«Атлантида» вышла в океан

ГЛАВА 13. ПУТЕШЕСТВИЕ ПРОДОЛЖАЕТСЯ

Озеров попросил стюарда разбудить его, когда пароход будет подходить к Порт-Саиду. В два часа ночи раздался тихий стук в дверь. Озеров мгновенно вскочил, умылся, торопливо оделся и вышел на палубу.

Хотя кругом была ночь, неуловимые признаки предвещали скорый рассвет. Вдали мерцал ровный, словно ожерелье, ряд зеленых, красных огоньков. Справа выделялись крупными светляками оранжевые береговые маяки. А слева уходила вдаль цепочка белых фонарей,

С капитанского мостика глухо доносились слова команд. По узкому шаткому трапу на борт поднялись лоцман и прожектористы. На небольшой лодке подплыли швартовщики и поставили «Атлантиду» на банку — огромный, покачивавшийся на воде железный бак.

Незаметно подкрался рассвет, разогнал темноту, погасил огни. Озеров сбегал в каюту за фотоаппаратом и снова занял наблюдательный пост.

Теперь «Атлантида» была окружена множеством различных мелких судов, облепивших ее гигантский корпус. Вот баржи с пресной водой, перебросившие в чрево корабля толстые шланги; полицейские катера; множество зеленых, коричневых, черных лодчонок с торговцами. Гортанно крича, они протягивали вверх вышитые подушки, сиденья в форме верблюдов, ночные туфли с загнутыми носами, коврики, кожаные пуфы, чемоданы, сумки... Торговцы с удивительной ловкостью забрасывали на борт веревки, по которым, после длительного торга на пальцах, им спускали деньги, а они поднимали товары.

Приезжало все новое начальство. На борт поднялись полицейские, карантинный врач, обмерщики — им надлежало обмерить судно, чтобы установить плату за проход канала.

Теперь, уже при свете дня, стало видно, что берег слева совсем не берег, а облака, и огоньки — не береговые фонари, а фонарики на мачтах бесчисленной армады возвращающихся в порт рыболовных баркасов. Треща моторами, они бесконечной вереницей проходили мимо корабля. На мачтах сушились коричневые сети, обнаженные по пояс рыбаки суетились, готовясь к причалу, слышались крики, заунывная песня.

Шесть часов утра. Многие пассажиры вышли на палубу. Стюарды разносят в бумажных стаканчиках кофе и бутерброды. Приладив телевик, Озеров начал фотографировать. Вдали был хорошо виден Порт-Саид: пальмы на набережной, высокие белые дома, а у самого берега — деревянные бараки, склады. Сотни рыбачьих лодок уже пристали к берегу, и возле них собралась толпа покупателей свежей рыбы.

Солнце медленно всходило из-за горизонта.

Рядом с «Атлантидой» стали на банку другие корабли. Длинные черно-белые танкеры, пассажирские лайнеры, высокие лесовозы. Набирался очередной караван для прохода канала.

Наконец, суда тронулись в путь. Теперь уже почти все пассажиры, вооруженные фото-, киноаппаратами и биноклями, высыпали на палубу.

Мимо борта медленно проплыл Порт-Саид с похожими на корабли многоэтажными белыми домами. «Атлантида» вошла в канал.

Вдоль канала протянулись железная дорога и шоссе, вереницы пальм, кустарник, за которыми, рассеченная длинными полосами воды, уходила за горизонт пустыня.

Другой берег был дикой пустыней. И только где-то вдали навстречу кораблю прошагал караван верблюдов.

В четыре часа дня «Атлантида» остановилась. Здесь в течение пяти-шести часов предстояло ждать встречного каравана. Швартовщиков спустили на берег, они подтянули к себе корабль и, улегшись, мирно закурили в терпеливом ожидании. Пассажиры ушли обедать.

Вечер опустился стремительно и неожиданно. Сгустилась темнота, и в этой плотной темноте навстречу «Атлантиде» медленно, величественно, словно светящиеся горы, начали проплывать суда встречного каравана. Они шли, не спеша, с интервалом в шестьсот-семьсот метров; шли час, два, три...

Наконец, караван прошел, и наступила очередь «Атлантиды».

На носу корабля подвесили огромный металлический цилиндр, с размещенным в нем дуговым прожектором и прожектористом.

Берега были темны, лишь изредка мрак прорезали фары машины, мчавшейся по шоссе.

Осталась позади Исмаилия, слабо освещенные коттеджи, сады. Остались позади озера. Кое-где на них светились огоньки рыбачьих лодок...

Озеров сбегал на корму, откуда видны были громады идущих сзади других кораблей их каравана, с длинными голубоватыми световыми мечами прожекторов на носу. Наскоро поужинав, он опять вышел на палубу. Красота зрелища захватила его. Не имея возможности фотографировать ночью, Озеров торопливо записывал в блокнот свои впечатления.

В пять часов утра канал кончился у Суеца, небольшого красивого городка. Двухтонный цилиндр с прожектором спустили в воду, как бочку. Он будет болтаться на волнах, пока его не подберет встречный пароход. Разумеется, и «Атлантида», и любой океанский корабль имели на борту прожекторы куда мощнее. Но правила канала требовали брать на борт местный прожектор. Такова была традиция, а кроме того, за это следовало платить.

Теперь лайнер шел Красным морем. На горных пустынных берегах порой возникали селения, нефтяные вышки. Кругом был желтый берег, желтые горы. Но когда самум навевал красный песок, все исчезало в его облаках.

«Оттого-то и море называется Красным»,— вспомнил Озеров. Он изнемогал от жары. Термометр показывал 45^о в тени, а вода в бассейнах была ненамного прохладней, хотя специальные установки охлаждали ее.

Навстречу часто попадались суда: серые длинные американские эсминцы с гигантскими номерами на бортах, танкеры, грузовики. Эти шли под английскими, немецкими, финскими, французскими флагами...

Озеров знал, что впереди много дней пути открытым океаном, и торопился запечатлеть в памяти или на пленке последние встречи с землей.

«Атлантида» покинула, наконец, Красное море. Она миновала Баб-эль-Мандебский пролив, что значит «Ворота слез», и вошла в Аденский залив. Некоторое время сзади еще был виден одинокий островок Абу-Али — три скалы с маяком и метеорологической станцией на самой верхушке. На следующий день корабль прошел мыс Гвардафуй — последнюю точку африканского материка — похожий на огромного, дремлющего с открытым ртом желтого кита. Только вместо фонтанчика на голове у него высился маяк.

«Атлантида» вышла в океан.

В этот день, проводив землю, Озеров завалился спать и проспал почти до вечера. Разбудил его стук в дверь. На пороге стояла Мари.

— Куда вы пропали? — проговорила она хрипло.— Я вас так давно не видела.— И рассмеялась.

Озеров внимательно посмотрел на женщину — уж не пьяна ли?

— Сейчас я оденусь, и мы пройдемся,— торопливо предложил он, собираясь закрыть дверь.

Но Мари спокойно вошла в каюту и, подойдя к иллюминатору, сказала:

— Одевайтесь, я не смотрю.

Через несколько минут он вышел из ванны и весело сказал:

— Пошли гулять. Я проспал, наверное, десять часов подряд, нужно проветриться. Зато не проспал самое интересное — Суэцкий канал, Красное море. А вы, Маша, где вы были все это время?

— Я? — переспросила она рассеянно, тяжело поднимаясь со стула и направляясь к двери.— Я — в баре...

— Это видно...— вырвалось у Озерова.

— Видно? — Мари посмотрела ему прямо в глаза.— А больше по мне ничего не видно? Вот вы журналист, опытный, проницательный, все видящий, все знающий,— она говорила с непонятной издевкой.— Ну~ка, скажите, что по мне видно?

Глаза Озерова мгновенно потемнели.

— Видно, что вам следует проспаться. Желаю покойной ночи.

Он запер дверь каюты и направился по коридору на палубу.

— Нет! Нет! — Мари вцепилась в его руку; в протрезвевших глазах таился страх.— Не оставляйте меня, я вас очень прошу! Я боюсь...

Озеров удивился. Странная женщина! Чего она боится?

— Что с вами, Маша? Может быть, вы нездоровы? В вашем журнале очень нервная работа,— попробовал он пошутить.

Но Мари даже не слышала его слов. Беспокойно оглядываясь, она тащила его на палубу

Берегов уже не было видно. Тропическая ночь спустилась мгновенно. Засверкал сигарообразный Орион, замигал красноватый Марс, задрожала голубовато-изумрудная Венера.

«Атлантиду» покачивало, хотя волн совсем не было. Это была мертвая зыбь — эхо далекого шторма.

Молча смотрели они на ночной океан. И вдруг вдали словно мигнул какой-то далекий свет. Чуть ярче, чуть ближе… Над «Атлантидой» разнесся низкий мощный рев сирены и оборвался. Откуда-то издалека пришел ответ.

Это был встречный корабль. Уже можно было разглядеть зеленый и красный бортовые огни; освещенную палубу, иллюминаторы. Наконец возник весь корабль, огромный, сияющий. На носу можно было ясно прочесть подсвеченную надпись на русском языке: «Измаил».

Наш! — закричал Озеров, вскакивая.— Наш! Смотрите, Маша! Это же наш! — Он замахал руками, словно его могли увидеть. Вцепившись в бортовые поручни, он провожал глазами корабль, пока тот быстро и бесшумно не скрылся в ночи. Потом обернулся. Ему стало неловко за эту мальчишескую выходку.

— Ну, Маша,— начал он, но кресло, где она сидела минуту назад, было пустым.

Озеров поискал Мари глазами, прошелся по палубе, однако ее нигде не было. Он пожал плечами и направился в каюту к Шмелеву.

Ученого он застал за довольно странным занятием. Шмелев разложил на столе старые парусиновые брюки и рубашку, которые он надевал во время раскопок, и тщательно гладил их электрическим утюгом...

Озеров молча наблюдал.

— Что смотришь? — спросил Шмелев, не прекращая своего занятия.— Готовлюсь к завтрашнему событию.

— Какому событию, Михаил Михайлович?

— К празднику Нептуна.

— А! Верно! — хлопнул Озеров себя ладонью по лбу.— Совсем забыл. Но брюки-то зачем, ведь предупреждали, что крестить будут в купальных костюмах. И потом, кто ж вас...

Озеров запнулся.

— Чего ж остановился, продолжай — «кто ж вас, дряхлого старика, заставит прыгать в бассейн?» Так ведь хотел сказать?

— Да нет,— смутился Озеров,— не так. Я... Ну в общем, не всех же будут швырять.

— Нет уж, Юра! Раз креститься, то по всем правилам — в полной парадной форме, а не в трусах. Когда еще придется пересекать экватор! Увидишь, как я завтра лихо прыгать буду.

— Так я тоже пойду готовиться.

На следующий день в полдень корабельное радио сообщило, что «Атлантида» приближается к экватору, пора собираться у бассейнов. На этот раз, в виде исключения, подняться на верхнюю палубу разрешили и «второклассникам».

К часу дня толпы пассажиров уже окружили бассейны.

Большинство было в купальных костюмах, но многие все же оделись по-настоящему — любители традиций.

С капитанского мостика торжественно спустился бородатый Нептун с трезубцем в руках. Его сопровождала многочисленная свита — рабы, несшие двенадцать зодиакальных знаков, черные папуасы со щитами и копьями, мудрецы в высоких шапках, врач в белом халате, хвостатые рогатые черти. Все они приплясывали, играли на дудках, били в бубны и барабаны. На носилках несли обнаженных русалок с серебристыми хвостами. Навстречу в полной парадной форме вышли капитан и его помощники.

Нептун учинил командиру корабля строгий допрос: куда, зачем и с кем следует «Атлантида». Получив исчерпывающие ответы, Бог морей торжественно провозгласил:

— Благословляю вас на дальнейший путь, в мире минуйте мои владения, да не постигнет вас судьба материка, имя которого вы носите!

Рабы поднесли шампанское. Капитан и Повелитель морей, которого изображал самый здоровенный кочегар и который шампанское только и пробовал, что во время праздника Нептуна, осушили бокалы. В этот момент раздался выстрел электрической пушки, загремел оркестр, взвился фейерверк, корабельная сирена заглушила своим низким басом все звуки — «Атлантида» пересекала экватор.

Появился брадобрей с метровой пластмассовой бритвой в руках. Он подзывал добровольцев-пассажиров к себе и широким жестом «подбривал» их.

Затем черти и папуасы хватали побритого и бросали в бассейн.

К брадобрею образовалась очередь. Тогда черти стали бросать без церемонии бритья, а потом в дело включились сами пассажиры, толкая друг друга в бассейн. Шмелев и Озеров не избежали общей участи. Все кричали, шумели, женщины визжали, гремел оркестр, щелкали и стрекотали фото- и кинокамеры, выли дудки. Шум стоял невообразимый.

Для пассажиров третьего, четвертого и пятого классов компания любезно организовала радиорепортаж обо всем, что происходило наверху.

Полуголые, еле дыша от жары и духоты, «морлоки» слушали восторженный голос диктора:

«...княгиня Штермберг-Каховская в жемчужного цвета, отделанном черным, купальном костюме летит в воду бассейна! За ней (о, как это красиво!) в воздухе мелькает загорелое тело Ронзалеса — чемпиона Австралии по теннису, а вот сам сенатор Джойс, не выпуская сигары изо рта, совершает полет! Это великолепно!,..»

После праздника пассажиры первого класса пили шампанское за счет компании. Им также были выданы красивые дипломы за подписью Нептуна, удостоверяющие, что они тогда-то и там-то пересекли экватор.

Вечером состоялся большой бал-маскарад, концерт артистов варьете и «игры на палубе».

Сообщение о подробностях праздника в ту же ночь было передано во все газеты и появилось утром с соответствующими комментариями.

А «Атлантида» все неслась вперед. Теперь она была уже в южном полушарии.

Погода беспрестанно менялась. То океан был ровным, спокойным и ленивым, то хмурые беспечные волны набегали на корабль неожиданно, огромными валами. Из серых туч шел мелкий противный дождь. Но вдруг исчезали, небо становилось синим и солнечным, а через час налетал неистовый тропический ливень. Он был виден за несколько километров — стремительно несся к кораблю, прошивал океан словно частые автоматные очереди, и, пробарабанив мелкой дробью по палубам, убегал дальше, к мутному горизонту.

И снова небо затягивалось, а солнце, неизменно стоявшее в зените, даже сквозь плотные облака жгло незаметно, но жестоко, и легкомысленные пассажиры, доверчиво разметавшиеся у бассейнов, к вечеру стонали в каютах, прикладывая к сожженной коже всевозможные зелья.

За кораблем неслись альбатросы — огромные, прекрасные, они, как машины, неторопливо махали широкими крыльями днем и ночью, без устали, без отдыха.

Океан, будто по контракту с компанией, старался продемонстрировать все свои богатства. То у борта появлялась целая труппа дельфинов-акробатов, развлекавших пассажиров замысловатыми играми и прыжками, то матросы ловили на крюк акулу, то вдали возникали фонтанчики китов, и великаны позировали фотолюбителям; а по ночам фосфорический блеск ночесветок будто очерчивал в черной воде границы корабля...

С утра до вечера пассажиры бродили, вооружившись фото-, киноаппаратами, биноклями и подзорными трубами, а корабельное радио обращало их внимание на океанские достопримечательности. Ни при каких обстоятельствах нельзя было разрешить пассажирам первого класса скучать. К их услугам были кинофильмы и артисты кабаре, вечера и балы, концерты и конкурсы танцев, комнаты отдыха, магазины...

А в телеграфной комнате по-прежнему интересовались тальке биржевыми бюллетенями и курсом ценных бумаг...