Кузнецы грома

4

Огромный, многоэтажный цех. Пятый цех — цех общей сборки. Если подняться к его стеклянной крыше — туда, где под рельсами мостовых кранов тяжело висят перевернутые вверх ногами вопросительные знаки крюков, — перед вами предстанет удивительная, грандиозная панорама, центр которой занимают гигантские тела ракет — циклопических, невероятных сооружений, монументальность которых может соперничать с великими пирамидами. Ракеты расчленены на части — значит, скоро в путь. Только так, по частям, можно вывезти ракету из цеха, доставить на ракетодром. Это будет уже совсем скоро — в июле. Если будет.

В цех входит Ширшов. За ним — Раздолин. Входит и останавливается перед зрелищем ракет.

— Ну, вот они... — говорит Ширшов.

Раздолин молчит. Он знал, что они большие, очень большие, но никогда не думал, что такие большие.

— В порядке телега? — улыбается Сергей, покосившись на Раздолина. Не очень-то он чуткий человек, этот Сергей, и всякие восторги людские для него так, «коту редькинскому под хвост». (Это он так любит говорить, имея в виду фотографию — единственное украшение их комнаты.) Он знает, что Раздолин видит ракету в первый раз, понимает его, помнит, как сам увидел ее впервые (не эту, лунную, чуть поменьше) и стоял — не вздохнуть, не выдохнуть. Но сейчас он показывает Раздолину ракету и уже поэтому не может проявлять никаких восторгов. «Для меня это — дело привычное. Быт», — вот что он хочет сказать своей улыбочкой-ухмылочкой и «телегой». Хочет сказать и наврать, потому что, сколько бы раз он ни видел ракету, она всегда волнует его, всегда остро чувствует он щемящий душу восторг, глядя на маленькие фигурки людей рядом с ней, такие маленькие и слабые, что нельзя поверить, будто они создали ее.

— Домчит с ветерком, — опять говорит Ширшов и тут же понимает, что чувство меры уже изменяет ему. Черт его знает, может быть, он и не такой уж нечуткий человек, этот Ширшов.

— Значит, ты теперь вместо Чантурия? — спрашивает Сергей, помолчав.

— Вроде пока да.

— По правде сказать, мы удивились, когда Коля сказал, что Чантурия сняли... Здоров, как бык...

— Галактион самый здоровый, это верно, — соглашается Раздолин. — Немного нервничал в сурдокамере, вот и сняли... Он потом шумел. «Я, — говорит, — общительный человек. Надо это учитывать...»

Сергей улыбнулся.

— Тебе смешно, а ему? Я и сам не понимаю, зачем сурдокамера, когда летят втроем... Ну, ладно... Пошли?

— Ну пошли...

И они идут к одной из ракет и становятся все меньше и меньше не только потому, что удаляются, но и потому, что приближаются к ней.