«Перекоп» ушел на юг

На японском корабле

Советское правительство, узнав о местопребывании моряков парохода «Перекоп», потребовало от японских властей возвращения их на Родину.

В Сайгоне советские моряки находились почти месяц, жили за колючей проволокой. Кругом все было оплетено зелеными вьющимися растениями, поэтому ничего, что происходило за пределами лагеря, не было видно. В помещении тесно, повернуться негде. Один раз группа моряков во главе с Бакаловым вышла во дворик, чтобы размяться. К ним подошел японский солдат и долго что-то толковал. Потом сказал на ломаном русском языке.

— И Старинград… Ворга… Росскэ кругом Старинграда один час много-много тысяч убивать джерман…

Вечером в барак принесли бульон, рыбу, кофе и даже несколько бутылок пива.

Моряки переглянулись между собой: «Чтобы это значило? Провокация?..»

Всё съели, но пива не тронули.

Пришел офицер и спросил, почему русские не пьют пива. Ведь их угощают офицеры японской императорской армии.

— Сообщите советскому консулу о нас, — ответили моряки.

Офицер промолчал и вскоре вышел.

На следующий день пленников повели в порт, посадили на корабль. Моряки не знали, куда их повезут. Возможно, опять высадят на Натуну, оставят там на произвол судьбы.

Бударин поддерживал под руку ослабевшую Анну Николаевну, Погребной помогал передвигаться больному матросу, хотя и сам еле держался на ногах от истощения. Радченко не отходил от Евдокии Васильевны.

Вдали зеленели берега, виднелись пальмы и высокий бамбук. В долинах — маленькие квадратики рисовых полей. Солнце палило. Под натянутым тентом, в тени, на ботдеке стояли японские офицеры и смотрели на русских. Раскаленная солнечными лучами палуба жгла босые ноги. Море отбрасывало слепящие блики лучей, отраженных разбегающимися волнами. После темного помещения все щурились.

Вскоре загрохотала выбираемая якорная цепь. Один матрос обмывал ил с якоря, другие выбирали канаты.

Бахирев, Друт, стоя с Будариным, наблюдали отшвартовку.

— Быстро работают, — произнес задумчиво Бударин. — Эх, как я соскучился по дому, по сыновьям. Увидеть бы семью, побыть дома, увидеть своих моряков, узнать, как работают, как им плавается! Скоро ли увидимся? Скоро ли сами начнем плавать?..

Море медленно колыхалось, словно дышало. Пароход шел быстро. Морякам приказали перейти в трюм.

В трюме не хватало воздуха, особенно было трудно больным. Всюду сновали крысы.

Вскоре сюда спустились японские солдаты.

Один из них говорил по-русски. Бударин, умеющий всегда и везде начать разговор, затеял беседу с ними. Солдаты принесли воды, угостили моряков сигаретами. Когда все ушли, молодой худощавый солдат в очках — тот, что говорил по-русски, — немного задержался. Он тихо сказал Бударину:

— Под Старинградом русски окружили джерман и уничтожили. Очена много уничтожили. Русски храбрые солдаты! Сейчас русски везде наступают. Джерман кричат: «Гитрел капут!»

Затем он рассказал о себе, что раньше был рыбаком, встречался с русскими. Оглянувшись кругом, добавил:

— Многие из нас думай, что скоро кончится война и что скоро мы займемся своим делом. Война нужна богачам, от войны они жиреют.

Солдат поднялся из трюма. Проводив его глазами, Бударин, обращаясь ко всем, произнес:

— Теперь все ясно. Если солдаты уже знают о какой-то большой победе советских войск, то японские власти не посмеют что-либо сделать с нами. Это ясно. Ясно и то, что наши наступают, раз этого японские офицеры не в силах скрыть от своих подчиненных. Ясно и то, что японские солдаты думают о мире, а не о войне…

— Корабль идет на север. Я ночью узнал это по звездам, — заметил Демидов.

И это сообщение вызвало общее оживление. Все заговорили, высказывая различные предположения о скором возвращении на Родину.

— Не узнаем родных. Ведь почти два года прошло. Да и родные нас не узнают, — высказал предположение Друт. — Дочь просила кокосовых орехов привезти. А с каким бы аппетитом я съел маленький-премаленький кусочек хлеба и обнял бы своих дочурок!..

— Вон Илья Бахирев в узле возит орех. По всем тюрьмам таскал его. Наверное, сыну.

— Это водяные часы. Их Датук подарил мне, — отозвался Бахирев.

Он развязал свой узел, недоуменно взял в руки детскую рукавичку, и лицо его озарила теплая улыбка.

— Да, как-то там, на западе? Вот узнал, что наступают наши, и так стало радостно… У меня дети на западе, — тихо проговорил кто-то в дальнем углу.

И при этих словах Бахирев вспомнил малайскую девочку Ласу с большими черными испуганными глазами с острова Большая Натуна, погибшую от пули японского офицера.

Бахирев посмотрел на говорившего, но ничего не сказал, а молча отвел взгляд на отпотевший борт, по которому струились, как слезы, блестящие капли. За бортом беспокойно шумела вода.

…Через несколько дней загремел отдаваемый якорь, послышался топот множества ног. Все замолчали, прислушиваясь. Пришли японцы, приказали жестами морякам: выходите наверх!

Корабль стоял на рейде. Вдали, на острове, виднелся город.

— Сянган! — узнал Погребной.

Корабль облепили со всех сторон китайские джонки.

Началась торговля рисом[16]. Японский боцман куль за кулем продавал рис. Поднялся гвалт, гортанный крик. Тут же стоял старший помощник капитана — низенький, толстый японец. В течение часа было продано, вероятно, тонн двести. После этого боцман подобрал мешочки с серебряными деньгами и ушел со своим старпомом в каюту.

Пароход снялся и, перейдя за остров, отшвартовался у Коулуна.

Моряки сидели на люке трюма и смотрели на пальмы, растущие рядами по улицам Сянгана, на гору Виктория. На реке виднелись джонки, сампаны. Японские офицеры и солдаты собрались, укатили на рикшах в увеселительные заведения.

Вскоре на пароход прибыл японский жандарм и прямо на палубе начал чинить расправу. Он кричал, а старший помощник капитана, униженно кланяясь, оправдывался перед жандармом. Разговор шел на японском языке, но смысл был ясен: о рисе и деньгах. Затем жандарм начал хлестать по щекам старпома методично, размеренно, не торопясь.

Старпом крикнул что-то боцману. Боцман, кланяясь, скрылся и тотчас принес полмешочка серебряных монет. Увидя серебро, жандарм пришел в ярость и начал хлестать уже боцмана по щекам, который тоже униженно кланялся, но молчал.

Видя, что от боцмана ничего не добьешься, японский жандарм вновь стал хлестать старшего помощника, пока тот опять не дал команду боцману. Боцман принес еще один мешочек серебра. Так продолжалось до тех пор, пока перед жандармом не оказалось три с половиной мешочка серебра — вся выручка. За всей этой сценой с ботдека спокойно наблюдал капитан парохода — высокий японец. Однако было заметно, что с каждым новым мешочком серебра, принесенным жандарму, лицо японского капитана все сильнее мрачнеет.

Убедившись, что больше ему не выколотить серебра, жандарм разделил деньги пополам, одну половину взял себе, другую небрежно толкнул ногой старпому и довольный удалился.

— Приемка судна властями окончилась, — пошутил Бакалов.

Моряки рассмеялись.

— Одни грабят завоеванные районы, другие — своих же воров, — сказал Бударин.

…Четвертого июля 1943 года пароход вошел в широкую желтую реку, протекающую среди низменных берегов. Буи наклонились по течению.

Вдали виднелся город с высокими домами — это был Шанхай. По реке плыли китайские джонки под прямыми парусами на бамбуковых реях, медленно двигались сампаны с целыми семьями.

Пароход отшвартовался у причала. Яркое солнце, зеленые деревья, желтые черепичные крыши с загнутыми углами, крики рикш, тягучая музыка, гром барабанов.

А на причале стоял, лоснясь лаком, советский автомобиль! Советский автомобиль, и рядом автобус с родным алым флажком на радиаторе! У автомобиля в светлом костюме прохаживался седоволосый человек. Он держал в руках шляпу. Моряки стояли, неотрывно глядя на алый, просвечиваемый солнцем флажок, и у многих на глазах блестели слезы.

И у седого человека, который ждал их у советской машины, губы сжались от волнения: он судорожно глотнул воздух. По взглядам изможденных моряков, одетых в лохмотья и босых, он понял, сколько они выстрадали…

Человек подошел к группе и сказал по-русски;

— Здравствуйте! Вы моряки с «Перекопа»? Я — советский консул.

Вместо ответа раздались всхлипывания женщин. У мужчин спазмы перехватили горло…

— Теперь не надо, теперь уже скоро домой, на Родину, поедете, — успокаивал их консул. — Кто из вас, товарищи, капитан Демидов и первый помощник Бударин?

Демидов и Бударин подошли к консулу.

— Все тут? — спросил он.

— Восемь человек убиты во время гибели судна. Остальные, несмотря на ранения, ожоги, болезни, все здесь.

— Хорошо, что сохранили людей… Знаю, жили коллективом, слухи о вас дошли до Австралии и стали известны нам. По всему было ясно, что где-то на островах живут советские моряки. Вероятнее всего — команда «Перекопа». Так оно и вышло…