Лед и пламя

4

Герберт Абрахамсен был взбешен. Его глаза метали молнии в слугу из Гростенсхольма.

— Неужели владелица усадьбы приглашает мою няню? Это же оскорбительно!

Слуга сохранял невозмутимое выражение лица.

— Фру Винга встретила вашу золовку на кладбище, господин Абрахамсен, и хотела бы побольше поговорить с ней о вашей покойной супруге, которую они обе очень любили.

Герберт прикусил язык. Он забыл о том, что Белинда была чем-то большим, чем служанкой в его доме. Он страшно огорчился тем, что его грандиозный план завоевания в этот вечер был сорван.

— Но ребенок? — пытался он возразить. — Белинда останется дома. И не говорите больше об этом!

— Я полагаю, что фру Винга восприняла бы это очень болезненно.

Вдруг Герберта осенило. Ему пришла гениальная мысль, что он мог бы заехать за Белиндой в Гростенсхольм. Дорога до дома была длинной и темной. Но слуга оставался таким же несгибаемым. Не успел Герберт открыть рот, как он сказал:

— Фру Винга подумала и об удобствах для ребенка. Экипаж прибудет и заберет их в 6 часов, и привезет домой позднее.

Черт возьми, весь план псу под хвост! Герберт понял, что битва проиграна. Но ведь будет много вечеров, когда его мать будет отсутствовать… Он был теперь близок к цели, он чувствовал это. В глазах Белинды было теперь это беспокойное, беспомощное выражение, которое было ему уже знакомо у застенчивых, воспитанных в строгости молодых девушек. Значит, она созрела!

Атака Герберта против Белинды имела некоторое сходство с атакой адвоката Сёренсена, когда последний пытался совратить юную Вингу. Винга, уже тогда была сильной и уверенной в себе и могла дразнить Сёренсена. Белинда была, как беспомощная мушка, которую Герберт затягивал в свои тенета. Затягивал, правда, против ее воли, но…

Теперь она получила поддержку и ободрение, в котором нуждалась. Но Герберт не знал об этом. Он не знал о ее «святом Георгии».

В течение последних суток Герберт возбуждал себя, думая о прелестях Белинды. Мама Тильда должна была отлучиться — тогда путь открыт. Он тщательно подготовился: надел чистую одежду, хотя перед этим не помылся, поскольку считал это немужественным, — вместо этого он надушился и втер в волосы много крема; он у зеркала упражнялся в той особой улыбке, перед которой были бессильны все женщины, он наслаждался собой. И вот теперь все было напрасным!

Мама Тильда была, наоборот, очень довольна приглашением Белинды в Гростенсхольм. Она озабоченно замечала, как наглая девчонка пыталась дурачить ее сына. Тильда, естественно, догадывалась, что у Герберта случались тут и там маленькие приключения. Если же она узнавала об этом, то сразу начинала ненавидеть предмет его нежной страсти, злословила о даме и перекладывала всю вину за совращение на женщин. О, она ненавидела Сигне!

Но последняя была мертва. Теперь речь шла о сестре Сигне, глупой телке. Тильда никогда бы не подумала, что Герберт проявит к ней такой интерес. Постоянно ошиваться в детской! Раньше они договорились о том, что ему следует жениться на сестре Сигне, иначе отец девушек стал бы проявлять нетерпение в отношении денежной ссуды. Быть женатым на его дочерях было своего рода страховкой. Однако позднее Герберт нашел, что достаточно и того, чтобы Белинда жила здесь и ухаживала за Ловисой. Тильда считала, что это — отличное решение, особенно учитывая то, что девушка так ограниченна. А теперь? Что же произошло? Герберт даже не мог желать эту глупую стерву, это было совершенно исключено! Однако положение от этого не стало лучше.

В тот день, когда Тильда была особенно злой с Белиндой и чернила ее перед Гербертом, она поняла, что так дело не пойдет.

А тут пришло приглашение из Гростенсхольма. Тильда была в восторге! Теперь она могла спокойно отправиться на свою болтовню за чашкой кофе. Но ей нужно было поспешить с возвращением домой и, может быть, не отлучаться так часто в будущем. Разве она не должна блюсти интересы своего сына? Бедный мальчик, он беззащитен против коварных женских интриг.

Побывать в дружественном Гростенсхольме было для Белинды утехой. Наконец-то она могла свободно вздохнуть. Правда, в холле она сначала украдкой посмотрела, не видно ли призрака. Но все казалось таким мирным и основательным, что она сразу забыла об этом.

Поскольку у Хейке была теперь роскошная белая борода, его лицо не казалось устрашающим, и Белинда сразу же прониклась доверием к двум моложавым старикам. Она села, держа Ловису на коленях, а они любовались девочкой и так мило говорили о Сигне, что Белинда растаяла от счастья. Она получила возможность рассказать о своей обожаемой сестре и всех ее выдающихся поступках в прежней жизни, о том, как она была популярна и любима, как прелестно она выглядела на свадьбе и обо всем том, что Сигне знала и умела.

Тут Винга кротко улыбнулась и сказала, что у Белинды самой есть, конечно, выдающиеся качества. Но девушке было трудно в это поверить.

Вскоре был подан обильный ужин, а после они сидели в маленьком салоне и разговаривали, тогда как Ловиса спала на софе, обложенная со всех сторон подушками.

Винга расспрашивала, как обстоят дела в Элистранде, и Белинда рассказывала. Но ее рассказ был немного сумбурным, потому что он постоянно перемежался словами о святом Георгии и кладбище, и Вильяре, и воротах в Элистранд.

Случайно, когда Белинде удалось повернуть разговор обратно к дому, она спросила хозяев, знают ли они, кто была Виллему, дочь Калеба. И тут она услышала целую историю. О неудачном увлечении Виллему Эльдаром Свартскугеном и истории, в которую он ее втянул. О том, как она чуть не погибла, повиснув на березе над омутом Марты. О долгой истории любви Виллему и Доминика. Об их борьбе против Ульвхедина, как они сумели сделать из этого чудовища хорошего человека.

Белинда сидела с широко раскрытыми глазами и произносила «нет», «ой», «о, так увлекательно!»

— Да, Вильяр рассказал, что ты нашла дневник сестры в шкафчике Виллему, — улыбнулся Хейке. — Должен сказать тебе, что наш своеобразный внук никогда не был таким сострадательным, как вчера вечером и сегодня. Ты явно произвела на него впечатление. И теперь я это понимаю.

Винга дружески кивнула. Белинда была настолько взволнована, что от растерянности стала более откровенной, чем следовало.

— О, он был так добр! На кладбище мы разговаривали так долго, и он только ужасно досадовал на то, что не может говорить с вами о своих трудностях. Но только потому, что не хочет обидеть вас.

Хейке и Винга обменялись быстрым взглядом.

— Мы почувствовали это, — сказал осторожно Хейке. — И это причиняет нам боль. Потому что я уверен, что мы бы поняли.

Белинда наклонилась вперед.

— Нет, это невозможно. Он, конечно, решительно не хочет, чтобы вы знали о том, что здесь обитает пр…

Она внезапно оборвала себя. Снова откинулась назад и приложила ладони ко рту. Ее большие глаза приняли несчастное выражение.

— О, — глухо произнесла она. — Я не имела этого в виду!

— Ничего, — быстро сказала Винга. — Что же ты хотела добавить?

Глаза Белинды наполнились слезами.

— Я выдала своего единственного друга. О, я такая бестолковая! Ничего, ничего не могу сделать правильно!

Винга опустилась перед ней на колени и пыталась ее утешить, а Хейке лихорадочно старался выудить, что именно хотела сказать девушка. Впервые им удалось заглянуть под крышку тайного сундучка их внука. Хейке был полон самых плохих предчувствий.

— Белинда, Вильяр говорил о призраках? Она сразу замахала руками, а глаза испуганно округлились.

— Нет! Нет, совсем нет!

Никто не мог лгать хуже. Некоторое время они сидели молча.

— Теперь послушай, Белинда, — спокойно произнес Хейке. — Ни ты, ни Вильяр не должны за нас опасаться. Мы знаем, что здесь водятся призраки. Мы просто не подозревали, что их видел Вильяр.

Белинда выпрямилась и посмотрела на них полными слез, испуганными, но очень красивыми глазами.

— Их? Но это был только один!

— Ну, слава Богу, — пробормотала Винга. — Как он выглядел?

— Но я не могу этого рассказать.

— Да, мы понимаем, — сказал Хейке. — Успокойся, Белинда. Ты никого не выдала. Это мы выудили из тебя то, о чем ты не хотела говорить. И это мы скажем Вильяру. Ты была лояльной, мы больше не станем расспрашивать. Но у меня не укладывается в голове, как мальчик хранил это в себе все эти годы. Он оказался таким стойким!

— Он только в детстве боялся призрака, — сказала Белинда. — Теперь он его не пугает. Теперь у него другая тайна, не имеющая ничего общего с призраками, как сказал он сам. И с девушками тоже. Это я спокойно могу вам сказать, потому что и мне он ничего нового не рассказал.

— Значит, он не сказал, почему не хочет говорить об этом с нами? — спросил Хейке.

— Нет, он сказал. Это бы ужасно оскорбило вас, а он этого не хочет, потому что он очень любит вас. Это он повторил много раз.

Винга обняла ее за плечи.

— Спасибо, дружок, за эти слова. Порой мы действительно сомневались. А он не хочет сказать, о чем речь? Даже тебе?

«Даже тебе?» Как чудесно звучали эти слова для Белинды. Они согрели ее сердце.

— Нет, он не получил разрешения. От других.

— Каких других?

— Я спросила именно об этом, — сказала Белинда, изумленная тем, что задала такой же умный вопрос, как и другие люди. — Но он не ответил. Не мог.

Винга взглянула на Хейке.

— Ты не думаешь, что он занят чем-то незаконным?

— Нет, я совсем так не думаю, — поспешно заверила Белинда. — Он, кажется, очень гордится своей тайной.

Хейке и Винга только безнадежно покачали головой. Белинде так хотелось убедить их в хороших намерениях Вильяра. — Я думаю, что мы все трое должны подождать. Я верю, что он расскажет нам все, когда настанет время.

Они слегка улыбнулись ее предложению.

— Мы ничего не скажем об этом Вильяру, — пообещал Хейке и добавил сурово: — Но мы должны разобраться с призраком. Потому что это и наша проблема, и ее можно решить.

Они оставили эту тему и стали болтать о том и о сем, не замечая, как шло время. Белинда была счастлива, а они естественны и дружелюбны. Порой они спрашивали у нее совета, а этого никто раньше не делал.

Хлопнула наружная дверь, и вошел Вильяр.

Белинда густо покраснела.

— О, мне уже давно пора идти домой. Я отняла у вас слишком много времени!

— Нет-нет, совсем наоборот, — возразила Винга. — Мы давно не вели столь искренней и непосредственной беседы! Белинда так мила.

Голос внука прозвучал угрюмо и холодно.

— Вот как?

Белинда отчаянно желала, чтобы пунцовый румянец на ее лице исчез. Впервые она увидела Вильяра при более или менее сносном освещении, и она почти не могла смотреть на него, так страшно стеснялась. Хейке сделал вдох и сказал решительно:

— Вильяр, ты не должен думать, что Белинда была болтлива, это не так. Она скорее бы умерла, чем выдала тебя. Но мы, старые лисы, оказались для нее слишком хитры. Так что мы выудили из нее то, что ты был с нами слишком щепетилен. Ты не хотел рассказать нам, что видел здесь привидение. Нет, Белинда не сказала этого, нам просто удалось сложить факты и прийти к выводу, что речь может быть о привидении. Давайте присядем и поговорим об этом, вчетвером!

Спина Вильяра выражала самое непреклонное неприятие, какое Белинда когда-либо встречала. Она была совершенно раздавлена чувством вины.

Ледяным голосом он сказал Винге:

— Скажи слуге, что он может быть свободным. Я отвезу гостью домой.

Затем он повернулся и посмотрел прямо на Белинду. И тогда она почувствовала нечто необычное. У Вильяра глаза были зеленовато-голубые и такого холодноватого оттенка, что Белинда представила себе возникновение ледяных водопадов, что можно видеть зимой в движении облаков. Однако — и это было странным — эти ледяные глаза зажгли в ней темное пламя. Лед, который мог зажечь огонь? Конечно, только ей могла прийти в голову такая странная мысль.

— Я не собиралась сплетничать, — униженно сказала она.

— Я думал не об этом, — коротко ответил он. — Я только думал: да ну, так-то ты выглядишь!

А затем он отошел от нее. Каково было его впечатление о том, как она выглядела, она не узнала.

Он собирался сесть на софу, но был остановлен хором предостерегающих возгласов.

— Боже сохрани, — пробормотал он, заметив спавшего ребенка. — Это могло окончиться скверно.

Но после этого эпизода он словно немного оттаял. Винга вышла, чтобы распорядиться насчет поездки Белинды домой и чтобы принести Вильяру оставшуюся после ужина еду. Затем они уселись вокруг маленького салонного столика.

Несмотря на оттепель, настроение Вильяра было все еще довольно угрюмым, агрессивным, Белинда заметила это сразу. Может быть, только она? Может быть, она была необычайно чувствительна, когда речь шла об этом человеке?

— Значит, ты видел только один призрак? — спокойно спросил его Хейке.

Вильяр отрезал кусок мяса и приостановился за этим занятием.

— Что ты хочешь этим сказать? Винга ответила вместо мужа:

— Мы хорошо знаем, что в Гростенсхольме обитают призраки. Но мы хотели скрыть это от тебя, потому что не могли и представить себе, что ты что-то видел.

Вильяр отложил нож и вилку и опустил руки.

— Значит, вы тоже видели ее?

— Это «она»? — живо спросила Винга.

Он быстро искоса взглянул на Белинду. Взгляд означал: «Вот как! Ты не рассказала больше. Это хорошо».

Эта молчаливая признательность была для Белинды, словно бальзам.

— А теперь вы должны объяснить, — глухим голосом произнес Вильяр. — Намекаете ли вы на то, что здесь обитает много призраков?

Тут Хейке улыбнулся.

— Их тут полно. Но о них знают только Винга с Тулой и я. Они нам ничего плохого не делают, наоборот помогают. Это — длинная история, без которой ты можешь обойтись…

— А я хочу ее услышать! Это касается меня в высшей степени, поскольку со временем я наследую Гростенсхольм.

— О, они исчезнут, когда я умру, — быстро сказал Хейке.

«Надеюсь», — подумал он, чувствуя, как неприятно засосало под ложечкой.

Вильяр сделал большой глоток золотистого вина.

— Скажи мне… Речь ведь не идет о сером народе, который упоминается в книгах об Ингрид и Ульвхедине?

— Именно, это — серый народ. Мы вызвали его из мира теней, Винга и я, потому что нам требовалась их помощь.

— Но вы не писали о них в книгах!

— Все записано в одной книге. Мы не хотели показывать ее до нашей смерти, после которой серые люди исчезнут. Не хотели никого пугать.

— Но сейчас один из них, очевидно, пугает Вильяра, — сказала Винга.

— Давно?

— С самого детства.

— Бедный мальчик, — пробормотала Винга. — Не удивительно, что ты не хотел здесь ночевать!

— Так это… из-за серых людей я никогда не смел подняться на чердак? — спросил Вильяр.

— Это так, — ответил Хейке. — Они обитают наверху. Ты можешь подняться туда без опаски, но мы не воспользуемся этой возможностью. Тула была там один раз, и это прошло скверно, но ведь она тоже немного особая. Однако, давай поговорим о твоем собственном призраке! Я должен буду выяснить это, потому что они не должны показываться другим людям. А также посещать наши спальни. Ну? Ты сказал, это женщина?

Белинда сидела совершенно неподвижно и следила за беседой. Порой она забывала закрыть от изумления рот, но сразу спешила его захлопнуть, так как ей совсем не хотелось выглядеть глупее, чем она была! Но ей было немного боязно ехать домой. То, что Вильяр хотел ее проводить, могло означать только то, что он собирается отругать ее. Он была слишком вежлив, чтобы сделать это теперь.

— Это — молодая женщина, — сказал он старикам. — Она иссиня-бледная с белесыми глазами и кажется опухшей. Будто она утонула.

— Да, я знаю, кто это, — сказал Хейке. — Ей, наверное, кажется, что ты хорошо выглядишь. Может, она даже влюбилась в тебя?

Вильяр метнул в него уничтожающий взгляд.

— В четырехлетнего? Я был не старше, когда увидел ее впервые.

Затем он рассказал, что женщина имела обыкновение стоять у двери его спальни и просто смотреть на него. Что он теперь привык к ней. Потому что она ведь ничего не делала, хотя ее вид не поднимал настроения.

— Это не может продолжаться, — взволнованно сказал Хейке. — Я должен поговорить с главным. Но они стали так…

— Подожди минутку, — задумчиво прервала его Винга. — Я размышляю, не об этой ли мистической женщине, Вильяр, мы говорили сегодня вечером. До того, как ты пришел.

Хейке и Вильяр посмотрели на нее вопросительно.

Белинда тоже рассматривала эту маленькую подвижную даму с такими тонкими руками и еще красивыми чертами лица. Если возможно стать такой приятной в старости, то нет причин ее бояться.

— Ты помнишь, Хейке, о ком мы рассказывали? О Марте! Ее столкнули в омут. Никто ее никогда не нашел, — сказала Винга.

Хейке сидел молча, затем сказал:

— Да, потому что никто не осмелился спустится к омуту. Ты права, это, очевидно, Марта. В таком случае, она о чем-то просила.

Теперь в разговор включился Вильяр.

— Но это же ясно! Она хотела быть погребенной в освященной земле.

— Верно, — сказала Винга. — Ее бедные родители были из-за этого в таком отчаянии. Хейке выглядел озабоченным.

— С тех пор прошло, вероятно, почти двести лет. Мы никогда не найдем ее.

Но Вильяр принял решение. Он поднялся.

— Она просила меня о чем-то. Я должен выполнить это.

Винга вытянула руку и взяла его за плечо.

— Только не сейчас, дружок! Уже совсем темно. К тому же спуститься к омуту Марты будет очень опасно, даже среди бела дня.

Он понял разумность бабушкиных слов и сел.

— Может быть, там растут деревья, — осмелилась предположить Белинда, чувствуя себя очень глупо. — Можно было бы привязать веревку…

При этих словах Вильяр улыбнулся.

— Спасибо, Белинда! Но я полагаю, что потребуется более надежное снаряжение, чтобы держать канат. Впрочем, вниз сверху не спуститься, это совершенно ясно. Но как это сделать? Возможно ли карабкаться вверх вдоль самого водопада?

Хейке откинулся назад на стуле.

— Насколько мне известно, никто на это не рискнул пойти. Течение слишком быстрое, а скалы слишком крутые. Но…

— Да? О чем ты подумал?

— Если ты действительно на это настроился…

— Решительно!

— Тогда мы, возможно, могли бы запрудить речку. Во всяком случае, на какое-то время.

Винга выглядела озабоченной. Хейке произнес убедительно:

— Винга, речь идет о человеческой душе. Ясно, что все серые люди являются злосчастными в той или иной степени. Но этой женщине, видимо, хуже, чем остальным, раз она является простому смертному. Возможно, это объясняется тем, что она страдает от вечного горя родителей…

— Ты совершенно прав. Я только немного беспокоюсь за Вильяра. Если запруду прорвет.

— Сейчас — осень, и в реке очень мало воды после сухого лета. Я поговорю завтра с мужчинами.

Белинда забыла о своем смущении. Она взяла Вильяра за руку под столом.

— Я могу влезть наверх вместе с тобой.

— Нет, я на это не пойду, — ответил он, но оставил свою руку в ее ладони.

— Но я хочу этого! Моя жизнь так мало значит…

Возражения, раздавшиеся со всех углов, были такими бурными, что заставили ее уступить. Но к ним примешивалось и негодование: она должна действительно перестать заниматься самоуничижением, иначе станет нудной! А именно это было бы, как казалось Белинде, самым ужасным. И она пообещала им и себе самой, что никогда больше не будет говорить ничего подобного.

Во всяком случае, они условились, что она будет присутствовать при эксперименте, который они затевали с рекой, хотя и не будет карабкаться вверх по скалам. В это время кто-то в Гростенсхольме мог бы присмотреть за маленькой Ловисой.

В результате она отправилась домой поздно. Когда она сидела в экипаже вместе с Вильяром и проснувшейся Ловисой на коленях, то почувствовала, что пора извиниться.

— Мне так досадно за то, что я выдала твою тайну.

— Это ничего. Это прекрасно, что можно открыто говорить о призраке. Но ты же не сказала ничего о другом, понимаешь?

— О нет, не такая я глупая, отнюдь! Я имею в виду… Тут Вильяр рассмеялся.

— Именно так это и должно быть, Белинда! Продолжай говорить о самой себе! Увидишь, что уверенность придет к тебе.

Смех Белинды прозвучал раскованно в этот поздний вечер. «Хочется удержать определенные мгновения, — подумала она. — Такие, как это!»

Но когда в ночи прорисовалась темная громада Элистранда, она поежилась.

— Фу! Словно кто-то вытряхнул на меня мешок картошки.

— Ты действительно можешь так сказать, — пробормотал Вильяр.

— Я забыла о них. Об этих… убийцах радости.

— Я знаю. Я же их видел. Только помни, что если ты будешь в нас нуждаться, то ворота Гростенсхольма всегда открыты для тебя. И днем, и ночью. Это сказали также дедушка и бабушка.

— Спасибо, — прошептала Белинда, обратив испуганный взгляд на Элистранд. Не сознавая этого, она вновь впала в свою неловкую неуверенность. — Спасибо за то, что вы тут! Я имею в виду… фу, я не знаю, что я имею в виду!