Андрейка, привет!
Не знаю, получил ли ты мое письмо из Каира. Я получил твои оба. Спасибо. Удивительное у тебя свойство писать так, чтоб обойти самое главное — это, видимо, сделает из тебя блестящего журналиста.
Подробности вашего выступления в Ленинграде, описание игры и твои гневные обвинения в адрес подлецов-судей, укравших у вас победу, я прочел с огромным интересом.
А вот на мои вопросы ты не ответил.
Как старший брат и глава семьи, категорически требую, чтобы ты прислал в Мельбурн подробный морально-служебный отчет о твоих делах и планах.
А пока что о себе.
Описывать путешествие не буду. Во-первых, слишком интересно; во-вторых, некогда. Могу только сказать, что я никогда не думал, что плыть день за днем по океану так увлекательно. Ох, сколько надо рассказать: и тропики, и праздник Нептуна, и южное звездное полушарие, и акулы, и киты, и дельфины! Прямо как у Жюля Верна.
Да и сам корабль, доложу тебе, тоже тема для романа. И кого здесь только не увидишь: и какие-то знаменитости, и миллионеры, и эмигранты. Знаменитости целый день бродят по кораблю и все наблюдают, смотрят ли на них. Миллионеры — жуткие работяги. С утра до ночи торчат в телеграфном зале и все чего-то продают и покупают. Сам понимаешь, зарплату им никто даром платить не будет.
А вот эмигранты, Андрейка, просто не описать. Знаешь, мы привыкли читать про нищих и безработных. Но это надо видеть своими глазами. Одеты плохо, денег нет, дети с ними. Загнали их в последний трюм, по десятку в одной каюте, вентиляция никудышная. Укачивает их, болеют... Конечно, очень-то я туда ходить не могу, но спустился, посмотрел.
И ты знаешь, что самое страшное? Это как они надеются! Понимаешь, они все на что-то надеются. Австралия, мол, земля обетованная, Там счастье, радость, мед. А в Австралии своих, между прочим, безработных хватает. Я поинтересовался, поговорил с одним австралийским юристом. Он мне многое рассказал.
Теперь о другом. Есть тут одна интересная женщина. Французская журналистка Мари Флоранс, корреспондент журнала мод. Просто анекдот — специально командируют в Австралию человека, чтобы написал серию репортажей об австралийских модах. Мы с ней, вроде бы, подружились. Разговариваем. У меня постоянное ощущение, будто читаешь между строк. Знаешь, когда написано одно, а стоит за этим другое. Она рассказывает о себе, высказывает какие-нибудь суждения, а я слышу за всем этим другое. Что — вот не могу сказать. И жалко мне ее почему-то. Красивая она! Может, муж бросил... Бог ее знает.
В общем, если отставить шутки, Андрейка, она, конечно, занимает мои мысли, интересно мне с ней, да и я, кажется, ей нравлюсь. Но ты же знаешь мой характер, мне надо, чтобы все было ясно, без недомолвок и тайн. Тогда я могу с человеком дружить, могу по-настоящему симпатизировать ему. И мне — черт с ним — француз он или папуас. Был бы человек хороший... А когда всякие тайны мадридского двора начинаются... Я ей посоветовал приехать к нам в туристскую поездку. Приедет — попробую ее перевоспитать(!) С твоей помощью, разумеется.
Теперь дела научные. У меня письмо вроде устного журнала получается. Страница природы, страница лирических песен, теперь страница науки.
Значит, расстановка на поле теперь такова.
Маккензи, ты помнишь, австралиец, бегает, шумит, всех покупает. Уже наобещал банкеты, академические звания, ордена, чуть не австралийское подданство раздает. Он, как я теперь узнал, не миллионер, а почти миллиардер. У него одних овец, как у нас с тобой волос. Какие-то фабрики, заводы. И земель видимо-невидимо. Между прочим, как раз там, где выкопали этого архантропа, на десятки километров его имение. Говорят, там, кроме нашего предка, золото нашли, алмазы, еще что-то.
Но ему всего этого мало. Он хочет войти в историю и поэтому чертовски рад, что нашел австралоантрона. Судя по всему, это-таки древнейший наш дедушка на земле.
Так что, жди меня с орденом Большого кенгуру. Холмеру очень хочется поддержать Маккензи. Сам понимаешь, раз прапрадеда нашли в Австралии, так почему не найти когда-нибудь прапрапрадеда в Америке? Доказательства убедительные. Я сам смотрел муляж этой челюсти, фото, анализы возраста — миллион подписей всяких ученых мужей из Университета Святого Маврикия, а он — лучший в Австралии.
Недавно был тут у нас интереснейший спор. Я тебе сейчас расскажу.
Как всегда, начал все Маккензи. Вышел на палубу веселый: какие-то бумаги или земли у него поднялись в цене. Ученые в это время беседовали. Он подсел, и началось...
Есть среди антропологов полицентристы, которые утверждают, что расы современного человека возникли одновременно в нескольких местах в результате внутренних закономерностей развития организма. Моноцентристы же утверждают, что человек современного вида появился в одной области, а потом расселился по свету.
Первые — их, так сказать, лидер немецкий ученый Вейденрейх, рассуждают так: яванские питекантропы это прародители австралийцев, синантропы — предки монголоидных рас, «родезийский человек» положил начало неграм, а «палестинский человек» из пещеры Схул — европейцам. Они ссылаются на то, что повсюду находят древние останки. И вообще, по мнению полицентристав, у древних людей существовала внутренняя тенденция развиваться в том или ином направлении. А среда, в которой они жили, их деятельность, обстановка — это все ерунда. И тут зарыта собака — сторонники этой теории считают, что человеческие расы существовали еще в неандертальские времена. Смекнул?
Моноцентристы в какой-то степени поддерживают положение Дарвина о том, что люди возникли в одной области — в Африке.
Но есть еще одна точка зрения, ее разделяет, видишь ли, и отряд советских ученых, и, в частности, Михаил Михайлович. Они считают, что человек произошел в одной области, но область-то эта была не очень малой, как утверждают моноцентристы, а огромнейшей. Местные расы смешивались, ускоряя эволюцию, расселялись все дальше, осваивая все новые области. И уж, конечно, окружающая среда влияла на их развитие.
Так вот Левер говорит, что человек имеет максимальное сходство с африканскими человекообразными обезьянами — гориллой и шимпанзе: число костей запястья, ветвление артерий, деление легких на доли, состав крови и т. д. А раз такое дело, значит человек должен был возникнуть в Африке.
«Камилл Аранбур утверждает...»
«Плевать я хотел на вашего Аранбура,— орет Маккензи,— он устарел!»
«Аранбур устарел?» — Левер аж взвился. Я подумал, что он сейчас выкинет «своего друга Грегора» за борт.
А тот прямо слюной брызжет: «А ребер? Сколько у человека ребер? А сколько у орангутанга? Двенадцать пар! Кроме того, австралоантроп сходен с гориллой, так что я здесь объективен...»
«А где,— кричит Левер,— ты видел горилл в Австралии? Может быть, они превратились у вас в медведя-коалу?»
«Вы зря спорите,— успокаивает их Шмелев,— не надо так уж конкретно привязывать наших предков к ныне существующим приматам. Не надо упрощать».
Дальше — больше.
Маккензи отстаивает теорию, которую выдвинул в свое время один немецкий антрополог — Клаас. Тот вообще считал, что каждая обезьяна чуть ли не прародитель определенной расы, например, шимпанзе — европеоидной, горилла — негроидной, орангутанг — монголоидной.
А Левер опять его ловит. «Хорошо, говорит, ты считаешь, Грегор, что у австралоантропа есть сходство с гориллой. Значит, в Австралии должна была существовать негроидная раса, а не хоть близкая ей, но все же австралоидная?» — «Я не говорил, что с гориллой, я говорил, что с палеопитеком,— защищается Маккензи,— а это не одно и то же. Но в конце концов вон даже Шмелев объединяет обе расы в негроидно-австралоидную».
Тогда вмешался наш Шмелев.
«Послушайте, о каких расах вы говорите? Вернее, как вы о них говорите? Неужели у кого-нибудь из вас есть сомнение в едином корне всех человеческих рас? Хотя бы уж потому, что они могут неограниченно смешиваться. По-моему, это элементарно. Древние люди селились в разных местах, с разными климатическими и географическими условиями, влиявшими на их внешний облик. А потом, мы же знаем бесконечные варианты смешения рас, и в каждом новом поколении расовые различия проявляются все меньше. Маркс и Энгельс вообще считают, что естественно возникшие расовые различия с ходом исторического развития исчезнут».
А Холмер усмехается. «Да как сказать, я, простите, сильно сомневаюсь, чтобы различия между неграми и белыми когда-нибудь исчезли...»
И тут вдруг Левер опять распетушился: «У вас, Генри,— кричит,— в Америке, может быть! У вас скорее все негры исчезнут. Вы их уничтожите с вашими расовыми теориями. А я тебе скажу, что это варварство. Я как вспомню Розенберга, Геббельса (этого колченогого шимпанзе), сам превращаюсь в питекантропа — хочется взять дубину в руки1 Скольких людей из-за этой расовой теории уничтожили. Впрочем, Генри, что ты можешь знать об этом? Ты же не был в Эбензее или Маутхаузене, а я был...»
«Вот-вот,— добавляет Шмелев,— и это то, о чем я вам говорил, помните? И наша мирная и, казалось бы, спокойная наука может, если захотят, служить вполне современным, вполне политическим, человеконенавистническим целям».
Словом, Андрейка, интересный вышел спор. По-моему, Холмер надулся, но не мог же он отстаивать явный бред — он слишком крупный ученый для этого. Забавно, его, так сказать, стопроцентное американское воспитание вступило в конфликт с совестью ученого. Молчит. Не высказывается. Но, ручаюсь тебе, Левер вытащит его из скорлупы. Ох, до чего он ненавидит эту расовую теорию. Ему под немцами пришлось хлебнуть лиха из-за нее. А Маккензи, тот только о своем дорогом дите — австралоантропе и думает.
Мне Михаил Михайлович говорил. «Понимаешь, Юра. Нехорошо получается. Мы ведь еще официального заключения не дали, а Маккензи этого австралоантропа уже разрекламировал, как свои автомобильные шины».
Здесь не корабле выходит газета «Атлантида». Они принимают по радио и перепечатывают в ней целые статьи из газет всех стран. В последнем номере напечатано: «На нашем корабле направляется в Австралию группа виднейших ученых с мировыми именами: А. Левер (Франция), М. Шмелев (Советский Союз) и Г. Холмер (США). Все они являются академиками, авторами научных трудов и светилами науки. Наша компания счастлива возможностью приветствовать маститых ученых на борту «Атлантиды».
Цель экспедиции — официально подтвердить, что останки найденного в Австралии доисторического человека, получившего название австралоантроп, действительно древнейшие на нашей планете. Собственно, это будет лишь простой формальностью, так как уже сейчас известно, что самые строгие и придирчивые проверки подтвердили фантастический возраст австралоантропа — миллион девятьсот тысяч лет!
Интересно и другое: обнаружение на западе Австралии австралоантропа, весьма сходного с найденным на южных склонах Гималаев палеопитеком, бесспорно доказывает обоснованность гипотезы о том, что Австралия и Азия были одним континентом, и притом во времена значительно более поздние, чем осмеливались предполагать сторонники этой гипотезы. Можно утверждать, что на австралийском материке в месте, где он когда-то соединялся с Индией, должны быть те же ископаемые и, в частности, золото, алмазы, медь и колчедан. Австралоантроп также доказывает ошибочность теории о неизбежном возникновении первого человека в Африке или Азии.
Это одно из сенсационнейших открытий науки последнего времени.
Обзор составлен по материалам американских, австралийских и новозеландских газет».
«Если это обзор,— сказал Михаил Михайлович,— то можешь себе представить, что пишут газеты! Выходит, что когда мы приедем на место, нам останется только подтвердить то, что уже весь мир будет считать бесспорной истиной. А если вдруг открытие не подтвердится?
Придется, видимо, дать заявление для печати: что, мол, погодите месячишко».
Ну о чем же еще написать?
Тебя не интересует, почему я пишу тебе письмо посреди океана? Как переправлю?
Любопытное дело. Оказывается, навстречу нам идет другой лайнер компании — «Афродита». Они с нашей «Атлантидой» встречаются и обмениваются корреспонденцией. Наши письма везут в Европу и оттуда рассылают. А мы их письма потащим в Австралию.
Скажешь, нам доплыть до Австралии и оттуда отправить письмо самолетом быстрее. Правильно. Но так интересней. Все же развлечение. А для меня — предлог написать тебе по горячим следам. Компания же о том лишь и заботится, чтобы господа пассажиры не скучали. Вот и сейчас все сидят и строчат— потому как с «Афродитой» встречаемся завтра.
Извини, Андрейка, сейчас заглянул ко мне Михаил Михайлович, мрачный, и попросил срочно зайти к нему в каюту. Что могло случиться?
В общем, письмо кончаю. Целуй Зойку, привет всем нашим.
Твой Юрастый.