд ли ему понравятся. Но он был не в состоянии отвести глаза.

— Так кто он, черт возьми, этот Дантон? — закипел от гнева Реми.

— Шевалье Этьен Дантон — отпрыск одного из наших самых старых и самых знатных семейств в Нормандии. Много лет его не принимали при нашем дворе из-за… гм-м… скажем, неблаговидного проступка.

— Тогда как он мог оказаться среди обожателей Габриэль? Она всего-то в Париже около двух лет.

— Правильно. Я и сама удивляюсь. Видимо, они встречала его в юности, еще на острове Фэр. — Екатерина тихо прищелкнула языком. — Непонятно только, о чем тогда думала ее мать. Да, увы, я и забыла, Евангелина к тому времени уже умерла. Иначе я сомневаюсь, что она вообще позволила бы такому типу, как Дантон, приблизиться к ее невинной дочери.

— Такому, как Дантон? О чем это вы? — Реми уже не юг остановиться с вопросами.

— Шевалье пользуется особой репутацией у дам, злые языки утверждают, будто ни одна женщина не в силах отказать ему. — Екатерина наклонилась ближе к Реми и, понизив голос, доверительно зашептала ему прямо на ухо: — А может, Дантон просто не позволит женщине сказать ему «нет». Что не дается ему по собственной воле, он берет силой, но берет все равно.

Реми заморгал, и странное чувство охватило его. Он покачнулся, и ему показалось, что он проваливается в темную бездну глаз Екатерины. Словно вспышки молнии, перед ним высвечивались живые картины. Вот Габриель, ее юбки смяты и задраны на бедра. Она попала в западню, придавлена мужчиной, который зверски овладевает ею. Слезы текут по ее щекам. Она прикусила губу, чтобы сдержать рыдания. Оглушенная, вся в кровоподтеках, Габриэль прижимает разорванный лиф платья к обнаженной груди.

Резко вздохнув, Реми оторвал взгляд от Екатерины, щелкнул кончиками пальцев перед глазами, чтобы рассеять мучительное изображение.

Все его тело покалывало от нависшей над ним опасности. Возможно, так действовал амулет, или развившийся за долгие годы собственный инстинкт предупредил его. Темная Королева околдовывала его. Он попытался избавиться от навязчивых образов, но его мысли путались, и в ушах зазвучали отдельные фразы из разговоров с Габриэль.

«Вы никого из них не любили? Никогда не были влюблены, даже в тот, в первый раз? Конечно, нет. Я даже не вспомню его имени».

И памяти проплыло любимое лицо, и для Реми уже не имело значение, какую очередную пакость задумала Екатерина и что она творила с ним. Ничего больше не имело никакого значения, кроме ненависти, которая охватила все его существо, ледяной ненависти, такой ледяной, что она обжигала сильнее огня.

Его таинственный враг теперь приобрел лицо и имя: Дантон.

— Что вы здесь делаете, Дантон? — требовательно спросила Габриэль, хотя и не повышая голоса. — На сколько я знаю, вас выпроваживали из дворца.

— Все забыто. Меня пригласила ни много, ни мало сама вдовствующая королева. Выходит, тебе лучше бы быть со мной полюбезнее, Габриэль. Скорее всего, я стяну весьма важной персоной при покровительстве самой королевы.

— Скорее всего, вас просто одурачат, если вы доверяете всем обещаниям Екатерины. Впрочем, вы никогда не отличались особым умом.

Неприкрытая угроза мелькнула в глазах Дантона, но тут же стерлась, исчезнув за наигранной улыбкой. Ему удалось схватить ее за обе руки и, больно сжав их, притянуть к себе. У Габриэль перехватило дыхание. Ош не могла высвободиться из его цепких, как клещи, рук, не привлекая всеобщего внимания.

Все еще улыбаясь, Дантон наклонился и прошептал ей прямо на ухо:

— Ты понятия не имеешь о планах, которые строит ни мой счет королева, особенно если меня объявят победителем этого турнира. Она даст мне все, что я пожелаю, в том числе и тебя.

Габриэль недоверчиво посмотрела на него, но даже угрозы такого поворота событий оказалось достаточно, чтобы она задрожала и почувствовала, как слабеет от охватившего ее ужаса. Дантон поднес сначала одну ее руку к губам, потом другую, и она испытала приступ тон же головокружительной беспомощности, что и в злополучный день в сарае. Она ощутила прикосновение его губ на своей коже, и к ней вернулись все горькие воспоминания о том, что творил с ней Дантон.

— Отпустите ее.

Слова прозвучали негромко, но отрывисто и холодно, как прикосновение отточенного стального клинка. Реми подкрался к ним так тихо, что и Габриэль, и Дантон вздрогнули от неожиданности. Дантон ослабил свою хватку, и Габриэль сумела высвободиться.

Реми покровительственно обнял Габриэль за талию. Девушка еле удержалась, чтобы не покориться его силе и прильнуть к нему всем телом. Если она уступит своей слабости, это чревато для нее неминуемой катастрофой.

Реми и Дантон стояли лицом к лицу, и каждый оценивал другого. Дантон надменно изогнул бровь.

— Сударь, мы с мадемуазель приватно беседовали. Кто вы такой, чтобы вмешиваться?

— Человек, который убьет вас, — снисходительно ответил Реми.

Глаза Дантона округлились. Он недоверчиво хмыкнул.

— Не томите, сударь, чем же я провинился перед вами? Вы все еще дышите.

Габриэль удивленно и встревожено посмотрела на Реми. За короткое время, прошедшее с того момента, как она оставила его у палатки, Реми, казалось, потерял рассудок. Его глубокие карие глаза горели таким неистовым огнем, что она ужаснулась.

— Реми, пожалуйста, — вцепилась Габриэль в его руку. — Давайте вернемся и присоединимся к остальным.

Реми, казалось, даже не слышал ее, не спуская угрюмого взгляда с Дантона.

— Вот как — капитан Реми. — Дантон обвел его высокомерным взглядом. — Так вот вы какой, знаменитый Бич. У нас с вами много общего. Сдается мне, вы должны быть последним любовником нашей милой Габриель. Я же имел удовольствие быть первым.

Желваки у Реми угрожающе заходили. Сердце Габриэль наколотилось сильнее. Она крепче сжала его ладонь.

— Реми…

Он стряхнул ее руку и сделал шаг к Дантону.

— Насколько я понял королеву, вы рассчитывали бросить вызов именно мне.

— Реми, нет! — взмолилась Габриэль.

Прежде, чем Габриэль успела остановить его, Реми стащил одну из своих кожаных перчаток из-за пояса и со всего размаха ударил ею Дантона по лицу.

— Считайте, что ваш вызов принят, — бросил он.

Дантон схватился за щеку в том месте, где остался красный след. Рассвирепев, он стал нащупывать рукоятку меча, и Габриэль испугалась, что он тотчас же накинется на Реми. Но Дантон явно передумал. Холодно поклонившись, он развернулся и зашагал прочь.

Габриэль судорожно перевела дыхание, в голове у нее все перемешалось. Ясно было только, что ситуация стремительно выскользнула из-под ее контроля. Тут она заметила, какую сенсацию произвела сцена между Реми и Дантоном. Из толпы, собравшейся возле палатки Наварры, доносилось многозначительное покашливание, бормотание и перешептывание. Можно было расслышать, как король Франции пожаловался матери:

— Проклятый гугенот. На вызов на состязание отвечают ударом по щиту соперника, а не по его лицу. Капитан Реми явно не знаком с правилами рыцарских боев.

— Совершенно верно, — согласилась с сыном Екатерина.

Габриэль резко обернулась на говоривших. Еле заметная усмешка в углах губ Темной Королевы встревожила ее много больше, чем гнев Генриха Валуа.

Габриэль мерила шагами палатку, кипя от злости, за которой скрывался страх. Другие дамы уже ушли, чтобы отыскать свои места на трибунах, рыцари, в том числе и Наварра, направились седлать своих коней. Когда Габриэль бросилась умолять Наварру, чтобы тот запретил Реми состязаться с Дантоном, король только пожал плечами и одарил ее своей очаровательной улыбкой. Наварра не знал причины ссоры Реми с Дантоном, но вмешиваться не пожелал. Это был вопрос чести.

Оставшись глухим ко всем ее доводам и мольбам, Реми, пропихнув себя в подбитую стеганым материалом кожаную поддевку под доспехи, расправлял ее по плечам. Волк между тем раскладывал сами доспехи. Сердце Габриэль ушло в пятки. Даже она понимала, что доспехи были не лучшего качества, и, конечно, никто не подгонял их по фигуре, как это было у Дантона. А на шлеме еще видны были удары молотка и следы грубой обработки.

Реми все это было совершенно безразлично. Щелкнув пальцами, он подозвал к себе Волка.

— Принеси тот панцирь сюда да поживее.

Волк недоуменно посмотрел на Реми.

— Защиту на грудь и спину, — раздраженно пояснил он — Да, шевелись же.

— Ничего не носи ему, Мартин, — скомандовала Габриэль.

Волк уже поднял пластину для груди, но замер на месте.

— Неси ее сюда. Живо! — рявкнул Реми.

Волк сделал шаг вперед, но замер, услышав окрик Габриэль:

— Нет! Не двигайся.

— Черт бы тебя побрал, парень, — нахмурился Реми. — Ты кого намерен слушать? Меня или ее?

Волк искоса переводил взгляд то на Реми, то на Габриель.

— Ее. Она-то ведь может превратить меня в трехглавую жабу, если я навлеку на себя ее гнев. И в любом случае, я согласен с госпожой. Думаю…

— Мне наплевать, что ты думаешь. — Реми вырвал защиту из рук Волка. — Черт с тобой! Ты все равно ни черта не смыслишь в этих креплениях, и пользы от тебя здесь, как от козла молока или и того меньше. Иди, пришли кого-нибудь из людей Наварры, чтобы помог мне, затем проверь, чтоб конь был оседлан. Глубокая обида отразилась на худощавом лице Волка. Он с достоинством выпрямился и отрывисто поклонился Реми.

— Как вам будет угодно, господин.

Высоко держа голову, он направился к выходу из палатки, но горестно ссутулился, как только скрылся из виду. Габриэль обошла кругом Реми.

— Ах, как здорово! Мальчишка разве только не молится на вас, словно вы какой-то Геркулес, сошедший с Олимпа. Он сгорает от гордости, когда служит вам, однако считает себя вашим братом по оружию, но никак не лакеем.

— Я извинюсь потом.

— Для вас может и не случиться этого «потом».

Поскольку Реми не обращал на нее внимания, Габриэль встала прямо перед ним.

— Разве вы не слышали, о чем я говорила вам? Вы настолько упрямы или настолько ослеплены, что не можете разглядеть правду? Столкновение между вами и Дантоном подстроено Екатериной. Она задумала этот план, дабы избавиться от вас.

— Мне наплевать. Это не имеет никакого значения.

— Не имеет значения?!

Реми зашнуровывал поддевку.

— Как явствует из вашего поведения, вы слишком мало верите в мои способности защитить вашу честь.

— Какую честь?! У меня же нет чести. Я куртизанка.

Реми поморщился от ее слов, но продолжал упор но возиться со шнурками. Габриэль схватила его за руки, пытаясь остановить эту размеренную подготовку к поединку.

— Разве вы не понимаете? Вам не выиграть в этой схватке. Дуэли и смертные бои запрещены во Франции. Но, если Дантон убьет вас, они, скорее всего, притворятся, что произошел несчастный случай. Если же вы убьете его, они получат повод арестовать и казнить вас. Никто, даже Наварра, не сумеет доказать не справедливость их обвинений. Вы откажетесь от своей жизни из-за какой-то двусмысленной реплики этого Дантона?

— Нет, меня мало волнует, что он сказал сегодня. Но ему нет прощения за то, что он сотворил с вами много лет назад.

— Я… я не понимаю. О чем это вы?

— Не отрицайте, ведь этот Дантон изнасиловал вас, — не выдержал Реми.

Габриэль вздрогнула и от его прямолинейности, и от его стального испытующего взгляда. Она отпустила его руки, не в силах долго выносить этот взгляд. Реми знал! Он знал ее позорную душераздирающую тайну. Он знал то, что она так долго отрицала, отрицала даже самой себе.

Она отошла от него и крепко обхватила себя руками.

— Этот… это… очевидно, Екатерина придумала какую-то очередную нелепость, чтобы убедить вас…

— Нет, вовсе нет. Вы считаете, сам я не способен ничего понять? Тогда вспомните тот день, когда я пытался и добиться от вас близости. Вы считаете, сам я не способен сопоставлять факты? Как вы отозвались о Дантоне, как смотрели на него. Я никогда не видел, чтобы вы кого-нибудь так боялись, даже охотников на ведьм.

Габриэль поморщилась. Мало того, что она позволила Дантону сделать из себя блудницу, так еще и позволила ему лишить ее мужества. Она замерла, когда Реми обмял ее за плечи.

— Ну почему вы ничего не рассказали мне? — смягчившись, спросил он ее.

— О Дантоне? И что бы это изменило?

— Я смог бы отомстить за вас много раньше.

Габриэль покачала головой, сознавая, что Реми по-прежнему до конца не понимал, что случилось в тот злополучный день в сарае. Дантон взял ее силой, но это была ее вина, потому что она…

Когда Реми попытался развернуть Габриэль к себе лицом, она воспротивилась, не зная, сумеет ли снова заглянуть в его честные карие глаза. Тогда он прижался к ее спине, обхватив руками за талию. Он прижался щекой к ее волосам, и она почувствовала его жаркое дыхание у своего уха.

— Габриэль, я когда-то поклялся вам, разве вы не помните? В тот день, когда вы учили меня играть в рыцарей и драконов, я опустился на колени у ваших ног и поклялся и… — Реми на секунду замолчал и хрипло закончил Фразу: — Моя госпожа, моя шпага всегда в вашем распоряжении. Клянусь, я всегда буду служить вам и защищу вас до последней капли своей крови.

— То была игра, Реми. Только игра.

— Для меня нет. Я дал вам клятву, но потом позволил себе забыть про нее. Сегодня я намерен искупить это.

Габриэль вырвалась из его рук.

— Боже мой, Реми, это неслыханно! — Она вся кипела, и слезы душили ее. — После всего того, что вы знаете обо мне, вы по-прежнему отказываетесь видеть меня такой, какая я есть. Вы несете чушь об отмщении за мою честь, того не понимая… — Она, наконец, повернулась к нему лицом, залитым горючими слезами, — что я вовсе не достойна этого. И никогда не была достойна. Реми, разве вы не понимаете?! Я просто не достойна вашей жертвы.

С приглушенным рыданием она отвернулась от него и выбежала из палатки. Реми смотрел, как она убегает, раздираемый желанием догнать ее и необходимостью надевать доспехи. Слезы Габриэль только подлили масла в огонь, на котором кипела его ненависть. Еще до заката солнца он вырвет черное сердце этого Дантона и скормит ему же. Он зашагал большими шагами вдоль разрозненных доспехов, собранных для него. Теперь его должно волновать только одно: куда, черт возьми, запропастился паж, отыскать которого он и послал Волка.

— Реми?! — позвал его робкий голос.

Он обернулся и увидел Мири в проеме палатки. Капитан совсем забыл, что и она присутствует на турнире. Эта девочка, как некое эфемерное существо, всегда отличалась способностью появляться бесшумно, как туман, накрывающий землю.

Мири смотрела на Реми широко раскрытыми глазами, которые напомнили ему ту девочку, которую он когда-то знал. Он тихо выругался и провел рукой по волосам. Не хватало ему разговора с еще одной из сестер Шене.

— Мири, вам следует сидеть на трибуне с остальными зрителями или отыскать Бетти вернуться домой, — не давая ей даже рта раскрыть, скомандовал он. — Вам здесь не место и…

— Я видела Габриэль, — прервала его Мири. — Она плачет.

— Тогда вы должны пойти и утешить ее.

— Нет, это вы должны ее утешить.

— У меня сейчас более неотложное дело. Вы не понимаете, что происходит.

— Нет, я как раз понимаю. Я наблюдала за вашей стычкой с Этьеном Дантоном. — Мири опустила ресницы, пряча свои удивительные глаза. — Я его сначала не узнала. Я была совсем маленькой тем летом, когда он приехал на остров Фэр. Мы тогда только потеряли нашу маму, и папа пропал в экспедиции в Бразилии. — Мири перевела дух, прежде чем продолжила. — Дантон был… похож на рыцаря из легенд, которые рассказывал нам папа, и нам казалось, что он влюбился в Габриэль с первого взгляда. Да и кто тогда мог в нее не влюбиться? Она у нас такая сильная, такая яркая, такая красивая. Мы думали, Дантон хотел обручиться с ней, но вместо этого… Вместо этого…

Мири запнулась в нерешительности, и Реми резко закончил фразу за нее:

— Вместо ваших ожиданий этот негодяй изнасиловал се, но Габриэль решительно намерена отрицать это.

— Она всегда отрицала. Габриэль никогда не рассказывала, что случилось, даже Арианн. Но я видела, как сестра изменилась. Габриэль больше никогда не была такой, как раньше, до того как этот человек прибыл на наш остров. Мы с ней любили вместе бродить по лесу, устраивали себе замечательные приключения, представляли фей, единорогов и драконов из леса. Но в то лето Габриэль забывала про меня и уходила в самые дикие места. Она не хотела, чтобы я шла за ней.

Мири прикусила губу.

— У Габриэль был большой магический дар. Вы сами видели ее чудесные картины. Но после Дантона она забросила палитру, и альбом покрывался пылью. Она проводила все больше и больше времени перед зеркалом, расчесывая волосы, кладя маски на лицо, словно какая-то невзрачная девушка, которая изо всех сил старается стать красивее, и у нее ничего не получается. И еще ночные кошмары. Габриэль кричала во сне и просыпалась от собственных рыданий. Когда я пыталась успокоить ее, она отворачивалась от меня, огрызалась, требовала оставить ее в покое. Мне становилось больно, и мы все больше отдалялись друг от друга.

Голос девушки задрожал.

— Понимаете, я была тогда совсем маленькой. Прошло много времени, прежде чем я поняла… что произошло с ней…

Глаза Мири наполнились слезами, и одна слезинка покатилась по щеке. Согнув палец, Реми снял прозрачную капельку.

— Дантон заплатит кровью за слезы Габриэль… и ваши.

— Я вовсе не для того рассказала вам обо всем, чтобы вы еще больше ожесточились против этого человека. Я рассказала вам все, чтобы вы могли лучше понять Габриэль.

— Я достаточно хорошо понимаю, что должен делать, — проговорил Реми сквозь зубы.

— Вы хотите убить Дантона? Это ничего не исправит.

— Да, не исправит. Но ей больше никогда не придется смотреть на его лицо, терпеть его… — Реми, заскрежетал зубами и сжал кулак. — Бог свидетель, этот негодяй наметил себе снова обладать ею. Я прочел это в его глазах, в том, с каким вожделением он оглядывал Габриэль…

— Тогда увезите Габриэль отсюда. Давайте вместе вернемся на наш остров. — Мири обхватила руками щеки Реми, как иногда успокаивала своего своенравного коня. Но мускулы лица Реми не расслаблялись, оставаясь напряженными и неподатливыми даже под ее ладонями. — Реми, вы должны послушать меня, — взмолилась девушка. — Ваше оружие не принесет Габриэль никакой пользы. Только ваша любовь сможет излечить ее.

Реми покачал головой, в его потемневших глазах она видела и гнев, и муку.

— Она не хочет моей любви, Мири. Мое оружие — единственное, что я в силах предложить ей.

Реми поднял меч, и отблеск стали отразился в его глазах. Мири вздрогнула. Ее пугал и меч, и мрачное выражение его лица. Она никогда не понимала потребность мужчин прибегать к насилию, необъяснимое побуждение отнимать жизнь и проливать кровь, неважно, по какой причине, пусть и благородной. Однако, на свою беду, она понимала, что, если мужчина, даже такой хороший, как Николя Реми, полон решимости применить оружие, ничем нельзя удержать его. Ей не оставалось ничего другого, как покориться неизбежному.

— Да пребудет с вами Бог, Николя Реми, — пробормотала она, поцеловав его в щеку. — И пусть все силы матери-земли защитят вас.

«Рене де Шинон… Пьер де Фуа». Герольд нараспев выкрикивал имена рыцарей, которые гарцевали на противоположных концах арены. Король Франции, лучезарно улыбаясь, прошествовал со своими фаворитами-миньонами на трибуну и приготовился дать команду к началу поединка. Забрала опущены, щиты подняты, копья на изготовку. Король поднял шарф наверх, затем отпустил его, и красный шелк, трепеща, опустился на землю.

Под приветственные крики трибун два рыцаря начали движение и, приподняв копья на уровень груди, перевели коней в галоп, готовые нанести сокрушительный удар сопернику… Промахнувшись, они с грохотом промчались в противоположные концы арены, не причинив друг другу никакого вреда. Зрители на галерее застонали от разочарования. Рыцари развернулись на второй заход, и на сей раз копье Рене де Шинона слегка задело щит соперника.

— Отлично, Рене.

Король аплодировал своему фавориту с таким жаром, будто тот совершил блестящий подвиг. Отрывочные приветствия прозвучали и от остальных зрителей, но для Габриэль все вокруг слилось в одно пятно. Она едва могла усидеть на месте и с нарастающим отчаянием боялась, что в любой момент увидит, как Реми занял место у края арены. Ее глаза еще не высохли от недавних слез, и она презирала себя за свою дурацкую слабость. Как будто ее слезы могли принести хоть какую-то пользу Реми. Все было бесполезно.

Габриэль хмуро посмотрела на женщину, которую считала виноватой во всем происходящем. Екатерина стояла за троном короля, наблюдая за турниром с таким безмятежным видом, что Габриэль дико хотелось задушить ее. Когда на арене появились два новых противника, Габриэль не смогла больше выносить тревогу. Она начала пробираться к королеве.

— Вы должны положить конец этому, — прошипела она той на ухо.

Екатерина даже не пошевелилась и продолжала смотреть на арену.

— Турниру? После того как мой сын столько потратил на проведение этого небольшого развлечения, сомневаюсь, что он…

— Вы прекрасно понимаете, о чем я говорю, — исступленно прервала ее Габриэль. — Поединок между Реми и Дантоном.

— Ах, вот вы о чем, милочка. Так Реми сам принял вызов. Такой вспыльчивый мужчина. Я-то всегда, по простоте душевной, считала нашего милого капитана довольно флегматичным. Кто бы мог предположить, что у него окажется такой пылкий нрав?

— Это вы довели его до бешенства. Вы подстрекали его, заливая ваш яд ему в ухо.

— По правде сказать, не в ухо, а скорее в глаза, — хитро улыбнулась Екатерина, затем недоуменно пожала плечами. — Капитан поинтересовался у меня, кто такой Дантон. Я всего лишь ответила на его вопрос.

— Это все из-за вас. Вы хотели, чтобы этот бой состоялся. Вы стремитесь уничтожить Реми. — Габриэль смотрела на неумолимую пожилую женщину со смешанным чувством гнева и отчаяния. — Но почему? Я думала, мы договорились. Вы ведь согласились оставить Реми в покое, если я соблазню Николя и не позволю им с Наваррой ничего затевать.

— Я уверена, детка, что вы честно собирались сдержать свое слово, — бесстрастно отреагировала Екатерина. — Но я искренне засомневалась, что вам это окажется под силу.

— Но вы же не дали мне даже шанса. Я сумею управлять Реми, если только вы…

— Управлять им? — Екатерина презрительно оглядела молодую женщину. — Моя дорогая Габриэль, боюсь, ваши чары ослабевают. Вашего влияния оказалось недостаточно даже для того, чтобы удержать мужчину от участия в поединке.

Габриэль вздрогнула, поскольку Екатерина своим метким замечанием вонзила шип в самое больное место. В словах королевы не было ни слова неправды. Габриэль ничего не могла ни сказать, ни сделать, чтобы свернуть Реми с губительного для него курса. Он был решительно настроен драться, рисковать своей жизнью, и ради чего? Ради нее. Бесчестной, продажной женщины, мессалины. Не успела Габриэль сообразить, что ответить Екатерине, как герольд нараспев произнес имена, которые она страшилась услышать:

— Шевалье Этьен Дантон… Капитан Николя Реми.

— Вам лучше вернуться на свое место, моя дорогая. — Черные глаза Екатерины смеялись над ней. — Иначе вы пропустите лучший поединок дня.

Смятение охватило Габриэль, и у нее заболело сердце, когда она увидела, как два всадника занимают места на противоположных концах арены. Дантон с головы до пят сверкал дорогими, даже с гравировкой, доспехами, перья колыхались на его шлеме, алые перья в тон ткани, закрывающей его белого жеребца. На гнедом коне Реми не было ни украшений, ни защиты, только уздечка и седло с высокой спинкой для рыцарских поединков. Реми не счел обязательным надевать на себя все предусмотренные латы. На нем был только панцирь на грудь и шлем. Он больше походил на обычного солдата в ожидании сражения, нежели на рыцаря, и его появление вызвало насмешки и свист на трибунах.

Красный шелк затрепетал и упал вниз. Реми и Дантон начали сражение.

Габриэль стояла у края трибуны, вцепившись в ограждение. Ее сердце стучало в такт копыт. Дантон часто хвастался своими успехами в рыцарских поединках. Он играючи управлялся и с поводьями, и со щитом, его копье поддерживалось специальным приспособлением на луге седла.

Что до Реми, так тот явно не имел большого опыта в подобных боях. Это была не его стихия, хотя в седле он сидел достаточно уверенно и крепко держал копье, не пользуясь никакими дополнительными поддержками. Когда эти двое сошлись, единственное, что смогла сделать Габриэль, это не закрыть глаза. Копье Реми отскочило от щита противника. Дантон направил копьем в шлем Реми, но промахнулся. Когда оба всадника прогремели мимо друг друга, ладони Габриэль стали скользкими от пота.

Она сжала ограждение так сильно, что костяшки пальцев побелели, но это не принесло облегчения, страх не отступал, подкатывал к горлу. Реми и Дантон галопом промчались к границам арены. Дантон бросил своего коня в караколь. Реми и Байон казались единым целым, так слаженно они двигались и разворачивались. Снова копья были подняты на уровень груди, снова оба всадника сошлись. Наконечник копья Реми ударил в щит Дантона. К ужасу Габриэль, Реми не удержал копья, и оно упало на землю. Он только сумел отклонить удар Дантона своим щитом. Копье Дантона треснуло и раскололось надвое.

С трибун раздавались страстные одобрительные крики. Габриэль рукой заглушила стон. «О, Боже, пожалуйста, — взмолилась она про себя. — Пусть на этом все и закончится». Но душа ее снова ушла в пятки, поскольку оба рыцаря галопом вернулись на исходные позиции, а их оруженосцы уже пробирались к ним с новыми копьями. Конь Дантона, похоже, стал проявлять свой норов. Возможно, он откажется идти на новый круг. Надежда Габриэль стремительно растаяла, поскольку Дантону удалось усмирить животное. Схватив новое копье, Реми направил своего Байона в бой.

Толпа еще раз погрузилась в тишину, когда рыцари накренились друг к другу, наращивая темп, как если бы весь их гнев, вся их неприязнь друг к другу должны были найти выход в этой заключительной схватке. Они сошлись в яростном лязге копий и щитов. Конь Дантона встал на дыбы. Выбитый из седла, Дантон ударился о землю с такой силой, что шлем слетел у него с головы. Реми натянул поводья и резко осадил своего коня. Жеребец Дантона налегке, без всадника, галопом умчался на край арены. Радость Габриэль за Реми, оставшегося целым и невредимым, была омрачена зрелищем неуклюже раскинувшегося неподвижного тела Дантона. Сдавленный судорожный вздох прокатился по толпе, многие из придворных повскакали на ноги.

«О боже, — подумала Габриэль. — Умоляю, ради Реми, не дай этому негодяю умереть прямо здесь. Пусть будет так, что Реми не убил его». Время, казалось, замедлилось, секунды превратились в минуты, прежде чем Дантон застонал, затем с трудом сел. Толпа разразилась аплодисментами. Габриэль задрожала, испытав такое облегчение, что чуть не упала на колени.

Она закрыла глаза. Слава богу! Все кончено, и Реми м безопасности. Темной Королеве со всем ее хитроумным планом не удалось справиться с ним. Габриэль захотелось победно взглянуть на Екатерину, так велик был соблазн бросить ей вызов. Но стоило ей открыть глаза, как сердце чуть было не остановилось: Дантону удалось подняться на ноги, и он ждал меча.

Реми спешился. Он стянул с головы шлем и тоже потребовал оружие. С глубоко несчастным видом Волк суетливо выбежал вперед, чтобы вручить Реми палаш, в то время как другой паж уводил коня. Оруженосец Дантона оказался не менее проворным и вооружил своего господина. Реми и Дантон двинулись навстречу друг другу с ужасным лязгом и скрежетом стальные мечи скрестились.

Габриэль толкали со всех сторон, поскольку все повскакали с мест и нетерпеливо сгрудились у заграждения по краю галереи. У нее вызывали отвращение их лица, своим выражением напоминающие шакалов, учуявших запах крови. Никто не собирался вмешаться, никто не желал остановить смертельный бой… Никто, кроме нее. Она протиснулась сквозь толпу и бросилась к ступенькам, ведущим вниз с галереи.

Реми колотил палашом по мечу Дантона с такой силой, что удары отдавались в его руке. Но Реми не замечал ничего, разве что изредка до него доносился отдаленный рев толпы. Кровь барабанила в ушах, нечто подобное этому дикому клокотанию собственной крови пи испытывал на полях многочисленных сражений.

На лице капитана застыл яростный оскал, всегда вселявший ужас в сердца его врагов. Реми нависал над Дантоном, давил, под его натиском тот пятился назад. Стиснув зубы, в мрачной сосредоточенности Дантон отражал удары. Сделав ложный выпад, он прорвал защиту Реми, Лезвие прорезало рукав поддевки капитана. Он почувствовал, как запылала рука, по которой прошлась сталь, и, зарычав, жестче надвинулся на Дантона, обрушивая на того удар за ударом.

Дантон пошатнулся, почти потеряв равновесие. Отсутствие части доспехов делало Реми уязвимее, но доспехи Дантона тянули его вниз. Этьену все труднее становилось двигаться, пот струился по его красивому лицу.

Рука Реми была неутомима, его мускулы были больше приучены к долгим часам тренировок, необходимых солдату, когда плоть мускулов преображается в сталь, а рука становится продолжением оружия.

Дантон еще отражал его удары, но Реми увидел, как постепенно исчезает высокомерие этого гордеца. В глазах Дантона замелькало первое легкое подозрение, что он может и проиграть или вообще погибнуть. Задыхаясь, он бился с нарастающим отчаянием. Реми чувствовал этот страх, смаковал его. Он опустил меч особым полукругом и чуть не отрезал Дантону ухо. Тот испустил пронзительный вопль, кровь заструилась по его щеке.

— Ладно, хватит. Достаточно. — Задыхаясь, он попятился от Реми.

— Ну, уж нет, еще недостаточно, — крикнул Реми и снова нанес удар Дантону, который едва успел отреагировать, чтобы блокировать выпад.

— Проклятье! Я же сказал, достаточно. — Глаза Дантона расширились от боли и страха. Он отступил еще дальше. — Я сдаюсь. И прошу вас прекратить.

— Так же, как Габриэль просила вас прекратить?

— Да. Нет… она не просила. Она хотела меня…

Реми снова нанес удар, его меч прошелестел у самой щеки Дантона.

— Хотела, чтобы ты, мерзкая тварь, взял ее силой? Да я расчленю тебя на части, отрезая кусок за куском.

Тяжело и отрывисто дыша, Дантон отчаянно отбивал удары Реми. Их мечи сплелись, и Реми свирепо взглянул на него. Кровь и пот заливали лицо Дантона, но он попытался примирительной улыбкой снискать расположение своего противника.

— Ради… всего святого, дружище, к чему столько осложнений? Она же, она всего лишь шлюшка.

Леденящий темный поток, пульсирующий по жилам Реми, извергнулся расплавленной лавой, чем-то багряное заволокло глаза. Он отпихнул Дантона и тяжело, с размаху ударил по его руке и окончательно разоружил его. Дантон зашатался и плашмя упал на спину. Но Реми больше не видел человека, съежившегося у его ног и молящего о пощаде. Перед его взором проплывала Габриэль, с глазами, как у загнанного зверя, он слышал только ее судорожные прерывистые рыдания. Стоя над Дантоном, Реми поднял меч…

— Нет! Реми!

Он смутно осознал, как кто-то бросился к нему, повис на его руке с мечом. Он почти отбросил нападавшего и сторону и в этот момент сообразил, кто это, но все равно попытался стряхнуть ее.

— Габриэль! Какого черта… прочь отсюда, — прорычал он.

С побелевшим от ужаса лицом Габриэль цеплялась за него с силой, рожденной отчаянием.

— Нет, вы не можете убить его. Реми, умоляю. Не делайте этого.

— Вы защищаете этого подонка? После всего, что он сделал вам?

— Да не его я защищаю, а вас, остолоп вы этакий. Это вас я пытаюсь защитить, вас.

Реми, казалось, едва слушал ее, на лице застыла страшная мрачная маска, зрачки глаз сузились, превратившись в точки, на лице отражалась только кровь и месть. Глаза Бича…

— Разве вы до сих пор ничего не поняли? Я забочусь только о вас. Не хочу, чтобы вы пострадали из-за него, — проговорила она сквозь рыдания. — Я люблю вас, безмозглый тупица.

Слова казались бесполезными, недостаточными, чтобы прорваться сквозь дикую убийственную ярость. Она ожидала, что Реми отшвырнет ее прочь. Но он застыл как вкопанный и заморгал.

— Что? Что вы сказали?

— Только то, что люблю вас, — прошептала Габриэль.

Казалось, прошла целая вечность. Реми смотрел ни нее, и ужасающее выражение сползало с его лица и таяло. Исчезли глаза Бича, из ниоткуда вернулся нежный бархатный взгляд Реми, и его карие глаза широко раскрылись от изумления. Рука с мечом ослабела, и меч выскользнул из его пальцев.

Дантон сумел приподняться на ноги с помощью оруженосца. Рукой прижимая ухо, поверженный рыцарь поковылял с поля боя. Реми едва ли заметил это, ведь Дантон перестал волновать его. Все, кроме слов, произнесенных Габриэль, потеряло для него всякое значение. Осталось только признание, которого он не ожидал услышать, удивительные слова, которым он не мог до конца поверить.

Он стащил с себя кожаные латные рукавицы и дотронулся до ее руки.

— Повторите снова.

Она подняла голову, дерзко задрав подбородок, но ее глаза смотрели с нежностью, и в них блестели слезы.

— Я люблю вас. И всегда любила.

Весь мир исчез, и само время остановилось, чтобы подарить им этот драгоценный миг. Миг, который миновал слишком скоро. Габриэль очнулась первая и резко убрала руки. Слушая крики и гул голосов с галереи для зрителей, она понимала, какой поднялся шум и гам, когда она вмешалась в ход поединка. Но ее это уже не волновало. Она потом станет анализировать, проявила она мудрость или безумие, признавшись в своей любви Реми, но сейчас он был спасен.

Габриэль с вызовом обернулась, приготовившись открыто и смело встретить неудовольствие Темной Королевы и любопытные взгляды. Как ни странно, она увидела, что никто не показывал на них с Реми пальцем, никто даже не смотрел в их сторону. Все головы присутствующих на поединке повернулись в сторону конного отряда, который двигался со стороны внутреннего двора Лувра.

Габриэль застыла, испугавшись, что ей не удалось спасти Реми. Она остановила Реми, не позволила ему убить Дантона, но король, должно быть, послал за своими гвардейцами, намереваясь все-таки арестовать капитана.

Она посмотрела на Реми, который, нахмурившись, разглядывал приближавшийся отряд. Если бы это могло ему помочь, Габриэль бы живо подтолкнула его, упросила бежать. Она хотела заслонить его собой, но Реми помешал ей сделать этот шаг, оттесняя ее за свою спину.

Он решительно поднял меч, и нежного влюбленного, каким он был всего несколько мгновений назад, сменил суровый командир.

— Габриэль, найдите Мири и Волка. Потом все втроем уходите.

— Я никуда не уйду, — резко перебила его Габриэль. Реми свирепо посмотрел на нее, но стремительное приближение всадников делало любой дальнейший спор бесполезным. Он выругался и решительно загородил ее. Габриэль, выглядывая из-за его рослой фигуры, смотрела на прибывший отряд.

Это были вовсе не гвардейцы. Таких воинов она никогда не видела во дворце. На всадниках были шлемы и кольчуги, а поверх кольчуг черные туники с белыми крестами. Одеянием они походили на отряд рыцарей и из далекого прошлого, собирающихся в Крестовый поход.

Когда всадники приблизились к арене, их предводитель поднял руку, и весь отряд резко остановился, развернувшись веером, чтобы занять позицию напротив галереи со зрителями. Габриэль едва различала лица под поднятыми забралами, но подумала, что более неприятной компании она, пожалуй, и не встречала до сих пор. Что-то вроде своры не ведающих жалости наемников.

— И что, черт возьми, все это означает? — Реми наморщил лоб, и на лице его отразилось замешательство и мрачные предчувствия.

— Не знаю. Возможно, какая-то часть из программы турнира.

Габриэль осмелилась выйти у него из-за спины. Реми немедленно обхватил ее за талию и прижал к себе, словно боялся, что один из этих всадников перекинет ее через седло и скроется со своей добычей. Впрочем, они были способны на нечто подобное.

На лицах других зрителей также отражалось замешательство. Только король Франции не выказывал никакого удивления, когда вышел вперед на галерею и жестом призвал собравшихся к тишине.

— Дорогие друзья! Дамы и господа придворные, — заговорил король Франции зычным голосом, в котором не слышалось обычных для него капризных или сварливых нот. — Я планировал преподнести вам сюрприз сегодня на вечернем банкете, но все произошло немного раньше, нежели я ожидал.

Сюрприз? Габриэль и Реми обменялись тревожными взглядами. Она теснее прижалась к Реми. Сюрпризом этого дня ей и так хватило бы на целую жизнь. Стараясь придать лицу торжественное выражение, король откинул назад гриву длинных волос, и его кольца блеснули на солнце.

— Нашего внимания давно требовала все возрастающая угроза миру в нашем королевстве. Это темные силы, слишком многочисленные, чтобы справиться с ними в наших церковных судах или судах справедливости. Я почти отчаялся победить зло, пока не услышал о деяниях тех, кого вы видите сейчас в строю перед вами. Солдат, посвящающих жизнь единственной цели — уничтожению чумы, которая распространилась по всей Европе. — Король сделал паузу для большего драматического эффекта и затем прошипел: — Гнусного колдовства.

Охотники на ведьм. Этот зловещий отряд всадником оказался охотниками на ведьм. «Опять Екатерина, очередная ее вероломная выходка», — закипела Габриэль. Не впервые Темная Королева прибегала к услугам охотником на ведьм, чтобы расправиться со своими врагами. Страшное предательство, которое одна мудрая женщина совершала по отношению к другой. Гневно сжав губы, Габриэль отыскала Екатерину на трибунах и стушевалась, увидев, как побледнела королева, как маска безразличия сползла с ее лица, уступив место немому потрясению и чему-то еще…

Екатерина словно окаменела. Габриэль никогда бы не поверила, что увидит на ее лице… страх.

Королева явно не имела отношения к происходившему. Кто бы ни стоял за всем этим, она не была к этому причастна. Эта мысль заставила Габриэль вздрогнуть и странным образом еще сильнее перепугаться.

А король шествовал вдоль трибун, и едва заметная ухмылка кривила его губы. Он явно наслаждался впечатлением, которое ему удалось произвести.

— Слишком долго мой народ вынужден был покориться террору и запугиванию со стороны безбожных женщин, предающихся темной магии. — Валуа придал голосу немного благочестия. — Позвольте мне представить вам человека, который изгонит дьявола и избавит Францию от ее ведьм раз и навсегда. — Король воздел руку в драматическом жесте. — Господин Балафр!

Один из всадников покинул линию, разворачивая коня ближе к трибунам, пока не встал прямо под королем. Он снял шлем, и при виде его лица по трибунам прокатился вздох изумления. Габриэль поняла почему. Она увидела жестокое деспотичное лицо, гладко выбритую голову и наводящий ужас шрам, делящий пополам его мрачную щеку. Подавшись вперед в седле, он церемонно поклонился королю. Габриэль поразилась, как удивительно молодо выглядит этот человек. Даже слишком молодо, чтобы возглавлять такой отряд.

По правде говоря… У девушки перехватило дыхание. Она отодвинулась от Реми и, прищурив глаза, постаралась рассмотреть предводителя охотников на ведьм, различить под шрамом черты лица, которые показались ей мучительно знакомыми.

— Боже мой, — застонала она.

— Габриэль, что с вами? — Реми резко задвинул ее за спину. — Вы знаете этого человека? Кто он?

— Это Симон, — раздался тихий голос Мири. Габриэль повернулась и увидела за собой младшую сестренку. Мири стояла бледная и несчастная, и в глазах застыла душевная мука.

— Симон Аристид, — прошептала она.