Лед и пламя

12

Они подъехали к гостинице среди ночи. В стойле они нашли лошадей из Гростенсхольма.

— Они здесь, — сказал Вильяр. — Сейчас они спят, но мы найдем их рано утром. Давай, входи!

Сонный хозяин постоялого двора объяснил, что осталась только одна комната. Все остальное было занято. Красивая дама одна заняла целую комнату.

Тула, само собой разумеется!

— Две кровати в одной комнате?

— Да.

— Хорошо, мы берем ее.

Белинда была слишком усталой и слишком стерла себе кожу, чтобы обратить внимание на это разговор. Она отреагировала не раньше, чем они оказались в маленькой комнатушке. Она проговорила, чуть не плача:

— Но я не могу принимать в комнате мужчин! Моя мать наказала мне это очень строго.

— Милая Белинда, я не господин Абрахамсен. Мне не пришло бы в голову приблизиться к тебе. Но если для тебя это совершенно невозможно, то я могу спать в стойле.

— Нет, это могу сделать я.

— Что за глупости! Она все еще колебалась.

— Здесь, как ты видишь, две кровати, — сказал он. — И я могу выйти, пока ты будешь раздеваться. Она издала звуки, похожие на кваканье лягушки:

— Нет, это ничего. Я ведь могу лежать в сорочке? Одну ночь, она же такая короткая.

Вильяр был немного неуверен, что было короткой — сорочка или ночь. Но он, естественно, ответил, что она может это сделать. И он должен был отвернуться, пока она умывается. Все прошло замечательно. Белинда сидела на краешке кровати и снимала с себя сапоги и одежду, так что он даже, вероятно, не заметил, что она была тут.

Наконец, они улеглись в свои постели, свет был потушен, и Белинде показалось, будто она все глубже и глубже погружается в чудесно освежавшие облака. И она не думала о том, что на тех местах ее тела, которые соприкасались с седлом, на коже появились раны. Но она не смела и слова сказать о том, как она была легко ранима. Она думала, что Вильяр спал, когда вдруг услышала его голос:

— Представь себе, я носился с большими планами разделить нашу собственную землю между всеми крестьянами. Отдать ее совершенно безвозмездно. А дед и бабушка давно позаботились о том, чтобы крестьяне стали свободны. И все же они работали на усадьбе. За плату!

— Так что же ты теперь хочешь делать? — спросила она робко.

— Продолжить начатое дедом. Он на правильном пути.

Он засмеялся.

— Неудивительно, что Люди Льда всегда работают, как волы, в нищем хозяйстве!

— Я думаю, что это правильно, — произнесла она торжественно. — Богатыми становятся только эгоисты.

Как только она это сказала, ей показалось, что это прозвучало глупо. Но голос Вильяра сказал на это только «да». Затем он пожелал доброй ночи и повернулся к стене. Белинда лежала неподвижно, точно бревно, и смотрела в темноту. Ее глаза блуждали, вбирая в себя все, чтобы запомнить эту ночь. Светлый квадрат окна, за ним качавшиеся верхушки деревьев. Шум от леса — или это река? Шум нарастал и уменьшался при порывах ветра.

В комнате она видела немногое. Темная тень на стене — это была верхняя одежда Вильяра. Отблеск в углу от большого фарфорового чайника в серванте. Хорошо, что мать ничего об этом не знает! Но ведь ничего дурного не происходит! Вильяр — настоящий кавалер. Она прислушалась, спит ли он. Спокойное дыхание. «Так приятно слышать, как близко дышит мужчина. Фу, как режет в животе! А мне приходится обычно вставать раз за ночь. Боже, смогу ли я это сделать? Нет, это невозможно. Здесь нет. И я не смогу воспользоваться горшком под сервантом. Никогда в жизни! А что я буду делать рано утром? Мне же нужно умыться и одеться первой. А затем выйти на двор, к отхожему месту. Боже, помоги, я с этим никогда не справлюсь! Не должна была отправляться в эту поездку.

Раскаяние и огорчение! Нет, я должна была… Быть все время вместе с ним. Быть полезной, поддерживать его во всем. Если бы только не…»

Поскольку мысли Белинды были зафиксированы на такой мучительной теме, она, естественно, сразу же почувствовала потребность выйти. Но она не посмела этого сделать, в этом чужом месте. И с мужчиной в одной комнате. Подумать только, если он проснется и спросит: «Ты куда?» Что она тогда ответит? Нет, она не могла этого сделать. Это была лучшая ночь в ее жизни, она это чувствовала. Завтра вечером она снова будет в Элистранде, и тогда конец всем приключениям вместе с Вильяром — ее святым Георгием. Значит, ей нужно было сейчас суметь сдержаться? Не испортить все? К счастью, она была такой уставшей после долгой и непривычной скачки, что задремала, несмотря ни на что. Скоро она спала, не озабоченная своей небольшой повседневной, но, увы, такой серьезной проблемой.

Когда рано утром Хейке и Тула поднялись по дороге в лес напротив постоялого двора, их ждали тут двое всадников. Хейке и Тула круто остановили коней.

— Что же вы тут делаете? — строго спросил Хейке.

Голос Вильяра был неколебимо решительным.

— Мы должны заставить вас вернуться с нами домой.

— Чепуха, ты не можешь помешать нам продолжить путь.

— Я могу это сделать. Разве ваши лошади сегодня послушны?

— Нет, непослушны. Это ты…

— Дальше будет хуже. Так что поворачивайте сейчас, дома все хотят этого.

— Я принял решение. Тула тоже.

— Да, — сказала она, — ты просто зря тратишь время, Вильяр. И ты не должен был брать с собой молодую девушку.

— Я за нее несу ответственность, и это серьезно. Кроме того, это было ее желание.

— Да, этому я, конечно, верю, — ехидно сказала Тула.

— Вильяр, ты зря тратишь наше драгоценное время. — сказал Хейке. — Нам нужно ехать быстро, чтобы успеть до наступления зимы.

— Мы не тронемся с места, пока вы не поедете с нами домой.

Белинда сидела, как на иголках. Было ужасно неприятно быть свидетелем препирательств между людьми, которые, любили друг друга. И никто не хотел уступать.

Вдруг Тула начала петь. Низким голосом, не открывая рта, так что у Белинды совсем закружилась голова. Тула смотрела то на нее, но на Вильяра, и во взгляде было что-то, что потрясало и трогало Белинду до самых неведомых, пугающих глубин ее души. Она беспокойно смотрела в эти зеленоватые глаза и чувствовала, будто она переносилась в другое место, имевшее что-то общее с древностью, язычеством и несказанными ужасами. Голова у бедной Белинды кружилась.

Тут мистическое пение прекратилось. Вильяр сделал глубокий вдох и выпрямился.

— Значит, мы должны продолжить путь? Мы впустую тратим время, если должны успеть до наступления зимы.

— Наши лошади, — напомнила ему Тула.

— Да, в самом деле!

Вильяр спешился и подошел к ее коню. Из нижней стороны края седла он вынул маленький гвоздь или, скорее, штифт. Затем он освободил от подобного же и лошадь Хейке. Белинда размышляла о том, было ли у нее достаточно одежды для зимы. И хватит ли еды. У нее с собой не было денег.

Когда они все четверо скакали на север, Хейке тихонько спросил Тулу:

— Должна ли ты брать их с собой? Не было бы лучше повернуть их мысли домой?

— Это гораздо лучше, — легкомысленно сказала Тула. — Потому что у Вильяра — юношеская сила и смелость. И с постоялыми дворами становится практично. Ты и Вильяр можете размещаться вместе, а Белинда со мной.

— Да, этой ночью ты была грешной тварью, Тула, заняв самую большую комнату гостиницы. Но Вильяр и Белинда не могут попасть с нами в долину!

Тула не ответила на это. Только улыбнулась легкомысленно и зловеще. Она, Тула, выглядела очень импозантно, когда сидела верхом, стройная, с прямой спиной и внешностью тридцатилетней женщины. Моложавая, модная и опасно соблазнительная для мужчин, которых они встречали в гостинице. Она не относилась к самым красивым из Людей Льда, но обладала почти гипнотическим личным обаянием, от которого у людей захватывало дыхание. Белинда наблюдала за ней с восхищением, смешанным со страхом. Она никогда не видела подобную сильную личность. Но ей не нравился необузданный блеск в глазах Тулы.

Лишь через несколько часов Вильяр очнулся от своей непонятной безвольности. Он обнаружил, что был на пути на север вместе с другими и что он сам этого хотел! Но как это случилось, он не помнил.

Они ехали день за днем. Белинда сидела теперь на подушке, пока подживали ее раны. Скоро она действительно хорошо обучилась искусству верховой езды. Уже в первый вечер Белинда поняла, что делила гостиничный номер с ведьмой. Тула последней улеглась в постель и забыла погасить лампу, стоявшую у двери. Щелчка пальцами было достаточно, чтобы решить проблему. Сначала Белинда была потрясена и не смела высунуть голову из-под одеяла. Но Тула была с ней приветлива, хотя порой резка, и они стали добрыми друзьями. То есть, одна из сторон была почтительна и зачастую насмерть перепугана.

И все же дружить с Тулой было хорошо. Хейке порой злился на нее, потому что она пользовалась своими колдовскими фокусами без надобности, но Тула больше не обращала на это внимания. «Я не делала этого целых 30 лет», — отвечала она. И делала, как ей хотелось. Например, когда в номер дам вошел пьяный мужчина и начал приставать к Белинде, Тула пробормотала что-то, причем глаза ее метали искры, и бедняга издал вопль и выскочил во двор в направлении отхожего места. Но для всех было очевидно, что он выбежал слишком поздно.

Или, когда одна женщина попыталась украсть у Вильяра кошелек, Тула была настороже — женщина вскрикнула и рванула руку к себе. Напрасно озиралась она вокруг, ища плетки, которая ударила ее по пальцам. Помощник ленсмана видел эту сцену и задержал женщину, не тревожась о том, что она городила про колдовство и дьявольское отребье.

Мужчины, пытавшиеся обольстить саму Тулу, горько об этом сожалели. Она просто уходила, шипя проклятия. Результаты были различными, потому что она забавлялась, испытывая новые образцы колдовства. Случалось, что мужчина вел себя, как умалишенный, и его приходилось уводить. А другой начинал прыгать, будто все его тело кусали муравьи. Либо кто-то начинал раздеваться, вызывая большое возмущение.

Неудивительно, что Хейке сердился!

Однако Белинда разговаривала в основном с Вильяром, несмотря ни на что. Льстило ли ему такое обхождение или нет, она об этом не знала. Они, четверо, пережили многое вместе и стали друг другу ближе. Они наслаждались великолепными видами, открывавшимися с вершин и горных цепей, они рассказывали забавные эпизоды из своей жизни. Они могли позволить себе проявить усталость или раздражение. У них было много приятных и неприятных впечатлений, они встречали людей — обычных, славных, странных, трагических или смешно самонадеянных. Их самих встречали неуверенно, порой настороженно, но всегда почтительно. За исключением тех, кто был слишком отупевшим, чтобы разбираться в человеческом характере.

Белинда очень скоро достигла той стадии, когда она больше не могла скрывать своей влюбленности в Вильяра. Она становилась трепещущим, исполненным ожидания источником любви, стоило ей только бросить на него мимолетный взгляд. Улыбка на его лице, даже если он всего-навсего говорил с Хейке и совсем не держал ее в мыслях, легкая улыбка в уголках его рта могла бросить ее в жар и подогнуть от счастья колени. На одной стороне подбородка у него был шрам, и никакая другая отметина не могла быть для нее красивее. Его волосы, которые курчавились во влажную погоду, рука, похлопывавшая коня, — все это приводило ее в трепет, так что она была вынуждена наклонять голову, чтобы скрыть бурное счастье и торжество, переполнявшее ее и ярко румянившее ее щеки. Но эта явная влюбленность не могла, конечно, оставаться тайной! Теперь все об этом знали. Но никто не упоминал об этом ни слова, никто ее не поддразнивал и не смеялся над этим. Все трое восхищались сдержанностью и скромностью Белинды. Она словно считала себя совершенно недостойной такого рыцаря, как Вильяр. Одна лишь Тула слышала вечером приглушенные всхлипывания в постели. Но Тула ничего не говорила. Она с легкостью могла заставить Вильяра влюбиться в Белинду. Но она этого не делала, не хотела вмешиваться в течение событий, которые должны были разрешиться сами собой. Она хотела предоставить природе действовать своим путем. Любовь значила слишком много, чтобы использовать обман, так что она, добрая Тула, не совсем была лишена человечности. Хотя она постепенно уверяла их в том, что принадлежала к проклятым.

Погода не всегда была наилучшей. Когда они выезжали по утрам, то временами стоял такой пронизывающий холод, что Тула возвращалась, снова заходила на постоялый двор и принимала стаканчик самогона, прежде чем Хейке успевал силой вытянуть ее оттуда.

Однажды, когда они достигли Южного Тренделага, они попали под дождь, которому не предвиделось конца. Они нашли выступ скалы, поставили под ним коней и спрятались сами. Их убежище не было особенно хорошим, сухие места были небольшими. Вильяр притянул Белинду поближе и прикрыл их головы плащом, так что они были словно в маленьком домике, выглядывая через отверстие. Ничего подобного он никогда раньше не делал, это было сделано, видимо, оттого, что она выглядела под проливным дождем такой жалко-беззащитной.

— Тебе холодно? — спросил он.

— Сейчас нет. А тебе?

— Нет. — Он засмеялся. — Белинда, ты всегда отказываешься от себя.

— Как это? — робко спросила она.

— Ты всегда думаешь о других.

— Да, но ты это тоже делаешь.

— Это моя обязанность.

Испытывая трепетное счастье оттого, что находилась так близко от Вильяра, Белинда загрустила от этих слов. Но он притянул ее голову под свой подбородок подальше от маленького ручейка, струившегося со скалы. Белинда закрыла глаза от горя, которое она почувствовала в душе, и преданно прислонилась к Вильяру. Она ощущала его руку на своей голове, такую теплую, хотя была закоченевшей и мокрой. Она чувствовала его глубокое дыхание и глухие удары его сердца рядом со своей грудью. Для Белинды это были блаженные и горькие мгновения. Ей приходилось бороться с душившими ее слезами. Ей приходилось бороться и с мучительным теплом внутри себя. С жаром, который жег. Это было частью ее натуры, с этим она ничего не могла поделать. Ничего, кроме как молчать об этом. О, Вильяр никогда не должен был ничего об этом узнать!

Из этого беспросветного состояния ее вывели слова Тулы, обращенные к Хейке:

— Ты не просил наших предков о помощи в этом деле? Они же всегда помогают тебе.

— Предки Людей Льда никогда не вмешивались в поездки в долину. Я не чувствую, что они находятся поблизости от меня.

— Как ты думаешь, почему они ее избегают?

— Не знаю, но подозреваю, что у них там нет никакой власти. Тенгель Злой, видимо, наложил на долину проклятье.

— Вот так дела, — пробормотала Тула. В долине Южного Тренделага стоял день поздней осени.

— Мы, вероятно, на правильном пути, — сказал Хейке. — Но ничто не напоминает описание.

— Прошло много лет с тех пор, как здесь побывали Ульвхедин, Ингрид и Дан, — сказал Вильяр. Однако плохо то, что никто здесь не слышал разговоров о долине Людей Льда.

— Нет, либо мы приехали не туда, либо память об этом совсем канула в вечность, — сказала Тула. — Обидно, не так ли?

Вильяр улыбнулся.

— А как мы теперь найдем дорогу в горы? Хейке просиял.

— Церковь!

— Что с ней?

— Если мы на правильном пути — в нужном месте в нужной долине — то это должна быть церковь художника Бенедикта!

— Но ты ведь не думаешь… что это еще…? — произнесла Тула.

— Надо посмотреть. Пошли!

Через некоторое время они получили от смотрителя ключ от церкви и право самим «изучить архитектуру». Хейке помедлил у тяжелой церковной двери. Тула вообще не участвовала в этом, она ждала у ворот.

— Дед, я могу войти, — сказал Вильяр. — Я и Белинда.

— Спасибо, если вы этого хотите!

Они прошли вперед вдоль среднего нефа маленькой церкви. Белинда держала Вильяра за руку и рассматривала с любопытством старые стены с богатой росписью.

— Сюда, — приглушенным голосом произнес Вильяр и увлек ее в боковой неф.

Он знал, где это должно быть. Об этом написано в книгах Людей Льда. Не колеблясь, он подошел к темной стене. Они остановились и увидели на удивительно хорошо сохранившейся фреске дьявола, стоявшего позади женщины и явно увлекавшего ее на путь порока. Лицо женщины выражало почти позорное сладострастие.

— Ой, — прошептала Белинда. — Это же господин Хейке!

Вильяр взглянул на лицо дьявола и улыбнулся.

— Нет, это его предок, Тенгель Добрый. Это нарисовала его будущая жена Силье. Хорошо сделано, не так ли? Пошли, теперь мы знаем, как найти дорогу к долине!

Они нашли дорогу очень легко, как только в качестве исходного пункта у них теперь оказалась нужная церковь. Местные жители проложили новую дорогу значительно дальше, старая теперь наполовину заросла, с тех пор как в долину Людей Льда перестали ездить. Потом им было легко найти дорогу наверху, она была точно описана в книгах.

Поздно вечером того же дня они стояли у входа в долину. Они были в той части гор, где никто не решался ходить. Может быть, только пешие туристы, начавшие открывать возможности горного мира. Но сейчас они не видели никаких следов человека.

День был по-осеннему серым, с явным запахом зимы. Хейке был, видимо, прав, говоря о поздней и мягкой зиме. Но они застали, явно, переход к самому холодному времени года. Это было нетрудно заметить. Они мерзли на резком ветру, дувшем по вересковой пустоши у входа в долину Людей Льда. Но время беспощадно обошлось с ледником, запиравшим долину. Он еще оставался, в этом не было сомнений, но солнце и дождь подточили его, так что русло реки лежало между высокими краями ледника, как открытая рана.

— Хорошо, нам не придется ползти, — пробормотала Тула.

Они поняли по ее голосу, что у нее было беспокойно на душе, и то же самое почувствовали они все. Горы вокруг громоздились такие тяжелые и мрачные, от ледника на них веяло особо пронизывающим холодом, а луна выплыла на небосвод и стала постепенно холодно-белой.

— Мы здесь на ночь разобьем лагерь, — сказал Хейке. — Входить туда сейчас не имеет смысла.

Все были согласны с этим. Совместно они соорудили временный шалаш из березовых веток и шкур, захваченных с собой. Они не впервые ночевали на открытом воздухе, но это было, несомненно, самое холодное место. Чудесно было закутаться в шкуры. Была ли это рукотворная случайность или нет, но место Белинды оказалось рядом с Вильяром, и это было, вероятно, не лучшее место для сна. Она лежала совершенно неподвижно и почти не смела дышать. Поняла, что Хейке бодрствовал, но другие, видимо, спали.

Однако Вильяр не спал. Его беспокоила Белинда. Что делать ему с девушкой? Так легко ранить… Но разве она такая? Разве человек, который никогда ничего не ждет, может быть легко раним? Вильяр стоял перед большой дилеммой, когда речь шла о ней. Его нежность к ней была безграничной, его преданность тоже. Но в какой мере достаточно было этих чувств девушке, которая так безоглядно влюбилась в него? В ней был огонь, ее огромная сила притяжения объяснялась именно этим огнем… Но ему никогда бы не пришло в голову использовать ее слабость к нему таким образом. Например, как теперь. Она лежала, повернувшись к нему спиной, теплая, будто небольшая паровая машина. Это маленькое создание заключало в себе, вообще, поразительное тепло. Словно ее изнутри пожирал огонь, который она не могла потушить.

Идиотское сравнение! Он сам соорудил много лет тому назад ледяной панцирь вокруг своей души. Это тоже идиотское сравнение, но он чувствовал это. За это время он должен был подавить в себе так много: желание жить дома у матери и отца, страх перед привидениями, гнев и бессилие. Теперь все изменилось. Против своей воли и довольно интенсивно он оттаял, это была заслуга — или вина — Белинды. В ее присутствии просто невозможно было быть желчным и строптивым, потому что она бы этого не поняла. Она бы просто огорчилась и замкнулась, чтобы зализывать свои раны.

Паровая машина, однако? Откуда у него это сравнение? Он не так много знал о паровых машинах, этих фантастических современных сооружениях, которые революционизировали общество во всем мире. Он видел в действии несколько машин, и у него засосало под ложечкой. Он слышал также о том, что корабли, вместо того, чтобы ходить под парусами, двигались при помощи пара и что имелась так называемая железная дорога. Большие паровые кони тащили вагоны, где люди сидели удобно и перемещались с неимоверной скоростью. В Норвегии тоже, очевидно, готовились строить такие дороги. Неужели они могли бы ездить в Тренделаг таким образом? Поразительно, как мир шагнул вперед. За единственный короткий миг!

В этом или другом месте размышлений сон сморил его. Хейке был последним, кто заснул.

Белинда проснулась от голосов. Все встали. Она была последней. О, какой позор! Когда она вышла из шалаша, то вынуждена была прищурить глаза от света. На всей равнине лежал тонкий, тонкий слой снега. Он был так тонок, что в том месте, где ступали башмаки, сразу обнажалась земля.

Они стояли вокруг покрывала со всевозможными странными, весьма гротескными предметами и спорили. Говорил Хейке, и его голос звучал сердито.

— Нет, Тула, я запрещаю, и ты не должна менять моего решения. Вильяр и Белинда останутся здесь. Они и шагу дальше не сделают!

— Но нам может понадобиться сила Вильяра. И они же обычные люди. Ты же знаешь, что он никогда не делал ничего обычным людям.

— Об этом мы знаем очень мало. Разве ты не понимаешь, что Вильяр — тот, кто должен продолжить род? Хотя, следует признать, он немного медлит с этим. Но он не должен погибнуть в результате несчастного случая. И мы не можем втягивать в это Белинду! Они останутся здесь, и на этот раз никакое твое чародейство не поможет!

Тула посмотрела на него своими дьявольскими глазами. Хейке взорвался, и это свидетельствовало о том, как он был взволнован:

— Тула, ты выглядишь, как молодая девушка, и так же себя ведешь! Кто-то или что-то не дает тебе стареть. Другого объяснения быть не может.

— В таком случае, это очень мило, — усмехнулась она. — Дорогой Хейке, не злись. Однако я подчиняюсь. Дети могут остаться здесь и играть, пока мы будем искать то, что нужно.

Хейке вздохнул.

Белинда посмотрела вверх на ледник, окружавший вход в долину, и на этот раз она задрожала не от холода.

Чародейство? Там…

Все было так тихо! Не слышалось ни звука. Даже их голоса приглушал снег, как бы он ни был тонок.

— А если вы не вернетесь? Что нам тогда делать? — сказал Вильяр. — Мы же не можем ждать здесь целую вечность.

— Да, ты прав, — согласился Хейке. В тот же миг он дотронулся до мандрагоры. Он снял корень с себя с явной неохотой и повесил его Вильяру на шею.

— Возьми его, мальчик. В любом случае это будет лучше всего. Если ты почувствуешь, что корень пошевелится, изогнется или оцарапает тебя корнями, то знай, что мы в большой опасности. Не то, чтобы ты мог с этим что-то сделать, но, во всяком случае, будешь знать. Если корень будет на ощупь тяжелым и мертвым, как камень, то знай, что Белинда и ты должны вернуться домой одни. Значит, Тула и я недосягаемы для помощи, и вы двое не должны входить и искать нас. Обещай мне это!

Вильяр кивнул.

— Мы обещаем. Хотя и с болью. Мне бы так хотелось, чтобы ты покоился в той же могиле, что и бабушка Винга.

— Мне бы тоже этого хотелось, — промолвил Хейке серьезно. — И я не собираюсь сразу сдаваться. Я только считаю, что не могу окончить свою жизнь без боя против нашего злого предка. Без попытки спасти род от дальнейших напастей.

— Я тоже не собираюсь сдаваться, — воинственно заявила Тула. — Потому что я должна вернуться в Гростенсхольм.

Через полчаса Вильяр и Белинда смотрели на две одинокие фигуры, двигавшиеся, словно маленькие точки, вверх по берегу реки между сине-зелеными стенами ледника.

— Пусть святой Георгий будет с вами, — прошептала Белинда, поскольку она все еще считала себя слишком незначительной, чтобы осмелиться обратиться прямо к Господу Богу.

— Да, теперь им, наверное, может понадобиться помощь святых со всего света. Но мне кажется, что Тула поклоняется совсем не святым.

Белинда испуганно посмотрела на него. Затем она приступила к повседневным делам — чтобы заглушить страх за своих спутников, которые теперь исчезли из вида, страх перед пугающей, нереальной атмосферой на этой равнине. И чтобы заглушить горячие, настойчивые толчки во всем теле.

День пришел. Необычный день с мертвящим снегом, который немного ниже на равнине подтаял, но крепко вгрызся в возвышенность. Царила необычная тишина, что-то боязливое и выжидающее вибрировало в чистом воздухе, в громоздящихся горах и в душах Вильяра и Белинды. Они совместно благоустроили свой лагерь, не подходя близко друг к другу, не касаясь друг друга. Вильяр помог Белинде нагреть воду в их единственном маленьком котелке, а затем она выстирала всю грязную одежду, в том числе Тулы и Хейке. За время странствия ее накопилось довольно много. Было чудесно делать что-то полезное, это отгоняло тревожные мысли. Вильяр чинил конскую сбрую и выполнял тяжелую работу, все время с тревогой поглядывая на небо. Но, как казалось, снегопада больше не будет, вместо этого облака мало-помалу поредели, и в конце концов выглянуло солнце. Это обрадовало Белинду — теперь одежда высохнет. Вообще, как ни странно, ветра не было, и лошадям было легко пастись в рыхлом неглубоком снегу. День должен был бы быть чудесным. Но он не был таким. Он был зловещим! Они почти не разговаривали. У Белинды сосало под ложечкой, и это не проходило. А Вильяру казалось, будто все сплелось в невыносимом напряжении.

Когда солнце клонилось к закату, они поужинали в теплом шалаше. Белинда сидела на корточках, обхватив ладонями теплую кружку. От сухой выстиранной одежды в углу шалаша приятно пахло солнцем и свежестью. У стены стояла маленькая элегантная дорожная сумка Тулы. Сердце Белинды сжалось. Воспользуется ли Тула ею когда-нибудь снова? Хейке взял с собою большую часть своих вещей, свои чародейские средства.

Белинда узнала, как и многие до нее, что пассивно ожидающим бывает особенно плохо. Быть в середине событий, приключений, как бы ужасны они ни были — другое дело. Ожидание же только расшатывало нервы.

Вдруг она заметила, что Вильяр украдкой наблюдал за нею. Она быстро отвела взгляд, не нашла в себе сил ответить. Но когда он перестал смотреть на нее, то она почувствовала разочарование. Это была, конечно, непоследовательность влюбленности.

— Они должны были бы быть теперь уже здесь? — сказала она робко.

— Я в этом не уверен. Мы должны быть готовы к тому, что это займет несколько дней.

Они должны были переночевать в шалаше. Одни. Вдвоем. Белинда заметила, что он опять украдкой рассматривает ее. Она так растерялась, что уронила кусок хлеба. Что еще?

Солнце зашло. Выплыла бледная луна, окрасившая горы в цвет матового серебра. Похолодало. В последний раз они вышли из шалаша, чтобы присмотреть за лошадьми. В сотый раз за день, не меньше, они бросили взгляд на русло реки, находившееся между краями ледника. Теперь было труднее различить предметы, но там наверху все казалось совершенно безжизненным. Пока они ужасно медленно тащились обратно к шалашу, Вильяр вздрогнул и резко остановился.

— Что случилось? — спросила она.

— Мандрагора, — прошептал он. — Она сжала коготки. Оцарапала меня!

Белинда плохо понимала, что такое мандрагора. Она мельком видела этот корень, когда Хейке передал его Вильяру, но не могла разглядеть его. Не удивительно, поскольку он был странен и необычен не только для простоватой Белинды. Она нахмурилась. Может быть, это животное? Большой рак или нечто подобное? Можно ли было ждать от нее понимания?

— Это означает, что…

Вильяр скорчил гримасу, когда волшебный корень опять оцарапал его.

— Это означает, что Хейке, а также и Тула, в большой опасности. Я должен войти в долину. Немедленно!

— Конечно. Подожди только, пока я возьму мою куртку.

— Нет-нет, ты останешься здесь!

— О нет! Позволь мне быть вместе с тобой, — горячо попросила она. — Что мне…

Она замолчала. Вильяр мгновение смотрел на ее доброе, доверчивое лицо. Что хотела она сказать? «Что мне терять?» Или «Что мне остается в жизни?» Или просто «Что мне делать здесь совсем одной?»

Нет, в последнее он не верил.

— Хорошо, тогда пойдем, — сказал он голосом, выражавшим что-то среднее между отчаянием и нежностью…

Пока они быстро собирались, Вильяр окинул русло реки оценивающим взглядом.

— Белинда, — сказал он.

Она сразу оказалась перед ним, так близко, что ему пришлось наклонится назад, чтобы видеть ее.

— Да?

Он попытался вести себя серьезно, видя такое неукоснительное послушание.

— Я подумал о том… Эти двое шли пешком, потому что не знали, что делать в долине с лошадьми. Хейке полагал, что они просто осложнят их положение. Но ты же видишь, что можно ехать верхом вдоль речного русла.

Она посмотрела. Луна светила сейчас ярче, и лед отражал лунный свет.

— Да, по правой стороне.

— Мы возьмем с собой всех четырех коней. Нам нужно добраться туда быстро, очень быстро, к тому же оставить их здесь без присмотра опасно.

Она бросила на равнину быстрый испуганный взгляд. Волк? Медведь? Росомаха или рысь?

— Мы возьмем их с собой, — подытожила она.

Вскоре они ехали вверх по ущелью, окаймленному тысячелетним льдом. Навстречу им тянуло пронизывающе-холодной сыростью, но луна своим таинственным голубовато-белым светом указывала им дорогу. Именно те места, где было невозможно проехать верхом. Вильяру очень хотелось обнять узкие плечи Белинды и защитить ее. Бедняжка! Она с радостью отправилась в странствие в долину, о которой ничего не знала. И все только потому, что это делал он.