Лёд моих диких снов

Глава 2

В другой раз мажора из Бугатти я встретил в центре города, всего в нескольких кварталах от дома матери.

Сынок прокурора, светясь неозабоченной веселой жизнью, сидел на уличной террасе небольшого кафе в обнимку с девушкой. Лёгкий шейный платок и невесомые кудряшки развивались под потоками пронизывающего ноябрьского ветра. Мажор смотрел на нее с нескрываемым удовольствием и легонько стирал что-то с уголков ее губ. Девушка улыбалась. И в улыбке этой сквозило незнание будущего. Того будущего, которое уготовано её мажористому принцу с Бугатти.

Я тоже не знал, для чего он понадобился Рустему. Но глядя на эту идиллическую картину, которая вскоре лопнет, как мыльный пузырь, я вдруг почувствовал себя каким-то потасканным и мерзким.

Девушка скользнула по мне взглядом и я понял, что мыльный пузырь лопнул значительно раньше, чем я предполагал. Не было в ее глазах счастья. Они оставались серьезными и внимательными. Слишком резкий контраст среди мирных гражданских глаз.

Ад – это состояние души. Прав был Старшина. И у каждого свой ад.

Подмигнув пассии прокурорского отпрыска, я двинулся дальше.

– Эй, ты! Ты следишь за мной? - в голосе сквозило напряжение и предчувствие угрозы.

– Не я, так другие, - ответил я не оборачиваясь.

Идти туда, куда повели меня ноги, я не собирался, но что-то неумолимо тянуло в этот двор, вобравший в себя все отголоски моей юности. Спорт площадка, на которой я до изнеможения истязал свои мышцы, чтобы не упасть в грязь лицом на очередном соревновании. Беседка, в которой каждый вечер собиралась шумная компания друзей, в которой я сидел с Верой до поздней ночи. Не было теперь ни друзей, ни Веры. Только какая-то вымотанная женщина с орущим на руках ребенком. Мать в ней я признал не сразу.

– Нянькой подрабатываешь?

Она встрепенулась. Уставилась на меня как на привидение. Сильнее прижала ребенка к себе, словно защищая.

– Долгожданный наследник? – Я усмехнулся, бросив взгляд в сторону синей коляски. - Где родители?

– За городом, - нехотя поделилась новоиспечённая бабушка. - Как отслужил?

– Нормально.

– Слышала, пьешь.

– С кем не бывает?

– Помоги с коляской. Нам домой пора.

Мать упорно не смотрела мне в глаза, делая из меня пустое место. Ребенок заходился у нее на руках всю дорогу до квартиры. Дома начал орать ещё сильнее. Мать морщилась, шептала что-то невразумительно-ласковое, попутно скидывая обувь. Отнесла ребенка в люльку, бросилась в ванную, оттуда на кухню. Мелкий заливался во всю мощь лёгких. Мать гремела посудой.

Скинув кроссовки, прошёл в ванную. Вымыл руки и направился к ребенку. Несколько секунд тупо смотрел на орущий комок, ставший жирной красной чертой, переразавшей мою жизнь пополам. С Верой и без Веры.

Сделав над собой усилие, все же взял его на руки.

– Ну и чего голосишь, мужик? Не враг я тебе. Не трону я твоих родителей.

Ребенок несколько раз всхлипнул и затих. Нелепо взмахнул пухлой ручкой и неожиданно улыбнулся.

– Ты зачем его взял?

Мать явилась на неожиданную тишину и замерла в проёме с бутылочкой в руках.

– Он улыбается.

– Дети в таком возрасте не улыбаются. Отдай мне его немедленно.

Не дождавшись от меня никакой реакции, подошла и выхватила ребенка из моих рук. Он попытался заорать, но она ловко заткнула его рот мутной белой смесью, плескавшейся в бутылочке. Мелкий выплюнул ее после пары глотков и вновь заголосил.

– Напугал ребенка, - укоризненно припечатала она. – Ну, давай, малыш... За папу, за маму...

– Не получится из тебя бабушки.

Она бросила на меня испепеляющий взгляд. Хотела что-то сказать, но в дверь постучали.

– Кого там ещё принесло?

Щёлкнув замком, мать поудобнее перехватила внука и открыла названному гостю. На пороге показалась взбитенькая тетя Лиза.

– Лизка. Ты чего без звонка.

– Так ты ж сама просила зайти.

– Да? Прости, Лизка. Совсем вымоталась.

– А родители где?

– Отдыхать уехали. Всучили и уехали.

– Ай, сладенький. Чего ж ты так кричишь? Бабушку совсем вымучил, - защебетала материна подружка, справляясь с отдышкой. – Иди-ка ко мне...

Мать без колебания отдала ребенка и бутылку и удалилась на кухню. Снова загремела посуда.

– Димка! Ты что ли? – Тётка удивилась, остановившись в пороге зала.

– Я, я. Проходите, тёть Лиз. Не кусаюсь.

– Ух, какой крепенький стал. Ни за что не узнала бы, – поделилась она, плюхаясь на диван. – Ну что там? Все спокойно в стране?

– Спокойно пока, - отозвался я, глядя как она пытается всунуть ребенку злосчастную смесь.

– Лиз, посмотри за ним. Я хоть сполоснусь пойду.

– Да иди, Алиночка. Конечно иди, - пробормотала тетя Лиза, с новым рвением впихивая соску в рот мелкого. – Новости посмотришь и жить страшно. Чего ж там только не творится! И взрывы... Ну, маленький, кушай давай...

– Дайте я попробую.

Лялька вновь перекочевала ко мне.

– Давай, мужик, ешь.

– Дениска, - подсказала тетя Лиза.

– Дэнка, значит? Ну, давай, Дэнка, бери. – Мелкий жадно вцепился деснами в соску.

– Сиотри-ка, ест! Я что говорю? И взрывы, и бомбёжка. Ужас-то какой. Говорят, что простых ребят отправляют туда. Зелёных совсем.

Дэнка высосал полбутылки и глаза его стали слипаться. Через несколько секунд соска выпала изо рта и он уснул спокойным сном.

– В люльку положи, – между делом посоветовала тетя Лиза и продолжила: – Это что же, можно разве так? Просто брать и отправлять на войну? Чай не вторая мировая, прости Господи...

– Нельзя, тетя Лиза. Просто брать и отправлять нельзя.

– Вот и я говорю...

Поднявшись, аккуратно переложил племянника в люльку, всучил тете Лизе бутылочку и пошёл в коридор.

– Ладно, тёть Лиза. Дальше без меня справитесь.

– А ты куда? Даже чаю не попьешь?

– Дела.

– Деловой ты наш. Ну давай, удачи тебе.

Удачи. В чем? В состязании с жизнью? Тряхнув головой, выбежал во двор и лёгким бегом направился домой.

Первым делом вытащил на помойку все бутылки. Чуть помедлив, собрал в мешки все Верины шмотки и отправил вслед за бутылками.

Вытащил из шкафа старые трико и принялся за тренировку. Нагрузки с этого дня стали жёстче, удары сильнее и ловчее.

Бой, первый бой за полтора года передышки вышел чисто механическим. Истосковавшаяся верная публика с трепетным интересом следила за мной, а я не следил за противником. Его вес, ловкость, боевая квалификация, техника ведения боя – всё это было безразлично. Только взгляд, смеющийся и наглый, давил на нервы.

В голове вместо просчета шагов настойчиво вертелся голос почившего Старшины: "Мирных не трогать! Мирных не трогать!"

Удары, выпады рук, блоки – всё проходило мимо сознания. Срабатывали внутренние механизмы, вбитые в мозг кулаками инструкторов по рукопашке, там, у командира под боком.

Первый раунд закончился победой. Хлипкие хлопки слабо прозвучали в гробовой тишине зала.

В подсобке Рустем рвал и метал, но изо всех сил старался казаться спокойным.

– Архип, твою мать... – Выдохнул он с присвистом. – Что за концерт? Ты хоть понимаешь, что делаешь?

Сколько раз за последнее время я слышал этот вопрос? Вероятно, действительно разучился понимать. Разучился думать по-простому. Подстраиваться под разум примитивных животных.

– Это не армия, Архип. Здесь другой уклад жизни. Выйди уже из оцепенения.

– Чего ты хочешь от меня?

– Публика, Архип. Публика хочет зрелищ.

– Зрелищ?

– Да, Архип. Зрелищ. Нахрен мне терминатор с тупыми механическими действиями? Я на ставках заработаю больше, чем на тебе.

Зрелищ... Всем хочется зрелищ. Примитивный тупой инстинкт жадных до развлечений полулюдей. Кровавое побоище – лучшее из зрелищ, придуманных такими же полулюдьми. Интересно, тому, кто устроил войну, тоже зрелищ хотелось?

– Что? Что ты на меня так смотришь?

– Скажи, Рустик, ты мне прочно белый военник обеспечил?

– Железно, Архип. Иначе нахрен мне с тобой возиться?

Взгляд задержался на нем дольше обычного, отчего Алиеву сделалось нехорошо. Глаза слегка засуетились, кадык дернулся. Всё остальное выдавало в нём абсолютное спокойствие.

“ Ослабел, – отметил я про себя. – Всё бодришься, веришь в своё всемогущество. Стареешь, голодный шакал. Собачонки твои, верные псы, однажды прочувствуют твою слабину и перегрызут глотку..."

– Хорошо, – ответил я после заминки, не сводя с него прямого взгляда. – Будут тебе зрелища.

Рустем незаметно выдохнул, скосил взгляд на часы. Бесполезная золотая побрякушка блеснула на пухлом запястье, отбросив блик мне в глаза.

– Следующий – сынок прокурора. Поиграй для начала. Не устраивай резню. Он мне живым и здоровым нужен. Но без мысли о ринге. И физиономию сильно не порть. Жаль будет такой лакомый кусочек потерять. Понял?

– Понял, Рустем.

Понял, что ловить мне здесь нечего. Здесь не убивают своих, нужных. Разыгрывают спектакли, выстраивают интриги, планы, жизни ломают. Но не убивают. Просто так, во всяком случае. Пока ты нужен, ты будешь жить. Не важно как, но будешь.

Сынок прокурора. Игорь Матвеев. Я не знал о нем абсолютно ничего. В памяти сохранился только взгляд, брошенный им при нашей первой встрече. Страха в нем тогда практически не было, было презрение. Действительно ли он так плох, как предположил Рустем?

В центр ринга мы шагнули одновременно. Он встал в стойку. Не совсем верную, рука была на несколько сантиметров ниже положенного и открывала его челюсть для удара. Ноги остались прямыми, хотя должны быть слегка согнуты в коленях. Эти мелкие огрехи могли стоить ему многого, но все они перестали быть для меня значимыми, стоило лишь посмотреть ему в глаза. В них планомерно разливалась ярость и решимость, лишь где-то в глубине плескалась толика страха.

Голос рефери чётко отгремел в стороне. Я сделал шаг назад, позволяя ему напасть первым.

Уже с первого своего выпада он мог завалиться мертвым грузом под мои ноги. Но, помня просьбу Рустема, пришлось усмирить искушение и дать Матвееву возможность проявить себя снова.

Этот цирк продолжался вплоть до того момента, пока он не открыл рот.

– Ослабел что ли, сучонок? Или переживаешь, что меня вынесут так же, как и Малого? Бойся, шакал, за шкуру...

Его челюсть хрустнула, оставив фразу без продолжения. Матвеев рухнул, а мой мозг заволокло пеленой слепой ярости. Её не стряхнуло с меня ни кровью оппонента, ни брызгами воды в лицо, ни холодом подсобки. Она накатывала горячими толчками и лишала рассудка.

Хлопок иглы в сонную артерию застал меня врасплох. Костоправ стоял напротив и внимательно смотрел на меня своими суженными зрачками. Спустя пару секунд красные вспышки перед глазами рассеялись. Я медленно осел на пол и поплыл.

Отголосками разума понимал, что это бред, но выдернуть себя из него не хватало сил. Я стоял посреди занесенной снегом дороги и смотрел на постовую будку у КПП. Там, на ступенях, сидели Серёга и Антон. Смотрели на меня с улыбками, словно были рады нежданной встрече. Тяжёлая рука, опустившаяся на плечо, не дала сделать шагу в их сторону.

– Стой на месте, Архип, – донёсся до меня хриплый голос Сёмыча. – Это не твоё время.

– Пусти.

– Рано тебе, – отозвался он и со всей силы толкнул меня вперёд. Я упал на землю, оцарапав щеку о мерзлый снег. Раздался выстрел, затем второй. Приподняв голову, увидел лежащих на ступенях парней.

Я знал, что снайпер скрылся за елями. Знал, что СВД его заклинит в самый последний момент. Знал, что это бессмысленно, но всё равно бросился следом. Лапистые ели, сугробы, спина в белой камуфляжке. Нож и податливое, словно масло, тело. Кровь. Много крови.

Всё повторилось вновь. Танки на поле. Молчащая рация. Разгромленный барак и все наши в нём. Тело Сёмыча с открытыми глазами. Только в этот раз они смотрели не в небо. Они смотрели на меня.

Я очнулся от собственного крика и уставился в потолок своей спальни. Тело пробивала дрожь. Виски давило. Во рту пересохло. Я лежал, слушая стук своего сердца и не мог пошевелиться. Руки и ноги словно сковало льдом. Льдом дикого и безрассудного сна, в котором навсегда поселился мой персональный ад.