«Меридиан» и другие пьесы

Перевод Л. Васильевой

Т о м а ш Б е н е д и к.

Э в а, его жена.

И л ь я }

М и к у л а ш (М и к и) } их сыновья.

М а г д а, одноклассница Микулаша.

П е т е р Г а й н о ш, врач.

Действие происходит в наши дни.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Пятница. Жаркий летний вечер. Гостиная типовой двухкомнатной квартиры на пятом этаже панельного дома в новом районе города на юге Словакии. За окнами видны провода железной дороги, по которой время от времени с шумом проносятся электропоезда.

Пронзительный гудок электропоезда. Т о м а ш открывает дверь в квартиру, входит, снимает фуражку железнодорожника и форменный пиджак, распахивает окно и проверяет по часам, вовремя ли прошел экспресс «Меридиан». Экспресс промчался точно по расписанию, Томаш убеждается в этом, глядя на часы, которые он держит на ладони, но его рано постаревшее лицо сохраняет прежнее озабоченное выражение. Что-то — может быть, усталость, а может, нездоровье — заставляет Томаша отойти от раскрытого окна и сесть на заваленную многочисленными подушечками тахту. Томаш пытается расстегнуть пуговицы на пропотевшей рубашке, но пальцы его не слушаются, он ложится. Тишину нарушают лишь детские голоса, доносящиеся откуда-то из глубины двора, да гудение лифта. Слышно, как он останавливается. Хлопает дверь.

Э в а (входит с полными авоськами). Ты уже дома? Что так рано? Господи, ну и жарища сегодня. Я думала, меня удар хватит за этой кассой, но нашему заву хоть кол на голове теши — делает вид, что ничего не слышит, а я ведь с мая прошу, чтобы поставили вентиляторы. Такой магазин — и без вентиляторов. А нашему заву наплевать! Когда ему жарко, он к себе на склад забирается, а ученицы еще и пивко ему открывают… Больно его интересует какая-то кассирша. Пусть себе вкалывает восемь часов на солнцепеке. Ему — хоть бы хны… Да… погляди-ка, Томаш. (Достает из сетки бутылку.) Мы получили новый чай, в бутылках. (Она еще не обратила внимания, что муж плохо себя чувствует.) Представляешь, расхватали за полчаса. Говорят, в нем нет этого, ну, как его… в общем, того, что в кофе называется кофеин, а в чае — как-то иначе. И кто-то придумал, будто этот чай помогает от рака. За полчаса триста бутылок как корова языком слизнула. Господи, скажи людям, что динамит — средство от старости, так ведь и его раскупят. А Илья прошлый раз говорил, что в Братиславе этот чай уже давно продается, им все магазины завалены, и никто на него даже не смотрит… Томаш! Что же там с нашим мальчиком? Он ведь давно не приезжал и даже не пишет. Господи! У меня дурное предчувствие. Может, съездим к нему? Завтра после обеда? Или в воскресенье? (Эва только сейчас заметила, что муж ей не отвечает. Она подходит к тахте и склоняется над Томашем.) Томаш! Боже мой! Что с тобой?

Т о м а ш. Открой окно.

Э в а. Ведь оно же открыто!

Т о м а ш. Душно.

Э в а. Душно?

Т о м а ш. Ужасно.

Э в а. Что с тобой? Что у тебя болит? Ты побледнел… И руки холодные — в такую жару!

Т о м а ш. Ты не принесла каких-нибудь таблеток?

Э в а. Каких? Что ты говоришь?

Т о м а ш. Мне бы…

Э в а. Что? Вызвать неотложку?

Т о м а ш. Не надо.

Э в а. Как это не надо. (Бросается к телефону, снимает трубку, но гудка нет.) Господи! Надо же было ему сломаться именно сейчас.

Т о м а ш. Может, у тебя есть что-нибудь?

Э в а. Господи, да что?

Т о м а ш. Какая-нибудь таблетка…

Э в а. Погоди… Ведь у нас в доме живет доктор, я сбегаю позову его.

Т о м а ш. Нет! Только не его!

Э в а. А кого же?

Т о м а ш. Никого. Не надо.

Э в а. Нет, надо, ты же весь дрожишь. Боже мой, лежи и ни в коем случае не двигайся! Я сейчас же вернусь… (Выбегает из квартиры.)

Томаш пытается встать. Это ему не удается, тогда он садится — так ему легче дышать; подкладывает под спину большую вышитую подушку. На минуту он чувствует облегчение. Кругом тишина; ее нарушает гудение электровоза, ведущего грохочущий товарный состав. Томаш опять вынимает часы, сверяет время и, услышав шаги в коридоре, успевает поднять брошенную газету и включить приемник над тахтой. В комнате сразу же меняется настроение — раздаются звуки известного «Марша повстанцев» Яна Циккера.

Г а й н о ш. Ну и ну! Кажется, милая пани меня…

Т о м а ш. Напрасно утруждала.

Э в а. Напрасно? Да вы взгляните на него получше, пан доктор!

Г а й н о ш. Ну да, конечно… Нам обоим уже добрых пятьдесят, но это еще не значит…

Т о м а ш. Что нас можно просто так, ни с того ни с сего, взять — и списать.

Э в а. Никто тебя списывать не собирается! Ты сам себя доконаешь, если будешь и дальше тянуть эту лямку. Подумать только! Мало того, что он машинист и ему вздохнуть между рейсами некогда, так у него еще куча всяких общественных нагрузок. Представляете, доктор, он в трех местах председательствует. И бог знает, сколько у него еще работы, кроме этого.

Г а й н о ш (усевшись возле Томаша, меряет ему давление, считает пульс). Да, да, конечно. Но что поделаешь, милая пани, такое уж нынче время. Правда, некоторые из нас и в самом деле работают на износ.

Э в а. Э, я давно уже это ему твержу, да что толку — он меня не слушает. Как об стенку горох. (Заметив, что Гайнош берет фонендоскоп, выключает радио.) Да вот, взять хотя бы радио. Ну, скажите, кому нужно, чтобы оно орало целый день.

Г а й н о ш. Да-а, а между прочим, когда этот марш загремел впервые, мы были на тридцать лет моложе — бравые были ребята…

Э в а. Бравые ребята!.. Все это было, да быльем поросло… Но ему до сих пор кажется, что он по-прежнему может лазать через заборы, как когда-то.

Г а й н о ш. Ну уж нет. Заборы надо оставить молодым.

Э в а. А у них, к счастью, вроде бы, ума побольше. На них так легко все заботы не переложишь, их не очень-то нагрузишь. И молодцы, правильно делают — пусть хоть поживут в свое удовольствие.

Г а й н о ш. А как ваш?

Э в а. Который?

Г а й н о ш. Старший…

Э в а. Скоро кончает архитектурный.

Г а й н о ш. Ого. Значит, художник.

Т о м а ш. Да, такой художник, что дальше некуда.

Г а й н о ш. А младший, он, кажется, кончил школу вместе с моей дочерью?

Т о м а ш. Да, Мики говорил, что они вместе учатся.

Э в а. С отличием кончил.

Г а й н о ш. Способный мальчик. Будет иметь успех не только у девушек.

Э в а. Хорошо бы. Он подал на медицинский. Экзамены уже сдал, но результат пока не известен.

Г а й н о ш. Все будет в порядке.

Э в а. Вы думаете?

Г а й н о ш. Конечно. Если кончил школу с отличием, и к тому же анкета в порядке, то никаких осложнений быть не может. Отец у него — заслуженный человек, ведет большую общественную работу… разве не так?.. Там сложности возникают только, если… Да, а вот давление не ахти.

Э в а. Что?

Г а й н о ш. Давление, говорю, неважное, но ничего страшного. Просто нужен покой, отдых. Это, конечно, нервы. Приходите ко мне в понедельник. Вам надо на время забросить все дела.

Т о м а ш. Забросить дела?

Э в а. А почему бы и нет?

Г а й н о ш. Или, если хотите, я пошлю вас на обследование, чтоб гарантия была на сто процентов.

Т о м а ш. Сейчас, конечно, мне только по больницам ходить…

Э в а. Что я вам говорила? И так всегда. Вы слышите? У него нет времени. Интересно! У других время есть, только у него нет!

Г а й н о ш. Я вас понимаю, но ведь с каждым может случиться, что…

Э в а. Что его хватит кондрашка, и тогда уж в самом деле можно навсегда забросить дела.

Т о м а ш. Ты вечно всюду видишь одни ужасы.

Э в а. Я? Разве это я мерила тебе давление?

Т о м а ш. Это все из-за жары.

Э в а. Ну да, конечно. А зимой — из-за ветра. Все твои отговорки я знаю наизусть. Старая песня.

Т о м а ш. Но в понедельник я и в самом деле не могу.

Г а й н о ш. Тогда во вторник.

Т о м а ш. Во вторник у нас важная проверка.

Г а й н о ш. На стройке?

Э в а. Обойдутся и без тебя!

Г а й н о ш. Подумать только, скольким людям эта стройка выматывает все нервы!

Э в а. Если б речь шла о гараже или, скажем, о собственном доме, я бы и слова не сказала. Но они ведь строят новое здание депо уже который год и могли бы строить еще несколько лет, так нет — кому-то взбрело в голову, что они должны закончить строительство именно сейчас, к годовщине восстания.

Т о м а ш. Так и будет.

Э в а. Только на меня не рассчитывай, не думай, что я пойду вместе с вами на бетонные работы. Хватит и того, что парнишка надрывается там уже третью неделю.

Т о м а ш. Он прилично заработает. В наше время мы работали на таких стройках за спасибо. За хлеб с повидлом. Вот, например, в Гронской Дубраве, на «дороге молодежи»…

Г а й н о ш. Что верно, то верно.

Т о м а ш. А вы в каком лагере были?

Г а й н о ш. Простите, не понял…

Т о м а ш. Я не припоминаю, чтобы мы с вами встречались на той стройке.

Г а й н о ш. Ну как же, наверняка встречались, но ведь там нас было как муравьев в муравейнике. И все же в той стройке была своя романтика, а, пожалуй, именно ее-то теперь молодым и недостает. Они тут работают на строительстве депо и только и знают, что прикидывают, сколько им это даст. И все. А где идеалы? Разве я не прав?.. Да, если у вас это получится… Я имею в виду депо… Если вы закончите в срок, то… Я слышал, что тогда, вроде, приедет делегация на высоком, даже на высшем уровне. Это правда?

Т о м а ш. Главное — успеть. А делегация — уж как-нибудь к нам приспособится.

Г а й н о ш. Это было бы неплохо. Такая возможность бывает нечасто.

Т о м а ш. Какая возможность?

Г а й н о ш. Ну… Встретиться со старыми друзьями, товарищами.

Т о м а ш. На высшем уровне?

Г а й н о ш. А что вы думаете: многие из них сейчас занимают самые высокие посты!

Э в а. Боже мой! Пан доктор, в самом деле?

Г а й н о ш. Представьте себе, но ведь когда мы в землянке согревались дыханием друг друга, то об этом вовсе и не думали.

Т о м а ш. Да, верно.

Г а й н о ш. И вот, теперь это даже трудно вообразить. Моя дочь твердит, что все это сказки, легенды, в которые мы сами успели поверить за тридцать лет.

Т о м а ш. В самом деле? А вы? Как же получилось, что вы…

Г а й н о ш. Что я?

Т о м а ш. Что вы тоже не оказались…

Г а й н о ш. Где?

Т о м а ш. Ну, как бы это сказать… На высшем уровне.

Г а й н о ш. Я человек другого склада.

Э в а. Хорошо вам, пан доктор.

Г а й н о ш. Люди живут всюду, и врач, если хочет, найдет себе применение где угодно. Я не говорю, что не мог бы работать на уровне повыше… Наши, из Союза участников Сопротивления, уже давно предлагали мне всякие должности.

Э в а. Но вы, конечно, как разумный человек, в отличие от моего мужа сказали им: «Покорно благодарю».

Г а й н о ш. Что тут говорить, мне тоже приходится тянуть целый воз всяких нагрузок — их у меня даже больше, чем у моих молодых коллег. Они — другое поколение, а мы… Мы просто не можем оставаться в стороне и не включаться в общее дело.

Т о м а ш. Если бы вы смогли направить на стройку человек десять шоферов из вашей больницы, вы бы сослужили большую службу этому общему делу.

Г а й н о ш. Шоферов? Рад бы, но вряд ли. Они сейчас на вес золота.

Т о м а ш. Если б только они. Скоро у нас на вес золота будет обычный рабочий.

Э в а. А я все же никак не возьму в толк, почему именно ты ломаешь себе голову? Ведь есть же начальники, замы и всякие там прорабы. Они и должны обо всем заботиться. А ты — обычный, рядовой машинист.

Г а й н о ш. Ну, не скажите, не совсем рядовой. Секретарь партийной организации целого депо — это вам не шутка. Большая ответственность, тут нельзя быть равнодушным. Это я понимаю. Это логично.

Э в а. А я вот не понимаю. И никогда не пойму. Что это за логика? Один разрывается на части, а другие спокойно на это смотрят и думают только о своих садовых участках.

Г а й н о ш. А между прочим, садовые участки при нашем образе жизни — дело полезное. Физический труд на свежем воздухе никому не повредит. Кстати, а у вас нет участка? Вы ничего не выращиваете?

Э в а. В горшках. На балконе.

Г а й н о ш. Жаль, жаль.

Э в а. Когда распределяли участки, председатель местного комитета (показывает на Томаша) сумел все раздать так, что нам уже не хватило.

Т о м а ш. Будто тебе мало твоих горшков.

Г а й н о ш. Да, я обратил внимание. У вас превосходная герань. Такую я видывал только у нас дома, в Люпче.

Э в а. Боже мой… в Люпче? Пан доктор, так вы с Томашем земляки?

Г а й н о ш. А вы разве не знали?

Э в а. Вот, теперь вы хоть понимаете, как мы живем. У нас просто нет времени поговорить о важных вещах.

Г а й н о ш. Да, да. Кто бы подумал, что нас, ребят с гор, жизнь забросит сюда, на эту знойную равнину. Что поделаешь? Люди живут всюду, но, скажу вам, я к этим местам привыкал с трудом. Простор без конца и края — и никаких гор. Это не для меня.

Э в а. Вы словно ему в душу заглянули. Он тоже так говорил, когда мы сюда приехали. Ну, да со временем человек ко всему привыкает.

Г а й н о ш. У вашего мужа все несколько иначе. Всю жизнь на колесах. Утром тут, а в обед, глядишь, он со своим поездом уже в горах.

Э в а. Надо же, а я бы никогда не подумала, что вы земляки. Из одного края — и, можно сказать, не знакомы.

Т о м а ш. Да как-то все не получалось.

Э в а. Нет, ты мне не говори! Да встреть я тут одноклассницу, бросилась бы к ней на шею, может, даже расплакалась бы от радости и уж, конечно, не стала бы ей «выкать»!

Г а й н о ш. Да как-то до сих пор не было повода… То есть… Чтобы перейти на «ты»…

Э в а. Ну, прошу вас, пан доктор…

Г а й н о ш. Ваша правда… Вы абсолютно правы, милая пани. А я, по-моему, на пару лет старше, значит, я и должен сделать первый шаг. (Подает руку Томашу.) Я — Петер. Ну что мы в самом деле?.. Неудобно.

Томаш пожимает протянутую руку.

А ты — Томаш, если мне не изменяет память.

Э в а. Это надо спрыснуть.

Г а й н о ш (с протестующим жестом). Нет, нет, нет. Я не настолько придерживаюсь старых славянских обычаев…

Т о м а ш. Но главное, наверное, из-за моего давления?

Г а й н о ш. С давлением шутить не стоит. Приходи к нам, и мы приведем тебя в порядок.

Э в а. Вот именно, доктор. Вы даже не можете себе представить, как я рада…

Т о м а ш. Отправить мужа в больницу? Ну, этого ты так скоро не дождешься.

Г а й н о ш. Кстати, Томи, ведь мы были, по-моему, в одной бригаде.

Т о м а ш. Не припоминаю.

Э в а. Вот, пожалуйста! Ему всего пятьдесят, а уже склероз, но лечиться он и не думает.

Г а й н о ш. Да, да, точно — я хорошо помню. У меня, кажется, и фотографии есть.

Э в а. Ой, вы должны мне их показать. Мне б хотелось взглянуть на Томаша-партизана. Кроме свадебной, у нас нет ни одной фотографии, где он молодой.

Г а й н о ш. А у меня наоборот — все сохранилось. Целый архив, так сказать, полный комплект. Никогда не знаешь, что может пригодиться. Вот и сейчас… Надо же… Я как раз собирался к Винценту, он теперь где-то в самой Праге. Как здорово, Томи, что мы с тобой встретились! Ты по крайней мере избавишь меня от лишних хлопот. До Праги и обратно, да еще там денек — это целых три дня, а тут я могу принести тебе все бумажки прямо сюда. Как говорится, прямо на кухню.

Т о м а ш. Не понимаю.

Г а й н о ш. Тебя это удивит, но у меня до сих пор нет удостоверения, что я активный участник восстания.

Т о м а ш. И что же тебе от меня надо?

Г а й н о ш. Автограф.

Т о м а ш. Мой?

Э в а. Боже мой, Томаш, я думаю, ты…

Т о м а ш. Прошу тебя, будь так добра…

Э в а. Ну хорошо, хорошо… (Уходит в кухню.)

Г а й н о ш (когда они остаются одни). Может быть, у тебя есть какие-то сомнения?

Т о м а ш. Будет лучше, если ты все же съездишь в Прагу.

Г а й н о ш (встает). Ну что ж… Разумеется. Я не буду тебя уговаривать. Разумеется. Просто я думал…

Т о м а ш. Видишь ли…

Г а й н о ш. Я подберу все документы.

Т о м а ш. Не надо. Я хотел сказать, что с моей памятью дело обстоит не так уж скверно.

Гайнош собирает со стола свои инструменты.

Э в а (появляясь в дверях). А до понедельника вы ему ничего не пропишете?

Г а й н о ш (уходя). Нет. Ничего не надо. Необходим только покой. Никакой нервотрепки, и абсолютный отдых. (Выходит в переднюю.)

Э в а (идет за ним, закрывает дверь, потом возвращается). В чем дело?

Т о м а ш. Ты же слышала.

Э в а. Но ведь он говорит, что у него есть все доказательства, документы.

Т о м а ш. Почему же, интересно, несмотря на такую полную документацию, он не сумел собрать подписи до сегодняшнего дня.

Э в а. Врач, который будет тебе многим обязан, да еще и живет в твоем же доме — это, по-моему, стоит одной подписи.

Т о м а ш. Ты так плохо меня знаешь?

Э в а. В том-то и дело, что даже слишком хорошо, но я все-таки скажу тебе: многие уже поумнели на старости лет, а ты…

Т о м а ш. Ну, тогда и я скажу тебе кое-что. Этот твой Петрик, с которым и ты чуть было не перешла на «ты»…

Э в а. Я?

Т о м а ш. Так вот, в партизанском лагере он думал только о том, как ему найти потерянную зубную щетку. А когда она наконец нашлась, оказалось, что он страдает без хорошей зубной пасты.

Э в а. Ну и что? Он просто чистюля — как любой врач. Что тут такого?

Звонит телефон. Томаш хочет снять трубку, но Эва опережает его.

Слушаю!.. Что?.. Заседание?.. (Томашу.) Из уличного комитета.

Т о м а ш (берет у нее трубку). Да, слушаю… (Смотрит на часы.) Приду. Начинайте без меня.

Э в а (вырывает у него трубку). Никуда он не придет! Он болен! Одни раз можете обойтись и без него… Заседать они придумали! Тоже мне, выбрали время! В пятницу вечером!

Т о м а ш. А когда же? Когда, по-твоему, лучше?

Э в а. Неужели ты не хочешь послушаться даже врача?

Т о м а ш. Но ведь я не в другой конец города иду. Только спущусь в подвал.

Э в а. Вывозить мусор раз в неделю или два — это они могут решить и без тебя.

Т о м а ш. Если бы речь шла только о мусоре…

Э в а. А о чем еще?

Т о м а ш (с нежностью погладив жену по плечу). Ты же прекрасно знаешь.

Э в а. Когда ты вернешься?

Т о м а ш. Через час.

Э в а. Значит, до двенадцати ночи?

Т о м а ш. Ну, мать! Что это с тобой?

Э в а. Со мной? Посмотри лучше на себя в зеркало!

Т о м а ш (глядя в зеркало). Пустяки. Просто надо побриться новым лезвием. Завтра я опять буду как огурчик, чтобы ты не ворчала.

Э в а. Ты все только обещаешь.

Мики только что окончил школу. Загорелый, атлетического сложения парень в белом костюме, с сумкой через плечо, он останавливается в дверях — после пляжа у него хорошее настроение.

М и к и (шутливо поет на мотив народной песни). Добрый вечер вам, почтенные родители.

Т о м а ш (с удовольствием глядит на любимого сына). Ну что?

М и к и. Все в норме.

Э в а. Смотри не переусердствуй со своим купаньем. Каждый божий день с обеда до вечера на солнце.

М и к и. Да ну, мамуля.

Э в а. Нечего подлизываться! Уже третью неделю не спишь нормально. Все ночи на стройке. А до обеда что это за сон? Чуть-чуть вздремнешь, а потом полдня — в воде. Туберкулез хочешь заработать? Тебе сейчас, после школы, только этого не хватало.

Т о м а ш (шепотом). Сегодня у нашей матери одна медицина на уме.

М и к и. Что так?

Т о м а ш. Ты же ее знаешь. Это пройдет.

М и к и. Да, кстати, отец, если можешь, нажми, пусть пришлют солдат!

Т о м а ш. Как? Их еще не прислали?

М и к и. Ни одного. В ночную нас ходит всего несколько человек, а ведь работы хоть отбавляй.

Т о м а ш. Я позвоню начальнику.

М и к и. Ничего он не сделает. Надо пойти прямо в гарнизон. Слушай, подожди, я пойду вместе с тобой.

Э в а. А ужинать когда?

М и к и. Я поужинал у Магды.

Э в а. У Магды? Это что за новости?

М и к и. Она пригласила нас. Всю бригаду. На шпекачки.

Э в а. Шпекачки. Это на нее похоже. И ты теперь на одних шпекачках собираешься возить тачку до утра?

М и к и. А какое меню у нас?

Э в а. У нас? Что за вопрос. Все, что надо.

М и к и. Ну, тогда ты мне оставь. Я поем утром. Мне теперь с утра что-то жуть как есть хочется.

Э в а (Томашу). Ты слышишь? Ведь ты же отец. Скажи ему. Это плохо кончится.

М и к и (бросается к матери, обнимает ее, а потом приподнимает, как в танце). Ну, мамуля!

Э в а. Сумасшедший! Надорваться хочешь?

М и к и. По почте ничего не приходило?

Э в а. Ничего.

М и к и. Там тоже не больно торопятся.

Э в а (ласково). Не бойся. Говорят, сто процентов за то, что ты пройдешь.

М и к и. Откуда ты знаешь?

Э в а. Я разговаривала.

М и к и. С кем?

Т о м а ш. С одним человеком, у которого хорошие связи.

Э в а. Ты был бы не ты, если бы все сразу не высмеял. А что, если Мики не примут? Что тогда? Ты слышал, у доктора есть связи даже в Праге.

Т о м а ш. Если б только в Праге. У него наверняка найдутся знакомства и в ООН.

Э в а. Где?

М и к и (по-английски, со школьным произношением). Огэнайзешн оф юнайтэд нэйшнз.

Звонит телефон.

Т о м а ш (берет трубку). Слушаю. У телефона. Нет. Не могу. У меня комитет… Завтра? Когда? Только если с утра. Хорошо, приду. Честь![2]

Э в а. Мы же завтра едем к Илье.

Т о м а ш. Придется тебе поехать одной.

М и к и. А в казармы ты сейчас заскочить не сможешь?

Т о м а ш. Как бы вот только успеть? Все сразу.

М и к и (уходя с отцом). Я знаю их нового политрука. Он живет в первой башне. Мы могли бы перехватить его по дороге.

Их голоса постепенно заглушает гудение лифта.

Э в а (оставшись одна). Боже мой. Трое мужчин в семье — а будто ни одного. Вечно они где угодно, только не дома. Ну и жизнь. (Включает радио.)

Звучит приятный женский голос.

Г о л о с. …Жены и матери партизан провожали мужей и сыновей, дав им на дорогу по караваю свежего хлеба, и потом жили ожиданием встречи. Сколько выстрадали материнские сердца, когда за суровой осенью пришла жестокая зима, когда занесло снегом горные тропки, ведущие к печам, в которых женщины выпекали хлеб…»

Эва выключает радио.

Э в а. И эти все про то же. Хорошую музыку и раз в году не услышишь. (Берет оставленную Мики сумку, достает из нее плавки, полотенце, разглядывает потрепанную книжку.) Биология. (Перелистывает ее и уже собирается положить обратно, но из книжки выпадает фотография; Эва поднимает ее и с интересом разглядывает.) Ярмилка? Интересно. Об этой я не слышала. На вид ничего. Гораздо лучше, чем эта Магда.

Хлопает дверь лифта. Эва быстро вкладывает фотографию в книгу. Раздается звонок, Эва идет открывать дверь.

Э в а (стоя в дверях, радостно). Илья! Ильюшка! Сыночек мой!

Входит И л ь я, рослый студент, старше Микулаша на шесть лет. С привычной беспечной и несколько снисходительной улыбкой он отстраняет мать, припавшую к его груди.

И л ь я. Привет, мама!

Э в а. (Обрадованно разглядывает сына, и в эту минуту ее совсем не трогает, что волосы у него намного длиннее, чем он обычно носил, не раздражают ее и яркие полосатые брюки; она всматривается в слегка похудевшее лицо Ильи и, не удержавшись, нежно проводит пальцами по шраму на носу и щеке — из-за этого шрама всего год назад она столько пережила.) Ты не встретил отца? Он пошел вниз вместе с Мики.

И л ь я. Видимо, мы разминулись.

Э в а. Боже мой, Ильюшка. Я так счастлива, что ты здесь. А мы как раз собирались завтра к тебе поехать.

И л ь я (удивленно). Ко мне? Зачем?

Э в а. Мне в последнее время снились разные кошмарные сны.

И л ь я. Серьезно?

Э в а. Как хорошо у тебя зажил этот шрам. Уже почти не заметно.

И л ь я. Вот видишь. Может, я еще и пожалею о нем. (Смотрится в зеркало.) Все говорят, что он делал меня интереснее.

Э в а. У меня — ну прямо как в прошлом году, перед этой катастрофой — было ужасное предчувствие. Вчера, позавчера… Господи, Ильюшка, ты не можешь себе представить, как у меня отлегло от сердца…

И л ь я. Ты говоришь — предчувствие, как в прошлом году?

Э в а. Точь-в-точь.

И л ь я. Любопытно.

Э в а. Да сядь же ты. Садись и рассказывай, что нового. Как последний экзамен? Когда будут вручать дипломы?

И л ь я. Я все тебе расскажу, только ополосну руки…

Э в а. Иди. Быстренько прими душ. Слушай, а может, я все-таки позову отца? Он пошел на заседание комитета; по крайней мере у него хоть будет отговорка.

И л ь я. Ты что, нашего отца не знаешь? Какие могут быть отговорки, если у него собрание?

Э в а. Ох, ты прав. Он все такой же, и знаешь, он в последнее время очень плохо выглядит. А сегодня он чуть не упал в обморок.

И л ь я. Зря он так усердствует.

Э в а. Ты бы сказал ему.

И л ь я. Меня он не послушает. А как Мики?

Э в а. Вкалывает на стройке каждую ночь, уже третью неделю, с самого начала каникул.

И л ь я. Я читал в какой-то газете, что им хотят присвоить звание «Депо имени Словацкого национального восстания».

Э в а. Эх, если бы… но я боюсь, они не успеют в срок, и все лопнет как мыльный пузырь. (Подает Илье полотенце.)

Илья держит полотенце в руке, но не встает со стула.

Напустить воды в ванну?

И л ь я. Нет, не надо.

Э в а. Ты ведь наверняка весь потный.

Илья наблюдает за матерью и не отвечает.

И в Братиславе такая же жарища?

И л ь я. Мама! (После паузы.) Ты сказала, что у тебя было такое же предчувствие, как в прошлом году, перед тем как я попал в автомобильную катастрофу?

Э в а (замирает). Господи боже.

И л ь я. Не знаю, как тебе сказать…

Э в а. Экзамен?.. Ты завалил последний экзамен и не получишь диплома?

И л ь я. Получу…

Э в а. Но что случилось? Когда?

И л ь я. В поезде я всю дорогу думал, как тебе это сказать. Послушай, мама… Сядь, прошу тебя…

Эва молча садится рядом с сыном.

На этот раз я, как будто, выбрался из катастрофы без шрама.

Э в а. Боже мой!

И л ь я. По крайней мере его не видно.

Э в а. Ты же пообещал мне, что больше не сядешь за руль.

И л ь я. А я и не садился. Автомобиль тут не при чем.

Э в а. А что же тогда?

И л ь я. Мамуля!

Э в а. Ну?

И л ь я. Я должен жениться.

Э в а. А диплом?

И л ь я. Диплом будет.

Э в а. Когда?

И л ь я. Осенью, скоро.

Э в а. Боже мой. Жениться… Ильюшка, а на ком?

И л ь я. На одной женщине…

Э в а. Я понимаю, что не на двух.

И л ь я (обрадованно обнимает мать). Мамуля! Ты знаешь, ты просто гениальный человек!

Э в а. Что?

И л ь я. У тебя инстинкт… Да что там инстинкт — настоящий рентген на расстоянии. Представь себе, что их, в общем-то, уже двое.

Э в а (после долгой паузы). Что?

И л ь я. Да, именно так. Все так, как я тебе говорю.

Э в а. Нет, этого не может быть.

И л ь я. Ну почему же, все вполне логично, это только кажется невозможным. Дело в том, что у нее уже родилась дочь, вот я и обязан жениться; главным образом из-за ребенка.

Э в а. Боже мой.

И л ь я. Мамуля! Погоди, дай сообразить, все ли я тебе сказал?

Э в а. Господи, что же еще?

И л ь я. Не забыл ли я что-нибудь?

Э в а. Ильюшка, сыночек! Бога ради, ну что там еще?

И л ь я. Я тебе потом подробно расскажу. Я просто боялся, что не сумею объяснить тебе все быстро и ясно.

Э в а. Нет, этого не может быть. Ты, наверно, шутишь, разыгрываешь меня!

И л ь я. Мама! Ну что ты, такими вещами не шутят.

Э в а. Я знаю, просто хочу хоть на минутку успокоиться. Господи, да ты хоть понимаешь, что это значит?

И л ь я. Понимаю. Прекрасно понимаю. Всю ответственность я беру на себя.

Э в а. Когда это случилось?

И л ь я. Что ты имеешь в виду?

Э в а. Ох! Ничего. Я ничего не имею в виду.

И л ь я. Ах, это? Малышка родилась месяц назад.

Э в а. Кто эта женщина?

И л ь я. Чудесная, золотая девушка. Катка… Вот увидишь, ты полюбишь ее.

Э в а. Так же, как ты?

И л ь я. Конечно.

Э в а. Ты говоришь — Катка? Но ведь ты никогда ни о какой Катке не рассказывал.

И л ь я. Она учится у нас, на втором курсе.

Э в а. На втором? Боже мой.

И л ь я. Но она в самом деле золото.

Э в а. Могу себе представить. Вся так и блестит. Хороша девица, если она способна искалечить парню жизнь перед самым дипломом.

И л ь я. Не волнуйся, диплом будет! На сто процентов.

Э в а. Ты пойдешь получать его с Каткой под руку? Может, еще и малышку с собой прихватите?

И л ь я. Зачем ты так! Малышка вся в тебя. Вылитая бабушка. Мы потому и назвали ее Эвичка.

Э в а. Эвичка…

И л ь я. Если бы ты только ее увидела! Эти глазенки, пальчики…

Э в а. Господи! Нет. Этого не может быть! Почему ты нам раньше об этом не сказал?

И л ь я. Я до последней минуты надеялся, что все утрясется.

Э в а. Это в твои-то годы? Утрясется! Думал бы, что говоришь.

И л ь я. И потом… Ты ведь знаешь нашего отца.

Э в а. Боже мой! Отец… Ему ни в коем случае нельзя об этом говорить.

И л ь я. Почему?

Э в а. Только не сейчас!

И л ь я. А когда же?

Э в а. Нет, это его добьет. Наверняка… Ты не должен… Не смей говорить ему об этом.

И л ь я. Но мамуля…

Э в а. Я, я помогу тебе, как только смогу… Да, я помогу… Но отец… Отца мы должны уберечь от этого удара.

И л ь я. Но он все равно ведь когда-нибудь узнает.

Э в а. Когда будет свадьба?

И л ь я. Когда? Это зависит от того, как мы договоримся.

Э в а. Боже мой! Они еще о свадьбе не договорились, а ребенок уже родился. Нет, это просто не укладывается у меня в голове.

И л ь я. Я приехал не из-за свадьбы.

Э в а. А из-за чего?

И л ь я. Свадьба может и подождать.

Э в а. Подождать?

И л ь я. Мне надо устроиться на работу.

Э в а. Не получив диплома? Не окончив институт? Да кто тебя возьмет без диплома?

И л ь я. У меня есть на примете хорошее место. Впрочем, хорошее — не то слово! Просто отличное.

Э в а. Отличное? Что по-твоему значит «отличное»? И к тому же, в твоем нынешнем положении…

И л ь я. Это значит, что, работая там, я смогу спокойно закончить учебу. И при этом буду работать по специальности. В Братиславе. А самое главное — на предприятии высшего класса. Мне там сразу же дадут однокомнатную квартиру.

Э в а. С женой и ребенком ты хочешь жить в однокомнатной?

И л ь я. А что делать? Неужели ты думаешь мне где-нибудь предложат трехкомнатную?

Э в а. Ты хочешь исковеркать себе всю жизнь ради крыши над головой?

И л ь я. Мамуля! Пойми, я не могу иначе. Эта работа — уникальный вариант, за нее ухватился бы любой. Знаешь сколько там претендентов? Это предприятие, каких мало.

Э в а. А ты уверен, что возьмут именно тебя?

И л ь я. Возьмут, наверняка возьмут, если отец…

Э в а. Что — отец?

И л ь я. Надо, чтоб он мне помог. Я его никогда ни о чем таком не просил, но сейчас…

Э в а. Как он должен тебе помочь?

И л ь я. Похлопотать за меня.

Э в а. Где?

И л ь я. На этом предприятии. Он это может через райком… Теперь так делают.

Э в а. Ты что, не знаешь нашего отца?

И л ь я. Знаю, но в такой ситуации… Один раз поговорить с кем надо по телефону — это даже он может себе позволить, особо не терзаясь угрызениями совести.

Э в а. Отец ни о чем не должен знать! Я помогу тебе, обязательно, но отец…

И л ь я. Мама, ну подумай — чем ты можешь мне помочь? А у отца тьма нагрузок, но связей еще больше. Тут ведь важна цепочка — один позвонит другому, а тот — третьему.

На площадке хлопает дверь лифта, слышно, как в замочную скважину вставляют ключ. Эва удивлена, увидев в дверях Томаша.

Т о м а ш (из передней, не видя Илью). Ты удивлена, а? Мне обычно редко удается вернуться так быстро.

Э в а. Ты ушел с собрания?

Т о м а ш. Нет, мы все закончили. Они понемногу начинают понимать, что я прав: любое заседание, которое длится больше часа, ни к черту не годится. И ведь, ей-богу, не я это выдумал. (Увидев Илью.) Вот это да! У нас гости?

Илья подает руку отцу.

Послушай, мать, ты у нас прямо магнит — притянула сыночка домой, чтобы самой к, нему не ехать. Это мало кому удается. (Внимательно оглядывает сына.)

Илья, нервно переминаясь с ноги на ногу, хочет что-то сказать, но мать знаками приказывает ему молчать.

Послушай, архитектор, что у тебя за вид?

И л ь я. А что?

Т о м а ш. Ну и волосы!

Э в а. Сейчас так модно, отец.

И л ь я. Но если тебе это не нравится, я могу подстричься.

Т о м а ш. Доставишь мне хотя бы эту радость?

И л ь я. В общем-то, конечно, это формализм.

Т о м а ш. Ты так считаешь?

И л ь я. Да, естественно.

Т о м а ш. Сколько времени у тебя уходит, чтобы расчесать эту гриву? А может, ты ходишь в женскую парикмахерскую?

И л ь я. Ну, знаешь, отец… словно у нас у всех нет других забот и проблем…

Т о м а ш. У тебя — заботы? Да что ты говоришь? Ты что, опять не сдал экзамен?

Э в а. Томаш, прошу тебя…

Т о м а ш. Что?

Э в а. Не приставай к ребенку.

Т о м а ш. Ты привез пригласительные билеты на торжественное вручение дипломов?

Э в а. Еще привезет.

Т о м а ш. Когда?

И л ь я. Осенью.

Т о м а ш. Опять какая-нибудь катастрофа?

Э в а. Томаш, я прошу тебя…

Т о м а ш. А что это за брюки?

И л ь я (помолчав). Пожалуйста… Чтобы доставить тебе удовольствие… Я могу снять их прямо сейчас. (Снимает брюки и остается в трусах.)

Т о м а ш. Не устраивай тут цирк!

Э в а (забирает брюки). Дай-ка я их, кстати, постираю. До утра высохнут.

И л ь я (отцу). Но это уж формализм в высшей степени. Я думаю, ты с этим согласишься.

Т о м а ш. И в таком виде ты ходишь по Братиславе?

Э в а. Тебе, конечно, было бы больше по душе, если бы все ходили в железнодорожной форме.

Т о м а ш (после паузы). Так в чем же дело? Что стряслось на этот раз?

Э в а. Боже мой, ну что ты сразу устраиваешь допрос. Пусть он хоть оденется.

И л ь я. Отец, мне надо очень серьезно поговорить с тобой. В самом деле, серьезно.

Т о м а ш. А когда мы с тобой разговаривали несерьезно?

Э в а. Но прежде всего давайте поужинаем.

И л ь я. У меня кусок в горло не полезет, пока отец мне не пообещает…

Э в а. Илья, что я тебе сказала?!

Т о м а ш (Эве). У него опять нет денег?

И л ь я. Нет. Деньги как раз есть. Дело не в деньгах. Денег, пожалуй, я у вас больше брать не буду… Отец, пойми, прошу тебя, я наконец встаю на ноги…

Т о м а ш. Рад слышать.

И л ь я. Но нужно, чтоб ты сходил в райком.

Т о м а ш. За твоими ногами?

И л ь я. Я устраиваюсь на работу.

Т о м а ш. Да что ты? Почему так скоропалительно?

И л ь я. Первоклассное предприятие, туда не всякого берут.

Т о м а ш. Вот как?

И л ь я. Меня возьмут и без диплома, главное — не прозевать, не упустить случая. Ждать, пока я кончу институт, там не будут.

Т о м а ш. Что же это за шарашкина контора?

И л ь я. Превосходное место. И достаточно одного звонка по партийной линии.

Т о м а ш. Да ну? Что ты говоришь?

И л ь я. Отец, прошу тебя!

Э в а. Томаш, и я тоже прошу!

Т о м а ш. Но вы же оба прекрасно знаете, что я никогда в жизни никому не протежировал и не собираюсь. К тому же это бессмыслица — лезть в такое заведение без диплома. Что ты думаешь там делать? Будешь работать чертежником? Стоило ли тогда пять лет учиться? Если тебе нужны деньги… Пожалуйста… Мы как-нибудь выдержим. Но прежде всего ты должен окончить институт, а уж потом… с дипломом… ты можешь…

И л ь я. Мух ловить! Ты думаешь, там будут меня дожидаться?

Т о м а ш. Ну, коли не дождутся там, мы тут подождем.

И л ь я. Я должен остаться в Братиславе.

Т о м а ш. Само собой! Оставайтесь там все! Все! Можно подумать, кроме Братиславы, люди нигде не живут.

И л ь я. Ты хочешь предложить мне остаться в нашей занюханной пыльной дыре? А чем я тут буду заниматься? Сидеть в строительном управлении и до бесконечности переделывать проект вашего депо?

Т о м а ш. Бесчувственный чурбан!

Э в а. Ну хватит! Вечно вы так — не можете сразу же не сцепиться!

И л ь я. Что ж, хорошо… Если ты не хочешь сделать это через райком, есть и другая возможность.

Т о м а ш. Меня уже не удивляет, что тебе некогда сдавать экзамены, — у тебя все время уходит на изыскание возможностей.

Э в а. Какая еще возможность?

И л ь я. Об этом никто и знать не будет. Достаточно поговорить с одним человеком.

Э в а. С кем?

И л ь я. У директора предприятия есть брат. Он живет здесь.

Э в а. Брат?

И л ь я. Доктор Гайнош, наш сосед. Неужели он не позвонит своему брату, если его попросит секретарь парторганизации депо, где он работает рядовым врачом.

Т о м а ш (подходит к сыну, который по-прежнему стоит перед ним почти голый). Сейчас мне ужасно хочется влепить тебе затрещину, чтоб ты хорошенько запомнил этот день… день, когда ты начал указывать собственному отцу. Но я не сделаю этого, потому что доктор Гайнош рекомендовал мне не волноваться.

Снизу слышен гул поезда. Томаш, вынув часы, проверяет время. Гаснет свет. Темнота. Слышно, как мимо окон идут поезда.

Занавес.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Суббота. Утро. В окно сквозь опущенные жалюзи пробивается яркое утреннее солнце. На тахте спит И л ь я, двери в спальню открыты, видны неубранная постель и раскиданные пуховые одеяла. Родители уже ушли. Откуда-то сверху доносится тоскливое поскуливание собаки, нетерпеливо дожидающейся утренней прогулки; поскуливание заглушается гудением лифта. Сильно хлопает дверь шахты. В замке поворачивается ключ, и в комнате появляется М и к и в запыленном комбинезоне.

Илья на мгновение просыпается и, что-то неразборчиво пробормотав, тотчас же отворачивается к стене.

М и к и. Привет, братишка. Что это ты показываешь мне спину, давай-ка слезай с дивана. Сейчас я завалюсь.

И л ь я (садится и заспанно глядит на брата). Без балды?

М и к и. Я с ночной, а сегодня мы вкалывали как никогда.

И л ь я. Без балды?

М и к и (снимает комбинезон). Заладил — без балды, без балды! Если ты собираешься дрыхнуть дальше, топай в спальню.

И л ь я. Э, да ты весь в цементе. Не тряси на меня.

М и к и. Аллергия от пыли?

И л ь я. Будущий медик! Ты и в самом деле вкалываешь на бетоне? А я-то думал, ты ходишь туда просто ради деньжат.

М и к и. А на что они мне, по-твоему?

И л ь я. На что? Думаешь, с сентября тебе будет хватать стипешки и того, что вытянешь из наших?

М и к и. Поживем — увидим. Пока что я над этим голову не ломаю.

И л ь я. Молодо-зелено.

М и к и. В крайнем случае обращусь за помощью к богатому брату, который к тому времени будет работать в первоклассной конторе.

И л ь я (встает). Откуда ты знаешь?

М и к и. Тут все всё знают.

И л ь я. Не валяй дурака.

М и к и. Чего это ты так разволновался с утра пораньше?

И л ь я. Кто тебе сказал?

М и к и. Я забегал к маме выпить лимонаду до открытия магазина.

И л ь я. Значит, она уже успела все тебе доложить.

М и к и. Откуда мне знать, что по-твоему значит «все»; хотя из того, что она сказала, я понял, что ты изрядно влип, братан; что правда, то правда.

И л ь я. Ну и влип, подумаешь. И нечего ухмыляться, у тебя все еще впереди. А кроме того, не я первый и не я последний оказался в такой ситуации.

М и к и. Превосходное слово! «Ситуация».

И л ь я. И если ко мне здесь отнесутся с маломальским пониманием, я из этой ситуации выйду играючи.

М и к и. Да только вот отец не хочет понимать.

И л ь я. А ты знаешь, пока что я ему сказал, или, вернее, открыл, только меньшую, лучшую часть…

М и к и. Ситуации?

И л ь я. Мама меня упросила.

М и к и. И мне тоже приказала молчать.

И л ь я. Не знаю только, до каких пор она хочет это скрывать.

М и к и. Последнее время он совсем не в форме.

И л ь я. Ничего удивительного. Семь общественных нагрузок свалят с ног и Геркулеса. Да еще суматоха из-за этого депо…

М и к и. Эх, пришло бы раньше на стройку хоть раз столько же народу, сколько там работает сейчас, — мы бы успели до праздников.

И л ь я. «Мы»? Кто это «мы»?

М и к и. Кто, кто. Мы все. Да пойми ты, ведь если депо не закончат в срок, это позор для всего города.

И л ь я. Неужто и ты успел выбиться в деятели?

М и к и. В каком смысле?

И л ь я. У тебя теперь какой-то чудной лексикон.

М и к и. Чудной?

И л ь я. Если ты мне еще скажешь, что ходишь вкалывать по ночам ради того, чтобы вам вручили вымпел бригады социалистического труда, я сразу потеряю дар речи.

М и к и. Ну и фрукт из тебя получился, как я погляжу!

И л ь я. Ты, может, уже вступил и в Социалистический союз молодежи?

М и к и. А ты — нет?

И л ь я. Спасибо, не надо.

М и к и. Не вступил, и, несмотря на это, учение все равно идет со скрипом?

И л ь я. Поосторожней на поворотах! Ты еще не знаешь жизнь. Братислава — это тебе не наша дыра. Кстати, мама просила тебе передать, чтобы ты поел, прежде чем завалишься спать. Она боится, что ты заработаешь чахотку из-за этой стройки… А, кстати, сколько это тебе дает? За одну смену?

М и к и. Ты же спец. Строитель. Вот и рассчитай!

И л ь я. Боишься, что попрошу взаймы?

М и к и. А ты знаешь, могу и одолжить. Ей-богу. Если попросишь, папаша, я одолжу, но на коляску, говорят, выдает государство.

И л ь я. Сопляк.

М и к и (добродушно обнимает брата). Ну, а он хоть красивый?

И л ь я. Что? Кто?

М и к и. Ну, твой малыш. На кого он похож?

И л ь я. Представь себе — я даже не знаю.

М и к и. Надеюсь, что буду для него образцовым крестным отцом.

И л ь я. Послушай, Мики… Ты должен мне помочь.

М и к и. Как?

И л ь я. Отец тебя обожает.

М и к и. Меня?

И л ь я. Мама говорит, что у вас одинаковый характер. Но я знаю, что ты…

М и к и. Что я?

И л ь я. Настоящий брат.

М и к и. Это означает…

И л ь я. Что ты поможешь мне уговорить отца хотя бы сходить к этому Гайношу.

М и к и. К доктору с седьмого этажа? А что у вас с ним общего?

И л ь я. Мама тебе не говорила?

М и к и. Нет.

И л ь я. Его брат — руководитель того предприятия, куда меня могут взять.

М и к и. А знаешь, Гайнош вчера приходил.

И л ь я. Куда?

М и к и. К нам. Мама попросила его посмотреть отца, а потом он пристал к отцу с просьбой.

И л ь я. С просьбой? Что он просил?

М и к и. Он хотел, чтобы отец подписал ему эту, ну, бумажку, что он был активным партизаном.

И л ь я. А отец что? Не подписал?

М и к и. Ты же его знаешь. Конечно, нет.

И л ь я. Он думает, что республика разорится, если какой-то доктор будет получать пенсию на несколько крон больше?

М и к и. Дело, наверно, не в этом.

И л ь я. А в чем?

М и к и. Отцу важен принцип.

И л ь я. Прости, Мики, но где вы все живете? На каком свете?

Звонок в дверь.

И л ь я (идет открывать и видит в дверях М а г д у, одноклассницу брата; в руках у нее авоськи с бутылками кофолы[3]. Илья сразу оживляется). Магдушка! Добро пожаловать, красавица!

М а г д а. Приветик!

М и к и (не в восторге от раннего визита). Чао. (Своим тоном он как бы хочет дать понять, что ей тут нечего делать в такую рань.)

И л ь я. Магда, девочка! С того времени, когда я тебя видел в последний раз, ты не только кончила школу, но еще и фантастически похорошела!

М а г д а (с наигранным смущением поглядывая на Мики). Ну, я бы не сказала.

И л ь я. Если это говорю тебе я, можешь быть уверена на все сто процентов, что это именно так.

М и к и. Да, можешь положиться на специалиста. Если уж он так считает…

М а г д а. В самом деле?

М и к и. Ведь наш Илья…

И л ь я (оглядывает полные сетки). Красавица ты наша, а куда же ты держишь путь? С таким количеством напитков!

М а г д а. Тут у нас, если все с утра не купишь, через час в магазине ни бутылки не останется, хоть умирай от жажды до самого понедельника.

И л ь я. Выходит, ты не только выпускница, но еще и прирожденная хозяйка. Эй, Мики, держись за нее, не упускай такой вариант — наверняка сделаешь карьеру. С такой красоткой — верняк.

М а г д а. Меня сюда послала мама.

М и к и. Чья?

М а г д а. Твоя, конечно.

И л ь я. Мама?

М а г д а. Она велела передать, чтобы ты вечером не ходил на стройку.

М и к и. Почему?

М а г д а. Сегодня суббота, и наверняка никто не придет.

И л ь я. Вот это мама, а?

М а г д а. И еще она разрешила мне пригласить тебя…

М и к и. Куда?

М а г д а. Я думала, что ты и сам придешь. У меня ведь… (после паузы) сегодня именины.

И л ь я. Да что ты говоришь! Серьезно? Так это просто великолепно! Это надо отметить! Мики, живо, цветы и бокалы!

М и к и. Не сходи с ума…

И л ь я. У Магды именины сегодня, а у меня были позавчера.

М и к и. Ты небось уже отметил.

И л ь я. К счастью, Илья — такое имя, которое встречается не на каждом шагу.

М а г д а. Мне оно нравится.

И л ь я. Но нет имени красивее, чем Магдалена. Мики, я сказал тебе — цветы!

М и к и. Откуда прикажешь их взять! Срезать мамину герань на балконе?

И л ь я. Тю-ю… Тогда хотя бы рюмки. Не будем же мы пить лимонад по поводу таких прекрасных именин!

Мики исчезает в кухне.

М а г д а. Да, лимонад, пожалуй не…

И л ь я. А разве не чудесно звучит — «Магдалена»?

М а г д а. Мики!

М и к и (из кухни). Что?

М а г д а. Вчера вечером у нас были ребята. Говорили, что надо бы устроить, не знаю уж через кого, чтобы, когда поступим в институт, первый рабочий семестр мы отработали дома. Ну, хоть в том же депо.

Входит М и к и.

И л ь я. Мне бы ваши заботы! (Наливает в рюмки коньяк.) Магда, девочка! За твое здоровье, за твою прелестную, сказочную фигурку, и пусть исполнится все, о чем ты мечтаешь.

М а г д а. Ну, давайте.

Мики поперхнулся. Магда быстро открывает бутылку с водой и подает ему.

Держи! Первая помощь после травмы.

И л ь я. И он собирается учиться в институте?!

М а г д а. Он еще поупражняется. До октября времени хватит.

И л ь я (снова наполняет рюмки). Разве что так, в этом деле и правда нужна практика…

М и к и. Ну, мне кажется, рядом с тобой…

И л ь я. Я буду болеть за тебя. А вообще-то, милые детки, если вы думаете добиться чего-то в Братиславе, оставаясь членами общества трезвенников, то это большое заблуждение. Вас засмеют уже в первом семестре.

М а г д а. Ты не слишком сгущаешь краски?

И л ь я. Не веришь? Увидишь сама.

М а г д а. Впрочем, рюмочка коньяку — вовсе неплохо.

И л ь я. А две — еще лучше. Ох, Магда, уж коли научишься чему хорошему в молодые годы, то и в старости оно от тебя не уйдет. (Выпивает.)

М и к и. Братишка, а тебе не кажется, что ты задал слишком быстрый темп?

М а г д а (тоже выпивает). А знаешь, лимонад, если его запить коньячком, — просто экстракласс.

И л ь я. Ты попала прямо в точку! Ты просто прелесть! (Снова наливает.)

М и к и. И тебе охота пить прямо с утра?

И л ь я. Ну, извини, утро или не утро, а когда у нас такая гостья, не буду же я за ее здоровье пить молоко.

М и к и (нехотя, как будто по обязанности, выпивает вторую рюмку). Ну, как знаешь.

И л ь я. Вот видишь. Вторая попытка у тебя прошла вполне успешно. (Он хочет снова налить брату, но Мики отодвигает рюмку.)

М а г д а. Господи, как приятно — тепло по всему телу разливается.

М и к и. Что, тебе уже в голову ударило?

М а г д а. Скорее не в голову, а в ноги. Я должна сесть.

И л ь я. Конечно, детка, конечно. (Убирает одеяло с дивана.) У нас тут малость не прибрано.

М а г д а. Ничего.

М и к и (Магде). У тебя как-то опасно блестят глаза.

И л ь я (к Мики). Ну, ну, ну! Только без морали. (Протягивая Магде рюмку.) Еще раз за твое здоровье!

М и к и. Магда, не надо!

И л ь я. Слушай, Мики́но…

М а г д а. Ты хочешь сказать, что тебе это не нравится?

М и к и. Говорю — не пей!

М а г д а. А что, если мне правится?

И л ь я. Брависсимо! Из тебя выйдет такой доктор, что вся больница будет носить тебя на руках.

М а г д а. Я и не знала, что ты такой компанейский парень.

М и к и. Напилась! И сразу же попалась на крючок!

И л ь я. Не болтай ерунду!

М а г д а. Хочешь, я сделаю стойку?

М и к и. Боже сохрани!

М а г д а. Боишься, что не смогу?

И л ь я. Давай устроим для него небольшое показательное выступление гимнастов?

М а г д а (протягивает руку Илье). Общими силами?

И л ь я. Объединенными усилиями. Кувырок или сальто?

М и к и. Вы малость рехнулись, а?

И л ь я. Мики, ты что, шуток не понимаешь?

М и к и. Когда как. После ночной смены, может, и не понимаю.

М а г д а. Он хочет всхрапнуть, а мы тут мешаем ему.

И л ь я. Заблуждаешься! Никто его здесь не держит. В соседней комнате две свободные постели. Идя спать, братишка. А мы с Магдой пока повеселимся.

М и к и. Как угодно.

И л ь я. Надеюсь, ты не обиделся.

М а г д а. Нет, нет, я пойду.

И л ь я. Да ну, девочка, мы так здорово начали, а ты хочешь нас бросить.

М а г д а. Мики, неужели ты в самом деле так хочешь спать?

И л ь я. Не волнуйся, я его сейчас взбодрю. Давайте опрокинем еще по одной, а потом я научу вас новой игре — в нее сейчас играют во всех лучших домах.

М а г д а. Без балды? Мики, ну выпей еще одну. Чтобы мы были на равных.

М и к и. Лучше не буду. А то во время этой игры живот разболится, что тогда?

И л ь я. Основной реквизит: спичечный коробок и спиртное — чем больше, тем лучше. Но на худой конец хватит и одной бутылки. Спиртное делится строго поровну. На край стола кладется спичечный коробок. На каждом игроке должно быть надето одинаковое количество вещей. Эталоном, естественно, служат дамы. Мы двое должны дополнить свой туалет так, чтобы по числу вещей наша одежда соответствовала наряду нашей очаровательной дамы.

М и к и. Ты изжариться хочешь?

И л ь я. Потерпи, братец, потерпи. Ничто не длится вечно. Игра заключается в том, что постепенно снимается всё.

М и к и. Что все?

И л ь я. Вся одежда, разумеется.

М а г д а. С ума сойти!

И л ь я. Сначала щелчком подкидывают над столом спичечный коробок. Если он просто переворачивается, это пас, если падает широкой плоскостью, игрок снимает с себя один предмет, а если боковой, то — два предмета. Каждый бросок запивается одним глотком. Постепенный переход в райское состояние Адама и Евы гарантируется на сто процентов за сравнительно короткое время.

М а г д а. Кто начинает?

М и к и. Магда!

И л ь я. Дамам, разумеется, предпочтение.

Магда берет спичечный коробок и ставит его на край стола.

М и к и. Минутку, минутку! Ведь Илья к пижаме. Это значит, что он окажется в одеянии райского жителя уже во втором круге?

И л ь я. Не волнуйтесь, я сейчас надену надлежащий костюм. Магда, радость моя, сколько на тебе вещей?

Звонок в дверь.

Ну вот, только этого не хватало. Звонок надо отключить.

Мики идет открывать. Илья подает Магде рюмку.

М а г д а. Уже? Это входит в правила игры?

И л ь я. Маленькая увертюра. Лучше пойдет.

М и к и возвращается с конвертом в руках.

М а г д а. Что это?

И л ь я. Покажи! Э, да у тебя руки трясутся?!

М а г д а. Господи. Деканат медицинского факультета университета имени Яна Амоса Коменского.

И л ь я. Ну, наконец-то! Вот оно, долгожданное. Надеюсь, теперь-то у Мики появится аппетит и к еде и к игре.

Мики стоит, все еще не распечатав конверт.

Что ты стоишь? Распечатай… Да не трясись ты так! Ведь все в порядке, железно. (Вырывает у него конверт и обрывает край.)

Мики выхватывает у него письмо и читает про себя короткий текст, напечатанный на официальном бланке. Прочитав, Мики растерянно глядит по сторонам. Магда забирает у него бумажку, читает, но тоже не хочет верить лаконичному сообщению и в смятении протягивает письмо Илье. Тот, прочтя, многозначительно свистит сквозь зубы и начинает читать вслух.

И л ь я. «…Экзамен вы сдали успешно, но вас не зачислили в институт ввиду недостатка мест. Это решение вы можете опротестовать в течение пятнадцати дней со дня получения извещения. Честь труду. Декан». Подпись неразборчива.

М а г д а (встает и стремительно бросается к двери). Не может быть.

М и к и (после короткой паузы). Что — не может быть?

М а г д а. Если не приняли тебя, думаешь, меня дома ждет другой ответ?

И л ь я. Да вряд ли.

М а г д а (уже в дверях). Ну, бывайте, ребята… До сви…

М и к и. Подожди! Я пойду с тобой.

И л ь я (удерживает брата). Никуда не ходи!

М и к и. Почему?

И л ь я. Зачем тебе идти?

М и к и (кричит вслед Магде). Магда, позвони мне!

И л ь я (когда они остались одни). Ни к чему. Если не приняли тебя, то и она не зря волнуется.

М и к и. Из-за недостатка мест.

И л ь я. Изрядное свинство, ничего не скажешь.

М и к и. Из-за недостатка мест.

И л ь я. Не будь наивным.

М и к и. А я так радовался.

И л ь я. Вот видишь, и ты погорел ни за что ни про что. Но теперь уж…

М и к и. Что?

И л ь я. Надеюсь теперь, отец проявит себя как…

М и к и. Как ему еще нужно себя проявлять?

И л ь я. Как настоящий отец.

М и к и. Ты думаешь, он…

И л ь я. Если он хочет, чтобы ты стал медиком, ему придется что-то предпринять.

М и к и. Какая гадость!

И л ь я. Житейское дело.

М и к и. Я его ни о чем просить не собираюсь.

И л ь я. Для тебя он это сделает и без твоих просьб.

М и к и. Наш отец?

И л ь я. А если он похлопочет за тебя, у него уже не возникнет никаких угрызений и когда придется хлопотать за меня.

М и к и. Илья!

И л ь я. Да. Все именно так. Жестоко, но… В жизни и не то бывает. Так сказать, не было бы счастья, да несчастье помогло.

М и к и. А что, если я не захочу? Если я против?

И л ь я. Думаешь, я не вижу, как ты сдерживаешься, чтобы не заплакать?

М и к и. Сдерживаюсь — не сдерживаюсь. Кому какое дело!

И л ь я. Рыцарство и красивые жесты спрячь в чемодан, в самый низ. Без них ты в жизни обойдешься, поверь.

М и к и. Я только не могу понять, почему?

И л ь я. Что — почему?

М и к и. Почему нет места именно для меня?

И л ь я. Ах ты, бедненький. Да таких — сотни! Может быть, даже тысячи, если взять по всей республике.

М и к и. Но почему именно я?

И л ь я. Сын такого отца?

М и к и. Отца сюда не приплетай.

Звонит телефон.

(Подскакивает к телефону, снимает трубку.) Да… Что? Тебя приняли? Поздравляю! (Почти шепотом.) Магду приняли.

И л ь я. Вот видишь. Наверно, у нее отец половчее. Он в отличие от нашего строит не депо имени Национального восстания, а собственный дом с гаражом на две машины и, по-моему, больше заботится о будущем своей дочери, а ведь кто он такой? Активист-общественник? Ничего подобного! Самый обычный буфетчик… Правда, работает на бойком месте…

М и к и. Но если приняли Магду…

И л ь я. Примут и тебя, только не складывай оружие.

М и к и. Я и не складываю.

И л ь я. Ну что ж. Главное — не бояться. Теперь у нас обоих, в общем-то, одинаковые шансы.

Занавес.

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

Суббота. Вечер.

Та же комната. Тахта застелена, на столе остатки ужина. Семья, наверное, уже давно поужинала, но все по-прежнему сидят за столом. Когда на сцене загорается свет, никто не спешит заговорить. Чувствуется, что атмосфера напряженная. М и к и тянется через стол и берет спичечный коробок. Все ждут, что он будет делать дальше. Мики ставит коробок на угол стола и щелчком подкидывает его вверх. Когда он повторяет эту операцию еще раз, Э в а решительно отнимает у него коробок. Издали доносится шум приближающегося поезда. Т о м а ш встает из-за стола. Экспресс с гудением промчался мимо.

Т о м а ш (проверяет время, по часам, а потом недовольно говорит, скорее себе, чем остальным). Черт знает что. Опаздывает почти на полтора часа. Этим людям на все наплевать. (Выходит в спальню.)

И л ь я (обращаясь к матери и брату, по-прежнему сидящим за столом). Ну вот, пожалуйста. Слышали?

Э в а. Илья, я прошу тебя!

И л ь я. «Меридиан» опаздывает на час. Это для него катастрофа. Вот увидите, он сейчас будет звонить на станцию… Из-за какого-то занюханного экспресса. А то, что дома…

М и к и. Оставь нас в покое.

Э в а. Мики напишет заявление в апелляционную комиссию.

Т о м а ш (стоя в дверях спальни). В течение пятнадцати дней.

И л ь я. И вы надеетесь, что, если никто не похлопочет, ответ будет другой? Не такой, как сегодня?

Т о м а ш. А почему он должен остаться таким же?

И л ь я (после короткой паузы). Ах, вот оно что? Понимаю.

Т о м а ш. Что ты понимаешь?

И л ь я. Что в случае с Мики ты не будешь сидеть сложа руки, а будешь действовать.

М и к и. Не будет.

И л ь я. Как это?

М и к и. Я запрещаю. Я просто не хочу этого.

Э в а. А ты помолчи.

М и к и. Если у них не будет места и после апелляции, я пойду работать.

И л ь я. С аттестатом зрелости. Всюду только и ждут таких «специалистов», прямо со школьной скамьи.

М и к и. До октября поработаю на стройке.

Э в а. А потом что?

М и к и. Пойду в армию.

И л ь я. Великолепная перспектива! Там ты станешь шофером, а через два года…

М и к и. Меня возьмут в таксисты.

И л ь я. Отец! А ты что скажешь? Ты с этим согласен?

М и к и. С чем?

И л ь я. Чтобы человека, который за все время учебы в школе ни разу не приносил табель с плохими отметками, не приняли в университет.

Т о м а ш. Я верю, апелляционная комиссия во всем разберется.

И л ь я. Отец, прошу тебя! Не будь смешным. Они уже давно все взвесили. Если он хочет туда попасть, надо, чтобы на медицинском факультете у него была поддержка.

Т о м а ш. Ты во что бы то ни стало хочешь меня убедить, что за тысячами молодых людей, которые поступают в вузы, стоят тысячи тех, кто им протежирует?

И л ь я. Может, и не тысячи, но…

Т о м а ш. Я знаю, что есть и такие случаи.

И л ь я. И немало.

Т о м а ш. Только я, мой милый, по этому пути не пойду!

И л ь я. Но по этому пути идут и весьма уважаемые товарищи, даже те, которые занимают очень высокие посты.

Т о м а ш. Это дело их совести.

И л ь я. А что, если они защищают интересы тех, за кого стоит похлопотать? Что плохого, если кто-нибудь замолвит в апелляционной комиссии словечко за абитуриента Микулаша Бенедика?

Т о м а ш. Я и не догадывался, что ты так горячо любишь своего младшего брата.

И л ь я. Он наивен и неопытен. И не знает, что такое жизнь.

Т о м а ш. Зато ты — ты уже в совершенстве изучил все подводные течения. Но только меня, мой милый, на кривой не объедешь.

И л ь я. Я и не объезжаю, я всего лишь тебе советую.

Т о м а ш. А я не советую тебе давать мне советы.

И л ь я. Ну конечно. Ты все еще считаешь нас детьми, которых ты совсем недавно водил за ручку в ясли. Но пойми, и вокруг нас, и в нас самих многое изменилось. И водить в ясли скоро будешь не ты…

Э в а. Боже мой! Илья! Замолчи! Как ты смеешь так разговаривать с родным отцом?

Т о м а ш. Пусть договорит.

Звонит телефон.

М и к и (берет трубку). Да? Кого? (Обращаясь к отцу.) Тебя.

Т о м а ш. Слушаю…

Э в а (шепотом). Ильюшка, прошу тебя…

И л ь я. До каких пор? До каких пор я должен ждать?

Т о м а ш (в трубку). В понедельник? Это значит… Понимаю… Да… Приду… Разумеется. Я уже иду. (Кладет трубку.)

Э в а. Куда ты?

Т о м а ш (к Мики). В понедельник на стройку приедет комиссия из министерства. Если им покажется, что у нас еще мало сделано, они снимут свое предложение.

М и к и. Значит, мы вкалывали зря?

И л ь я. И такое случается. Довольно часто.

Томаш берет фуражку.

Э в а. Томаш, куда ты?

Т о м а ш. Звонил начальник. Надо что-то предпринимать.

М и к и. Солдаты! Нас могут выручить только солдаты. Человек двести… И машины. Все, что есть под рукой.

И л ь я. Послушай, отец, когда ты вернешься?

Т о м а ш. А что?

И л ь я. Я обязательно должен с тобой поговорить.

Т о м а ш. Разве мы не обо всем поговорили?

И л ь я. Нет. Я сказал еще не все.

Т о м а ш (кладет фуражку на место). Ну, давай. Начинай.

Э в а. Томаш… если тебя звал начальник, неужели ты будешь задерживаться… из-за каких-то пустяков.

И л ь я. Это вовсе не пустяки, мама, ты же прекрасно знаешь…

Т о м а ш. Я жду.

Звонит телефон.

И л ь я (раздраженно). Возьмите же кто-нибудь трубку и скажите, что он уже ушел.

Т о м а ш. С чего это ты такой нервный?

И л ь я. Я?

Т о м а ш. Повышаешь тон, и руки трясутся.

Илья смотрит на свои руки.

Э в а (в трубку). Да… Да… (Кладет трубку.)

Т о м а ш. Кто звонил?

Э в а. Кто? А действительно, кто? Представляешь, я уже забыла.

Т о м а ш. Ты серьезно?

Э в а. Вы совсем сбили меня с толку.

Т о м а ш. Кто — мы?

Э в а. Шел бы ты на стройку. Если тебя срочно вызывают, то это, видно, и в самом деле серьезно.

И л ь я. Мама, прошу тебя…

Э в а. Я же сказала.

Т о м а ш. Что вы все такие нервные?

Э в а. Я? Я ничего. В этой семье, кажется, у меня одной нервы пока еще в порядке.

М и к и. Ведь этим специалистам из министерства, им же наверняка все равно. Прогуляются по стройке полчаса и скажут: «Не примем». Откуда им знать, сколько туда вложено сил, нервов.

И л ь я. И еще немало вложите, я вам гарантирую: сегодня потемкинской деревней никого не проведешь.

Т о м а ш. Почему ты думаешь, что это — потемкинская деревня?

И л ь я. Я проезжал мимо.

М и к и. На экспрессе.

И л ь я. До праздника вы просто не можете это успеть. Исключено.

Т о м а ш. Ты говоришь как будущий специалист, или это всего лишь беглый взгляд из окна скорого поезда?

И л ь я. И в конце концов, что случится, если это депо не откроют торжественно в праздники? Вы обходились тут без него двадцать лет. Что случится, если ленточку перережут позже? Неужели вам в самом деле так уж важно это название и награды, которые товарищи из министерства обещали вам привезти на разукрашенном флагами «Меридиане»?

Т о м а ш. Ты прекрасно знаешь, что «Меридиан» у нас не останавливается.

И л ь я. Ради такого торжества вы бы наверняка смогли его здесь остановить.

Т о м а ш. Ты говоришь так, словно тебя радует, что у нас все может сорваться.

И л ь я. Я говорю так потому, что не переношу формализма.

Э в а. Илья, прошу тебя!

Т о м а ш. Не перебивай его, пусть облегчит свою молодую страждущую душу и пусть поведает нам, кто тут формалист.

И л ь я. Вы хотите убедить меня, что штурмовщина на стройке, которую замораживали много лет, и к тому же на стройке абсолютно незначительной, что вся эта спешка именно теперь — к годовщине восстания — не пустой формализм?

Т о м а ш. Весьма оригинальный взгляд, ничего не скажешь — и это после пяти лет учебы в институте.

М и к и. Люди, можно сказать, наконец-то проявили инициативу…

Т о м а ш. На стройке, которая действительно была заморожена много лет… А он взял и навесил ярлык — формализм!

И л ь я. Вы хотите сказать, что тогда, тридцать лет назад, это депо и этот городишко имели какое-нибудь отношение к восстанию? Ничего подобного! Так для чего же вы во что бы то ни стало хотите повесить на депо табличку: «Имени Словацкого национального восстания»?

Т о м а ш. Мы ничего никуда не вешаем. А читать тебе лекции о том, что имеет и что не имеет отношения к восстанию, я не буду. Я предполагал, что тебе это и так давно известно.

И л ь я. Так же, как и то, что меня назвали Ильей в честь русского партизана, который умер у тебя на руках?

Томаш угрожающе поднимается. Эва подскакивает к мужу, чтобы в случае чего вмешаться.

Т о м а ш (после паузы берет фуражку и идет к двери). Хотя бы так. Ему было тогда столько же лет, сколько тебе сейчас, и ему еще очень, очень хотелось жить. И если я могу попросить тебя кое о чем, то…

И л ь я. Ты — меня?

Т о м а ш. Постарайся быть достойным этого имени. (Уходит.)

Долгая пауза, во время которой Эва провожает Томаша на лестницу: братьям после слов отца уже нечего сказать друг другу.

Э в а (вернувшись). Боже мой. Вот никогда не думала, что доживу до такой нервотрепки. И все из-за собственных детей.

М и к и. Из-за меня можешь не нервничать.

И л ь я. Разумеется, в каждой семье всегда только одна паршивая овца.

М и к и. Изволил оскорбиться?

И л ь я. У тебя все впереди, ты еще узнаешь, что такое жизнь.

М и к и. Хватит меня пугать.

И л ь я. Но эгоист в тебе проклюнулся первоклассный.

М и к и. Во мне?

И л ь я. А в ком же еще? Ты ведь мог бы мне помочь.

М и к и. Ты слышал, что сказал отец?

И л ь я. Конечно. А ты еще больше укрепляешь в нем его чистоплюйство… своими благородными разговорчиками, что, дескать, не нуждаешься в его протекции.

М и к и. Я и в самом деле не нуждаюсь.

И л ь я. Чокнутый!

М и к и. Какой есть.

И л ь я. Интересно, до каких пор ты таким останешься?

М и к и. Навсегда.

И л ь я. Такой у нас твердый характер?

М и к и. А у тебя уже нет никакого?

И л ь я. Чего?

М и к и. Ты ж говоришь о характере…

И л ь я. Чокнутый!

М и к и. Как тебе угодно.

И л ь я. Именно так, как я говорю.

Э в а. Ну довольно! Я не желаю больше слушать!

М и к и. Я его не обзываю.

И л ь я. Ну что тебе стоило просто сказать отцу, чтобы он перестал валять дурака!

М и к и. Почему ты сам ему это не скажешь?

И л ь я. Да ведь я говорил, я даже просил его.

М и к и. Ты уверен, что если я попрошу его за тебя?..

И л ь я. Не за меня. За меня не надо, ты попробуй за себя.

М и к и. Ну и логика! Сначала за себя, а потом за тебя…

И л ь я. Ну хорошо, хорошо, тогда пусть он это сделает только ради меня.

М и к и (после паузы протягивает Илье руку). Договорились.

И л ь я. Что?

М и к и. Я пойду поищу его.

Э в а. Куда?

М и к и. Я еще успею его догнать.

И л ь я (провожает Мики до дверей). Я твой должник.

М и к и. Но я надеюсь, что своего «эгоиста» ты возьмешь обратно.

Э в а (оставшись с Ильей). Только захочет ли отец слушать? Боюсь, что нет.

Звонит телефон.

И л ь я (берет трубку). Да… Нет… Он только что ушел. Когда? Завтра в девять? Но ведь завтра воскресенье… Да… Понял. Хорошо, я ему передам.

Э в а. Кто звонил?

И л ь я. Какая-то деятельница.

Э в а. О господи!

И л ь я. Надо не забыть напомнить отцу, что завтра утром у него пленарное заседание участников Сопротивления.

Э в а. Какое заседание?

И л ь я. Его приглашают партизаны.

Э в а. В воскресенье?

И л ь я. У них, мол, оно всегда проводится по воскресеньям. С утра. Она мне это так назидательно сказала, что ой-ё-ёй!

Э в а. Роза?

И л ь я. Откуда я знаю, как ее зовут.

Э в а. Наверняка Роза. Она носит ему их газету. Очень хорошая женщина. Без руки, а вырастила четверых детей. И уже давно могла бы пойти на пенсию. Но все еще работает, разносит газеты, и прекрасно справляется. А братья у нее, оба — полковники.

И л ь я. Это те двое, что с отцом на фотографии? Те солдаты?

Э в а. Да, они самые.

И л ь я. Вот видишь. Они уже полковники, да и остальные, которые мерзли вместе с ним в землянке под Дюмбьером, тоже если не министры, то хотя бы замы министров или директора предприятий. Один наш отец так и остался простым машинистом.

Э в а. Да. Но я никогда его за это не упрекала. И ты не должен. Таким уж он уродился, другим не станет.

И л ь я. Но ведь все хоть что-нибудь имеют от этого своего восстания, а мы…

Э в а. А что бы ты хотел?

И л ь я. При чем тут я? Разве ты ничего не заслужила?

Э в а. Я?

И л ь я. Да хотя бы работу получше и поспокойнее, чем за кассой в магазине. А отец? На что он рассчитывает? Думает, что его хватит на сто лет? Вкалывать на электровозе, плюс вся эта его общественная работа!

Э в а. Что да, то да. Ох, уж эта мне общественная работа!

И л ь я. Ну, от нее-то он мог бы и отказаться, конечно, если бы место было получше. Его уже все давно обошли. Начальник станции — совсем молокосос, немного старше меня… а отец? Да что он, собственно, имеет от своего партизанского прошлого? Ничего. Или, может, у нас есть собственная вилла, машина? Нет, мы живем в обычной государственной квартире, к тому же тесной, двухкомнатной. А может, у нас есть счет в банке?

Э в а. Боже мой, Илья! Ну откуда ему взяться?

И л ь я. Короче, мы не имеем от восстания ничего, кроме нервотрепки и хлопот по случаю его годовщины.

Э в а. Ты не смеешь так говорить.

И л ь я. А как? Как мне в конце концов сказать ему правду?

Э в а. Я… Я попробую вечером поговорить с ним.

И л ь я. Ты мне обещала это еще вчера.

Э в а. Я боялась… так сразу…

И л ь я. А сегодня? Сегодня не побоишься?

Э в а. Ох, не знаю! Я все думаю, вспоминаю — какую жизнь я прожила. С вашим отцом. С вами.

И л ь я. Тебе никто не позавидует.

Э в а. А мне и не надо, чтоб мне завидовали!

И л ь я. Но ты только представь, как ты могла бы жить.

Э в а. Я буду рада, если у тебя все сложится удачно.

И л ь я. Хорошо бы.

Э в а. Дай-то бог. (Включает приемник.)

В наступившей паузе раздается марш повстанцев. Когда Эва выходит в кухню, Илья начинает крутить ручку приемника, пытаясь поймать какую-нибудь другую станцию.

М и к и появляется из передней. Эва и Илья следят за ним долгим испытующим взглядом.

И л ь я. Ты не догнал его?

М и к и (устало). Догнал.

И л ь я. И что?

М и к и. Ничего.

Э в а. Я так и знала.

И л ь я. Ты сказал ему?

М и к и. Сказал.

Э в а. Все?

М и к и. Абсолютно все. Пусть знает правду.

Э в а. Боже мой, Мики!

И л ь я. А как ты сказал?

М и к и. Так и сказал, как есть. Дескать, если он не хочет это сделать ради тебя, пусть сделает ради малышки.

Э в а. Прямо так и сказал?

М и к и. Я думал, что как дед он будет помягче…

Э в а. О господи!

И л ь я. А он что?

М и к и. Не верит.

И л ь я. Чему?

М и к и. Что он — дедушка. Смеется — это, говорит, просто фокус… ты это придумал, чтобы обвести его вокруг пальца… и устроиться на тепленькое местечко.

И л ь я. Значит, не верит?

М и к и. Он сказал, что хотел бы посмотреть на эту внучку.

Э в а. Прямо так и сказал?

М и к и. Я давно не видал, чтоб он так смеялся.

Э в а. Боже мой!

М и к и. Люди на улице оглядывались.

И л ь я (встает — он принял какое-то решение). Что ж, хорошо.

Э в а. Что ты задумал?

И л ь я. Очень скоро у него пройдет охота смеяться.

М и к и. Слушай, Илья, ты знаешь, а я ведь тоже начал сомневаться!

И л ь я. Тебе я не удивляюсь. (Снимает трубку и набирает номер.)

Э в а. Куда ты звонишь, что ты еще придумал?

И л ь я. Хочу убедить неверующих.

Э в а. Как?

И л ь я (в трубку). Междугородная? Алло! Это двести десять-тридцать три? Пожалуйста, Братиславу. Триста тридцать-восемьсот десять. (Кладет трубку.)

Э в а. С кем ты хочешь говорить? О чем?

И л ь я. Ты слышала? Отец не верит.

М и к и. Но ведь это и в самом деле звучит почти невероятно.

И л ь я. Как для кого.

Звонит телефон.

(Снимает трубку.) Да. Заказывал… Жду… Алло?.. Это Илья… Добрый день. Будьте добры — Катку… Да, Катку, пожалуйста… Хорошо.

Э в а. Что ты хочешь ей сказать?

И л ь я (в трубку). Катка! Привет! Это я… Что случилось? Ничего, все в порядке… Ну… Ты удивлена, да? У меня к тебе просьба. Будь добра, возьми утром малышку и приезжайте сюда… Что?.. Как? Первым поездом… Коляска? Как без коляски? Ничего страшного — мы донесем ее на руках. Сейчас тепло. Не бойся… Не простудится. Это всего час езды… Что? Нет, просто дедушка хочет на нее посмотреть… Да… Вот видишь… А ты боялась… Так я вас жду утром на станции. Привет… (Кладет трубку.)

Э в а (шепчет). Боже мой.

На сцене медленно гаснет свет. В тишине слышится гудок электропоезда.

Занавес.

ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Воскресенье. Утро. На тахте спит И л ь я. Сквозь опущенные жалюзи пробивается яркое утреннее солнце.

Эва выходит из спальни, проходит мимо спящего сына и поднимает жалюзи; комнату заливает солнце.

И л ь я (просыпается и наблюдает за матерью, стоящей у окна). Доброе утро.

Э в а. Доброе… Кому как. Я всю ночь глаз не сомкнула.

И л ь я (поглядев на двери спальни). Ты говорила?

Э в а. С кем?

И л ь я. Как отец?

Э в а. Он не возвращался.

И л ь я. Где же он может быть?

Э в а. Откуда я знаю.

И л ь я. Ты в депо звонила?

Э в а. Никто не отвечает.

И л ь я. А у начальника?

Э в а. И там тоже.

И л ь я (начинает торопливо одеваться). Вы сказали ему, кого я позвал?

Э в а. Когда, по-твоему, мы могли ему сказать?

И л ь я. И он… у него не хватает смелости посмотреть в глаза своей внучке? То-то он исчез. Хочет нас переупрямить.

Э в а. Скорее всего, он просто остался на ночную смену.

И л ь я. Где Мики?

Э в а. Только что ушел.

И л ь я. В такую рань? Куда? Сегодня же воскресенье? Он что, тоже не хочет видеть нас в полном сборе?

Э в а. Боже мой, да нет же. Наоборот.

И л ь я. Что — наоборот?

Э в а. Он просил меня, чтобы я не проговорилась. Он… Ну, чтоб вам не пришлось нести малышку со станции на руках… В общем, он пошел одолжить коляску. У Магдиной сестры маленький ребенок. В воскресенье они могут обойтись и без коляски. Он хочет сделать тебе сюрприз.

И л ь я. Вот как?

Э в а. Он будет ждать вас… на станции.

И л ь я. Мики? С коляской?

Э в а. Смотри не испорти ему настроение. Он так хочет сделать тебе приятное.

И л ь я. Настоящий ребенок!

Э в а. Не делай вид, что тебя это не тронуло.

И л ь я. Откуда мне знать? Я его не понимаю. Мы уже пять лет видимся только в каникулы. (Собирается уходить.)

Э в а. А завтрак?

И л ь я. Потом.

Э в а. Ты бы выпил хоть чашку чая — поезд придет еще только через час.

И л ь я. Сначала я попробую его найти.

Э в а. Отца?.. Илья, прошу тебя…

И л ь я. Знаю, знаю.

Э в а. Кстати, что приготовить на обед?

И л ь я. Что хочешь. Как обычно.

Э в а. Но для гостей?

И л ь я. Как для своих.

Э в а. О господи! Голова кругом идет!

И л ь я. Надеюсь, молочную смесь они привезут с собой.

Э в а. Ее уже кормят смесями? Боже мой, что же это за мать?

И л ь я. Да ведь теперь…

Э в а. Такая мода?

И л ь я. Врачи так рекомендуют.

Э в а. А что мне надеть?

И л ь я. Мамуля, неужто ты волнуешься?

Э в а. А тебя очень удивляет? Столько всего сразу на мою бедную голову!

И л ь я. Ну, я отвалил.

Эва закрывает за сыном дверь, потом подходит к окну. На лестнице громко хлопает дверь лифта. Эва включает радио, и в воскресной тишине, наполненной утренним солнцем, звучит Восьмая симфония Шуберта. Музыка как будто помогает Эве стряхнуть с себя ощущение беспокойства и усталости после бессонной ночи; она бесцельно бродит по квартире, словно не зная, за что взяться, с чего начать. С этой минуты симфония ненавязчиво звучит до самого конца пьесы. Вновь гудит лифт. Эва настораживается и идет открывать дверь.

Э в а. Господи, Томаш, где ты пропадал?

Т о м а ш (усталый после ночной смены, он нежно гладит жену по щеке и кладет на столик фуражку и пустой портфель). Разве ты не знаешь, где я брожу по ночам?

Э в а. Ты мог хотя бы позвонить!

Т о м а ш. Вечером я было собрался домой, а тут вдруг — целый поезд. Пришли вагоны на стройку… Надо было сразу же распределить, что куда, а на маневровом, конечно, никого. Болеют. Ну, что было делать — оставлять до утра?

Э в а. Ты-то, конечно, не оставишь.

Т о м а ш. Ничего, сегодня отосплюсь… Молодежь наверняка отправится купаться, будет тихо… (Окидывает взглядом комнату.) Они что, уже пошли на реку?

Э в а. Не знаю.

Т о м а ш (обратив внимание на радио). Что это ты слушаешь?

Э в а. Я?

Т о м а ш. Это наши передают такую грустную музыку в воскресное утро?

Э в а. Не знаю кто… Мальчики вечером настраивали.

Т о м а ш. Знаю я, как они настраивают — прыгают с волны на волну… По телевизору ничего не было?

Э в а. Мы не смотрели.

Т о м а ш. Вчера, говорят, что-то снимали для кино.

Э в а. Где?

Т о м а ш. У нас на стройке.

Э в а. Значит, все же?..

Т о м а ш. Не знаю. Мы не поняли — то ли нам хотят помочь, то ли собираются все прикрыть. Да, а все же, где ребята?

Э в а. Илья тебе не встретился?

Т о м а ш. Нет.

Э в а. Ушли.

Т о м а ш. Куда?

Э в а. Ну как бы тебе сказать…

Т о м а ш. В воскресенье они ведь обычно долго валяются в постели.

Э в а. А сегодня, как видишь, нет.

Т о м а ш. Что, изменили программу?

Э в а. Изменили, и похоже, что очень.

Т о м а ш. Да?

Э в а. Томаш, прошу тебя…

Т о м а ш. Вижу.

Э в а. Что ты видишь?

Т о м а ш. У тебя заплаканы глаза.

Э в а. Тебе только кажется.

Т о м а ш. Да нет, я еще хорошо вижу и без очков.

Э в а. Томаш, прошу тебя…

Т о м а ш. Сядь.

Э в а. Незачем.

Т о м а ш (садится сам). Я понимаю. Большие детки, большие бедки.

Э в а. Хорошо, что ты хоть это понимаешь.

Т о м а ш. Думаешь, меня это не мучает?

Э в а. Что же нам делать?

Т о м а ш. Мики напишет в апелляционную комиссию.

Э в а. Да, Мики напишет… а что же с Ильей?

Т о м а ш. Тебе не кажется, что здесь как-то душно?

Э в а. Душно?

Т о м а ш (расстегивает рубашку). Да.

Э в а. Все окна раскрыты настежь.

Т о м а ш. Говоришь, что с Ильей?

Э в а. Томаш, дорогой… Я должна очень серьезно, по-настоящему поговорить с тобой.

Т о м а ш. Ты слепа к нему. Я знаю. Каждая мать любит так своего первенца.

Э в а. Видишь ли, чтоб ты знал всю правду…

Т о м а ш. Это ты о том…

Э в а. То, что сказал тебе вечером Мики, не шутка.

Т о м а ш (после паузы). Открой, пожалуйста, окна пошире!

Э в а. Ведь он… Илья в самом деле…

Т о м а ш. Должен жениться.

Э в а. Если б только это.

Т о м а ш. Он уже…

Э в а. Отец.

Т о м а ш (после паузы). Это значит…

Э в а. Что ты и я…

Т о м а ш. Понимаю.

Э в а. Но и это еще не все.

Т о м а ш. Что еще?

Э в а. Дело в том, что он…

Т о м а ш. Что?

Э в а. Вызвал их сюда… И сейчас пошел встречать.

Т о м а ш. Кого вызвал?

Э в а. Боже мой, ну кого же? Конечно, невестку с внучкой. Они приедут утренним поездом, сюда, к нам.

Т о м а ш (после паузы). Ну что же! Значит, у нас будут гости.

Э в а. Томаш, прошу тебя!

Т о м а ш. Ну что ты так трясешься?

Э в а. Я боюсь, я ужасно боюсь этой встречи.

Т о м а ш. Почему? Я их не укушу.

Э в а. Раз уж так случилось, обратно не повернешь. Мы должны им помочь. Илье срочно нужно это место в Братиславе. Теперь надо это сделать уже не только ради него. Ты должен, Томаш.

Т о м а ш. Я ему жизнь не усложнял.

Э в а. Я знаю: ни ты, ни я. Но раз уж дело приняло такой оборот.

Т о м а ш. Он не маленький, пускай обо всем заботится сам.

Э в а. Так он ведь и хочет, хочет честно заботиться о семье и о себе. Другие обманут девушку, а потом выкручиваются как могут. А он — не такой.

Т о м а ш. Теперь он узнает, что такое жизнь.

Э в а. Но для начала, на первых порах ты должен ему помочь. Ты не можешь отказать.

Звонок в дверь.

Боже мой. Это они! Уже тут. (Идет открыть дверь.) Томаш, помни, что ты отец… И не только Илье, а теперь уже всем троим.

Г а й н о ш (обращаясь к Эве, еще в передней). Нет, этого не может быть. Я не верю.

Т о м а ш. Чему?

Г а й н о ш. Что вашего сына не приняли.

Э в а. Кто вам сказал?

Г а й н о ш. Дочь. Но я сначала подумал, что она меня разыгрывает. Мои девчата любят всякие розыгрыши. Но когда мне это сегодня утром подтвердил и ваш старший…

Т о м а ш. Илья?

Э в а. Вы разговаривали с Ильей?

Г а й н о ш. Да, в лифте.

Э в а. Представляете — написали, что, мол, мест не хватило.

Г а й н о ш. Ну, знаете ли!

Т о м а ш. Он подаст апелляцию.

Г а й н о ш. Само собой, но кроме этого…

Т о м а ш. Что — кроме этого?

Э в а. Боже мой, Томаш!

Т о м а ш. Мики сам заявил совершенно ясно. Он не хочет никакой протекции.

Г а й н о ш. Понятно. Ребенок…

Э в а. И я говорю. А вы что посоветуете, пан доктор?

Г а й н о ш. Неужели вы допустите, чтоб мальчик страдал? Нельзя усложнять ему жизнь в самом начале.

Э в а. Мои слова.

Г а й н о ш. Если понадобится… У меня на факультете есть друзья.

Т о м а ш. Без них… Ты уверен, что без этих друзей у нас не выйдет?

Г а й н о ш. Может быть, и выйдет, но не факт. Риск — благородное дело, однако — не всякий риск. В твоем положении одно дело ходатайствовать за чужих, а другое — за собственного сына. Но в данном случае тебе не придется ничего предпринимать. Ты останешься в стороне. Я все возьму на себя. И даже твой сын ничего не будет знать.

Э в а. Ах, пан доктор, вы…

Т о м а ш. Минутку.

Г а й н о ш. Да?

Т о м а ш. А что за это?

Г а й н о ш. Как?

Т о м а ш. Ты берешься устроить это просто так?

Г а й н о ш. Не понимаю.

Т о м а ш. Без встречной услуги?

Г а й н о ш. Ну, знаешь…

Т о м а ш. Ту бумажку я тебе все равно…

Г а й н о ш. Забудь об этом. Мне будет вполне достаточно, если твоя жена…

Э в а. Я?

Г а й н о ш. Обронит пару слов в разговоре с Розой. Ее брат передал мне, чтобы я к нему зашел.

Э в а. Ну конечно, я с удовольствием.

Г а й н о ш. Как только у вас будет свободная минутка, мы к ней сходим.

Э в а. Разумеется. Можно прямо завтра, после обеда. У меня выходной.

Г а й н о ш. Вот и отлично. И за Илью вы тоже можете не волноваться.

Т о м а ш. За кого?

Г а й н о ш. Ведь его зовут Илья, вашего старшего?

Э в а. Илья.

Г а й н о ш. Так я ведь, собственно, пришел из-за него. Он сказал мне, в чем дело.

Э в а. Когда?

Т о м а ш. Все в том же лифте?

Г а й н о ш. Да. Для такого разговора ведь не нужно много времени. Ясное дело — я тотчас же позвонил брату… Так вот, место ему гарантировано и не будет никаких проблем.

Э в а. Пан доктор!

Г а й н о ш. А почему бы нет? Почему нам не помочь друг другу? Мы ведь люди. И хотим мы этого или не хотим, а может настать момент, когда наши дети спросят нас, все ли мы сделали для них, что должны, или, скажем, могли сделать…

Т о м а ш. Балбес!

Г а й н о ш. Кто?

Т о м а ш. Ходит по людям без стыда и совести.

Г а й н о ш. Ну, послушай, какой же тут стыд? Старая словацкая пословица говорит: кто много стыдится, голодным спать ложится.

Т о м а ш. Приставать к чужим людям!..

Г а й н о ш. Кто же тут чужой?

Т о м а ш. Почему ты его не выставил?

Г а й н о ш. Ты хочешь сказать, что ты… Ты прогнал бы мою дочь, если бы она пришла сюда, к вам, попросить, ну, не знаю о чем? Не притворяйся, ты не такой.

Т о м а ш. С чего ты это взял.

Г а й н о ш. Я знаю наверняка.

Т о м а ш. Что ты знаешь?

Г а й н о ш. Что ту бумажку ты мне не надписал только потому, что у тебя самого ее пока нет.

Т о м а ш (после паузы). Нет. Действительно нет, но не потому, что это мне не положено…

Г а й н о ш. Я знаю, я знаю…

Т о м а ш (кричит). Что ты знаешь? Что ты можешь знать? Ты знаешь только то, что у меня ее нет. Но у меня ее нет просто потому, что я этим не занимался. Мне просто некогда было… собирать подписи и заполнять бумажки!

Г а й н о ш. А к чему повышать голос?

Т о м а ш. Чтобы ты услышал как следует, что мне она пока что была ни к чему. Я обходился и без нее. У меня голова забита другими заботами.

Г а й н о ш. Да ведь я ничего плохого не хотел…

Т о м а ш. Понимаю.

Г а й н о ш. Но такая реакция, такая нервозность — не лучшая визитная карточка…

Э в а. Он опять… работал в ночную смену.

Г а й н о ш. Неужели и вправду больше некому?

Э в а. Нет.

Г а й н о ш. А если я завтра дам ему больничный?

Т о м а ш. Мне только его и не хватало.

Г а й н о ш (Эве). Значит, завтра, после обеда. Вы, кажется, ждете гостей. Не буду вас задерживать. Завтра после обеда я зайду.

Э в а. Пожалуйста. Я буду вас ждать. Очень… Мы действительно очень обязаны вам, пан доктор… (Провожает Гайноша.)

Слышится гул поезда. Томаш смотрит на часы.

(Вернувшись.) Все-таки он очень хороший человек, что бы ты ни говорил.

Т о м а ш (устало). А разве я что-нибудь говорю.

Э в а. Ты, как всегда, верен себе. Мог бы по крайней мере, поблагодарить его.

Томаш молча смотрит перед собой с отсутствующим видом.

Что ты молчишь?

Т о м а ш. Я думаю.

Э в а. О чем?

Т о м а ш. Когда мы с тобой начинали…

Э в а. Было другое время…

Т о м а ш. А как зовут малышку?

Э в а. Как меня.

Т о м а ш. Эва?

Э в а. Господи, Томаш… Ведь это наши дети…

Т о м а ш. Наши.

Э в а. Я прошу, очень тебя прошу. Они вот-вот придут. Встанут в дверях… Ну…

Т о м а ш. Что же я должен сделать?

Э в а. Сделай хотя бы приветливое лицо.

Т о м а ш. М-да… Для такого случая мне, наверно, не мешает побриться, а?

Э в а. Да, пожалуй… И поживее…

Т о м а ш. Послушай! Бабка!

Э в а (горячо обнимает мужа). Ах ты, мой дедка.

Т о м а ш. А как ту, вторую?

Э в а. Она — Катка.

Т о м а ш. Катарина. Катарин у нас в семье еще не было.

Э в а. Ничего, главное — чтоб они были счастливы.

Т о м а ш. А тебе не кажется, что ты слишком быстро все им простила?

Э в а. Что поделаешь? Такое время. Вечно все в спешке, на ходу…

Т о м а ш. Это у кого как.

Э в а. И в конце концов, может, и хорошо, что так получилось.

Т о м а ш. Вряд ли.

Э в а. Ну, все равно, ступай бриться и — чистую рубашку! И брюки чтоб не форменные. (Уходит в спальню.)

Томаш устало вытягивается на тахте, не замечая, что вошел Мики.

М и к и останавливается у двери и внимательно смотрит на лежащего с закрытыми глазами отца. Из спальни выходит Э в а.

М и к и (матери, тихо). Спит?

Э в а. Да нет, почему…

Т о м а ш (открывая глаза). Ну что, написал апелляцию?

М и к и. Когда ты пришел?

Т о м а ш. Ты тоже будешь меня допрашивать?

М и к и. Ты не видел, что делается?

Э в а. Где?

М и к и. Весь гарнизон вышел.

Т о м а ш (оживленно). Все-таки вышли? (Встает и идет к окну.)

М и к и. И с техникой. У них скреперы, до обеда они уберут старую насыпь. Отец, я уже просто не знаю, что нам теперь может помешать.

Э в а. А коляска?

Мики удивлен тем, что вопрос задан вслух.

Не бойся. Отец уже знает. Знает все.

М и к и. Коляску я не достал. Магдиной сестры нет дома.

Э в а. Бедная малышка — придется нести ее на руках.

Т о м а ш. Может, нам пойти навстречу.

Э в а. Ты? Нет, не надо. А Мики, пожалуй, мог бы. Я сказала Илье, что ты будешь ждать их на станции.

М и к и. Да, тут ничего не скроешь.

Э в а. Иди поешь. (Уходит на кухню.)

Т о м а ш (к Мики). Ну что?

М и к и. Откуда я знаю.

Т о м а ш (шепотом). Мама думает, она меня обработала этой коляской, и я теперь вымощу для Ильи дорогу в рай.

М и к и. Мама — это мама, как любая мать.

Т о м а ш. Слушай, Мики! Повтори за столом еще раз.

М и к и. Что?

Т о м а ш. Я хочу еще раз услышать то, что ты сказал вчера вечером. И обязательно повтори это в их присутствии.

М и к и. Тут ведь не во мне дело.

Т о м а ш. Я все прекрасно знаю. Дело не в тебе, но я хочу быть уверен хотя бы в тебе, если им удастся сломить меня, притащив сюда младенца.

Э в а (бросает Томашу из кухни полотенце). Бриться. (К Мики.) А ты поможешь мне чистить картошку.

Т о м а ш (берет полотенце). Вот видишь как. Кстати, Мики, я заглянул вчера в наряды. Вы там прекрасно заработали.

М и к и. Кроны?

Т о м а ш. Сотни.

М и к и. Кроны — вещь хорошая, но в принципе…

Э в а. Принципы принципами, а ты впервые оденешься на свои.

Т о м а ш. И как следует. Чтобы не болтался мне по Братиславе в таких зебрах, как Илья. (Вместо того чтобы идти в ванную, входит в спальню.)

М и к и (держа на коленях кастрюлю с картошкой). А мне все равно.

Э в а. Ну, не скажи. А Ярмилка? Она бы быстро дала тебе от ворот поворот… Такому.

М и к и (удивленно). Что?

Э в а. То, что говорю.

М и к и. Откуда ты знаешь про Ярмилку?

Э в а. Если бы ты знал, сколько мне всего известно, ты бы удивился.

М и к и (делает знак матери говорить тише, так как отец не закрыл за собой дверь в спальню). Ш-ш-ш.

Э в а. А я ничего не сказала. Девушка она красивая, по крайней мере на этой фотографии.

М и к и. Ах, вот оно что. Ты изучала биологию?

Э в а. Надеюсь, ты не вздумаешь обижаться.

М и к и (кричит в спальню). Отец! Что ты скажешь? Может, мы заскочим к солдатам?

Э в а. Сейчас?

М и к и. Ну, хотя бы после обеда.

Э в а. Никуда вы не пойдете! Вы что, хотите оставить меня тут с ними одну?

М и к и. Столько женщин сразу! Такого в нашей семье еще не было.

Э в а. Мне, наверно, тоже надо бы переодеться.

М и к и. Да, пожалуй. Я могу тебе сказать, что такая молодая бабушка должна следить за собой гораздо больше, чем другие.

Э в а (смотрится в зеркало, потом уходит в спальню; небольшая пауза, потом крик). Томаш!

М и к и (роняет кастрюлю с картошкой и бежит за матерью). Что такое?

Э в а. Приступ, опять, как позавчера.

М и к и. Он задыхается.

Э в а. Боже мой, он говорил, что тут душно.

М и к и. Отец!

Э в а. Вызови неотложку!

М и к и (бежит к телефону). Какой номер?

Э в а. Не знаю.

М и к и. Куда же звонить?

Э в а. Неотложку!

М и к и. А номер!

Э в а. Посмотри в телефонной книге.

М и к и. Где она?

Э в а. Не знаю.

Мики набирает номер наугад.

Да скорей ты! Господи боже мой!

Мики бросает трубку.

Мики, куда ты?

Мики выбегает на лестницу.

Ради бога! Не уходи! Позови кого-нибудь! (Опять вбегает в спальню, потом бежит в кухню намочить полотенце и снова возвращается.)

По радио звучат последние такты симфонии Шуберта. В комнате наступает тишина.

Томаш! Чем я могу тебе помочь? Что у тебя болит? Скажи! Не молчи! Ты не имеешь права! Слышишь… Ты не должен… (Выбегает из спальни.) Кто-нибудь! Помогите!

Г а й н о ш вбегает с М и к и.

Э в а (показывает на открытую дверь спальни). Там… Там!

Гайнош входит в спальню. Мики останавливается на пороге. Эва рядом с ним. Слышно, как поднимается лифт, потом хлопает дверь; Эва и Мики смотрят в спальню, на Гайноша, склонившегося над Томашем, и не замечают, что в передней появляется И л ь я с ребенком на руках.

Напряженную тишину нарушает жалобный детский плач. Эва и Мики поворачиваются. Немая сцена: Мики и Эва с ужасом смотрят то на Илью, то на ребенка. Илья непонимающе глядит на застывших мать и брата, кладет ребенка на стол и робко делает шаг вперед.

Э в а. Он там.

И л ь я. Кто?

М и к и. Доктор Гайнош.

И л ь я (обрадованно). Отец позвал его?

М и к и (с отчаянием сжимает голову ладонями). Нет. Не отец. Мы. Мы должны были…

Опять пауза. В дверях появляется Г а й н о ш. Он печально опускает голову и с сочувствием протягивает Эве руку.

Э в а. Нет, нет. Нет! (Вбегает в спальню.)

Г а й н о ш. К несчастью, да. (Делает еще шаг и подает руку Мики, потом Илье.)

Они стоят неподвижно, словно не осознавая до конца ужасный факт.

Э в а (в спальне). Томаш!

От ее крика ребенок снова плачет.

Г а й н о ш (лишь теперь замечает ребенка. Бросает многозначительный взгляд на Илью). Это был такой замечательно честный товарищ… Его нам (тише), его вам будет очень недоставать. Но такова жизнь. (Уходит.)

Илья и Мики стоят молча, без движения. Потом Илья берет плачущего ребенка на руки, подходит к дверям спальни, но не входит туда, а лишь опускается у порога на колени.

И л ь я. Отец…

Звонит телефон. На первый и второй звонок никто не реагирует. Наконец, после третьего звонка, Мики снимает трубку.

М и к и. Да… Да… Нет. Не придет. (Кладет трубку мимо рычага.)

На сцене темнеет. Как и в первом явлении, звучит пронзительный гудок электровоза. Поглощенное его гудением эхо постепенно затихает.

Занавес.