«Мы жили в эпоху необычайную…» Воспоминания

Приложение 1

7/II-41

Дорогая Татьяна Сергеевна,

спасибо за память. Письмо Ваше меня очень обрадовало. Да и пришло оно как раз в день моего рождения, а в такие дни особенно чувствуется оторванность от близких.

День этот, 24 января старого стиля, памятен мне и еще в одном отношении. В 1906 году в этот день в квартире М. Н. Стоюниной собрались родители учениц, исключенных из казенных женских гимназий, чтобы вместе с исключенными же учителями и учительницами обсудить вопрос об организации вечерних классов. Душою всего дела был Николай Васильевич, и без него ничего бы не вышло. Во время совещания Н. В. указал мне на одну из присутствовавших и шепотом сказал, что она — сестра Веры Николаевны и что ее дочь, исключенная из Василеостровской ж. гимназии, тоже будет учиться в вечерних классах. Так я впервые узнал о Вашем существовании.

Организация вечерних классов уволенными учащими для уволенных учащихся была тогда для меня интересным моментом, отчего этот вечер мне хорошо запомнился, да и потом я нередко, но уже по другим мотивам, воскрешал его в памяти. Поэтому сейчас отчетливо вижу столовую Стоюниной, где бывали такие заседания; длинный стол, покрытый зеленым сукном; Николая Васильевича, сидящего рядом со мною и наклонившегося ко мне, чтобы сказать о Вас, но присутствовавших на собрании родителей и в их числе Вашу маму представляю смутно.

Вас я увидел несколько позже, конечно, вместе с М. М. и М. И.[244], только не помню, была ли в тот раз с Вами и В. Н.[245] Так вот и началось наше знакомство. У французского писателя Пруста (не помню точно его фамилии) есть роман: «Под сенью девушек в цвету». Этот заголовок очень подходит к тому периоду моей жизни, и я с благодарностью вспоминаю его. Пожалуйста, передайте мой привет М. М. и М. И. Как жаль, что не могу того же написать в отношении В. Н. Впрочем, если бы даже она была жива, она едва ли бы была сейчас в Ленинграде.

Переходя от прошлого к настоящему, могу только порадоваться вместе с Вами, что Вы и Ваши дети все еще в одном городе и там же М. И. и М. М., а о последней я сильно беспокоился. Мне кажется таким недалеким тот день, когда я зашел в первый раз к Вам на Пушкарскую и увидел Ваших птенцов, а теперь один из «птенцов», как Вы писали в предыдущем письме, уже свила свое собственное гнездо, другой побывал на фронте, и третья нынче оканчивает высшую школу. Таков закон жизни. Одно поколение приходит на смену другого. Что же, отнесемся к этому так, как учит нас Пушкин.

Что касается до моего пребывания здесь, то, ввиду неясности перспектив на остающийся в моем распоряжении остаток жизни и ввиду местных бытовых условий (житье в комнате вместе с хозяином и хозяйкой хаты, отсутствие электричества, 10-линейная керосиновая лампа, временами отсутствие керосина, затруднения при нахождении лампового стекла вместо лопнувшего и прочие мелочи), я не проявляю особой энергии при занятиях, но скорее просто жив. Другое дело, если бы я мог выписать сюда мои многочисленные выписки и карты. Но я не рискую это сделать, так как в любой момент могу быть переброшен в течение нескольких часов в другой район, не имея возможности взять их с собой, таким образом погибнет то, что я собирал многие годы. Пополнять здесь эти выписки новыми тоже невозможно из-за почти полного отсутствия на месте нужных книг, большинство которых можно достать только в больших научных библиотеках Ленинграда или Москвы. Тем не менее кое-что все же делаю. Так как многие из моих выписок на английском языке, и если мне удастся вернуться к моей работе, мне придется иметь дело тоже с английскими книгами, то совершенствуюсь в этом языке, т. е. учу учебник английского языка, его грамматику, и только что выписал из Москвы «The tragical history of Hamlet, prince of Denmark» (с грамматическими примечаниями и шекспировским словарем). Буду штудировать его, так как это мне очень нужно для знакомства с английским языком XVI–XVII веков, на котором имеются нужные мне пособия. Только после пережитого память стала очень плохой и с трудом удерживает слова и грамматические формы.

Будущею осенью — зимою мне нужно будет заняться итальянским языком, которого я совсем не знаю, но на котором у меня тоже имеются выписки и подлежащие изучению пособия. Так как учебники, грамматики и небольшие словари этого языка встречаются очень редко, то я просил бы Вас и М. М., если при случае они попадутся Вам, приобрести их и выслать мне заказною бандеролью.

Из научных книг читаю, что случайно попадет в руки. Так подписался на «Петра I» пр. Богословского и уже прочел его. Читаю иногда и из беллетристики. В связи с моею темой меня очень интересуют учебники для средних школ и вузов по истории СССР, европейских стран и колоний до XIX века, но здесь их нет.

С продовольствием у нас обстоит так: все население разделено на трудящихся ведущих профессий, которые прикреплены к закрытым распределителям, где по карточкам им дают хлеб, немного масла, сахара, леденцов и пр., и на прочих, которые получают в бесконечных очередях с драками хлеб и мало что из остального в магазинах свободной торговли.

Сам я здоров, бодр. Конечно, летом жарко, но в общем, это сносно. Есть даже преимущество перед Ленинградом — могу много купаться, так как вода очень теплая. Прошлое лето я купался в течение 62 дней, а это значит очень много для здоровья. Сейчас морозы 20–25º, но у меня в хате тепло, да и одежда теплая. Всего Вам доброго.

Слева: карикатурный автопортрет М. М. Левис. Справа: карикатура на Марию Исааковну Брик. Рисунок М. М. Левис

Автограф стихотворения M. M. Левис «Музей Революции»

Приложение 2 Перевод М. М. Левис стихотворения Томаса Мура «The last rose of summer»

1805

1924 или 1925

Мария Михайловна и Раиса Михайловна Левис в квартире на 8-й линии Васильевского острова. 1970 г. Здесь семья Левис жила с 1918 г., впоследствии квартира стала коммунальной, и с 1934 г. сестры жили в этой комнате