«Перекоп» ушел на юг

Опять Натуна

Из попыток дать радиограмму на Родину ничего не вышло: на острове хозяйничали японцы, и радиостанция находилась в их руках. Корабли сюда приходили тоже только японские, и в основном военные.

Всего несколько часов советские моряки пожили на свободе. Японцы взяли их под стражу и заключили в лагерь для военнопленных.

Вскоре к ним присоединили группу моряков во главе с Будариным.

Однажды в лагерь явился японский офицер и с ним кинооператор. Оба начали угощать моряков сигаретами. Офицер что-то кричал, гримасничал, показывая на кинооператора, на себя и на моряков. Он, как это поняли все, предлагал морякам улыбаться, чтобы кинооператор смог заснять их радостно приветствующими офицера, который угощает их сигаретами. Но советские моряки повернулись к кинооператору спиной, едва тот начал съемку. Убедившись, что из его затеи ничего не выйдет, офицер махнул рукой кинооператору, и тот, пятясь, скрылся.

А потом русских окружили японские военные матросы, повели их к берегу, перевезли на военный корабль и бросили в темный трюм.

Уже на следующую ночь пленники почувствовали, что корабль куда-то идет.

Несколько раз Друт и Байдаков пытались подняться на палубу, чтобы хоть по звездам определить, куда идет корабль, но часовой не выпускал их наверх.

Прошли еще сутки, в трюм спустился матрос и приказал выходить. Моряки вышли на палубу, поеживаясь от свежего ветра, осмотрелись.

Слева тянулась длинная отмель. За ней поднимался черной стеной утес с такими же черными силуэтами пальм, чуть белевшими своими верхушками. На море искрилась лунная покачивающаяся дорожка.

Всем показалось очень знакомым это место: и мыс, и видневшиеся вдали верхушки вулканов.

— Да ведь это Натуна! — воскликнул Друт.

И он не ошибся. Это действительно была Большая Натуна…

На рассвете всех высадили на остров. Японский офицер, что-то быстро говоря, подошел к Амиру. Он долго кричал на старосту острова, затем строго-настрого наказал следить за русскими, чтобы те не сбежали. Вскоре японский корабль снялся с якоря и ушел. Пришли малайцы, радостно приветствовали моряков. Датук принес целую корзину кокосовых орехов.

Какими же тяжелыми были последующие месяцы жизни на острове! Правда, малайцы по-прежнему хорошо относились к морякам, снабдили их продуктами, вселили опять в хижину Лимана, принесли поддоны, что Бахирев подарил Датуку, и вернули Олейникову кастрюлю.

Маленький мальчик, один из тех, которым моряки рассказывали о русской зиме, тоже прибежал и радостно подал Бахиреву голубую детскую рукавичку. «Твоя», — сказал он по-малайски. Поступок мальчика до глубины души растрогал всех моряков.

На острове было очень тихо. Людей встречалось совсем мало.

— А где же малайские люди? — спросил Бударин.

Датук пригладил на голове прямые жесткие волосы, затем потеребил несколько волосков редко растущей бороды и долго молчал. И его желтое скуластое лицо выражало столько печали, что все стало ясно без слов. Но Датук все-таки заговорил:

— Японские люди много-много забрали малайских людей. Увезли далеко-далеко на другие острова. А если кто не хотел, того повесили. Часть людей скрылась в джунглях. Плохо, очень плохо стало у нас…