«Попаданцы» Карибского моря

Глава 8, ночная… и тоже — достаточно неожиданная…

Ночь была тихой, темной и звездной. Тишину ее нарушали только шелест ветвей под легким ветерком да еще еле различимые, приглушенные прочными ставнями звуки жаркого спора. Сами голоса, доносящиеся от южного крыла дома, были еще более-менее различимы, но слова разобрать было невозможно. Темноту же рассеивал только еле заметный огонек на «Капитанском мостике». Эрку надоело в штабе дышать чужим сигарным и сигаретным дымом, и он вышел наружу — подышать своим, трубочным. А еще — хорошенько, в спокойной обстановке, все обдумать…

«Да уж… такого денька у нас уже недели две не было, — рассортировывал он по давней привычке все события за день. — Сначала шоу Джеймса Хорджеса… Браво, майор! Брависсимо! Давно меня не заставали НАСТОЛЬКО врасплох… и, что самое главное, — ничего я тебе за это не сделаю! Нет никакого желания. И смысла тоже нет. Никакого. Так что сказал Киборг — абсолютную истину… и играем мы теперь совсем в другую Игру. По совсем другим правилам. „Джаггед Альянс“ — фтопку! Сид Мейер — рулит! „Цивилизация“ — форева! Терпеть ненавижу!!! — Капитан раздраженно затянулся, окутался клубами дыма, и… улыбка озарила его лицо. — Стоп! А кто сказал, что мы все должны теперь играть в одну ту же Игру?! А вот вам — и ни фига!!! Пусть в „Цивилизацию“ играют те, кому она нравится! Киборг, например. И еще пара человек найдется, а мы тем временем… вот именно! К тому же, возвращаясь к сегодняшнему дню…» — Тут улыбка несколько поблекла…

«Сцена вторая — те же и мадам Луиза Дебре. Концепцию „отложенной мести“ она, конечно, осознала и приняла… — Он глянул на погасшую трубку и выбил ее о парапет. — Блин, да под присмотром Миледи не подготовленный к общению с ней человек примет ЛЮБУЮ логически непротиворечивую концепцию. А пообщается с ней чуть подольше — то и о логике на фиг забудет! Но, судя по всему, у мадам Луизы имеется врожденный иммунитет. По крайней мере, с логикой у нее все в порядке. Она у мадам — железная! Так что утренняя сцена, хотя и подействовала на нее не меньше, чем на нас, но привела не к обалдению, а к вполне определенным выводам. Причем — к совершенно правильным!». Капитан сделал глоток «Мачете» из здоровенной кружки, прихваченной с собой, и решил, что, взяв именно ее, был совершенно прав! После всех сегодняшних событий стакана было бы маловато…

«А выводы явно были следующие, — вернулся он к отложенной мысли, — что мы — готовимся к войне! И потому единственный вопрос, который задала мадам Дебре, был: „Когда?!“. Ответ: „Вот, как только, так сразу!“ — Луизу не удовлетворил… пришлось давать ей полный расклад ситуации… включая предварительный анализ и выводы Киборга. Расклад и анализ ее впечатлили, а вот выводы — нет!». Эрк тихо засмеялся, вспомнив, какое ошарашенное лицо было у Киборга, когда Луиза Дебре на основе — своего (ха!) знания «местных реалий» стала стирать его выводы в порошок. «Вот тут-то Киборг и „поймал У“… в смысле — достиг полного просветления… а то — „Для чего они нам нужны?!“ Нужны, как выяснилось! Так что мадам Дебре в данный момент совершенно логично и оправданно участвует в общем обсуждении концепции. Киборг ее — САМ — в штаб пригласил. Все его прошлые сомнения относительно пункта второго — „полностью доверять“ — куда-то девались…».

Капитан решил, что стоило бы еще покурить, и начал заново набивать трубку. Над морем пронесся падающий метеорит, но он не стал загадывать никакого желания. Просто продолжал размышлять: «Пункт третий сегодняшней программы. Лейт, которая вместе с Эспадой еще до рассвета уехала встречать „Пенсильванию“ из Веракруса… и то, что на этом корабле прибыло. Точнее — кто. Следующая партия бойцов. Почти сотня человек и, как сказал их старший… как его там… а, точно — лейтенант Бишоп: „Было бы больше, но больше мест — не было!“ Парень — кавалерист с боевым опытом! Да еще кое-кто из бывших сослуживцев приехал вместе с ним. Мексиканская кавалерия это, если моя память мне ни с кем не изменяет, в основном драгуны… неплохо. Вот драгун мы ему формировать и поручим… стоит в дополнение к уже имеющимся у нас кабальерос дона Родриго завести еще и регулярную кавалерию…»

Эрк крутанул колесико своей любимой зажигалки, сделанной из гильзы от ДШК, и немного полюбовался синеватым пламенем. Потом он прикурил: «Да, зажигалка на спирту — это, конечно, извращение, но… местные фантазии на тему бензина — изврат еще больший! И, раз уж начал… о благородном доне Родриго де Кордова. Он же — Эспада и он же… м-м-да-а… парень явно с чувством юмора. И явно — совсем без крыши! Ибо, имея несорванную крышу и не имея чувства юмора — причем должны выполняться оба эти условия, — с Лейт долго общаться (во всех смыслах!) невозможно! Ну, а раз крыши у него, как, судя по всему, и у его кабальерос — нет, то тогда… — Капитан улыбнулся. Чувство юмора у него было. Специфическое. Вопрос о наличии крыши… оставался все еще открытым. По крайней мере, с Лейт он… общался. Стоило бы показать ему пару фантазий на тему импровизированных гранат из окопных примочек времен Первой мировой… А то одни только сабли да „маузеры“ — несолидно… И будут у нас тогда конные гренадеры! Хотя лично я не хотел бы стоять на пути Эспады, когда у него сабля. А особенно когда две! По одной в каждой руке…».

То, что творил Родриго с клинками, произвело на Эрка, в свое время очень сильно увлекшегося историческим фехтованием (правда, отдававшего предпочтение топору и цепному моргенштерну), неизгладимое впечатление. Тот, кто хоть раз видел это, сразу понимал, за что именно Эспада получил свое прозвище. И титул (почетный, хотя и неофициальный) «Первого Клинка Юкатана». Интересно, а почему только Юкатана?! Или просто он пока не успел заработать другие титулы?

«Так, кто у нас там сегодня приехал… драгуны Бишопа — это раз. Где-то с десяток мексиканцев к Эспаде — это два. Почти два десятка артиллеристов… ну, этих стоит отдать в отряд к Дугласу, а то у него пушкарей сейчас всего девять из девятнадцати. Остальные, как и говорил Патрик, просто пехота, но действительно все сержанты и капралы. Гоняют „зуавов“ так, что смотреть приятно — в хвост и в гриву… если хвоста нет… или оборвался — приделывают. А потом — гоняют. Дальше, кто там еще был в сегодняшней „поставке“… остальные… да, тоже пехотинцы. Всех — к Хартману. И вот еще что… по поводу пулеметов… — Трубка почти погасла, и он начал затягиваться почаще. — Хватит „легионерам“… вот, блин, и кличка к ирландцам прилипла. Правда, вроде не возражают, кажется, кое-кто там действительно служил в Легионе… Райан, Фланаган и О'Коннор, так те точно служили. Словечки у них проскальзывают весьма характерные. Ага, о чем это я, а то опять отвлекся…».

Капитан сделал еще один глоток из кружки, там оставалось еще достаточно… не меньше четверти. «Пулеметы у Патрика и его ребят — забрать на фиг! Нечего охране с тяжелым оружием шляться. MG — отдать в пехоту. Пусть там будет по два на взвод… а может, просто создать отдельную пулеметную команду? Ладно — будет пока так. Вот начнем воевать, тогда посмотрим. Ручники… а вооружим мы ими — драгун! Все, какая ни есть, а огневая поддержка. А „легионерам“… черт, прицепилось… мы дадим, чтоб не очень-то обижались… „форматы“! Благо, что их у нас есть. Последние дней десять Тигра пахал как проклятый. И все механики — тоже. И Викинг с Максом… Черт, а я и не знал, что один — токарь, а другой — сварщик! И, по словам Тигры, весьма и весьма даже неплохие, хотя опыта, конечно, у них маловато…».

Эрк попытался посчитать, сколько АК-«форматов» уже готово, но вспомнил, что о добытом «хомячками» оружии он с Тигрой вечером так и не переговорил (было как-то не до того), и понял, что с расчетами на сегодня хватит! Все вопросы по организации, перевооружению и по оружию вообще лучше будет рассмотреть завтра — на свежую и трезвую голову. Ну, а пока будет неплохо… просто посидеть в тишине и посмотреть на звезды. Просто отдохнуть и не думать больше о делах. Да и в конце-то концов, если все время думать только о делах, — можно же с ума сойти!

Серый осторожно выскользнул из-под простыней, бросив мимолетный взгляд на мирно спящую Консуэлу. Очень хотелось курить, а приучить свою нынешнюю подругу к тому, что этим можно заниматься в постели, он так и не смог. Она считала — постель предназначена совсем для другого! И не уставала ему это доказывать. Серый ничего не имел против этих ее доказательств… но курить все равно хотелось.

«А, ну и по фигу… в чужой монастырь — со своим уставом… Мне что — так уж тяжело пройти эти несколько метров? — подумал он, уже стоя на балконе и зажигая спичку о перила. — Зато малышке будет приятно. А делать приятное такой красотке, даже в мелочах… это, блин, — тоже приятно!». Серый прикурил и глубоко, с истинным наслаждением, затянулся. Естественно, что это наслаждение весьма отличалось от того, которое доставила ему Консуэла, но… Не путайте же, блин, теплое — с мягким! Сигара «после» — это святое! А всякие разные некурящие, которые этого не понимают, могут отправляться на экскурсию по широко известному сексуально-пешеходному маршруту! И могут оттуда не возвращаться! Ибо не фиг!

«Да… с малышкой мне, если говорить откровенно, повезло, — продолжил он свои размышления, выпуская аккуратные кольца дыма, — или ей — со мной. Не знаю, как — вообще… не спрашивал, но уж в ТОТ день — точно!».

Бой длился больше часа… Два десятка охранников и так долго сопротивлялись почти сотне нападающих. А если учесть, что половину из них уложили в первые же минуты… действительно — слишком уж долго! А если учесть еще и то, сколько врагов они перестреляли за это время… Но вот — выстрелы стихли. Живых защитников — не осталось. Кроме одного — самого хозяина плантации…

Сейчас на заднем дворе, возле конюшен, высокий седой испанец с завернутыми за спину руками бился в руках двух дюжих мулатов, которые с трудом удерживали его, заставляя смотреть на то, что сейчас будут делать с его дочерью еще четверо их приятелей. Остальные повстанцы не захотели в этом участвовать, предпочитая другие, менее изысканные развлечения — выпивку и грабеж…

Кроме непосредственных исполнителей у намечающегося спектакля были, если не считать старика, и другие зрители. Двое из них смотрели на все это равнодушным взглядом — и не такое видали! Любой профессионал знает, что именно происходит во взятом штурмом городе после боя! Изредка они презрительно косились на третьего, во взгляде которого сияла ничем не скрываемая радость…

Герберт Поцульковский считал себя «уродзонным шляхтичем гоноровым» и от этого своего мнения отказываться не собирался. Просто — не афишировал. Да и, пся крев, ну, в конце-то концов, перед кем здесь, на Кубе, он мог этим похвалиться?! Перед грязными пеонами с плантаций? Быдло, пся крев! Перед такими же, как и он сам, управляющими Картеля? Тоже — быдло! Считающее, что «этот двинутый поляк Херберт Поц» — просто выпендривается… и не обращающее на этот «выпендреж» никакого внимания. А перед испанцами-аристократами, владельцами собственных гасиенд, — не получалось. Они его просто в упор не видели. Не только не считали дворянином, равным себе, — вообще не замечали! Это пренебрежение доводило «уродзонного шляхтича гонорового» до самого настоящего, хотя и тщательно скрываемого им бешенства…

Особенную ненависть у Герберта Поцульковского вызывал Антонио де Сегура, владелец соседнего поместья. А еще большую (если это вообще возможно) — его дочь и наследница, Консуэла. Ее муж, испанский лейтенант, всего через месяц после свадьбы получил пулю в грудь в стычке с повстанцами…

Еще через полгода «уродзонный шляхтич» посватался к молодой вдове… такого громкого, искреннего и веселого женского смеха на гасиенде «Casa Verde» не слышали очень давно… Сам дон Антонио, крепкий сухощавый старик, гордившийся длинным перечнем своих благородных предков (особенно тем, что одного из них, его тоже звали Антонио, ранил когда-то шпагой в поединке сам Мигель де Сервантес Сааведра!), обрадованный тем, что его дочь наконец-то развеселилась, даже не приказал выпороть наглеца. Просто вывел из дома и на верхней ступени лестницы дал хорошего пинка! Лестница была высокая. Именно поэтому, когда из главной конторы Картеля поступило указание — «Начать расчистку!», Герберт точно знал, с кого ее начнет! И даже решил сам, с парой телохранителей, поучаствовать в операции…

Теперь он торжествовал! Вот сейчас, через несколько минут, эта гордячка получит то, чего заслуживает! Будет знать, пся крев, как смеяться над «уродзонным шляхтичем гоноровым»! И ее папаша — тоже! Вот сейчас…

— Билеты продаются на месте или надо было заказывать? — Спокойный, немного хрипловатый голос, говорящий по-испански с небольшим акцентом…

Этот достаточно странный вопрос вдруг неожиданно раздался сзади, за спиной у Поцульковского и его охраны. Все трое обернулись. Телохранители — настороженно, держа руки поближе к револьверам. Герберт — удивленно…

В распахнутых воротах одной из конюшен стоял плотный, чуть выше среднего роста, человек с коротко стриженными темно-русыми волосами, одетый в странную пятнистую одежду с множеством карманов. В руках он держал не менее странное оружие — карабин какой-то неизвестной системы с коротким ребристым стволом, двумя рукоятками и непонятным большим черным диском снизу.

Поцульковский хотел задать ему вопрос: «Кто ты, пся крев, такой и что здесь делаешь?!» Или просто приказать охране пристрелить его, чтоб не шлялся, где не надо. Но не успел — незнакомец заговорил снова:

— А впрочем — без разницы… Потому что я — цензор! И у меня на все подобные мероприятия — абонемент! С правом редактуры сценария!!!

Последнее, что «уродзонный шляхтич гоноровый» Герберт Поцульковский и его телохранители увидели в этой жизни, — вырвавшийся из ствола оружия «цензора» факел пламени. Характерный грохот «томпсона» уже не услышали…

Успели его услышать остальные активные участники спектакля. А вот сделать ничего не успели. Тем, кто толпился вокруг уже растянутой между четырьмя забитыми в землю колышками молодой женщины хватило одной длинной очереди, а держащим за руки старика — двух коротких, на два-три патрона каждая…

«Правда, мне тогда тоже повезло! Первый раз — в жизни, а не в кино, увидел, как регулярная, блин, армия приходит на помощь в самый последний момент! — Серый усмехнулся и еще раз запустил серию аккуратных дымных колечек. — Как там Капитан говорил по этому поводу… точно, вот: „Подмога никогда не приходит вовремя! А если вдруг и придет, то — к противнику!“ — одна из версий „закона подлости для военных“. И для большинства случаев он — абсолютно прав! А тогда…».

«Наверное, в тот день этот закон тоже сработал, но для той стороны! Тем самым „противником“ — оказались мы втроем, ну а „подмогой к противнику“ — две с лишним сотни испанских кавалеристов. А местным „духам“ — не повезло. — В этот раз кольцо получилось большим, и он продул через него струю дыма. — Как тебе, Кобчик, такой вот вариант… для пояснения — сойдет?» — Кобчик не ответил. — «Видно, действительно погиб тогда там, в скалах… жаль, прикольный был пацан…».

Даже в ролевой среде, избравшей своим девизом: «Шизофрения — это почетно!» или как вариант: «Я шизофреник — и тем горжусь!» (при этом «старики» вполголоса добавляли: «…но параноики живут дольше…»), он выделялся. Обе его, если можно так сказать, «базовые личности» были слишком самостоятельны. Причем отношения их напоминали совместную жизнь опытного, практичного, но… ленивого старшего брата-спецназовца в одной комнате с младшим — гиперактивным тинейджером со всеми сопутствующими этому возрасту комплексами и заморочками. Но… они друг с другом на удивление — прекрасно уживались…

Когда Серегу, так и не поступившего в Институт физкультуры (исключительно из-за собственной лени), призвали в армию, то он не сильно-то и огорчился. Он был везунчиком, да к тому же военком клятвенно обещал ему спортроту. Не повезло. В основном с годом призыва. 1990-м… «Меченый» сдавал одного союзника и сателлита за другим и сдал уже почти всех. Да уже и сам Советский Союз, раздираемый в клочья местными «царьками», которым надоели невнятные звания «секретарей» (первых, по идеологии и так далее)… им захотелось теперь побыть «президентами», «премьерами» и различными «…баши», — трещал уже почти по всем республиканским, да и не только по республиканским границам. Национальные окраины полыхали — за все истинные и придуманные «обиды» соседи, раньше делившие друг с другом последний кусок хлеба, теперь резали друг друга. Точнее, уже враг врага…

И «подающий надежды» пятиборец вместо ожидаемой им спортроты или чего-то похожего угодил прямиком в один из слепленных тогда «на скорую руку» Батальонов Особого Назначения, в чью задачу входило латать «прорехи» и гасить «пожары». Чистку требовалось проделать не «внизу», а «наверху», но… «Арбатские Генералы» этого не понимали… и не желали понимать! Они-то тоже были «наверху». Лезть на ножи и под пули приходилось другим… в том числе и сержанту Сергею Рябчикову, получившему два вполне логичных боевых прозвища — Серый и Рябчик. Первое — приросло к нему намертво. Второе — как раз в те дни, когда из Москвы на весь мир транслировали трагикомедию под странным названием — «ГКЧП» (батальон гонял «духов» по горам и узнал о ней, когда трансляция уже закончилась), после одного случая, который произошел тогда в этих вот самых горах, — поменялось…

Соорудив с ребятами хитрую «тарзанку», он — «прямо с неба» (на самом деле — с нависающей скалы) свалился в лагерь не ожидавших такого трюка боевиков с ПКМом наперевес. «Духи» тогда до смерти (в прямом смысле) изумились. А комбат (которому, конечно, никто и ничего о подготовке такого «циркового номера» не сообщил, но сам этот полет видевший) при всех офицерах и сержантах сказал ему: «Ну, Рябчик — ты прям, как кобчик спикировал!». С тех пор Рябчик сменилось на Кобчик. А майор, вызвав его потом к себе, наедине, предупредил: «Еще один такой цирк — я тебя, блин, птиц боевой, сам на фиг пришибу!!!». Серега батю уважал и цирковых номеров больше не откалывал. Да и случая для этого не представилось…

За время службы сначала в Советской Армии, ну а после трагикомедий: «ГКЧП» и «Борька на танке» в Москве, «Сообразим на троих» в Беловежской Пуще и «Парад Суверенитетов» везде, хрен поймешь в какой дыре, он научился многому и насмотрелся всякого. А еще — стал наркоманом… адреналиновым. Жить без риска он уже не мог. А крови не боялся. Ни своей, ни чужой. Ну — течет… ну — красная… Ну и что? С такими данными ему была прямая дорога в наемники… или в добровольцы. К тому же на просторах бывшего Союза, да и поблизости тоже, воевали теперь много, часто, да еще и по разным, не всегда ему понятным поводам, так что выбор у него был. Четыре пулевых ранения Серегу от «рискомании» не излечили…

Отлеживался… оклемывался… благо, заживало как на собаке. И опять — вперед за… а за чем попало. Про ордена речи не было. Про деньги… особой роли они для него не играли. Есть — классно! Нет — ну и фиг с ним! Еды пока хватает, «комок» без дыр, патроны выдали — живем, братва! Серого, профессионала, плюющего как на свою, так и на чужую жизнь, знали все, кто имел к этой «работе» хоть какое-то отношение. Наниматели его ценили, сослуживцы вроде тоже… но при этом старались держаться подальше. У него появился еще один псевдоним, для работы за границей — Грэй.[40] Кобчик же давно вышел из употребления. А после пятого ранения — десяток мелких осколков и легкая контузия — вдруг появился снова…

Чертова мина уложила его тогда в койку надолго… Приехав домой долечиваться, он вдруг понял — надоело! Ну просто надоело — и все! Финиш! Достало! Деньги были, заработанное он при своем образе жизни почти не тратил — накопились… только как же теперь — без адреналина-то? Вот тут на первый план и вышел уже давно знакомый «внутренний голос», обычно дававший только ехидные комментарии к его действиям. И вдруг — вылез. Назвался, блин, Кобчиком и… отправил Серого на отдых! Да еще при этом нашел заменитель такого желанного «боевого экстаза»! Нашел там и среди тех, где и у кого сам Серый не то что не стал бы внимательно искать — даже пробовать! Среди, блин, ролевиков?! На Играх?! Оборжаться можно…

Кобчик, тинейджер хренов, играть умел. Нет, не так. Он умел — Играть! «Входил в роль» и растворялся в персонаже полностью. Делал то, что среди ролевиков считается «высшим пилотажем». В ИГРЕ — ЖИЛ!!! И не понимал, как это можно — иначе. Даже научился, и неплохо, играть на гитаре, готовясь к роли менестреля! В Игре для него все было по-настоящему… и взмах деревянного меча — давал ему такую же порцию столь необходимого им обоим адреналина, как Серому свист пролетевшей пули! Для Серого это казалось полным бредом! Но это же, блин, — работало… и неплохо! И вот, поняв, что теперь все будет в порядке, — он получит то, что нужно ему, Серый «пошел спать». И «просыпался» «присмотреть за „братишкой“» не очень часто. Тот неплохо справлялся и в обычной жизни. Там он тоже — ИГРАЛ…

Последний раз, после которого он больше уже ни разу опять не «засыпал», Серого «растолкал»… Кобчик. Который вдруг понял… Это — не игра!!! ЭТО — ВСЕРЬЕЗ!!! Там, у моря, в безымянных развалинах Серый делал, что умел. А умел он — многое. Матом и пинками приведя в чувство и отослав на хрен молодежь, сам — остался. В скалах, среди валунов, кустов и корявых деревьев, он продержался почти до вечера. Достать его сумели, только когда уже совсем закончились гранаты и уже почти совсем закончились патроны. Просто обошли и забросали динамитными шашками. Все, что он помнил из конца боя, — яркая вспышка, ощущение полета и… тихий, так и хочется сказать — предсмертный, стон Кобчика в голове…

Гриф прицелился и клюнул труп. Покойник лежал очень неудобно — лицом вниз, поэтому до самого вкусного не доберешься! Да еще надо сначала разодрать эту лишнюю, несъедобную шкуру, которая у двуногов мешает сразу приступить к еде. А у этого, конкретного, она была особенно прочной… сволочь он! Гриф посмотрел немного в сторону, где на другом трупе, обнаруженном раньше — еще вчера, сидел другой гриф — гораздо крупнее и сильнее его… ага, вот именно. В жизни всегда так — кто крупнее и сильнее, у того лучшие трупы! Не с такой прочной лишней шкурой… и лежит удобнее. Гриф поймал себя на философских размышлениях и, чтобы побыстрее избавиться от этакой пакости, клюнул еще раз…

— Вот хреновина какая… еще и сдохнуть не успел, а меня уже клюют… — хрипло, как бы через силу, сказал труп.

Стоп! Трупы — не говорят! А этот — еще и ПОШЕВЕЛИЛСЯ!!! На всякий случай гриф отпрыгнул в сторону и перелетел на крупный камень…

Оживать — мучительно. Если вы не мазохист — лучше и не пытайтесь! Ну, а если у вас нет другого выхода, то… лучше бы вам быть мазохистом! Серый — мазохистом не был. Но когда вас так нагло, и при этом заживо, жрут…

«Интересно, а с какого хрена я еще живой? Так не бывает! Только у Кобчика, на игрушках, в этом, как там его, „мертвятнике“ „покойнички“ пьют чай и травят друг другу анекдоты. В жизни — все по-другому! В жизни — если рядом с тобой рванул заряд динамита и к бениной маме схреначил тебя со скалы вниз… то, если ты не подох от самого взрыва, внизу тебя будут поджидать твердые камушки, специально для того и созданные, чтоб тех, кто со всей дури на них падает, превращать в кровавый студень. Чтоб стервятникам, блин, было удобнее! И никакого „мертвятника“! Эй, слышишь, Кобчик, НЕТУ ЕГО!!! Молчит. Обиделся, наверное…»

Он попытался приподняться, но руки не удержали, и тело просто упало на бок. Так песок не лез в рот, но зато солнце било прямо в глаза. Даже через плотно сомкнутые веки это ощущалось…

Может — так и не бывает, но… ОН БЫЛ ЖИВ!!! И даже с целыми костями! И даже — почти что без ран! Нет, он все же был-таки везунчиком! «Кому суждено быть повешенным…» — мелькнула у Серого мысль, но была мгновенно унесена потоком ярких впечатлений от второго рождения. Это было… нет слов для описания ЭТОГО — человечество еще придумать не смогло!!!

«Так, блин, как говорит Эрк, Хватит Патетики — Начинаем Инвентаризацию! Что там у нас в наличии… тело, одна штука — почти целое, относительно здоровое — ОЙ!!! — точно, что „относительно“, не меньше недели отлеживаться. На теле… ага, что там у нас на теле — „нордберг“[41] — ну, на прием в нем нельзя… а вот жить в нем — можно. По карманам… две сигары, точнее — пять обломков. Нет, курить я пока не буду! Фляга… и даже с чем-то… ОГО! Будет, чем дырки промыть… да и внутрь-тоже… но потом. Спички… горят. Остальное… всякий хлам. Для выживания — бесполезно! Стоп, а это что? Ты гляди… таки — „Золинген“… и не выпал… и уцелел. Капитану, за его прощальный подарок, при встрече — персональный „квак“! Нет, вот так „КВАК“!!! А чем Кобчик тогда отдарился… гранатами, кажется… ну, неважно, Эрк — далеко, а вот кортик — вот он! Что-то я Капитана часто вспоминаю… а почему бы и нет. Мужик он в принципе неплохой. На ногах… да… хорошие были ботинки. Были. На поясе… кобура. Пустая… а был — „вальтер“… жаль… ну и хрен с ним! Что еще… у меня — все. Интересно, а что там — у соседа… кого-то же рядом — тоже — жрут…»

Серый, хватаясь за какие-то кусты, — «Колючие, мать их природа!» — с трудом, но поднялся на ноги. «Может, лучше — ползком? Нет не лучше — уже попробовал, когда до кустиков добирался… а кстати, кустики-то мне жизнь и спасли! Спружинили. Так… земля перестанет вращаться… или голова — кружиться. И побредем…».

— Ну, здравствуй, Володя, здравствуй Нуменорец… Хотя это по отношению к тебе, теперешнему, и звучит как самое что ни на есть настоящее издевательство. Никогда не издевался над трупами. Да и не говорил… о чем с ними говорить? Но вот с тобой — общаюсь. А ты — молчишь. Правильно делаешь — нечем тебе оправдываться! Привел пацанов на смерть… ладно. У пацанов — судьба такая. Погибать в бою. А вот за что — девчонок…

Серый замолчал и глотнул из фляги. Уцелевшей в отличие от бывшего хозяина. Раны он уже, с матами, промыл коньяком из своей, но пить его не стал. Пока — нельзя. А вот в этой, смародеренной, — была вода. Теплая и отдающая металлом, но — вода. И даже, кажется, с лимонным соком! Нуменорец, пока был жив, любил комфорт…

— Линда твоя… ну, с ней понятно. Эта псина любому глотку перегрызет… крови напьется… и пойдет себе дальше… другую глотку искать. А остальные?! Близняшки… малолетка эта… может, и выживут… Линда их увела. Овчарка, блин, при стаде. Но вот Элис… ты видел?! Ей в одном повезло — сразу! Не мучилась. Пуля в висок… и все. Так вот что я придумал… Подожди-ка минуточку…

Все это время, высказывая трупу свои мысли (а на самом деле размышляя вслух), Серый не прекращал заниматься важным и нужным делом — мародерствовал. Автомат Нуменорца не нашел… улетел куда-то. Пока добыча, кроме фляги и зажигалки, не впечатлила. Теперь — добрался до рюкзака…

— Слышь, Володька, а это — чье?! Мешок в смысле?! Не твой — точно! Кто же это у нас был такой запасливый… Консервы — хорошо-то как! Не буду выползать за едой — воду найду, да здесь отлежусь! Не суетись… Сейчас мы спокойно, не торопясь, спустимся с холма и возьмем все… Выгружаем… сортируем… Чертова кукла!!! Блин, идешь себе, а из кустов Дед Мороз на бронепоезде!!! Глянь на ЭТО!!!

ЭТО — лежало под консервами, полотенцами и тряпьем. В разобранном виде. А на дне рюкзака патроны. «Томпсон». Руки Серого привычно соединяли детали в нужном порядке… «Нет, не „томми-ган“ — точно… взводник — сверху… а вот и она, передняя рукоятка. M1921… ствол — тяжелый, конусом… компенсатор… 27-й или 28-й. Хотя… странный он какой-то… похоже, что… а ну-ка, посмотрим патрончики… маловаты они что-то для 45-го… 38-е, которые „супер“?.. Точно — они! Еще лучше! Где ж я вам сейчас 45АйСиПи найду? А вот эти, кажется, — уже есть… Очень на это надеюсь! Так, все, „машинка“ готова. Что там у нас с магазинами… Диски… четыре. Рожки… восемь. Все полные. Россыпью… на глаз — сотен шесть. Как бы не остаток… ну, точно! Этот, чей был „томми“, взял „штуку“ патронов… набил рожки и диски, а остаток — высыпал в мешок! Не знаю, кто ты, но… Спасибо!» — Он встал на ноги и выпрямился. Оружие в руках… да, действительно, — придавало сил!

— Знаешь, Володя, раньше я думал тебя — так бросить… Птичкам. А теперь — точно похороню! Закопаю, блин, на фиг! Но, на могилу — плюну! И еще…

«Ага, вот вы где…» — огляделся Серый. Передернул затвор, и над пляжем под скалами гулко прогремели две короткие точные очереди. В воздухе закружились перья. Грифам сегодня очень не повезло…

Серый, погрузившись в воспоминания, просто смотрел в темноту, не замечая, как дымится забытая сигара. Тогда, найдя вытекающий из нагромождения камней ручеек и устроив себе логово в гуще зарослей, он оправился от ран. Дней за восемь. Заодно и узнал, кому и почему помешала их команда. Точнее, ее лагерь… «Да… нарочно не придумаешь. Это ж надо было так вляпаться — устроить пикник на контрабандистском причале! Естественно, что местные „мастера беспошлинной торговли“ захотели с этим разобраться. А учитывая их товар и покупателей — просто обязаны были это сделать! Кстати, как раз покупателей они тогда на нас и натравили. Отряд полковника… как же его там звали-то… а, без разницы! Пусть ему в аду икнется…»

Отлежавшись, он пробрался в разрушенный поселок. Теперь в лагере жили новые обитатели — контрабандисты. И повстанцы, отряд которых, хорошенько прореженный им в тот день, уже пополнился прибывшими на корабле добровольцами. Их командир разместился в том самом доме с крышей, где команда в свое время устроила склад. В этом доме он и умер. Вместе с парой то ли телохранителей, то ли особо ближайших соратников. Особого смысла в этом не было, но… очень уж хотелось. Серый видел, как голые трупы тех из команды, кому не повезло, бросали в море акулам. Собственных покойников повстанцы закопали. И решил, что за действия подчиненных отвечает их командир. Сработал тихо — кортиком. А сразу после этого ушел…

За три дня добрался до железнодорожной ветки, но… подумал немного и понял, что в Гаване ему делать нечего. Возвращаться в свой мир не тянуло. Что он там не видел? Денег с собой было немного — те, что забрал у полковника и его людей, но деньги его никогда особо и не интересовали. Вполне хватало при здешних-то ценах. Тогда Серый, купив предварительно лошадь — пешком надоело, поехал куда-нибудь. Просто — по стране. От плантации — к плантации. И в итоге оказался возле гасиенды «Casa Verde» в самый интересный момент. Там он и остался…

«Ладно, хватит воспоминаний, а то — не высплюсь. В конце-то концов, сеньор Серхио ди Грис...[42] хорошо, блин, хоть не Джеймс Боливар! — Он в очередной раз усмехнулся тому имени, на которое выправил ему документы Антонио де Сигура. — Короче, этот самый сеньор — „на работе“! Ибо является, кроме всего прочего, еще и начальником охраны — командиром новоизбранной полусотни местных креолов. И уже на рассвете должен гонять этих пацанов по свежепостроенной полосе препятствий… чтоб на людей стали похожи. Так что — спать!».