«Ракета» выходит на орбиту

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
ОСТАНЕТСЯ ЛИ АНЮТА АНЮТОЙ?
Рассказывает автор

После третьего урока я сидел в кабинете Кузьмы Васильевича и рассказывал ему о своих бедах. В руках у меня был изуродованный экземпляр «Повести о настоящем человеке».

— Позор, — горячился я. — Позор всей школе. Сколько дней мы не можем обнаружить преступника.

Кузьма Васильевич, как всегда, слушал внимательно. Но на этот раз меня злила его невозмутимость.

— Да, да, я не боюсь этого слова: «преступник». Человек, обижающий книгу, — отвратительный человек. И, поверьте, это не мелочь. Весь учительский коллектив должен помочь мне найти вредителей.

— Итак, вы предполагаете учинить всеобщий розыск, — отозвался наконец Кузьма Васильевич. — А большая ли, позвольте спросить, от этого польза? Мы будем искать, а ваши читатели будут наблюдать, как мы ищем?

Нет, я сегодня положительно не мог понять нашего директора, требовательного и нетерпимого к малейшему нарушению дисциплины.

Одновременно зазвонил телефон и раздался стук в дверь. Кузьма Васильевич снял трубку и рукой показал вошедшей — это была старшая вожатая Анна Васильевна — на кресло у стола. Я хотел уйти, но он также молча удержал меня.

Анюта волновалась. Это и понятно: сейчас должно было решиться, пойдёт ли она в класс учительницей или…

Кузьма Васильевич, казалось, не замечал её переживаний. Кончив разговор по телефону, он мог хотя бы из вежливости спросить что-нибудь о Чёрном море. Вместо этого директор без всяких предисловий обратился к ней с вопросом:

— Что вы скажете, Анна Васильевна, о «Ракете»?

Три часа назад ей было бы непонятно, о чём идёт речь. Но за это время она обегала всю школу, снизу доверху и сверху донизу, перевидала десятки ребят и, конечно, прочла стенную газету, в которой под разрисованными жабами была злосчастная заметка. И, хотя Анна Васильевна ждала другого разговора, она ответила прямо: даже если действительно радио сипит и хрипит, а передачи не всегда интересны, всё равно заметка — гадость. Если что-то не ладится, так надо выяснить, чем мы, педагоги, помогли Славе, Свете и Валерику и другим?

— Я буду просить вас ещё раз изложить свою точку зрения, — внимательно выслушав, заметил директор. Он нажал кнопку звонка на своём столе и спросил заглянувшую Марию Дмитриевну:

— Все собрались? Пригласите, пожалуйста.

И вот в кабинете появилась Глафира Алексеевна, завуч.

— Анюта, деточка, ты вернулась? — спросила она.

Вошёл Прохор Степанович, он пригласил приехавшую к себе на урок. Дагмара появилась позже всех. «Анюта, миленькая, ты чудесно загорела», — прошептала она, незаметно чмокнув в щёку подругу.

— Я попрошу вас обсудить перед концом учебной четверти несколько важных вопросов, — начал Кузьма Васильевич, — но до этого хотел бы воспользоваться присутствием Анны Васильевны, чтобы выяснить, как мы поддерживаем ценное начинание учащихся. Кстати, какое впечатление произвёл на вас сегодняшний выпуск «Ракеты»?

Никто из собравшихся, по-видимому, не был склонен высказываться. Но Кузьма Васильевич не хотел замечать этого и после вынужденной паузы обратился уже непосредственно к завучу Глафире Алексеевне:

— Сегодня я не слушала школьного радио. Вы же знаете, мне нужно было составить календарь поклассных совещаний. Но вообще после этого возмутительного случая со «Школьным вальсом» больше нарушений не было.

Дагмара пролепетала, что она всё утро была на семинаре в районном комитете комсомола, но передачи идут регулярно.

— В первую очередь, — предложила Дагмара, — необходимо сделать передачу о тех пионерах, которые приходят в школу без галстука.

— Наверное, подражают старшей пионервожатой, — как бы размышляя, заметил Кузьма Васильевич. И, не дожидаясь ответа вспыхнувшей Дагмары, обратился ко мне:

— Что скажете, наш уважаемый заведующий библиотекой?

— Вы же знаете, Кузьма Васильевич, я расстроен. Впервые открыли свободный доступ к полкам. И вот… Теперь рассчитываю на помощь учителей. Что же касается «Ракеты», — продолжал я, — каждая передача должна быть интересной. Каждая. А у нас плохо используется сила слова.

— Если оно не будет сиплым и хриплым, — вставила Глафира Алексеевна и скрипуче засмеялась.

— У нас не много времени и много вопросов, — прервал директор. — Анна Васильевна, расскажите о ваших наблюдениях.

Анюта повторила с ещё большим чувством то, что уже говорила директору.

— Вопрос стоит так, — подытожил директор. — Или сознаться, что учащиеся взялись за непосильное дело, или помочь им использовать и слово, и технику, и организацию. Анна Васильевна, если вас попросить во всём этом разобраться? Вы ближе к ребятам, чем другой педагог.

К Анюте обращались как к педагогу, учителю с тем, чтобы она оставалась старшей вожатой пионеров… Это был мастерски рассчитанный ход. А ей в этот момент было ясно одно: ребята нуждались в её помощи. Нужно, чтобы они не оскандалились на всю школу — или, как потом уверял Валерик, на весь Атлантический океан.

И, после того как Анюта утвердительно кивнула головой, директор сказал:

— Анна Васильевна, было бы очень хорошо, если бы вы завтра же заняли своё место в пионерской комнате, а об уроках мы поговорим несколько позже.

…К концу дня все ребята из «Ракеты» собрались у меня в библиотеке. Анюта рассказывала им об Артеке, и они негромко пели новые лагерные песни, которые она привезла с собой. Распрощались только после того, как за Валериком пришла встревоженная мама.

Я услышал, как, уходя, Слава спросил:

— Так, значит, Анюта, не отступать?

— Не отступать, Слава.

— Союз, Анюта?

— Союз, Слава.

В тот день я так и не прикоснулся к своим мемуарам.