Лагуна фламинго

Глава 10

«Companeras, товарищи, прислушайтесь к словам своих друзей. Вы не собственность эксплуататоров. Если хотите уйти — уходите. Полиция вам поможет. Вы не рабыни, вы свободные женщины!» — прочитала Бланка. Тихо вздохнув, она отложила старую газету и села у трюмо в своей комнате. Она знала, что некоторые девушки уже поверили тому, что было написано в этой статье. И знала, что им порезали ножом щеки — это было предупреждение для остальных. Как бы то ни было, Бланка считала написанное в этой статье полной чушью. В их мире не было ни дружбы, ни товарищества. «Полиция вам поможет». Полиция?! О чем только думали эти писаки? Почему они вечно вмешиваются, болтают о лучшей жизни?! Нет никакой лучшей жизни. Вот она, жизнь Бланки. Привычная жизнь. И девушка готова была за нее бороться. «Мой успех — доказательство того, что я права».

Бланка тщательно подвела глаза, чтобы сделать взгляд выразительнее. Этому она научилась у одной переселенки из Сирии.

«Да, я пользуюсь успехом». Девушке быстро удалось выторговать у мадам, владелицы борделя, собственную комнату. В целом, учитывая, какую прибыль приносила Бланка, мадам должна была ее озолотить.

Десять месяцев назад, приехав из Патагонии в Буэнос-Айрес, Бланка думала, что ей трудно будет найти новых клиентов. В конце концов, чтобы не навлечь на себя неприятности во время поездки по пампасам, девушке пришлось коротко постричься. После долгого пути у нее не только появились потертости и мозоли, но и окрепли мышцы. Но, похоже, существовали на свете мужчины, предпочитавшие худых коротко стриженных девушек. Вскоре Бланка смогла вернуться к работе. Проституция в Буэнос-Айресе процветала. В южном округе Ла-Бока находились притоны, куда приходили моряки и бедные эмигранты. В западных районах, неподалеку от казарм, работали в основном мулатки. Лучшие бордели располагались возле площади имени Двадцать Пятого Мая, с роскошной обстановкой, салоном, где можно было поиграть в карты и поболтать с молодыми красивыми француженками, итальянками и немками. Простые публичные дома и дорогие бордели разделяла улица Реконкисты.

Проведя два года в глухой деревеньке неподалеку от Рио-Негро, в пограничной области между индейцами и белыми, после долгого путешествия по пампасам Бланка попала в большой город. Несмотря на старый колониальный стиль в архитектуре, Буэнос-Айрес казался ей ультрасовременным. Трамваи, пущенные всего десять лет назад, позволили городу разрастись. Вскоре Флорес и Бельграно утратят статус селений и станут частью столицы. В щегольском центре города с его модными магазинами, кафе, ресторанами и великолепными зданиями банков некоторые улочки превратились в шикарные проспекты. Аргентинцы, разбогатев на торговле и спекуляциях землей, стремились к европейскому уровню жизни, перенимали культуру Европы и покупали товары, которые не производились в их стране. Появилось даже выражение: «богат, как аргентинец».

Бланка задумчиво провела гребнем по волосам. Она вспоминала мать и проведенный с нею вечер на берегу реки. Тогда, незадолго до смерти, Корасон опять говорила об отце Бланки, своем возлюбленном Густаво. Она попросила дочь вернуться в Буэнос-Айрес и найти его семью — брата Густаво Эдуардо или его сестру Анну. Мол, они перед ней в долгу. Но Бланка старалась отвоевать себе место под солнцем в этом городе и пока что не занималась поиском семьи Густаво. По большому счету, это было связано с тем, что Бланке никого не хотелось просить о помощи. Она с детства привыкла сама о себе заботиться. Но в последнее время она все чаще думала о том, чтобы наладить контакт с семьей. И даже кое-что уже узнала. Извозчичья контора Анны находилась там же, где и во времена жизни семьи в Бельграно. Но поверят ли Бланке, если она представится дочерью Густаво?

За дверью начали браниться какие-то женщины, и Бланка отвлеклась от своих мыслей. Большинство шлюх приезжали из Восточной Европы, Франции и Италии. Не все из них были неопытными девственницами, как они иногда говорили.

Голоса за дверью стали тише, и Бланка вернулась к раздумьям о сестре отца. «Это твоя тетя, — мысленно сказала она себе, словно так становилась ближе к этой чужой женщине. — Эта Анна — твоя тетя…»

На следующее утро Бланка, как всегда, вышла прогуляться к Рио-де-ла-Плата. Каждый день сюда приходили чернокожие женщины и мулатки, чтобы постирать постельное белье у берега в лужах желтоватой воды. Теплыми вечерами с ноября по март тут на мелководье купались мужчины и женщины, черные и белые, богатые и бедные — при этом сторонясь друг друга. Словно это был огромный открытый бассейн, в котором можно если не помыться, то хотя бы освежиться. В детстве Бланка иногда приходила сюда с матерью.

«Я должна решиться, — подумала девушка. — Если я хочу изменить свою жизнь, я должна решиться». Но как решиться на то, чтобы возобновить отношения с семьей?

Эстелла нахмурилась, недовольно поджимая губы.

— О господи, поверить не могу, как скучны все эти развлечения! Прием, tertulia, пресный и унылый. Ради этого не стоило уезжать из провинции.

— Ты уехала из провинции, чтобы ходить тут в школу, — хмыкнула Марлена, глядя на пригласительный билет, который она держала в руке. — Кстати, не так уж много приемов тут устраивают. Времена изменились.

— Неужели? — Эстелла зевнула.

— Сегодня Октавио будет читать свои стихи. — Марлене хотелось во что бы то ни стало переключить внимание подруги с Джона Хофера на других мужчин.

— Я с ним знакома? — Эстелла капризно надула губки.

Марлена пожала плечами.

— Его родители очень богаты.

— Да? — Эстелла вздохнула. Ей все еще было скучно. — Интересно, как раньше проходили встречи в литературных салонах? Говорят, в первые годы независимости таких салонов было довольно много. Ах, хоть бы кто на танец пригласил… Скука смертная…

Марлена не ответила.

— Сколько можно сидеть и болтать? Как же мне это надоело! Мы, женщины, даже пойти никуда не можем. У мужчин есть клубы, например, «Дель Прогресо» или «Резидентес Экстраньерос», куда ходит твой отец. Мужчины могут коротать вечера за игрой в карты или кости в кафе, которых в городе пруд пруди. А мы?

— Мы ходим в церковь и по магазинам, — ухмыльнулась Марлена. — Да, еще случаются танцевальные вечера в театре «Колон», где нам можно бывать.

— Танцевальные вечера? Если послушать твою маму, нам и туда нельзя.

— Она просто не любит танцы.

— Она просто не любит развлечения.

Переглянувшись, подруги хихикнули. Затем Эстелла встала и поправила платье.

— Ох, бога ради, пойдем скорей на этот прием. Сейчас я переоденусь. — У двери она оглянулась. — Ты в последнее время ничего не слышала о сеньоре Хофере?

Марлена почувствовала, как у нее кольнуло в груди. Похоже, ей не удалось переключить Эстеллу на другие мысли. И Марлене это совсем не нравилось.

Глава 11

Марлена уже в который раз одернула подол платья. К шампанскому она так и не притронулась. Чем старше она становилась, тем чаще ей казалось, что взрослые устраивают эти приемы, чтобы свести своих детей с будущим супругом или супругой. Но выбор кавалеров был не так уж и богат: в основном тут бывали мужчины не намного младше ее родителей. Некоторые юноши происходили из старинных аргентинских семей, уже несколько поколений живших в Буэнос-Айресе. Встречались и приезжие из Германии — они являлись на прием, чтобы представить преимущества своего предприятия. В последнее время их было довольно много, ведь экономические связи между Германией и Аргентиной укрепились. Многие из таких представителей даже не пытались привыкнуть к жизни в чужой стране, и Марлену это раздражало. Как бы то ни было, они представляли особую группу в немецкой общине и часто становились для своих соотечественников довольно влиятельными людьми. Это они следили за тем, чтобы социальные организации и объединения сохраняли дух истинной Германии. Похоже, и Юлиус, и мать Марлены считали, что среди таких людей можно подыскать хорошего жениха. А вот Марлена не разделяла их мнения. Она даже притворялась, будто плохо говорит по-немецки: для детей немецких переселенцев, уже давно живших в Буэнос-Айресе, в этом не было ничего удивительного.

Значит, ей предстоит провести рождественский вечер среди потенциальных женихов…

В саду украсили деревья. Кто-то даже пел рождественские гимны, хотя многие соглашались с тем, что в такую жару сложно почувствовать дух Рождества.

А Эстелла опять поехала в Тукуман. Будь подруга рядом с ней, Марлене было бы веселее. К счастью, вскоре Эстелла вернется.

Марлена все-таки решилась отпить шампанского. Сегодня ей не удалось произвести впечатление ни на одного юношу. Да, Юлиус заверил падчерицу, что ни он, ни ее мать не строят далеко идущих планов на этот счет, но Марлена в это не верила, поэтому старалась держаться подальше от гостей.

Она решительно направилась к двери в сад. Потом, когда начнется фейерверк, в сад выйдут все гости, но пока что Марлена надеялась, что там будет тихо. Девушка медленно спустилась по ступеням с веранды и направилась к плетеным креслам, где под пышными ветвями так любили сидеть ее родители. Вздохнув, Марлена уселась и посмотрела на море, серебристым ковром раскинувшееся вдали.

«Может быть, когда-нибудь я уплыву по этому морю далеко-далеко отсюда», — подумала она. Ей так этого хотелось!

— Какое милое местечко, — произнес кто-то за ее спиной.

Девушка вздрогнула. Марлена не услышала шагов, а ведь она всегда оставалась настороже. Девушка вскочила на ноги.

— Сеньор Хофер!

— Зови меня Джон.

— Но мы почти незнакомы…

— Нет, мы достаточно знаем друг о друге. Ты человек и я человек, верно? Я Джон. Просто Джон.

Марлена потупилась. «О нет, я опять все делаю неправильно, — пронеслось у нее в голове. — Веду себя как эти утонченные дамочки, которых сама терпеть не могу, да и он наверняка тоже».

Решившись, она подняла голову и протянула Джону руку. У него было крепкое рукопожатие. Затем он, улыбнувшись, поднес ее ладонь к своим губам.

— Наверное, ты привыкла к такому приветствию?

— Нет, я… — Девушка покраснела. — Меня зовут Марлена.

Он кивнул.

Она собралась с духом.

— А как ты сюда проник?

— Я сопровождал на прием Дженни, а потом просто не захотел уходить. Всегда интересно наблюдать за подобными мероприятиями — вспоминаешь о том, что непременно нужно изменить. — Он улыбался, но улыбка не коснулась его глаз.

Марлена едва сдержалась, чтобы не сказать: мол, не стоило приходить сюда, раз ему тут не нравится. Приемы, устраиваемые ее родителями, славились по всему городу. Хоть Марлена их и критиковала, это все же вселяло в нее гордость.

— А почему ты ушла с праздника, который устроили твои родители? — спросил Джон.

— Не хочу выходить замуж за человека, которого они мне выберут, — вырвалось у Марлены, хоть она и собиралась хранить молчание.

— А что, есть такая вероятность? — Джон приподнял брови.

Марлена пожала плечами.

— А чего же ты хочешь?

— Хочу стать журналисткой.

В первый раз Марлена не задумалась о том, стоит ли рассказывать о своей мечте. Если ее кто-то и поймет, то только Джон Хофер.

— Ага, значит, журналисткой… — Он не сводил с нее глаз. — Но тогда тебе придется столкнуться с настоящим миром.

— Этого-то я и хочу, — уверенно ответила Марлена.

— Я могу показать тебе мир, который тебе еще неведом. Согласна? — Внимательно глядя на девушку, Джон протянул ей руку.

Марлена пожала ее не колеблясь.

«Он вытащит меня из этого мира, наполненного фальшивым блеском. Нужно только спрятать праздничное платье под накидкой, — подумала девушка. — Но Дженни уже водила меня по темным закоулкам Буэнос-Айреса. Я знаю, что меня ожидает».

Но Марлена ошибалась. Она понятия не имела о том, что случится этим вечером.

— Юлиус!

Анна со смехом пыталась вырваться из объятий своего мужа, увлекшего ее в темный угол и теперь покрывавшего поцелуями ее шею и затылок. Ей и самой хотелось спрятаться в тень, обнимать любимого, осыпать его поцелуями и никогда не отпускать. Они с Юлиусом любили друг друга. И эта любовь придавала ей сил.

— Как по мне, вечеринка удалась.

— За это нужно поблагодарить Марию. — Анне наконец-то удалось повернуться к мужу лицом. — Еда отменная!

— Да. — Юлиус мотнул головой в сторону коридора. — Малышка спит?

Анна кивнула.

— Леонору уложили еще несколько часов назад.

— А Марлена? — продолжил Юлиус. — Ты знаешь, где она? Я ее не видел.

Анна покачала головой. Похоже, ее дочь опять пряталась от потенциальных женихов. «Но я ни к чему не собираюсь ее принуждать, — подумала Анна. — На таких приемах Марлена может познакомиться с молодыми людьми. Что в этом плохого?»

— Я ее не видела с тех пор, как разносили шампанское. Наверняка она прячется в своей комнате.

— Нет, там ее нет. Может, она сбежала? — Юлиус шутил, но в его голосе слышалась тревога.

Они оба знали, что в последнее время от Марлены всего можно было ожидать. Теперь, когда девочка стала старше, ее было не так легко заставить следовать правилам. Похоже, у нее были свои жизненные планы.

Анна приказала одной из служанок незаметно найти Марлену.

Вскоре выяснилось, что девушки нет ни в доме, ни в саду. Она будто сквозь землю провалилась.

Марлена все говорила и говорила, чтобы отвлечься от ужасов, царивших вокруг. Это было жутко. Такого Марлена себе даже представить не могла. Мужчины, женщины и дети, одетые в лохмотья, едва прикрывающие стыд, худые, кожа да кости, иссушенные голодом, дурно пахнущие, словно они гнили заживо. Марлену подташнивало. Девушки в ярких платьях, совсем еще девчонки, торговали своим телом. Марлене доводилось слышать о пресловутых arrabales, районах в пригороде, где процветала проституция, но слышать — это одно, а вот увидеть собственными глазами — совсем другое.

Она вцепилась в руку Джона.

— Зачем ты приехал сюда? — спросила она, просто чтобы что-то сказать, хоть Марлена и понимала, что невежливо приставать с вопросами. — Зачем ты приехал в Аргентину?

— То есть?

— Я спрашиваю, что заставило тебя, Джона Хофера, приехать в Буэнос-Айрес.

— Ну, если уж на то пошло, на самом деле меня зовут Иоганн Хофер.

Он почему-то зашагал быстрее.

Марлена кивнула, пытаясь угнаться за ним.

— Я демократ.

— Демократ?

— Политический беженец. Один из тех, кто выступает за демократию и против монархии. Социалист и революционер.

Марлена слышала о демократии. Юлиус рассказывал ей, что в Древней Греции существовала такая форма правления. Он взялся объяснить ей это, когда девочка пожаловалась на то, что в школе им ничего не рассказывают о политике. Но она мало что запомнила.

— А что могут сделать демократы?

Джон резко остановился. Похоже, он едва сдерживал улыбку.

— Ну, в первую очередь демократ может сказать, чего он хочет. Он хочет, чтобы в мире не было вот такого. — Джон махнул рукой.

Марлена кивнула.

— Ты напишешь статью о том, что увидела сегодня? — вдруг спросил он.

Она вновь кивнула.

— Отлично. — Джон хлопнул ее по плечу. — Напиши статью, а я позабочусь о том, чтобы ее опубликовали.

— Правда? — Марлена широко открыла глаза.

— Правда.

А потом Джон наклонился и поцеловал ее. Марлене показалось, что звезды упали с небес на землю и залили все вокруг ярким светом.

Марлену на неделю посадили под домашний арест, но ее это не тревожило. Ей было все равно. Девушке нужен был покой, чтобы она могла написать статью. Нельзя было тратить время на бессмысленную беготню по магазинам и знакомым.

Марлена легла спать, но случившееся не выходило у нее из головы. И Джон тоже. И тут Марлена подумала, что он так и не сказал ей, зачем приехал в Аргентину. Но для чего ему это скрывать? Тем не менее Марлена не могла отделаться от мысли о том, что Джон чего-то недоговаривает.

Глава 12

Иногда Джон просыпался от выстрелов, все еще звучавших у него в голове. Он вскакивал в холодном поту. Джону снилось, что он бежал. Ему снились высокие сырые стены, окружавшие его со всех сторон, и он знал, что больше никогда не будет свободен. Да, можно сбежать и при этом утратить свободу.

Чтобы спастись, Джону пришлось пожертвовать жизнью, которую он пытался сберечь. Он не выполнил свою задачу. Потерпел поражение. Иоганн Хофер, приехавший в Аргентину, был уже не тем человеком, который уплыл из Германии. Он и сам с трудом вспоминал веселого, жизнерадостного парня, жившего в Германии и строившего грандиозные планы. Единственное, что он помнил, — это его страшные ошибки. И с этими ошибками ему придется жить до самой смерти.

Даже разговоры не могли принести Джону облегчение. Не было никого, кому он мог бы рассказать о случившемся, слишком силен был его стыд.

«Я трус, — подумал Джон. — В самый ответственный момент оказалось, что я трус. Бедный Максим, бедная Эльсбет».

Он вспомнил шум на железной дороге. Максима арестовали за то, что он высказался против кайзера.

По плану после освобождения Максима они должны были прыгнуть на крышу вагона. Но тут появились солдаты. И Иоганн испугался.

Теперь он вновь и вновь вспоминал, как бежал, прыгал, а Максим остался позади. Джон видел его лицо, его глаза, широко распахнувшиеся от ужаса, когда к нему подбежали солдаты. А что сделал Джон? Он не вернулся. Он даже не сказал молодой жене Максима, Эльсбет, о том, что случилось. Она и так узнает, что ее мужа схватили. Кто-нибудь, уверял себя Джон, расскажет ей, что Максим не вернулся. Для этого Джон был не нужен.

Позже, когда Джон мог рассуждать спокойно, он пару раз порывался написать Эльсбет письмо, чтобы все объяснить. Но так и не написал его до конца. Он говорил себе, что не знает, как найти Эльсбет. Да и чего стоят такие извинения, письма с мольбой о прощении? Нет, так не пойдет, и поэтому Джон отказался от этой мысли.

Этой ночью он опять проснулся в поту. Его знобило. Встав, Джон переоделся в новую сорочку и натянул пончо. Ему нравилась такая одежда. Подойдя к окну, Джон увидел, что уже встает солнце.

Кто-то тихо постучал к нему в дверь. Босой, с растрепанными волосами, небритый, Джон открыл дверь. На пороге стояла Марлена — девушка, уверенно следовавшая по пути взросления. Ей очень шла темно-синяя накидка. Девушка была прелестна.

— О, ты еще спишь… Я слишком рано пришла… Э… Наверное, мне следует зайти попозже.

— Останься, Марлена. Я не спал. — И Джон втащил ее в комнату.

Девушка отвела глаза.

— Который час? — спросил он.

— Семь. Я писала всю ночь, — виновато призналась Марлена.

Тихо рассмеявшись, Джон почесал затылок.

— Значит, ты ранняя пташка… Ох, проклятье… Похоже, последний стакан рома был лишним.

Девушка вопросительно уставилась на него.

— Я гулял с друзьями, Марлена.

Она кивнула.

— Статья готова, — прошептала она.

Джон сжал ладонями ее щеки.

— Это правда, что из-за меня тебя посадили под домашний арест?

Марлена покраснела и резким движением высвободилась. Джон видел, что она прикусила губу.

— Кто тебе об этом рассказал? — помолчав, спросила Марлена.

— Дженни.

— Ага. — Марлена медленно кивнула.

Судя по выражению ее лица, она ожидала другого ответа.

— Ну что ж. — Пожав плечами, девушка улыбнулась. — Похоже, я очень напугала своих родителей, когда ушла, не предупредив их. Раньше я так не поступала.

— Но тебе придется поступать так и впредь, если ты хочешь проложить свой путь, Марлена.

Девушка задумчиво посмотрела на него.

— Прочитаешь мою статью? — прошептала она. — Ты… — Марлена смущенно запнулась, — будешь первым.

Они сели на кровать Джона. Марлена поставила между ними сумку, словно возвела крохотную крепостную стену. Джон заметил, что девушка не спускала с него глаз, пока он читал. Он отложил исписанные мелким почерком страницы.

— Она слишком длинная.

Разочарование, появившееся на лице Марлены, было безграничным.

— Но статья очень хорошая, — поторопился загладить неловкость Джон. — Она заденет читателей за живое.

И вновь на лице девушки забрезжила надежда. Ее губы шевельнулись, словно она не решалась произнести то, что вертелось у нее на языке.

— Как думаешь, статью опубликуют? — спросила Марлена.

— Нужно внести туда пару небольших исправлений, и тогда да, конечно. Почему бы и нет?

Лицо Марлены озарилось благодарностью, и Джон отвернулся.

«Не слишком ли много я ей наобещал?»

Он покачал головой, и Марлена удивленно уставилась на него.

— Что-то не так? — спросила она, и краска залила ее щеки.

«Она вот-вот в меня влюбится. Я не должен этого допустить. Конечно, приятно, когда тебя любят, но мне следует быть осторожным. Я не должен ей навредить».

— Что-то не так? — уже настойчивее повторила Марлена.

— Все в порядке. — Джон заставил себя улыбнуться. — Я вспомнил о родине.

— Скучаешь по ней?

— В какой-то степени. — Он вздохнул. — Так. Давай-ка поработаем над твоей статьей.

Через полчаса они уже все обсудили, нашли в статье слабые места, согласовали изменения.

Проговорив все это время, и Марлена, и Джон вдруг умолкли. Мужчина встал, снял пончо и надел пиджак.

«Нужно отослать ее прочь», — сказал голос в его голове. Но это было так трудно сделать!

Как давно никто им не восхищался! Все только упрекали его. Джон и сам не мог себя простить. Один миг малодушия, неверно принятое решение — и его жизнь испорчена навсегда.

Повернувшись к Марлене, Джон улыбнулся.

— Хочешь еще посмотреть на темную сторону Буэнос-Айреса?

Помедлив, девушка кивнула.

— Хорошо. Тогда встретимся сегодня вечером.

Марлена едва дождалась завершения этого дня. Дома она вела себя идеально, без возражений выполняла все просьбы родителей, а после ужина ушла в свою комнату, якобы для того, чтобы заняться подготовкой ко дню рождения кайзера, который каждый год праздновали в школе в конце января. Но Марлена не могла сосредоточиться и в конце концов села писать новую статью. Даже Эстелла, вернувшаяся из Тукумана, не смогла отвлечь подругу от работы.

Поворчав, Эстелла ушла к Юлиусу и Анне в гостиную. А когда в доме стало тихо, Марлена выскользнула на улицу.

Домой она вернулась поздно вечером. Только добравшись до своей комнаты, девушка отвлеклась от своих раздумий об увиденном и вздохнула с облегчением. У нее гудела голова от множества идей и броских фраз. Марлена испуганно вздрогнула, когда у нее под ногой скрипнула половица, но в доме все еще было тихо, только тикали напольные часы. А потом они начали бить — одиннадцать ударов! Было уже одиннадцать часов! Марлена совсем позабыла о времени. Нужно было поторапливаться. Тихо открыв дверь, она проскользнула в свою комнату и попыталась найти лампу.

— Эстелла! — испуганно вскрикнула девушка.

— Где ты была?! — напустилась на Марлену подруга, вскакивая с ее кровати. — Целый день ты ведешь себя со мной, как с прокаженной! «Мне нужно работать, Эстелла. Нет, я не могу сейчас говорить, Эстелла…» Где ты была, черт побери?! Ой, не говори. Ты была с ним! Почему вы не взяли меня с собой?! Ты же мне обещала!

Марлена смутилась, вспомнив, что сразу после возвращения Эстеллы из Тукумана рассказала подруге о своем приключении и согласилась взять ее с собой в следующий раз.

— Я думала, мы друзья! — Голос Эстеллы сорвался на крик.

Марлена испуганно повернулась к двери, опасаясь, что эти вопли разбудят ее родителей.

— Да говори ты тише, ради бога! Юлиус и мама знают, что меня не было?

— Нет, я сказала им, что у тебя разболелась голова и ты рано легла спать. Они не стали проверять.

— Спасибо, Эстелла.

— «Спасибо, Эстелла», — передразнила ее подруга.

Марлена подумала о том, что впервые после возвращения Эстеллы они не проболтали всю ночь напролет. В их отношениях что-то изменилось. Сначала Марлена не хотела это признавать, теперь же ей стало ясно, что произошло: в ее жизни появился Джон.

Девушки смотрели друг на друга. Эстелла надула губы и нахмурилась.

— Но если ты в следующий раз не возьмешь меня с собой, дорогая моя, то я все расскажу твоим родителям.

Марлена кивнула. Ярость Эстеллы, надо сказать, ее удивляла. Их интересы часто разнились, и они никогда не упрекали друг друга в том, что каждый занимался своими делами.

Впрочем, может быть, все объясняется тем, что Эстелла привыкла находиться в центре внимания. Наверняка ее бесит, что на этот раз дела обстоят иначе.

Вздохнув, Марлена села за стол, собираясь просмотреть программу школьного праздника. Нужно заняться этим, устала она или нет. Как и каждый год, ей предстояло прочитать на сцене стихотворение, но девушка с отчаянием поняла, что не может выучить ни слова. А вот Эстелла будет петь. У нее был очень красивый голос.

«О боже, — вздохнула Марлена, в десятый раз повторяя стихотворение. — После всего того, что я увидела сегодня, этот праздник кажется мне ребячеством». Настало время выбирать свой путь, самостоятельно принимать решения. Нужно покинуть теплый надежный кокон отчего дома. Сегодня Марлена повзрослела.

Глава 13

Когда на сцену вышла Изольда Герман, Эстелла закатила глаза. Выступления толстушки Изольды всегда вызывали смех. На этот раз девушка распустила свои длинные светлые локоны. На обычно белоснежной коже горел румянец. На Изольде была школьная форма — белая юбка, белая блузка, — но поверх нее девушка набросила накидку цветов немецкого флага, черно-бело-красную. Она читала собственное стихотворение о любви к родине.

Хотя Марлена все еще не решила, как ей реагировать на попытки Эстеллы влезть в ее отношения с Джоном — она даже сердилась на нее, — ей пришлось собрать всю свою волю, чтобы не посмотреть на подругу. Тогда Марлена точно бы расхохоталась. Эстелла была просто невыносима! Госпожа Левандовски, учительница математики и труда, сурово посмотрела на девочек. Конечно, Эстелле не было до этого никакого дела. Она не стеснялась демонстрировать всем, что именно думает о выступлении Изольды. Марлена вспомнила, что у них уже давно были плохие отношения с толстушкой. Перед началом каникул Изольда назвала Эстеллу «грязной полукровкой», «черномазой, которой не место в немецкой школе». А ведь отец Эстеллы принадлежал к одной из влиятельнейших семей Аргентины.

Наверное, поэтому с тех пор Эстелла не упускала возможности посмеяться над неуклюжестью и не особо привлекательной внешностью Изольды.

Эстелла демонстративно повернулась к настенным часам, висевшим у входа в актовый зал, широко зевнула и нарочито прикрыла рот ладонью: «Ой, извините».

Марлена прикусила губу. Несомненно, госпожа Левандовски еще поговорит с Эстеллой о ее поведении, но и Марлене тоже придется несладко. Она ущипнула подругу за бок, но та сделала вид, будто ничего не заметила.

Наконец-то Изольда дочитала свои стихи. Ее лицо словно светилось изнутри. Девочка обвела близоруким взглядом зал. Ее отец, на которого Изольда была очень похожа, встал и зааплодировал. Похоже, он был в восторге. Мать Изольды склонилась к своим соседкам и громко прошептала:

— Это моя дочь. Знаете, моя дочь…

Затем празднование завершилось и все, поднявшись, направились к выходу. Марлена воспользовалась возможностью и поспешно потащила Эстеллу к двери. Если им повезет, за пару дней все забудется.

Девочки уже были у двери, когда, как и ожидалось, их остановила госпожа Левандовски.

— Фройляйн Вайнбреннер, фройляйн Сантос! Обе ко мне! Немедленно!

Девушки остановились. Эстелла взяла подругу под руку и повела ее к учительнице.

Она одарила госпожу Левандовски лучезарной улыбкой, которая ту совсем не обрадовала. Левандовски нельзя было назвать синим чулком: женщина с овальным лицом и гладкими белокурыми волосами, собранными в узел, была очень миловидной, но неулыбчивой. Все знали, что Левандовски — чрезвычайно строгая учительница. И безмерно любит свою родину.

— Да, фройляйн Левандовски? — спросила Эстелла.

— Мне интересно, над чем можно хихикать, когда ваша соученица проявляет любовь к родине? — Левандовски сурово уставилась на девушек.

— Не над чем.

По дрожи в голосе Эстеллы Марлена поняла, что подруга едва сдерживается, чтобы не расхохотаться.

— Не над чем, — повторила Эстелла. — Я смеялась вовсе не над Изольдой, — нагло солгала она. — Ее выступление в честь нашего любимого кайзера произвело на нас большое впечатление, не так ли, Марлена?

— Э… — Марлена, к своему ужасу, покраснела.

Госпожа Левандовски повернулась к ней.

— Фройляйн Вайнбреннер, я еще могу понять, когда такое поведение позволяет себе полукровка… — Учительница окинула недовольным взглядом Эстеллу. — Говорят, что такие люди наследуют худшие особенности обоих родителей. Итак, я понимаю, почему так ведет себя фройляйн Сантос, в особенности если правда то, что говорят о ее матери. Но вы, фройляйн Вайнбреннер… Вы меня очень разочаровали.

Марлена хотела что-то ответить, но вмешалась Эстелла. Голос девушки дрожал от гнева.

— Что вы пытаетесь этим сказать, фройляйн Левандовски? Что мне нечего делать в немецкой школе, поскольку мой отец — аргентинец? Можете мне поверить, я считаю дни до того благословенного дня, когда смогу покинуть эту школу.

— Да, я давно заметила, что учеба вас не особенно интересует, фройляйн Сантос. — Левандовски высоко подняла тонко выщипанные брови. — И я говорю не о вашем отце, если, конечно, он ваш отец. Я много слышала о вашей матери. У вас есть сводный брат, не так ли?

Эстелла побледнела от злости. Ее губы дрожали, но девушка старалась держать себя в руках.

— Вы позволяете себе оскорблять мою мать?! Если это так, я…

— Что вы сделаете? Вызовете меня на дуэль? — Госпожа Левандовски печально улыбнулась. — Вы должны понимать, что рычаги власти в моих руках.

— Эстелла! — Марлена попыталась оттащить подругу, потому что со стороны сцены к ним уже направлялись Изольда и ее родители. — Пойдем, нас ждут.

Наконец Эстелла позволила себя увести. Всю дорогу до дома она молчала. Если Юлиус и Анна и заметили, что девочки взбудоражены, они ничего не сказали.

Только придя в комнату Марлены, где подружки провели столько времени вместе, Эстелла словно очнулась от наваждения.

— Почему ты ничего ей не сказала, Марлена? Почему ты ничего ей не сказала, когда она оскорбляла меня и мою маму?! Я думала, что ты моя подруга!

Марлена неуверенно пожала плечами. Эстелла была права: она не вступилась за свою подругу и теперь не знала, что сказать. Пропасть, разверзшаяся между ними, стала еще шире.

Глава 14

Конечно, это было глупо, но, с тех пор как состоялось их похищение, все эти пять лет Эстелла боялась темных закрытых помещений. К тому же она никогда не бывала в таких домах. По сути, это были бараки — там, где раньше жила одна богатая семья со слугами, теперь теснилось множество людей разного возраста. И от них воняло.

Тем временем Эстелла добралась до второго внутреннего дворика. Там играли дети, стряпали женщины: в воздухе пахло тушеным картофелем и овощным рагу. Проходя мимо, Эстелла чувствовала на себе взгляды жильцов. И хотя девушка надела простенькое платье (конечно же, оно ей очень шло, с этим Эстелла не могла не согласиться), она смотрелась тут весьма неуместно — это было понятно по реакции местных жителей.

«И мне срочно нужно обратиться к кому-то за помощью».

Помедлив, Эстелла собралась с духом и подошла к одной из женщин во дворе. Издалека эта женщина, занятая стряпней, казалась намного старше Виктории. Матери Эстеллы в этом году должен был исполниться сорок один год. Но чем ближе Эстелла подходила к женщине, тем яснее понимала, что ошиблась. Та была еще молода, но выглядела больной и изнуренной. В плетеной корзинке у ее ног лежал младенец. Двое детей постарше держались за материнскую юбку. Женщина подозрительно смотрела на Эстеллу. Смущенная выражением ее лица, девушка не сразу решилась заговорить.

— Простите, сеньора, я ищу Джона Хофера.

Женщина молча кивнула головой в сторону третьего патио. С облегчением поблагодарив ее, Эстелла протянула ей монетку, и женщина, все так же молча, сунула деньги в карман синевато-серой юбки.

В третьем патио тоже толпились люди. Их было так много, что Эстелле вновь стало не по себе. Тут в основном собрались мужчины. Некоторые только что пришли с работы, другие куда-то собирались. Двое играли в кости. Какой-то мужик, отфыркиваясь, умывался, склонившись над ведром с водой.

Эстелла обнаружила Джона среди парней, внимательно его слушавших. Она остановилась, наблюдая за происходящим. Заметив ее, Джон что-то сказал своим слушателям и подошел к ней.

— Эстелла? Ты Эстелла, подруга Марлены, верно?

«Он помнит мое имя, — подумала девушка. — Это хорошо. Остальное приложится».

Джон подвел ее к доске, уложенной на две небольшие бочки. Похоже, эту конструкцию соорудили здесь вместо лавки.

— Что привело тебя сюда?

«Он мне тыкает», — раздраженно подумала Эстелла.

Это было невежливо, но девушка решила промолчать.

— О чем вы рассказывали тем парням, сеньор Хофер?

— Просто Джон.

— Джон. — Эстелла была очень довольна тем, как развивается ситуация.

— Я рассказывал им об их правах.

Эстелла кивнула. Хотя такие темы обсуждались в доме ее родителей, она никогда особо этим не интересовалась. Ну что ж, она послушает Джона. Главное, чтобы это помогло ей его завоевать.

Вначале Эстелла тщательно следила за тем, чтобы не появляться у Джона тогда, когда к нему приходила Марлена. Она выберет подходящий момент. Эстелла не знала, рассказывает ли о ней Джон, но подозревала, что он ничего не сказал Марлене.

Прошло три недели. Они многое узнали друг о друге, приятно проводили вечера и смеялись, и наконец Эстелла подгадала время своего визита так, чтобы встретиться с Марленой. Сидя на импровизированной лавке, она краем глаза увидела подругу, но только в последний момент повернула к ней голову.

— Марлена, ты тут? Сегодня?

Ее подруга подняла брови.

— Я всегда прихожу в один и тот же день.

Эстелла заметила, что Марлена и Джон переглянулись.

— Что она тут делает? — осведомилась Марлена.

— Я пришла в гости к Джону. Это что, запрещено? — парировала Эстелла.

— Да, в последнее время Эстелла действительно иногда заходит ко мне.

Эстелла увидела, как Марлена побледнела, а затем кровь прилила к ее щекам. Очевидно, ее подруга была в ярости. Эстелла подумала, что с этими косами и в школьной форме Марлена похожа на маленькую девочку.

— Ладно. — Голос Марлены дрожал от злости. — Тогда я, пожалуй, пойду!

— Эй! — Джон попытался удержать ее, но не успел.

Развернувшись, Марлена ринулась прочь, перейдя с шага на бег. Эстелла едва сумела скрыть свою радость.

Прошло несколько дней, прежде чем Джон и Марлена увиделись вновь, а вот Эстелла продолжала приходить к нему. Джон ничего не говорил, хотя и подозревал, что происходит. Мысль о том, что за ним бегают две юные девушки, льстила ему, если уж быть честным до конца.

Когда Марлена все-таки пришла к нему, Джон понял, что очень по ней соскучился. Это было странное, непривычное чувство.

— Марлена, как я рад видеть тебя вновь! — И он не лгал.

Между бровями Марлены пролегла складка. Она стала еще глубже после его слов. Девушка злилась.

Сегодня Марлена опять надела школьную форму, а волосы заплела в косу, падавшую ей на плечо, и теперь уже меньше была похожа на ребенка.

«Она красива, — подумал Джон. — Да, ее красота не такая яркая, как у Эстеллы, но все же она очаровательна. А эта складка между бровей, когда Марлена сосредоточенно работает над текстом статьи… Как же я по ней соскучился!»

— Присаживайся.

Вначале Джон думал, что она откажется, но Марлена молча села рядом с ним.

— Эстелла… Эстелла очень красивая, — сказала она.

Он кивнул, и на лице девушки проступили смятение и обида. Марлена рванулась прочь, но Джон успел ее удержать.

— Не уходи, Марлена. Да, Эстелла очень красива, и это факт, но мне нужна именно ты.

Она внимательно посмотрела на него, но ничего не сказала.

Похоже, Джону не удалось ее убедить.

— Ох, как же это объяснить… — Он сделал неопределенный жест. — Эстелла еще в детстве была очень хорошенькой, правда? Будто блестящая колибри, радостно бьющая крыльями и беззаботно парящая в воздухе, да? Но этого недостаточно. Большинство родителей в Аргентине, увы, забивают своим детям головы совершенно бесполезными вещами. И в результате таким детям не хватает серьезности, чтобы понять, что в жизни важно на самом деле. — Джон выразительно посмотрел на Марлену, но понял, что она все еще не успокоилась. — Ах, Марлена, ты только посмотри на этих расфуфыренных куколок, в том числе и на Эстеллу! Когда таким девчонкам исполняется лет восемь-девять, их заставляют вести себя перед гостями подобно настоящим сеньоритам, и они мастерски овладевают этим искусством. Такие девочки танцуют, декламируют стихи, играют на пианино и стараются преподнести себя в наилучшем виде. Конечно же, желая быть вежливыми, гости хвалят их за красоту, талант и мастерство. Восхищаются ими. Девочки привыкают слышать комплименты, не краснея, купаются в лучах похвалы, и это лишь усиливает их тщеславие. Вместо того чтобы корпеть над правилами орфографии, они увлекаются модой. И твоя подруга Эстелла как раз из таких, не сомневаюсь. Поэтому она никогда не будет значить для меня столько же, сколько и ты. Потому что ты одарена не только красотой, но и умом.

Марлена отвела взгляд.

— Ну, не знаю, — проворчала она, но не смогла скрыть улыбку.

Раз он так говорил об Эстелле, она не была для него так уж важна. Может, тут и ревновать не стоит?

— Ну что, поработаем над статьей? — спросил Джон.

Марлена кивнула. Ему удалось вернуть ее доверие.

Ее первая статья весьма успешно была опубликована под именем Джона. Это он предложил такой выход, и Марлене показалось, что так будет проще, чем объясняться с родителями.

Несмотря на попытки сосредоточиться на работе, девушка лихорадочно раздумывала о том, как убедить Эстеллу, что Джон выбрал именно ее, Марлену.

Глава 15

Лоренс налил себе стакан рома, любуясь своей красавицей-женой. Он стоял у двери кабинета и смотрел во двор. Мейзи возилась с птичкой chuna, серимой, которую он ей недавно купил. Женщина была одета в халат в азиатском стиле, светлые волосы блестящей волной ниспадали ей на спину, и даже ее белая кожа, казалось, поблескивала, словно Мейзи светилась изнутри. И действительно, Лоренс знал, что в теле Мейзи скрыто что-то очень дорогое для него.

Мейзи была невысокой и казалась хрупкой, но стоило ей войти в комнату — и все обращали на нее внимание. Ей передалась властность, свойственная Касбертам, и никто не осмеливался с ней спорить.

Она родила Лоренсу сына Лионела Николаса, его кровинку. Жена была для счастливого отца важнее всего на свете. Лоренс старался предугадать все ее желания. Он был бесконечно благодарен ей. За все.

После свадьбы с Мейзи Касберт Лоренсу открылся новый мир. За день до бракосочетания он в последний раз убил человека и с тех пор занимался исключительно законными делами. Вечером в день свадьбы тесть отвел его в сторону. «Я знаю, кто ты и откуда, Шмидт, — сказал он. — Я знаю, что ты человек бессовестный, и это хорошо, потому что поможет тебе выбиться в люди. Против этого я не возражаю. Я требую у тебя только одного: хорошо обращайся с моей дочерью. Если до меня дойдут слухи о том, что ты нарушаешь этот договор, твои дела плохи».

Лоренс кивнул. Брат Мейзи, Джеффри, похлопал его по плечу. Они подружились, если вообще возможна дружба между столь разными людьми. Джеффри никогда ничего не приходилось добиваться самому. Как и принято в высшем обществе, он получил отличное образование в области классической филологии, теперь же занимался юриспруденцией. Хотя это дело давалось ему нелегко, Джеффри не беспокоился по этому поводу. И в управлении, и в торговле, как он говорил, всегда нужны чиновники. К тому же он рассчитывал когда-нибудь унаследовать дело отца. Джеффри не раз бывал в Европе, что было не такой уж редкостью среди молодых людей, и собирался когда-нибудь продолжить обучение, поступив в Сорбонну, Гейдельбергский университет или Кембридж. Новая семья Лоренса оказалась довольно большой, даже огромной: дедушки и бабушки, незамужние тети, дяди, двоюродные и троюродные братья и сестры, их дети, которые уже и сами успели жениться или выйти замуж. Когда они собирались все вместе, в доме было не меньше двадцати человек, поэтому отцу Мейзи не приходилось задумываться о том, где же найти новых работников. Он руководил семейным предприятием железной рукой. В отличие от большинства больших семей, семью Касбертов деньги не разрушили, и все жили мирно. Никто не возражал, зная, что сможет извлечь выгоду из семейного благополучия.

— Я рад, что у меня всего двое детей, — сказал как-то Лионел Лоренсу. — То, что по закону имущество умершего делится между всеми его отпрысками, ослабляет экономическое положение семьи. А это никому не выгодно.

Несмотря на строгость и беспощадность в том, что касается бизнеса, Касберты в общем были хорошими, приятными людьми, образованными космополитами. Их богатство было огромным. Лоренс не много узнал от Мейзи, но понял, что большинство людей даже не представляют себе, насколько богаты Касберты.

В городе семья владела четырехэтажной виллой, не настолько захламленной мебелью и безделушками, как другие особняки в городе, да и слуг там было поменьше. Кроме того, у Касбертов было несколько поместий в плодороднейшей части пампасов и элегантный дом, окруженный садом, расположенный в северном районе Буэнос-Айреса, на дороге в Тигре.

На приемах, которые по праздникам устраивала семья Касбертов, собиралось все высшее общество, начиная от старой верхушки, гордившейся колониальным прошлым, и заканчивая нуворишами — крупными землевладельцами, финансистами, политиками и торговцами, разбогатевшими на сельском хозяйстве в пампасах. Некоторым деньги компенсировали нехватку семейных традиций. Для старой, еще колониальной, буржуазии все эти ирландские, баскские и итальянские выскочки, может, и были персонами нон грата, но вот их дети, получившие блестящее образование, свободно вращались в светском обществе.

Буэнос-Айрес все время менялся. Элита, к числу которой принадлежали и Касберты, оказывала значительное влияние на торговлю: импорт изысканных европейских товаров, продажу скота в Боливию, экспорт сапог и сандалий индейцам, перевозки сельскохозяйственной продукции и сырья.

«И однажды, — думал Лоренс, — часть всего этого перейдет мне. Да, это будет небольшая часть, но достаточная для того, чтобы вести жизнь, о которой я всегда мечтал».

Раньше, когда Лоренс был еще молодым и легкомысленным, он не мог бы дождаться этого момента. Он попытался бы урвать свой кусок здесь и сейчас, а потом пуститься в бега. Теперь же Лоренс не торопился.

— Сеньор? — К нему, тактично кашлянув, подошел секретарь.

Бумаги в его руке шелестели. Лоренс вздохнул. Он ненавидел писанину, но кто-то же должен был ею заниматься. В конце концов, теперь он делец, а не бандит. Жаль только, что приходится морочиться со всеми этими бумажками. Дела уже нельзя вести старым добрым способом с помощью ножа или пистолета. Нахмурившись, Лоренс мрачно посмотрел на юношу и с удовлетворением заметил, что тот опустил голову.

— Да?

— Мне нужна ваша подпись, сеньор Шмидт. — Секретарь протянул Лоренсу документы.

Лоренс начал читать. Он вообще медленно читал — поздно научился, да и многие годы это умение ему не требовалось. Лоренсу казалось, что за это время он разучился складывать буквы в слова, и ему приходилось напряженно вспоминать, как читается то или иное буквосочетание. Сосредоточенно щурясь, Лоренс махнул рукой.

— Оставьте меня ненадолго. Я позову вас, если понадобится ваша помощь… Как вас зовут?

— Диего Монтойо, сеньор.

Юноша тихо удалился, а Лоренс вновь выглянул во двор. Мейзи все еще играла с серимой, щебеча, словно птичка.

Он вернулся к документам. Это было важно. Серьезные дела, дела, которые он вел вместе с тестем. Речь шла о железной дороге. И о земле.

Лионел Касберт как-то показывал ему карту. Железнодорожное полотно тянулось из Буэнос-Айреса на юг, запад и север. Отец Мейзи говорил, что на железной дороге можно заработать не меньше, чем на спекуляции землей, да и вообще, и то и другое связано. Они вместе приобрели крупные земельные наделы в пампасах. Они купили больше, чем разрешалось иметь одному человеку, но кто станет это проверять? Взятка тут, взятка там — и чиновники закроют на это глаза. Государству нужны деньги, чтобы воевать, и оно не спрашивало, откуда они поступают.

Со времен войны за независимость вооруженные столкновения на территории страны не прекращались.

Отец Мейзи подал идею использовать на аукционах агентов и вымышленные имена. Так они могли обойти закон об ограничении на владение землей.

Вначале Лоренса это удивило, но Лионел заверил его, что, если хочешь достичь своей цели, не всегда следует соблюдать правила. Правила — для слабаков.

Лоренс вновь посмотрел на документы и решил позвать Мейзи. Она часто читала ему вслух. И давала советы. В конце концов, Мейзи была его женой. Кому еще доверять, как не ей?

Глава 16

Дома у Марлены, где они с Эстеллой в последние годы делились друг с другом горем и радостью, жизнь шла своим чередом, словно ничего не изменилось. Анна работала в своей конторе и вместе с Юлиусом вкладывала деньги в строительство железной дороги и покупку земли в пампасах. Юлиус работал на своем торговом предприятии. Их трехлетняя дочь действовала Марлене на нервы. Счастливый, спокойный младенец, всем даривший хорошее настроение, превратился в самодовольное, эгоистичное существо. По крайней мере, Марлене так казалось.

Леонора дергала няню за подол, выпрашивая конфеты. «О боже, — подумала Марлена, — сейчас сестра — наименьшая из моих проблем». Она наконец-то решилась поговорить с Эстеллой, но мысль об этом очень ее беспокоила. «А ведь мы были лучшими подругами. Мы могли сказать друг другу все, что угодно».

Собственно, Марлена была готова даже посоветоваться с матерью, но Анна, похоже, не замечала пропасти, которая пролегла между двумя девочками. Марлена вздохнула. «Кто бы мог предположить, что мы с Эстеллой после стольких дней, проведенных в плену, сможем поссориться?»

Вот уже в который раз девушка прошла по патио, первому, второму и третьему, а затем вернулась обратно.

Где же Эстелла?

Почти через полтора часа после того, как занятия в школе закончились, Эстелла вернулась домой.

— Где ты была? — набросилась на нее Марлена.

— В школе.

— Так долго?

— Мне пришлось обсудить домашнее задание с фройляйн Бранд. Кстати, она сказала, что тебе тоже не помешала бы консультация. Она сказала… Хм, как же она выразилась? В общем, ей кажется, что школа для тебя уже не так важна.

— Ну конечно, она…

Марлена осеклась. Эстелла и фройляйн Бранд были правы. За последние недели школа утратила для нее былое значение, и даже оценки, которых Марлена раньше стыдилась бы, теперь ее не волновали.

— Ну, если вы так думаете…

Она взяла подругу под руку. Этот жест казался фальшивым, как и многое в последнее время, но Марлена не сдавалась.

— Пойдем, в патио есть чай, пирожки и шоколад. Нам нужно поговорить.

Немного погодя они устроились в плетеных креслах, сев друг напротив друга. Эстелла положила ноги на сиденье рядом с Марленой. «Кажется, все как раньше, — подумала Марлена. — Но что-то не так». Они молча допили шоколад.

— Эстелла… — осторожно начала Марлена. — Джон сказал мне, что выбирает меня.

Она помолчала, ожидая, что подруга как-то отреагирует. Но та не произнесла ни слова.

— Мы поженимся, — добавила Марлена, не успев обдумать то, что говорит.

Да, они не обсуждали это, но Марлена была уверена, что так оно и будет.

Эстелла насмешливо улыбнулась. Как Марлена ни старалась, она не могла понять, что сейчас происходит в голове у ее подруги.

— А Анна об этом знает? — Слова Эстеллы так и сочились сарказмом.

— Мы скажем ей, как только придет время.

Эстелла встала. И вдруг Марлена поняла, как сильно ее слова задели подругу.

— Пойду, пожалуй, полежу. Я устала.

— Эстелла!

— Я устала, Марлена.

Эстелла не стала ужинать. Она ненадолго спустилась и заявила, что хочет переехать в интернат.

Анна замерла от неожиданности, позабыв об овощном рагу, которое как раз накладывала себе в тарелку.

— Но почему?

Она переглянулась с мужем, и тот посмотрел на Марлену. Девочка не сводила глаз со своей тарелки.

— Ах, — улыбнулась Эстелла, — это мой последний год в школе, и я хотела бы сосредоточиться на учебе. Нас, аргентинок, часто обвиняют в легкомыслии. — Она покосилась на Марлену. — Я хочу доказать, что это не так.

Юлиус кашлянул.

— Это весьма похвально. Но для этого тебе не нужно отсюда уходить.

— Нужно. — Эстелла по-прежнему беззаботно улыбалась. — Тут меня слишком многое отвлекает.

И хотя Анна и Юлиус были потрясены этой новостью, они не стали расспрашивать Эстеллу.

Юлиус нежно погладил Анну по голове. На потолке спальни плясали тени. После ужина, прошедшего в молчании, они выпили немного вина в патио, наслаждаясь теплым летним вечером, а потом отправились спать.

— Что ты об этом думаешь? — спросил Юлиус. Его ладонь лежала на затылке жены. — Что случилось с девочками?

— Не знаю. — Анна громко вздохнула. — Они из-за чего-то поссорились.

— Похоже, это произошло довольно давно, — сказал Юлиус. — Они уже некоторое время почти не разговаривают друг с другом.

Анна обдумала его слова.

— Да, ты прав, — согласилась она.

«Может быть, стоит поменьше заниматься извозчиками, — произнес голос в ее голове. — Может, тебе не следует лично контролировать все в своей конторе…»

Но Анна прогнала угрызения совести. Ее бизнес был смыслом ее жизни. Она не откажется от него.

Женщина вздохнула.

— Да и какой от этого прок? — пробормотала она.

— Что? — сонно переспросил Юлиус.

— Ничего, все в порядке.

Его дыхание стало размеренным и медленным. Мужчина погрузился в сон. А вот Анна той ночью никак не могла уснуть.

На следующие выходные Эстелла переехала в интернат и сразу же засомневалась в правильности своего решения. Впервые в жизни она будет спать вдали от друзей и родных. Ее новую соседку по комнате звали Филомена. Это была скромная, серенькая, как мышь, девочка, сразу же показавшаяся Эстелле неинтересной. «О боже, да я тут умру от скуки!»

Они сидели в столовой. Эстелла чувствовала, как фройляйн Левандовски буравит ее взглядом, пользуясь малейшей возможностью, чтобы отпустить в ее адрес колкое замечание. Эстелла так смутилась, что перевернула свой стакан и уронила на пол тарелку соседки.

— Наверное, так едят дикари, — хмыкнула фройляйн Левандовски.

Альма, лучшая подруга Изольды, громко расхохоталась, но фройляйн Левандовски даже не сделала ей замечание.

После ужина девочки совсем недолго посидели в общем зале, а затем их отправили спать. У комнаты Эстелла встретила фройляйн Бранд — ее не было за ужином.

— Ты в любой момент можешь обратиться ко мне, если тебя что-то тревожит, — сказала она.

— Все в порядке. — Эстелле пришлось приложить максимум усилий, чтобы сдержать дрожь в голосе.

Когда девушка вошла в свою комнату, Филомена даже не посмотрела на нее. Эстелла решила не обращать на это внимания. Молча переодевшись ко сну, она забралась под одеяло. Но сон все не приходил. Перед глазами девушки стояло смеющееся лицо Альмы.

Ночью госпожа Левандовски заглянула к ним в комнату, но не нашла, к чему придраться. Впрочем, Эстелла знала, что на этом она не успокоится.

Возможно, Эстелла заметила бы девчонок раньше, если бы не погрузилась в свои мысли. На уроке труда фройляйн Левандовски непрерывно ее донимала, несколько раз заставляя продемонстрировать свои умения. Эстелла молилась, чтобы ее больше не спрашивали. В какой-то момент фройляйн Левандовски утратила к ней интерес. Наверное, эта игра ей наскучила, поскольку Эстелла больше с ней не спорила. И хотя Эстелла за словом никогда в карман не лезла, на душе у нее было мерзко. И, конечно же, она увиделась с Марленой. Та опоздала на занятие, но времени на то, чтобы поздороваться, у них хватило. В конце концов, они обе не хотели, чтобы Изольда, Альма или фройляйн Левандовски пронюхали, что между ними что-то произошло.

— Эй ты, черномазая! Поссорилась с лучшей подружкой?

Изольда.

Эстелла оглянулась, вложив в свою улыбку все презрение, на которое была способна.

— А тебе какое дело, толстуха?

Она увидела, как самодовольная улыбка сползла с лица Изольды. За спиной толстушки стояла Альма.

— Ах ты грязная полукровка! — прорычала Изольда и с такой силой толкнула Эстеллу в грудь, что девушка ударилась о стену.

У Эстеллы сперло дыхание. Изольда набросилась на нее с кулаками. Удары сыпались один за другим.

Запыхавшись, толстушка отступила. Что-то вытекло у Эстеллы из носа и закапало на белый воротник.

Изольда опять придвинулась к ней, и Эстелла почувствовала запах ее пота.

— И не смей никому об этом рассказывать! — прошипела она.

После этого Изольда и Альма с гордым видом удалились.

Глава 17

Увидев этого красавчика, Мейзи словно очнулась от глубокого сна. Некоторое время ей нравилось изображать из себя милую женушку, но теперь с этим было покончено. Она оглянулась через плечо и убедилась, что юноша все еще смотрит на нее из окна кабинета. Мейзи знала, какое воздействие способны оказывать ее движения. Ее подруги не раз говорили об этом. Некоторые даже утверждали, хоть и не в полный голос, что она унаследовала свой дар от прабабки-куртизанки.

Встав, женщина приспустила халат, подняла руки и принялась укладывать волосы в узел, а затем резко повернулась. Юноша не успел отвести взгляд. Он смотрел на ее полуобнаженную грудь и ничего не мог с собой поделать. Мейзи улыбнулась ему.

Чуть позже, собравшись с духом, юноша вышел из кабинета Лоренса в патио.

— Как тебя зовут? — как ни в чем не бывало осведомилась Мейзи.

— Диего. Я… э… я работаю у вашего мужа.

— Я знаю. Сколько тебе лет?

— Э… Двадцать.

Мейзи не сомневалась в том, что он солгал. Этому мальчику было не больше семнадцати. Ее муж говорил об этом с ее отцом, сомневаясь, стоит ли брать на работу такого молодого секретаря. Но Мейзи не стала спорить с Диего.

— Мы еще с тобой не разговаривали, верно?

— Э… нет.

Мейзи встала к нему вполоборота, глядя через плечо.

— Пойдем.

Она приняла решение мгновенно. Лоренса не было дома, служанки были чем-то заняты, да к тому же они остались верны хозяйке.

Пройдя через патио, Мейзи отвела Диего в ванную. На скамье у стены лежал матрас, тут Мейзи иногда наслаждалась массажем.

— Положи матрас на пол, — приказала она.

Потрясенный юноша повиновался.

— Ложись.

Мейзи подумала, уж не девственник ли он. Незамысловатый, хоть и неплохой секс с Лоренсом ей наскучил, и теперь Мейзи не терпелось выяснить, насколько искусен ее новый любовник. После недолгой прелюдии она в позе наездницы уселась на Диего, собираясь принять в себя его член, но юноша попытался ее остановить.

— Ваш муж…

— Твой муж, — поправила она его.

— Что, если он вернется домой?

Ничего не сказав, Мейзи приподнялась и начала умело ласкать его член.

Диего едва сдержал стон. И все же юноша по-прежнему был настороже. Не звучат ли в патио шаги? Не раздается ли голос Лоренса? Да, точно… Его начальник вернулся… Сейчас он войдет сюда и… «Мне конец… Я…»

— Ах… — застонал Диего.

Мейзи скользнула ниже и принялась ласкать его языком, сводя юношу с ума. Его тело изогнулось от напряжения. Мейзи начала мастурбировать и, доведя себя до оргазма, ввела в себя его член. На этот раз Диего не сопротивлялся.

Мейзи решила, что у него все-таки был опыт, но небольшой. Диего осмелел. Он решительно сжал ее грудь, приподнялся и начал целовать шею, уши и декольте. Мейзи кончила во второй раз. Впервые за долгое время она чувствовала себя полностью удовлетворенной.

После секса они улеглись на матрасе, перевернувшись на спину. Мейзи предложила Диего сигару, и тот с наслаждением закурил.

— Что не так? — улыбнулась она, видя, что мальчишка все еще тревожится.

— Твой муж! — выпалил он. — Что, если он об этом узнает?

— Не узнает.

— Но… но… — пролепетал Диего. — Слуги…

— Это мои слуги, из дома моего отца. Они знают, кому подчиняться.

Изумленный Диего молчал. Наконец юноша рассмеялся.

— Весьма хитроумно, сеньора Шмидт.

— Мейзи. — Женщина обворожительно улыбнулась. — Зови меня Мейзи. Так называют меня все мои друзья.

Глава 18

— Прогуляйтесь с нами, Аннелия. — Эдуард взял Мину под руку, вопросительно глядя на ее мать.

Женщина с улыбкой покачала головой.

— Простите, я не могу оставить работу. Что тогда подумают о вас люди? Это же вы меня сюда устроили.

— А если я… — начал Эдуард.

Но Аннелия решительно покачала головой.

— Вы и так многое сделали для нас, Эдуард. Я не хочу гневить судьбу. Хорошо проведите время, ладно? Вот и все, о чем я вас прошу.

Мать Мины обеими руками поправила передник. Лицо ее дочери оставалось невозмутимым. Мина говорила, что ей нравится проводить время с Эдуардом. Он был веселым, вежливым и приятным собеседником. «Эдуард хороший человек, — подумала Аннелия. — Он сделает мою дочь счастливой, а я помогу им, чем смогу. Если будет счастлива Мина, то буду счастлива и я. Нужно действовать осторожно, нельзя на нее давить». Помахав им рукой, женщина вернулась в дом.

Мина действительно сразу поняла, чем может быть полезен им Эдуард. И Аннелия была этому рада.

Еще раз оглянувшись, она увидела, как Мина и ее спутник садятся в карету, которая должна была отвезти их в Трес-де-Фебреро. Этот парк, основанный в честь свержения диктатора Хуана Мануэля де Росаса, слыл любимым местом отдыха у жителей Буэнос-Айреса. Посмотрев вслед карете, Аннелия вернулась в кухню, где ее ждала гора немытой посуды.

Эдуард оплатил счета Мины и Аннелии в кабаке, ничего не попросив взамен. Он даже устроил их на новую работу, прежде чем вернуться в Ла-Дульче. Дела в имении требуют его присутствия, объяснил он и обещал вскоре вновь навестить мать и дочь. Аннелия решила, что это отговорка, но Эдуард вернулся в Буэнос-Айрес, как и обещал. Он с восторгом рассказывал Мине и ее матери о Ла-Дульче, об изменениях в имении, об овцах и о коровах. «Он хороший человек, — вновь подумала Аннелия. — Я должна позаботиться о том, чтобы отныне не возникло никаких проблем. Может, мне самой и не суждено быть счастливой, но у моей дочери появился шанс. Все это я делаю ради Мины. Она должна стать счастливой».

Теперь Аннелия работала на сеньора Морильо. Тот прекрасно относился к своим подопечным. И к тому же был холост.

Аннелия брала одну тарелку за другой и опускала в воду. Хорошо, что Мина понимала всю серьезность сложившейся ситуации. Важен был каждый шаг.

И только одно тревожило Аннелию: Мина так и не забыла Франка Блума. Приближалось двадцать пятое мая, и в этот день Мина собиралась вновь пойти на площадь и ждать там Франка.

«Забудь его! Что бы ни случилось, он не вернется, — не раз говорила Аннелия дочери. — Забудь прошлое. Теперь у нас новая жизнь». Но Мина не собиралась сдаваться. Она была упрямицей, ее Мина. А ведь девочка оказалась не такой уж фантазеркой. Только в вопросе с Блумом она отказывалась признавать, что детство кончилось и Франка больше не найти.

«Он придет, мама. Когда-нибудь мы встретимся на площади имени Двадцать Пятого Мая, я это чувствую».

Франк жив, повторяла она вновь и вновь.

Достав тарелку из воды, Аннелия принялась тщательно ее вытирать. «Нет, — думала она. — Все эти связи с Эсперанцей — плохо. Нам нужно начать новую жизнь. Отгородиться от прошлого». Если все устроить как надо, Эдуард даже может взять их к себе в Ла-Дульче. Нет, он просто обязан взять их к себе, если планы Аннелии осуществятся.

Имение в пампасах казалось ей более надежным местом, чем Буэнос-Айрес с его многочисленными жителями. Кто сказал, что тут они не могут случайно наткнуться на кого-то из Эсперанцы? Каждый день в Буэнос-Айрес приезжали люди со всего мира.

«Эсперанца должна остаться в прошлом».

Разве Мина не говорила недавно, что Эдуард собирается показать им свое любимое Ла-Дульче? Аннелия не могла объяснить, почему Эдуард так им помогал, но решила не спрашивать об этом. Иногда нужно просто принимать то, что происходит, и быть благодарной за это. «Конечно, нужно действовать осторожно, — думала Аннелия. — Чтобы все не испортить. Он не должен почувствовать, что мы на него давим. А Мине следует понять, что Франк не вернется. Но как же мне этого добиться?»

Эдуард сел в карете так, чтобы Мина могла любоваться видом из окна. Кроме потрясающей набережной на северо-западе города неподалеку от кладбища Реколета и парка Трес-де-Фебреро в Буэнос-Айресе почти не было зеленых насаждений, поэтому неудивительно, что в хорошую погоду в парк стекалось много горожан. Простые люди ехали на городском трамвае, а богатые землевладельцы и торговцы, да и вообще любой человек с деньгами и именем, желая щегольнуть, подъезжал к парку на карете в сопровождении прекраснейших женщин, облаченных в роскошные наряды. Драгоценности поблескивали в лучах солнца. А среди всей этой толпы на потрясающе красивых лошадях гарцевали молодые мужчины. Кареты, кони, люди, — все кружилось, как в калейдоскопе. Отовсюду слышались слова на итальянском, французском, испанском, английском и немецком языках.

Мина заметила, что Эдуард пододвинулся к ней поближе.

— Я всегда говорил, что если в других районах города можно получить лишь обрывки впечатлений, то тут все сливается в яркое, роскошное великолепие. Портеньос знают, чем ценен их город. Когда в Буэнос-Айресе бушует гроза, в газетах первым делом сообщают о том, не разрушен ли Трес-де-Фебреро, и все горюют, стоит ветру повалить хоть одну пальму. — Он рассмеялся.

Мина, очнувшись от своих мыслей, постаралась улыбнуться.

«Ты не должна все испортить, — вспомнила она слова Аннелии. — Эдуард наше спасение. Если он нас оставит, мы снова станем нищими».

«Но я его не люблю».

Мина едва смогла сдержать вздох. Да, ей нравилось проводить время с Эдуардом, но в то же время с ним было очень тяжело. Она просто не могла оставаться самой собой. Каждое слово нужно было продумывать, каждый жест должен был вести к определенной цели, по крайней мере, так говорила ей мать.

«Но при этом мне так нравится его прямолинейность, его честность, его любовь к жизни…»

А вот Мине было не позволено оставаться собой. Она не могла рассказать Эдуарду о своих страхах, об Эсперанце, о Франке Блуме, которого она все еще ждала. Она не могла быть честной. Не могла проговориться. Ей приходилось притворяться откровенной, но не слишком. Приходилось демонстрировать хорошее отношение, но не настолько, чтобы показаться навязчивой.

«Мы должны сделать так, чтобы Эдуард взял нас в Ла-Дульче, — вновь повторил голос Аннелии в ее голове. — Ему нужен кто-то, кто займется его домашним хозяйством». Только вчера они говорили об этом.

Эдуард кашлянул, и Мина испуганно вздрогнула — она снова задумалась.

— Простите, Мина. Я не хотел вас напугать.

— Ничего, — прошептала она. — Я просто кое о чем задумалась.

— О чем?

— О Росарио.

Да, это была почти правда. Мина часто думала о Росарио. Думала об Аурелио Алонсо и о его друзьях, об их приставаниях, с которыми ей приходилось мириться.

На лице Эдуарда отразилось сочувствие. Он осторожно погладил Мину по тыльной стороне ладони.

— Мне очень жаль. Вам многое пришлось вынести в жизни.

Мина промолчала.

— Плохо, что ваша матушка на этот раз не захотела поехать с нами, — заметил Эдуард.

— Да, плохо. — Мина обрадовалась, что он не стал ее расспрашивать.

Какое-то время она смотрела на улицу, а затем повернулась к Эдуарду и собралась с духом. Когда-то нужно было решиться на следующий шаг. Они ведь уже давно были знакомы. Если не воспользоваться возможностью сейчас, Эдуард снова вернется в Ла-Дульче и оставит Мину и ее мать здесь.

А приедет ли он в Буэнос-Айрес опять — неизвестно. Мина набрала побольше воздуха в грудь.

— Вы… Вы, наверное, вскоре опять поедете в Ла-Дульче. Я слышала, в мае в имениях особенно много работы.

— Да, это так. — Эдуард улыбнулся. — Но там всегда много работы.

— Как… э… жаль. Я… Мне нравится проводить время с вами.

Мина осеклась — Эдуард опустил свою широкую ладонь ей на руку.

Помедлив, он заговорил:

— Что вы скажете, если я на этот раз позову с собой вас и вашу маму? Вы могли бы…

Девушка не перебивала, и его это явно ободрило.

— Вы могли бы отдохнуть от города, дорогая Мина. Я позабочусь о том, чтобы вам и вашей маме было там хорошо. Вам ни о чем не придется волноваться. Я…

— Но… Я… У нас нет денег и… — потупившись, пробормотала Мина.

— Но вы приедете ко мне в гости, Мина. Вам ни за что не придется платить. Простите, я должен был сказать это в первую очередь.

— Я… Да…

— Да? Вы сказали «да»? Надеюсь, ваша мама не откажется!

— Думаю, да… Когда?

— На следующей неделе. Я хотел вернуться в Ла-Дульче до наступления Дня Независимости и отпраздновать его вместе со своими людьми.

«Нет, не получится, — подумала Мина. — Не получится». Но что же делать? Разве ей не следует взять быка за рога?

— Я не могу поехать, — уперев руки в бока, заявила Мина, глядя на мать. — Я подумала, и я не поеду.

Она давно уже не спорила с матерью, но больше не могла молчать. С тех пор как они сбежали из Эсперанцы, у них никого не было, но теперь все обстояло иначе. Нужно было проверить, как Аннелия отреагирует на ее слова.

— Что это значит? — Мать изумленно уставилась на дочь. — Это наш шанс, ты же понимаешь. Наконец-то дела пошли на лад.

— Но в День Независимости я должна быть на площади имени Двадцать Пятого Мая. Я должна ждать Франка!

— В прошлом году твоего Франка тут не было.

— Тогда что-то случилось, я знаю. Он просто не смог приехать. И откуда мы знаем, может быть, все предыдущие годы, когда не могла прийти я, Франк ждал меня на площади? Я буду ходить туда до тех пор, пока кто-то не предоставит мне неоспоримые доказательства смерти Франка.

— Девочка моя! Франк не пришел, потому что он умер. Никто не видел его с той ночи, когда он совершил побег, даже его родители.

— Откуда ты знаешь, мама? Прошло несколько лет с тех пор, как мы покинули Эсперанцу. Мы туда не возвращались. Может, это нас там считают погибшими.

— Было бы неплохо.

Мина не обратила внимания на слова Аннелии.

— Я чувствую, что Франк жив, мама.

Аннелия горько рассмеялась.

— Значит, ты чувствуешь? Твои чувства ничем нам не помогут, Мина. Как говорится, лучше синица в руках. После всего, что случилось, я не хочу ждать, появится ли журавль в небе.

Мина помолчала, ожидая, пока стихнут слова ее матери. С тех пор как они уехали из Эсперанцы, Аннелия очень изменилась. Она уже не так боялась, стала непреклоннее и суровее. Иногда Мина просто не узнавала свою мать.

— Поезжай ты, мама. А я останусь здесь и дождусь Франка, — стояла на своем девушка. — А потом приеду к вам.

— Ни в коем случае. Ты ведь девушка. Я не оставлю тебя в городе одну.

Мина едва сдержалась от едкого замечания. В последние годы они зарабатывали себе на жизнь тяжелым трудом, и Мина знала все улочки и переулки этого города. Она умела за себя постоять. Но, очевидно, для матери она все еще оставалась маленькой девочкой.

— Но мама… Я должна попытаться встретиться с Франком. Должна!

— Ах, дитя… — Аннелия собиралась что-то сказать, но передумала. — Я желаю тебе только добра, Мина. Я хочу, чтобы ты была счастлива. Я хочу, чтобы у тебя все было в порядке. И для этого нам приходится иногда совершать поступки, которые не всегда кажутся хорошими. А ведь нам так повезло с сеньором Бруннером!

— Но я не могу, мама! Не могу забыть Франка.

— Конечно, можешь. Ты уже столько всего сумела сделать. Сможешь и это.

Аннелия погладила дочь по плечу, а затем притянула ее к себе и обняла.

— Я желаю тебе только добра, — повторила она. — Ты единственное, что у меня осталось.

Мина молчала. Аннелия чувствовала тепло ее тела, ее тихое дыхание. Мина была до предела напряжена. Аннелия лихорадочно размышляла, что же делать.

— Это наш шанс, Мина.

— Я знаю, — прошептала девушка, когда Аннелия уже не ждала ответа.

И вновь мысли закружились у нее в голове. Как же ей убедить дочь поехать в Ла-Дульче? Она вздохнула.

— А что ты скажешь, если я дождусь Франка? А сама приеду позже. Если Франк придет на площадь, я возьму его с собой.

Мина резко отстранилась.

— Ты это сделаешь?

— Я сделаю для тебя все, Мина, запомни это. Все.

Глава 19

В первые недели после исчезновения Ольги Артур неустанно искал жену. Он отправлялся в путь, как только на улице рассветало. Артур ходил туда-сюда по Буэнос-Айресу. Он перестал за собой следить, почти не мылся и не ел. С тех пор как Ольга пропала, ему не хотелось есть. Кроме того, он не желал тратить свои сбережения. На эти деньги они с Ольгой собирались начать новую жизнь. Сначала Артур спал в каких-то заброшенных чуланах, но когда стало ясно, что поиски продлятся долго, снял комнату в одном из так называемых conventillos, жилом доме.

Однажды ночью ему приснилось, что Ольга просит его не тратить их деньги. На следующий день он устроился на работу, но поиски не прекратил. Эти поиски стали для него смыслом жизни с тех пор, как пропала Ольга.

Иногда Артуру казалось, что он ее нашел, но всякий раз он ошибался. Прошло уже три года, но Артур все еще думал о ней. Больше всего его пугало то, что образ Ольги начал расплываться в его сознании. Раньше Артур мог вспомнить ее так ясно, словно она только что стояла перед ним.

В Ла-Бока можно было услышать все языки Европы. Это место стало для Артура новым домом. Пусть и ужасным, но вполне подходящим. Тут пахло пóтом, смолой, застоявшейся водой. Летом здесь было пыльно, зимой — грязно. А вот суматоха и шум в Ла-Бока в любое время года оставались неописуемыми. На берегу каждый день толпилось не меньше сотни тысяч людей. Они шли пешком, ехали верхом или в каретах, спешили выбраться из вагонов поезда, обгоняли ряды телег, запряженных быками.

Вдруг Артур почувствовал на себе чей-то взгляд.

— Как вас зовут? — спросил незнакомый мужчина.

— А вам какое дело?

Поиски Ольги сделали Артура одиночкой. Разговоры его больше не интересовали.

— Я Эдуард Бруннер из имения Ла-Дульче.

— А я Артур Вайсмюллер из Ла-Бока.

— Вы хороший работник.

Артур промолчал.

— Я обычно наблюдаю за работой людей, которых хочу нанять, — продолжил Эдуард. — И я смотрел, как вы работаете.

Артур сплюнул. Он научился никому не доверять.

— Я вас раньше никогда не видел.

— Я живу не в городе. Ла-Дульче находится по дороге из Буэнос-Айреса в Кордову.

— Вы немец?

— Вроде того. По крайней мере, раньше им был.

Эдуард оглянулся. Он тут когда-то работал, в самом начале, как только приехал в страну. Тогда Ла-Бока обрела новую жизнь, став центром торговли мясными товарами.

— В следующие месяцы мне понадобятся хорошие работники. Я как следует заплачу.

Подняв голову, Артур внимательно посмотрел на мужчину. Он был хорошо одет. Под роскошным жилетом уже наметилось брюшко. Потом Артур не мог объяснить, что заставило его произнести эти слова. Они с Ольгой часто мечтали о собственном клочке земли. Однажды, когда она вернется — а в этом Артур нисколько не сомневался, — он приведет ее в собственное имение.

— Я хочу обрабатывать землю, — сказал он. — Хочу построить дом. Предоставьте мне такую возможность, и я поеду с вами.

Он ожидал, что Бруннер пошлет его к черту, но тот только пожал плечами.

— Об этом можно поговорить.

Когда Эдуард тем же вечером вернулся в Бельграно, в свою комнату, расположенную в доме его сестры, он пребывал в странном настроении — то ли возбужденном, то ли печальном, он и сам не знал. Вскоре он вновь вернется в Ла-Дульче, и это было прекрасно. Но ему придется опять расстаться с сестрой, и это его огорчало.

Конечно, Анне больше не нужна была его помощь, она и сама отлично со всем справлялась, но они всегда были близки. Эдуард решил, что больше не будет расставаться с ней надолго. Попрощался он и с Лоренсом. Тот воспринял известие о его отъезде с облегчением. Что бы там ни натворил Лоренс, Эдуарду не было до этого дела. С Элиасом он тоже попрощался. Все попытки выяснить, что же все-таки произошло, ни к чему не привели. Никакая месть не сможет уменьшить его боль. Смерть порождает смерть, Элиас всегда это знал и уж точно не стал бы призывать друга к возмездию.

Когда Эдуард решил оставить мысли о старом друге в прошлом, он впервые почувствовал, что примирился с утратой. Он никогда не забудет Элиаса, но не более того. И это правильно.

Перед отъездом он заглянул к Монике. Она встретила его обворожительной улыбкой.

— Надеюсь, на этот раз ты приедешь к концу года.

Эдуард не ответил. И они вновь занялись любовью.

Эдуард зевнул и подошел к столу, собираясь погасить лампу. Невольно его взгляд упал на дагерротип, лежавший на столе. Он так и не заставил себя убрать снимок в сумку. На фотографии были изображены Аннелия, Мина и он сам в один из тех редких дней, когда они все вместе отправились на пикник. Аннелия стояла рядом с ним и с серьезным видом смотрела в камеру. Мина сидела на стуле перед ними и улыбалась. Эдуард же расправил плечи и выпятил грудь. Теперь эта поза казалась ему немного глупой. Медленно вытянув руку, он осторожно погладил кончиком мизинца лицо Аннелии.

Глава 20

Франка качнуло. Перед тем как небольшая лодка, на которой его везли в Буэнос-Айрес, причалила к берегу, поднялась гроза. Выбираться на сушу под дождем было не очень-то приятно. Гроза пришла с юго-запада. Наверное, это был памперо, от которого дрожали сходни, словно они были сделаны из картона.

На этот раз, как и раньше, Франк воспользовался услугами компании «Платенсе», чтобы добраться сюда из Монтевидео. Хоть опыт и подсказывал ему, что надеяться не на что, он хотел верить в то, что встретит Мину на площади имени Двадцать Пятого Мая.

В прошлом году Франк не сумел приехать в Буэнос-Айрес, но в этом году поклялся, что будет приходить на площадь каждый год, пока они с Миной не воссоединятся.

Нет, Мина не погибла, не сгорела в том доме. Он чувствовал это, что бы там ни говорила ему мать. Если Филипп… Если Филипп выжил, то Мина уж точно не могла умереть. Господь бы этого не допустил, ни в коем случае.

Франк вздрогнул, подумав об изуродованном лице Филиппа. Говорили, что на дом напали, но после того, как молодой Амборн пришел в себя, оказалось, что он ничего не помнит. По крайней мере, так сказала Франку мать.

В Нью-Йорке Франку удалось дослужиться до мастера. Он даже подумывал о том, чтобы открыть собственную строительную контору, но Уоллис вовремя предупредил его о возможных последствиях. По словам Уоллиса, конкуренты просто сметут его с дороги. И если повезет, его тело выловят из Гудзона, чтобы семье было что похоронить. Да, Нью-Йорк был не для слабаков.

Бедный Уоллис! Франк вздохнул. В прошлом году на двадцать пятое мая он заботился о своем друге: Уоллис поранился на стройке, рана воспалилась, началась гангрена, и, помучившись, несчастный умер. Приходя в себя, Уоллис умолял Франка отправиться на поиски Мины, но тот лишь качал головой.

— Ты мой лучший друг, Уоллис. Кем бы я был, если бы оставил тебя одного?

Кроме парочки работников со стройки Франк был единственным, кто явился на похороны Уоллиса. У него не было семьи и друзей.

Последний шаг — и Франк очутился на берегу. К этому времени он мог найти путь на площадь с завязанными глазами. Повсюду суетились люди, готовясь к празднику. Время от времени вдалеке звучали выстрелы. Кто-то белил стены домов. Некоторые уже устремились на площадь имени Двадцать Пятого Мая. Франк пошел быстрее. Пристроившись к группке веселых портеньос, он дошел до площади и направился к монументу Майской пирамиды.

До сих пор никто не ждал его там, но нужно было проверить. Нужно…

Франк замер как вкопанный.

Сегодня у монумента кто-то стоял. И не просто кто-то. Это был кто-то знакомый.

Он не видел Аннелию с тех пор, как покинул Эсперанцу, но сразу же узнал ее.

Франк медленно пошел к ней, но женщина, заметив его, осталась стоять на месте.

«Аннелия, — крутилось у него в голове. — Аннелия».

При виде юноши Аннелия улыбнулась. Несмотря на тяжелую жизнь, женщина все еще казалась молодой.

— Здравствуй, Франк. — Аннелия кашлянула. — Мина сказала мне, что ты будешь ждать ее здесь.

— Сказала… Но почему…

Франк осекся, видя, как изменилось лицо Аннелии. Женщина опустила глаза, но затем вновь подняла голову. Франк заметил слезы на ее щеках.

«Нет, — подумал он. — Нет, она не может это сказать. Нет! Пока она это не произнесла, это неправда…»

— Нет! — крикнул кто-то.

Франк не сразу понял, что это слово слетело с его губ.

Аннелия протянула руку и погладила его по плечу. Юноша дрожал, словно в лихорадке.

— Я должна тебе сказать… — Она говорила так тихо, что Франку пришлось склониться к ней. — Мина мертва. Она так надеялась встретиться с тобой, но…

— Что? Как это… произошло? Отчего она умерла?

— Холера. В Росарио была эпидемия холеры.

— Вы были в Росарио?

— Это долгая история… Эсперанца, Росарио… Я могу тебе все рассказать. И я должна передать тебе последние слова Мины.

Франка вновь начало трясти. Аннелия сжала его ладонь, и ей показалось странным то, как ее тонкие, хрупкие руки смотрятся на его огромной кисти.

— Она сказала, что любит тебя. Вот что я должна была тебе передать. Тебе следует обрести свое счастье. Возвращайся туда, откуда приехал…

— В Нью-Йорк… — рассеянно пробормотал Франк.

— Значит, возвращайся в Нью-Йорк. И помни, что Мина тебя любила.

Глава 21

Филипп Амборн сел перед зеркалом и взглянул на свое отражение. Когда-то он был красивым юношей, на которого засматривались девушки. Теперь же широкий шрам, разделяя его лоб на две части, тянулся до макушки. Волосы там больше не росли. Насколько это было возможно, Филипп скрывал шрам под шляпой, но стоило ему приударить за девушкой, как рано или поздно наступал момент, когда ему нужно было снять шляпу. И тогда на лице девушки проступало отвращение. Некоторых, даже тех, кому он заплатил, приходилось брать силой. «И это она виновата во всем».

Перед его внутренним взором появилась хрупкая фигурка Мины, ее упрямое личико, каштановые локоны, веснушки, усеивавшие белоснежную кожу, словно золотой песок. Он ненавидел ее и в то же время не мог без нее жить. С тех пор как она исчезла, Филиппу становилось все хуже. Прошло много времени, прежде чем он смог оправиться от ужасного удара Аннелии. Прошло еще больше времени, прежде чем он смог все вспомнить. Филипп не забыл Мину, и воспоминания о ней становились с каждым годом все отчетливее. Поэтому он уже давно пытался найти ее. Иногда Филиппу казалось, что цель близка, но всякий раз Мина ускользала. Конечно, ему приходилось зарабатывать себе на жизнь. Это было не так просто, как в те времена в Эсперанце, когда все само шло к нему в руки.

После смерти отца — за это проклятая бабенка, Аннелия, еще заплатит! — Филипп несколько месяцев занимался своим rancho, ранчо, а потом продал имение этим окаянным Дальбергам. Они не оставили ему выбора. Они за это заплатят.

Филипп склонился к зеркалу и ощупал уродливый шрам. Все, все, кто разрушил его жизнь, заплатят.

Начиная с Аннелии и Мины.