«Порошок в зеркалах»

– Господин Фельдман, вы же обещали мне, что сегодня не будете работать!

– Я обещал вчера в обед. А обед сегодняшнего дня уже прошел. Так что обещание я сдержал.

Молодая медсестра присела на стул возле кровати и положила на колени принесенные документы. Она смотрела на Адама в упор, но тот не повел и бровью – абзац был не дописан, и это означало только одно: он занят, и никто не вправе ему мешать.

– Нельзя так относиться к своему здоровью, господин Фельдман, – предприняла очередную попытку достучаться до пациента медсестра. – Мы получили результаты ваших анализов, и они оставляют желать лучшего. Я не говорю, что вы должны перестать работать. Но вам нужно отдохнуть !

– Послушайте, сестра, – сказал он. – Вы можете говорить все, что угодно, но только после того, как я закончу главу. А потом мы с вами можем обсудить анализы всех пациентов в этой больнице.

Медсестра тяжело вздохнула и взяла первый документ, который принесла с собой.

– Тогда позвольте мне задать пару вопросов касательно вашего самочувствия. Результаты анализов, так уж и быть, с вами обсудит доктор.

– Доктор? – переспросил он. – Тот, что смотрел меня вчера?

– Нет, это был дежурный врач приемного покоя. Вас осмотрит ваш личный доктор. – Медсестра улыбнулась. – Он вам понравится.

– Задавайте свои вопросы. Надеюсь, вы будете краткой. Вы ведь хотите прочитать мой новый роман?

– Конечно, господин Фельдман! Мы все ждем вашу новую книгу! – И прибавила: – Но если вы не позволите себе отдохнуть хотя бы пару дней, то новую книгу придется отложить, и нам нужно будет долго ждать…

Адам нетерпеливо мотнул головой, и медсестра, закивав, снова склонилась над листами.

– Как давно вы были у врача в последний раз?

– Я был у врача вчера, в приемном покое, и этот идиот положил меня в больницу.

– Когда вы были у врача до того, как попали сюда , господин Фельдман?

– Не помню, – честно признался он и вернулся к рукописи.

– Как часто у вас болит живот?

– Часто, но кровью меня не рвало никогда. Повторюсь – до вчерашнего дня.

– Вы когда-нибудь посещали гастроэнтеролога?

– У меня нет ни язвы желудка, ни гастрита, если вы об этом.

– В последнее время вы замечали ухудшение в вашем самочувствии, господин Фельдман? Слабость, перепады давления, сонливость, снижение работоспособности? Что-то, что могло бы заставить вас обратиться к врачу?

– Вы шутите? Я не пойду к врачу, даже если мне приставят пистолет к виску.

– То есть, все было нормально, а потом вас начало рвать кровью, и вы решили поехать в приемный покой?

– А вы бы не поехали в приемный покой, если бы вас рвало кровью? Как по мне, так это нервирует , если не сказать большего.

– Да, доктор? – ответила она на звонок. – Да, конечно. Прямо сейчас. Я здесь.

– Простите, – извинилась она. – Так на чем мы остановились?

– На том, что я поехал в приемный покой.

– По правде сказать, ваше состояние внушает опасения, господин Фельдман, – сказала медсестра. – Ни язвы, ни гастрита у вас нет. Но просто так никого не рвет кровью, думаю…

– Если вы еще раз повторите это, то я разозлюсь. Или вам нравится это говорить?

– Что вы, конечно, нет. Я не люблю, когда люди болеют…

– Вокруг вас болеют все, если вы не заметили. Если бы никто не болел, вы бы тут не работали. Так что же, вы не любите свою работу?

– Напротив, я очень люблю свою работу. Я люблю лечить людей. И я лечу их потому, что мне не нравится, когда они болеют. Люди должны быть здоровыми.

– А я думал, что врачи лечат людей потому, что хотят спасти мир. Оказывается, они лечат их просто потому, что они болеют… если следовать этой логике, я стал писателем потому, что не люблю, когда люди читают плохие книги. Но определенная доля истины в этом, конечно есть.

– Вот видите, господин Фельдман, мы поняли друг друга. – Заметив движение возле двери, она повернула голову. – А вот и доктор. Как раз вовремя.

Адам ожидал увидеть пожилого доктора в очках, на худой конец – женщину, которой уже давно за сорок, но до сих пор привлекательную. Но кого он совсем не ожидал увидеть – так это высокого голубоглазого брюнета, которому с трудом можно было дать больше двадцати пяти. Брюнет был одет в брюки классического покроя с идеально отглаженной «стрелкой» и голубую шелковую рубашку, которую Адам надел бы разве что в театр. Накинутый на плечи белый халат смотрелся слегка не к месту, а висевший на шее доктора стетоскоп был совсем лишней деталью. Брюнет выглядел так, будто он – богатый студент, сделавший одолжение своему профессору и пришедший на пару часов практики. Больше пары часов проходить в пусть и подходящих к брюкам туфлях из хорошей кожи, которые смотрелись как только что купленные, и не заполучить при этом пару-тройку мозолей, Адаму бы ни за что не удалось.

– Благодарю вас, Мари, вы свободны, – обратился доктор к медсестре.

Та с готовностью вскочила, запоздало вспомнив про свой телефон и захватив его со стола.

– Я закончила обход, – сообщила она.

– Если не ошибаюсь, до конца вашей смены осталось полтора часа?

– Да, доктор.

– Подождите меня в кабинете. Вы, наверное, устали. Выпейте кофе.

– Приятно познакомиться, доктор Вивиан Мори, – представился тем временем врач.

Доктора Мори в Мирквуде не знал разве что тот, кто ни разу не открывал газет. Ученый, один из самых молодых профессоров городского университета (он преподавал классический психоанализ), автор нескольких книг и десятков научных работ. Адаму пришла в голову мысль о том, что он и не думал интересоваться вопросом «как выглядит доктор Мори». Он видел его фотографии в газетах, и не раз. Особенно хорошо он помнил статью о том, как доктор Мори и еще несколько врачей из городской больницы организовали поездку в Ливан для того, чтобы помочь больным детям (финансировал поездку доктор Мори – от первого до последнего цента). Адам напряг память, но не смог вспомнить фотографию. Впрочем, теперь это было не важно, ибо он видел доктора Мори перед собой. И образ его отличался от того образа, который Адам успел создать для себя.

– Для начала отвечу на часто задаваемые вопросы, – продолжил доктор Мори, положив ногу на ногу – еще один жест, который Адам терпеть не мог. – Я на самом деле доктор медицины, и специализации у меня две: психоанализ и онкология. Мне тридцать три года, и я уже давно не студент. Что до походки – я больше десяти лет танцевал классические танцы. Моя сексуальная ориентация в полном порядке, я люблю женщин, так что повода для волнений нет.

– Что вы, доктор, у меня и мысли не было об этом.

– Вот и славно. Как вы себя чувствуете? Выглядите вы лучше, чем вчера. Да, вчера я уже успел посмотреть на вас. Правда, вы спали. У вас до сих пор болит живот?

– Я почти не чувствую боли. И я был бы рад вернуться домой.

– Понимаю вас. Больница – не самое веселое место в этом городе. Вы работали? Простите, я отвлек вас. Как продвигается новая книга? Ваши преданные читатели в нетерпении.

– Думаю, через пару месяцев она уже появится в магазинах.

– Только через пару месяцев? Помилуйте, господин Фельдман! Я дважды перечитал «Мир между нами», не говоря уж о четырех предыдущих! Вас не раздражает, когда читатели говорят с вами о ваших книгах?

– Наоборот, я люблю, когда читатели говорят со мной о моих книгах.

– Мне больше всего нравится «Прозрачный гранит». Это ваша вторая книга, если я не ошибаюсь? Замечательная вещь. Мне было бы интересно узнать, что главный герой чем-то похож на вас.

– Даже не знаю, что вам сказать… в личностном плане, конечно, похож.

– Я имею в виду пороки . Вы тоже делаете из них культ?

– Пороки – это неотъемлемая часть человеческой жизни, доктор. Что до культа… над этим стоит подумать.

– Какое решение вы бы ни приняли, мне нравится ход ваших мыслей. Как-нибудь я приглашу вас на бокал вина. Или вы предпочитаете коньяк? Я не пью ничего, кроме вина, но гостям предлагаю то, что они хотят. Кстати, угощайтесь. Да, здесь можно курить. Я разрешаю.

Вивиан достал из кармана халата портсигар и протянул его Адаму, но тот вежливо отказался. Доктор легко пожал плечами и, достав одну сигарету, поднес к ней огонек зажигалки. Таких сигарет Адам еще не видел – табак был завернут в коричневую бумагу, а дым пах чем-то сладким, напоминавшим то ли ваниль, то ли гвоздику.

– Вы зря отказываетесь, отличные сигареты, – заметил Вивиан. – Знаете, что убьет вас, господин Фельдман?

– Курение? – улыбнулся Адам. – Пороки? Работа?

– Вы сами убьете себя, друг мой. У вас опухоль желудка.

– Опухоль желудка? Но… у меня не может быть рака, мне ведь еще нет и тридцати!

– А вы паникер, господин Фельдман. Вы переживете всех долгожителей этой планеты. Опухоль доброкачественная. Но когда люди противятся своим желаниям, это их убивает. И это обиднее, чем умереть от рака. – Вивиан снова протянул ему портсигар. – Не обижайте меня. Угощайтесь.

Адам, не зная, как реагировать на шутку врача, все же взял предложенную сигарету и осторожно понюхал ее. Вивиан одобрительно кивнул.

– Не волнуйтесь, там нет ничего страшного. Только пропитанная опиумом бумага и смесь каких-то трав. Я зайду к вам под вечер. Оставить вам пару сигарет?

– Нет, благодарю. Но если мне понравится, я обязательно возьму у вас еще.

– Тогда, может быть, я попрошу Мари, чтобы она заглянула к вам на часок?

Адам вгляделся в лицо врача, пытаясь понять, что он имеет в виду – сигарета обладала расслабляющим действием, и теперь его клонило в сон. Вивиан смотрел на него, положив руки в карманы, и улыбался. При более близком рассмотрении его глаза, спрятанные за стеклами небольших очков с тонкими стеклами, оказались не голубыми, а темно-синими.

– Спасибо, доктор. Как-нибудь в другой раз. На сегодня достаточно лекарств.

– Очень жаль. Тогда все лекарство достанется мне. Включая удовольствие.

– Проходите, – сказал он. – Ну что, вас можно поздравить, вы вырвались на свободу?

– Не знаю, что насчет свободы, но отдохнул я замечательно. Теперь мне не терпится вернуться к работе.

– Значит, лечение пошло вам на пользу. Что я могу сказать вам, мой друг? Вы вполне здоровы. Первое время я советую вам воздерживаться от соленого и острого, а также как можно меньше пить кофе. Спиртные напитки запрещены. Ходите пешком. Через пару недель можете даже заняться бегом, но только трусцой, не надо устраивать марафонов и делать из себя героя.

На столе доктора Адам увидел три фотографии в тонких серебристых рамках. На первом фото – как подумалось ему, такой снимок должен находиться на столе любого врача – фотограф запечатлел Вивиана в мантии и профессорской шапочке, на которой можно было разглядеть герб университета Сорбонны. На втором фото доктор Мори находился в компании коллег – судя по флагам за их спиной, этот снимок был сделан во время знаменитой поездки в Ливан. А третье фото не было связано ни с работой, ни с учебой. Вивиан сидел в кресле рядом с камином и держал в руках бокал с вином. Ценность и смысл последнего снимка остались для Адама тайной, но он решил не задавать лишних вопросов.

– Вы совсем не изменились, – сказал он с улыбкой, бросив взгляд на Вивиана. – Вы выглядите точно так же, как в день получения докторской степени.

– Не всегда внутренние изменения отражаются на нашей внешности, господин Фельдман. А самые существенные изменения видны только нам самим . Вы бывали во Франции?

– Ни разу.

– Это замечательная страна, – сказал он немного отстраненно. – Подумать только, а ведь когда-то я думал, что буду жить там и читать лекции в Сорбонне, а по вечерам ужинать в дорогом ресторане с красивой француженкой…

– И вы променяли это на Мирквуд? Почему?

– Это разговор не для рабочего кабинета, а для посиделок дома за рюмкой коньяка, мой друг. Когда вы придете ко мне в гости, может, я расскажу вам эту историю. Это долгая и печальная история, и мне бы не хотелось портить вам настроение сейчас. В любом случае, могу вас уверить – я люблю Мирквуд ничуть не меньше Парижа, и наш университет тоже очень люблю.

– Как часто вы преподаете?

– Три раза в неделю. И иногда по пятницам. Для самых прилежных студентов .

– Надо же. И почему мы ни разу не сталкивались?

– Думаю, потому, что здание медицинского факультета находится на некотором расстоянии от основного здания кампуса. Что вы преподаете? Разумеется, литературу, как и большинство писателей? Или, не дай Бог, литературную критику ?

– Писательское мастерство.

– Никогда не думал, что можно научить писать. Мне казалось, что с этим рождаются.

– Нельзя научить писать. Но зато можно открыть в себе писателя .

Пейджер доктора Мори пару раз пискнул. Он посмотрел на экран и покачал головой.

– Прошу прощения, мой друг, но я вынужден оставить вас. Я вернусь через несколько минут. Пожалуйста, не скучайте.

Когда за Вивианом закрылась дверь, Адам в очередной раз оглядел кабинет. Только сейчас он заметил, что здесь много комнатных растений, причем большая часть из них явно была привезена из других стран. Больше всего его впечатлила комнатная пальма, стоявшая в углу – она выглядела уменьшенной копией ее большой «родственницы». Пальме не хватало разве что крохотных кокосов и лазающих по стволу карманных обезьянок.

В кабинете было тихо. Почти неслышно играла музыка по радио, негромко щебетала примостившаяся на окне птица. В какой-то момент Адам задумался о своем и не сразу осознал, что в кабинете он не один.

– Пациенты дожидаются доктора, а доктор ходит по своим делам? Знакомая картина.

Приятный женский голос заставил Адама вздрогнуть от неожиданности, и он резко обернулся. Напротив него стояла красивая темноволосая женщина. Одета она была странно – длинное платье в стиле девятнадцатого века, качественная ткань, корсет, открытые плечи и декольте: вполне подошло бы для какого-нибудь бала при дворе в Англии начала нового времени. Пока Адам размышлял, как реагировать на неожиданное появление женщины, она изогнула слегка подведенную бровь и чуть склонила голову.

– Вы что, немой?

– Нет, просто… вы меня напугали.

– Если я не вовремя, то подожду за дверью. В таком наряде я сойду за пациентку. Я не о раке, если что.

– У вас великолепное платье.

– Не обращайте внимания – я только что с репетиции. Вивиан сказал, когда он вернется?

– Через несколько минут. А вы к нему по делу?

– Не слишком ли наглый вопрос, особенно если учесть, что вы задаете его незнакомой женщине?

– Вы правы. Меня зовут Адам. А вас?

– Афродита. Адам. Адам Фельдман? Писатель? Вивиан обожает ваши книги! Он, наверное, уже успел достать вас своими бесконечными разговорами о сюжетах и героях?

Адам поднял с ковра свитер, который уронил во время неожиданного появления Афродиты.

– Напротив, мне нравится беседовать на подобные темы.

– Он может говорить об этом часами, я его знаю. Но уж лучше о книгах, чем о медицине.

– Вы играете в театре?

– Иногда и в кино.

Афродита достала из сумочки портсигар и, достав из него тонкую сигарету, закурила. Она повернулась к Адаму боком, и он увидел на ее шее татуировку – два небольших следа кошачьих лапок.

– Так вы пришли к доктору по делу, Афродита? – снова заговорил Адам.

– Я пришла для того, чтобы пригласить его на обед.

– Значит вы… – Адам запнулся, почему-то решив, что это прозвучит глупо. – Его женщина ?

Афродита в очередной раз изогнула бровь: сейчас удивление выглядело более правдоподобным.

– Его женщина? – переспросила она. – Я ничья женщина. По крайней мере, на данный момент .

– Извините. Это было бестактно с моей стороны.

– Судя по всему, вы не обременяете себя тактичностью. А вы к доктору по делу?

– Он должен заполнить документы по выписке из больницы.

– В добрый час. Чувствуйте себя хорошо и старайтесь не попадать сюда. – Она улыбнулась. – По делу.

Вошедший Вивиан на ходу снял халат, оставшись в обычных для него черных классических брюках и белоснежной шелковой рубашке.

– Ни минуты покоя, – пожаловался он. – Когда приводят интернов, я всегда как на иголках. – Он посмотрел на Афродиту. – Дорогая, ты уже здесь? Мы ведь договаривались, что я за тобой заеду.

– Я решила прогуляться, – заявила Афродита. – И показать всем свое платье.

– Ты имела успех?

– Разве бывает иначе?

– Вот необходимые бумаги, мой друг, – сказал он, обращаясь к Адаму. – Помните о моих рекомендациях. Я не хочу снова видеть вас в приемном покое. Лучше воспользуйтесь вот этим.

На стол легла визитная карточка: на ней были указаны телефонные номера Вивиана, а также электронная почта и домашний адрес.

– Буду рад вашему звонку, – сказал доктор Мори и с улыбкой кивнул Адаму. – История про Париж ждет вас.

– Я похожа на гетеру? – спросила она.

– Разве что если отрезать от этой ткани две трети.

– Я почтенная гетера!

– Хорошо. Одну треть .

Вивиан сидел в кресле возле окна и читал при свете торшера. На столе чуть поодаль стояла бутылка вина и два бокала, один из которых был наполовину пуст.

– Может быть, на самом деле немного отрезать? – предположила Афродита, задумчиво оглядывая хитон. – Ну уж нет! Лучше сделать декольте поглубже. И открыть спину.

Она еще немного полюбовалась на себя, собрав волосы и оглядев шею, после чего подошла к столу и, взяв полупустой бокал, заняла второе кресло.

– Сегодня ты молчишь и молчишь, – печально сказала она.

– У меня был тяжелый день. Произошла авария на центральном шоссе, и мне пришлось остаться еще на четыре часа, потому что в приемном покое не хватало врачей.

– Ты уверен, что причина именно в этом? – Афродита посмотрела на него. – Болит ?

– Не больше, чем всегда. Лучше расскажи, как прошел твой день. Что вы изучали в университете?

– У нас был семинар по импровизации. Я произнесла монолог женщины, которая влюбилась в изнасиловавшего ее мужчину. Кто-то в зале даже плакал, представляешь?

– Как кто-то задолго до нас написал в хорошей сказке, слезы – лучшая награда для творца. – Вивиан взял со стола сигареты. – Кто-то же выдумал такое – факультет актерского мастерства. Людей учат играть то, что написали другие.

– Я бы сама с удовольствием что-нибудь написала, – мечтательно сказала Афродита.

– Тогда возьми. Это тебе.

– Что это? – полюбопытствовала она.

– Курс писательского мастерства, который ведет Адам Фельдман. Включает не только теоретические занятия, но и практические семинары. Проза, стихи. Драматургия. Он недавно начал новый курс, ты пропустила только один урок.

– Да, звучит неплохо… и курс, и семинар как раз тогда, когда у меня «окна» в расписании… не знала, что Адам Фельдман еще и преподает. Как он тебе? Более скучный, чем его книги?

– Он интересный человек.

– Книги у него замечательные, – сказала она. – Хочется думать, что в жизни он хотя бы отдаленно напоминает своих героев.

– Ты можешь проверить. Он не женат. И, похоже, женщины у него тоже нет.

Афродита положила голову на спинку кресла и выпустила в потолок тонкую струйку дыма.

– Он спросил, твоя ли я женщина, – сказала она.

– И что ты ответила?

– Что я ничья женщина. А вот ты – мой мужчина. Потому что у меня твоя кредитная карточка.

– Раньше своими женщинами мужчины считали тех, с кем они спят. А теперь критерий – это кредитная карточка. Время идет, все меняется.

– То, что я с тобой сплю, делает меня твоей женщиной?

– Нет. Но то, что ты спишь с другими, не делает тебя чужой.

– Даже пара затяжек опиума не мешает вам мудро мыслить, доктор.

– С кем интереснее спать – с чужой женщиной или со своей? – спросила она.

– Интереснее спать с женщиной, которую ты не можешь отнести ни к одной из этих групп.

– Еще одна мудрая мысль. Но я после пары затяжек опиума не смогу оценить ее. Подумаю об этом завтра. – Она положила тлеющую сигарету в пепельницу. – Сегодня я хочу быть чужой женщиной.

Вивиан развязал пояс ее хитона, и тяжелая ткань с легким шелестом опустилась на ковер.

– Как чужие женщины относятся к своим мужчинам? – спросил он.

– Думаю, точно так же, как свои женщины относятся к чужим.

– Вынужден признать, что это слишком мудрая мысль. Так что я последую твоему примеру и подумаю об этом завтра.

– Я думал, что ты обо мне забыл, – сказал Адам.

– Забыл?! Да я обо всем забыл! Ты понимаешь, что это гениально , Фельдман? По-моему, ты сам не понимаешь, что ты пишешь! Обладай я хотя бы малой долей твоего таланта, я бы покорил мир !

– Так тебе понравилось, Чарли?

– Ну не идиот ли ты, Фельдман? Нет, мне не понравилось. Потому что это гениальный роман! Его нельзя оценивать как «нравится» или «не нравится». Его нужно обсуждать долго, часами…

– У меня нет долгих часов, Чарли. Через полчаса у меня лекция.

– Я сегодня же пошлю рукопись в издательство.

Услышав это, Адам даже поднялся со стула от переизбытка чувств. Он уже и думать забыл о том, что пару минут назад злился на агента за то, что тот не звонит, и что злился на себя за собственную бесталанность, а теперь снова стал гением.

– Да ты рехнулся! Это черновик! Я вычитывал второпях, потому что ты достал меня напоминаниями о сроках!

– Не валяй дурака, Фельдман. Ты знаешь, что я твоих «блох» вижу невооруженным глазом. Да, пара опечаток – но у кого не бывает. Я тебе говорю, что роман готов. Или я когда-нибудь тебя подводил?

– Нет. Ты просто когда-нибудь загонишь меня в гроб, только и всего! Я не могу позволить тебе отсылать черновик! Я уже нашел там пару сюжетных несоответствий!

– Тогда спешу тебя обрадовать – пять минут назад я уже отослал рукопись. Так что пути назад нет.

– Скажи мне, что ты шутишь, Чарли. Ты ведь не отослал в издательство черновик? Без моего согласия ты бы этого не сделал. Кто тебе платит? Я или не я?!

– Ладно, не кипятись. Я ничего не отсылал. Так уж и быть, даю тебе неделю на то, чтобы внести правки, которые там не нужны, и поправить сюжетные несоответствия, которых там нет. Но запомни, Фельдман. У тебя есть неделя . Ни днем, ни часом больше.

– Ты точно когда-нибудь загонишь меня в гроб, Чарльз.

– Зови меня просто Чарли. Ну, разве я не молодец? Бывай, Фельдман.

– Доброе утро, господин Фельдман. Простите, я подслушала ваш разговор. Ваша новая книга уже готова?

– Да. Думаю, через месяц ее можно будет купить.

– Я, пожалуй, закажу себе кофе. – Она подозвала официантку. – Будьте добры, принесите мне макиато. Только без сахара. И покрепче.

Адам в очередной раз оглядел Афродиту. Собранные в строгую прическу волосы, легкий макияж и очки (видимо, с обычными стеклами, но это только добавляло созданному образу шарма), на шее вместо галстука – шелковый платок с приколотой к нему брошью в виде небольшой ящерицы. Она, как и в прошлый раз, достала портсигар и прикурила от небольшой «зиппо» с изящным узором.

– Что вы делаете тут в такой час? – спросил Адам, принимаясь за еду.

– Я записалась на ваш курс. Прошу прощения, что пропустила первое занятие. Но я обязательно перепишу конспект. Я прилежная студентка.

– Вы пишете?

– Нет. Но я хочу написать сценарий.

– Я уверен, что у вас получится. Кстати, я посмотрел несколько ваших фильмов. Вы прекрасно играете. Особенно мне понравился «Мирквуд».

Официантка принесла кофе. Афродита подвинула к себе чашку, но пробовать не торопилась. Она сделала пару затяжек и, прищурившись, посмотрела на Адама.

– Правда?

– Да. Конечно, я понимаю, что это не только талант, но и тяжелая работа. Все творческие люди это понимают. Но играете вы великолепно.

– Вы на самом деле так считаете?

Адам поднял на нее глаза – так, будто хотел убедиться, шутит ли она или говорит серьезно.

– А я похож на человека, который говорит такие вещи просто так?

– Нет. Просто мне приятно, когда вы это повторяете.

– Я хочу задать вам вопрос. Если не хотите, можете не отвечать. Что вас связывает с доктором?

– А вы что, положили на него глаз?

– А что если так?

– Мы живем вместе. Думаю, вы читали газеты.

– А кем вы приходитесь ему на самом деле?

Афродита сделала очередную затяжку и сбросила пепел, легко постучав по сигарете покрытым темно-красным лаком ногтем.

– Я ведь говорила вам, что прихожусь ему ничьей женщиной .

– Да, но вы живете под одной крышей. Вы ведь как-то проводите время вместе по вечерам. Читаете? Беседуете? Смотрите кино?

– Да, мы читаем, беседуем, смотрим кино. Иногда Вивиан смотрит, как я репетирую роли. Иногда он делится со мной тем, что произошло у него на работе. Иногда мы ходим вместе в оперу или в театр. Иногда мы гуляем в парке и кормим уток. Но большую часть времени мы занимаемся сексом . Иногда нюхаем кокаин. Иногда курим опиум. Иногда занимаемся сексом с кем-то еще. У нас часто бывают гости. Вы когда-нибудь пробовали секс втроем?

– Ни разу. Но, держу пари, ощущения приятные. Вам нравятся женщины?

– Мне нравится все, что доставляет мнеудовольствие . Это – одна из вещей, которая связывает меня с доктором. Ему тоже нравится все, что доставляет удовольствие. Когда вы соберетесь к нам на кофе, Адам? Мы вас с нетерпением ждем.

– Пока что я с удовольствием пригласил бы на кофе вас .

– Меня нужно заслужить . Как бы вы меня заслужили?

– А как вас в свое время заслужил доктор?

– Скорее, это я его заслужила. Доктор оказал мне большую услугу. Скажем так – я для него являюсь тем, чем для него не являются остальные женщины.

– Это интересно. Так что вы думаете насчет приглашения на кофе?

– Вы не ответили на мой вопрос. Как бы вы меня заслужили?

– Я поразмышляю на эту тему.

– Не забудьте сообщить мне свой ответ.

– Нам пора, – сказал он. – В аудитории нельзя пить кофе, но для вас я могу сделать исключение.

– Вы уже частично заслужили меня, Адам. Или мне теперь нужно говорить «профессор Фельдман»?

– О нет, что вы. Я не профессор, не доктор и даже не магистр. Я и свой диплом бакалавра лингвистики защитил с грехом пополам. И сделал это только потому, что мой отец во что бы то ни стало хотел, чтобы я получил высшее образование.

– А чем занимается ваш отец?

– Вы, наверное, слышали о нем. Джейкоб Фельдман. Известный акционер. Банкир.

– Да, я как-то читала о нем в газете. Ну, это не важно. Думаю, что ваш посредственный диплом не помешает вам меня заслужить.

– … Если не ходить вокруг да около, я бы назвал эту вещь самой личной, когда-либо написанной мной. Не в плане автобиографичности сюжета, а, скорее, в плане черт, которые я вложил в героев. Как это всегда и бывает, я до последнего момента не знал, как будут обстоять дела. Но это и интересно в профессии писателя. Мы начинаем книгу, но не знаем, что у нас получится.

Адам взял стакан с водой, который предусмотрительный Чарли принес ему пару минут назад, и сделал пару глотков. Зал был слишком большим для двадцати-тридцати человек, которые занимали первые ряды. Кафедра напоминала Адаму лекционный зал университета, но он был рад тому, что на этот раз читателей оказалось не так уж много. Объяснялось это, прежде всего, тем, что официальная презентация книги состоялась неделю назад, и тогда зал не мог вместить всех желающих — организаторам в последний момент пришлось ломать голову над тем, откуда взять дополнительные стулья и как решить вопрос с отсутствием места даже для тех, кому пришлось стоять. Теперь Чарли организовал встречу в небольшом читательском клубе, в соседнем помещении известного книжного магазина. Читателям эта идея понравилась, а Адаму она понравилась еще больше. Он был благодарен агенту за то, что хотя бы на этот раз тот решил не устраивать ему приступ социофобии.

– Ну, а теперь вы можете задавать вопросы, друзья. – Адам оглядел зал. – Я знаю, вы долго ждали этого момента.

– Скажите, господин Фельдман, вы не хотели бы попробовать себя в ином жанре? – спросила светловолосая девушка, сидевшая во втором ряду. – Мне кажется, что вы могли бы написать замечательный детектив.

– Я верю в теорию о золотой жиле, – ответил Адам. – Я нашел то, что получается у меня лучше всего. Точнее, жанр, в котором мне наиболее комфортно писать. В свое время я много экспериментировал, но теперь пришел к мысли, что стоит сосредоточиться на одном и делать это так хорошо, как я могу. И даже лучше.

– Насколько мне известно, вы когда-то писали рассказы, – заговорил молодой человек в очках, сосед девушки. – Где их можно прочитать?

– Вы на самом деле хотите почитать мои старые рассказы? – спросил он. – Я бы скорее дал вам почитать неисправленный черновик .

– Думаю, рассказы можно найти в городской библиотеке. Когда-то я отсылал свое творчество по всем адресам, по которым только мог послать. А в часть из журналов относил рассказы лично.

После получаса ответов на вопросы Адам почувствовал, что говорить больше не может, и начал отвечать более короткими фразами. А еще минут через пятнадцать решил, что встречу нужно заканчивать – на часах было начало двенадцатого, и дома ждал очередной фильм с участием Афродиты Вайс, который он попросил у одного из друзей.

– Пожалуй, на этом мы закончим, – заговорил он. – Последний вопрос – и на сегодня все. Думаю, у всех есть адрес моей электронной почты, и все знают, как меня найти на Facebook. Но на всякий случай напишу это тут. Чтобы никто не говорил, что Адам Фельдман бросает слова на ветер.

– У меня есть вопрос, господин Фельдман, – услышал он голос, который показался ему знакомым. – Как часто вам необходимы новые ощущения для того, чтобы творить? И каким образом вы эти ощущения получаете?

Адам обернулся и встретился взглядом с доктором Мори, который сидел в третьем ряду. Через пару секунд тот поднялся и приветственно кивнул ему.

– Простите. Думаю, это не очень вежливо – задавать вам вопрос и сидеть, когда вы стоите.

– Я могу присесть, Адам? Я чувствую себя неловко, когда оказываюсь в центре внимания.

– Конечно, доктор. Спасибо, что пришли. Я не заметил вас в зале.

– В следующий раз я надену что-нибудь более оригинальное.

– Итак, вы спросили, как часто мне необходимы новые ощущения для того, чтобы творить? Сейчас я думаю о том, что до этого мне подобных вопросов не задавали… просто этот вопрос больше относится к писательской кухне как таковой, нежели к той части мира героев, которую воспринимает читатель… – Адам сделал паузу и подумал, что это тот вопрос, которого он ожидал от доктора еще в больнице. Что же, сомнений в том, что он его задаст, не было. – На самом деле, новые ощущения мне необходимы регулярно. Все новое, что мы пробуем, вдохновляет.

– А каким образом вы получаете новые ощущения?

– Каждый раз по-разному. На то они и новые, ведь так?

– Вы правы. Думаю, вы поняли, какие ощущения я имею в виду?

Пауза затягивалась. Доктор Мори ждал ответа. А вместе с доктором Мори ответа ждал весь зал.

– Вы имеете в виду порок, доктор? – заговорил он, наконец.

– Вы так детально описываете ощущения после принятия кокаина. Меня это заинтересовало.

– В нашем городе есть много заведений, где можно попробовать что-то новое. Думаю, вы в курсе.

– Похоже, мой вопрос смутил вас?

– Что вы. Он меня не смутил. Просто это было… неожиданно.

– Неожиданно, господин Фельдман, бывает оргазм у женщины до того, как вы сами получили удовольствие.

– Прошу прощения. Иногда социопат внутри меня мне неподвластен. Я задал больше одного вопроса, так что, думаю, мне следует замолчать, пока я не сказал лишнего. Точнее, пока я не сказал еще что-нибудь лишнее.

– Книга великолепна, – сказал он. – Что вы предпочитаете – пространный отзыв или высказанное вслух мнение?

– Как вам будет удобнее, доктор. Я буду рад любому отзыву.

– Надеюсь, я не поставил вас в неловкое положение своей шуткой?

– Сказать по правде, я ожидал от вас более тонкого юмора.

– Прошу прощения еще раз.

– Вы позволите подвезти вас? Или вы приехали на машине? – заговорил доктор Мори.

– Нет, я приехал на такси. Но не вижу причин для того, чтобы отнимать у вас время. Это я могу позволить себе поспать пару лишних часов. Для врачей это роскошь.

– Если я предлагаю вас подвезти, это значит, что я могу это сделать. Для того чтобы успокоить вас, могу вам сообщить: вчера я провел на работе двадцать часов, и завтра мне по праву полагается выходной.

Темно-вишневый «БМВ» доктора Мори нельзя было сравнить с машиной его «гражданской жены», даже если учесть, что машина принадлежала к одному из последних выпусков. Адам сел на пассажирское сиденье и пристегнул ремень. Вивиан занял водительское кресло и поправил зеркало заднего вида.

– Где вы живете?

– Это недалеко. Выезжайте, я покажу дорогу.

– Нет, так не пойдет. Я не смогу рассказать вам о впечатлениях, если ехать нам недолго. Может, мы поедем куда-нибудь и выпьем? Вы, конечно, уже отмечали выход книги и вправе мне отказать, но я помню о своем обещании.

– Это была рюмка коньяка у вас дома, доктор.

– В другой раз. Сейчас можно пойти в хороший клуб. Или вы предпочитаете простой бар?

– А почему бы нам не прокатиться за городом? Мы побеседуем о книге и посмотрим на звезды.

– Замечательная идея. Я всегда придерживался мысли, что две головы – лучше, чем одна.

Когда огни города остались позади, а машина выехала на скоростное шоссе, Вивиан прибавил скорость. Адам, который не любил быструю езду, напрягся и сел прямо.

– Не волнуйтесь, – успокоил его доктор Мори. – Я осторожный водитель.

– По правде говоря, я не любитель поездок.

– Но вы ведь сами предложили покатиться.

– Мне хотелось свободы от людей.

Вивиан понимающе кивнул. Прямая дорога постепенно превратилась в серпантин, и они начали подниматься в гору.

– Знаете, Адам, я задал вам этот вопрос не столько потому, что хотел услышать ответ – хотя, конечно, и это тоже – но и потому, что хотел понаблюдать за вашей реакцией. Вы боитесь своих реакций .

– Так я заинтересовал вас как психоаналитика, а не как читателя?

– Вы заинтересовали меня как человека. В вас есть что-то странное, и это что-то не поддается разгадке…

– То же самое я могу сказать и о вас, доктор.

– Что же во мне странного?

– По правде говоря, все.

– Мой стиль в одежде? – предположил он. – Мое отношение к жизни? История про Париж, которая не дает вам покоя?

– Вы – из тех людей, к которым не хочется приближаться, но рано или поздно приближаешься. Что-то…

– Порочное ? – предположил Вивиан. Это было сказано будничным тоном – так, будто он слышал подобное от каждого встречного. И Адам вполне допускал мысль, что так оно и было. – Что же вас удивляет, Адам? Порок притягателен. Порок – это темная комната с зеркалами. Вы не представляете, что можете там найти. А добродетель – это освещенная солнцем комната в светлых тонах, где все лежит на своих местах, где нет ни ящиков, ни шкафов, ни комодов. Все на виду. – Он бросил взгляд в зеркало заднего вида. – Люди, которых притягивает порок, делятся на две группы. Первым пороки помогают открыть новые грани реальности. А вторым пороки помогают убежать от себя .

– К какой группе вы относите себя?

– Ко второй.

– Подышим свежим воздухом, – предложил он. – С вершины горы прекрасный вид на город, а небо здесь просто восхитительное.

Адам вышел из машины и, подойдя к обрыву, посмотрел на город. Вид отсюда открывался такой, что захватывало дух. В полном смысле этого слова – Адам побаивался высоты.

– В жизни, – продолжил свою мысль доктор Мори, – у каждого есть что-то такое, с чем он должен мириться. Иногда это привычка, от которой мы избавляться, скорее, не хотим. Иногда это страсть. Иногда это надоедливые мысли. А иногда это боль . Вы знаете, каково это – когда у вас постоянно что-то болит? Иногда почти не болит, а иногда болит так, что вы хотите одного – умереть и больше этой боли не чувствовать?

Адам безмолвно покачал головой. Вивиан присел на капот и тоже посмотрел на город. Он прижал ладонь к груди и погладил шелк рубашки.

– Саркома , – сказал он так же буднично, как несколько минут назад охарактеризовал свою сущность. – По самым оптимистичным прогнозам – около семи лет. Но я реалист, так что даю себе не больше пяти.

– Вы поэтому курите опиум?

– Да, и поэтому тоже. Удачно подобранная доза – разум остается трезвым, привыкания не вызывает, если не злоупотреблять, но помогает расслабиться.

– Она не операбельна?

– Пока что операбельна. Но я не могу позволить себе потратить год жизни на подготовку к операции, химиотерапию и последующее восстановление. Кроме того, в подобных случаях есть высокая вероятность возникновения метастаз. Вы бы согласились пройти все круги Ада, зная, что через пару лет вам снова придется это сделать?

– Не знаю, что вам сказать, доктор, – сказал он. – Вы не боитесь смерти?

– Конечно, боюсь. Но гораздо сильнее я боюсь того, что проживу бессмысленную жизнь .

– Скажите, а Афродита… что она думает по этому поводу? – снова заговорил Адам.

– Сложно объяснить. Но она, скорее, придерживается вашей точки зрения, чем моей. Она делилась со мной впечатлениями по поводу вашего семинара. Ей понравилось, и она с нетерпением ждет следующих лекций и занятий.

– У вас странные отношения.

Вивиан закурил и закинул голову назад – то ли для того, чтобы расслабить шею, то ли для того, чтобы посмотреть на звезды.

– Нас это устраивает.

– Вас устраивает тот факт, что вы – чужие люди, хотя живете под одной крышей?

– Мы перестали быть чужими людьми еще до того момента, как она переехала ко мне. После того, как на ее глазах застрелили мужа, а потом она попала в больницу с маточным кровотечением. Я возвращался домой ночью и нашел ее на улице. Ни один сукин сын не подумал остановить машину и подвезти нас, так что мне пришлось донести ее до больницы на руках. Разумеется, к тому времени было глупо надеяться на то, что ребенок выживет. Выкидыш на пятом месяце – это смертный приговор. – Он поправил шарф, укутывая шею. – Она три дня была без сознания, потом еще три дня бредила и не понимала, что происходит вокруг. Я не отходил от ее кровати, спал по два часа в сутки. А потом мне нужно было сообщить ей о ребенке. Знаете, Адам, все бывает в первый раз. В первый раз ты ставишь неправильный диагноз, и твоя ошибка стоит кому-то жизни. В первый раз у тебя дрогнет рука, и на операционном столе умрет двенадцатилетний мальчик. К тому моменту я уже знал, что такое ошибочный диагноз и дрогнувшая рука. Но у меня не поворачивался язык это ей сказать. Хотя потом я, конечно, сказал. Сами понимаете, как она отреагировала.

– У нее было нарушение сна, потому что она слишком долго принимала снотворное вместе с амфетаминами, по ночам мы сидели в палате и разговаривали. А после того, как она выписалась из больницы, я предложил ей переехать ко мне. Она обещала подумать, мы обменялись телефонами. Три месяца я не слышал от нее ни слова, а потом она позвонила и сказала: «Мне не надо помогать с вещами. Я справлюсь сама». Она самостоятельная девушка. В отличие от меня. Если бы вы попросили у меня охарактеризовать наши отношения, то я бы сказал, что она за мной присматривает .

– Невеселая история, – резюмировал Адам.

– Прошу прощения, если испортил вам настроение. Просто иногда людям хочется поделиться с кем-то чем-то личным. И я – не исключение.

– Я не говорил ничего такого, доктор. Наоборот, я рад, что вы мне доверяете.

– Славно. Тогда хочу уведомить вас, что история про Париж тоже не весела. Но вы, похоже, любите невеселые истории.

Вивиан убрал волосы со лба, и Адам заметил на внутренней стороне его руки, чуть выше запястья, небольшую татуировку скорпиона.

– Так вы Скорпион по знаку Зодиака? – спросил он. – Если не ошибаюсь, вы родились первого января…

– Скорпион связан с моей жизнью. Что бы я ни делал, я кусаю себя за собственный хвост…

– Сегодня здесь шумновато. Или это в честь того, что я решил провести вечер вне дома?

– Скорее, в честь того, что твоя жена разрешила тебе провести его подобным образом.

– Почему ты не можешь удержаться от того, чтобы сказать гадость, Адам? Такое впечатление, будто я делаю все, что говорит моя жена, и даже не задумываюсь о том, что может быть иначе.

Адам пожал плечами и не нашелся, что ответить. Заказанная около часа назад бутылка коньяка почти не опустела, а сидевший напротив него Джеральд Гентингтон пребывал в дурном расположении духа. Это могло означать две вещи: либо у него в очередной раз не шла работа над новым романом, либо он недостаточно выпил. Адам знал Джеральда уже не один год, и ему было хорошо известно, что настроение его друга неразрывно связано с этими двумя вещами. Когда Джеральд мог работать, он не приближался к спиртному на расстояние пушечного выстрела. Когда он не мог работать, спиртное помогало ему настроиться на нужный лад. Или же отвлечься от мыслей о том, что он не может писать.

– Что ты, я и не думал о таком, – заговорил Адам, не скрывая иронии. – Твоя жена построит целый полк солдат, не моргнув и глазом. Но кто она такая, чтобы управлять твоей жизнью ?

– Сегодня моя жена работает в ночную смену, – в тон ему ответил Джеральд. – Так что я могу позволить себе провести вечер так, как я хочу, и не выслушивать ее наставления и просьбы «хотя бы иногда спать ночью». Кстати, если бы не ты, я сидел бы дома и работал.

– Да, что ни говори, тебе было бы спокойнее. – Адам посмотрел на часы. – Стив опаздывает на десять минут. А еще называет себя профессионалом.

Джеральд допил остатки коньяка в рюмке и посмотрел в направлении нижнего этажа клуба.

– И дался же тебе этот доктор. Я хожу к нему на сеансы психоанализа. Впечатляющий персонаж.

Официантка взяла со стола пепельницу и заменила ее чистой, после чего удалилась, поставив рядом с бутылкой очередное блюдце с лимонами и вазочку с большими маслинами без косточек.

– Ты решил, что он впечатляющий персонаж потому, что он – твой психоаналитик?

– Не язви, Адам. Ты видел, какие у него глаза? Не знаю, скрывает он что-то или нет, но в нем есть что-то не от мира сего. Я уже не говорю о том, как он любит проводить свободное время. Все нормальные врачи читают книги, а он расхаживает по ночным клубам. А потом надевает белый халат и превращается в доброго доктора, которого все любят.

– Прямо оборотень, а не доктор, – сказал он, не меняя ироничного тона.

– А эта его Афродита – еще та штучка. Успевает все – и учиться, и играть, и ходить по салонам красоты, и покупать шмотки от кутюр, и крутить три романа одновременно, и разгуливать по закрытым вечеринкам.

– Как ты думаешь, почему они не регистрируют отношения?

Джеральд, который сделал глоток коньяка, прижал ладонь к губам, чтобы не смеяться вслух.

– А почему они должны их регистрировать? – задал он ответный вопрос. – По-моему, их обоих устраивает положение дел. Занимаются тем, чем хотят, спят, с кем хотят – а когда спать не с кем, то друг с другом. Или ты за законный секс? Не думаю, что это прибавит ему пикантности.

– Что ни говори, странно это все.

– Такое впечатление, что ты живешь в этом городе месяц, Адам. Ты еще не привык к тому, что здесь все вверх тормашками? – Джеральд повернул голову к лестнице. – А вот и мисс Я Все Успеваю. Легка на помине.

Сегодня на Афродите Вайс было белое шелковое платье, которое подошло бы, скорее, для интимного вечера тет-а-тет, чем для выхода в свет: едва прикрывающая бедра юбка, открытая спина и длинный рукав, который платью скромности не прибавлял. Она потрепала волосы и, оглядев сидевших, салютовала им бокалом с шампанским.

– Адам Фельдман и Джеральд Гентингтон, – констатировала она. – Вы сидите в зоне для особо важных персон и не спускаетесь в зал потому, что не любите танцевать, или прячетесь от поклонниц?

– Мы ждем нашего общего знакомого, – сказал Адам. – Он должен прийти с минуты на минуту.

– Вивиан просил передать вам привет, если я вас встречу. Он сказал, что в прошлый раз вы хорошо провели время. Надеюсь, он не имел в виду ничего серьезного, и мне не стоит обижаться на то, что вы меня не позвали?

– Мы прокатились за городом и подышали свежим ночным воздухом.

– Ах, чисто мужские разговоры? Понимаю. Ему этого не хватает. – Она посмотрела на Джеральда. – Как поживает ваша жена? Надеюсь, она хотя бы иногда отдыхает? Или так же, как Вивиан, работает по семнадцать часов? Ох уж эти врачи.

– После того, как она получила должность руководителя кардиологического отделения, свободного времени у нее не прибавилось.

– Надеюсь, на субботу ни у кого из вас нет особо важных планов, джентльмены? Нас с Вивианом пригласили на бал-маскарад, я буду рада вас видеть.

– Составьте нам компанию, – предложил он. – Я вижу, вы пришли в одиночестве.

– Как вы успели заметить, господин Фельдман, вечер только начался .

– Ваш… мужчина решил, что сегодня ему не хочется идти с вами?

– Да, – ответила она после короткой паузы. – Он не очень хорошо себя чувствует и предпочел остаться дома. Если вам станет скучно, вы можете найти меня внизу.

Она сделала книксен, который, несмотря на неподходящее платье и высокие каблуки, вышел очень изящным, и направилась к лестнице.

– Хочешь поразвлечься? – предложил Адам, кивнув в сторону уходящей Афродиты. – Не думаю, что тебе будет интересен наш со Стивом разговор.

– Нет, спасибо. Кокаин я уже давно не нюхаю, и «траву» не курю. Проверю, нет ли там кого-нибудь из знакомых. – Джеральд поднялся и жестом пригласил подошедшего к столу молодого человека занять свое место. – Добрый вечер, господин Адамс.

Стивен Адамс, криминальный адвокат, недавно защитивший магистерскую диссертацию и начавший свою практику, через неделю должен был отпраздновать свой тридцатый день рождения. Они с Адамом познакомились три года назад, когда последний собирал материал для очередной книги. В то время весь город говорил о двух убийствах, и все обсуждали судебный процесс по этому делу, на котором Стивен выступал в качестве защитника.

Молодой адвокат в плаще-«крылатке» смотрелся комично – такой вывод сделало большинство участников процесса, включая зрителей и присяжных. К тому времени обстановка накалилась, и, конечно же, все были на стороне семей убитых, а судьям не терпелось вынести обвинительный приговор. Прокурор не слишком напрягался, так как тоже был уверен в своей правоте. Но адвокату каким-то непостижимым образом удалось на первом заседании поколебать всеобщую уверенность в виновности своих подзащитных. На втором заседании судьям и присяжным осталось только оправдать обвиняемых и начать очередное расследование, потому что стало понятно – все это время они гонялись за собственным хвостом, а истинный убийца гулял на свободе.

Адам не страдал болезненным чувством справедливости, и его не волновал вопрос, что именно произошло: обвиняемые на самом деле ничего не совершали или же это был трюк, который провернул адвокат. Он был уверен в одном: знакомство он завел полезное. Правда, он никогда бы не подумал, что ему придется воспользоваться услугами Стивена. Тот, помимо адвокатской практики, занимался частным сыском. Деньги он брал приличные, но это Адама не смущало.

– Во что ты вляпался?

Стивен, как всегда, сразу же заговорил о деле. Он сел на место Джеральда, повесил на спинку стула плащ и взял пустую рюмку, которую официантка поставила напротив него.

– Ты же знаешь, что ничего страшного не произошло.

– Никогда не помешает уточнить.

Адам взял еще несколько маслин и предложил другу угощаться. Стивен поморщился – маслины он не любил. Зато он с удовольствием выпил рюмку коньяка и сразу же наполнил ее снова.

– Итак, Вивиан Мори, внебрачный сын немецкого миллиардера-аристократа и француженки-врача. Отец оставил ему приличное наследство. Часть наследства лежит в швейцарском банке, вторая часть – в нашем городском банке. Шестизначная сумма. Доктор живет хорошо, хотя, судя по всему, не любит тратить деньги впустую. С отличием окончил университет Сорбонны, проходил практику у известного парижского психоаналитика. Будучи студентом, принимал активное участие в общественной жизни университета, организовывал мероприятия и проекты. Занимался танцами, какое-то время преподавал танцы сам. Был душой коллектива, но вместе с тем человеком себе на уме и мог выкинуть какую-нибудь странность. У него было несколько друзей в университете, с которыми он близко общался. Они примерно раз в месяц устраивали вечеринки для узкого круга. И во время вечеринок вытворяли вещи, о которых не принято говорить вслух.

– Ходили на кладбище и выкапывали трупы для того, чтобы их вскрывать, как в Средние Века?

– Не думал, что у писателей так худо с фантазией, – сказал он. – Студенты-медики тоже умеют развлекаться. Причем делают это так, что завидуют все.

– Хорошо. А теперь расскажи мне что-то, чего я не знаю.

– Ты, похоже, уже неплохо осведомлен? Кстати, мы знакомы. Как-то он помогал мне проводить психологическую экспертизу. Не знаю, чем они занимались на студенческих вечеринках, но в работе он профессионал высшего класса. Да и в общении приятный человек. И не подумаешь, что социопат.

– А что это за история про Париж?

Стивен достал газетную вырезку из папки, которую принес с собой, и выложил ее на стол.

– Ты умеешь читать по-французски? – спросил он.

– Увы, я не полиглот, и, кроме английского, знаю разве что латынь.

– Это статья о пациентке доктора, которая покончила с собой.

– Половина пациентов психоаналитиков кончают жизнь самоубийством. Или то был необычный случай?

– Депрессия. Если хочешь узнать, в чем дело, тебе лучше спросить об этом у доктора. Ах да, кстати. У них был роман.

– Я не заметил в нем любви к романам с пациентками. Скорее, наоборот.

– Может быть, это – часть ответа на твой вопрос?

– А что насчет его «гражданской жены»? – спросил он.

– Афродита – ее настоящее имя. Фамилия Вайс – фамилия матери. Когда ей было семь, родители оставили город, и она переехала к дяде с тетей. Жилось ей там не лучше, чем дома – разве что дядя с тетей жили мирно, никто не пил и никто никого не бил, в отличие от ее матери и отца. Денег у них не было, работал только дядя, тетя сидела дома с детьми. Она была профессиональной швеей, что было на руку, потому что они не могли себе позволить покупать одежду. Афродита донашивала вещи двоюродных братьев и сестер, иногда тетя шила ей платья. Зимой с теплыми вещами было туго, она ходила в легких пальто и никогда не носила нормальной обуви. Девочкой она была нервной и болезненной, мечтала о хорошей жизни, о том, что у нее будет много красивых платьев и денег. И что когда-нибудь она встретит прекрасного принца. В пятнадцать она его встретила. Денег у принца было много, а еще больше у него было проблем, потому что он был одним из сыновей криминального авторитета. Они встречались три года, в семнадцать Афродита переехала к нему. В восемнадцать она вышла за него замуж, к тому времени была на третьем месяце беременности. А через два месяца, когда они возвращались домой с какой-то вечеринки, его застрелили у нее на глазах. Ей стало плохо, она упала в обморок. И по счастливой случайности мимо проходил доктор Мори.

– Занимательная история.

– Отношения у них забавные. Как ты знаешь, они живут вместе. Редко появляются на людях как пара – разве что если их куда-нибудь пригласят. Вивиан оплачивает ее учебу в университете – именно он настоял на том, чтобы она не просто мечтала стать актрисой, но и делала что-то конкретное. Она тратит его деньги на украшения, косметику и платья. Регулярно они ссорятся – точнее, она собирает вещи и уходит, но через пару-тройку дней возвращается. Но что между ними происходит на самом деле – этого не знает никто.

Адам ответил на предложение подошедшей официантки принести еще коньяка отказом. Стивен взял плащ и поднялся.

– Прошу прощения, мне пора бежать. Надеюсь, мой ответ тебя удовлетворил?

– Да. Если не думать о том, что у меня появилась еще куча вопросов.

– Советую задать эти вопросы доктору. Но до этого подумай еще разок, на самом ли деле тебе это нужно.

– Господи, ты меня напугал! Подкрадываешься, да еще и в темноте!

– Я хотел включить свет, но в последний момент передумал. Решил, что после вчерашнего у тебя болит голова.

– После вчерашнего? О чем ты?

– Тебе лучше знать. Судя по тому, что ты не ночевала дома, вечер у тебя выдался замечательный .

– Я нигде не ночевала, – ответила Афродита, снова взяв щетку для волос. – Я пришла домой около семи. Ты спал.

– Тем не менее, ты уже второй раз за этот месяц приходишь домой под утро.

– Ты тоже два раза за этот месяц не ночевал дома.

– Только один раз. Во второй раз я был на работе .

– Мне кажется, в последнее время мы слишком часто обсуждаем эту тему, – снова заговорил Вивиан. – Ты помнишь, о чем мы договаривались?

– Не больше одной ночи в месяц. Но ты на этот раз позволил себе…

– Не знаю, как насчет твоих любовников, но пациенты не могут сказать «сегодня у меня не будет сердечного приступа» или «сегодня я не попаду в аварию и не буду при смерти», и удивляют в самый неподходящий момент. И порой чаще, чем два раза в месяц.

– Ты, в отличие от меня, можешь совмещать приятное с полезным. Большинство твоих любовниц могут подождать, пока ты разберешься с пациентами. Вы работаете вместе.

– Так как ты провела вчерашний вечер?

– Опрокинула пару рюмок в клубе, поехала домой к одной из подруг, мы пошли в другой клуб… и там сидели до утра. Я видела твоего обожаемого Адама. Он был в компании Джеральда Гентингтона, а потом Джеральд ушел, и к нему за столик подсел Стивен Адамс.

– Адвокат?

Афродита кивнула и, снова повернувшись к зеркалу, принялась заплетать волосы в косу.

– Они так мило шептались целых полчаса.

– От тебя пахнет женщиной , – уведомила его она.

– Тебе это не нравится?

– Слишком сложный вопрос, чтобы ответить на него в двух слова.

– Да, ты права. Особенно если учесть, что я пошел спать в восемь вечера и проснулся недавно. Наверное, в это время в моей кровати была таинственная незнакомка?

– Зная тебя, предположить можно все.

– Незнакомка позволила себе заходить в мой кабинет, рыться в ящиках моего письменного стола и забирать то, что ей не принадлежит?

Афродита улыбнулась и, бросив взгляд в зеркало, провела рукой по волосам.

– Что взяла таинственная незнакомка? Твою любимую закладку с золотистой кисточкой? Твой паркер? Или негодяйка стащила карандаш, которым ты подчеркиваешь цитаты в книгах?

– Что бы это ни было, ей следует это вернуть .

– Ты так и будешь молчать? – спросил он. – Или что-нибудь ответишь?

– Я уже много раз отвечала. А теперь решила, что мне надо что-то предпринять. Так что теперь твое сокровище будет у таинственной незнакомки. Потому что ей надоело смотреть на то, как ты убиваешь себя этой гадостью.

– Ты хочешь посмотреть на то, как я умираю без этой гадости?

– Неплохой вариант. Без нее ты не будешь умирать медленнее.

Афродита взяла нож и разрезала извлеченное из холодильника яблоко на две части.

– Хочешь? – предложила она. – В красных яблоках много витаминов. Но только если есть с кожурой.

Вивиан присел у стола и закурил, подвинув к себе пепельницу. Афродита вернула одну из половинок яблока в холодильник, а вторую разрезала на две части и принялась вынимать сердцевину.

– Какое у тебя давление? – спросила она.

– Не стоит интересоваться чем-то только из вежливости, это производит плохое впечатление.

– Ты не хочешь поехать в больницу? Они поставят тебе капельницу…

– Я не собираюсь ехать в больницу. Я хочу, чтобы ты вернула мне чертов пластырь! Сейчас же!

– Нет, я не могу так жить, – сказала она. – Ты говоришь, что мы мало времени проводим вместе. Упрекаешь меня в том, что я не ночую дома. Но когда я говорю, что тебе нужно пойти к врачу, ты не собираешься этого делать! Что должно произойти? Ты должен упасть в обморок перед пациентом? На операции? Когда-то ты говорил мне, что человеческая жизнь — это самое дорогое, что только может существовать. И что за нее надо бороться всеми силами. А что я должна думать теперь? Или ты хочешь, чтобы я продолжала быть дурой и делать вид, что ничего не замечаю? С утра уходить на учебу, потом ехать на съемки, по вечерам гулять по клубам и не обращать внимания на то, что происходит? Тебя убьет не рак, а твой опиумный пластырь , без которого ты не можешь жить!

– Иногда, – продолжила Афродита, – мне начинает казаться, что пластырь для тебя важнее, чем я.

– Иногда, – ответил Вивиан, не поднимая глаза и изучая яблоко, – мне хочется, чтобы ты почувствовала мою боль . Всего лишь на пятнадцать минут. И тогда ты меня поймешь.

– Когда было больно мне, рядом со мной был ты . И я решила, что мне стоит жить. Хотя бы ради тебя. А теперь рядом с тобой есть я, но тебя это, судя по всему, не волнует.

– Порой я думаю, что жизнь для тебя — это кино. И ты каждую минуту играешь какую-то сцену.

– Порой мне кажется, что вся моя жизнь — это один большой фильм. С отличным сюжетом, но порой таким иррациональным, что я думаю — это на самом деле происходит со мной? На самом ли деле человек, который для меня не просто кто-то, с кем я живу и сплю, когда-то умолял меня не сдаваться и жить дальше, а теперь пропускает мимо ушей мои слова?

Вивиан поднял ее голову за подбородок, и Афродита, поморщившись, попыталась освободиться.

– Если этот кто-то на самом деле так важен для тебя, почему ты заставляешь его страдать ?

– Мне больно, Вивиан.

– Это хорошо. Иногда в нашей жизни бывают моменты, когда чувствовать боль полезно. Это на один маленький шаг приближает нас к осознанию того, что больно бывает не только нам, но и другим людям . Подумай о том, что та боль, которую чувствую я, в миллион раз сильнее той боли, которую чувствуешь ты. Или ты забыла, каково это — когда ты живешь и боишься того, что будет завтра? Когда тебе кажется, будто ты одна во всем мире? Ты помнишь, благодаря кому ты сейчас стоишь здесь, а не коротаешь дни в публичном доме? Или это не я когда-то нашел тебя на улице? Может, тебе плохо живется? Я даю тебе мало денег? У тебя мало одежды, косметики, обуви? Тебе не нравится твоя машина? А если все это тебя устраивает, то чего тебе не хватает ? Может, секса? Не думаю. То, что не успеваю дать тебе я, дает кто-то другой.

– Мне не хватает счастья. Но вряд ли человек, который сам делает себя несчастным, сможет мне помочь.

– Ты права, – сказал он. – Но я не обещал тебе счастья. И тебя, судя по всему, это устраивает. Иначе бы ты тут не задержалась.

– Я не хочу с тобой ссориться, Вивиан, – сказала она. – Думаю, сейчас тебе будет лучше побыть одному. Я не буду нарушать твой покой.

– Господин Фельдман! – сказала она. – Вы, наверное, к Вивиану. Если ко мне, то я ухожу.

– На улице ливень и ураган. Такая ночь не подходит для прогулок под луной.

– Не волнуйтесь, господин Фельдман, я не буду много гулять. У меня есть дела поважнее .

И она направилась к дверям лифта, поправив на плече небольшую дорожную сумку.

Адам вошел в прихожую и огляделся. Квартира доктора Мори была довольно скромной для человека с его достатком. Прихожая переходила в узкий коридор, который, в свою очередь, вел в гостиную. Комната была большой, но это можно было заметить разве что внимательно приглядевшись — практически полное отсутствие свободного пространства, достигнутое с помощью удачно расставленной мебели, не создавало ощущения тесноты и придавало обстановке уют. Через гостиную можно было пройти в кухню, а справа Адам заметил лестницу наверх — вероятно, в направлении спальни и других жилых помещений, которые мало интересуют гостей.

Доктор Мори сидел в одном из кресел напротив приоткрытого окна. Выглядел он совсем не таким, каким Адам привык его видеть: бледный, в расстегнутой рубашке, с пусть и не растрепанными, но не аккуратно уложенными волосами. Гостей Вивиан явно не ждал, и Адам почувствовал себя неуютно.

– Вам не спится, господин Фельдман? – заговорил хозяин квартиры.

– Да… можно сказать и так. Но я, похоже, пришел не вовремя.

– Вы правы.

Адам в нерешительности замер посреди комнаты, не зная, что ему следует делать, и что он может сказать.

– Вы плохо себя чувствуете? – спросил он осторожно. – Может… вы хотите воды?

– В правом верхнем ящике моего письменного стола есть шкатулка из черного дерева. Принесите ее, пожалуйста. Кабинет там.

– Прошу вас, доктор, – сказал он.

– Откройте, будьте добры.

В шкатулке обнаружились три ампулы с желтоватой жидкостью, несколько одноразовых шприцов, пара кусочков ваты и флакон с прозрачным содержимым. Адам поднял голову и недоуменно посмотрел на Вивиана.

– Что это? – спросил он.

– А я-то думал, что вы учили латынь в вашем университете, господин Фельдман, и хотя бы немного умеете читать . Уколы делать, судя по всему, вы тоже не умеете.

– Вы хотите, чтобы я… сделал вам укол ?

– Не думаю, что я в состоянии сделать себе укол сам. Вы ломаете ампулу, набираете в шприц лекарство, выпускаете из шприца воздух. Раствор готовить не нужно – лекарство уже разбавлено. Берете нашатырный спирт – вот он, в этом флаконе – и вату. Дезинфицируете и делаете укол.

– Я… я не думаю, что это хорошая идея, доктор. Я сделаю вам больно.

– Вряд ли мне может быть еще больнее, чем сейчас .

Адам набрал морфий в шприц и взял пропитанную нашатырным спиртом вату. Доктор Мори кивнул ему.

– Вы отлично справляетесь.

– Если честно, я до смерти боюсь уколов…

– Я не прошу вас делать укол самому себе. Не будьте идиотом, Адам. Действуйте.

Адам глубоко вздохнул, заставив себя не закрывать глаза, и сделал укол. Кожа поддалась легко, и через пару секунд шприц уже был пуст. Он приложил вату на место укола и достал иглу. Доктор Мори в очередной раз кивнул — на этот раз, одобряюще — и положил голову на спинку кресла.

– Боевое крещение вы прошли успешно — когда я делал укол в первый раз, то нашел вену с третьей попытки. Оставьте меня на несколько минут. Я не хочу, чтобы вы видели меня в таком состоянии.

Адам вернулся в кабинет. При более ярком, чем свет настольной лампы, свете комнату можно было разглядеть лучше. Сначала она показалась гостю большой, но теперь он видел, что это не так. Кабинет был предназначен только для работы – здесь не было ничего, кроме книжных шкафов, письменного стола и трех кресел: одно принадлежало хозяину квартиры, а два других находились с другой стороны стола и предназначались для посетителей, которые, судя по всему, были именно гостями, а не пациентами. По крайней мере, так подумал Адам: комната не выглядела кабинетом психоаналитика, с какой стороны ни посмотри.

«Книжная» часть кабинета удивляла контрастом с «рабочей» частью. Если на письменном столе, освещенном лампой с немного старомодным зеленым абажуром, царил беспорядок – открытые книги, блокнот с выписками, несколько запечатанных писем, пустые конверты, открытки, нож для бумаг, наполовину полная пепельница и большой словарь с медицинскими терминами и множеством разноцветных закладок, то книжные полки являли собой идеал порядка. Книги были расставлены по сериям и по цвету обложек, и, как заметил Адам, приблизившись, в алфавитном порядке. Тут был и каталог со списком книг, каждая из которых была пронумерована. Библиотеке доктора Мори позавидовал бы самый страстный коллекционер – Адам нашел несколько редких экземпляров, которые в свое время отчаялся достать.

– Вы гармонично смотритесь на фоне книг.

Вивиан поставил на него бутылку коньяка, подошел к небольшому шкафу и достал оттуда две рюмки. Он успел причесаться и привести себя в порядок, но до сих был бледен и, как показалось Адаму, не очень твердо стоял на ногах.

– Вам уже лучше, доктор?

– Да. Если я сказал что-то лишнее, прошу прощения. Вы застали меня в не самый подходящий момент.

– Все в порядке. Просто я за вас волновался .

– Мое время еще не пришло. – Вивиан открыл коньяк. – Сегодня вина мне не хочется, и, думаю, я могу позволить себе рюмку чего-нибудь покрепче. А заодно выполнить свое обещание. Присаживайтесь.

– У вас замечательная библиотека, – заметил он. – Мечта букиниста.

– Я долго собирал ее. Здесь есть книги, которые существуют только в одном экземпляре. Кстати, у меня есть для вас подарок. Только вчера снимал с полки – и уже забыл, где она находится…

Доктор Мори подошел к книжным полкам и принялся изучать корешки, чуть наклонив голову.

– Ах, вот, – наконец, заговорил он, и достал одну из книг. – Афродита сказала, что вы искали эту книгу. Она теперь ваша.

Под вытесненным золотым на черном фоне названием «Мирквуд» был изображен женский силуэт. На титульном листе Адам прочел дарственную надпись: «Скромные подарки иногда многое для нас значат». Дальше доктор поставил свои инициалы, за которым следовали буквы M.D.

– Большое спасибо, – поблагодарил Адам. – Я нашел книгу в городской библиотеке, но она была такой старой, что я не хотел брать ее в руки. Не люблю старые библиотечные книги.

– В этом я с вами согласен. – Вивиан взял вторую рюмку. – Ваше здоровье, мой друг. И еще раз спасибо за то, что пришли. Так что же, господин Адамс уже рассказал вам историю про Париж? Думаю, рассказал он не все, иначе бы вас тут не было.

Адам, который хотел сделать очередной глоток коньяка, вернул рюмку на стол.

– Вы на самом деле читаете мысли? – спросил он.

– Это вам рассказал господин Гентингтон или же вы делитесь со мной своими ощущениями?

– Ах, я понял. Госпожа Вайс. Мы видели ее в клубе.

– Я даже не знаю, с чего начать, доктор, – неуверенно заговорил Адам. – Если честно, я не очень уютно чувствую себя со всем этим…

– Но, тем не менее, вам любопытно. Никогда не понимал, почему люди чувствуют себя неуютно, если им хочется что-то сделать. Как по мне, так следует чувствовать себя неуютно тогда, пытаемся натянуть на себя чужую маску.

Адам поджал губы, но ничего не ответил. Доктор Мори достал из кармана брюк портсигар и закурил.

– Угощайтесь, – предложил он.

– Нет, благодарю. Я покурю свои.

– Вы так упрямо отказываетесь от того, чтобы получать удовольствие от жизни в чьем-то присутствии, что мое желание проанализировать ваш случай усиливается с каждым днем. – Вивиан протянул Адаму зажигалку. – Леди, о которой вам рассказывал господин Адамс, звали Беатрис Фабре. И, как вы уже знаете, она была моей пациенткой. Тяжелый и, увы, часто встречающийся случай депрессии. Она приходила ко мне три раза в неделю на протяжении двух месяцев. Мы беседовали о прошлом… о настоящем. Она много рассказывала. А я слушал, слушал, слушал… и совершил самую страшную ошибку в своей жизни, господин Фельдман. Я влюбился в свою пациентку.

Адам потушил недокуренную сигарету и снова наполнил опустевшие рюмки. Доктор Мори благодарно кивнул.

– Разумеется, она ответила мне взаимностью. К тому времени я уже знал, что это, по меньшей мере, нелогично – когда женщина говорит мне «нет». Но тогда меня это не заботило. Я был счастлив . Это не такое счастье, когда вы получаете желанную должность или покупаете машину, о которой мечтали несколько лет. Это другое счастье. Когда у вас такое чувство, будто что-то внутри раньше было неполным, а теперь стало абсолютным. Вы просыпаетесь с утра с мыслью о том, что вам есть, ради кого жить. И уже не важно, сколько у вас машин, сколько у вас денег и какая у вас должность. Вот так было и у меня. Правда, недолго.

Вивиан взял рюмку, но не торопился сделать глоток. Он посмотрел в окно, за которым лил дождь.

– В какой-то момент, – продолжил он, – я будто… как бы это сказать? Потерял контакт с реальностью. Я видел, что она счастлива, и мне казалось, что все хорошо. Что она больше не будет говорить мне «знаете, доктор, я вчера думала – а зачем мне жить ?». И… наверное, я что-то упустил. Какую-то перемену в ее состоянии. В тот вечер я возвращался домой от университетских друзей. У одного из них был день рождения, и мы решили справить его в тесной компании – так, как мы это делали во время учебы. Виновник торжества решил сделать нам сюрприз и подарил каждому по шкатулке, которую вы видели у меня. Когда я вышел от него, шел дождь, но я решил прогуляться пешком – до моего дома было несколько кварталов. В кармане у меня лежало обручальное кольцо – в тот вечер я хотел сделать Беатрис предложение руки и сердца. Я пришел домой, открыл дверь своим ключом и увидел включенный в ванной свет. Удивился – почему она пришла раньше меня? На часах было начало одиннадцатого, а она работала танцовщицей в ночном клубе и приходила домой около часа ночи. Я постучал в дверь ванной, но ответом мне была тишина. Оказалось, что дверь открыта. А дальше вы знаете.

– Тогда я подумал – мне это снится. Я проснусь, и я могу потерять все мои деньги, мой дом может сгореть, меня могут уволить с работы, но она проснется рядом со мной, как это и было раньше, и скажет: «Почему вы просыпаетесь позже меня, доктор? И почему вы до сих пор не готовы к утреннему сеансу психоанализа?», подразумевая совсем не психоанализ. Я стоял в дверях ванной минут пять, пытаясь осознать, что произошло. Я мог ей помочь, нужно было проверить, дышит ли она, попытаться нащупать пульс, сделать хотя бы что-нибудь . Но я этого не сделал. Я повернулся и вышел из квартиры. Я до сих пор вижу это будто со стороны: ночь, мокрый асфальт, ветер, дождь прямо в лицо… а я иду черт знает куда только для того, чтобы идти и не останавливаться. Прихожу на вокзал. Покупаю билет. Сажусь на поезд. И еду туда, куда глаза глядят. Выхожу на случайной станции. Там тоже ночь, правда, нет дождя, хотя довольно прохладно, и я начинаю замерзать, потому что надел плащ, но шарфа не взял. Ухожу с вокзала. Брожу по городу без цели. Час, может, два. В какой-то момент меня уже не держат ноги, и я отправляюсь на поиски отеля. Нахожу отель, снимаю номер. Ложусь спать. Просыпаюсь около полудня и снова пытаюсь осмыслить то, что случилось, но у меня ничего не получается. И понимаю, что вряд ли получится. – Вивиан закурил в очередной раз. – Вот так я и оказался в этом городе, Адам. Можно сказать, меня сюда привела судьба, хотя я не верю в судьбу. И все, что у меня было с собой – эта шкатулка и фотография. Беатрис любила фотографировать, купила зеркальный фотоаппарат и сделала несколько снимков. На одном из этих снимков – я, у себя дома. Она отпечатала эту фотографию, а потом прислала мне. Она любила посылать письма по обычной почте. Вы видели эту фотографию на моем рабочем столе в больнице. Та, где я с бокалом вина у камина. Наверное, удивились и не поняли, что это за странное фото, и в чем тут смысл.

– Дождь льет и льет, – сказал он. – Надеюсь, Дита не гуляет по улице.

– Она сказала, что идет по делам, так что, думаю, поехала к кому-нибудь из друзей или подруг.

– Мы с ней повздорили. Мне следовало попросить прощения. – Вивиан повернулся к нему. – У вас, наверное, уже голова кругом от попыток разобраться в наших с ней отношениях?

– Вы ее… любите ?

– Любовь делает людей эгоистами, Адам. Они хотят, чтобы объект их страсти принадлежал только им. Но в этой жизни нет ни одной вещи, которая бы нам принадлежала. И уж тем более человека, который бы нам принадлежал. Когда мы уйдем отсюда, когда кто-то наверху решит, что мы отжили свои жалкие несколько десятков лет, с собой мы ничего не возьмем. Так зачем желать чего-то постоянного? Зачем привязываться к одной женщине или к одному мужчине? И, самое главное, зачем требовать такой же привязанности в ответ ?

– Да, но, тем не менее, вы уже четыре года живете в одной квартире и спите в одной постели. Не думаю, что это происходит просто потому, что у вас каждую ночь бывает головокружительный секс.

– А если я скажу вам, что нам нравится делать друг друга несчастными, а потом объяснять, что мы этого не хотели , что вы ответите?

– Вы говорите, что я боюсь делать то, что мне нравится, доктор, – произнес он. – А вы боитесь говорить себе правду.

– В ваших словах есть рациональное звено, мой друг. Но эта правда не сделает меня счастливым. Помните? Я всегда кусаю себя за собственный хвост.

– Вы до сих пор думаете о том, что произошло тогда в Париже. И чувствуете себя виноватым.

– Вы правы.

Адам задумчиво потрепал волосы ладонью и не нашелся, что ответить. Доктор Мори посмотрел на него и улыбнулся.

– Давайте поговорим о хорошем. Вам рано вставать не надо, и мне тоже. Вы пойдете на бал?

– Да. В последнее время я редко выходил из дома. Но теперь книга закончена, я могу позволить себе развеяться.

– Дита уже замучила меня с вопросами, что бы ей такого надеть. Кстати, вы знаете, что она начала работать над сценарием? Пока что это не ее сценарий, она переделывает роман. Но, думаю, придет очередь и ее личного творчества.

– Впервые слышу об этом.

– Ну, тогда она сама расскажет вам подробности. И о сценарии, и о самом фильме.

– Вы заинтриговали меня, доктор.

– Это и было моей целью. – Вивиан поднял рюмку. – За новые начинания, мой друг. И за то, чтобы мы чаще прислушивались к нашим желаниям.

– Вот документы, доктор. Обход закончен, больные получили лекарства…

– Пациенты , а не больные.

Медсестра прижала к груди папку и посмотрела на Вивиана, сидевшего за столом дежурного врача. Он поднял на нее глаза.

– Да, Мари. Пациенты, а не больные.

– Простите. Я помню… вам нужно помочь с бумагами, или вы справитесь сами?

Молодой врач, занимавший кресло в углу кабинета, недвусмысленно кашлянул, напоминая о своем присутствии, и Мари бросила на него испуганный взгляд.

– Доктор Кросс… я вас не заметила.

– Да уж, я очень незаметный, – проворчал он. – А мне с бумагами вы не хотите помочь? Или это особая услуга для доктора Мори? Нужно проработать тут определенное количество времени для того, чтобы мне предлагали помощь?

– Ну почему же, – потупилась медсестра. – Я с радостью помогу вам… с бумагами.

– Вы свободны, Мари, – вышел из положения Вивиан. – Доктор Миллер придет минут через сорок, и я тоже отправлюсь домой.

Она с готовностью закивала и, положив документы на стол, оставила кабинет.

Вивиан снова взял медицинский журнал и углубился в чтение научной статьи. Молодой врач отложил книгу, которую держал в руках.

– Они могут не делать этого хотя бы в моем присутствии? – спросил он.

– Это вопрос не ко мне, мой друг, – ответил Вивиан, не отрываясь от журнала.

– Иногда у меня такое ощущение, что у тебя на лбу написано: алло, дамы! Мимо меня ни одна из вас не пройдет!

– Судя по твоим разговорам, Эрик, все двести латинских терминов ты уже выучил назубок?

– А ты, судя по всему, уже подготовил мою аттестацию? – задал он ответный вопрос.

– Не торопи события. У меня есть целый месяц.

– Ты мог хотя бы одним глазком просмотреть материалы. Тебе что, трудно?

– Я подробно изучил материалы. Именно поэтому ты вместо того, чтобы помогать мне и наблюдать за тем, как работают врачи в приемном покое, учишь латынь.

– У меня все в порядке с латынью!

– Что-то подсказывает мне, что повторение не ухудшит твою память.

– Уж лучше бы я в свое время решил, что хочу работать с доктором Миллером, а не с тобой!

– Но зато как редко ты бы видел рядом с собой красивых женщин.

– Рядом с собой я до сих пор их вижу редко. А вот рядом с тобой – постоянно !

Вивиан не отреагировал на последнюю реплику и, сняв с ручки колпачок, написал на листе для заметок пару слов.

Интерн скорчил недовольную мину, перед этим убедившись, что доктор Мори увлечен статьей, отложил книгу и посмотрел в направлении служебного помещения, отделенного от кабинета дверью из прозрачного стекла.

– Кто это там? – в очередной раз заговорил он. – На доктора Миллера не похоже.

– Если мои глаза не обманывают меня, это доктор Гентингтон. Что она делает здесь в такой час? Надо ей сказать, что мы умираем от скуки. Помощь нам не нужна, но компания не помешала бы. Особенно ее компания.

– Вот, об этом я и говорил! – торжествующе поднял палец молодой врач. – Как только ты появляешься здесь, сюда приходит весь женский персонал больницы! Включая… – Он осекся, и, как могло показаться, смутился. – Включая доктора Гентингтон !

– Почему ты решил, что она пришла именно ко мне?

Интерн смотрел на то, как доктор Гентингтон снимает белый халат и вместо него надевает зеленый халат дежурного врача приемного покоя.

– Она ведь меня даже не знает, – попробовал возразить он.

– Лично пока что не знает. Но решила исправить эту досадную оплошность и пришла познакомиться. Если ты хочешь узнать мое мнение, это не самый худший, а как по мне, так один из самых лучших вариантов. Рыжеволосая зеленоглазая красавица, скрывающая более чем выдающиеся внешние данные под скромной одеждой, которая много работает и страдает от того, что ей не хватает внимания мужа. Твой профессор написал в рекомендации, что у тебя нераскрытый талант диагноста. Учись применять его не только в связи с работой.

Доктор Гентингтон застегнула пуговицы халата, глядя в зеркало, после чего распустила пышные рыжие волосы и вновь принялась собирать их в строгую прическу.

– Если честно, – заговорил молодой врач, – я бы взял ее за волосы, поставил бы на четвереньки и не слезал бы с нее до самого утра.

– Эрик ! – Доктор Мори брезгливо поморщился. – Кто тебя научил говорить такие мерзости?

– Уж точно не ты. Потому что ты предпочитаешь делать мерзости, а не говорить о них! Это твоя отличительная черта.

– Воздержись от подобных комментариев, даже если рядом нет дамы.

Интерн в очередной раз сделал недовольное лицо, на этот раз так, чтобы собеседник это заметил, и уткнулся в книгу.

Доктор Гентингтон вошла в кабинет и оглядела присутствующих. Взгляд ее скользнул по молодому врачу и остановился на Вивиане.

– Доктор Мори, – сказала она. – Разве это не дежурство доктора Миллера?

– Это было дежурством доктора Миллера до того момента, как он попросил его заменить. А что здесь делаете вы? Он должен был, в свою очередь, заменить меня. То есть, он должен дежурить сейчас. Вместо вас.

– Похоже, доктор Миллер счастливо избежал еще одного ночного дежурства.

Интерн на секунду поднял глаза на женщину и снова сделал вид, что увлечен чтением.

– Знакомьтесь, – заговорил Вивиан. – Доктор Анжелика Гентингтон, руководитель отделения кардиологии. А это мой подопечный, доктор Эрик Кросс. Обратите внимание, как усердно он изучает латынь! Могли ли вы похвастаться такой страстью к этому языку в университетские годы? Даже я не мог, несмотря на мой отличный диплом.

– Приятно познакомиться, доктор Кросс.

– Пойду выпью кофе, – сказал он и посмотрел на Вивиана. – Хорошего вам дежурства, доктор Гентингтон, – добавил он, повернувшись к Анжелике.

– Спасибо, – ответила она. – Спокойной ночи.

– Вы прекрасно выглядите, – сказал он. – Женщина, которая умудряется выглядеть хорошо даже в форме парамедика — это особенная женщина. Знает ли ваш муж, как ему повезло?

– Вы заставляете меня краснеть, доктор Мори, – заметила Анжелика, занимая то кресло, где несколько секунд до этого сидел Эрик.

– Так что вы здесь делаете? И почему доктор Миллер в очередной раз пользуется добротой коллег? Если я не ошибаюсь, это ваше третье ночное дежурство на этой неделе.

– То же самое я могу сказать и о вас.

– Вы правы. Но мы работаем вместе не один год, и вы, наверное, уже заметили, что я часто беру ночные дежурства. А вам полагается одно дежурство в неделю. Как замужней женщине.

Анжелика предпочла не реагировать на эти слова. Она наклонила голову и помассировала шею.

– Ужасно себя чувствую, – поделилась она. – Уже пару дней болит горло, а сегодня еще и температура… только подумаю об этом дежурстве, сразу делается тошно.

– Разрешите?

Первой реакцией Анжелики было вежливо отстраниться, но она позволила Вивиану коснуться пальцами ее лба.

– Похоже, вы действительно приболели. Я не могу позволить вам оставаться тут в таком состоянии, да еще и ночью. Я позвоню профессору Монтгомери. Он решит, кто будет дежурить вместо вас.