Основные особенности и итоги сессии: «явные измерения»

Доклады и выступления на сессии — огромный и ценнейший материал по состоянию советской физики в середине 1930‑х гг. Как писал в своем обзоре сессии С.И. Вавилов, «программа сессии охватила, в концентрированном виде всю физику… Лаконизм программы позволил развернуться и вглубь и вширь дискуссии, самокритике и критике… На сессии, несомненно, удалось очень отчётливо выяснить достоинства и недостатки нашей физики» [11, с. 4].

Сессия продемонстрировала весьма высокий уровень советской физики, отразила работу физиков на переднем крае своей науки, выявила основные механизмы взаимодействия физики и техники, сложившиеся в СССР за истекшие полтора-два десятилетия. В дискуссии многие физики резко критиковали друг друга. В особенности подвергался критике А. Ф. Иоффе, но все, как правило, высоко оценивали организационные и научные заслуги Иоффе.

В процессе дискуссии выявилось несколько характерных типов взаимосвязи физики и техники, связанных с различными типами физических институтов. Эти типы — механизмы — модели оказались также связанными с главными научными школами в области физики. Для изучения встроенности физиков в советское общество определённый интерес представляет и политическая риторика выступавших, которые не только демонстрировали свою лояльность, но порою вполне искренне разделяли идеалы и нормы советского общества.

а) Научные достижения и физика переднего края. Доклады Иоффе, Рождественского, Вавилова, а также небольшие содоклады Ф. Е. Колясева и Г. М. Франка к М. В. Кирпичёва содержали обширный и в общем убедительный материал о научных достижениях ЛФТИ и некоторых других институтов иоффовской системы, а также ГОИ. Вот некоторые суммарные оценки типа:

«ФТИ оказался рассадником физических знаний во всей стране», «школа акад. Иоффе… получила ведущую роль в пределах нашей страны», «ФТИ был тем зерном, из которого выросла научная культура в нашей стране» [12, с. 6].

В резолюции сессии отмечалось:

«Под руководством А. Ф. Иоффе была развёрнута сеть физико-технических институтов, послужившая рассадником физической науки… Научные работы физико-технических институтов пользуются заслуженным уважением как в СССР, так и за границей. Ряд исследований акад. А. Ф. Иоффе и его учеников составляют крупный вклад в науку» [5, с. 838—839].

Научный вклад Рождественского и его школы оценивался скромнее, хотя всеми признавались «несомненные заслуги ГОИ в деле развития теоретической и технической оптики в СССР» [5, с. 841].

Высокий уровень теоретической и ядерной физики отразили три доклада ведущих советских теоретиков Я. И. Френкеля (ЛФТИ), В. А. Фока (ГОИ) и И. Е. Тамма (ФИАН и МГУ). В них, как и в выступлениях И. В. Курчатова, А. И. Лейпунского и др. было рассказано о новевших результатах физики самого переднего края, вошедших в «золотой фонд» советской науки, например о развитом Фоком методе приближённого решения уравнения Шрёдингера для системы многих тел (метод Хартри — Фока) и его же работах во квантовой электродинамике, о работах по капельной модели ядра Френкеля, об открытия Курчатовым в его сотрудниками явления ядерной изомерии, об обменном полевом механизме ядерных сил Тамма и др.

б) Дискуссия об основных способах воздействия физики на технику. Все были согласны с «крылатой» формулой Иоффе: «Физика как научная база социалистической техники» [5, с. 847]. Были разные подходы к способам реализации этой формулы. Особенно отчётливо выявилась полярность подхода А. Ф. Иоффе (и связанных с ним ЛФТИ и всей его научной школы) с подходом Д. С. Рождественского (а также его школы и ГОИ). Позиция Иоффе сводилась к нескольким простым положениям:

«Физик в основном — консультант техники, а не её руководитель» [5, с. 862]; «Физика есть техника будущего» [4, с. 80].

Это означало, что физик не должен подменять инженера, что только достаточно высокий уровень фундаментальной физики — залог технической эффективности физики.

Позиция Рождественского, опиравшегося на опыт ГОИ, была ещё проще и заключалась в том, что «наука должна стоять во главе промышленности и непрерывно направлять её движение вперёд» (или, в лозунговом духе тех лет: «Физика — руководительница техники») [4, с. 61]. Полемизируя с Иоффе, он иронически говорил на сессии:

«Вы отводите науке более величественную роль — благодетеля издали и полную самостоятельность» [4, с. 63].

И продолжал:

«Ваш институт почти свободен от ответственности за какое бы то ни было применение физики и занимается абстрактными задачами… Наиболее легко вести науку абстрактно, но при этом… требование социалистической идеи… остаётся невыполненным» [4, с. 61—62].

Концепция Иоффе в условиях повышения требований к технической отдаче физики была более уязвимой и подверглась в целом значительно более резкой критике, порою и со стороны его учеников и коллег, настроенных по отношению к нему вполне дружественно. Но при этом не следует забывать, что она была нацелена на автономию физической науки, на развитие фундаментальных исследований, на борьбу с утилитаризацией и технизацией физики.

Обе модели, оба типа связи физики и техники имели право на существование и впоследствии получили в стране распространение — большие специализированные институты, в которых какая-то область физики, имеющая важные приложения, проходила путь от фундаментальных исследований до конструкции и промышленных технологий (ГОИ), и институты, близкие к богатым академическим центрам, делающие упор на перспективные направления фундаментальных исследований, естественно приводящие к важным прикладным разработкам (ЛФТИ, ФИАН). Предлагались и другие, промежуточные варианты взаимосвязи физики и техники.

Критике подвергалась не только позиция Иоффе, но и подход Рождественского, страдавший организационной гигантоманией и чреватый чрезмерной централизацией (исключавшей конкуренцию) и технизацией физики. Вместе с тем, несмотря на критику Иоффе и заранее запланированную акцию против него, руководство Наркомтяжпрома (НКТП), к которому относились ЛФТИ (и другие физико-технические институты) и ГОИ, поддерживало развитие фундаментальных исследований, весьма далеких от приложений. Начальник Научно-исследовательского сектора НКТП А. А. Арманд в своем выступлении на сессии говорил:

«Мы считаем и даже настаиваем на том, чтобы работы и в области теоретической физики, и в области атомного ядра велись в наших институтах. Мы считаем, что квалифицированная помощь промышленности физикой может быть оказана только тогда, когда физика будет на высоком уровне» [4, с. 131—132].

Эта точка зрения была близка к иоффовcкой, и эта поддержка Иоффе и ФТИ со стороны НКТП была весьма важна.

в) Критика, самокритика и политическая риторика. В выступлениях большинства участников преобладал критический настрой. Выступавшие в прениях порой весьма резко критиковали и руководство институтов, и своих лидеров. В сущности, это была самокритика физического сообщества, хотя отчётные доклады лидеров, скорее, были посвящены достижениям институтов. Иоффе критиковали не только приверженцы точки зрения Рождественского или его оппоненты (такие, как специально приглашенные Квиттнер и Гольдман), но и его ученики, выходцы из физтеховской системы, или московские физики, давно знавшие и высоко ценившие его (А. И. Лейпунский. А. Ф. Вальтер, Б. Н. Финкельштейн, Л. Д. Ландау, И. Е. Тамм и др.). Одни отмечали дух «хвастовства» и саморекламы, появившиеся в школе Иоффе; другие отмечали (не без основания) некоторые научные просчёты Иоффе, связанные с идеей тонкослойной изоляции и «задачами социалистической техники, вытекающими из современной физики» [4, с. 89—90]; третьи считали необходимым резкое повышение качества преподавания физики в университетах и втузах.

Критиковали и школу Рождественского за «гоицентризм» (Г. С. Ландсберг и др.), за чрезмерное сосредоточение на приложениях и уход от фундаментальных проблем оптики и спектроскопии (Я. Г. Дорфман и др.), за недостаточную работу в области подготовки научных кадров (В. Н. Кондратьев и др.).

В этой критике-самокритике, несмотря на её запланированность и «срежессированность» было немало искреннего и ценного, что должно было пойти на пользу общему делу научного сообщества.

Политическая риторика присутствовала и в отчётных докладах (особенно в докладе Рождественского), и в некоторых выступлениях (Вула, Гольдмана, Квиттнера, Талмуда, Кондратьева, Прокофьева и др.). Не так просто оценить меру искренности политико-риторических включений. Независимо от этой меры, они служили способом продемонстрировать политическую лояльность учёных, соответствие их общественно-политических взглядов идеалам и нормам советского общества.

Рождественский заявил:

«В нашей стране произведен грандиозный опыт с успехом оглушающим. Промышленность бешено выросла… СССР двинулся гигантским размахом… он готовится стать во главе народов… и т. п.» [5, с. 218—919].

Из выступления Вула:

«В своей исторической речи на пленуме Всесоюзного совещания стахановцев великий вождь народа товарищ Сталин сказал, что руководители партии и правительства должны не только учить рабочих, но я учиться у них. Мне думается, что и учёным не будет зазорно кое-чему поучиться у стахановцев, особенно по части конкретности» [4, с. 125—126].

Из «героев», с которых ученым надо брать пример назывались Стаханов и стахановцы, Т. Д. Лысенко, комбайнер Мария Демченко. Из недавних политических событий упоминалась Всесоюзное совещание стахановцев, съезд колхозников-ударников, декабрьский пленум ЦК ВКП(б) и выступления Сталина на них.

Доклады Иоффе и Вавилова практически не содержали подобных фрагментов (за исключением одной фразы в докладе первого), совершенно отсутствовали они в собственно физических докладах Френкеля, Фока и Тамма.

Загрузка...