«Моревизор» уходит в плавание

Птичья лоция

Не прошло и часа, как к нашей газете была приколота записка. Невидимка сообщал, что ответами доволен. Похвалил газету и Антон Петрович. Всё было бы хорошо, если б нас не подвёл капитан. Он один не ответил Невидимке.

А почему? Майя уверяла, что капитан хворает. Он стал очень странный: бормочет какие-то непонятные слова. Катя считала, что капитан болтун и бездельник и его надо сменить.

— Выясним, — сказал я и пошёл к капитану.

Я застал его за очень странным занятием. Вымарав на карте название «Новая Зеландия», он тщательно вывел: «Кукушечий остров». Мог ли я смотреть на подобные фокусы равнодушно?

— Зачем портишь карту? А ещё капитан!

— Не порчу, а исправляю несправедливость.

— Балуешься? На это есть время, а чтобы ответить Невидимке, времени нет? Ну, так знай: на корабле бунт. Команда требует сменить капитана.

Славка покраснел, потом побледнел и после долгого молчания наконец выговорил:

— Подождите, ребята, до берега. Тогда появятся мои помощники — птицы, и я вам всё объясню.

Майя была права. С капитаном творилось что-то неладное. И мне от души стало его жаль.

— Слава, — сказал я ласково, — ты приляг, отдохни. Мы тебе температурку измерим. Ничего, не волнуйся, поправишься. Только выбрось этих птичек из головы.

— Птичек? — круто повернулся ко мне Славка. — Островитяне открыли Новую Зеландию, следя за перелётом длиннохвостой таитянской кукушки! Великий Крузенштерн отметил на карте место, где слышал в тумане голоса множества птиц. Через три года на этом месте был открыт остров и назван именем Крузенштерна. А ты советуешь: выбрось из головы… Невежество!

Теперь мне стало понятно, почему Славка написал «Кукушечий остров». Но какова благодарность! Я пожалел капитана — он меня обругал.

— Ты не очень, — предостерёг я Славку. — Подумаешь, учёный! Невидимке ответить не мог!

— Ответ уже готов. Морские птицы и рыбы — вот кто помощники капитана в воздухе и в воде. Наблюдая за ними, можно узнать, близко ли берег. Так написано в старых лоциях — руководствах для мореплавателей. Вот, например, рыба-лоцман исчезает с приближением берега. А птицы… ты можешь прочитать о них в составленной мной птичьей лоции.

— Ну покажи, прочту.

— Её ещё переписать надо. Лучше я тебе пока на словах объясню. Давай играть: ты будешь вахтенный. Докладывай мне, капитану, про птиц, которых ты будто бы видишь в воздухе или на воде. Понятно? Ну, начинай.

Я приложил руку к глазам, словно всматриваясь в даль, и крикнул первое, что мне пришло в голову:

— Вижу альбатроса!

— Это птица открытого моря. Полный вперёд!

— Вижу чайку! — помедлив, придумал я.

— Чайку? — Капитан встрепенулся. — Она кричит?

— Нет. Летит молча.

— Тогда это моевка, единственная чайка, которая залетает далеко в море и молчит в полёте. Другие чайки не отлетают дальше ста миль от берега, и крик их служит сигналом земли. Раз это моевка — курс прежний. Так держать!

— Вижу… Гм! — Мне очень понравилась новая игра, но я уже не знал, что придумать. — Гм!.. Что-то яркое в воде за левым бортом…

— Значит, мы плывём в тропиках, — не растерялся капитан. — Там появление ярко окрашенных змей предвещает близость берега. Лево руля. Курс на змею. Тихий ход. Так держать.

— Есть так держать! — весело откликнулся я. — Вижу…

— …что на часах без четверти два, — неожиданно перебил меня капитан, — а в два часа у тебя разговор с Балтикой. Видишь? Так почему ты не в радиорубке?

Тьфу! И кто это придумал, что у капитана голова не в порядке: он помнил то, что забыл я сам!