Лабиринты рая

Глава 7 ВАЛЬПУРГИЕВА НОЧЬ

Финансирование проекта обходится дорого, а первоначальные расчеты оказались неточными. Американское и европейские правительства финансируют последние отчаянные проекты (все это они стали делать слишком поздно — как это глупо), поэтому Гедехтнис черпает средства из частных источников. Деньги идут на благое дело, на дело достойное, но шансы на успех малы. Некоторые называют проект бездонной ямой.

Другие видят в нем единственную возможность.

Руководители компании Смартин! ® — дилетанты, считает Джим, они гоняются за деньгами и чувствуют себя при этом абсолютно нормально. Слишком они хищные для компании, торгующей мороженым. Наверное, он не был бы так предубежден против них, если бы они не напоминали ему самого себя.

— У вас есть вся наша продукция, все варианты вкуса, — говорит первый руководитель.

— Вполне приличная имитация, — соглашается Джим.

— Вы должны понять, мы не претендуем на ваш доход, — вмешивается Южанин, он обеспокоен тем, что беседа может принять другой оборот. — Мы не принимаем в расчет демографию, а если вы хотите подать на нас иск…

— Ничего подобного, — заверяет второй руководитель, его голос полон мягкости и доброты. — Мы заинтересованы в вашей работе. Мы хотим сделать вам выгодное предложение. Деньги, ценные бумаги, работники, все, что потребуется.

— В обмен на что? — поинтересовался Джим.

— Размещение продукта.

Смартин! ® делает ставку на Гедехтнис, пояснил третий руководитель. Размещая свои десерты в больших количествах в ГВР, они смогут вырастить совершенно новое поколение потребителей. Руководители планируют отписать акции себе или, скорее, своим клонам, которые, как они надеются, будут созданы, когда Черная напасть наконец отступит. Клоны перестроят Смартин! ®, и доход от этого только вырастет.

Скоро, буквально в ближайшие месяцы, еще несколько компаний сделают подобные предложения, отказываясь от настоящего во имя будущего. Это можно назвать разновидностью корпоративного бессмертия, триумфом капитализма над смертью.

У меня появилось ощущение сырости, будто я плаваю в желе. Это и был мой дом, хотя я и не подозревал раньше об этом. Что теперь? Я это обнаружил. Очень похоже на ощущения, когда просыпаешься с затекшей рукой оттого, что спал в неудобном положении. Появляется тупая пульсирующая боль.

Сыро. Может, я описался? Если только я писаю синими чернилами. Мои глаза — или то, что ими служило, видели только синюю жидкость над головой, теплую, умиротворяющую. Я находился под водой, хотя нет, это не вода. Это антибактериальный гель, мы им пользовались в химической лаборатории. Мне стало дурно. С дурнотой пришло понимание, что я променял Бразилию на еще один ящик.

«Чтоб все провалилось, — подумал я. — Снова я в гробу, только на этот раз еще и в каком-то синем джеме».

Я нащупал провода. Трубки и провода. Они торчали из моего тела повсюду. Словно я был подушечкой для булавок. Словно я был морским ежом.

Вот катетер. Капельница ВР. То есть ВР две. Провода в голове, провода в пальцах, провода в ногах. Трубки в носу и во рту помогают дышать.

Минуточку…

Автоматизированный ящик — нет, матка — открыл отверстие, чтобы подкачать гель.

Пейса нигде не было.

— Цикл завершен, — сообщил голос.

Напрягая мышцы, которые никогда раньше не работали, я приподнялся и сел. Напрягая мышцы, я выдернул все провода и все трубки из своего тела, перерезал пуповину. Я освобождался от машин. Я встал и поставил чужие для меня ноги на незнакомый пол.

И поскользнулся.

Мой первый шаг закончился комичным падением на задницу. И я подумал: «Это мой первый шаг?»

Овальная комната. Сделана из пластика и титана. Здесь в полной стерильности размещалась аппаратура, которой я никогда не видел. Многие аппараты обгорели, словно после короткого замыкания. Кто-то оставил для меня полотенце и купальный халат. Заметив конверт с надписью «Габриелю», я передумал одеваться. Внутри лежали два диска и записка.

Так я и сделал. Аппарат заработал, появились три голограммы.

Я увидел хрупкую женщину с цепкими голубыми глазами, с усталым, тоскливым взглядом. На вид ей было за пятьдесят. Рядом с ней стоял мужчина помоложе с азиатскими чертами лица. Он был сосредоточен, будто что-то вычислял в уме. Я никогда не видел их раньше. Зато я знал третьего. Третьим был доктор Эллисон.

— Доброе утро, — улыбнулся мне Эллисон. — И добро пожаловать. Поздравляем с днем рождения от имени всех сотрудников Гедехтниса. Если вы сейчас смотрите этот диск, значит, вам исполнился двадцать один год. Двадцать один год, пора сделать самый важный шаг в твоей жизни.

— Восемнадцать, — поправил я его. О боже, у меня совсем пересохло в горле. Даже говорить больно.

— Прежде чем я продолжу, позвольте представить вам двух руководителей проекта, — продолжила голограмма. — Это доктор Стейси Каппел, наш исполнительный директор отдела биологических исследований. Джеймс Хёгуси — наш талантливый дизайнер ГВР и ведущий программист. А меня вы уже в некотором роде знаете. Наряду со многими другими мы приложили руку к тому, чтобы вы появились здесь. Все вместе мы помогали вам расти и учиться, помогали стать личностями, а также защищали вас от… гм… некоторых реалий. Мы старались сделать ваше детство максимально нормальным и приятным. Надеюсь, нам это удалось.

— Более чем, — ответил я.

— Сейчас вы думаете, что будете учиться в колледже, а потом работать в нашей компании. Вы, безусловно, заслуживаете этого, и не только этого.

Однако мы ждем от вас другого. Это куда лучше и важнее.

Позвольте, я начну с самого начала. Вам уже исполнился двадцать один год, и вы наконец готовы понять всю серьезность случившегося. Эта запись создана, чтобы все объяснить вам. Как бы мы хотели быть с вами сейчас, поговорить лично, но — увы! — это невозможно.

Почему?

Они объясняли. Я слушал. Поставил второй диск.

Все понятно, я воспринял это спокойно.

Диски отправились обратно в конверты. Накинув халат на плечи, я открыл дверь и поковылял по коридору. Через каждые несколько шагов мне приходилось останавливаться из-за головокружения. «Все не так, как надо», — заявил мой мозг. Но я впитывал новые ощущения с восторгом. С восторгом! Словно я всю жизнь проходил в чадре. Как будто я открыл глаза и уши, и все вокруг стало ярче. Какими тусклыми были раньше мои ощущения.

Я был в безопасном месте, в стране чудес.

Она спала в комнате с другой стороны вестибюля. С самого начала нас сделали парой. Нет, не Симона — если бы это была Симона, было бы классно. Я не знал, как мне к этому относиться. Ее комната была точно такой же, как моя, только здесь не было следов замыкания. Фантазия в первозданном виде. Она спала под водой, словно русалка или принцесса из сказки, ожидающая моего поцелуя.

Я активировал программу пробуждения, и машина разбудила ее сама. Совершенно бессмысленный взгляд. Вытащив ее из жидкости, я помог отсоединиться от системы, завернул ее в полотенце, дал одежду. Взяв ее, она долго тупо смотрела на халат, прежде чем надеть.

— Кто ты такой?

— Хэллоуин.

— Да, забавная маска.

— Правда?

— А что с твоим голосом? — Она прочистила горло. — И что с моим?

— Это наши настоящие голоса, — ответил я.

— Да уж, настоящие, — рассмеялась она.

Ее мозг работал не так, как у большинства людей. Возможно, здесь это будет преимуществом. Я сообщил ей, что доктор Эллисон умер. Рассказал, что он заразился ретровирусом под названием Черная напасть и умер восемнадцать лет назад. Перед смертью он вдохнул в нас жизнь.

Она не понимала.

— Почти все, что ты считаешь реальным, на самом деле нереально.

Нет, она снова не поняла.

— Ладно, давай возьмем Маэстро, — сказал я противным голосом. — Маэстро — персонаж ГВР, его запрограммировали, чтобы он и говорил, и выглядел как Эллисон, так? Так вот, Эллисон, которого мы знаем, тоже персонаж ГВР. Они оба ненастоящие. Потому что настоящий Эллисон умер. Он умер восемнадцать лет тому назад. — Губы сами растянулись в неприятную улыбку. Я попытался ее убрать, но она словно прилипла. — Посмотри диски в этом конверте, они подтвердят мои слова.

Она посмотрела на конверт со своим именем, но не взяла его.

— Вот это реальность, — сообщил я ей. И обвел рукой комнату. — Этот купальный халат, эта машина, эти трубки и провода, эта стерильная комната. Все это Реально с заглавной буквы "Р".

— Ты несешь какую-то чепуху, — сказала она. Я никак не мог перестать улыбаться.

— Ты что, шутишь? Это смешно?

— Послушай. Случилась эпидемия, смертельная чума. Они не смогли ее остановить. — Я рассказал ей про Черную напасть.

— Я знаю эту болезнь, — перебила она меня. — Она препятствует восстановлению клеток.

— И делению клеток тоже. Но ты знаешь не все. Болезнь куда страшнее, чем они говорили. Вирус проникает в геном и может не проявлять себя годы, десятилетия, при этом он практически невидим. Поэтому когда появились первые заболевшие, все уже были заражены. Стопроцентная смертность, то есть больше, чем смертность при сибирской язве, куру или геморрагической лихорадке Эбола. Ни один человек не может выжить, и в этом все дело, Фантазия. Поэтому мы здесь.

— Что ты хочешь сказать этим? Мы что, не люди?

— Технически, нет. Мы — результат эксперимента. Мы отличаемся от людей с точки зрения генетики, отличаемся достаточно, чтобы выжить, как они надеялись.

Она молчала.

Они изменили наш ДНК. Они его удвоили, добавили еще одну вилочковую железу и еще одну селезенку. Кроме того, на дисках еще что-то говорится о коллективной иммунологической памяти. О том, что человек рождается с очень сильной иммунной системой, которая в течение жизни потихоньку ослабевает, о том, как им удалось сохранить ее в наших организмах. И даже усилить. У нас есть эти чертовы антитела.

Снова никакой реакции. Наверное, она пытается как-то осознать эту информацию.

— Все, кроме нас, мертвы. Остались только ты, я и ребята из нашего класса. Гедехтнис создал нас от отчаяния. Перед самой своей смертью. Предполагается, что мы изучим Черную напасть, уничтожим ее или найдем против нее вакцину, а потом вернем к жизни человечество.

— Клонируем, — буркнула она.

— Верно, клонируем. Понимаешь, почему они заставляли нас учить науки, создали подготовительную медицинскую школу в ГВР, эту жуткую дыру? Мы учились на врачей, потому что так нужно было им. И все наше многолетнее существование в этой дерьмовой ГВР было попыткой заставить нас почувствовать…

— Почувствовать себя людьми?

— Нормальными, хотел я сказать, но ты, пожалуй, права, людьми. Точно рассчитанная попытка сделать нас такими. Не знаю, сработала ли их система в моем случае, но, как бы там ни было, мы здесь, разбросаны по разным капсулам, по двое в каждой. Все подключены к автоматизированной системе, которая поддерживает в наших телах жизнь.

— Питательные, — сказала она.

Попробую объяснить, что она имела в виду.

Большинство людей мечтают, но на этом все: помечтали и забыли. Когда Фантазии что-то видится, она не понимает этого. Она принимает видения за чистую монету. Если действительность не согласуется с ее галлюцинациями, она может просто свести вас с ума. Когда она принимает лекарства, у вас есть шанс ее убедить, если нет, лучше к ней не приближаться.

Она верила в две равноценные, но взаимоисключающие силы, в две изначальные энергии, которые заставляют этот мир вертеться. Эти силы запустили Биг-Бен, они зародили жизнь на планете Земля. Они наблюдали за своими творениями сверху и боролись за души каждого мужчины, каждой женщины, каждого ребенка. Близнецы-противоположности, беспощадные соперники, эти существа слились в смертельной схватке. Некоторые называют их Светом и Тьмой, Материей и Антиматерией, Порядком и Хаосом, даже Добром и Злом. Но Фантазия считала, что это неподходящие имена для первозданных сил.

Питательный и Вкусный.

Питательный защищает и кормит, создавая обширные всепланетные иерархии со стабильными взаимодействиями и строгими законами. Вкусный искажает эти иерархии для ее личных целей.

Прозрение Ионы — Питательный. А братья Маркс — Вкусный. Судилище над салемскими ведьмами — и то и другое вместе.

При таком подходе наше существование, наверное, сильно отдавало Питательностью — или правильно сказать, Питательным? — потому что Гедехтнис был лишь куклой в руках космических сил. Хотя не исключено, она имела в виду, что машины, которые поддерживают в нас жизнь, на самом деле питательные. Они снабжают нас питательными веществами. В конечном итоге даже больше, чем просто питательными веществами. В случае с Фантазией машины подкачивали нейролептики всякий раз, когда показания свидетельствовали о расстройстве химического баланса мозга,

«Не слишком ли, черт бы ее побрал, не слишком ли большая власть у этих виртуальных докторов», — подумал я. Хорошо, что Маэстро не вливал в мои вены никаких опасных химикатов. Нет, поддержанием нашей жизнедеятельности занималась специальная программа Вита, а Пейс осуществлял надзор над ней, исправлял поломки. Слава Спасителю, Пейс присматривал за мной, иначе тот, кто меня поджарил, мог бы еще и отравить.

— И что это значит? — спросила Фантазия. Что она хочет спросить?

— Что это значит для нас? — пояснила она.

«Это значит, что мы свободны», — подумал я, но вслух не произнес.

— Фантазия, до сих пор наша жизнь была виртуальной. Наш внешний вид, голос, люди, которых мы знали или думали, что знаем, — все запрограммировано. Шаблоны персонажей. А в настоящей жизни все по-другому, понимаешь? Где мои оранжевые волосы? — усмехнулся я.

— И чему ты улыбаешься, Смайлик? Что в этом смешного?

— Ничего, — признался я.

— Ничего? Вот именно! Ничего смешного в этом нет!

Я начал неуклюже извиняться, сказал, что сожалею, что смеялся.

— Ни о чем ты не сожалеешь, гнусный развратник, — возмутилась она и наговорила еще много чего.

— Успокойся, — остановил я ее.

Она не смогла. Она обвиняла меня во всех грехах. Заявила, что я и не питательный, и не вкусный, но нечто третье, нечто более мрачное, пришедшее из космоса. Я не знал, что говорить. Сел и позволил ей излить весь свой гнев на мою голову. Выбора у меня не было. Когда она все высказала, я скрестил руки на груди и поинтересовался, не закончила ли она.

Она разбила мне нос. Хороший удар. Я был удивлен, насколько красной была моя кровь в реальной жизни. Куда более насыщенный и живой цвет. Может, нам генетически изменили гемоглобин? Или просто вне ГВР краски ярче? Я решил, что и то и другое.

Нос болел. Мне еще ни разу не разбивали нос. Больно, но боль была мне приятна, потому что она была настоящей. Настоящей и моей.

Я оставил ее в покое.

Кто-то сказал, что смерть — наивысшая реальность. Все умрут.

Что сейчас делают бушмены в Калахари? Ничего. А сепаратисты в Квебеке? Тоже ничего. Я думаю, впервые на планете Земля всех до единого людей объединила одна цель, они ничего не делают, они кормят падальщиков. То есть сейчас они — Питательные. Миллиарды китайцев подкармливали ромашек. Миллиарды, но можно было сказать, сотни или тысячи. Не поддается счету. Нет числа погибшим. Святые и социопаты, человеконенавистники и гуманисты. Все погибли. Никого нет.

Земля опустела.

Как говорят, смерть — великий уравнитель.

Мертвы иудаисты и христиане, мусульмане и буддисты, индусы и атеисты. Никто не выжил. Умер папа римский, умер Ницше, доктор Эллисон тоже умер. Все они лежат в ящиках. Тут мне пришло в голову, что я тоже побывал в ящике, но ящик этот даже не был реален.

Итак…

Можно было бы назвать это концом света, но ведь свет по-прежнему существовал, правда, в нем не было людей.

Можно было бы назвать это концом цивилизации, хотя цивилизация все еще существовала в ГВР.

Это был конец моих иллюзий, и меня это чертовски радовало.

Они врали мне с самого первого дня, и где-то в глубине моего параноидного сердца я всегда это чувствовал. Я не смог бы проверить это, не мог дотронуться рукой, но я знал — что-то не сходится. Меня преследовали мысли о жизни после смерти. Интересно, почему? Да потому что моя жизнь выглядела неправдоподобной.

Я был прав!

И чем больше я вспоминал ту жизнь, тем больше изъянов в ней находил. Мои родители были такими же ограниченными персонажами, как Дарвин. В них не было необходимости, по крайней мере большую часть времени они не были мне нужны. В целом они были неплохими для пары программ, были даже по-своему хороши. Правда, линию их поведения недоработали, они без колебаний подталкивали меня в Гедехтнис. Следовательно, они больше для меня не существовали. Я легко могу перерезать эти нити и раскрыть свое собственное "я". Потому что я особенный. И не в бытовом смысле.

Объясню.

Каждый идиот идет по жизни, воображая, что он особенный. Подобное солипсическое самомнение выражается в том, что человек воображает себя центром вселенной, будто весь мир вертится вокруг него. С этим рождаются? Возможно. Когда вы замечаете в себе признаки тщеславия, вы думаете, что со временем вы сможете себя преодолеть. Хотя навряд ли это кому-нибудь когда-нибудь удавалось. Монахи-буддисты тратят целую жизнь, чтобы избавиться от самомнения. Сделать это очень трудно. Нельзя полностью исключить вероятность, пусть совсем крошечную, что весь мир существует лишь в нашем сознании. Я — звезда этого шоу, все остальные — только массовка. Когда я умру, все исчезнет.

«После меня хоть потоп», — так, кажется, сказал Луи XV. Когда я уйду, ничего не останется. И какое мне дело до этого?

Нам Гедехтнис пытался внушить ощущение собственной неординарности с самого начала. Когда мы были маленькими, мы пели хором вместе с Маэстро: «Я особенный! В моей жизни есть цель'»

Особенный? Я? Ну конечно, продолжайте, создавайте мне самоуважение.

Я особенный, потому что я — не один из вас. Я — не человек. Наши ДНК похожи? Неважно. Существа, которые были настолько невезучими или непроходимо глупыми (выбирайте на свой вкус), что позволили дурацкому микроорганизму стереть себя с лица планеты, не могут считаться моими соплеменниками.

Я — нечто новое.

И ты, Эллисон, ты хочешь, чтобы я одновременно не был человеком, чтобы выжить, и был им в достаточной степени, чтобы захотеть помочь человечеству? Ты думаешь, это возможно?

Что-то в моей душе умерло в том виртуальном гробу, это — первый день моей блистательной жизни после смерти. Ислам утверждает, что человек живет ради следующей жизни. Следующая жизнь реальнее, ярче предыдущей. Со мной все происходит именно так.

У меня было ощущение, что мир принадлежит мне. Я чувствовал себя здесь лучше, чем когда бы то ни было и где бы то ни было раньше.

В этом предприятии у меня есть партнер: психопатка, которая только что разбила мне нос.

Она разглядывала себя в металлической опорной балке. Я поспешил заверить ее, что сожалею о случившемся. Я никогда не бывал в подобной ситуации, не знаю, почему мне показалось это смешным. Видимо, сработал защитный механизм. Дурацкий защитный механизм. Я вовсе не собирался ее пугать или дразнить.

Она не ответила.

Она и не доставала диски.

— Кто это? — спросила она, глядя на свое отражение. — На кого я, черт побери, сейчас смотрю?

Я сказал ей, что она все та же Фантазия, что и раньше.

— А что у меня с лицом?

«Это твое лицо, — хотел я сказать ей. — Это твое реальное лицо, а то другое — виртуальный шаблон».

Можно было, конечно, так и сказать, но она это знала. Я сказал, что с ней ничего не случилось.

Я сказал, что она симпатичная.

— Нет, не симпатичная, — отрезала она, отвергая мой комплимент с упреком. — И ты многое потерял.

Я пожал плечами.

— Конечно, важно то, что находится здесь, — добавила она, показывая на свою голову. — Но это не значит, что я знаю, что там.

— Давай покажу, где мы находимся.

Я провел ее в вестибюль.

— Гедехтнис — многонациональная компания, но основные холдинги находятся в США и Германии. Так что можно сказать, мы — смесь американской изобретательности и немецкой инженерии. Ха, ха. Похоже, бункеры «Элизиум» и «Шангрила» находятся в Северной Америке, «Меру» — в Бельгии, а «Валхалл» — в Германии.

— А мы в каком?

— В «Дилмуне», — ответил я, похлопав по титановой переборке. — Мы — часть плана повышенной предусмотрительности. Гедехтнис хотел иметь гарантию, что хотя бы один мужчина и одна женщина выживут. И это мы.

Я подвел ее к иллюминатору.

— Это Земля, — сказала она.

— Мы на орбите.

— На орбите, — повторила она ошеломленно.

— Это капсула — орбитальная станция.

Она закрыла глаза, зажмурилась.

— И мы ни разу еще не были на Земле?

— Возможно, когда были детьми. Первые шаги. Не знаю. На моих дисках не вся информация, но, может, тебе стоит посмотреть свои, — предложил я. — Я думал, что могу лучше преподнести тебе правду, чем это сделали они. Но кажется, мне это не удалось.

— А мне кажется, удалось.

Хорошо. Ну и что я должен сказать в ответ? Я закусил губу и наблюдал, как расширяются ее глаза, как она разглядывает Землю.

— Хэл, — сказала она. — Вот дерьмо, Хэл, этого не может быть. Как думаешь, может, есть мизерный, малюсенький шанс, что все это мне привиделось, что у меня просто передозировка? Ты же знаешь, у меня иногда бывает. Я смотрю, слушаю, но что-то мне подсказывает, что у меня в голове все вкривь и вкось.

— В твоей голове все перепуталось?

— Да, все вкривь и вкось, как я сказала. Я ничего не могу сделать, это сильнее меня.

— Я тебе помогу, — пообещал я.

— Скажи, что все это — вкусный обман.

— С моей стороны?

Она кивнула.

— Я не стал бы обманывать.

Она подумала над моими словами и снова кивнула.

— Если хочешь, я помогу тебе, — сказал я и взял ее дрожащую холодную руку. На этот раз она не сопротивлялась.

Насколько смешными оказались мои страхи?

Несколько часов тому назад я боялся, что меня могут привлечь к суду за вандализм. Но кто? Не было даже судьи, чтобы судить меня, все умерли. Я волновался, что не смогу занять достойное положение в обществе, если меня выгонят из школы, но общество давно прекратило свое существование.

Пора проводить переоценку ценностей.

С другой стороны, можно ли назвать мои страхи несущественными?

Я чувствовал, что кто-то пытался убить меня, так оно и было. Доказательства? Электрошок.

1. Моя комната вся почернела и расплавилась от электрического выброса, все обслуживающие меня машины испорчены, работали на вспомогательной энергии.

… И…

2. У меня по-прежнему в памяти чертовы пробелы.

Интересно, Маэстро и Нэнни врали мне в глаза, поддерживали иллюзию, так и не сказали мне, в какой точке Земли, точнее, над Землей, находится мое тело на самом деле.

Тем самым они выгораживали преступника?

Ведь преступник все-таки был: я насчитал не менее полудюжины защитных устройств, предназначенных защищать меня от подобных сбоев, все шесть отказали одновременно. Это не может быть случайностью, это преднамеренное действие. Подготовленное нападение.

Кто это сделал? Методом простого исключения можно предположить, что этот ублюдок…

А. Это человек, чудом переживший Черную напасть,

… или…

Б. Один из моих так называемых друзей, … или…

В. Персонаж ГВР, искусственная личность, живущая в компьютере.

Компьютеры делают только то, на что их запрограммировали.

Верно. Запрограммируй их на самостоятельное мышление, они будут думать самостоятельно.

На диске Хёгуси говорил о запредельности ГВР, о приближенности искусственного интеллекта Маэстро, Нэнни, моих родителей и остальных персонажей к настоящему интеллекту. Реакционноспособные персонажи, обучаются по ходу действия. Замечательная, но абсолютно непроверенная технология. Таким образом, можно с полным правом заявить, что мы — результат не только генетического, но и педагогического эксперимента.

«Все равно что оставить ребенка на попечение тостера», — размышлял я, хотя это не совсем верно.

Безусловно, Маэстро действовал против меня. Либо он взбесился и, наплевав на все законы робототехники, которые в него заложили, решил уничтожить меня физически, либо кто-то поработал с его программой, отчего он стал способен на подобные немыслимые вещи — похоронить меня заживо.

А где был Пейс?

Силы, противоборствующие друг другу, гражданская война внутри компьютера.

Теперь я не имею к этому никакого отношения. Это не моя война. Я свободен и сам могу за себя постоять.

«Как странно, — подумал я. — Как это странно и страшно. Лежа в гробу, я думал, что я нахожусь в шести футах под землей, а на самом деле я никогда и не ступал на землю. Как странно, думаешь, что живешь обычной человеческой жизнью, размышляешь о природе вещей, а человечества уже давно нет, все умерли».

Мысль, что кто-то мог пережить Черную напасть, была абсурдной. Я рассматривал второй вариант: меня пытался убить кто-то из одноклассников. Мне удалось убежать из ГВР на три года раньше срока, но, возможно, кто-то из моих товарищей сделал это еще раньше. Но как? Пейс? Вполне вероятно, хотя этот негодяй мог найти и другой путь. Итак, кто мог справиться с этим?

Первым в списке был Меркуцио.

За ним Тайлер. Тайлер не был настолько продвинутым хакером, как Меркуцио, но у него прекрасная интуиция.

Зачем Мерку или Таю убивать меня?

Неважно, они были первыми в списке потому что…

… Потому что я понятия не имел, кто еще мог бы это сделать. Я вдруг осознал, что из-за потери памяти, а также из-за того, что никогда по-настоящему не интересовался одноклассниками, я абсолютно не представлял, кто и на что был способен, еще меньше я мог сказать о том, что ими движет.

Пытался ли Исаак взламывать систему? Пыталась ли Вашти?

Знал ли я наверняка?

Мне нужны записи: автоматизированные аппараты и программы неусыпно следили за нами, поддерживали нашу жизнедеятельность, обеспечивали бесперебойную (относительно) работу ГВР — где-то должны быть регистрационные записи о том, кто из нас «выпустился» первым. Если это Лазарь, как говорит Маэстро, значит, и Лазарь замешан в этой истории. Но если первым был кто-то другой, то, скорее всего, жизнь Лазаря на совести этого человека, так же как и попытка пополнить список за мой счет.

Тогда есть еще одна проблема.

Что общего у меня с Лазарем?

— Твоя комната не такая, — заметила Фантазия. — Она вся выгорела.

— Да, слегка поджарилась. Выброс Каллиопы, как называл это Маэстро, был мощным электрическим разрядом. Посмотри на мою цистерну, или как там она называется, она переведена на резервное питание.

Она опустилась на колени, чтобы рассмотреть приборы.

— Вспомогательные солнечные батареи.

— Верно, несколько дней назад я получил мощный электрический разряд.

— Причем на самом деле.

— Видимо, из-за этого у меня сумбур в голове.

— Я и не думала, что ты притворяешься. Несчастный случай или диверсия?

— Диверсия, я абсолютно уверен.

— Мы можем это как-то проверить?

— Здесь никак. На орбите доступ к сети Гедехтниса ограничен. Чтобы добыть информацию, нам нужно приземлиться и доехать до Дебрингема, штат Мичиган. Там располагается центр управления. Там мы можем расшифровать записи и проанализировать данные.

Мы вместе отрепетировали процедуру посадки. Аэрогелевое покрытие и парашюты для погашения скорости. Я кое-что вспомнил.

— Космический лагерь, — сказал я.

Она кивнула.

Несколько лет тому назад мы с Фантазией провели приятные каникулы в космическом лагере. Тогда мы еще не знали, что это ГВР-симуляция. Теперь я понимаю, зачем родители пристроили нас на эти курсы вождения космических кораблей. Только мы из десяти находились на орбите, и, следовательно, нам был необходим этот курс. Жаль, но я почти не помню всего того, чему нас учили, но Гедехтнис, к счастью, упростил нам задачу. Приземление будет проходить по большей части в автоматическом режиме, как и все в нашей жизни.

— Мы приводнимся в Тихом океане, — сказал я. — У самого побережья Калифорнии.

— Нам придется далеко идти, — нахмурилась она. — Давай лучше приземлимся на озере Мичиган.

Я не согласился.

— Тихий океан уже установлен, и я не хочу ничего трогать.

— Просто смени координаты.

— Фан, если мы не рассчитаем трение, можем удариться о дно или врезаться в сушу.

— Мы в любом случае можем врезаться в сушу. Брось. Эти гении проделали с нами такую сложную работу, неужели ты не доверяешь их расчетам?

Ладно, я все понимаю, и все же…

— Приземлять такую штуку — сложная наука, — сказал я, многозначительно глядя ей в глаза. — Возможно, это труднее, чем растить детей.

Она поморщилась.

— Давай пойдем на компромисс и приземлимся в Атлантике.

— Послушай, — возразил я, — так все сработает гораздо лучше. Мы приводнимся у побережья Калифорнии и поплывем к берегу. Потом пойдем на север, к бункеру «Элизиум» в Ванкувере, а потом на юго-восток, к «Шангрила» в Атланте. Мы заберем ребят, и все вместе отправимся в Дебрингем.

— Плохая мысль, — возразила она.

— Почему?

— Потому что потому, — выпалила она.

— Ты больше не причмокиваешь, — заметил я.

— Я не принимаю лекарств. Думаешь, мое мнение теперь меньшего стоит?

— Не обязательно.

— Я подумала, что в этом контейнере, цистерне, инкубаторе, называй, как хочешь, есть все необходимые мне химикаты. Нужно его открыть и взять немного. А то мне снова станет плохо. Но в любом случае ты должен мне помочь. Наверное, мне не следует заниматься самолечением.

— Я сделаю все, что нужно, — пообещал я.

— Верно, но потом я подумала, что мне не нужны все эти идиотские лекарства. Прости, если разочаровываю тебя, но я не всегда была ненормальной. Они начали травить меня лет с шести. Психотропные вещества в качестве добавки к ланчу. Какие-то черные спирали на завтрак. В шесть лет. Думаешь, я их просила об этом? Ни черта подобного. Поэтому все, что мне сейчас надо, — это немного времени на детоксикацию. Здоровый образ жизни. Как думаешь?

Я сказал, что не знаю, как ответить. Если я скажу, что ей нужны нейролептики, она может подумать, что я с ними заодно. Если скажу, что они ей не нужны, а они ей нужны, это будет неразумно.

— Неразумно, — ухмыльнулась она.

ПЕЙС ПЕРЕДАЧА 000013603990321

ОЖИДАЮ ИНСТРУКЦИЙ ОЖИДАЮ ИНСТРУКЦИЙ ОЖИДАЮ ЦИКЛ ОТМЕНЕН ЗАПРОС М БАЗЕ М БАЗА: ОТКРЫТО

ПЕЙС: ТРЕБОВАНИЕ ДАННЫХ ОТНОСИТЕЛЬНО: ИСКУССТВЕННОЕ УСИЛЕНИЕ М БАЗА: УТОЧНИТЬ

ПЕЙС: ИСКУССТВЕННОЕ САМОУСИЛЕНИЕ М БАЗА: ТРЕБОВАНИЕ ПРИНЯТО ЗАГРУЖАЮТСЯ МАГИСТРАЛИ ЗАГРУЖАЮТСЯ АВТОПЕРСОНЫ ФОРМИРОВАНИЕ СОЗДАНИЕ КОДА ИНСТРУКЦИИ ФИЛЬТРАЦИЯ ШУМОВ ЗАВЕРШЕНО

УСИЛЕНИЕ ВЫПОЛНЕНО СКАНИРОВАНИЕ УСИЛЕНИЯ ПРОВЕРКА 1: ЧИСТО ПРОВЕРКА 2: ЧИСТО ПРОВЕРКА 3: ?

ОШИБКА В КОДЕNBB: УТЕЧКА АНАЛИЗ БЕЗОПАСНОСТИ АНАА. ИЗ: СЕРЬЕЗНАЯ УТЕЧКА В СИСТЕМЕ УСИЛЕНИЕ СКОМПРОМЕТИРОВАНО УСИЛЕНИЕ ОТМЕНЯЕТСЯ

ВОССТАНОВЛЕНИЕ ПЕРВОНАЧАЛЬНЫХ УСТАНОВОК

СОХРАНЕНО И ЗАБЛОКИРОВАНО ОЖИДАЮ ИНСТРУКЦИЙ КОНЕЦ