«Атлантида» вышла в океан

ГЛАВА 8. МАККЕНЗИ ПРИГЛАШАЕТ НА БАНКЕТ

«Атлантида» стремительно мчалась вперед, разрезая синие воды Средиземного моря. По утрам палуба была пустынной. Пассажиры первого класса рано не вставали. Лишь немногие занимались сложным туалетом, в котором участвовало полдюжины парикмахеров, косметичек и массажистов.

Шмелев в шесть часов утра, к немалому изумлению стюардов, уже сидел на палубе в шезлонге и с карандашом в руках читал какую-то толстую, сплошь в закладках книгу. Холмер вышел на час позже. Поплавав минут десять в еще прохладной воде бассейна, он проделал несколько гимнастических упражнений и, приказав подать завтрак сюда, молча уселся рядом со Шмелевым.

Маккензи появился позже. Он уже успел побывать в телеграфном зале, где за особую плату пассажиры имели возможность получать последнюю коммерческую информацию о мировых ценах, биржевом курсе и т. д.

В этом большом отделанном дубом зале, вход в который охраняли бортовые детективы, окна были всегда зашторены и горел яркий свет. Тех, кто приходил сюда, не интересовали закаты и восходы, звезды и небеса. Их интересовали бесконечные цифры на тонких бумажных лентах, которые они держали в дрожащих руках. Каждая цифра означала еще тысячу, еще миллион долларов, прибавлявшихся к их несметному богатству или, наоборот, утекавших из него.

На «Атлантиде» были пассажиры, которые, взойдя на корабль, так нигде, кроме каюты и этого зала, не бывали в течение всего пути. Они немало удивились, услышав, что «Атлантида» причалила в порту назначения. Из всего виденного за переезд они помнили лишь телетайпы, телеграфные аппараты, телефоны.

Маккензи долго сидел у аппарата, пыхтя сигарой и бормоча что-то под нос, перебирал безостановочно текущую ленту, что-то записывал в блокнот. То и дело он подзывал боя и вручал ему синий телеграфный бланк, густо исписанный крупным, властным почерком.

Полученные сообщения не радовали Маккензи. На палубу он поднялся мрачный и злой, грубо обругал стюарда, принесшего ему не лимонный, а апельсиновый сок. Но, увидев Шмелева и Холмера, взял себя в руки, заулыбался.

— Привет ранним пташкам. Я уверен, вы уже сделали сегодня кучу дел. Наш друг Шмелев подготовил пару антиамериканских заговоров в Южной Америке, а ты, Генри, перебросил в Советский Союз полдюжины шпионов. Ха! Ха! Ха! — Маккензи залился смехом, от которого задрожали чашки на подносе.

Холмер продолжал молча курить и даже отвернулся. Шмелев со вздохом отложил книгу и вступил в разговор:

— Ну так как, Грегор, какие новости в телеграфном зале? Расскажите, что волнует мир?

— Мир волнует замечательная находка, которую мы сделали в Австралии,— решительно заявил Маккензи,— и когда я говорю «мы», то имею в виду не этого старого болвана Даусона и даже не такое светило, как Вудвард, и даже не себя, а вас. Потому, что именно вам — полномочной комиссии Объединенных Наций будет принадлежать великая честь, взяв за ручку, ввести в науку, в историю человечества самого замечательного человека — Первого на земле! Не знаю, как вы, а я хочу предложить ему такое имя — шмехолем. А? Что вы на это скажете? Шмехолем — Шмелев, Холмер, Левер, Маккензи. Шмехолем! Наши имена будут навсегда, если вы разрешите присоединить к вам мою скромную персону, высечены золотом в скрижалях истории!

Маккензи выжидательно посмотрел на своих коллег. Первым нарушил молчание Холмер.

— Не валяйте дурака, Грегор. С вашей идеей не в скрижали истории попадешь, а в сатирические куплеты. Шмехолем! Вы долго думали над этим названием? Шмехолем! — Холмер презрительно фыркнул.— И вообще,— продолжал он,— название уже придумано — австралоантроп. Это официальное предложение Шмелева и мое. Прошу его и считать за таковое. Если вы не возражаете, то именно так мы назовем первого человека на земле...

Шмелев усмехнулся.

— Да, Грегор, название ваше не очень удачное. Речь все же идет о научном открытии, а не о названии торговой фирмы. И наши имена здесь большого значения не имеют.

Разговор прервал Левер. Как всегда, старомодно-элегантный, благоухающий, он стоял с ракеткой в руке и улыбался.

— Что касается австралоантропа, я — за.

— Левер, садитесь-ка сюда, есть о чем потолковать,— хмуро пригласил своего коллегу Холмер,— теннис от вас не убежит.

Левер вздохнул, спрятал ракетку под стол и придвинул свой шезлонг.

— Вот что, Грегор,— заговорил Шмелев,— ко мне явился представитель агентства ЮПИ и заявил, что разные газеты по-разному освещают историю вашей находки. Он просил дать им официальную, как он выразился, версию. Ну, очерк, что ли, или интервью. Я отправил его к вам, поскольку все это вам известно, надо полагать, лучше, чем нам...

— Правильно,— Маккензи вытащил из кармана несколько смятых листков.— Он был у меня. Я сказал, что напишу, как он просил, «популярную статью». Он даже обещал заплатить за каждую строчку. Поэтому я написал побольше.— Маккензи захохотал.— Но сначала хочу прочесть вам.

— Не нужно,— запротестовал Шмелев.— Это же ваше открытие. Вы знаете все подробности...

— Нет нет,— замахал рукой австралиец,— это уже всеобщее открытие. Вы все это знаете, но я все же хочу, чтоб вы послушали, как я излагаю это для печати. В конце концов вы назначены комитетом а не я...

Шмелев молча пожал плечами.

— Давай, Грегор.— Левер с тоской поглядел на теннисный корт.

— Так вот — начал Маккензи.— Пилтдоун — небольшой городишко. У меня там поблизости кое-какая недвижимость и...

— ...И десяток миллионов овец,— подал реплику Левер.

— Да перестань ты в конце концов! — Австралиец метнул на него яростный взор.— Так вот, живет там некий юрист. Между прочим, очень хороший. Когда-то он вел мои дела в Мельбурне, а теперь ушел на покой и занимается иногда местными делишками, Чарльз Даусон его зовут, Он вообще талантливый человек: прекрасно рисует, играет на скрипке, увлекается химией, астрономией, целую обсерваторию и химическую лабораторию у себя в доме построил. Но особенно он влюблен в палеонтологию. Не раз успешно занимался расколками в Африке, в Азии, на Яве. У него имеется отличная коллекции окаменелостей.

Словом, ехал он ко мне в имение,— я прошу его иногда посматривать там за управляющим — порядочным жуликом...

— Ну к чему об этом в заявлении для печати? — Холмер поморщился.

— Это не заявление, а популярный рассказ,— огрызнулся Маккензи.— Так вот, ехал этот Даусон и вдруг видит, что полевая дорога во многих местах покрыта коричневыми камнями, которых он раньше в этих местах не видел. Встретил двуколку, с которой рабочие сбрасывали на дорогу гравий. Выяснилось, что невдалеке есть маленький песчаный карьер, где добывают песок и гравий для дорожного строительства. Иногда, если есть время, рабочие благоустраивают и эту полевую дорогу, по которой гравий возят к шоссе.

Даусон парень опытный. Он сразу понял, что здесь могут быть любопытные находки, и стал частенько наведываться в карьер, а сам попросил рабочих поглядывать, не найдется ли чего интересного.

Однажды они выкопали ему какую-то трудноопределимую кость, потом что-то напоминавшее кусок черепа. В конце концов и сам Даусон сделал открытие.

В тот день рабочие ушли пораньше. Была суббота, и никто не мешал Даусону в свое удовольствие копаться в карьере. Последнее время этот старый фанатик приезжал туда с утра и торчал весь день, захватив с собой завтрак и обед.

Он нашел там, вообще-то говоря, немало интересного. В тот день ему попалась прекрасно сохранившаяся кость.

Не ожидая утра, этот сумасшедший прямо ночью позвонил мне и доктору Артуру Вудварду и начал кричать, что он обнаружил мамонта. Как он потом признался, он хотел, чтоб мы приехали, и думал, что на крючок мамонта мы попадемся скорей.

На следующий день мы сели с Артуром в самолет, и к вечеру уже были на месте. Даусон отвез нас в карьер (это, действительно, недалеко от моего имения) и все сам показал. Место прелюбопытнейшее! Прямо как на золотом прииске — нас, антропологов, разумеется,— на каждом шагу ожидают самородки.

Одним словом, приехали мы взглянуть на эту дурацкую кость (принадлежавшую, как оказалось, динозавру), а остались на неделю. И вот восемнадцатого августа, пока я копался в одном конце карьера, слышу в другом — дикий вопль. Можно было подумать, что там появился живой динозавр. Я — туда. Мне навстречу — оба мои почтенные коллеги. Даусон потрясает найденной челюстью, как Самсон в битве с филистимлянами. За ним, подобно горному козлу, скачет Вудвард.

Челюсть действительно исключительная,— воскликнул Маккензи,— вы видели муляж. Хоть она и схожа с обезьяньей или, вернее, с челюстью палеопитека, но плоская поверхность двух сохранившихся зубов не вызывает сомнений — челюсть человеческая.

Я немедленно вызвал большую партию рабочих, купил этот карьер. Копать стали днем и ночью при свете прожекторов. На третий день обнаружили череп...

— Кусок черепной кости,— уточнил Шмелев.

— Ну, кусок черепа,— недовольный, что его перебили, продолжал Маккензи.— Во всяком случае, достаточно большой, чтобы можно было проводить с ним анализы. И потом, там было огромное количество всякой окаменелой живности той эпохи. Образцы земли мы тоже сразу же взяли. Между прочим, хоть и переворотили в этом карьере все, когда добывали песок, все же небольшой слой почвы, где нашли челюсть и череп, сохранился. Я велел оградить это место и поставить брезентовый тент.

Втроем мы запротоколировали результаты раскопок. Я на своем личном самолете доставил кости в Мельбурн, где они сейчас под семью замками хранятся в моем... в Мельбурнском университете св. Маврикия. Там же под руководством Вудварда их подвергали химическому анализу и калий-аргоновому.

И не только их. Все, что нашли поблизости, почву. Притом и по отдельности, и вместе. Старик Вудвард — придира неимоверный и больше всего печется о своей научной репутации. Так что «допрос» останков он проводил с пристрастием.

Да и я сто раз все проверил. Допустим, любитель Даусон мог ошибиться. Ну, я в конце концов не самый крупный в мире специалист. Но Вудвард — это же светило! И потом, анализы не соврут. Так что австралоантроп родился! Остается зарегистрировать его в мерии и выдать свидетельство о рождении.

Эта почетная задача и выпала на вашу долю. Вот что я написал этому корреспонденту. Ну как?

Ученые молча переглядывались. Наконец Левер сказал:

— Ладно, Грегор, давай ему, что хочешь. В конце концов подписываешь ты. Только убери, ради бога, всякие там выражения. Все-таки это для газеты и на серьезную тему.

— Подумаешь,— проворчал Маккензи.— Ничего бы с читателями не случилось. Проглотили бы. Ну да ладно, исправлю. А теперь,— он сделал паузу,— разрешите мне пригласить вас всех на банкет, который я устраиваю по случаю рождения старейшего человека не земле. Могу вам сообщить по секрету,— Маккензи понизил голос,— я имел беседы кое с кем у нас в правительстве. Видимо, всех выдающихся ученых,— он обвел коллег многозначительным взглядом,— ожидают высокие награды. Что касается почетного членства в нашей Академии, об этом и говорить не приходится. Вот так! — И Маккензи грузно опустился в жалобно заскрипевший шезлонг.