Дорога домой стала настоящим кошмаром. Самым тяжелым был спуск с гор. У Хейке не было сил держаться на коне, поэтому Тула села позади него, служа опорой. Они были вынуждены ехать невероятно медленно, потому что каждый шаг лошади причинял Хейке мучения. Они понимали, почему именно он подвергся такому мощному нападению. Именно у него была бутылка с водой, водой жизни из чистых родников, вызывавшая сильный страх у Тенгеля Злого. Хейке нужно было нейтрализовать, пока он не натворил еще большего вреда, чем он уже это сделал. Две-три скромные капли, упавшие на землю, вызывали у Тенгеля Злого безумный страх и ярость. Концентрация его мыслей была явно огромной!
Как только они достигли обжитых мест и смогли на собранные деньги купить повозку, дела пошли хорошо. Хейке мог отдыхать в повозке на ложе из шкур и покрывал, которые они захватили. Две лошади тянули экипаж, а один из спутников всегда сидел рядом с Хейке. Он говорил немного, но в его глазах спутники могли прочитать твердое решение: он должен вернуться домой в Гростенсхольм! Он должен был еще выполнить задачу — выдворить серых людей. После этого он хотел покоиться рядом с Вингой на кладбище Гростенсхольма.
Когда они добрались до Домбоса, они, как обычно, остановились на постоялом дворе. Отдых в повозке в последние дни пошел Хейке на пользу. Они поужинали вместе, наказав принести еду в комнату Хейке и Вильяра. Потому что Хейке хотел с ними поговорить. После того, как они насытились и почувствовали приятное расслабление после долгого, наполненного тряской дня, Хейке, сидевший в постели среди подушек, сказал:
— Пора поговорить о том, что произошло. Вильяр, ты — будущее. Твоя обязанность — записать в наши книги, что никто решительно не должен пытаться опять проникнуть в долину Людей Льда. Пока не появится сильнейший.
— Долина сама по себе ведь не опасна? — сказала Тула.
— Нет, нет. Я думаю, что обычные люди могут без опаски приходить туда. Но она же труднодоступна, туда заходит мало путешественников. Нет, скверное происходит только с теми, кто ищет кувшин Тенгеля Злого. Меченые, избранные должны держаться подальше от долины, помни это, Вильяр!
Он кивнул:
— У нас теперь одна избранная — маленькая Сага у Анны-Марии. Я напишу ей и предупрежу самым настоятельным образом. Я запрещу ей это.
— Да! Потому что если бы с нами не было в этот раз Тулы, то мы бы все погибли. Я в этом убежден.
Все они подумали о четырех демонах. Последние не хотели, чтобы на Тулу нападали и чтобы она была в опасности. Это ее они защищали. Что за связь, что за соглашение было у них с нею? Хейке ни минуты не сомневался в том, что это они замедляли процесс ее старения.
— Они могут передвигаться очень свободно, — вслух подумал Вильяр.
— Да, — сказал Хейке. — Но обратите внимание на это, как они связаны с долиной Людей Льда! Силье видела, как они поднимались из долины над горами, Ингрид видела их там. И теперь они вновь были там. Но самое примечательное из всего — их привязанность к Гростенсхольму. Что им там делать? — Он погрузился в раздумья, затем продолжал: — Нам нужно найти теперь ответ на многие загадки. Прежде всего, конечно, насчет воды зла. Где она находится. Затем — где находится сам Тенгель Злой. Затем, что будит его. Это что-то, имеющее отношение к флейте. Далее, откуда появился «первый Йолин» Эльдафьорда. А теперь демоны.
Тула не сказала ничего. Она разделяла любознательность Хейке, но не имела желания посвящать кого-либо в то, какая связь у нее с демонами. Это было ее личное дело.
— Вы знаете, что я думаю? — сказал Вильяр.
— Нет.
— Я думаю, Тенгель Злой сейчас смертельно устал.
— Определенно! — сказал Хейке. — Для него все это было страшной концентрацией мысли. Для этого он употребил максимум своих сил. Поэтому, дорогие друзья, я полагаю, что какое-то время род от него передохнет.
— Мы искренне в это верим, — сказала Тула.
— Мы должны были бы воспользоваться ситуацией, — устало улыбнулся Хейке. — Он же стал безвредным. Именно тогда нам нужно было бы продолжать искать его кувшин!
— Нет, этого мы бы не смогли, — запротестовала Тула. — Не с тобой.
— Мне вовсе не обязательно нужно было бы лезть вместе с вами, — согласился Хейке.
— У нас в мыслях было только одно, — сказал Вильяр. — Обеспечить безопасность тебе, дед, и Белинде. Вы были ранены этим дьяволом.
— Да, — кивнула Тула. — Должна сознаться, что нам самим тоже хотелось попасть в безопасное место. Что касается меня, то я бы не хотела оставаться в долине ни минуты дольше.
Она сидела и думала о демонах. Почему они не взяли ее с собой? Почему она должна вернуться в Гростенсхольм? Потому что об этом договорились? Может быть. Но, вероятно, и потому, что во время этой поездки домой она была нужна. У молодых людей были бы трудности с больным Хейке. Это она хранила сейчас все лечебные средства, которые он захватил с собой. Впервые на нее была возложена ответственность за сокровища Людей Льда. Она давала ему лекарства и лечила его раны мазями. Казалось, дыхание злого существа действовало, как разъедающая кислота, во всяком случае, на Хейке, который особенно пострадал. У Хейке появились бесчисленные отвратительные раны на руках и лице. Однако мандрагору он взял у Вильяра обратно. Она была частью Хейке.
Тула спросила, не желает ли он взять ее с собой в могилу, Тула никогда не учитывала чувства, не проявляла такта и тому подобное. Хейке покачал головой. Мандрагору должна была получить теперь Сага, если, конечно, сама Тула не хотела ее иметь. Она немного погрустнела и сказала, что относится к проклятым и что корень жизни, пожалуй, захирел бы у нее. Впрочем, у нее и не было времени… При этом Хейке взял ее руку и крепко пожал. В его грустных улыбающихся глазах стояли слезы. Хейке знал так много.
На обратном пути Белинда вела себя еще более самоотверженно, чем обычно. Она лишь смотрела на них вопрошающими, чуть испуганными глазами, и, честно говоря, у них было мало времени думать о ней. Она охотно дежурила в повозке рядом с Хейке, который в основном спал или был без сознания. Она, как обычно, старалась оказаться полезной, угодить им. Но во время их обычных разговоров она только сидела в уголке, молчаливая и робкая.
Однажды вечером Вильяр неожиданно сказал:
— Ну же, Белинда! Что ты думаешь обо всем этом? О том, что видела там, в долине?
Они убедились в том, что она вышла из встречи с Тенгелем Злым без ущерба для себя. А Вильяр заботился о том, чтобы ей было хорошо во время этой поездки. Он испытывал большую ответственность за молодую девушку, и с каждым прожитым днем она словно становилась частицей его жизни. Его протеже, оберегать которую он обещал бабушке. И к этой задаче он подходил серьезно.
— Я… не совсем понимаю, что произошло, — смущенно прошептала она. — Тот, кто был там, был сам Эрик Старый?
Вильяр застонал, укоряя себя.
— Дорогое дитя, как мы вели себя по отношению к тебе! Ты должна быть сопричастна к худшим впечатлениям, которые находятся за пределами человеческого разума. А что мы делаем с тобой? Признаем, что ты есть, рассчитываем на тебя. Но разве мы объяснили тебе хоть единое слово?
— Нет, — сказала Тула. — Это же ужасно! Вильяр, ты будешь спать этой ночью в моей постели. Я должна дежурить подле Хейке. И тогда ты расскажешь этой преданной девочке обо всех Людях Льда, отмеченных проклятием! Рассказывай всю ночь, если сможешь. Она действительно имеет право на разумные, настоящие разъяснения.
— Совершенно правильно, — сказал Хейке. Вильяр сетовал на самого себя. Он, дальновидный и благородный, каким он себя втайне считал, попал в ту же ловушку, что и все те, кого он презирал: он не смотрел на Белинду как на своего ближнего! Он встал.
— Пойдем, Белинда, — мягко сказал он. — Сейчас ты и я должны поговорить. Спрашивай обо всем, о чем ты размышляла!
Он положил руку на ее плечи и проводил в комнату на постоялом дворе. Это была долгая ночь, Они лежали не раздеваясь, каждый в своей постели, заложив руки за голову и устремив взгляд в потолок. И Вильяр рассказывал, а она расспрашивала и слушала. Час за часом. Под конец он повернул к ней лицо.
— Теперь ты лучше все понимаешь?
— Да, — сказала она нерешительно. Она вздохнула так, что сердце готово было разорваться. — Бедные женщины, рожающие таких ужасных детей! И они даже не видят их!
При этом Вильяр тоже вздохнул. Ее слова вызвали у него ощущение пустоты в том месте, где находится сердце. Он беспомощно взял ее руку в свою. Поднес ее к своим губам. Заметил, что она слегка дрожала.
— Доброй ночи, Белинда, — сказал он дружественно и вдруг почувствовал, что очень-очень устал.
— Доброй ночи, Вильяр, — ответила она, и ему показалось, что ее голос прозвучал так слабо и жалко.
Несмотря на свою усталость, Вильяр продолжал бодрствовать и думать о Белинде. Он чувствовал, как нуждался в ее тепле, ее близости, в ней всей. И она бы приняла его, хотя была воспитана в строгости. Она бы не противилась. Он знал это, потому что каждое мгновение тех дней, что проходили, ее глаза выдавали все более сильное желание и … да, любовь. Но он не мог бы поступить с ней так дурно, использовав ее слабость к нему. Это было вопреки его сущности. Он не мог заключить ее в свои объятия, ласкать ее и говорить, как она ему нравится, потому что он не смог бы остановиться. Вильяру хотелось уйти из этой комнаты в комнату Хейке. Но он не мог этого сделать, это бы обидело Белинду. Да и его собственная постель была занята Тулой. Здесь, в комнате, стало так жарко. И это тепло шло от человека в другой постели. Она могла дать так много! И не было никого, кому это отдать. Вильяр не мог принять ее огонь. Тогда бы он уничтожил ее навсегда. А повредить Белинде — это он считал последним делом!
В последний день пути, прежде чем они увидели территорию Гростенсхольмского прихода, Белинда крикнула с повозки:
— Остановитесь! Мне кажется, Хейке нужна помощь.
Все боязливо сгрудились вокруг него. Тула нашла лекарства.
— Приподнимите его, чтобы он мог лучше дышать!
Хейке видел их смутно, слышал их голоса где-то далеко. Почему они здесь остановились? Они ведь были почти что дома! И так много людей у обочины дороги? Они стояли на вновь выпавшем снегу… его спутники уплывали прочь, будто в тумане. Ближе подошли незнакомые. Они приветливо улыбались ему.
— Добро пожаловать, Хейке, — сказал мужчина, которого он хорошо знал. — Мы ждали тебя долго!
— Тенгель Добрый, — сказал Хейке и просиял. — И… мой друг Скиталец? И… Ингрид, Ульвхедин. Виллему, Тронд! И Суль и… Вы же здесь все вместе!
— Это — великий день для нас, — сказал Скиталец и взял его за руки. — Никто не может быть более желанным, чем ты!
Хейке увидел Ширу и Мара, снова увидел Тарье, и искренняя радость переполнила его. Они приветствовали его как друга, которого им давно не хватало. Он удивленно взглянул на свое тело. Руки, осанка, платье — все принадлежало молодому человеку. Как и все другие, он был теперь в своем лучшем возрасте, возрасте своей силы. Он чувствовал, что его долгая жизнь была богатой. А теперь начиналась другая, по меньшей мере такая же богатая жизнь!
Трое его попутчиков стояли какое-то время, точно парализованные. Хейке, один из величайших сынов Людей Льда, был мертв. Казалось, что он оставался живым так долго, как только это возможно, силой своей воли. Он должен был добраться до дома и не доставлять своим спутникам трудностей в дороге. Но сил до конца не хватило.
Это не было неожиданностью — дух Тенгеля Злого нанес ему смертельные раны. У его спутников точно земля ушла из-под ног. Хейке постоянно был тут, постоянно приходил на помощь, когда кто-то был в беде. Кто был у них теперь? Они чувствовали себя ужасно одинокими.
Они направились сразу в усадьбу Липовая аллея, хотели встретиться с родителями Вильяра. Они прибыли не с добрыми вестями, однако Сольвейг и Эскиль были, несмотря на это, рады возвращению сына. Тула была необыкновенно молчалива. Она обняла всех по очереди и поблагодарила Вильяра и Белинду за компанию. Она помахала им рукой и отправилась в Гростенсхольм. Они смотрели ей вслед, не зная как следует, что она задумала.
— Что она имела в виду? — сказал Вильяр. — Что я должен отдать сокровища и корень жизни Саге? Я это знаю! Но ведь сейчас очередь Тулы их получить!
Затем он понял.
— О, Боже, — воскликнул он. — Я должен пойти за нею.
Но она была уже наверху на старом дворе. Он бежал за нею, окликая ее, но она обернулась только один единственный раз и помахала рукой. Вильяр увидел, как она на миг остановилась перед лестницей и взглянула вверх на дом. Затем она вошла внутрь.
Тулу никогда больше не видели среди живых людей. Во всем доме после нее не осталось ни малейшего следа.
Похороны Хейке были грандиозными. Без преувеличения, здесь был весь приход. Земля была покрыта снегом, все было белым и тихим. Вильяр молча стоял у могилы. Он думал о том, что дед не умер. Люди, как он, не могли умереть. Он не только будет жить в памяти людей, но и встретится с предками Людей Льда, которые защищали тех, кто пришел после них. Вильяр знал, что дед радовался этому, он не так давно сам об этом сказал. Вильяр был уверен, что Хейке будет особенно желанным пришельцем.
Белинда была тут, на кладбище. Вильяр поздоровался с ней. Она взяла его руку и выразила свое соболезнование. Традиционно, немного чопорно. Ее родители приехали в Линде-аллее в тот же день, когда она вернулась из долины Людей Льда. Белинда должна была оставаться в Элистранде. И чтобы больше никаких петляний! Поскольку Вильяр с ходу не мог придумать никакой причины, чтобы удержать ее, он был вынужден ее отпустить. Сам он был так потрясен судьбами Хейке и Тулы, что не мог ясно мыслить. Приятно было снова увидеть ее. Стало тепло на сердце. Ему очень не хватало маленькой неловкой девушки, проявлявшей большую заботу о других. Когда они вернулись в усадьбу на поминки, родители Белинды подошли к нему.
— Мы должны извиниться за все те хлопоты, которые вы имели с девушкой во время поездки на север, — сказала мать, бывшая из супругов более деловой.
— Это не были хлоп…
— Именно, это так похоже на нее, навязываться подобным образом. У нее никогда нет ощущения, что она лишняя. Но она ведь не виновата, бедняжка, Бог не наградил ее слишком большими талантами…
Поскольку Белинда была с родителями и огорченно наклонила голову при словах матери, в Вильяре снова закипела злость. Но он не успел вставить какие-либо комментарии, как мать продолжала:
— Но теперь все станет для Белинды хорошо, — добавила она с елейной сентиментальностью, — мы это устроили за нее, и лучшего ей нечего желать!
— Вот как? — сказал Вильяр, весь напрягшись.
— Да, мы нашли ей супруга…
Вильяр почувствовал, как кровь прилила к его сердцу.
— Священник, — продолжала мать. — Он, конечно, уже не так молод. Он — вдовец, но его дети — взрослые и покинули гнездо, так что Белинда не будет им в тягость. Он же будет проявлять о ней заботу, научит ее благовоспитанности и здравому смыслу, чего ей, к сожалению, не хватает.
Вильяр почувствовал, что все в нем закипело. Он едва мог выдавить из себя:
— Сожалею! Но из этого супружества ничего не выйдет.
— А в чем дело?
Белинда тоже подняла голову и вопросительно посмотрела на него. Он глядел на нее и пытался собраться с мыслями. Картина Белинды в объятиях этого незнакомого пастора-старика наконец пробудила Вильяра.
Белинда? Его Белинда, которой ему не хватало каждый Божий день, с тех пор как она уехала!
— Да, сожалею. Но я как раз собирался идти к вам сразу после похорон и просить руки Белинды. Но если она уже сказала «да»…
У Белинды перехватило дыхание.
— Я этого не сделала! Я этого не сделала, — сказала она, запинаясь. — Они сказали «да» от моего имени, но я не хочу! Вильяр, будь так добр, возьми меня. Будь так добр, сделай это!
Она бросилась к нему и спрятала лицо у него на груди. Вильяр обнял ее, и ему показалось, что это было самое чудесное, что он испытал за всю свою жизнь.
— Это самое скверное… — начала было мать Белинды, в то время, как отец прошептал на ухо своей супруге слово «Гростенсхольм!». На секунду у нее отвалилась нижняя челюсть, затем улыбка медленно показалась на лице.
— Да, если это так… тогда мы, пожалуй, можем поговорить с добрым священником… Скажем, в чем дело. Что Белинда уже помолвлена, но мы не успели сообщить… Да, наш дражайший зять, это, пожалуй, самый счастливый день…
Ее муж многозначительно закашлял, и она вспомнила, что это были поминки, и проглотила конец фразы. Вильяр продолжал стоять, держа Белинду в объятиях. Он не мог выпустить ее. Ему казалось, что он получил все богатства мира.
— Да, вам нечего опасаться того, что у вас, господин Линд, появятся бездарные дети. Потому что для Белинды большим несчастьем была родовая травма, это сказала повивальная бабка. А другие наши дети — просто светила!
Сольвейг и Эскиль наблюдали этот эпизод и видели по лицу сына, что надвигается буря. Сольвейг поспешила подойти к ним.
— Белинда, — сказала она и крепко обняла девушку. — Так приятно! Так приятно, добро пожаловать в нашу семью.
— Да, — сказал Эскиль, — лучшего выбора Вильяр и не мог бы сделать!
— Не правда ли? — вставила мать Белинды. — Именно об этом я всегда твердила: Белинда — выдающаяся девушка. Подобных ей нет на свете! А теперь она станет хозяйкой Гростенсхольма! Подумать только! Наша девочка!
Но так не получилось. Это произошло, когда Вильяр отправился в Гростенсхольм, через день после того, как ему открылась страшная правда. Прислуга вышла к нему во двор, плачущая и перепуганная.
— Господин Вильяр, мы не знаем, что делать, — сказал повар. — Мы больше не можем здесь жить!
— Что случилось? — сказал Вильяр. — Почему же?
— Здесь словно наступил ад, — ответил слуга. Было излишне расспрашивать, в чем дело.
— Но здесь же теперь должно быть спокойно! Когда это началось?
— С тех пор, как мы вернулись сюда с похорон. Это началось почти незаметно. А затем становилось все хуже. Теперь мы не можем больше оставаться в доме. Может быть, вы, господин, знаете, что это такое?
— Да, я это знаю. В течение многих лет у нас были невидимые гости на чердаке. Но они должны были покинуть дом вместе с Хейке, они это обещали ему! Я должен войти и посмотреть.
В большом холле было тихо. Затем он услышал в углах шепот и шушуканье.
— Вы меня слышите, серые люди? — крикнул он так, что его голос эхом отдался на парадной лестнице. — Я — новый владелец Гростенсхольма. Что вы теперь здесь делаете? Вы должны были покинуть дом вместе с Хейке, таков был договор.
Старое здание ответило полной, безжалостной тишиной. Затем на лестнице появилась фигура. Длинный повешенный мужчина с куском веревки на шее. Он спустился вниз не до конца, а остановился на середине лестницы. На его лице была вкрадчивая улыбка.
— Мы не видели, как гроб господина Хейке выносили из Гростенсхольма.
Где-то послышалось хихиканье.
— Но Хейке мертв и похоронен, — твердо сказал Вильяр. — Уходите теперь отсюда!
— Соглашение было не таким. Господин Хейке отправился в долгую дорогу. Но он ничего не говорил о дороге на кладбище!
— Его гроб выносили из Линде-аллее.
— Откуда мы это можем знать?
Любопытные лица выглядывали из-за стропил наверху. Впрочем, лица ли? Тут были существа, которым он даже не мог подыскать название. Но демонов было не видно. По углам слышались шепот и шуршание. Вильяр понял, какую огромную ошибку совершил он и другие домочадцы.
— Но вы появились днем, — воинственно крикнул он. — Так что вы знаете! Вы знаете, что Хейке больше нет! Где Тула? Я хочу поговорить с ней.
— Тулу теперь ищи-свищи. Она никогда больше не вернется сюда. Она была вашей.
Повешенный произнес последние слова с насмешкой, смешанной с уважением. Демонов, очевидно, боялись, в том числе и среди серого народа. Его голос стал вкрадчивым:
— Вильяр Линд из Людей Льда, ты не понял? Гростенсхольм теперь наш, только наш!
Вильяр наклонил голову, как животное, которое дразнили.
— Вы никогда не собирались оставить Гростенсхольм!
Ответ был очень прост:
— Да, никогда.
Тут ничто бы не помогло. Даже если бы гроб Хейке вынесли из этой двери.
— Сатанинская нечисть! — закричал Вильяр. — Вы знаете, что нам нужно кое-что, что спрятано на чердаке.
— Ты не сможешь это достать, — язвительно сказал удавленник. — Ты не из «великих».
— Но я хочу вступить во владение моим домом.
— Попробуй, — засмеялся тот.
Теперь Вильяр знал, что все бесполезно. Он и Белинда никогда не смогут жить здесь. Хейке много раз получал предупреждения. С серым народом шутить было опасно. Вильяр повернулся назад. Прислугу он взял с собой в имение Линде-аллее. Здесь он кратко рассказал о случившемся и предоставил на какое-то время Эскилю позаботиться о людях из усадьбы Гростенсхольм. Сам же он забрал Белинду, бывшую в гостях у его матери, отвел ее в свою комнату. Он был так расстроен, так обескуражен, что не мог сделать больше. Но Белинда поняла его своей интуицией.
— Согрей меня, Белинда, — прошептал он, уткнувшись лицом в ее волосы. — Дай мне твоего тепла. Это — единственный светлый проблеск, который я сейчас вижу среди всех этих несчастий! Мне холодно, Белинда! Мое тело сотрясает мороз, моя душа кажется холодной и мертвой. Ты — самое прекрасное, что у меня теперь есть!
Это были самые чудесные слова, какие только Белинда слышала за свою жизнь. И она щедро подарила ему своего несравненного тепла.
Они сумели устроить все наилучшим образом. Вильяр и Белинда поселились в усадьбе Линде-аллее, к большой радости Сольвейг. Когда-нибудь в будущем они, ведь, унаследуют усадьбу. Все, кто работал в имении Гростенсхольм, получили новые должности, это устроил Вильяр. Он же позаботился о том, чтобы все они жили в достойных человека условиях. Всю скотину и других животных переправили в усадьбу Линде-аллее, так же, как и самую любимую мебель и утварь. Сам Вильяр носился с планами выделить землю под собственные дома — не для богатых людей из Кристиании, а для детей из прихода, которые в больших семьях оставались без наследства. Таким образом они могли избежать неизвестности, покидая страну.
А господский дом Гростенсхольм стал замком привидений, которого боялись и сторонились. Бывшие его обитатели были вынуждены смотреть на то, как он ветшал, как незапертые двери и засовы скрипели на ветру, как галки строили гнезда в рассохшейся башне. Снести дом никто не решался. Попытки, предпринятые Вильяром и его помощниками, пришлось срочно прекратить. Никто не хотел трогать жилище серых людей!
Хейке и Винга исчезли. Томас умер, а его уход из жизни повлек за собой гибель Тулы.
Элистранд, красивая усадьба, была потеряна. А теперь и Гростенсхольм, сердцевина рода.
Для Людей Льда наступила черная полоса.