«Мартовская сессия» состоялась с 14 по 19 марта 1936 г. в Москве. Материалы сессии были опубликованы в специальном выпуске «Известий АН СССР» [4], включавшие все доклады и почти все выступления участников сессии в дискуссии. Практически была опубликована стенограмма всех заседаний, более 400 стр. журнального формата. Основные доклады и резолюция сессии были опубликованы также в «Успехах физических наук» [5]. Большинство ведущих физиков выступали с докладами и участвовали в их обсуждении. На сессии присутствовала чуть ли не вся академическая элита страны (более 150 академиков и член-корреспондентов); всего в заседаниях, проходивших в большом зале АН СССР на Волхонке, принимали участие около 800 человек (по числу мест этого зала, практически целиком заполненного).
Конечно, такие крупные мероприятия планируются заранее и тщательно готовятся. Но материалы, относящиеся к их подготовке, как правило, попадают в сферу «скрытых измерений». Поэтому часто остаются невыявленными истинные мотивы и подоплеки подобного рода событий. К счастью, соответствующие архивные материалы стали доступными для изучения в конце 80‑х гг., и ситуация с мартовской сессией 1936 г. существенно прояснилась [6].
Оказалось, что сессии предшествовала напряжённейшая подготовительная работа. Выяснились инициаторы, ключевые фигуры, целевые установки различных заинтересованных групп организаторов и участников и т. п.
Сессия намечалась «на самом верху» власти и планировалась как одно из важных мероприятий на пути превращения Академии наук в «главный штаб» советской науки. 23 ноября 1935 г. на заседании СНК СССР был утвержден новый состав Президиума АН СССР. Наиболее активными, ведущими фигурами в нем стали второй вице-президент Г. М. Кржижановский и непременный секретарь Н. П. Горбунов, крупные партийно-государственные деятели. Именно они были «режиссёрами» сессии. Физику в Президиуме представлял С. И. Вавилов, общественные науки, философию в частности,— А. М. Деборин. На этом же заседании был утвержден устав Академии и за подписью предсовнаркома В. М. Молотова внесено предложение о постановке на одной из ближайших сессий отчётных докладов академиков И. П. Павлова, А. Ф. Иоффе и др. «об их работе и работе руководимых ими институтов» [7].
5 декабря на заседании Президиума АН СССР было решено «…поставить на январской сессии (в 1936 г.— В. В.) отчётный доклад акад. А. Ф. Иоффе и его работе и работе руководимого им института (т. е. ЛФТИ — В. В.) [7]. Основное внимание на сессии предполагалось уделить наведению философского порядка в физике и проблеме повышения технической эффективности физики, т. к. организация сессии, включающая выбор содокладчиков и оппонентов, поручалась секретарям Отделений общественных и технических наук философу А. М. Деборину и «технику» Э. В. Брицке (при окончательной подготовке программы Г. М. Кржижановским и Н. П. Горбуновым, а также физиков С. И. Вавиловым).
На заседании Физической группы АН СССР 16 декабря во главе с А. Ф. Иоффе была намечена, в основном, «физтеховская» программа предстоящей сессии: два доклада самого Иоффе и небольшие содоклады физтеховцев Я. И. Френкеля. Н. Н. Семенова, П. И. Лукирского, А. А. Чернышева, Н. Н. Андреева, М. В. Кирпичёва, Г. М. Франка, Ф. Е. Колясева и др. (примерно 10 докладов). Упор предполагалось сделать на научные и технические достижения ЛФТИ и дочерних научно-технических организаций. Участие в обсуждении представителей других институтов было также признано целесообразным.
Однако Президиум не принял эту программу сессии (своеобразный фестиваль научной школы А. Ф. Иоффе) и утвердил иную программу, в соответствии с которой, вместо большой серии содокладов учеников Иоффе, с докладами должны были выступить другие лидеры советской физики: Д. С. Рождественский, Л. И. Мандельштам, С. И. Вавилов и П. Л. Капица.
А. Ф. Иоффе был крайне раздосадован таким «радикальным изменением» программы, принятой в его отсутствие, о чём свидетельствует его возмущённое письмо Н. П. Горбунову от 20 декабря. Главными причинами этой перемены, как это показал отчет о сессии, «не подлежащий оглашению», было стремление академических властей противопоставить А. Ф. Иоффе и его системе физико-технических институтов — технически эффективный ГОИ, руководимый Д. С. Рождественским и С. И. Вавиловым, и вообще ослабить позиции А. Ф. Иоффе [8]. В отчёте, подписанном Кржижановским и Горбуновым и адресованном Молотову, утверждалось:
«Предварительные работы по подготовке мартовской сессии уже в самой первой стадии обнаружили стремление акад. Иоффе уклониться от делового обсуждения его отчёта… Это был план превращения сессии в парадный смотр достижений ФТИ и тщательного замалчивания под формой „академических“ докладов недостатков его работы и т. д.» [8, л. 2].
Вероятно, за Молотовым и академическим руководством стоял сам Сталин. Авторитет и заслуги А. Ф. Иоффе были слишком велики, чтобы кто-то, помимо «высшей власти», решился нанести по нему серьёзный удар. Внимание Сталина к положению дел в физической науке мог привлечь П. Л. Капица, который с конца 1934 г. интенсивно переписывался со Сталиным, Молотовым и зам. предсовнаркома В. И. Межлауком. В частности, в письме от 1 декабря 1935 г. он писал Сталину:
«…Я без оговорок должен сказать, что наше „научное хозяйство“ из рук вон плохо, в сто раз хуже, чем его можно было бы организовать на почве нашей промышленности и при наших материальных возможностях…» [9, с. 16].