Влажная жара, о существовании которой удалось позабыть, пока мы сидели у Хиджаби-бея, вновь обрушилась на нас, стоило выйти из дома. Слава Аллаху, я догадался припарковать свой драндулет в тени. Зейнеп села впереди, но была очень тихая и будто чем-то обиженная. Видимо, ее сильно задела грубость хозяина квартиры, да и бессонная ночь стоила нервов. Пока мы спускались по лестнице, с ее губ и слова не соскользнуло. Да и сейчас, пока я пытался завести машину, она все так же безмолвно наблюдала за двумя девочками и мальчиком, резвившимися в небольшом саду.
Только я собрался сказать ей, чтобы она не принимала близко к сердцу случившееся, как зазвонил телефон. Не было никаких сомнений, кто это мог быть.
– Да, Али, слушаю, – тихо произнес я в трубку.
Апатию Зейнеп как рукой сняло. Я притворился, что не заметил улыбки, появившейся на губах у нашей темноволосой Джульетты, и сосредоточился на том, что говорил ее Ромео.
– Прощание с покойным состоится завтра во время полуденного намаза. Место проведения – мечеть Михримах-султан. Вскрытие выполнено, Зейнеп может забрать отчет.
Это было не особо важно, но я все же не смог не уточнить:
– Церемонию прощания устраивает муниципалитет? У покойного Акифа родных и близких нет…
– Не совсем так, комиссар. Похоронами занимается Дудка Исмаил.
Ничего себе, такого я не ожидал.
– Тот самый Дудка Исмаил? Этот поганец?
– Именно он, господин комиссар. Его люди с самого утра ошиваются у ворот морга…
Дудка Исмаил был главарем мафиозной группировки, которая терроризировала округу на протяжении последних лет. Я знал, что он занимается рэкетом, рейдерскими захватами, участвует в подставных тендерах и прочих незаконных делах. Дудка также был замешан в потасовке в баре в Кючукчекмедже [19], в ходе которой трое были убиты. Его бесчисленное количество раз арестовывали, но всякий раз выпускали на свободу, потому что подельники брали всю вину на себя. После того случая в Кючукчекмедже я его допрашивал. Он был хладнокровным мерзавцем, но никогда не нарушал установленные для самого себя правила. На допросе он держался прямо и спокойно, не юлил. Вряд ли для него допустимо вести дела с педофилом.
– Что может быть общего у этого психа с нашей жертвой?
– Не знаю, господин комиссар, я тоже сильно удивился, когда услышал. Возможно, Акиф был в его банде?
Тут же перед глазами всплыло лицо Акифа, еще молодого, каким я его увидел в магазине. Нет, он был не из тех, кто вступил бы в банду. У этой размазни храбрости хватало только на то, чтобы приставать к беззащитным маленьким детям.
– Не думаю, Али.
Впрочем, стоило мне возразить своему подчиненному, тут же в душе возникли сомнения.
– Хотя быть уверенным до конца тут сложно… Возможно, ты и прав, возможно, он был как-то связан с бандитами.
В голосе Али прорезались нотки азарта:
– А хотите, я прямо сейчас задержу Дудку, и проведем ему допрос с пристрастием?
Я не сомневался, что он может так сделать. Плевать на последствия, возьмет бандита за шкирку и приволочет в участок. Но стал бы тот говорить правду?
– Не надо, Али. Давай немного подождем. Поговорим с ним завтра на похоронах. Ты что-то еще успел накопать? Получилось собрать какую-нибудь информацию по жертвам Слепого Кота?
– Пока я успел поговорить с отцом одного из убитых, Камилем Чотуком. Его сына, Харуна Чотука, убили в январе двенадцатого года. Камиль очень религиозный, очень порядочный человек. Ну или просто выглядит таким. Конечно, события пятилетней давности его сильно потрясли. Даже сейчас, когда мы с ним разговаривали, его прямо передергивало. Причем старика больше всего задевает не то, что его сына убили, а то, что все помнят Харуна как педофила.
Знаете, он не пытался обелить сына. О том, что Харун пристает к детям, он, конечно, подозревал, но никак не смог на него повлиять. Никаких предположений по поводу убийцы у него нет. Да ему это и не важно. Старика больше занимает, что там творится с его сыном в загробном мире. Все твердил и твердил: «Надеюсь, он искупил свои грехи. Надеюсь, Всемогущий его простил». Мне показалось, он даже рад, что Харуна убили. Ведь говорят, что если кто-то понесет наказание за свои проступки при жизни, то в ином мире ему удастся избежать ада. Короче говоря, господин комиссар, про убийцу – ничего, а вот насчет господина Зекаи Камиль-бей кое-что интересное выдал. Вы были правы, наш пенсионер продолжает вести расследование. Несколько месяцев назад он навещал старика. И даже не упомянул при этом, что теперь находится в отставке…
Этого я и ждал.
– А о чем спрашивал Зекаи?
– Да то же самое, о чем и я: были ли у Харуна враги, получал ли он при жизни угрозы, есть ли какие-то догадки о личности убийцы… Камиль-бей на все ответил отрицательно, и, с его слов, Зекаи явно занервничал. Предупредил, чтобы старик от него ничего не скрывал, потому что только он, Зекаи, может найти убийцу Харуна. А уходя, Зекаи оставил свой номер на случай, если старик что-то вспомнит.
Все ровно так, как я и думал: Зекаи не может расслабиться, пока не закроет последнее дело. Чтобы обрести покой, ему нужно поймать Слепого Кота. Бывшего коллегу я не осуждал, скорее, хорошо его понимал. Единственная проблема заключалась в том, что он не захотел сотрудничать с нами. Это могло негативно повлиять на ход расследования… Возможно, если я уличу Зекаи в том, что он ведет несанкционированное расследование, это вынудит его объединиться с нами в одну команду. Конечно, это тоже противоречит всем правилам, но, если мы поймаем убийцу, начальству будет уже все равно.
– Али, дорогой, я все понял, – сказал я подчиненному. – Ты пока продолжай опрашивать родственников жертв, а мы съездим домой к Акифу. Ближе к вечеру встретимся.
Дав отбой, я наткнулся на встревоженный взгляд Зейнеп. Она слегка приоткрыла дверцу, чтобы проветрить машину. Но это не помогало – по ее лбу крупными каплями стекал пот.
– И мы станем такими же? – спросила она.
Я не совсем понял, о чем она говорит.
– Какими – такими?
– Такими, как Зекаи… Он все еще расследует дело Слепого Кота, я правильно поняла?
Пусть она и не слышала, что говорил Али, но достроила все правильно. Убирая в карман телефон, я кивнул:
– Да, наш Грейхаунд все еще идет по следу Слепого Кота. И, видимо, пока не поймает его, не успокоится. Боюсь, что, действуя параллельно, он может помешать нашему расследованию.
– Но я хотела спросить о другом, господин комиссар. Неужели работа значит для него так много?
С моих губ сорвался смешок:
– О Зейнеп, тут дело не в работе, а в том, что он не способен провести границу между работой и жизнью. Для Зекаи между тем и другим стоит знак равенства, и, кажется, ни разу за годы карьеры он об этом не пожалел. Он действительно не может просто так все бросить и уйти.
– И мы будем такими же? – снова спросила она, но теперь в ее голосе было куда больше грусти. Сложно было понять, то ли она жалеет Зекаи, то ли ее пугают перспективы Али, ее жених тоже работал в полиции; больше того – он был по-настоящему увлеченным своим делом. В таком случае, насколько разумным было вообще выходить за него замуж, заводить детей? А возможно, Зейнеп переживала, что и сама может уподобиться Зекаи: утратить адекватность, гоняясь за убийцами.
Я попробовал успокоить ее, сомневаясь в собственной искренности, ведь и во мне было много от Зекаи.
– Честно сказать, я не знаю, Зейнеп. Но все же это не самый плохой подход. Куда лучше, чем у многих наших коллег, которые делают свою работу, просто чтобы от них отстали. Люди, которые увлечены, которые всей душой верят в то, чем занимаются, делают этот мир лучше. И Зекаи такой. Но не волнуйся, он в итоге поймет, что нет смысла с нами соревноваться. Придет и все нам расскажет.