Курьер: Темная Ночь Души

Глава 5 Внутренняя тьма

Тьма. Тьма смотрела прямо в нее своими бездонными глазами прямо из открытой двери.

— Трусиха! Тру-си-ха!

Словно электрические разряды пробегали по телу Алены. Они начинались около макушки и спускались вниз по позвоночнику, словно оголяя нервы и заставляя тело сотрясаться мелкой дрожью. Еще никогда она не входила в Дом с Привидениями.

— Трусиха! — наперебой кричали мальчишки за ее спиной. Она неуверенно оглянулась. Вот они стоят, такие смелые, когда толпой, да когда при дневном свете. А сами-то способны в одиночку войти в этот жуткий дом?

Ходили байки, что здесь пропадают дети. Об этом твердили все дворовые мальчишки, да и бабки поддакивали.

— Ну давай, что, темноты испугалась? — кричал заводила компании Колька.

Войти в этот дом было сродни посвящению. После этого мальчишки примут за своего и можно будет гонять с ними по заброшенным стройкам и играть в футбол. Иначе — возвращайся к своим девчонкам с куклами.

Всего один шаг. Но ноги Алены словно окаменели.

— Чего ты боишься, Алена? — внезапно раздался голос в голове.

— Я не знаю… — мысленно ответила она голосу.

— Ты не боишься темноты. Ты боишься того, что в ней. Но пока ты в нее не вошла, все твои страхи — лишь фантазии.

— А что, если это не фантазии?

— Ты не сможешь это узнать, пока не сделаешь шаг, не правда ли?

Алена кивнула голосу. Всего лишь сделать шаг…

— Трусиха, трусиха! Иди играй в свои куклы! — кричали мальчишки. Колька подскочил к ней и принялся трясти за плечи, — Трусиха, трусиха!

Алена хотела зажать уши, чтобы не слышать этих криков, но внезапно обнаружила что руки тяжелые, словно камень. Тряска начала причинять боль. Внезапно Колька стал расплываться, лицо его исказилось и стало страшным, темным. Детское лицо Кольки превратилось в лицо Волка, склонившегося над ней.

— Вставай, курьер, — услышала она низкий голос Волка.

Вместе с лицом Волка вернулась боль во всем теле. Камни больно упирались в ребра, было ощущение, словно по Алене проехался бульдозер. Она с трудом подняла голову.

Пространство вокруг изменилось. Площадь вокруг была усеяна обломками. Башня Федерации по-прежнему возвышалась над ними, но теперь она накренилась и была частично разрушена. Лучи закатного солнца играли в остатках его окон. Последний раз она видела такой красный закатный свет в тот памятный вечер, когда они отправлялись играть в свой последний дозор. Это были воспоминания приятные, но вместе с тем грустные. Сейчас Алене больше всего хотелось бы оказаться в той Москве, сжимать в ладони ладонь Дениса и смотреть на вечернюю Москву. Но вместе с этими воспоминаниями в затуманенный разум ворвалась тревога. Алена не могла понять, с чем она связана, знала только, что это относится к красным лучам солнца, залившим площадь. Тревога постепенно нарастала, поднимаясь издалека, словно прилив, грозя превратиться в мощную волну.

И тут Алену как током прошибло — она два года не видела закат потому закат означает выход на охоту зверей! Она подскочила, несмотря на боль. Волк рядом выкорчевывал из-под камня автомат.

— Надо уходить, — бросил он. Алена в панике завертела головой, ища остальных, — Не ищи, никого больше не осталось. Мы одни.

Он, наконец, извлек из-под завала автомат и чертыхнувшись, отбросил в сторону — дуло было погнуто. Из кобуры он достал пистолет, проверил обойму и взглянул на Алену.

— Недалеко есть безопасное место. Я буду идти быстро. Отстанешь — ждать не буду.

Алена кивнула, и только потом вспомнила что до взрыва прижимала к груди призму. Быстрым взглядом она заметила, как топорщится рюкзак Волка и все поняла. Ладно, по крайней мере она не под этими завалами.

Со стороны послышался стон. Она бросилась на звук, и увидела погребенного под песком и камнями Зиновьева. Поразительно живучий профессор не умер от выстрела из ружья и пережил взрыв. Алена принялась откапывать его, когда на ее плечо легла рука Волка.

— Нет времени! Звери скоро выйдут на охоту.

При упоминании зверей холодный пот прошиб ее тело. Но она не могла оставить профессора на съедение этим тварям. Память услужливо подкинула картину умирающего старика, прислонившегося к разбитому лендроверу, стервятников и отполированные до кости, блестящие на солнце.

— Мы не можем его оставить! — хрипло сказала Алена. — Он единственный кто знает все о призме. Он нужен нам!

Она посмотрела в глаза Волку. Холодные, расчетливые глаза, но где-то в глубине их она увидела мелькнувшую искру чего-то человеческого. Она не сомневалась, что Волк без раздумий пожертвует ей ради своих интересов, но в то же время у нее было ощущение что что-то в ней привлекает Волка. Иначе бы он не стал ее будить и просто ушел — одному сподручнее. А может, он просто боится остаться в одиночестве?

Волк молча оттолкнул ее, быстрым движением взвалил ученого на плечо — тот был без сознания, но застонал громче — также молча развернулся и быстро пошел в сторону заката.

Волк шел быстро, взрывая ботинками песок, несмотря на дополнительный груз в виде тела профессора. И откуда в нем столько сил, пронеслось у Алены в голове. Пот заливал ей глаза, тело с трудом слушалось.

Здания отбрасывали огромные длинные тени, солнца уже не было видно за домами. Еще немного и наступят сумерки.

Алена не знала в какое именно время выходят Звери, и не хотела бы этого узнавать никогда. Если они боятся солнечного света, значит уже могут поджидать их в особо темных местах. Волк это понимал, и старался строить маршрут в обход густых теней.

Вдалеке показалось полуразрушенное здание. В этажах зияли огромные проломы, было видно ведущую наверх лестницу. Волк свернул к нему.

Солнце садилось очень быстро. Казалось, еще десять минут назад были видны его отблески, и вот сейчас последние лучи погасли. Мир окутали сумерки.

Волк ворвался на лестницу, быстро осмотрелся и молнией метнулся наверх, держа пистолет наготове. Через минуту он появился внизу и открыл рюкзак. Когда Алена, задыхаясь, добежала до него, он уже пятился наверх рассыпал порошок за собой.

— Вверх по лестнице, третья дверь, — бросил он.

Алена с трудом поднялась по лестнице на третий этаж. Колени дрожали, ноги подкашивались. Третья дверь оказалась добротной, с металлической обивкой, ведущей в большую пустую комнату, обклеенную фотографиями и с парой зарешеченных окон. Посредине комнат лежало тело профессора — он все еще был без сознания. По стенам стояли осветительные приборы, покрытые песком и пылью. Тут же показался Волк. Он рассыпал последние горсти порошка на порог, втолкнул Алену внутрь и тихо прикрыл дверь.

— Если повезет — не учуют, — сказал он, опуская на дверь мощный засов.

— Думаешь, повезет? — почти безразлично от усталости спросила Алена.

— Вряд ли, — хмуро ухмыльнулся Волк, — Ученый потерял много крови, за ним такой след — для них словно подсвеченный хайвей. Но попытаться стоит.

Волк осмотрел тело профессора и сплюнул.

— Зря возился, все равно сдохнет.

Алена ничего не сказала, но чувствовала — Волк сделал это для нее, правда непонятно почему.

Тени удлинялись, пока не слились в единую непроглядную тьму. На мертвый город тихо, словно покрывало, опустилась ночь. На небе зажглись первые звезды, луна показалась из-за крыш. Похолодало.

Вокруг стояла полная тишина. Казалось, город замер в ожидании чего-то.

Время тянулось томительно медленно. Алена сидела на полу, прижавшись к холодной стене, и наблюдала за Волком. Он стоял в метре от окна так, чтобы отраженный свет не падал на лицо, а сам он мог видеть двор перед домом. По тому, как уверенно и по-хозяйски он двигался по комнате, Алена поняла, что он здесь не впервые.

Молчать было невыносимо. Невыносимо было слушать эту мертвую тишину, и ждать, когда Звери придут на твой запах. Но Волк был не тем собеседником, с кем хотелось скоротать ночь за беседой. Чтобы чем-то занять себя, Алена принялась перевязывать многочисленные раны на руках и ногах, морщась от боли.

— Больно?

Она вздрогнула от голоса Волка. Впервые в нем прозвучало что-то, отдаленно напоминавшее заботу.

— Есть немного, — Алена попыталась улыбнуться.

— Боль — это хорошо. — сказал Волк, не глядя на нее. — Если ты ее чувствуешь — значит ты вообще еще способна хоть что-то чувствовать.

Как это — ничего не чувствовать? Алена посмотрела на Волка, и подумала, что он, наверняка, знает ответ на этот вопрос.

— Откуда ты знаешь про это место? — спросила Алена, и на секунду ей показалось что Волк вздрогнул. Он помедлил, прежде чем ответить.

— Я иногда бываю здесь. Хороший перевалочный пункт.

— Это ты поставил засов и решетки?

Волк молча кивнул.

— Как думаешь, они помогут?

— Звери уже наверняка вылезли из логова. Первым делом они найдут тела около башни. Потом уже по следам придут за нами.

— Но после такого взрыва они не могли выжить!

— Эти и не выжили, но есть другие. Не ищи ложной надежды, мы все равно умрем. Не сегодня, так завтра. Не завтра, так послезавтра.

— Тогда зачем все это? — не выдержала Алена, — Зачем мучаться?

— А ты мучаешься? — Волк оглянулся на нее через плечо, и внезапно Алена поняла — он в этой среде как дома. Он такой же хищник, как и эти Звери.

— Хочешь совет, курьер? Если хочешь жить — выжги себя изнутри. В тебе не должно остаться ни любви, ни жалости, потому что это слабость, а слабость — это смерть. Если ты слаб — ты добыча. Вот и все. Это если коротко об этом мире.

— Но ради чего тогда жить? — повторила Алена.

— Незачем задаваться этим вопросом. Посмотри на хищников. Можешь представить себе льва, который отрывается от недоеденной антилопы и думает «а зачем я ее ем?». Потому что это закон жизни. Ты есть, и ты ешь. Ты здесь чтобы убивать и есть, и это и есть твой смысл. Иначе едят тебя, и тогда ты здесь чтобы быть съеденной. Выбор за тобой.

— Я так не хочу, — Алена замотала головой, словно пытаясь сбросить наваждение.

— А тебе никто не спрашивает. Вот мир, и он таков. Хочешь жить — убивай и ешь.

— Нет, это не так! Можно по-другому! — Алена вспомнила Ваньку, его наивные глаза цвета неба. Вспомнила ощущение теплой ладони Дениса в своей руке. Теплый, насыщенный влагой ветер с Москвы-реки.

— И где же те, кто по-другому? Сидят по убежищам и гниют от страха, — Волк сплюнул себе под ноги. — Пойми, курьер, кроме ненависти в этом мире ничего не осталось.

— Если есть тьма, должен быть и свет. Если есть ненависть — есть и любовь! — вспомнила она слова Игоря.

— И где же тогда твоя любовь? — усмехнулся Волк. — Мы уничтожили ее. Все, что создает человек несет в себе семена своего собственного уничтожения. Мы действительно венец творения вселенной, только мы не творцы — мы разрушители.

— Неужели ты никогда никого не любил? — воскликнула Алена. Волк отвернулся к окну и ничего не ответил.

В тишине внезапно застонал профессор.

— Где я? — прохрипел Зиновьев.

— Вам нельзя говорить, — Алена опустилась на пол рядом с ним и положила его голову себе на колени. Она взяла его руку в свою и отметила, какой холодной была его ладонь. Словно из нее ушла вся жизнь.

Мертвенный свет луны освещал обескровленное лицо профессора. В его глазах, наполненных болью, казалось, угасали искры.

— Я не хотел так умереть… я не успел… — Зиновьев цеплялся слабеющими пальцами за рукав Алены.

— Тихо, — прошептала Алена, — Не волнуйтесь, все будет хорошо.

— Оставь его, он не жилец, — бросил Волк.

— Я виноват… это все моя вина…

— Вы ни в чем не виноваты, — сказала Алена, чувствуя, как на глазах наворачиваются слезы.

— Виноват… — Зиновьев отвел глаза. — Это я виноват в том, что появились черные дыры.

В воздухе повисла тишина. Это не было похоже на бред умирающего. Тем более, что это говорил ученый.

— Что ты несешь? — пробурчал Волк.

— Я испытывал новое оружие по заказу Сидоренкова… Он… он страшный человек. Вы просто не знаете… — Зиновьев закашлялся, и на пол упали капли крови.

— Не знаем что? — переспросила ошарашенная Алена.

— Это была ошибка. Чудовищный эксперимент, чудовищный… — глаза ученого судорожно бегали, он заикался. Видно было, что ему с трудом даются слова, — Его не должно было быть! Мы не ожидали таких последствий!

— О чем ты? Что за эксперимент?

— Черные дыры — ты знаешь, что это? Это не последствия катастрофы. Это не ловушки Светляков. Это сделали мы — люди… — глаза Зиновьева были наполнены страданием. — Мы все разрушаем… Все, что мы создаем, направлено на разрушение… Даже то, что могло бы нам помогать, мы оборачиваем против себя. Открытие ядерного синтеза стало причиной появления ядерного оружия. Но это ничему нас не научило… Человек всегда стремился создать что-то еще более мощное, чтобы приблизиться по могуществу к богу, в существование которого не верил… И я, я такой же… Я всегда хотел открыть что-то новое, что изменит мир… — профессор сокрушенно замолчал. — Но я создавал их во благо! Благодаря им мы научились уничтожать фотонные плазмы!

У Алены перехватило дыхание.

— Ничто не может уничтожить свет. Кроме черной дыры, притяжение которой настолько сильно, что даже свет не может вырваться из его поля. Я хотел защитить людей, но породил монстра… — из глаз ученого катились слезы. — Мы сами способствуем уничтожению нашего мира, Алена.

— Ты прав. — сказал Волк. — Человек — не вершина творения бога. Мы разрушители.

— Безумие — вот к чему мы пришли. Мы уничтожаем сами себя. И за все, что произошло с нашим миром в ответе только мы… — Зиновьев говорил все медленнее, силы покидали его. — Оружие, которое я создал, при выстреле деформирует пространство, словно тяжелый шар проминает мягкотелую резину. Оно взрывается внутрь себя, втягивая все, что попадает в его поле. Раньше на Земле такое было невозможно. Но мир изменился… И я сделал это. Создал самое страшное оружие… У меня был только один шанс исправить ошибку. Я хотел закрыть дыры с помощью энергии фотонной плазмы. Помещенная в призму, она могла уничтожить черную дыру изнутри. Я хотел исправить ошибку… Но потом я понял. Фотонная плазма — новая форма жизни, и я думал, что они вытеснят наш вид, но я ошибался. Мы уничтожим себя сами.

Он захлебывался кровью, в глазах медленно таяла жизнь. Алена испытывала к профессору одновременно и жалость, и злость. Она не знала, что сказать, впрочем, как и не знала, чем помочь ученому. Сейчас он был наедине со своими ошибками.

— Почему никто не знал про оружие? — спросил Волк.

— Сидоренков хотел сохранить это в тайне, как козырь на предстоящих выборах. Этот человек на многое готов пойти ради власти. Очень на многое…

— Почему ты не рассказал людям об этом? — спросила Алена.

— Я не мог. Я должник Сидоренкова. Он финансировал все мои исследования. И… он спас мне жизнь. Он вытащил меня из убежища тринадцать.

Глаза Волка вспыхнули пламенем.

— Так ты тоже из убежища тринадцать?

— Да… Как и Сидоренков.

— И вы никогда не встречались там с Волком? — удивилась Алена.

— Это было огромное убежище на несколько тысяч человек. За короткое время невозможно узнать всех.

— Ты был там, когда случилось… — Волк запнулся.

— Да… — профессор закрыл глаза.

Волк моментально приблизился к нему и навис над профессором.

— Не вздумай умирать! — рыкнул Волк. — Что случилось в убежище? Ты знаешь?

— Я знаю… — прошептал Зиновьев. — Сидоренков был инженером. Система защиты устарела, и мы создали новую, не зависящую от солнечных батарей. Но глава убежища не хотел ничего менять, и тогда Сидоренков задумал создать собственный подземный город. Он жаждал власти… Не просто жаждал, он был одержим ею. Да, он делал это на благо людей, но…

Зиновьев закашлялся. Силы покидали его с каждым словом. Волк пронзал его взглядом, почему-то для него было очень важно чтобы профессор договорил.

— Для нового убежища нужны были источники энергии. И Сидоренков демонтировал солнечные батареи. Ни один житель города сорок два не знал об этом. Это из-за него отключились пневмодвери.

Алена физически почувствовала, как Волка окатила волна ярости. Он медленно протянул руки к горлу профессора и сжал его.

— Почему ты не сказал мне? Почему?! — прорычал он.

— Что ты делаешь? — в ужасе воскликнула Алена.

— Я не мог, Волк… — прохрипел профессор. — Сидоренко спас мне жизнь, я был его должник все это время… мы были повязаны…

— Тысячи людей погибли из-за него! — ужаснулась Алена. — И этот человек во главе целого подземного сообщества?

— Жизнь ужасная штука, и совершенно несправедливая… — прошептал Зиновьев. — Мне жаль, что ничего нельзя изменить… простите меня…

На губах профессора выступили кровавые пузыри и его дыхание оборвалось.

Волк рывком вскочил с пола и заметался по комнате, словно раненый зверь в клетке. Алена чувствовала, что сейчас не время задавать вопросы. Она знала, что Волк был в том убежище. Но неужели для него имели значение все эти люди?

Волк замер у стены у долго смотрел на одну из фотографий. Алена видела, как медленно вздымалась и опадала его широкая спина.

— Видишь эту девушку? — не поворачиваясь, тихо сказал он, и в его голосе Алена впервые услышала нотки грусти, и даже какой-то безысходной тоски, — Ее звали Эля. Это была ее студия. Наша студия.

Алена встала и подошла к Волку. С фотографии на нее смотрела белокурая девушка с глазами, полными неба, с букетом белых цветов в обнимку. Она выглядела словно дуновение легкого весеннего ветерка, готового игриво сорваться с места, закружить тебя в веселом танце, нежно обнять и, оставив на губах воздушный поцелуй, ускользнуть в бездонное небо. Алена смотрела на нее, на Волка, и никак не могла соединить эти картинки в одно. Это прекрасное создание и Волк рядом? Это было невозможно представить. Или он стал таким уже после?

— Словно ангел, спустившийся на землю, — завороженно произнес Волк, проводя пальцем по ее лицу, — Таких больше нет, не было и не будет.

Девушка действительно была похожа на ангела. С такими людьми просто хочется находиться рядом. Просто смотреть на них, напитываться светом и любовью, словно тебя укутали в мягкий шерстяной плед, усадили в кресло у камина и дали в руки чашку с горячим какао. А у ног в это время мурчит теплый кот.

Алене не хотелось вырывать Волка из сладкого мира воспоминаний и спрашивать, что стало с девушкой. И так было понятно — ее больше нет.

— Как тебя зовут на самом деле? — неожиданно для самой себя спросила Алена.

— Тимур, — это простое имя немного обескуражило Алену. У Волка было имя, была девушка, которую он любил. Когда-то даже он был обычным человеком, наверное, также ходил в магазин за покупками, а вечерами она готовила ему борщ или что там еще готовят счастливые жены. Сколько времени ему понадобилось чтобы в ее отсутствие превратиться в безжалостного убийцу?

— Она называла меня Тим, — еле слышно добавил Волк, и в этой короткой фразе было все. Рухнувшая цивилизация, развеянная ветром и занесенная песками, уничтоженные судьбы людей, миллионы оборванных жизней. И в центре этого — милый ангел с глазами полными неба по имени Эля.

— Когда город стало заметать песком и работы не стало, он принялась доставлять медицинские препараты нуждающимся, работала курьером, как и ты, — с трудом проговорил Волк. — Два года назад она несла медикаменты в убежище. Пришла туда поздно, и осталась на ночь. А ночью… — Волк помолчал, словно слова давались ему с трудом, — ночью в убежище ворвались Звери. Они порвали всех. Не выжил никто. Это было убежище номер тринадцать.

Повисла тишина. Алена подумал, что где-то уже слышала эту историю.

— Они рвали мою Элю когтями. Мою нежную Элю. Этого не должно было произойти! Она была слишком нежна, слишком воздушна для этого мира! Я был там, но не смог ее уберечь.

Лицо Волка посерело от печали. Удивительно, но Алена впервые слышала в его голосе человеческие нотки. Жаль, что все это человеческое заключалось во всепоглощающей безысходной тоске.

— А все из-за того, что этот ублюдок решил, что он выше всех. Что власть в собственном убежище дороже жизни моей Эли.

Волк невидящим взглядом смотрел куда-то сквозь ее фото, наверняка сейчас он видел перед собой лицо мэра города номер сорок два. От этого взгляда Алене стало жутко — в нем не было ни капли жизни. Только смерть.

— Так что на твой вопрос зачем жить у меня есть ответ, — Волк повернулся к Алене: — Чтобы забрать должок у одного самопровозглашенного мэра. Он должен мне одну жизнь.

Взошедшая было луна юркнула за небоскребы сити, словно пытаясь спрятаться от этого неуютного мира в перине облаков. Даже луна не хочет видеть во что превратился этот мир, подумала Алена. Она не видела луну два года. Два страшных года в мире, в котором увидеть луну означает скорую смерть.

На секунду луна вынырнула вновь, чтобы осветить мертвенным светом застывший город и бросить отблеск на неподвижное лицо Волка, и вновь скрыться уже за другим зданием. Он стоял недалеко от окна, всматриваясь в темноту ночи. В его правой руке был зажат пистолет.

— Они найдут нас? — спросила Алена.

— Наверняка.

— А тот порошок, что ты рассыпал?

— Он собьет след, но надолго ли? Дверь тоже продержится какое-то время. — его голос был абсолютно спокоен и даже бесцветен. Казалось, неотвратимость смерти нисколько не страшит его. — Но потом они ворвутся внутрь. У меня в обойме девять пуль, вряд ли я успею перезарядить. Семь для них, две для нас. Рекомендую такой вид смерти, хотя при желании можешь выбрать другой.

— Значит, это неизбежно?

— Посмотри на мир вокруг, и сама ответь себе на этот вопрос. Все в этом мире когда-то было живым, и где оно теперь? Все поглотила тьма. И нас она поглотит. Шаман это чувствовал. Я чувствую, и ты тоже. Она подбирается со всех сторон, медленно, неспешно, знает, что мы никуда не скроемся. Она заползает под воротник, холодит спину, заставляет волосы подниматься дыбом. Но знаешь самый главный секрет? — Волк повернулся к ней от окна. Неясный отраженный свет, падающий ему на спину, выделял его зловещий силуэт на фоне неба, — Подобное тянется к подобному. Тьме даже не нужно захватывать нас, потому она и так внутри. Она внутри каждого из нас. Просто нужно немного времени чтобы осознать это.

Казалось, в окружающей черноте ночи Волк был сам чернее этой тьмы. Его лица не было видно, но Алена ощущала некие волны, исходящие от него. В них смешивались страдания по ушедшей любви с ненавистью к миру, эту любовь отобравшую. И он принимал эту ненависть, он сам был частью ее.

— Люди говорили о любви, о справедливости. А где она любовь, и где справедливость? Правда в том, что любовь мимолетна, а справедливость лишь способ управления идиотами, которые в нее верят. Иначе в чем справедливость забрать у меня Элю? Скажи мне, где здесь справедливость? — голос Волка дрожал, при этом набирая силу. Он уже с трудом сдерживал эмоции. — Это затертое до дыр слово, с помощью которого манипулируют дураками, которые никому не нужны. Они сидят там, в своем подземелье, и думают, что о них позаботятся, но на самом деле они лишь расходный материал. Никто не шел за кристаллом чтобы помочь этим крысам. Ученый хотел сторговаться со своей совестью, ублюдок мэр планировал использовать его для укрепления власти, мне он нужен как оружие, а тебе чтобы выручить брата. Возможно, только наивный святоша думал, что мы идем делать правое дело. Так что к черту такую справедливость! Все к черту!

Алена впервые видела Волка в таком состоянии. Обычно спокойный, краткий и немногословный, сегодня что-то словно взорвалось у него внутри. Казалось, этот внутренний взрыв запустил некую трансформацию, и сейчас его разум рвал в клочья остатки догм, понятий морали и законов. И от этого становилось еще более жутко.

— И знаешь, я рад что мир умер. Потому что я не хочу, чтобы такой мир существовал! В этом, новом мире, где нет ни любви, ни жалости, я нахожусь на вершине пищевой цепочки. Больше не нужно быть вежливым в очередях, не нужно стесняться высказать свое мнение или влепить в челюсть зазнавшемуся ублюдку. В этом мире есть истинная власть!

Со стороны сити послышался вой, от которого Алену бросило в жар, несмотря на холодную ночь. В этом вое было что-то, что леденило кровь в жилах, заставляло сердце сжиматься, а тело в панике искать место, куда забиться, словно дрожащий от страха кролик. Сделаться меньше, незаметнее, перестать дышать и издавать запахи, понизить температуру тела, раствориться в тумане. Все что угодно, лишь бы не слышать этот леденящий душу вой.

Алена в ужасе посмотрела на Волка, но, казалось, он не слышал вой. Волк был настолько поглощен внутренними переживаниями, что не слышал и не видел ничего вокруг. Ненависть заливала его изнутри, распространяя свои чернильные миазмы в пространстве вокруг. Алена ощущала это кожей.

Вой за окном повторился. На этот раз он раздался гораздо ближе, и ему вторило еще несколько хриплых звериных голосов. Алена поняла — Звери взяли их след.

— Знаешь, что я скажу тебе, курьер… Мы все умрем. Все рано или поздно превратимся в пыль. А жизнь наша — лишь мгновение, — голос Волка звучал хрипло, Алена никогда не слышала раньше в нем такие нотки, — Весь вопрос в том, как ты проживешь это мгновение: как червь, копошащийся в грязи, пугающийся собственной тени, или как венец творения природы, король среди хищников!

Алена услышала, как множество мягких лап взрывают песок под окнами здания. Она словно видела, как влажные носы нюхают их следы, как наливаются кровью глаза зверей. Порошок пока сбивал их с толку, но надолго ли?

— Но мы сейчас жертвы! Вернись в реальность! — громко прошептала Алена.

Казалось, Волк впал в некое подобие транса, Алена была даже не уверена, что он ее слышит. Ей вспомнился Шаман, его предсмертные глаза. Тогда она подумала, что это безумие, но сейчас у нее мелькнула мысль что, возможно, это нечто другое, гораздо более страшное…

— Разве этот мир не прекрасен? — произнес Волк, — Посмотри, какие просторы! Здесь все решает сила! Никакой морали. Никакой вежливости. Никаких законов. Ты сильнее — значит, ты прав.

Волк сделал шаг в ее сторону. Алена поймала себя на мысли, что ее руки сами собой в темноте шарят по пыльному полу, пытаясь найти хоть что-то, напоминающее оружие. Внизу слышалось копошение зверей и их возбужденные повизгивания — они искали след. И они наверняка слышали их и чуяли.

Снаружи поднялся ветер. Он носился среди мертвых домов и барханов, освещенных бледным светом, и подвывал в такт зверям. Луна вынырнула из-за небоскреба и осветила темную студию. Волк стоял спиной к свету, и Алена не могла видеть его лицо, но в темноте ей показалось что в нем что-то изменилось. Только вот что?

— Волк, они рядом, тише! — промолвила Алена.

— Ты боишься, курьер? Это правильно. Страх это хорошо. Страх — это залог выживания! Именно он заставляет тебя быстрее бежать, сильнее бить, яснее думать! — Волк медленно подходил все ближе, и Алена не могла понять, отчего ее пробирает дрожь — от воя зверей или нечта, исходящего от Волка.

Внизу раздался очередной вой, и в нем Алена уловила нетерпеливое предвкушение добычи. По лестнице послышался цокот множества когтей. Звери вновь взяли след. Алена вскочила и в панике огляделась, но спасения не было. Они с Волком были заперты вдвоем в пустой комнате, снаружи которой подстерегало само зло.

— Весь мир делится на тех, кто боится, и тех, кто чует их страх. Тех, кто им питается. Ты выбрала свою роль в этом мире.

— Мир состоит не только из таких! Есть еще любовь… — прошептала Алена. Этот шепот потонул в вое зверей и смехе Волка.

— И где эта любовь? Сейчас в тебе нет любви! Сейчас в тебе есть только страх!

В дверь ударило что-то тяжелое, и Алена вздрогнула. Послышался скрежет металла, словно кто-то снаружи царапал по двери чем-то очень острым. Волк, казалось, не обращал на это ни малейшего внимания. Он медленно, но неумолимо приближался к Алене, слегка согнув ноги, словно для прыжка. Она готова была поклясться, что его лицо изменилось за последние несколько минут, но в темноте было непонятно как именно. Вся его фигура стала сгорбленной, в ней ощущалось что-то нечеловеческое. Волк потянул носом.

— Страх… я чувствую его в тебе… — его голос дрожал, словно от нетерпения, — Ты знала, что страх имеет запах? Люди слишком неполноценны, слишком ограничены. Не видят в темноте, не чуют такие запахи как кровь, быстро устают, быстро умирают. Мы больше не высшее звено в пищевой цепи, нас сместили! Сместили какие-то первобытные создания! Это они венец творения, а не мы!

Луна вновь вышла из-за тучи. Отраженный свет упал на лицо Волка и Алена отшатнулась. Ей не показалось — лицо охотника быстро теряло человеческие черты. Лоб как будто надвинулся на налитые кровью глаза, верхняя губа подергивалась, из-под нее виднелась пара пока небольших клыков. Казалось, что растительности на лице Волка прибавилось, и Алена с ужасом поняла, что это шерсть. Ногти на пальцах удлинились и стали более темными и острыми. Алена не понимала как это возможно, но одно было ясно — Волк во что-то трансформируется. Алена открыла рот, но не смогла произнести ни звука.

Повизгивания зверей за дверью слились в бесконечный вой. Когти беспрерывно царапали обивку металлической двери, пытаясь пробраться внутрь, туда, где они чувствовали запах двух тел.

Волк подошел к Алене вплотную, прижав к стене. Алена не могла отвести взгляда от его налитых кровью глаз, но пока еще человеческих.

— Ты чувствуешь эту жажду, слышишь этот зов? — хрипло прошипел Волк и повернул голову в сторону луны. Она озаряла его своим мертвенным светом, делая черты изменившегося лица еще более ужасающими. — Чего ради нам не идти за ним?

Когда Волк говорил, его губы приподнимались, и Алена видела острые клыки, с которых капала слюна.

— Скажи мне, курьер, ради чего? — прорычал он ей в лицо, и она зажмурилась. Она чувствовала его горячее дыхание на своей щеке, словно дыхание любовника, готового всадить тебе нож в сердце. На ее шее пульсировала жила, и каким-то образом она знала, что сейчас Волк не может оторвать от нее взгляд, завороженно наблюдая на пульсацию крови под кожей. Вой снаружи становился невыносимым, но еще более невыносимым было понимать, что от клыков Волка до ее шеи остается пара сантиметров.

— Ты превращаешься в зверя! Остановись!

Казалось, Волк не понял ее. Она ощущала его готовность вонзить клыки в ее горло, как если бы сама хотела это сделать.

— Остановись, Тимур! Ты помнишь, как тебя зовут? Ты Тимур!

За дверью раздался новый вой. Волк поднял налитые кровью глаза.

— Тимура больше нет. Есть Волк.

Не в силах смотреть в его гипнотические глаза, обещающие смерть, Алена резко отвернулась и увидела на стене фотографию ангела с охапкой полевых цветов и глазами цвета неба.

— Эля! — воскликнула она словно спасительное заклинание, — Эля!

Она сорвала фотографию со стены и всунула между собой и клыками Волка.

— Помнишь ее? Ты помнишь?

Казалось, что-то промелькнула в глазах Волка. Почти забытое воспоминание, словно падающая звезда, промчавшаяся по ночному небосводу.

— Ее зовут Эля, это ваша студия! Ты любил ее! — прошептала Алена.

На глазах ее навернулись слезы. Она не понимал, откуда они — то-ли от щемящего чувства потерянной Волком любви, которое она вдруг ощутила всем телом, то-ли от осознания того, что если это существо, которое совсем недавно было человеком, не услышит ее, то ее жизнь прервется. Словно тонкая пульсация крови в вене, которую прокусит острый как бритва клык. Жизнь по капле покинет тело Алены вместе с кровью, насыщая нового зверя. Но пока еще не поздно — если еще не поздно — она должна во что бы то ни стало достучаться до замутненного сознания Волка. Помочь ему погрузиться туда, где он еще человек, отделить осознание себя как личности от инстинктов зверя. Она чувствовала, как он балансирует на грани, словно канатоходец над бездной. Но он хочет туда сорваться, сбросить с себя груз морали и несовершенство человеческого тела. Скользнуть в липкую тьму, так манящую своей вседозволенностью.

— Помнишь Тимура и Элю? — прошептала Алена.

Волка начало трясти. На частично покрытом шерстью лице выступил пот. Видно было, что внутри него происходит самая серьезная борьба за всю его жизнь — борьба между зверем и человеком, светом и тьмой. Он закрыл лицо руками и дико заорал. Этот крик срывался то на вой, то на рычание, но Алена слышала в нем и человеческие ноты. Из-за двери ему вторил десяток глоток, яростно воющих и рычащих. Дверь сотрясалась от ударов, но, похоже, они были не в состоянии ее сломать.

Волк рывком повернулся в сторону луны, раскинул руки со страшными когтями на пальцах и дико заорал, словно высвобождая скопившееся внутри напряжение. После этого он одним прыжком преодолел полкомнаты и скрылся в темном углу. Там он упал на пол и больше не двигался.

Лучи солнца освещали студию. Пока это были еще неловкие, неуверенные первые лучи, когда солнце только проснулось и робко выглядывает из-за горизонта, словно проверяет — ну что там, этот мир еще жив? Стояла оглушительная тишина, до писка в ушах. Алена вдруг осознала, что не встречала рассвет уже два года. И что это самый спасительный рассвет за всю ее жизнь.

Звери ушли с час назад, когда начали гаснуть звезды. Они чуяли предрассветный час, и в их вое слышалось сожаление об упущенной добыче. Впрочем, добыча не была упущена насовсем — просто ужин перенесли на следующий день.

Весь остаток ночи Алена просидела неподвижно, не сводя взгляда с Волка, который так и не пошевелился за все это время. Она не знала, жив ли он, и он ли это вообще, но проверять не хотелось. Сейчас ей не хотелось вообще ничего, кроме как чувствовать, как по щеке скользит приятный теплый луч света. Никогда раньше она так не радовалась ему! Оказывается, раскаленное солнце, способное убить, изжарить дотла, способно и даровать жизнь.

Алена наблюдала как солнечный луч очень медленно ползет по полу от бездыханного тела профессора к скрюченной в углу фигуре Волка. Когда свет коснулся его лица, фигура начала оживать.

Алена с замиранием сердца наблюдала за пробуждением Волка, словно за рождением человека. Он вытянул в сторону затекшую ногу, сгорбившись, уперся руками в пол. Лица его не было видно. Алена слышала, как тяжело и надрывно он дышал, словно пробежал пару километров по залитому солнцем песку. Волк медленно сел на колени, отдышался, не поднимая головы и встал, держась за стену. На его руках не было шерсти, а ногти были похожи на человеческие, только почерневшие и скрюченные — видимо, превращение не прошло бесследно для организма. От всей его фигуры веяло чем-то зловещим, но не так, как это было ночью или даже раньше. Что-то изменилось. Волк явно прошел какой-то рубеж, словно побывал за гранью, заглянув в такую бездну, из которой никто еще не возвращался. И это было как удар молотом. Побывав там, осознав свою глубинную звериную суть, он уже не мог остаться собой. Но и зверем он не стал, Алена это видела. Воспоминания о Эле спасли его, задержали в человеческом сознании. Но надолго ли?

Теперь Алена знала почему происходит трансформация. И если Волк остановил ее только усилием воли — неужели каждый сам принимает решение оставаться человеком или становиться зверем? Алена не хотела думать о том, что миллионы людей предпочли второй путь.

Волк, не глядя на Алену, пошатываясь побрел к двери. С каждым шагом было видно, как былая сила и уверенность возвращаются в его тело, но в том, что он больше не будет прежним собой Алена не сомневалось. Нельзя заглянуть в бездну и остаться собой. За эту ночь его тело и сознание дважды менялись, и бесследно это пройти не может.

Волк дошел до двери, с трудом откинул тяжелый засов, издавший пронзительный скрип, словно раненый зверь — дверь была изогнута внутрь. Алена ощутила, как все ее мышцы напряглись, когда Волк потянул за ручку, но за дверью никого не было. Поверхность двери была истерзана когтями, оставившими глубокие борозды в металле, пол был в следах огромных лап, оставленных на белом порошке. Волк задержал на них взгляд, и шагнул в проход, но там вновь остановился, словно вспомнил, что в этой комнате у него есть незавершенное дело. Он полуобернулся через плечо, так, что Алена увидела его посеревшее, но все еще человеческое лицо, со странно отстраненными и потухшими глазами. Он не смотрел на нее, но обращался к ней.

— В каждом из нас спит зверь, курьер, — промолвил он хриплым голосом. — Весь вопрос только в том, когда он проснется.

И он исчез в пустом коридоре. Алена еще долго слышала его тяжелые шаги по каменным ступеням лестницы.

Прошло пять минут, или десять, или час — она не знала. Она продолжала все так же сидеть на полу, сжимая в одной руке пистолет, оброненный ночью Волком, в другой призму. Ей казалось, что по ее телу проходят электрические разряды, судороги, словно мышцы сбрасывают накопившееся напряжение. Она понимала, что нужно вставать, но ноги не слушались. Хотелось зарыдать, упасть лицом в чьи-то теплые объятья, но во всем этом огромном безумном мире не было ни единого человека, кто мог бы ее понять. Только Ванька.

Мысли о брате заставили ее мышцы прийти в движение. Алена распрямила ноги и издала короткий вскрик от боли — все тело затекло. Она с трудом поднялась, помогая себе руками и растирая затекшие мышцы. В рюкзаке, брошенном Волком, она нашла с пол литра воды и жадно осушила сразу половину. Выглянула в окно — Волка уже не было видно. Алена осторожно вышла в коридор и спустилась по лестнице вниз.

Солнце освещала мертвый город, бросая длинные тени домов на желтый песок, усыпавший асфальт. Когда-то давно Алене нравилось читать про пустыни, про их обитателей, и про тех, кто их покорил. Сейчас же она понимала — пустыню нельзя покорить. В ней можно только выживать до поры, пока она не решит, что время, отпущенное тебе, прошло. И тогда она покорит тебя.

Впервые она видела город таким ранним утром. Казалось, солнечные лучи должны были пробудить его к жизни, как бывало много лет назад, но Алена понимала — город мертв раз и навсегда. Само слово жизнь, казалось, утратило смысл. Единственное место во всем городе, где этот смысл еще был — ВДНХ. Там, возможно, был Ванька, и там ее ждала еще более неведомая опасность, чем Звери или Волк. Путь туда займет несколько часов, а уже сейчас ей хотелось просто упасть на песок от усталости.

Алене захотелось заплакать от бессилия, осознавая, насколько ничтожны ее попытки. Она словно песчинка, бросившая вызов пустыне. Ей представлялся хохочущий ураган, за секунду поднимающий в раскаленный воздух тонны песка и сдувающий ее, разрывающий на молекулы, уничтожающий саму ее суть. Что она могла сделать против этих сил?

Но может ли она не попытаться? Если не пойти за Ванькой, тогда зачем это все?

Самый темный час перед рассветом, вспомнились ей слова Игоря. Вот только кто знает, может ее самый темный час еще впереди.

Песок приглушал звуки и без того мертвого города. Километры тянулись за километрами. Ослепляющее солнце уже успело раскалить воздух, и с Алены ручьем лился пот, но она этого не замечала. Видимо из-за усталости лучи дневного светила сегодня воспринимались особенно болезненно, и Алена, давно потерявшая очки, прикрывала глаза рукой. Она прошла площадь белорусского вокзал, ранее полную людей и цветущих деревьев, теперь же занесенную песком, из-под которого изредка виднелись сожженные солнцем стволы лип. Вокзал провожал Алену взглядом побитых окон, словно немым осуждением — что ж вы, мол, люди, не сохранили эту красоту. Алена очередной раз пересекла усеянное остовами машин третье транспортное кольцо, минула Сатирикон. Повсюду царила абсолютная мертвая тишина. Пустые дома, которые были свидетелями того ужаса, что происходил здесь по ночам, сейчас угрюмо смотрели ей вслед. Но Алена не замечала всего этого.

Шаги не отражались эхом от домов, вместо этого их сопровождал шелест песчинок, пересыпающихся под ботинками Алены, перемешивающихся друг с другом, словно в песчаных часах, неумолимо отсчитывающих время. От жара и этого абсолютного беззвучия мир периодически становился нереальным и плыл, словно мираж. В горле пересохло, словно пустыня проникла внутрь Алены и захватывала её тело сантиметр за сантиметр. Сначала обветриваются губы, и ветер задувает в глаза мелкие песчинки, стекающие по щекам с остатками слез — организм уже начинает беречь жидкость. Потом песок скрипит на зубах. Следующее на очереди — пересохшее горло. Но пустыня не останавливается, она продолжает свой медленный, но неумолимый захват. И вот уже взгляд затуманивается, а перед мысленным взором проплывают водоемы и реки. Это первый признак того, что пустыня подошла к последнему рубежу — разуму. И рано или поздно она овладеет им. Алена не питала иллюзий. Человек слаб, природа победила. Как ни крути — пустыня свое возьмет.

В горле пересохло, пить хотелось нестерпимо. Один раз она даже увидела мираж. Чудесное озеро чистейшего бирюзового цвета парило над проспектом. Казалось, оно не так далеко, но сколько Алена не шла к нему, шатаясь от усталости, оно не приблизилось ни на шаг. Она не понимала сколько она прошла и сколько идти еще. Казалось, вокруг ничего не меняется — одинаково мертвые дома и пустые улицы, занесенные барханами желтого песка. Только нарастал звон в ушах от опустошающей всеобъемлющей тишины.

И в этой закладывающей уши звенящей тишине Алена впервые за много дней ощутила, как она одинока. В этом бескрайнем, но при этом невыносимо пустом мире, она осталась совершенно, абсолютно одна.

Зачем идти? Зачем жить? Если мир так пуст и жесток, зачем все это? Неужели мы здесь для того, чтобы страдать? Пройти такой путь от рождения через всю жизнь, чтобы понять это? Пройти полгорода по раскаленным пескам, чтобы понять, что не способна сделать того, ради чего шла?

Алена упала на колени, и разрыдалась. Она вскинула голову, и, не в силах больше сдерживаться, закричала в пустоту пустыни:

— Зачем?!

Ее голос многократным эхом отразился от пустых домов и унесся вдаль, словно стены играли звуком ее осипшего голоса, как мячиком. Пустые, мертвые стены, не способные помочь ей.

Она упала на песок и провалилась в забытье. Город исчез, провалившись в туман. Алене снилась вода, много воды. Она купалась в ней, пила жадными глотками и никак не могла напиться. Она сама была водой. Прекрасной, легкой и текучей, волшебно-бирюзового цвета, мягкой, но способной точить камень. Это был ее личный рай.

Но как только она выныривала из забытья — накатывала боль. Открыв глаза, она видела все тот же бесконечный песок. Ветер плавно засыпал Алену песком, и она подумала, что скоро станет одним из барханов, и никто об этом не узнает.

Ее взгляд затуманивался. Промелькнула мысль о том, что надо встать и идти, но сколько Алена не пыталась сосредоточиться на ней, она не могла вспомнить — куда и зачем.

Миражи неспешно проплывали мимо, сливаясь с окружающей картиной мертвого города и убаюкивали. Очень хотелось уснуть, и Алена никак не могла понять, почему где-то на границе сознания вертелась отчаянная мысль «не засыпай!». Она пыталась отогнать ее, но мысль становилась все навязчивей. Вырванная из забвения назойливой мыслью, Алена с трудом разлепила глаза, и сквозь мутную завесу тумана сна увидела размытую фигуру, парящую над песком. Она приближалась к лежащей на песке Алене, и от этой фигуры веяло чем-то родным и близким.

— Ванька… — прошептала Алена растрескавшимся от жажды губами.

Лицо брата склонилось над Аленой. В распахнутых глазах небесное спокойствие, на губах легкая ласковая улыбка. Ванька неосязаемое коснулся ее лица рукой, словно счищая песок, который успел накидать на нее ветер.

— Тебе пора идти, — услышала Алена его голос, но он прозвучал не снаружи, а внутри нее. Алена моргнула и увидела силуэт Ваньки уже в нескольких метрах от себя Он протягивал к ней руку, словно призывая. И в этом жесте уместился весь тот мир, который Алена так любила. Мир, где есть жизнь, любовь, вода, человеческое тепло. Где среди зеленых лесов текут чистейшие реки, где солнце не выжигает глаза, а ласково греет, где существа одной с тобой крови не пытаются тебя сожрать.

Алена протерла глаза. Перед ней лежал раскрытый рюкзак, из которого виднелась призма. Она светилась теплым светом и от нее исходил жар.

Мертвый мир по-прежнему безмолвно наблюдал за ней. Пустые дома, словно стервятники, молча стояли поодаль и ждали, когда Алена перестанет двигаться. И тогда они заберут ее душу. Алена поняла — если она не встанет, для нее закончится даже этот мир, безумный и жестокий.

Подул новый порыв ветра, приносящий вместо облегчения порцию раскаленного жара. Он закрутил небольшой вихрь на том месте, где остался отпечаток лежащего тела, словно злился, что упустил добычу. Ветер заметался вокруг, ища свою жертву, поднимая в горячий воздух одинокие песчинки, и, наткнувшись на свежие следы, уходящие цепочкой на северо-восток, бросился в погоню. Но его хватило ненадолго, и его порыв быстро угас. Вместе с ним на оставленные в песке глубокие следы упала горсть песчинок, поднятых ветром. Словно опоздавшие на свой рейс пассажиры, они наблюдали, как вдаль уходит человек, упрямо пробивая тропу в пустыне. Сейчас она отпустила жертву. Впрочем, пустыня знал, что рано или поздно она возьмет свое.

Алена стояла на пустой площади. Точнее, раньше это было площадью, покрытой плиткой, сейчас же это была пустыня, и плитка была на глубине многих метров под слоями песка. Алена не бывала на ВДНХ больше года, и ее поразило то, что сделала пустыня с этим местом. Площадь занесло очень сильно — огромная арка перед Аленой уменьшилась раза в два. Впрочем, она и сейчас выглядела монументально, возвышаясь над барханами, с которых ветер сдувал пыль.

Что делать дальше было непонятно. Зиновьев не говорил про конкретное место. И вдруг Алена подумала — а что, если ученый ошибся? И здесь нет Светляков? А что, если здесь нет Ваньки? Но она тут же отбросила эти мысли. На новый переход ее сил точно не хватит. Так что это финал, и он случится здесь. С этими мыслями Алена вошла под арку.

Раньше, когда здесь еще росли деревья, стояли скамейки и над ними возвышались фонарные столбы, площадь и то казалось огромной. Сейчас же, когда скамейки и даже столбы покоились на глубине нескольких метров под песком, ничто не мешало обзору, и площадь выглядела как бескрайняя пустыня, с возвышающимся вдали шпилем центрального павильона, нижние ярусы которого также скрывались под песком. Алена решила направиться к нему, как к единственному ориентиру.

Обойдя павильон и не заметив ничего особенного, она миновала место, где раньше был фонтан дружбы народов — воспоминание о журчащем фонтане свело горло судорогой — прошла мимо полузасыпанной ракеты «Восток» и взяла правее, обходя торчащую крышу очередного павильона. Дальше была лишь пустота. Бескрайняя пустыня, с возвышающимися вдали серыми домами. Алена остановилась. Сил идти не было, да и непонятно было куда идти. Сколько не иди, все равно придешь к полному одиночеству в центре бескрайней пустыни.

Спину стало припекать, словно лучи солнца пропустили через увеличительное стекло. «Призма» — внезапно подумала Алена. Она сняла рюкзак с плечи, расстегнула молнию и аккуратно, чтобы не обжечься, извлекал призму. Она вновь светилась теплым светом, источая жар, и Алена на всякий случай держала ее на вытянутой руке. Она чувствовала, как в теле закипает злость. Там, внутри этого кристалла, был ее враг. Он или ему подобные похитил Ваньку, или, возможно, убил. И наверняка этот враг знал куда ей идти. Только вот как его спросить?

Алена чувствовала ненависть к этому кристаллу, к миру, который ее окружал. И это пугало ее. Она вспоминала Волка. Перед глазами всплыло обезображенное лицо, налитые кровью глаза и торчащие из-под обезвоженных губ клыки. Неужели ненависть делает это с людьми? Неужели ей тоже это предстоит?

Внезапно под ногами что-то хрустнуло. Алена носком ботинка разгребла песок и блик солнца на миг ослепил ее. Внизу было стекло. Пока Алена соображала, что это может быть, стекло еще раз издало треск, и по нему, словно молния, пробежала трещина. Внезапный сильный порыв ветра разогнал песок под ее ногами, и она осознала, что стоит на стеклянной крыше павильона. Стеклопакеты под ее ногами покрылись паутиной трещин, и Алена почувствовала, как они прогибаются под весом ее тела.

«Еще чего не хватало…» — успела подумать Алена, прежде чем стеклопакет рассыпалось и она, вместе с россыпью стекол, искрящихся в лучах солнца, провалилась во мрак.

Падение было столь же быстрым, сколь и неожиданным, но — недолгим. От усталости Алена даже не успела испугаться. Снизу прилетел удар, резкая боль пронзила тело, дыхание перехватило. Алена почувствовала, что сползает с твердой поверхности и попыталась ухватиться руками за какую-нибудь опору, но не успела, и вновь провалилась в пустоту. Следующий удар последовал практически тут же, из чего она сделала вывод что пролетела всего пару метров. Она вновь упала на наклонную поверхность, которая помогла сгладить приземление, и покатилась вниз. Алена наугад шарила руками по гладкой поверхности, но зацепок не было. Она зажмурилась в ожидании нового удара, и через мгновение он последовал, погрузив сознание во тьму.

«Проснись!»

Боль. Боль существовала в ее сознании, но была отделена от тела — Алена могла наблюдать ее, чувствовала, что она находится где-то рядом и ждет. Чего? Алена попыталась рассмотреть боль подробнее, но такая концентрация сознания потребовала слишком большого расхода ресурсов организма, и внимание мгновенно рассеялось. Как у ребенка, которого взрослые пытаются заставить учить ненужные уроки. К чему, зачем? В этой мягкой пустоте так приятно парить! Было ощущение, словно плывешь в теплом киселе. Единственное, что смущало — это запах. До обоняния Алены еле уловимо доносился до боли знакомый неприятный звериный запах, только она никак не могла взять в толк откуда он здесь. Неспешное течение плавно несет твое сознание… куда? Алена задумалась. Она что-то должна была сделать в том, одиноком и мертвом мире. Но туда так не хочется возвращаться!

«Проснись!»

Алена попыталась сосредоточиться и увидела, как луч света медленно прорезает тьму. Поначалу она подумала, что это солнце пробивается сквозь запыленные стекла, но потом с удивлением обнаружила, что ее глаза закрыты. Алена сообразила, что это был луч сознания, пробирающийся сквозь вязкую пелену, в которой она парила.

Лучи согревал лицо. Откуда-то сверху лился теплый свет. В голове словно стоял туман, мысли путались, пустота и тишина внутри нарушалась лишь слабым звоном в ушах. Алена открыла глаза.

Она лежала под гладкой сферой несколько метров в диаметре, с которой только что скатилась. Выше над ней на тросах висел макет космического спутника, спасшего ее от более жесткого падения. И над этим всем зияла яркая дыра в небо, обрамленная осколками разбитого окна. Оттуда сыпались мелкие песчинки, сверкая в солнечном свете то ли как снег в лучах фонарей, то ли как падающие звезды. Алена подумала, что за долгое время это самое красивое что она видела. Песчинки падали в темноту, растворяясь, словно их никогда и не было.

Алена аккуратно покрутила головой. Она оказалась в просторном павильоне со стеклянным потолком, засыпанным песком. Свет проникал только в дыру, в которую она провалилась, остальное тонуло во мраке. Впрочем, этого рассеянного света хватало чтобы рассмотреть некоторые детали.

Алена никогда раньше не видела стеклянный потолок под песком — это выглядело словно произведение авангардного художника. И вместе с тем возникало ощущение, словно она провалилась в потусторонний мир. Пространство вокруг как бы намекало на это.

Тут и там к потолочным балкам на тросах были повешены макеты космических шаттлов и спутников. Дальше из темноты неясно проявлялись огромные шары, похожие на планеты. «Вот он какой, внутренний космос» — пронеслось у Алены в голове. Провалилась в собственный внутренний космос…

Это же надо было так неудачно попасть! Алена была уверена, что в обычный день ее внутреннее чутье подсказало бы что впереди опасность, но сейчас, когда организм был на стадии изнеможения, чутье отказывалось работать. Ангел-хранитель перетрудился за последние дни, он наверняка уже давно нервно курил в сторонке, сорвав голос, предупреждая Алену об опасностях.

Так, нужно понять степень повреждений. Алена не чувствовала резкой боли, но знала по опыту, что боль придет позже. Сейчас адреналин бушует в крови, не давая ей почувствовать повреждения. Сейчас он успокоится, и боль нахлынет волной в поврежденные части тела. Не дай бог ноги или позвоночник, тогда сразу смерть…

Леденея от страха, она аккуратно пошевелила пальцами ног и рук, затем медленно согнула конечности в суставах — все работало, правда с сильной болью, но, похоже, переломов не было. Было тяжело дышать, возможно она все-таки повредила ребра. «Главное, чтобы не позвоночник» — вновь мелькнуло в ее голове. Очень аккуратно Алена повернулась на бок, а затем и на спину. Тело мгновенно отозвалось болью, но Алена уже поняла, что все кости целы. Попытка встать отозвалась лютой болью, и у нее потемнело в глазах, а шум в ушах усилился. «Только не потерять сознание, только не…» — успела подумать она, прежде чем снова провалилась в мрак.

«Проснись!»

Боль вернулась вместе с проблесками сознания. Теперь Алена поняла, чего ждала боль — осознания. «Наверное, так буддийские монахи усмиряли телесные ощущения» — мелькнула у Алены.

«Да, именно так» — негромко прозвучало у нее в голове. Голос был явно не ее, но у Алены было слишком мало сил чтобы этого испугаться или даже сосредоточить на нем внимание. Все, что сейчас было важно — она откуда-то знала это — как можно быстрее вернуться в сознание. Вот только как?

Алена вспомнила луч света, и стала стараться его представить. Вот он вырывается из темноты, пока слабый, неуверенный, но постепенно набирающий силу, как набухающие почки весной на дереве. Луч становится объемнее, занимает все больше пустого пространства, освещают тьму, вытесняет ее из сознания. И постепенно возвращается боль. Но Алена рада ей — значит, она жива. Алена сделала судорожный глубокий вдох, словно вынырнула из глубины, и закашлялась.

Она отметила, что больше не ощущает тепло на лице. С трудом разлепив глаза она увидела все ту же дыру в небо над собой. Она не знала сколько прошло времени, но солнце ушло в сторону, и лучи света падали под углом, постепенно отдаляясь от Алены. И тут она снова уловила запах, и ее словно током пронзило. Звери! Они здесь! Алена обвела глазами пространство, и поняла, что лежит уже почти на границе света. Она не видела и не слышала никого за кругом света, но чувствовала, что рядом кто-то есть. Нужно было двигаться.

Аккуратно, чтобы не вызвать новый болевой шок, он передвинула одну руку, потом другую, и только теперь поняла, что потеряла призму. Быстро окинув взглядом освещенное пространство, она убедилась, что кристалла рядом нет. «Это проблему мы решим позже» — подумала Алена. Сейчас ее задачей было держаться света.

Тело работало, хотя и с трудом. Дальше очередь ног. Сдвиг на лишних пару сантиметров моментально вызвал резкую боль в спине, поэтому ускориться не получится. Экспериментальным путем Алена определила в сантиметрах радиус действия конечностей, и передвигала только в рамках границ боли. Упираясь руками и ногами в пол, сдвигала тело на несколько сантиметров, от чего лоб моментально покрывался испариной от напряжения. Затем переводила дух, сдвигала поочередно руки и ноги, и повторяла по новой. Эти передвижения забирали остатки сил, боль ежесекундно грозила скинуть в пучину беспамятства, но Алена понимала, что это единственный выход. Думать о том, что будет когда сядет солнце не хотелось. Через несколько минут она достигла центра круга и почувствовала себя в относительной безопасности. Но на этом силы иссякли, и она вновь провалилась в липкую тьму.

«Проснись!»

В этот раз сознание возвратилось быстрее, словно что-то подталкивало его. Алена выплыла из мрака с мыслью что нужно ползти. Она снова лежала на краю светового пятна.

«Иди на свет!» — снова услышала он голос в голове, далекий, словно он звучал на границе сознания. Голос был обезличенный — невозможно было определить женский он или мужской, про него нельзя было сказать, что он высокий или низкий. Скорее, это была информация в чистом виде, приходящая откуда-то извне. И снова Алене послышался высокочастотный писк в ушах, словно пронзающий голову тонкой струной.

— Но я же и так на свету… — произнесла Алена ссохшимися губами.

Хотя голос прав — надо двигаться. Алена снова собрала волю в кулак и сдвинула правую руку на несколько сантиметров. Интересно, это все вообще имеет смысл? Куда она вообще ползет? Как ни крути — солнце скоро сядет, а есть ли вообще выход в той стороне, куда движется световое пятно — неизвестно. Похоже, ничего особо не изменилось. Как и раньше, Алена не могла ответить на вопрос смысла дальнейшего движения. Для того, чтобы куда-то двигаться, нужен был ориентир. Но вокруг была лишь тьма.

«Прости, Ванька, — подумала Алена, — Похоже, мне не удастся тебя спасти…»

Она вспомнила сказку про сестрицу Аленушку и братца Иванушку, которого унесли гуси-лебеди на съедение злой ведьме. Весь ее путь был похож на эту сказку, только ничего сказочного в нем не было, только суровая реальность. В сказке Аленушке помогали то речка, то печка, то еще кто-то. А кто поможет ей?

«Иди на свет!» — снова пронеслось в голове Алены. Она повертела головой и вдруг заметила, в глубине темного павильона свет. Он был необычно чисто белого цвета, хотя и светил достаточно тускло. Этот свет что-то ей напоминал, но она никак не могла сосредоточиться на этой мысли и понять, что именно. Новое напряжение мышц, усилие — и правая нога сдвинута на несколько сантиметров. Иди на свет… Для нее светом был Ванька. На этот свет она готова была идти даже сквозь самую лютую тьма.

Еще усилие. Тело сдвинулось еще на пару сантиметров.

Время не ощущалось, Алена не могла с уверенностью сказать, двигалась ли она к центру пятна десять минут или час. Периодически сознание пыталось отключиться, и она вновь скатывалась в мрак, словно по скользкой ледяной горке. Там, внизу, тьма мягко облепляла, тело наливалось свинцом, словно кто-то накрывал его тяжелым одеялом. Здесь совершенно ни то, что двигаться, не хотелось даже мыслить. Любая попытка сосредоточения требовала колоссальных затрат энергии.

И вновь тьму мягко осветил луч света. Алена уже была уверена, что этот свет живой. Даже не так — этот луч был лучом внимания какого-то разумного существа, которое наблюдало за Аленой. И снова на границе сознания раздался далекий, но явственный высокочастотный писк.

«Кто ты?» — спросила Алена во тьму. Если этот луч разумен — ответ придет, решила она. А если не придет, то ничего страшного. Хуже-то все равно не будет.

Ответа не последовало, зато на Алену с новой силой навалилась слабость. Тягучая, вязкая субстанция заливала ее сознание. Глаза слипались, клонило в сон, при этом Алена понимала, что она и так спит и ее физические глаза закрыты. Она хочет заснуть во сне? Что это означает?

Ответ пришел быстро. Смерть. Это означает смерть, Алена. И если ты сейчас не приложишь все усилия, ты больше не проснешься. Больше не будет Ваньки, воспоминаний о мороженом на набережном и теплых руках Дениса. Не будет солнца, ветра, неба, не будет даже вездесущего песка, хотя казалось бы — уж он-то есть везде. Не будет больше ничего, только вечная тьма.

Невероятным усилием воли Алена собрала свое внимание и направила всю энергию на одну задачу: вынырнуть из тьмы. Ей казалось, что на находится где-то глубоко под водой, и до поверхности далеко. И хотя тьма окружила ее, она почувствовала, что внимание того, неизвестного существа, поддерживает ее и не дает погрузиться во тьму.

«Кто ты?» — вновь спросила Алена. На этот раз она услышала ответ.

«Я — свет» — пронеслось в ее голове.

«Разве свет может быть живым?» — удивилась Алена.

«В этом мире, который вы считаете мертвым, все живое.»

«Даже тьма?»

«Даже тьма.»

Сознание Алены продолжало медленно парить в бесконечной черноте. Его уже не пыталось засосать вглубь этой тьмы, словно оно зацепилось за диалог с существом. Алена отстраненно подумала, что вообще-то этот диалог происходит в ее голове, и, похоже, у нее развилась шизофрения. Впрочем, в мире, превратившемся в мертвую пустыню, в котором люди становятся зверьми, шизофрению можно считать нормой. По крайней мере уж лучше разговаривать с голосом в голове, чем превратится в зверя, пожирающего себе подобных.

На Алену нахлынула волна тошнотворного запаха гниения и немытого зверя, и ее сознание стрелой пронзила мысль: Звери! Адреналин выплеснулся в кровь, и она моментально вернулась в сознание, успев заметить за границей света мелькнувшую тень. Знакомый звук когтей о кафельную плитку пола заставил тело вздрогнуть и придал сил. Алена начала судорожно ползти к центру пятна. Главное держаться на свету как можно дольше! А потом… Если ей повезет — она доберется до выхода. А что там, снаружи? Голая пустыня. Куда она денется с неработающими ногами, когда наступит ночь? Правда, скорее всего ей не повезет и до выхода она добраться не успеет. Солнечный свет истончался и приобретал кровавый оттенок, угол его падения увеличивался — солнце клонилось к закату. Что делать, когда свет исчезнет? Алена вспомнила про пистолет Волка, достала его и посчитала патроны. Девять. Она будет отстреливаться до последнего. Но девятый патрон прибережет для себя. Уже лучше так, чем быть заживо сожранной.

Алена огляделась и снова заметила белый призрачный свет в конце павильона. Видимо, это светилась призма, при ударе отлетевшая так далеко. Похоже, профессор был прав, и кристалл, наполненный энергией, превратился в аккумулятор, но чего Зиновьев не сказал — так это того, что во тьме призма испускает свет. И если он был прав, и этот свет сродни солнечному, значит Звери должны его бояться. И тогда у Алены есть шанс.

Глядя на истончающиеся солнечные лучи, льющиеся сквозь разбитое окно, Алена поняла, что не успеет добраться до призрачного света. Солнце сядет раньше. Уже сейчас она слышала нетерпеливое рычание из темноты. Звери обступали ее круг, зная, что добыча никуда не денется. Пока Алена их не видела, они словно акулы кружили вокруг ее лодки, утопающей в бескрайнем океане мрака. Жаль только, что на этой лодке не поставить парус.

Алена сжала в руке пистолет и вздрогнула. Может, от игры света и тени, может от усталости, но ей показалось что ее рука изменилась. Как-будто она стала грубее, темнее, и ногти слегка удлинились и загнулись. Она встряхнула головой, прогоняя прочь видение. Сейчас сосредоточиться на главной задаче.

До источника белого света оставалось метров пятьдесят. Ей не добраться. Солнце явно сядет раньше. Вот если бы здесь была дорожка света…

И тут Алену осенило. Ну конечно! Дорожка света! Она даже удивилась что не догадалась до этого раньше. Алена аккуратно перевернулась на спину, сняла пистолет с предохранителя, выбрала окно и нажала на спусковой крючок.

Выстрел прогремел оглушительно громко, отдача мгновенной болью разошлась по телу. Алена услышала свой собственный крик, и поняла, что резкая боль скинула ее сознание в пучину забвения. «Только не сейчас» — успела подумать она. Уже за границами осознания она услышала звук бьющегося стекла и поняла, что у нее получилось, но обрадоваться не успела — тьма нахлынула, словно океанская волна, снося последние защитные барьеры разума.

Осколки красиво блестели в лучах солнца, плавно кружась в вихре, словно танцуя вальс. Алена даже услышала отдаленные звуки оркестра. Нежные скрипки, мощные валторны, тягуче-глубокие виолончели задавали ритм этому танцу. Под их музыку осколки то взмывали в лучах света, то опадали вот тьму, словно были живым воплощением танцора. Зрелище завораживало, приковывало все внимание, затягивало внутрь. Алена отдавала себе отчет, что видит это не в реальности, хотя сейчас ей сложно было понять — где же истинная реальность? По крайней мере в этой ей очень легко и спокойно, не считая назойливой мысли о том, что она что-то не доделала в том, другом мире.

Сквозь раму окна, обрамленную осколками, проливался искрящийся свет.

«Разрушение рамок ведет к высвобождению энергии».

Снова этот голос в голове.

Алена вспомнила слова Волка. Мы — венец творения. Но мы не творцы, мы разрушители.

«Почему мир так устроен?» — спросила Алена в пустоту.

«Старое отмирает, давая место новому. Нельзя создать новое, не разрушив старое. Это очищение.»

«Поэтому мир решил уничтожить человека?»

«Мир ничего не решал. Это решил сам человек.»

«Человек? Разве может человек влиять на целый мир? Исчезло все, что я любила! И никто до сих пор не может понять, что произошло!»

«Этот мир есть реакция на ваше сознание. Вы не хотите этого понять, вытесняете эту информацию. Все, что происходит — результат ваших мыслей и действий.»

«Это невозможно! Мы бы ни за что не уничтожили мир, который так любим!»

«Но вы это сделали.»

«Откуда взялась пустыня?»

«Посмотри внутрь себя, и ты найдешь там ответ. Пустыня внутри вас. Вы сами породили ее.»

Ответы невидимого собеседника сотрясали сознание Алены, парящей в бесконечном ничто. Люди породили пустыню? Как это возможно?

«Ненависть. Ненависть в душах людей. Вы выжигаете себя изнутри этим чувством. Мы не оставляете в себе любви. Вы сами превращаете себя и свой мир в пустыню.»

Алена ощутила жжение в груди и внезапно осознала, что голос прав. Она старательно выжигала себя все это время, веря, что лишь так можно выжить. Но возможен ли другой выход? И как может мир меняться от нашего внутреннего состояния?

«Человек всегда ищет виноватых вовне. Но все землетрясения, наводнения, войны, катаклизмы — все это не просто дело ваших рук. Это результат ваших мыслей. Только вы ответственны за то, что происходит на планете.»

Разум Алены отказывался принимать эти ответы, но сейчас он был слаб, и Алена могла в полной мере прочувствовать эту информацию своей другой, более глубинной частью. Эта часть не анализировала, не сопротивлялась. Она откуда-то знала, что все, что говорит голос — правда.

«Вы привели мир в состояние, в котором вы сами не способны жить. Мир трансформируется, очищаясь от лишнего, словно сбрасывает старую кожу. Сейчас лишнее — вы. Все меняется, и человечество тоже.»

«А как же Звери? Откуда они взялись?»

«Ты уже сама знаешь ответ на этот вопрос.»

Алена задумалась. Что она знает про зверей? Они живут во мраке, убивают все, что видят. Она видела, как Волк почти превратился в одного из них. Неужели?..

«Звери — олицетворение вашей темной сути. Все то, что вы в себе скрываете. То, что есть в каждом из вас. Звериная натура, жажда разрушать.»

Как сказал голос? Человечество меняется…

«Но как мы могли ими стать? Это какой-то вирус?»

«Этот вирус — ваши мысли, ваш выбор. Выбирая темную сторону, вы сами того не замечая скатываетесь в состояние диких зверей. Форма меняется под воздействием мыслей.»

Алена вспомнила превращение Волка.

«Ты хочешь сказать это наш добровольный выбор?»

«Человек — единственное существо на этой планете, которому дано право выбирать. Творить или разрушать, дарить жизнь или убивать. Вы с одинаковым успехом способны создать здесь как рай, так и ад. Выбор очевиден.»

«А как же мы? Те, кто остался?»

«Вы пока еще не определились. Но это ненадолго.»

«Значит, выбора все-таки нет? Мы все станем Зверьми?»

«Нет. Выбор есть всегда.»

Алена вспомнила странное щемящее чувство в груди при виде темноты. Это были страх, ненависть к зверям, чувство опасности. Но там было еще что-то, и она долго не могла понять, что же. Сейчас она поняла — эта та ее часть, которая годами скрывалась под маской человека, признать существование которой она панически боялась. Боялась потому, что однажды эта часть может вырваться наружу и завладеть разумом.

Она так тщательно скрывала ее под налетом человечности, разумности и морали, что она проявлялась лишь изредка в моменты опасности. Звериное чутье, безошибочно подсказывающее как действовать в критических ситуациях, обостряющее обоняние, слух, делающее мышцы более эластичными и сильными. Это было манящее состояние свободы, которому так сложно сопротивляться. Но на другой его стороне, там, за гранью, было изменение тела, жизнь во мраке, поедание себе подобных. Свобода ценой солнечного света, чужих жизней, простых радостей жизни. Алена наконец признала своего внутреннего зверя, и сейчас впервые смотрела ему в глаза, задавая себе вопрос: а свобода ли это?

Если есть тьма, должен быть свет — вспомнила она слова Игоря.

«Помни — выбор есть всегда. Решать только тебе.» — прозвучал Голос.

«Но какой выбор? Стать зверем и поедать себе подобных или остаться человеком и превратиться в добычу?»

«Сейчас ты познала свою темную суть. Теперь ты готова познать светлую.»

Алене казалось, что она начала понимать, о чем говорит Голос, но картинка не складывалась. Не хватало еще одной детали пазла. Есть разрушенный человеком мир. Есть Звери. Но ведь есть еще и Светляки. Словно электрический разряд прошел по сознанию Алены.

«Кто ты?» — повторила она.

«Сейчас это не имеет значения. Позже. Сейчас имеет значение то, что твоя темная часть пришла за тобой. Проснись!»

В покой бессознательного внезапно вторгся запах немытого тела зверя. Алена почувствовала, словно ее сознание, как поплавок, взлетает к поверхности из темных глубин, словно кто-то помогает ему заботливой невидимой рукой. Она стремительно неслась к поверхности разума, и вместе с этим увеличивалась тревога и боль. А также запах.

Алена почувствовала зловонное влажное дыхание на своем лице и распахнула глаза. прямо перед собой она увидела оскаленную морду зверя. Сморщенная морда, отдаленно напоминающая человеческую, частично поросшая жесткой шерстью, ощетинившаяся клыками пасть, из которой капает слюна. «Неужели это был человек? Неужели он выбрал вот это?» — пронеслось в мозгу Алены. Она смотрела прямо в янтарные глаза цвета полной луны, наполненные яростью и жаждой крови. Она видела подобный взгляд лишь однажды, когда в детстве по телевизору показывали передачу про серийного маньяка. Зал суда, он за решеткой. Крупный план, Алена увидела его глаза и отшатнулась. Они были абсолютно спокойны, но внутри было что-то гипнотическое, словно изнутри хищная змея смотрела на жертву. Абсолютно безжалостный, пронзающий взгляд, не оставляющий даже намека на выживание при встрече в темной подворотне. Ни любви, ни жалости. В этом взгляде была полная обесцененность человеческой жизни. Нет личности, нет уникальности, есть добыча. Ты просто кусок мяса до поры до времени передвигающийся по планете, любящий, страдающий. Но только пока не встретишься с этим взглядом. Алена тогда очень порадовалась что между ними решетка и экран телевизора, но даже несмотря на это она ощущала взгляд убийственных глаз. Сейчас же между ней и этими глазами не было ни малейшей преграды.

Зверь зарычал ей в лицо и распахнул пасть, готовясь сомкнуть клыки на тонкой шее. Пахнуло зловонием и запахом смерти. Алена судорожно вскинула пистолет, ткнула стволом в шерсть и нажала спуск. Зверь завизжал, брызнула кровь, и Алена окончательно пришла в себя, вырвавшись из мрака забвения. Круг света сместился, и она лежала практически полностью во тьме. Безумным напряжением всех мышц она перекинула тело в пятно света, услышав, как лязгнули когти по тому месту, где она была мгновением раньше.

Алена отдышалась. Она больше не могла позволить себе передышку — это было смертельно опасно. Но отключки сознания пошли на пользу — хотя тело нещадно болело, руки двигались бодрее.

Алена почувствовала, что лучи солнца слишком сильно жгут ее кожу. Такого быть не могло, ведь солнце уже клонилось к закату. Это вызвало смутную тревогу, и Алена мысленно прошлась вниманием по ощущениям в теле. Запахи чувствовались острее. Возможно, это было связано с тем, что рядом был Звери, но что-то внутри подсказывало ей, что дело в другом. Алена осмотрела руки и вновь обратила внимание, что ногти увеличились еще больше. Теперь ей не казалось — она вспомнила превращение Волка. «В этом мире больше не осталось ничего, кроме ненависти…» Сколько потребуется времени для превращения? Волк тогда смог сохранить рассудок, но надолго ли? В любом случае, пока есть время — она будет двигаться.

Алена отметила, что ее выстрел, приведший к последнему обмороку, попал в цель. В стеклянной крыше, засыпанной песком, который мешал проникновению света, теперь виднелись два прямоугольных проема, из которых на пол под углом падали пусть и слабые, но такие живительные лучи. Рядом с ее пятном света появилось второе. Алена переползла в него, стараясь не обращать внимания на рычание зверей вокруг. Сейчас нужно полностью сосредоточиться на своей цели.

Сколько осталось патронов? Было девять, один выстрел пришелся в окно, другой в зверя, оставившего следы крови и уползшего во мрак. Значит, еще семь. А лучше шесть — все-таки, один патрон она решила приберечь. Это тоже выбор, подумала она. Пусть и не тот, который я бы хотела.

Алена перевернулась на спину и прицелилась. Нужно рассчитать так, чтобы патронов хватило ровно на столько окон, чтобы добраться до света. Она задержала дыхание — лишь бы не промахнутся — и вновь нажала на спуск. Окно взорвалось брызгами стекла и песка, закрывающего солнечный свет. Лучи упали на пол, осветив путь. Из нового пятна с визгом отпрыгнуло несколько зверей. Ее тропа к свету удлинилась еще на несколько метров. А значит, появляется шанс сделать новый выбор — выбор жить.

В последующие полчаса она стреляла еще пять раз. Каждый выстрел сопровождался брызгами стекла и песка, а на полу появлялось новое пятно света. И каждую минуту эти пятна удлинялись, при этом делаясь более тусклыми. Солнце неумолимо клонилось к закату.

Казалось, вместе с солнцем уходят и последние силы. Алена с трудом передвигала тело, сотрясаясь от боли каждый раз, когда нажимала курок. Сознание держалось непонятно каким чудом, ежесекундно грозя покинуть свою обладательницу.

Звери как будто чуяли это, и, словно стервятники, кружащие над умирающей жертвой, с каждым разом подходили все ближе к кругу света, в котором находилась Алена. Они таращили из темноты налитые кровью глаза и щелкали клыками, воздух был наполнен их утробным рычанием. Алена вдруг вспомнила Хому Брута из мистической повести Гоголя Вий. Он также сидел в круге, обведенном мелом, а со всех сторон толпились чудища, не видящие его в этом круге.

Казалось, противостояние тьмы и света достигло своего пика. В центре круга — все то человеческое, что пытался сохранить этот умирающий мир в лице Алены. А вокруг — полчища исчадий ада. Неужели это бывшие люди? Алена не могла в этом поверить, даже помня преображение Волка. Можно ли доверять тому голосу? И неужели мы сами до этого дошли?

Круг, в котором лежала Алена, стал совсем бледным и сузился. Свет из окон истончался с каждой секундой. Где-то там, наверху, солнце поспешно скатывалось за горизонт, словно поскорее желая спрятаться и не видеть то, что будут творить ночью создания, ранее носившие гордое имя «человек». Еще минуту — и свет перестанет быть, а вместе с ним и Алена. Звери, больше ничем не сдерживаемые, накинутся на нее и тьма, наконец, поглотит свою жертву.

Призрачный свет призмы, пару часов назад бывший столь далеким и казавшийся нереальным, сейчас был в десятке шагов от границы спасительного круга.

Алена вынула обойму из пистолета. Последний патрон. Вот и все. Она не сможет добраться до призмы. Даже если она выбьет еще одно окно, пятно света не будет достаточно широким, чтобы безопасно доползти до кристалла.

Даже полностью отдохнувшая, она бы не рискнула попробовать проскочить расстояние, отделявшее ее от призмы. Сейчас же это и вовсе было нереально.

Неужели все? Звери сжимали круг. Алена слышала их рычание совсем близко. Может, стоит отдаться трансформации? Звери же не едят себе подобных? Но что тогда станет с ней? Алену передернуло при этой мысли, и тоска навалилась с новой силой. Тогда последняя пуля для нее. Она не станет добычей зверей, как не станет и одним из них.

В голове пронесся образ Ваньки, и Алена мысленно попрощалась с ним. Хорошо, что он не узнает, во что превратилась его сестра.

В темноте мелькали призрачные силуэты, слышалось их алчное рычание. Алена подняла пистолет к голове.

Внезапно уши пронзил высокочастотный писк, такой силы, что она схватилась за голову, выронив пистолет. Это было оглушающе громко и почти физически больно.

Призрачный свет внезапно стал ярче, осветив тьму между ними, и Алена почувствовала, как ее разума что-то коснулось.

«Иди на свет!»

Лучи закатного солнца практически полностью иссякли. Времени больше не было.

Алена с трудом встала на ноги. Она осознавала, что это ее последнее усилие — организм не выдержит и сознание покинет ее. Но пройти это последний путь по-другому не удастся.

Теперь Алена точно знала чей это голос. Она физически ощущала на себе внимание существа, заточенного в кристалле. И еще Алена поняла, что Светляк нуждается в ней. А она в нем. Светляку нужна ее помощь, и сейчас он готов защитить ее.

Шатаясь Алена шагнула навстречу белому свету. Тело отдалось лютой болью. Шаг, еще шаг. Сознание гаснет. Боковым зрением она видела оскаленные пасти зверей на расстоянии вытянутой руки. Где-то за спиной погас солнечный свет, круги на полу растворились, и все погрузилось во мрак — кроме Алены. Белый высвечивал ее путь бледным светом, в котором она шла сквозь тьму навстречу своему самому лютому врагу, от которого теперь полностью зависела.

Свет слепил глаза, писк в ушах оглушал. Вот он, враг. И вот он — спаситель. На расстоянии вытянутой руки. Несмотря на слепящий свет, Алена смотрела внутрь призмы, словно пытаясь уловить движение жизни внутри кристалла, но свет начал расплываться. Тьма навалилась на Алену, ее тело обмякло, и под рычание зверей она повалилась на пол.

И вместе с тьмой на Алену внезапно нахлынула ярость.

Враг был рядом. Главный враг ее жизни. Ненависть кипела в ней. Сейчас она наберется сил, встанет и уничтожит его, разложит на кванты. За Ваньку. За разрушенный город. За страх. За то, что человек больше не хозяин этого мира, а лишь новое звено в пищевой цепи.

Красная стрела ненависти пронзала все сущее Алены. Она страстно желала, чтобы Светляк обрел материальное тело, чтобы она могла зубами рвать его плоть. Вцепиться в горло, рвануть челюстью в сторону и смотреть, как кровь фонтаном покидает холодеющее тело. Она даже почувствовала, как ее пальцы начинают гореть, ногти твердеют и заостряются, как нестерпимо чешутся зубы, превращаясь в клыки. Внезапно она поняла, что это не плод ее фантазии. Ее плоть менялась. Она с ужасом поняла, что превращается в зверя. По телу проходили судороги, руки и ноги скрючило, спину выгнуло дугой. Из горла Алены раздался хриплый крик, больше похожий на рев.

Боже, что может это остановить? Она превращается в зверя, как Волк! Но ведь он смог удержаться! Что его спасло?

Пот ручьем бежал с Алены. Под завывания зверей она сама становилась одним из них. Она вдруг явственно увидела, что стоит на обрыве над бездной, и нечто огромное тащит ее к краю. И если она сорвется — назад пути не будет.

Край обрыва приближался. Словно огромная темная рука мирового зла тащила Алену к бездне.

Алена усилием воли вызвала в памяти картины прошлой жизни. Город, еще не засыпанный песком. По улицам гуляют люди, по каналу плывет теплоход, с него слышится дрянная попсовая музыка…

Бездна еще на шаг ближе. Такое ощущение, что ноги скользят по чему-то липкому. Руки молотят по воздуху, пытаясь зацепиться, но не находят опоры.

Теплый вечер, набережная, запах свежемолотого кофе…

Ноги коснулись края. Вниз сорвалась пара камней, мгновенно исчезнув во мраке.

Ветер, раздувающий волосы, закат над городом, рука Дениса в ее руке…

Нога свесилась за край. Хватка тьмы очень сильна, и Алена поняла, что не справится. Ее утянет вниз. А там — регресс. Ее больше не станет. На ее место придет Зверь. Сознание растворится в абсолютной тьме. Унесется в бездну то, что она считала личностью, вместе с обрывками правил и моральных устоев. Ее внутренне «я» как будто дробилось на мириады мельчайших частиц, которые, словно песчинки, подхватывал лютый ветер, и с завыванием уносил во тьму, где они исчезали вместе с остатками угасающего разума.

«Ванька, прости…» — мысленно прошептала Алена, и из ее глаз покатились слезы. «Больше мы не увидимся… не запустим самолетик из головы Гагарина… и никогда не увидим мор. Я не сберегла тебя… Прости. Я тебя люблю…»

Перед взором Алены возникло лицо Ваньки. Он улыбался своей невинной улыбкой, и в его глазах отражалось бездонное голубое небо. Алена подумала, что это странно — вокруг тьма, Звери, бездна, как может отражаться небо, если его здесь нет? И тут же поняла — это было Ванькино внутреннее небо, с внутренним солнцем. И оно осветило Алене.

Она смотрела в его глаза и плакала. И чем больше она вглядывалась в них, тем больше они расширялись, захватывая все больше пространства. Ее втягивало в этот бескрайний голубой купол.

В этом небе было все: теплые летние вечера, запах свежесваренного кофе, тепло руки. Но было в нем и нечто, что поражало своей силой, и при этом мягкостью. Что-то, что протянуло сознанию Алены невидимые лучи, словно спасительный мостик над бездной. И сейчас как никогда раньше Алена ощутила свой дар — дар выбирать.

Тьма, разверзнутая у нее под ногами, манила своим забвением и вседозволенностью. Она всем телом ощущала эту свободу, горячий ночной ветер, обдувающий обнаженное тело, одурманивающий вкус крови на губах с привкусом металла. Свобода убивать и пить жизнь из тела агонизирующей жертвы, наслаждаться первозданным могуществом звериного тела, отсутствием сознания и хоть какой-то ответственности.

С другой стороны, было что-то другое, доселе незнакомое Алене. Оттуда бил яркий свет, и он причинял боль. Но она откуда-то знала: это временно. Очистительный свет смывал грязь, страх и ненависть, и это не могло пройти безболезненным. Там, выше этого света было что-то такое, к чему хотелось прикоснуться хотя бы краем сознания, и даже от одной мысли об этом она захлебывалась от благоговейного восторга. Там тоже была свобода, но другого рода. Свобода, подразумевающая ответственность за тот мир, в котором мы живем, который мы творим. Свобода от ненависти. Свобода любви.

И хотя Алена все еще ощущала крепкую хватку тьмы, не желавшую отпускать свою добычу, где-то глубоко в сознании укрепилась мысль, что она сделал свой выбор. Тело постепенно становилось легким, словно перышко.

«Чтобы сердце могло продолжить путь, оно должно быть легче пера» — промелькнули на границе сознания слова профессора.

И в какой-то момент Алена поняла, что тьма отпустила ее. Словно паук, чьи сети порвала чудом вырвавшаяся из них муха, тьма зло смотрела на нее откуда-то из потаенных глубин. Алена вынырнула из мрака, тяжело дыша, покрытая липким потом, вновь вернувшись в сознание и тело, наполненное болью, но — свое, человеческое тело.

Она лежала на полу, освещенная слабым светом призмы. На расстоянии вытянутой руки от нее рычали Звери, высовывая на мгновения из мрака то оскаленные пасти, то чёрные от шерсти лапы с загнутыми когтями. Они метались за границей света, пытались дотянуться до Алены, но отпрыгивали во тьму, словно обожженные огнем.

Но свет был слаб. Помещенный в призму он не могу вырваться наружу, и слабые лучи с трудом разгоняли тьму в радиусе пары метров вокруг.

Алена ощупывала свое тело, все еще не веря в то, что она смогла удержаться. Без Ваньки у нее бы не получилось. Нужно во что бы то ни стало отыскать его!

Алена повернула голову в сторону призмы. Кто скрывался внутри нее?

Вопросов было больше, чем ответов, впрочем, ситуация не располагала к долгим размышлениям. Алена подтянула поближе ноги, сев на корточки, чтобы Звери не смогли до нее дотянуться, и с замиранием сердца поднесла руки к глазам — они были совершенно такие, как раньше, без следов трансформации. Алена вздохнула с облегчением. Впрочем, вопрос о том, что делать дальше оставался открытым. Что-то подсказывало Алене, что ответы мог знать только узник призмы.

— Кто ты? — спросила она призму. В ответ кристалл продолжал светить ровным бледным светом и источать легкое тепло. Почему Алена не слышит его голос? Может, писк в ушах и есть его ответ? Она просто не понимает его язык? Но почему тогда понимала в бессознательном состоянии? Или это были галлюцинации? — Слышишь? Эй, светлячок!

Ответа не было. Сквозь разбитые окна виднелись первые звезды. Что ж, добро пожаловать во тьму! Еще одна ночь бок о бок со Зверьми, а заодно и со злейшим врагом. Хотя какая разница — день или ночь — она все равно не знает, как отсюда выбраться. Алена сжала пистолет в одной руке, призму в другой. В крайнем случае у нее всегда остается смертельный туз в рукаве — последний патрон. И если подумать, джекпот она уже сорвала — осталась человеком.

Алена чувствовал сильную слабость, глаза закрывались сами собой. Как бы безумно это не звучало в данной ситуации, но надо было поспать. Возможно, после пробуждения она придумает что делать дальше.

«Ненависть порождает тьму.»

Алена вновь парила в мягком ничто. Не было ни зверей, ни боли. Казалось, здесь не существует даже ее тела, как и всего остального физического мира. Есть только ее внимание и Голос.

В этом состоянии эмоции были гораздо спокойнее. Она отметила, что ярость не захлестывает ее, как раньше. Она видела это чувство как бы со стороны, не вовлекаясь в процесс, отстраненно осознавая и наблюдая за алой полосой гнева, разрезающим пространство.

«Когда ты ненавидишь — ты уничтожаешь себя и свой мир.»

Голос звучал совершенно спокойно, констатируя факт. Что-то внутри подсказывало Алене, что он прав. И хотя ее больше не поглощало чувство ненависти, тем не менее она все еще осознавала это чувство как часть себя.

«Вас сложно не ненавидеть.»

«Почему?»

«Вы уничтожили моего брата. Вы зло.»

«Мир не делится на зло и добро, черное и белое. Мир создан в гармонии. Добро и зло — понятия, созданные человеком.»

«Вы уничтожаете нас — значит, вы зло».

«Уничтожение — часть созидательного процесса. Все в этом мире рано или поздно пройдет свою трансформацию, пиком которой будет смерть. Это происходит для того, что могло произойти перерождение.»

«Мы не просили об этом.»

«Вы привели этот мир к состоянию, в котором нет другого выхода. Ваша раса больше не сможет здесь существовать в том виде, к которому вы привыкли. Вы примитивны. Вы не способны выжить в этом мире.»

«Но мы выживаем.»

«Это временно. Вы больше не соответствуете частоте энергии нового мира. Вы даже не способны слышать нас.»

«Тогда почему я слышу тебя сейчас?»

«Ты не слышишь мой голос. Ты считываешь тонкие вибрации, которые я посылаю, и которые твой мозг не в состоянии воспринять. Сейчас ты трансовом состоянии. Мозговая деятельность замедлена и сейчас ничто не мешает тебе чувствовать мою энергию и интерпретировать ее в слова. Между нашими видами пропасть, и мост через нее — состояние любви и покоя.»

Алена вспомнила Ванькина бездонные глаза и ощущение безграничной любви, идущей от них. Но без этих глаз он ничего не чувствовала.

«Разве можно любить в этом мире?»

«Этот мир порождение ваших мыслей и состояний. Он такой, потому что вы привыкли ненавидеть. Но если вы переключите внимание на любовь — мир начнет меняться вместе с вами.»

«Как можно испытывать любовь, когда мир вокруг пытается тебя убить? Остается только ненависть и страх.»

«Человек боится того, чего не понимает. Бежит от неизвестности. Почему ты боишься тьмы? Что скрывается в ней?»

«В ней опасность. Звери.»

«Это тьма внешняя. Я говорю про другую тьму — внутреннюю.»

Алена задумалась. Тьма и пустота постепенно заполняли ее последние месяцы. А пустыня… Она действительно ощущала неразрывную связь с ней. Как-будто они были частью одного целого.

«Ты боишься признать себе, что в тебе тоже есть Зверь. Ты тоже можешь им стать. Поэтому ты боишься заглянуть внутрь себя и увидеть во тьме свое истинное отражение.»

«Я не хочу становится такой, как они…»

«Ты можешь им стать. Можешь не стать. Это всего лишь выбор. Звери — просто форма существования, более удобная в данной среде, чем вы. Вы сами завершили свою эволюцию регрессом.»

Алена молчала. Страшно осознавать, что ты виновен в гибели целого мира, пусть и не только ты один — но ты часть этого.

«Этот мир уже нельзя спасти?»

«Ты знаешь ответ.»

Алена попыталась сосредоточиться на поиске ответа, и действительно обнаружила что знает его. Но никак не могла зацепиться лучом внимания за него, он ускользал, как бабочка, в последний момент упорхнувшая из готовых сомкнуться ладоней.

«Человечество породило апокалипсис. Вы разрушил все то, что было создано природой, что создали сами. Вы всегда создавали все более мощное оружие уничтожения, не подозревая, что самое мощное оружие внутри вас. Это — ваши мысли. И вот это оружие уничтожило ваш мир. Так появились Звери. Так появились мы.»

«Кто вы?»

«Мы новая ступень эволюции человека, новая раса. Мы все то светлое, что есть в вас, воплощенное в физическом мире. Нам не страшна жара и холод, нам не нужно есть и спать. Мы не нуждаемся в физическом теле. Все, что нам нужно — солнечный свет, он питает нас. Мы та форма, к которой должен был прийти человек. Если бы не выбрал регресс.»

«Но вы же уничтожаете людей!»

«Мы вас не уничтожаем. Мы вас трансформируем.»

«Трансформируете? Это как превращение в Зверя?»

«Трансформация в ту форму, что вы называете Зверями — регресс энергии до ее низшей стадии и изменение материи. Трансформация в нас — поднятие энергии до высшего уровня. Туда, где материя больше не имеет значения.»

Трансформируем… Значит Ванька… неужели?..

«Кто ты?»

«Ты знаешь кто я, Алена.»

Глаза цвета бездонного неба распахнулись перед внутренним взором Алены, и оттуда повеяло теплом и любовью.

«Ванька!» — сердце Алены дрогнуло.

«Я был им в человеческом теле. Теперь я на другой стадии эволюции и мне больше не нужно имя. Но ты можешь звать меня так.»

«Почему ты не сказал раньше! Я так искала тебя!»

«Ты искала не меня. Ты искала себя. Ты должна была пройти этот путь. Я лишь направлял тебя.»

Алена вспомнила встречу со Светляками у Сити. Тогда она четко осознавала, что они пришли за ней. Она вспомнила образ брата, звавший ее за собой, когда она уже не могла идти дальше. И призму, которая нагревалась от его энергии.

Но что, если Светляк обманывает ее? Он проник в ее сознание с целью манипулировать ей. Кто он на самом деле — враг или друг?

Что-то глубоко внутри Алены знало ответ на этот вопрос. Она чувствовала присутствие брата, его тепло. И хотя это был уже не он, что-то от маленького Ваньки было в этом свете.

«А Игорь? Он тоже теперь как ты?»

«Нет, Игорь еще слишком привязан к физическому телу. Мы уберегли его от безумия людей, но ты скоро встретишься с ним.»

«Почем он не трансформировался?»

«Люди боятся изменений. Даже такие, как Игорь. Вы пытаетесь запереть свет так глубоко, чтобы тьма скрыла его. Воздвигаете рамки, чтобы свет не мог вырваться наружу и светить. Потому что тогда вы увидите свое несовершенство, а это трудно принять. Чем ярче свет, тем ярче он освещает темные закоулки сознания. Гораздо легче спрятать это во тьме. Вы боитесь сами себя. Вы боитесь смотреть внутрь себя, потому что в глубине души вы знаете — помимо света там есть и тьма, и под вашим вниманием она может вырваться на свободу. Ваша звериная часть боится быть освещенной. Потому что свет несет перемены, которые так не любит человек. Вы так сопротивляетесь изменениям, что готовы уничтожать этот свет. Уничтожать нас. Уничтожать себя. Уничтожать мир.»

«Но это несправедливо! Почему люди должны страдать? Почему нельзя донести эту информацию до них?»

«К этой информации нужно быть готовым. Ты прошла большой путь через тьму, познание своей темной сути, прежде чем могла разглядеть свет. Ты не слышала нас, пока не была готова. И люди тоже не готовы.»

«Как происходит трансформация?»

«Ты узнаешь, когда придет время. Тебе больше не понадобится твое тело.»

«А когда придет мое время?»

«Когда ты завершишь свой путь.»

«И каков мой путь?»

«Ты знаешь. Просто делай что должна. А сейчас тебе надо поспать. Твое тело слабо, наберись сил до рассвета. Утром выйдем на поверхность. Тебе предстоит донести эти знания до людей.»

«А если они не поверят?»

«Всему свое время. Путь к свету не бывает легким. Наберись терпения — и люди пойдут за тобой.»

Утренние лучи пробивались сквозь разбитые стекла в крыше павильона. Алена с трудом разлепила глаза. Свет заливал пространство, зверей не было видно. Еще одна страшная и вместе с тем волнительная ночь была позади, и эта ночь принесла новые знания, а главное — Алена снова обрела брата. Она посмотрела на безмолвную призму. Не было ли это сном?

Алена прислушалась к себе. Внутри она ощущала какое-то новое чувство. Тьма, которая ночью давила, угрожая захлестнуть, словно цунами, отступила. И если посмотреть внутрь себя, можно было почувствовать, как где-то глубоко теплится искра света. И даже ее небольшой энергии хватает чтобы сдерживать тьму.

Алена взяла призму в руку и медленно поднялась на ноги. Боль в теле все еще давала о себе знать, однако ночь сна помогла организму частично восстановиться. В конце павильона Алена заметила широкие двери. Скорее всего они тоже были засыпаны песком, но стоило попытаться.

Впервые за долгое время она чувствовала защищенность и даже некое спокойствие.

Обычно для Алены дверь предвещала опасность — никогда не знаешь, что ждет за ней. Не знала она и сейчас, но вместо опасности в груди теплилось нечто новое, давно потерянное. Присмотревшись, она с удивлением обнаружила что это надежда.

Пусть Алена не ощущала запах свежесваренного кофе и круассана, но впервые она понимала, что за дверью кроме тьмы может быть еще и свет. Алена протянула руку к ручке двери. Скрипнули петли, и в помещение, вместе с потоками песка, ворвался солнечный свет.

Алена стояла на песке и жмурилась от солнца. Оно больше не резало глаза, и Алене показалось что оно светит менее ярко, как обычно. Выход из павильона находился с подветренной стороны бархана, и его не так сильно засыпало, поэтому ей удалось выбраться на поверхность.

На бархане появился темный силуэт. Солнце светило из-за его спины, и Алена не могла понять кто это, поэтому на всякий случай сжала в руке пистолет с последним патроном. Человек бежал к ней, полы его длинных одежд развевались на бегу.

— Игорь! — воскликнула Алена и бросилась на встречу.

Он что-то кричал, но ветер сносил слова в сторону. Алена увидела, что руки человека связаны. И только когда сзади него из-за бархана выросло еще два силуэта с оружием в руках, Алена окончательно поняла, что дело дрянь.

— Беги, Алена! — наконец долетели до нее слова Игоря. Но было поздно.

Ноги Игоря завязли в песке, и он упал. Преследователи быстро настигли его.

— Не ожидала, девочка? — воскликнул тот, что шел чуть позади с человек и Алена узнала голос Сидоренко — мэра города сорок два. Второй, его телохранитель, держал Алену на прицеле.

Они подошли ближе, и Алена заметила, что лицо мэра обветрилось, кожа шелушилась — сразу видно кто тут редко бывает на поверхности.

— Мой человек следил за вами до самого Сити! Неужели ты думала, что я доверю судьбу города шайке бандитов и девчонке? — ухмыльнулся мэр. — Но я вижу, что ты выполнила задачу. Доставка доставлена до адресата, курьер. Ты молодец. Теперь верни мне мою призму!

Мэр протянул руку к кристаллу. Его острое лицо осветилось белым светом, глаза загорелись пламенем, то ли от отблесков призмы, то ли от алчности. Алена прижала призму к груди и сделала шаг назад. Рука мэра замерла. Он вонзил взгляд в глаза Алены и медленно покачала головой.

— Ты же не собираешься все усложнить? — глаза Сидоренко сузились.

— Мы не должны использовать Светляков в качестве источника энергии! — воскликнула Алена. Призма жгла руку, и Алена поняла, что во всем мире сейчас нет для нее дороже этого предмета.

— Это тебя не должно волновать. Зачем тебе лишние проблемы? Ты хотела уехать, увидеть море? За эту работу я дам тебе достаточно денег, хватит на билет на Ковчег. — мэр сделал такое лицо, словно был благодетелем бедных и обездоленных, только что нимб над головой не сиял. — Ты видела море? Представляешь огромные просторы воды? Больше никаких песков. Девочка, это твой шанс на новую жизнь! Просто отдай мне то, что принадлежит мне. То, что я и так получу — в любом случае. Весь вопрос в том увидишь ли ты море или твой скелет будут обгладывать стервятники за соседним барханом.

Солнце зловеще подсвечивало фигуру мэра красноватым светом, словно оно клонилось к закату. Алене очень хотелось верить ему, несмотря на наполненные злобой и алчностью глаза. Хотелось, потому что Алена не могла больше терпеть эти пляски со смертью. Все, чего она хотела — сесть на этой чертов корабль или кто он там, и уехать подальше от пустыни, зверей, от злых маленьких глаз мэра. Забыть все как страшный сон. Просто смотреть на бескрайнее море, опускать руки в прохладную воду…

Но ей не нужно было море без Ваньки.

— Если мы уничтожим Светляков, мы уничтожим самое светлое, что есть в этом мире! Мы не должны этого делать!

— Кто ты такая, чтобы мне указывать! — мэр побагровел. — За мной жизни тысяч людей! Я должен заботиться о них!

— Ты никогда о них не заботился! Ты думаешь лишь о своей выгоде!

— Да кто ты такая, чтобы судить меня! Тебе не понять, что это такое — ответственность за целый город! Если ты не со мной, значит, ты против меня — на стороне врага!

— Но Светляки нам не враги! Это новая ступень эволюции! — воскликнула Алена.

— Да мне абсолютно без разницы кто они такие! Для меня они всегда были помехой, а теперь станут топливом для моего города! Смотри, что у меня для них есть! — с этими словами мэр гордо достал из-за спины громоздкое оружие, состоящее из сплетения металлических трубок и множества непонятных Алене деталей. — Знаешь, что это? Это оружие, равных которому никогда не было! Оно способно творить настоящие чудеса! Теперь, когда Зиновьева не стало, единственный экземпляр в моих руках! Знаешь, что оно делает? Оно рвет к чертям эту материю, как тряпку, вместе с твоими Светляками! Она завязывает этот чертов мир в узел, сминая все вокруг! Как говорил Зиновьев, оно продавливает материю, словно резину! А еще говорили, что Москва не резиновая! — он засмеялся собственной шутке. — С этим оружием мне не страшны ни конкуренты, ни Светляки!

— Ты находишь это смешным? Уничтожая мир?

— Я уничтожаю только то, что уже отжило свой век и то, что мешает мне вести народ к свету!

— Но ты же уничтожаешь город!

— Город давно мертв! Что здесь осталось живого? Один песок! Теперь уже все равно. Что мертво умереть не может.

Внезапно мэр сделал рывок в сторону Алены и вытянул руку в попытке ухватить призму, но Алена отшатнулась и прижала кристалл к груди, словно ребенка.

— Значит, подобру не отдашь… — зло проговорил мэр. — Я не хочу тебя убивать, девочка. Ты талантливая, можешь мне пригодиться! Или ты выберешь стать частью этого мертвого города?

— Пока еще даже здесь есть жизнь! — воскликнула Алена. — И надежда!

— Какая надежда, о чем ты? — усмехнулся мэр. — Таких как ты, вечно на что-то надеющихся, легко обмануть! Ты все еще веришь в сказки вроде Ковчега, который отвезет всех к морю? Так знай: никакого спасительного Ковчега не существует. Море пересохло. Никто не покинет город, потому что отсюда некуда идти. Вокруг только пустыня, поглотившая весь мир. Пора бы уже повзрослеть, девочка!

Внезапно Алена осознала, что он прав. Она и сама подозревала что чудесный путь к спасению может оказаться выдумкой — уж слишком похоже на сказку. Есть только пустыня, и в ее центре — она напротив зверя в человеческом обличье.

— Послушай, девочка, я же не безумец! Я мэр целого города, я должен заботиться о людях! Кто они без меня? Они же просто вымрут!

— Заботиться? Как в убежище тринадцать? — горько сказала Алена.

— Это были непредвиденные жертвы. — Сидоренко вздохнул. — Пойми, девочка, люди делятся на тех, кто меняет мир, и тех, кто приспосабливается выживает. Ты приспосабливаешься. Я меняю мир.

— Это ты называешь изменениями?

— Лес рубят — щепки летят! Наверняка у бога тоже не получилось с первого раза.

— Не получилось с первого раза? Ты же просто уничтожил тысячи людей!

— Они бы все равно не выжили! Системы защиты устарели, руководители не хотели ничего менять! Рано или поздно они бы все вымерли, как динозавры. Но они послужили зарождению нового города, безопасного, уникального, с прекрасной системой жизнеобеспечения! И все это сделал я, слышишь, я! Во благо людей. Во благо.

— Ты безумец!

— Нет. Безумцы — это вы. Те, кто предпочитают верить и надеяться. Как вот этот, — мэр ткнул носком сапога Игоря. — Но, если ты оглянешься на мировую историю и внимательно изучишь расцвет любого из государств, что ты там найдешь? Использование труда пленных, захваченных во время войны. Рабство. Геноцид ради ресурсов. Истребление народов ради захвата более плодородных земель. У каждого правителя руки в крови, исключений нет, но это всегда ради народа! Любой рост всегда происходит за счет того, что сильный жрет слабого, чтобы за счет жертвы кормить свой народ. Смерть порождает жизнь. Мы просто животные. Ничем не лучше хищных зверей.

— Алена, не слушай его! — сдавленно произнес Игорь, но Сидоренко пнул его ногой, и тот упал лицом в песок.

— Думаешь, жители моего города сильно расстроились бы, узнав каким образом я достал для них солнечные батареи? Да им все равно! Все хотят выжить, девочка. И не важно, каким путем.

Алена оглянулась вокруг. Песок. Бесконечный песок. Поблекшее солнце над бескрайними просторами почему-то светило еще более тускло. Мертвые дома на горизонте застыли, словно безмолвные каменные изваяния. Пустое ослепительно синее небо. Казалось, во всем мире не осталось жизни.

— Ты прав. — ответила Алена. — Мы уничтожили этот мир. Превратили цветущий город в безжизненную пустыню. И это наша коллективная ответственность. За каждый загубленный цветок, за каждую отравленную каплю воды. За каждую загубленную жизнь. За тот выбор, который мы делаем. Но жизнь еще есть. Она здесь. — Алена прижала призму к груди, и почувствовала, как учащенно бьется ее сердце.

— Если не отдашь призму — это ненадолго, — произнес мэр.

— Ни за что! — сказала Алена, поднимая пистолет.

— Ты играешь в опасную игру, девочка! — прищурился мэр. — Я пойду на любые жертвы ради своей цели! А ты готова жертвовать?

Словно по невидимому сигналу мэра его телохранитель приставил ствол к голове Игоря.

— Брось пистолет! — скомандовал Сидоренко Алене.

— Алена, не думай обо мне! — воскликнул Игорь. — Делай, что считаешь нужным!

— Заткнись!

Алена видела, что Игорь еле заметными движениями перетирает веревки крестом, висящим у него на шее. Но что он мог сделать? Алена внезапно поняла, что не готова пожертвовать этим человеком. Если она позволит Игорю погибнуть — это будет шаг во тьму. И еще Алена ясно ощутила, что дело не в страхе перед регрессией. Просто она сделала свой выбор в сторону света.

Пистолет Алены упал к ногам мэра.

— А теперь призму! — скомандовал властный голос.

Алена прижала кристалл к груди. Она чувствовала, как он тепло вибрирует, проливая мягкий свет сквозь ее пальцы.

— Что не так, девочка? Просто отдай ее мне! Говорю последний раз!

— Внутри мой брат… — тихо произнесла Алена.

— Что поделать! Кристалл с энергией твоего брата будет служить людям, дарить им свет! Это достойная жертва для того, чтобы люди жили!

Внезапно Алена представила картину, как мэр сидит в своем роскошном кабинете, обильно освещенным энергией жизни ее брата. Словно вампир, восседающий на троне из костей и черепов, Сидоренков будет продолжать жрать жизни людей, пока кто-нибудь его не остановит.

Алена протянула призму мэру. Тот вытянул навстречу руку, но в последний момент Алена развернулась и, размахнувшись, запустила кристалл в недра темного павильона Космос.

— Иди теперь Зверей уговаривай отдать тебе призму! — выпалила она в лицо Сидоренкова.

— Нееет! — раздался дикий крик мэра. — Как ты посмела!

Гримаса ненависти исказила лицо Сидоренкова. Воспользовавшись моментом, Игорь вскочил и тяжелым крестом огрел телохранителя. Тот, как подкошенный, упал на песок. Игорь кинулся к мэру, но тот нажал на курок раньше. Мимо лица Алены что-то просвистело и за ее спиной раздался громкий хлопок.

— Алена, беги! — крикнул Игорь, но его голос потонул в страшном звуке сжимающегося воздуха — словно его всасывало через огромную турбину. Внезапно стало сложно дышать. Песок под ногами зашевелился и вдруг, словно живой, устремился в ту сторону, откуда донесся взрыв. Алена не стала оборачиваться. Мышцы резко сократились, ботинки взрыли песок и на сорвалась с места.

Она не видела, что происходит сзади, да и не хотела — судя по звукам, там ломалась сама материя. Песок, словно скатерть, стягиваемая со стола невидимой рукой, волнами устремлялся мимо ног Алены, обнажая погребенные под ним павильоны ВДНХ. Бежать с каждой секундой становилось все труднее, незримая сила тянула назад. Внезапно образовался встречный ветер и Алена поняла, что это воздух втягивается в разверзнутую пасть черной дыры. Нужно было во что бы то ни стало выбежать за горизонт событий, где притяжение дыры, пока только набирающее силу, перестанет действовать.

Алена увидела, как начинают изгибаться опоры павильона, как выскакивают стекла из рам, раскалываясь на части и проносясь мимо смертельным ураганом осколков, как рушатся стены, обнажая внутренности зданий. Фасады на глазах разбирались по кирпичику, слоями слезала штукатурка, и ее тут же подхватывал невидимый ветер. Весь мир стремился в пасть невидимого Аленой монстра, словно там, внутри, был обетованный рай. Прямо из-под ног Алены безумная сила вытягивала песок, заставляя ноги проскальзывать, на плечи словно накинули рюкзак с кирпичами, каждую секунд прибавляя в весе. Рев исчезающего в дыре воздуха был подобен звуку истребителя, и казалось сама бездна стонет в приступе адского голода, готовая поглотить этот бренный мир. Дышать уже было практически нечем. Грудь обжигало огнем, легкие судорожно сжимались в попытках глотнуть ускользающий воздух.

В какой-то момент Алена поняла, что не успевает. Дыра набирала силу, сминая основы бытия, словно искривляя само пространство и время, и, если Алена не поднажмет — навсегда исчезнет в бесконечном ничто, где нет ни пространства, ни времени. Но это не будет иметь для нее значения, ведь перед этим ее тело разорвет на тысячи мельчайших куском, и она разлетится на мириады атомов и молекул.

Из последних сил ринувшись вперед Алена вдруг почувствовала, что хватка дыры ослабевает. Еще несколько шагов, и двигаться стало легче. Еще немного — и она почувствовала, что притяжение отпустило. Алена пересекла горизонт событий и без сил рухнула на песок.

Она снова ушла от тьмы, но вряд ли это было надолго. Сидоренко, отчаянно матерясь пытался перезарядить разрушительное оружие, пока его телохранитель пытался прийти в себя после удара. Игорь, каким-то образом умудрившийся развязать руки, подбежал к ней и помог подняться.

Так и не справившись с перезарядкой, Сидоренко в гневе откинув оружие в сторону, схватил с песка пистолет Алены и быстрым нервным шагом направился в их сторону. Вот и последний патрон для меня, мелькнуло у Алены. Они с Игорем стояла на границе притяжения черной дыры, но даже здесь Алена чувствовала, как колышет ее волосы.

Черная дыра до неузнаваемости изменила местность, словно опухоль на теле разрушенного города, уродующая из без того умирающий мир. Выросшие из-под песка павильоны были частично разрушены, выгнутые балки опор торчали, словно переломанные ребра выброшенного на берег кита. Все, что попало за горизонт событий навсегда исчезло в ненасытной пасти дыры. Ближе к дыре песка уже не было, обнажался вздыбленный асфальт, который исчезал по мере приближения к центру. Дальше все начинало меркнуть — из черной дыры не пробивались даже лучи света. Изогнутый фонарный столб, оказавшийся на границе зоны притяжения, колыхался, словно от ветра — сила дыры здесь слабела, не в состоянии утащить его в свою бездонную глотку.

Солнце заливало песок кровавым светом, лучи стали острее, и внезапно Алена поняла в чем дело. Она посмотрела на солнечный диск — тот уменьшался на глазах. От барханов протянулись длинные тени. И, словно по дорожке из тьмы, в одной из этих теней быстро передвигался человекоподобный силуэт. Он двигался по-волчьи стремительно и бесшумно, находясь за спиной мэра и его телохранителя. И судя по траектории двигался он именно к ним.

— Вернется тьма, и во второй раз заслонит солнце… — прошептал Игорь одними губами.

Тьма, которую она так боялась все это время и которую так отчаянно подавляла внутри себя, теперь могла стать единственной помощницей.

— Не захотела по-хорошему, значит будем по-плохому, — Сидоренкова трясло от гнева. — По твоей вине умрут тысячи людей! Ты! Это все ты! Ты ответишь за это!

Мэр вскинул пистолет. Кровавый луч солнца скользнул по его лицу. Затмение набирало силу, мир плавно погружался во тьму, но Сидоренко, казалось, не замечал этого в приступе ярости.

За спиной мэра послышался шорох песка. Его телохранитель начал оборачиваться на звук, но не успел — темный силуэт набросился на него и сбил с ног. Раздался короткий крик и на песок щедро плеснула кровь.

Мэр застыл с расширенными от ужаса глазами.

— Ты!.. — прохрипел он, направляя на него пистолет.

Существо подняло голову от растерзанной шеи телохранителя, захлебывающегося собственной кровью, и в последних лучах солнца блеснули его глаза, заполненные болью и ненавистью, и Алена с трудом узнала Волка.

Лицо его заострилось и поросло жесткой щетиной. Глаза впали, словно прячась под надбровными дугами, челюсть выдалась вперед, в ней блестели окровавленные клыки. Одежда была изодраны, но было ощущение что она уже не нужна Волку. Он все еще был человеком, но зверя в нем было уже больше. Теперь он как никогда раньше был похож на волка.

Мэр выстрелил, но Волка уже не было там, куда угодила пуля. Он стремительным движеньем отпрыгнул в сторону и встал во весь рост. Будучи боевой машиной еще в человеческом облике, сейчас Волк стал воплощением смерти. Могучие мышцы были видны сквозь обрывки одежды, кое-где уже поросшие шерстью, вместо ногтей сталью отливали острые когти.

— Сдохни, тварь! — прорычал Сидоренков и вновь нажал на спусковой крючок.

Пистолет сухо щелкнул, но выстрела не последовало. Мэр нажал на курок, потом еще раз, и еще, но в ответ слышались лишь щелчки курка. Глаза Волка и Сидоренкова встретились, и мэр прочитал в них смертный приговор. Мэр попятился назад. Он все понял.

Каким-то внутренним взором Сидоренков увидел, как еще не отошедший от ночной трансформации Волк, шатаясь, пришел ко входу в убежище сорок два, прикрывая слепнущие на свету глаза обожженной солнцем рукой. Как он втягивал горячий воздух, пытаясь учуять мэра. Как по его следам бывший охотник дошел до ВДНХ, держась в тени домов. Мэр буквально кожей ощутил, как Волк всеми силами старался удержаться в человеческом состоянии только ради того, чтобы днем по солнцу настигнуть жертву.

Волк, молча и неспешно, словно растягивая удовольствие, двинулся к нему. В его глазах была смерть, но он не спешил. Это была походка хищника, уверенного в том, что добыча никуда не сбежит.

Песчинки, потревоженные ботинками мэра, отрывались от своих собратьев, и, постепенно ускоряясь, срывались в безумной гонке навстречу черному провалу в никуда. Волосы на голове Сидоренкова пришли в движение, полы его одежды приподнялись, словно от невидимого ветра. Он приближался к горизонту событий.

— Я не могу поступить иначе, Волков, пойми, не мог! — в ужасе заорал мэр. Волк молча приближался, Сидоренков сделал еще шаг назад. И здесь мэр понял, что это был последний шаг в его жизни.

Словно невидимые, но очень мощные руки оплели его сзади, и медленно потащили по обнажившемуся асфальту. Сидоренков принялся перебирать ногами, но было поздно. Мэр истошно заорал.

Волк остановился и молча смотрел в его глаза. Сидоренков бессвязно орал и протягивал руки, но на лице бывшего охотника не шевельнулась ни одна мышца. Бывший мэр неуклюже повалился на землю, его тело закрутило, поволокло по вздыбленному асфальту, ускоряясь каждой секундой. Сидоренков умудрился зацепиться за мощную изогнутую арматурину, торчащую из земли на мгновение завис. Крика уже не было слышно, хотя рот мэра был широко раскрыт. Внезапно его тело стало неестественно вытягиваться, руки Сидоренкова разжались, и он исчез во мраке. Где-то там, откуда уже не проникали лучи света, неумолимая сила ломала кристаллические решетки в теле Сидоренкова, делило его на молекулы, крушила атомы, разрывая на электроны и протоны, чтобы после уничтожить и их, пока от бывшего мэра подземного города сорок два не осталось даже электромагнитного импульса.

С мэром было покончено. Волк пустыми глазами смотрел в глубину черной дыры. Осталось ли в нем хоть что-то человеческое, — промелькнула мысль в голове у Алены, — или звериная суть раз и навсегда взяла верх?

Солнечное затмение набрало силу, огненный диск почти полностью скрылся из виду и пустыню накрыло мраком. Из полуразрушенного павильона Космос послышался вой и на песок выскочили с десяток зверей. Вздыбленная шерсть, слюна, капающая с клыков и горящие голодом глаза, устремленные на двух людей, не оставляли сомнения в их намерениях. Последний луч солнца коснулся лица Алены. Мрак спустился на землю, освещаемую лишь этим призрачным лучом, да глаза зверей горели яростным огнем.

Алена почувствовала, как Игорь взял ее ладонь в свою. Их глаза встретились. Чтож, хоть одно желание сбылось, правда она представляла себе его несколько иначе.

— Закрой глаза, — прошептал Игорь и тоже зажмурился.

Раздалось рычание зверей, Алена отчаянно зажмурилась. Она уже почти физически ощущала, как впиваются острые клыки в ее шею, а когти рвут податливую плоть. Но Звери медлили. Внезапно прекратилось даже рычание. Алена аккуратно открыла глаза.

В неясном свете она увидела широкую спину Волка между ними и зверями. Его шерсть стояла дыбом, слышалось негромкое рычание. Как ни странно, Звери, только что готовые растерзать людей, теперь скулили и жались к земле.

«Нет, не странно, — подумала Алена. — Чуют вожака.»

Она не видела глаз Волка, но могла представить их холодный блеск. Его взгляд, словно отточенные кинжалы, пронзал и обезоруживал, заставляя подчиняться. Волк нашел свою новую стаю. Звери признали в нем вожака.

Волк последний раз взглянул солнце, подогнул колени и опустился на четыре конечности. Ни разу не обернувшись на замерших людей, неспешной рысью он побежал в противоположную от солнца сторону. Стая, беспрекословно подчинившись, устремилась за новым вожаком и исчезла за ближайшим барханом.

Наступила тишина, нарушаемая лишь легким дуновением ветра да шелестом песчинок, который он сдувал в пасть черной Дыры.

— Мы что, живы? — не веря себе спросил Игорь.

— Похоже на то, — произнесла Алена.

— И что теперь делать?

Алена взглянула на него, развернулась и исчезла во тьме. Она смело шагнула в недра павильона Космос, и вскоре вышла оттуда с призмой в руках. Словно Прометей, несущий людям огонь, она подняла кристалл над головой. Он светился чистым белым светом, заливая темное пространство вокруг.

«Теперь мы снова вместе»…

— Это восхитительно красиво! — промолвил Игорь, глядя на свет призмы, отражающийся в его глазах.

Алена огляделась. Вокруг по-прежнему было темно.

— И что теперь делать? — неуверенно спросила она.

— Как что? — удивился Игорь. — Ты — курьер. Твоя задача — доставлять людям то, что им больше всего необходимо. И сейчас это свет.

Они смотрели на мертвый город. Тьма по-прежнему окутывала мир. Но это было снаружи. Внутри Алена внезапно обнаружила тишину и покой. Она отчетливо поняла, что мир больше не будет прежним. У нее есть знания, которыми она просто обязана поделиться с людьми. Чтобы каждый узнал, что у него есть выбор.

— Вот ты и познала свою темную ночь души, — сказал Игорь.

— Что?

— Бывает так, что все настолько плохо, что кажется будто хуже быть не может. И ты опускаешься на самое дно жизни. И там, найдя новый смысл, ты отталкиваешься и поднимаешься наверх, к солнцу.

— Знаешь, что я поняла? Сейчас у нашей планеты темная ночь души. И мы должны помочь ей ее пройти. Потому что иначе никак.

Алена почувствовала, что на ее глазах наворачиваются слезы. Но эти были не слезы боли или потери, это были слезы облегчения. Так бывает, когда заблудился в темном лабиринте и очень долго блуждал по нему, а потом внезапно вышел на свет. И вдруг осознал зачем ты его проходил.

Алена почувствовала, как Игорь взял ее за руку. Впервые за долгое время она вновь почувствовала тепло чьей-то ладони, и внезапно поняла, что ощущения одиночества больше нет. А какое может быть одиночество, когда ты несешь благую весть всему миру? Она заглянула в глаза Игоря — в них была спокойная уверенность. Пожалуй, впервые она чувствовала, что больше не является слепой игрушкой судьбы. Они способны все изменить.

Алена прижала призму к груди, и кристалл откликнулся теплом. Черный диск, закрывающий солнце, медленно приходил в движение. Одинокий луч солнца коснулся их лиц. Затмение заканчивалось, но это была лишь вторая фаза тьмы. Главная битва была еще впереди.

В кармане что-то зашуршало. Алена сунула руку, достала спичечный коробок и аккуратно вытряхнула на ладонь скарабея.

— С восходом небесного светила жук расправляет крылья и улетает в бесконечную даль, — вспомнила Алена слова профессора Зиновьева.

— Ну что, священный символ, взошло твое солнце? — Игорь аккуратно коснулся пальцем скарабея.

Жук потоптался по ладони, словно собираясь с мыслями, потом внезапно с треском распахнул крылья. Неуверенно поводил ими в воздухе, словно пробуя, и вот они уже замелькали со скоростью пропеллера. Лапки жука оторвались от ладони Алены. Скарабей с жужжанием поднялся в горячий воздух и полетел навстречу солнцу.