Отдалив себя от праведных, заслуживших Рая душ, Элохим приблизил к себе тех, кто в него не верил. Тех, кто против него восстал. И не было иронии злее.
Те, кто мечтал встретить после смерти бога, остались без него, как и без шансов его увидеть. А к жаждавшим его свержения грешникам он повернулся лицом.
И тем беду на себя навлек.
Иммануил продолжал навещать землю. Не одними поисками пристанища он был занят; его влекло само мироздание. Всем тем, что казалось ему диковинным, — рассветами и закатами, ночью и звездами, дождями и зноем, — обладал не только живой мир, но и когда-то мертвый. Все это он однажды туда вернет, и ему было интересно, что именно их ждет.
Иммануил не мнил себя настоящим человеком, но окунувшись в жизнь людей, он чувствовал себя на них похожим. Приближенным к их живому миру, загробный брат которого с подачи сына оживет.
Но Иммануил не перестанет оттого быть мертвым. Мир людей все равно был от него далек. Он не ластился, а по-отечески ласкал; не наполнял тело силой, пусть и жизнью, и материей не скапливался в руках.
Прости, сынок. Ты больше мертв. А мне от смерти худо.
В этом мире божий сын был пуст и не владел потусторонними дарами. Когда он попытался излечить занемогшего прохожего, его сочли безумцем, и не принес никакой он пользы.
Среди людей он был чужой; они нутром его не принимали, будто чуяли в нем мертвеца. А сами тонули в смерти, совсем того не замечая. Даже на небесах Иммануил не встречал столько страданий и ужасов, как на земле. Здесь бесчинствовали люди, и прав был отец, карая половину грешников, — хоть и вторую мучил зря.
Планета задыхалась, и лишь там, где не было людей, она дышала. Ей нечем было делиться с Иммануилом — она сама нуждалась в силах.
Небеса страдали из-за бога, терзавшего их обитателей, но земля не меньше выносила тягот. Не столько люди ее отравляли, сколько порождаемая ими смерть, жизни из которой не возникало, и наводнявшие ее души усопших, томившиеся в ожидании покоя.
Смерть, наносившая раны земле, мучила Иммануила, когда он спускался с небес — мучило то, что его суть воплощало. И тогда, сжалившись над обессиленным сыном, загробный мир и в живом проникнул в него.
Для того и созданы были бреши, чтобы соблюдать равновесие. Чтобы забирать у одного мира то, что принадлежит второму. Но сейчас это делать сложно.
Истощенный и изнеможенный, загробный мир не даровал ему полных сил в живом доме, но передал власть над смертью, царящей там, освободившись от этого бремени, возложенного вселенной-матерью. Позволил менять местами духов: одних возвращать в только оставленное тело, а других — отправлять на небеса взамен.
Это все, чем я могу здесь помочь, но не злоупотребляй этой силой. Власть мало кого довела до добра — взгляни на отца.
И Иммануил послушал истинного отца и бога, на самом деле сотворившего его. Обретя хоть какую-то силу, он обрел и уверенность, пусть и воспользоваться этой силой толком не мог.
Отец ничего не знал о его похождениях. Если бы узнал — не доверял бы сыну с каждым днем все больше, не перекладывал бы на него столько дел и не давал бы изучать важные отчеты.
И не поручил бы составлять Устав.
— Пока правила прописаны в некоторых бумагах, но в основном их передают на словах. Нам нужен единый свод законов. И поручить его создание я могу лишь тебе. Но не торопись, все тщательно обдумай. Это будет документ на века.
Иммануил смиренно поклонился, беря эту ответственность на себя.
Благодарю, всевышний, за доверие. Я не подведу тебя.
Довольный смиренностью Иммануила, Элохим его не контролировал, за что в итоге поплатился.
Иммануил, получив задание, взглянул на мир живых иначе. В нем обитали не просто «люди», а почти все слуги бога, которым предназначался Устав, — от проводников до дворцовой стражи. Иммануил опасался быть кем-то узнанным, но никого знакомого не встречал — они были раскиданы по разным странам и городам.
Можно ли кому-то из людей доверять? А если тот, у кого он будет искать поддержки, и впрямь окажется верным божьим слугой и выдаст Иммануила ему?
Поисками союзников он займется позже, а сначала предстояло написать Устав. Основная его часть — порядки, запреты, законы, и даже сверх того — должности и различия в форме, — далась ему без труда, и можно было на этом закончить.
Но не хватало чего-то еще.
Он, следуя божьей воле, тщательно обдумывал все. Какое бы заложить в закон послание, чтобы хоть кого-то пронять и навести на размышления?
Как устроен мир людей? Как он появился? Во что веровали люди, кроме фальшивого бога? И как пробудить дух в тех, кто угас под этой веры боком?
Лед неба. Весенний цвет, похожий на снег. Истинная личина монстра, назвавшего себя богом. Все воплотилось в зашифрованном слове.
Вскоре Устав был готов, и отец посмеялся над последним разделом.
— Да будет так, сынок. Не место на небе скучным земным законам.
Его смех был все таким же холодным, а в голове Иммануила уже зрел план.
Покидать небеса было несложно, но возвращаться на них — тяжело. Ступая обратно в проход меж мирами, он не знал, на кого или на что наткнется. Встретит его привычная тишина леса или же патруль сюда забредет?
Иногда он чудом избегал обнаружения — мир едва успевал прятать его в ветвях. Но если Иммануил собирался отсиживаться на земле и потом возвращаться, нельзя было так рисковать — отец мог догадаться, куда сын пропал, и выставить часовых у бреши, или направить к ней регулярный патруль. А то и вовсе начать в живом мире поиски.
Зато проход в депо никогда не оберегали: проводники не должны были пересекаться ни со стражей, ни с кем-то еще, чтобы не подцепить лишних знаний.
Чтобы вернуться на небеса незамеченным и вновь достигнуть Рая, Иммануил должен привлечь на свою сторону проводника.