Внутренняя часть Пребенского дворца ничем не отличается от наружной — пыльная, ветхая и запущенная. Жара тут ощущается не так сильно — то ли к ночи понизилась температура, то ли песчаник удерживает прохладу. Коналл и Гарриган с такой досадой и раздражением сравнивают Пребенский дворец, доведенный до плачевного состояния своими же хозяевами, с нашим, разрушенным во время войны, что моя собственная злость немного утихает. Мысленно я уже готовлюсь к встрече с королем Саммера и думаю о том, с чего начать поиск ордена и ключей.
Большинство правителей любят в качестве демонстрации силы и мощи выставлять напоказ сокровища своего королевства, в особенности высокопоставленным гостям из других королевств. Ноум доказывает это своими нелепыми золотыми деревьями. Возможно, Симон проведет нас по самым древним и бережно хранимым местам, покажет нам здания, которые выдержали испытание временем и в которых таинственный орден мог припрятать свои реликвии. Мне нужно быть милой с королем Саммера, если я хочу попасть туда. Я же после всего увиденного уверена, что возненавижу его так же сильно, как ненавижу Ноума, если не сильнее. Эти мысли мешают мне морально подготовиться к встрече. И когда наступает утро, я с трудом сдерживаюсь, чтобы не взять с собой шакрам. Облачаясь в легкое платье, я чувствую себя без оружия почти обнаженной. Но брать шакрам на политическую встречу… Даже я понимаю, что это плохая идея.
Моя комната уютна, чиста и нарядна, хотя ночью дворец показался мне настоящей развалиной. В костровой чаше весело потрескивает огонь, разожженный слугами, несмотря на солнечное утро. Кровать под балдахином застелена огненно-рыжими покрывалами. Вокруг расставлены резные столики и кресла: их ножки красиво завиваются или расходятся солнечными лучами.
Вскоре после того как я заканчиваю одеваться, в мою комнату заходит Дендера. Я ожидаю увидеть на ее лице гордость за правильно выбранный наряд, но она, завидя меня, останавливается и вздыхает.
— Герцогиня? — говорю я.
Ее глаза вспыхивают.
— Хенн, Коналл и Гарриган будут с тобой, но… — Замолчав, Дендера поворачивается к дорожному сундуку, который они с Нессой набили одеждой. Порывшись в нем, она достает белую рубашку и плотные черные штаны. Морщась, словно ей не по душе то, что она собирается сказать, Денера говорит: — Надень это. И возьми с собой хотя бы нож. Что-то маленькое, что можно спрятать.
Я с изумлением гляжу на нее.
— У меня сегодня день рождения?
— Что? Нет. Я… — со страдальческим стоном она кидает мне одежду. — Я не доверяю этому королевству.
— Уверена, что смогу тут где-нибудь отыскать шакрам, — усмехаюсь я.
— Нож, — повторяет Дендера и всплескивает руками. — Ладно. Ты все равно меня не слушаешь. Шакрам, нож, сабля… Может, просто наденешь доспехи?
Я смеюсь, и на ее губах появляется мягкая улыбка. Если бы можно было поймать это мгновение и спрятать в мой пустой медальон, то магия, сотворенная им, стала бы гораздо могущественнее силы магического источника.
Дендера помогает мне снять платье и уходит, давая время переодеться. Я замираю, положив ладонь на нож Хенна, оставленный Дендерой. Королева Винтера, вооруженная. Но если уж Дендера — само олицетворение приличий и добродетели — считает, что в данной ситуации мне лучше вооружиться…
Я хватаю клинок. Рукоять уютно устраивается в ладони, приятная тяжесть металла навевает воспоминания о гораздо более смертоносном оружии. Просовывая руки в рукава рубашки, я осознаю, что упустила возможность спросить у Дендеры, где мой шакрам. Однако если он остался в Винтере, то сейчас помочь мне ничем не может. Как бы там ни было, я впервые за несколько месяцев вооружена и одета как в прежние времена. Подходя к двери, я ощущаю, насколько легче мне дышится. В Саммере неожиданно стало не так уж и душно.
Дендера с Нессой без лишних уговоров соглашаются остаться в своей комнате. Я была бы рада их компании, но Коналл с Гарриганом и так напрягаются при мысли о том, что им придется охранять меня в этом королевстве. Если им еще придется присматривать за сестрой… Она будет в большей безопасности, находясь в комнате, а не расхаживая со мной по Джулаю. Дендера останется приглядывать за ней.
Я присоединяюсь в коридоре к Хенну, Коналлу и Гарригану. Несколько корделлианских солдат стоят неподалеку на страже помещения, в котором сложены ящики с драгоценными камнями. Дверь соседней с ним комнаты отворяется, и из нее выходит Терон. Прикрыв глаза, он потирает виски.
— Только не говори мне, что ты вчера отведал саммерианского вина, — обращаюсь я к нему.
Принц, поморщившись, поднимает на меня взгляд и выдавливает слабую улыбку.
— А в твоей комнате они бутылочку вина не оставили? — Его улыбка становится шире, и он проводит ладонью по лицу. — Мне просто плохо спалось. Разные мысли донимали.
«Какие мысли?» — хочется спросить мне, но я и так знаю ответ. О договоре. О встрече с Симоном. О поиске ключей. Те же самые мысли, какими забита и моя голова.
Моргнув, Терон оглядывает меня с ног до головы.
— Неплохо, — замечает он.
— Спасибо, — фыркаю я. — О таком комплименте мечтает каждая девушка.
Он качает головой и пожимает плечами. Какофония звуков, встретившая нас вчера вечером, стихла, в коридорах не слышно ни музыки, ни смеха, ни барабанной дроби. Тишина непривычна и неуютна.
— Я предполагал, — наконец отвечает Терон, — что в этом королевстве нам многое может показаться… ненормальным. Носить здесь платья — не лучшая идея.
В бледных глазах Хенна отражаются отблески горящего в чаше огня.
— Принц хочет сказать, что в Саммере уважают личное пространство других людей так же, как его уважал генерал Ирод Монтего.
Вздрогнув, я потрясенно смотрю на Хенна, небрежно привалившегося к стене, словно он ничего важного сейчас не сказал. Он просто прямо и открыто озвучил положение дел, но меня потряхивает при упоминании имени генерала из войска Ангры.
Терон кивает на комнату, которую охраняют его солдаты.
— И лучше не разъезжать по королевству с нашим добром. Если только ты не видишь в Саммере достойного союзника Винтера.
— А что насчет другой причины нашего здесь присутствия? — наклоняюсь я к нему.
Он не успевает ответить, так как в конце коридора появляется Кэридвен в одеянии, разительно отличающемся от того, в котором мы встретили ее вчера. Я чуть не принимаю ее за одну из придворных дам Саммера. Оранжевая ткань окутывает ее ноги, поднимается вверх, обхватывая торс, и завязывается на шее. Затянутый поверх ткани кожаный корсет сочетается с сандалиями, шнуровка которых доходит до самых колен.
Кэридвен останавливается рядом со мной, всем своим видом выказывая недовольство.
— Мой брат продолжил вчерашнюю вечеринку за стенами дворца и попросил вас встретиться с ним в городе.
— Конечно. — Терон выпрямляется и расправляет плечи. — Спасибо, принцесса, — добавляет он, цепляясь за формальности при ее видимом безразличии. Нет, не безразличии, а… досаде.
Кэридвен лишь еще больше хмурится.
— Идемте. Экипажи готовы.
Терон удивленно приподнимает бровь, но Кэридвен уходит, не дожидаясь нашего ответа. Остальные — Коналл, Гарриган, Хенн, Терон, группка корделлианских солдат и я — чуть ли не рысцой бежим за ней. Она ведет нас по освещенным огнем коридорам, и в его оранжевом свечении песчаные стены дворца кажутся теплыми и обволакивающими. Мы спускаемся по лестнице на два пролета вниз и трижды поворачиваем налево, прежде чем принцесса останавливается.
Вдоль стен стоят столики, а на них — вазы с роскошными розовыми гибискусами. Во дворе, где рядами высажены тощие деревца, мельтешат конюхи, поднимая облака рыжей пыли. За дворцовой стеной высится Джулай, такой же пыльный и песчаный.
Кэридвен оборачивается к нам.
— Принц Терон, позвольте мне остаться с королевой Мирой наедине. Мне бы хотелось поздравить ее с возрождением королевства. Кареты ждут прямо у входа.
Терон недовольно сводит брови и, повернувшись ко мне, кладет ладонь на мое бедро. Я сжимаю его руку. Мне тоже нужно переговорить с Кэридвен наедине.
— Я быстро, — обещаю я и поворачиваюсь к Хенну, Коналлу и Гарригану: — Все хорошо. За пару минут со мной ничего не случится.
На их лицах написано сомнение. Хенн переводит взгляд с меня на пустой коридор.
— Мы будем рядом, — говорит он мне.
Коналл с Гарриганом следуют за ним, и, помедлив, Терон удаляется вместе со своей охраной. Как только они уходят, Кэридвен одаряет меня таким же неодобрительным взглядом, какой частенько бросал в мою сторону Генерал. Ее брови нахмурены, челюсти сжаты, глаза насторожены.
— Принц из Гармонии? — шипит она так тихо, что я едва различаю слова.
— Что?
Неопределенно пожав плечами, Кэридвен скрещивает руки на груди.
— Королева Мира, — как ни в чем не бывало начинает она, повысив голос. — Ваш накопитель было нелегко вернуть.
Я невольно касаюсь медальона.
— Принцесса, что…
— Как и ваше королевство, — продолжает она, растянув губы в фальшивой улыбке. — Как и людей. Я полагаю, такая правительница, как вы, должна понимать всю их ценность.
— Конечно, — медленно произношу я, не совсем понимая, к чему она клонит.
Кэридвен выпрямляется и озирает коридор так, словно может видеть раскинувшееся за его стенами королевство.
— Правители Саммера никогда не ценили ни своих, ни чужих подданных. Мое королевство заклеймено этим позором, но в то время как одни воспринимают клеймо как страшный шрам, другие видят в нем модный аксессуар.
— Мне хорошо известно, чем занимается Саммер, — киваю я.
— Уверены? — Кэридвен придвигается ко мне. Ее карие глаза подведены золотой краской, которая спиралью уходит к вискам и блестит при каждом ее движении. — Ведь мой брат устроил вашу с ним встречу в городе как раз для того, чтобы показать, как далеко простираются его торговые отношения. Он спросит, не желаете ли вы сделать свой вклад в нашу… — она умолкает, приподняв уголок губ, — экономику. И как? Вы пожелаете его сделать?
Мне требуется лишь мгновение, чтобы понять значение ее слов. Я отстраняюсь, потрясенно раскрыв рот.
— Он… что? Он хочет, чтобы я продавала ему своих людей?
Кэридвен улыбается.
— Я рада видеть ваше отношение к этому вопросу, королева Мира. Мир полон людей, которые не ценят того, что ценим мы с вами. Мы же с вами ценим одинаковые вещи?
— Да.
— Мой брат может быть крайне убедителен. Надеюсь, ваша решимость непоколебима.
— Вы даже не представляете, насколько упрямой я могу быть.
— Если бы для того, чтобы быть хорошей королевой, нужно было одно упрямство, то я бы правила миром.
Кэридвен отворачивается и идет к выходу.
— Вы поджидали тот караван, чтобы освободить сидящих в повозках людей? — спрашиваю я.
Она резко останавливается, ее плечи напрягаются. Если принцесса намеревалась освободить тех рабов, то, конечно же, не хочет, чтобы об этом кто-то узнал. Но если ей настолько претит деятельность ее брата, то, возможно, она именно та, кому я смогу доверять. Она сумеет противостоять моим врагам и поможет отыскать ключ или орден Искупителей раньше Корделла. Раньше Терона. Даже думать об этом больно. Кэридвен разворачивается ко мне лицом — половина его залита светом, а половина остается в тени.
— А она и умна к тому же, — задумчиво произносит она и, стремительно приблизившись, прижимает что-то к моему животу.
Кинжал. Как она умудрилась спрятать его в своем наряде?
— Не все в этом мире обладают силой, которую заслуживают, — низким хриплым голосом произносит она. — Не злоупотребляйте своей.
Я опускаю руку на ее ладонь, лежащую на рукояти кинжала, и слегка сжимаю.
— Я не имею ни малейшего желания злоупотреблять своей силой, принцесса, и лишь хотела предложить вам свою поддержку. Я знаю, что значит сражаться за свободу своего королевства.
Кэридвен моргает. На ее лице сначала отражается потрясение, потом ужас, затем на губах появляется холодная и жесткая улыбка. Она высвобождает свою руку из моей и убирает кинжал.
— Что ж, посмотрим, королева Мира. Наслаждайтесь Саммером.
Она уходит, и стоит ей переступить порог, как рядом со мной появляется Терон в сопровождении корделлианских солдат.
— Что случилось? — спрашивает он.
— Думаю, я только что нашла себе подругу, — улыбаюсь я.
Где бы Симон ни устроил с нами встречу, место это оказывается не близко. Миновав несколько улиц, мы останавливаемся у четырехэтажного здания, готового посоперничать своей древностью с дворцом. Его наружная часть говорит о долгих годах, проведенных в жестоком и жарком климате. В попытке скрыть жуткую ветхость балконы украшены багряными шелками и букетами оранжевых и красных цветов. Благодаря этому здание кажется внушительным и величавым, тогда как дворец выглядит совсем заброшенным.
Внутри оно еще более прекрасно, чем снаружи. Стены гладкие, углы отделаны панелями из кремового камня и золотой лепнины. Вытянувшийся перед нами коридор посверкивает радужными красками натертого пола, у десятков задрапированных альковов стоят растения с клонящимися вниз листьями.
Я пораженно моргаю, не веря своим глазам. Весь Саммер находится на грани разрухи, но только не эти хоромы? Почему? И что там внутри?
Ответ приходит, когда в одном из альковов отодвигается занавеска. Оттуда выскальзывает женщина и плавной походкой направляется к лестнице в другом конце коридора. От потрясения у меня чуть глаза из орбит не вылезают. Она полностью обнажена! Гарриган даже закашлялся от шока. Коналл бросается ко мне, но, осознав, что никакой угрозы нет, ограничивается тем, что поджимает губы и яростно смотрит по сторонам. Терон так сильно краснеет, что его кожа приобретает бордовый оттенок. Это так забавно, что я еле сдерживаю смех.
А вот Кэридвен никак не реагирует на случившееся. Она с каменным лицом доходит до середины коридора и коротко кивает спешащему поприветствовать нас мужчине. Мои спутники молча идут за ней, в разной степени шокированные и испытывающие неловкость.
Из альковов выходят еще несколько человек. За распахнувшимися занавесками обнаруживаются бесстыдно одетые женщины, похожие на тех, кого мы видели прошлым вечером в городе, и полуодетые мужчины. Большинство развалились в креслах или на кроватях, разбросав в стороны руки и ноги. Волосы у них взлохмачены, а одежда помята. Клиенты явственно разнятся по своему положению — тут и облаченные в шелка аристократы, и крестьяне в грязных лохмотьях.
Это бордель. Который, видимо, лишен предрассудков в отношении общественного положения посетителей. Какая терпимость! Судорожно вздохнув, я благодарю судьбу за то, что не взяла с собой Нессу. Даже представлять не хочу, что бы сделали Коналл с Гарриганом, если бы их невинная сестренка очутилась вдруг в таком месте.
От жары и духоты лоб покрывается испариной, по позвоночнику струится пот. Полуденное солнце нагревает здание, а внутри оно не проветривается. Бордель напоминает печь, и мне так и чудится, что спящие мужчины и женщины с шипением начнут покрываться коркой, как мясо при обжарке.
Кэридвен доводит нас до алькова, расположенного в задней части дворца. Легкие занавески раздвинуты и открывают взгляду раскинувшиеся на блестящих шелковых подушках тела.
Принцесса взмахом руки приглашает нас внутрь.
— Мы пришли, — отрывисто говорит она и, протиснувшись между нами, направляется в обратную сторону.
Мы ошеломленно таращимся друг на друга. Терон приподнимает бровь.
— У меня такое чувство, что нам здесь не рады, — шепчет он.
— Может, так и есть, принц Гармонии, — улыбаюсь я ему.
Он закатывает глаза и, блеснув улыбкой, поворачивается к алькову. На подушках, как я понимаю, спят пять человек. Все они — сплошное переплетение волос, рук и ног, мерцающего атласа и поблескивающих золотых украшений.
— Король Симон, — произносит Терон.
Ни малейшего движения. Принц сжимает зубы.
— Король Симон Пребен, — зовет он громче.
Из людской массы приподнимается голова. Несмотря на то, что король увяз в паутине подушек и чужих рук и ног, совершенно очевидно, что он молод. Не так юн, как мы с Тероном, но ему не больше двадцати пяти. Багряные спутанные пряди падают ему на глаза, один из которых приоткрывается одновременно с раздавшимся глухим стоном. Король одной рукой касается своего запястья и через мгновение, вздохнув с облегчением, с любопытством смотрит на нас. Неужели он только что снял похмелье при помощи накопителя?
Симон смотрит на Терона, выгибает бровь, а потом глядит на меня.
— Чтоб мне сгореть! Уже утро?
Его лицо светлеет, и он вскакивает на ноги, тревожа спящих с ним людей. Те недовольно кряхтят, но Симон, не обращая на это внимания, перешагивает через распластанные тела, чтобы выбраться к нам. Сдавленно вскрикнув, я опускаю голову, чтобы не видеть представшего передо мной саммерианского короля. Как и повстречавшаяся нам несколько минут назад женщина, он полностью обнажен.
Симон или не замечает моей реакции, или игнорирует ее.
— Королева Мира! Я с таким нетерпением ждал…
Терон кашляет, невежливо перебивая его, и король хрипло смеется.
— О! — восклицает он, словно и вправду забыл, что не одет. — Я дико извиняюсь… Одну секундочку.
Слышится шарканье, сонное ворчание все еще спящих в алькове придворных, затем Терон тихонько толкает меня локтем — видимо, Симон уже оделся. Я впервые в жизни увидела обнаженного мужчину, и им оказался бестактный саммерианский король. Прелестно. Отважившись взглянуть на него, я вижу, что Симон затянул на поясе ярко-красную атласную ткань. Хотя назвать это пристойным одеянием язык не поворачивается.
— Королева Мира! — снова восклицает Симон и подхватывает со столика кубок. — Я давно уже не имел удовольствия принимать в своем королевстве винтерианцев. — Он широким жестом обводит бордель рукой с кубком. — Вот почему я подумал, что нам лучше всего познакомиться здесь. Вряд ли Саммер когда-либо представал перед вами во всем своем великолепии. К счастью, это легко поправимо. Сегодня в вашем распоряжении будет вся прислуга мадам Тиа! Сегодня вы присоединитесь к самому настоящему саммерианскому празднованию в этом дворце! Мы будем есть, мы будем пить…
Переваривая поток его слов, я осознаю, что он намеревается задержать нас здесь на целый день. Симон сует мне кубок, обливая вином свою руку. Темные капли покрывают браслет на его запястье, источающий ровное алое свечение. Накопитель Саммера.
Мне хочется сказать ему, куда он может засунуть этот кубок, но сквозь пелену шока пробивается зачаток здравой мысли: он нам не угрожает. Наоборот, проявляет радушие. Просто это не то радушие, в котором я нуждаюсь.
Будь милой, Мира. Я выдавливаю слабую улыбку.
— Благодарю, но не рановато ли для вина?
Симон осушает содержимое кубка, бросает его прямо на кровать и подмигивает мне.
— Нет, если ты в себя веришь. — Он задумчиво переводит взгляд за наши спины и как-то весь никнет. — А моя сестра не с вами? Гори пламенем эта девчонка! Раньше с ней было так весело. Она хоть представилась? Моя сестрица — самая несаммерианская саммерианка из всех возможных. Но когда она позволяет себе расслабиться, тогда держи вино при себе! Эта девчонка пьет, как лошадь. Тогда она становится настоящей саммерианкой.
— Король Симон, — прерывает Терон поток его излияний.
У меня чуть не вырывается вздох облегчения. Я, конечно, пока плохо знаю Кэридвен, но уверена, ее не особенно радуют откровения брата, рассказывающего всем, что она пьет, как лошадь.
— Мы приехали к вам с предложением. Не могли бы мы его где-нибудь обсудить? Где-нибудь вдали от городской суматохи? — Терон замолкает, поморщившись. — Я слышал, саммерианские виноградники — бесподобное зрелище.
Я хмурюсь. Виноградники? Что бы ни связывало магический источник или орден Искупителей с этим королевством, оно должно иметь для Саммера большое значение или быть таким же древним, как дверь к источнику. Поэтому Терон и хочет посетить виноградники. Некоторым из них уже несколько веков. Вырезанные на двери виноградные лозы в огне уже не кажутся мне бессмысленной картинкой.
Я опускаю взгляд в пол, вспоминая, с какой гордостью на лице Симон заявил: «Вряд ли Саммер когда-либо представал перед вами во всем своем великолепии». Не только виноградники ценны Саммеру. И может, вырезанное на двери изображение не стоит толковать слишком буквально…
Симон, пошатываясь, выходит из алькова и забрасывает руку на плечи Терона.
— Это действительно бесподобное зрелище! Мы поедем туда завтра, а сегодня… — Его налитые кровью глаза впиваются в меня, и он присвистывает. — Мне бы очень хотелось познакомиться поближе с новой винтерианской королевой. Разумеется, принимать принца Корделла — честь для меня, но, сам понимаешь, монархи Сезонов должны держаться вместе. Из чувства солидарности.
Его пахнущее вином дыхание вызывает у меня рвотные позывы. Мы гости в его королевстве, построенном на рабстве, и должны вести себя тихо и мирно. Он не сделал ничего плохого. Но вести себя тихо и мирно — значит одобрять отношение этого королевства к людям.
Словно в ответ на мои мысли одна из девушек в алькове садится. Благо она одета. Ее спутанные со сна волосы торчат в разные стороны — черные завитки вокруг темно-желтой кожи. Она не саммерианка. Она якимианка.
Ее глаза густо подведены золотистой краской, размазавшейся по щекам и лбу. Она приглаживает волосы и, почувствовав мой взгляд, приподнимает голову. Я стискиваю зубы. За размазавшейся золотой краской едва заметна маленькая метка на ее щеке. Под левым глазом выжжено клеймо в виде буквы «С». Обожженная кожа зажила и загрубела: девушка живет с этой меткой уже давно. И теперь уже никогда от нее не избавится.
Я обвожу взглядом коридор. Слуги прибираются и приводят в порядок альковы. В некоторых из них еще только просыпаются полураздетые люди. Большинство из них саммерианцы: россыпь огненных кудряшек, смуглая кожа, блестящие карие глаза. Я вижу лишь несколько человек из других королевств. И у всех на лице есть метка.
Саммер клеймит своих рабов. Слуги, провожавшие нас вчера вечером в наши комнаты, тоже были с клеймом? В темноте трудно было что-либо разглядеть, и, если честно, меня тогда волновали мысли о том, как уберечь привезенные с собой драгоценные камни. Меня занимали вещи, стоящие королевского внимания, а не те, которые привлекли бы внимание солдата. Меня пронзает чувство вины. Я должна радоваться, что вела себя как королева, но ощущаю лишь отвращение.
Однако рабы-якимианцы в борделе ничем не отличаются от рабов-саммерианцев: ни те ни другие не выказывают ни малейшего неповиновения или хотя бы недовольства своей жизнью. Король Саммера мог воздействовать на саммерианцев накопителем, чтобы они беспрекословно приняли свое положение, но никакое количество магии не помогло бы ему повлиять на людей из других королевств.
Эти якимианцы ведут такую жизнь столько лет, что разучились давать отпор? Где те, кто не принял подобную судьбу? Их, наверное, держат подальше от гостей, чтобы они не портили иллюзию вечного наслаждения. Чтобы любой посетитель из других земель видел мнимое совершенство. Точно так же поступал Спринг с рабочими лагерями Винтера, держа их в глубине страны, чтобы они не мозолили глаза остальному миру.
Все. Довольно. Больше я не выдержу. Я отворачиваюсь от Симона, все еще обнимающего Терона за плечи, и несусь к двери в конце длинного коридора. Моя охрана не отстает ни на шаг и, скорее всего, вздыхает с облегчением, радуясь нашему уходу.
Дверь подпирает Кэридвен, прищурив глаза и скрестив руки. Сколько она тут стоит, наблюдая за разворачивающимся спектаклем? Позади нее появляется раб-саммерианец и шепчет ей что-то на ухо. Когда я подхожу к ней, она отходит от двери.
— Прости ее, брат, — кричит она в глубь коридора. — Вчера вечером она жаловалась на жару… Ты же знаешь, наш климат тяжеловат для винтерианцев.
Я не оглядываюсь и, по правде говоря, давно бы выскочила из борделя, если бы Кэридвен не схватила меня за руку и не удержала.
— Кэри! — взбудораженно восклицает за моей спиной Симон.
Раздается шуршание, за ним — глухой стук: король врезался в стену в конце коридора и упал.
— Я думал, ты еще не вернулась. Ты тоже должна прийти на сегодняшнее празднование! Я соскучился, сестренка.
Он все еще пьян? По выражению лица принцессы трудно сказать, искренен Симон в своих словах или нет. Она ничего не отвечает, пока он поднимается.
— Да, глотни воздуха, королева Винтера!
Мне хочется рычать от злости, и Кэридвен наклоняет ко мне голову.
— Не глупи, — шипит она.
Я вырываю руку из ее хватки.
— Ты понятия не имеешь…
— Я не имею? — Она поджимает губы и понижает голос до шепота. — Да, ты права. Это же не я жила здесь девятнадцать лет. Я понятия не имею, что творится в моем королевстве. К примеру, я не знаю о том, что если ты выкажешь неприязнь к моему брату, то он отомстит. Если не хочешь, чтобы он стал привозить рабов из Винтера, — не показывай своего отвращения!
— Что? — выдыхаю я. — Он не посмеет.
Кэридвен фыркает.
— А что его остановит? Несколько лет назад король Каспар отреагировал на моего брата точно так же, как ты. Выскочил отсюда как ошпаренный, всем своим видом демонстрируя, как противен ему Симон. Несколько недель спустя я нашла группу отемнианцев, насильно засунутых в рабский дом на юге Джулая. Так что повторяю: не глупи!
— Каспар узнал об этом? — заплетающимся языком спрашиваю я.
Не знаю, может ли нас слышать Симон. Оглянувшись украдкой, я вижу, что он беседует с Тероном. Оторвав на секунду взгляд от короля, Терон приподнимает в улыбке уголки губ. Он отвлекает Симона. В груди растекается прохлада. Благодарность чуть-чуть смягчает боль, которую я по-прежнему испытываю в душе от его предательства…
— Их вскоре нашли, — говорит принцесса, не признавая, но и не отрицая того, что освободила их именно она. — Но те, кого клеймит Саммер, больше не могут жить прежней жизнью. Не рискуй своими людьми. Терпи моего брата… мирись с его поведением.
Я медлю у выхода, с трудом шевеля мозгами, затуманенными жарой и ненавистью к Симону. Всем сердцем желаю сломя голову бежать из борделя сразу в Винтер. Но Кэридвен права. Придется мириться с выходками Симона… пока. Разве не мне пришла в голову мысль, что в этом самом здании может находиться ключ? Я не могу уйти. Во всяком случае сейчас.
Меня мутит, и я с усилием сосредотачиваю взгляд на ярком свете, льющемся из открытой двери.
— Когда я вернусь, король Симон, — громко произношу я, — то хотела бы осмотреть этот… — не могу произнести слово, — дом.
Прочешу его в поисках ключа или намека на орден Искупителей, а потом сбегу.
— Прекрасно, — радостно кричит за моей спиной Симон. — Конечно!
Я выдыхаю. Губы Кэридвен изгибаются в подобии одобрительной улыбки.
— Почему ты помогаешь мне? — понизив голос, спрашиваю я.
Она переводит взгляд на говорившего с ней раба, ожидающего ее снаружи. Кивнув, он выходит со двора на улицу.
— Как сказал мой брат, королева Мира, — говорит она, делая шаг к двери, — из чувства солидарности.