«Ракета» выходит на орбиту

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
КАК Я СНОВА СТАЛ ЗАПАСНЫМ
Рассказывает Петя Файнштейн

Это было чудесное время, когда Валерик осип, а Свете после болезни запретили выходить из дому. Не подумайте, что я плохо отношусь к ним. Наши отношения испортились всего несколько дней назад, когда меня снова перевели в запасные. А до этого… Ну конечно, Света мне нравится больше. Валерик часто задаётся, хотя никто не будет спорить: у него отличная дикция и голос что надо. На то и старший диктор. Но он плохо растит смену, то есть меня, и, когда здоров, почти ничего не даёт другим читать по радио. Только что если сам опоздает.

Так вот, когда Валерик ходил в школу, но не мог выступать у микрофона, а Света могла выступать у микрофона, но не могла ходить в школу, вот тогда мне было раздолье. Главный редактор и председатель радиокомитета Слава каждое утро до и после передачи говорил мне: «Петька, ты опора нашей «Ракеты». Даже Наташа, до чего строгая, хвалила меня. «Мы, — говорит, — тебя, Петя, явно недооценивали». Вот как: Петя, а не Петька.

И я думал, что, когда к микрофону вернутся Валерик и Света, мы будем читать втроём, кому что понравится. Откровенно говоря, я очень старался. Это и Фёдор Яковлевич — учитель физики — заметил, который только с техниками занимается. Но иногда стараешься, стараешься, а получается наоборот.

Вы знаете, как приятно, когда похвалит «Ракета». Из тридцати двух репродукторов вылетает твоё имя. Вся школа слышит. А меня ни разу не похвалили. С одной стороны, не за что было, а с другой — раз я сам диктор, то мне о себе неудобно говорить. Такова судьба работников радио. Но Валерик уже стал выздоравливать, и я подумал, что если бы мне удалось отличиться, то ведь об этом мог бы рассказать Валерик. А случай как раз и представился.

Когда было объявлено о сборе металлолома, чтобы построить тепловоз для детской железной дороги, ребят уговаривать не пришлось. На совете дружины решили между классами распределить дома и дворы. А чтобы никому не было обидно, бросили жребий. Нашему классу достался большой, с двумя дворами дом, где живут Валерик и Света. Ребята здесь знают каждый уголок. Жорик Реготян даже запрыгал от радости, когда узнал, что по жребию попался такой удачный дом.

В первый день мы, несколько разведчиков, ушли с урока химии, чтобы на месте всё осмотреть, распределить между ребятами лестницы и подвалы. Мы, правда, не сказали учительнице химии, зачем нам нужно было уйти раньше, но у нас уже были выставлены отметки, и мы почти на законном основании побежали в свой дом.

— Видите? — встретила нас тётя Настасья, показывая на свою большую метлу. — Если будете шалопутничать, то я вас этой метлой. Идите к управдому. А без него не дам ни гайки, ни швайки, ни старого утюга.

Мы пошли в контору. На дверях вывеска: «Техник-смотритель Н.В. Антонов принимает…» Когда принимает, было не так уж важно, потому что на дверях висел большой замок, а через сорок минут сюда должен был прийти весь класс. Вдруг откуда-то сверху раздался голос. Мы обернулись и увидели очень высокого тонкого мужчину.

— В чём у вас надобность, юные граждане?

Жорик Реготян, задирая голову, очень вежливо объяснил высокому мужчине, что такое детская железная дорога и зачем туда необходимы вместо паровозов тепловозы, потому что у них выше КПД (Жорик так и сказал: КПД — коэффицент полезного действия).

Услышав про КПД, высокий мужчина закивал головой и неожиданно спросил:

— Володю Антонова знаете?

— Редактора стенгазеты?

— Волейболиста?

Высокий закивал головой:

— Мой сын.

Отец Володьки Антонова? Здорово. Голоса-то у них похожи. Да и ростик — во!

— Скажите дворникам, — говорил Антонов-папа, — что я разрешил. Только…

Насчет «только» мы узнали очень скоро. Оказывается, летом провели центральное отопление, осенью двор асфальтировали и все завалы разобрали.

Сами дворники собирали всё ненужное и раз в месяц отправляли в грузовике на склад металлолома. Вот и сейчас в одном углу, огороженном деревянным барьером, были аккуратно сложены несколько старых кроватей, обломки ржавых водопроводных труб, старого кровельного железа. Вот почему нас так встретила тётка с метлой. Обращать на это внимание? Из школы сюда уже бежали пионеры!

Портфели мы сложили на кухне у Светы, а сами отправились по лестницам. Через час все должны были снова собраться у Светы. Но на самом деле пришлось встречаться на площадке лестницы около её квартиры. Светина тётя Нина не может пускать к больному ребёнку целый класс. Нанесут холод и грязь. Договорились: к Свете по одному проходят наши представители.

Вскоре стали возвращаться ребята. Добыча у них была небольшая. Один принёс пару старых подсвечников, двое других подобрали где-то ломаную батарею парового отопления, — видимо, дворники недосмотрели. Всего этого было мало. Решили, что каждый поищет и у себя дома. А то, что собрали, сложили прямо на снег против окон Светы и попросили её присматривать.

На следующий день после уроков пришли с саночками. Не так уж мало собрали. Последний раз остатки погрузили почти в темноте. Санки были неполные. Решили ещё раз обойти все закоулки. И тут я налетел на злосчастную крышку от люка, которую кто-то приподнял, оставив в люке торчащую палку. Я упал и расшиб коленку. И никак не мог понять, чего Жорик радуется. Мне-то хотелось плакать. Но когда Жорик объяснил, и я обрадовался.

Да, это то, чего нам не хватало. Разбросают на пути разные металлические предметы. Убирай за ними. Мы едва-едва взвалили эту крышку на санки. И Жорик пошёл узнавать, свободен ли путь. Пока он разговаривал с дворничихой и расхваливал, какой хороший и чистый двор в этом доме, мы с ребятами вывезли последнюю партию нашего железного лома.

Через несколько дней выяснилось, что именно наш шестой «а» победил — собрал чуть ли не на три колеса тепловоза. Все были довольны, только Света заметила, что так не полагается делать. Ну конечно, не полагается, но не везти же крышку от люка обратно.

А вообще, оказывается, стоило, потому что отсюда и пошли неприятности. Света рассказала тёте Нине, тётя Нина — Славе, и в понедельник утром, когда мы радовались победе, которую расписал «Вымпел», ко мне подошёл главный радиоредактор и позвал наверх в актовый зал, к микрофону. Я, ковыляя, поплёлся за ним.

До начала очередного выпуска «Ракеты» оставалось ещё десять минут. Нужно было познакомиться с текстом, посмотреть, нет ли трудных незнакомых слов, опечаток, и вообще неплохо негромко прорепетировать до микрофона.

Заголовок мне совершенно не понравился: «Куда пропала крышка от люка?» Совершенно ясно — куда. Из неё будут делать колесо для тепловоза. Дальше хвалили наш шестой «а» и ругали меня с Жориком, говоря, что мы подвели класс и вроде как стащили крышку от люка.

Вот так да! Моё имя, наконец, может зазвучать в школьном эфире. Но как?!

Надо было выиграть время. Я спросил Славу:

— Ты видел сегодня стенгазету? Ну, «Вымпел»? Там же совсем наоборот насчёт металлолома.

— Видел, — отвечал Слава. — Мы будем отстаивать свою точку зрения.

Он подошёл к рубке и спросил Коренькова:

— Саша, у тебя всё готово?

— Что значит — готово? — спросил я Славу. — Я, во всяком случае, не буду читать этой кляузы. С меня достаточно коленки. И так я неделю уже хромаю из-за этой крышки.

— Пора, — сказал Кореньков.

— Читай, — зашипел Слава.

— Не буду! — сказал я и положил передачу в карман. — Ещё что вам скажет Дагмара!

— Пора! Тридцать секунд до начала передачи. Включаю! — раздался голос Саши.

Но я был уже на лестнице. А у класса меня настиг голос Валерика — знакомый голос, который я давно не слышал из репродуктора. Этот голос сообщал, что сейчас будет опубликована корреспонденция «Куда девалась крышка от люка?». Валерик читал передачу по копии.

Ну, что ж ещё? На очередной летучке меня решили выгнать из «Ракеты» за попытку сорвать передачу и только после поручительства Анюты оставили диктором, но снова запасным.