«Ракета» выходит на орбиту

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
НАХОДКА ИЗ НАХОДКИ
Рассказывает Валерик

Только теперь ко мне возвращается голос… Я берегу его. Пусть пока Петька Файнштейн наслаждается. К тому же я привык выступать вместе со Светой, а она всё ещё не выходит из дому. Я, конечно, один во всём виноват, но теперь поздно угрызаться.

Но именно в тот день, когда я ещё очень угрызался и меня не выпускали на улицу, а мама кормила три раза в день гоголь-моголем с горячим кофе, случилось одно важное событие.

Мама побежала давать уроки в свою школу, а гоголь-моголь оставила в термосе. То есть гоголь-моголь в чашке, а кофе в термосе. Очень хотелось бы всё это переправить к Свете. Но, хотя её лакунарная ангина уже кончилась, мне всё равно не разрешали пока к ним ходить. Наши окна выходят на один фасад, и летом ещё можно было бы устроить какой-нибудь кофепровод. Но в середине ноября и у них и у нас окна закрыты на зиму. Да и вообще этот проект с кофепроводом не выдерживает никакой критики.

Когда я раздумывал над всем этим, раздался звонок в передней. Это был доктор Айболит.

— Люблю, когда сами больные открывают дверь, — сказал он, снимая пальто. — А теперь марш в комнату. — Он выслушал меня через трубочку, постукал пальцами грудь и спину, посмотрел горло и разрешил немного поговорить. Я воспользовался случаем и попросил его передать кофе с гоголь-моголем Свете.

— Ага, — сказал доктор, — ты меняешь репертуар. Мороженым угощал, теперь переходим на кофе. Не боишься, что испортишь ей сердце?

Тут мне стало страшно, что я мог сделать ещё одну глупость. Мне нужно было обязательно узнать правду, не очень ли опасно больна Света, и я решил схитрить, сказав доктору, что мама обязательно велела напоить его кофе. Собственно, это была почти правда. Конечно, если бы мама знала, что на улице будет такая скверная погода и к нам придёт замерзший доктор, она обязательно предложила бы ему и кофе и гоголь-моголь.

Доктор с удовольствием выпил кофе, пожалел, что этот чудесный напиток вреден Светлане. Он ушёл, пообещав передать Свете, как он сказал, мой «рыцарский привет». Я снова остался один. Пробовал заниматься, читать. А вдруг доктор ошибается или скрывает от меня и Света серьёзно, очень серьёзно больна? Мне стало тревожно, я пошёл на кухню и как-то незаметно съел гоголь-моголь — доктор даже не пробовал его.

Не прошло и пяти минут, как в передней снова раздался звонок. Это была почтальонша: «Где здесь Серёгин? Ты тоже Серёгин? А расписаться сумеешь?».

Я расписался. Почтальонша похвалила: «Разборчиво!». И передала телеграмму. Я сразу же положил её папе на письменный стол.

Хотелось, конечно, посмотреть, что в телеграмме, но нельзя: я за неприкосновенность личной корреспонденции. Так говорит папа маме — он никогда сам не читает писем, которые ей приходят. Но, с другой стороны, вдруг что-нибудь такое, что требует… Точка-тире… Короче говоря, я аккуратненько распечатал телеграмму и прочёл. Какая-то путаница! Телеграмма оказалась из Находки.

Шифрованная телеграмма? Хотя… Кажется, понятно! Неужели теория вероятностей и невероятностей!

Но тут вошла мама и бросилась целовать меня:

— Почему ты такой взъерошенный, с тобой что-нибудь случилось?

Почему со мной обязательно что-нибудь должно случиться? Я показываю маме телеграмму. Она, не спросив меня, начинает звонить папе на работу. И спрашивает его: «Ты не можешь объяснить, что такое 13579 плюс 11? Кто тебя и с чем поздравляет? Что это за друг или подруга?» Я не знаю, что отвечает папа, потому что мама, не разобравшись, выгоняет меня на кухню, чтобы по телефону «выяснить отношения». Но я кричу, забыв про все запреты врачей:

— Мам, кажется, это мой мотоцикл?!

— Какой мотоцикл, что ты мне морочишь голову?

Тогда я предъявляю лотерейный билет, на котором написаны позывные нашего выпускника Зыбкова Виктора Афанасьевича. Нет сомнения, это номер действительно 13579, а серия 11, телеграмма от него. Мотоцикл. Действительно находка. А телеграмма тоже из Находки, только с большой буквы. Я снимаю с папиной полки 22-й том БСЭ (так называется Большая Советская Энциклопедия) и выясняю, что город Находка расположен в бухте того же названия залива Америка в Японском море. Всё ясно?

Вы думаете, я стал мотоциклистом? В сберкассе поздравили нас с выигрышем и предложили пойти получить… магнитофон. Мама заехала за папой, и они торжественно внесли «Эльфу» на кухню. Сначала я очень огорчился. Но всё равно мне ещё шофёрские права рано получать. Потом папа показал мне, как запускать магнитофон, как перематывать коричневую ленту, и всё, что он рассказывал мне, так и записалось на плёнку. Даже мамин голос: «Долго вы ещё будете там заниматься игрушками?»

В это время зашла тётя Нина.

— Что это у тебя за игрушка, Валерик? Тебе подарили?

— Не игрушка, а магнитофон «Эльфа», последней модели, — поправил папа.

— А Светочка наша скучает, — продолжала тётя Нина. — Вот бы её позабавить. Доктор говорит, что теперь к ней можно.

Дорогой доктор! Значит, передал он «рыцарский привет». Я хотел сразу же взять магнитофон. Но мама запротестовала: после болезни мне нельзя поднимать тяжёлые вещи.

Тогда магнитофон взял папа, и мы все вместе пошли через площадку.

Света лежала бледная-бледная, золотые косы, казалось, могли поджечь подушку. Мама растрогалась и поцеловала её. Папа не смог удержаться и сказал: «Пора поправляться, страдалица «крем-брюле». Но Света не обиделась. Она звонко рассмеялась, и мы с папой успели записать на магнитофон, как она смеётся. Записали и тётю Нину. Она долго ахала, услышав свой голос. Потом начала угощать нас разными вкусностями.

Пришёл Слава и сказал, что всё это здорово, что Виктор Афанасьевич Зыбков настоящий патриот школы, что «Эльфа» сослужит хорошую службу «Ракете». Завтра же он отнесёт магнитофон в школу.

Но тут неожиданно запротестовала мама: «Мне самой это пригодится для фонетики английского языка. Если я запишу на магнитофон произношение отстающих учеников и затем правильную речь, они сразу увидят свои ошибки».

А тётя Нина стала выговаривать Славе:

— Зачем в школу нести? Вещь дорогая, озорники испортят. Подарили Валерику, — значит, у Валерика и должна быть. — И она сама унесла к нам магнитофон.

Папа и мама у меня ссорятся редко.

Но на этот раз они услали меня в кухню. Потом мне нужно было ложиться пораньше спать, доктор требовал, чтобы я строго соблюдал режим. Меня уложили, а мама с папой продолжали «выяснять отношения» уже на кухне. Но там, наверное, было неудобно, пришли соседи… И я проснулся, потому что они продолжали спорить в комнате.

— Ты делаешь из него собственника, мелкого жадного собственника, — сердился папа.

— А ты готов отдать всё, что принадлежит твоему ребёнку, — возражала мама. — Конечно, ребята иногда могут пользоваться.

— Пользоваться, пользоваться, — сердито повторил папа.

Тут я несколько раз повернулся в кровати с боку на бок с закрытыми глазами. И родители затихли. Ужасно не люблю, когда они ссорятся. Придётся вопрос о магнитофоне решать мне самому.